В классе повисла нехорошая вязкая тишина. Сухопарая учительница литературы, молча, смотрела на покрасневшую Валю Кожевникову и ждала ответа.
- Ну, и чтобы ты, Кожевникова, сделала на бирже труда?
Вопрос звучал издевательски. Эта черноволосая женщина с метким прозвищем Ворона за что-то явно мстила ей, возможно за то, что у неё нет золотых серёжек.
Валя разглядывал пол, она не знала. Как поступила бы на месте своей романной тёзки, но вот раздеваться уж точно не стала. Омерзение, которое она испытала, только подумав об этом, было так сильно, что она уже боролась с тяжкими позывами к рвоте.
- Вероника Андреевна, можно мне выйти?
- Да, Кожевникова. И с вещами – у нас урок последний, можешь не возвращаться, если не желаешь отвечать на простой вопрос.
Валя торопливо собрала учебник, тетрадь и дневник с пеналом и, делая вид, что ей совершенно всё равно вышла из кабинета литературы.
Она уже жалела, что подняла руку. Спорить с этой глупой птицей было бесполезно. Она считала, что все они недостаточно патриотичны. Особенно она – дочь первого в городе кооператора – ренегата и подлеца.
Вале становилось не по себе от отцовских подарков, он, то доставал откуда-то дефицитные нейлоновые колготки, то баловал свою дочку духами, а то намекал, что на её замужество подарит им с избранником хороший автомобиль.
Валя мечтала о другом отце, о том человеке, который играл с ней в детстве и рисовал смешных зверей. О том, который не вскакивал ни свет, ни заря. А поднимался только вместе с первыми звуками Гимна из радиоточки. Который, наконец, не говорил так часто о деньгах.
Валя была уже не рада новому форменному платью и красивым клипсам, и этому дипломату с кодовыми замками. Ей воротило от деликатесов, которые хранились у них в холодильнике. Ей хотелось стать прежней, но как это сделать она не знала...
Зато её мама вовсю пользовалась всеми благами. Сейчас она грела себе живот где-то на южном курорте. Она сожалела, что пока не может выехать за границу. Но то, что её муж может спокойно зарабатывать большие деньги – ей нравилось.
Валя, молча, зашла в гардеробную. Тут вовсю попахивало плесенью, видно стены ещё не отошли от зимних морозов и недостаточно впитали в себе весеннего солнца.
- Что – урок закончился? – пробормотала темнобровая уборщица, одновременно прихлёбывая чай из грязной кружки и косясь на расписание звонков.
- Нет, меня просто домой раньше отпустили.
Валя коснулась пальцами виска и седлала вид, что изнемогает от мигрени.
По ту сторону школьной двери начинался другой мир. Она была готова идти по тротуару, как по волшебной дороге в знаменитый Изумрудный Город, даже не прочь была попрыгать по невесть кем нарисованным классам. Только бы не вспоминать о Вороне.
Эта женщина за что-то мстила им всем. Она, то молчала, то начинала громко и тревожно каркать, веселя этим заядлых камчадалов и вгоняя в краску отличниц.
Говорили, что у этой женщины до сих пор нет мужа, что она ходит на собрания таких же одиноких людей. Вале было непонятно это стремление к кому-нибудь притулиться. Это смешное слово она запомнила от бабушки, та часто его повторяла и очень забавляла этим внучку.
«Она бы ещё спросила, чтобы я делала в гестапо...».
А, действительно, что?
Вале не хотелось страдать. Это было как-то слишком нечестно, почему это именно её должны были проверять на прочность, как какую-нибудь железку? Она вдруг вспомнила, как ещё дошкольницей с ужасом смотрела на то, как мать опаливает очередного магазинного цыплёнка. Несчастная тушка держалась над лезвием пламени, потрескивали остатки оперения, а маленькая Валя содрогалась от мнимых ожогов.
Тогда ей было стыдно, это её должны были держать вниз головой и макать в огонь. Она потом ещё долго капризничала, не решаясь, есть сваренный из курёнка бульон. А, когда мать отобрала у неё тарелку, долго сидела в углу детской и молчала, словно бы и впрямь была наказана.
Мысли о гестапо раньше не приходили ей в голову. Она вообще мало задумывалась о необходимости страдать… Неужели, она только и существует, чтобы в положенный срок сесть голым задом на раскаленную печь, или почувствовать на своём теле страшный укус плети?
«Нет. Я этого не хочу… Не хочу…»
Родители не трогали её даже пальцем. Это безразличие угнетало Валю. Словно бы она была отдана им на хранение, как дорогостоящая статуэтка, и они попросту боятся испортить её внешний вид. Она могла получать двойки и куролесить – и ей бы ничего не сказали – так, по крайней мере, ей казалось.
Она ещё не знала, что спустя несколько часов превратится действительно, в безгласную покалеченную куклу. Куклу. Которой будет уже плевать на этот жестокий мир…
Панкрат и Рыжий едва помещались в крохотном санузле.
Они устали ждать, кто-то должен был придти – несчастные домочадцы этого совкового куркуля или он сам.
Им было приказано работать аккуратно и чётко. Этот жадный до денег должен был научен хорошим манерам... Он просто обязан был платить в общак десятину, как делали это другие, не менее зажиточные горожане.
Советский мир разлезался по швам, словно пришедшая в ветхость декорация. Она лишь прикрывала собой настоящий. Никем не выдуманный мир. Мир, где человек человеку – волк, а не друг, товарищ и брат.
Панкрат знал это на собственной шкуре. Он был рождён по ту сторону этого мира, рождён, чтобы страдать самому или заставлять страдать других… Он устал стоять в этом дурацком трико и смотреть на всё, как средневековый рыцарь из-под забрала. От полноватого и тупого Рыжего нестерпимо воняло потом, к тому же он периодически боролся с отрыжкой, но когда ему не удавалось, казалось, что кто-то спустил воду из смывного бачка
Наконец совсем рядом с входной дверью послышались чьи-то лёгкие шаги. Кто-то явно стремился в придуманную ими западню, напевая песенку и очень неловко действуя ключами.
Валя была рада остаться в одиночестве. Она вошла, торопливо разулась и поспешила сбросить с плеч плащ.
Из настенного зеркала на неё смотрела типичная пай-девушка. Фото таких милых старшеклассниц украшают собой Доски Почёта. Валя вдруг почувствовала неистребимое желание похулиганить, поиграть во что-нибудь запретное и пряное, одновременно думая о судьбе её романной тёзки.
«Она осталась в одних туфлях», – попробовала она на вкус запомнившуюся фразу.
Взгляд упал на аккуратные темные лодочки. А что, если и впрямь раздеться, но не так, как Филатова. А по- другому - смело и решительно.
Сквозь небольшое отверстие в двери было видно, как раздевается эта ещё ни о чём не подозревающая недотрога. Они боялись выдать себя. Девушка была артистична. Она делала это только для себя. Не понимая, что своим поведением подписывает себе смертный приговор.
«Интересно, она знает, где у её мамочки цацки?»
Валя замерла от удивления. Метаморфоза, произошедшая с её отражением, удивила её саму. Теперь уже какая-то нимфа таращилась на неё из зеркальной глуби.
«Господи, ну и придёт же в голову. Стыдно как…».
Радость куда-то улетучилась. Она вспомнила, как читала рассказ о такой же милой дурочке, у которой умерла мать, и которая также оголялась, любуясь своими прелестями.
«Только её звали Еленой…
Отбесившись, Валя собрала разбросанную по полу одежду и отнесла её в детскую, ощущая непреодолимое желание встать под тёплый колючий душ. Не пытаясь одеться, она смело направилась к двери ванной комнаты, дёрнула ручку и в ужасе застыла на пороге…
Панкрат и Рыжий были довольны произведенным эффектом.
Голая девушка сначала беззвучно кричала, а потом стала медленно оседать на пол.
- Ну, вот раньше времени копыта откинула… - А может, трахнем её по-тихому, и смоемся.
- Хорошо, что этот идиот собаку не догадался завести. И хату на охрану не поставил.
- Жлоб потому что… Эх, хороша сучонка.
Оба двойника Ихтиандра взялись на дело. Рыжий перекинул тело Вали через плечо и направился в комнату девушки.
Вале казалось, что она спит. Ведь это только во сне могут присниться такие страшные нелепые люди.
Напрасно она пыталась сжаться в комок. Кричать было бесполезно, она даже боялась открыть рот, а вдруг эти двое тотчас отрежут ей язык?
Она лишь тщетно молила их о пощаде.
- Ну. Что оклемалась чуток? – спросил один из незнакомцев.
Валя машинально кивнула, Она чувствовала, что сходит с ума, страх наполнял её, словно воздух резиновую игрушку – казалось, что он вот-вот разорвёт её изнутри.
- Вот и умница. Хорошая девочка. Ты ведь комсомолка?
Валя вновь наклонила голову, словно бы пытаясь поцеловать неожиданно стылый воздух комнаты.
- Вот и умница. Чего вы сейчас в школе проходите?
- Молодую гвардию, - почти беззвучно выдала военную тайну Кожевникова.
Она вдруг поняла, что ничем не лучше Филатовой.
Тошнота, ещё недавно эфемерная теперь пробуждалась вновь. Казалось, что кто-то гонит прочь остатки компота с кексом, которые она так бездумно выпила и съела в школьном буфете.
Рыжий был похож на флегматичного санитара в психушке. Он, молча, то сжимал, то разжимал кулак правой руки, словно бы маскировал в ней эспандер.
- Девочка, а где здесь у тебя утюг?
- Там на кухне, а зачем он вам?
- Да, так платьице у тебя помялось.
- Я всё равно ничего не скажу, - стараясь быть храброй, проговорила Валя, ощущая, что кроме тошноты в животе идёт отступление и по другому фронту.
- Дяденьки. Отпустите меня… в туалет. Я какать хочу…
Голос стал каким-то слишком писклявым. Валя даже удивилась, а не превратилась она в дошкольницу. Это было бы неплохо, не станут же они пытать утюгом малолетнего ребёнка!
«Боже, я ещё что-то о геройстве талдычила. Ворону бы сюда. А то герои, предатели. Сама бы повертелась, как уж на сковородке
- Горшок там захвати…
Рыжий тупо наблюдал за страданиями Вали.
Он по-своему жалел и эту милую девушку, а главное самого себя. Хотя он и был под трико совсем голым, какой-то пугающий дискомфорт всё-таки терзал его ожиревшую душу.
- Ты того, полегче, а то сдохнет ещё…
Валя была уже не похожа на саму себя. Незнакомцы измазали ей лицо в чём-то липком и теперь со смехом наблюдали. Как она слизывает это липкое, словно бы попавшая под дождь кошка.
Боль пронзала её тело. Напрасно она уверяла, что сейчас встанет или закричит, или совершит какой-то геройский поступок. Всё было тщетно, только постепенно затихающий аромат фекалий ещё тревожил её скукоженные ноздри.
- Переверни её на живот…
Через час сё было кончено.
Из ануса Вали торчала одинокая гвоздика, а на спине было написано «Адью. Папаша!».
Валя не слышала. Как хлопнула дверь. Она теперь ничего не слышала, только чувствовала, что летит, летит. Она знала, куда, но удивлялась, как знает дорогу…
Денис, это действительно трогает. Так оно и было, в прошлом веке, но не так уж и давно. Вам удалось передать атмосферу того времени, конкретно одного ужасного эпизода. Сюжет - продуман, впечатляет. /Но, Денис, надо бы поправить текст, это по-дружески говорю./ Спасибо за рассказ.
Впечатляет...жестко очень...наверное, так и бывает, потому, что зависть и алчность людская беспредельна....но не дай бог никому такое испытать. Спасибо автору.
Желание видеть в человеке героя часто приводит к гибели. Гибели себя как человека. Тут по-моему вполне простая мысль, что наши представления о мире могут воплотиться - даже против нашей воли
Помочь сайту
Поздравления
