Дольмен ровесников, часть 3

На рассвете Зоя с мужем заявилась, чтобы вместе поехать в пансионат. Женя всю ночь не спал, думал о шансе, который ему судьба подарила в лице Шаховского. Он, молодой ученный институтской выпечки, ни гу-гу в производстве не разбирался, а бесконечные разговоры с коллегами о внедрении чего-либо кончались ничем. А этот всё взял на себя, его озадачил, оборудование уже подбирает под технологию, корпус под производство подобрал, и всё тихо, уверенно. Правда, контингент работяг необычный, а может так и надо, ему виднее.

В одной машине поехали мужчины, в другой – женщины. В первой весь путь разговор был о технике. Во второй беседа шла об искусстве, балете и звёздах кино, которых Свидерская многих знала. Ещё Зоя поведала, что очень рада встрече с дядей Лёней. Её Евгений ожил, полночи у компьютера сидел. Боится, как студент, встречи с дядей, тщательно ответы готовит на поставленные вопросы. Нет, у Шаховского дело не сорвется. Тут и думать нечего. Балерина посетовала, что герой, ей кажется, больше технического назначения человек, но никак не семейного. Немка же Эльза – исключение в его жизни, добавив ещё, что не всё ей импонирует в этом человеке. По приезду в родные пенаты балерина к себе пригласила Зою, но последняя сказала, что рядом с мужем побудет, с Шаховским, который «железками пахнет», как говорила его жена. Она и Евгению желает стать таким. Дамы расстались.

Герой наш познакомил гостей с Тульчинским, изложил совместный план, одобренный сразу начальством. Ещё их накормили в столовой, за столом Леонид предложил им сюда перебраться, чтобы полностью отдаться работе. Уезжали окрылёнными домой. А вечером за ужином Тульчинский всем сообщил со сцены, что есть хорошая новость. И он вкратце изложил залу, что при пансионате намечается создание уникального производства по выпуску препаратов из натуральных продуктов грецкого ореха и винограда. Он пояснил, что имеются в виду полезные компоненты листьев, коры, цветов, скорлупы, сока из лозы и многое другое. Технология современная будет с максимальной концентрацией полезных веществ в миниатюрных упаковках. В интересной работе по сбору и переработке продукции будут задействованы порядка двухсот человек в смену по три часа, в две смены – порядка четырёхсот человек. С Минздравом согласованы препараты, предназначенные для поддержания здоровья, а также для использования в косметике. Как кто организатор? Да наш Шаховский. Приболел он немного, звонил недавно. Что, Людмила Алексеевна? Вы узнали от друзей его, что сердечник он, притом заядлый… Медчасть знает? Нет, обследования не проходил. Вы мне, гиппократы, за него головой отвечаете, ясно? Вы фармацевт, уважаемая, вы тоже, очень хорошо. Леонид Ефимович поправится, с ним поговорите. Журавлёв, ты ещё здесь? Каминского послал к больному? Хорошо. На огонёк приглашаю всех. Завтра в двадцать ноль-ноль, форма одежды парадная.

*

Шаховскому действительно с утра нездоровилось, это он сразу определил при попытке встать с постели – его качало, тяжело дышалось. «Знакомая картинка, – подумал больной, – давно не виделись, вязкость крови, видимо, возросла». Он, придерживаясь за стенку, к шкафчику подошёл, шприц, ампулу взял и на пол присел, облокотившись на диван. Вошедшая балерина врасплох застала больного, делающего себе укол. Лицо у него было перекошено от боли. Она помогла ему улечься, пот вытерла. Леонид лежал с закрытыми глазами, безмолвно. Людмила у изголовья стояла, пытаясь попить дать. Доктор пришёл, когда больному уже полегчало, и он говорить мог. Старый доктор сразу разобрался с диагнозом, ампулу поглядел и сказал, что есть более действенные лекарства, новые – таблетки, которые стабилизируют кровь в течение нескольких дней. А пока, добавил он, одного больного оставлять нельзя, это чревато опасностью. Поэтому врач Людмиле передал таблетки и проинструктировал, как помощь оказывать, приняв её за жену. Предложено было, при желании, в больничку лечь, на что больной сразу согласился. Но пришедший Тульчинский по другому распорядился. Он попросил оказать помощь в переселении больного в полноценную трёхкомнатную квартиру за номером 1А, которая предназначалась для высоких гостей. Шаховский противился этому, но его переселили. На ночь сестричку обещали прислать, днём Свидерская предложила свои услуги, выставив из квартиры всех, потому что таблетки подействовали, и больной засыпать начал.

Людмила обошла квартиру, кухню оборудованную осмотрела и ненадолго задумалась. В красивой головке балерины шла настоящая борьба между всегда разумной Людой и ограниченной в желаниях Милой. По жизни Людмила больше следовала разумным советам Люды, подавляя часто свои желания. «Ну и что опять надумала, куда понесло тебя, милая? Еле живой, полу-мужик, сама видела какой дохлый, когда кругом такие красавцы! А этот – тьфу. Ты же меня всегда слушалась, а теперь-то что, заколебалась отчего? – ворчала Люда, – Жить правильно надо».

- Правильно живут только калеки и больные, ибо желания свои не в силах выполнить. Ограничивать ещё следует преступников, остальным свободу выбора надо дать желаниям, чтоб жизнью полноценной наслаждались, – выпалила Мила с обидой.

- Чего это всполошились так мои оппоненты? Никаких поводов не подавала для беспокойства. Они умненькие у меня, знаю, и предвидят часто события. Я только накормить надумала больного, приготовить что-то вкусненькое. Да, никому не готовила из своих кавалеров, ну и что из этого. И, вообще, с сегодняшнего дня всё будет по-другому. Я так решила и точка.

Менее чем через час Людмила блины испекла, чай заварила, благо шкафчик и холодильник набиты продуктами были. Несколько раз телефон звонил, она его отключила. Во время перекладывания разбросанных скомканных вещей в шкаф, прозвучал голос:

- Здравствуйте, Люда. Вы всё ещё возитесь со мной? А пахнет-то как вкусненьким, домашним. Конечно, буду. К столу хочу. Попробую встать. Нет, сам должен. Руки только помою. Ой, качает. Спасибо, лицо холодной водой сполосну, легче станет. Что вы мне, как малышу, лицо моете? Хорошо-то как! Один есть не буду. Очень вкусно, сроду таких вкусных и пышных блинов не ел. Спасибо ещё раз, а на ворчню не обращайте внимания. Звонили мне? Как телефоны отключили? Да что вы себе позволяете. Нет, я не нервничаю. И завтра, говорите, отключите, пока не выздоровею… Да я хронический, понимаете, поэтому никогда не смогу здоровым стать! Не кричу я на вас. Всё одно не позволите работать, пока лучше не станет. Вы, значит, определять будете постоянно моё состояние? Поясните тупому технарю, кто вы мне и почему командуете?

- Не знаю с чего начать. Но я твёрдо решила свою жизнь изменить, притом кардинально. Когда у Муравьёвых были, надумала. Не могу более одним балетом жить, бобылихой быть, я готовить на кухне хочу, семью желаю иметь, заботиться о близком человеке хочу, ругаться и то не с кем, обрыдло всё. Не подумайте, что из-за денег, машины или квартиры, они у меня есть уже. Я к вам, вот дура, проситься надумала на постой, жить совместно с вами хочу, другого мужчины и не представляю. Я даже согласна ваши оскорбления терпеть, Леонид. Глупая я, правда... Да они сами текут, вытирала уже. Нет, не в одной кровати, а в отдельной комнате спать буду, так нужно. Не молчите, прошу вас. Лучше на дверь укажите, чтоб убралась. Скоро уйду сама, не переживайте. Не суждено, видимо, балерине семью устроить, но видит Бог на что пошла и с кем, знала же. Простите меня за самонадеянность. Что? Конечно, знаю, что одного оставлять вас нельзя, поэтому пока остаться, просите... Ещё боитесь не докричаться в отдельную комнату ко мне при необходимости… Ну, это знаете что? Нет, не пожалею о поступке. Вещи принести свои, говорите. Я мигом, только уложу вас. А меня трясёт всю. Что вы улыбаетесь? Никто не поверит, что балерина вас сосватала, если кому рассказать. Добавьте, как просилась, унижалась эта женщина, пока ей позволили поселиться. Ну и пусть. Мне ненадолго уйти надо – вещи принести и в магазин сходить. Глаза прикройте, вот так. Вы очень колючий, нет, губ не поцарапала, только душу. Как называть-то вас, прикажете? К утру сама определюсь, говорите? Попробую.

*

Ранним утром следующего дня, как и обычно, Шаховский завтрак приготовил, только на двоих, заглянул в комнату дамы, будить не стал. Присел к компьютеру и увлёкся так, что появление её и не заметил. Вошедшая Людмила собиралась обиду свою высказать за не совсем джентльменское поведение партнёра прошедшей ночью, но, увидев сервированный стол и приветливую улыбку Леонида, тихо промолвила: «Доброе утро, Лёня», – опустив вниз взгляд.

- Утро доброе! Прошу прощения, Люда, за... не совсем… старею, контроль потерял... Хорошо, не будем об этом, спасибо. Спал отлично, а вы? Конечно, на ты перейдём. Впервые без снотворного спала всю ночь, уткнувшись лбом в мою спину? Вот видите, хорошо, что спина была рядом. А если серьёзно – благодарен, что решилась на такой шаг вчера. Я восхищён вами, Люда. Не буду о чувствах, мне просто стало х о р о ш о. Конечно, вечером пойдём на новогодний огонёк, выдержу. Хорошо, купим мне костюм. Могу погулять рядом часок, чтоб вам квартиру убрать. Удаляться не буду и шарф одену.

Погода стояла пасмурная, холодная, но без дождя. Слышны были голоса, притом громкие. За поворотом дорожки указатель «Гайд- парк» за которым располагалась небольшая площадка с трибункой. Вот там-то и голосили несколько человек. Шёл, если так можно выразиться, вялый диспут об обманутых избирателях, продажных депутатах и бестолковом правительстве. С этими формулировками присутствующие согласны были, а вот пути развития страны каждый активист трактовал исходя из своих партийных позиций. Путаница царила ужасная, ибо никто из борцов в своей жизни не работал, для народа ничего в своей жизни хорошего не сделал. Это были болтуны, будущие депутаты, мутящие людей. Привлекло внимание выступление некоего Брухимского. Он пытался доказать активистам разных партий бесполезность призыва народа к «-измам» (коммунистического, социалистического, социал-демократического и т.д.), ибо люди по натуре консервативно-хищнические создания, и изменить их сущность никакими снадобьями невозможно. На протяжении тысячелетий представители угнетённых поднимали восстания против поработителей, часто побеждая в этой борьбе. И что, на смену казнённых воришек, самодуров и палачей приходили новые, более изощрённые, и жертв больше становилось. Взять хотя бы октябрьский переворот или десятки других бунтов народов с властью. Все заканчивались возвратом к исходному – одни жиреют за счёт других, а тощие потихоньку готовят очередную смуту. Нужна широкомасштабная интеллектуальная революция, которую должны совершить высокообразованные люди. В основу нового общества они должны заложить машинно-информационное управление без чиновников с учётом наследственного природного инстинкта людей подавлять и обирать ближних...

Шаховского осторожно за руку взяли и повели в магазин, костюм подобрать. Ему он был до лампочки, но приятно ощущать внимание дамы и её тёплую ручку в ладони. Новогодний огонёк начался под знакомую музыку давнишних передач. Зал и сцена красочно украсили, за празднично сервированными столиками сидели не одинокие жалкие старики и старухи, а нарядно одетые дамы и господа, как принято на Новый год, разве что чуть более мудрые от прожитых лет. Концерт был великолепный – знакомые песни, романсы, шутки и много танцев. Исполнение же балетной партии Одетты из лебединого озера Людмилой Свидерской вызвало шквал оваций. Её закидали цветами, но маленький букетик цветов, преподнесённый Леонидом, был самым дорогим подарком для неё и вызвал радость в душе. Поэтому балерина, выждав тишину зала, сообщила в микрофон, что сплетни по её адресу обоснованы – она соединила свою судьбу в гражданском браке с Леонидом Шаховским и, надеется, навсегда. Кто-то предложил тост за гражданобрачных, затем повторили и ещё чуть-чуть вина выпили, ну самую малость. И всё, наши кавалеры решились на танец с дамами по душе, на прикосновение к забытой прелести женщины, будоражащей во все времена мужскую кровь.

Красиво сказал, правда? Мне кажется, что я сошёл с начатой колеи рассказа о старичках, их просто не заметил в тот вечер, они преобразились. Произошло чудо – старые пни и пенёчки от благоприятных условий ростки осторожные пустили и подумали, что «туда» ещё успеется, спешить-то чего. Вы знаете, они ещё расцвести способны, опыт-то есть. Конечно, обещание с продлением жизни на пять лет чистой воды самообман, ибо никто не знает, сколько ему отпущено, но достойно прожить в таких «Дольменах старости» пожелал бы многим.