Полное имя Никеи было Евникия. Её отцу, обрусевшему выходцу с Кипра, мало было Ники – Победы. Памятуя о дороговизне Пирровой победы, он назвал дочь более определенно – Благопобедная. Надо сказать, что Андриан Марципулос, скромный служащий, не ошибся в выборе. Через год после рождения дочери дела его круто пошли в гору и к шестнадцатилетию Евникии он стал управляющим одного из самых крупных банков на юге России.
Папа Андриан – для всех, включая губернатора, Андрей Поликарпович – в доченьке, что говорится, души не чаял. Доченька же росла весьма своенравным ребёнком. К двенадцати летам ей абсолютно разонравилось данное отцом имя. Евникия для неё стало чересчур старомодным, а Ника, как звали её домашние и подруги, слишком коротким и фамильярным. Она само назвалась Никеей и горе было любому, кто называл её иначе.
Имя Никея она выбрала, прочитав о великой истории и трагической судьбе древнего города. Уже становится понятным, что главным увлечением Никеи были книги.
Уяснив из толкования библейской притчи, что каждому человеку дан талант, который надо только найти, Никея кинулась на поиски. Музыка, поэзия, живопись, даже – она прочитала про Софью Ковалевскую – математика и физика. Способности во всех отношениях были весьма посредственные. Недалеко ушла от своих первых творений:
Где ты, златокудрый
С лицом белее пудры…
Талант проявился неожиданно и неожиданный и, когда обнаружился, то был по первоначалу не замечен на фоне того, что Никея тогда переживала. Что именно – гадать не приходится. Конечно же, любовь. Тёма, Тимофей Аркадьевич Милославский. Восьмая вода на киселе тем историческим Милославским. Впрочем, если бы не столь отдалённое родство, то и предков Тёминых извели бы под корень. Слава Богу, что давняя вражда Романовых уже иссякла. Судьба свела их на скучном рауте у графини Полотцской.
Благословенна будь княгиня Элена Уильямовна за то, что подвела Никею к одиноко сидевшему молодому человеку, уткнувшемуся в тощую брошюру.
- Позвольте представить, - сказала графиня, - Никея Марципулос контра Тимофей Милославский. И зашлась мелким смехом. Молодой человек в военной форме встал, сунул брошюрку в карман и поцеловал поданную ручку.
- Оставляю вас в полной уверенности, что скучать вы не будете, - все ещё с улыбкой проговорила Полотцская, - порукой тому моё отчество.
Они сели и Никея, как водится, якобы оглядывая присутствующих на рауте, сумела рассмотреть и вновь представленного. Форму его она знала. Юнкера пехотного училища – солдафоны и задаваки.
Этот на вид не дурен, но, кажется, чувствует себя не в своей тарелке. Ему бы, поди, в кабаке погарцевать с… Молчит, невежа, хоть бы про маневры что – нибудь наврал. Как отличился и сам генерал вручил ему…
Тут Никея желчный поток остановила. Все же раут и представление обязывали:
- Та брошюра, которую Вы читали намедни – это, видимо, регламент пехотный? Я очень люблю все воинское, что подвигает на подвиг (неужели она так сказала: ''подвигает на подвиг'' – какой стыд).
Он поднял на неё глаза – убила бы моментально за этот взгляд, взгляд на полную дуру – и ровно ответил:
- Я читал комментарии к творчеству Шекспира.
- Вот как, и кто же, по Вашему мнению, худший из комментаторов?
- Я думаю, что Вы это знаете. Делия Бэкон – дама без стыда и совести.
Это имя Никея слышала впервые, а потому немного стушевалась, но, быстро оправившись, вновь спросила:
- Ну, допустим. Кто же тогда лучший комментатор?
- Без всякого сомнения – Александр Сергеевич Пушкин.
Никея, чувствуя, что поплыла, все же промолвила:
- В чём же Вы это увидели?
- Да, хотя бы в характеристике Отелло. Пушкин написал, что Отелло отнюдь не ревнив – он просто доверчив. Так написал Александр Сергеевич, сам горевший в огне своей ревности.
Юнкер вновь поднял на неё, но теперь уже грустные глаза и Никея поняла, что встретила своё счастье.
Друзья называли его Тимом, Тимми, один обалдуй даже –Тимфеем. Для неё сначала мысленно, а потом и вслух он был Тёмой, с долгим звуком ''йо'' – Тьйооома.
Он поражал её смелостью своих мыслей, глубоким и тонким пониманием литературы и даже, как ни странно для будущего пехотного офицера, философии. Когда они обсуждали какое – нибудь новое литературное произведение, оказывалось, что Никея не поняла или не заметила и половины того, о чем говорил Тёма. А как он говорил! Никея считала, что он зарывает свой талант, называла его вторым Белинским. Она же всё тыкала пальцами, водила смычком, мазала кистью, царапала пером… Серость, серость…
В тот день они с Тёмой договорились пойти на чтение рассказов Антона Павловича Чехова в исполнении кумира всего города, артиста драматического театра г – на С. В Данчинского.
Так получилось, что заехать за Тёмой надо было ей. Коляска, не нанятая – своя, остановилась возле назначенного места встречи. Трехэтажный каменный, явно казенный дом. Никея посмотрела на свои часики, до условленного времени было ещё более двадцати минут. Она было сунула руку в свою сумочку за чтением, но с огорчением обнаружила, что томик со стихами завладевшего в последнее время умами поэта, только что вышедший из печати, был забыт в прихожей.
Оставалось только созерцать окрестности. В левой стороне был домина в три этажа. Над окнами первого тянулась длинная вывеска: «Всё для душа и для души. Тропический ливень или ледяной дождь. Ж. К. Хозянов и братья».
Никея перевела взгляд на правую сторону, и уткнулась глазами в черную жестяную табличку над дверью в подвал с надписью белыми буквами: «Стрелковый тир». Под надписью мелко: «Вход только по служебным билетам».
Через минуту из той двери вышел Тёма и обрадованно кинулся к коляске:
- Здравствуй. Ты уже ждёшь. Извини.
Никея, не зная, что идёт навстречу своей судьбе, спросила:
- Вы там стреляете, в том подвале? А можно мне попробовать?
Тёма улыбнулся:
- Почему же нет, пойдём.
Они спустились вниз. Полутемное длинное помещение. Тёма подробно напутствовал, как заряжать, как целиться, как нажимать на спусковой крючок. Он хорошо умел объяснять.
- Ого, - сказал служитель тира, - новичкам везет. Прямо в яблочко.
Второй выстрел и тишина, потом было промямлено:
- Редко, но бывает.
Третий выстрел:
- Вы что? Фокусы мне тут показываете!? Вы, барышня, не из цирковых будете?
- Спокойно, спокойно, Илья Петрович, - сказал, тоже изумленный, но державший себя в руках, Тёма, - никаких фокусов. Это просто талант.
Потом началась война. Первого октября девятьсот четырнадцатого Тимофей Милославский был выпущен из училища в чине подпоручика. Прошло всего две недели и Тёма ушел сражаться с лютым врагом.
Никея получила два письма, в ноябре того же, четырнадцатого, ещё одно в январе пятнадцатого. Потом писем долго не было. Никогда она не читала ''Русского слова'', вообще, газеты не жаловала. Теперь же подписалась на весь год и каждый день её начинался с газеты. Мельком просмотрев военные известия, чтобы обмануть злодейку – судьбу, она доходила до страшных колонок. Медленно вела пальцем по мелким строчкам, шепча:
- Господи, спаси и сохрани.
Погибшие, раненые, пропавшие без вести.
Ещё одно письмо, февраль шестнадцатого, жив, здоров, отвели на отдых, где – то в Польше.
И вновь – спаси и сохрани. Пятого мая – черная пятница. Мольба не помогла. Поручик Милославский Тимофей Аркадьевич числился в списках пропавших без вести.
Она твердила себе:
- Тёма жив, жив… В плену… Война кончится и он вернется.
Твердила, а в ушах звучал хриплый голос безногого на углу:
-… ежели, сказать, прямое попаданье большого калибру, то от человека совсим ничего не остаётся, окромя души. А душа ить к Богу попадает, не к писарчукам. Вот и пишуть, мол, пропал без известиев…
Жить стало в тягость.
В начале третьего года войны папа Андриан сказал:
- Доченька, этой стране грозит жуткий крах. Я перевел почти все активы в Америку. Нам тоже пора выбираться пока не поздно. Послезавтра пароход – не стоит опасаться, под нейтральным флагом – отплывает в Грецию, ну а дальше в Америку. Подальше, подальше от этого кошмара. Ты собери все, что хочешь взять с собой, но все – таки не очень много, вес стоит денег.
- Да, папочка, - послушно ответила Никея. Она – ни грамма больше – собрала самое необходимое и через два дня была уже в непосредственной близости от театра /так говорилось – театр/ военных действий.
Андрей Поликарпович – по новому паспорту Андерс Марлу – прочитал оставленную доченькой записку:
«Папа, прости. Ни в России, ни в Америке. Нигде. Мне не жить без Тёмы Милославского. Я думаю, что ты извинишь меня за то, что я взяла часть денег из ящика твоего стола и все драгоценности, которые ты мне подарил. Целую. Люблю. Не могу иначе. Твоя дочь Евникия».
Новоиспеченный гражданин Северо – Американских Соединенных Штатов Андерс Марлу схватился за свои черные, едва тронутые сединой волосы, и застонал, понимая, что ничего изменить он не может.
Никея поступила на военную службу по взятке. Если точнее, то по двум. Как ни прискорбно констатировать, но мзда в России во все времена решала все проблемы. Получение Высочайшего разрешения на зачисление вольноопределяющейся Ксении Поповой в действующую армию стоило двести пятьдесят рублей. Обзаведение паспортом мещанки Поповой К. С. – недавно почившей от туберкулёза бездетной вдовы – обошлось в сто двадцать.
После первых учебных стрельб в запасном полку она была направлена на передовую. Ко дню, когда её зачислили в ударный женский батальон смерти, имела на своём счету двадцать две вражеские смерти, из них пять офицерских. Носила свою настоящую фамилию и собою выбранное имя – Никея Марципулос, и Георгиевскую медаль.
Помочь сайту
Поздравления
