Джемилля. Часть 11.

-Каких мальчишек?
-Да сыновей твоих, ты вообще что-ли уже?
-Не ври, у моих сапог следы не такие.
Ох, мой дневничок, как мне хотелось залепить Артему по лицу этими сапогами, чтоб он уже запомнил, какие следы у его сапог. С какого-то момента я стала Артема бояться, прямо какой-то животный страх, хотя сроду никого не боялась. Но в это время проснулись мальчишки, и тема про сапоги закрылась. А днем мы в огороде с бабушкой с соседней половины встретились, она спросила.
-У тебя чего Артем с утра пораньше по ограде с линейкой ходил, чего-то на земле замерял?
-Следы мерил.
-Какие следы?
-Любовника, сорок третьего размера.
-Ой, Джимилля, долгой же тебе жизнь покажется.
-Да ладно, первый раз что-ли.
А как-то однажды Артем пришел с ночи и с порога полетел вопрос, в который, наверно он всю свою злость вложил.
-Ну и кто у нас был?
-Никто.
-Значит, ты ходила?
-Да с чего ты взял?
-Я вчера уходил, волос намотал на калитку, а сегодня утром его не нашел, значит, кто-то входил или выходил.
-Побойся Бога, ты уходишь в семь вечера, лето на дворе, дети до девяти вечера носятся за воротами, я что, их должна за ноги привязывать, потому что папа идиот?
И тут что началось. Артем меня ударил, да так сильно, что я упала. И он начал меня пинать ногами куда попало, сопровождая все отборной бранью. А, выпивши, был всего ничего. И когда удар пришелся по почкам, я описалась. О, Господи, как было стыдно, но больше страшно. Мне казалось, он меня забьет до смерти, а главное, я даже не понимала за что. Артем остановился, когда увидел кровь, это когда пинок пришелся по носу. Миленький дневничок, а что творилось с мальчишками. Мои детки забились в комнате в угол и орали, плакали в голос. Им-то это за что. Не стоит рассказывать, какое страшное у меня потом было лицо. Потом я успокоила своих мальчишек, накормила всю семью и детки убежали играть за ворота. Я помылась, на сколько это возможно, в тазике, переоделась. А Артему захотелось любви и секса. Вот и представь, мой дневничок, с каким настроением я это терпела, именно, что терпела. И мужа еще обидело, что я не принимаю в этом активного участия. И какое тут участие, когда от побоев головой не шевельнуть, все тело болью отдается. А в груди слезы стоят таким комом, словно в грудь кол забили осиновый.
-Конечно, ты же натрахалась ночью, теперь не хочешь.
О, Аллах, неужели все начинается снова. Я промолчала, Артем соскочил с пастели и убежал в огород. Видимо, понял по моему взгляду, что в тот момент мне было уже все равно, и смерть была бы избавлением. Мой дневничок, Артемка изменился, очень изменился, когда мы заехали в этот домик. Я делаю изо дня в день свою ежедневную работу по дому, стираю, варю, кормлю, убираю, и боюсь наступления ночи. Боюсь не угодить мужу, боюсь вызвать гнев и очередной скандал с побоями. Но что-то копится внутри, собирается в огромный комок, сродни истерике. И я знаю, когда он соберется, когда сольются все его частички, как сливаются воедино капельки ртути. Когда капнет последняя капля, переполнившая чашу терпения и страданий, он, этот ком, сметет все на своем пути. Прорвет, как огромный фурункул, и я не знаю, что тогда будет, мой дневничок, но я уже сейчас знаю, что так жить всю жизнь я не хочу.