2001 г. Три девицы

2001 г. Три девицы
Новый Год в России самый пьяный праздник.
Хотя, в литературе прошлого, пьяной называется Пасха, которую даже при крепостном строе справляли целую неделю. И только самые жестокие, безбожные и безденежные, крепостники заставляли своих крестьян трудиться в Светлую неделю. После Октябрьского переворота, в связи с запретом религиозных праздников, пальма пьяного первенства перешла к Новому Году, как единственному оставшемуся в стране «непролетарскому» празднику. В отличие от «Красных праздников», типа Первомая или 7 ноября в этот праздник не было, ни демонстраций, ни собраний, да и вообще на него смотрели сквозь пальцы – и запретить не решались, да и разрешать особо не старались[1].
Поэтому, по укоренившейся в нашей стране традиции, в Новый год напиваются все – даже те, кто никогда не пьет, что стало пищей для многих рассказов и анекдотов[2].
Но, когда дело касается дороги, то это уже не анекдот. Садиться за руль перед Новогодним праздником – сущий ужас. Перегар от пешеходов чувствуется даже через закрытые окна, поэтому надо быть очень осторожным. Другое дело – 1 января, когда город вымирает, как после падения нейтронной бомбы, а 31 декабря, особенно до 8-9 часов вечера – натуральный кошмар. Обычно я стараюсь в этот день не выезжать, но иной раз обстоятельства бывают сильнее.
В тот Новый Год к нам кто-то приехал. Я уже толком не помню кто, но приехал он на метро и мне пришлось его у метро встретить. Ну казалось бы пустяк – проехать два километра до Войковской и обратно. Пустяк – если бы не Новый год.
Аккуратно, с оглядкой по сторонам, проезжаю половину Зои Космодемьянской и приближаюсь к кинотеатру Рассвет[3]. Здесь – остановка – светофор. На светофоре – красный. Место гадкое – рядом два техникума – Авиационный имени Годовикова и Книготорговый, где сегодня, как и мы много лет назад, ученики сдают зачеты, а потом, то что называется «не отходя от кассы», начинают отмечать Новый год. Кто чем. Кто шампанским, кто водкой, а кто – смешивая все подряд. Приглядываюсь – ближе ко мне техникум Годовикова – парней там много – могут и рухнуть под колеса…[4] Но нет – по сторонам перекрестка толпится народ, но какой-то, не по-новогоднему, адекватный и даже не очень-то пьяный.
Под зеленый трогаюсь, но не лихо, а так – с ленотцой. И, как покажет дальнейшее, делаю это очень мудро. Поскольку стоило мне только переехать через перекресток, как вижу, что две, изрядно подвыпившие девченки из книготоргового, несут, как раненого бойца, промеж себя, третью, мертвецки пьяную, напившуюся то, что называется «до положения риз», которая волочится за ними как хвост, будучи не в состоянии даже переставлять ноги. Вся эта компания, вихляя и припадая при каждом втором шаге, зигзагами не идет, а буквально мчится на остановку автобуса, которая, к моему вящему неудовольствию, находится на противоположной стороне дороги.
Давлю на тормоз.
На нечищеных московских улицах шипы хватают, но, как всегда не так, как хотелось бы, поэтому машина, тормозя, немного подкручивается, сдирая с асфальта снег. Шума много – и снег хрустит, и шипы скрежещут, отчего девчонки резко останавливаются, поскольку их, залитые водкой, глаза не в состоянии увидеть то, что я нахожусь от них метрах в двадцати, причем на дороге, а они – на тротуаре. Но у пьяных, если вы замечали, чувство самосохранения работает намного сильнее, чем у трезвых. Остановившись, они, как молодые бычки, начинают вертеть по сторонам головами, чтобы понять – что шумит?
А ведомая или тащимая? А вот про нее они начисто забывают. Поэтому она соскальзывает у них с рук и, грохнувшись мордой об землю, начинает, по инерции, скользить вперед – выкатываясь прямо на мостовую и останавливается, на мое счастье, метрах в десяти от машины. Даже на таком расстоянии видно, что у нее вся рожа в крови – из носа хлещет. Подруги, доковыляв до нее, пытаются ее поднять, при этом раза два упавши сами и примерно столько же хлопнув мертвецки пьяной девкой об мостовую.
Я не выхожу из машины и благодарю судьбу за то, что эти идиотки так далеко от меня. Ведь будь они поближе, нашлась бы такая дура (обычно у нас женщины – самая глупая, крикливая и то, что называется, к каждой бочке затычка, частица общества), которая бы закричала: «Девочку сбили!» И понеслась бы новогодняя мистерия в духе кун-фу. А если бы я еще измазался в ее крови, помогая поднять, да, не дай бог, случайно бы мазанул рукою машину, то вообще – Жопа! Здравствуй, Жопа, Новый Год! Поэтому сижу, греюсь теплом от печки и любуюсь тем, как разворачиваются события.
К тому времени все три, как котята, барахтаются на мостовой. Только две из них довольно активно шевелятся, делая безуспешные попытки встать на ноги, а третья лежит как селедка на блюде. Только с той разницей, что из селедки течет рассол, а эта – обливается собственной кровью. Хотя, сам этот факт указывает на то, что она все-таки еще жива.
Наконец, находятся какие-то сердобольные граждане, которые поднимают и утаскивают, и пьяную, и ее подруг куда-то в сторону. Наверное на остановку автобуса.
Я выдерживаю минутную паузу, не реагируя на гудки сзади, и не торопясь трогаюсь. В такой ситуации спешить не следует. Вдруг в пьяную голову, одной из подруг пострадавшей, взбредет вернуться и поискать потерянный кошелек или заколку. И она, не раздумывая, кинется обратно. Тогда мне уж точно не остановиться.
Когда, залитый кровью, снег остался позади, жена, сидящая рядом и внимательно следившая за этой сценой от начала и до конца, спрашивает:
- Интересно, а что с ней будет?
- Ничего – отвечаю я – проспится, проблюется, замажет синяки тональным кремом, и все…
- Но ведь она так сильно, и причем неоднократно, стукнулась головой.
- У пьющих головы крепкие. Недаром великий Салтыков-Щедрин назвал наш народ головотяпами. Хорошо головами тяпаются.
На том мы и порешили.

[1] Красные сильно прижимали новогодний праздник – до самого конца СССР, 31 декабря был рабочим днем и если на предприятиях его проводили почти как праздничный – весело с бутылочкой и укороченным рабочим днем, то мы, студенты, сдавали зачеты по всей строгости закона. Может это была одна из главных причин моей ненависти к СССР.

[2] Достаточно вспомнить старинный фильм «С легким паром…»

[3] Для любопытных – координаты в формате ВикиМапии http://wikimapia.org/#lang=ru&lat=55.822803&lon=37.518203&z=16&m=ys

[4] Был такой случай, когда стоящий на пешеходном переходе гражданин, рухнул как бревно перед моей машиной. Нас обоих выручило то, что мне был красный и я стоял. Хотя ему, думаю, не поздоровилось – лбом с размаху об асфальт с высоты собственного роста….


 

© Copyright: Владимир Юрков, 2014

Регистрационный номер №0259885

от 18 декабря 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0259885 выдан для произведения: 2001 г. Три девицы
Новый Год в России самый пьяный праздник.
Хотя, в литературе прошлого, пьяной называется Пасха, которую даже при крепостном строе справляли целую неделю. И только самые жестокие, безбожные и безденежные, крепостники заставляли своих крестьян трудиться в Светлую неделю. После Октябрьского переворота, в связи с запретом религиозных праздников, пальма пьяного первенства перешла к Новому Году, как единственному оставшемуся в стране «непролетарскому» празднику. В отличие от «Красных праздников», типа Первомая или 7 ноября в этот праздник не было, ни демонстраций, ни собраний, да и вообще на него смотрели сквозь пальцы – и запретить не решались, да и разрешать особо не старались[1].
Поэтому, по укоренившейся в нашей стране традиции, в Новый год напиваются все – даже те, кто никогда не пьет, что стало пищей для многих рассказов и анекдотов[2].
Но, когда дело касается дороги, то это уже не анекдот. Садиться за руль перед Новогодним праздником – сущий ужас. Перегар от пешеходов чувствуется даже через закрытые окна, поэтому надо быть очень осторожным. Другое дело – 1 января, когда город вымирает, как после падения нейтронной бомбы, а 31 декабря, особенно до 8-9 часов вечера – натуральный кошмар. Обычно я стараюсь в этот день не выезжать, но иной раз обстоятельства бывают сильнее.
В тот Новый Год к нам кто-то приехал. Я уже толком не помню кто, но приехал он на метро и мне пришлось его у метро встретить. Ну казалось бы пустяк – проехать два километра до Войковской и обратно. Пустяк – если бы не Новый год.
Аккуратно, с оглядкой по сторонам, проезжаю половину Зои Космодемьянской и приближаюсь к кинотеатру Рассвет[3]. Здесь – остановка – светофор. На светофоре – красный. Место гадкое – рядом два техникума – Авиационный имени Годовикова и Книготорговый, где сегодня, как и мы много лет назад, ученики сдают зачеты, а потом, то что называется «не отходя от кассы», начинают отмечать Новый год. Кто чем. Кто шампанским, кто водкой, а кто – смешивая все подряд. Приглядываюсь – ближе ко мне техникум Годовикова – парней там много – могут и рухнуть под колеса…[4] Но нет – по сторонам перекрестка толпится народ, но какой-то, не по-новогоднему, адекватный и даже не очень-то пьяный.
Под зеленый трогаюсь, но не лихо, а так – с ленотцой. И, как покажет дальнейшее, делаю это очень мудро. Поскольку стоило мне только переехать через перекресток, как вижу, что две, изрядно подвыпившие девченки из книготоргового, несут, как раненого бойца, промеж себя, третью, мертвецки пьяную, напившуюся то, что называется «до положения риз», которая волочится за ними как хвост, будучи не в состоянии даже переставлять ноги. Вся эта компания, вихляя и припадая при каждом втором шаге, зигзагами не идет, а буквально мчится на остановку автобуса, которая, к моему вящему неудовольствию, находится на противоположной стороне дороги.
Давлю на тормоз.
На нечищеных московских улицах шипы хватают, но, как всегда не так, как хотелось бы, поэтому машина, тормозя, немного подкручивается, сдирая с асфальта снег. Шума много – и снег хрустит, и шипы скрежещут, отчего девчонки резко останавливаются, поскольку их, залитые водкой, глаза не в состоянии увидеть то, что я нахожусь от них метрах в двадцати, причем на дороге, а они – на тротуаре. Но у пьяных, если вы замечали, чувство самосохранения работает намного сильнее, чем у трезвых. Остановившись, они, как молодые бычки, начинают вертеть по сторонам головами, чтобы понять – что шумит?
А ведомая или тащимая? А вот про нее они начисто забывают. Поэтому она соскальзывает у них с рук и, грохнувшись мордой об землю, начинает, по инерции, скользить вперед – выкатываясь прямо на мостовую и останавливается, на мое счастье, метрах в десяти от машины. Даже на таком расстоянии видно, что у нее вся рожа в крови – из носа хлещет. Подруги, доковыляв до нее, пытаются ее поднять, при этом раза два упавши сами и примерно столько же хлопнув мертвецки пьяной девкой об мостовую.
Я не выхожу из машины и благодарю судьбу за то, что эти идиотки так далеко от меня. Ведь будь они поближе, нашлась бы такая дура (обычно у нас женщины – самая глупая, крикливая и то, что называется, к каждой бочке затычка, частица общества), которая бы закричала: «Девочку сбили!» И понеслась бы новогодняя мистерия в духе кун-фу. А если бы я еще измазался в ее крови, помогая поднять, да, не дай бог, случайно бы мазанул рукою машину, то вообще – Жопа! Здравствуй, Жопа, Новый Год! Поэтому сижу, греюсь теплом от печки и любуюсь тем, как разворачиваются события.
К тому времени все три, как котята, барахтаются на мостовой. Только две из них довольно активно шевелятся, делая безуспешные попытки встать на ноги, а третья лежит как селедка на блюде. Только с той разницей, что из селедки течет рассол, а эта – обливается собственной кровью. Хотя, сам этот факт указывает на то, что она все-таки еще жива.
Наконец, находятся какие-то сердобольные граждане, которые поднимают и утаскивают, и пьяную, и ее подруг куда-то в сторону. Наверное на остановку автобуса.
Я выдерживаю минутную паузу, не реагируя на гудки сзади, и не торопясь трогаюсь. В такой ситуации спешить не следует. Вдруг в пьяную голову, одной из подруг пострадавшей, взбредет вернуться и поискать потерянный кошелек или заколку. И она, не раздумывая, кинется обратно. Тогда мне уж точно не остановиться.
Когда, залитый кровью, снег остался позади, жена, сидящая рядом и внимательно следившая за этой сценой от начала и до конца, спрашивает:
- Интересно, а что с ней будет?
- Ничего – отвечаю я – проспится, проблюется, замажет синяки тональным кремом, и все…
- Но ведь она так сильно, и причем неоднократно, стукнулась головой.
- У пьющих головы крепкие. Недаром великий Салтыков-Щедрин назвал наш народ головотяпами. Хорошо головами тяпаются.
На том мы и порешили.

[1] Красные сильно прижимали новогодний праздник – до самого конца СССР, 31 декабря был рабочим днем и если на предприятиях его проводили почти как праздничный – весело с бутылочкой и укороченным рабочим днем, то мы, студенты, сдавали зачеты по всей строгости закона. Может это была одна из главных причин моей ненависти к СССР.

[2] Достаточно вспомнить старинный фильм «С легким паром…»

[3] Для любопытных – координаты в формате ВикиМапии http://wikimapia.org/#lang=ru&lat=55.822803&lon=37.518203&z=16&m=ys

[4] Был такой случай, когда стоящий на пешеходном переходе гражданин, рухнул как бревно перед моей машиной. Нас обоих выручило то, что мне был красный и я стоял. Хотя ему, думаю, не поздоровилось – лбом с размаху об асфальт с высоты собственного роста….


 

 

1996 г. Начальник! Ну все так плохо…

2010 г. Трудный подъем