Монстры объединяются

Говорят, в России зашевелились монархисты. Мол, ну её, демократию, от которой только смута и порок, для успешного развития общества требуется настоящая аристократия и как венец её – царь. Небесами так предписано, будем слушать небеса. Видимо, брожение умов забрело на стоянку к каретам прошлого. Что ж, такое случается.

В этой связи было любопытно обратиться к книге Фёдора Тютчева «Россия и Запад». Сразу прошу пардону за то, что этот пресловутый запад с заглавной буду переписывать только в цитатах: не ведомо мне такое географическое название, известна лишь Западная Европа. Собственно, назвать Тютчева полноправным автором книги затруднительно: она представляет собой сборник не только его текстов. Имеются ещё вступительная статья Бориса Тарасова, довольно обширная, и биографический очерк Ивана Аксакова, зятя знаменитого поэта и дипломата.

Вступительная статья меня не слишком порадовала. Нудная, дежурно восхвалительная – прочла, ничто в память не впрыгнуло. А вот очерк Аксакова оставил впечатление выразительное. Интересно получается: славянофильство авторское в данном случае мне не близко, но литературный слог и добросовестная забота об избранном герое заставляют иные места перечитать с благодарностью. «Самая способность Тютчева отвлекаться от себя и забывать свою личность объясняется тем, что в основе его духа жило искреннее смирение: однако ж не как христианская высшая добродетель, а, с одной стороны, как прирождённое личное и отчасти народное свойство (он был весь добродушие и незлобие): с другой стороны, как постоянное философское сознание ограниченности человеческого разума и как постоянное же сознание своей личной нравственной немощи», – отмечает Аксаков. Действительно, читая и стихи, и записки, и письма Фёдора Ивановича, ловила себя на ощущении, что личность его противоречива, но никогда не жила самодовольством.

Это был человек негромкий. Родился в начале XIX века (всего-то на четыре года моложе Пушкина), а ушёл из жизни, уже когда разночинцы основательно смешались с дворянством на русской общественной арене (всего-то на три года позднее рождения Ленина). Пытался честно исполнять свои служебные дела, несколько десятилетий провёл вне родины. Представлял себе незыблемым монархический порядок, ужасался Французской революции, полагал, что гражданская мысль стремится подменить религию. «Восстановим же истину фактов. Современное Государство запрещает государственные религии только потому, что имеет собственную, – и эта религия есть Революция». («Римский вопрос», 1849) И в той же статье: «Впервые политическое общество соглашалось на власть Государства, совершенно чуждого всякого стоящего над человеком высшего освящения; Государства, объявившего, что у него нет души, а если и есть, то она совсем неверующая».

Да уж, у государства есть душа, а над человеком некое высшее освящение… А вы говорите, чего это наши современники так охотно трели разводят о судьбе Руси, об особой её исторической роли, божественной насквозь? Традиция – штука упрямая. Нужно ли заниматься тупым обличительством в отношении людей, перенявших столь давно привычку оперировать исключительно образами? Они не могут разделить художественное и политическое на два поля.

И вот вам замечательный результат – стихи Тютчева. Кто же не вздыхал многозначительно о бедной нашей стране, которую умом не понять? Боимся мы рационального начала сознания, до сих пор суеверно считаем его чем-то нежизненным, недобрым – недушевным. И любое замечание от географического соседа воспринимаем как посягательство, ни мало ни много, на жизнь нашу. Казалось бы, чего проще: понимаешь, что суждение соседское ложно, так и возрази спокойно и тут же о замечании забудь. Так нет, мы пускаемся в долгие разглагольствования о враждебности докучливого соседа, о лишённости его уж и самого духа.  

Не будем путать веру в отвлечённые небесные священства и веру в человеческие силы. Но Тютчеву мнится такой отрыв от выдуманного, фантазийного миронаправления переходом исключительно к эгоистическому насыщению. Вот он, заблудший запад, только и делает, что погрязает в разврате и лжи. «Но так как издавна Рим старательно вклинился между вселенской Церковью и Западом, то вожди Реформации вместо того, чтобы нести свои жалобы на суд законной и сведущей власти, предпочли взывать к суду личной совести. То есть сделали себя судьями в своём собственном деле… Через эту брешь, проделанную Протестантизмом, так сказать, бессознательно, и вторглось позднее в западное общество антихристианское начало. Такой исход стал неизбежным, ибо предоставленное самому себе человеческое по своей сущности является антихристианским». («Римский вопрос», 1849) В общем, вынес безжалостный приговор личной совести, не справляется она с задачей очеловечивания человека.

Меня всегда поражала эта простенькая сентенция: если убрать над человеком то ли Бога, то ли царя, то он непременно выскочит на улицу и первым делом кого-нибудь зарежет. Не странно ли? А я вот иду по улице, смотрю на людей – и ни малейшего желания резать их. То есть совесть сама по себе не работает, к ней в придачу необходимы освящённые венцами жандармы? Возможно, у меня нет совести…

Царь, понимаете ли. Этакий лучший из людей. Именно потому, что он лучше нас всех, пусть и решает, кого казнить, кого миловать. А мы ему одежонку поинтересней, побогаче, еду повкуснее, жену покраше – на, ничего для тебя, лучшего, не жалко. Только и ты нас не забудь. «Я, право, не знаю, стояло ли когда-нибудь во главе какого бы то ни было общества что-либо столь же посредственное в отношении души, характера и ума, как то, что стоит во главе нашего. Всё, что я примечаю, всё, что я слышу вокруг себя, внушает мне как бы предчувствие невероятной подлости, которая ещё назревает и, чтобы осмелеть, ждёт новых осложнений, но которая в данный момент не преминет разразиться открыто…» (Письмо А.М.Горчакову, 1859) Как с этим быть прикажете? «Ибо можно ли представить себе Господа нашего, восстающего из своего гроба в присутствии всех этих мундиров и придворных туалетов, обладатели коих всецело поглощены не воскресением Христовым, о совсем иным – переходящим из рук в руки указом о назначении и наградах, который и является для них благой вестью во всём значении этого слова». (Письмо Е.Ф.Тютчевой, 1871) Такова она, благая весть – получите, господа аристократические, от честного христианина, коим считал себя всю жизнь наш поэт.

Что книгу одолела, не жалею. Лишний раз побаловать себя хорошей поэзией, узнать пусть наивного в каких-то вещах, но всё же искреннего в каждой строке человека, жившего задолго до тебя – разве не приятно? Что до неровных наших отношений с западом… Когда я вижу отличия, не гневаюсь, они естественны, главное, что бы мы не спорили до бесконечности о том, кто кого лучше-хуже – все заслуживают благополучного будущего. Когда всю Западную Европу (а теперь ещё и Северную Америку) рисуют монотонным монстром, остаюсь спокойной. Монстры там, где нажива, где лицемерие, где сила есть, а ума не надо. Если они объединяются – вовсе не географически – значит, им что-то угрожает.

18 сентября 2014 года