Был месяц май...

Глава 1. ЛЕСЯ

Кажется, мечта сбывается, Леся улыбнулась про себя. Она сумела собрать немного денег и купила две путёвки в Италию - себе и десятилетнему внуку.

В самолёте, когда народ успокоился и расселся по местам, заметила, у впереди сидящего молодого человека, огромный букет сирени. Ничего себе! В Италии, верно, и своей цветущей красоты полно. Может, хотел напомнить кому-то о родных местах, или вёз любимой русской девчонке, которая там некстати  задержалась.

Леся откинулась на кресло, закрыла глаза, как будто даже задремала. Но мысль зацепилась за что-то. Ах, да, этот букет…

Был  месяц май, цвела сирень. Леся вышла из парикмахерской с новой стрижкой, опять молодая и красивая. Шла и смотрелась во все витрины, себе здорово нравилась. Это поднимало настроение и немного возбуждало. Казалось, что все заметили модную причёску, ловила на себе приятные взгляды, прямо как счастливая пионерка, в только что повязанном галстуке. А исполнилось тётеньке уже слегка за сорок, возраста не чувствовала; была по-прежнему стройная, подвижная, да и выражение лица досталось не шибко углублённое умом и не замученное судьбой. Только пристальный взгляд зелёных глаз иногда смущал и привлекал. Мужчины  порой принимали  это на свой счёт, но частенько ошибались. Так как она с таким же вниманием оглядывала детей, бабулек и красивые автомобили: наверное, в душе была художницей.

Рядом просигналила легковушка, Леся слегка оглянулась. Из открытого окна что-то выкрикивал мужичок и махал ручонками, как бы зазывая. Было смешно и приятно. Вот, пожалуйста, стоило сделать причёску, как тут же обратили внимание. Она с удовольствием несла домой свою красивую голову. Но этот эпизод навеял в душе чувство лёгкой тревоги и недопонимания произошедшего.

 Опять ЭТО.… Раньше тоже замечала бибиканье, особенно из милицейских  УАЗиков, но близко к сердцу  не принимала (мало ли дурачатся ребята), да и не девочка уже. Есть хорошая семья, надёжный, любящий муж, взрослый сын, работа. Что ещё нужно для счастья. Конечно, время и жизнь очень изменились; было чему и кому позавидовать. Но она понимала, что если не приспособились,  и не приняли новые правила  в новой жизни, придётся жить по-старому. Только не бухтеть шибко и радоваться тому, что имеешь. Ну, и как бы радовалась...

Сын учился в институте в другом городе, муж уехал в загранкомандировку.  Леся оформляла документы и собиралась к нему.

Дома, в почтовом ящике нашла записку: какого–то Мишку просили принести гитару. Обращались явно не по адресу, но поразило, вернее, поразил почерк. Его она прекрасно помнила: эти закрученные, округлые, легко читаемые буквы, вызвали лёгкий шок. Была догадка, что послание нужно отдать в соседний дом, в точно такой же подъезд. И оказалась права, там точно проживал Мишка с гитарой. Когда же узнала фамилию автора записки, и то, что работает рядом в медвытрезвителе, поняла, откуда ветер дует, и про все сигналы и выкрики из машин. Фамилия была та, из прошлого. «Вот судьба!», — подумала она, — «исподтишка, но всё–таки свела».

Дома  достала старые письма и фотографии,  разложила их на диване и задумалась. Прямо американское кино — называется «Вспомнить всё»…

Ей исполнилось  двадцать лет. Училась в Политехе на вечернем факультете. Днём работала на Волжском Автозаводе, жила тогда с родителями в Новом Тольятти. Уже имели большую квартиру, все пользовались благами прекрасного Застоя: учились и лечились бесплатно. А ещё в отпуска ездили по дешевым путёвкам, завод был очень богатым.

  Молоденькой Леське предложили путёвку  в пансионат,  недалеко от Куйбышева. Июль стоял жарким. Набрала с собой всяких платьиц, кое-что сшила сама, немного прикупила. Так что, было чем обратить на себя внимание. Серьёзные женихи у девушки пока не завились. Хотелось настоящей, большой любви, как в песне, а потому находилась в процессе ожидания. Да и выглядела лет на пятнадцать, соответственно нравилась либо молодым мальчишкам, либо взрослым дядькам.  Это потом до неё дошло, что мужчин лучше охмурять самим, а не ждать пока поймут, чего ЕМУ МУЖЧИНЕ нужно. И менее романтичные девчонки сами ковали своё личное счастье, а девичью гордость и застенчивость оставляли для школьной классической литературы. Леську порой удивляло, как такой красивый и статный парень может быть рядом с какой—то замухрышкой. Она от одной робости не подошла  бы к нему, хотя и фигурка, и ножки с мордашкой имела очень даже симпатичные.

Пансионат представлял собой несколько старых корпусов, явно с довоенного прошлого. Но рядом текла Волга, росли сосны, бабки торговали белым наливом, среди отдыхающих мелькала молодёжь, и было ощущение свободы, лёгкости и чего-то неизведанного. Наверное, любви.

Она быстро нашла себе подружек. Девчонки из медучилища отдыхали здесь целой группой. Через пару дней заметила их сокурсника: невысокий, худенький, будущий медбрат. Она ощутила ищущий взгляд его серо—зелёных глаз, но сама не подошла, опять выжидала. Сумели разговориться только, когда состоялась экскурсия на большом белом теплоходе, и после расставались только на ночь, спать по своим многоместным комнатам.  Любовь любовью, но девушка себя блюла и понимала, что это просто отпуск, да и паренёк выглядел слишком молоденьким. Ведь так и не признался тогда, сколько ж ему лет. Днём загорали, купались, она читал ему Есенина, он напевал своим высоким голосом «Синий  иней », вечерами танцевали, потом целовались в сквере на лавочках. И видимо потому, что он был ещё юный и не очень опытный в амурных делах, а Леська вообще ходила в не целованных, сами поцелуи казались очень нежными и приятными, как затяжной полёт в бесконечной ночи.

Всё первое запоминается навечно, и всё остальное потом с ним сравнивается. И если лучшего ощущения уже не было, то это и есть любовь. Про неё можно забыть из–за новой жизни и новых обстоятельств, но это платоническое чувство покоится  в укромном уголке многих сердец, и может выстрелить из далёкого прошлого. Только повторить и продолжить её в другое время и в другом месте нельзя, не получится…(«По несчастью или к счастью…»).

Они порой тихонько смеялись, наблюдая за кустами и высокой травой, потому как те шевелились не от ветра, и оттуда раздавался тоже смех и шёпот. Сквер жил своей ночной жизнью, народ отдыхал и телом, и душой. Ей тогда казалось, что таким старым дядькам и тётькам уже стыдно шарахаться по кустам, они- то там явно не только целовались. Наступало утро, и у всех вчерашних любовников сияла блажь на лицах.

Двенадцать дней буквально промелькнули. Становилось тоскливо, расставаться не хотелось. Определённости в отношениях быть не могло. Ему ещё нужно было взрослеть и учиться. Это Леся понимала. Делалось ещё тяжелее, сплошная безнадёга, как будто теряла навсегда. Договорились пока писать друг другу.  И начался почтовый роман. Его письма ей не нравились. Огромное количество восклицательных знаков после каждого «люблю», совершенно безграмотные, полудетские «типа стихи» — были полная противоположность субъекту. Вроде приятный, неглупый парнишка, а выражается так примитивно, «по–деревенски».

Имея пятёрку по литературе,  хотелось, чтобы избранник соответствовал ей. Эта ущербность умаляла приятеля, она не понимала тогда, что таланты у людей разные, и что прекрасный хирург может делать кучу ошибок в эпикризе.  Потом  она привыкла к такой орфографии, простила этот маленький недостаток и просто радовалась каждому посланию.

Леся по жизни слыла активной и творческой девушкой. Хорошо декламировала стихи, участвовала в КВНах, неплохо рисовала портреты.  Друзей хватало, стала больше нравиться ребятам, даже замуж звали, но ни с кем из них не было того щемящего чувства нежности и грусти, а потому продолжала писать о чём-то невысказанном тому.

Он явился неожиданно, почти через два года, ранней весной. Оказывается, призывался на военную службу, и догадался проститься. Кажется, паренёк повзрослел чуток. Немного погуляли по парку, снег почти стаял,  уже пробивалась травка. Леськина душа опять тихо страдала от неизвестности. Она не обещала ждать, это как бы подразумевалось само собой. А в канун праздника Победы, неожиданно для себя, рванула к нему в Жигулёвск, не предупредив никого. Дверь открыли двое: он и его мама.

— Моя Леся приехала, — были его слова.  (Почти «Ирония судьбы» в зачаточном варианте).

Его родители оказались очень простыми людьми. Потом явилась старшая сестра, которую он смешочками осуждал, что та вышла замуж не по любви.

Вечер прошёл в тихих разговорах, по–домашнему. Естественно оставили ночевать, мать постелила ей в большой комнате. Утром проснулась и увидала его сидящим на коленях у её кровати, сказал, что сидит так давно. Было очень спокойно, вся тяжесть с души ушла. Потом нечаянно услыхала его разговор с матерью. Видимо родительница прошлась насчёт возраста возлюбленной своего сыночка. Он ответил, что жена Маркса была на четыре года старше своего супруга. Леська сделала вид, что ничего не произошло, но в голове отложилось.

 После завтрака мать послала их на дачу делать корове укол. Там опять целовались, он нежно гладил её коленки. Видела, что парню хочется большего, но к большему не была готова ни умом,  ни сердцем. Перед отъездом зашли к его родственникам и угодили за праздничный стол. Леся видела, что понравилась всем. Может городскими манерами или тем, что работала на ВАЗе и жила в очень популярном Тольятти. Видимо, им это казалось престижным.

Его отец, выпив за столом, расчувствовался и пообещал купить сыну на свадьбу «Жигули».  Вот вам и скромное житьё–бытьё! И корова, и дача, и машина. У неё в семье деньги уплывали в момент, хотя работали почти все. «Лучше бы сыночку костюмчик приличный купили, а то ходит в своей училищной униформе, как два года назад», — мелькнула мысль у Леськи. «Стыдно рядом идти».

Они расстались, больше она его не видела. Какое–то время  продолжали переписываться. Писала, будучи замужем, правда, без любовных объяснений, боялась сделать солдату больно. И всё…

В то же лето поехала от комсомола в пионерлагерь работать вожатой и там встретила своего будущего мужа. Умный, серьёзный, обаятельный и на два года старше, как такого не полюбить. И полюбила, и вышла замуж, и прожила с ним больше двадцати лет, родила и вырастила сына, у которого уже своя семья намечалась.

Американское кино кончалось…

«Ну, теперь–то он взрослый мужик, неужели нельзя подойти и
по–человечески поздороваться. Ведёт себя, как деревенский, малолетний  ухарь: какие–то сигнальчики, выкрики. Совсем деградировал в своём  вытрезвителе, воспитание не позволяет нормально себя вести», —  размышляла Леся. «Может, я его совершенно не знала, виделись то совсем ничего. Неужели так и не смог устроить свою личную жизнь? Или есть семья и всё хорошо, а он просто издевается и прилюдно мстит, мстит, что не дождалась. Тогда, слава Богу, что судьба не свела, долго бы не прожили, уродов рядом не терплю. Когда–нибудь истинное нутро выперло бы».

Мысленно заклеймив такое ничтожество, она разорвала и с чувством брезгливой досады, выбросила все его фотки и старые письма. «Это ж надо, столько лет хранить всякую трихомудь», — вырвалось вслух. Но мысли продолжали цепляться за недопонятое, что–то мешало успокоиться. «Ещё неизвестно, кто кого предал», — продолжало крутиться в голове. «Да уж, я бы из тебя человека сделала. Ты бы у меня выучился в медакадемии, да работал врачом, а не сшибал с алкоголиков рубли». Она усмехнулась: стала бы второй мамкой.  Рассмеялась вслух и переключилась на проблемы семьи.

 Вещи ещё не собраны, дел всяких полно, впереди поездка к мужу.

                                  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 Но заграницей с мужем пробыли совсем недолго. Мир менялся, революции и путчи продолжались. Каждый народ хотел своей свободы и правды и добивался их, как умел. 

От греха вернулись домой, а через некоторое время  Леся нашла себе работу в городском ЗАГСе. Чувствовала, что это именно её. Нравились женихи с невестами, было не скучно, сочиняла хвалебные речи: про любовь и семейное счастье, хотелось выглядеть моложе, хотелось прилично одеться, чтобы соответствовать статусу. Как бы открылось второе дыхание, а до пенсии оставалось всего десять лет.

Однажды на регистрации, в числе гостей, она узнала его по глазам и тонкому изгибу губ. Дяденька был естественно не молод, но ещё не седой и без животика, так популярного среди теперешних мужичков этого возраста. Леся проникновенно и спокойно читала своим низким голосом свадебный ритуал. У хорошенькой невесты, мамок и тёток в глазах блестели слёзы, в красивом, белом Зале стояла тишина, видела, что достала всех. Эти минуты, когда она владела праздничной толпой, ей безумно нравились. Нравились тем, что смогла достучаться до  сердец новобрачных добрыми словами и неподдельной интонацией, чтобы молодые ощутили торжественность момента и запомнили его на всю жизнь.

Он тоже проникся, это она поняла сразу, но не подошёл: «Или смалодушничал, или не надо», — решила Леся. Зато сразу, по уходу гостей, посыпались странные телефонные звонки, когда молчат и дышат в трубку.

«Ну, не пятиклассник, и хочется, и колется, и мама не велит», — пришло ей в голову. «Точно, задержался в развитии».

В архиве по компьютеру нашла кое–какую информацию о нём. Но удивилась другому. Удивилась тому, что их пути–дороги сошлись именно в один город, квартал, улицу. Видимо параллельные миры иногда пересекаются.

И пересеклись ещё  раз. Как–то отдыхала с мужем на море, присели за столик попить молодого винца, а там он, совсем уже пьяненький, неопрятный, допивал свой стаканчик. Оба сделали вид, что не признали друг друга.

Десять лет работы в ЗАГСе, как и вся предыдущая жизнь, пролетели незаметно. На пенсию её проводили торжественно и с удовольствием, как и многих в этом случае. Понятно, что перемен хочется всем: придёт новый человек, внесёт что–то своё. До неё так было  и после будет, но всё равно становилось грустно, как будто вычёркивали из жизни.

 Гуляя, Леся  заметила неприятную и странную ауру вокруг себя. Неужели опять всё сначала. Ей не мало лет, уже давно бабушка, что теперь от неё нужно. Причина отыскалась быстро. В Интернете высмотрела свою фотографию и рассказ, какая она нехорошая. «Всё мстишь, никак не успокоишься, сделал это смыслом своей жизни. Ну, если ни на что путное не способен, фиг с тобой, судиться не буду», — подумала и вспомнила олигарха Абрамовича. Того тоже в своё время девушка из армии не дождалась. А он сделался богатым и знаменитым, купил «Челси» и живёт припеваючи.

Есть люди умные и сильные, есть слабые и никчёмные, которые в своих неудачах винят весь белый свет, кроме себя. И вдруг обожгла мысль, что предатель именно он, потому как предал то прекрасное далёко, вымазал в грязи и тем вычеркнул из сердца. На что рассчитывал? Что узнает муж, побьёт и бросит. Муж умный, не побьёт и не бросит. И хватит о всякой ерунде.

Опять был май, цвела сирень. И она с внуком едет в Италию.

Глава 2. СЕМЁН                               

Сёмка рос в семье любимчиком. Отец вкалывал на производстве, по вечерам в гараже обихаживал старенький «Запорожец»; ещё огороды, дачи. Так что воспитанием сына занималась сначала мать, потом старшая сестрёнка. Привык беседовать с ней о жизни, знал всё о её первой любви, обожал всех подружек, которые перестали видеть в нём мальчишку и выкладывали свои сердечные тайны. Он настолько привык к женскому обществу, что когда поступил в медучилище, где в основном учились девчонки, не ощущал никакого дискомфорта,  с ними было легко и просто.  Они его не стеснялись, в него даже не влюблялись, он был свой, как братишка.

Как–то в каникулы их поток  отправили отдыхать в живописное место на берегу Волги. Сёмка сначала заскучал и пожаловался подружкам на контингент отдыхающих — одни пожилые тётки. Девчонки быстро его успокоили и показали одну девчушку: симпатичную и модненькую, сказали, что уже познакомились, им она понравилась, что здесь одна и пусть подсуетится, иначе уведут. И когда обозначилась экскурсия на теплоходе, Сёмка закрутился вокруг незнакомки, откровенно искал её взглядом, но заговорить вдруг застеснялся, в горле пересохло, такого с ним ещё не случалось. Она была другая, из другого мира и в подружки явно не годилась. Спокойно подошла и заговорила первой. Ему понравилось её имя и улыбка, когда она рассказывала о своём молодом городе и заводе или читала Есенина, он молча слушал и млел от нахлынувшего счастья и нежности. Наконец–то и с ним случилось то долгожданное, наконец–то девчонки показались ему не на одно лицо. Её хотелось обнять, погладить, прикоснуться губами хотя бы к щеке. И так обрадовался нечаянной встрече со своей  единственной любовью (в этом он был уверен), что теперь больше всего боялся её потерять.

После пролетевших каникул, их группу отправили в колхоз на уборку свёклы. Если раньше такие мероприятия казались в радость, всё лучше аудитории, теперь стали тяготить, сердцем рвался домой, там его ждали письма, такие взрослые и интересные буквально обо всём, их хотелось бесконечно перечитывать и целовать.

Сокурсницы заметили, как он переменился, как замкнулся в себе, перестал интересоваться их проблемами, нехотя общался, ударился в стихи, пробовал рифмовать, но только это иногда и получалось. Красивых и поэтичных слов для выражения чувств не хватало,  поскольку читал не много, но своим сочинительством гордился и отсылал послания к ней в Тольятти. А однажды решился на взрослый поступок: с тоской в глазах сказал матери, что хочет жениться прямо сейчас. Мать чуть не бухнулась в обморок, потом закатила истерику и Сёмка, как будущий медбрат, вколол ей успокаивающие, на этом всё и закончилось.

Скоро завершил  свою учёбу, и сразу призвали в армию. Не предупреждая любимую, приехал попрощаться. Заметил, что оба повзрослели, и было ощущение, что надо жениться именно сейчас, вот так спонтанно взять и расписаться, но не решился  и не предложил. Просто погуляли по парку, и он уехал.

Зато, как обрадовался и приятно удивился, когда она перед самым его отъездом приехала к нему в Жигулёвск. Мать тогда заметила, что избранница постарше будет, он вспомнил Маркса, мать не решилась возразить что–то ещё. Сёмка представил подругу своей родне как невесту, и заметил, что девушка производит приятное впечатление, особенно на мужчин. А двоюродные братья откровенно удивились, как сумел оторвать такую. Ему это льстило, грело сердце, гордился выбором и ответным чувством. Братья шепнули, что эта не дождётся, он промолчал, не хотелось торопить события, просто наслаждался последними минутами общения. Потом посадил свою любовь в такси, и она умчалась навсегда…

В Армии Семёну нравилось, тем более, что служил в медицинском корпусе, среди взрослых женщин. Ласкового медбратика они любили, оберегали, учили жизни. Был им вместо сыночка. Здесь обзавёлся друзьями и наконец–то узнал, что такое настоящая мужская дружба. Теперь личные  сердечные тайны доверял одному из них, читал красивые письма от любимой, мечтал о будущем, строил планы и ждал дембеля.

Вернулся почти летом, и сразу пришло письмо - она вышла замуж. Он не хотел верить, не знал, как быть, потом психанул и махнул рукой. Нашёл старых подруг, но замены не получилось, всех сравнивал только с ней. Братья предложили пойти работать в милицию. Семён согласился, поступил на милицейские курсы, и совместил обе специальности: медика и милиционера. Теперь медвытрезвитель стал ему вторым домом. Хотелось куда–то уехать, уехать далеко, чтобы всё забыть, сбросить тоску, что–то изменить.

Перед отъездом решил, хотя бы издалека увидеть свою любовь. Поехал в Тольятти, походил возле её дома и встретил её маму. Женщина пожалела парня, пригласила в дом, угостила, рассказала, что дочка вышла замуж за военного, очень умного и хорошего человека, теперь живёт в Куйбышеве, растит сына, а потом прониклась и подарила ему фотографию, а на ней его Леся с ребёнком...

С годами тоска улеглась, любовь провалилась на самое дно сердца и началась новая, неинтересная жизнь. Работа не делала Семёна лучше, за компанию частенько выпивал, порой дебоширил, даже отсидел срок за мелкое хулиганство, играл в карты на деньги, стихи и книги забросил, стремления стать лучше не было.

Женщин имел множество, с ними не либеральничал, сразу приступал к делу, брал лаской и никогда не откладывал на потом. Тем, кого выбирал, такое обхождение нравилось, а потому утвердился в своём напоре и по–другому уже не хотел. Женился несколько раз, своих жён почти не помнил, детям платил  алименты и не обижал. От отца Семёну достались золотые руки: где–то построил дом, где–то гараж. Всё это оставлял семьям, себе только машину, она была ему и за жену, и за детей.  Ну, как бы, не совсем плохой.

Впереди маячили сорок лет прожитого, а  постоянства и определённости в личной жизни так и не случилось. Когда накатывала тоска, узнавал через своих милицейских друзей, всё о первой любви и делалось легче. А однажды остолбенел, когда выяснилось, что живёт с ней в одном городе. Потом видел её несколько раз, сигналил из своего рабочего УАЗика, хулиганил, и становилось легко и весело. Сам не  подходил, ведь у неё всё хорошо…

Был месяц май, цвела сирень. Он готовился к  юбилею, (должно было стукнуть сорок), ездил по городу на своём стареньком «Жигулёнке», закупал провизию. Перед светофором задержался и вдруг опять увидел её, Она шла по улице, всё ещё молодая и красивая. Рука сама потянулась к сигналу, он вывалился наполовину из машины, закричал что–то несуразное, но она слегка улыбнувшись, как чужому, продолжила свой путь.

«Не узнала или не захотела узнать?…Подумаешь.… Строит из себя…. Да я тебя…», — внезапно накатила злоба. Раньше этого за собой не замечал.

Может быть, тлилась маленькая надежда на встречу и перемену. Ведь теперь он взрослый мужик, всё знает  и умеет, ему почти не отказывают, наверное, потому  что общается с какими надо?

В милиции прослужил двадцать лет, получил  небольшую пенсию. Её естественно не хватало, и пошёл водить огромные фуры. Подбирал на дорогах девчонок, покупал любовь за деньги, этим жил и по–другому не представлял.

Время шло, и вдруг,  в какой–то момент осознал, что остался один, что кроме друзей–пропойцев рядом никого порядочного и надёжного нет.  

Как-то  пригласили  на свадьбу, где друг женил своего сына. В ЗАГСе  не бывал давно, и потому с интересом  рассматривал красивую современную молодёжь, гостей, поглядывал на молодых женщин, ухмылялся: может что–то перепадёт. Всех позвали в красивый Зал, вошла женщина, начала спокойным приятным тоном торжественную речь, заворожила всех, Семён узнал её, стоял немного пришибленный: ну почему, вот такие не его?  Захотелось обратить на себя внимание, не верил, что не узнала. У молодого гостя выпросил мобильник, стал названивать с небольшим интервалом, пока не отобрали. На заветное «ало» не отвечал: «Вот тебе, вот тебе…». А что ещё он мог.

А   собутыльники ещё и яду пустили. Дескать,  это у тебя из–за той жизнь пропала, и присоветовали пустить в Интернете  «вонючую утку» о ней, пусть  на старости лет благость с лица снимет. На такие грязные дела у Сёмки и ума, и фантазии хватило.  Теперь жизнь приобрела определённый смысл.  Пачкать и гадить, гадить и пачкать. Это не походило  на месть, это стало обычной работой. Днём пьянство, безделье, а когда немного приходил в себя к утру,  шёл в Интернет-клубы и за небольшие деньги просил молодых ребят помочь  в своём никчёмном мероприятии. И дикая больная радость охватывала, когда на мониторе видел изготовленную на  свою несостоявшуюся любовь фотожабу в неприглядном виде. Слюни выступали в уголках рта, а расширенные зрачки и нездоровый блеск выдавали внутреннее состояние алкаша с признаками белой горячки.  

Был месяц май, цвела сирень... Но он не видел весенней красоты.

Наступал новый пустой день, а пока  только утро в Интернет-клубе сулило хоть малое, но удовлетворение от  жизни,  которую  даже не попытался  изменить к лучшему.