2012 г. День закрытых дверей – тридцать лет после института

2012 г. День закрытых дверей – тридцать лет после института

Тридцатилетие окончания института – грустное зрелище. Собралось от силы только дюжина однокурсников. Все уже немолодые, плохо одетые и со своими болячками. У кого – бопезни, у кого - потеря работы, у кого – житейские невзгоды. Зеленая тоска. Никакого энтузиазма и никакой энергии. Недаром первый тост был «за то, что мы живы». Это, на данный момент, единственное наше достижение.

 А что – у одного инфаркт, пережив операцию на открытом сердце, считай – наполовину мертв, наполовину жив. У другого вес 175 килограммов и какая-то сетка на пузе то ли для того, чтобы брюхо не отвисало, то ли для того чтобы предотвратить грыжу. У третьего – диабет, у четвертого тоже. Страшно слушать. Я помню десятилетие выпуска – у одних рождались, у других уже росли дети и все были окрылены какими-то надеждами… Двадцатилетие, было отмечено уверенностью в своих силах – еще бы, дети уже почти выросли, как говорится – можно и себе подумать. Все были полны сил… И вот миновало еще десять лет. Народились внуки и мы все превратились в дедов и бабок, снова вернулись коляски, колыбельки, «агу-агу», только уже для чужих малышей, которые почти и не заметят нас, когда вырастут. Мы для них нечто далекое и чиста символическое – «дед», «баба», как персонажи какой-то старинной-старинной сказки. Быть может, кому-нибудь удастся дожить до появления правнуков, но вернее всего, мы умрем, так и не увидев внуков повзрослевшими.

Внуки-внуки – именно они больше всего напоминают нам о том, что жизнь подошла к завершающему этапу.

Страшно представить себе 2022 год, когда мы будем отмечать сорокалетие выпуска и когда, явно, будем узнавать не тех, кто пришел, а тех, кто остался в живых.

Единственно наши девченки – по-прежнему хороши, хотя я уверен – именно поэтому они и приходят. Те, которые вздрагивают, глядя на себя в зеркало, понимая, насколько они постарели и увяли, давно уже перестали ходить на ежегодные встречи.

Особенностью нашего института всегда было то, что в нем училось очень много евреев, почему МАДИ часто называли Московской Ассоциацией Детей Израиля или Ассоциацией Детей Иудеев. Поэтому, после падения «железного занавеса» в 1991 году большинство наших однокурсников уехали из страны. В основном в Америку и Канаду, часть в Израиль и Германию. Поэтому, более половины группы в эмиграции. Было заметно насколько резко сократились наши ряды после десятилетия выпуска в 1992 году. Вот и не с кем встречать тридцатилетие. Хорошо, что еще не отключили Интернет в России и можно свободно общаться с теми, кто очень и очень далеко.

Поглядев вокруг я заметил, насколько верно говорила моя первая жена, что «русские праздники сводятся к обжорству, а в худшем случае – к пьянке». Во дворе института множество столов за которыми жуют… жуют… жуют и пьют. Практически у самого тротуара жарят шашлыки. Странно, как будто нельзя общаться друг с другом не жуя при этом. Видимо нашим людям нельзя. Как только, так сразу – жрать!. И пить!

Кстати, питье сказалось. Вроде бы и выпили немного, но один из нас упал обоими коленями на лестницу при этом достаточно сильно повредив их. Когда я уходил, то заметил, что на лице его застыла гримаса боли. Не понимаю – если знаешь, что теряешь контроль над собой (ведь не мальчишки же) – не пей. Нет, вот русский менталитет – ничего не поделать – пьем, мрем, пьем, мрем, но все равно будем пить. Видел еще одного достаточно пожилого мужчину, который проходил мимо уже не держась на ногах. Отвратительное зрелище.

Но самое отвратительное зрелище это сам институт. Говорят что время боится пирамид, но время также боится и МАДИ, обходя его стороной. Войдя внутрь я ощутил себя в той же самой атмосфере, в какой я был тридцать пять лет назад в 1977 году, когда первый раз переступил этот порог. Такие же обшарпанные блеклые стены на которых кое-где развешаны какие-то стенды с объявлениями, истоптанный пол, лестницы с отбитыми ступенями, аудитории, где среди старой мебели, стоят старинные электроприборы, выпущенные в середине 1970 годов, которые достойны находится уже в музее, а не в учебном заведении.  Вокруг все такое древнее, отсталое, забытое и никчемное. Но это и прекрасно, поскольку в такой обстановке я снова ощущаю себя восемнадцатилетним первокурсником для которого это здание тогда являлось храмом науки и который смотрел на все вокруг восторженными глазами. Совсем не так, как сейчас, когда я понимаю никчемность высшего образования как такового, в общем и никчемность высшего образования в МАДИ, в частности. Проучившись здесь пять лет, я ни получил никаких полезных знаний. А проработав здесь двенадцать лет, понял почему, узнав закулисную жизнь ВУЗа во всех подробностях, что не заставило меня думать о нем лучше.

Но, как бы там не было, нынешняя молодежь успешно получает с его помощью отсрочки от армии. Да это и хорошо – раз человек боится армии, зачем его туда брать – ничего путного из него не получится. Будет он плохим солдатом, годным только на то, чтобы служить живым щитом. Бог с ним – пусть учится неизвестно чему, неизвестно зачем, неизвестно у кого. Надо же оправдывать зарплату преподавателей. Они тоже хотят есть.

Но больше всего раздражает то, что непонятно моим иностранным друзьям – пропускной контроль при входе в учебное заведение. Россию европейцы всегда называли и продолжают называть варварской страной. Обидно! Но мы постоянно даем им в этом повод. «Как ты не можешь войти в университет, где ты учился?» – спрашивает меня моя немецкая подруга «Да, не могу» – отвечаю я, с болью в душе за свою, любящую замки и заборы, страну. Что поделать – мы боимся терроризма! А существует ли он, этот терроризм? И тут приходят на ум строки Владимира Высоцкого, вложенные им в уста Адольфа Гитлера: «если бы не было этих евреев, я бы их выдумал сам…» Вот не выдумала ли наша страна этих самых террористов, чтобы наставить побольше заборов и закрыть побольше дверей. Мне кажется именно так.

За закрытыми дверями не увидишь ни грязи, ни отсталости, ни безделий, ни некомпетентности, ни халатного отношения к делу, ни прочих пороков. В этом великая сила закрытых дверей.

А что касается любви к заборам, то, как я сказал, будучи во Франции – «Месье, чтобы понять менталитет народа, зайдите на их кладбища. На ваших кладбищах высятся надгробия, между которых проложены прямолинейные дорожки, а на русских кладбищах вокруг каждого надгробия стоит обязательная ограда с дверкой на висячем замке, причем эти ограды не только разной высоты и цвета, они еще и разной ширины, поэтому вокруг могил приходится вилять будто на горном серпантине». Вот и делайте выводы сами.