Российская окультуренная братия опять взялась доказывать особую миссию интеллигенции. Не спорю с тем, что миссия была, есть и будет, тому свидетельство - витиеватая история нескольких последних столетий. Но нельзя не заметить и того бесспорного исторического факта, что к интеллигенции зачастую примазываются всякого рода паразиты, выскочившие наудачу с одного этажа социального общежития на другой. В народе обычно говорят, что это те, кто устроился на «чистую и культурную» работу.
Начало XX века. Общественное сознание соткано из самых разнообразных сомнений, ожиданий, страхов, надежд, замыслов и умыслов. Многоголосье на сцене жизни самое поразительное: одни доказывают, что вот-вот в мир явится новый смелый человек, который покончит с ложью; другие пишут планы государственных реформ; третьи вопят о слабости монархической власти и жаждут военного укрепления; четвёртые уповают на мистические сеансы не пойми с кем. Театр публицистичен, он обсуждает общественные идеалы более настойчиво даже, чем литература. Собственно, тот самый блестящий российский театр прошедшего века, который будет важен настоящей интеллигенции, потому что сработает на искреннем сопереживании, а не на плоском подражательстве или пошлом трюкачестве, в это время и родится.
Но что ещё важно – этот публицистический театр, выясняя, что есть идеал для его современника, будет ещё и страстно выяснять, а что есть человек. На этих выяснениях выросли пьесы и Чехова, и Горького. Да и Льва Толстого, хотя они родились чуть раньше. Впрочем, все три драматурга (заметим, в то же время и прозаики – все в творчестве разнообразны), конечно, человека рисуют по-своему, но перекличка здесь неизбежна, все их пьесы этого времени – один творческий цикл.
Но вернёмся к интеллигенции, точнее, к тем, кто рядится в её одежды. Более всего им досталось от Горького в «Дачниках». Тут есть адвокат, доктор, писатель, инженер, предприниматель, неопределившийся пока в занятиях молодой человек, некая идейная дама с дочерью, декадентствующая поэтесса… Ну, те, чьи родители были не родовиты, не богаты, но, видимо, сделавшие всё от них возможное, чтобы дети «вышли в люди». И вот они вышли. Но не в люди, а в целом, в сомнительные дельцы или бездельники. Скучают, выпивают, волочатся за жёнами друг друга, злятся, ноют, испытывают друг к другу недоброе любопытство, которое быстро сменяется равнодушием.
Разумеется, если бы автор показал просто толпу ничтожеств, пьеса не получилась бы. Сам Горький в это время сочувствует рабочему движению, поэтому мелькают намёки на то, что Соня, дочь Марьи Львовны, вместе с её молодым человеком готовится к какой-то иной жизни, общается с какими-то «грязными», по выражению насквозь поэтической Калерии, и непонятными людьми. Сама Марья Львовна строго требует от всех осмысленности действий, особенно раздражает её писатель Шалимов, превратившийся в обыкновенного мещанина, который не прочь оттяпать участок земли, оставшийся от покойной жены, с которой он, правда, прожил недолго и развёлся. С этой целью, видимо, к приятелю-адвокату и заехал.
Марья Львовна, задумывавшаяся Горьким в качестве противостоящего паразитической гнили персонажа, на мой взгляд, удалась ему не слишком. Этот тот классический случай, когда положительный герой выписан куда более блёкло, нежели отрицательные. Но, с другой стороны, талантливый писатель неизбежно напишет нечто большее того, что изначально предполагает. Уйдёт ли на самом деле строгая и правильная Марья Львовна в новую деятельную жизнь – большой вопрос. И уж тем более вопрос, бросит ли на самом деле своего проворовавшегося адвоката Варвара Михайловна – она грозится это сделать почти под занавес пьесы.
Нет, Горький не называет собравшихся в его произведении людей паразитами. Он, словами Варвары Михайловны, называет их дачниками. «Интеллигенция - это не мы! Мы что-то другое... Мы - дачники в нашей стране... какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест... мы ничего не делаем и отвратительно много говорим», - одна из ключевых её реплик. Есть и другая, дополняющая сказанное: «Странно мы живём! Говорим, говорим – и только! Мы накопили множество мнений... мы с такой... нехорошей быстротой принимаем их и отвергаем... А вот желаний, ясных, сильных желаний нет у нас... нет!».
На другом полюсе в пьесе инженер Суслов. Разговоры о поисках смысла жизни, необходимости чувствовать какую-то связь с иными людьми не для использования их, а для более справедливого общественного устройства, вообще напоминание о том, что надо не только есть, спать и иметь женщину, в последнем действии пьесы выводят его из себя настолько, что он устраивает истерическое выступление, гордо называя себя обывателем. «Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть... вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней...», - почти кричит он ненавистной ему Марье Львовне. Надо отдать ему должное: он очень честен, говоря о себе, что человек есть только зоологический тип.
Да и ладно бы с ним, с этим инженером, у которого сломалась спроектированная им постройка и погибли рабочие, а он даже не торопится выехать на место, чтобы разобраться в обстоятельствах. Да и с доктором, который второй год не доедет до колонии малолетних преступников, чтобы составить отчёт, который требуют на службе – требуют опять же, как мы понимаем, не так чтобы активно. И с писателем, который понятия не имеет, что волнует людей, перед которыми он то и дело по обязанности знаменитости выступает с чтением своих опусов, вместо того, чтобы завертеть очередную любовную интрижку. И с мамашей, которая рожает детей, а потом раздражается, что надо как-то вникать в то, что с ними происходит, а не любопытствовать по поводу происходящего на соседней даче. Это всё суета безделья, как опять же устами Варвары Михайловны, называет картину бытия своих дачников Горький.
Но не слишком ли много этих дачников у нас образовалось за последние сто с лишним лет? Они не говорят о себе как о зоологическом исключительно типе, подобно Суслову они не закричат откровенно, что волнуют их только пища и секс. Они неплохо отшлифованы «чистой» средой обитания, освоили её «культурный» язык, им уже не надо даже выскакивать на другой этаж социального общежития – можно спокойно кушать плоды удачи родителей, но если что, они готовы идти за каждым кормящим или шумящим. Это уже просто на уровне рефлексов.
Самой пьесе дифирамбы не пою. Там, на мой субъективный взгляд, много лишнего. Но если не поленитесь перечитать – всё равно получите пользу, и эстетическую, и этическую. Ну, и историческую, само собой, – полезно узнавать, как жили люди прежде нас.
Помочь сайту
Поздравления
