Бедный егерь

            В девяностом году с деньгами в семье вовсе худо стало. Даже то, что в Чернобыле заработал, не помогло финансовую пропасть сколь-нибудь заметно засыпать.  Решил я осенью в отпуске денег заработать. В Чернобыле я с Юрой познакомился. Майор медицинской службы, помощник начмеда ОГОГО. Мы так оперативную группу гражданской обороны при министерстве обороны звали, что в Чернобыле ликвидации последствий аварии, как могла, способствовала. Юра в Вологде жил и в сентябре за клюквой ездил. И вот, якобы, там один мужик с женой насобирал клюквы на новенькие «Жигули». Приезжает финская фирма, клюкву забирает и «Жигули» чуть ли не за ведро клюквы отдает. А у меня в то время не то что Жигулей, велосипеда не было. Расчет наш был прост. Тот кадр с женой на Жигу клюквы накосил, а уж мы по видику, точно, оторвем. Говорят, финны и видеомагнитофоны раздавали. Тогда видеомагнитофон не намного дешевле «Жигулей» был. На мотоцикл с коляской точно менялись.

            Добрый Юра еще одного бедного эй-полковника из Москвы пригласил видики зарабатывать. Полковник всем своим видом показывал, что это он на службе полковник. А тут для нас он такой же Вася, как и все. Только старательней. Не успеешь, бывало, последнюю ложку из котелка дочерпать, а уж он котелок схватил и так демократично в ручье полощет.

            Тогда с сигаретами и любым табаком напряг был. Моя жена через свой Военторг нас крепко снабдила. Курите там, хоть закуритесь. Сигареты, а их у нас добрая сотня пачек была, у нас вместо валюты катили. Плывем мы, к примеру, на глиссере по Шексне. И желаем на Ихалице высадиться. Я к капитану:

            – Кэп, нам бы на Ихалице выпрыгнуть как-то.

            – А на Луну выпрыгнуть не хочешь? Гы-гы-гы!  Мы или за пять километров до или через пять километров после причалим. Гы-гы-гы! А там, гы-гы-гык, по бережку, ножками. По-другому никак.

            Мы, когда на глиссер грузились, чуть кишки  в узел не завязали, а тут пять километров по болотистому бережку с поклажей осла на спине тащиться. Жуть!

            – Кэп. Я же пачку «Родопи» дам. Тормози, где просят.

            – Ха! Пачку! Гы-гы-гы! Да я тебя за одну сигарету на собственных закорках снесу. Только где она, эта сигарета?

            –  На, держи, – и пачку болгарских «Родопи»  ему сую.

            – Договоримся, – обалдевает он.

В вологодских краях «договоримся» означает «договорились». Закорки не закорки, а сам лично выгружаться помогал и долго нам белой кепочкой махал, пока за поворотом реки не скрылся.

А вот потом мы дислокацию, как только очередное болотце обчешем, действительно, пешочком меняли. При этом пожитки и мешки с клюквой на себе, как караван из трех ослов, тащили. Ослов – это потому, забегая вперед, скажу, что ничего мы не заработали. Сколько потратили, столько и получили. То ли у финнов на бирже обвал цен на клюкву произошел, то ли Юрцу эти богатства во сне привиделись, только приехал я домой на поезде и без видика. Если бы не впечатления от вологодской осени и от Шексны, чувствовал бы я себя обворованным. Как те кочки, по которым мы грабарками прошлись.

Тяжко нам со скарбом своим таскаться. Но попался нам егерь. Вот душа-человек! В жизни такого добряка не видел. Он вдоль берега на слабомоторной баржульке  плавал. Баржа была железная, 15 метров длиной. Плыла она с максимальной скоростью оголодавшей черепахи. Но имела важное достоинство. Все наши палатки-манатки сами собой вместе с нами в пространстве перемещались. И для этого никаких усилий с нашей стороны не требовалось.

У егеря, Николая, пес, лайка, имелся. Прелесть не пес. Умный, как змей. Его Кучумом звали.  Все понимал. Главное, он понял, что у нас сахар-рафинад водился. А он такой вкусноты отродясь не пробовал. Коля просил нас не давать псу сахара. Это его как-то испортит. Но мы думали, что он из скромности, жалея наши припасы, говорит. И водку с нами пить отказался. Не пью, говорит, и не пил никогда. Мы ему сигарет предлагали. То же что и с водкой. А ели мы вместе. Мы свои припасы доставали, Коля свои. И самовар ставил. Знатный самовар. Позапрошлого века. Деньги он категорически не взял, припасы поровну, табак не нужен, водку и на дух, сахар просил собаке не давать. Мы уж не знали, как его благодарить. Полковник даже палубу по собственной инициативе помыл. Но Коля сказал, что это не нужно, так как дожди часто сыпали, и палуба чистая. Если учесть, что полковник при этом причальный багор за борт столкнул и теперь при причаливании лопатой пользоваться приходилось, то его старание и вовсе ни к чему было. А багор утонул. Тут же утонул. Так как из арматурины был откован. Но Коля сказал, что это мелочи и не стоит расстраиваться.

Мы на берегу в стогу переночевать собрались. Коле мысль понравилась. Надоело в железной барже спать. Мы в скирде соломы пещеру выкопали. Уютная такая нора получилась. Брезентом застелили. И сверху навес из полиэтиленового полотнища устроили. Сели, поужинали. Мы втроем водки выпили. Несколько кусков сахара, несмотря на Колины протесты, Кучуму дали. Он с восторгом сахар грыз. И как только в наш походно-медицинский ящик лез кто, сразу нос по ветру держал: вдруг еще сахарку дадут.

Посидели у костра, покурили и в пещеру соломенную забрались. Не зря навес натянули. Почти сразу мелкий дождик зарядил. Я тут же уснул. Но через час проснулся. Это был не храп, а взлет двух бомбардировщиков на форсаже. Полковник и Юра старались. Кто быстрее взлетит. Колю слышно не было. Может, он спал, но, скорее всего, из деликатности, лежал тихонько. Я перебрал все методы прекращения храпа. Ничего не помогло. Тогда я выбрался из нашего убежища. С другой стороны скирды храпа практически не слышно. Я выкопал пещерку для себя и прикрылся слоем соломы. Дождь почти прекратился, только на лицо изредка падали мелкие капли. Странно, но я опять почти сразу уснул.

Проснулся оттого, что кто-то дышал мне в лицо. Я открыл глаза. Сквозь дырявые облака пробивался лунный свет и освещал рогатую голову надо мной. Волна суеверного ужаса быстро схлынула, когда я вспомнил, что в этих местах коровы часто на беспривязном содержании встречаются.Вот одна из них меня нашла и из любопытства стала обнюхивать. Я слегка пошевелился под своей соломой. Ее тихий шорох сильно корову испугал и, судя по громкому топоту, далеко не одну. Как будто кавалерийский эскадрон вдаль ускакал. Я призадумался. А мог ли я спугнуть легким шорохом целое стадо коров? А вдруг это медведь за ними охотится? Мне стало неуютно и одиноко. Я поднялся со своего ложа и перешел к своим товарищам. Там как раз образовалось место между Юрой и полковником. Они храпели, как прежде, но их храп мне теперь ничуточки не мешал. Дородный Юра лежал с краю и храпел громче. Это вселяло надежду, что медведь, если придет, удовлетворит свой аппетит Юрой или полковником. А скромные мы с Колей, может быть, уцелеем. На наше счастье, медведь так и не появился.

Но утром нас все равно ждал не очень приятный сюрприз. Крышка нашего походно-медицинского ящика была откинута. Округа была густо засеяна пачками сигарет. Посредине валялись ошметки от коробки с сахаром. Сахара там не было. Очевидно, после дождя пес-сладкоежка умудрился откинуть крышку ящика, выбросил часть сигарет, добираясь до сахара, и умял около килограмма оного. Насытившись и убоявшись наказания, песик исчез.

– Ахти, –  причитал Коля, – что ж теперь делать? Удрал Кучумка. Он, объевшись сахара, теперь неделю по болотам шнырять будет. Если волки не съедят его. Зима на носу. Что без собаки делать буду?

Мы, чувствуя свою вину, понуро собирали остатки сигарет. Развели костер, позавтракали, чем Бог послал, и просушили те сигареты, что можно было. Коля не сказал нам больше ни слова упрека. Как будто ничего не произошло, пригласил нас на борт баржи. Мы медленно поплыли вниз по течению.

Я и Юра перекладывали содержимое в ящике. Деятельный полковник возился с чем-то на корме. Вдруг он, побледневший и расстроенный, подошел ко мне и спросил:

– Что делать? Я кран в воду уронил.

– Какой кран? – переспросил я, еще не веря в непоправимое. – От самовара?

– Да! – трагически воскликнул он. – Я его мыл… Я хотел…. А он выпал – и в воду...

– Бедный Коля! То собаку ему испортили. Теперь исторический самовар загубили.            Кран у самовара был самой выдающейся деталью. Видно, большой мастер отливал его.

– Ну, что теперь делать! Надо идти Колю радовать.

На полковника было жалко смотреть, когда он оправдывался перед нашим добрым хозяином. На его месте я бы сбросил в воду всю нашу злосчастную троицу. Но Коля вместо этого успокаивал полковника. Он говорил, что самовар, дескать, старый (!) и у его бабушки еще один есть. Он как раз собирался ее через недельку-другую навестить.

Если меня когда-либо спросят, а встречались ли мне на земле на моем пути истинно добрые люди. Такие, для которых дружба и помощь означают гораздо больше материальных выгод. Не сомневайтесь, я вспомню доброго русского парня, вологодского егеря Николая, которому мы, нечаянно по нашей бестолковости, причинили массу хлопот и принесли потери и убытки, за которые он, добрый человек, отказался взять компенсацию. И ни словом не выразил нам упрека. Наоборот, утешал нас в нашей неловкости. И я даже не знаю, верующий он или нет. Удачи тебе, Николай!   

(с) Александр Шипицын