- Здравствуй... Здравствуй!- тихий, до боли знакомый голос вырвал меня из тяжкой задумчивости. Дышать было нечем. Густой неподвижный воздух, как перед грозой, стекал капельками пота по лицу.
- Здравствуй.- ответил я и посмотрел в глаза напротив.- Как же я по тебе скучаю. По твоей улыбке скучаю, по твоему теплу, дыханию.
- Знаю, знаю это. Память- это очень тяжкий груз. Особенно по ночам. Память способна сделать ночь вечной.
- Ты хочешь, чтоб я тебя забыл? Забыл навсегда и никогда не вспоминал?
- Нет, не этого я хочу. Помни меня, но без боли. Вспоминай меня, но без слёз.
Я смахнул навернувшуюся слезинку:
- А разве это возможно?
- Поверь, родной, это возможно. Память- она как одежда. Бывает чёрная, траурная, неудобная и тесная. А бывает белая, свободная и праздничная. Просто сними и сожги чёрную, а взамен надень белую. Нам обоим- тебе и мне станет светлее и легче.
- Но я не знаю, как сделать это.
- Ты любишь меня?- Порыв ветра в кронах деревьев да крик одинокой вороны заставили меня вздрогнуть.
- Ты же знаешь, чувствуешь, что люблю. И мы не вместе. От этого и боль. Разве от неё можно избавиться? Разве такая боль проходит?
- Проходит. Нелегко, не сразу, но проходит. Ты молишься?
- Нет, не молюсь. Я никогда не молился.
- Сходи в Храм, помолись. За себя помолись.
- И Бог меня услышит?
- Искреннюю молитву Бог услышит.
Подняв вверх глаза, я смотрел, как усилившийся ветер гнал низкие тучи над верхушками старых деревьев. Сказал со вздохом:
- Года проходят, а будто и не жил вовсе. Порой ощущаю себя настоящим стариком.
- Ты боишься старости?
- Нет, не боюсь. Совсем не боюсь. Тебя нет рядом- разве это можно назвать жизнью? Я вообще не рад тому, что сердце моё бьётся, что дышу!
Раскат грома, и гневный голос в ответ:
- Глупец, не гневи Бога! Ты сам исторгаешь себя из жизни, не хочешь видеть её, принимать. Грех слабых, грех трусливых!
- Не гневи Бога?! А не по его ли милости мы сейчас не вместе? Не по его ли капризу всё сложилось так? И ты ещё говоришь "не гневи Бога"?
Ответом были холодная пощёчина и вспышка молнии, заставившие меня зажмуриться. Толи пальцы, толи капли начавшегося дождя касались щеки. И растворяясь, смешиваясь с шумом листвы, доносились слова, впечатываясь заклинаниями в сознание: "Пожалуйста, отпусти меня. Родной мой, любимый мой, молись, молись..."
Я открыл глаза. Холодный дождь бил меня по щекам. Надо же, не заметил, как уснул,положив голову на крашеное железо кладбищенского столика. Рядом стояла допитая бутылка из- под водки.
Встал, покачнулся. Напротив- чёрная гранитная плита. Печальный взгляд молодого, прекрасного лица на портрете словно вопрошал. О чём вопрошал?... О чём?
Я посмотрел на видневшиеся неподалёку блестящие от влаги кресты храма, а в гудящей от хмеля голове набатом звучало "МОЛИСЬ, МОЛИСЬ."
[Скрыть]Регистрационный номер 0135787 выдан для произведения:
- Здравствуй... Здравствуй!- тихий, до боли знакомый голос вырвал меня из тяжкой задумчивости. Дышать было нечем. Густой неподвижный воздух, как перед грозой, стекал капельками пота по лицу.
- Здравствуй.- ответил я и посмотрел в глаза напротив.- Как же я по тебе скучаю. По твоей улыбке скучаю, по твоему теплу, дыханию.
- Знаю, знаю это. Память- это очень тяжкий груз. Особенно по ночам. Память способна сделать ночь вечной.
- Ты хочешь, чтоб я тебя забыл? Забыл навсегда и никогда не вспоминал?
- Нет, не этого я хочу. Помни меня, но без боли. Вспоминай меня, но без слёз.
Я смахнул навернувшуюся слезинку:
- А разве это возможно?
- Поверь, родной, это возможно. Память- она как одежда. Бывает чёрная, траурная, неудобная и тесная. А бывает белая, свободная и праздничная. Просто сними и сожги чёрную, а взамен надень белую. Нам обоим- тебе и мне станет светлее и легче.
- Но я не знаю, как сделать это.
- Ты любишь меня?- Порыв ветра в кронах деревьев да крик одинокой вороны заставили меня вздрогнуть.
- Ты же знаешь, чувствуешь, что люблю. И мы не вместе. От этого и боль. Разве от неё можно избавиться? Разве такая боль проходит?
- Проходит. Нелегко, не сразу, но проходит. Ты молишься?
- Нет, не молюсь. Я никогда не молился.
- Сходи в Храм, помолись. За себя помолись.
- И Бог меня услышит?
- Искреннюю молитву Бог услышит.
Подняв вверх глаза, я смотрел, как усилившийся ветер гнал низкие тучи над верхушками старых деревьев. Сказал со вздохом:
- Года проходят, а будто и не жил вовсе. Порой ощущаю себя настоящим стариком.
- Ты боишься старости?
- Нет, не боюсь. Совсем не боюсь. Тебя нет рядом- разве это можно назвать жизнью? Я вообще не рад тому, что сердце моё бьётся, что дышу!
Раскат грома, и гневный голос в ответ:
- Глупец, не гневи Бога! Ты сам исторгаешь себя из жизни, не хочешь видеть её, принимать. Грех слабых, грех трусливых!
- Не гневи Бога?! А не по его ли милости мы сейчас не вместе? Не по его ли капризу всё сложилось так? И ты ещё говоришь "не гневи Бога"?
Ответом были холодная пощёчина и вспышка молнии, заставившие меня зажмуриться. Толи пальцы, толи капли начавшегося дождя касались щеки. И растворяясь, смешиваясь с шумом листвы, доносились слова, впечатываясь заклинаниями в сознание: "Пожалуйста, отпусти меня. Родной мой, любимый мой, молись, молись..."
Я открыл глаза. Холодный дождь бил меня по щекам. Надо же, не заметил, как уснул,положив голову на крашеное железо кладбищенского столика. Рядом стояла допитая бутылка из- под водки.
Встал, покачнулся. Напротив- чёрная гранитная плита. Печальный взгляд молодого, прекрасного лица на портрете словно вопрошал. О чём вопрошал?... О чём?
Я посмотрел на видневшиеся неподалёку блестящие от влаги кресты храма, а в гудящей от хмеля голове набатом звучало "МОЛИСЬ, МОЛИСЬ."