Как давно я не был там, сказал я себе. С шестнадцати лет!..
Живу недалеко и не велик труд пройти каких-нибудь пять-семь километров, а я все не шел, все откладывал, хотя имел полную свободу.
Шли дни, проходили годы, промелькнули десятилетия - и уже нельзя откладывать – можно не успеть.
Шурша травою, я пошёл по старой дороге вниз, в широкую ложбину к памятному мосту. Мощённая гранитным булыжником дорога была мне хорошо знакома, но раньше казалась добротнее и шире. Все остальное так же старо и диковато провинциально. Одно указывало, что все-таки кое-что изменилось с той поры: тогда под аркой каменного моста весело позванивал светлый живой поток, а теперь стояла большая лужа, где буйствуют заросли камыша да заливаются на все лады горластые лягушки, а мост ни капельки не изменился, и тем страшнее увидеть его.
Остановившись на мосту, я вспоминал, какой она была в ту первую ночь: распущенные, темные чуть волнистые волосы, черные глаза, легкое летнее платье, под которым непорочность, свобода и близость крепкого тела… То было начало нежности, радости, счастья, любви.
Её уже нет, а старинный мост, где мы встречались, еще больше закаменел от времени и дошел до вечной несокрушимости!
Все так же стоит он одиноко на отшибе.
По-прежнему нет фонарей на мосту и остаток заросшей травою дороги за ним теперь упирается в обветренную бурую кручу глиняного карьера.
Дикое место! Ещё юношей я думал, что возвели этот мост до времен Батыя.
Но именно здесь, на этом несокрушимом мосту, я впервые поцеловал нежные девичьи губы. Воспоминания принесли запах её волос, ситцевого платья; как вдруг решился, весь замирая, взял ее теплую, нежную руку: она в ответ легонько сжала мою. Не забываемо ее тайное согласие… согласие на всё, что последовало за ним.
Та ночь была неповторимо великолепной!
Всё было немо и спокойно: только листва одинокого дерева, что сохранилось доныне, чуть слышно трепетала от ровного майского ветерка. Он тянул по ложбине откуда-то с полей, и мы пошли ему навстречу в лунную степь. Не знали мы, что эта первая, пропитанная наивной влюблённостью ночь, будет последней для нас.
Давно ли начиналась жизнь?
Боже мой, какое это было несказанное счастье!
И вспомнился мне выпускной бал, последний, прощальный для меня бал, и её платье… очень нарядное, стройное платье. Она была в нем женственна, таинственна, недосягаема и оскорбительно не обращала на меня внимания. Белое, оно необыкновенно шло тонкому стану, темным глазам, просто распущенным волосам, - но все предназначалось теперь кому-то другому. Гремела музыка и пары кружились в сонме огней.
Как быстро она повзрослела! Вскоре она уехала.
Унесло ветром времени годы, а луна ничуть не изменилась, так же щедро разливает бледный свет на настоящее, как в былые времена. Да и мост все тот же.
Но вот уже и нет тебя. Твои отец и мать пережили тебя молодую, красивую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли, и не только родные, но и многие, многие с кем я начинал жизнь. Уверенные, что жизни не будет конца, мы торопились в будущее, а все началось на моих глазах, протекло – и завершилось, на моих глазах!
А майская ночь стояла такая же тёплая, лунная как та, памятная, но…
Я пошел от моста – ясная луна тоже пошла. Справа она разглядывала дикость глиняной кручи, мост и поросшую травою брусчатку, слева глянцевые окна новостроек.
Всё теперь не так, всё иначе.
Как много в нашей жизни было – и как мало осталось!
У нас нет чувства начала своего и конца – но быть может это и к лучшему.
И в старости мост меня встретил, как в молодости, и проводил дружелюбно.
[Скрыть]Регистрационный номер 0383859 выдан для произведения:
Как давно я не был там, сказал я себе. С шестнадцати лет. Живу недалеко и не велик труд пройти каких-нибудь пять-семь километров. А я все не шел, все откладывал, хотя имел полную свободу. Шли дни, проходили годы, промелькнули десятилетия. Но вот уже нельзя откладывать – можно не успеть.
Мой автомобиль, шурша травою, покатился по старой дороге вниз, в широкую ложбину к памятному мосту. Дорога мощённая гранитным булыжником была мне хорошо знакома, но раньше казалась шире. Все остальное старо и диковато провинциально. Одно указывало, что все-таки кое-что изменилось с той поры: тогда под аркой каменного моста весело позванивал светлый живой поток, а теперь воды нет, только шумит буйный камыш да заливаются на все лады горластые лягушки, но древний мост ни капельки не изменился, и тем страшнее увидеть его.
Я стоял на залитом луною мосту и вспоминал, какой она была в ту первую ночь: распущенные, темные чуть волнистые волосы, черные глаза, легкое летнее платье, под которым непорочность, свобода и близость крепкого тела… То было начало нежности, радости, счастья, любви.
Её уже нет, а старинный мост, где мы встречались, будто еще больше закаменел от времени и дошел до вечной несокрушимости! Все так же стоит он на отшибе одиноко.
На нем по-прежнему нет фонарей и остаток заросшей травою дороги за ним теперь упирается в обветренную бурую кручу глиняного карьера.
Дикое место!
Еще юношей я думал, что возвели этот мост до времен Батыя.
Но именно здесь, на несокрушимом мосту, я впервые поцеловал нежные девичьи губы. Я помню запах её волос, ситцевого платья; я помню как вдруг решился, весь замирая, взял ее теплую, нежную руку: она в ответ легонько сжала мою. Никогда не забуду ее тайного согласия… согласия на все, что последовало за ним.
Та ночь была неповторимо великолепной!
Все было немо и спокойно: только листва одинокого дерева, что сохранилось доныне, чуть слышно трепетала от ровного майского ветерка. Он тянул по ложбине откуда-то с полей. И мы пошли ему навстречу в лунную степь. Не знали мы, что эта первая, пропитанная наивной влюблённостью ночь, будет последней для нас.
Давно ли начиналась жизнь?
Боже мой, какое это было несказанное счастье!
И вспомнился мне выпускной бал, последний, прощальный для меня бал, и её платье… Я навсегда запомнил очень нарядное, стройное платье. Она была в нем женственна, таинственна, недосягаема и оскорбительно не обращала на меня внимания. Белое, оно необыкновенно шло тонкому стану, темным глазам, просто распущенным волосам, - но все предназначалось теперь кому-то другому. Гремела музыка и пары кружились в сонме огней.
Как быстро она повзрослела! Вскоре она уехала.
Нынче я шел от моста один – высокая луна тоже шла: она мелькала в ветвях загадочным серебристым кругом, лаская тихим светом настоящее.
Прошли, промелькнули годы, как эти лунные блики, а мост все тот же. Да и луна ничуть не изменилась.
Но вот уже и нет тебя. Твои отец и мать пережили тебя молодую, красивую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли, и не только родные, но и многие, многие с кем я начинал жизнь. Уверенные, что жизни не будет конца, мы торопились в будущее, а все началось на моих глазах, протекло – и завершилось, на моих глазах!
А майская ночь стояла такая же тёплая, лунная как та, памятная, но…
Я шел от моста – ясная луна тоже шла. Справа она разглядывала дикость глиняной кручи, мост и поросшую травою брусчатку, слева глянцевые окна новостроек.
Всё теперь не так, всё иначе.
Как много в нашей жизни было – и как мало осталось!
У нас нет чувства начала своего и конца – но быть может это и к лучшему.
И в старости мост меня встретил, как в молодости, и проводил дружелюбно.