ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ! 4

            Кедровые орешки

После очередной грозы, а они в горах идут постоянно, на буровых вышках не стало электричества. Мастер Семен Рябов оставил нас с Таисьей дежурить, а сам ушел в контору закрывать наряды. По должности я был старшим рабочим, а Таисья – младшим. Фактически же Таисья всего лет на восемь старше меня. Она уже побывала замужем и, как мне показалось, хорошо разбиралась в житейских делах. Я спросил, почему она, такая красивая и независимая, не выходит замуж повторно?

- Клеились ко мне, да я не поддалась. Поговорку помнила: «Дать то – дать, да не стыдно было б встать». За кого здесь выйдешь? На кого ни покажи пальцем – все бывший зэк. Знакомый твой, Иван Пеплов, тоже зэк. Долго не задержится у Аси, у нее он – третий. А я так не могу. Вот и кукую одна.

Мимо буровой прошли группы людей, что-то несшие на плечах, и удалились в тайгу.

- В кедровые места отправились, шишковать.

- Интересно! Проходят рядом с кедрами, усыпанными шишками, и не останавливаются. Нам оставляют?

- Эти кедры им не нравятся. Снизу они покрыты густыми мелкими ветками. И растут близко друг к другу. Заготовители выбирают прямые, отдельно стоящие деревья с гладкими  стволами. Они сутунком бьют в ствол, и шишки сами осыпаются. Сутунок – это короткое бревно.

Так рассуждая, мы подошли к двум кедрам, росшим рядом. Они отклонились друг от друга, образовав латинскую букву «V» – «виктория». Деревья были мощные, более сорока метров в высоту. То ли общество молодой красивой женщины влияло на меня, или какой инстинкт проснулся, только, ни слова не говоря, я стал взбираться на дерево. Нырнул под разлапистую нижнюю ветку, подтянулся до другой. И так, почти скрываемый хвоей, я добрался до крупных веток метрах в четырех от земли, на концах которых висели огромные  кедровые шишки.

Отломив длинный ровный сук, я, придерживаясь одной рукой то за ствол, то за толстые ветви, начал сбивать шишки. С высоты дерева мне было интересно наблюдать, как, кувыркаясь в воздухе, они падали в густую траву.  Тая собирала их. Постепенно, поднимаясь от ветки к ветке, я добрался до самой вершины, где ствол был едва ли толще человеческой руки. Минут двадцать я занимался «гимнастикой». Все шишки были сбиты. Чувствовалась легкая усталость, ведь на дереве – не то, что на земле: все время в напряжении. А на соседнем кедре, до веток которого я дотягивался, урожай плодов был таким же обильным.

Стал я подтягивать к себе другой кедр. На самом верху деревья легко сгибались. Применив усилие, я сблизил верхушки метров до полутора. Много раз я то подтягивал, то отпускал кедры, внимательно присматриваясь к происходящему. Вдруг явилась шальная мысль: перепрыгнуть на другое дерево! И словно бес в меня вселился! Притягивая соседний ствол, я уже высматривал место, куда прыгну.

Настал момент, когда я уже не колебался. Вот подтяну сейчас вершину и… И не прыгнул. Сердце бешено колотилось, дыхание участилось. Я крепко обнимал ствол дерева, на котором сидел. Будто бы кто-то хотел оторвать меня от него, а не сам я решался на прыжок! Еще несколько раз притягивал я к себе соседнее дерево и отпускал. И когда в очередной раз вершина кедра оказалась близко, я прыгнул без всякого раздумья.

Я все рассчитал правильно. Мои руки крепко обхватили ствол. Вершина далеко отклонилась, приняв мою тяжесть, и мне показалось, что я куда-то лечу. Кедр, покачавшись, наконец, успокоился. Я снова стал околачивать шишки. Теперь они летели в другое место. Удивленная Тая подняла голову, увидела меня на соседнем дереве и спросила:

- А как ты там оказался?

- Перепрыгнул.

У женщины подкосились ноги, и она села в траву. Житель тайги, она знала, чем это заканчивается.

- Ты же мог разбиться!

- Но не разбился же! – весело отвечал я. Тогда я даже не понимал, как рисковал здоровьем и жизнью. Осознание пришло позднее, когда узнал, сколько несчастных случаев бывает при шишковании.

Моя физическая подготовка позволяла мне легко форсировать самые, казалось бы, неприступные кедры, которые заготовители обходили стороной. Мы с Таей, пользуясь любой остановкой на буровой, не оставили в покое ни одного кедра в округе. Моя напарница постоянно смущала меня:

- Сколько буду жить, все буду рассказывать, с каким смелым и решительным человеком мне повезло встретиться!

Между нами установились самые доверительные отношения. Разница в возрасте совсем не замечалась. Но  я всегда помнил, что мне нет еще восемнадцать лет. Тогда-то и сочинил я для себя поговорку, которой придерживался всю жизнь: «Не имей дело с той, кого не назовешь своей женой». И я не позволил себе даже легкого флирта. Не мог я пока никого назвать женой. Ну, какой я еще муж? Надо закончить учебу в техникуме, отслужить в армии. А уж потом… 

 Я научился не только сбивать, но и обмолачивать шишки. У нас набралось килограммов до двадцати орешков. Мы поделили их. Герман тоже занимался заготовкой, но менее успешно. Меня согревала мысль, что я, житель степей, значительно обхожу коренного горца!

Когда же срок практики заканчивался, Герман, нисколько не стесняясь, обратился ко мне с неожиданной просьбой:

- Вася, ты отдай мне свои орешки. У вас же в степи о них ничего не знают? Значит – не ждут.

Да, я рассчитывал угостить маму и сестер кедровыми орешками. Они их никогда и не видели. И хоть сначала и возмутило меня предложение товарища, но мне было искренне его жаль. По сравнению с моей заготовкой его тощая сумочка выглядела позорно. К великой радости лентяя я подарил ему орешки в честь дружбы и чтобы поддержать его репутацию в семье. Себе же оставил несколько горстей: только показать дома.    

Наконец, настал день получки. Расплатились мы за квартиру, приобрели продукты, купили подарки Валентине Ивановне и Зое. Еще и осталось немало. В райцентр мы не шли, а летели на крыльях. Дожди совсем испортили тропу. Мы были мокрыми и грязными, поэтому перед заходом в село уже по привычке забрели по пояс в речку.

Герман отдал деньги матери, и Валентина Ивановна, добавив свои, повела нас в магазин, чтобы купить сыну отрез на костюм. Было прохладно, но Герман держал пиджак наброшенным на руку. Тракторы разбили дороги, и мы, чтобы перейти на другую сторону, преодолевали их по топкой грязи. В крошечном промтоварном магазине деревянный пол тоже был в липкой грязи. Я остался у порога, так как не собирался ничего покупать, а Герман с матерью подошли к прилавку. Они о чем-то шептались, разговаривали с продавцом.

- Подержи, - сказал Герка и передал мне пиджак.

 Неужели парню действительно жарко? Я аккуратно взял его одежду за вешалку и набросил себе на руку. После продолжительного совещания продавец заработал метром. Герман взял у меня пиджак, тут же полез во внутренний карман и вдруг громко сказал, обращаясь ко мне:

- А где деньги?

- А где они должны быть?

- Они лежали во внутреннем кармане. Ты их выронил?

- Я не мог выронить, даже не перекладывал с руки на руку твой пиджак!

А сам успел подумать: «Что за напасть с этими деньгами? Второй раз исчезают».

- Что такое, что случилось? – повернулась к нам Валентина Ивановна.

- Денег нет в пиджаке! - ответил Герман.

- Куда же они делись? Надо же быть аккуратнее, Василий! Ты же, наверное, вытряс их!

Обескураженный, я подумал: - «Сейчас стану без вины виноватым. Меня заставят отдать кровные». Твердо решив защищаться, я сказал:

- Я не сходил с места. Если бы деньги выпали, они лежали бы у ног. Но их здесь нет. А ты, Гера, шел с пиджаком на руке по улице, ходил так по всему магазину. И когда передавал мне, то не предупредил, что в нем – деньги. Я бы проверил, лежат ли они в кармане. Так что ищи их там, где сам выронил.

В магазине кроме нас были и другие люди. Все мы стали внимательно осматривают грязный пол.  Но что могло утаиться на каких-то десяти квадратных метрах? Естественно, мы ничего не нашли. Анна Ивановна, как будто что-то для себя решив, зло сказала:

- А, чего уж там! Сейчас. – И вышла на улицу. Вернулась она быстро и расплатилась с продавцом. За такое короткое время по моим понятиям она не смогла бы дойти ни до квартиры, ни до банка. «Деньги не терялись, - решил я. - Их Валентина Ивановна заранее вынула. А передо мной разыграли спектакль. Участвовал ли Герка в сговоре? Или он искренне верил в потерю денег?»

В конце практики я тоже купил себе отрез на костюм. Отъезд мой откладывался, так как от постоянной сырости и хождения в резиновых сапогах на моей правой ноге выскочили сразу три чирья. Я еле передвигался. Стояли теплые дни середины августа, и Катя с Зиной почти целыми днями были около нас. Оберегая меня, они не затевали подвижных игр, а ограничивались пением под гитару, какой-нибудь тихой игрой.

А однажды принесли волейбол и стали играть в кругу. Но какой круг их четырех человек? Мяч то и дело уходил «в аут». Он больше катался по земле, чем находился в воздухе. Решили одну из брешей «заткнуть» мной, с условием, что буду брать только те мячи, что летят прямо на меня. Но разве устоишь на месте, если мячи летят рядом? Сначала я легонько наклонялся. Потом, забыв о боли, стал подскакивать и припрыгивать. Чирьи мои не выдержали такого нахальства и к вечеру вытекли. На их месте образовались глубокие воронки. Заклеив их пластырем, я  на другой день попрощался с семьей Германа, с Катей и Зиной, с районным центром и уехал автобусом в Бийск.