2013 г. Твоя-моя не понимая!
Люди всюду говорят по-разному.
Это касается не только стран и регионов. Даже в пределах одной страны, одного официального литературного языка существуют множества диалектов, наречий и говоров. Но, помимо этого, есть еще и многочисленные разговорные различия, которые не зафиксированы ни в какой литературе и не имеют никакого названия. Наверное многие замечали, что люди, долгое время живущие бок о бок, начинают вырабатывать свою собственную речь, сокращая или выбрасывая многие слова, которые, если можно так выразиться, сами собой разумеются, заменяя иные слова, а порою и целые фразы, жестами, мимикой или телодвижениями, в том числе и неопределенными звуками, типа, «м-м-м…», «во-о-о…» и тому подобное. И очень часто, в подобных ситуациях, вырабатываются иные, непривычные, а то и совершенно несвойственные словам значения[1].
Вышеуказанные особенности, порою, можно заметить даже перемещаясь из одной деревни в другую, а уж если речь идет о разных городах, то еще ярче. Отход от общепринятых норм речи зависит от длительности самоизоляции и мобильности жителей той или иной местности. Насколько часто туда приезжают новые люди и насколько часто аборигены покидают насиженное место.
Чем меньше перемешивание народа, тем больше вероятность значительного лингвистического обособления данного контингента. Удивительно бывает слышать привычные слова в совершенно неожиданном значении. Раньше это было очень распространено. Почитайте в словаре Даля областные значения слов. Удивительно, но факт – значения слов в разных областях бывают прямо противоположны. Мне, например, всегда резало слух слово «верхи» в орловском значении «овраг», отмеченное еще Иваном Тургеневым в его «Записках охотника». Сейчас такая словесная чехарда сокращается, в связи с простотой общения и передвижения, а также в связи с центральным глашатаем – телевидением, задающим людям разговорный стандарт языка.
Те, кто много ездил по стране, наверняка, не раз с этим сталкивался. Иной раз послушаешь и думаешь – а не позвать ли переводчика, поскольку смысл произнесенного, состоящего из простых, распространенных, слов, также туманен, как будто бы разговор идет на воровской «фене».
Так что слоган «твоя-моя не понимая» подходит не только для иностранцев, но и для своих, родных, русских, которые достаточно долгое время общались с ограниченным контингентом.
Вот интересный, характерный пример.
Двоим моим молодым знакомым потребовалось съездить на кладбище в деревню близ города Углича, с целью выяснить – похоронен там некий человек или нет. Поскольку человек этот был им совершенно незнаком, то дорогу они знали весьма приблизительно, поскольку в тех краях никогда не были и имели на руках только название населенного пункта.
Кое-как, по навигатору, пробили маршрут и поехали. Причем поехали на небольшом вагончике по типу Сеат Альгамбра, который хоть и имеет, на вид, довольно высокую посадку, но особой проходимостью и, уж тем более, прочностью не отличается.
До Углича добрались быстро и без проблем. Дальше до деревни тоже была, в общем-то, хорошая дорога, которую проехали, то что называется – не заметив. А вот оттуда к кладбищу вела уже совсем подозрительная, впору сказать, тропинка, с глубоко накатанной колеей, местами залитой водою.
Ребята призадумались…
И было от чего призадуматься. На дворе – самый конец апреля. Только-только, да и то не везде, порастаяло, а на скудном российском солнце, то что растаяло, уж точно не высохло. Когда дорогу знаешь – одно, а когда не знаешь – совсем другое. Можно и не только несколько километров задним ходом протащиться, от того, что не сможешь развернуться, а, вообще, застрять всерьез и надолго, тем паче, что такую машину, какая у них была, в таком случае, лучше бы трактором не тащить – хлипенькая, городская – не для таких перегрузок. Еще и разорвется невзначай.
Посмотрели, покумекали – вроде проехать можно, но… всегда остается это «но», которое бередит душу и трепет нервы. Покрутили головой – глядь – на лавочке у какого-то заборчика сидят двое пожилых людей. Стариками их не назовешь, конечно, еще не пенсионеры, но люди немолодые, старше пятидесяти. Серьезные на вид.
Подошли мои ребята, поздоровались. Вот – говорят – надо до кладбища добраться – как у вас тут дорога-то? Время весеннее – недолго и завязнуть. А те отвечают, что, мол, ездят на кладбище, и городские, и местные… хоронят, конечно, на грузовике, а вот навестить могилки и на своем транспорте приезжают. Вроде как ничего дорога. Да только что туда «Шевроле» Серегин проехал.
Ну что – Шевроле, так Шевроле. Ну ни Тахо же у этих деревенских. Значит дешевые Ланос или Ласетти – машинки, совсем, паркетные. А у нас – хоть не внедорожник, но все-таки – полный привод – потянет! К тому же езды-то всего три километра до заброшенного погоста с кладбищем.
И поехали!
Километр-другой все было ничего, а напоследок, метров пятьсот – такое, что не приведи господь. Вертело-крутило, раз пять думали, что все… конец, но полный привод практически новой машины, хоть и перегреваясь, все-таки тянул фургончик вперед…
В общем – добрались! И, как положено, перед кладбищем, типа в насмешку над последним участком – ровненькая, сухонькая площадка, где одиноко стояла Нива, около которой хлопотала с шанцевым инструментом немолодая семейная пара.
А где Шевроле?
Неужели обманули нас мужики?
Не хочется думать, что немолодые и, на вид серьезные, люди, настолько легкомысленны, чтобы так некрасиво пошутить над приезжими москвичами. Да москвичей, конечно, не любят в России, но не до такой же степени?
Кровь ударила в голову ребятам – эх! – подумал Мишка, кому старость мудростью, а этим – глупостью! Гады! И, в сердцах, смачно плюнул на землю.
С тяжелым сердцем подошли они к кладбищенской калитке. Хотелось им, конечно, на обратном пути, сказать что-нибудь такое, едкое, пожилым шутникам, но как-то стыдновато было.
И вот уже подойдя к самой калитке, когда оставалось только толкнуть ее, чтобы войти, как вдруг Сашка, схватив Мишку за рукав, буквально проорал: «Миш! Смотри! Нива-то не родная, а Нива-Шевроле!!!»
Мишка обернулся! Бог ты мой – и вправду – Нива-Шевроле, которую у нас в Москве, Шевролетиной никто, даже самый завзятый чайник, не назовет.
Закатились оба от смеха. Усталость от дороги как рукой сняло, да и камень с души упал. Не издевались пожилые люди над ними, не отправляли нелюбимых москвачей на верную гибель. Честно и откровенно, но… только по-своему (а это им и невдомек было) сказали то, что видели. Ведь у них в деревне только четыре машины, ну пять – грузовик, да копейка, девятка и Нива, да… Шевроле, которая, опять же Нива. Ведь надо им как-нибудь обычную Ниву от Нивы-Шевроле отличать. Вот они так и говорят. Для них есть Нива и есть Шевроле. Разница большая. Это для москвичей, и то, и другое – одинаково и безразлично – непрестиж!.
[1] Все это наиболее ярко проявляется в речи супругов, долгое время состоящих в браке. Где все эти «котики», «зайчики», «козлики», а порою и просто значительная, выразительная пауза, выполненная с характерным подмигиванием или закатыванием глаз, могут обозначать кого или что угодно, давным-давно известного этим людям. Для супружеской речи характерно кодирование не только слов или фраз, но даже целых сюжетов. Название отеля, мельком брошенное в разговоре, может означать какой-либо случай, происшедший с ними в нем, а номер года – какое-то важное, опять же по их мнению, событие, случившееся в этом году.
[Скрыть]Регистрационный номер 0247029 выдан для произведения:
2013 г. Твоя-моя не понимая!
Люди всюду говорят по-разному.
Это касается не только стран и регионов. Даже в пределах одной страны, одного официального литературного языка существуют множества диалектов, наречий и говоров. Но, помимо этого, есть еще и многочисленные разговорные различия, которые не зафиксированы ни в какой литературе и не имеют никакого названия. Наверное многие замечали, что люди, долгое время живущие бок о бок, начинают вырабатывать свою собственную речь, сокращая или выбрасывая многие слова, которые, если можно так выразиться, сами собой разумеются, заменяя иные слова, а порою и целые фразы, жестами, мимикой или телодвижениями, в том числе и неопределенными звуками, типа, «м-м-м…», «во-о-о…» и тому подобное. И очень часто, в подобных ситуациях, вырабатываются иные, непривычные, а то и совершенно несвойственные словам значения[1].
Вышеуказанные особенности, порою, можно заметить даже перемещаясь из одной деревни в другую, а уж если речь идет о разных городах, то еще ярче. Отход от общепринятых норм речи зависит от длительности самоизоляции и мобильности жителей той или иной местности. Насколько часто туда приезжают новые люди и насколько часто аборигены покидают насиженное место.
Чем меньше перемешивание народа, тем больше вероятность значительного лингвистического обособления данного контингента. Удивительно бывает слышать привычные слова в совершенно неожиданном значении. Раньше это было очень распространено. Почитайте в словаре Даля областные значения слов. Удивительно, но факт – значения слов в разных областях бывают прямо противоположны. Мне, например, всегда резало слух слово «верхи» в орловском значении «овраг», отмеченное еще Иваном Тургеневым в его «Записках охотника». Сейчас такая словесная чехарда сокращается, в связи с простотой общения и передвижения, а также в связи с центральным глашатаем – телевидением, задающим людям разговорный стандарт языка.
Те, кто много ездил по стране, наверняка, не раз с этим сталкивался. Иной раз послушаешь и думаешь – а не позвать ли переводчика, поскольку смысл произнесенного, состоящего из простых, распространенных, слов, также туманен, как будто бы разговор идет на воровской «фене».
Так что слоган «твоя-моя не понимая» подходит не только для иностранцев, но и для своих, родных, русских, которые достаточно долгое время общались с ограниченным контингентом.
Вот интересный, характерный пример.
Двоим моим молодым знакомым потребовалось съездить на кладбище в деревню близ города Углича, с целью выяснить – похоронен там некий человек или нет. Поскольку человек этот был им совершенно незнаком, то дорогу они знали весьма приблизительно, поскольку в тех краях никогда не были и имели на руках только название населенного пункта.
Кое-как, по навигатору, пробили маршрут и поехали. Причем поехали на небольшом вагончике по типу Сеат Альгамбра, который хоть и имеет, на вид, довольно высокую посадку, но особой проходимостью и, уж тем более, прочностью не отличается.
До Углича добрались быстро и без проблем. Дальше до деревни тоже была, в общем-то, хорошая дорога, которую проехали, то что называется – не заметив. А вот оттуда к кладбищу вела уже совсем подозрительная, впору сказать, тропинка, с глубоко накатанной колеей, местами залитой водою.
Ребята призадумались…
И было от чего призадуматься. На дворе – самый конец апреля. Только-только, да и то не везде, порастаяло, а на скудном российском солнце, то что растаяло, уж точно не высохло. Когда дорогу знаешь – одно, а когда не знаешь – совсем другое. Можно и не только несколько километров задним ходом протащиться, от того, что не сможешь развернуться, а, вообще, застрять всерьез и надолго, тем паче, что такую машину, какая у них была, в таком случае, лучше бы трактором не тащить – хлипенькая, городская – не для таких перегрузок. Еще и разорвется невзначай.
Посмотрели, покумекали – вроде проехать можно, но… всегда остается это «но», которое бередит душу и трепет нервы. Покрутили головой – глядь – на лавочке у какого-то заборчика сидят двое пожилых людей. Стариками их не назовешь, конечно, еще не пенсионеры, но люди немолодые, старше пятидесяти. Серьезные на вид.
Подошли мои ребята, поздоровались. Вот – говорят – надо до кладбища добраться – как у вас тут дорога-то? Время весеннее – недолго и завязнуть. А те отвечают, что, мол, ездят на кладбище, и городские, и местные… хоронят, конечно, на грузовике, а вот навестить могилки и на своем транспорте приезжают. Вроде как ничего дорога. Да только что туда «Шевроле» Серегин проехал.
Ну что – Шевроле, так Шевроле. Ну ни Тахо же у этих деревенских. Значит дешевые Ланос или Ласетти – машинки, совсем, паркетные. А у нас – хоть не внедорожник, но все-таки – полный привод – потянет! К тому же езды-то всего три километра до заброшенного погоста с кладбищем.
И поехали!
Километр-другой все было ничего, а напоследок, метров пятьсот – такое, что не приведи господь. Вертело-крутило, раз пять думали, что все… конец, но полный привод практически новой машины, хоть и перегреваясь, все-таки тянул фургончик вперед…
В общем – добрались! И, как положено, перед кладбищем, типа в насмешку над последним участком – ровненькая, сухонькая площадка, где одиноко стояла Нива, около которой хлопотала с шанцевым инструментом немолодая семейная пара.
А где Шевроле?
Неужели обманули нас мужики?
Не хочется думать, что немолодые и, на вид серьезные, люди, настолько легкомысленны, чтобы так некрасиво пошутить над приезжими москвичами. Да москвичей, конечно, не любят в России, но не до такой же степени?
Кровь ударила в голову ребятам – эх! – подумал Мишка, кому старость мудростью, а этим – глупостью! Гады! И, в сердцах, смачно плюнул на землю.
С тяжелым сердцем подошли они к кладбищенской калитке. Хотелось им, конечно, на обратном пути, сказать что-нибудь такое, едкое, пожилым шутникам, но как-то стыдновато было.
И вот уже подойдя к самой калитке, когда оставалось только толкнуть ее, чтобы войти, как вдруг Сашка, схватив Мишку за рукав, буквально проорал: «Миш! Смотри! Нива-то не родная, а Нива-Шевроле!!!»
Мишка обернулся! Бог ты мой – и вправду – Нива-Шевроле, которую у нас в Москве, Шевролетиной никто, даже самый завзятый чайник, не назовет.
Закатились оба от смеха. Усталость от дороги как рукой сняло, да и камень с души упал. Не издевались пожилые люди над ними, не отправляли нелюбимых москвачей на верную гибель. Честно и откровенно, но… только по-своему (а это им и невдомек было) сказали то, что видели. Ведь у них в деревне только четыре машины, ну пять – грузовик, да копейка, девятка и Нива, да… Шевроле, которая, опять же Нива. Ведь надо им как-нибудь обычную Ниву от Нивы-Шевроле отличать. Вот они так и говорят. Для них есть Нива и есть Шевроле. Разница большая. Это для москвичей, и то, и другое – одинаково и безразлично – непрестиж!.
[1] Все это наиболее ярко проявляется в речи супругов, долгое время состоящих в браке. Где все эти «котики», «зайчики», «козлики», а порою и просто значительная, выразительная пауза, выполненная с характерным подмигиванием или закатыванием глаз, могут обозначать кого или что угодно, давным-давно известного этим людям. Для супружеской речи характерно кодирование не только слов или фраз, но даже целых сюжетов. Название отеля, мельком брошенное в разговоре, может означать какой-либо случай, происшедший с ними в нем, а номер года – какое-то важное, опять же по их мнению, событие, случившееся в этом году.