ГлавнаяПрозаМалые формыНовеллы → Однажды на заставе

Однажды на заставе

 

              Однажды на заставе

 

«Хочешь, анекдот расскажу», - смеется Николай, ветеран внутренних войск, офицер запаса. На работе в ведомственной охране он появился недавно, всего несколько месяцев назад, а я на пару месяцев раньше. Сошлись мы быстро, без всяких проблем. За эти несколько месяцев Николай обновил все стенды, все что-то делает. Сейчас мы с ним драим кубрик - наше караульное помещение. Затея эта Николая, но и я не против этого: известно, что порядок и чистота - залог успешного выполнения поставленных задач. Истина известная и неоспоримая, а между делом мы перебрасываемся анек­дотами.

Пожил турок в России, немного пригляделся и однажды спрашивает у Ивана: «А почему у вас, что не Иван, то «дурак»? - и смеется ему в лицо. Но и Ванька не лаптем щи хлебает и тут же турку отвечает: «Неправильно ты все понял, дорогой, у нас в России каждого дурака турком зовут, чтоб ты знал».

Николай, хорошо сложенный мужик, весело смеется.

Закопченные стены плохо поддаются нашим усилиям, но мы упорно трем их до блеска.

«Хочешь, я расскажу тебе анекдот про горное эхо», - говорю я Николаю. Тот уже смеется: «Давай, Григорий!»

«Шли-шли туристы по горам не один день и такое место нашли, что не в сказке сказать, не пером описать, остолбенеешь от красоты дивной да первозданной, а про людей тут и не слыхивали. Сложил рупором руки один турист и кричит: «А-А - А- А», - и эхо ему тут же отвечает: «А- А- А- А», - и разносит звук по ущельям. Тут другой турист кричит: «О- О- О- О», - и эхо вторит: «О- О- О - О!» Всем понравилось это место, и решили туристы тут заночевать. А утром проснулись герои, а рюкзаков-то и нет. Искали их, бедолаги, но так и не нашли. И порешили, что рюкзаки их унесло горное эхо, ведь больше никого там не было. И просят они горное эхо: «Пожалуйста, верни наши рюкзаки», - а в ответ: «Ни хрена, а дальше а- а- а- а!» Вот тебе и горное эхо! - смеемся мы с Николаем, и глаза его по-детски блеснули задором. А мне вспоминается фильм «Двенадцать стульев», тот эпизод, когда отец Федор спер круг колбасы из рюкзака Остапа Бендера. Когда вор, был обнаружен, он получил такого напутствующего пинка в зад, что птичкой взлетел на неприступную скалу с колбасой в зубах, а слезть не может. А дальше голос экскурсовода: «Здесь, на неприступной скале, напротив дворца царицы Тамары поселился невиданный зверь. По ночам он ревет, как стадо буйволов, чем питается, неизвестно». И опять мы смеемся с Николаем, и пусть мы не так озвучили эпизод из того фильма, но смысл нам ясен. «Бедные туристы!» - и снова нам весело, вот тебе и горное эхо. Наверное, на земле и места то нет, где бы не бывал человек. Да если он еще и лихой, то везде проникнет. И все же стал серьезным Николай, есть чудеса на свете, и порой с трудом верится, что такое может быть. «Ты читал что-нибудь про снежного человека?» - обращается он ко мне. «Конечно, читал. То его видели в одном конце планеты, то в другом. И называют его везде по-разному, но верится во все это с трудом. Хотя...» - «Может быть, чего не бывает, - заискрился от радости Николай. - Я много думал об этом. Был в моей службе такой случай, а служил я тогда в подразделении, охранявшем важные государственные объекты. Это в народе идет «слава» о внутренних войсках, что, мол, зоны охраняют, и все. А на самом деле, эти войска выполняли и выполняют много важных государственных задач. Охраняли мы тогда два железнодорожных моста через таежную речку. Заступил я однажды начальником караула, все было как всегда. Заступил на пост рядовой Талабаев, родом из Узбекистана. Автомат при нём, всё как положено. Речка таёжная и очень своенравная. В большую воду ревела она, как бешеная, и билась в опоры моста, изрыгая пену клочьями. Были в тех местах и омуты, и, бывало, такой таймень вывернется там, что не менее двух десятков килограмм веса в нём. И так жахнет этот красавец хвостом по воде, что кажется, огромное дерево рухнуло в воду. Да и ленки водились с кетину ростом, не меньше, и те дурили не меньше, чем таймень. А ночью, известно, акустика мощная, и слышно очень далеко, как будто всё рядом происходит. Шумов хватало, и зверь мог подойти к воде, ведь сопки кругом, залюбуешься. И режет река те сопки надвое, что масло ножом, без всякой жалости».

Я не мешаю Николаю говорить и вспоминать всё. Ведь у него, как я понял, душа нежная, и аура очень большая. А такой человек очень впечатлительный, для него каждая мелочь заметна, он её душой чувствует. Я даже как-то говорил Николаю: «Попробуй написать о своей службе книгу, ведь ты столько видел всего, и столько интересного случалось в твоей жизни, что не на одну книгу хватит». Но не хочет Николай, и слышать про это. Говорит: «Нет, Григорий, не моё это дело».

Не первый год служил Талабаев, и всё прекрасно знал: и про речку, и про тайменей, и про загадочные шумы.

И вдруг ночью тревога. Да какая там ночь? Часов один­надцать всего-то, не больше. Прилетаю я с ребятами на пост. А Карим в угол забился, и автомат в руках дрожит. Того и гляди, жахнет по нам. А сам он бледный, глаза чуть из орбит не лезут. И твердит одно: «Маймун - там». И рукой тычет в сторону крайнего моста, что ближе к нему. Я не понял его, что за Маймун такой объявился? «Это человек большой, вот здесь, в воде стоял, и туда пошёл, и за мост вверх по реке», - показывает Карим. Освещение хоть и было, но, конечно, недостаточное. Я бросился к воде, осмотрел то место, куда показывал Карим, но ничего подозрительного не обнаружил. И на берегу следов не было, а узбек показывает: «Там выше, туда ушёл». Снял я его с поста, поставил другого солдата, а Карима в дежурку привёл. Напоил я его горячим чаем. Успокоил, как мог, и говорю ему: «Ты толком объясни, что там было, на посту-то»? Карим служил неплохо, замечаний по службе у него не было. И чтобы там травку покуривал, то про это не могло быть и речи, он вообще не курил. Так что оснований не доверять ему у меня не было. Может, только заснул? «Нет, не спал, - волнуется солдат. - Вы что, командир, Карим врать не будет! Большой человек стоял, на Карима смотрел. Сам волосатый весь, как обезьяна, и глаза красные. Я сначала его не видел, в другую сторону смотрел. А он меня в это время рассматривал, даже чуть впереди моста стоял этот Маймун». - «Так что же такое маймун? Объясни толком», - расспрашиваю я солдата. Тот отвечает, что это обезьяна по-ихнему. Только слово это обид­ное, если человека так называть. Но тот и был, как обезьяна, иначе не назовешь. А когда глаза встретились, то Кариму совсем плохо стало, ноги не слушаются. «А он смотрит и смотрит на меня, затем повернулся и пошел вверх по реке. Да, задача совсем не простая. И я искал выход, но ничего не мог придумать».

Поспал Карим до утра, и я говорю ему: «Пошли, герой, то место смотреть, сам и посмотришь». Обошли мы опять то место, но ничего не нашли, ни следов на берегу, ни других улик. Успокоился солдат, я ему и говорю: «Иди на пост, а то сослуживцы за тебя ночь стояли, нехорошо получается. Только меньше болтай об этом, а то и тебе и мне неприятности будут». Понял все Карим и бегом на пост. Совестно ему, и мучают его всякого рода сомнения. Может, и действительно ничего не было. Может всё это необъяснимая случайность или мираж, какой, или недомогание? Но и он успокоился окончательно, забыл всё.

Пошутили солдаты по этому поводу ещё немного и угомонились служивые. Не прошло и полгода, как всё повто­рилось.

Дело шло к зиме. Уровень воды в реке упал, и снег по берегам лёг. Но река ещё не стала, шумит строптивая, ворчит что-то, а может, и жалуется на свою долю. И вот на тот же пост заступает другой узбек, Орипов Расул. Парень грамот­ный, со средним образованием, и служака неплохой.

Где-то к полуночи опять тревога, и опять я с солдатами мчусь на пост. Первое, что бросилось в глаза, это удивлённое лицо Орипова. На лице страх был нарисован, но удивления больше. Тычет он рукой в то же место, где когда-то маймуна видели, и твердит одно и тоже. «Она туда пошла», - и дальше рукой ведёт. - Вверх по реке ушла». - «Кто ушёл», - не понял я? - «Да девушка, командир! - не унимается узбек. - Вся в белом, как Джульетта, только глаза огнём горят, стоит она и на меня смотрит, а как увидела, что я, её заметил, то вверх по реке ушла». - «Она что, как маймун была?» - спросил я солдата. - «Нет, - отвечает. - Только глаза светятся, а так, как человек была». Снял я его с поста и отправил спать. Попил тот чаю, поворочался и уснул крепким сном. А я сидел и думал, что это такое. Может чья-то шутка? Может, мираж? Может, испарения от воды так собрались, что в образ девушки воплотились? Но так и не пришёл я к какому-то выводу. Утром я разбудил Орипова, осмотрели мы ещё раз то место. И выше, и ниже по реке прошли, и снова ничего не обнаружили. «Ну, где же твоя Джульетта?» - спрашиваю я солдата. Тот молчит. И мне сказать нечего. «Иди на пост и молчи, - говорю я Расулу. - А то до начальства дойдёт, и плохо будет обоим, ты понял меня?» - «Всё понял, командир», - говорит Орипов, и пулей на пост полетел.

Серьёзным стал Николай: «Я до сих пор ничего не пойму, что это было. Конечно, хотелось бы верить в снежного человека, но тогда и слыхом не слыхивали про такое чудо. А сейчас расскажешь, так скажут, что глюки это, а солдаты наркоманы и так далее. Ведь армия сейчас доверия не внушает». - «И всё же интересно про маймуна узнать - говорю я. - Ведь похоже на правду».

А тут и Володя Лаврентьев появляется, а за ним и Тулинов - наши сменщики. «Что вы там про маймуна говорили?» - озадачивает нас Володя. «А ты что, что-то знаешь?» - говорю я Лаврентьеву. И попал не в бровь, а в глаз.

«Жил я в Таджикистане - говорит Володя. - Только малень­кий я был, лет двенадцать. Отец военный был, путешествовал с семьёй по всему Союзу. Так у нас в школе один пацан учился, таджик по национальности. Вот его-то Маймуном звали. Весь волосатый, одни глаза не заросшие, а голова большая и руки длинные. Да ещё и живот несуразный. В общем, страшный пацан, на обезьяну похожий. А злющий, спасу нет! А маймун это обезьяна по-ихнему, только очень обидное слово, могут в рожу заехать».

Услышал про это Тулинов и говорит Лаврентьеву: «Вот теперь я знаю, как тебя звать, не иначе маймуном будешь!» - и смеётся Юра. Но Володя ему очень серьёзно говорит: «Если хоть раз меня так назовёшь, то нашей дружбе конец. Ты по­нял Юра?» Не думал Тулинов, что всё так серьёзно. Ведь Володя - добродушный мужик, и с юмором у него всё в по­рядке, а тут? «Ладно, прости Вовик, - обронил он. - Я ведь пошутил», - и пожал руку напарнику.

«Вот это развязка, - обронил я. - Вот тебе и маймун».

Тут всё в узел завязывается, и не разрубить его, а распу­тать - тем более, этот таёжный узел. Да и Коля молодец, задал нам задачку: «Думайте ребята».

24 февраля 2005 года.

 

© Copyright: Григорий Хохлов, 2016

Регистрационный номер №0342247

от 20 мая 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0342247 выдан для произведения:

 

              Однажды на заставе

 

«Хочешь, анекдот расскажу», - смеется Николай, ветеран внутренних войск, офицер запаса. На работе в ведомственной охране он появился недавно, всего несколько месяцев назад, а я на пару месяцев раньше. Сошлись мы быстро, без всяких проблем. За эти несколько месяцев Николай обновил все стенды, все что-то делает. Сейчас мы с ним драим кубрик - наше караульное помещение. Затея эта Николая, но и я не против этого: известно, что порядок и чистота - залог успешного выполнения поставленных задач. Истина известная и неоспоримая, а между делом мы перебрасываемся анек­дотами.

Пожил турок в России, немного пригляделся и однажды спрашивает у Ивана: «А почему у вас, что не Иван, то «дурак»? - и смеется ему в лицо. Но и Ванька не лаптем щи хлебает и тут же турку отвечает: «Неправильно ты все понял, дорогой, у нас в России каждого дурака турком зовут, чтоб ты знал».

Николай, хорошо сложенный мужик, весело смеется.

Закопченные стены плохо поддаются нашим усилиям, но мы упорно трем их до блеска.

«Хочешь, я расскажу тебе анекдот про горное эхо», - говорю я Николаю. Тот уже смеется: «Давай, Григорий!»

«Шли-шли туристы по горам не один день и такое место нашли, что не в сказке сказать, не пером описать, остолбенеешь от красоты дивной да первозданной, а про людей тут и не слыхивали. Сложил рупором руки один турист и кричит: «А-А - А- А», - и эхо ему тут же отвечает: «А- А- А- А», - и разносит звук по ущельям. Тут другой турист кричит: «О- О- О- О», - и эхо вторит: «О- О- О - О!» Всем понравилось это место, и решили туристы тут заночевать. А утром проснулись герои, а рюкзаков-то и нет. Искали их, бедолаги, но так и не нашли. И порешили, что рюкзаки их унесло горное эхо, ведь больше никого там не было. И просят они горное эхо: «Пожалуйста, верни наши рюкзаки», - а в ответ: «Ни хрена, а дальше а- а- а- а!» Вот тебе и горное эхо! - смеемся мы с Николаем, и глаза его по-детски блеснули задором. А мне вспоминается фильм «Двенадцать стульев», тот эпизод, когда отец Федор спер круг колбасы из рюкзака Остапа Бендера. Когда вор, был обнаружен, он получил такого напутствующего пинка в зад, что птичкой взлетел на неприступную скалу с колбасой в зубах, а слезть не может. А дальше голос экскурсовода: «Здесь, на неприступной скале, напротив дворца царицы Тамары поселился невиданный зверь. По ночам он ревет, как стадо буйволов, чем питается, неизвестно». И опять мы смеемся с Николаем, и пусть мы не так озвучили эпизод из того фильма, но смысл нам ясен. «Бедные туристы!» - и снова нам весело, вот тебе и горное эхо. Наверное, на земле и места то нет, где бы не бывал человек. Да если он еще и лихой, то везде проникнет. И все же стал серьезным Николай, есть чудеса на свете, и порой с трудом верится, что такое может быть. «Ты читал что-нибудь про снежного человека?» - обращается он ко мне. «Конечно, читал. То его видели в одном конце планеты, то в другом. И называют его везде по-разному, но верится во все это с трудом. Хотя...» - «Может быть, чего не бывает, - заискрился от радости Николай. - Я много думал об этом. Был в моей службе такой случай, а служил я тогда в подразделении, охранявшем важные государственные объекты. Это в народе идет «слава» о внутренних войсках, что, мол, зоны охраняют, и все. А на самом деле, эти войска выполняли и выполняют много важных государственных задач. Охраняли мы тогда два железнодорожных моста через таежную речку. Заступил я однажды начальником караула, все было как всегда. Заступил на пост рядовой Талабаев, родом из Узбекистана. Автомат при нём, всё как положено. Речка таёжная и очень своенравная. В большую воду ревела она, как бешеная, и билась в опоры моста, изрыгая пену клочьями. Были в тех местах и омуты, и, бывало, такой таймень вывернется там, что не менее двух десятков килограмм веса в нём. И так жахнет этот красавец хвостом по воде, что кажется, огромное дерево рухнуло в воду. Да и ленки водились с кетину ростом, не меньше, и те дурили не меньше, чем таймень. А ночью, известно, акустика мощная, и слышно очень далеко, как будто всё рядом происходит. Шумов хватало, и зверь мог подойти к воде, ведь сопки кругом, залюбуешься. И режет река те сопки надвое, что масло ножом, без всякой жалости».

Я не мешаю Николаю говорить и вспоминать всё. Ведь у него, как я понял, душа нежная, и аура очень большая. А такой человек очень впечатлительный, для него каждая мелочь заметна, он её душой чувствует. Я даже как-то говорил Николаю: «Попробуй написать о своей службе книгу, ведь ты столько видел всего, и столько интересного случалось в твоей жизни, что не на одну книгу хватит». Но не хочет Николай, и слышать про это. Говорит: «Нет, Григорий, не моё это дело».

Не первый год служил Талабаев, и всё прекрасно знал: и про речку, и про тайменей, и про загадочные шумы.

И вдруг ночью тревога. Да какая там ночь? Часов один­надцать всего-то, не больше. Прилетаю я с ребятами на пост. А Карим в угол забился, и автомат в руках дрожит. Того и гляди, жахнет по нам. А сам он бледный, глаза чуть из орбит не лезут. И твердит одно: «Маймун - там». И рукой тычет в сторону крайнего моста, что ближе к нему. Я не понял его, что за Маймун такой объявился? «Это человек большой, вот здесь, в воде стоял, и туда пошёл, и за мост вверх по реке», - показывает Карим. Освещение хоть и было, но, конечно, недостаточное. Я бросился к воде, осмотрел то место, куда показывал Карим, но ничего подозрительного не обнаружил. И на берегу следов не было, а узбек показывает: «Там выше, туда ушёл». Снял я его с поста, поставил другого солдата, а Карима в дежурку привёл. Напоил я его горячим чаем. Успокоил, как мог, и говорю ему: «Ты толком объясни, что там было, на посту-то»? Карим служил неплохо, замечаний по службе у него не было. И чтобы там травку покуривал, то про это не могло быть и речи, он вообще не курил. Так что оснований не доверять ему у меня не было. Может, только заснул? «Нет, не спал, - волнуется солдат. - Вы что, командир, Карим врать не будет! Большой человек стоял, на Карима смотрел. Сам волосатый весь, как обезьяна, и глаза красные. Я сначала его не видел, в другую сторону смотрел. А он меня в это время рассматривал, даже чуть впереди моста стоял этот Маймун». - «Так что же такое маймун? Объясни толком», - расспрашиваю я солдата. Тот отвечает, что это обезьяна по-ихнему. Только слово это обид­ное, если человека так называть. Но тот и был, как обезьяна, иначе не назовешь. А когда глаза встретились, то Кариму совсем плохо стало, ноги не слушаются. «А он смотрит и смотрит на меня, затем повернулся и пошел вверх по реке. Да, задача совсем не простая. И я искал выход, но ничего не мог придумать».

Поспал Карим до утра, и я говорю ему: «Пошли, герой, то место смотреть, сам и посмотришь». Обошли мы опять то место, но ничего не нашли, ни следов на берегу, ни других улик. Успокоился солдат, я ему и говорю: «Иди на пост, а то сослуживцы за тебя ночь стояли, нехорошо получается. Только меньше болтай об этом, а то и тебе и мне неприятности будут». Понял все Карим и бегом на пост. Совестно ему, и мучают его всякого рода сомнения. Может, и действительно ничего не было. Может всё это необъяснимая случайность или мираж, какой, или недомогание? Но и он успокоился окончательно, забыл всё.

Пошутили солдаты по этому поводу ещё немного и угомонились служивые. Не прошло и полгода, как всё повто­рилось.

Дело шло к зиме. Уровень воды в реке упал, и снег по берегам лёг. Но река ещё не стала, шумит строптивая, ворчит что-то, а может, и жалуется на свою долю. И вот на тот же пост заступает другой узбек, Орипов Расул. Парень грамот­ный, со средним образованием, и служака неплохой.

Где-то к полуночи опять тревога, и опять я с солдатами мчусь на пост. Первое, что бросилось в глаза, это удивлённое лицо Орипова. На лице страх был нарисован, но удивления больше. Тычет он рукой в то же место, где когда-то маймуна видели, и твердит одно и тоже. «Она туда пошла», - и дальше рукой ведёт. - Вверх по реке ушла». - «Кто ушёл», - не понял я? - «Да девушка, командир! - не унимается узбек. - Вся в белом, как Джульетта, только глаза огнём горят, стоит она и на меня смотрит, а как увидела, что я, её заметил, то вверх по реке ушла». - «Она что, как маймун была?» - спросил я солдата. - «Нет, - отвечает. - Только глаза светятся, а так, как человек была». Снял я его с поста и отправил спать. Попил тот чаю, поворочался и уснул крепким сном. А я сидел и думал, что это такое. Может чья-то шутка? Может, мираж? Может, испарения от воды так собрались, что в образ девушки воплотились? Но так и не пришёл я к какому-то выводу. Утром я разбудил Орипова, осмотрели мы ещё раз то место. И выше, и ниже по реке прошли, и снова ничего не обнаружили. «Ну, где же твоя Джульетта?» - спрашиваю я солдата. Тот молчит. И мне сказать нечего. «Иди на пост и молчи, - говорю я Расулу. - А то до начальства дойдёт, и плохо будет обоим, ты понял меня?» - «Всё понял, командир», - говорит Орипов, и пулей на пост полетел.

Серьёзным стал Николай: «Я до сих пор ничего не пойму, что это было. Конечно, хотелось бы верить в снежного человека, но тогда и слыхом не слыхивали про такое чудо. А сейчас расскажешь, так скажут, что глюки это, а солдаты наркоманы и так далее. Ведь армия сейчас доверия не внушает». - «И всё же интересно про маймуна узнать - говорю я. - Ведь похоже на правду».

А тут и Володя Лаврентьев появляется, а за ним и Тулинов - наши сменщики. «Что вы там про маймуна говорили?» - озадачивает нас Володя. «А ты что, что-то знаешь?» - говорю я Лаврентьеву. И попал не в бровь, а в глаз.

«Жил я в Таджикистане - говорит Володя. - Только малень­кий я был, лет двенадцать. Отец военный был, путешествовал с семьёй по всему Союзу. Так у нас в школе один пацан учился, таджик по национальности. Вот его-то Маймуном звали. Весь волосатый, одни глаза не заросшие, а голова большая и руки длинные. Да ещё и живот несуразный. В общем, страшный пацан, на обезьяну похожий. А злющий, спасу нет! А маймун это обезьяна по-ихнему, только очень обидное слово, могут в рожу заехать».

Услышал про это Тулинов и говорит Лаврентьеву: «Вот теперь я знаю, как тебя звать, не иначе маймуном будешь!» - и смеётся Юра. Но Володя ему очень серьёзно говорит: «Если хоть раз меня так назовёшь, то нашей дружбе конец. Ты по­нял Юра?» Не думал Тулинов, что всё так серьёзно. Ведь Володя - добродушный мужик, и с юмором у него всё в по­рядке, а тут? «Ладно, прости Вовик, - обронил он. - Я ведь пошутил», - и пожал руку напарнику.

«Вот это развязка, - обронил я. - Вот тебе и маймун».

Тут всё в узел завязывается, и не разрубить его, а распу­тать - тем более, этот таёжный узел. Да и Коля молодец, задал нам задачку: «Думайте ребята».

24 февраля 2005 года.

 

 
Рейтинг: 0 420 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!