КИЛЛЕР, ИЛИ НОВОГОДНЯЯ ночь

[Скрыть] Регистрационный номер 0329994 выдан для произведения: КИЛЛЕР, ИЛИ НОВОГОДНЯЯ ночь Праздник был в полном разгаре, и до Нового года оста¬валось совсем немного. Придет Новый год, никуда не денет¬ся, а пока — наливай бокалы полней! Гремел музыкой магнитофон, что-то робко пытался воз¬разить ему телевизор, но их никто не слушал. Притих телеви¬зор, затаился: его время ещё не пришло. А пока обидно ему... Все уже перезнакомились и стали как родные, а не хотел Вадим идти в эту компанию. И не пошел бы, но Лариса, жена его, сказала; —Идем, Вадик, такие собрались там хорошие ребята, не пожалеешь! От восторга лицо ее стало совсем детским, и не смог ей отказать Вадим. — Ну, раз хорошие ребята они, то пойдем! — и улыбнул¬ся. Сам Вадим высокий, чернобровый, красивый. Глянул в зеркало и сказал; — Чем мы хуже других, правда, Лариса? И обоим стало весело. Лариса — тоже видная, лицо — в локонах белых волос, стройная и милая, очень подходила Вадиму, и лет им всего- то пятьдесят на двоих. Семен, хозяин квартиры, был чуть старше их, а жена его, Ольга, была подругой Ларисы, и вроде даже одноклассница. Да и остальные гости были примерно одного возраста. И вот в разгар веселья заходит в квартиру соседка, баба Настя — Анастасия Петровна. Ей лет так за шестьдесят, но выглядит она хорошо; и накрашенная, и завитая, и за словом в карман не полезет, одним словом, чудо-бабка! Скучно ей с дедом своим, тот старый уже фронтовик, потому и при орде¬нах. Но в семейной жизни ничего не значил, и к веселью не склонный. Короче, обуза. Едва баба Настя переступила порог — Смяткины при¬тихли. Семен смотрит на Ольгу, та на него — сейчас что- нибудь да отмочит бабка-разбойница, ох отмочит! Жили они все на одной площадке; бабка с дедом, сын ее Иван с женой, а в третьей квартире — Смяткины. Сначала Семен поморщился, но затем лицо его стало замороженным, но все же он выдавил; — Проходите, пожалуйста! А Анастасия Петровна уже поздравила всех с Новым годом, свою бутылочку достала и фруктов в вазу насыпала. Затем стопарик резко, одним глотком, опрокинула. Герой¬ская бабка. А когда ей Николай, который рядом сидел, пред¬ложил: — Закусите, бабуся, — и баночку с кальмарами пододви¬нул ей, та резко его осадила; — Какая я тебе бабуся, если я еще е..? После такой фразы кто замер, кто неловко захихикал, а боль¬ше захохотали. А Николаю — хоть под стол залазь от стыда, хотя и он сам был занозистым парнем. Он и тут нашелся; — Давайте еще по одной, — и уважительно: — Анастасия Петровна! — бабка еще рюмку опрокинула; Крест на пузо наложила, Губы вытерла платком: — Вот теперь так и порядок, Вот теперь-то — все ладком! Да! С такой бабулькой, мы не соскучимся. А она уже Вади¬ма приглашает на танец, и отказать ей, конечно, нельзя, мол¬чит и не мешает им Лариса, а те уже танцуют танго. Чуть прильнула к широкой груди Вадима Анастасия Петровна, чуть коснулась его кучеряшками и шепчет; — Какой ты сильный и, наверное, смелый. Твоей жене повезло! — Насчет повезло — не знаю, — отвечает парень. — Об этом у Ларисы надо спросить. — А зачем спрашивать? Ты здесь самый высокий и силь¬ный. С таким везде хорошо, — и о чем-то задумалась, старая женщина, и вздохнула тяжело. «Что-то тяжелое у нее на душе!» — подумалось парню, и ему стало, ее искренне жаль. А когда он пошел на кухню покурить, то бабушка последовала за ним. — Мне надо с тобой поговорить, Вадик, — произнесла бабка на кухне и в глаза его смотрит, не мигая, как удав на кролика. И вот они уже в бабкиной квартире сидят на кух¬не, а дед спит в комнате и смотрит геройские сны. — А ведь я помню тебя, — говорит Анастасия Петровна Вадиму, — ты хулиганистым парнишкой был и на малолет¬ке сидел. Я как увидела твои шрамы на левой руке, а на правой татуировку. Так сразу тебя вспомнила, миленький. У Вадима глаза полезли на лоб; — Что вы, что вы, Анастасия Петровна, — не был я там никогда. А шрамы — это из детства — стекло неудачно раз¬бил. А татуировка — баловство одно. Но женщина не слушала его, слезы хлынули у нее из глаз; — Спаси меня, родненький! Ведь меня убивают лютой смертью, да еще каждый день! — Кто посмел вас обидеть? — взвился Вадим, назовите — убью на месте! Тут лицо бабушки заметно просветлело. — То-то и оно, милый, — пела Анастасия Петровна. — Избавь меня от змея подколодного, сына моего, Ивана! Убей выродка, а я за ценой не постою, всю свою жизнь и пенсию, и дедовскую на кон ставлю — так уж он нас с дедом достал, — мент поганый! «Ну и бабулька! — изумился про себя Вадим. — Вот верхушек-то нахваталась! Слова-то, какие — мент пога¬ный». Но того, что последует за этим, Вадим и думать не мог. — Киллер мне нужен, сынок, только он и поможет горю нашему! — опять запричитала Анастасия Петровна. — Так вы хотите, чтобы я убил вашего сына?! — уточнил обстановку Вадим. — Да-да-да! — подпрыгнула бабушка. — Очень хочу! Но тут зашла Лариса, и разговор прекратился. — А мы вас совсем потеряли, — оправдывалась она, — но, увидев старушку в слезах, Лариса растерялась: — Извините меня... — громко произнесла баба Настя, — сейчас мы пойдем, все за стол! — поправила макияж и доба¬вила. — Уже идем! За столом они оба выпили по штрафной рюмочке и стали с усердием закусывать. А веселье катилось своим че¬редом, но уже в Новом году и с еще более широким разма¬хом. Уже все перемешались, а Николай все активнее крутит¬ся около Ларисы. Чернявый и весь подвижный, он что-то шептал ей на ухо, и они смеялись, а Вадим все еще не мог осмыслить услышанное от старухи. «Вот это да! — удивлялся Вадим. — Вот это бабулька выдала!» И тут вдруг в гости заявляется Иван, сын Анаста¬сии Петровны: — С Новым годом, дорогие соседи! — и бутылку на стол ставит. Затем пива достал и еще что-то там. Он был невысо¬кого роста, сухощавый и явно не в мать, да и на отца не похож. Как говорится в народе: «Ни в мать, ни в отца, а в прохожего молодца...» Естественно, и его усадили за стол Смяткины. И оказал¬ся он рядом с Вадимом, и волей-неволей потянуло их на разговор. Но помнил хорошо Вадим слова Анастасии Пет¬ровны, но смысл их был в том, что сын и пенсию у них с дедом забирает, и «буцкает» их иногда, если те промешкают¬ и не отдают пенсион сразу. Короче, домашний террорист, бандит, одним словом! Еще понемногу все выпили, веселятся дальше. А Вадим и говорит Ивану; — Мне надо с тобой серьезно обсудить кое-что. Тот ис¬казил рожу: — Пойдем ко мне, там и побазарим обо всем. Встали они из-за стола и пошли на выход, а Анастасия Петровна — точно на иголках сидит, но видно, что довольна женщина, и, можно сказать, с радостью провожает глазами своего сына. От Вадима это не укрылось, но он и сам себя не поймет. Надо ли убивать Ивана или не хочется? А может, все же грохнуть? Не за деньги, конечно, а за то, что он со стариками вытворяет? Прямо сейчас все и выяснить, а там видно будет! — ре¬шает Вадим. А вообще-то приятно быть киллером, вершите¬лем чьей-то судьбы. «Ох, и понесло тебя, Вадим!» — говорит он сам себе, но ноги несут его вперед, к краю бездны. Прошли они на кухню и сели за стол, на котором чего только не было, кроме порядка. И не заметил новоявленный киллер, что спит жена Ивана в комнате. Она так и проспала весь Новый год — настолько была пьяна, — и сейчас ничего не слышит, спит себе и похрюкивает в подушку. Достал Иван пиво из холодильника и разлил по кружкам. Не старый он, ему лет под сорок, не больше. Может, и меньше — разве определить по такой роже? – «Будто на ней черти горох толкли», - это у Гоголя так написано. И Вадим прямо в лицо говорит Ивану; — Почему ты мать и отца мучаешь, и террор в доме устраиваешь? Или скучно тебе, милицейских приключений не хватает? А Иван смекнул, что нахрапом тут ничего не возьмешь и не надо злить парня — силен ведь! — Да кто тебе, Вадим, сказал такую глупость? Мать моя? Так из ума выживает старуха, это точно. Ты сам подумай; я работаю в МВД, а там хорошо платят. Кем он там работал, на малолетке, так называют зону, где сидят несовершеннолет¬ние преступники, Вадим так и не узнал. На кухню вдруг врываются двое крепких парней и две красавицы. Первый парень прямо с ходу «зарядил» кулаком Ивану в лицо; — Вот тебе, рожа ментовская, крыса ты поганая! — и понес по блатному. Удар был очень сильный: мужика точно ветром сдуло, и он прилип к груди Вадима, и рубашка его обагрилась чужой кровью. «Хлещет, как из недорезанного кабана», — подумалось Вадиму, и он не дал ударить Ивана второй раз, удержал руку парня. Все толкались и шумели, а Иван лежал на полу, и каждая из «красавиц» норовила пнуть его в лицо шпилькой сапога. — А ты не лезь! — бросили угрозу в лицо Вадиму. — А то и тебе достанется! — эта крыса все выгребла из холо¬дильника и Ивану в лицо — ногой. — Всю водку и закуску утащил, гад, из хаты, где мы гуляли, — и опять Ивану ногой — получи! Вышли на лестничную площадку Вадим, а за ним тот пер¬вый парень, что драку начал. Поднялись они чуть повыше по ступенькам, и беседуют себе. У каждого по сигарете в зубах. А второй «гость» и девицы — в квартире остались и, наверное, «метелят» Ивана. Вдруг послышался шум разбито¬го стекла, падение тела и истошный крик женщины — жены Ивана, которая проснулась от посудного грохота: — Убили, убили! Выскочила из квартиры вся троица, и скоренько так на выход из дома. Первый парень следом за ними — только их и видели. «Наверно убили Ивана», — подумал Вадим, но это его не взволновало, он остался спокойным. Вылетели гости Смяткиных на площадку и видят, что сверху спускается Вадим. Рубашка его в крови, и он идет к ним, — убийца идет! Первый заметался Николай: — Не ходи сюда, Вадик: сейчас менты приедут, а у меня два года условных было — посадят тебя, а я «прицепом» идти не хочу. И глаза его и молили и просили: «Не ходи сюда, не ходи!» И Лариса растерялась, сникла вся. У нее и слов не нашлось, что сказать, так и стояла она бледная: «Не может быть!» Только Ольга, жена Николая, не растерялась: — Что вы здесь стоите, ну-ка, в хату все! А ты, Вадим, быстро снимай рубашку, я ее постираю... «Вот молодец, — мелькнуло у того в сознании. — С такой женой не пропа¬дешь». Он еще не понимал толком, что они подумали, будто он убил кого-то и кровь надо смыть, чтобы снять подозрения именно с него, с Вадима. Короче, каждый думал по-своему, и Анастасия Петровна тоже. «Помянуть надо Ирода», — ска¬зала она и за стол тянет Вадима, рюмку ему наливает и подносит бережно: — Непутевый он был, сыночек мой милый, а слезы радо¬сти блестят в ее глазах, — отмучался, родненький! И опять все пьют, но как на поминках. А тут и менты приехали, и какие-то заявления просят написать в соседней комнате. Но никто и слышать не хочет про заявления; праздник, мол, какие еще заявления? Плюнули те и уехали; «Пейте дальше, чтоб вы треснули! А тут из-за вас и праздников нет». И опять пьют гости; поминать так, поминать Ивана! А Вадима Ольга целует на кухне; — Какой ты смелый! «А Ольга — ничего себе так! — думает парень и жмется к ней теснее. Исчезнуть бы с ней куда?» А Николай Смяткин увивается вокруг Ларисы; «Лапоч¬ка ты моя! Да моя Ольга и ноготка твоего не стоит. За тебя и жизнь не жалко отдать!» И Ларисе кажется, что приятен Николай. А сразу-то и не показался он ей. И Анастасия Петровна — туда же; все пытается добрать¬ся до Вадима: — Я с тобой рассчитаюсь, сокол ты мой ясный. И только Вадим с Ольгой удалятся в другое место, она опять к нему: — Я с тобой рассчитаюсь, Вадим. Не стерпел кто-то из парней и ехидненько бросил бабе Насти; «Натурой что ли?» — А что?! — изумилась Анастасия Петровна. — Я ведь только жить начала! А сама уже не стоит на ногах... Короче, Содом и Гоморра! Тут и Николай с Ларисой нашли Вадима с Ольгой и на разговор вызывают. Стоят они, обнявшись, и никого это не удивляет — все нормалёк! — Мне нравится твоя Лариса, — говорит Николай Вади¬му. А тот ему: — А мне твоя Ольга, — и целует ее. — Так в чем же дело, — продолжает Николай, — давай меняться. Все по совести, братан! Вадим уже сильно пьяный и без рубашки: — Я свою жену тебе не отдам. И Ольгу — тоже. Так будет честнее... Николай кидается на него с кулаками, и они угощают друг друга тумаками. Их растащили, и они опять ведут борь¬бу, но словесную. Кровь и царапины не в счет — два самца, два продолжателя своего рода... — А давай жить одной семьей, как шведы! — говорит Николай, пусть Ольга будет и твоя и моя, а Лариса моя. Ольга с ходу влепила ему пощечину и заплакала, купая в слезах свои красивые глаза: — А чем я хуже Лариски?! Скандал разрастался и готов был всех втянуть в свой круговорот, но тут на пороге комнаты нарисовался Иван со своей женой: — А мы живы, и мы кушать хотим! А вы, я вижу, хоронить меня собрались? Не дождетесь! Мента не так просто убить! — и достает из кармана бутылку, держит ее, как гранату: — А ну-ка, разбежались по своим пещерам! Наверное, его опять будут бить, мента поганого...