Папа Сильс.
25 октября 2014 -
Матвей Тукалевский
Никогда не думал, что мне придётся писать об этом человеке. Когда он ходил в «генералах производства», я бы не сказал, что он был для меня героем тогдашнего времени. Мало того, таких в народе больше критиковали, нежели любили. Это была элита именуемая номенклатура, а она никогда не пользовалась в народе любовью.
Когда я начал писать этот очерк, я попытался в интернете найти какие-нибудь сведения о моём герое и написал в поисковике «Эдуард Александрович Сильс». Интернет ответил мне шквалом данных. Много было Сильсов. Много было Эдуардов Александровичей. Ещё больше просто Эдуардов. Но нашёл только одно упоминание об этом человеке в виртуальной газете «Сияние Севера», рупора таёжного городка Вуктыл.
«Сад был экспериментальным, помню, как долго мы отмывали бассейн от строительной грязи. Для зимнего сада пальмы и кактусы привозили из Краснодарского края, спасибо Эдуарду Александровичу Сильсу.» (Воспоминания ветерана детсада "Сказка" Лёли Степановны Насаевой).
Кто-то скажет, что такая тональность сродни расхожему сарказму: «Прошла весна. Настало лето. Спасибо партии за это!» И можно было бы посчитать это за привычный для того времени льстивый фанфаризм, если бы ветеран писала это тогда, в 1972-м году, а не полвека спустя, когда это уже невозможно посчитать ни лестью, ни фанфаризмом. Когда уже много лет, как нет на свете человека по имени Эдуард Сильс. Да и нет того государства, которому по своему ревностно служил этот человек…
…На нашу Всесоюзную ударную стройку газопровода «Сияние Севера» прибыл госавтоинспектор – Олег Михайлович Кузнецов. Наш маленький таёжный посёлок переживал славные пионерские времена, когда всё в его истории было впервые. Вот и Олег Кузнецов был первым начальником ГАИ Вуктыла.
Необходимость в постоянном работнике ГАИ была насущной. Парк автомашин нашего маленького таёжного городка, в то время ещё даже посёлка, разрастался не по дням, а по часам. Да и постоянным потоком шли автомашины других автохозяйств соседнего города Ухта – альма-матер Вуктыла, которые доставляли на газопромысел грузы, необходимые для его жизнедеятельности. Естественно, было много ДТП, большей частью связанных с расхлябанностью водителей, которые, доставляя груз в глубинку, где нет ГАИ, «отпускали вожжи».
Олег Михайлович был худощавым подтянутым молодым офицером рыжим до невозможности, И, как многие рыжие, был неисправимо упрямым. Он был умён, справедлив и нетерпим к нарушителям, стараясь быть одинаково требовательным ко всем в равной степени. Невзирая на чины и звания.
Я в это время работал инженером по безопасности движения Вуктыльской автобазы АТК «Главкомигазнефтестрой» - одной из крупнейших автобаз городка. И поклялся после семейной беды(1) искоренить начисто в нашем городке пьянство за рулём. Естественно, что мы сразу же «спелись» с новым гаишником. Прекрасно сознавая, что «один в поле не воин», я создал в автобазе работающую народную дружину. И в этой «боевой единице» весьма нуждался Олег Михайлович. Впрочем, точно в той же мере, в которой наша добровольная народная дружина нуждалась в опоре на госавтоинспекцию.
И мы начали наводить порядок на улицах и дорогах строящегося нашего городка.
А это было нелегко. Из десяти наших водителей восемь прошли горнило заключения. Многие и по сей день являлись условно-досрочно освобожденными или условно осужденными. Это были времена водительской вольной вольницы на Вуктыле. Останавливаешь, бывало, автомашину для проверки, а за рулём сидит разрисованный от щиколоток до бровей тюремным художником детина и в ответ на требование предъявить «права», блистая обязательной фиксой презрительно цедит:
- Да я права своей родной маме не показываю! Понял!?
И захлопнув со всех сил дверку своего многотонного КРАЗа, давал по газам.
Эти ассы не считали за проступок поставить перед отъездом в рейс автомашину с работающим двигателем прямо себе под окна. При этом сносились, невидимые под толстым слоем снега, ограждения придомовых палисадников, размолачивался дёрн, который всё лето заботливо укладывали на эти палисадники студенты из ССО.
В этой болотистой местности, прежде чем построить город приходилось делать так называемую выторфовку, то есть убирать весь верхний слой земли и заменять его щебнем и песком. Естественный растительный покров при этом уничтожался, и на его самопроизвольное нарастание нужны были десятилетия. А строители были молодыми и горячими, и им хотелось, чтобы их город утопал в зелени и цветах уже сегодня. Потому и тратились огромные средства на озеленение таёжного(?!) городка…
Общими усилиями дружинников и Олега Кузнецова мы довольно быстро приучили водителей к порядку. Сложнее было с «командным составом». Командиры производств считали своим неотъемлемым правом свои льготы. Они питались хоть и в общих столовых, но в «спецзалах». Они продукты покупали не в магазине, как все простые смертные, а прямо на торговых базах, где им специально отбирали всё первосортное и дефицитное. Такие вот льготы, естественно, не могли не раздражать народ. И народ непримиримо критиковал и фольклором, и письмами в районную газету этих «блатных». Иногда даже прорывалось в эфир это народное недовольство. Правда, в принятой тогда обезличенной форме - «если кто-то, кое-где, у нас, порой»…
…Тогда ещё никто и предположить не мог, что придёт время и эти маленькие льготки тогдашней номенклатуры покажутся нам детскими шалостями, по сравнению с тем, что сегодня вытворяют «акулы бизнеса». Эти, сходящие с ума от безделья и вседозволенности, олигархи абрамовы, сделавшие свои миллиардные состояния на присвоении общенародной собственности. Эти ходарковские, которые при своих миллиардных состояниях, от ненасытной своей жадности, ещё продолжают обворовывать и государство, не уплачивая последнему положенные налоги. В эту воровскую шайку, бездушно и нагло мародёрствующую на просторах Руси, органично вписывались госчиновники, которые, обезумев от жадности, растаскивали и без того полунищий бюджет, до нитки обирая страну.
Эта бешеная свора такими темпами разворовывала Россию, что можно было только диву даваться, как она, эта бедная Россия, ещё жива?!
Но в те времена эти тенденции, очевидно, только – только зарождались. Законы Страны Советов, всё-таки, сдерживали этих вечно готовых на присвоение благ, номенклатурщиков и ещё не набрала оборотов «катастройка», снявшая все моральные запреты…
…Каждый начальник на нашей стройке, которому по штату был положен «боевой конь» в виде УАЗика с личным водителем, требовал от водителя, чтобы этот конь был всегда готов к дороге ночь - заполночь. Справедливости ради стоит отметить, что начальники от мала до велика в то время и сами работали сутками. ЧП на большой стройке, ведущейся в районе Крайнего Севера, всегда хватало. То где-то лопнула труба и начальники всех мастей, поднимаясь по тревоге, неслись в ночь собирать аварийную бригаду, организовывать, направлять, принимать меры. То разморозились батареи отопления, а мороз на улице под минус сорок. То рванул газ в скважине и взбесившееся пламя, с остервенелым рёвом десятка реактивных истребителей, рвалось в небо, освещая на десятки вёрст вокруг удивлённую тайгу.
Это было время, когда все силы и строительные мощности отдавались возведению первоочерёдных объектов. И ни времени, ни сил, ни стройматериалов не хватало на благоустройства. Например, на тёплые гаражи для машин даже больших начальников. Поэтому водители, не желая заморозить мотор, ставили свои автомашины, от 12-ти тонных КРАЗов до легковых УАЗиков, поближе к тёплому жилью, где их можно было в случае чего отогреть…
И с этой вольной вольницей мы тоже начали борьбу. Были в автохозяйствах организованы ночные дежурства «обогревщиков», специальных работников, следящих за прогреваемыми на малых оборотах, автомашинах, стоящих в автопарке. Основная масса водителей стала ставить в крутые морозы свои автомашины в гараж. А вот с водительской «элитой», «извозчиков», пришлось нам побороться. Водители на наказания гаишника за стоянку вне гаража сразу жаловались «барину». А тот, уязвлённый в самое своё номенклатурное сердце за нападки на его привилегии, «принимал меры»…
Капитальный жилой город тогда ещё только строился и основная масса строителей жила в так называемых «полевых городках». Эти городки состояли из жилых полевых вагончиков, выстроенных каре. Или из щитовых сборных домиков, построенных по обеим сторонам отсыпанной дороги, которую тут же громко именовали улицей: Пионерская, Юбилейная, Комсомольская. Это поселения ограждались заборами в своеобразные хутора. Богом, царём и воинским начальником, одним словом - самодержцем, в таких хуторах был начальник того предприятия, которому принадлежал хутор.
Как правило, дороги к этим хуторам перекрывались самодельными шлагбаумами. И если предприятие – владелец поселения – было побогаче, то к шлагбауму прикомандировывались ещё и охранники ведомственной охраны. Иногда даже вооруженные почти музейным оружием.
Однажды мы с Олегом Михайловичем преследовали ЗИЛок, едущий по дороге странными зигзагами, подозревая, что водитель этого ЗИЛка пьян.
В то время такое нарушение было не в редкость. Сидит иная кампания за столом. Пьют, что Бог и ОРС послал и вдруг в голову втемяшится им желание покататься. И авто рядом, под окнами на малом газу пыхтит. Эти катания такой компании редко заканчивались без ЧП и унесённых человеческих жизней. Вот эту заразу мы и стали выжигать в первую очередь.
Вот и в этот раз мы пытались остановить подозрительный ЗИЛок и проверить водителя. Едва мы его стали догонять, как он вильнул под один из ведомственных шлагбаумов, который, его доброжелательно пропустив, тут же опустился перед нашим капотом. Рядом со шлагбаумом высилась, сооруженная на нескольких бетонных пригрузах, сторожевая будка, в которой сидел охранник и спокойно сверху взирал на нас.
Олег, вгорячах, выскочил из кабины и заорал охраннику:
- Открывай шлагбаум!
Охранник открыл в будке окошко и крикнул:
- А пропуск есть?!
- Какой ещё пропуск? Не видишь – сотрудник милиции требует?! Нам надо догнать нарушителя, которого ты впустил!
На что охранник равнодушно и лениво ответствовал:
- А мне всё равно, хоть милиционер, хоть генерал! Надо догонять – догоняйте! Пешком! Я прохожих не задерживаю. У меня указание транспорт без пропуска не пускать! Пропуск будет – пропущу. Нет – иди, гуляй! – И захлопнул окошко.
Олег возмутился:
- Вы препятствуете работникам милиции задержать преступника! Это уголовное преступление!
Охранник безмолвствовал, даже отвернулся от окошка, демонстрируя полнейшее пренебрежение.
В кабине нашей автомашины сидел капитан - инспектор уголовного розыска. Мы его взялись подвезти с дежурства домой, да по дороге увязались за нарушителем. Он, видя, такую наглость охранника, вышел из себя и выскочил из кабины:
- Да что же ты, мать твою, вообще страх потерял?! Я тебе приказываю открыть шлагбаум!
Охранник не пошевелился.
Инспектор угро, судорожно расстегнув кобуру, вытащил свой пистолет, передернул затвор и бабахнул в воздух.
Охранник вышел из будки, откинул полу полушубка и, показывая большую кобуру какого-то древнего револьвера, висящего у него на поясе, почти миролюбиво заявил:
- У меня тоже «пукалка» есть… А если я бабахну?! – И опять зашёл в свою будку.
Капитан выматерился и, нервно пряча пистолет, возмущенно сплюнул.
К нему подошёл Олег и, беря за плечо, слегка подтолкнул его к автомашине:
- Успокойся! Не хватало ещё, чтобы мы тут друг друга перестреляли…
…Вот такие были нравы на нашей Всесоюзной ударной. Тогда Кузнецов и поднял вопрос в Поселковом Совете о такой недопустимой «самостийности» начальничков. Председатель Совета, по северному спокойный и медлительный мужик Иван Чабан, олицетворяющий Советскую власть в посёлке, выдал нам пропуск, в котором предписывалось «именем Советской власти допускать предъявителя сего пропуска во все полевые городки, независимо от их ведомственной принадлежности».
Госавтоинспектор, прочитав этот документ, возмутился:
- Это же, просто ни в какие сани не лезет! Чтобы я мог выполнить свои законные обязанности, надо ещё и мандат предъявлять?! Это что же за анархия такая?! - он приступил к Председателю:
– Нет! Ты мне скажи; эти шлагбаумы ставят незаконно?!
Председатель спокойно ответил ему:
- Ну, незаконно…
- Тогда я снесу их к чёртовой матери! – И, хлопнув дверью, вышел из Совета.
Забираясь в кабинку, Олег Михайлович объявил:
- Сегодня ночью поедем в рейд! Подбери парочку дружинников покрепче, да найди где-нибудь трос подлиннее…
И, крепко сжав руками руль, процедил сквозь зубы:
- Сегодня поедем Советскую власть в посёлке восстанавливать!..
…По «зимнику» - временной зимней дороге – в наш Вуктыл ходили «Ураганы». Эти были мощнейшие военные ракетные тягачи. Только в гражданском исполнении, то есть с грузовым кузовом. Они специально направлялись руководством автопредприятия на зимник(2). Возить на них груз было нерентабельно. Всё равно, что на 12-тонном КРАЗе везти ящик тушенки. Их большой кузов с невысокими бортами, как правило, загружали бетонными изделиями. Но всё равно эти махины с двумя кабинками по бокам своего кузова, не загружались и на четверть своей мощности. Вторая и основная их работа была в том, чтобы в необходимых случаях приходить на помощь потоку автомашин, когда какие-то из них в этом нуждались. За это ураганщиков все водители уважали. Оборудованные мощными лебёдками, устойчивые и сверх проходимые на своих восьми огромных, почти в человеческий рост, колёсах, они могли с лёгкостью вытащить из снежного кювета, улетевший туда грузовик. Или отбуксировать в гололёд на вершину сопки, грузовики, застрявшие внизу её. Причём, зацепляя их цугом по две-три машины…
…Вот Олег и тормознул один из таких «Ураганов», прибывших по зимнику в посёлок. Объяснив водителям (а в экипаже «Ураганов» их было по два человека) задачу, он встретил весёлое понимание со стороны ураганщиков. Им понравилась некая бесшабашность задания…
…К утру все шлагбаумы «самостийных» хуторов внизу были вырваны с корнем и вытащены далеко за пределы посёлка.
Олегу пришлось объясняться с приезжим прокурором, которого вызвали обиженные «самостийщики». Разобравшись, прокурор уехал, объявив во всеуслышание:
- Этого гаишника не то, что наказывать, его награждать надо за то, что он порушенный закон восстанавливает!
После этого, собрался Объединённый партийный комитет и, по сути, продублировав прокурора, постановил, что шлагбаумы можно оставить, но работников милиции на машине или пешком безостановочно пропускать по служебным надобностям. Однако, соблюдая реноме обиженных начальников, решено было – на всякий случай – на мандате, выданном нам Председателем поселкового Совета расписаться всем начальникам, в подчинении которых находились охранники, командующие шлагбаумами.
Все начальники расписались «в столбик» под подписью председателя Поссовета и только Эдуард Александрович Сильс поставил свой автограф поперёк всего листа, как бы накладывая резолюцию на очередное прошение…
Очень скоро его людская молва окрестила «Папой Сильсом». То ли подразумевая неограниченную власть «отцов» мафиозных кланов, то ли подразумевая его склонность к махровому авторитаризму.
Вообще-то, «Папа Сильс» по официальной своей должности был заместителем начальника ВГПУ - Вуктыльского газопромыслового управления. Это было самое мощное и богатое управление нашей стройки. Генеральный заказчик и строительства городка газодобытчиков и строителей – Вуктыла, и газопровода «Сияние Севера». Газопровода, окончания строительства которого ждал весь Советский Союз, так как он мог дать газ в северные и в центральные районы страны. Этот же газопровод сделала возможным и экспорт нашего газа в Европу…
Официально Сильс был заместителем по быту. Но не было такого производственного участка в управлении, да и во всём Вуктыле, в котором заместитель начальника ВГПУ был бы не властен.
Фактически он был не только первым лицом ВГПУ, но и «серым кардиналом» всей стройки. Начальники управления менялись, а «Папа Сильс» оставался неизменным. Каждый новый начальник управления представлялся ему, а не наоборот. Если начальнику управления требовалось обсудить тет-а-тет какой-то вопрос с «Папой», то он шёл к нему, а не вызывал к себе.
Я только изредка соприкасался с этим неординарным человеком и наблюдал его, что называется, издали и не могу читателю объяснить истоки неимоверной власти, которую имел этот человек. Народная молва, стремящаяся объяснить всё и вся, судачила, что он, якобы, потомок какого-то знаменитого рода, исчисляющего свою летопись от известного красного латышского стрелка. Другой вариант этой молвы объяснял небывалую властность этого человека тем, что он - близкий родственник какого-то союзного то ли министра, то ли его зама.
Сам Эдуард Александрович, насколько я знаю, не подтверждал, но и не опровергал никакой из этих догадок.
…Вообще-то, мы все состоим из разных половинок: Добра и Зла. Но ни в ком так ярко не проявлялись эти две противодействующих силы, как в человеке, которого окрестила народная молва «Папой Сильс». Найдётся, пожалуй, много людей, которым отравил жизнь «Папа Сильс». Но найдётся и немалое число людей, которым он здорово помог в жизни. И я не беру на себя смелость утверждать, куда отправил Всевышний этого неординарного человека после Страшного Суда над ним: в ад ли, в рай ли. Для этого я очень мало знаю об этом человеке. А редкие и случайные встречи с ним не дают пищи для безусловных утверждений. Я в этом своём очерке всего лишь пытаюсь обрисовать те события, свидетелем или участником которых я был и какую роль в этих событиях играл этот человек.
Он умел «вправлять мозги» непокорным или тем, кто вызвал его антипатию. но мстительным я его назвать бы не смог. Хотя бы на своём примере. Я ему был явно несимпатичен. И нашу с Олегом непокорность, он, видимо, забыть не мог. Но «достать» ему меня было сложно. Я работал честно с отдачей, был председателем профсоюзного комитета автобазы. Меня ухватить Эдуарду Александровичу было не за что. Да и номинально мы работали в разных ведомствах. Так что, я не чувствовал никакого дискомфорта от его злости на меня, как на первого помощника и сотоварища Олега Кузнецова.
На Олега у него тоже был крепкий зуб. Олег вызвал на Комиссию по нарушению ПДД и наказал личного водителя «Папы Сильса». Этот водитель, подогреваемый указаниями «Папы» долго не являлся на Комиссию. Тогда наказание в виде полгода лишения прав было вынесено водителю заочно. «Папа» отреагировал по своему – приказал водителю ездить без прав. Водитель давно и прочно подавленный властностью шефа, беспрекословно подчинился. Тогда Олег остановил водителя на дороге, снял его с линии, отогнал автомашину на арест площадку и, составив протокол, денежным штрафом диспетчера и начальника эксплуатации авто предприятия за выпуск водителя лишенного прав в рейс. А сам водитель был лишен прав на Комиссии ГАИ теперь уже на год.
И закон победил. Сильс, правда, нанёс ощутимый ответный удар Олегу Михайловичу.
Дело в том, что госавтоинспектору по штату автомашины не полагалось. А она была при его работе крайне необходима. Будь госавтоинспектор посговорчивей на ежегодных техосмотрах автопредприятий, за ним бы руководитель какого-нибудь предприятия закрепил новейший автомобиль. Но Олег, проводя техосмотры, руководствовался только интересами дела и ни на какие уговоры и посулы не шёл. Ещё работая не прежнем месте, он сам отремонтировал, списанный за старостью в одном из авто предприятий, ГАЗ-69 и на нём и ездил. Так вот, кто-то достучался до самого министра МВД республики и тот вынес госавтоинспектору выговор и в приказном порядке потребовал от лейтенанта Кузнецова немедленно прекратить нарушения и сдать в металлолом списанную автомашину. Олег полагал, что этим жалобщиком мог быть только Сильс. Уровень был его. Отправь жалобу на госавтоинспектора простой смертный, она бы вряд ли дошла до самого министра и вызвала такую реакцию.
Наравне с этим, когда Председатель исполкома, собрав представителей всех предприятий, «выбивал» из них «хоть однокомнатную» квартиру для госавтоинспектора, Сильс, вальяжно сидевший на этом совещании, сказал:
- Зачем же однокомнатную?! У лейтенанта двое детишек. Как же они разместятся все в одной комнате?! Мы выделим ему… трёхкомнатную!..
Поэтому у меня не поворачивается язык однозначно определить «Папу Сильса» властным самодуром. Никак не поворачивается! Скорее, он был сыном того времени и того стиля управления, имя которому авторитарность и который ещё не скоро выветрится из России…
…При всех своих грехах, руководители типа Сильса, всегда были преданы и Стране, и своей работе. Они глубоко верили в то, что несут пользу людям, что их труд принадлежит их стране и их народу. Это было племя вальяжных, самолюбивых, порой, кичливых и тщеславных производственных князьков, львиная доля жизни которых, однако, отдавалась делу, производству. Им не чужды были романтизм, увлечённость идеей, одержимость в работе, высокая гражданственность, гордость и ум. Они как ледоколы шли к поставленной цели сквозь жизненные торосы, прокладывая путь для других и ведя их за собой. И, если при этом кто-то пострадал, попав под их ледоломную поступь, они считали эти потери – производственными издержками, опираясь на известный постулат про лесорубов и летящие щепки.
Они были людьми в общем-то со строгой моралью, хоть при этом они считали себя вправе на добавочное количество всеобщих благ, на неписаные привилегии их класса – класса номенклатурщиков. И, зачастую, делили народ на «своих» и «чужих». Причём, в разряд «чужих» зачислялись, порой, весьма достойные люди, единственная вина которых заключалась в их стремлении к правде, в их сопротивлении руководящему деспотизму и любым проявлениям авторитарности. На таких людях номенклатурой ставилось клеймо «неуправляемого». Это клеймо ставило крест на карьерном росте «чужого».
Однако эти «князьки» были сами по себе Личностями. Они были, как принято говорить ныне – эффективными менеджерами. А сказать русским языком – умелыми организаторами производства. Они, зачастую, по-медвежьи подминая под себя непокорных, при этом, как это ни парадоксально, уважали в них эту самую непокорность. Ценили в людях умение работать, высокий профессионализм.
Интересный казус: воспитывая своей нетерпимостью к возражениям в подчинённых им людях покорную льстивость, при этом, они презирали льстецов и уважали гордых. Однако, всё-таки, привечали и способствовали росту «удобных людей», даже не замечая, как постепенно окружают себя людьми малодостойными; ловкими льстецами, подхалимами, слабыми специалистами, карьеристами и аферистами.
Не в этом ли таиться причина, что такая мощная, обладающая неограниченной властью структура, как КПСС так легко была развалена?! Те, кто составлял её верхушку, которая могла противостоять этому развалу, были уже почти все из племени «удобных людей», в которых и бунтарство, и свободомыслие, и гражданская храбрость были тщательно вытравлены и заменены покорностью указаниям свыше и стремлением успешного движения по карьере. Вот и не нашлось бойцов, способных сопротивляться этому руководящему развалу. Не нашлось таких бойцов и в руководстве Советского Союза, способных противопоставить себя преступной директиве «высшего начальника»…
…«Серому кардиналу» ВГПУ реверансировали все аппаратчики. Каким-то таким «бытом» он руководил, что начальник отдела кадров не рискнула ни разу назначить никого на должность, даже после прямого указания начальника управления, не согласовав этот вопрос с «Папой Сильсом».
Однажды и мне пришлось идти, что называется, на поклон к «Папе». Мы с женой с приобретением «Запорожца» влезли в небывалые долги. Поэтому предстояла дилемма; либо отдавать долги, либо ехать в отпуск. А после северной бесконечно долгой зимы очень хотелось погреться на юге. С детьми, естественно, такой проблемы не было. «Проклятая» Советская власть была заботлива и к людям вообще, и к младому поколению, в частности. Каждое лето в обязательном порядке, где-то на юге, организовывались нашими предприятиями бесплатные детские лагеря летнего отдыха. Так называемые, пионерские лагеря. Для этого арендовалось помещение какой-либо южной школы или базы отдыха. Обслугой туда, начиная с должности начальника лагеря и до последнего дворника, ехали свои северяне, которые по разным причинам остро нуждались в приработке.
В один из таких лагерей был назначен начальником мой хороший товарищ – начальник одного из участков ВГПУ. Он охотно брал меня на работу. Но в ВГПУ все новые работники даже временные должны были получить одобрение Папы Сильса.
Вот я и был вынужден пойти к «Папе», хоть и считал, что это – напрасный труд – вряд ли «Папа» даст добро. «Папа» меня принял, что-то недовольно бурча себе под нос. Однако, узнав о цели моего визита, оживился. Зорко меня осмотрев, он попытался меня прощупать - насколько я «готов». Я, мысленно попрощавшись со своим планом подзаработать летом денег, дерзко ответил ему:
- Моё обращение к Вам не означает того, что я пошёл на попятную! В нашем давнем споре считаю себя правым и в подхалимы, по-прежнему, не годен. – И повернулся к выходу.
Как же я был удивлён, когда дойдя до двери его обширного кабинета, я услышал позади негромкое:
- Стой!
Обернувшись, я увидел, что «Папа», качаясь в кресле, вовсе не злобится, а улыбается, с интересом рассматривая меня. Помолчав недолгую паузу, он сказал, показывая на стул у его стола:
- Сядь… А кто тебе сказал, что мне нужны подхалимы?!.. Конечно, крови такие, как ты портят немало. В этом случае подхалимы удобнее. Но, с другой стороны, опираться можно только на то, что сопротивляется! - Он опять помолчал, о чём-то размышляя, и задумчиво глядя на меня, продолжил - Я пошлю тебя в лагерь. И не рабочим, как ты просишься. Я пошлю тебя своим «государевым оком».
Он помолчал, потом поясняюще добавил:
- Лагерь располагается в здании местной школы. Директор заключил с нами договор на аренду с условием ремонта здания школы. Там работает большая бригада. С бригадиром. Им отправлены три вагона стройматериалов. Я хочу, чтобы эти три вагона пошли на дело! – Он глянул на меня в упор. - Ты как раз мне там пригодишься!
Я запальчиво прервал его монолог:
- Простите! Я в «стукачи» не гожусь!
На что он, отчётливо выговаривая слова, ответил:
- А я в «стукачи», как ты сказал, тебя и не назначаю. – Он через паузу добавил с заметной усмешкой – стукачей у меня и без тебя хватает! Везде…
Тут наш разговор прервала его секретарша – пожилая женщина, отработавшая с ним много лет:
- Эдуард Александрович, извините! Но там пришёл… этот… ну на должность начальника участка в АСУ… Вы назначали ему… Ему ещё подождать?
«Папа» ответил:
- Нет. Зови! – и уже мне – Посиди. Договорим.
Вот тогда мне и пришлось быть свидетелем того, как «Папа» отчитывал резко и грубо, не стесняясь в выражениях, одного начальничка среднего звена. Он его, как мне казалось, намеренно демонстративно унижал. То ли испытывая, осталась ли в нём хоть капля самолюбия. То ли демонстрируя мне, как он поступает с непокорными…
Закончив эту демонстративную экзекуцию, он отослал вспотевшего работника:
- Ладно! Иди! Работай! Пока…
И, уже обращаясь ко мне, считая аудиенцию оконченной, кратко заключил:
- И ты поезжай, работай! И запомни: То, что управление выделило – оно выделило для отдыха детей! А не для чьей-то наживы! Потому – пресекай! Власти я тебе даю для этого достаточно! Бригадир о тебе будет предупреждён. Если её тебе не хватит – докладывай напрямую мне!..
…Потом десятилетия спустя, этот аппаратчик «среднего звена», которого песочил при мне в своём кабинете «Папа Сильс», «выбился в люди» и стал весьма крупным начальником уже самого высокого звена. И мне довелось стать свидетелем, как этот, в своё время сам униженный «Папой», распекал с каким-то садистским удовольствием при всех своего подчинённого. Так же, резко и хамски, не выбирая слов...
То ли он этим восстанавливал своё помятое на всю жизнь реноме, то ли, просто не имея возможности выбраться из этой авторитарной «колеи» взаимоотношений, заключенной в фольклорное: «Ты начальник, я – дурак!»
Но, надо сказать, всё-таки, что до «Папы Сильса» ему было так далеко, как воробью до сокола. И наш мудрый народ не назвал его очередным «Папой», а дал ему совершенно другую кличку – «Гадпром»…
…Каким-то образом «Папа Сильс» был связан со станицей Каневская Краснодарского края. И он, используя своё служебное положение и богатство его управления, ощутимо помогал этой станице. Говорят, что в этой станице много было построено и создано силами ВГПУ.
Да и свои кадры «Папа Сильс» в основном черпал из Краснодарского края. «Каневские» было паролем на допуск к карьере. И для инженера. И для водителя.
Но, теша своё тщеславие, «Папа Сильс», не яхты себе покупал и не счета в забугорном банке открывал, накопляя себе запасы «на чёрный день». Не было принято у советских «генералов производства» таких тщеславных выкрутас. И иностранные футбольные команды они не содержали. Твёрдо их держала в разумных пределах своя номенклатурная мораль. Да и правоохранительные органы работали исправно, на самом деле, а не в декларациях, охраняя право и одергивая зарвавшихся.
Не последним а, пожалуй, первым, в этом ряду факторов, сдерживающих накопительство и воровской беспредел, который нынче мы наблюдаем, было то, что эти люди были Личностями. Они, присвоив себе какие-то мелкие привилегии, при этом презирали накопительство, скопидомство и воровской беспредел. И ещё. Они не презирали, как сегодняшние выродки из Рублёвки, а, всё-таки, любили свой народ и, несмотря на то, что считали себя вправе жрать в спецзалах запретную сёмгу, непрестанно заботились о том, чтобы у возглавляемого ими народа была жирная, свежая, аппетитная и дешевая селёдка. Они идя порой на финансовые нарушения, строили не собственные виллы с позолоченными унитазами, а детсадики «с излишествами» для детишек этого самого народа. Школы с бассейнами, которых не было по генплану. Профилактории для рабочих, в которых, при случае, отдыхали и сами в особых палатах, но в которые неукоснительно 80 процентов путёвок вручалось людям рабочих профессий.
Они не экономили на здоровье и отдыхе народа. Да! Они были тщеславны. Но это тщеславие толкало их не на приобретение самых дорогих и самых престижных автомобилей, вилл, брюликов и женщин! Они соревновались между собой «излишествами» другого плана. Тот же Папа Сильс, заключив взаимовыгодные договоры с его любимой станицей и в вуктыльский рабочий профилакторий привозили целебную южную грязь, восстанавливающую здоровье северян. А с Кавказа вагонами везли к нам на Крайний Север Ессентуки и Боржоми. Да не ту подделку, которую мы можем сегодня купить в любом магазине, восхваляя при этом рыночный рай и которая ничего полезного в себе не содержит, а зачастую и, наоборот, травит организм. А настоящие «фирменные» кавказские воды…
…Удивительно выборочна народная память! Она, например, не акцентируется на том факте, что «Папа Сильс» жил в отдалении от всех, состроив из тех же жилых вагончиков отдельное поселение, которое народ тут же окрестил «Хутором Папы Сильса»!
Народная память, наоборот вспоминает пальмы, которые Папа доставал и доставлял в детсадик, расположенный в районе вечной мерзлоты на Крайнем Севере и которые до сих пор радуют глаза уже третьего поколения малышей северных трудяг.
Вот и мне вспоминается не то, как «обламывал» нас с Олегом Кузнецовым «Папа Сильс», а несколько другое…
…Строители хорошо поработали и подготовили арендуемую южную школу к заезду детей. Оставалось только собрать разрешительные подписи надзирающих органов. И тут неожиданно, «рогом упёрлась» главврач районной санэпидстанции. Эта «леди» необъятной российской стати, властная и безапелляционная никак не реагировала на все наши уговоры и посулы и не подписывала разрешения от СЭС на открытие смены. Когда мы всердцах требовали пояснения причины отказа, она брала у своей лаборантки пробирку, набирала в неё воду из водопроводного крана на лагерной кухне и, демонстративно разглядывая эту воду на свет, говорила, презрительно прищурив свои накрашенные сверх меры глаза:
- Я и без микроскопа вижу, что здесь полно кишечных палочек! Устраняйте! - И величаво удалялась к своей машине.
Мы с начальником лагеря, испробовав все свои попытки склонить эту даму к благосклонности, вынуждены были аварийно попросить помощи у «Папы». На следующий день он был прилетел. Встретили мы его в аэропорту и на «Ладе» начальника лагеря, доставили в лагерь.
Выслушав подробности, «папа» скомандовал начальнику лагеря:
- Ты занимайся вопросами снабжения! Дети уже едут в поезде! А ты, - он обратился ко мне, - за руль и вези меня в местную санэпидстанцию!
Тогда мне и представилась возможным пронаблюдать за ледокольной несокрушимостью его движения к цели…
…Приехали мы в санэпидстанцию часам к одиннадцати. Через полчаса мы оттуда уже уехали, увезя с собой главврача.
Разговаривая с главврачем и попутно давая мне указания куда ехать, «Папа» увёз всю нашу компанию далеко за город на какой-то живописный серпантин, в знакомый ему горный ресторанчик, где, по его словам, непревзойденно готовили шашлык. Этот человек, обычно флегматично-величественный, как сфинкс, преобразился в весёлого рубаху-парня и тамаду. Он откровенно льстил этой тётке, давно потерявшей девичью лёгкость, обволакивал её своим вниманием и многословием. Он сыпал смешными анекдотами и удивительными историями, постоянно вставляя в свой рассказ комплименты нашей гостье, и не забывая ей подливать в бокал прекрасное сухое вин. Он окружил её тем сияющим и бушующим потоком обольщения, которому женщины не способны противостоять, как бы они умны не были и сколько бы весен ни отсчитали в своей жизни.
Я не смогу, к сожалению, в силу ограниченности своего дарования, повторить и сотой доли того, что говорил «Папа Сильс», внезапно превратившийся на моих глазах из солидного чиновника в южного жигало – неотразимого соблазнителя женщин. Только один рассказ запомнился из его репертуара, который я приведу здесь, рискуя сильно обеднить его, так как мне не достигнуть той степени талантливости рассказчика, которой обладал этот человек. Постараюсь, однако, сохранить этот рассказ в авторской транскрипции:
«…Это было в те далёкие времена, когда правил Иосиф Виссарионович Сталин. Ныне принято смешивать с грязью это имя и приписывать Сталину и тому времени только отрицательные черты. Но, очевидно, что в любом времени, как и в любых людях, есть черты разного качества», - начал свой рассказ «Папа Сильс».
«Хаятели этой неординарной личности не смогут отрицать того факта, что Сталин лично прочитывал огромное количество выходящей тогда литературы и просматривал большое количество фильмом. До сих пор его биографы удивляются, когда он всё успевал.
Мало того, он мог в любое время позвонить любому человеку, будь то крупный чиновник, или простой обыватель. Этот человек не знал никаких препон своим планам…
Однажды в дверь, где жил писатель, назовём его условно Озеров, позвонил нарочный и вручил удивлённому Озерову засургученный пакет. В пакете оказалась короткая записка:
«Уважаемый товарищ Озеров! Вам следует позвонить по следующему телефону…
Работник секретариата И.В.Сталина…» Имелся штамп «Москва.Кремль».
Времена были тогда… скажем так… дисциплинированные…
Товарищ Озеров не имел домашнего телефона и, вполне понятно, что он, мысленно перекрестившись, заспешил к ближайшему телефону-автомату. Дождавшись там своей очереди, он набрал указанный в письме номер трясущимися и враз вспотевшими руками и, крепко сжал трубку, вслушался в далёкие гудки.
На третий гудок в трубке что-то щелкнуло, и бодрый мужской голос ответил:
- Вас слушают! Говорите!
Озеров кашлянул, преодолевая нервную спазму горла мешающую говорить, и выдавил из себя:
- Это говорит писатель Озеров… Я тут получил указание позвонить по этому телефону…
Голос немедленно отреагировал:
- Да, да, товарищ Озеров! С Вами сейчас будет говорить товарищ Сталин! Пожалуйста, подождите секундочку…
Через десяток секунд в трубке раздался голос, который был хорошо знаком всей стране и Озерову тоже и который невозможно было спутать ни с чьим больше – сталинский голос:
- Товарищ Озеров, здравствуйте!
- Здравствуйте Иосиф Виссарионович!
- Я прочитал вашу новую книгу... Ваш роман… Он мне понравился. Только мне кажется, что в вашем романе несколько приуменьшена значимость… Вот в предыдущем своём труде, вы показали…
…Постепенно тревога и робость, охватившие Озерова, отступили в ходе этого разговора. Он оказался вовлечённым в интересный и увлекательный для него диалог. На какое-то время он даже забыл, что он находится в телефонной будке и что он разговаривает с самим Сталиным! Он полностью отрешился от окружающей обстановки и отдался этому необыкновенному диспуту…
…К действительности его вернул резкий стук монетой по стеклу. Озеров пришел в себя и увидел, что у будки скопилась приличная очередь ожидающих. Он споткнулся на полуслове…
Его собеседник немедленно почувствовал это:
- Товарищ Озеров! Вам что-то или кто-то мешает говорить?!
Озеров замялся:
- Иосиф Виссарионович… простите… я звоню с автомата… и тут очередь собралась… люди меня торопят… - и тут же поспешно добавил - они же не знают, что я говорю с Вами…
- Ничего, товарищ Озеров! Я понял! Вы идите сейчас домой и мы с Вами договорим! – благожелательно ответил собеседник Озерова.
- Но, товарищ Сталин… у меня дома нет телефона… - растерянно заметил, разволновавшийся опять писатель.
- Ничего, товарищ Озеров! Вы сейчас идите домой!.. – успокаивающе повторил ему Сталин тоном, которому невозможно было прекословить и в трубке раздались частые гудки.
…Озеров отрешенно вышел из будки и, не отреагировав на упрёки очереди, медленно побрёл домой, пытаясь предугадать последствия этого удивительного происшествия и междустрочие слов Великого Сталина.
Он поднимался уже по лестнице к своей коммунальной квартире, когда его обогнал солдат связист, бегом продвигающийся по лестнице, разматывающий чёрный кабель, который змеился из полевой катушки, висевшей у него на боку. Всё так же, в какой-то прострации, Озеров поднялся на свой этаж и увидел, что кабель уходит прямо в дверь его квартиры. Он открыл дверь и увидел связиста, который стоя на коленях у катушки с кабелем, протягивал ему коричневую эбонитовую трубку полевого телефона:
- Вас…
Писатель тотчас же понял, что он будет сейчас продолжать разговор с Вождём и, уже не удивляясь ничему, взял трубку.
В трубке и вправду раздался знакомый голос с заметным кавказским акцентом:
- Товарищ Озеров?! Так вот я и говорю, что вы, без сомнения правы в своей оценке…»
...Когда Папа Сильс умолк, наступила пауза. За это время вокруг стола этого талантливого рассказчика, оказывается, собралась и немногочисленная обслуга этого небольшого ресторанчика: повар, официант, администратор, которые с интересом слушали этот рассказ.
По его окончанию, повар взял у официанта услужливо поданный тем фужер с вином и сказал, с заметным акцентом:
- Хорошо рассказываешь, генацвале! Давайте выпьем за то, чтобы во все времена люди помнили великих людей прошлого и не плевали в это прошлое!
И выпив до дна свой фужер, повернулся и пошёл к себе на кухню…
…Мы ехали по вечерней горной дороге. Папа Сильс и наша пассажирка на заднем сидении о чём-то добрососедски тихо говорили. Временами я слышал весёлый смех этой женщины, которая сегодня начисто, казалось, утратила привычную ей брюзгливость и тучную солидность…
…А я думал о том, что есть какие-то такие причины, которые заставляют этого матёрого чиновника, прилетевшего сюда на трёх перекладных самолётах, забыв о годах и усталости, ублажать эту тётку, чтобы убрать препоны, мешающие отдыху детей.
Карьеризм? Но он сидел на своём месте так крепко, что неудачи с открытием летнего лагеря не могли ему серьёзно навредить.
Нет, эта причина – ДЕЛО! Которое должно быть сделано любой ценой! В установленный срок! И, не в последнюю очередь, здоровое тщеславие, которое заставляло его, Мастера – организатора демонстративно и виртуозно исполнить то дело, на котором споткнулись его подчинённые.
Я понял, что этот человек, который мог бы легко сломить сопротивление этой, закусившей удила чиновницы, через свои огромные связи и заставить её принести все подписанные ею бумаги к нему в кабинет, не пошёл на это. Он, с явным удовольствием для самого себя, демонстрировал нам своё умение «оперативно решать вопросы» Показывал нам всем свой мастер-класс!..
…Когда мы уже в сумерки привезли нашу гостью домой, Папа Сильс, галантно выйдя для её проводов из машины и целуя ей руку, сказал, закрепляя, очевидно состоявшиеся, договорённости:
- Ну, что, милая дама! Не будем огорчать наших детишек?! Дадим им набраться сил для новой долгой северной зимы?! Вы решите наши проблемы, а мы решим Ваши… с Вашей летней кухней…
Она расслабленно раздобревшая от всего произошедшего, обволакивая «Папу» своим одобрительным и благодарным взглядом, прочувственно проворковала:
- Да что же мы, врачи, звери какие-то?! Неужели не понимаем?! А летняя кухня… Да бог с ней с кухней! Я же не из-за этого… Просто так, к слову пришлось… Спасибо Вам за прекрасный вечер!..
…Когда мы возвращались в лагерь, я счёл нужным отчитаться:
- Эдуард Александрович! А о кухне никто не заикался даже! Мы бы, естественно, решили…
На что он задумчиво ответил:
- Не заикался?.. А что, сами не могли нащупать больной для неё вопрос?!
И закончил весело и покровительственно:
- Ладно! «Сочтемся славою — ведь мы свои же люди,— пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм.» Читал у Маяковского?! Нет?! Так почитай!..
…Сейчас перечитал написанное я заметил, что невольно сравниваю те времена, о которых пишу, с сегодняшним миром, который нас окружает. И в сотый раз осознал, что я за тот прошлый мир обеими руками! Со всеми его недочётами и минусами. Невольно представил, а как бы в сегодняшних декорациях выглядел этот эпизод. И понял, что до банальности просто: санврач бы спокойно в своём кабинете озвучил сумму «отката» за свою подпись на акте, разрешающем открытие лагеря. Эта сумма была бы уплачена, что повысило бы стоимость путёвки для родителей, и так непосильную для многих семей, на лишнюю тысячу рублей.
Никаких мастер – классов, диктуемых желанием сделать дело! Никакой романтики! Никакого удовлетворения от сознания отлично выполненного долга!
Да и нужны ли эти тонкости сегодняшним «людям дела»?! Ведь они, эти «тонкости», сегодня отброшены за ненадобностью в мусор. Вместе с такими «излишествами», как лиричность, романтизм, энтузиазм, диктуемый идеей, а не барышом.
Подумал, что очень трудно сегодня прозревшему и пересмотревшему свои моральные ценности и приоритеты Президенту России, возродить в российском народе эти качества! Ведь на них основывается патриотизм, которого ныне так не хватает России. Который был и всегда будет основой, скрепляющей нашу Страну…
..Запомнилось ещё несколько эпизодов, связанных с «Папой Сильсом»…
…На открытие лагеря «Папа» прислал свой вокально-инструментальный ансамбль. Этот ансамбль он в своё время «выписал» из Донецка.
Эти музыканты когда-то выступали с известным в то время певцом Эмилем Горовец. Певец, преодолев очередную ступеньку популярности, уезжая в Москву, счёл нужным забрать с собой из инструментальщиков только двух. Но ребята, решили не расставаться и работать вместе, отказались от такого предложения и на какое-то время оказались не у дел. Тут их и «подкараулило» предложение «Папы Сильса» ехать на Всесоюзную ударную стройку. Так донецкие ребята оказались на Крайнем Севере.
Ансамбль был отличным, высокопрофессиональным. Все его участники: бас гитара Александр Мокляк, клавишные Вячеслав Чёрный, ударник Василий Юрьев были профессионалами, окончившими Донецкое музыкальное училище. А солистка Наталья Ефимова имела прекрасный мощный голос – центральное меццо-сопрано, ближе к контральто и пользовалась у публики несомненным успехом. Её голос был очень схож с входившей тогда в моду певицей Аллой Пугачёвой. И пела она все песни из репертуара Пугачёвой. Ансамбль исполнял модные в то время песни. Ребята, схватывали свой репертуар, что называется «с лёту». Стоило песне пару раз прозвучать по радио или телевидению, как они её записывали на МАГ и с плёнки разучивали.
На Севере ВИА выступал, поддерживая концерты самодеятельности, другие мероприятия художественного плана и подрабатывал вечерами в кафе. Предложение «Папы» ехать на юг на открытие пионерлагеря, музыканты встретили с энтузиазмом, но при этом попросили «Папу» после открытия лагеря, оставить их в лагере или дать им отпуск. С тем, чтобы они могли остаться в лагере даже без зарплаты. Уж очень хотелось ребятам погреться и отдохнуть у тёплого моря после долгой северной зимы.
«Сильс» обещал им это.
Ребята прекрасно отработали на открытии лагерной смены и, обеспечивая музыкальным своим оформлением всю жизнь лагеря от утренней зарядки до вечерней дискотеки, которую очень любили все от мала до велика, при этом наслаждались летним отдыхом. Так продолжалось с неделю.
Вдруг, как гром среди ясного неба, пришла телеграмма, подписанная «Папой Сильс» об срочном откомандировании ансамбля назад на Вуктыл. Естественно, что музыканты были ошарашены этим поступившим приказом и, попытавшись переговорить с «папой» по межгороду и добиться у него отмены его распоряжения, получили жесткий отказ. Тогда они телеграммами послали «Папе» свои заявления об увольнении. В ответ на это их уведомили об увольнении, и начальнику лагеря поступил приказ отстранить музыкантов от работы в лагере и снять их с довольствия.
Справедливости ради стоит отметить, что у «Папы Сильса» были причины отозвать ребят с юга. На Вуктыле намечалось общенародное гуляние в честь каких-то там юбилеев, и нужно было музыкальное оформление. Скорее всего, всемогущий Сильс после успешного выполнения этих празднеств, разрешил бы музыкантам вернуться на юга. Но ребята погорячились и говорили с «Папой» в ультимативной форме, которую «Папа» разрешал только себе.
Так или иначе, ребятам пришлось официально уйти из лагеря и снять себе жильё где-то на стороне. Кухне было приказано снять их с довольствия. Но кухонная обслуга продолжала скрытно кормить ребят, а они за это продолжали неофициально играть для лагеря.
Однако, «Папа Сильс» не зря говорил мне о своей сети доносчиков. Не прошло и недели, как в адрес начальника лагеря пришла телеграмма с разносом и обещанием ему всех мыслимых неприятностей за невыполнение приказа об отстранении членов ансамбля, запрете их деятельности и снятии с довольствия.
Начальник лагеря прибежал ко мне бледный от испуга и показал телеграмму. У меня как раз находились музыканты. Тогда и было решено, не подставлять начальника лагеря и в лагере больше не появляться.
Не могу не отметить, что, как говорит фольклор, «на всякого мудреца довольно простоты». И этот случай, хоть и довольно редкий в практике «Папы Сильса», но подчеркнул, что не всегда «Папа» выходит из ситуации победителем. Ребята тут же устроились подрабатывать в один приморский ресторанчик, что дало им возможность безбедно догулять весь сезон. Потом они вернулись на Вуктыл и устроились в открытый к тому времени вуктыльский ресторан. И, хоть они уже не получали той неплохой зарплаты, которую им платил «папа Сильс», но, всё-таки, могли безбедно жить. А ВГПУ навсегда потерял этот профессиональный ансамбль…
…За длинный сезон в летние 3 месяца, лагерь посещали и другие «высокие лица».
Помню, как однажды приехал на недельный уикенд начальник ВГПУ. Его поместили в одном из зданий комплекса арендуемой школы, отдельно стоящем за небольшим заборчиком на школьном дворе. Естественно, что этому чинуше готовили на лагерной же кухне отдельные блюда по его заказу. И не то, чтобы эти продукты отрывались от детей… Нет. На питание ребятишек никто денег не жалел. Каждый из ребят мог получить всегда сколько угодно добавки. Да и вообще столовая лагеря могла прокормить с пару десятков посторонних людей – изобилие продуктов было по северному богатым.
Помнится картинка. Сидит этот чин за заборчиком в садочке под вишнями за отдельным столом и уминает шашлычок. А к забору прилипли какие-то любопытные вездесущие пацанята из лагеря и во все глаза наблюдают за жрущим дядькой. Того, очевидно, раздражило это любопытство и он встал и ушёл в дом. А через некоторое время мне поступило распоряжение выдать несколько листов ДВП и отрядить рабочих, чтобы закрыть территорию усадьбы, где обосновался этот прыщ от чужих глаз. Я отказался расходовать ценный облицовочный материал на придурь. Правда, пришлось начальнику лагеря выполнить этот приказ самодура, который считал для себя зазорным пообедать в общем зале, где обедали все работники лагеря…
Около месяца прожил в этом южном посёлке и сам «Папа Сильс». Со своей семьёй и престарелой мамой. Но он жил не в лагере, а на соседней улице в снимаемом им домике. И блюда ему со столовой не таскали…
…Земля продолжала крутиться и менять эпохи.
Последний раз я встречался с «Папой Сильсом» уже когда грянула перестройка. То ли «волосатую руку» его в министерстве убрали, то ли ещё какие события произошли, но «Папа» ушёл из ВГПУ на коммерческие хлеба.
Он открыл на Вуктыле какую-то фирму «Рога и копыта» и занялся бизнесом. Чувствовалось, что эта фирма имела крепкий начальный капитал. Ходили слухи, что умные люди в КПСС, не имея возможности ничего противопоставить единоначалию генсека Миши Меченного в партии и предчувствуя худые для партии времена, попытались создать некое подобие финансовых баз. Опоры партии. Наподобие того, как партия создавались тайники для будущих партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны.
Вероятно, планировалось, что такие, созданные втайне «партийные фирмы», во главе которых ставились «верные партийцы», создадут базу для подпитки и, возможно, воссоздания Партии коммунистов в том государстве, что осталось после развала СССР.
Вот, как я предполагаю, одной из таких «партизанских баз партии» и была фирма, учрежденная дальновидными людьми из областного комитета КПСС, которую доверили возглавить наследник латышского стрелка.
Это, конечно, мои домыслы. А, точнее, анализ многих фактов и слухов. Например, того факта, что дорвавшиеся до власти свора оголодавших и всеядных либерастов, почти десятилетие рыскала в поисках «золота КПСС», но, несмотря на свою всепроникаемость и вседозволенность, этот клад так и не нашла.
Надо сказать, что, как я предполагаю, это заложение «партизанских баз» ничего партии не дало.
И мне кажется по причине того, что большинство кадров, что подбирались тщательно для этой цели, было профнепригодны для нового времени и новых задач.
Я к этому времени и сам был вынужден как-то выживать и спасать свою семью от голода. Посовещавшись с подросшими сыновьями, я открыл семейный автотранспортный кооператив «Извоз». Мы купили, благо это дело уже было позволительным, старый автомобиль, от которого, практически, остался только остов. И вечерами и ночами в арендуемом гараже, восстанавливали эту развалюху.
Восстановили и запустили в оборот. На заработанные деньги купили ещё такой же автохлам и тоже восстановили. Потом третий автомобиль запустили на услуги. По числу моих сынов. И тогда я успокоился, надеясь, что после моего ухода, каждый из них хоть будет иметь по частному автомобилю и на кусок хлеба заработает.
Проходя этот предпринимательский ликбез, к которому в социалистическом СССР никто не был готов и к которому с малолетства готовит детей жизнь в любой капиталистической стране, я понял азы предпринимательства.
Так вот, эти азы грубо нарушались в «партизанских базах КПСС», если, конечно, таковые были, а не я их выдумал. Например, посещая новую фирму «Папы Сильса», я видел, что там нарушается святая святых предпринимательства – «Сначала заработай – потом трать, причём, трать меньше, чем заработал!»
Фирма «Папы» арендовала большое помещение под офис. Закупила для персонала хорошую конторскую мебель. Набрала солидный штат, вплоть до секретарш. Накупила оргтехники, которой нечем было заниматься. И только потом попыталась что-то заработать. Не было ни бизнес плана, ни каких-либо разумных понятий о предмете приложения своего начального капитала. Да и кадры оставляли желать лучшего.
Нет, это были свои, многократно проверенные люди. Умные и образованные. Но образование у них было почти у всех «всеядно-универсальное» - ВПШ. Но в высшей партийной школе КПСС не было и намёка на предмет «Азы предпринимательства». Руководству ЦК КПСС и в страшном сне не могло присниться, что их смену надо готовить к капиталистическому рынку!
А организаторам «закладки» противорыночных «партизанских баз» тоже невозможно было отступить от въевшихся в их плоть и кровь принципов подбора кадров. Они не могли набрать кадры по принципу их пригодности, а не по принципу преданности.
Со своей стороны и руководители этих баз, подобные «Папе Сильсу», при всей своей преданности, чувствуя, что отпущенные им средства съедают непомерные расходы и галопирующая инфляция, не соображали, как спасти положение. Их мозг и их богатый производственный опыт не могли им подсказать ничего полезного – опыт был в новых условиях просто бесполезен.
Рыба на суше – в новых и непривычных для неё условиях - может некоторое время трепыхаться, но выжить ей – не суждено…
Потому и прогорели такие фирмочки партии. А те, которые выжили и разрослись, вскоре забыли о своей отчётности и долге перед их создавшими. Потому что, создавались они глубоко конспиративно. Потому что к этому времени большинства личностей их родивших не стало. Потому, что их учредители и руководители небезосновательно полагали, что своим выживанием они обязаны только себе и своей восприимчивости, а не первоначальному капиталу, который быстро испарился. Что сводило «на нет» их какой бы то ни было долг.
Если, повторяю, конечно, все эти мои домыслы - не создание моего воображения…
…Больше с «Папой Сильсом», этим неординарным человеком, наши пути не пересекались. А вскоре и я вернулся домой в Питер из любимого мной Крайнего Севера, доживать свой век на асфальте Невского, оставив, без сомнения, своё сердце там, в Коми тайге, у Печоры-реки, в городе, созданном Всесоюзной ударной стройкой – немеркнущей гордостью всей моей жизни.
Октябрь 2014г.Питер
……………………………………………………………………………….
1 - Имеются ввиду события, изложенные в новелле «Беда».
2 - Зимник – временная дорога, проложенная по бездорожью на утрамбованном снегу. Описана подробно в новелле «Порученец».
[Скрыть]
Регистрационный номер 0248051 выдан для произведения:
Когда я начал писать этот очерк, я попытался в интернете найти какие-нибудь сведения о моём герое и написал в поисковике «Эдуард Александрович Сильс». Интернет ответил мне шквалом данных. Много было Сильсов. Много было Эдуардов Александровичей. Ещё больше просто Эдуардов. Но нашёл только одно упоминание об этом человеке в виртуальной газете «Сияние Севера», рупора таёжного городка Вуктыл.
«Сад был экспериментальным, помню, как долго мы отмывали бассейн от строительной грязи. Для зимнего сада пальмы и кактусы привозили из Краснодарского края, спасибо Эдуарду Александровичу Сильсу.» (Воспоминания ветерана детсада "Сказка" Лёли Степановны Насаевой).
Кто-то скажет, что такая тональность сродни расхожему сарказму: «Прошла весна. Настало лето. Спасибо партии за это!» И можно было бы посчитать это за привычный для того времени льстивый фанфаризм, если бы ветеран писала это тогда, в 1972-м году, а не полвека спустя, когда это уже невозможно посчитать ни лестью, ни фанфаризмом. Когда уже много лет, как нет на свете человека по имени Эдуард Сильс. Да и нет того государства, которому по своему ревностно служил этот человек…
…На нашу Всесоюзную ударную стройку газопровода «Сияние Севера» прибыл госавтоинспектор – Олег Михайлович Кузнецов. Наш маленький таёжный посёлок переживал славные пионерские времена, когда всё в его истории было впервые. Вот и Олег Кузнецов был первым начальником ГАИ Вуктыла.
Необходимость в постоянном работнике ГАИ была насущной. Парк автомашин нашего маленького таёжного городка, в то время ещё даже посёлка, разрастался не по дням, а по часам. Да и постоянным потоком шли автомашины других автохозяйств соседнего города Ухта – альма-матер Вуктыла, которые доставляли на газопромысел грузы, необходимые для его жизнедеятельности. Естественно, было много ДТП, большей частью связанных с расхлябанностью водителей, которые, доставляя груз в глубинку, где нет ГАИ, «отпускали вожжи».
Олег Михайлович был худощавым подтянутым молодым офицером рыжим до невозможности, И, как многие рыжие, был неисправимо упрямым. Он был умён, справедлив и нетерпим к нарушителям, стараясь быть одинаково требовательным ко всем в равной степени. Невзирая на чины и звания.
Я в это время работал инженером по безопасности движения Вуктыльской автобазы АТК «Главкомигазнефтестрой» - одной из крупнейших автобаз городка. И поклялся после семейной беды(1) искоренить начисто в нашем городке пьянство за рулём. Естественно, что мы сразу же «спелись» с новым гаишником. Прекрасно сознавая, что «один в поле не воин», я создал в автобазе работающую народную дружину. И в этой «боевой единице» весьма нуждался Олег Михайлович. Впрочем, точно в той же мере, в которой наша добровольная народная дружина нуждалась в опоре на госавтоинспекцию.
И мы начали наводить порядок на улицах и дорогах строящегося нашего городка.
А это было нелегко. Из десяти наших водителей восемь прошли горнило заключения. Многие и по сей день являлись условно-досрочно освобожденными или условно осужденными. Это были времена водительской вольной вольницы на Вуктыле. Останавливаешь, бывало, автомашину для проверки, а за рулём сидит разрисованный от щиколоток до бровей тюремным художником детина и в ответ на требование предъявить «права», блистая обязательной фиксой презрительно цедит:
- Да я права своей родной маме не показываю! Понял!?
И захлопнув со всех сил дверку своего многотонного КРАЗа, давал по газам.
Эти ассы не считали за проступок поставить перед отъездом в рейс автомашину с работающим двигателем прямо себе под окна. При этом сносились, невидимые под толстым слоем снега, ограждения придомовых палисадников, размолачивался дёрн, который всё лето заботливо укладывали на эти палисадники студенты из ССО.
В этой болотистой местности, прежде чем построить город приходилось делать так называемую выторфовку, то есть убирать весь верхний слой земли и заменять его щебнем и песком. Естественный растительный покров при этом уничтожался, и на его самопроизвольное нарастание нужны были десятилетия. А строители были молодыми и горячими, и им хотелось, чтобы их город утопал в зелени и цветах уже сегодня. Потому и тратились огромные средства на озеленение таёжного(?!) городка…
Общими усилиями дружинников и Олега Кузнецова мы довольно быстро приучили водителей к порядку. Сложнее было с «командным составом». Командиры производств считали своим неотъемлемым правом свои льготы. Они питались хоть и в общих столовых, но в «спецзалах». Они продукты покупали не в магазине, как все простые смертные, а прямо на торговых базах, где им специально отбирали всё первосортное и дефицитное. Такие вот льготы, естественно, не могли не раздражать народ. И народ непримиримо критиковал и фольклором, и письмами в районную газету этих «блатных». Иногда даже прорывалось в эфир это народное недовольство. Правда, в принятой тогда обезличенной форме - «если кто-то, кое-где, у нас, порой»…
…Тогда ещё никто и предположить не мог, что придёт время и эти маленькие льготки тогдашней номенклатуры покажутся нам детскими шалостями, по сравнению с тем, что сегодня вытворяют «акулы бизнеса». Эти, сходящие с ума от безделья и вседозволенности, олигархи абрамовы, сделавшие свои миллиардные состояния на присвоении общенародной собственности. Эти ходарковские, которые при своих миллиардных состояниях, от ненасытной своей жадности, ещё продолжают обворовывать и государство, не уплачивая последнему положенные налоги. В эту воровскую шайку, бездушно и нагло мародёрствующую на просторах Руси, органично вписывались госчиновники, которые, обезумев от жадности, растаскивали и без того полунищий бюджет, до нитки обирая страну.
Эта бешеная свора такими темпами разворовывала Россию, что можно было только диву даваться, как она, эта бедная Россия, ещё жива?!
Но в те времена эти тенденции, очевидно, только – только зарождались. Законы Страны Советов, всё-таки, сдерживали этих вечно готовых на присвоение благ, номенклатурщиков и ещё не набрала оборотов «катастройка», снявшая все моральные запреты…
…Каждый начальник на нашей стройке, которому по штату был положен «боевой конь» в виде УАЗика с личным водителем, требовал от водителя, чтобы этот конь был всегда готов к дороге ночь - заполночь. Справедливости ради стоит отметить, что начальники от мала до велика в то время и сами работали сутками. ЧП на большой стройке, ведущейся в районе Крайнего Севера, всегда хватало. То где-то лопнула труба и начальники всех мастей, поднимаясь по тревоге, неслись в ночь собирать аварийную бригаду, организовывать, направлять, принимать меры. То разморозились батареи отопления, а мороз на улице под минус сорок. То рванул газ в скважине и взбесившееся пламя, с остервенелым рёвом десятка реактивных истребителей, рвалось в небо, освещая на десятки вёрст вокруг удивлённую тайгу.
Это было время, когда все силы и строительные мощности отдавались возведению первоочерёдных объектов. И ни времени, ни сил, ни стройматериалов не хватало на благоустройства. Например, на тёплые гаражи для машин даже больших начальников. Поэтому водители, не желая заморозить мотор, ставили свои автомашины, от 12-ти тонных КРАЗов до легковых УАЗиков, поближе к тёплому жилью, где их можно было в случае чего отогреть…
И с этой вольной вольницей мы тоже начали борьбу. Были в автохозяйствах организованы ночные дежурства «обогревщиков», специальных работников, следящих за прогреваемыми на малых оборотах, автомашинах, стоящих в автопарке. Основная масса водителей стала ставить в крутые морозы свои автомашины в гараж. А вот с водительской «элитой», «извозчиков», пришлось нам побороться. Водители на наказания гаишника за стоянку вне гаража сразу жаловались «барину». А тот, уязвлённый в самое своё номенклатурное сердце за нападки на его привилегии, «принимал меры»…
Капитальный жилой город тогда ещё только строился и основная масса строителей жила в так называемых «полевых городках». Эти городки состояли из жилых полевых вагончиков, выстроенных каре. Или из щитовых сборных домиков, построенных по обеим сторонам отсыпанной дороги, которую тут же громко именовали улицей: Пионерская, Юбилейная, Комсомольская. Это поселения ограждались заборами в своеобразные хутора. Богом, царём и воинским начальником, одним словом - самодержцем, в таких хуторах был начальник того предприятия, которому принадлежал хутор.
Как правило, дороги к этим хуторам перекрывались самодельными шлагбаумами. И если предприятие – владелец поселения – было побогаче, то к шлагбауму прикомандировывались ещё и охранники ведомственной охраны. Иногда даже вооруженные почти музейным оружием.
Однажды мы с Олегом Михайловичем преследовали ЗИЛок, едущий по дороге странными зигзагами, подозревая, что водитель этого ЗИЛка пьян.
В то время такое нарушение было не в редкость. Сидит иная кампания за столом. Пьют, что Бог и ОРС послал и вдруг в голову втемяшится им желание покататься. И авто рядом, под окнами на малом газу пыхтит. Эти катания такой компании редко заканчивались без ЧП и унесённых человеческих жизней. Вот эту заразу мы и стали выжигать в первую очередь.
Вот и в этот раз мы пытались остановить подозрительный ЗИЛок и проверить водителя. Едва мы его стали догонять, как он вильнул под один из ведомственных шлагбаумов, который, его доброжелательно пропустив, тут же опустился перед нашим капотом. Рядом со шлагбаумом высилась, сооруженная на нескольких бетонных пригрузах, сторожевая будка, в которой сидел охранник и спокойно сверху взирал на нас.
Олег, вгорячах, выскочил из кабины и заорал охраннику:
- Открывай шлагбаум!
Охранник открыл в будке окошко и крикнул:
- А пропуск есть?!
- Какой ещё пропуск? Не видишь – сотрудник милиции требует?! Нам надо догнать нарушителя, которого ты впустил!
На что охранник равнодушно и лениво ответствовал:
- А мне всё равно, хоть милиционер, хоть генерал! Надо догонять – догоняйте! Пешком! Я прохожих не задерживаю. У меня указание транспорт без пропуска не пускать! Пропуск будет – пропущу. Нет – иди, гуляй! – И захлопнул окошко.
Олег возмутился:
- Вы препятствуете работникам милиции задержать преступника! Это уголовное преступление!
Охранник безмолвствовал, даже отвернулся от окошка, демонстрируя полнейшее пренебрежение.
В кабине нашей автомашины сидел капитан - инспектор уголовного розыска. Мы его взялись подвезти с дежурства домой, да по дороге увязались за нарушителем. Он, видя, такую наглость охранника, вышел из себя и выскочил из кабины:
- Да что же ты, мать твою, вообще страх потерял?! Я тебе приказываю открыть шлагбаум!
Охранник не пошевелился.
Инспектор угро, судорожно расстегнув кобуру, вытащил свой пистолет, передернул затвор и бабахнул в воздух.
Охранник вышел из будки, откинул полу полушубка и, показывая большую кобуру какого-то древнего револьвера, висящего у него на поясе, почти миролюбиво заявил:
- У меня тоже «пукалка» есть… А если я бабахну?! – И опять зашёл в свою будку.
Капитан выматерился и, нервно пряча пистолет, возмущенно сплюнул.
К нему подошёл Олег и, беря за плечо, слегка подтолкнул его к автомашине:
- Успокойся! Не хватало ещё, чтобы мы тут друг друга перестреляли…
…Вот такие были нравы на нашей Всесоюзной ударной. Тогда Кузнецов и поднял вопрос в Поселковом Совете о такой недопустимой «самостийности» начальничков. Председатель Совета, по северному спокойный и медлительный мужик Иван Чабан, олицетворяющий Советскую власть в посёлке, выдал нам пропуск, в котором предписывалось «именем Советской власти допускать предъявителя сего пропуска во все полевые городки, независимо от их ведомственной принадлежности».
Госавтоинспектор, прочитав этот документ, возмутился:
- Это же, просто ни в какие сани не лезет! Чтобы я мог выполнить свои законные обязанности, надо ещё и мандат предъявлять?! Это что же за анархия такая?! - он приступил к Председателю:
– Нет! Ты мне скажи; эти шлагбаумы ставят незаконно?!
Председатель спокойно ответил ему:
- Ну, незаконно…
- Тогда я снесу их к чёртовой матери! – И, хлопнув дверью, вышел из Совета.
Забираясь в кабинку, Олег Михайлович объявил:
- Сегодня ночью поедем в рейд! Подбери парочку дружинников покрепче, да найди где-нибудь трос подлиннее…
И, крепко сжав руками руль, процедил сквозь зубы:
- Сегодня поедем Советскую власть в посёлке восстанавливать!..
…По «зимнику» - временной зимней дороге – в наш Вуктыл ходили «Ураганы». Эти были мощнейшие военные ракетные тягачи. Только в гражданском исполнении, то есть с грузовым кузовом. Они специально направлялись руководством автопредприятия на зимник(2). Возить на них груз было нерентабельно. Всё равно, что на 12-тонном КРАЗе везти ящик тушенки. Их большой кузов с невысокими бортами, как правило, загружали бетонными изделиями. Но всё равно эти махины с двумя кабинками по бокам своего кузова, не загружались и на четверть своей мощности. Вторая и основная их работа была в том, чтобы в необходимых случаях приходить на помощь потоку автомашин, когда какие-то из них в этом нуждались. За это ураганщиков все водители уважали. Оборудованные мощными лебёдками, устойчивые и сверх проходимые на своих восьми огромных, почти в человеческий рост, колёсах, они могли с лёгкостью вытащить из снежного кювета, улетевший туда грузовик. Или отбуксировать в гололёд на вершину сопки, грузовики, застрявшие внизу её. Причём, зацепляя их цугом по две-три машины…
…Вот Олег и тормознул один из таких «Ураганов», прибывших по зимнику в посёлок. Объяснив водителям (а в экипаже «Ураганов» их было по два человека) задачу, он встретил весёлое понимание со стороны ураганщиков. Им понравилась некая бесшабашность задания…
…К утру все шлагбаумы «самостийных» хуторов внизу были вырваны с корнем и вытащены далеко за пределы посёлка.
Олегу пришлось объясняться с приезжим прокурором, которого вызвали обиженные «самостийщики». Разобравшись, прокурор уехал, объявив во всеуслышание:
- Этого гаишника не то, что наказывать, его награждать надо за то, что он порушенный закон восстанавливает!
После этого, собрался Объединённый партийный комитет и, по сути, продублировав прокурора, постановил, что шлагбаумы можно оставить, но работников милиции на машине или пешком безостановочно пропускать по служебным надобностям. Однако, соблюдая реноме обиженных начальников, решено было – на всякий случай – на мандате, выданном нам Председателем поселкового Совета расписаться всем начальникам, в подчинении которых находились охранники, командующие шлагбаумами.
Все начальники расписались «в столбик» под подписью председателя Поссовета и только Эдуард Александрович Сильс поставил свой автограф поперёк всего листа, как бы накладывая резолюцию на очередное прошение…
Очень скоро его людская молва окрестила «Папой Сильсом». То ли подразумевая неограниченную власть «отцов» мафиозных кланов, то ли подразумевая его склонность к махровому авторитаризму.
Вообще-то, «Папа Сильс» по официальной своей должности был заместителем начальника ВГПУ - Вуктыльского газопромыслового управления. Это было самое мощное и богатое управление нашей стройки. Генеральный заказчик и строительства городка газодобытчиков и строителей – Вуктыла, и газопровода «Сияние Севера». Газопровода, окончания строительства которого ждал весь Советский Союз, так как он мог дать газ в северные и в центральные районы страны. Этот же газопровод сделала возможным и экспорт нашего газа в Европу…
Официально Сильс был заместителем по быту. Но не было такого производственного участка в управлении, да и во всём Вуктыле, в котором заместитель начальника ВГПУ был бы не властен.
Фактически он был не только первым лицом ВГПУ, но и «серым кардиналом» всей стройки. Начальники управления менялись, а «Папа Сильс» оставался неизменным. Каждый новый начальник управления представлялся ему, а не наоборот. Если начальнику управления требовалось обсудить тет-а-тет какой-то вопрос с «Папой», то он шёл к нему, а не вызывал к себе.
Я только изредка соприкасался с этим неординарным человеком и наблюдал его, что называется, издали и не могу читателю объяснить истоки неимоверной власти, которую имел этот человек. Народная молва, стремящаяся объяснить всё и вся, судачила, что он, якобы, потомок какого-то знаменитого рода, исчисляющего свою летопись от известного красного латышского стрелка. Другой вариант этой молвы объяснял небывалую властность этого человека тем, что он - близкий родственник какого-то союзного то ли министра, то ли его зама.
Сам Эдуард Александрович, насколько я знаю, не подтверждал, но и не опровергал никакой из этих догадок.
…Вообще-то, мы все состоим из разных половинок: Добра и Зла. Но ни в ком так ярко не проявлялись эти две противодействующих силы, как в человеке, которого окрестила народная молва «Папой Сильс». Найдётся, пожалуй, много людей, которым отравил жизнь «Папа Сильс». Но найдётся и немалое число людей, которым он здорово помог в жизни. И я не беру на себя смелость утверждать, куда отправил Всевышний этого неординарного человека после Страшного Суда над ним: в ад ли, в рай ли. Для этого я очень мало знаю об этом человеке. А редкие и случайные встречи с ним не дают пищи для безусловных утверждений. Я в этом своём очерке всего лишь пытаюсь обрисовать те события, свидетелем или участником которых я был и какую роль в этих событиях играл этот человек.
Он умел «вправлять мозги» непокорным или тем, кто вызвал его антипатию. но мстительным я его назвать бы не смог. Хотя бы на своём примере. Я ему был явно несимпатичен. И нашу с Олегом непокорность, он, видимо, забыть не мог. Но «достать» ему меня было сложно. Я работал честно с отдачей, был председателем профсоюзного комитета автобазы. Меня ухватить Эдуарду Александровичу было не за что. Да и номинально мы работали в разных ведомствах. Так что, я не чувствовал никакого дискомфорта от его злости на меня, как на первого помощника и сотоварища Олега Кузнецова.
На Олега у него тоже был крепкий зуб. Олег вызвал на Комиссию по нарушению ПДД и наказал личного водителя «Папы Сильса». Этот водитель, подогреваемый указаниями «Папы» долго не являлся на Комиссию. Тогда наказание в виде полгода лишения прав было вынесено водителю заочно. «Папа» отреагировал по своему – приказал водителю ездить без прав. Водитель давно и прочно подавленный властностью шефа, беспрекословно подчинился. Тогда Олег остановил водителя на дороге, снял его с линии, отогнал автомашину на арест площадку и, составив протокол, денежным штрафом диспетчера и начальника эксплуатации авто предприятия за выпуск водителя лишенного прав в рейс. А сам водитель был лишен прав на Комиссии ГАИ теперь уже на год.
И закон победил. Сильс, правда, нанёс ощутимый ответный удар Олегу Михайловичу.
Дело в том, что госавтоинспектору по штату автомашины не полагалось. А она была при его работе крайне необходима. Будь госавтоинспектор посговорчивей на ежегодных техосмотрах автопредприятий, за ним бы руководитель какого-нибудь предприятия закрепил новейший автомобиль. Но Олег, проводя техосмотры, руководствовался только интересами дела и ни на какие уговоры и посулы не шёл. Ещё работая не прежнем месте, он сам отремонтировал, списанный за старостью в одном из авто предприятий, ГАЗ-69 и на нём и ездил. Так вот, кто-то достучался до самого министра МВД республики и тот вынес госавтоинспектору выговор и в приказном порядке потребовал от лейтенанта Кузнецова немедленно прекратить нарушения и сдать в металлолом списанную автомашину. Олег полагал, что этим жалобщиком мог быть только Сильс. Уровень был его. Отправь жалобу на госавтоинспектора простой смертный, она бы вряд ли дошла до самого министра и вызвала такую реакцию.
Наравне с этим, когда Председатель исполкома, собрав представителей всех предприятий, «выбивал» из них «хоть однокомнатную» квартиру для госавтоинспектора, Сильс, вальяжно сидевший на этом совещании, сказал:
- Зачем же однокомнатную?! У лейтенанта двое детишек. Как же они разместятся все в одной комнате?! Мы выделим ему… трёхкомнатную!..
Поэтому у меня не поворачивается язык однозначно определить «Папу Сильса» властным самодуром. Никак не поворачивается! Скорее, он был сыном того времени и того стиля управления, имя которому авторитарность и который ещё не скоро выветрится из России…
…При всех своих грехах, руководители типа Сильса, всегда были преданы и Стране, и своей работе. Они глубоко верили в то, что несут пользу людям, что их труд принадлежит их стране и их народу. Это было племя вальяжных, самолюбивых, порой, кичливых и тщеславных производственных князьков, львиная доля жизни которых, однако, отдавалась делу, производству. Им не чужды были романтизм, увлечённость идеей, одержимость в работе, высокая гражданственность, гордость и ум. Они как ледоколы шли к поставленной цели сквозь жизненные торосы, прокладывая путь для других и ведя их за собой. И, если при этом кто-то пострадал, попав под их ледоломную поступь, они считали эти потери – производственными издержками, опираясь на известный постулат про лесорубов и летящие щепки.
Они были людьми в общем-то со строгой моралью, хоть при этом они считали себя вправе на добавочное количество всеобщих благ, на неписаные привилегии их класса – класса номенклатурщиков. И, зачастую, делили народ на «своих» и «чужих». Причём, в разряд «чужих» зачислялись, порой, весьма достойные люди, единственная вина которых заключалась в их стремлении к правде, в их сопротивлении руководящему деспотизму и любым проявлениям авторитарности. На таких людях номенклатурой ставилось клеймо «неуправляемого». Это клеймо ставило крест на карьерном росте «чужого».
Однако эти «князьки» были сами по себе Личностями. Они были, как принято говорить ныне – эффективными менеджерами. А сказать русским языком – умелыми организаторами производства. Они, зачастую, по-медвежьи подминая под себя непокорных, при этом, как это ни парадоксально, уважали в них эту самую непокорность. Ценили в людях умение работать, высокий профессионализм.
Интересный казус: воспитывая своей нетерпимостью к возражениям в подчинённых им людях покорную льстивость, при этом, они презирали льстецов и уважали гордых. Однако, всё-таки, привечали и способствовали росту «удобных людей», даже не замечая, как постепенно окружают себя людьми малодостойными; ловкими льстецами, подхалимами, слабыми специалистами, карьеристами и аферистами.
Не в этом ли таиться причина, что такая мощная, обладающая неограниченной властью структура, как КПСС так легко была развалена?! Те, кто составлял её верхушку, которая могла противостоять этому развалу, были уже почти все из племени «удобных людей», в которых и бунтарство, и свободомыслие, и гражданская храбрость были тщательно вытравлены и заменены покорностью указаниям свыше и стремлением успешного движения по карьере. Вот и не нашлось бойцов, способных сопротивляться этому руководящему развалу. Не нашлось таких бойцов и в руководстве Советского Союза, способных противопоставить себя преступной директиве «высшего начальника»…
…«Серому кардиналу» ВГПУ реверансировали все аппаратчики. Каким-то таким «бытом» он руководил, что начальник отдела кадров не рискнула ни разу назначить никого на должность, даже после прямого указания начальника управления, не согласовав этот вопрос с «Папой Сильсом».
Однажды и мне пришлось идти, что называется, на поклон к «Папе». Мы с женой с приобретением «Запорожца» влезли в небывалые долги. Поэтому предстояла дилемма; либо отдавать долги, либо ехать в отпуск. А после северной бесконечно долгой зимы очень хотелось погреться на юге. С детьми, естественно, такой проблемы не было. «Проклятая» Советская власть была заботлива и к людям вообще, и к младому поколению, в частности. Каждое лето в обязательном порядке, где-то на юге, организовывались нашими предприятиями бесплатные детские лагеря летнего отдыха. Так называемые, пионерские лагеря. Для этого арендовалось помещение какой-либо южной школы или базы отдыха. Обслугой туда, начиная с должности начальника лагеря и до последнего дворника, ехали свои северяне, которые по разным причинам остро нуждались в приработке.
В один из таких лагерей был назначен начальником мой хороший товарищ – начальник одного из участков ВГПУ. Он охотно брал меня на работу. Но в ВГПУ все новые работники даже временные должны были получить одобрение Папы Сильса.
Вот я и был вынужден пойти к «Папе», хоть и считал, что это – напрасный труд – вряд ли «Папа» даст добро. «Папа» меня принял, что-то недовольно бурча себе под нос. Однако, узнав о цели моего визита, оживился. Зорко меня осмотрев, он попытался меня прощупать - насколько я «готов». Я, мысленно попрощавшись со своим планом подзаработать летом денег, дерзко ответил ему:
- Моё обращение к Вам не означает того, что я пошёл на попятную! В нашем давнем споре считаю себя правым и в подхалимы, по-прежнему, не годен. – И повернулся к выходу.
Как же я был удивлён, когда дойдя до двери его обширного кабинета, я услышал позади негромкое:
- Стой!
Обернувшись, я увидел, что «Папа», качаясь в кресле, вовсе не злобится, а улыбается, с интересом рассматривая меня. Помолчав недолгую паузу, он сказал, показывая на стул у его стола:
- Сядь… А кто тебе сказал, что мне нужны подхалимы?!.. Конечно, крови такие, как ты портят немало. В этом случае подхалимы удобнее. Но, с другой стороны, опираться можно только на то, что сопротивляется! - Он опять помолчал, о чём-то размышляя, и задумчиво глядя на меня, продолжил - Я пошлю тебя в лагерь. И не рабочим, как ты просишься. Я пошлю тебя своим «государевым оком».
Он помолчал, потом поясняюще добавил:
- Лагерь располагается в здании местной школы. Директор заключил с нами договор на аренду с условием ремонта здания школы. Там работает большая бригада. С бригадиром. Им отправлены три вагона стройматериалов. Я хочу, чтобы эти три вагона пошли на дело! – Он глянул на меня в упор. - Ты как раз мне там пригодишься!
Я запальчиво прервал его монолог:
- Простите! Я в «стукачи» не гожусь!
На что он, отчётливо выговаривая слова, ответил:
- А я в «стукачи», как ты сказал, тебя и не назначаю. – Он через паузу добавил с заметной усмешкой – стукачей у меня и без тебя хватает! Везде…
Тут наш разговор прервала его секретарша – пожилая женщина, отработавшая с ним много лет:
- Эдуард Александрович, извините! Но там пришёл… этот… ну на должность начальника участка в АСУ… Вы назначали ему… Ему ещё подождать?
«Папа» ответил:
- Нет. Зови! – и уже мне – Посиди. Договорим.
Вот тогда мне и пришлось быть свидетелем того, как «Папа» отчитывал резко и грубо, не стесняясь в выражениях, одного начальничка среднего звена. Он его, как мне казалось, намеренно демонстративно унижал. То ли испытывая, осталась ли в нём хоть капля самолюбия. То ли демонстрируя мне, как он поступает с непокорными…
Закончив эту демонстративную экзекуцию, он отослал вспотевшего работника:
- Ладно! Иди! Работай! Пока…
И, уже обращаясь ко мне, считая аудиенцию оконченной, кратко заключил:
- И ты поезжай, работай! И запомни: То, что управление выделило – оно выделило для отдыха детей! А не для чьей-то наживы! Потому – пресекай! Власти я тебе даю для этого достаточно! Бригадир о тебе будет предупреждён. Если её тебе не хватит – докладывай напрямую мне!..
…Потом десятилетия спустя, этот аппаратчик «среднего звена», которого песочил при мне в своём кабинете «Папа Сильс», «выбился в люди» и стал весьма крупным начальником уже самого высокого звена. И мне довелось стать свидетелем, как этот, в своё время сам униженный «Папой», распекал с каким-то садистским удовольствием при всех своего подчинённого. Так же, резко и хамски, не выбирая слов...
То ли он этим восстанавливал своё помятое на всю жизнь реноме, то ли, просто не имея возможности выбраться из этой авторитарной «колеи» взаимоотношений, заключенной в фольклорное: «Ты начальник, я – дурак!»
Но, надо сказать, всё-таки, что до «Папы Сильса» ему было так далеко, как воробью до сокола. И наш мудрый народ не назвал его очередным «Папой», а дал ему совершенно другую кличку – «Гадпром»…
…Каким-то образом «Папа Сильс» был связан со станицей Каневская Краснодарского края. И он, используя своё служебное положение и богатство его управления, ощутимо помогал этой станице. Говорят, что в этой станице много было построено и создано силами ВГПУ.
Да и свои кадры «Папа Сильс» в основном черпал из Краснодарского края. «Каневские» было паролем на допуск к карьере. И для инженера. И для водителя.
Но, теша своё тщеславие, «Папа Сильс», не яхты себе покупал и не счета в забугорном банке открывал, накопляя себе запасы «на чёрный день». Не было принято у советских «генералов производства» таких тщеславных выкрутас. И иностранные футбольные команды они не содержали. Твёрдо их держала в разумных пределах своя номенклатурная мораль. Да и правоохранительные органы работали исправно, на самом деле, а не в декларациях, охраняя право и одергивая зарвавшихся.
Не последним а, пожалуй, первым, в этом ряду факторов, сдерживающих накопительство и воровской беспредел, который нынче мы наблюдаем, было то, что эти люди были Личностями. Они, присвоив себе какие-то мелкие привилегии, при этом презирали накопительство, скопидомство и воровской беспредел. И ещё. Они не презирали, как сегодняшние выродки из Рублёвки, а, всё-таки, любили свой народ и, несмотря на то, что считали себя вправе жрать в спецзалах запретную сёмгу, непрестанно заботились о том, чтобы у возглавляемого ими народа была жирная, свежая, аппетитная и дешевая селёдка. Они идя порой на финансовые нарушения, строили не собственные виллы с позолоченными унитазами, а детсадики «с излишествами» для детишек этого самого народа. Школы с бассейнами, которых не было по генплану. Профилактории для рабочих, в которых, при случае, отдыхали и сами в особых палатах, но в которые неукоснительно 80 процентов путёвок вручалось людям рабочих профессий.
Они не экономили на здоровье и отдыхе народа. Да! Они были тщеславны. Но это тщеславие толкало их не на приобретение самых дорогих и самых престижных автомобилей, вилл, брюликов и женщин! Они соревновались между собой «излишествами» другого плана. Тот же Папа Сильс, заключив взаимовыгодные договоры с его любимой станицей и в вуктыльский рабочий профилакторий привозили целебную южную грязь, восстанавливающую здоровье северян. А с Кавказа вагонами везли к нам на Крайний Север Ессентуки и Боржоми. Да не ту подделку, которую мы можем сегодня купить в любом магазине, восхваляя при этом рыночный рай и которая ничего полезного в себе не содержит, а зачастую и, наоборот, травит организм. А настоящие «фирменные» кавказские воды…
…Удивительно выборочна народная память! Она, например, не акцентируется на том факте, что «Папа Сильс» жил в отдалении от всех, состроив из тех же жилых вагончиков отдельное поселение, которое народ тут же окрестил «Хутором Папы Сильса»!
Народная память, наоборот вспоминает пальмы, которые Папа доставал и доставлял в детсадик, расположенный в районе вечной мерзлоты на Крайнем Севере и которые до сих пор радуют глаза уже третьего поколения малышей северных трудяг.
Вот и мне вспоминается не то, как «обламывал» нас с Олегом Кузнецовым «Папа Сильс», а несколько другое…
…Строители хорошо поработали и подготовили арендуемую южную школу к заезду детей. Оставалось только собрать разрешительные подписи надзирающих органов. И тут неожиданно, «рогом упёрлась» главврач районной санэпидстанции. Эта «леди» необъятной российской стати, властная и безапелляционная никак не реагировала на все наши уговоры и посулы и не подписывала разрешения от СЭС на открытие смены. Когда мы всердцах требовали пояснения причины отказа, она брала у своей лаборантки пробирку, набирала в неё воду из водопроводного крана на лагерной кухне и, демонстративно разглядывая эту воду на свет, говорила, презрительно прищурив свои накрашенные сверх меры глаза:
- Я и без микроскопа вижу, что здесь полно кишечных палочек! Устраняйте! - И величаво удалялась к своей машине.
Мы с начальником лагеря, испробовав все свои попытки склонить эту даму к благосклонности, вынуждены были аварийно попросить помощи у «Папы». На следующий день он был прилетел. Встретили мы его в аэропорту и на «Ладе» начальника лагеря, доставили в лагерь.
Выслушав подробности, «папа» скомандовал начальнику лагеря:
- Ты занимайся вопросами снабжения! Дети уже едут в поезде! А ты, - он обратился ко мне, - за руль и вези меня в местную санэпидстанцию!
Тогда мне и представилась возможным пронаблюдать за ледокольной несокрушимостью его движения к цели…
…Приехали мы в санэпидстанцию часам к одиннадцати. Через полчаса мы оттуда уже уехали, увезя с собой главврача.
Разговаривая с главврачем и попутно давая мне указания куда ехать, «Папа» увёз всю нашу компанию далеко за город на какой-то живописный серпантин, в знакомый ему горный ресторанчик, где, по его словам, непревзойденно готовили шашлык. Этот человек, обычно флегматично-величественный, как сфинкс, преобразился в весёлого рубаху-парня и тамаду. Он откровенно льстил этой тётке, давно потерявшей девичью лёгкость, обволакивал её своим вниманием и многословием. Он сыпал смешными анекдотами и удивительными историями, постоянно вставляя в свой рассказ комплименты нашей гостье, и не забывая ей подливать в бокал прекрасное сухое вин. Он окружил её тем сияющим и бушующим потоком обольщения, которому женщины не способны противостоять, как бы они умны не были и сколько бы весен ни отсчитали в своей жизни.
Я не смогу, к сожалению, в силу ограниченности своего дарования, повторить и сотой доли того, что говорил «Папа Сильс», внезапно превратившийся на моих глазах из солидного чиновника в южного жигало – неотразимого соблазнителя женщин. Только один рассказ запомнился из его репертуара, который я приведу здесь, рискуя сильно обеднить его, так как мне не достигнуть той степени талантливости рассказчика, которой обладал этот человек. Постараюсь, однако, сохранить этот рассказ в авторской транскрипции:
«…Это было в те далёкие времена, когда правил Иосиф Виссарионович Сталин. Ныне принято смешивать с грязью это имя и приписывать Сталину и тому времени только отрицательные черты. Но, очевидно, что в любом времени, как и в любых людях, есть черты разного качества», - начал свой рассказ «Папа Сильс».
«Хаятели этой неординарной личности не смогут отрицать того факта, что Сталин лично прочитывал огромное количество выходящей тогда литературы и просматривал большое количество фильмом. До сих пор его биографы удивляются, когда он всё успевал.
Мало того, он мог в любое время позвонить любому человеку, будь то крупный чиновник, или простой обыватель. Этот человек не знал никаких препон своим планам…
Однажды в дверь, где жил писатель, назовём его условно Озеров, позвонил нарочный и вручил удивлённому Озерову засургученный пакет. В пакете оказалась короткая записка:
«Уважаемый товарищ Озеров! Вам следует позвонить по следующему телефону…
Работник секретариата И.В.Сталина…» Имелся штамп «Москва.Кремль».
Времена были тогда… скажем так… дисциплинированные…
Товарищ Озеров не имел домашнего телефона и, вполне понятно, что он, мысленно перекрестившись, заспешил к ближайшему телефону-автомату. Дождавшись там своей очереди, он набрал указанный в письме номер трясущимися и враз вспотевшими руками и, крепко сжал трубку, вслушался в далёкие гудки.
На третий гудок в трубке что-то щелкнуло, и бодрый мужской голос ответил:
- Вас слушают! Говорите!
Озеров кашлянул, преодолевая нервную спазму горла мешающую говорить, и выдавил из себя:
- Это говорит писатель Озеров… Я тут получил указание позвонить по этому телефону…
Голос немедленно отреагировал:
- Да, да, товарищ Озеров! С Вами сейчас будет говорить товарищ Сталин! Пожалуйста, подождите секундочку…
Через десяток секунд в трубке раздался голос, который был хорошо знаком всей стране и Озерову тоже и который невозможно было спутать ни с чьим больше – сталинский голос:
- Товарищ Озеров, здравствуйте!
- Здравствуйте Иосиф Виссарионович!
- Я прочитал вашу новую книгу... Ваш роман… Он мне понравился. Только мне кажется, что в вашем романе несколько приуменьшена значимость… Вот в предыдущем своём труде, вы показали…
…Постепенно тревога и робость, охватившие Озерова, отступили в ходе этого разговора. Он оказался вовлечённым в интересный и увлекательный для него диалог. На какое-то время он даже забыл, что он находится в телефонной будке и что он разговаривает с самим Сталиным! Он полностью отрешился от окружающей обстановки и отдался этому необыкновенному диспуту…
…К действительности его вернул резкий стук монетой по стеклу. Озеров пришел в себя и увидел, что у будки скопилась приличная очередь ожидающих. Он споткнулся на полуслове…
Его собеседник немедленно почувствовал это:
- Товарищ Озеров! Вам что-то или кто-то мешает говорить?!
Озеров замялся:
- Иосиф Виссарионович… простите… я звоню с автомата… и тут очередь собралась… люди меня торопят… - и тут же поспешно добавил - они же не знают, что я говорю с Вами…
- Ничего, товарищ Озеров! Я понял! Вы идите сейчас домой и мы с Вами договорим! – благожелательно ответил собеседник Озерова.
- Но, товарищ Сталин… у меня дома нет телефона… - растерянно заметил, разволновавшийся опять писатель.
- Ничего, товарищ Озеров! Вы сейчас идите домой!.. – успокаивающе повторил ему Сталин тоном, которому невозможно было прекословить и в трубке раздались частые гудки.
…Озеров отрешенно вышел из будки и, не отреагировав на упрёки очереди, медленно побрёл домой, пытаясь предугадать последствия этого удивительного происшествия и междустрочие слов Великого Сталина.
Он поднимался уже по лестнице к своей коммунальной квартире, когда его обогнал солдат связист, бегом продвигающийся по лестнице, разматывающий чёрный кабель, который змеился из полевой катушки, висевшей у него на боку. Всё так же, в какой-то прострации, Озеров поднялся на свой этаж и увидел, что кабель уходит прямо в дверь его квартиры. Он открыл дверь и увидел связиста, который стоя на коленях у катушки с кабелем, протягивал ему коричневую эбонитовую трубку полевого телефона:
- Вас…
Писатель тотчас же понял, что он будет сейчас продолжать разговор с Вождём и, уже не удивляясь ничему, взял трубку.
В трубке и вправду раздался знакомый голос с заметным кавказским акцентом:
- Товарищ Озеров?! Так вот я и говорю, что вы, без сомнения правы в своей оценке…»
...Когда Папа Сильс умолк, наступила пауза. За это время вокруг стола этого талантливого рассказчика, оказывается, собралась и немногочисленная обслуга этого небольшого ресторанчика: повар, официант, администратор, которые с интересом слушали этот рассказ.
По его окончанию, повар взял у официанта услужливо поданный тем фужер с вином и сказал, с заметным акцентом:
- Хорошо рассказываешь, генацвале! Давайте выпьем за то, чтобы во все времена люди помнили великих людей прошлого и не плевали в это прошлое!
И выпив до дна свой фужер, повернулся и пошёл к себе на кухню…
…Мы ехали по вечерней горной дороге. Папа Сильс и наша пассажирка на заднем сидении о чём-то добрососедски тихо говорили. Временами я слышал весёлый смех этой женщины, которая сегодня начисто, казалось, утратила привычную ей брюзгливость и тучную солидность…
…А я думал о том, что есть какие-то такие причины, которые заставляют этого матёрого чиновника, прилетевшего сюда на трёх перекладных самолётах, забыв о годах и усталости, ублажать эту тётку, чтобы убрать препоны, мешающие отдыху детей.
Карьеризм? Но он сидел на своём месте так крепко, что неудачи с открытием летнего лагеря не могли ему серьёзно навредить.
Нет, эта причина – ДЕЛО! Которое должно быть сделано любой ценой! В установленный срок! И, не в последнюю очередь, здоровое тщеславие, которое заставляло его, Мастера – организатора демонстративно и виртуозно исполнить то дело, на котором споткнулись его подчинённые.
Я понял, что этот человек, который мог бы легко сломить сопротивление этой, закусившей удила чиновницы, через свои огромные связи и заставить её принести все подписанные ею бумаги к нему в кабинет, не пошёл на это. Он, с явным удовольствием для самого себя, демонстрировал нам своё умение «оперативно решать вопросы» Показывал нам всем свой мастер-класс!..
…Когда мы уже в сумерки привезли нашу гостью домой, Папа Сильс, галантно выйдя для её проводов из машины и целуя ей руку, сказал, закрепляя, очевидно состоявшиеся, договорённости:
- Ну, что, милая дама! Не будем огорчать наших детишек?! Дадим им набраться сил для новой долгой северной зимы?! Вы решите наши проблемы, а мы решим Ваши… с Вашей летней кухней…
Она расслабленно раздобревшая от всего произошедшего, обволакивая «Папу» своим одобрительным и благодарным взглядом, прочувственно проворковала:
- Да что же мы, врачи, звери какие-то?! Неужели не понимаем?! А летняя кухня… Да бог с ней с кухней! Я же не из-за этого… Просто так, к слову пришлось… Спасибо Вам за прекрасный вечер!..
…Когда мы возвращались в лагерь, я счёл нужным отчитаться:
- Эдуард Александрович! А о кухне никто не заикался даже! Мы бы, естественно, решили…
На что он задумчиво ответил:
- Не заикался?.. А что, сами не могли нащупать больной для неё вопрос?!
И закончил весело и покровительственно:
- Ладно! «Сочтемся славою — ведь мы свои же люди,— пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм.» Читал у Маяковского?! Нет?! Так почитай!..
…Сейчас перечитал написанное я заметил, что невольно сравниваю те времена, о которых пишу, с сегодняшним миром, который нас окружает. И в сотый раз осознал, что я за тот прошлый мир обеими руками! Со всеми его недочётами и минусами. Невольно представил, а как бы в сегодняшних декорациях выглядел этот эпизод. И понял, что до банальности просто: санврач бы спокойно в своём кабинете озвучил сумму «отката» за свою подпись на акте, разрешающем открытие лагеря. Эта сумма была бы уплачена, что повысило бы стоимость путёвки для родителей, и так непосильную для многих семей, на лишнюю тысячу рублей.
Никаких мастер – классов, диктуемых желанием сделать дело! Никакой романтики! Никакого удовлетворения от сознания отлично выполненного долга!
Да и нужны ли эти тонкости сегодняшним «людям дела»?! Ведь они, эти «тонкости», сегодня отброшены за ненадобностью в мусор. Вместе с такими «излишествами», как лиричность, романтизм, энтузиазм, диктуемый идеей, а не барышом.
Подумал, что очень трудно сегодня прозревшему и пересмотревшему свои моральные ценности и приоритеты Президенту России, возродить в российском народе эти качества! Ведь на них основывается патриотизм, которого ныне так не хватает России. Который был и всегда будет основой, скрепляющей нашу Страну…
..Запомнилось ещё несколько эпизодов, связанных с «Папой Сильсом»…
…На открытие лагеря «Папа» прислал свой вокально-инструментальный ансамбль. Этот ансамбль он в своё время «выписал» из Донецка.
Эти музыканты когда-то выступали с известным в то время певцом Эмилем Горовец. Певец, преодолев очередную ступеньку популярности, уезжая в Москву, счёл нужным забрать с собой из инструментальщиков только двух. Но ребята, решили не расставаться и работать вместе, отказались от такого предложения и на какое-то время оказались не у дел. Тут их и «подкараулило» предложение «Папы Сильса» ехать на Всесоюзную ударную стройку. Так донецкие ребята оказались на Крайнем Севере.
Ансамбль был отличным, высокопрофессиональным. Все его участники: бас гитара Александр Мокляк, клавишные Вячеслав Чёрный, ударник Василий Юрьев были профессионалами, окончившими Донецкое музыкальное училище. А солистка Наталья Ефимова имела прекрасный мощный голос – центральное меццо-сопрано, ближе к контральто и пользовалась у публики несомненным успехом. Её голос был очень схож с входившей тогда в моду певицей Аллой Пугачёвой. И пела она все песни из репертуара Пугачёвой. Ансамбль исполнял модные в то время песни. Ребята, схватывали свой репертуар, что называется «с лёту». Стоило песне пару раз прозвучать по радио или телевидению, как они её записывали на МАГ и с плёнки разучивали.
На Севере ВИА выступал, поддерживая концерты самодеятельности, другие мероприятия художественного плана и подрабатывал вечерами в кафе. Предложение «Папы» ехать на юг на открытие пионерлагеря, музыканты встретили с энтузиазмом, но при этом попросили «Папу» после открытия лагеря, оставить их в лагере или дать им отпуск. С тем, чтобы они могли остаться в лагере даже без зарплаты. Уж очень хотелось ребятам погреться и отдохнуть у тёплого моря после долгой северной зимы.
«Сильс» обещал им это.
Ребята прекрасно отработали на открытии лагерной смены и, обеспечивая музыкальным своим оформлением всю жизнь лагеря от утренней зарядки до вечерней дискотеки, которую очень любили все от мала до велика, при этом наслаждались летним отдыхом. Так продолжалось с неделю.
Вдруг, как гром среди ясного неба, пришла телеграмма, подписанная «Папой Сильс» об срочном откомандировании ансамбля назад на Вуктыл. Естественно, что музыканты были ошарашены этим поступившим приказом и, попытавшись переговорить с «папой» по межгороду и добиться у него отмены его распоряжения, получили жесткий отказ. Тогда они телеграммами послали «Папе» свои заявления об увольнении. В ответ на это их уведомили об увольнении, и начальнику лагеря поступил приказ отстранить музыкантов от работы в лагере и снять их с довольствия.
Справедливости ради стоит отметить, что у «Папы Сильса» были причины отозвать ребят с юга. На Вуктыле намечалось общенародное гуляние в честь каких-то там юбилеев, и нужно было музыкальное оформление. Скорее всего, всемогущий Сильс после успешного выполнения этих празднеств, разрешил бы музыкантам вернуться на юга. Но ребята погорячились и говорили с «Папой» в ультимативной форме, которую «Папа» разрешал только себе.
Так или иначе, ребятам пришлось официально уйти из лагеря и снять себе жильё где-то на стороне. Кухне было приказано снять их с довольствия. Но кухонная обслуга продолжала скрытно кормить ребят, а они за это продолжали неофициально играть для лагеря.
Однако, «Папа Сильс» не зря говорил мне о своей сети доносчиков. Не прошло и недели, как в адрес начальника лагеря пришла телеграмма с разносом и обещанием ему всех мыслимых неприятностей за невыполнение приказа об отстранении членов ансамбля, запрете их деятельности и снятии с довольствия.
Начальник лагеря прибежал ко мне бледный от испуга и показал телеграмму. У меня как раз находились музыканты. Тогда и было решено, не подставлять начальника лагеря и в лагере больше не появляться.
Не могу не отметить, что, как говорит фольклор, «на всякого мудреца довольно простоты». И этот случай, хоть и довольно редкий в практике «Папы Сильса», но подчеркнул, что не всегда «Папа» выходит из ситуации победителем. Ребята тут же устроились подрабатывать в один приморский ресторанчик, что дало им возможность безбедно догулять весь сезон. Потом они вернулись на Вуктыл и устроились в открытый к тому времени вуктыльский ресторан. И, хоть они уже не получали той неплохой зарплаты, которую им платил «папа Сильс», но, всё-таки, могли безбедно жить. А ВГПУ навсегда потерял этот профессиональный ансамбль…
…За длинный сезон в летние 3 месяца, лагерь посещали и другие «высокие лица».
Помню, как однажды приехал на недельный уикенд начальник ВГПУ. Его поместили в одном из зданий комплекса арендуемой школы, отдельно стоящем за небольшим заборчиком на школьном дворе. Естественно, что этому чинуше готовили на лагерной же кухне отдельные блюда по его заказу. И не то, чтобы эти продукты отрывались от детей… Нет. На питание ребятишек никто денег не жалел. Каждый из ребят мог получить всегда сколько угодно добавки. Да и вообще столовая лагеря могла прокормить с пару десятков посторонних людей – изобилие продуктов было по северному богатым.
Помнится картинка. Сидит этот чин за заборчиком в садочке под вишнями за отдельным столом и уминает шашлычок. А к забору прилипли какие-то любопытные вездесущие пацанята из лагеря и во все глаза наблюдают за жрущим дядькой. Того, очевидно, раздражило это любопытство и он встал и ушёл в дом. А через некоторое время мне поступило распоряжение выдать несколько листов ДВП и отрядить рабочих, чтобы закрыть территорию усадьбы, где обосновался этот прыщ от чужих глаз. Я отказался расходовать ценный облицовочный материал на придурь. Правда, пришлось начальнику лагеря выполнить этот приказ самодура, который считал для себя зазорным пообедать в общем зале, где обедали все работники лагеря…
Около месяца прожил в этом южном посёлке и сам «Папа Сильс». Со своей семьёй и престарелой мамой. Но он жил не в лагере, а на соседней улице в снимаемом им домике. И блюда ему со столовой не таскали…
…Земля продолжала крутиться и менять эпохи.
Последний раз я встречался с «Папой Сильсом» уже когда грянула перестройка. То ли «волосатую руку» его в министерстве убрали, то ли ещё какие события произошли, но «Папа» ушёл из ВГПУ на коммерческие хлеба.
Он открыл на Вуктыле какую-то фирму «Рога и копыта» и занялся бизнесом. Чувствовалось, что эта фирма имела крепкий начальный капитал. Ходили слухи, что умные люди в КПСС, не имея возможности ничего противопоставить единоначалию генсека Миши Меченного в партии и предчувствуя худые для партии времена, попытались создать некое подобие финансовых баз. Опоры партии. Наподобие того, как партия создавались тайники для будущих партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны.
Вероятно, планировалось, что такие, созданные втайне «партийные фирмы», во главе которых ставились «верные партийцы», создадут базу для подпитки и, возможно, воссоздания Партии коммунистов в том государстве, что осталось после развала СССР.
Вот, как я предполагаю, одной из таких «партизанских баз партии» и была фирма, учрежденная дальновидными людьми из областного комитета КПСС, которую доверили возглавить наследник латышского стрелка.
Это, конечно, мои домыслы. А, точнее, анализ многих фактов и слухов. Например, того факта, что дорвавшиеся до власти свора оголодавших и всеядных либерастов, почти десятилетие рыскала в поисках «золота КПСС», но, несмотря на свою всепроникаемость и вседозволенность, этот клад так и не нашла.
Надо сказать, что, как я предполагаю, это заложение «партизанских баз» ничего партии не дало.
И мне кажется по причине того, что большинство кадров, что подбирались тщательно для этой цели, было профнепригодны для нового времени и новых задач.
Я к этому времени и сам был вынужден как-то выживать и спасать свою семью от голода. Посовещавшись с подросшими сыновьями, я открыл семейный автотранспортный кооператив «Извоз». Мы купили, благо это дело уже было позволительным, старый автомобиль, от которого, практически, остался только остов. И вечерами и ночами в арендуемом гараже, восстанавливали эту развалюху.
Восстановили и запустили в оборот. На заработанные деньги купили ещё такой же автохлам и тоже восстановили. Потом третий автомобиль запустили на услуги. По числу моих сынов. И тогда я успокоился, надеясь, что после моего ухода, каждый из них хоть будет иметь по частному автомобилю и на кусок хлеба заработает.
Проходя этот предпринимательский ликбез, к которому в социалистическом СССР никто не был готов и к которому с малолетства готовит детей жизнь в любой капиталистической стране, я понял азы предпринимательства.
Так вот, эти азы грубо нарушались в «партизанских базах КПСС», если, конечно, таковые были, а не я их выдумал. Например, посещая новую фирму «Папы Сильса», я видел, что там нарушается святая святых предпринимательства – «Сначала заработай – потом трать, причём, трать меньше, чем заработал!»
Фирма «Папы» арендовала большое помещение под офис. Закупила для персонала хорошую конторскую мебель. Набрала солидный штат, вплоть до секретарш. Накупила оргтехники, которой нечем было заниматься. И только потом попыталась что-то заработать. Не было ни бизнес плана, ни каких-либо разумных понятий о предмете приложения своего начального капитала. Да и кадры оставляли желать лучшего.
Нет, это были свои, многократно проверенные люди. Умные и образованные. Но образование у них было почти у всех «всеядно-универсальное» - ВПШ. Но в высшей партийной школе КПСС не было и намёка на предмет «Азы предпринимательства». Руководству ЦК КПСС и в страшном сне не могло присниться, что их смену надо готовить к капиталистическому рынку!
А организаторам «закладки» противорыночных «партизанских баз» тоже невозможно было отступить от въевшихся в их плоть и кровь принципов подбора кадров. Они не могли набрать кадры по принципу их пригодности, а не по принципу преданности.
Со своей стороны и руководители этих баз, подобные «Папе Сильсу», при всей своей преданности, чувствуя, что отпущенные им средства съедают непомерные расходы и галопирующая инфляция, не соображали, как спасти положение. Их мозг и их богатый производственный опыт не могли им подсказать ничего полезного – опыт был в новых условиях просто бесполезен.
Рыба на суше – в новых и непривычных для неё условиях - может некоторое время трепыхаться, но выжить ей – не суждено…
Потому и прогорели такие фирмочки партии. А те, которые выжили и разрослись, вскоре забыли о своей отчётности и долге перед их создавшими. Потому что, создавались они глубоко конспиративно. Потому что к этому времени большинства личностей их родивших не стало. Потому, что их учредители и руководители небезосновательно полагали, что своим выживанием они обязаны только себе и своей восприимчивости, а не первоначальному капиталу, который быстро испарился. Что сводило «на нет» их какой бы то ни было долг.
Если, повторяю, конечно, все эти мои домыслы - не создание моего воображения…
…Больше с «Папой Сильсом», этим неординарным человеком, наши пути не пересекались. А вскоре и я вернулся домой в Питер из любимого мной Крайнего Севера, доживать свой век на асфальте Невского, оставив, без сомнения, своё сердце там, в Коми тайге, у Печоры-реки, в городе, созданном Всесоюзной ударной стройкой – немеркнущей гордостью всей моей жизни.
Октябрь 2014г.Питер
……………………………………………………………………………….
1 - Имеются ввиду события, изложенные в новелле «Беда».
2 - Зимник – временная дорога, проложенная по бездорожью на утрамбованном снегу. Описана подробно в новелле «Порученец».
Никогда не думал, что мне придётся писать об этом человеке. Когда он ходил в «генералах производства», я бы не сказал, что он был для меня героем тогдашнего времени. Мало того, таких в народе больше критиковали, нежели любили. Это была элита именуемая номенклатура, а она никогда не пользовалась в народе любовью.
Когда я начал писать этот очерк, я попытался в интернете найти какие-нибудь сведения о моём герое и написал в поисковике «Эдуард Александрович Сильс». Интернет ответил мне шквалом данных. Много было Сильсов. Много было Эдуардов Александровичей. Ещё больше просто Эдуардов. Но нашёл только одно упоминание об этом человеке в виртуальной газете «Сияние Севера», рупора таёжного городка Вуктыл.
«Сад был экспериментальным, помню, как долго мы отмывали бассейн от строительной грязи. Для зимнего сада пальмы и кактусы привозили из Краснодарского края, спасибо Эдуарду Александровичу Сильсу.» (Воспоминания ветерана детсада "Сказка" Лёли Степановны Насаевой).
Кто-то скажет, что такая тональность сродни расхожему сарказму: «Прошла весна. Настало лето. Спасибо партии за это!» И можно было бы посчитать это за привычный для того времени льстивый фанфаризм, если бы ветеран писала это тогда, в 1972-м году, а не полвека спустя, когда это уже невозможно посчитать ни лестью, ни фанфаризмом. Когда уже много лет, как нет на свете человека по имени Эдуард Сильс. Да и нет того государства, которому по своему ревностно служил этот человек…
…На нашу Всесоюзную ударную стройку газопровода «Сияние Севера» прибыл госавтоинспектор – Олег Михайлович Кузнецов. Наш маленький таёжный посёлок переживал славные пионерские времена, когда всё в его истории было впервые. Вот и Олег Кузнецов был первым начальником ГАИ Вуктыла.
Необходимость в постоянном работнике ГАИ была насущной. Парк автомашин нашего маленького таёжного городка, в то время ещё даже посёлка, разрастался не по дням, а по часам. Да и постоянным потоком шли автомашины других автохозяйств соседнего города Ухта – альма-матер Вуктыла, которые доставляли на газопромысел грузы, необходимые для его жизнедеятельности. Естественно, было много ДТП, большей частью связанных с расхлябанностью водителей, которые, доставляя груз в глубинку, где нет ГАИ, «отпускали вожжи».
Олег Михайлович был худощавым подтянутым молодым офицером рыжим до невозможности, И, как многие рыжие, был неисправимо упрямым. Он был умён, справедлив и нетерпим к нарушителям, стараясь быть одинаково требовательным ко всем в равной степени. Невзирая на чины и звания.
Я в это время работал инженером по безопасности движения Вуктыльской автобазы АТК «Главкомигазнефтестрой» - одной из крупнейших автобаз городка. И поклялся после семейной беды(1) искоренить начисто в нашем городке пьянство за рулём. Естественно, что мы сразу же «спелись» с новым гаишником. Прекрасно сознавая, что «один в поле не воин», я создал в автобазе работающую народную дружину. И в этой «боевой единице» весьма нуждался Олег Михайлович. Впрочем, точно в той же мере, в которой наша добровольная народная дружина нуждалась в опоре на госавтоинспекцию.
И мы начали наводить порядок на улицах и дорогах строящегося нашего городка.
А это было нелегко. Из десяти наших водителей восемь прошли горнило заключения. Многие и по сей день являлись условно-досрочно освобожденными или условно осужденными. Это были времена водительской вольной вольницы на Вуктыле. Останавливаешь, бывало, автомашину для проверки, а за рулём сидит разрисованный от щиколоток до бровей тюремным художником детина и в ответ на требование предъявить «права», блистая обязательной фиксой презрительно цедит:
- Да я права своей родной маме не показываю! Понял!?
И захлопнув со всех сил дверку своего многотонного КРАЗа, давал по газам.
Эти ассы не считали за проступок поставить перед отъездом в рейс автомашину с работающим двигателем прямо себе под окна. При этом сносились, невидимые под толстым слоем снега, ограждения придомовых палисадников, размолачивался дёрн, который всё лето заботливо укладывали на эти палисадники студенты из ССО.
В этой болотистой местности, прежде чем построить город приходилось делать так называемую выторфовку, то есть убирать весь верхний слой земли и заменять его щебнем и песком. Естественный растительный покров при этом уничтожался, и на его самопроизвольное нарастание нужны были десятилетия. А строители были молодыми и горячими, и им хотелось, чтобы их город утопал в зелени и цветах уже сегодня. Потому и тратились огромные средства на озеленение таёжного(?!) городка…
Общими усилиями дружинников и Олега Кузнецова мы довольно быстро приучили водителей к порядку. Сложнее было с «командным составом». Командиры производств считали своим неотъемлемым правом свои льготы. Они питались хоть и в общих столовых, но в «спецзалах». Они продукты покупали не в магазине, как все простые смертные, а прямо на торговых базах, где им специально отбирали всё первосортное и дефицитное. Такие вот льготы, естественно, не могли не раздражать народ. И народ непримиримо критиковал и фольклором, и письмами в районную газету этих «блатных». Иногда даже прорывалось в эфир это народное недовольство. Правда, в принятой тогда обезличенной форме - «если кто-то, кое-где, у нас, порой»…
…Тогда ещё никто и предположить не мог, что придёт время и эти маленькие льготки тогдашней номенклатуры покажутся нам детскими шалостями, по сравнению с тем, что сегодня вытворяют «акулы бизнеса». Эти, сходящие с ума от безделья и вседозволенности, олигархи абрамовы, сделавшие свои миллиардные состояния на присвоении общенародной собственности. Эти ходарковские, которые при своих миллиардных состояниях, от ненасытной своей жадности, ещё продолжают обворовывать и государство, не уплачивая последнему положенные налоги. В эту воровскую шайку, бездушно и нагло мародёрствующую на просторах Руси, органично вписывались госчиновники, которые, обезумев от жадности, растаскивали и без того полунищий бюджет, до нитки обирая страну.
Эта бешеная свора такими темпами разворовывала Россию, что можно было только диву даваться, как она, эта бедная Россия, ещё жива?!
Но в те времена эти тенденции, очевидно, только – только зарождались. Законы Страны Советов, всё-таки, сдерживали этих вечно готовых на присвоение благ, номенклатурщиков и ещё не набрала оборотов «катастройка», снявшая все моральные запреты…
…Каждый начальник на нашей стройке, которому по штату был положен «боевой конь» в виде УАЗика с личным водителем, требовал от водителя, чтобы этот конь был всегда готов к дороге ночь - заполночь. Справедливости ради стоит отметить, что начальники от мала до велика в то время и сами работали сутками. ЧП на большой стройке, ведущейся в районе Крайнего Севера, всегда хватало. То где-то лопнула труба и начальники всех мастей, поднимаясь по тревоге, неслись в ночь собирать аварийную бригаду, организовывать, направлять, принимать меры. То разморозились батареи отопления, а мороз на улице под минус сорок. То рванул газ в скважине и взбесившееся пламя, с остервенелым рёвом десятка реактивных истребителей, рвалось в небо, освещая на десятки вёрст вокруг удивлённую тайгу.
Это было время, когда все силы и строительные мощности отдавались возведению первоочерёдных объектов. И ни времени, ни сил, ни стройматериалов не хватало на благоустройства. Например, на тёплые гаражи для машин даже больших начальников. Поэтому водители, не желая заморозить мотор, ставили свои автомашины, от 12-ти тонных КРАЗов до легковых УАЗиков, поближе к тёплому жилью, где их можно было в случае чего отогреть…
И с этой вольной вольницей мы тоже начали борьбу. Были в автохозяйствах организованы ночные дежурства «обогревщиков», специальных работников, следящих за прогреваемыми на малых оборотах, автомашинах, стоящих в автопарке. Основная масса водителей стала ставить в крутые морозы свои автомашины в гараж. А вот с водительской «элитой», «извозчиков», пришлось нам побороться. Водители на наказания гаишника за стоянку вне гаража сразу жаловались «барину». А тот, уязвлённый в самое своё номенклатурное сердце за нападки на его привилегии, «принимал меры»…
Капитальный жилой город тогда ещё только строился и основная масса строителей жила в так называемых «полевых городках». Эти городки состояли из жилых полевых вагончиков, выстроенных каре. Или из щитовых сборных домиков, построенных по обеим сторонам отсыпанной дороги, которую тут же громко именовали улицей: Пионерская, Юбилейная, Комсомольская. Это поселения ограждались заборами в своеобразные хутора. Богом, царём и воинским начальником, одним словом - самодержцем, в таких хуторах был начальник того предприятия, которому принадлежал хутор.
Как правило, дороги к этим хуторам перекрывались самодельными шлагбаумами. И если предприятие – владелец поселения – было побогаче, то к шлагбауму прикомандировывались ещё и охранники ведомственной охраны. Иногда даже вооруженные почти музейным оружием.
Однажды мы с Олегом Михайловичем преследовали ЗИЛок, едущий по дороге странными зигзагами, подозревая, что водитель этого ЗИЛка пьян.
В то время такое нарушение было не в редкость. Сидит иная кампания за столом. Пьют, что Бог и ОРС послал и вдруг в голову втемяшится им желание покататься. И авто рядом, под окнами на малом газу пыхтит. Эти катания такой компании редко заканчивались без ЧП и унесённых человеческих жизней. Вот эту заразу мы и стали выжигать в первую очередь.
Вот и в этот раз мы пытались остановить подозрительный ЗИЛок и проверить водителя. Едва мы его стали догонять, как он вильнул под один из ведомственных шлагбаумов, который, его доброжелательно пропустив, тут же опустился перед нашим капотом. Рядом со шлагбаумом высилась, сооруженная на нескольких бетонных пригрузах, сторожевая будка, в которой сидел охранник и спокойно сверху взирал на нас.
Олег, вгорячах, выскочил из кабины и заорал охраннику:
- Открывай шлагбаум!
Охранник открыл в будке окошко и крикнул:
- А пропуск есть?!
- Какой ещё пропуск? Не видишь – сотрудник милиции требует?! Нам надо догнать нарушителя, которого ты впустил!
На что охранник равнодушно и лениво ответствовал:
- А мне всё равно, хоть милиционер, хоть генерал! Надо догонять – догоняйте! Пешком! Я прохожих не задерживаю. У меня указание транспорт без пропуска не пускать! Пропуск будет – пропущу. Нет – иди, гуляй! – И захлопнул окошко.
Олег возмутился:
- Вы препятствуете работникам милиции задержать преступника! Это уголовное преступление!
Охранник безмолвствовал, даже отвернулся от окошка, демонстрируя полнейшее пренебрежение.
В кабине нашей автомашины сидел капитан - инспектор уголовного розыска. Мы его взялись подвезти с дежурства домой, да по дороге увязались за нарушителем. Он, видя, такую наглость охранника, вышел из себя и выскочил из кабины:
- Да что же ты, мать твою, вообще страх потерял?! Я тебе приказываю открыть шлагбаум!
Охранник не пошевелился.
Инспектор угро, судорожно расстегнув кобуру, вытащил свой пистолет, передернул затвор и бабахнул в воздух.
Охранник вышел из будки, откинул полу полушубка и, показывая большую кобуру какого-то древнего револьвера, висящего у него на поясе, почти миролюбиво заявил:
- У меня тоже «пукалка» есть… А если я бабахну?! – И опять зашёл в свою будку.
Капитан выматерился и, нервно пряча пистолет, возмущенно сплюнул.
К нему подошёл Олег и, беря за плечо, слегка подтолкнул его к автомашине:
- Успокойся! Не хватало ещё, чтобы мы тут друг друга перестреляли…
…Вот такие были нравы на нашей Всесоюзной ударной. Тогда Кузнецов и поднял вопрос в Поселковом Совете о такой недопустимой «самостийности» начальничков. Председатель Совета, по северному спокойный и медлительный мужик Иван Чабан, олицетворяющий Советскую власть в посёлке, выдал нам пропуск, в котором предписывалось «именем Советской власти допускать предъявителя сего пропуска во все полевые городки, независимо от их ведомственной принадлежности».
Госавтоинспектор, прочитав этот документ, возмутился:
- Это же, просто ни в какие сани не лезет! Чтобы я мог выполнить свои законные обязанности, надо ещё и мандат предъявлять?! Это что же за анархия такая?! - он приступил к Председателю:
– Нет! Ты мне скажи; эти шлагбаумы ставят незаконно?!
Председатель спокойно ответил ему:
- Ну, незаконно…
- Тогда я снесу их к чёртовой матери! – И, хлопнув дверью, вышел из Совета.
Забираясь в кабинку, Олег Михайлович объявил:
- Сегодня ночью поедем в рейд! Подбери парочку дружинников покрепче, да найди где-нибудь трос подлиннее…
И, крепко сжав руками руль, процедил сквозь зубы:
- Сегодня поедем Советскую власть в посёлке восстанавливать!..
…По «зимнику» - временной зимней дороге – в наш Вуктыл ходили «Ураганы». Эти были мощнейшие военные ракетные тягачи. Только в гражданском исполнении, то есть с грузовым кузовом. Они специально направлялись руководством автопредприятия на зимник(2). Возить на них груз было нерентабельно. Всё равно, что на 12-тонном КРАЗе везти ящик тушенки. Их большой кузов с невысокими бортами, как правило, загружали бетонными изделиями. Но всё равно эти махины с двумя кабинками по бокам своего кузова, не загружались и на четверть своей мощности. Вторая и основная их работа была в том, чтобы в необходимых случаях приходить на помощь потоку автомашин, когда какие-то из них в этом нуждались. За это ураганщиков все водители уважали. Оборудованные мощными лебёдками, устойчивые и сверх проходимые на своих восьми огромных, почти в человеческий рост, колёсах, они могли с лёгкостью вытащить из снежного кювета, улетевший туда грузовик. Или отбуксировать в гололёд на вершину сопки, грузовики, застрявшие внизу её. Причём, зацепляя их цугом по две-три машины…
…Вот Олег и тормознул один из таких «Ураганов», прибывших по зимнику в посёлок. Объяснив водителям (а в экипаже «Ураганов» их было по два человека) задачу, он встретил весёлое понимание со стороны ураганщиков. Им понравилась некая бесшабашность задания…
…К утру все шлагбаумы «самостийных» хуторов внизу были вырваны с корнем и вытащены далеко за пределы посёлка.
Олегу пришлось объясняться с приезжим прокурором, которого вызвали обиженные «самостийщики». Разобравшись, прокурор уехал, объявив во всеуслышание:
- Этого гаишника не то, что наказывать, его награждать надо за то, что он порушенный закон восстанавливает!
После этого, собрался Объединённый партийный комитет и, по сути, продублировав прокурора, постановил, что шлагбаумы можно оставить, но работников милиции на машине или пешком безостановочно пропускать по служебным надобностям. Однако, соблюдая реноме обиженных начальников, решено было – на всякий случай – на мандате, выданном нам Председателем поселкового Совета расписаться всем начальникам, в подчинении которых находились охранники, командующие шлагбаумами.
Все начальники расписались «в столбик» под подписью председателя Поссовета и только Эдуард Александрович Сильс поставил свой автограф поперёк всего листа, как бы накладывая резолюцию на очередное прошение…
Очень скоро его людская молва окрестила «Папой Сильсом». То ли подразумевая неограниченную власть «отцов» мафиозных кланов, то ли подразумевая его склонность к махровому авторитаризму.
Вообще-то, «Папа Сильс» по официальной своей должности был заместителем начальника ВГПУ - Вуктыльского газопромыслового управления. Это было самое мощное и богатое управление нашей стройки. Генеральный заказчик и строительства городка газодобытчиков и строителей – Вуктыла, и газопровода «Сияние Севера». Газопровода, окончания строительства которого ждал весь Советский Союз, так как он мог дать газ в северные и в центральные районы страны. Этот же газопровод сделала возможным и экспорт нашего газа в Европу…
Официально Сильс был заместителем по быту. Но не было такого производственного участка в управлении, да и во всём Вуктыле, в котором заместитель начальника ВГПУ был бы не властен.
Фактически он был не только первым лицом ВГПУ, но и «серым кардиналом» всей стройки. Начальники управления менялись, а «Папа Сильс» оставался неизменным. Каждый новый начальник управления представлялся ему, а не наоборот. Если начальнику управления требовалось обсудить тет-а-тет какой-то вопрос с «Папой», то он шёл к нему, а не вызывал к себе.
Я только изредка соприкасался с этим неординарным человеком и наблюдал его, что называется, издали и не могу читателю объяснить истоки неимоверной власти, которую имел этот человек. Народная молва, стремящаяся объяснить всё и вся, судачила, что он, якобы, потомок какого-то знаменитого рода, исчисляющего свою летопись от известного красного латышского стрелка. Другой вариант этой молвы объяснял небывалую властность этого человека тем, что он - близкий родственник какого-то союзного то ли министра, то ли его зама.
Сам Эдуард Александрович, насколько я знаю, не подтверждал, но и не опровергал никакой из этих догадок.
…Вообще-то, мы все состоим из разных половинок: Добра и Зла. Но ни в ком так ярко не проявлялись эти две противодействующих силы, как в человеке, которого окрестила народная молва «Папой Сильс». Найдётся, пожалуй, много людей, которым отравил жизнь «Папа Сильс». Но найдётся и немалое число людей, которым он здорово помог в жизни. И я не беру на себя смелость утверждать, куда отправил Всевышний этого неординарного человека после Страшного Суда над ним: в ад ли, в рай ли. Для этого я очень мало знаю об этом человеке. А редкие и случайные встречи с ним не дают пищи для безусловных утверждений. Я в этом своём очерке всего лишь пытаюсь обрисовать те события, свидетелем или участником которых я был и какую роль в этих событиях играл этот человек.
Он умел «вправлять мозги» непокорным или тем, кто вызвал его антипатию. но мстительным я его назвать бы не смог. Хотя бы на своём примере. Я ему был явно несимпатичен. И нашу с Олегом непокорность, он, видимо, забыть не мог. Но «достать» ему меня было сложно. Я работал честно с отдачей, был председателем профсоюзного комитета автобазы. Меня ухватить Эдуарду Александровичу было не за что. Да и номинально мы работали в разных ведомствах. Так что, я не чувствовал никакого дискомфорта от его злости на меня, как на первого помощника и сотоварища Олега Кузнецова.
На Олега у него тоже был крепкий зуб. Олег вызвал на Комиссию по нарушению ПДД и наказал личного водителя «Папы Сильса». Этот водитель, подогреваемый указаниями «Папы» долго не являлся на Комиссию. Тогда наказание в виде полгода лишения прав было вынесено водителю заочно. «Папа» отреагировал по своему – приказал водителю ездить без прав. Водитель давно и прочно подавленный властностью шефа, беспрекословно подчинился. Тогда Олег остановил водителя на дороге, снял его с линии, отогнал автомашину на арест площадку и, составив протокол, денежным штрафом диспетчера и начальника эксплуатации авто предприятия за выпуск водителя лишенного прав в рейс. А сам водитель был лишен прав на Комиссии ГАИ теперь уже на год.
И закон победил. Сильс, правда, нанёс ощутимый ответный удар Олегу Михайловичу.
Дело в том, что госавтоинспектору по штату автомашины не полагалось. А она была при его работе крайне необходима. Будь госавтоинспектор посговорчивей на ежегодных техосмотрах автопредприятий, за ним бы руководитель какого-нибудь предприятия закрепил новейший автомобиль. Но Олег, проводя техосмотры, руководствовался только интересами дела и ни на какие уговоры и посулы не шёл. Ещё работая не прежнем месте, он сам отремонтировал, списанный за старостью в одном из авто предприятий, ГАЗ-69 и на нём и ездил. Так вот, кто-то достучался до самого министра МВД республики и тот вынес госавтоинспектору выговор и в приказном порядке потребовал от лейтенанта Кузнецова немедленно прекратить нарушения и сдать в металлолом списанную автомашину. Олег полагал, что этим жалобщиком мог быть только Сильс. Уровень был его. Отправь жалобу на госавтоинспектора простой смертный, она бы вряд ли дошла до самого министра и вызвала такую реакцию.
Наравне с этим, когда Председатель исполкома, собрав представителей всех предприятий, «выбивал» из них «хоть однокомнатную» квартиру для госавтоинспектора, Сильс, вальяжно сидевший на этом совещании, сказал:
- Зачем же однокомнатную?! У лейтенанта двое детишек. Как же они разместятся все в одной комнате?! Мы выделим ему… трёхкомнатную!..
Поэтому у меня не поворачивается язык однозначно определить «Папу Сильса» властным самодуром. Никак не поворачивается! Скорее, он был сыном того времени и того стиля управления, имя которому авторитарность и который ещё не скоро выветрится из России…
…При всех своих грехах, руководители типа Сильса, всегда были преданы и Стране, и своей работе. Они глубоко верили в то, что несут пользу людям, что их труд принадлежит их стране и их народу. Это было племя вальяжных, самолюбивых, порой, кичливых и тщеславных производственных князьков, львиная доля жизни которых, однако, отдавалась делу, производству. Им не чужды были романтизм, увлечённость идеей, одержимость в работе, высокая гражданственность, гордость и ум. Они как ледоколы шли к поставленной цели сквозь жизненные торосы, прокладывая путь для других и ведя их за собой. И, если при этом кто-то пострадал, попав под их ледоломную поступь, они считали эти потери – производственными издержками, опираясь на известный постулат про лесорубов и летящие щепки.
Они были людьми в общем-то со строгой моралью, хоть при этом они считали себя вправе на добавочное количество всеобщих благ, на неписаные привилегии их класса – класса номенклатурщиков. И, зачастую, делили народ на «своих» и «чужих». Причём, в разряд «чужих» зачислялись, порой, весьма достойные люди, единственная вина которых заключалась в их стремлении к правде, в их сопротивлении руководящему деспотизму и любым проявлениям авторитарности. На таких людях номенклатурой ставилось клеймо «неуправляемого». Это клеймо ставило крест на карьерном росте «чужого».
Однако эти «князьки» были сами по себе Личностями. Они были, как принято говорить ныне – эффективными менеджерами. А сказать русским языком – умелыми организаторами производства. Они, зачастую, по-медвежьи подминая под себя непокорных, при этом, как это ни парадоксально, уважали в них эту самую непокорность. Ценили в людях умение работать, высокий профессионализм.
Интересный казус: воспитывая своей нетерпимостью к возражениям в подчинённых им людях покорную льстивость, при этом, они презирали льстецов и уважали гордых. Однако, всё-таки, привечали и способствовали росту «удобных людей», даже не замечая, как постепенно окружают себя людьми малодостойными; ловкими льстецами, подхалимами, слабыми специалистами, карьеристами и аферистами.
Не в этом ли таиться причина, что такая мощная, обладающая неограниченной властью структура, как КПСС так легко была развалена?! Те, кто составлял её верхушку, которая могла противостоять этому развалу, были уже почти все из племени «удобных людей», в которых и бунтарство, и свободомыслие, и гражданская храбрость были тщательно вытравлены и заменены покорностью указаниям свыше и стремлением успешного движения по карьере. Вот и не нашлось бойцов, способных сопротивляться этому руководящему развалу. Не нашлось таких бойцов и в руководстве Советского Союза, способных противопоставить себя преступной директиве «высшего начальника»…
…«Серому кардиналу» ВГПУ реверансировали все аппаратчики. Каким-то таким «бытом» он руководил, что начальник отдела кадров не рискнула ни разу назначить никого на должность, даже после прямого указания начальника управления, не согласовав этот вопрос с «Папой Сильсом».
Однажды и мне пришлось идти, что называется, на поклон к «Папе». Мы с женой с приобретением «Запорожца» влезли в небывалые долги. Поэтому предстояла дилемма; либо отдавать долги, либо ехать в отпуск. А после северной бесконечно долгой зимы очень хотелось погреться на юге. С детьми, естественно, такой проблемы не было. «Проклятая» Советская власть была заботлива и к людям вообще, и к младому поколению, в частности. Каждое лето в обязательном порядке, где-то на юге, организовывались нашими предприятиями бесплатные детские лагеря летнего отдыха. Так называемые, пионерские лагеря. Для этого арендовалось помещение какой-либо южной школы или базы отдыха. Обслугой туда, начиная с должности начальника лагеря и до последнего дворника, ехали свои северяне, которые по разным причинам остро нуждались в приработке.
В один из таких лагерей был назначен начальником мой хороший товарищ – начальник одного из участков ВГПУ. Он охотно брал меня на работу. Но в ВГПУ все новые работники даже временные должны были получить одобрение Папы Сильса.
Вот я и был вынужден пойти к «Папе», хоть и считал, что это – напрасный труд – вряд ли «Папа» даст добро. «Папа» меня принял, что-то недовольно бурча себе под нос. Однако, узнав о цели моего визита, оживился. Зорко меня осмотрев, он попытался меня прощупать - насколько я «готов». Я, мысленно попрощавшись со своим планом подзаработать летом денег, дерзко ответил ему:
- Моё обращение к Вам не означает того, что я пошёл на попятную! В нашем давнем споре считаю себя правым и в подхалимы, по-прежнему, не годен. – И повернулся к выходу.
Как же я был удивлён, когда дойдя до двери его обширного кабинета, я услышал позади негромкое:
- Стой!
Обернувшись, я увидел, что «Папа», качаясь в кресле, вовсе не злобится, а улыбается, с интересом рассматривая меня. Помолчав недолгую паузу, он сказал, показывая на стул у его стола:
- Сядь… А кто тебе сказал, что мне нужны подхалимы?!.. Конечно, крови такие, как ты портят немало. В этом случае подхалимы удобнее. Но, с другой стороны, опираться можно только на то, что сопротивляется! - Он опять помолчал, о чём-то размышляя, и задумчиво глядя на меня, продолжил - Я пошлю тебя в лагерь. И не рабочим, как ты просишься. Я пошлю тебя своим «государевым оком».
Он помолчал, потом поясняюще добавил:
- Лагерь располагается в здании местной школы. Директор заключил с нами договор на аренду с условием ремонта здания школы. Там работает большая бригада. С бригадиром. Им отправлены три вагона стройматериалов. Я хочу, чтобы эти три вагона пошли на дело! – Он глянул на меня в упор. - Ты как раз мне там пригодишься!
Я запальчиво прервал его монолог:
- Простите! Я в «стукачи» не гожусь!
На что он, отчётливо выговаривая слова, ответил:
- А я в «стукачи», как ты сказал, тебя и не назначаю. – Он через паузу добавил с заметной усмешкой – стукачей у меня и без тебя хватает! Везде…
Тут наш разговор прервала его секретарша – пожилая женщина, отработавшая с ним много лет:
- Эдуард Александрович, извините! Но там пришёл… этот… ну на должность начальника участка в АСУ… Вы назначали ему… Ему ещё подождать?
«Папа» ответил:
- Нет. Зови! – и уже мне – Посиди. Договорим.
Вот тогда мне и пришлось быть свидетелем того, как «Папа» отчитывал резко и грубо, не стесняясь в выражениях, одного начальничка среднего звена. Он его, как мне казалось, намеренно демонстративно унижал. То ли испытывая, осталась ли в нём хоть капля самолюбия. То ли демонстрируя мне, как он поступает с непокорными…
Закончив эту демонстративную экзекуцию, он отослал вспотевшего работника:
- Ладно! Иди! Работай! Пока…
И, уже обращаясь ко мне, считая аудиенцию оконченной, кратко заключил:
- И ты поезжай, работай! И запомни: То, что управление выделило – оно выделило для отдыха детей! А не для чьей-то наживы! Потому – пресекай! Власти я тебе даю для этого достаточно! Бригадир о тебе будет предупреждён. Если её тебе не хватит – докладывай напрямую мне!..
…Потом десятилетия спустя, этот аппаратчик «среднего звена», которого песочил при мне в своём кабинете «Папа Сильс», «выбился в люди» и стал весьма крупным начальником уже самого высокого звена. И мне довелось стать свидетелем, как этот, в своё время сам униженный «Папой», распекал с каким-то садистским удовольствием при всех своего подчинённого. Так же, резко и хамски, не выбирая слов...
То ли он этим восстанавливал своё помятое на всю жизнь реноме, то ли, просто не имея возможности выбраться из этой авторитарной «колеи» взаимоотношений, заключенной в фольклорное: «Ты начальник, я – дурак!»
Но, надо сказать, всё-таки, что до «Папы Сильса» ему было так далеко, как воробью до сокола. И наш мудрый народ не назвал его очередным «Папой», а дал ему совершенно другую кличку – «Гадпром»…
…Каким-то образом «Папа Сильс» был связан со станицей Каневская Краснодарского края. И он, используя своё служебное положение и богатство его управления, ощутимо помогал этой станице. Говорят, что в этой станице много было построено и создано силами ВГПУ.
Да и свои кадры «Папа Сильс» в основном черпал из Краснодарского края. «Каневские» было паролем на допуск к карьере. И для инженера. И для водителя.
Но, теша своё тщеславие, «Папа Сильс», не яхты себе покупал и не счета в забугорном банке открывал, накопляя себе запасы «на чёрный день». Не было принято у советских «генералов производства» таких тщеславных выкрутас. И иностранные футбольные команды они не содержали. Твёрдо их держала в разумных пределах своя номенклатурная мораль. Да и правоохранительные органы работали исправно, на самом деле, а не в декларациях, охраняя право и одергивая зарвавшихся.
Не последним а, пожалуй, первым, в этом ряду факторов, сдерживающих накопительство и воровской беспредел, который нынче мы наблюдаем, было то, что эти люди были Личностями. Они, присвоив себе какие-то мелкие привилегии, при этом презирали накопительство, скопидомство и воровской беспредел. И ещё. Они не презирали, как сегодняшние выродки из Рублёвки, а, всё-таки, любили свой народ и, несмотря на то, что считали себя вправе жрать в спецзалах запретную сёмгу, непрестанно заботились о том, чтобы у возглавляемого ими народа была жирная, свежая, аппетитная и дешевая селёдка. Они идя порой на финансовые нарушения, строили не собственные виллы с позолоченными унитазами, а детсадики «с излишествами» для детишек этого самого народа. Школы с бассейнами, которых не было по генплану. Профилактории для рабочих, в которых, при случае, отдыхали и сами в особых палатах, но в которые неукоснительно 80 процентов путёвок вручалось людям рабочих профессий.
Они не экономили на здоровье и отдыхе народа. Да! Они были тщеславны. Но это тщеславие толкало их не на приобретение самых дорогих и самых престижных автомобилей, вилл, брюликов и женщин! Они соревновались между собой «излишествами» другого плана. Тот же Папа Сильс, заключив взаимовыгодные договоры с его любимой станицей и в вуктыльский рабочий профилакторий привозили целебную южную грязь, восстанавливающую здоровье северян. А с Кавказа вагонами везли к нам на Крайний Север Ессентуки и Боржоми. Да не ту подделку, которую мы можем сегодня купить в любом магазине, восхваляя при этом рыночный рай и которая ничего полезного в себе не содержит, а зачастую и, наоборот, травит организм. А настоящие «фирменные» кавказские воды…
…Удивительно выборочна народная память! Она, например, не акцентируется на том факте, что «Папа Сильс» жил в отдалении от всех, состроив из тех же жилых вагончиков отдельное поселение, которое народ тут же окрестил «Хутором Папы Сильса»!
Народная память, наоборот вспоминает пальмы, которые Папа доставал и доставлял в детсадик, расположенный в районе вечной мерзлоты на Крайнем Севере и которые до сих пор радуют глаза уже третьего поколения малышей северных трудяг.
Вот и мне вспоминается не то, как «обламывал» нас с Олегом Кузнецовым «Папа Сильс», а несколько другое…
…Строители хорошо поработали и подготовили арендуемую южную школу к заезду детей. Оставалось только собрать разрешительные подписи надзирающих органов. И тут неожиданно, «рогом упёрлась» главврач районной санэпидстанции. Эта «леди» необъятной российской стати, властная и безапелляционная никак не реагировала на все наши уговоры и посулы и не подписывала разрешения от СЭС на открытие смены. Когда мы всердцах требовали пояснения причины отказа, она брала у своей лаборантки пробирку, набирала в неё воду из водопроводного крана на лагерной кухне и, демонстративно разглядывая эту воду на свет, говорила, презрительно прищурив свои накрашенные сверх меры глаза:
- Я и без микроскопа вижу, что здесь полно кишечных палочек! Устраняйте! - И величаво удалялась к своей машине.
Мы с начальником лагеря, испробовав все свои попытки склонить эту даму к благосклонности, вынуждены были аварийно попросить помощи у «Папы». На следующий день он был прилетел. Встретили мы его в аэропорту и на «Ладе» начальника лагеря, доставили в лагерь.
Выслушав подробности, «папа» скомандовал начальнику лагеря:
- Ты занимайся вопросами снабжения! Дети уже едут в поезде! А ты, - он обратился ко мне, - за руль и вези меня в местную санэпидстанцию!
Тогда мне и представилась возможным пронаблюдать за ледокольной несокрушимостью его движения к цели…
…Приехали мы в санэпидстанцию часам к одиннадцати. Через полчаса мы оттуда уже уехали, увезя с собой главврача.
Разговаривая с главврачем и попутно давая мне указания куда ехать, «Папа» увёз всю нашу компанию далеко за город на какой-то живописный серпантин, в знакомый ему горный ресторанчик, где, по его словам, непревзойденно готовили шашлык. Этот человек, обычно флегматично-величественный, как сфинкс, преобразился в весёлого рубаху-парня и тамаду. Он откровенно льстил этой тётке, давно потерявшей девичью лёгкость, обволакивал её своим вниманием и многословием. Он сыпал смешными анекдотами и удивительными историями, постоянно вставляя в свой рассказ комплименты нашей гостье, и не забывая ей подливать в бокал прекрасное сухое вин. Он окружил её тем сияющим и бушующим потоком обольщения, которому женщины не способны противостоять, как бы они умны не были и сколько бы весен ни отсчитали в своей жизни.
Я не смогу, к сожалению, в силу ограниченности своего дарования, повторить и сотой доли того, что говорил «Папа Сильс», внезапно превратившийся на моих глазах из солидного чиновника в южного жигало – неотразимого соблазнителя женщин. Только один рассказ запомнился из его репертуара, который я приведу здесь, рискуя сильно обеднить его, так как мне не достигнуть той степени талантливости рассказчика, которой обладал этот человек. Постараюсь, однако, сохранить этот рассказ в авторской транскрипции:
«…Это было в те далёкие времена, когда правил Иосиф Виссарионович Сталин. Ныне принято смешивать с грязью это имя и приписывать Сталину и тому времени только отрицательные черты. Но, очевидно, что в любом времени, как и в любых людях, есть черты разного качества», - начал свой рассказ «Папа Сильс».
«Хаятели этой неординарной личности не смогут отрицать того факта, что Сталин лично прочитывал огромное количество выходящей тогда литературы и просматривал большое количество фильмом. До сих пор его биографы удивляются, когда он всё успевал.
Мало того, он мог в любое время позвонить любому человеку, будь то крупный чиновник, или простой обыватель. Этот человек не знал никаких препон своим планам…
Однажды в дверь, где жил писатель, назовём его условно Озеров, позвонил нарочный и вручил удивлённому Озерову засургученный пакет. В пакете оказалась короткая записка:
«Уважаемый товарищ Озеров! Вам следует позвонить по следующему телефону…
Работник секретариата И.В.Сталина…» Имелся штамп «Москва.Кремль».
Времена были тогда… скажем так… дисциплинированные…
Товарищ Озеров не имел домашнего телефона и, вполне понятно, что он, мысленно перекрестившись, заспешил к ближайшему телефону-автомату. Дождавшись там своей очереди, он набрал указанный в письме номер трясущимися и враз вспотевшими руками и, крепко сжал трубку, вслушался в далёкие гудки.
На третий гудок в трубке что-то щелкнуло, и бодрый мужской голос ответил:
- Вас слушают! Говорите!
Озеров кашлянул, преодолевая нервную спазму горла мешающую говорить, и выдавил из себя:
- Это говорит писатель Озеров… Я тут получил указание позвонить по этому телефону…
Голос немедленно отреагировал:
- Да, да, товарищ Озеров! С Вами сейчас будет говорить товарищ Сталин! Пожалуйста, подождите секундочку…
Через десяток секунд в трубке раздался голос, который был хорошо знаком всей стране и Озерову тоже и который невозможно было спутать ни с чьим больше – сталинский голос:
- Товарищ Озеров, здравствуйте!
- Здравствуйте Иосиф Виссарионович!
- Я прочитал вашу новую книгу... Ваш роман… Он мне понравился. Только мне кажется, что в вашем романе несколько приуменьшена значимость… Вот в предыдущем своём труде, вы показали…
…Постепенно тревога и робость, охватившие Озерова, отступили в ходе этого разговора. Он оказался вовлечённым в интересный и увлекательный для него диалог. На какое-то время он даже забыл, что он находится в телефонной будке и что он разговаривает с самим Сталиным! Он полностью отрешился от окружающей обстановки и отдался этому необыкновенному диспуту…
…К действительности его вернул резкий стук монетой по стеклу. Озеров пришел в себя и увидел, что у будки скопилась приличная очередь ожидающих. Он споткнулся на полуслове…
Его собеседник немедленно почувствовал это:
- Товарищ Озеров! Вам что-то или кто-то мешает говорить?!
Озеров замялся:
- Иосиф Виссарионович… простите… я звоню с автомата… и тут очередь собралась… люди меня торопят… - и тут же поспешно добавил - они же не знают, что я говорю с Вами…
- Ничего, товарищ Озеров! Я понял! Вы идите сейчас домой и мы с Вами договорим! – благожелательно ответил собеседник Озерова.
- Но, товарищ Сталин… у меня дома нет телефона… - растерянно заметил, разволновавшийся опять писатель.
- Ничего, товарищ Озеров! Вы сейчас идите домой!.. – успокаивающе повторил ему Сталин тоном, которому невозможно было прекословить и в трубке раздались частые гудки.
…Озеров отрешенно вышел из будки и, не отреагировав на упрёки очереди, медленно побрёл домой, пытаясь предугадать последствия этого удивительного происшествия и междустрочие слов Великого Сталина.
Он поднимался уже по лестнице к своей коммунальной квартире, когда его обогнал солдат связист, бегом продвигающийся по лестнице, разматывающий чёрный кабель, который змеился из полевой катушки, висевшей у него на боку. Всё так же, в какой-то прострации, Озеров поднялся на свой этаж и увидел, что кабель уходит прямо в дверь его квартиры. Он открыл дверь и увидел связиста, который стоя на коленях у катушки с кабелем, протягивал ему коричневую эбонитовую трубку полевого телефона:
- Вас…
Писатель тотчас же понял, что он будет сейчас продолжать разговор с Вождём и, уже не удивляясь ничему, взял трубку.
В трубке и вправду раздался знакомый голос с заметным кавказским акцентом:
- Товарищ Озеров?! Так вот я и говорю, что вы, без сомнения правы в своей оценке…»
...Когда Папа Сильс умолк, наступила пауза. За это время вокруг стола этого талантливого рассказчика, оказывается, собралась и немногочисленная обслуга этого небольшого ресторанчика: повар, официант, администратор, которые с интересом слушали этот рассказ.
По его окончанию, повар взял у официанта услужливо поданный тем фужер с вином и сказал, с заметным акцентом:
- Хорошо рассказываешь, генацвале! Давайте выпьем за то, чтобы во все времена люди помнили великих людей прошлого и не плевали в это прошлое!
И выпив до дна свой фужер, повернулся и пошёл к себе на кухню…
…Мы ехали по вечерней горной дороге. Папа Сильс и наша пассажирка на заднем сидении о чём-то добрососедски тихо говорили. Временами я слышал весёлый смех этой женщины, которая сегодня начисто, казалось, утратила привычную ей брюзгливость и тучную солидность…
…А я думал о том, что есть какие-то такие причины, которые заставляют этого матёрого чиновника, прилетевшего сюда на трёх перекладных самолётах, забыв о годах и усталости, ублажать эту тётку, чтобы убрать препоны, мешающие отдыху детей.
Карьеризм? Но он сидел на своём месте так крепко, что неудачи с открытием летнего лагеря не могли ему серьёзно навредить.
Нет, эта причина – ДЕЛО! Которое должно быть сделано любой ценой! В установленный срок! И, не в последнюю очередь, здоровое тщеславие, которое заставляло его, Мастера – организатора демонстративно и виртуозно исполнить то дело, на котором споткнулись его подчинённые.
Я понял, что этот человек, который мог бы легко сломить сопротивление этой, закусившей удила чиновницы, через свои огромные связи и заставить её принести все подписанные ею бумаги к нему в кабинет, не пошёл на это. Он, с явным удовольствием для самого себя, демонстрировал нам своё умение «оперативно решать вопросы» Показывал нам всем свой мастер-класс!..
…Когда мы уже в сумерки привезли нашу гостью домой, Папа Сильс, галантно выйдя для её проводов из машины и целуя ей руку, сказал, закрепляя, очевидно состоявшиеся, договорённости:
- Ну, что, милая дама! Не будем огорчать наших детишек?! Дадим им набраться сил для новой долгой северной зимы?! Вы решите наши проблемы, а мы решим Ваши… с Вашей летней кухней…
Она расслабленно раздобревшая от всего произошедшего, обволакивая «Папу» своим одобрительным и благодарным взглядом, прочувственно проворковала:
- Да что же мы, врачи, звери какие-то?! Неужели не понимаем?! А летняя кухня… Да бог с ней с кухней! Я же не из-за этого… Просто так, к слову пришлось… Спасибо Вам за прекрасный вечер!..
…Когда мы возвращались в лагерь, я счёл нужным отчитаться:
- Эдуард Александрович! А о кухне никто не заикался даже! Мы бы, естественно, решили…
На что он задумчиво ответил:
- Не заикался?.. А что, сами не могли нащупать больной для неё вопрос?!
И закончил весело и покровительственно:
- Ладно! «Сочтемся славою — ведь мы свои же люди,— пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм.» Читал у Маяковского?! Нет?! Так почитай!..
…Сейчас перечитал написанное я заметил, что невольно сравниваю те времена, о которых пишу, с сегодняшним миром, который нас окружает. И в сотый раз осознал, что я за тот прошлый мир обеими руками! Со всеми его недочётами и минусами. Невольно представил, а как бы в сегодняшних декорациях выглядел этот эпизод. И понял, что до банальности просто: санврач бы спокойно в своём кабинете озвучил сумму «отката» за свою подпись на акте, разрешающем открытие лагеря. Эта сумма была бы уплачена, что повысило бы стоимость путёвки для родителей, и так непосильную для многих семей, на лишнюю тысячу рублей.
Никаких мастер – классов, диктуемых желанием сделать дело! Никакой романтики! Никакого удовлетворения от сознания отлично выполненного долга!
Да и нужны ли эти тонкости сегодняшним «людям дела»?! Ведь они, эти «тонкости», сегодня отброшены за ненадобностью в мусор. Вместе с такими «излишествами», как лиричность, романтизм, энтузиазм, диктуемый идеей, а не барышом.
Подумал, что очень трудно сегодня прозревшему и пересмотревшему свои моральные ценности и приоритеты Президенту России, возродить в российском народе эти качества! Ведь на них основывается патриотизм, которого ныне так не хватает России. Который был и всегда будет основой, скрепляющей нашу Страну…
..Запомнилось ещё несколько эпизодов, связанных с «Папой Сильсом»…
…На открытие лагеря «Папа» прислал свой вокально-инструментальный ансамбль. Этот ансамбль он в своё время «выписал» из Донецка.
Эти музыканты когда-то выступали с известным в то время певцом Эмилем Горовец. Певец, преодолев очередную ступеньку популярности, уезжая в Москву, счёл нужным забрать с собой из инструментальщиков только двух. Но ребята, решили не расставаться и работать вместе, отказались от такого предложения и на какое-то время оказались не у дел. Тут их и «подкараулило» предложение «Папы Сильса» ехать на Всесоюзную ударную стройку. Так донецкие ребята оказались на Крайнем Севере.
Ансамбль был отличным, высокопрофессиональным. Все его участники: бас гитара Александр Мокляк, клавишные Вячеслав Чёрный, ударник Василий Юрьев были профессионалами, окончившими Донецкое музыкальное училище. А солистка Наталья Ефимова имела прекрасный мощный голос – центральное меццо-сопрано, ближе к контральто и пользовалась у публики несомненным успехом. Её голос был очень схож с входившей тогда в моду певицей Аллой Пугачёвой. И пела она все песни из репертуара Пугачёвой. Ансамбль исполнял модные в то время песни. Ребята, схватывали свой репертуар, что называется «с лёту». Стоило песне пару раз прозвучать по радио или телевидению, как они её записывали на МАГ и с плёнки разучивали.
На Севере ВИА выступал, поддерживая концерты самодеятельности, другие мероприятия художественного плана и подрабатывал вечерами в кафе. Предложение «Папы» ехать на юг на открытие пионерлагеря, музыканты встретили с энтузиазмом, но при этом попросили «Папу» после открытия лагеря, оставить их в лагере или дать им отпуск. С тем, чтобы они могли остаться в лагере даже без зарплаты. Уж очень хотелось ребятам погреться и отдохнуть у тёплого моря после долгой северной зимы.
«Сильс» обещал им это.
Ребята прекрасно отработали на открытии лагерной смены и, обеспечивая музыкальным своим оформлением всю жизнь лагеря от утренней зарядки до вечерней дискотеки, которую очень любили все от мала до велика, при этом наслаждались летним отдыхом. Так продолжалось с неделю.
Вдруг, как гром среди ясного неба, пришла телеграмма, подписанная «Папой Сильс» об срочном откомандировании ансамбля назад на Вуктыл. Естественно, что музыканты были ошарашены этим поступившим приказом и, попытавшись переговорить с «папой» по межгороду и добиться у него отмены его распоряжения, получили жесткий отказ. Тогда они телеграммами послали «Папе» свои заявления об увольнении. В ответ на это их уведомили об увольнении, и начальнику лагеря поступил приказ отстранить музыкантов от работы в лагере и снять их с довольствия.
Справедливости ради стоит отметить, что у «Папы Сильса» были причины отозвать ребят с юга. На Вуктыле намечалось общенародное гуляние в честь каких-то там юбилеев, и нужно было музыкальное оформление. Скорее всего, всемогущий Сильс после успешного выполнения этих празднеств, разрешил бы музыкантам вернуться на юга. Но ребята погорячились и говорили с «Папой» в ультимативной форме, которую «Папа» разрешал только себе.
Так или иначе, ребятам пришлось официально уйти из лагеря и снять себе жильё где-то на стороне. Кухне было приказано снять их с довольствия. Но кухонная обслуга продолжала скрытно кормить ребят, а они за это продолжали неофициально играть для лагеря.
Однако, «Папа Сильс» не зря говорил мне о своей сети доносчиков. Не прошло и недели, как в адрес начальника лагеря пришла телеграмма с разносом и обещанием ему всех мыслимых неприятностей за невыполнение приказа об отстранении членов ансамбля, запрете их деятельности и снятии с довольствия.
Начальник лагеря прибежал ко мне бледный от испуга и показал телеграмму. У меня как раз находились музыканты. Тогда и было решено, не подставлять начальника лагеря и в лагере больше не появляться.
Не могу не отметить, что, как говорит фольклор, «на всякого мудреца довольно простоты». И этот случай, хоть и довольно редкий в практике «Папы Сильса», но подчеркнул, что не всегда «Папа» выходит из ситуации победителем. Ребята тут же устроились подрабатывать в один приморский ресторанчик, что дало им возможность безбедно догулять весь сезон. Потом они вернулись на Вуктыл и устроились в открытый к тому времени вуктыльский ресторан. И, хоть они уже не получали той неплохой зарплаты, которую им платил «папа Сильс», но, всё-таки, могли безбедно жить. А ВГПУ навсегда потерял этот профессиональный ансамбль…
…За длинный сезон в летние 3 месяца, лагерь посещали и другие «высокие лица».
Помню, как однажды приехал на недельный уикенд начальник ВГПУ. Его поместили в одном из зданий комплекса арендуемой школы, отдельно стоящем за небольшим заборчиком на школьном дворе. Естественно, что этому чинуше готовили на лагерной же кухне отдельные блюда по его заказу. И не то, чтобы эти продукты отрывались от детей… Нет. На питание ребятишек никто денег не жалел. Каждый из ребят мог получить всегда сколько угодно добавки. Да и вообще столовая лагеря могла прокормить с пару десятков посторонних людей – изобилие продуктов было по северному богатым.
Помнится картинка. Сидит этот чин за заборчиком в садочке под вишнями за отдельным столом и уминает шашлычок. А к забору прилипли какие-то любопытные вездесущие пацанята из лагеря и во все глаза наблюдают за жрущим дядькой. Того, очевидно, раздражило это любопытство и он встал и ушёл в дом. А через некоторое время мне поступило распоряжение выдать несколько листов ДВП и отрядить рабочих, чтобы закрыть территорию усадьбы, где обосновался этот прыщ от чужих глаз. Я отказался расходовать ценный облицовочный материал на придурь. Правда, пришлось начальнику лагеря выполнить этот приказ самодура, который считал для себя зазорным пообедать в общем зале, где обедали все работники лагеря…
Около месяца прожил в этом южном посёлке и сам «Папа Сильс». Со своей семьёй и престарелой мамой. Но он жил не в лагере, а на соседней улице в снимаемом им домике. И блюда ему со столовой не таскали…
…Земля продолжала крутиться и менять эпохи.
Последний раз я встречался с «Папой Сильсом» уже когда грянула перестройка. То ли «волосатую руку» его в министерстве убрали, то ли ещё какие события произошли, но «Папа» ушёл из ВГПУ на коммерческие хлеба.
Он открыл на Вуктыле какую-то фирму «Рога и копыта» и занялся бизнесом. Чувствовалось, что эта фирма имела крепкий начальный капитал. Ходили слухи, что умные люди в КПСС, не имея возможности ничего противопоставить единоначалию генсека Миши Меченного в партии и предчувствуя худые для партии времена, попытались создать некое подобие финансовых баз. Опоры партии. Наподобие того, как партия создавались тайники для будущих партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны.
Вероятно, планировалось, что такие, созданные втайне «партийные фирмы», во главе которых ставились «верные партийцы», создадут базу для подпитки и, возможно, воссоздания Партии коммунистов в том государстве, что осталось после развала СССР.
Вот, как я предполагаю, одной из таких «партизанских баз партии» и была фирма, учрежденная дальновидными людьми из областного комитета КПСС, которую доверили возглавить наследник латышского стрелка.
Это, конечно, мои домыслы. А, точнее, анализ многих фактов и слухов. Например, того факта, что дорвавшиеся до власти свора оголодавших и всеядных либерастов, почти десятилетие рыскала в поисках «золота КПСС», но, несмотря на свою всепроникаемость и вседозволенность, этот клад так и не нашла.
Надо сказать, что, как я предполагаю, это заложение «партизанских баз» ничего партии не дало.
И мне кажется по причине того, что большинство кадров, что подбирались тщательно для этой цели, было профнепригодны для нового времени и новых задач.
Я к этому времени и сам был вынужден как-то выживать и спасать свою семью от голода. Посовещавшись с подросшими сыновьями, я открыл семейный автотранспортный кооператив «Извоз». Мы купили, благо это дело уже было позволительным, старый автомобиль, от которого, практически, остался только остов. И вечерами и ночами в арендуемом гараже, восстанавливали эту развалюху.
Восстановили и запустили в оборот. На заработанные деньги купили ещё такой же автохлам и тоже восстановили. Потом третий автомобиль запустили на услуги. По числу моих сынов. И тогда я успокоился, надеясь, что после моего ухода, каждый из них хоть будет иметь по частному автомобилю и на кусок хлеба заработает.
Проходя этот предпринимательский ликбез, к которому в социалистическом СССР никто не был готов и к которому с малолетства готовит детей жизнь в любой капиталистической стране, я понял азы предпринимательства.
Так вот, эти азы грубо нарушались в «партизанских базах КПСС», если, конечно, таковые были, а не я их выдумал. Например, посещая новую фирму «Папы Сильса», я видел, что там нарушается святая святых предпринимательства – «Сначала заработай – потом трать, причём, трать меньше, чем заработал!»
Фирма «Папы» арендовала большое помещение под офис. Закупила для персонала хорошую конторскую мебель. Набрала солидный штат, вплоть до секретарш. Накупила оргтехники, которой нечем было заниматься. И только потом попыталась что-то заработать. Не было ни бизнес плана, ни каких-либо разумных понятий о предмете приложения своего начального капитала. Да и кадры оставляли желать лучшего.
Нет, это были свои, многократно проверенные люди. Умные и образованные. Но образование у них было почти у всех «всеядно-универсальное» - ВПШ. Но в высшей партийной школе КПСС не было и намёка на предмет «Азы предпринимательства». Руководству ЦК КПСС и в страшном сне не могло присниться, что их смену надо готовить к капиталистическому рынку!
А организаторам «закладки» противорыночных «партизанских баз» тоже невозможно было отступить от въевшихся в их плоть и кровь принципов подбора кадров. Они не могли набрать кадры по принципу их пригодности, а не по принципу преданности.
Со своей стороны и руководители этих баз, подобные «Папе Сильсу», при всей своей преданности, чувствуя, что отпущенные им средства съедают непомерные расходы и галопирующая инфляция, не соображали, как спасти положение. Их мозг и их богатый производственный опыт не могли им подсказать ничего полезного – опыт был в новых условиях просто бесполезен.
Рыба на суше – в новых и непривычных для неё условиях - может некоторое время трепыхаться, но выжить ей – не суждено…
Потому и прогорели такие фирмочки партии. А те, которые выжили и разрослись, вскоре забыли о своей отчётности и долге перед их создавшими. Потому что, создавались они глубоко конспиративно. Потому что к этому времени большинства личностей их родивших не стало. Потому, что их учредители и руководители небезосновательно полагали, что своим выживанием они обязаны только себе и своей восприимчивости, а не первоначальному капиталу, который быстро испарился. Что сводило «на нет» их какой бы то ни было долг.
Если, повторяю, конечно, все эти мои домыслы - не создание моего воображения…
…Больше с «Папой Сильсом», этим неординарным человеком, наши пути не пересекались. А вскоре и я вернулся домой в Питер из любимого мной Крайнего Севера, доживать свой век на асфальте Невского, оставив, без сомнения, своё сердце там, в Коми тайге, у Печоры-реки, в городе, созданном Всесоюзной ударной стройкой – немеркнущей гордостью всей моей жизни.
Октябрь 2014г.Питер
……………………………………………………………………………….
1 - Имеются ввиду события, изложенные в новелле «Беда».
2 - Зимник – временная дорога, проложенная по бездорожью на утрамбованном снегу. Описана подробно в новелле «Порученец».
Рейтинг: +1
666 просмотров
Комментарии (2)
Галина Карташова # 30 октября 2014 в 10:25 0 | ||
|
Матвей Тукалевский # 3 ноября 2014 в 14:40 0 | ||
|
Новые произведения