- Что оглох?
Жена больно пихнула в бок острым локтем, Юрий моментально проснулся, погасил звон будильника, включил ночник.
Ольга лежала лицом к стене, натянув одеяло на голову. В своём закутке заворочалась дочка, простонав. У бедняжки режутся последние зубки, почему-то больнее, чем первые.
Юрий прошёл за занавеску. Наденька спала, съёжившись клубочком на подушке, одеяльце комом горбилось в углу кроватки.
Юрий укрыл дочку, легко коснулся ладонью её лобика: он пылал жаром. Наденька, вздохнув, вытянулась под одеяльцем, сжав ладошками подбородок.
"Бедненькая ты моя", - Юрий склонился над дочкой, убрал колечко локона с глаза, осторожно коснулся губами персикового пушка горячей щёчки.
- Уйди от неё, разбудишь! - прошипела из-под одеяла Ольга.
Юрий взял гантели и ушёл на кухню.
У соседей слева говорило радио, и кто-то громко храпел. У соседей справа - молодая бездетная пара – из-под двери сочилась полоска света, слышались приглушённые голоса. Опять ссорятся. Странный у них порядок: если вечером оглушительно хохочут и гоняют магнитофон, то с раннего утра начинается грызня. И наоборот: вечером ругаются - утром мирятся. Стены в квартире тонкие, всё слышно. Хотел Юрий заикнуться, но передумал: а чем они с Ольгой лучше? Редкий день без ругани. Ей, видите ли, коммуналка кость в горле. Будто Юрию в радость. А что сделаешь? Сотни раз говорил у себя в тресте об улучшении, но в ответ одни обещания. Да и перейти некуда: всюду предлагают ту же коммуналку. Но Ольга почему-то считает, что Юрий просто рохля: другие-то выбивают квартиры. Что, верно, то верно: пробивать, выбивать он не умел - не тот характер. Да и с жильём в Ленинграде туговато - десятилетиями на очереди стоят - так что спасибо и за эту комнату: год по чужим углам скитались. Не могла, а вернее, не хотела Ольга этого понять. С утра до вечера зудела...
Осточертело до жути, если бы не дочка, давно бы ушёл. Нет жизни, и это не жизнь. Только Наденька и смягчает боль, заставляет держать себя в руках, не уподобляться соседям: не пить, не реагировать на оскорбления. На долго ли хватит терпения? Не железный ведь...
Пребывание на кухне, угнетало Юрия больше, чем скандалы соседей и размолвки с Ольгой: здесь никогда не было порядка. Плита вечно залита супами и кашами, на столах мусорно, в раковине груды грязной посуды. Для тараканов благоприятная среда, и они стадами носятся, едва включишь свет. Поначалу Юрий взялся навести порядок: травил тараканов, призывал соблюдать чистоту. Но, увы! глас вопиющего в пустыне. Ольга, выросшая в семье белоручкой, подняла на смех его компанию, и Юрий отступился. Соседи так же не горели желанием, с утра до вечера только материли коммуналку и свои управления, которые требуют работу, а создать условий для жизни не могут...
Торопливо позавтракав, - кофе с бутербродами, - Юрий оделся и вышел на улицу. Шёл мелкий дождь, осенний, а по календарю уже неделя, как декабрь. Местами лежал грязный ноздреватый снег, точно клочки ваты, остальное пространство будто залито некачественной стеклянной массой. Гололёд.
Юрий накинул на голову капюшон, поспешил на остановку: времени в обрез.
Он с детства не любил головные уборы - сколько слёз и нервов потрачено. И теперь часто ссорятся с Ольгой: ей стыдно идти с ним, когда он в инквизиторском капюшоне. Да и возраст - двадцать семь - не мальчишечий. Но что поделаешь, не мог, даже вязаная шапочка вызывала в нём ощущения кастрюли на голове. Ольга считала это прихотью, глупым упрямством, как и неприязнь Юрия к холодцу.
До трамвая Юрий успевал взять в киоске свежие газеты. Уже многие годы это для него было как некий ритуал. Читал в обеденный перерыв - дома невозможно: дел вечно невпроворот, да и постоянный шум со стороны соседей отбивал всякую охоту к чтению. До женитьбы - жил тогда в общаге - за неделю прочитывал три-четыре книги, а теперь месяцами мусолил одну: в транспорте кусочек, да в обеденный перерыв.
Вместе с газетами сегодня он взял свежий номер молодёжного журнала. В трамвае были свободные места, Юрий сел к окну и раскрыл журнал. Ехать минут двадцать, успеет просмотреть. Его внимание привлекла рубрика "Новое имя", точнее повесть "Червивое яблоко" Тамары и Олега Киселёвых. Прочёл первый абзац и вздрогнул, точно его кольнули в бок. Женщина, сидевшая рядом, удивлённо глянула на Юрия, затем на журнал, в который он буквально впился.
Юрию стало дурно, душно. Этого не может быть! Но чем дальше читал, тем сильнее убеждался: это его собственная повесть. Написал года два назад.
Вообще-то писать Юрий начал годом раньше, когда приехал в Ленинград и город покорил удивительной красотой. Увлёкся историей Петербурга, незаметно родилось желание сухие факты облечь в художественные образы. Первым читателем и критиком был Стас, с которым жили в комнате. Он посоветовал оставить пока историческую тему, а обратиться к современности: на неё спрос, быстрее создашь себе имя. И только потом можно смело приступать к историческим сюжетам.
Долго мучился Юрий: о чём написать? Всё окружающее казалось скучным и неинтересным. Однажды они со Стасом смотрели телефильм на производственную тему, после чего товарищ и говорит:
- А напиши о своей бригаде. Ручаюсь головой: не всё у вас тип-топ...
Юрий присмотрелся, и действительно увидел такое, мимо чего совестливый, порядочный человек не может пройти. Так родилась идея повести о двуличии бригадира, который вдвоём с прорабом совершали – безнаказанно! - махинации со стройматериалами. Повесть писалась легко, с натуры. Юрий заканчивал её, когда познакомился на объекте с маляршей Тамарой и впервые по настоящему полюбил. Тамара так же, как и он, приезжая, лимита. С той разницей, что Юрий уже освоился в Ленинграде, а у Тамары ещё не выветрился деревенский дух.
Вскоре Тамара настолько заполнила его сердце, что Юрий открыл ей своё пристрастие к сочинительству и в порыве доверия дал почитать рукопись повести - обычную общую тетрадь. Тамара читала медленно, да Юрий и не торопил: любовь была на первом месте.
Спустя месяц Тамара резко изменилась, похолодела, под разными предлогами откладывала свидания. Всё оказалось до банальности просто: мастер послала её на дачу своего знакомого, подхалтурить. А у того знакомого был сын красавец, музыкант, засидевшийся жених с личной "Волгой" и двухкомнатной квартирой. Неделю ездила Тамара на дачу, штукатурила, красила, назад её отвозил музыкант. Короче, в один прекрасный день Тамара бросила Юрию: "Оставь меня, ты мне надоел!"
Долго, болезненно переживал Юрий предательство. Потом вернулся Стас и взялся за его воспитание. Юрий снова обрёл вкус к жизни, вернулся к литературе. На одной из дискотек Стас познакомил его с Ольгой - началась новая лихорадочная жизнь. Тамара была начисто вымарана из памяти, а с ней канула в лету и рукопись. И вот, пожалуйста, его "Червивое яблоко" опубликовано...
Юрий дочитал до конца, и с остервенением захлопнул журнал. Боже, что они сделали с его повестью?! Мало сказать, что изуродовали до неузнаваемости, они ещё и кастрировали, выхолостили... Кому нужна эта серая поделка? Почему её опубликовали?
Глянул в окно: трамвай шёл по Васильевскому острову, далеко от нужной ему остановки. Вышел у метро. Время двадцать минут девятого. Может мастер ещё в конторе? Позвонил, трубку тотчас взяли:
- Мастер АДС слушает.
- Роза Борисовна, это я...
- Проснулся? Мог бы и пораньше...
- Извините, я не могу сегодня работать. У меня там отгул имеется, так я его беру.
- Что случилось, Юра?
- Так...
- Ладно, отдыхай.
Юрий отправился пешком к ДЛТ: там работала подруга Тамары, у неё должен быть адрес Киселёвых. Уж не тот ли молодец с "Волгой"? Ну, погоди, писатель, доберусь до тебя, и этим вот журнальчиком по твоей бесстыжей морде...
Дверь открыла полная с широким крестьянским лицом женщина. У её ног, держась за подол платья, стояла девчушка с глазами и носиком Тамары.
- Я вас слушаю? - приветливо улыбнулась женщина.
- Дядя, - ткнула пухлым пальчиком девчушка.
- Мне Киселёвых, Тамару и Олега. - Они в бассейне. С минуты на минуту будут. Если вы не торопитесь, можете подождать.
Валентина Денисовна, мать Тамары, угостила крепким краснодарским чаем с душистым домашним печеньем. Аллочка то и дело убегала в комнаты, приносила очередную игрушку, застыв на пороге, вскидывала игрушку над головой, точно собиралась ею запустить в Юрия, звонко кричала:
- Смотри!
- Смотрите, - поправляла Валентина Денисовна, но Аллочка уже бежала за следующей игрушкой.
"Моей бы Надюшке такой простор", - подумал с завистью и грустью Юрий. И неприязненно отодвинул пустую чашку.
- Ещё? - приподнялась Валентина Денисовна.
- Спасибо. Я только что от стола.
Весело зазвенел колокольчик над дверью в прихожей.
- Приехали, - радостно вскинулась Валентина Денисовна, поспешила открывать.
- Вам рыбы не нужны? - дурашливо ввалилась Тамара и осеклась, увидев Юрия. Из-за её спины выплыл бородатый с иконописным лицом Олег. Тамара ему что-то сказала в полголоса.
Юрий встал, подвинул табурет под стол. Тамара прошла к вешалке, где они с матерью приглушённо заговорили. Олег зашёл на кухню.
- По нашу душу? - спросил развязно, открыл холодильник, достал бутылку пива, подумал и рядом поставил коньяк.
Быстро вошла Тамара, захлопнув дверь перед носом Аллочки:
- Сюда нельзя. Мама, забери её!
Тамара замерла у двери, окинув Юрия недобрым взглядом, с издёвкой хмыкнула:
- Дорогой желанный гость.
- Тома, - остановил её муж. - Сообрази закусончик.
- Не утруждайтесь, - сухо бросил Юрий. - Я не собираюсь с вами пить.
- Нам больше достанется, - фыркнула Тамара, и, поставив на стол пепельницу, сигаретницу, закурила. Олег открыл форточку, и, оставшись у окна, заговорил:
- Причину вашего появления в нашем доме мы понимаем. Хотелось бы узнать и цель...
- И покороче: мы ещё не завтракали, - добавила Тамара. - Зачем вы это сделали? - спрашивая, Юрий смотрел на Тамару, но она, прячась в дыму, рассматривала шлёпанцы на своих ногах.
- Что именно? - Олег вернулся к столу, открыл пиво.
- Да, - подняла голову Тамара. - Ты подарил мне тетрадь...
- Я не дарил, дал почитать.
- Ты подарил мне тетрадь, - повторила Тамара с нажимом, - и я вправе поступить с ней, как захочу. Короче, - Тамара с силой раздавила окурок в пепельнице, решительно поднялась, - что ты хочешь? Тетради нет, судиться с нами смешно. Сколько тебе дать, чтобы ты забыл сюда дорогу?
Юрий поражённо молчал.
- Парень, не порть нам аппетит, - бухнул в самое ухо Олег, звучно отхлебнув пиво.
- Зачем вы изуродовали её?
- Воля редактора, - уркнул в стакан Олег.
- Зачем это проходное название? Я же зачеркнул его. Вы ... вырезали всю червоточину... и сварили сладенький компот...
- Заплачь, Алка посмеётся, - Тамара нервно выдернула тарелки из сушилки, грохнула на стол.
Дверь в кухню распахнулась и вбежала Валентина Денисовна с Аллочкой на руках.
- Что здесь у вас?
- Мама! - взвизгнула Тамара. - Тебя, кажется, не звали!
- Тома, держи себя в руках, - Олег кинулся к тёще и мягко выпроводил за дверь, повернувшись, резко метнул:
- Шеф, ты всё сказал?
- Черви, гадкие черви...
- Это ты про нас? - Тамара угрожающе надвинулась, сжав половник.
- Тома, Тома, - перехватил её Олег, - не бери в голову: собачка лает, ветер носит.
Юрий вышел в прихожую. Валентина Денисовна с дрожащим лицом подала ему куртку, открыла дверь. Аллочка стояла на пороге комнаты и, плача, грызла ухо резинового поросёнка.
- Простите, Христа ради, - тихо обронила Валентина Денисовна, тяжело вздыхая.
Юрий сбежал на площадку ниже этажом, нажал кнопку лифта.
Распахнулась дверь квартиры Киселёвых и, точно катапультированный, вылетел Олег.
- Погоди, шеф. Не горячись. Ясное дело, подлянку сотворили. Но пойми: позарез нужно было имя - затирали по-чёрному... Вот Томка и предложила. Сосед у нас по даче, редактор того журнала...
Подошёл лифт.
- Погодь, - продолжал тарахтеть Олег. - Вернём тебе весь гонорар... чуток позднее. Голову на отсечение, сам привезу... Погоди, - закрыл собою вход в лифт. - Томка говорила: у тебя тонна подобных тетрадок. Давай помогу протолкнуть. Могу, стабильно. Только и нам для поддержания имени тетрадку-другую.60% твои...
- Гнильё ты... - выдохнул Юрий в лицо Олега, и с силой швырнул его в лифт, наобум ткнул кнопку - дверцы сошлись, и кабина устремилась вниз.
Юрий спускался по лестнице. Лифт остановился в районе четвёртого этажа, постоял и стал подниматься.
На площадке третьего этажа курил крупный мужчина с брюшком в зелёном трико, стряхивал пепел в консервную банку.
- Опять пацаны катаются, - сообщил пузатик. - Вот поганцы! Счас докурю, и выловлю. Накостыляю, будь спокоен!
- Накостыляйте, - сказал Юрий, и почувствовал боль в пальце - видно, угодил в пуговицу олеговой рубашки.
"Чёрт возьми! не хватало только вывиха... Нет, слава богу, просто ушиб".
Чем дальше уходил Юрий от ненавистного дома, тем увереннее "писалось" его новое произведение - пьеса "Черви". В тетрадь он обычно переписывал уже почти готовое, сочинённое устно.
Правда, в последнее время делал это редко. Сколько умерло устных рассказов, повестей, пьес, не увидев бумаги ... Где взять время для творчества, как изменить жизнь? Другие в его возрасте уже вторую книгу готовят, а он...
А ведь это тоже тема, и, несомненно, живая. Разве Юрий один в таком положении?
Всё! хватит скулить. Который час? О, да у тебя вагон времени. Прямым ходом в читалку и работать, работать, работать. Не каждый день такая возможность...
По пути в библиотеку, Юрий купил общую тетрадь. На первой странице размашисто написал: "Черви. Драма в II действиях". В левом углу мелко приписал: " Для памяти: только не месть..."
[Скрыть]Регистрационный номер 0049500 выдан для произведения:
Черви
- Что оглох?
Жена больно пихнула в бок острым локтем, Юрий моментально проснулся, погасил звон будильника, включил ночник.
Ольга лежала лицом к стене, натянув одеяло на голову. В своём закутке заворочалась дочка, простонав. У бедняжки режутся последние зубки, почему-то больнее, чем первые.
Юрий прошёл за занавеску. Наденька спала, съёжившись клубочком на подушке, одеяльце комом горбилось в углу кроватки.
Юрий укрыл дочку, легко коснулся ладонью её лобика: он пылал жаром. Наденька, вздохнув, вытянулась под одеяльцем, сжав ладошками подбородок.
"Бедненькая ты моя", - Юрий склонился над дочкой, убрал колечко локона с глаза, осторожно коснулся губами персикового пушка горячей щёчки.
- Уйди от неё, разбудишь! - прошипела из-под одеяла Ольга.
Юрий взял гантели и ушёл на кухню.
У соседей слева говорило радио, и кто-то громко храпел. У соседей справа - молодая бездетная пара – из-под двери сочилась полоска света, слышались приглушённые голоса. Опять ссорятся. Странный у них порядок: если вечером оглушительно хохочут и гоняют магнитофон, то с раннего утра начинается грызня. И наоборот: вечером ругаются - утром мирятся. Стены в квартире тонкие, всё слышно. Хотел Юрий заикнуться, но передумал: а чем они с Ольгой лучше? Редкий день без ругани. Ей, видите ли, коммуналка кость в горле. Будто Юрию в радость. А что сделаешь? Сотни раз говорил у себя в тресте об улучшении, но в ответ одни обещания. Да и перейти некуда: всюду предлагают ту же коммуналку. Но Ольга почему-то считает, что Юрий просто рохля: другие-то выбивают квартиры. Что, верно, то верно: пробивать, выбивать он не умел - не тот характер. Да и с жильём в Ленинграде туговато - десятилетиями на очереди стоят - так что спасибо и за эту комнату: год по чужим углам скитались. Не могла, а вернее, не хотела Ольга этого понять. С утра до вечера зудела...
Осточертело до жути, если бы не дочка, давно бы ушёл. Нет жизни, и это не жизнь. Только Наденька и смягчает боль, заставляет держать себя в руках, не уподобляться соседям: не пить, не реагировать на оскорбления. На долго ли хватит терпения? Не железный ведь...
Пребывание на кухне, угнетало Юрия больше, чем скандалы соседей и размолвки с Ольгой: здесь никогда не было порядка. Плита вечно залита супами и кашами, на столах мусорно, в раковине груды грязной посуды. Для тараканов благоприятная среда, и они стадами носятся, едва включишь свет. Поначалу Юрий взялся навести порядок: травил тараканов, призывал соблюдать чистоту. Но, увы! глас вопиющего в пустыне. Ольга, выросшая в семье белоручкой, подняла на смех его компанию, и Юрий отступился. Соседи так же не горели желанием, с утра до вечера только материли коммуналку и свои управления, которые требуют работу, а создать условий для жизни не могут...
Торопливо позавтракав, - кофе с бутербродами, - Юрий оделся и вышел на улицу. Шёл мелкий дождь, осенний, а по календарю уже неделя, как декабрь. Местами лежал грязный ноздреватый снег, точно клочки ваты, остальное пространство будто залито некачественной стеклянной массой. Гололёд.
Юрий накинул на голову капюшон, поспешил на остановку: времени в обрез.
Он с детства не любил головные уборы - сколько слёз и нервов потрачено. И теперь часто ссорятся с Ольгой: ей стыдно идти с ним, когда он в инквизиторском капюшоне. Да и возраст - двадцать семь - не мальчишечий. Но что поделаешь, не мог, даже вязаная шапочка вызывала в нём ощущения кастрюли на голове. Ольга считала это прихотью, глупым упрямством, как и неприязнь Юрия к холодцу.
До трамвая Юрий успевал взять в киоске свежие газеты. Уже многие годы это для него было как некий ритуал. Читал в обеденный перерыв - дома невозможно: дел вечно невпроворот, да и постоянный шум со стороны соседей отбивал всякую охоту к чтению. До женитьбы - жил тогда в общаге - за неделю прочитывал три-четыре книги, а теперь месяцами мусолил одну: в транспорте кусочек, да в обеденный перерыв.
Вместе с газетами сегодня он взял свежий номер молодёжного журнала. В трамвае были свободные места, Юрий сел к окну и раскрыл журнал. Ехать минут двадцать, успеет просмотреть. Его внимание привлекла рубрика "Новое имя", точнее повесть "Червивое яблоко" Тамары и Олега Киселёвых. Прочёл первый абзац и вздрогнул, точно его кольнули в бок. Женщина, сидевшая рядом, удивлённо глянула на Юрия, затем на журнал, в который он буквально впился.
Юрию стало дурно, душно. Этого не может быть! Но чем дальше читал, тем сильнее убеждался: это его собственная повесть. Написал года два назад.
Вообще-то писать Юрий начал годом раньше, когда приехал в Ленинград и город покорил удивительной красотой. Увлёкся историей Петербурга, незаметно родилось желание сухие факты облечь в художественные образы. Первым читателем и критиком был Стас, с которым жили в комнате. Он посоветовал оставить пока историческую тему, а обратиться к современности: на неё спрос, быстрее создашь себе имя. И только потом можно смело приступать к историческим сюжетам.
Долго мучился Юрий: о чём написать? Всё окружающее казалось скучным и неинтересным. Однажды они со Стасом смотрели телефильм на производственную тему, после чего товарищ и говорит:
- А напиши о своей бригаде. Ручаюсь головой: не всё у вас тип-топ...
Юрий присмотрелся, и действительно увидел такое, мимо чего совестливый, порядочный человек не может пройти. Так родилась идея повести о двуличии бригадира, который вдвоём с прорабом совершали – безнаказанно! - махинации со стройматериалами. Повесть писалась легко, с натуры. Юрий заканчивал её, когда познакомился на объекте с маляршей Тамарой и впервые по настоящему полюбил. Тамара так же, как и он, приезжая, лимита. С той разницей, что Юрий уже освоился в Ленинграде, а у Тамары ещё не выветрился деревенский дух.
Вскоре Тамара настолько заполнила его сердце, что Юрий открыл ей своё пристрастие к сочинительству и в порыве доверия дал почитать рукопись повести - обычную общую тетрадь. Тамара читала медленно, да Юрий и не торопил: любовь была на первом месте.
Спустя месяц Тамара резко изменилась, похолодела, под разными предлогами откладывала свидания. Всё оказалось до банальности просто: мастер послала её на дачу своего знакомого, подхалтурить. А у того знакомого был сын красавец, музыкант, засидевшийся жених с личной "Волгой" и двухкомнатной квартирой. Неделю ездила Тамара на дачу, штукатурила, красила, назад её отвозил музыкант. Короче, в один прекрасный день Тамара бросила Юрию: "Оставь меня, ты мне надоел!"
Долго, болезненно переживал Юрий предательство. Потом вернулся Стас и взялся за его воспитание. Юрий снова обрёл вкус к жизни, вернулся к литературе. На одной из дискотек Стас познакомил его с Ольгой - началась новая лихорадочная жизнь. Тамара была начисто вымарана из памяти, а с ней канула в лету и рукопись. И вот, пожалуйста, его "Червивое яблоко" опубликовано...
Юрий дочитал до конца, и с остервенением захлопнул журнал. Боже, что они сделали с его повестью?! Мало сказать, что изуродовали до неузнаваемости, они ещё и кастрировали, выхолостили... Кому нужна эта серая поделка? Почему её опубликовали?
Глянул в окно: трамвай шёл по Васильевскому острову, далеко от нужной ему остановки. Вышел у метро. Время двадцать минут девятого. Может мастер ещё в конторе? Позвонил, трубку тотчас взяли:
- Мастер АДС слушает.
- Роза Борисовна, это я...
- Проснулся? Мог бы и пораньше...
- Извините, я не могу сегодня работать. У меня там отгул имеется, так я его беру.
- Что случилось, Юра?
- Так...
- Ладно, отдыхай.
Юрий отправился пешком к ДЛТ: там работала подруга Тамары, у неё должен быть адрес Киселёвых. Уж не тот ли молодец с "Волгой"? Ну, погоди, писатель, доберусь до тебя, и этим вот журнальчиком по твоей бесстыжей морде...
Дверь открыла полная с широким крестьянским лицом женщина. У её ног, держась за подол платья, стояла девчушка с глазами и носиком Тамары.
- Я вас слушаю? - приветливо улыбнулась женщина.
- Дядя, - ткнула пухлым пальчиком девчушка.
- Мне Киселёвых, Тамару и Олега. - Они в бассейне. С минуты на минуту будут. Если вы не торопитесь, можете подождать.
Валентина Денисовна, мать Тамары, угостила крепким краснодарским чаем с душистым домашним печеньем. Аллочка то и дело убегала в комнаты, приносила очередную игрушку, застыв на пороге, вскидывала игрушку над головой, точно собиралась ею запустить в Юрия, звонко кричала:
- Смотри!
- Смотрите, - поправляла Валентина Денисовна, но Аллочка уже бежала за следующей игрушкой.
"Моей бы Надюшке такой простор", - подумал с завистью и грустью Юрий. И неприязненно отодвинул пустую чашку.
- Ещё? - приподнялась Валентина Денисовна.
- Спасибо. Я только что от стола.
Весело зазвенел колокольчик над дверью в прихожей.
- Приехали, - радостно вскинулась Валентина Денисовна, поспешила открывать.
- Вам рыбы не нужны? - дурашливо ввалилась Тамара и осеклась, увидев Юрия. Из-за её спины выплыл бородатый с иконописным лицом Олег. Тамара ему что-то сказала в полголоса.
Юрий встал, подвинул табурет под стол. Тамара прошла к вешалке, где они с матерью приглушённо заговорили. Олег зашёл на кухню.
- По нашу душу? - спросил развязно, открыл холодильник, достал бутылку пива, подумал и рядом поставил коньяк.
Быстро вошла Тамара, захлопнув дверь перед носом Аллочки:
- Сюда нельзя. Мама, забери её!
Тамара замерла у двери, окинув Юрия недобрым взглядом, с издёвкой хмыкнула:
- Дорогой желанный гость.
- Тома, - остановил её муж. - Сообрази закусончик.
- Не утруждайтесь, - сухо бросил Юрий. - Я не собираюсь с вами пить.
- Нам больше достанется, - фыркнула Тамара, и, поставив на стол пепельницу, сигаретницу, закурила. Олег открыл форточку, и, оставшись у окна, заговорил:
- Причину вашего появления в нашем доме мы понимаем. Хотелось бы узнать и цель...
- И покороче: мы ещё не завтракали, - добавила Тамара. - Зачем вы это сделали? - спрашивая, Юрий смотрел на Тамару, но она, прячась в дыму, рассматривала шлёпанцы на своих ногах.
- Что именно? - Олег вернулся к столу, открыл пиво.
- Да, - подняла голову Тамара. - Ты подарил мне тетрадь...
- Я не дарил, дал почитать.
- Ты подарил мне тетрадь, - повторила Тамара с нажимом, - и я вправе поступить с ней, как захочу. Короче, - Тамара с силой раздавила окурок в пепельнице, решительно поднялась, - что ты хочешь? Тетради нет, судиться с нами смешно. Сколько тебе дать, чтобы ты забыл сюда дорогу?
Юрий поражённо молчал.
- Парень, не порть нам аппетит, - бухнул в самое ухо Олег, звучно отхлебнув пиво.
- Зачем вы изуродовали её?
- Воля редактора, - уркнул в стакан Олег.
- Зачем это проходное название? Я же зачеркнул его. Вы ... вырезали всю червоточину... и сварили сладенький компот...
- Заплачь, Алка посмеётся, - Тамара нервно выдернула тарелки из сушилки, грохнула на стол.
Дверь в кухню распахнулась и вбежала Валентина Денисовна с Аллочкой на руках.
- Что здесь у вас?
- Мама! - взвизгнула Тамара. - Тебя, кажется, не звали!
- Тома, держи себя в руках, - Олег кинулся к тёще и мягко выпроводил за дверь, повернувшись, резко метнул:
- Шеф, ты всё сказал?
- Черви, гадкие черви...
- Это ты про нас? - Тамара угрожающе надвинулась, сжав половник.
- Тома, Тома, - перехватил её Олег, - не бери в голову: собачка лает, ветер носит.
Юрий вышел в прихожую. Валентина Денисовна с дрожащим лицом подала ему куртку, открыла дверь. Аллочка стояла на пороге комнаты и, плача, грызла ухо резинового поросёнка.
- Простите, Христа ради, - тихо обронила Валентина Денисовна, тяжело вздыхая.
Юрий сбежал на площадку ниже этажом, нажал кнопку лифта.
Распахнулась дверь квартиры Киселёвых и, точно катапультированный, вылетел Олег.
- Погоди, шеф. Не горячись. Ясное дело, подлянку сотворили. Но пойми: позарез нужно было имя - затирали по-чёрному... Вот Томка и предложила. Сосед у нас по даче, редактор того журнала...
Подошёл лифт.
- Погодь, - продолжал тарахтеть Олег. - Вернём тебе весь гонорар... чуток позднее. Голову на отсечение, сам привезу... Погоди, - закрыл собою вход в лифт. - Томка говорила: у тебя тонна подобных тетрадок. Давай помогу протолкнуть. Могу, стабильно. Только и нам для поддержания имени тетрадку-другую.60% твои...
- Гнильё ты... - выдохнул Юрий в лицо Олега, и с силой швырнул его в лифт, наобум ткнул кнопку - дверцы сошлись, и кабина устремилась вниз.
Юрий спускался по лестнице. Лифт остановился в районе четвёртого этажа, постоял и стал подниматься.
На площадке третьего этажа курил крупный мужчина с брюшком в зелёном трико, стряхивал пепел в консервную банку.
- Опять пацаны катаются, - сообщил пузатик. - Вот поганцы! Счас докурю, и выловлю. Накостыляю, будь спокоен!
- Накостыляйте, - сказал Юрий, и почувствовал боль в пальце - видно, угодил в пуговицу олеговой рубашки.
"Чёрт возьми! не хватало только вывиха... Нет, слава богу, просто ушиб".
Чем дальше уходил Юрий от ненавистного дома, тем увереннее "писалось" его новое произведение - пьеса "Черви". В тетрадь он обычно переписывал уже почти готовое, сочинённое устно.
Правда, в последнее время делал это редко. Сколько умерло устных рассказов, повестей, пьес, не увидев бумаги ... Где взять время для творчества, как изменить жизнь? Другие в его возрасте уже вторую книгу готовят, а он...
А ведь это тоже тема, и, несомненно, живая. Разве Юрий один в таком положении?
Всё! хватит скулить. Который час? О, да у тебя вагон времени. Прямым ходом в читалку и работать, работать, работать. Не каждый день такая возможность...
По пути в библиотеку, Юрий купил общую тетрадь. На первой странице размашисто написал: "Черви. Драма в II действиях". В левом углу мелко приписал: " Для памяти: только не месть..."
Нет,Таня меня так не обманывали, а вот моего знакомого в юности да.Он мне и поведал эту историю...Я чуточку её изменил, мысленно ставил себя на место ГГ...может поэтому и вышло достоверно...