Прилетел
как-то к нам командующий авиацией флота. Собрал всех в Доме офицеров и
рассказал странную вещь. Оказывается, в тех частях, где выявлено больше
недостатков в подготовке и выполнении полетов, там меньше предпосылок к летным
происшествиям, а также летных происшествий. Привел статистику. Всем стало ясно:
чем больше недостатков вскроем и устраним, тем безопаснее летать будем.
И
началась великая эпопея борьбы за недостатки. Все командные и партийные органы
с неутомимостью полицейских ищеек кинулись выискивать недостатки. Я, как
штурман, стоял в стороне и несколько выше этих поисковых операций. Но чуяло мое
сердце, что и до нас, штурманов, доберутся.
Как
в воду глядел. Поток недостатков, поставляемый инженерами и техниками, стал
спадать. Синоптики и связисты тоже перестали поставлять недостатки в нужном
количестве. Летчики перестали отклоняться от курса и глиссады даже на
миллиметр. Жалкий ручеек недостатков в технике пилотирования перестал насыщать
жажду борцов. Командование и политорганы стали все чаще поглядывать в сторону штурманской службы. Самим им не очень
хотелось разбираться в наших «косинУсях», и начали они щемить штурманов эскадрилий.
На
очередной подготовке к полетам подходит ко мне штурман нашей эскадрильи Валера
Акулов. Человек исключительной порядочности и мудрости, как в штурманских
вопросах, так и повседневной жизни.
–
Саня, – начал душевно Валера, – Саня, пора и тебе взять на себя какой-то
недостаток. А то у каждого летчика их как у сучки блох. А на нас еще ни одного
нет.
–
А это не больно? – на всякий случай поинтересовался я, хотя и был выше всей
этой суеты вокруг недостатков. – Если надо, запиши.
Я
легкомысленно согласился. Как Швейк, который наивно полагал, что парочка
подписей ему нисколько не повредит.
–
Нет! – заверил он меня. – Ничуточки. А что тебе записать? – Валера великодушно
предложил мне самому выбрать себе розги. О чем я тогда еще и не подозревал.
–
Допустим…., я плохо знаю схему захода на посадку аэродрома Завитинск, – также
великодушно предложил я.
Схему захода
именно на этом аэродроме я знал как «Отче наш».
–
Так, – сказал Валера, занося недостаток в журнал контроля подготовки к
полетам, – вот и есть хорошенькая
государственная измена.
Я,
еще не зная, что меня ждет, тоже посмеялся.
Окончив
контроль готовности, командир эскадрильи спросил, какие недостатки выявлены в
ходе подготовки к полетам. Оказалось, что только один я, проявив халатность и
недобросовестность, плохо подготовился к полетам, что выразилось в
неудовлетворительном знании схемы захода на посадку на запасном аэродроме
Завитинск. Командир подивился этому обстоятельству и выразил недоумение, как
это еще земля меня носит? И, что бы наставить на путь истинный, объявил строгий выговор. Я посмотрел на Валеру, но он
был занят какими-то бумагами и на мой ошарашенный взгляд не ответил. А командир
посоветовал начальнику штаба эскадрильи тут же внести выговор в мою учетную
карточку, чтобы за текущими делами не забылось.
Тут
заходит командир полка. Мы, конечно, встали, поприветствовали его. Мы еще сесть
не успели, а он уж поинтересовался, выявлены ли какие недостатки в ходе
подготовки к полетам. Назвали мою фамилию. Пришлось встать. Командир полка на
радостях, что есть недостаток, принялся за меня с особым рвением. И авиацию я
позорю, и пятно на знамени полка я поставил, и он еще мне припомнит при
назначении на должность, и квартиры я не скоро дождусь. Это же неслыханно,
такое безобразие! Поинтересовался также, носит ли меня земля? А когда узнал,
что носит, очень подивился этому факту, так как до сих пор думал, что она
обычно горит под ногами у подобных разгильдяев, которых надо бы каленым железом
и поганой метлой. Узнал он также, что комэск меня уже наказал. Похвалил его за
оперативность, но взыскание отменил, так как захотел лично покарать. И объявил
тот же строгий выговор, но уже от своего имени, что считалось более тяжкой
карой. Хотя сам командир полка считал это ангельским поцелуем по сравнению с
тем, что я заслуживаю. Впрочем, жизнь сама меня накажет строго, и он не
удивится, если узнает, что я совершил тяжкое преступление и сурово осужден.
«Э!
– подумал я. – Не простое это дело с недостатками бороться. Так и до служебного
несоответствия дойти может, а там и до снятия с должности и отстранения. Больше Валера меня на такую провокацию не
подвигнет».
Но
я рано радовался, думая, что это уже все. После полетов на разбор сам командир
дивизии, наш славный генерал, пожаловали. Стоит ли говорить, что весь разбор
был построен на моей персоне, которая в летную столовую ходит и не подавится же
шоколадом. Государство мне получку выдает и кормит не затем что бы я, наплевав
на безопасность полетов, себе брюхо отращивал и штаны у летного комбинезона
протирал. Он тоже поинтересовался, носит ли меня земля? И получив
утвердительный ответ, страшно негодовал. В учетной карточке взыскание командира
полка зачеркнули, а вместо него вписали
подарочек от командира дивизии. На мое счастье командующий в отпуске был, а то
бы я с должности и летной работы и вовсе полетел.
Новая
неделя началась с того, что прошло партийное собрание эскадрильи, целиком и
полностью посвященное персональному делу коммуниста, т.е. меня. Мои друзья,
коих миновала чаша с недостатками, всячески изобличали и порицали меня. Парторг
поинтересовался, а на чью мельницу я воду лью? Узнав, что все-таки на нашу, он
несколько успокоился, хотя и усомнился, что земле легко носить подобных
негодяев. Отделался я выговором без занесения в учетную карточку. После собрания
я спросил, а представляет ли себе уважаемый парторг, как выглядит схема захода
на аэродром Завитинск? Он, бывший электронщик, ответил, что в виде
последовательного включения конденсаторов и сопротивлений. Я не стал его
разубеждать.
На
мое несчастье, вскоре состоялось ежегодное отчетно-выборное собрание
коммунистов полка. Утешало, что со мной вместе разбирали еще несколько бедолаг,
допустивших недостатки в течение года. А, скорее всего, как и я, дали их на
себя повесить. Но так как мой недостаток был самым свежим, выглядело все это,
как будто судили банду уголовников, а я их пахан. Апофеозом было выступление
секретаря парткома. В уголке его глаза невинной росой сверкала слеза, когда он
голосом, полным праведного гнева, вопрошал:
– До каких пор
мы на них будем свое личное время тратить?
В
декабре начался новый учебный год. Завели новые журналы учета недостатков.
Другие простаки попались на удочку. Про меня забыли. Более того, когда я
попросил у начальника штаба эскадрильи свою учетную карточку, ее сторона, где
учитываются взыскания, оказалась девственно чистой. Я свою воспитательную роль
в деле борьбы за недостатки выполнил.
Вскоре
прилетел командующий. На этот раз нам было доложено о большой роли вскрытия
предпосылок к летному происшествию в деле борьбы за безопасность полетов.
Начиналась новая великая эпопея. Но я уже держал ушки топориком.
[Скрыть]Регистрационный номер 0180373 выдан для произведения:
Прилетел
как-то к нам командующий авиацией флота. Собрал всех в Доме офицеров и
рассказал странную вещь. Оказывается, в тех частях, где выявлено больше
недостатков в подготовке и выполнении полетов, там меньше предпосылок к летным
происшествиям, а также летных происшествий. Привел статистику. Всем стало ясно:
чем больше недостатков вскроем и устраним, тем безопаснее летать будем.
И
началась великая эпопея борьбы за недостатки. Все командные и партийные органы
с неутомимостью полицейских ищеек кинулись выискивать недостатки. Я, как
штурман, стоял в стороне и несколько выше этих поисковых операций. Но чуяло мое
сердце, что и до нас, штурманов, доберутся.
Как
в воду глядел. Поток недостатков, поставляемый инженерами и техниками, стал
спадать. Синоптики и связисты тоже перестали поставлять недостатки в нужном
количестве. Летчики перестали отклоняться от курса и глиссады даже на
миллиметр. Жалкий ручеек недостатков в технике пилотирования перестал насыщать
жажду борцов. Командование и политорганы стали все чаще поглядывать в сторону штурманской службы. Самим им не очень
хотелось разбираться в наших «косинУсях», и начали они щемить штурманов эскадрилий.
На
очередной подготовке к полетам подходит ко мне штурман нашей эскадрильи Валера
Акулов. Человек исключительной порядочности и мудрости, как в штурманских
вопросах, так и повседневной жизни.
–
Саня, – начал душевно Валера, – Саня, пора и тебе взять на себя какой-то
недостаток. А то у каждого летчика их как у сучки блох. А на нас еще ни одного
нет.
–
А это не больно? – на всякий случай поинтересовался я, хотя и был выше всей
этой суеты вокруг недостатков. – Если надо, запиши.
Я
легкомысленно согласился. Как Швейк, который наивно полагал, что парочка
подписей ему нисколько не повредит.
–
Нет! – заверил он меня. – Ничуточки. А что тебе записать? – Валера великодушно
предложил мне самому выбрать себе розги. О чем я тогда еще и не подозревал.
–
Допустим…., я плохо знаю схему захода на посадку аэродрома Завитинск, – также
великодушно предложил я.
Схему захода
именно на этом аэродроме я знал как «Отче наш».
–
Так, – сказал Валера, занося недостаток в журнал контроля подготовки к
полетам, – вот и есть хорошенькая
государственная измена.
Я,
еще не зная, что меня ждет, тоже посмеялся.
Окончив
контроль готовности, командир эскадрильи спросил, какие недостатки выявлены в
ходе подготовки к полетам. Оказалось, что только один я, проявив халатность и
недобросовестность, плохо подготовился к полетам, что выразилось в
неудовлетворительном знании схемы захода на посадку на запасном аэродроме
Завитинск. Командир подивился этому обстоятельству и выразил недоумение, как
это еще земля меня носит? И, что бы наставить на путь истинный, объявил строгий выговор. Я посмотрел на Валеру, но он
был занят какими-то бумагами и на мой ошарашенный взгляд не ответил. А командир
посоветовал начальнику штаба эскадрильи тут же внести выговор в мою учетную
карточку, чтобы за текущими делами не забылось.
Тут
заходит командир полка. Мы, конечно, встали, поприветствовали его. Мы еще сесть
не успели, а он уж поинтересовался, выявлены ли какие недостатки в ходе
подготовки к полетам. Назвали мою фамилию. Пришлось встать. Командир полка на
радостях, что есть недостаток, принялся за меня с особым рвением. И авиацию я
позорю, и пятно на знамени полка я поставил, и он еще мне припомнит при
назначении на должность, и квартиры я не скоро дождусь. Это же неслыханно,
такое безобразие! Поинтересовался также, носит ли меня земля? А когда узнал,
что носит, очень подивился этому факту, так как до сих пор думал, что она
обычно горит под ногами у подобных разгильдяев, которых надо бы каленым железом
и поганой метлой. Узнал он также, что комэск меня уже наказал. Похвалил его за
оперативность, но взыскание отменил, так как захотел лично покарать. И объявил
тот же строгий выговор, но уже от своего имени, что считалось более тяжкой
карой. Хотя сам командир полка считал это ангельским поцелуем по сравнению с
тем, что я заслуживаю. Впрочем, жизнь сама меня накажет строго, и он не
удивится, если узнает, что я совершил тяжкое преступление и сурово осужден.
«Э!
– подумал я. – Не простое это дело с недостатками бороться. Так и до служебного
несоответствия дойти может, а там и до снятия с должности и отстранения. Больше Валера меня на такую провокацию не
подвигнет».
Но
я рано радовался, думая, что это уже все. После полетов на разбор сам командир
дивизии, наш славный генерал, пожаловали. Стоит ли говорить, что весь разбор
был построен на моей персоне, которая в летную столовую ходит и не подавится же
шоколадом. Государство мне получку выдает и кормит не затем что бы я, наплевав
на безопасность полетов, себе брюхо отращивал и штаны у летного комбинезона
протирал. Он тоже поинтересовался, носит ли меня земля? И получив
утвердительный ответ, страшно негодовал. В учетной карточке взыскание командира
полка зачеркнули, а вместо него вписали
подарочек от командира дивизии. На мое счастье командующий в отпуске был, а то
бы я с должности и летной работы и вовсе полетел.
Новая
неделя началась с того, что прошло партийное собрание эскадрильи, целиком и
полностью посвященное персональному делу коммуниста, т.е. меня. Мои друзья,
коих миновала чаша с недостатками, всячески изобличали и порицали меня. Парторг
поинтересовался, а на чью мельницу я воду лью? Узнав, что все-таки на нашу, он
несколько успокоился, хотя и усомнился, что земле легко носить подобных
негодяев. Отделался я выговором без занесения в учетную карточку. После собрания
я спросил, а представляет ли себе уважаемый парторг, как выглядит схема захода
на аэродром Завитинск? Он, бывший электронщик, ответил, что в виде
последовательного включения конденсаторов и сопротивлений. Я не стал его
разубеждать.
На
мое несчастье, вскоре состоялось ежегодное отчетно-выборное собрание
коммунистов полка. Утешало, что со мной вместе разбирали еще несколько бедолаг,
допустивших недостатки в течение года. А, скорее всего, как и я, дали их на
себя повесить. Но так как мой недостаток был самым свежим, выглядело все это,
как будто судили банду уголовников, а я их пахан. Апофеозом было выступление
секретаря парткома. В уголке его глаза невинной росой сверкала слеза, когда он
голосом, полным праведного гнева, вопрошал:
– До каких пор
мы на них будем свое личное время тратить?
В
декабре начался новый учебный год. Завели новые журналы учета недостатков.
Другие простаки попались на удочку. Про меня забыли. Более того, когда я
попросил у начальника штаба эскадрильи свою учетную карточку, ее сторона, где
учитываются взыскания, оказалась девственно чистой. Я свою воспитательную роль
в деле борьбы за недостатки выполнил.
Вскоре
прилетел командующий. На этот раз нам было доложено о большой роли вскрытия
предпосылок к летному происшествию в деле борьбы за безопасность полетов.
Начиналась новая великая эпопея. Но я уже держал ушки топориком.
Интересные замечания. Вообще интересно читать о лётчиках. Только вот вопрос, раз так боремся с недостатками, то почему всё-таки не устраняем их до конца. Почему случаются лётные происществия? Неприятно, когда во всём обвиняют членов экипажа. Но других причин - отказ или выработка рессурса техники вообще не берётся в расссчёт. Во всём виноват только человеческий фактор. Аыявить недостаток - это хорошо. Но понять, что вызвало этот недостаток к жизни - гораздо важнее
Очень приятно среди своих читателей встретить человека, которого интересуют такие вопросы. Недостатки, как гидра кишечнополостная. Ты его устранил в одном полку, а он вылазит в другом. Я, например, когда учился в академии предлагал запретить проход грозы над облачностью. Меня обсмеяли. И вот результат - падение самолета под Донецком. Вылез на потолок и сорвался в штопор. А летной подготовки не хватило даже на то, чтобы определить, что произошло? Сейчас действует практика, что решение на вылет принимает командир возд судна. А им часто движут мотивы далекие от рассудительных. Я считаю, что решение на вылет должен утверждать тот человек, который будет потом родственникам компенсации выплачивать и лично с ними общаться. И таких вопрросов еще много. А в рассказе показана махровая формалюга, а не настоящая борьба с недостатками. Поэтому он так и называется: Борьба за недостатки.
Сейчас все кричат о перегруженности пилотов, О том, что их заставляют летать до упора, что у многих не выдерживает сердце. Хоя вот в военной авиации вроде лётных происшествий поменьше. Хотя небо строгий экзаменатор и не прощает нашей привычной расхлябанности. Вот упал самолёт в Казани, взяли и закрыли авиакомпанию. А ведь эта авиакомпания возрождала авиарейсы между городами в ПФО. Вполне возможно, была чья-то адская многоходовка - и компанию прикрыть, и очередной раз вызвать шок в обществе. Не хотелось бы верить, но. А что касается недостатков - то авральность и кампанейщина всегда вредят делу.
В военной авиации в советские времена разбивалось от 40 до 60 самолетов в год. Дивизия небоевых потерь! И раньше военные пилоты в разы меньше гражданских летали, а сейчас они даже самого минимального минимума не налетывают. Такая компания в которой командир - переученный штурман, а правый летчик - техник, не имеет права на существование. Этот "командир" мир праху его, ни разу не уходил на второй круг и даже понятия не имел как это делается. Потому м упустил скорость до 225 км/час. Самолет сорвался в штопор, но скорости необходимой для выхода ессно не набрал, вот и результат. Это даже не ошибка, это абсолютное неумение летать. Думаю, что так летать смогли бы и вы, если бы вам кто объяснил за что держаться и куда смотреть. А при определенной тяги к суициду любой мог согласиться так пилотировать.