Предсказание

Когда – то, в молодые годы, цыганка, гадая по руке, предсказала Иванычу, что судьбой ему дано будет прожить восемьдесят четыре года. Спросил Иваныч у неё:
- А отчего я умру?
- От когтей медведя…
Не верил он ни в Бога, ни в чёрта. Выпроводил гадалку со двора, немного вознаградив, за такое откровенное предсказание.
Жил он с семьёй в таких местах, где медведи не водились, и он не придал значения предсказанному. 

Но однажды увидел он такой сон:
Едет будто – бы на поезде. Всё тихо – мирно. И вдруг в вагоне раздаётся душераздирающий крик:                           - Что ты наделал, проклятый убийца?! Ты убил у меня ребёнка! Убил! Убил!

Иваныч кинулся за убийцей, но тот выпрыгивает из вагона на ходу поезда.
Иваныч за ним! Не уважал он преступный мир. И вот догнал он убийцу и, повалив на землю, стал его душить. А тот, при последнем дыхании проскрипел умирающим голосом:

 - А ты не радуйся! Тебя тоже, двадцать седьмого сентября в две тысячи тридцать первом году,  ждёт смерть от когтей медведя!

Проснулся Иваныч и задумался:
- Что к чему? Стоит наверно рискнуть....
Иваныч настырный! Уволился с работы и переехал на Север, испытать судьбу… 

И вот, попадая на Енисее в страшные шторма, где казалось, что уже нет выхода, он выходил из любой ситуации жив и здоров. Сидящим в лодке с ним ребятам говорил подбадривая:
- Не бойтесь орлы! Ничего с нами не случится! Если уж мне суждено от когтей медведя погибнуть, то в этой луже мы не утонем! 
Перепуганные орлы, позеленевшие,  с глазами по чайнику, сидели в лодке похожие не на орлов, а скорее на орёликов, с куриными крыльями.

А эта «лужа», вздыбленная северным ветром, подкидывала лодку как щепочку, то на высокий, 
кипящий в пене гребень, и казалось вот – вот перевернёт её. Енисей стремительно принимал лодку в свои объятия, в глубокую впадину между волн, да так, что даже береговой линии из неё не было видно, и казалось, что больше не поднимешься из этой адской бездны.
Многие оставляли свои жизни на дне этой могучей сибирской реки. Но только не Иваныч! Он всегда выходил победителем в схватке с могучими силами природы. Как заговоренный….
Говорили о нём: 
- Да он в рубашке родился!

Действительно, казалось, что его охраняет, какая – то неведомая, сверхъестественная сила. 
Сейчас, много лет спустя, спрашивают, шутя, у Иваныча:
- Ну, ты же сейчас уже не живёшь в тайге! Как ты можешь погибнуть от когтей медведя?
- Еще не вечер! Вот когда - нибудь напьюсь вдрызг, надену на шею талисман, сделанный из когтя медведя, нечаянно запнусь, упаду, и коготь медведя в сонную артерию войдёт. Или водки «палёной» выпью с названием «Коготь медведя». Всякое может произойти….

Шутка – шуткой, но жизнь не стоит на месте…. И поэтому Иваныч ждал и хотел встречи с Потапычем. Занимаясь промыслом дикой пушнины, он всегда залетал в тайгу, в свои угодья, в двадцатых числах сентября, с надеждой встречи с медведем. И до того в мозгах обрисовал разные, неожиданные ситуации, встречи с хозяином тайги, что уже и жаждал просто её…

Сегодня двадцать четвёртое сентября. Иваныч на вертолёте МИ – 8 подлетает к своей базовой избушке, расположенной у реки Хурингда. Избушка стояла чуть повыше в гору от берега реки. Там Иваныч выбрал ровную площадку, два года назад, и поставил хорошее базовое зимовье.
Гора, где Иваныч поставил избушку, была далеко видна со всех четырёх сторон света. Высота, этой, одиночно выпершей из недр земли горы, по географическим данным, составляла шестьсот пятьдесят два метра. Вершина горы была лысая и ровная, как стол. И там же наверху стояла тригонометрическая пирамида с отвесом, направленным в центр какого - то прибора. Он указывал на то, что здесь проходил меридиан, девяносто градусов. Ему дали название -Тунгусский меридиан. Потому что пересекал три Тунгусски – Нижнюю, Подкаменную и Ангару (верхняя Тунгуска). Склон горы, по всем направлениям, был поросший густым, смешанным лесом.

С восточной и южной стороны, гору огибала, протекающая внизу, быстрая река Хурингда. С северной стороны из, неизвестно как образовавшегося, круглого, очень глубокого, с отвесными краями озера, вытекали два ручья. Один тёк в восточном направлении и впадал в реку, а другой огибал гору в юго-западном направлении.

Однажды, в ноябре, Иваныч пробурив лунку на этом озерке, связав две верёвки, по двадцать пять метров длиной каждая, пытался измерить глубину. Но длины этих пятидесяти метров не хватило. В диаметре озеро было не более тридцати метров. С правой стороны по ходу, около озера,валялись  вывороченные, как будто мощным взрывом, каменные валуны и поваленный лес. Тогда Иваныч пришёл к выводу, что это озерко образовалось в результате падения метеорита. Ноги человека здесь не ступало и, поэтому, это место так и осталось не изученным.

Сделав круг, Ми – 8 стал заходить на посадку около зимовья. Посадочная площадка была внушительных размеров. Три дня Иваныч спиливал стоящий лес бензопилой, а затем раскряжёвывал деревья – в основном лиственницы. Два дня перетаскивал чурки до зимовья. Дров хватит на несколько лет. Метрах в десяти от избушки, в лесу, стояла одиночная, круглая скала - валун. Из - под неё бил родник с чистой, как хрусталь, водой. «Обалдеешь», какая вкусная, чистая и холодная вода! Не замерзала даже в холодную зиму! Так что на реку, которая находилась триста метров вниз от зимовья, ходить было совсем необязательно.

Опустив машину чуть ниже, почти касаясь колёсами за верхушки деревьев, вдруг увидели, невероятно длинного, лежащего вдоль избушки, медведя. Тот, увидев вертолёт, нехотя поднялся на лапах и посмотрел на него, как на большую стрекозу, и  даже одной лапой  стал смешно отмахиваться. Командир – Речнев Николай, полный, моложавый мужчина, похожий на хакаса, приподнял машину повыше, от греха подальше, и сказал Иванычу:
- Я не смогу тебя тут высадить! Мало ли что может произойти! Что будем делать?
- Давай его с вертолёта "шлёпнем" и дело с концом!
- Да нет Иваныч! Кто - нибудь «заложит» из вахты, и я тогда отлетал!
Вахтовики, летевшие на буровую, прилипли к иллюминаторам, с интересом наблюдая за медведем. Без лицензии было запрещено отстреливать медведей. Но когда в такой же ситуации, около разграбленных зимовий,  погибли два охотника, всё же дали разрешение на отстрел, в экстренных случаях. Ну а пока….

Иваныч быстро среагировал, что к чему, и сказал Коле:
- Слушай! Всё равно мне придётся встречаться с ним. Это уже шатун! Он уже не уйдёт отсюда никуда! Ты же видишь, какой он худой, а здесь он прикормился. Тогда высаживай меня на берегу. Я успею подготовиться для встречи с ним.

Нехотя, но под давлением просьбы Иваныча, Николай всё же посадил вертолёт на берегу. Иваныч,   спрыгнув с вертолёта, быстро разгрузил свои вещи с помощью буровиков и попрощался с ребятами. Вертолёт,отвесно, поднялся над рекой, и подлетел к избушке. Сделал ещё два круга над избушкой, высматривая медведя. А тот и не думал покидать удобное местечко. Так и не шелохнувшись, стоял у зимовья, наблюдая за вертолётом
- Да Иваныч блефует! Видимо медведь в петле, раз не уходит. 
Сделав ещё один круг, улетели на восток.

А Иваныч, тем временем, зарядил свою испытанную двустволочку - бескурковку, набил полный магазин в Тоз -17, загнав один патрон в ствол (хотя медведю эти пульки что слону дробина), расстегнул ножны на всякий случай, за пояс засунул топорик, в карман шнуровую ракету и помчался на лай собак.
Подойдя осторожно к лающим собакам, он в сердцах плюнул оземь. Они, не доходя избушки, подняли глухаря в стороне и на него лаяли. А тот с интересом разглядывал их сверху, переступая на лиственничной ветке с одной когтистой лапы на другую. Иваныч не стал тратить патрон – ещё успеется! 
Нельзя вспугнуть медведя. И бросив собачек, он стал подкрадываться к зимовью…. Сглупил Иваныч! Надо было залечь у вещей внизу в засаде. Медведь, услышав лай собак, удалился от греха подальше. Он спустился от избушки к реке, и переплыл её, невдалеке от выгруженных вещей.
Иваныч с сожалением вздохнул, понимая, что сегодня он уже не осуществит свою мечту. Что же поделаешь? Подвели собачки на этот раз.

Стал перетаскивать вещи в зимовье. Много ходок сделал вверх – вниз. Но к вечеру перетаскал всё. Затем сделав передышку, стал осматривать «работу» шатуна. Всё, что из вещей оставалось в зимовье, разорвал, разгрыз и раскидал, этот подлец, вокруг зимовья! Окно выбил, видимо, заглядывая в него, увидел своё отражение в стекле, и ударил по морде сопернику…. Спальники загадил экскрементами, наполовину зарыв под окном. Тепло наверно было лежать ему на них.
В лабаз залез, ударяя когтями по листовому железу, которым было обшито дерево. Пробив насквозь железо, он два раза подтянулся, и свободной лапой ухватившись за перекладину, подтянулся и влез в лабаз. Там – то он «оторвался» от души! Ящик говяжьей тушёнки, в металлических банках, ящик сгущенного молока, десять пачек сахара – рафинада, и много чего другого он уничтожил, набивая своё ненасытное брюхо. Под лабазом валялись нетронутыми, каким – то чудом уцелевшие, в стеклянной таре борщи и рассольники. Видимо порезался об одну из них и не стал их больше трогать.

Вздохнул с горечью Иваныч: 
- Придётся затянуть ремень потуже! Но ничего! Собачки глухарика облают, рыбки наловим. Даст Боженька, сохатого шлёпнем. Не помрём с голода! Хлеб есть, картофель есть, супов в пачках хватит на осень! 
Прибрал Иваныч этот бардак в специальную яму для мусора. Навёл порядок в зимовье, затянул целлофановой  плёнкой окно. Зажёг керосиновую лампу. Поправил печь, затопил её. Сходил к роднику за водой. Поставил варить себе и собачкам. Пока варилось, навёл порядок в зимовье. Вымел мусор и помыл нары и пол. Включил транзистор, и стало веселее на душе:

- Проживём, как-нибудь, не впервой! Может медведя повезёт взять - подумал Иваныч - Только есть его мясо я не буду…

Однажды, возвращаясь на вертолёте пустыми с буровой, пилоты убили медведя вышедшего на тундру. Мясо поделили между собой и поплатились за своё легкомыслие.... Поели его мяса и их комиссовали по лётной работе. Оказывается, личинка трихинеллёза была в  медвежьем мясе. а она  на нервную систему отрицательно влияет. Хорошо, что хоть из их семей никто не поел этого мяса, а то была бы целая трагедия….

 Если Иваныч и добудет медведя, то его мясо пойдёт на «накроху» в капканы.
Покушал. Накормил собачек и под музыку заснул. Утро вечера мудренее. Но не тут - то было!
Среди ночи раздался лай собак и обиженный рёв медведя. Надо же! Потревожили, бедного, выгнав с обжитого места. Прописался в чужом зимовье….
Выскочил Иваныч из зимовья с ружьём, и пальнул пару раз в темноту дробовыми патронами.
Медведь успел уже подальше от зимовья отойти. Иваныч облил пространство темноты такой отборной руганью, что даже собаки присмирели:
- Ну, косолапый, погоди! Доживем до утра, и тебе хана! Или ты, или я! Два медведя в одной берлоге не живут!Но ночь – есть ночь! Надо выспаться! Если что, то собачки предупредят. День был тяжёлый, и завтра неизвестно что ожидает.

Утром проснулся. Погода хорошая, ясная. 
Покушали, рюкзак за плечи и вперёд. В рюкзак положил на два дня продуктов, спички, патроны, топорик, верёвочку. Короче все, что было нужно для похода. Отыскал след ушедшего ночью медведя и пошёл по нему, с твёрдым намерением идти до победного конца.
Было бы сказано – идти. Медведь шёл ровным, спокойным шагом, а Иванычу, чтобы попасть точно след в след, приходилось делать прыжки. Снега было немного, и поэтому Иваныч пошёл в лёгких «бакарях», подаренных ему эвенками. След медведя шел ровненькой цепочкой, не сворачивая в сторону, точно на восток, как по компасу. Величина длины ступни была тридцать два сантиметра. Одно слово громила! Вот только выживший из ума видать! Потому как умный медведь, зная, что за ним идёт охотник, ушёл бы подальше, а затем стороной вернулся, и залёг бы, ожидая…. А потом, когда охотник проходит мимо, тот выскакивает сзади и снимает скальп с черепа человека, закрывая глаза. Не любит медведь, когда ему человек в глаза смотрит. Поэтому, не дай Бог, если кому – то из вас, читателей придётся встретиться с медведем, не смотрите ему в глаза, не раздражайте… Но особенно не любит он женщин! Говорят, ободранная медведица, очень похожа на голую женщину. Странно! Мужчины любят на это смотреть…

Собачки, где – то, перехватили след соболя, и ушли по нему. Вот ещё незадача! Одному, без собачек, опасно идти! А они заливались лаем в стороне далеко, видимо загнав соболя на дерево. Но Иванычу было не до соболя. 
Вот Чук был хороший, послушный пёсик. Но однажды и он, вечером взяв след соболя, догнал его уже почти в темноте. Иваныч, уставший, не пошёл ночью, и тот облаивал соболя до утра. А утром со свежими силами пришёл за соболем. И как только сил хватило и настырности лаять всю ночь. А сохатого один раз прямо к зимовью пригнал. Ну и пёсик был! Жаль, украли этой весной и куда-то на станок, видимо вывезли.

Не пошёл Иваныч к собачкам. Другая задача у него была. А собачки, за неделю – другую, «оботрутся»! Москва тоже не сразу строилась! И Иваныч продолжал свой путь по следам этого «монстра». Прошёл уже около семи километров за ним, строго на восток. Как можно идти так чётко, без компаса?! Интересен животный мир!
- Что, Миша? Пошёл ты видимо ложиться в свою берлогу? Ну, иди тогда! Только, что – то поздновато?! – сказал вслух Иваныч. 
Остановился, пораздумывал немного, и пошёл обратно. Может уже и заляжет медведь. У него путей много. Попробуй, угадай!
По пути завернул к собачкам. Пришлось снять соболя с дерева, иначе не поймут собачки для чего они в тайге. В горах мех соболя рано делается «выходным» для сдачи государству. Иваныч потряс за мех, подул и увидел, что подпушь уже густая и ость нормальной высоты. Уже качество неплохое – пойдёт и для сдачи. Похвалил их, дал по два кусочка сахара и немного печенья. Это они любили. Вернулись в зимовье. Эта ночь прошла спокойно. Иваныч даже был рад, что Миша ушёл. Но напрасно он радовался….

Утром, он собрал в рюкзак все вещи, что были нужны для других зимовий:
- Продукты себе, собакам, приманку на несколько путиков, топорик, патроны. Приподнял, примериваясь к рюкзачку:
- Не изболелся! Килограммов сорок будет! Но ничего – не впервой. 
Покушал, покормил немного собак. Досыта собак нельзя утром, перед охотой кормить – лениться будут! Вечером их будет ожидать сытный, полноценный ужин.
Снега было не так много, и он пошёл без лыж к первой переходной избе. Шёл по путику, местами подвязывал приманку, чтобы соболь прикармливался, но не открывал их. Через неделю уже соболь совсем «дойдёт» и тогда можно отлавливать. Уже и подпушь хорошая будет и ость. В рюкзаке груза становится меньше и стало идти легче.
- Хоть бы не облаяли никого. Груза бы мне не добавили - Подумал Иваныч.
Но всё обошлось. Они шли берегом, и, захватив олений след, ушли по нему.

 
Придя к избушке, увидел такой же бардак, как и на базе. Только что медведь был здесь, и, услышав шаги Иваныча, кинулся бежать, переплыв через реку. Видимо, шкодник, залёг где – то в кустарниках, и, наслаждается  тем, что досадил, наблюдая за Иванычем. Стрельнул пару раз с мелкашки в ту сторону. А это, что пальцем в небо…
Вытащил Миша «буржуйку» из зимовья. Наверно думал, что зто гармонь. Поиграл на ней, и отбросил всю измятую. Вещи все опять разорвал, раскидал. Под нарами лежали несколько банок тушёнки, каши перловой на запас – всё съел.
- Вот квартирант мне достался! - подумал в сердцах Иваныч.
- Что же мне с ним делать?
Сто раз пожалел, что нет с ним ни Чука, ни Гека. Вот то были собачки – на вес золота!
Чука Иваныч на следующий год найдёт, но он погибнет  в неравной схватке с чдвумя волками, «пасшими» Иваныча. А с полярным волком шутки плохи. Ни одна собака с ним не совладает. До семидесяти килограммов веса достигают.
Гек утонул в шуге, кинувшись за сохатым. 
А этим ещё и года нет. Зимний выводок.

Прибрал в зимовье. Занёс и установил печь – экономку, сброшенную летом с вертолёта. Теперь уже во всех одиннадцати зимовьях такие печи. Не печи – а жизнь!

С печью рядом сбросили ловушку на медведя, сделанную Иванычем в посёлке.
Он её изготовил из метрового отрезка сто сороковой  трубы. Один конец трубы заварил, просверлив отверстие для вертлюга. К вертлюгу вплёл тонкий тросик, способный удержать медведя и чтобы можно было им привязать ловушку к дереву.
С другой стороны просверлил на входе, по бокам, три симметрично расположенные отверстия.
В них вставил, три острых штыря, остриями внутрь. И закрепил их с двух сторон гайками.
Теперь, если Миша сунет внутрь лапу за приманкой, уже её не вытащит, если только не отгрызёт себе лапу. У соболя это иногда получается. Уходит из капкана, перегрызая лапу. 
Иваныч на соболя большие капканы не ставит, чтобы перебивало кость. Он пользовался нулевкой. Вполне достаточно! 

Привязал трубу – ловушку, наложил внутрь накрохи. Ну, теперь, если подойдёт, то ему хана!
На другом дереве подвязал шнуровую ракету, заложив её в очищенную полость пойманного ленка. Если схватит медведь за ленка пастью, то хороший салют внутри брюха будет.
Что только не придумывал Иваныч, но не поддавался на эти уловки изворотливый ум медведя.
А то, что у медведя есть интеллект, да ещё какой, Иваныч давно убедился. Ну, это уже другая история. А этот старичок, хоть и выживший из ума от голода, но был очень осторожен…

А тут ещё появились три росомахи, уничтожая приманку в капканах. Всё одно к одному! Какое – то проклятье в этом сезоне! По избам медведь шкодит, по путикам – росомаха. Хоть «репку» пой! 

Семнадцать дней потратил Иваныч на борьбу с этими противниками.
Собака росомаху взять редко может. Только, если та, успеет на дерево залезть. А так, если росомаха видит, что не может убежать от собаки, на чистом месте, то перед настигающей собакой переворачивается на спину, и резко задними лапами, с острыми мощными когтями, вспарывает собаке брюхо. Зовут её маленький медведь. Очень похожа на медведя. Только вес её достигает всего до четырнадцати килограммов. А  наедается  иногда так, что идти не может.

Россомах всё же отловил с Божьей помощью. Как только не умудрялся Иваныч, какие только не делал ловушки – бесполезно! Помогла оттепель. Слепил Иваныч три домика из влажного снега.
Он их сделал вплотную к елям. Внутрь, подальше закинул пиманку. На входе поставил четвёртый номер капкан «Тайга». Хорошая вещь!
В эту ночь ударил мороз, и домики заледенели. Не смогли росомахи разрыть их. Идёт Иваныч от зимовья к базовой избе, и видит – съедена на нескольких капканах подряд приманка, а дальше висит нетронутая.
- А, подружка! Где – то ты сидишь, раз не всё тронуто!
И точно! Проходит Иваныч дальше, а под елью росомаха суетится. Туда – сюда! Сюда – туда! Ну, Иваныч и оторвался на ней. Чуть на живой шкуру не выделал. Хорошо хоть собачки в стороне глухаря облаивали. А то получилось бы неизвестно что. Пока шел до зимовья, ещё две сидели в капканах, у домиков. Слава Богу! С одной напастью управился! Как в том анекдоте:
- Жить стало лучше, жить стало веселей – шея стала тоньше, но зато длинней! Ну, ничего! Глухарика сегодня съедим, смотришь, шея и поправится!
А росомах не жалко! Кто – то должен был выжить, в этой нелёгкой жестокой борьбе.
- Уж лучше я, чем вы! – подумал Иваныч, и веселее зашагал в зимовье…  В противниках остался только медведь.

Как – то, возвращаясь с верхнего зимовья, Иваныч настораживал капканы. Зимовье это находилось под самым плато, в верховьях Хурингды. Ходил ещё без лыж. С собой так и носил ружьё и тозовку. Брал две пачки патрончиков, и почти все расстрелял по кедровкам. Противная птица. Только насторожишь капкан, отойдёшь, обернёшься, а она уже сидит приманку долбит. Вот и приходилось отстреливать.
Устал очень идти по подмёрзшему снегу. Наступишь на корочку льда, шага два сделаешь, и валишься по колено в ягель. Лыжи было жалко тереть о подмороженный снег. Надолго не хватит. Вся охота ещё впереди. Осталось два километра до зимовья. И надо же! Собачки перехватили след соболя, и пошли по нему вбок и назад. Кричал им Иваныч, кричал – бесполезно. Азарт охотничьей погони перехлёстывал у них через край. И вот минут через пятнадцать они стали лаем звать хозяина. Лаяли на соболя с подвизгиванием. На белку по - другому лаяли, нехотя как – бы. На глухаря со злостью.

Пришлось возвращаться! А что делать? Без собак опасно в сумерках возвращаться. А уже, через два часа наступят сумерки. Не доходя до собачек немного, увидел как что- то большое шевельнулось в стороне. Иваныч вскинул свой взгляд, и увидел в метрах семидесяти от себя крупного такого бычару – оленя, с ветвистыми огромными рогами. Прицелился Иваныч и всадил ему пулю под лопатку. Олень зарылся носом в снег, загребая копытами ягель. Подскочил Иваныч, хотел добить топориком, да не тут – то было! Бил рожищами, не подпускал к себе самец. Тогда Иваныч, вставил в ствол последний тозовочный патрон и выстрелил ему в ухо. 

А тут вспомнил Иваныч про соболя, которого облаивали собачки. Оставил оленя и подошёл к собакам. На вершине ели сидел хороший, чёрный соболь. Чем снять его? Пошарил Иваныч в рюкзаке, карманах, но там ничего! Подошёл к ели, постучал топориком. Соболь заволновался, но с места не стронулся. Эта ель стояла далековато от других – не перепрыгнешь. И он остался на ней, не чувствуя особой угрозы – ведь он же вверху…. Рубить ель не стал Иваныч. Зачем дерево губить? Всё равно он никуда не денется! Собачки продолжали лаять, грызя в ярости кору дерева.
- А! Была – ни была!                                                              Иваныч вытащил один пулевой патрон из ружья, понадеявшись на русский - «авось пронесёт»! Достал пулю из патрона, разрезал её на несколько частей помельче, и вновь зарядил. Затем отойдя подальше, выбрал удобную позицию, чтобы кусками свинца не испортить драгоценную шкурку соболя и выстрелил. Соболь свалился вместе со срезанной верхушкой .

Собаки, в ту же секунду напали на него. А он, изловчившись, вцепился в морду одной из них. Та взвыла, и мотнула головой, откинув соболя от себя. Зверьку только это и надо было! Быстрее молнии он очутился на ближайшей могучей ели, и с видом победителя разглядывал всех находящихся внизу. Иваныч ругнулся, плюнул и пошёл к оленю. 

Снял рюкзак. Достал топорик. Костёр разводить некогда – время поджимает. Снял шкуру с оленя и отбросил в сторону – не до неё! Разделал на несколько подъёмных кусков тушу.
Натянул между деревьями крепкую проволоку. 
Посредине подставил рогатульку, чтобы не провисало подвешенное мясо, снял камус. Рога заложил на ветви. Отрезал небольшой кусочек свеженины, положил в рюкзак, и пошёл к собачкам. А они всё продолжали с яростью лаять.
Вспомнил Иваныч кстати анекдот:
На выгоне, за селом, стоит пастух у тропы. А из деревни выходит возбуждённая женщина. Поздоровались. Она и говорит:
- Ну, у вас в деревне и женщины! Одна от семерых еле отбрехалась!
Можно сравнить с собачками. Как не надоедает эта гавкотня?

Еле – еле уговорил Иваныч собачек оставить соболя в покое. 
- Живи дружок! Сегодня твой день! Завтра за мясом придём, может, встретимся!
Собачки недоумевали, крутя головой, то и дело, пытаясь возвратиться.
- Что это с хозяином? Не приболел – ли он? Странно! Может вернуться! Ведь это же кошка, наш заклятый враг!
Но, скосив глаза на палку, с виноватыми и обиженными мордами, пошли понуро за хозяином.

С несколькими остановками дошли до Хурингды. Забереги. Вода поднялась на тридцать - сорок  сантиметров выше обычного уровня. И там, где Иваныч всегда переходил реку по мелководью, вода поднялась по самое «не хочу»! Ледяная вода с шугой, захлёстывала, обжигая тело, через края голенищ болотников. Выхода не было! Надо переходить. Сильное течение валило с ног. Но ставя пошире ноги, Иваныч перешёл всё же реку. Собачки нехотя, но перебрались тоже. Иваныч сел на рюкзак, снял сапоги и вылил из них воду. Выжал портянки, и снова обувшись, продолжил свой путь. 

Осталось двести метров до тропы, которая ведёт с берега до зимовья, а там ещё триста метров и появится родная, такая желанная избушка. А силы на пределе…. Тяжёлая работа охотника – промысловика! Не каждому под силу такие перегрузки! 

Вот и поворот, с подъёмом в гору! Иваныч снял рюкзак. Повесил его на сучёк у тропы. Рядом с рюкзаком тозовку подцепил. Патронов всё равно нет. Мало ли что впереди! Да и устал очень. Как чувствовал, что его ожидает впереди сюрприз, да какой!!!
- Приду в избушку, отдохну! Потом схожу, заберу!

Светила полная луна, наполняя серебряным светом вокруг. Зрели звёзды. Морозец завтра ожидается, по всем приметам. Вдруг собаки, почуяв что – то, метнулись к стоявшему рядом с зимовьем лабазу. Кто – то огромный, спрыгнув с него, хотел было бежать прочь.
Медведь! Наконец – то! 
Собачки с яростным лаем набросились на него. Всё это происходило доли секунд. Вот тебе и молодёжь! Вот что значит лайка! Преданное хозяину животное! Одна напала сзади, хватая за «гачи», увёртываясь от медведя, а другая, по неосторожности, кинулась спереди и поплатилась за это жизнью, но спасла Иваныча.
Медведь поднялся во весь свой гигантский рост, и с устрашающим рёвом, зацепил подвернувшуюся собачку своей увесистой лапой, и отбросил её в сторону, размозжив об угол зимовья. Этих двух секунд хватило Иванычу, чтобы направить ружьё, чуть ниже груди исполина.
Раздался оглушительный выстрел, и медведь, по инерции упал на Иваныча, не успевшего отпрыгнуть в сторону. Страха не было. Но в мозгах пронеслось:
- Сбылось! Но только ещё почему – то рано! Ну, уж нет! Так просто я свою жизнь тебе косолапый не отдам!
Падая, медведь успел зацепить левое предплечье, разорвав одежду и поранив тело.
Свободной, правой рукой Иваныч достал, из расстёгнутых заранее ножен, своего экстренного помошника – нож, и начал с яростью наносить снизу и сбоку удары. Медведь царапал землю с предсмертными хрипами. Изловчившись, Иваныч выскользнул из под этой горы мяса, запрыгнул сверху, и в ярости, не помня себя, наносил один удар за другим, пока медведь не затих…Собачка тоже рвала его сзади, с пеной во рту.

Иваныч упал рядом с поверженным гигантом, и долго не мог подняться – ноги не держали. Лежи не лежи (какая всё же жизнь хорошая штука), а подниматься надо. Собачка продолжала с яростью трепать за шкуру:
- Пусть рвёт! 
Иваныч дал ей вволю насладиться победой! Если бы не собачки, одному Богу известно, что бы стало с ним! Подошёл к другой собачке. Она лежала бездыханная. Погладил её Иваныч, жалея. Завтра похоронит. Зашёл в зимовье, затопил печь. Достал из - под лежанки бутылку с чистым медицинским спиртом, и прямо с горла сделал несколько больших глотков, не чувствуя крепости. Затем продезинфицировав рану, перевязал туго.

Поставил варить себе и собачке. Вышел из зимовья, развёл большой костёр, и стал обдирать медведя. Иначе за ночь замёрзнет и всё, ничего не сделаешь потом. Ободрал, выпустил ещё горячие внутренности. Отсоединил аккуратно голову, оставив со шкурой. Сердце и желчь занёс в зимовье. Надо же! Пуля прошла через сердце! Наугад стрельнул в первый раз в медведя и попал сразу в сердце. Это и спасло Иваныча от предсказания. Хорошо, что был стар. Зубы поломаны, когти тоже. Досталось бедолаге! Людей немощных хоть кто – то содержит. Пришёл бы, протянул мирно лапы:
- Дай Иваныч пожалуйста покушать, верой – правдой тебе служить буду! 
Нет! Так не получается! Кесарево – Кесарю!
Сегодня день Иваныча! Первое крещение!
Теперь можно спокойно продолжать охоту. Мясо пойдёт на еду собачке. Часть заквасит для приманки. 
Через день пошёл за мясом оленя. Пять ходок пришлось сделать. Крупный самец попался. А тот соболёк ушёл подальше от греха – даже олениной не стал лакомиться. Вообще – то оленина опасное мясо! Олень ест ягель, а ягель впитывает в себя стронций, которого хватает в природе.

Домой, после осеновки, Иваныч приехал с хорошими, богатыми трофеями. Жену не стал посвящать в подробности. Зачем себе препятствия создавать для следующего вылета на осеновку?!
Это была незабываемая осеновка 1984 года. Иванычу  тридцать семь лет. Ещё, даст Бог, поживёт.