Помочь сайту
Поздравления
ДОРОГА СОЛДАТА
21 июня 2017 -
Серов Владимир
1
Он проснулся от звуков немецкой песни «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren…», которую ненавидел с тех пор, как первый раз услышал.
- Да, заткни его на х… ! – грубо крикнул взводный.
Заработал пулемёт, дав две длинные очереди.
Песня смолкла, с той стороны открылась беспорядочная стрельба, но постепенно затихла.
- Кажись, попал! – сказал Гришка-пулемётчик, убирая оружие с бруствера.
- Это навряд! Но врезал хорошо! – похвалит его взводный.
Иван перевернулся на другой бок и вновь хотел уснуть, но сон не шёл.
Ему вспомнился июль сорок первого.
Они лежали в придорожных кустах, а мимо ехали, пыля, машины, мотоциклы и бронетранспортеры… Сидя в них, немчюра весело, с айлюлюканием, распевала эту песню.
А у них, на троих, два патрона на одну винтовку, да ещё пара штыков.
Потом, выходя из окружения, голодные прятались в овине около какой-то деревни, где пьяные солдаты орали «Wenn die Soldaten…»
«Вот зараза, прицепилась!» - подумал он, затем поднялся с топчана, взял свой «ПеПеШа» и вышел из блиндажа.
Весна в этой году была дружная, к концу апреля дороги просохли, по обочинам вылезла трава, а лесок, что стоял позади их окопов, покрылся зеленым налетом.
Иван сходил в дальний окоп за передовой линией. Там ребята устроили отхожее место. Что же сделаешь, если третий месяц люди сидят в обороне, не гадить же на «передке»!
Когда он вернулся, к нему подошёл взводный, старшина Николай Куцый, и спросил.
- Шубин! Ты ведь ноне в «ночную» идёшь?
- Иду! Сам же приказал. - ответил тот.
- А что не спишь?
- Фрицы разбудили, да и вы огонь открыли, разве тут уснёшь?
- До вечера ещё далеко.
- Ничего! Я автомат проверю, диски набью да мало ли...
- Тогда ладно! На ужин, говорят, гречка будет.
- Отлично! А то всю дорогу пшёнка, да перловая каша… надоело!
- Ты смотри! В ночь к нам артиллерист заявиться, ему нужно наши ориентиры для стрельбы выверить.
- Корректировщик, что ли?!
- Он самый! – кивнул Куцый.
- Какого хрена он там увидит. Ночью-то! – удивился Шубин.
- Ну, днём удивит! Он к нам надолго. – как-то загадочно объяснил старшина.
- Я вижу, скоро мы в наступление пойдём!
- По всему так! Днями обещали подкрепление прислать. Я его тебе и передам на учение.
- Опять с «молодняком» возиться! – сокрушенно покачал головой Иван.
- Ничто! Ты боец бывалый, а помочь им надо!
- Надо, так надо! Давай покурим. У тебя бумага имеется?
- Курительной нет, а газета есть!
Когда закурили, Николай сказал.
- Хорошая махра!
- Домашняя! И кисет оттуда! Мне мать ещё в сорок втором прислала.
- Как там они!
- Трудно им. Всё для фронта, а сами шишки жуют. Беда там!
- И у нас, в Поволжье, так же. Лебеду едят. – мрачно подтвердил старшина.
Сам Шубин родился в Зауральском селе Большая пихта, что стояло на берегу реки Тура. Там окончил «восьмилетку», оттуда же забрали в армию в сороковом. Оставаясь «рядовым», Иван прошёл три года войны, имел два легких ранения и две медали: «За отвагу» и «За оборону Сталинграда». Сослуживцы его уважали за спокойный, покладистый характер и отличную стрельбу из винтовки. Правда, в этом году он сменил «трехлинейку» на автомат, но и сейчас стрелял без промаха, короткими очередями, экономя патроны.
Когда перекурили, Иван, чтобы взять свой сидор, пошел в блиндаж. Там стоял запах несвежих портянок вперемешку с густым духом давно немытых мужских тел.
«Нам бы баньку организовать! Две недели не мылся. Зимой легче, можно хоть снегом обтереться.» - подумал он, вышел на свежий воздух и заняться делом.
Незаметно наступил вечер.
Дежурные по кухне поднесли в термосах ужин, который им заменял и завтрак, и обед. Обедали супом с пшеном, хотя бульон был мясной.
- Откудова какая роскошь! – удивился Иван.
Один из дежурных объяснил.
- Вечера выездную лошадь убило. На нашу артиллерию бомбовый налет был, вот её и убило. А к каше ещё и мясо!
- А каша какая? – поинтересовался кто-то, стоящий в очереди к термосам.
- Перловая.
- Опять перловка!... А сказали, «гречка будет»… Рубай, что есть!... С мясом и так хорошо… А водку когда дадут…
Слышались голоса ребят.
- Жрите чё дают! Забыли, как в сорок первом по три дня не ели? Бабы наши в тылу сами не доедают, в нитку тянутся, чтоб нас прокормить, а вы тут кочевряжитесь. - прекратил «базар» Куцый.
- И правда! Мои вон хлеб с опилками жрут. – сказал Гришка.
- Ноне всем тяжело. А бабам тем паче! – уже мягче ответил старшина.
- Война идет, ети её в дышло! – выразил Иван общее мнение.
Потом выдали по три черных сухаря и два куска пилёного сахара на завтрак, и оставили недоеденную кашу в термосе.
Ели под брякание ложек о котелки. После ужина Иван, засунув в сапог ложку, попил кипятку, вприкуску с сахаром, и принялся готовиться к ночной вахте: надел ватник, приготовил оружие, подогнал ремень каски, и пошёл сменять часового.
***
За эти сутки «рапортичка», которую каждый вечер подавал взводный командиру роты, выглядела так:
«Всего личного состава – 16 чел.
В т.ч.
- в строю – 15 чел.
- убитых нет;
- ранено – 1 (легко)
- больные нет;
- потребность в л.с. – 4 чел.»
2
Ночь была на удивление спокойной. Фрицы не донимали стрельбой, лишь пуляли осветительные ракеты. Шубин ждал корректировщика, но тот прибыл только под утро.
- Тебя как звать-то! – спросил его Иван.
- Сержант Прохоров Дмитрий.
- Значит, Митя! А я – Ваня! – улыбнулся Шубин.
- Мне бы доложить по начальству. – сказал сержант.
- Огоди, люди же спять. Ещё успеешь. Лучше мы с тобой линию противника осмотрим. Чего время терять.
- Я только «за»! Сейчас своим доложу и начнём!
И включил рацию, что была при нём.
- «Сосна», «Сосна», я - «Игла два»! Приём!
- «Игла два», я – «Сосна»! Приём!
- «Сосна»! Я на месте, начинаю работать! Приём!
- Хорошо, «Игла»! Конец связи!
Перед ними простиралось черное, давно не паханное, поле, в нём, как язвы, зияли большие и помельче воронки от разрывов снарядов, бомб и мин. Наверное, бурьян сгорел ещё осенью, от него остались одни пустулы, а между ними кое-где проклевывалась молодая поросль травы и того же бурьяна.
Ширины «ничейной земли», по прикидкам артиллериста, составляла где-то 300-350 метров.
- Перед их окопами, метрах в сорока, находится «колючка», а за ней, в нашу сторону, идут противопехотные, минные заграждения шириной метров под пятьдесят, не больше. – пояснял Иван.
- Ты мне твои заморочки не нужны, ты мне покажи свои ориентиры, которые вы для нашей стрельбы определили. – прервал его Митя.
- Их немного! Вернее, один!
- Вот тебя и раз! А говорили, много!
- Это для нас много, а для артиллерии они не годны. Видишь, тот холмик, это для вас самое оно! К нему и привяжись.
- Хорошо, хоть так! - сказал корректировщик, доставая буссоль, чтобы снять данные.
К вечеру пришло сообщение, что в роту прибывает пополнение.
- Ну, идем встречать! – сказал Куцый Ивану.
- А я-то тебя зачем?! – удивился тот.
- Пусть привыкают к своему наставнику. Заодно, и прогуляемся до лесочка. А к ночи приведем сюда.
Солнце уже скрылось, но лесу было ещё светло.
Каково же было их удивление, что там они увидели три танка, стоящие под маскировочной сеткой.
- Здорово, танкисты! – радостно улыбаясь, сказал Куцый.
- И вам не хворать! – хмуро ответил механик-водитель, вылезая из переднего люка. – Куда путь держите, пехота, иль по лесу хотите на пузе поползать?
И танкист весело рассмеялся.
Тут за пехтуру вступился Иван.
- Ты знаешь, что самое главное в танке во время боя?
- А ты сам-то знаешь?
- Знаю!
- Ну, скажи, коли так. – усмехнулся механик.
- Главное, не обосраться! – подловил того Иван.
- Это шутка такая, как ты понимаешь. – сказал Куцый.
В танке захохотали. Видимо, над водилой.
- Ты здесь других бойцов нет? – серьёзно спросил Иван.
- Ага! Мы их с собой привезли, вон они подальше сидят. Наверное, вас ждут.
- Точно!
«Молодых» было трое. Ему понравился Рустам Белелединов, молодой татарин с Саратова, но Иван обучал «науке побеждать» всех.
- Для пехотинца самое важное портянки правильное намотать и оружие своё в чистоте держать, потому что всё идем пешком, а нам топать, аж, до самого Берлина, а если портянки плохо намотаны, то ступни на раз сотрешь, и тебе будет не до Берлина. Верно, я говорю, пацаны?!
- А какой же ты солдат, коль твой автомат стрелять не может, а? Вот, к примеру, идет фашист и нацеливает на тебя винтовку, а у тебя автомат заклинило, и что теперь делать? Да, брось ты! Ничего не надо делать, поскольку через секунду ты труп.
- Вот, ты идешь в атаку. Рядом падает твой товарищ. Твои действия?
- Если он раненный, я его перевяжу, а если мертвый, то я не знаю! – пытался ответить Рустам.
- Неверный ответ! Останавливаться нельзя ни в коим случае, надо идти дальше, ведь позади за вами наблюдают санитары или медсестры, нужно только крикнуть им, чтобы обратили внимание на упавшего. А коль сам получил ранение, тяни руку и кричи, если сможешь!
- Стреляй только наверняка, береги патроны.
- Делай, как все! Все бегут, и ты не отставай! Все ложатся, и ты кидайся носом в землю, а когда лег тут же ищи воронку поблизости.
- Добежав, до вражеского окопа, брось туда гранатку, а после дай очередь вдоль него… Ну, так, на всякий случай, а вдруг там кто-то живой остался. И, вообще, в чужом окопе гляди в оба!
- Перед атакой непременно нужно пописать, а то беда может выйти: все бегут, а у тебя не получается. Кто там смеется?! Это вам не шутка, а суровая правда нашей солдатской жизни.
…
А на следующий день пришёл приказ наступать!
3
Ровно в 5-30 ударили «Катюши», их поддержала вся артиллерия, а миномёты крошили передовые, немецкие окопы.
Следом за «огневым валом» в атаку пошли танки с десантом пехоты.
Иван трясся на борту танка «245».
Они успешно преодолели минное заграждение и проврали «колючку».
Куцый скомандовал.
- Сигай с бортов! Быстро! Настала и наша пора повоевать!
Шубин спрыгнул с танка и по его ходу побежал вперед, держа автомат наперевес.
Кто-то закричал: «За Родину! За Сталина! Урррааа!!!»
Дружное, русское «Ура!» прокатилось над полем боя.
До вражеского окопа оставалось не более пяти метров, когда пуля прошила ватник и рубаху, вошла в тело Ивана и вонзилась в его сердце.
Оно билось ещё одиннадцать секунд, а дольше наступила темнота!
И тут же возник свет!
Иван увидел солдата, лежащего на краю немецкого окопа, головой вперед.
«Похоже, это мой ватник! Вон и заплата слева, я её выдрал, когда подлезал под «колючку»! Так ведь это же я лежу!» - изумился Шубин – «Значит, меня убило?! А как же я?!»
Он заметил, что поднимается вверх, к небу, а его тело оставалось внизу, на земле.
И ещё он увидел, как ломкая светлая линия, хоть и медленно, но продвигается на Запад вместе с солнцем.
Он проснулся от звуков немецкой песни «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren…», которую ненавидел с тех пор, как первый раз услышал.
- Да, заткни его на х… ! – грубо крикнул взводный.
Заработал пулемёт, дав две длинные очереди.
Песня смолкла, с той стороны открылась беспорядочная стрельба, но постепенно затихла.
- Кажись, попал! – сказал Гришка-пулемётчик, убирая оружие с бруствера.
- Это навряд! Но врезал хорошо! – похвалит его взводный.
Иван перевернулся на другой бок и вновь хотел уснуть, но сон не шёл.
Ему вспомнился июль сорок первого.
Они лежали в придорожных кустах, а мимо ехали, пыля, машины, мотоциклы и бронетранспортеры… Сидя в них, немчюра весело, с айлюлюканием, распевала эту песню.
А у них, на троих, два патрона на одну винтовку, да ещё пара штыков.
Потом, выходя из окружения, голодные прятались в овине около какой-то деревни, где пьяные солдаты орали «Wenn die Soldaten…»
«Вот зараза, прицепилась!» - подумал он, затем поднялся с топчана, взял свой «ПеПеШа» и вышел из блиндажа.
Весна в этой году была дружная, к концу апреля дороги просохли, по обочинам вылезла трава, а лесок, что стоял позади их окопов, покрылся зеленым налетом.
Иван сходил в дальний окоп за передовой линией. Там ребята устроили отхожее место. Что же сделаешь, если третий месяц люди сидят в обороне, не гадить же на «передке»!
Когда он вернулся, к нему подошёл взводный, старшина Николай Куцый, и спросил.
- Шубин! Ты ведь ноне в «ночную» идёшь?
- Иду! Сам же приказал. - ответил тот.
- А что не спишь?
- Фрицы разбудили, да и вы огонь открыли, разве тут уснёшь?
- До вечера ещё далеко.
- Ничего! Я автомат проверю, диски набью да мало ли...
- Тогда ладно! На ужин, говорят, гречка будет.
- Отлично! А то всю дорогу пшёнка, да перловая каша… надоело!
- Ты смотри! В ночь к нам артиллерист заявиться, ему нужно наши ориентиры для стрельбы выверить.
- Корректировщик, что ли?!
- Он самый! – кивнул Куцый.
- Какого хрена он там увидит. Ночью-то! – удивился Шубин.
- Ну, днём удивит! Он к нам надолго. – как-то загадочно объяснил старшина.
- Я вижу, скоро мы в наступление пойдём!
- По всему так! Днями обещали подкрепление прислать. Я его тебе и передам на учение.
- Опять с «молодняком» возиться! – сокрушенно покачал головой Иван.
- Ничто! Ты боец бывалый, а помочь им надо!
- Надо, так надо! Давай покурим. У тебя бумага имеется?
- Курительной нет, а газета есть!
Когда закурили, Николай сказал.
- Хорошая махра!
- Домашняя! И кисет оттуда! Мне мать ещё в сорок втором прислала.
- Как там они!
- Трудно им. Всё для фронта, а сами шишки жуют. Беда там!
- И у нас, в Поволжье, так же. Лебеду едят. – мрачно подтвердил старшина.
Сам Шубин родился в Зауральском селе Большая пихта, что стояло на берегу реки Тура. Там окончил «восьмилетку», оттуда же забрали в армию в сороковом. Оставаясь «рядовым», Иван прошёл три года войны, имел два легких ранения и две медали: «За отвагу» и «За оборону Сталинграда». Сослуживцы его уважали за спокойный, покладистый характер и отличную стрельбу из винтовки. Правда, в этом году он сменил «трехлинейку» на автомат, но и сейчас стрелял без промаха, короткими очередями, экономя патроны.
Когда перекурили, Иван, чтобы взять свой сидор, пошел в блиндаж. Там стоял запах несвежих портянок вперемешку с густым духом давно немытых мужских тел.
«Нам бы баньку организовать! Две недели не мылся. Зимой легче, можно хоть снегом обтереться.» - подумал он, вышел на свежий воздух и заняться делом.
Незаметно наступил вечер.
Дежурные по кухне поднесли в термосах ужин, который им заменял и завтрак, и обед. Обедали супом с пшеном, хотя бульон был мясной.
- Откудова какая роскошь! – удивился Иван.
Один из дежурных объяснил.
- Вечера выездную лошадь убило. На нашу артиллерию бомбовый налет был, вот её и убило. А к каше ещё и мясо!
- А каша какая? – поинтересовался кто-то, стоящий в очереди к термосам.
- Перловая.
- Опять перловка!... А сказали, «гречка будет»… Рубай, что есть!... С мясом и так хорошо… А водку когда дадут…
Слышались голоса ребят.
- Жрите чё дают! Забыли, как в сорок первом по три дня не ели? Бабы наши в тылу сами не доедают, в нитку тянутся, чтоб нас прокормить, а вы тут кочевряжитесь. - прекратил «базар» Куцый.
- И правда! Мои вон хлеб с опилками жрут. – сказал Гришка.
- Ноне всем тяжело. А бабам тем паче! – уже мягче ответил старшина.
- Война идет, ети её в дышло! – выразил Иван общее мнение.
Потом выдали по три черных сухаря и два куска пилёного сахара на завтрак, и оставили недоеденную кашу в термосе.
Ели под брякание ложек о котелки. После ужина Иван, засунув в сапог ложку, попил кипятку, вприкуску с сахаром, и принялся готовиться к ночной вахте: надел ватник, приготовил оружие, подогнал ремень каски, и пошёл сменять часового.
***
За эти сутки «рапортичка», которую каждый вечер подавал взводный командиру роты, выглядела так:
«Всего личного состава – 16 чел.
В т.ч.
- в строю – 15 чел.
- убитых нет;
- ранено – 1 (легко)
- больные нет;
- потребность в л.с. – 4 чел.»
2
Ночь была на удивление спокойной. Фрицы не донимали стрельбой, лишь пуляли осветительные ракеты. Шубин ждал корректировщика, но тот прибыл только под утро.
- Тебя как звать-то! – спросил его Иван.
- Сержант Прохоров Дмитрий.
- Значит, Митя! А я – Ваня! – улыбнулся Шубин.
- Мне бы доложить по начальству. – сказал сержант.
- Огоди, люди же спять. Ещё успеешь. Лучше мы с тобой линию противника осмотрим. Чего время терять.
- Я только «за»! Сейчас своим доложу и начнём!
И включил рацию, что была при нём.
- «Сосна», «Сосна», я - «Игла два»! Приём!
- «Игла два», я – «Сосна»! Приём!
- «Сосна»! Я на месте, начинаю работать! Приём!
- Хорошо, «Игла»! Конец связи!
Перед ними простиралось черное, давно не паханное, поле, в нём, как язвы, зияли большие и помельче воронки от разрывов снарядов, бомб и мин. Наверное, бурьян сгорел ещё осенью, от него остались одни пустулы, а между ними кое-где проклевывалась молодая поросль травы и того же бурьяна.
Ширины «ничейной земли», по прикидкам артиллериста, составляла где-то 300-350 метров.
- Перед их окопами, метрах в сорока, находится «колючка», а за ней, в нашу сторону, идут противопехотные, минные заграждения шириной метров под пятьдесят, не больше. – пояснял Иван.
- Ты мне твои заморочки не нужны, ты мне покажи свои ориентиры, которые вы для нашей стрельбы определили. – прервал его Митя.
- Их немного! Вернее, один!
- Вот тебя и раз! А говорили, много!
- Это для нас много, а для артиллерии они не годны. Видишь, тот холмик, это для вас самое оно! К нему и привяжись.
- Хорошо, хоть так! - сказал корректировщик, доставая буссоль, чтобы снять данные.
К вечеру пришло сообщение, что в роту прибывает пополнение.
- Ну, идем встречать! – сказал Куцый Ивану.
- А я-то тебя зачем?! – удивился тот.
- Пусть привыкают к своему наставнику. Заодно, и прогуляемся до лесочка. А к ночи приведем сюда.
Солнце уже скрылось, но лесу было ещё светло.
Каково же было их удивление, что там они увидели три танка, стоящие под маскировочной сеткой.
- Здорово, танкисты! – радостно улыбаясь, сказал Куцый.
- И вам не хворать! – хмуро ответил механик-водитель, вылезая из переднего люка. – Куда путь держите, пехота, иль по лесу хотите на пузе поползать?
И танкист весело рассмеялся.
Тут за пехтуру вступился Иван.
- Ты знаешь, что самое главное в танке во время боя?
- А ты сам-то знаешь?
- Знаю!
- Ну, скажи, коли так. – усмехнулся механик.
- Главное, не обосраться! – подловил того Иван.
- Это шутка такая, как ты понимаешь. – сказал Куцый.
В танке захохотали. Видимо, над водилой.
- Ты здесь других бойцов нет? – серьёзно спросил Иван.
- Ага! Мы их с собой привезли, вон они подальше сидят. Наверное, вас ждут.
- Точно!
«Молодых» было трое. Ему понравился Рустам Белелединов, молодой татарин с Саратова, но Иван обучал «науке побеждать» всех.
- Для пехотинца самое важное портянки правильное намотать и оружие своё в чистоте держать, потому что всё идем пешком, а нам топать, аж, до самого Берлина, а если портянки плохо намотаны, то ступни на раз сотрешь, и тебе будет не до Берлина. Верно, я говорю, пацаны?!
- А какой же ты солдат, коль твой автомат стрелять не может, а? Вот, к примеру, идет фашист и нацеливает на тебя винтовку, а у тебя автомат заклинило, и что теперь делать? Да, брось ты! Ничего не надо делать, поскольку через секунду ты труп.
- Вот, ты идешь в атаку. Рядом падает твой товарищ. Твои действия?
- Если он раненный, я его перевяжу, а если мертвый, то я не знаю! – пытался ответить Рустам.
- Неверный ответ! Останавливаться нельзя ни в коим случае, надо идти дальше, ведь позади за вами наблюдают санитары или медсестры, нужно только крикнуть им, чтобы обратили внимание на упавшего. А коль сам получил ранение, тяни руку и кричи, если сможешь!
- Стреляй только наверняка, береги патроны.
- Делай, как все! Все бегут, и ты не отставай! Все ложатся, и ты кидайся носом в землю, а когда лег тут же ищи воронку поблизости.
- Добежав, до вражеского окопа, брось туда гранатку, а после дай очередь вдоль него… Ну, так, на всякий случай, а вдруг там кто-то живой остался. И, вообще, в чужом окопе гляди в оба!
- Перед атакой непременно нужно пописать, а то беда может выйти: все бегут, а у тебя не получается. Кто там смеется?! Это вам не шутка, а суровая правда нашей солдатской жизни.
…
А на следующий день пришёл приказ наступать!
3
Ровно в 5-30 ударили «Катюши», их поддержала вся артиллерия, а миномёты крошили передовые, немецкие окопы.
Следом за «огневым валом» в атаку пошли танки с десантом пехоты.
Иван трясся на борту танка «245».
Они успешно преодолели минное заграждение и проврали «колючку».
Куцый скомандовал.
- Сигай с бортов! Быстро! Настала и наша пора повоевать!
Шубин спрыгнул с танка и по его ходу побежал вперед, держа автомат наперевес.
Кто-то закричал: «За Родину! За Сталина! Урррааа!!!»
Дружное, русское «Ура!» прокатилось над полем боя.
До вражеского окопа оставалось не более пяти метров, когда пуля прошила ватник и рубаху, вошла в тело Ивана и вонзилась в его сердце.
Оно билось ещё одиннадцать секунд, а дольше наступила темнота!
И тут же возник свет!
Иван увидел солдата, лежащего на краю немецкого окопа, головой вперед.
«Похоже, это мой ватник! Вон и заплата слева, я её выдрал, когда подлезал под «колючку»! Так ведь это же я лежу!» - изумился Шубин – «Значит, меня убило?! А как же я?!»
Он заметил, что поднимается вверх, к небу, а его тело оставалось внизу, на земле.
И ещё он увидел, как ломкая светлая линия, хоть и медленно, но продвигается на Запад вместе с солнцем.
Рейтинг: 0
281 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
