Двое

–Это плохая затея! – Стефан оглядывается по сторонам, точно каждую минуту ждёт нападения. Я уже всерьёз жалею, что посвятила его в свои планы и именно его выбрала напарником. Надо было выбирать Мэтта – он глуповат, но жадность покрывает глупость, да и страх убавляет. Он бы справился лучше.
–Не паникуй, – я держу себя в руках. Одной мне точно не справится. Увы, я физически не потяну упаковку трупа и рытьё могилы.
            Если бы потянула, то не было бы здесь Стефана, а я бы одна сама бы уже всё закончила.
–Просто давай позвоним в полицию? – даже в приглушённом свете фонаря я вижу, как Стефана трясёт. Ну что за тряпка-то?!
–И что мы им скажем? – интересуюсь почти ласково, хотя саму меня уже трясёт не меньше, чем Стефана. Но его тряска от страха, а моя от бешенства – малахольный уродец!
            Стефан мнётся. А что он скажет мне? А полиции? Ага, уже вижу этот прекрасный звонок: «здравствуйте, уважаемая полиция, с вами говорит Стефан Тесарж. Только что я, и моя подельница Инше Грубицка убили нашего босса. Причем не просто убили, но ещё и пытаемся закопать его тело, правда, у меня тут совесть взыграла, так вот – когда вы нас заберете?»
            Неуместно, но я смеюсь. Стефан смотрит на меня с ужасом, наверное, думает, что я спятила. А я бы и рада, но у меня устойчивый разум.
–Ни в какую полицию мы звонить не будем. Во-первых, нас посадят. Во-вторых, тебя посадят на больший срок, чем меня.
            Он даже осекается. В его глупой головенке не укладывается:
–Почему я больше-то? Твоя же идея!
–А сделал всё кто? – я развожу руками, – ты!
–Но идея-то твоя.
–А я скажу что нет. И вообще, скажу, что ты меня заставил, угрожал и прочее, – это перебор, я знаю. Но он меня своей слезливостью и заячьей трусостью уже доводит.
            А сделал всё действительно он – Стефан Тесарж. Это он подмешал нашему боссу нужные капли в виски, это он вывез его на машине в лес, чтобы не нашли, это он пустил ему пулю в лоб, и всё это время был почти спокоен. А сейчас, как пришла пора хоронить нашего мистера Чапека, так всё – лапки дрожат, голос срывается, и приходят в головушку буйные идеи о звонке в полицию.
            А то, что план придуман мной – так кто поверит? А я постаралась придумать. Можно было бы бросить мистера Чапека мёртвым ещё на стадии капель, пусть его обнаружит жена или горничная, но это вызовет ненужный шум. Смерть в нашем не самом благом деле – это явление редкое, шумное. А вот побег…
            Он должен пропасть. А с ним должны пропасть и часть его денег. Не все – мы не жадные, мы просто берём то, что мистер Чапек и без того нам задолжал за годы верной работы с ним. Он был жадной сволочью, а Стефан теперь оказался сволочью трусливой, и видимо из них троих только я пока не обрела дополнения к своим поступкам.
–Копай яму, придурок! – я встряхиваю Стефана, он шарахается от меня, но вроде бы приходит в себя. Он боится тюрьмы. Ему уже довелось в ней побывать по юности и глупости лет. Юность прошла, а глупость и страх перед тюрьмою нет. там он и начал работать на людей Чапека, там его они, дай только срок, прирежут…
            В самом лучшем случае.
            Он это знает, даже его куриных мозгов хватает, чтобы это понять. А потому помедлив, он берётся за лопату, а я беру в руки фонарь.
            Где лучше всего спрятать дерево? Известно – в лесу. А где лучше всего спрятать труп? На кладбище? Нет, друзья, берите выше – не просто на кладбище, а на кладбище заброшенном. Тут мало охраны, а если она и есть, то либо пьяна вхлам, либо безразлична ко всему, кроме денег – в самом деле, кому захочется выяснять о ночных гостях и упустить прибыль?
            Но нам повезло. Мы подъехали не к центральному входу, а к тому, что вёл под скос. Тут и в прежние дни – я помню – людей не встретишь даже днём, слишком старая часть кладбища, власти даже её пытались перенести или разровнять ли – не помню. Слова остались словами, проекты легли на бумагу и не пошли дальше, а людей здесь было всё меньше и меньше.
            Поэтому я привела Стефана и нашего мертвеца сюда.
            Ночь была тёмной – на наше счастье даже безлунной. Назавтра обещали дожди, и небо было тяжёлым и скрыло лишний свет. Надо было спешить, а Стефан разводил лишнюю влагу своими соплями!
            Благо, земля мягкая, податливая. Кладбище старое, сюда много ушло мёртвой плоти. Жирная земля. Ещё и дожди затянули, так что ничего – копать можно.
            Наверное. Мне-то что? моё дело маленькое – не дать этой истеричке расклеиться.
–А если нас найдут? – Стефан копает, его ведёт страх. Но вопросы он всё равно успевает задавать. Фырчит, отмахивается от брызжущей комьями земли, отплевывается от пота, и всё равно же спрашивает!
–А если завтра солнце не встанет? – я огрызаюсь. Мне холодно, я замерзаю. Я не работаю физически, да и боюсь меньше – как я и сказала, у меня есть план отступления: я не я, меня заставил Стефан Тесарж, а я вообще жертва!
            От срока это меня, конечно, полностью не избавит, учитывая мои предыдущие деяния, но наказание смягчит – это точно.
–Нет, как думаешь…– Стефан жалкий и слабый в черноте ямы. – А?
–Не найдут, – покровительственно обещаю я. – Такие подлецы как наш имеют поганое свойство растворяться и находиться то в земле, то в воде. Или вовсе не находиться. У них много врагов. Неужели ты думаешь, что полиция очень расстроиться, узнав, что мистер Чапек пропал?
            Стефан хмурится.
–Кончай отдыхать! – велю я и уже спокойно продолжаю успокаивать: – такие как он никому не нужны. Ты же сам знаешь, что он творил. Считай себя тем, кто совершил благо. Он не считался с нами, почему же мы должны считаться теперь с ним и с его памятью? Пусть он исчезнет, пропадёт безо всякого следа, а мы…что ж, мы просто возьмём своё. Мы не возьмём больше, мы не возьмём того, что не наше – мы не воры.
            «Мы не воры!» – я это повторяла часто. Стефан попался на воровстве однажды, и мне нужно было разубедить его в том, что наше преступление имеет хоть что-то общее с воровством. Главное – это то, что мы восстановим справедливость. А то, что у его и моей справедливости разная цена – так извините, и работали мы по-разному, и делали мы совершенно разное.
            Правда обидели нас одинаково. Чапек всегда был жаден до наград. Что ж, это дурное качество, а дурные качества надо искоренять.
            Нужно нести возмездие!
–Сколько ещё? – Стефан чуть не хнычет. Прежде, когда мы пересекались в коридорах, защищённые стенами, мне казалось, что он крепче духом. Оказалось, что и я могу ещё ошибаться. Оказалось, что уверенность ему дают только стены, а вот когда этих стен нет, когда стоит безмолвие ночи, и нет ничего, что может тебя защитить от могильного холода и её же сырости, когда тебя бросает в жар от страха…
            Тряпка ты, Стефан!
            Таких ещё поискать, честное слово.
–Ну…– я оцениваю глубину могилы, выхватываю фонариком бледное лицо Стефана, прощупываю фонарным лучом глубину. – Ещё полметра, не больше, нет.
–Я устал, – признаётся Стефан.
            Опять двадцать пять! А я что – не устала? Я вторую ночь без сна! И я тоже на нервах. Ещё и мёрзну.
–Ещё немного, – я беру ласковый тон. – Ещё немного, ещё чуть-чуть, мы же не хотим, чтобы тут его разрыли случайно, или учуяли?
–Кто? – Стефан смотрит на меня в ужасе.
            Вздыхаю. Я что, одна новости смотрю?
–Волки, Стефан, волки. У нас их много в этом году. Кто их знает? Заявятся сюда, лес рядом…
            Ой зря! Стефан, кажется, вот-вот потеряет сознание. Да что ж за неудача-то такая?
–Я пошутила! Я пошутила! – я спешу его заверить в своей лжи, чтобы не пугать правдой. К сожалению, это слабое и ничтожное тело уже посвящено в мой план. Я отступаю подальше от края ямы – свалиться туда мне ещё не хватало! – и опускаюсь на землю. Холодно, конечно, но это лучший способ, чтобы незаметно подхватить камень. Я давно его заприметила – гладкий, чёрный, хороший камень. Его можно спрятать под плащом, если не придумаю ничего лучше.
–Инше, тебе плохо? – Стефан тревожится.
            Напрасно, Стефан, напрасно!
            Но я делаю слабый голос и отзываюсь:
–Докопай уже чёртову яму, меня сейчас стошнит.
            Люди всё-таки поразительны. Ради самого себя Стефан ныл и трясся, а стоило проявить слабость мне, и он понял, что если сейчас потеряет моё умение принимать решения, то ему точно не выкарабкаться.
–Пойдёт? – выдыхает он. Голос его срывается от усталости и дрожи.
            Оцениваю:
–Пойдёт. Тащи его.
            Впрочем, тащить приходится помочь. Стефан, конечно, сильнее меня, но до сегодняшнего дня я даже не представляла как тяжелее мёртвое тело. Оно просто совершенно не поддаётся нормальной транспортировке! В фильмах показывают этот процесс тяжёлым, но хотя бы возможным, а здесь…
            Я сломала все ногти, и, похоже, надломила каблук любимых ботинок, да ещё и пуговицу с плаща оторвала (всё выбросить!), а протащили мы его только шагов тридцать. Впрочем, мистер Чапек и сам никогда не был худым.
–Я сейчас сдохну! – Стефан снова вспоминает о своей слабости, но мою душу греет камень, спрятанный под плащом.
            Терпи, Инше, скоро это кончится!
            Наконец вот он – долгожданный полёт мистера Чапека во мрак ямы. Она не такая глубокая, но мне кажется, что его тело летит неправдоподобно долго прежде, чем глухо ударяется о глухоту последнего своего пристанища.
            Всё, дальше – легче.
–Закапывай! – я в облегчении валюсь на траву. Ненадолго, на пару минут.
–Может быть, поможешь? – ворчит Стефан. Сейчас в нём больше нет страха, всё сожрала усталость. Отупила чувства, истончила бытие так, что ничего ему уже не страшно.
–Помогу, – обещаю я, – сейчас, только вздохну, сейчас…
            Он не отвечает, тяжело задыхаясь и сам, он возвращается к яме. Я слышу, как шоркает лопата, задевая землю, как исторгнутые комья земли снова приходят в движение, на этот раз вниз.
            Что ж, я думаю, закопать будет легче!
            Я встаю, берусь за вторую, уже изрядно сточенную лопату, шарю по земле ею. Лопата тяжелая, а мои собственные руки дрожат. Стефан, впрочем, в темноте едва ли видит как слабы мои усилия. Я выдохлась – это точно.
            Но через пару часов начнёт сереть небо, так что – к делу, Инше, к делу.
            Я бросаю лопату и начинаю скидывать землю руками.
–Дохлый номер, – сообщает Стефан, но не останавливает меня. Ему это уже безразлично. Он устал. Наверное, представление о копке могил у него из тех же фильмов, что и у меня, где герои влегкую в одного или в два человека выкапывают огромную яму, а потом изящно опускают туда тело и быстро всё закидывают замлёй, типа ничего и не было. А потом кадр меняется – и земля уже примята, и прикрыта, и вообще…
            Надо будет прикрыть, нарвать хоть травы, а то свежая могила на старом кладбище – это то, что непременно вызовет вопросы. Пусть осядет и будет нормально. Надо выждать лишь несколько дней, ну неделю, максимум!
            До чего же противна земля. Какая она жирная-то, боже! Творожистая какая-то и всё чернит и размазывается. Сколько же здесь перегнило да ушло в вечность, чтобы земля стала такой?
–Вдвоём быстрее, – замечает Стефан чуть веселея. Ещё бы! Сколько мы уже вдвоём тут возимся? Не за горами рассвет, а нам еще надо как-то отмыться от всего этого дерьма и переодеться.
            Ну или мне надо будет отмыться и переодеться. Камень разгорячён и жжёт под плащом, но я его не снимаю, хотя Стефан и призывает это сделать, мол, так будет легче.
            Ошибаешься, дорогой соучастник, мне не будет так легче.
            Я оглядываю могилу. Ну что же? по-моему, уже почти прилично. Остальное я, наверное, и сама закончу. А пока надо размяться.
            Растираю затекшую шею грязными земляными руками. Жалею тут же – на шее липкое, неприятное чувство жирного маслянистого слоя. Осознаю, чувствую подкатывающую к горлу тошноту.
–Дыши-дыши, – советует Стефан и тоже разгибается. Закапывать и правда проще, но сил уже нет. На то, впрочем, и рассчитываю.
–Мне надо оправиться, – я прижимаю плащ к себе, словно и впрямь ещё могу чего-то стыдиться, – отвернись, пожалуйста.
            Стефан фыркает, но отворачивается, и я приближаюсь к тому, что решила сделать давно, как поняла, как ненадёжен мой сообщник.
***
            Я не был убийцей до этого дня. Я вообще не думал, что способен на подобное. Напугать, сломать кому-нибудь ногу, угнать машину – всё это я делал для мистера Чапека, но убивать? Нет, я слишком мягок для этого. Впрочем, Инше утверждала что делать ничего не надо, что это не убийство, а только восстановление справедливости, что такие как мистер Чапек всё равно не нужны, и без них всем проще.
            И я подумал: какого чёрта?
            Капли, выстрел, могила… всё было идеальной проработкой. Я не учёл только того, что никогда не мыслил об убийстве и не представлял, что такое мёртвое тело. А это оказалось страшно. Страшнее кредиторов, что уже неделю ждали меня у моей съемной лачуги, страшнее ночных звонков, прощупывающих скользко и холодно, где я прячусь.
            Страшнее всего оказалось выцветание жизни и пустота, остающаяся в глазах. И ещё… Инше.
            Она была мила и добра, когда уговаривала меня. Она была очаровательна и терпелива, когда я сомневался, обещала, что мы возьмём только своё, не больше!
            А теперь она показала свою натуру. Она сказала, что если что – не только сдаст меня, но и обставит всё дело так, словно это всё моя идея. Слово против слова, её врождённый актёрский талант, пробивший ей дорогу в нашем мерзком мире и я – человек, который всегда слабел в спорах.
            Я не умею говорить. Я не умею лгать. Я умею бить и ещё, как оказалось, копать.
            Я никогда не был сообразительным, ну и что? и потому только когда Инше обмолвилась, что сдаст меня полиции, как единственного кто виноват, я понял – она от меня избавится. До этого мне хотелось верить в то, что мы разойдёмся мирно, забудем друг друга и исчезнем из страны. Но теперь я, с запозданием и досадой знал – она подставит меня. Или убьёт.
            Инстинкт уставшего человека – это ничто. А вот инстинкт труса – это обострённое, яростное колючее существо и я, сам не зная почему, обернулся на странный шелест ветра, обернулся назад и с трудом успел увернуться от камня, который уже был надо мной.
–Тварь! – усталость схлынула, словно волна, по венам плеснуло красным.
            Стефан сделает всю грязную работу! Стефан будет козлом отпущения?  Ну уж нет, Инше, нет!
***
–Нет, ты не так всё понял! Нет! – я пытаюсь ещё биться, но он сильнее меня и куда злее. Я сама дура, сглупила, надо было выждать, надо было его убить, но позже, позже!
            А так остаётся только мычать, потому что мой рот уже заткнут кляпом, пытаться донести мысль, что он не так всё понял, что я не хотела ничего ему делать, что я…
            Я проиграла, господи.
            Он не услышит меня, не захочет услышать. Я вижу в его глазах то, что так часто видела в глазах подручных мистера Чапека. Я вижу в них страх и ярость. Страх и ярость – это брат с сестрой, которые следуют друг за другом, но которые взявшись за руки, образуют страшный яд, который выбрасывает в вены человека, и в мозг его всю силу, все резервы.
–Убить меня хотела, да? Не выйдет, не выйдет! – Стефан безумен. Трусливое нечто, названное мной подельником, безумно счастлив. Он веселится. Во мне он видит врага – я воплощаю все его страхи, я воплощаю для него всё произошедшее зло.
            Я мычу, извиваюсь, но куда там?
–Не ной! – криво усмехается он, и лицо его темнеет, – Стефан позаботится о тебе.
            «О себе позаботься, трухло поганое!» – мычу я, но он меня не понимает. И не поймёт.
***
            Её тело лёгкое. Впрочем, после Чапека все тела в мире будут лёгкие. А может это от того, что она жива?
            Я легко швыряю её тело в ещё незакопанную могилу. Я знаю – она хотела меня пристукнуть тут же, закончить всё самой и исчезнуть и с моей долей, и своей. Но не выйдет, птичка ты адская! Не выйдет тебе обмануть Стефана Тесаржа, он тебя ещё сам обманет.
            Её тело погружается в чёрную жирную землю. Она барахтается, связаны её руки и ноги, но тело её бьётся, змеино бьётся и, к несчастью, тянет её всё глубже, глубже в рыхлую вонь. Она паникует. Это как в болоте или в зыбучих песках – паникуешь, рвёшься, и тебя утягивает всё дальше, тащит, ты слабеешь.
            Но смотреть на это тяжело. Я кусаю губы до крови, царапаю себя же ногтями до той же крови, с трудом борясь с желанием вытащить её из ловушки. Она увязает, мычит, бьётся и смотрит…самое страшное – смотрит.
            Ужас, которого я не видел никогда.
            Ужас, который светится в фонарном луче тусклом, но мне всё равно больно.
–Нет! – я одёргиваю сам себя, чтобы не дать слабину. Она пыталась меня убить, а я её жалей? Нет! нет! пусть получит своё. Пожалей её сейчас – отомстит.
            Надо закончить всё это и жить заново, жить иначе. В конце концов, один труп или два… какая разница? Кому какая разница?
            Я стараюсь не смотреть, когда лопата вздёргивает очередные шматки земляного тела и опускает на её ужас, засыпает. Я буду милосерден, хотя она того не заслужила. Я начну с её лица, чтобы она быстрее задохнулась и перестала биться. Чтобы и я не видел этого ужаса в её глазах.
***
            Вздохнуть невозможно. Это просто звучит, но вы пробовали это ощутить? Вашу грудь разрывает, вас трясёт изнутри как в лихорадке, а вы не можете вдохнуть, земля вокруг, земля и те слабые просветы воздуха, что ещё есть – это ничтожество звёзд в самую тёмную ночь.
            В последнюю ночь.
            Я вырываю руку из верёвок. Действую чисто на ужасе, я бьюсь уже руками. Но земля – это плотность. Мои руки не могут найти опоры и под рыхлиной земли проваливаются. Я пытаюсь сесть, пытаюсь вырваться, но ноги уже стянут ужасом и онемением.
            Я не могу вдохнуть.
            Я не могу.
            Уже не смогу никогда.
            Не могу кричать – рот набит землёй. Не могу видеть – земля залепила глаза и оттереть их нет возможности. Я даже лица не чую.
            Зато я слышу. И не сверху, не там, где Стефан закапывает мой будущий труп, а сзади. Даже нет, не сзади. А подо мной. Ко мне скребутся. Снизу пробираются червивыми движениями под землёй. Моё тело чувствует вибрацию, чувствует, как подо мной взрывается земля, приближая то, что никак нельзя было предугадать, и то, что настигает меня.
            Господи, прости меня, прости грешную дочь свою! Дай мне просто умереть, дай умереть спокойно. Не надо мне…
–Знаешь, что самое страшное в погребении? – узкие сильные пальцы впиваются в мои плечи сзади, я чувствую как сильно они сжимают меня, но не могу закричать – рот и тело набито землёй. Я открываю рот. Уже не зная, что именно хочу сделать, крикнуть или задохнуться.
            Потому что голос мне знаком. И пальцы эти тоже. И то, что я не могу их видеть, не избавляет меня от факта – это мистер Чапек. Он поднялся за мной. или нет – прошёл ко мне. И неважно уже как.
–Самое страшное, Инше, это не умереть заживо погребённой, а понять перед смертью, что ты в могиле не одна, – он хохочет. Знакомо и хрипло хохочет, и его пальцы продавливают мою плоть, сминают её, как я сама сминала могильную землю.
            Я проваливаюсь, пытаясь вырваться, но хватка мертвеца сильнее моей. Впрочем, я тоже мертвец. Мы оба в вечном земляном заточении.
            И клянусь тебе тьмой. Клянусь тебе могильным холодом, Стефан: если отсюда есть путь, я приду за тобой. После смерти приду.
–Нас теперь двое, я совсем не одинок! – Чапек хохочет мне наухо, а в следующее мгновение я чувствую как что-то холодное и липкое, похожее на щупальце, покрытое слизью, счищает с моей щеки землю.
            Нас двое… да, нас теперь навсегда двое. Стефан, молись, чтобы так и осталось. Молись, если ещё умеешь, и перестань напевать под нос – это бесит даже через слой земли.
            А комья всё ниже, ниже, и придавливают всё отчётливее, и уже не просто для вдоха нет места, места уже нет и для ужаса.
            Так закончится вечность.
 
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2024

Регистрационный номер №0527637

от 1 апреля 2024

[Скрыть] Регистрационный номер 0527637 выдан для произведения: –Это плохая затея! – Стефан оглядывается по сторонам, точно каждую минуту ждёт нападения. Я уже всерьёз жалею, что посвятила его в свои планы и именно его выбрала напарником. Надо было выбирать Мэтта – он глуповат, но жадность покрывает глупость, да и страх убавляет. Он бы справился лучше.
–Не паникуй, – я держу себя в руках. Одной мне точно не справится. Увы, я физически не потяну упаковку трупа и рытьё могилы.
            Если бы потянула, то не было бы здесь Стефана, а я бы одна сама бы уже всё закончила.
–Просто давай позвоним в полицию? – даже в приглушённом свете фонаря я вижу, как Стефана трясёт. Ну что за тряпка-то?!
–И что мы им скажем? – интересуюсь почти ласково, хотя саму меня уже трясёт не меньше, чем Стефана. Но его тряска от страха, а моя от бешенства – малахольный уродец!
            Стефан мнётся. А что он скажет мне? А полиции? Ага, уже вижу этот прекрасный звонок: «здравствуйте, уважаемая полиция, с вами говорит Стефан Тесарж. Только что я, и моя подельница Инше Грубицка убили нашего босса. Причем не просто убили, но ещё и пытаемся закопать его тело, правда, у меня тут совесть взыграла, так вот – когда вы нас заберете?»
            Неуместно, но я смеюсь. Стефан смотрит на меня с ужасом, наверное, думает, что я спятила. А я бы и рада, но у меня устойчивый разум.
–Ни в какую полицию мы звонить не будем. Во-первых, нас посадят. Во-вторых, тебя посадят на больший срок, чем меня.
            Он даже осекается. В его глупой головенке не укладывается:
–Почему я больше-то? Твоя же идея!
–А сделал всё кто? – я развожу руками, – ты!
–Но идея-то твоя.
–А я скажу что нет. И вообще, скажу, что ты меня заставил, угрожал и прочее, – это перебор, я знаю. Но он меня своей слезливостью и заячьей трусостью уже доводит.
            А сделал всё действительно он – Стефан Тесарж. Это он подмешал нашему боссу нужные капли в виски, это он вывез его на машине в лес, чтобы не нашли, это он пустил ему пулю в лоб, и всё это время был почти спокоен. А сейчас, как пришла пора хоронить нашего мистера Чапека, так всё – лапки дрожат, голос срывается, и приходят в головушку буйные идеи о звонке в полицию.
            А то, что план придуман мной – так кто поверит? А я постаралась придумать. Можно было бы бросить мистера Чапека мёртвым ещё на стадии капель, пусть его обнаружит жена или горничная, но это вызовет ненужный шум. Смерть в нашем не самом благом деле – это явление редкое, шумное. А вот побег…
            Он должен пропасть. А с ним должны пропасть и часть его денег. Не все – мы не жадные, мы просто берём то, что мистер Чапек и без того нам задолжал за годы верной работы с ним. Он был жадной сволочью, а Стефан теперь оказался сволочью трусливой, и видимо из них троих только я пока не обрела дополнения к своим поступкам.
–Копай яму, придурок! – я встряхиваю Стефана, он шарахается от меня, но вроде бы приходит в себя. Он боится тюрьмы. Ему уже довелось в ней побывать по юности и глупости лет. Юность прошла, а глупость и страх перед тюрьмою нет. там он и начал работать на людей Чапека, там его они, дай только срок, прирежут…
            В самом лучшем случае.
            Он это знает, даже его куриных мозгов хватает, чтобы это понять. А потому помедлив, он берётся за лопату, а я беру в руки фонарь.
            Где лучше всего спрятать дерево? Известно – в лесу. А где лучше всего спрятать труп? На кладбище? Нет, друзья, берите выше – не просто на кладбище, а на кладбище заброшенном. Тут мало охраны, а если она и есть, то либо пьяна вхлам, либо безразлична ко всему, кроме денег – в самом деле, кому захочется выяснять о ночных гостях и упустить прибыль?
            Но нам повезло. Мы подъехали не к центральному входу, а к тому, что вёл под скос. Тут и в прежние дни – я помню – людей не встретишь даже днём, слишком старая часть кладбища, власти даже её пытались перенести или разровнять ли – не помню. Слова остались словами, проекты легли на бумагу и не пошли дальше, а людей здесь было всё меньше и меньше.
            Поэтому я привела Стефана и нашего мертвеца сюда.
            Ночь была тёмной – на наше счастье даже безлунной. Назавтра обещали дожди, и небо было тяжёлым и скрыло лишний свет. Надо было спешить, а Стефан разводил лишнюю влагу своими соплями!
            Благо, земля мягкая, податливая. Кладбище старое, сюда много ушло мёртвой плоти. Жирная земля. Ещё и дожди затянули, так что ничего – копать можно.
            Наверное. Мне-то что? моё дело маленькое – не дать этой истеричке расклеиться.
–А если нас найдут? – Стефан копает, его ведёт страх. Но вопросы он всё равно успевает задавать. Фырчит, отмахивается от брызжущей комьями земли, отплевывается от пота, и всё равно же спрашивает!
–А если завтра солнце не встанет? – я огрызаюсь. Мне холодно, я замерзаю. Я не работаю физически, да и боюсь меньше – как я и сказала, у меня есть план отступления: я не я, меня заставил Стефан Тесарж, а я вообще жертва!
            От срока это меня, конечно, полностью не избавит, учитывая мои предыдущие деяния, но наказание смягчит – это точно.
–Нет, как думаешь…– Стефан жалкий и слабый в черноте ямы. – А?
–Не найдут, – покровительственно обещаю я. – Такие подлецы как наш имеют поганое свойство растворяться и находиться то в земле, то в воде. Или вовсе не находиться. У них много врагов. Неужели ты думаешь, что полиция очень расстроиться, узнав, что мистер Чапек пропал?
            Стефан хмурится.
–Кончай отдыхать! – велю я и уже спокойно продолжаю успокаивать: – такие как он никому не нужны. Ты же сам знаешь, что он творил. Считай себя тем, кто совершил благо. Он не считался с нами, почему же мы должны считаться теперь с ним и с его памятью? Пусть он исчезнет, пропадёт безо всякого следа, а мы…что ж, мы просто возьмём своё. Мы не возьмём больше, мы не возьмём того, что не наше – мы не воры.
            «Мы не воры!» – я это повторяла часто. Стефан попался на воровстве однажды, и мне нужно было разубедить его в том, что наше преступление имеет хоть что-то общее с воровством. Главное – это то, что мы восстановим справедливость. А то, что у его и моей справедливости разная цена – так извините, и работали мы по-разному, и делали мы совершенно разное.
            Правда обидели нас одинаково. Чапек всегда был жаден до наград. Что ж, это дурное качество, а дурные качества надо искоренять.
            Нужно нести возмездие!
–Сколько ещё? – Стефан чуть не хнычет. Прежде, когда мы пересекались в коридорах, защищённые стенами, мне казалось, что он крепче духом. Оказалось, что и я могу ещё ошибаться. Оказалось, что уверенность ему дают только стены, а вот когда этих стен нет, когда стоит безмолвие ночи, и нет ничего, что может тебя защитить от могильного холода и её же сырости, когда тебя бросает в жар от страха…
            Тряпка ты, Стефан!
            Таких ещё поискать, честное слово.
–Ну…– я оцениваю глубину могилы, выхватываю фонариком бледное лицо Стефана, прощупываю фонарным лучом глубину. – Ещё полметра, не больше, нет.
–Я устал, – признаётся Стефан.
            Опять двадцать пять! А я что – не устала? Я вторую ночь без сна! И я тоже на нервах. Ещё и мёрзну.
–Ещё немного, – я беру ласковый тон. – Ещё немного, ещё чуть-чуть, мы же не хотим, чтобы тут его разрыли случайно, или учуяли?
–Кто? – Стефан смотрит на меня в ужасе.
            Вздыхаю. Я что, одна новости смотрю?
–Волки, Стефан, волки. У нас их много в этом году. Кто их знает? Заявятся сюда, лес рядом…
            Ой зря! Стефан, кажется, вот-вот потеряет сознание. Да что ж за неудача-то такая?
–Я пошутила! Я пошутила! – я спешу его заверить в своей лжи, чтобы не пугать правдой. К сожалению, это слабое и ничтожное тело уже посвящено в мой план. Я отступаю подальше от края ямы – свалиться туда мне ещё не хватало! – и опускаюсь на землю. Холодно, конечно, но это лучший способ, чтобы незаметно подхватить камень. Я давно его заприметила – гладкий, чёрный, хороший камень. Его можно спрятать под плащом, если не придумаю ничего лучше.
–Инше, тебе плохо? – Стефан тревожится.
            Напрасно, Стефан, напрасно!
            Но я делаю слабый голос и отзываюсь:
–Докопай уже чёртову яму, меня сейчас стошнит.
            Люди всё-таки поразительны. Ради самого себя Стефан ныл и трясся, а стоило проявить слабость мне, и он понял, что если сейчас потеряет моё умение принимать решения, то ему точно не выкарабкаться.
–Пойдёт? – выдыхает он. Голос его срывается от усталости и дрожи.
            Оцениваю:
–Пойдёт. Тащи его.
            Впрочем, тащить приходится помочь. Стефан, конечно, сильнее меня, но до сегодняшнего дня я даже не представляла как тяжелее мёртвое тело. Оно просто совершенно не поддаётся нормальной транспортировке! В фильмах показывают этот процесс тяжёлым, но хотя бы возможным, а здесь…
            Я сломала все ногти, и, похоже, надломила каблук любимых ботинок, да ещё и пуговицу с плаща оторвала (всё выбросить!), а протащили мы его только шагов тридцать. Впрочем, мистер Чапек и сам никогда не был худым.
–Я сейчас сдохну! – Стефан снова вспоминает о своей слабости, но мою душу греет камень, спрятанный под плащом.
            Терпи, Инше, скоро это кончится!
            Наконец вот он – долгожданный полёт мистера Чапека во мрак ямы. Она не такая глубокая, но мне кажется, что его тело летит неправдоподобно долго прежде, чем глухо ударяется о глухоту последнего своего пристанища.
            Всё, дальше – легче.
–Закапывай! – я в облегчении валюсь на траву. Ненадолго, на пару минут.
–Может быть, поможешь? – ворчит Стефан. Сейчас в нём больше нет страха, всё сожрала усталость. Отупила чувства, истончила бытие так, что ничего ему уже не страшно.
–Помогу, – обещаю я, – сейчас, только вздохну, сейчас…
            Он не отвечает, тяжело задыхаясь и сам, он возвращается к яме. Я слышу, как шоркает лопата, задевая землю, как исторгнутые комья земли снова приходят в движение, на этот раз вниз.
            Что ж, я думаю, закопать будет легче!
            Я встаю, берусь за вторую, уже изрядно сточенную лопату, шарю по земле ею. Лопата тяжелая, а мои собственные руки дрожат. Стефан, впрочем, в темноте едва ли видит как слабы мои усилия. Я выдохлась – это точно.
            Но через пару часов начнёт сереть небо, так что – к делу, Инше, к делу.
            Я бросаю лопату и начинаю скидывать землю руками.
–Дохлый номер, – сообщает Стефан, но не останавливает меня. Ему это уже безразлично. Он устал. Наверное, представление о копке могил у него из тех же фильмов, что и у меня, где герои влегкую в одного или в два человека выкапывают огромную яму, а потом изящно опускают туда тело и быстро всё закидывают замлёй, типа ничего и не было. А потом кадр меняется – и земля уже примята, и прикрыта, и вообще…
            Надо будет прикрыть, нарвать хоть травы, а то свежая могила на старом кладбище – это то, что непременно вызовет вопросы. Пусть осядет и будет нормально. Надо выждать лишь несколько дней, ну неделю, максимум!
            До чего же противна земля. Какая она жирная-то, боже! Творожистая какая-то и всё чернит и размазывается. Сколько же здесь перегнило да ушло в вечность, чтобы земля стала такой?
–Вдвоём быстрее, – замечает Стефан чуть веселея. Ещё бы! Сколько мы уже вдвоём тут возимся? Не за горами рассвет, а нам еще надо как-то отмыться от всего этого дерьма и переодеться.
            Ну или мне надо будет отмыться и переодеться. Камень разгорячён и жжёт под плащом, но я его не снимаю, хотя Стефан и призывает это сделать, мол, так будет легче.
            Ошибаешься, дорогой соучастник, мне не будет так легче.
            Я оглядываю могилу. Ну что же? по-моему, уже почти прилично. Остальное я, наверное, и сама закончу. А пока надо размяться.
            Растираю затекшую шею грязными земляными руками. Жалею тут же – на шее липкое, неприятное чувство жирного маслянистого слоя. Осознаю, чувствую подкатывающую к горлу тошноту.
–Дыши-дыши, – советует Стефан и тоже разгибается. Закапывать и правда проще, но сил уже нет. На то, впрочем, и рассчитываю.
–Мне надо оправиться, – я прижимаю плащ к себе, словно и впрямь ещё могу чего-то стыдиться, – отвернись, пожалуйста.
            Стефан фыркает, но отворачивается, и я приближаюсь к тому, что решила сделать давно, как поняла, как ненадёжен мой сообщник.
***
            Я не был убийцей до этого дня. Я вообще не думал, что способен на подобное. Напугать, сломать кому-нибудь ногу, угнать машину – всё это я делал для мистера Чапека, но убивать? Нет, я слишком мягок для этого. Впрочем, Инше утверждала что делать ничего не надо, что это не убийство, а только восстановление справедливости, что такие как мистер Чапек всё равно не нужны, и без них всем проще.
            И я подумал: какого чёрта?
            Капли, выстрел, могила… всё было идеальной проработкой. Я не учёл только того, что никогда не мыслил об убийстве и не представлял, что такое мёртвое тело. А это оказалось страшно. Страшнее кредиторов, что уже неделю ждали меня у моей съемной лачуги, страшнее ночных звонков, прощупывающих скользко и холодно, где я прячусь.
            Страшнее всего оказалось выцветание жизни и пустота, остающаяся в глазах. И ещё… Инше.
            Она была мила и добра, когда уговаривала меня. Она была очаровательна и терпелива, когда я сомневался, обещала, что мы возьмём только своё, не больше!
            А теперь она показала свою натуру. Она сказала, что если что – не только сдаст меня, но и обставит всё дело так, словно это всё моя идея. Слово против слова, её врождённый актёрский талант, пробивший ей дорогу в нашем мерзком мире и я – человек, который всегда слабел в спорах.
            Я не умею говорить. Я не умею лгать. Я умею бить и ещё, как оказалось, копать.
            Я никогда не был сообразительным, ну и что? и потому только когда Инше обмолвилась, что сдаст меня полиции, как единственного кто виноват, я понял – она от меня избавится. До этого мне хотелось верить в то, что мы разойдёмся мирно, забудем друг друга и исчезнем из страны. Но теперь я, с запозданием и досадой знал – она подставит меня. Или убьёт.
            Инстинкт уставшего человека – это ничто. А вот инстинкт труса – это обострённое, яростное колючее существо и я, сам не зная почему, обернулся на странный шелест ветра, обернулся назад и с трудом успел увернуться от камня, который уже был надо мной.
–Тварь! – усталость схлынула, словно волна, по венам плеснуло красным.
            Стефан сделает всю грязную работу! Стефан будет козлом отпущения?  Ну уж нет, Инше, нет!
***
–Нет, ты не так всё понял! Нет! – я пытаюсь ещё биться, но он сильнее меня и куда злее. Я сама дура, сглупила, надо было выждать, надо было его убить, но позже, позже!
            А так остаётся только мычать, потому что мой рот уже заткнут кляпом, пытаться донести мысль, что он не так всё понял, что я не хотела ничего ему делать, что я…
            Я проиграла, господи.
            Он не услышит меня, не захочет услышать. Я вижу в его глазах то, что так часто видела в глазах подручных мистера Чапека. Я вижу в них страх и ярость. Страх и ярость – это брат с сестрой, которые следуют друг за другом, но которые взявшись за руки, образуют страшный яд, который выбрасывает в вены человека, и в мозг его всю силу, все резервы.
–Убить меня хотела, да? Не выйдет, не выйдет! – Стефан безумен. Трусливое нечто, названное мной подельником, безумно счастлив. Он веселится. Во мне он видит врага – я воплощаю все его страхи, я воплощаю для него всё произошедшее зло.
            Я мычу, извиваюсь, но куда там?
–Не ной! – криво усмехается он, и лицо его темнеет, – Стефан позаботится о тебе.
            «О себе позаботься, трухло поганое!» – мычу я, но он меня не понимает. И не поймёт.
***
            Её тело лёгкое. Впрочем, после Чапека все тела в мире будут лёгкие. А может это от того, что она жива?
            Я легко швыряю её тело в ещё незакопанную могилу. Я знаю – она хотела меня пристукнуть тут же, закончить всё самой и исчезнуть и с моей долей, и своей. Но не выйдет, птичка ты адская! Не выйдет тебе обмануть Стефана Тесаржа, он тебя ещё сам обманет.
            Её тело погружается в чёрную жирную землю. Она барахтается, связаны её руки и ноги, но тело её бьётся, змеино бьётся и, к несчастью, тянет её всё глубже, глубже в рыхлую вонь. Она паникует. Это как в болоте или в зыбучих песках – паникуешь, рвёшься, и тебя утягивает всё дальше, тащит, ты слабеешь.
            Но смотреть на это тяжело. Я кусаю губы до крови, царапаю себя же ногтями до той же крови, с трудом борясь с желанием вытащить её из ловушки. Она увязает, мычит, бьётся и смотрит…самое страшное – смотрит.
            Ужас, которого я не видел никогда.
            Ужас, который светится в фонарном луче тусклом, но мне всё равно больно.
–Нет! – я одёргиваю сам себя, чтобы не дать слабину. Она пыталась меня убить, а я её жалей? Нет! нет! пусть получит своё. Пожалей её сейчас – отомстит.
            Надо закончить всё это и жить заново, жить иначе. В конце концов, один труп или два… какая разница? Кому какая разница?
            Я стараюсь не смотреть, когда лопата вздёргивает очередные шматки земляного тела и опускает на её ужас, засыпает. Я буду милосерден, хотя она того не заслужила. Я начну с её лица, чтобы она быстрее задохнулась и перестала биться. Чтобы и я не видел этого ужаса в её глазах.
***
            Вздохнуть невозможно. Это просто звучит, но вы пробовали это ощутить? Вашу грудь разрывает, вас трясёт изнутри как в лихорадке, а вы не можете вдохнуть, земля вокруг, земля и те слабые просветы воздуха, что ещё есть – это ничтожество звёзд в самую тёмную ночь.
            В последнюю ночь.
            Я вырываю руку из верёвок. Действую чисто на ужасе, я бьюсь уже руками. Но земля – это плотность. Мои руки не могут найти опоры и под рыхлиной земли проваливаются. Я пытаюсь сесть, пытаюсь вырваться, но ноги уже стянут ужасом и онемением.
            Я не могу вдохнуть.
            Я не могу.
            Уже не смогу никогда.
            Не могу кричать – рот набит землёй. Не могу видеть – земля залепила глаза и оттереть их нет возможности. Я даже лица не чую.
            Зато я слышу. И не сверху, не там, где Стефан закапывает мой будущий труп, а сзади. Даже нет, не сзади. А подо мной. Ко мне скребутся. Снизу пробираются червивыми движениями под землёй. Моё тело чувствует вибрацию, чувствует, как подо мной взрывается земля, приближая то, что никак нельзя было предугадать, и то, что настигает меня.
            Господи, прости меня, прости грешную дочь свою! Дай мне просто умереть, дай умереть спокойно. Не надо мне…
–Знаешь, что самое страшное в погребении? – узкие сильные пальцы впиваются в мои плечи сзади, я чувствую как сильно они сжимают меня, но не могу закричать – рот и тело набито землёй. Я открываю рот. Уже не зная, что именно хочу сделать, крикнуть или задохнуться.
            Потому что голос мне знаком. И пальцы эти тоже. И то, что я не могу их видеть, не избавляет меня от факта – это мистер Чапек. Он поднялся за мной. или нет – прошёл ко мне. И неважно уже как.
–Самое страшное, Инше, это не умереть заживо погребённой, а понять перед смертью, что ты в могиле не одна, – он хохочет. Знакомо и хрипло хохочет, и его пальцы продавливают мою плоть, сминают её, как я сама сминала могильную землю.
            Я проваливаюсь, пытаясь вырваться, но хватка мертвеца сильнее моей. Впрочем, я тоже мертвец. Мы оба в вечном земляном заточении.
            И клянусь тебе тьмой. Клянусь тебе могильным холодом, Стефан: если отсюда есть путь, я приду за тобой. После смерти приду.
–Нас теперь двое, я совсем не одинок! – Чапек хохочет мне наухо, а в следующее мгновение я чувствую как что-то холодное и липкое, похожее на щупальце, покрытое слизью, счищает с моей щеки землю.
            Нас двое… да, нас теперь навсегда двое. Стефан, молись, чтобы так и осталось. Молись, если ещё умеешь, и перестань напевать под нос – это бесит даже через слой земли.
            А комья всё ниже, ниже, и придавливают всё отчётливее, и уже не просто для вдоха нет места, места уже нет и для ужаса.
            Так закончится вечность.
 
 
 
 
 
 
 
 

 

Метла

Чудовище