ДЕВЯТАЯ ПАЛАТА

       Когда ртутная полоска градусника все время пытается уткнуться в цифру 40, показывая, что особых усилий ей для того совсем не надо, сознание начинает слабо реагировать на происходящее вокруг. Ты у же не в состоянии в очередной раз ответит отказом врачу «скорой», на ее требование погрузиться в машину.  Ты просто сам не  осознаешь, как в нее попал. А потом за окном мелькают какие-то разноцветные картинки, не имеющие четко выраженных очертаний, и ты оказываешься, пройдя какие-то процедуры и придя немного в себя, в больничной палате  на койке с установленной возле тебя капельницей.

      Спустя некоторое время ты начинаешь озирать свое пристанище, когда и обнаруживаешь, что в палате только две койки, И, помимо тебя, здесь уже есть один спящий постоялец.  Сосед по палате беспокойно спит, что-то бормоча себе под нос.  Тебе тоже очень хочется спать…

       Проснувшись утром,  я почувствовал на себе взгляд своего соседа и повернул лицо в его сторону.

-  Доброе утро! – Слабым голосом поприветствовал меня сосед.

- Доброе! – Поспешил ответить  я, утирая полотенцем пот, обильно выступивший у меня на лице.

- Плохо? – Сочувственно поинтересовался сосед .

- Не скажу, что хорошо… - Ответил я, продолжая бороться с обилием влаги.

-Не волнуйтесь… Все будет хорошо. Тут умеют лечить. – Заверил меня сосед. – Я здесь не в первой. И в этой же девятой палате.  Можете мне поверить. Меня Мироном Владимировичем зовут.  Вас-то как?

         Я представился.

- Сколько же Вам лет? - Поинтересовался Мирон Владимирович.

- Шестьдесят семь…

- Молодой совсем! – Заверил меня  собеседник. – Мне  уже восемьдесят пять  стукнуло. И то иногда думаю, что не возраст это совсем. Все своим любимым делом заняться хочется. Я – архитектор. А Вы где трудитесь?

-  По трудовому стажу на пенсии. А так… пишу. Член писательского союза. – Ответил я.

- Как интересно!  - Заулыбался сосед.  – В маленькой больничной палате представителю двух творческих союзов. Я уже шестьдесят лет  в архитектуре. Все началось в пятьдесят четвертом. Я тогда в Липецк из Риги приехал после окончания архитектурного факультета. Жена у меня коренная  липчанка…

- Надеюсь, мы ее скоро увидим? – Поинтересовался я.

- Нет… - Сосед тяжело вздохнул. – Она ждет меня в мире ином. Вот уже шесть лет.

           Мирон Владимирович закашлял и отвернулся к стене, демонстрируя, что разговор на этом окончен. Ему явно хотелось, чтобы никто не отвлекал его от тех мыслей, которые, скорее всего, и стали поводом к его молчанию. Весь день он пролежал в постели, словно в полудреме, отвлекаясь только на прием пищи да на процедуры. Я вставил в уши наушники и слушал голоса радиостанций, которые вводили меня в курс событий, что происходили за окном нашей палаты на нашей тесной планете.

-А что Вы можете сказать о себе? – Неожиданно поинтересовался Мирон Владимирович, когда я вернулся в палату с ужина. – Хочется знать с кем судьба свела… хотя и на короткое время.

              Я рассказал соседу, как более двадцати лет назад, после распада Союза, покинул Казахстан, в котором родился и прожил половину своей жизни. Как трудно дался переезд.  Как все пришлось начинать с начала в краю, который мне ранее был абсолютно не знаком. Как «друзья», которых немало возникло за долгие годы службы в милиции и не одному  из которых довелось чем-то помочь, обещая помощь со своей стороны, если я окажусь в России, так и не встретились со мной под разными предлогами, когда мне понадобилась их поддержка.

- Да… не простая у тебя жизнь, сосед. – Неожиданно перешел на «ты» Мирон Владимирович.- Довелось познать лихо.

- Всякое было… Главное – нынче все уладилось.

- Спасибо за откровенный разговор.  Теперь посплю. У меня тут снотворное с собой имеется.  -  Мирон Владимирович закашлялся. Потом принял какие-то таблетки, из стоявших на столике баночек. У же через некоторое время я понял, что он уснул.

- Я тоже в Липецке случайно оказался… - Задумчиво произнес мой сосед, когда сестра унесла из палаты наши капельницы. – Впереди большая жизненная дорога была… Родился я в семье еврея-кузнеца в польском тогда  местечке Желудок. Название наше местечко получило от речки Желудянки, вокруг которой росли густые  могучие дубы. Потому белорусский Желудок  следует  воспринимать как русский Желудёк.  Помните, когда-то в цикле «самые короткие анекдоты» среди народа был распространен анекдот: «Еврей-кузнец». Считалось, что евреев можно увидеть  среди начальников, артистов, поэтов и прочей интеллигенции,  только не у станка. А в особенности – не у наковальни.

              Наша еврейская община насчитывала домов с сорок-сорок пять. Все население было глубоко религиозным. За исключением моего отца и еще пары его сотоварищей, которых общинцы называли тайными большевиками.  Хорошо, что слова эти не дошли до ушей местной полиции. Попал бы мой отец в польский концентрационный лагерь, который  был  тогда не менее страшен,  чем фашистский. Кроме меня в семье еще была моя старшая сестренка. 

              1 сентября 1939 года на Польшу напала Германия и в течении нескольких дней от начала нападения, Варшава была взята. Тут же на помощь белорусам, проживавшим в Польше, пришла Красная Армия. Мне было где-то около десяти, когда  это случилось,  и мы стали жить в стране, которая обозначалась на всех плакатах и иных надписях, как СССР. В нашем местечке расположилось много военных, в том числе был построен полевой  аэродром на 200 самолетов. Мы играли с солдатами в футбол, невзирая  на окрики старших. Юноши и девушки, перестав посещать синагогу, стали записываться в комсомол. Быстро научились говорить по-русски. Сестра тоже записалась в комсомол, а отец стал заместителем председателя сельсовета. Мечта мамы о том, что я поеду к дальним родственникам в Варшаву и там обрету специальность дамского мастера по пошиву одежды потихоньку ушла в небытие. Я рано стал помогать отцу в кузне, а потому был достаточно сильным для своего возраста. Не всякий ровесник осмелился бы полезть со мной в драку.  На груди у меня скоро появился значок  МОПР*, чем я был очень горд.

          Наша община потихоньку привыкала к новому образу жизни и новым формам общения. Если при поляках подойти к офицеру было фактически невозможно без каких-либо  последствий за эту выходку, то теперь все свободно общались с офицерами и сержантами Красной Армии. Мало того на танцы, что устраивались в городке при аэродроме, наша молодежь валом валила.

          Только, не долго продлилась эта мирная интересная жизнь…. 16 июня, как я помню, член Сталинского политбюро Молотов произнес по радио пламенную речь о крепкой и нерушимой дружбе между СССР и Германией. А уже 22 июня на

_____________________
Международная организация помощи борцам революции (МОПР) — коммунистическая благотворительная организация, созданная по решению Коминтерна в качестве коммунистического аналога Красному Кресту.

наше местечко налетели первые немецкие бомбардировщики, которые полностью разбомбили аэродром, не дав взлететь ни одному самолету, а потом   провели бомбардировку казарм и поселка. Народ попрятался в лесу. Солдат же и комсомольцев увезли куда-то на машинах…   На сегодня хватит… - Остановил свой рассказ Мирон Владимирович. – Устал я.

    На следующий день из-за больничной суеты с анализами и процедурами мы не вернулись к воспоминаниям моего соседа. Он был сильно утомлен и большее время лежал с прикрытыми глазами. Возможно дремал. Может быть, просто думал о чем-то своем, не желая  отвлекаться от этих мыслей. Кто его знает… Потом еще два дня мы говорили  недолго на разные темы. И только на третий день Мирон Владимирович сам привлек мое внимание желанием продолжить свои воспоминания.

- Несколько дней мы с мамой и еще двумя-тремя попутчицами плутали по лесным болотам, убегая от звуков преследовавшей нас войны… Ели все, что казалось съедобным. Однажды нам повезло: мы натолкнулись на два конных воза, еле тащившихся по бездорожью в одном с нами направлении. С горем пополам  нам удалось разместиться на этих возах. Истощенные люди уже не могли передвигаться самостоятельно и нехотя уселись и улеглись поплотнее, чтобы найти место нашей группе.

- Все! – Изрек усталый старик  - возница первого воза, держа вожжи в руках,  - Боле ни одного не берем! Токмо, ежели, кто пожелает сам пешком топать. Жратвы у нас нет. Сил, стало быть, не прибавит. Лошаденки – те хоть травой подкрепляются… пока…

К ночи  начало грохотать уже не только у нас за спиной, но и с боков.  Фронт начал охватывать нас в кольцо. И тут  на развилке дорог лунный свет выхватил из тьмы невысокую женщину с растрепанными  волосами и прижавшихся к ней двух подростков. Первый воз в это время начал забирать влево .

- Стойте, люди добрые! – Закричала женщина. – Не надо влево! Тама уже немцы встретят!  Езжайте правой дорогой! Нас только
с собой прихватите, Христа ради!

- Не слухайте бабу! – Закричал в ответ возница первого воза.  – Левой дорогой пойдем!   А брать мне некуда. Говорил ранее уже! - После этих слов он понукнул лошадь  и она последовала туда, куда направили ее вожжи.

- Прости, милая, но и у нас места нет. – Обратилась к женщине баба, которая управляла нашим возом, до отказу набитом женщинами и детьми. – Да и лошаденка уже еле дышит. Отдыху ей не даем. Коли рядом с телегой идти сдюжите, то  ухватитесь за что и шагайте.
- Куда уж рядом!  - Женщина вытолкнула вперед одного из подростков. Мы увидели, что стоит он на костылях при одной босой ноге. Штанина на второй была закручена выше колена. – Второй не лучше. Нашу машину больничную  подбили километров за десять отсюда. Из всех я только с ними и осталась… Может, возьмете, хоть кого из них?
          Ответом на просьбы женщины было молчание всех, сидящих и лежащих в телеге. Только скрип колесной ступицы оповестил, что воз тронулся в указанную женщиной сторону, оставляя ее  в ночи на перепутье с двумя подранками…  безо всякой надежды на спасение…  Женщина оказалась права.  Спустя совсем малое время мы услышали стрельбу  в той стороне, куда свернул первый воз.  Были слышны и крики людей.
Вышло так, что спасла нам жизни, не получив от нас за то никакой помощи… Спустя пару дней мы добрались до Могилева. Там нас накормили . Там мы встретили отца с сестрой. Сестра вскорости убежала  на фронт. А нас эвакуировали на Урал, где отца зачислили в труд.  Армию при одном из заводов.

      Все в моей жизни сложилось удачно.  Любимая жена, дочь, любимая работа. Уважение коллег. Только, периодически вижу во сне встречу с той женщиной, что указала нам верный путь к спасению, брошенная нами на произвол судьбы посреди ночи на страшной военной дороге. Все пытаюсь попросить у нее за всех прощение…  Только  она меня не слышит… Мимо проходит, улыбаясь кому-то за моей спиной.

4-20.10.2014 г