СЕКСОЛОГ ЖЕНЬКА 23

ГЛАВА 23


...Роскошная усадьба в духе конца 19века утопала в зелени. Неподвижный и душный воздух, казалось, можно было резать ножом как мармелад.
Женя, изнывая от духоты, брёл по тутовой аллее, подошвы босых ног нестерпимо жёг раскалённый песок. Под деревьями пёстрыми ковриками лежали опавшие ягоды, они плавились и растекались джемом.

Дом выглядел мёртвым. Женя поднялся по высокому резному крыльцу, толкнул дверь - она легко распахнулась. Большой и светлый зал, стеклянная дверь в сад. На стене в массивной золотой раме огромное зеркало. Женя видит себя: босой, в сорочке из белого шёлка, и в шортах темно-вишневого цвета.
Очень хочется пить.

На столе тёмная бутылка. В ней оказались чернила. Женя отшвырнул бутылку, она покатилась по паркету, оставляя за собой извилистую фиолетовую полосу. Бутылка остановилась, и Женя увидел металлическое кольцо в полу. Подполье? Там должно быть есть что попить, прохладное...

 Потянул кольцо и участок паркета - с квадратный метр - поднялся, открыв лаз в подпол. Женя склонился над отверстием, но ничего не увидел, кроме непроницаемого мрака. Из чёрного квадрата потянуло сыростью, где-то в глубине родился неясный шум, стремительно стал расти, приближаться.
Женя инстинктивно отпрянул. Из подполья полезли... ослепительно белые кошки. Казалось, им не будет конца. Они принялись грызть и есть всё, что можно было.
Женя медленно, спиной, отступал к ближайшей двери, ведущей в сад.

Вдруг кошки все разом переключили внимание на Женю. Он пулей вылетел на песчаную дорожку, окантованную кроваво-красным кирпичом. Вырвал первый кирпич и швырнул в кошачью гущу.
Кошки лопались, и рассыпались на сотни фарфоровых черепков. Но их становилось всё больше, они буквально речным потоком вырывались из распахнутой двери...
Женя повернулся и панически метнулся в заросли аккуратно постриженного кустарника. Споткнулся, упал, перевернувшись через голову...
И наступил мрак...

...Очнулся. Яма, заросшая ползучей травой. Боль в груди, тяжело дышать. Осторожно вылез из ямы. Тишина, кошек нигде не видно. В доме тоже тихо. Вооружившись кирпичом, Женя поднялся на крыльцо. Повсюду валялись обломки кирпичей и фарфоровые черепки. Тоже самое и на паркете зала. Всё перерыто, переломано. Отверстие в полу зияет чернотой. На мгновение показалось, что высунулась кошачья мордочка, и Женя швырнул кирпич. Звук - точно в колодец бросил.
В следующее мгновение из отверстия выхлёстывает поток чёрных отвратительных крыс. Они суетливо принялись собирать "останки" кошек: грызли черепки, словно сухари.
Вот одна, как бы случайно, обнаруживает Женю и тотчас бросается ему на ногу.
Отлетает, отброшенная, как мяч, ударяется о стену и... лопается. Резиновые?!
И вновь поспешное отступление. Отбиваясь ногами и обломками кирпичей, Женя перемещался к кустарнику. Неожиданное падение в уже знакомую яму, и провал в холодный мрак...

...Очнулся. На дне ямы. Сухая, почти сено, трава. На коленке застыла крупная сине-розовая стрекоза.
Где-то громко чихнули. Женя вскочил и быстро покинул яму. Тишина. Вся дорожка до крыльца усыпана лопнувшими крысами. Деловито сновала стрекоза, шурша крыльями. Точно разворачивали шоколадку в обёртке - "золотинке".
Женя машинально взял кирпич и направился к крыльцу. В доме странно зашумело, захлюпало, и в дверном проёме возникла скульптура - обнажённая женщина с ребёнком на руках. Ещё одна, ещё, ещё... Они сходили, как с конвейера. Красивые, мраморно-холодные, стандартные.

В глубине сада, за спиной Жени, снова кто-то чихнул. Резко обернулся:
 - Эй, кто там?
А в ответ из кустов крыжовника выпорхнули сотни разноцветных бабочек.
Со щенячьим писком дети соскочили с рук женщин, и с сачками шумно унеслись вслед за бабочками.
 А женщины... они внезапно образовали плотный круг - Женя в центре.
Закричала кукушка над головой, и с каждым её "ку-ку" круг сужался.
Женя замахнулся кирпичом:
 - Не подходите! Остановитесь!
Женщины нехорошо засмеялись, и Женя с ужасом увидел: у них у всех перекошенное ненавистью лицо Альки.
Кукушка закричала чаще, чаще, точно пластинку пустили на большую скорость...

...За окном беспокойно гукала горлинка. Едва она делала паузу, как "брал слово" удод, ещё более беспокоясь.
Женя лежал с закрытыми глазами. Попытка открыть их, причинила острую боль в висках. Сердце незнакомо билось, точно он долго бежал в гору. Тело какое-то чужое, ватное, непослушное.
 Женя тщетно пытается понять, где он, и что с ним. Почувствовав дикую усталость, заставил себя расслабиться. И тогда сквозь шум в голове услышал голоса горлинки и удода, почувствовал специфический запах больницы, и, чуть слабее, запах яблок.
Больница?! Почему? что случилось?

Справа послышалось шевеление, затем лёгкие шаги прошелестели, остановились рядом.
 - Кыш! Чего, спрашивается, раскричались?- раздался почти над ухом сердитый шёпот.
Ага, значит, он лежит у самого окна. Голос вроде пожилой женщины. Почему больница?
 - Я тебе погукаю, погукаю. Вишь, засранка какая, точно не ей говорят. Кыш! Тьфу, это ещё что за цирк? Эльвирка, ты что ли? Я пичуг невинных облаиваю, а тут другая птица. Ты что ж удумала, девка? Упасть захотела? шею сломать? Спит, сама видишь. И ещё долгонько будет спать. Пусть: ему на пользу. А ты, милая, живо слазь и беги домой. Как не можешь? Бог ты мой! Да как же так? Чем думала, дурёха? И что прикажешь делать с тобой? Ну, чего молчишь?

"Эльвира... Эля там, за окном... с ней что-то стряслось... ей нужна помощь..."
Женя шевельнулся, в области сердца резануло, и, обливаясь потом, задыхаясь, он стремительно полетел в ледяную бездну...

...Женя открыл глаза и сразу вспомнил: за окном Эля! Хотел повернуться, но одеревеневшая шея не позволила.
Мелькнула тень, и над ним склонилось женское лицо:
 - С возвращением, молодой человек!
 - Откуда?- с трудом разлепил губы Женя.
 - Оттуда, зайчик, оттуда. Считай, второй раз родился. Как самочувствие? Сердечко не болит?
 - Что со мной случилось?
 - Сердечко захлебнулось. Раньше не беспокоило?
 - Вроде нет... не помню... Там Эля за окном...
 - Была. Ремня бы всыпать этой Эле! Что удумала: всю ночь просидела на дереве, ноги судорогой свело. Удивляюсь, как не грохнулась. С лестницы снимали...
 - Сколько я здесь?
 - Вторые сутки на исходе. Значит, так, зайчик: никаких шевелений! Постарайся заснуть.
 - Это надолго?
 - Я смогу ответить дня через два-три, как пойдёт реабилитация. Всё, всё, спать, спать, спать.
Женя прикрыл утомленнее веки...

...кукушка захлёбывалась своим "ку-ку", "Альки" сужали круг. Женя уже ощущал на себе их дыхание и жаркое тепло, исходившее от их тел.
Заметался, беспорядочно размахивая кирпичом. Раздавалось шипение, и то одна, то другая "Алька" обмякала, сгибалась складками, становилась плоской, и с чмоканьем распластывалась по земле. Резиновые надувные куклы!
Сотни обжигающих рук срывали с него одежду, ласкали, щипали его тело, губы присосками впивались в лицо. Женя отчаянно закричал... Перед глазами замелькали разноцветные круги, овалы, полосы, пятна...

...звенящая тишина, мрак. Внезапная вспышка яркого света... комната... стены - сплошные зеркала. Женя видит себя голого, всё тело в красных пятнах. Пол устлан соломой. В трёх шагах от него стоит Алька, не резиновая, живая. Алька в ночной рубашке, кисти рук в рваных матерчатых перчатках. Алька держит вилы. Гримаса презрения исказила её лицо:
 - Вам полагается плата, бабий доктор! - Алька медленно поднимает вилы, точно копьё.
Женя хочет закричать, метнуться в сторону, но губы как склеенные, а ног он вообще не чувствует.
Алька засмеялась и метнула вилы, они пролетели над головой Жени, сверху посыпалась штукатурка.
Алька шагнула к нему. Лицо её вдруг стало приветливым, взгляд ласковым.
 - Я пошутила, солнышко, - пропела медовым голосом.
Ещё сделала шаг вперёд, шурша соломой. Протянула руки к Жене, но не притронулась, секунду помедлила, затем порывисто сбросила рубашку. Женю всего передёрнуло: вся грудь её, живот и ниже покрывала омерзительная татуировка...

... Женя проснулся, как от толчка.
Солнце заливало палату, чётко проецируя квадраты окна на стену и потолок. От окна тянуло утренним холодком, слышался оживлённый щебет щеглов и чириканье воробьёв.

Опять утро? Которое по счёту? Почему он так много спит? Женщина, видимо врач, сказала: надо много спать... Ему всегда хватало пяти часов... Они, наверняка, пичкают меня снотворным. Что же со мной? Сердце захлебнулось... Что это значит? У мамы был миниинфаркт два года назад, ей тоже велели много спать и "никаких дум, шевелений"... Шевелений... как же, попробуй, шевельнись: всё одеревенело...

С лёгким вздохом отворилась дверь. Женя глянул искоса: вошла дородная пожилая женщина, белый халат плотно облегал её фигуру. Женщина несла в руке вазу с букетом из ромашек и васильков. Поставила на тумбочку у кровати.
 - Доброе утро, - тихо поздоровался Женя.
 - Здравствуй, детка. Что так рано, али выспался?
 - Лет на десять вперёд. Какой нынче день? час?
- Суббота, четверть шестого. Как самочувствие? Сердчишко не беспокоит?
 - Нет. У меня был инфаркт?
 - Типун тебе на язык! Что ты, в твои-то годы? Перенапряг, поволновался дюже. Чай не железный, шибко к сердцу всё принимаешь. Нельзя так, что-то ведь можно и мимо пропустить, отмахнуться. Али не так?
 - Так. Только не всегда получается.
 - Вот и результат. Впредь умнее будешь. От окна не дует?
 - Не дует, спасибо. Скажите, как долго я пролежу здесь?
 - В точности скажет тебе Тонюшка Сергеевна. Я ж тебе скажу так: в худшем случае - тьфу! тьфу!- месяца три-четыре, в лучшем - около двух.
 - Чудная перспектива, - горько усмехнулся Женя. - Очаровательными были каникулы... И всё без дум, без шевелений, один.

 - Почему один? К вечеру, я думаю, Сергеевна распорядится подселить к тебе ходячих, выздоравливающих. А через недельку от посетителей не будет отбою. Ты, парень, теперь у нас как достопримечательность. Каждому хочется воочию посмотреть на того, кто утёр нос специалистам. И в первую очередь Сергеевне. Она ведь бралась за Виктора, и отступилась. Другие врачи лишь подписались под её диагнозом. - Женщина помолчала, задумчиво глядя в окно, затем встрепенулась: - Ой, что ж это я курица безмозглая! Тебе по нужде надобно?
 - Нет, спасибо.
 - Ты ужо не стесняйся, сынок, понимать надо, не мучай организм, ему покой надобен...
 - Не беспокойтесь, пока не надобно. Да, как вас звать?
 - Нарекли Раисой, по батюшке Николаевна. Может, чего желаешь?
 - Что я могу желать? Встать бы скорее, увидеть друзей.
 - Встать? Об этом пока забудь. Шутка ли, два приступа...
- Два?
 - Да, милый, два. В прошлое утро, я грешным образом, подумала: всё, не вытащить тебя оттуда... Обошлось, к счастью. Не ведаю: толи Богу так было угодно, толи Сергеевна постаралась. Так что можешь считать себя трижды рождённым.
 - Спасибо.
 - Не мне спасибо. Тонюшке Сергеевне, да этой девке, прости господи, чуть не матюкнулась.
 - Это кто ж?
 - Да Танька, Чешковых дочка. Не растерялась, сделала искусственное дыхание, массаж сердца... Если б не она, сынок, тебя нынче уже б хоронили... Тьфу, зараза! что это я тут мрачность развожу! Давай-ка, мы умоемся, потом укольчик сделаем, а там и Сергеевна пожалует. Не думай ничего такого, всё худшее позади. Вот отлежишься и будешь как новенький.
 - Хорошо бы, - с лёгким сомнением сказал Женя.