Рабы праведности. VIII. Спаситель

Максим был воодушевлён поездкой в больницу и тем, что Замятин начал «давать» необходимые показания, которые он продиктовал ему. Навязчивая идея «спасения» Замятина и облегчения его участи за счёт фальсификации дела, наконец, начала своё воплощение. Расчёт Максима оказался правильным и был далёк от авантюры, так как он никогда себе не позволял себе вольностей в профессиональной деятельности. Впервые ознакомившись с материалами дела, Нагатин удивился тому, что Замятину в целом были даны положительные характеристики. Такая «непредусмотрительность» со стороны руководства и сотрудников ОВД могла быть допущена только в одном случае – никто из свидетелей и сослуживцев Замятина не мог предположить, что Владимир выживет. Действительно, впавший в кому Замятин, провёл в ней несколько месяцев и даже врачи не оставляли ему шансов. Останься Владимир жив, никто бы не дал таких показаний и скорее всего на него бы сразу «нарыли» материал, желая откреститься от такого сотрудника, что не позволило бы Нагатину предпринять попытки «спасти» его. Однако, свидетели дела «просчитались» и теперь Максиму надо было придумать хоть что-то, что позволило бы ему оправдать Замятина. Он долго размышлял в поисках смягчающих обстоятельств, пока не пришёл к идее аморального поведения Анастасии.
Некоторое время он сомневался в своей правоте, но проанализировав положение полицейских чинов, которые стали заложниками своих слов, Максим мгновенно принял решение выставить Анастасию в безнравственном свете, что было выгодно всем.
«Они, точно не могли знать, что Замятин выживет, поэтому и сказали правду о нём. Скорее всего и врачи никаких надежд ему не оставляли. Несколько выстрелов в голову! Кто-бы мог подумать? - размышлял Нагатин, расхаживая по кабинету несколькими днями ранее. – Этим надо воспользоваться… Как им теперь отказаться от показаний? Они могут выйти на меня, но до сих пор этого не случилось. Менты просто так в следственный отдел не полезут. Скорее всего и в психушке Замятина признают невменяемым. Никто не думал, что дело пойдет на доследование. Решили, что помрёт в коме и делу конец. Хм, неужели никто не стал лить грязь на Замятина из сожаления?. Спасибо ребята. Вы даже не представляете, что вы для него сделали… теперь я «вытащу» его, а эта сука Юсупова у меня ещё помучается».
Нагатин всё обдумал прежде, чем решиться поехать к Владимиру в больницу и требовать от него «липовых» показаний. Последнее, что останется сделать это провести ещё одну неприятную встречу с Анастасией. От этой встречи он не ожидал ничего хорошего, учитывая тот унизительный допрос, который был им устроен на прошлой неделе. Максим уже понимал, что неминуемо столкнётся с адвокатом Юсуповой и всё сказанное Владимиром будет поставлено под сомнение, но… свидетельства Владимира и вновь появившиеся «мужчины» Анастасии будут неопровержимым доказательством его искреннего раскаяния и позволят судье иначе оценить мотивы преступления. Тем более, что «мужчины», действительно были и их настоящая роль в жизни Анастасии была неизвестна ни Максиму, ни Замятину, ни адвокату.
- Если она так быстро оказалась в постели с Константином, то почему бы она не могла оказаться в постели с другим мужчиной помимо Костика и Замятина? – рассуждал Нагатин, лёжа дома на диване и представляя себе её лицо, когда он повернёт всё дело против неё. – Возможно, так и было. Я же точно не знаю. Надо будет этих мужиков раскрутить.
    Подойдя к пробковой доске, где висели газетные вырезки по делу Замятина, Максим написал их имена на листе и приколол его кнопкой.
- Ну, ребята, не повезло вам. – Злобно улыбнувшись, Максим отступил от листка, продолжая рассуждать вслух, представляя растерянные и озадаченные физиономии «свидетелей». - Дмитрий, в каких отношениях вы состояли с гражданкой Юсуповой? Что значит, не понимаете? Не помните кто такая? Странно, а Замятин вас помнит. Вот взгляните на фотографию, возможно, это вам поможет. Да что вы? - с наигранным удивлением произнёс Нагатин. - Видите, а говорили, что не помните. Значит, вы делали проект электрики в их новом доме? Интересно… и сколько раз вы виделись с Анастасией…четыре, пять? Больше… хм, часто, согласитесь. Кстати, у вас есть лицензия на проведение проектирования и проведения данного вида работ? Нет, а вы женаты… двое детей, замечательно. Сколько стоят ваши услуги? Что? Недорого… вы дали ей скидку, а почему? Вы же сказали, что она вам сразу не понравилась. Нелогично, правда? Кстати, вы зарегистрированы как индивидуальный предприниматель или… тогда как у вас дела с налогами? Затрудняетесь ответить? Ну, это вы судье расскажете. Да, вы не ошиблись, я всё заношу в протокол, что? Несколько слов без протокола… хорошо, я слушаю вас.
    Максим уже представлял как «прижмёт» каждого из них к стенке и даже если ни у одного из них ничего с ней «не было», то судья вряд ли им поверит, поскольку сочтёт, что эти немолодые семейные люди лишь врут для сохранения своих семей.
- Всё складывается как по нотам, - размышлял Максим, - менты будут голосить своё и оправдывать Замятина, которого, возможно и не без участия ментов, признают невменяемым, а Анастасия… да хер с ней, пусть оправдывается как хочет. Чудно получается… хм, раб праведности, - ухмыльнулся Нагатин, вспомнив Лазаря и продолжил рассуждать, словно разговаривал с ним, – раб праведности… Какой нахрен праведности!? Что это вообще есть такое твоя праведность? Нет никакой праведности, старик, очнись! Дожил до седых волос, а так и не понял, что ни чёрта, ни Бога… нихера в этом мире нет. Нет никакой веры, судьбы, нет твоего идиотского права на любовь, да и самой любви тоже нет… херня это всё. Судьба, грех, искупление, страдание… чушь собачья! Да кто вообще может знать правду? Что, Юсупова была судьбой Замятина или Замятин был её судьбой. Моей судьбой была эта сука Зоя? Как представить, что кому то «там» было нужно, чтобы эта тварь появилась в моей жизни? Зачем? Чтобы я проклял её и хотел сейчас удавить! Чтобы я примчался плакаться к Богу, как ты говорил, чтобы я искал в нём любовь. Какая глупость, старик, какая глупость! Извини, но поверить в то, что кто-то свыше заставляет нас страдать, чтобы мы пришли к нему за счастьем… поверить в это может только сумасшедший, - Максим засмеялся, прохаживаясь по комнате и выпивая виски из бокала. – Полный бред. Через пару месяцев я вытащу Замятина, вопреки несуществующей судьбе и такому же пустому «божественному» вмешательству. К сожалению, ты не узнаешь и не поверишь, что всё окружающее любого человека это лишь другой человек, а не этот больничный маразм, который ты несёшь… Какие-то распутья, выбор, тьфу ****ь… чушь! Смотри! – Максим подошёл к зеркалу, висящему на стене между кухней и коридором, и расстегнул ворот рубашки. Несколько секунд он смотрел на себя, а затем снял нательный крест и небрежно бросил его в верхний ящик тумбочки, стоявшей под зеркалом. - Надоело! Хватит!
Резко задвинув ящик, Нагатин замер напротив зеркала, вспомнив Зою и её «неожиданный» уход, который был заранее спланирован. Максим понимал, что она созванивалась с Михаилом и виделась с ним украдкой, в то время как он продолжал любить её и каждый день жить мыслями о ней. На память ему пришли несколько коротких служебных поездок во время которых Зоя могла близко общаться с Михаилом и быть с ним.
- Мразь, - выругался Максим, вновь погружаясь в сумерки своей оскорблённой души. - Сука убил бы…
Впервые Нагатин так холодно и осознанно подумал об убийстве Зои, и мысль эта была рождена не жаром ярости, как это случалось ранее. Максим прошёлся по комнате искоса смотря на себя в зеркало, мельком замечая своё отражение, казавшееся ему чужим образом другого человека…
Спонтанное желание укрепилось в его сознании и показалось ему естественным и закономерным. Идея убийства Зои, словно прорвалась, наконец, через ворох пережитых душевных смут и стала очевидным венцом той ненависти, которая управляла Нагатиным. Он почувствовал странное, приободрившее его, превосходство над Зоей, словно в его руках была её жизнь и он мог распоряжаться ею… мог наказать или простить. В эту минуту Максим отстранился от всего, позволив себе самые страшные измышления.
- Тварь, я бы мог раздавить тебя в один миг. Прибить бы суку раз и навсегда, - Максим стиснул зубы. – Ты что же, думаешь, что вот так кинула меня и всё… думаешь, я прощу тебе это и буду просто обливаться соплями, пока ты будешь смеяться надо мной…
Максим почувствовал, что только смерть Зои смогла бы утолить его боль и позволить насытиться его ненависти. Он попытался отторгнуть своё желание, но ему захотелось дойти до предела этих мыслей не стараясь разубедить себя в правоте своего решения, совершенно не страшась вольнодумства на которое едва ли был способен несколько месяцев назад.
- Подожди тварь… с одной сукой разберусь и вернусь к тебе и тогда ты ответишь мне за всё. - Прошептал Максим. - Забавно будет, если я удавлю эту тварь, а дело об убийстве попадётся ко мне…
Утро четверга для Нагатина началось с телефонного звонка Мещерского, который в девять часов утра сообщил, что у Замятина случился инсульт. Мещерский был по обыкновению сдержан и самыми дежурными фразами поведал о состоянии Владимира.
- Максим, к сожалению, Замятин скорее всего умрёт в ближайшие дни. Так что… конец истории.
- Умрёт? - растерянно переспросил Нагатин никак не ожидая такого непредвиденного «переворота» дела. – Как же это случилось? Ведь мы только на днях виделись.
- Он упал с лестницы сразу после вашей встречи с ним, - Мещерский не собирался врать, поэтому рассказывал всё как есть.
- Упал с лестницы…
- Да, почувствовал себя плохо, закружилась голова… собственно, вы видели каким он был. При гематоме, кстати, это вполне возможно.
- Видел, но…
- Увы, при падении он ударился головой и случилось кровоизлияние. - Мещерский перебил Максима. – Максим, я не очень могу сейчас говорить… до свидания.
- Какая-то бессмысленность, я же ведь мог вытащить его. Что за… бред, - Максим завершил вызов и некоторое время осмысливал слова Мещерского, после чего схватил плащ и выбежал из кабинета.
К десяти часам утра он подъехал к въездным воротам клиники.
- Алексей Павлович, это я! – Нагатин позвонил Мещерскому, не выходя из машины и сбивчиво продолжил. - Я мимо тут проезжал и … не мог бы я зайти?
- Максим, - удивлённо ответил Мещерский, – я же вам всё объяснил?
- Я хотел узнать про Замятина, – услышав вопрос, Нагатин почувствовал смущение, понимая как глупо и нелепо выглядел его визит. Ему необходимо было «выкручиваться», чтобы не оказаться в глазах Мещерского полнейшим идиотом. – Помните, я вам рассказывал, что в пятницу я встречался… чёрт! Конечно, не встречался, что я такое несу, извините… в пятницу я допрашивал Анастасию и у меня есть к нему срочный вопрос. Буквально один вопрос.
- Максим Дмитриевич, ваше поведение выглядит странным, - Мещерский словно смаковал нелепое положение Нагатина, – очень странным, поверьте мне.
- Хорошо, наверное, вы правы. Но если не сегодня, то когда я смогу его увидеть… переговорить?
- Максим, я думаю, что вы слишком увлеклись этим делом, – сказал Мещерский.
- Что вы имеете ввиду? - возмутился Нагатин. – Я веду расследование и имею право на…
- Хорошо, я устрою вам встречу с Замятиным. Подходите к центральному входу я вас буду там ждать, - Мещерский решился провести Нагатина в палату, полагая, что физическое состояние Замятина навсегда охладит пыл следователя и заставит забыть о клинике, что несомненно было ему на руку. Мещерский вышел из кабинета и уже через несколько минут оказался в обществе Нагатина. - Пойдёмте со мной.
- Что с ним? – спросил Нагатин, едва успевая за широкой, уверенной поступью Мещерского, который следуя по коридору больницы, пригласил с собой ещё двух санитаров.
- Сейчас увидите, - Мещерский подошёл к палате Замятина. – Только прошу вас помнить о том, что вы сами этого хотели, а я… я лишь врач и помогаю больным. Проходите.
    Мещерский резко отворил дверь в палату и Нагатин тут же почувствовал стойкий запах испражнений. Стены палаты были выкрашены масляной краской в бледно-зелёный цвет, который переходил в старую, пепельную побелку потолка. В шестиместной палате с зарешёченным окном кроме Замятина находились ещё два пациента Лазарь и Лёнчик. Последние сидели на своих койках и молча наблюдали за происходящим. Нагатин и Мещерский подошли к Замятину.
    Нагатин «остолбенел» увидев Замятина на кровати по всей длине которой с обеих сторон к спинкам были привязаны две необрезные доски, так что перед глазами у Максима возник образ гроба. Нагатин на мгновение отпрянул от кровати, сделав шаг назад и столкнувшись со стоящим позади санитаром.
- Чёрт! – сказал Нагатин и провел ладонью по лицу, пытаясь отвлечься от навязчивого образа.
Владимир неподвижно лежал на грязной простыне и, не открывая глаз, прерывисто и тяжело дышал. Его бледное, испещрённое шрамами лицо было абсолютно лишено жизни и стало похоже на настоящую восковую маску.
- Он в таком состоянии несколько дней, - невозмутимо держа руки в карманах халата, констатировал Мещерский и обратился к санитару. – Открой форточку, а то дышать здесь нечем! Что стоишь как истукан, сам не чувствуешь?
- Да он как в гробу у вас здесь лежит, - возмутился Нагатин, посмотрев на Мещерского.
- Не волнуйтесь, это специально доски привязаны для того чтобы он не упал с кровати. Мы его в таком состоянии даже в другое отделение не переводим, потому что… в целом, ему это может только навредить.
- Сколько же ему осталось? – максим никак не мог собраться с мыслями. – Сколько он ещё проживёт?
- Думаю, день, может два от силы, - Мещерский откинул одеяло и, увидев пролежни на обнажённом теле Замятина, сурово посмотрел на санитаров. – Здесь сестра когда последний раз была?
- Не знаю, - протянул крупный, нескладный парень. – Наверное, была, когда-нибудь… вчера.
- Что значит когда-нибудь! Я вам устрою каникулы! – выругался Мещерский. – Сами будете ему дерьмо подтирать!
- Мы-то здесь причём, Алексей Павлович? – оправдывался санитар.
    Нагатин уже не слышал разговора Мещерского с санитарами, а лишь смотрел на беспомощное, вздрагивающее тело ревнивого убийцы, изъеденное пролежнями. На память ему вновь пришли слова Лазаря о праве человека на любовь, которые теперь казались настолько бессмысленными, что Нагатина охватил страх. Следователь с отвращением наблюдал за умирающим и заживо гниющим Владимиром, так и не заслужившим этого права, ровно также как и он сам.
- Что он чувствует сейчас? – неожиданно для Мещерского, спросил Максим.
- Медицине это неизвестно. После таких ударов люди уже не возвращались, что бы рассказать нам об этом, а в целом… - Мещерский сложил руки за спиной и, накрыв Владимира одеялом, методично продолжил, – в общем, я думаю, что он уже ничего не чувствует. Левая часть тела у него полностью парализована. Вот, посмотрите на лицо. Мозг практически не функционирует, по-крайней мере, правое полушарие точно, и… и он просто умирает, как умрёт когда-нибудь каждый из нас. Что тут можно ещё сказать или придумать… страшная смерть.  
Следователь отступил от кровати Замятина и посмотрел на болезненно улыбающегося старика, который всё то время, пока они были в палате сидел тихо на кровати и аккуратно рвал на кусочки страницы из небольшой книжки. Старик засмеялся и смех его становился громче и раскатистей. Сгорбившись, он надрывно смеялся и трясся всем телом. Санитары, Мещерский, Нагатин и Лёнчик словно в оцепенении были прикованы к обезумевшему старику: внимая его нарастающему истерическому смеху и не говоря ни слова. Старик закашлялся и слёзы выступили на его глазах. Лихорадочно и безумно смеющийся Лазарь постепенно начал хныкать, всхлипывая и продолжая также трястись всем телом.
Нагатин посмотрел на грязное окно с решёткой, в открытой форточке которого, едва различимо синело «свободное» небо. Максиму захотелось вырваться из этой зловонной клетки и вдохнуть манящий осенний воздух. Как раз в это мгновение старик побелел, закатил глаза и повалился на пол как кукла, выронив книжку из рук. Падая, он ударился головой о стоящую возле кровати тумбочку и рассёк бровь. Из рассечения мгновенно хлынула кровь, несколько капель которой запачкали рукодельную обложку книги.
- Выйдите из палаты! – крикнул Мещерский Нагатину и бросился к старику, корчившемуся на полу в приступе эпилепсии. На помощь к доктору немедленно бросился санитар, случайно пихнув ногой книгу.
    Нагатин отвернулся и совершил несколько шагов в сторону двери. Находясь с противоположной стороны кровати старика, он почувствовал, как наступил на что-то. Наклонившись, он поднял небольшую книжку из которой старик вырывал страницы. Он посмотрел на запачканную кровью бумажную обложку, сняв которую прочитал название «Новый завет». Следователь ещё на мгновение задержал взгляд на обложке и, безразлично швырнув книгу на кровать старика, вышел из палаты. Дело Замятина было закончено…
Некоторое, неопределённое время Максим просидел на дерматиновой лавке в коридоре, прислонившись спиной к стене. Ожидая Мещерского, он на несколько минут закрыл глаза, отдаляясь от шумной суеты в палате. В душе его наступила тишина, а сознание наполнилось яркими образами последних дней, становясь бесцветными кадрами потерянного прошлого. Затея с Замятиным показалась ему настолько смешной и нелепой, что он улыбнулся, не открывая глаз.
- Как же всё глупо… бездарно, - подумал Максим и засмеялся в голос. – Бред, настоящий бред… какой же это бред…
- Максим, что с вами? - Мещерский встряхнул Максима за плечо, выйдя из палаты. – Вы себя нормально чувствуете?
- Мне надо идти у меня дела… да, у меня ещё полно дел, - растерянно сказал Максим, посмотрев на Мещерского.
- Пойдёмте, я вас провожу, - предложил врач.
- Не надо Алексей Павлович. Это уже лишнее. Прощайте.
Тяжёлый день окончательно опустошил и лишил Нагатина сил. Вернувшись домой только к вечеру, он привычно устроился в своём кресле, включил музыку и налил бокал виски. В этот раз он дошёл до последней композиции диска, которую старался никогда не слушать, не желая вспоминать похорон матери, где впервые узнал адажио Альбинони. Небольшая пауза между треками и… музыка зазвучала.
Максим маленькими глотками пил виски, чувствуя чудовищную бессмысленность и безысходность своих поступков за последнее время. Пустое полуторамесячное противостояние судьбе в истории с Зоей, навязчивая идея «спасения» Замятина, «правда» жизни Анастасии, старик, Мещерский…
- Всё это придумано мной, - размышлял Нагатин, - всё это мои страсти, мои мечты и ожидания, всё это моя жизнь из которой только я сам не выпускаю себя… сам держу себя здесь, сам увяз. Я не могу с этим справиться, с этим бесконечным хаосом бытия, который существует вокруг меня. Я не могу эту жизнь преодолеть. Что я жду? Вернётся Зоя. Хм, а что я ей скажу, если она сейчас вдруг позвонит в дверь? Что? Я же не смогу простить ей ни единого слова, которое она отвергла. Да чёрт с ними со словами, как я смогу её обнять, если она находилась с другим мужчиной, зная как я страдал и как я ждал её… Только вчера я желал ей смерти… Хм, я уже забыл за что любил её и только знаю, за что ненавижу…»
Максиму захотелось отбросить эти мысли, выбраться из ямы этих низменных страстей и стать «простым» человеком. Вернуться назад и посвятить себя чему-то очень обыденному, скучному и пусть даже банальному. Стать похожим на Рябкова с его тривиальными истинами, которые позволяют ему беззаботно жить со своей Риткой. Забыть всё и начать заново, словно и не было ничего, но сделать это Максим был уже не в силах.
- Толя, привет, - Нагатин приглушил громкость музыки и позвонил соседу. – Прости меня Толь и… Толь зайди, если можешь.
- Сейчас зайду! – скупо ответил Рябков.
    Нагатин открыл дверь, зная, что Анатолий войдёт без звонка и вернулся в комнату, выключив музыку.
- Макс, ты дома!? – громко спросил Рябков из прихожей.
- Толя, заходи я на кухне, - Максим вернулся в комнату с закуской. – Толя, слушай, прости меня за… ну ты понимаешь.
- Понимаю, - улыбнулся Рябков. – Ладно, прощаю.
- Выпей со мной, Толь, - устало попросил Нагатин. – Я сегодня с Замятиным, наконец, закончил. Знаешь, как гора с плеч.
- Поздравляю, – разливая виски по бокалам, ответил Рябков. – Чем кончилось?
- Умрёт он со дня на день, - Нагатин выпил бокал виски целиком, – а может уже и… забавно, что смерть подвела черту в этом деле.
- Да-а, - понимающе протянул Анатолий.
- Я, честно говоря, думал всё иначе сложится, но... видишь, правильно говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает».
- Какие теперь планы? Поедешь к брату? – поинтересовался Анатолий.
- Может быть, я ещё не решил, - Нагатин хлопнул себя по коленям и протянул руку к бокалу. – Давай Толя выпьем, что ли за любовь, да за жизнь!
- Давай, - Рябков и Нагатин выпили. – За любовь я всегда, ты знаешь.
- Как там Риткина подруга поживает? – спросил Максим.
- Какая? - Рябков замешался. – Верка, что ли?
- Да, Верка, - ответил Нагатин и безразлично улыбнулся.
- Что ты! Верка, класс. Полновата немного, но кому как. По мне, так она настоящая конфетка, я знаешь, тощих баб вообще не признаю, - Рябков обрадовался тому, что Максим вспомнил про Веру. – У нас на следующей неделе юбилей. Мы уж с Риткой пятнадцать лет вместе. Да-а, стеклянная получается свадьба. Ритка смеётся, говорит, хрустальная. Хочешь, мы вас познакомим?
- Спасибо Толь, - Нагатин положил руку ему на плечо, – а то устал я один, понимаешь? Очень устал, а так хочется чего-то простого, без всяких вот этих вот историй…
- Да я не знаю, чего ты с этой Зойкой маялся? Не вернётся она к тебе уже никогда…  - Рябков заметил как уставший друг захмелел. – Никогда она не будет с тобой, никогда не встретишь ты её и не увидишь. Что теперь всю жизнь, что ли страдать?
- Прав ты Толя. Знаешь, я это только сегодня понял. Вот только несколько часов назад. Веришь? - Нагатин выпил виски. – Толя, а я ведь узнал, что значит имя Зоя. Помнишь, ты спрашивал?
- Помню, - ответил Рябков.
- Зоя по-гречески «жизнь», - Максим, обессилев засыпал в кресле и откинув голову закрыл глаза, разговаривая едва слышно. - Вот и получается Толя, что жизнь от меня ушла… и не вернётся она ко мне никогда… ладно, Толь, спасибо тебе за всё и… черкани этой Верки телефон… я ей обязательно позвоню… я тощих баб тоже не люблю.

Конец

© Copyright: Сергей Дубовик, 2013

Регистрационный номер №0171591

от 25 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0171591 выдан для произведения: Максим был воодушевлён поездкой в больницу и тем, что Замятин начал «давать» необходимые показания, которые он продиктовал ему. Навязчивая идея «спасения» Замятина и облегчения его участи за счёт фальсификации дела, наконец, начала своё воплощение. Расчёт Максима оказался правильным и был далёк от авантюры, так как он никогда себе не позволял себе вольностей в профессиональной деятельности. Впервые ознакомившись с материалами дела, Нагатин удивился тому, что Замятину в целом были даны положительные характеристики. Такая «непредусмотрительность» со стороны руководства и сотрудников ОВД могла быть допущена только в одном случае – никто из свидетелей и сослуживцев Замятина не мог предположить, что Владимир выживет. Действительно, впавший в кому Замятин, провёл в ней несколько месяцев и даже врачи не оставляли ему шансов. Останься Владимир жив, никто бы не дал таких показаний и скорее всего на него бы сразу «нарыли» материал, желая откреститься от такого сотрудника, что не позволило бы Нагатину предпринять попытки «спасти» его. Однако, свидетели дела «просчитались» и теперь Максиму надо было придумать хоть что-то, что позволило бы ему оправдать Замятина. Он долго размышлял в поисках смягчающих обстоятельств, пока не пришёл к идее аморального поведения Анастасии.
Некоторое время он сомневался в своей правоте, но проанализировав положение полицейских чинов, которые стали заложниками своих слов, Максим мгновенно принял решение выставить Анастасию в безнравственном свете, что было выгодно всем.
«Они, точно не могли знать, что Замятин выживет, поэтому и сказали правду о нём. Скорее всего и врачи никаких надежд ему не оставляли. Несколько выстрелов в голову! Кто-бы мог подумать? - размышлял Нагатин, расхаживая по кабинету несколькими днями ранее. – Этим надо воспользоваться… Как им теперь отказаться от показаний? Они могут выйти на меня, но до сих пор этого не случилось. Менты просто так в следственный отдел не полезут. Скорее всего и в психушке Замятина признают невменяемым. Никто не думал, что дело пойдет на доследование. Решили, что помрёт в коме и делу конец. Хм, неужели никто не стал лить грязь на Замятина из сожаления?. Спасибо ребята. Вы даже не представляете, что вы для него сделали… теперь я «вытащу» его, а эта сука Юсупова у меня ещё помучается».
Нагатин всё обдумал прежде, чем решиться поехать к Владимиру в больницу и требовать от него «липовых» показаний. Последнее, что останется сделать это провести ещё одну неприятную встречу с Анастасией. От этой встречи он не ожидал ничего хорошего, учитывая тот унизительный допрос, который был им устроен на прошлой неделе. Максим уже понимал, что неминуемо столкнётся с адвокатом Юсуповой и всё сказанное Владимиром будет поставлено под сомнение, но… свидетельства Владимира и вновь появившиеся «мужчины» Анастасии будут неопровержимым доказательством его искреннего раскаяния и позволят судье иначе оценить мотивы преступления. Тем более, что «мужчины», действительно были и их настоящая роль в жизни Анастасии была неизвестна ни Максиму, ни Замятину, ни адвокату.
- Если она так быстро оказалась в постели с Константином, то почему бы она не могла оказаться в постели с другим мужчиной помимо Костика и Замятина? – рассуждал Нагатин, лёжа дома на диване и представляя себе её лицо, когда он повернёт всё дело против неё. – Возможно, так и было. Я же точно не знаю. Надо будет этих мужиков раскрутить.
    Подойдя к пробковой доске, где висели газетные вырезки по делу Замятина, Максим написал их имена на листе и приколол его кнопкой.
- Ну, ребята, не повезло вам. – Злобно улыбнувшись, Максим отступил от листка, продолжая рассуждать вслух, представляя растерянные и озадаченные физиономии «свидетелей». - Дмитрий, в каких отношениях вы состояли с гражданкой Юсуповой? Что значит, не понимаете? Не помните кто такая? Странно, а Замятин вас помнит. Вот взгляните на фотографию, возможно, это вам поможет. Да что вы? - с наигранным удивлением произнёс Нагатин. - Видите, а говорили, что не помните. Значит, вы делали проект электрики в их новом доме? Интересно… и сколько раз вы виделись с Анастасией…четыре, пять? Больше… хм, часто, согласитесь. Кстати, у вас есть лицензия на проведение проектирования и проведения данного вида работ? Нет, а вы женаты… двое детей, замечательно. Сколько стоят ваши услуги? Что? Недорого… вы дали ей скидку, а почему? Вы же сказали, что она вам сразу не понравилась. Нелогично, правда? Кстати, вы зарегистрированы как индивидуальный предприниматель или… тогда как у вас дела с налогами? Затрудняетесь ответить? Ну, это вы судье расскажете. Да, вы не ошиблись, я всё заношу в протокол, что? Несколько слов без протокола… хорошо, я слушаю вас.
    Максим уже представлял как «прижмёт» каждого из них к стенке и даже если ни у одного из них ничего с ней «не было», то судья вряд ли им поверит, поскольку сочтёт, что эти немолодые семейные люди лишь врут для сохранения своих семей.
- Всё складывается как по нотам, - размышлял Максим, - менты будут голосить своё и оправдывать Замятина, которого, возможно и не без участия ментов, признают невменяемым, а Анастасия… да хер с ней, пусть оправдывается как хочет. Чудно получается… хм, раб праведности, - ухмыльнулся Нагатин, вспомнив Лазаря и продолжил рассуждать, словно разговаривал с ним, – раб праведности… Какой нахрен праведности!? Что это вообще есть такое твоя праведность? Нет никакой праведности, старик, очнись! Дожил до седых волос, а так и не понял, что ни чёрта, ни Бога… нихера в этом мире нет. Нет никакой веры, судьбы, нет твоего идиотского права на любовь, да и самой любви тоже нет… херня это всё. Судьба, грех, искупление, страдание… чушь собачья! Да кто вообще может знать правду? Что, Юсупова была судьбой Замятина или Замятин был её судьбой. Моей судьбой была эта сука Зоя? Как представить, что кому то «там» было нужно, чтобы эта тварь появилась в моей жизни? Зачем? Чтобы я проклял её и хотел сейчас удавить! Чтобы я примчался плакаться к Богу, как ты говорил, чтобы я искал в нём любовь. Какая глупость, старик, какая глупость! Извини, но поверить в то, что кто-то свыше заставляет нас страдать, чтобы мы пришли к нему за счастьем… поверить в это может только сумасшедший, - Максим засмеялся, прохаживаясь по комнате и выпивая виски из бокала. – Полный бред. Через пару месяцев я вытащу Замятина, вопреки несуществующей судьбе и такому же пустому «божественному» вмешательству. К сожалению, ты не узнаешь и не поверишь, что всё окружающее любого человека это лишь другой человек, а не этот больничный маразм, который ты несёшь… Какие-то распутья, выбор, тьфу ****ь… чушь! Смотри! – Максим подошёл к зеркалу, висящему на стене между кухней и коридором, и расстегнул ворот рубашки. Несколько секунд он смотрел на себя, а затем снял нательный крест и небрежно бросил его в верхний ящик тумбочки, стоявшей под зеркалом. - Надоело! Хватит!
Резко задвинув ящик, Нагатин замер напротив зеркала, вспомнив Зою и её «неожиданный» уход, который был заранее спланирован. Максим понимал, что она созванивалась с Михаилом и виделась с ним украдкой, в то время как он продолжал любить её и каждый день жить мыслями о ней. На память ему пришли несколько коротких служебных поездок во время которых Зоя могла близко общаться с Михаилом и быть с ним.
- Мразь, - выругался Максим, вновь погружаясь в сумерки своей оскорблённой души. - Сука убил бы…
Впервые Нагатин так холодно и осознанно подумал об убийстве Зои, и мысль эта была рождена не жаром ярости, как это случалось ранее. Максим прошёлся по комнате искоса смотря на себя в зеркало, мельком замечая своё отражение, казавшееся ему чужим образом другого человека…
Спонтанное желание укрепилось в его сознании и показалось ему естественным и закономерным. Идея убийства Зои, словно прорвалась, наконец, через ворох пережитых душевных смут и стала очевидным венцом той ненависти, которая управляла Нагатиным. Он почувствовал странное, приободрившее его, превосходство над Зоей, словно в его руках была её жизнь и он мог распоряжаться ею… мог наказать или простить. В эту минуту Максим отстранился от всего, позволив себе самые страшные измышления.
- Тварь, я бы мог раздавить тебя в один миг. Прибить бы суку раз и навсегда, - Максим стиснул зубы. – Ты что же, думаешь, что вот так кинула меня и всё… думаешь, я прощу тебе это и буду просто обливаться соплями, пока ты будешь смеяться надо мной…
Максим почувствовал, что только смерть Зои смогла бы утолить его боль и позволить насытиться его ненависти. Он попытался отторгнуть своё желание, но ему захотелось дойти до предела этих мыслей не стараясь разубедить себя в правоте своего решения, совершенно не страшась вольнодумства на которое едва ли был способен несколько месяцев назад.
- Подожди тварь… с одной сукой разберусь и вернусь к тебе и тогда ты ответишь мне за всё. - Прошептал Максим. - Забавно будет, если я удавлю эту тварь, а дело об убийстве попадётся ко мне…
Утро четверга для Нагатина началось с телефонного звонка Мещерского, который в девять часов утра сообщил, что у Замятина случился инсульт. Мещерский был по обыкновению сдержан и самыми дежурными фразами поведал о состоянии Владимира.
- Максим, к сожалению, Замятин скорее всего умрёт в ближайшие дни. Так что… конец истории.
- Умрёт? - растерянно переспросил Нагатин никак не ожидая такого непредвиденного «переворота» дела. – Как же это случилось? Ведь мы только на днях виделись.
- Он упал с лестницы сразу после вашей встречи с ним, - Мещерский не собирался врать, поэтому рассказывал всё как есть.
- Упал с лестницы…
- Да, почувствовал себя плохо, закружилась голова… собственно, вы видели каким он был. При гематоме, кстати, это вполне возможно.
- Видел, но…
- Увы, при падении он ударился головой и случилось кровоизлияние. - Мещерский перебил Максима. – Максим, я не очень могу сейчас говорить… до свидания.
- Какая-то бессмысленность, я же ведь мог вытащить его. Что за… бред, - Максим завершил вызов и некоторое время осмысливал слова Мещерского, после чего схватил плащ и выбежал из кабинета.
К десяти часам утра он подъехал к въездным воротам клиники.
- Алексей Павлович, это я! – Нагатин позвонил Мещерскому, не выходя из машины и сбивчиво продолжил. - Я мимо тут проезжал и … не мог бы я зайти?
- Максим, - удивлённо ответил Мещерский, – я же вам всё объяснил?
- Я хотел узнать про Замятина, – услышав вопрос, Нагатин почувствовал смущение, понимая как глупо и нелепо выглядел его визит. Ему необходимо было «выкручиваться», чтобы не оказаться в глазах Мещерского полнейшим идиотом. – Помните, я вам рассказывал, что в пятницу я встречался… чёрт! Конечно, не встречался, что я такое несу, извините… в пятницу я допрашивал Анастасию и у меня есть к нему срочный вопрос. Буквально один вопрос.
- Максим Дмитриевич, ваше поведение выглядит странным, - Мещерский словно смаковал нелепое положение Нагатина, – очень странным, поверьте мне.
- Хорошо, наверное, вы правы. Но если не сегодня, то когда я смогу его увидеть… переговорить?
- Максим, я думаю, что вы слишком увлеклись этим делом, – сказал Мещерский.
- Что вы имеете ввиду? - возмутился Нагатин. – Я веду расследование и имею право на…
- Хорошо, я устрою вам встречу с Замятиным. Подходите к центральному входу я вас буду там ждать, - Мещерский решился провести Нагатина в палату, полагая, что физическое состояние Замятина навсегда охладит пыл следователя и заставит забыть о клинике, что несомненно было ему на руку. Мещерский вышел из кабинета и уже через несколько минут оказался в обществе Нагатина. - Пойдёмте со мной.
- Что с ним? – спросил Нагатин, едва успевая за широкой, уверенной поступью Мещерского, который следуя по коридору больницы, пригласил с собой ещё двух санитаров.
- Сейчас увидите, - Мещерский подошёл к палате Замятина. – Только прошу вас помнить о том, что вы сами этого хотели, а я… я лишь врач и помогаю больным. Проходите.
    Мещерский резко отворил дверь в палату и Нагатин тут же почувствовал стойкий запах испражнений. Стены палаты были выкрашены масляной краской в бледно-зелёный цвет, который переходил в старую, пепельную побелку потолка. В шестиместной палате с зарешёченным окном кроме Замятина находились ещё два пациента Лазарь и Лёнчик. Последние сидели на своих койках и молча наблюдали за происходящим. Нагатин и Мещерский подошли к Замятину.
    Нагатин «остолбенел» увидев Замятина на кровати по всей длине которой с обеих сторон к спинкам были привязаны две необрезные доски, так что перед глазами у Максима возник образ гроба. Нагатин на мгновение отпрянул от кровати, сделав шаг назад и столкнувшись со стоящим позади санитаром.
- Чёрт! – сказал Нагатин и провел ладонью по лицу, пытаясь отвлечься от навязчивого образа.
Владимир неподвижно лежал на грязной простыне и, не открывая глаз, прерывисто и тяжело дышал. Его бледное, испещрённое шрамами лицо было абсолютно лишено жизни и стало похоже на настоящую восковую маску.
- Он в таком состоянии несколько дней, - невозмутимо держа руки в карманах халата, констатировал Мещерский и обратился к санитару. – Открой форточку, а то дышать здесь нечем! Что стоишь как истукан, сам не чувствуешь?
- Да он как в гробу у вас здесь лежит, - возмутился Нагатин, посмотрев на Мещерского.
- Не волнуйтесь, это специально доски привязаны для того чтобы он не упал с кровати. Мы его в таком состоянии даже в другое отделение не переводим, потому что… в целом, ему это может только навредить.
- Сколько же ему осталось? – максим никак не мог собраться с мыслями. – Сколько он ещё проживёт?
- Думаю, день, может два от силы, - Мещерский откинул одеяло и, увидев пролежни на обнажённом теле Замятина, сурово посмотрел на санитаров. – Здесь сестра когда последний раз была?
- Не знаю, - протянул крупный, нескладный парень. – Наверное, была, когда-нибудь… вчера.
- Что значит когда-нибудь! Я вам устрою каникулы! – выругался Мещерский. – Сами будете ему дерьмо подтирать!
- Мы-то здесь причём, Алексей Павлович? – оправдывался санитар.
    Нагатин уже не слышал разговора Мещерского с санитарами, а лишь смотрел на беспомощное, вздрагивающее тело ревнивого убийцы, изъеденное пролежнями. На память ему вновь пришли слова Лазаря о праве человека на любовь, которые теперь казались настолько бессмысленными, что Нагатина охватил страх. Следователь с отвращением наблюдал за умирающим и заживо гниющим Владимиром, так и не заслужившим этого права, ровно также как и он сам.
- Что он чувствует сейчас? – неожиданно для Мещерского, спросил Максим.
- Медицине это неизвестно. После таких ударов люди уже не возвращались, что бы рассказать нам об этом, а в целом… - Мещерский сложил руки за спиной и, накрыв Владимира одеялом, методично продолжил, – в общем, я думаю, что он уже ничего не чувствует. Левая часть тела у него полностью парализована. Вот, посмотрите на лицо. Мозг практически не функционирует, по-крайней мере, правое полушарие точно, и… и он просто умирает, как умрёт когда-нибудь каждый из нас. Что тут можно ещё сказать или придумать… страшная смерть.  
Следователь отступил от кровати Замятина и посмотрел на болезненно улыбающегося старика, который всё то время, пока они были в палате сидел тихо на кровати и аккуратно рвал на кусочки страницы из небольшой книжки. Старик засмеялся и смех его становился громче и раскатистей. Сгорбившись, он надрывно смеялся и трясся всем телом. Санитары, Мещерский, Нагатин и Лёнчик словно в оцепенении были прикованы к обезумевшему старику: внимая его нарастающему истерическому смеху и не говоря ни слова. Старик закашлялся и слёзы выступили на его глазах. Лихорадочно и безумно смеющийся Лазарь постепенно начал хныкать, всхлипывая и продолжая также трястись всем телом.
Нагатин посмотрел на грязное окно с решёткой, в открытой форточке которого, едва различимо синело «свободное» небо. Максиму захотелось вырваться из этой зловонной клетки и вдохнуть манящий осенний воздух. Как раз в это мгновение старик побелел, закатил глаза и повалился на пол как кукла, выронив книжку из рук. Падая, он ударился головой о стоящую возле кровати тумбочку и рассёк бровь. Из рассечения мгновенно хлынула кровь, несколько капель которой запачкали рукодельную обложку книги.
- Выйдите из палаты! – крикнул Мещерский Нагатину и бросился к старику, корчившемуся на полу в приступе эпилепсии. На помощь к доктору немедленно бросился санитар, случайно пихнув ногой книгу.
    Нагатин отвернулся и совершил несколько шагов в сторону двери. Находясь с противоположной стороны кровати старика, он почувствовал, как наступил на что-то. Наклонившись, он поднял небольшую книжку из которой старик вырывал страницы. Он посмотрел на запачканную кровью бумажную обложку, сняв которую прочитал название «Новый завет». Следователь ещё на мгновение задержал взгляд на обложке и, безразлично швырнув книгу на кровать старика, вышел из палаты. Дело Замятина было закончено…
Некоторое, неопределённое время Максим просидел на дерматиновой лавке в коридоре, прислонившись спиной к стене. Ожидая Мещерского, он на несколько минут закрыл глаза, отдаляясь от шумной суеты в палате. В душе его наступила тишина, а сознание наполнилось яркими образами последних дней, становясь бесцветными кадрами потерянного прошлого. Затея с Замятиным показалась ему настолько смешной и нелепой, что он улыбнулся, не открывая глаз.
- Как же всё глупо… бездарно, - подумал Максим и засмеялся в голос. – Бред, настоящий бред… какой же это бред…
- Максим, что с вами? - Мещерский встряхнул Максима за плечо, выйдя из палаты. – Вы себя нормально чувствуете?
- Мне надо идти у меня дела… да, у меня ещё полно дел, - растерянно сказал Максим, посмотрев на Мещерского.
- Пойдёмте, я вас провожу, - предложил врач.
- Не надо Алексей Павлович. Это уже лишнее. Прощайте.
Тяжёлый день окончательно опустошил и лишил Нагатина сил. Вернувшись домой только к вечеру, он привычно устроился в своём кресле, включил музыку и налил бокал виски. В этот раз он дошёл до последней композиции диска, которую старался никогда не слушать, не желая вспоминать похорон матери, где впервые узнал адажио Альбинони. Небольшая пауза между треками и… музыка зазвучала.
Максим маленькими глотками пил виски, чувствуя чудовищную бессмысленность и безысходность своих поступков за последнее время. Пустое полуторамесячное противостояние судьбе в истории с Зоей, навязчивая идея «спасения» Замятина, «правда» жизни Анастасии, старик, Мещерский…
- Всё это придумано мной, - размышлял Нагатин, - всё это мои страсти, мои мечты и ожидания, всё это моя жизнь из которой только я сам не выпускаю себя… сам держу себя здесь, сам увяз. Я не могу с этим справиться, с этим бесконечным хаосом бытия, который существует вокруг меня. Я не могу эту жизнь преодолеть. Что я жду? Вернётся Зоя. Хм, а что я ей скажу, если она сейчас вдруг позвонит в дверь? Что? Я же не смогу простить ей ни единого слова, которое она отвергла. Да чёрт с ними со словами, как я смогу её обнять, если она находилась с другим мужчиной, зная как я страдал и как я ждал её… Только вчера я желал ей смерти… Хм, я уже забыл за что любил её и только знаю, за что ненавижу…»
Максиму захотелось отбросить эти мысли, выбраться из ямы этих низменных страстей и стать «простым» человеком. Вернуться назад и посвятить себя чему-то очень обыденному, скучному и пусть даже банальному. Стать похожим на Рябкова с его тривиальными истинами, которые позволяют ему беззаботно жить со своей Риткой. Забыть всё и начать заново, словно и не было ничего, но сделать это Максим был уже не в силах.
- Толя, привет, - Нагатин приглушил громкость музыки и позвонил соседу. – Прости меня Толь и… Толь зайди, если можешь.
- Сейчас зайду! – скупо ответил Рябков.
    Нагатин открыл дверь, зная, что Анатолий войдёт без звонка и вернулся в комнату, выключив музыку.
- Макс, ты дома!? – громко спросил Рябков из прихожей.
- Толя, заходи я на кухне, - Максим вернулся в комнату с закуской. – Толя, слушай, прости меня за… ну ты понимаешь.
- Понимаю, - улыбнулся Рябков. – Ладно, прощаю.
- Выпей со мной, Толь, - устало попросил Нагатин. – Я сегодня с Замятиным, наконец, закончил. Знаешь, как гора с плеч.
- Поздравляю, – разливая виски по бокалам, ответил Рябков. – Чем кончилось?
- Умрёт он со дня на день, - Нагатин выпил бокал виски целиком, – а может уже и… забавно, что смерть подвела черту в этом деле.
- Да-а, - понимающе протянул Анатолий.
- Я, честно говоря, думал всё иначе сложится, но... видишь, правильно говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает».
- Какие теперь планы? Поедешь к брату? – поинтересовался Анатолий.
- Может быть, я ещё не решил, - Нагатин хлопнул себя по коленям и протянул руку к бокалу. – Давай Толя выпьем, что ли за любовь, да за жизнь!
- Давай, - Рябков и Нагатин выпили. – За любовь я всегда, ты знаешь.
- Как там Риткина подруга поживает? – спросил Максим.
- Какая? - Рябков замешался. – Верка, что ли?
- Да, Верка, - ответил Нагатин и безразлично улыбнулся.
- Что ты! Верка, класс. Полновата немного, но кому как. По мне, так она настоящая конфетка, я знаешь, тощих баб вообще не признаю, - Рябков обрадовался тому, что Максим вспомнил про Веру. – У нас на следующей неделе юбилей. Мы уж с Риткой пятнадцать лет вместе. Да-а, стеклянная получается свадьба. Ритка смеётся, говорит, хрустальная. Хочешь, мы вас познакомим?
- Спасибо Толь, - Нагатин положил руку ему на плечо, – а то устал я один, понимаешь? Очень устал, а так хочется чего-то простого, без всяких вот этих вот историй…
- Да я не знаю, чего ты с этой Зойкой маялся? Не вернётся она к тебе уже никогда…  - Рябков заметил как уставший друг захмелел. – Никогда она не будет с тобой, никогда не встретишь ты её и не увидишь. Что теперь всю жизнь, что ли страдать?
- Прав ты Толя. Знаешь, я это только сегодня понял. Вот только несколько часов назад. Веришь? - Нагатин выпил виски. – Толя, а я ведь узнал, что значит имя Зоя. Помнишь, ты спрашивал?
- Помню, - ответил Рябков.
- Зоя по-гречески «жизнь», - Максим, обессилев засыпал в кресле и откинув голову закрыл глаза, разговаривая едва слышно. - Вот и получается Толя, что жизнь от меня ушла… и не вернётся она ко мне никогда… ладно, Толь, спасибо тебе за всё и… черкани этой Верки телефон… я ей обязательно позвоню… я тощих баб тоже не люблю.

Конец

 

Рабы праведности. VII. Галоперидол