Похититель, или 1990 год

 

Трагикомедия в двух действиях

 

Действующие лица

 

Фролов

корнюхин

вера

жоржетта

тамара

саня

воробьева

участковый

ГЛЕБ

Голос жены Фролова

 

Действие первое

 

Над сценой надпись «1990 год». Охотничий домик в лесу. Обстановка самая простая: печь, сундук, стол с пишущей машинкой и дисковым телефоном, табурет, кресло-качалка, диван, тахта. Ситцевая занавеска отделяет тахту от остальной комнаты. Фролов что-то пишет на листе бумаге, комкает лист, пишет еще. Звонок телефона, Фролов неохотно берет трубку.

           

ФРОЛОВ. Фролов слушает… Да, документы готовы и дарственная тоже. Но я передумал?.. Как это, поздно? Передумал и все… Что значит, ты все сделал?.. Я ведь сказал, что дам подтверждение. А теперь передумал… Только без истерик, пожалуйста… Полностью связана и упакована? Вот же заставь дурня молиться… Ну хорошо, подъезжай… Только сам потащишь, я таскать не буду. (Выходит.) 

 

Вечер того же дня. Входит Фролов с большим камнем в руках, опускает его на пол, находит веревку. Звук клаксона. Фролов выходит на порог.

 

            ФРОЛОВ. Я же сказал: сам, сам тащи.

 

Входит Саня с тяжеленным тюком на плече, осторожно опускает его на тахту.

Разворачивает тюк и вот уже на тахте сидит связанная по рукам и ногам Вера.

 

            САНЯ. И кто придумал носить женщин на руках. Шестьдесят кило живого веса. (Вере.) Я же говорил: потом пообедаешь. А ты: сейчас, сейчас, я утром только кофе пила. Кило полтора точно наела. Обжора!

            ФРОЛОВ. Развязывай.

            САНЯ. Ну да. Верка такой хай подымет, царапаться и кусаться будет. Я себе не враг. Слиняю, тогда уж сами.

            ФРОЛОВ. И что теперь?

            САНЯ. Кто тут маньяк: я или вы? Сами сказали: документы и доверенность готовы? Ну и вперед.

            ФРОЛОВ. А ты не слышал, что я передумал?

            САНЯ. Ага, передумал! Я старался, придумывал, а тут – передумал! За язык вас никто не тянул. Сказали – значит, надо делать! Мне назад ходу нет!

            ФРОЛОВ. Хорошо, хорошо, все будет, только замолчи!

            САНЯ. Вы только сразу ее отсюда не выпускайте, чтобы она мне всю малину не испортила. Мне еще успеть собраться надо.

            ФРОЛОВ. Ты же сюда на машине приехал. Зачем тебе еще одна?

            САНЯ. Так это ж не моя. А надо свою иметь. Где она, кстати? Я ее вокруг не заметил.

            ФРОЛОВ. В городе, в гараже.

            САНЯ. А ключ от гаража?

            ФРОЛОВ. Да все есть. А если так: я тебе тысячу рублей даю, и ты все возвращаешь на исходную позицию.

            САНЯ. Ну нет! Я так не играю. Договаривались же!

            ФРОЛОВ. Хорошо, хорошо. Бывает же такой противный голос! (Он достает документы и ключи.) На, держи и уматывай.

            САНЯ. Другое дело. (Вере.) Ну что, сестричка, не скучай. Все путем. Калым за тебя беру натурой, так что будь своему господину верной наложницей. Что? Не слышу бурной радости. (Вера возмущенно мычит завязанным ртом. Фролову.) Можно звякнуть? (Набирает номер.) Элка?.. Привет. Можешь меня поздравить. Исполнилась голубая мечта моего детства… А ты напрягись, изогни свою извилину… Нет, не это… И даже не это. Какое убогое воображение! Своя машина у меня, «Форд», самый настоящий… А вот так… И не надо ни за границей, ни на Севере вкалывать…

            ФРОЛОВ. Ладно, закругляйся.

            САНЯ (в трубку). Все тебе скажи. Почти уголовное дело, будешь много знать – придется убрать как лишнего свидетеля… Собирай шмотье, срочно уезжаем. Куда, куда? Куда надо уезжаем. Я же говорил. А вот не шутка оказалась. Собирай вещи, сказал! И жди. (Кладет трубку.)

            ФРОЛОВ. Что ты матери скажешь?

            САНЯ. Скажу, что она в турпоход на неделю ушла.

            ФРОЛОВ. Ну, давай.

            САНЯ. Верунчик, не скучай. В хорошие руки тебя всучаю. Всем пока. (Уходит.)

 

Фролов снимает скотч со рта Веры.

           

ВЕРА. Сволочи, гниды, мерзавцы!!

            ФРОЛОВ. Не так громко, пожалуйста.

            ВЕРА. Подонки, дебилы, извращенцы!!!

 

Фролов снова заклеивает рот Веры. Та возмущенно извивается.

 

            ФРОЛОВ. Я же просил не кричать. Или вы русского языка не понимаете? Успокойтесь! Тихо, я сказал!!

 

Вера замирает.

 

            ФРОЛОВ. Больше всего на свете я не люблю истерик, ни мужских, ни женских. (Берет в руки швабру, сильно бьет ею по табуретке.) Один крик и бью прямо по туловищу. Ясно? (Снова снимает с нее скотч.) Вот так-то лучше. Всегда знал, что женщины орут, только потому, что мужчины им это позволяют. А если не позволять, то они и в разумные существа могут превратиться.

            ВЕРА. Мне в туалет надо.

            ФРОЛОВ. Замечательно. Значит, совсем развязываю. Только учтите, если отбежите и снова начнете орать, я не поленюсь, догоню и изобью вас. Понятно?

            ВЕРА. Более чем.

            ФРОЛОВ. Ну и славно. (Развязывает ее.) Уборная на улице, направо. Тут до шоссе километра полтора. Думаю, после туалета вам следует ломануться прямо туда. Надеюсь, никогда вас больше не увижу.

 

Вера выходит. Фролов опускается в кресло-качалку и, закрыв глаза, задумывается.

Вера возвращается.

 

            ФРОЛОВ (вздрагивая). В чем дело?

            ВЕРА. А если я милицию приведу?

            ФРОЛОВ. Валяйте.

            ВЕРА. Не вставайте, сидите. А эту палку я заберу. (Выбрасывает швабру за дверь.) Ну?

            ФРОЛОВ. Что «ну»?

            ВЕРА. Я слушаю.

            ФРОЛОВ. А я ничего не собираюсь говорить.

            ВЕРА. Ну, конечно, дядя решил немножко пошалить, поразвлечься. С кем не бывает. Плевать, если кому-то выкручивают руки, связывают…

 

Фролов дотягивается до подушки-думалки на диване и бросает ее в Веру.

 Та едва уворачивается.

 

            ВЕРА. Поняла, поняла. Я само спокойствие. То же мне новый Печорин нашелся.

            ФРОЛОВ. А почему Печорин?

            ВЕРА. Ему Бэлу тоже брат продал, только там за коня, а у вас якобы за машину, в этом вся разница.

            ФРОЛОВ. Ага. А верно. Ну шагу нельзя ступить без русской классики. В случае чего прикроюсь литературным первоисточником – он, негодный, научил.

 

Звук подъехавшего к дому мотоцикла.

 

            ВЕРА. К вам кто-то приехал.

            ФРОЛОВ. Похоже.

            ВЕРА. Мне выйти?

            ФРОЛОВ. Как хочешь.

 

Вера уходит за занавеску. Стук в дверь. Входит Глеб в мотоциклетной экипировке.

           

ГЛЕБ. Привет. Ты один?

            ФРОЛОВ. Почти. А ты с кем?

            ГЛЕБ. Я тоже один. На мотоцикле.

            ФРОЛОВ. Как ты узнал, что я здесь? И откуда знаешь дорогу?

            ГЛЕБ. А мне дядя Володя пару раз ключи отсюда давал, мы здесь с ребятами балдели.

            ФРОЛОВ. А с какой стати?

            ГЛЕБ. Я ему сказал, что с подругой негде приютиться. Он на такие штуки очень откликается.

            ФРОЛОВ. Ну и что вы здесь делали без телевизора и музыкального центра?

            ГЛЕБ. В озере купались, раков ловили, рыбу. Тут одно место есть под обрывом глубокое-преглубокое, никто из наших до дна донырнуть не мог. Я там чуть один раз в прошлом году не утонул.

            ФРОЛОВ. Ты приехал только затем, чтобы мне это рассказать?

            ГЛЕБ. Нет, я по делу. Мне деньги нужны, две тысячи. Новый видик хочу купить. Так что тряхни мошной.

            ФРОЛОВ. Ты так уверенно требуешь?

            ГЛЕБ. Потому что ты мне все равно не откажешь.

            ФРОЛОВ. Вот как!

            ГЛЕБ. У тебя комплекс насчет меня.

            ФРОЛОВ. Какой же?

            ГЛЕБ. Ну, во-первых, ты не знаешь, как со мной обращаться, а во-вторых, чувство вины за мое исковерканное детство.

            ФРОЛОВ. Лихо, ничего не скажешь.

            ГЛЕБ. Ты сам рос без родителей, поэтому знаешь. Лучше откупайся пока не поздно.

            ФРОЛОВ. Хорошо, будь по-твоему. Только с собой у меня таких денег нет. Два дня назад я вам с матерью послал по почте всю свою движимость: две сберкнижки по три тысячи на брата. Завтра или послезавтра получите.

            ГЛЕБ. А чего так мало? Я думал, ты у нас подороже.

            ФРОЛОВ. Оказалось, подешевле.

            ГЛЕБ. А матери зачем?

            ФРОЛОВ. Можешь у нее эти деньги отобрать. Я не возражаю.

            ГЛЕБ. Зачем ей деньги, если она тебя предала?

            ФРОЛОВ. А ты?

            ГЛЕБ. Что я? Я давно тебя предал, еще в детстве. Но я твой сын, мне все можно и все прощается. А она всего лишь твоя жена.

            ФРОЛОВ. Я уже сказал, как ты можешь поступить.

            ГЛЕБ. А в чем дело? Почему по почте?

            ФРОЛОВ. Я уезжаю.

            ГЛЕБ. Опять в загранку?

            ФРОЛОВ. Нет, не в загранку.

            ГЛЕБ. Ну, а все-таки, сколько себе оставил?

            ФРОЛОВ. Машину продал.

            ГЛЕБ. То-то я смотрю, ее нигде не видно. А почему не мне?

            ФРОЛОВ. Так захотел.

            ГЛЕБ. А адрес оставишь?

            ФРОЛОВ. Зачем? Все равно больше денег нет.

            ГЛЕБ. Я в другом смысле. Вдруг во мне проснется сыновнее чувство, а?

            ФРОЛОВ. Во мне тогда умрет отцовское.

            ГЛЕБ. Отличный ответ. Вот сейчас ты молодец.

            ФРОЛОВ. Пошел вон!

            ГЛЕБ. Матери сказать насчет твоего отъезда? С тебя же еще год алименты на мою душу причитаются. Объявим всесоюзный розыск и изыщем. Или, думаешь, шесть тысяч нам рот заткнут?

            ФРОЛОВ. Это ваше дело. Мне еще раз повторить?

            ГЛЕБ. Все, иду, иду.

           

В дверях сталкивается с входящим Корнюхиным.

           

КОРНЮХИН. О, у вас тут семейная встреча!

ГЛЕБ. Нет, очередное семейное расставание. (Уходит.)

            КОРНЮХИН. Что, опять? Слава богу, что у меня две девки растут. А не такой архаровец. Ты меня, конечно, извини, но он у тебя пойдет по трупам.

            ФРОЛОВ. Каждый получает таких детей, каких заслуживает.

КОРНЮХИН. Это что, французский афоризм? А по-русски я бы его вожжами с трехлетнего возраста. И плевать на все воспитательные книги. Если человечество шесть тысяч лет своих сыновей ремнем воспитывало, то и дальше должно воспитывать. Таков мой афоризм. Можешь записать… Ну как протекает наша вселенская хандра?

ФРОЛОВ. Твоими молитвами.

            КОРНЮХИН. Я к тебе, между прочим, не один.

 

Вера спотыкается о камень и роняет стул.

 

Что это там? (Отдергивает занавеску.) Ну ты даешь! И тут опередил. Я думаю, ему тут скучно, тоскливо, а у него тут такая красавица! Корнюхин, Владимир Палыч. Для особо близких в неформальной обстановке просто Володя.

            ВЕРА. Вера… Воробьева.

            КОРНЮХИН (Фролову). Ты не против, если я со своими подругами минут на сорок отвлеку вас немного?

            ФРОЛОВ. У тебя здесь не тайное лежбище, а проходной двор.

            КОРНЮХИН. Кто ж виноват, что ты столь популярен. Сорок минут и все. (Выходит.)

            ВЕРА. Я могу ничего им не рассказывать.

            ФРОЛОВ. Ну я же тебя просил уйти, почему вы еще здесь?

            ВЕРА. А от кого я все узнаю… Ну про эту вашу дурь.

            ФРОЛОВ. Это ты точно сказала. Дурь имела место быть. Давай скажу, и ты сразу уходишь.

            ВЕРА. Внимательно слушаю.

            ФРОЛОВ. Увидел, понравилась, заметил, как твой брат на мою машину смотрит, предложил обмен натурой. Ну обмен и состоялся. Всё. Гуляй Вася называется.

 

Корнюхин возвращается с Тамарой и Жоржеттой.

Выставляют из пакетов на стол бутылки и закуску.

 

            КОРНЮХИН. Вот, девки, знакомьтесь: Егор Фролов – второй умный человек в нашей Тмутаракани после меня, грешного, разумеется. Жоржетта, он, как и ты, любитель негритятины.

ЖОРЖЕТТА. Я не Жоржетта, а Жанна, сколько раз повторять? И никаких негров. Это итальянец был, а не негр.

            КОРНЮХИН. Егор, а ну обругай ее сначала по-итальянски, потом по-зулусски. Мы проверим, какой она больше понимает.

            ЖОРЖЕТТА. Тамара, ну что ты молчишь? Я не могу, когда меня все время оскорбляют.

           

Фролов молча выходит из дома.

 

            КОРНЮХИН. Ну, Жоржетта, от твоего ангельского крика, кто угодно сбежит. А это Вера, она же Верочка, так же и Верунчик. Остальное расскажет сама.

            ВЕРА. Я ничего не собираюсь рассказывать.

            КОРНЮХИН. Замечательно.

            ТАМАРА. А он что, совсем ушел?

            КОРНЮХИН. Только на время нашего присутствия здесь.

            ЖОРЖЕТТА. Я рада, что хоть кто-то может выразить в полной мере свое презрение к вам.

            КОРНЮХИН. «И это правильно. И это отношение, мы, партийные функционеры, полностью заслужили». (Тамаре.) Ну что думаешь – разливай. Себе – нет, а остальным – да.

            ВЕРА. Я не буду.

            КОРНЮХИН. Значит, мы с тобой, Жоржетта, пьем одни. За твоих зулусов!

            ТАМАРА. Это действительно был итальянец. Я могу подтвердить.

            ЖОРЖЕТТА. Твоей защиты только не хватало. А хоть бы и негр! (Корнюхину.) Вам как будто завидно. Да от таких, как вы побежишь не только к черненьким, а к синим в крапинку. (Пьет.)

            КОРНЮХИН. Я и говорю: никакая это не проституция, а тонкое интернациональное влечение – беленькой к черненькому.

            ЖОРЖЕТТА. Послушай ты, мерин лощеный! Еще одно слово – и я разобью на твоей голове эту бутылку!

            КОРНЮХИН. Тамара, мне ее визг уже надоел.

            ТАМАРА. Жоржетта.

            ЖОРЖЕТТА. Да какая я тебе Жоржетта, ты что, спятила? Я – Жанна, не повторяй ты как попка.

            ТАМАРА. Жоржетта, успокойся, я сказала.

            ЖОРЖЕТТА. А если не успокоюсь?

 

Тамара неожиданно бьет ее кулаком в солнечное сплетение.

Жоржетта падает.

 

            КОРНЮХИН. Томка, обалдела совсем! Словами можешь как хочешь, а руками не смей.

            ТАМАРА. А если ногами? (Замахивается ногой.)

 

Корнюхин силой оттаскивает ее от Жоржетты.

 

            ВЕРА. Что вы делаете? Да вы люди или кто?

            КОРНЮХИН. Это называется: суровая жизненная правда. Показательные выступления, один раз в сезоне. (Вере.) Неважно у нас с юмором, да?

            ВЕРА. Так это был юмор?

            КОРНЮХИН. Скорее, упадок и разрушение.

           

Жоржетта приходит в чувство, медленно встает и вдруг быстрым

броском выскакивает за дверь. Тамара не успевает ей помешать.

           

ТАМАРА. Черт! Надо ее догнать.

            КОРНЮХИН. Зачем?

            ТАМАРА. Может наделать глупостей.

            КОРНЮХИН. Это что, очень страшно?

            ТАМАРА. Я думала, для твоего положения... Ты же так все конспирируешь.

            КОРНЮХИН. Ты забываешь, где живем. Кому надо, тот давно все знает.

            ТАМАРА. Как хочешь.

            КОРНЮХИН (Вере). Посмотрите, хоть как пресловутая номенклатура отвязывается. Надеюсь, не хуже кооператоров. Ну все, по последней и вперед.

            ТАМАРА. Мы разве тут не останемся?

            КОРНЮХИН. Интим за занавеской как-то не по мне.

            ТАМАРА. Один ушел, можно и вторую спровадить.

            КОРНЮХИН. Ни мы ее сюда привели, не нам и выпроваживать.

            ВЕРА. Я сейчас уйду.

            КОРНЮХИН. Да не придумывайте. Мы сейчас сами свалим отсюда. Он закончил?

            ВЕРА. Это вы его имеете в виду? Что закончил?

            КОРНЮХИН. Он писал что-нибудь.

            ВЕРА. Понятия не имею.

 

Входит Фролов.

 

            КОРНЮХИН. Такие вот, брат, дела у меня, что может я доживаю последние дни.

            ФРОЛОВ. В каком смысле?

            КОРНЮХИН. Большие тучи надо мной собираются. Может, подкинешь идею?

            ФРОЛОВ. Какую?

            КОРНЮХИН. Как пережить новое мЫшление?

            ФРОЛОВ. Ты же там самый молодой, энергичный, контактный. Или с кем не поладил?

            КОРНЮХИН. Да понимаешь, тошно мне вдруг все это стало. Не греет больше. К нам один придурок-изобретатель последнее время зачастил. Раньше его милиционер на вахте не пускал, а теперь пускают. Так он меня иначе как Володькой не называет. «Ох и стыдно, говорит, будет, Володька, твоим внукам за то, что ты моим изобретениям ходу не давал, а немцы с японцами потом их все повторили и себе приписали». А я к его изобретениям ну совершенно никакого касательства не имею. Пишу только резолюции, чтобы его коллеги разобрались, а там не разбираются. Как в вату все уходит и не поймешь даже, кто виноват. Тут еще про говяжью вырезку мне вспомнили, которой я овчарку кормлю. Кстати, совсем забыл. (Снимает трубку и набирает номер.) Алло, это я. Как дела?.. Джима на улицу кто-нибудь водил?.. Растолкай Катьку, пусть одевается и ведет… Я буду не скоро. Постели мне в кабинете. Полседьмого разбудишь. Ну все, пока. (Кладет трубку.) Зачем к тебе сын приезжал?

            ФРОЛОВ. За новым видиком.

            КОРНЮХИН. Дал?

            ФРОЛОВ.  Дал.

            КОРНЮХИН (смотрит на пишущую машинку.) Африканские мемуары? Можно глянуть? (Наклоняется и читает.) «Я, Егор Афанасьевич Фролов, хочу начать новую жизнь. С этой целью я раздобыл себе документы на чужую фамилию и собираюсь далеко уехать. Прошу обо мне не беспокоиться и не очень сильно искать. Если понадобится, я сам дам о себе знать». Ого! Ну ты совсем у нас молоток. После пяти лет за границей исчезнуть с фальшивыми документами. Тебя что, ЦРУ в другую страну перебрасывает?

            ФРОЛОВ. Ну конечно, какие у тебя могут быть еще ассоциации!

            КОРНЮХИН. Я бы сделал проще: инсценировал самоубийство, а сам смылся бы.

            ФРОЛОВ. Поделись опытом.

            КОРНЮХИН. Пожалуйста. Напиши подходящую записку, что-нибудь самое тривиальное: «В моей смерти прошу никого не винить». Налей в ванну сто литров кислоты. Затем выкопай на деревенском кладбище свежий труп и бросай в эту ванну. Пусть потом докажут, что это не ты. Труп я, так и быть, помогу тебе выкопать, а кислоту доставай сам. Годится?

            ТАМАРА. Бесполезно. Все равно докопаются.

            КОРНЮХИН. Не слушай ее, она милицией на всю жизнь напугана. Слушайся лучше не пойманных преступников. (Подходит к Вере.) Барышня совсем ошалела от нашего присутствия. Меня бояться не надо. Я нормальный государственный пес, которому, чтобы окончательно не взбеситься, надо хоть раз в неделю побегать без поводка. За один такой сеанс я плачу своей девке полста баксов. Вам могу заплатить сто, купите себе новое платье. Годится?.. Ну почему бы вам не плюнуть сейчас мне в физиономию, я уже и платок приготовил, чтоб утереться. Ну, три – четыре!   

ТАМАРА. Я могу вместо нее.

            КОРНЮХИН. У тебя слюна целебная, а мне нужна ядовитая.

            ФРОЛОВ. Не кажется ли вам, что вы здесь немного подзадержались?

            ТАМАРА. А это уже хамство: выгонять из дома хозяина.

            КОРНЮХИН. Задержались, Егор, твоя правда. Сейчас пойдем.

            ТАМАРА. Мы ведь собирались здесь заночевать.

            КОРНЮХИН. Видишь, здесь только одна занавеска. А Егор не тот человек, чтобы за занавеской.

            ТАМАРА. А я могу и без занавески. (Начинает раздеваться.)

            КОРНЮХИН. Только этого не хватало. Все остальное было.

            ТАМАРА (продолжает раздеваться). А ты почему не раздеваешься? Или передумал получать свою пайку продажной любви?

            КОРНЮХИН. Раздевайся, раздевайся, пусть народ на тебя, кобылищу, посмотрит.

            ВЕРА (кричит). Перестаньте! Что вы делаете?

            ТАМАРА. Счас смажу по грибам, сразу забудешь орать!

            ВЕРА. Да какая бы ты ни была, нельзя же опускаться до самого дна.

            ТАМАРА (указывает на мужчин). Это они-то дно! Не видала ты еще дна. Привыкла видеть чистеньких и беленьких. А я не беленькая и даже не серенькая.

            ВЕРА (силится выговорить). Ты... ты...

            КОРНЮХИН. Бывшая зэчка, только и всего. Держу как личного шофера и вышибалу.

            ТАМАРА. А статья, по какой статье!

            КОРНЮХИН. А ну молчать!

            ТАМАРА. Теперь не остановишь!

            КОРНЮХИН. Да что это такое? (Отодвигает стол и откуда-то снизу, из тайничка достает ружье и сразу же стреляет поверх головы Тамары.)

            ТАМАРА (испуганно приседает). А-а-а!

            КОРНЮХИН. Вот так-то лучше. Ну мы пошли. (Передает ружье Фролову.) На, будешь отбиваться от Жоржетты с милицией. Здесь еще четыре патрона. (Тамаре.) Давай иди. (Подбирает одежду и выталкивает Тамару в одном бикини за дверь.) Надеюсь, мы вас хоть немного развлекли. (Уходит вместе с Тамарой.)

ВЕРА. Он кто?

            ФРОЛОВ. Входит в первую десятку начальников нашего города. Даже в первую пятерку. Третий секретарь обкома.

            ВЕРА. Ему все можно?

            ФРОЛОВ. Пока да.

            ВЕРА. А вам тоже все можно?

            ФРОЛОВ. Мне даже больше, чем ему.

            ВЕРА. А эти... девицы?

            ФРОЛОВ. О Тамаре он мне немного рассказывал, а о Жоржетте я понятия не имел.

            ВЕРА. А сами вы кто?

            ФРОЛОВ. Зачем тебе?

            ВЕРА. Ну должна же я заявление в милиция правильно написать.

            ФРОЛОВ. А, ну да! Фролов Егор Афанасьевич. Номенклатурный резерв обкома партии. Пребываю в ожидании хлебного места. Достаточно?

            ВЕРА. А до этого?

            ФРОЛОВ. Зулусский советник.

            ВЕРА. Как это?

            ФРОЛОВ. Зулусы они в Африке. И я при них как умный партайгеноссе.

            ВЕРА. Ну и как?

            ФРОЛОВ. С переменным успехом.

            ВЕРА. А сюда в ссылку или как?

            ФРОЛОВ. Контракт кончился.

            ВЕРА. А что это за камень, я об него третий раз спотыкаюсь?

            ФРОЛОВ. Декоративное украшение. Моя личная икебана.

            ВЕРА. А это похищение?..

            ФРОЛОВ. Вот вы почему вернулись? Любопытство приковывает женщину надежней любых цепей. Да не было никакого похищения. Вы хорошо привели пример насчет Печорина. Я еще в школе удивлялся этой нелепости. Вместо того, чтобы похитить девушку самому, нанимает ее брата и совершенно не думает, что будет потом. Да у нас тысячи офицеров в Афгане могли запросто купить в любом кишлаке себе местную красавицу, да мозгов-то побольше, чем у столбового дворянина оказалось. Мелкий пакостник ваш Печорин, а вместе с ним и я, и больше ничего. 

            ВЕРА. А по-вашему всегда все надо тщательно продумывать?

           

Телефонный звонок. После некоторого колебания Фролов снимает трубку.

 

ГОЛОС ЖЕНЫ. Алло, это ты, Егор?

ФРОЛОВ. Да.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Я получила твой почтовый перевод. Ты собираешься уехать?

ФРОЛОВ. Да.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Далеко?

ФРОЛОВ. Да.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Я могу отдать тебе твою библиотеку. Я знаю, как она тебе дорога. Глеб книг все равно не читает.

ФРОЛОВ. Ничего, прочитают его дети.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Ты уезжаешь один?

ФРОЛОВ. Ты хочешь мне предложить кого-то в попутчики?

ГОЛОС ЖЕНЫ. Себя.

ФРОЛОВ. Очень заманчивая идея.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Все дело в том, что мы слишком долго жили вдалеке друг от друга.

ФРОЛОВ. Какое интересное наблюдение.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Вспомни: по сути за семнадцать лет мы ни разу не жили только вдвоем. Сначала жили у моих родителей, потом в общежитии, по разным временным углам, потом была твоя аспирантура и наконец твоя Африка. Я не знаю, какая другая женщина могла бы все это выдержать. А если бы и выдержала, то не была бы уже полноценной женщиной. Ты это понимаешь?

ФРОЛОВ. Все это я уже слышал. И со всем согласился.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Кроме одного.

ФРОЛОВ. Да, кроме одного.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Но ты же не пробовал, откуда ты можешь знать? Просто забудь и все. Как будто сам ни с кем никогда за семнадцать лет. А на новом месте нам обоим лучше удастся все забыть.

ФРОЛОВ. Может быть. Но я уезжаю один.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Прощаться зайдешь?

ФРОЛОВ. Нет.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Ты переступаешь через мою жизнь и жизнь своего сына, и счастливого пути тебе не будет. Ты сам себя замучишь мыслями о нас. Я тебя достаточно хорошо знаю.

ФРОЛОВ. Я приму это к сведенью.

 

Короткие гудки. Фролов кладет трубку.

 

ВЕРА. Это ваша жена.

ФРОЛОВ. Да.

ВЕРА. Как ее зовут?

ФРОЛОВ. Не помню.

ВЕРА. Простите.

 

Несмело входит Жоржетта.

 

ФРОЛОВ. Проходите, не бойтесь. Они уже уехали.

ЖОРЖЕТТА. Я услышала выстрел и вернулась. Это Тамара стреляла, да? В своего?..

ФРОЛОВ. Наоборот свой стрелял в нее.

ЖОРЖЕТТА. Из-за меня?

ФРОЛОВ. Из-за всего.

ЖОРЖЕТТА. А где они сейчас?

ФРОЛОВ. Уехали.

ЖОРЖЕТТА. Слава богу! Я налью себе выпить.

ФРОЛОВ. Ради Бога!

ЖОРЖЕТТА (пьет). Я немного отдохну и уйду на шоссе. Не буду вам мешать.

ВЕРА. Она больно вас ударила?

ЖОРЖЕТТА. А, пустяки. Просто я знаю, когда она разойдется, то становится как помешанная. Может и убить.

ВЕРА. А что с ней такое?

ЖОРЖЕТТА. У нее нет бокового зрения.

ВЕРА. Это что, такая болезнь?

ЖОРЖЕТТА. Не знаю, может и болезнь. Смотрит только прямо перед собой и фиксируется только на одной мысли. Все остальное ей тогда до лампочки. Из-за этого она и погорела. Била одного парня до тех пор, пока позвоночник ему не повредила. За это и упекли на три года. Еще повезло.

ВЕРА. А вы что, тоже как бы с ней?..

ЖОРЖЕТТА. Я тебе что, тетка старая, что ты мне выкаешь?

ВЕРА. Ты не ответила.

ЖОРЖЕТТА. Нет, просто росли в одном дворе. На меня в милиции всего один протокол после драки в «Интуристе». Чего этот мерин лощеный и прицепился со своим негром.

ВЕРА. А чего ж ты тогда ездишь с ними?

ЖОРЖЕТТА. Может, хватит допрашивать? Что толку от твоих вопросов? Я же сказала сейчас уйду.

ВЕРА. Но ведь это все ужасно.

ЖОРЖЕТТА. Ужасно? С какой стати?

ВЕРА. Красивая жизнь: рестораны, веселые компании, чтобы ни о чем не думать и чтобы было много денег?

ЖОРЖЕТТА. Где ты видела много денег? Я лично никогда не видела. И кончай проповеди читать. Каяться и плакаться я начну после двадцати пяти, а сейчас буду делать что захочу.

ВЕРА. А почему после двадцати пяти?

ЖОРЖЕТТА. Слушайте, Фролов, так кажется ваша фамилия, что она ко мне как банный лист? Хочет доказать, что она не такая как я или от смущения? Так меня смущаться не надо. Сказала: посижу немного и уйду.

 

Молчат.

 

ВЕРА. Я уйду вместе с тобой.

ЖОРЖЕТТА. С какой стати? Мне дамская компания не нужна.

ВЕРА. Тогда я пошла.

ЖОРЖЕТТА. Там луна хорошо светит, все видно.

ВЕРА. Слышите, Фролов, я ухожу?

ФРОЛОВ. Слышу.

ВЕРА. До свидания.

ЖОРЖЕТТА. Это ты так хочешь уйти? Ну-ну.

ВЕРА (Фролову). Вы больше ничего не хотите мне сказать?

ФРОЛОВ. Нет.

ВЕРА. Прощайте. (Уходит.)

 

Фролов и Жоржетта молчат.

 

            ЖОРЖЕТТА. Почему ты не бежишь за ней? Темно все-таки, страшно. Хороший предлог.

            ФРОЛОВ. Не хочется.

            ЖОРЖЕТТА. Какие-то странные у вас отношения. Без всякой предыстории. Будто только сейчас познакомились.

            ФРОЛОВ. Именно так.

            ЖОРЖЕТТА. А как она здесь оказалась? По лесу гуляла и на огонек заглянула?

            ФРОЛОВ. Я ее купил.

            ЖОРЖЕТТА. Как это? Не поняла… А чего она тогда выдрючивается, как мусульманская девственница?

            ФРОЛОВ. А точно, как мусульманская. Ее родной брат, мне по бартеру на мою машину поменял. Как говорится, почему бы и нет?

            ЖОРЖЕТТА. Тогда тем более не понятно. Правда, что ли, машину отдали? И не жалко просто так отпускать?

            ФРОЛОВ. Наверстаем упущенное с тобой.

            ЖОРЖЕТТА. Со мной может тоже не получиться. Мне обхождение нужно тонкое. Без него я неприступная крепость.

ФРОЛОВ. А что, по-твоему, тонкое обхождение? Без рук?

ЖОРЖЕТТА. Я имею в виду слова. Люблю, когда мне заливают что-нибудь несусветное. Можно даже не про любовь, а что-нибудь о прекрасном совместном будущем. Люблю ложь. Ведь правда – это всегда что-то унылое и беспомощное, а ложь – красива и победительна, если, конечно, настоящая ложь. Когда мне лгут, я всегда чувствую к себе уважение и испуг со стороны этого лгуна. Это возвышает в собственных глазах. Ему, кстати, тоже приятно, вот, мол, как ловко обдурил глупую дурочку.

ФРОЛОВ. К сожалению, лгать особенно тоже не хочется.

ЖОРЖЕТТА. А ты солги. Расскажи о том, как развелся с нелюбимой женой, как тебе надоели плаксивые дети, как хочется начать новую жизнь. Смотришь, я и клюну. А позже ты скажешь: ситуация изменилась, мое служебное положение не позволяет мне бросать семью, так что давай останемся просто возлюбленными. Неужели это все так трудно?

ФРОЛОВ. Ну вот, ты сама все очень хорошо рассказала.

ЖОРЖЕТТА. А я хочу услышать от тебя, с индивидуальными подробностями. Обожаю индивидуальные подробности.

ФРОЛОВ. Хочешь денег?

ЖОРЖЕТТА. Смотря сколько.

ФРОЛОВ. Сто баксов.

ЖОРЖЕТТА. Это чтобы я заткнулась и не выпендривалась?

ФРОЛОВ. Нет, просто так.

ЖОРЖЕТТА. Если просто так, тогда давай.

 

Фролов достает ей из кармана деньги.

 

Что дальше?

ФРОЛОВ. Паспорт с собой есть?

ЖОРЖЕТТА. Допустим.

ФРОЛОВ. Утром поедем в аэропорт.

ЖОРЖЕТТА. И куда дальше?

ФРОЛОВ. Куда будут билеты. Согласна?

ЖОРЖЕТТА. Ей ты тоже это предлагал? И что же, отказала?

ФРОЛОВ. Ей я передумал предлагать.

ЖОРЖЕТТА. А что бы делал, если бы я не подвернулась?

ФРОЛОВ. Согласна?

ЖОРЖЕТТА. А мой послужной список тебя смущать не будет?

ФРОЛОВ. Что за чушь! Ну?

ЖОРЖЕТТА. А почему бы и нет? Только придется заехать ко мне за вещами.

 

Стук в дверь. Входят Саня, Участковый и Воробьева.

 

            УЧАСТКОВЫЙ. Участковый инспектор, лейтенант Бойко.

            САНЯ. Пускай он вам сам подтвердит.

            ВОРОБЬЕВА. А Вера? Где Вера?

            САНЯ. Да где-то здесь должна быть.

            ВОРОБЬЕВА. Я вижу здесь совсем другую. Где моя дочь, я вас спрашиваю?

            ФРОЛОВ. Она ушла.

            ВОРОБЬЕВА (Сане). Говори, паршивец, он или не он?

            САНЯ. Он.

            ВОРОБЬЕВА. А почему с ним теперь другая?

            САНЯ. Откуда я знаю? Его спрашивайте.

            УЧАСТКОВЫЙ. Разрешите ваши документы?

            ФРОЛОВ. На каком основании?

            УЧАСТКОВЫЙ. Для установления вашей личности.

            ВОРОБЬЕВА. Вы что же, отпустили ее одну ночью, в лесу?

            САНЯ. А давно? Мы по дороге никого не видели.

            ФРОЛОВ. В чем, собственно, дело?

            УЧАСТКОВЫЙ. Вам знакомы эти бумаги? (Показывает Фролову документы на машину.)

            ФРОЛОВ. В них что-нибудь не так?

            УЧАСТКОВЫЙ. Значит, вы подтверждаете, что подарили свой «Форд» Воробьеву Александру Ивановичу? (Показывает на Саню.)

            ФРОЛОВ. В них что-нибудь неправильно?

            УЧАСТКОВЫЙ. Отвечайте на вопрос.

            ФРОЛОВ. Да, подарил.

            УЧАСТКОВЫЙ. А вам известно, что такое дарение разрешено лишь между близкими родственниками?

            ВОРОБЬЕВА. Ох ты, господи, выходит, в самом деле?

            САНЯ. Я же говорил, все по закону.

            ФРОЛОВ. Так в чем дело? Печати не те?

            УЧАСТКОВЫЙ. Печати те. Но я не знаю, как вам это удалось сделать. Это надо проверить.

            ФРОЛОВ. Сейчас, посреди ночи?

            УЧАСТКОВЫЙ. Здесь пахнет крупной аферой.

            ВОРОБЬЕВА. Какой аферой? Мой сын сроду таких денег не имел. Саня, последний раз спрашиваю, расскажи всю правду.

            САНЯ. Да какая правда! Жениться он на нашей Верке хочет, вот и дарит. Обождите, значит, тогда он станет нашим родственником. Как это я сразу не сообразил! Ну что вы теперь, товарищ лейтенант, скажите? Все по закону.

            ВОРОБЬЕВА. Постой. Да кто тебе сказал, что они хотят на нашей Вере жениться?

            САНЯ. А пускай сам скажет. Только честно. А то и я знаю что сказать.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ловко они тебя.

            ВОРОБЬЕВА. При чем тут тогда эта девица?

            ЖОРЖЕТТА. А он сразу на двух женится. Так теперь принято. Правда, мы еще не решили, кто будет его первой ханум.

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). Мне кажется, что я где-то вас видел. Ваши документы, пожалуйста.

            ЖОРЖЕТТА. А нету.

            УЧАСТКОВЫЙ. Кем вы приходитесь этому человеку?

            ЖОРЖЕТТА. Товарищ по работе. Вместе книги по ночам читаем.

            УЧАСТКОВЫЙ. Я что-то не вижу здесь книг.

            ЖОРЖЕТТА. А мы по памяти. Строчку он, строчку я.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Объясните, наконец, что здесь происходит? Я про Веру. Это правда?

            САНЯ. Правда, правда. Разве просто так иномарки дарят?

            ВОРОБЬЕВА (Жоржетте). А ну, бесстыжая, пошла отсюда!

            ЖОРЖЕТТА. А я темноты боюсь. Не трогайте меня. (Отбегает.)

            ВОРОБЬЕВА. А моя дочь, значит, не боится? Это, небось, из-за тебя она отсюда ушла?

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). Вы подтверждаете, что тут недавно находилась Вера Воробьева?

            ЖОРЖЕТТА. Ее имени я, к сожалению, не успела узнать.

            УЧАСТКОВЫЙ. Как давно она отсюда ушла?

            ЖОРЖЕТТА. Полчаса назад.

            УЧАСТКОВЫЙ. И вы ее оба спокойно отпустили одну, в ночь, в незнакомом лесу?

            ЖОРЖЕТТА. Не маленькая, не заблудится, километр до шоссе.

            ВОРОБЬЕВА. Я тебе дам, не маленькая. А вы, что же, дорогой зятек? Не могли ее остановить?

            ЖОРЖЕТТА. Да какой он вам зятек? (Фролову.) Чего молчишь? Смотри, эти мигом тебя окрутят, не успеешь моргнуть.

            ВОРОБЬЕВА. То есть как, не зять? А кто же?

            САНЯ. Пускай не отпирается.

            УЧАСТКОВЫЙ. Значит это все же не родственное дарение, а обыкновенная афера.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Вы что же уже не собираетесь жениться на моей дочери? (Указывает на Жоржетту.) Из-за этой?

            ЖОРЖЕТТА. Да, именно из-за меня.

            ВОРОБЬЕВА. Что ты за него отвечаешь? У него свой язык есть.

            ЖОРЖЕТТА. Он его от ужаса проглотил при виде такой тещи.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Да скажите вы что-нибудь или нет?

            ФРОЛОВ. Дело в том, что я давно женат.

            ВОРОБЬЕВА. Вот значит как. Товарищ милиционер, арестуйте его. Я вам этого так не оставлю. Ну что смотришь, бесстыжие твои глаза. Напаскудил и в сторону?

            ЖОРЖЕТТА. Да не трогал он вашей дочери, успокойтесь.

            ВОРОБЬЕВА. А ты откуда знаешь? Была здесь при этом?

            ЖОРЖЕТТА. Говорю вам – не трогал он вашей дочери. Она сама хотела здесь остаться.

            ВОРОБЬЕВА. Хотела остаться? Значит, вы ее выгнали отсюда?

            ЖОРЖЕТТА. Да никто ее не выгонял. Она сама ушла.

            ВОРОБЬЕВА. Что-то концы с концами не сходятся. Только что говорила, что она хотела остаться.

            САНЯ. Что-то тут не то. А может, она и не ушла отсюда?

            ВОРОБЬЕВА. Как не ушла? А что же?

            САНЯ. Вот и я хотел бы знать. И как попала сюда эта...

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). На чем вы приехали сюда?

            ЖОРЖЕТТА. На помеле. Вон, в углу стоит.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы тут шутки не шутите. Серьезно отвечайте.

            ЖОРЖЕТТА. Меня подбросили сюда на машине.

            САНЯ. И эта машина увезла мою сеструху, так?

            ЖОРЖЕТТА. А если бы и увезла, что с того?

            ВОРОБЬЕВА. У меня нехорошее предчувствие. Что они сделали с моей дочерью?

            ЖОРЖЕТТА. Никто ее не увозил, сама ушла. Что за дурацкие мысли? Может, в другом месте на шоссе вышла и разминулась с вами.

            УЧАСТКОВЫЙ. Так, дело принимает другой оборот. Тут уже что-то почище. (Фролову.) Вы будете говорить?

            ФРОЛОВ. Я, кажется, ответил уже на все ваши вопросы.

            УЧАСТКОВЫЙ. Ночью в безлюдном месте пропал человек. Где девушка, я вас спрашиваю?

            ФРОЛОВ. Да убежала она отсюда, убежала.

            ВОРОБЬЕВА. Так они и делают, сначала наобещают девке в три короба, а потом скажет, что женат, и все тут.

            ЖОРЖЕТТА. Ваша дочь – девка? А выглядит как порядочная.

            ВОРОБЬЕВА. Что? Да как ты смеешь?

            ЖОРЖЕТТА. Вы же сами сказали: девка.

            УЧАСТКОВЫЙ. С какой целью она была привезена сюда?

            ФРОЛОВ. Вы так спрашиваете, будто ее связали и привезли сюда силой. Вон ее брат может подтвердить, что она приехала сюда добровольно.

            САНЯ. Я?.. Д-да, могу подтвердить.

            УЧАСТКОВЫЙ. С какой целью?

            ФРОЛОВ. Отдохнуть на лоне природы.

            ВОРОБЬЕВА. Ты лучше, Ирод, скажи, какие слова ты ей врал. Не было, не было кавалеров и вдруг – такой!

            САНЯ. Мам, да были у нее кавалеры, ты просто не в курсе.

            ВОРОБЬЕВА. А ты помолчи, с тобой разговор будет особый. Родной брат собственными руками сестру в этот притон привез! Ты хоть понимал, что делал?

            САНЯ. Я только на минуточку домой заехал. Хотел сразу же за ней вернуться. Пускай он подтвердит. (Указывает на Фролова.)

            УЧАСТКОВЫЙ. Я вижу, мы тут ни до чего не договоримся. Поэтому садимся сейчас все в машину и едем в отделение.

            ФРОЛОВ. Арестуете, что ли?

            УЧАСТКОВЫЙ. Препровожу в отделение установить ваши личности и пока не отыщется девушка.

            ВОРОБЬЕВА. Правильно, так с ними и надо.

            ЖОРЖЕТТА. А меня за что? Я тут при чем?

            УЧАСТКОВЫЙ. Вашу личность мы тоже должны установить.

            ФРОЛОВ. Вы что, серьезно об этом?

            УЧАСТКОВЫЙ. Собирайтесь.

            ФРОЛОВ. Во-первых, я мог вас вообще сюда не впустить без санкции прокурора.

            УЧАСТКОВЫЙ. Гражданин, не занимайтесь демагогией.

            ФРОЛОВ. А во-вторых, это дача Корнюхина. Вам что-нибудь говорит эта фамилия?

            УЧАСТКОВЫЙ. Это которого Корнюхина? Того, который...

            ФРОЛОВ. Того самого.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы что же, за дурачка меня принимаете, будто я не знаю, где их дачи?

            ФРОЛОВ. Там его госдача – для семьи, а это охотничий домик для себя лично. Вот телефон, можете позвонить.

            УЧАСТКОВЫЙ. То-то я смотрю, откуда здесь телефон? Что же вы так его подводите? Организуете здесь черт знает что. Ведь если узнают, ему тоже не поздоровится.

            ФРОЛОВ. А как об этом узнают? Вы что, анонимку напишете?

            УЧАСТКОВЫЙ. Зачем? Доложу по начальству, как положено.

            ФРОЛОВ. А от вашего начальства куда попадет? Так сразу и обнародуют?

            УЧАСТКОВЫЙ. Нет, конечно. Хотя... не знаю. Времена уже нынче другие.

            ФРОЛОВ. Вы так уверены?

            УЧАСТКОВЫЙ. Конечно, по-всякому бывает.

            ФРОЛОВ. Ну так что теперь?

            ВОРОБЬЕВА. Это еще что за новости? Какой Корнюхин? Сейчас уже не то время им все позволять. Учтите, я этого так не оставлю.

            УЧАСТКОВЫЙ. Решение остается прежним: едем в отделение.

            ЖОРЖЕТТА. А может как-нибудь по-другому? Вы капитана Силантьева случайно не знаете?

            УЧАСТКОВЫЙ. Поедете оба. Все. Без возражений.

            ФРОЛОВ. Я не поеду. Завтра, пожалуйста, а сейчас нет. Звоню Корнюхину, пусть он разбирается. (Подходит к телефону.)

            ВОРОБЬЕВА. Да что же это такое! Позвонил – и будет гулять.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы никуда не будете звонить. Из отделения сколько угодно.

            ФРОЛОВ. Какой кошмар! И чтобы именно сегодня. Лейтенант, давайте по-человечески. Я всегда был законопослушным человеком, но сегодня я действительно не могу никуда уходить отсюда. Сегодня для меня это слишком важно. Знаете что, наденьте на меня наручники. Это вам будет гарантия, что я никуда до завтра от вас не денусь. Только оставьте меня здесь одного.

            УЧАСТКОВЫЙ. Какие наручники? Поехали.

            ФРОЛОВ. Я не могу. Я же по-человечески прошу вас.

            УЧАСТКОВЫЙ. А я сказал, поедете. Не заставляйте меня, пожалуйста, применять к вам силу.

            ФРОЛОВ. Но это же безумие. На каждую силу всегда есть другая сила.

            УЧАСТКОВЫЙ. С вами я как-нибудь управлюсь.

            ВОРОБЬЕВА. Молодец, лейтенант! Сбил с него спесь.

            ФРОЛОВ (достает из-за печи ружье). А ну шагом марш отсюда!

            УЧАСТКОВЫЙ. А оно хоть заряжено?

            ФРОЛОВ. Хотите узнать? Давайте.

            ВОРОБЬЕВА. Ох ты, господи!

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы что же, оказываете мне вооруженное сопротивление?

            ФРОЛОВ. Слава богу, догадался. Ты – первый. (Указывает на дверь.)

            УЧАСТКОВЫЙ. Это для вас плохо кончится. Предупреждаю.

            ФРОЛОВ. Если хотите приемчик сделать – пожалуйста. Получите орден... посмертно. Живее! Ну! (Участковый и Фролов уходят.)

            САНЯ. Заводной мужик.

            ВОРОБЬЕВА. Что же теперь будет?

            ЖОРЖЕТТА. Попугает и все. Этих легавых действительно надо время от времени учить, а то чувствуют себя как короли.

 

Выстрел.

 

            ВОРОБЬЕВА. Господи-святы!

            САНЯ. Допрыгались!

            ЖОРЖЕТТА. Сумасшедший! (Выбегает за дверь. Саня и Воробьева следом за ней.)

 

З а н а в е с

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

Те же декорации. Один за другим входят Саня, Воробьева,

Жоржетта и Фролов с ружьем.

 

            САНЯ. Так вы это нарочно или случайно?

ФРОЛОВ. Какая разница.

            САНЯ. Он же скажет, что вы его убить хотели.

            ЖОРЖЕТТА. А я скажу: видела, как он в воздух выстрелил.

            ВОРОБЬЕВА. Да разве можно на живого человека с ружьем? Ну и съездили бы в отделение – корона бы с вас не свалилась. А теперь заварили кашу. Как расхлебывать будете?

            САНЯ. За милиционера могут на всю катушку отвалить. Есть только один выход – доказать, что ничего не было.

            ВОРОБЬЕВА. Выходит, все врать надо? Ну и ну.

            ЖОРЖЕТТА. А они по одному будут спрашивать. Что-нибудь не совпадет – и расколят, как миленьких.

            САНЯ. Скажем, выстрела не слыхали. Все как было, а выстрела не было. Надо только хорошо ружье почистить.

            ЖОРЖЕТТА. А что? Это выход.

            ФРОЛОВ. Теперь вы, кажется, готовы выгораживать меня?

            ВОРОБЬЕВА. Ты уже сам себя наказал своей непутевой жизнью. И еще не раз накажешь. Наверно и детей нет. А у такого уже могли быть взрослые дети.

ФРОЛОВ. А что дети?

ВОРОБЬЕВА. Были бы дети, ты бы семь раз подумал, прежде чем этими безобразиями заниматься. Не мальчик уже. По возрасту не подходит.

ЖОРЖЕТТА. Что же ты ружье не садишься чистить? Он же может по дороге любых гаишников остановить и завернуть сюда.

            ФРОЛОВ. Он не вернется.

            ВОРОБЬЕВА. Как, не вернется?

ЖОРЖЕТТА. Ты что, попал в него?

САНЯ. А я думал, в воздух.

            ФРОЛОВ. Я действительно стрелял в воздух, но он не вернется.

            ЖОРЖЕТТА. Это почему?

            ФРОЛОВ. Ну что он своим скажет? Что его пуганули из дробовика? И он убежал? Офицер милиции? Да он никому и ползвука не скажет. Из-за своей офицерской чести.

            ЖОРЖЕТТА. Да какая у милиции офицерская честь? Это только в армии, если я ничего не путаю.

            САНЯ. Это в кино они с голыми руками на ружья лезут, а на самом деле такие же как все. Задал стрекача до самого города. Хорошо, что ключи у меня, а то мог и машину угнать.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты на это не рассчитывай, что он не вернется. Возьмет подмогу и будет здесь как миленький.

            ВОРОБЬЕВА. Вы бы лучше пошли и сами первым рассказали.

            САНЯ. На машине можем и опередить. Точно.

            ЖОРЖЕТТА. Или своему Корнюхину позвони. Или у него руки для этого коротки?

            ФРОЛОВ. Для этого – в самый раз.

            ЖОРЖЕТТА (протягивает трубку). Ну так звони.

            ФРОЛОВ. Потом.

            ЖОРЖЕТТА. Тогда давай сматываться отсюда. Или ты передумал уже?       

            ФРОЛОВ. Не знаю. Сначала все это меня немного взбодрило, а теперь снова не то.

            ЖОРЖЕТТА. Ты что, болен?

            ФРОЛОВ. Ты действительно хочешь со мной ехать? А зачем?

            ЖОРЖЕТТА. По-моему, это ты предлагал.

            ФРОЛОВ. Для меня это был лучший вариант, пока ты не согласилась. И надо же было тебе согласиться.

            ВОРОБЬЕВА. Потом между собой разберетесь, а сейчас надо что-то решать. И с машиной, и с этими выстрелами...

 

Дверь медленно открывается. Крадучись, входит Участковый,

быстро набрасывается на Фролова и валит на пол.

 

            УЧАСТКОВЫЙ. Веревку, быстрей!

 

Саня подает веревку.

 

Руку держи!

            ЖОРЖЕТТА. Не трогайте его. Что за номера еще?

 

Участковый с Саней быстро связывают Фролова.

 

            ВОРОБЬЕВА. Вот ведь как все обернулось.

            ФРОЛОВ. Ну и что теперь? Герои!

            УЧАСТКОВЫЙ. Я же предупреждал, а ты не послушал.

            ФРОЛОВ (Сане). А ты, я вижу, согласен любому помогать.

            САНЯ. Я в мою родную милицию не стреляю.

            ЖОРЖЕТТА. Шестерка! Мы же договорились, что никакого выстрела не было.

            САНЯ. Кто договорился? Я не договаривался. Он у меня неизвестно куда сестру дел, а я должен договариваться.

 

Входит Вера.

 

            ВОРОБЬЕВА. Доченька!

            ВЕРА. Мама? Что здесь такое? Откуда вы?

            ВОРОБЬЕВА (строго). Я из дома, а вот откуда ты?..

            ВЕРА. Ай, мама, потом. За что вы его связали?

            УЧАСТКОВЫЙ. Оказал сопротивление, не хотел в отделение идти.

            ВЕРА. А зачем в отделение?

            УЧАСТКОВЫЙ. Для установления личности. И пока девушка не найдется.

            ВОРОБЬЕВА. Так вот же она, Вера!

            УЧАСТКОВЫЙ. Это ваша дочь?

            ВОРОБЬЕВА. Доченька, как ты нас всех напугала!

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, но ведь сказали, что вы ушли.

            ВЕРА. Услышала выстрел и вернулась.

            САНЯ. А где ты была? У дороги тебя видно не было.

            ВЕРА. Мое дело, где я была. За что вы его связали?

            ВОРОБЬЕВА. Сначала ответь, что ты тут делала?

            ВЕРА. Пускай твой сын скажет.

            САНЯ. Со своим ухажером развлекалась. А меня попросила пару часов на машине покататься. Разве не так?

            ВЕРА. Вот как ты все повернул? Ну что ж, пусть будет по-твоему. Так даже лучше.

            ВОРОБЬЕВА. То есть как, развлекалась? И не стыдно даже это произносить?

            ВЕРА. Хватит лицемерия, мама! Сама готова выдать меня за первого встречного и говоришь про стыд.

            ВОРОБЬЕВА. Но он же женат!

            ВЕРА. Ну и что?

            ВОРОБЬЕВА. Как ну и что? (Указывает на Жоржетту.) А тут еще эта, худая.

            ЖОРЖЕТТА. Не худая, а стройная и изящная.

            ВЕРА. Мам, что ты от меня хочешь?

            ВОРОБЬЕВА. Я?.. Чтобы у тебя все было хорошо.

            ВЕРА. Как вы здесь оказались?

            ВОРОБЬЕВА. У этого негодника нашла документы на чужую машину и вызвала участкового. Он говорит, что тут какая-то скрытая афера. Это правда?

            ВЕРА. За это вы его и связали?

            ВОРОБЬЕВА. Не столько из-за машины, бог с ней, сколько из-за тебя.

            ВЕРА. Но я вот она, жива и здорова. Что вам еще нужно? А машина? Пусть Саня вернет ему все документы и не будет никакой проблемы. Я ее завтра сама в какое-нибудь озеро спихну.

            САНЯ. У тебя что, сбрендило? И не буду я никакие документы отдавать, тут все честно, без махинаций.

            ВЕРА. Вот видите, товарищ участковый, все и выяснилось. И вы можете спокойно его отпустить.

            УЧАСТКОВЫЙ. Как это отпустить? Он же стрелял в меня.

            ВЕРА. Но он же не попал в вас.

            УЧАСТКОВЫЙ. Ну и что?

            ВЕРА. Вы же представитель одной из самых мужественных профессий. Для вас выстрелы привычное дело. Вы же видите, что это недоразумение, почему бы вам не проявить великодушие?

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, не путайте меня. При чем здесь это?

            ЖОРЖЕТТА. А если вас об этом попросит еще одна красивая девушка? Вы не женаты, товарищ лейтенант? А то бы мы с вами могли встретиться вечерком, в кино сходить.

            УЧАСТКОВЫЙ. Какое кино? Не морочьте мне голову.

            САНЯ. Не попал же ведь.

            ВОРОБЬЕВА. Что за милиция у нас – чуть что, человека связывать! Мы сами теперь разберемся.

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, обождите. Вы что же, хотите сказать, что любой может стрелять в человека в моей форме и это ему преспокойно сойдет с рук?

            ВЕРА. Причем здесь ваша форма?

            УЧАСТКОВЫЙ. Как при чем? Эта форма может быть главнее меня самого. Думаете, мне охота было возвращаться в одиночку вязать этого снайпера? Но форма приказала: назад, и я пошел назад. Чтобы никто и никогда не мог подумать, что человека в моей форме можно чем-то устрашить.

 

Все молчат. Фролов неожиданно начинает смеяться.

 

Что за смех?

 

Фролов смеется еще сильней.

 

Я это понимаю, как еще одно издевательство. И если ты не замолчишь, завяжу тебе рот. Ну хотя бы этим полотенцем.

            ВОРОБЬЕВА. Как странно, у меня дома точно такое же полотенце и так же потерто.

 

Саня старается спрятаться.

 

Дайте я лучше посмотрю. (Забирает у Участкового полотенце.) Откуда в этом доме наше полотенце? (Смотрит на Веру.) Ты что же, уже и вещи свои сюда перенесла?

            ВЕРА. Ну я же сказала, потом.

            САНЯ. Мам, ну чего ты пристала к этому полотенцу?

            ВОРОБЬЕВА (осматривается вокруг). И покрывало наше. (Поднимает покрывало, под которым камень.) А это еще зачем?

            ФРОЛОВ. А ну хватит рыскать по чужому дому!

            ВОРОБЬЕВА. Какой же он чужой, если в нем наши вещи?

            ВЕРА. Мама!

            ВОРОБЬЕВА. Что, мама? Разве это я хожу ночью по чужим дачам со своими вещами?

            ВЕРА. Ты же ничего не знаешь!

            ВОРОБЬЕВА. А что тут еще знать надо? Тут и так все видно. Обманул тебя этот прохвост, а ты ему и поверила.

            ФРОЛОВ. Меня от этого цирка уже тошнит. Ну давайте, раз, два, взяли.

            УЧАСТКОВЫЙ. Что взяли?

            ФРОЛОВ. Меня взяли на ручки и понесли.

            УЧАСТКОВЫЙ. Не барин, сам пойдешь.

ФРОЛОВ. Сам? Ну нет! Шутить так шутить до конца. Несите!

УЧАСТКОВЫЙ. Поднимайся, не выдуривайся. Что еще такое?

ВЕРА. Товарищ участковый, но вы же обещали его отпустить?

УЧАСТКОВЫЙ. Я?!

ЖОРЖЕТТА. Человек в вашей форме не может нарушить своего слова. Разве не так? А то как же мы с вами завтра в кино пойдем? Я не смогу довериться такому коварному мужчине.

ВОРОБЬЕВА. Действительно: повоевали и хватит.

САНЯ. И мы не можем ехать на аферной машине, придется до города пешком идти.

УЧАСТКОВЫЙ. Ладно, товарищи, пошутили и хватит.

ЖОРЖЕТТА. Это как раз вы шутите, товарищ лейтенант. Не подумали, сколько ему дадут за этот дурацкий выстрел. И все только из-за вашего самолюбия.

ВЕРА. Вы, как участковый, должны заниматься профилактикой преступлений, а вы их еще больше раздуваете.

САНЯ. Ну, девки дают!

УЧАСТКОВЫЙ. Ничего у вас не выйдет с вашей демагогией. (Фролову.) Значит, не пойдете сами? (Сане.) Берись за ноги.

САНЯ. У меня предрасположенность к грыже, мне нельзя.

УЧАСТКОВЫЙ. Думаете, сам не донесу? Жилы вытяну, а донесу. (Собирается поднимать Фролова.)

ВЕРА. Вы не того несете.

УЧАСТКОВЫЙ. Что еще за новые шутки? Вы, что, думаете, вам, городским, все можно?

ВЕРА. Я сказала, вы не того человека арестовали.

УЧАСТКОВЫЙ (указывает на Жоржетту). Ее?

ЖОРЖЕТТА. Прямо, я так и пошла. Меня тоже понесете.

УЧАСТКОВЫЙ. Так кого?

ВЕРА (указывает на Саню). Его. Это он меня связанную сюда привез и продал ему за свою машину.

УЧАСТКОВЫЙ. Как, то есть, продал?

САНЯ. Ничего я не продавал. Она все выдумала, чтобы его выгородить.

ВОРОБЬЕВА. Доченька, что ты такое говоришь? Твой брат, конечно, порядочный шалопай, но не до такой же степени.

ВЕРА. Именно до такой. Посмотри на веревку, это наша веревка.

ЖОРЖЕТТА. Я сама видела ее связанной этой веревкой. Могу подтвердить.

САНЯ. Может ты видела и как я веревкой вязал родную сестру? Ну, придумали!

ВЕРА. Он мне предложил на спор, что если я не буду царапаться и кусаться, то сможет связать меня, я как дура согласилась. Мне и в голову не могло прийти, что он затеял.

ВОРОБЬЕВА. Сынок, это правда?

УЧАСТКОВЫЙ. А я все равно вам всем не верю и не поверю. (Указывает на Фролова.) Сначала разберусь с ним, а потом уже буду ваши байки выслушивать. Ружье тоже возьму. (Вешает на одно плечо ружье, на другое с трудом поднимает Фролова.)

 

Входят Тамара и Корнюхин.

 

            КОРНЮХИН. Вы бы хоть не ногами вперед его отсюда выносили.

 

Участковый опускает Фролова на диван.

 

Моя фамилия Корнюхин.

            УЧАСТКОВЫЙ. Участковый инспектор, лейтенант Бойко.

            КОРНЮХИН. В чем дело, лейтенант?

            УЧАСТКОВЫЙ. Какая-то подозрительная история с похищениями, продажами, дарениями автомобилей. Вы знаете этого человека?

            КОРНЮХИН. В связанном виде мне его трудно узнать. Развяжите.

 

Участковый развязывает Фролова.

 

Да, это Фролов Егор Афанасьевич.

            УЧАСТКОВЫЙ. Чье это ружье?

            КОРНЮХИН. Мое.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы доверили его безответственному человеку, он угрожал им и даже стрелял.

            КОРНЮХИН. В кого?

            УЧАСТКОВЫЙ. В общем-то, в меня.

            КОРНЮХИН. А где ваше оружие? Почему вы допустили его выстрелить первым?

            УЧАСТКОВЫЙ. Я?! Нам оружие положено в исключительных случаях.

            КОРНЮХИН. Этот лес входит в ваш участок?

            УЧАСТКОВЫЙ. Меня попросила эта гражданка разобраться, не подымая шума.

            КОРНЮХИН. Что значит, не подымая шума? Доводить дело до стрельбы?

            УЧАСТКОВЫЙ. Я считаю свои действия правильными и оправданными.

            КОРНЮХИН. Ну-ну, не надо драматизировать. Никто не говорит, что вы не правы. Вы из какого ОВД?

            УЧАСТКОВЫЙ. Центрального.

            КОРНЮХИН. Там у вас начальник Ильин Петр Александрович?

            УЧАСТКОВЫЙ. Так точно.

            КОРНЮХИН. Напомните мне еще раз свою фамилию.

            УЧАСТКОВЫЙ. Лейтенант Бойко.

            КОРНЮХИН. Буду рад сообщить Петру Александровичу какие у него в штате есть инициативные и перспективные кадры, а то он все жалуется, что некого выдвигать. А с моим гостем давайте так: выпишите ему штраф какой побольше, чтоб неповадно было и покончим с этим.

            УЧАСТКОВЫЙ. Но он поднял руку на ответственное лицо при исполнении служебного долга.

            КОРНЮХИН. Выпишите тогда двойной штраф. Если и это для вас неприемлемо, то прошу вас завтра зайти ко мне в Капитолий где-нибудь полпятого, мы это обсудим более подробно. Никуда от нас этот преступник не денется, не так ли?

            УЧАСТКОВЫЙ. Куда зайти?

            КОРНЮХИН. В серое здание с белыми колоннами. Второй этаж, там вам покажут. У кого еще какие проблемы?

            ВОРОБЕВА. Ваш гость обещал жениться на моей дочери, а теперь выясняется, что он женат.

            ВЕРА. Мама!

            КОРНЮХИН. Вы требуете, чтобы он развелся с первой женой, осиротил своего сына и женился на вашей дочери?

            ВОРОБЬЕВА (смущенно). Нет, я этого не требую.

            КОРНЮХИН (Сане). А вы кто, молодой человек? Добровольная дружина?

            САНЯ (указывает на Веру). Я ее брат. Ваш гость подарил мне свою машину, все оформлено как надо, а товарищ лейтенант говорит, что это незаконно.

            КОРНЮХИН. Я думаю, товарищ Бойко лучше нас с вами знает законы, поэтому машину пока можете оставить здесь. Никто ее до завтра не угонит. Еще вопросы есть?

            УЧАСТКОВЫЙ. Во всем, кажется, разобрались. Можно ехать. Обождите. А на чем мы теперь поедем?

            КОРНЮХИН. Тамара отвезет вас на моей машине.

            УЧАСТКОВЫЙ (Фролову). Никогда не связывайтесь с человеком в форме – всегда сами будете биты. (Уходит.)

            ВОРОБЬЕВА (толкает сына). Иди уже, Ирод. (Вере.) А ты что стала?

            ВЕРА. Я остаюсь.

            ВОРОБЬЕВА. Мало тебе было позора? У них тут видишь, какая компания? Все шито-крыто. Не про нас.

            ВЕРА. Мне нужно кое-что выяснить.

            ВОРОБЬЕВА. А ну марш домой, кому сказала!

            ВЕРА. Не делай вид, что сильно обо мне беспокоишься. Иди лучше своего сынка береги.

            ВОРОБЬЕВА. Эх, доченька. Вечно ты делаешь все назло и себе, и людям, оттого у тебя все и наперекосяк. (Вместе с сыном уходят.)

            ТАМАРА (Корнюхину). Мне серьезно их везти?

            КОРНЮХИН. Везешь и возвращаешься.

            ТАМАРА. Как скажешь. (Уходит.)

 

Все молчат.

 

            КОРНЮХИН. Ну как дела, Жоржетта?

            ЖОРЖЕТТА. Лучше всех.

            КОРНЮХИН. Как там твое настоящее имя? Напомни.

            ЖОРЖЕТТА. Сегодня я Жоржетта.

            ФРОЛОВ. А ты действительно солидный человек. Здорово командовать насобачился.

            КОРНЮХИН. Да уж, что приобрел, то приобрел.

            ВЕРА. Хоть одно полезное дело сделали.

            КОРНЮХИН. Полезное? Совсем не уверен. Провести ночь в отделении для него было бы полезней. Поближе бы с народом пообщался. Из своих заоблачных далей. (Фролову.) Кстати, что ты там плел насчет фальшивых документов, я давеча не очень разобрал? Что у тебя еще стряслось? Никогда не поверю, что это только от личной жизни. (Указывает на Веру.) А эта подруга с тобой поедет, что ли?

            ЖОРЖЕТТА. С ним еду я, а не она. Мы уже все переиграли.

            КОРНЮХИН. Я сомневаюсь, что переиграли. (Вере.) Так, барышня?

            ВЕРА. О чем вы?

            КОРНЮХИН. Так едешь или нет?

            ВЕРА. Мне никто ничего не говорил.

            КОРНЮХИН. А поехала бы?

            ВЕРА. Вы задаете нелепые вопросы.

            КОРНЮХИН. Егор, она тоже согласна. И кого выберешь? Лично я бы выбрал эту. (Указывает на Жоржетту.) Будет предана первых три месяца как хорошая собака.

            ЖОРЖЕТТА. Вас, кажется, опять не туда понесло.

            КОРНЮХИН. Так все-таки, Егор, кого?

            ВЕРА. Как вам только не стыдно? Как вы себя ведете?

            КОРНЮХИН. Егор, не томи девушек, скажи.

            ФРОЛОВ. О чем? Я им уже все сказал.

            КОРНЮХИН. Не нравишься ты мне сегодня, ой, не нравишься. Если бы не знал тебя, подумал бы, что ты специально девочек приманиваешь. Они на твою страдающую таинственность как бабочки летят. А я вот не таинственный и ко мне никто не летит. Хотя мои тайники наверняка побогаче твоих. (Вере.) Ну с тобой здесь все ясно. (Жоржетте.) А вот тебя он чем купил?

            ЖОРЖЕТТА (показывает деньги). За сто баксов.

            КОРНЮХИН (Вере). По сравнению с твоей машиной, на ней он здорово сэкономил. (Показывает на Жоржетту.)

            ВЕРА. Что у вас за манера всех стравливать между собой?

            КОРНЮХИН. Хочешь, я скажу, почему у него с тобой ничего не получилось?

            ВЕРА. Вы этого просто не можете знать.

            КОРНЮХИН. Есть одна маленькая несообразность человеческой психологии. Мы не можем по-прежнему относиться к избитым мужчинам и изнасилованным женщинам. Они вроде и не виноваты, что с ними произошло, но в наших глазах они многое теряют. Такие люди, как Егор, просто физически не могут любить женщину, на которую они сами подняли руку. Я – могу, а он – нет. Кстати, Егор, это касается и твоей вольной борьбы с этим лейтенантом. Я уже не смогу смотреть на тебя с тем священным трепетом, как раньше. Уж лучше бы ты его пристрелил, чем дал себя связать. По крайней мере, большие гордые люди поступают именно так.

            ВЕРА. К вашему сведенью, связывал меня не он.

ФРОЛОВ (Корнюхину). Зачем ты их впутываешь сюда?

            КОРНЮХИН. Чтобы они были в курсе.

            ФРОЛОВ. Зачем?

            КОРНЮХИН. Чтобы не смотрели на тебя, раскрыв рот. Ах, ах, человек хочет начать новую жизнь, надо быть с ним рядом.

            ФРОЛОВ. Кого ты хочешь переубедить?

            КОРНЮХИН. Себя, кого же еще? Где ты видел людей, чтобы не хотели начать новую жизнь? Моя жизнь мне тоже вот где. Я скоро Томку начну тискать прямо под окнами обкома, чтобы уже нельзя было замять. Но ведь кому-то все равно надо делом заниматься. У нас не такая богатая страна, чтобы людьми бросаться. Ты живешь как в скорлупе, вот тебе и лезут в голову всякие глупости. Мне лезут потому, что я осатанел от регламента, а тебе наоборот – нехватка впечатлений.

            ФРОЛОВ. Это у меня-то?

            КОРНЮХИН. У тебя. Ты свои африканские вояжи за впечатления не принимай, мура это все. И свою семейную жизнь тоже. Ты в наши будни окунись, вот где экзотика почище американских боевиков. Там все по правилам, а у нас правил ни в чем никогда не бывает. Вот куда девяносто процентов нашей широты и удали уходит: в дурость по части собственной жизни. Ну, рассказывай.

            ФРОЛОВ. Что рассказывать?

            КОРНЮХИН. Исповедь, исповедь давай. Барышням же интересно. И я послушаю со своими комментариями.

            ЖОРЖЕТТА. Не мешало бы горло промочить.

            КОРНЮХИН. В самую точку. Когда умница, тогда умница, ничего не скажешь. (Наливает вино. Фролов и Вера жестами отказываются.) За тебя, Жаночка. (Пьют вместе с Жоржеттой.) Ну, мы слушаем.

            ФРОЛОВ. Я пошутил. И эта записка и все.

            ВЕРА. А вот это? (Снимает с камня покрывало.)

            КОРНЮХИН. Ого! Это уже веселее. Покажи-ка мне свои фальшивые документы. Закрой пальцем фамилию и покажи.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты что, топиться собрался?

            КОРНЮХИН. А мы бы потом тебя всю жизнь ждали. Глаза на дорогу просмотрели бы. Ай-я-яй, нехорошо.

            ФРОЛОВ. Просто я хотел сначала, как ты предлагал, инсценировать самоубийство, а самому исчезнуть.

            ЖОРЖЕТТА. А зачем мне тогда последние деньги отдал? Я же видела, что у тебя в бумажнике больше ничего нет.

            ФРОЛОВ. Русские отшельники с толстыми кошельками в пустынь не уходят.

            КОРНЮХИН. Звучит остроумно, но не очень убедительно. Бичевать, что ли, собрался? Так ничего у тебя не получится, ты слишком долго в золотой клетке сидел, на воле не справишься.

            ЖОРЖЕТТА. Один – нет, а если вдвоем, то справится.

            ВЕРА (насмешливо). На три месяца.

            ЖОРЖЕТТА (указывая на Корнюхина). А ты за ним не повторяй, поняла? Я же тебя насквозь вижу. Тебя саму к этой жизни как магнитом тянет. Ты боишься только на самое дно попасть, а если как Тамарка к приличным людям (Указывает на Корнюхина.) то очень даже не против. Ну хоть раз не солги и скажи «да».

            ВЕРА. Ты много на себя берешь...

            КОРНЮХИН. Цыц, сороки, а то за дверь обе пойдете! У вас здесь прикладное значение, ну и ведите себя соответственно. (Фролову.) А на кой ляд тебе понадобилась сказка про фальшивые документы? У нас никто не запрещает бичевать под собственной фамилией. Пожалуйста, все котельные страны в твоем распоряжении, ночуй – не хочу.

            ФРОЛОВ. Чтобы ты меня в сумасшедший дом не посадил.

            КОРНЮХИН. Кто? Я? Что за ерунда?

            ФРОЛОВ. А Алика Портного не ты в дурдом запрятал?

            КОРНЮХИН. Вот как это тебе доложили. Ну что ж, пусть я. И что же?

            ФРОЛОВ (с испугом). Но это же не ты его туда засадил?

            КОРНЮХИН. Какая разница кто? Человек три года нигде не работал. Ко мне мать его приходила, просила оформить на лечение.

            ФРОЛОВ. Ты бы мог его оформить в ЛТП.

            КОРНЮХИН. Алик не был алкоголиком. Пил иногда только шампанское, оно его веселило.

            ФРОЛОВ. Пускай бы милиция сама им занималась.

            КОРНЮХИН. Я не страус, чтобы прятаться от ответственности. Алик наш товарищ, поэтому должен был решать я. Тебя-то не было.

            ФРОЛОВ. Выходит, стоит моей жене попросить оформить меня на лечение, и я пойду тоже следом за Аликом?

            КОРНЮХИН. А чем ты лучше его? Алик, тот хоть ненавидел и презирал все открыто, а ты темная лошадка.

            ЖОРЖЕТТА. А кто такой этот Алик? Такой же, как вы?

            КОРНЮХИН. Один человек. Ты знаешь, Егор, я часто думаю об этом нашем былом триумвирате. Алик был нашим сердцем, ты – нашей головой, а я, грешный, – нашей бренной плотью. И эта плоть оказалась единственно дееспособной. Знаешь, это наводит на жуткие обобщения. Как работать нашей партийной государственной машине без сердца и без головы.

 

Пауза.

 

            ВЕРА. А что с ним случилось, с этим человеком?

            КОРНЮХИН. Что должно было, то и случилось. Вы же слышали – в дурдоме.

            ВЕРА. И вы это так спокойно говорите.

            КОРНЮХИН. А чего волноваться? Хотите, кто-нибудь из вас там тоже окажется? А? Хотите?

            ВЕРА. Это же мерзко, это еще хуже, чем в тюрьму. (Фролову.) И вы считаетесь его другом?

            ЖОРЖЕТТА. Сейчас такие дела, я слышала, начинают потихоньку трясти. (Корнюхину.) Не боитесь?

 

Конюхин отмахивается от нее как от назойливой мухи.

 

            ФРОЛОВ (Корнюхину) С Надей у Алика так ничего и не получилось?

            КОРНЮХИН. Она же в аварию попала, ты слышал? Лицо сильно попортилось и на правой руке три пальца оторвало. А у них уже заявление лежало. Не разрешила она ему на себе жениться. А потом и совсем уехала. Что у людей за привычка, чуть что, в бега пускаться, как будто везде для них пустые квартиры приготовлены?

            ЖОРЖЕТТА. Я бы тоже без трех пальцев замуж не пошла.

            КОРНЮХИН (удивленно). Ты-то? А что бы сделала?

            ЖОРЖЕТТА. Согласилась бы только на любовницу.

            КОРНЮХИН. Ну и дура!

            ЖОРЖЕТТА. Почему? Никого бы ни к чему не обязывала.

            КОРНЮХИН. Что за глупые нынче девицы пошли, брак от сожительства отличить не могут.

            ЖОРЖЕТТА. А никакого отличия нет. Только штамп в паспорте.

            КОРНЮХИН. Брак, к твоему безмозглому сведенью, это когда меняют жизнь на жизнь: все отдают и все требуют взамен.

            ЖОРЖЕТТА. То-то вы все жене отдаете! Кто бы говорил.

            КОРНЮХИН. А у меня работа такая.

            ЖОРЖЕТТА. Какая?

            КОРНЮХИН. Как у тебя: всего себя отдавать людям. Тебе в том числе. Ты думаешь, большая радость мотаться по ночам черт знает где с такими, как ты? Но я знаю, что есть на свете Жоржетта, которую манит блеск далеких огней, ей чудовищно не хватает даже не денег и нарядов – что деньги и наряды? – а возможности сесть за пиршеский стол сильных и талантливых мира сего, и такую возможность ей могут предоставить лишь такие плешивые старцы, как я. И вот я, болезный, вынужден собственноручно выгонять из гаража машину и гнать ее навстречу губительным для себя приключениям. И какой только негодяй выдумал, что любовные похождения – это хорошо!

            ЖОРЖЕТТА. Браво, с меня двадцать копеек!

            ВЕРА. Я прошу отвезти меня домой. Или я пешком пойду.

            КОРНЮХИН. Тамара приедет и увезет тебя вторым рейсом.

            ВЕРА. Я прошу сейчас. (Корнюхину.) Отвезите меня, пожалуйста.

            КОРНЮХИН. Что за ерунда! Вас что, обидела моя пламенная речь? Так это я не для вас говорил, а для него. (Указывает на Фролова.)

            ВЕРА. Просто вы помогли мне лучше увидеть саму себя. Я слепая, надеялась, что это все так, забавное приключение, что негрязного человека никакая грязь коснуться не может, а это, оказывается, вон, как выглядит. Я не желаю ни для кого быть девочкой для утех. (Направляется к двери, Корнюхину.) Я вас жду.

            ФРОЛОВ. Погодите.

 

Пауза

 

            ВЕРА. Вы что-то хотели мне сказать?

            ФРОЛОВ. Я был, кажется, не прав в отношении вас.

            ВЕРА. Это все?

            ФРОЛОВ. Ответьте только на один вопрос: почему вы вернулись?

            ВЕРА. Чтобы выйти за вас замуж. Вы этого ответа хотите?

            ЖОРЖЕТТА. Врет она. Ее заворожил твой поступок. Замужеств кругом тысячи, да и она не такая старая еще, а мужских поступков кругом нет как нет. А тут вдруг случилось. У кого угодно голова закружится.

            ВЕРА. У некоторых, как видно, не закружится.  

            ЖОРЖЕТТА. Если бы не ты со своей мамочкой, я бы уже ехала с ним в аэропорт.

            КОРНЮХИН. Опять затараторили. Выбросите на пальцах кому с ним остаться и дело с концом. Он сам, я вижу, выбрать не в силах.

 

Пауза.

 

(Фролову.) Кстати, в какой стадии твой эпохальный труд об обществе будущего?

            ФРОЛОВ. Я его закончил.

            КОРНЮХИН. Где он?

            ФРОЛОВ. В ящике стола.

            КОРНЮХИН (открывает ящик и достает толстую папку). Надеюсь, это бомба?

            ФРОЛОВ. Нет, не бомба.

            КОРНЮХИН. Значит, докторской тут и не пахнет?

            ФРОЛОВ. Нет, конечно.

            КОРНЮХИН. Ну и какой же вывод из этого? Для тебя?

            ФРОЛОВ. Что все это чепуха.

            КОРНЮХИН. Ну об этом нам судить, а не тебе. Помнится, твой прогноз пять лет назад на наши теперешние реформы полностью оправдался. Ты ведь даже в Африку затем уехал, чтобы нас получше со стороны рассматривать. Поэтому должен быть прорицателем первой категории. А ну читнем на выбор страницу. (Раскрывает папку.) Что это? Чистые страницы? А где?.. (Пристально смотрит на Фролова.) Ты пробездельничал здесь все это время?

            ФРОЛОВ. Как видишь.

            КОРНЮХИН. Теперь я понимаю, почему ты так интересовался судьбой Алика. И почему лыжи навострил. Ну что ж, беги. Чего же ты не бежишь? И девок с собой прихвати. В дороге рассортируешь.

            ФРОЛОВ. Я тебе все объясню.

            КОРНЮХИН. Не надо. Теперь это не имеет значения. Тонкие души пустых людей меня не интересуют. А я ведь так на тебя рассчитывал.

            ФРОЛОВ. На меня?

            КОРНЮХИН. Именно. Мое главное призвание – помогать талантливым людям.

            ФРОЛОВ. Попасть в дурдом, например.

            КОРНЮХИН. Прекрати. Ведь ты же прекрасно все знаешь про Алика... Страшно всю жизнь затратить на помощь никчемным людям. Ты был моей самой большой надеждой. Твой свет должен был сделать и мою жизнь светлей. А ты мне такое! (Отшвыривает папку так, что листы бумаги разлетаются во все стороны.)

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты что, ученый? Никогда бы не подумала. (Указывает на Корнюхина.) Он что, нанял тебя вместо себя диссертацию писать?

            ФРОЛОВ. Это моя диссертация.

            ЖОРЖЕТТА. А чего не написал?

            ФРОЛОВ (усмехаясь). Да, действительно, чего не написал?

            ЖОРЖЕТТА. Ну раз ты ученый, значит, знаешь, как ее написать.

            КОРНЮХИН. Да ни черта он не знает. (Фролову.) Неужели ты не понимаешь, что имеешь право на все до тех пор, пока что-то делаешь. Я понимаю, хандра, депрессия. Но покажи мне черновики, покажи свои записи. Ты же ничего не делал все это время.

            ФРОЛОВ. А зачем?

            КОРНЮХИН (кричит). Скотина! Безмозглая капризная скотина! Мне бы четверть твоих способностей. Вот она где, несправедливость.

            ФРОЛОВ. Ты можешь меня спокойно выслушать или нет?

            КОРНЮХИН. Второй Алик Портнов. Но у того не было никакого таланта, ему сходить с ума можно было. А тебе?

            ВЕРА. Дайте человеку сказать.

 

Пауза.

 

            ФРОЛОВ. Недавно я открыл в себе комплекс предателя.

            КОРНЮХИН. Кого?

            ФРОЛОВ. Предателя. Нет, никого конкретного я не предавал. Просто всю жизнь мне хотелось делать то, чего не делал никто другой. Если кругом бездельничали – мне хотелось работать, если работали – мне хотелось бездельничать, если все думали так, я должен был думать иначе. Хотел быть спасителем человечества, не меньше. В том, конечно, случае, если потребуется его спасать. Если уже полмира развивается по придуманным законам, то почему нельзя придумать законы для всего мира.

            КОРНЮХИН. Я вижу, как ты придумал.

            ФРОЛОВ. Вся моя жизнь еще со школьных лет была продумана до мелочей. Я спешил. Ранней женитьбой убил сразу двух зайцев: перегорел красивой влюбленностью и решил все свои эротические проблемы, освободил себя для другого. После университета пять лет комсомольского чиновничества, потом три года в райкоме партии, затем африканская пятилетка. Ни одного дня не было потеряно зря. Учил языки, читал подлинники, охотился на интересных собеседников, приучил себя обходиться пятью часами сна, даже дурацкие партийные совещания использовал с выгодой, мысленно переводя все доклады на французский или английский. Мне нужен был мощный интеллект, и я нагребал его четырьмя руками. Это помогало забыть о другом: что я вырос без родителей, что мир чувств для меня искажен, что общение с людьми дается мне с большим трудом. Окружающая жизнь не нравилась мне, но я испытывал от этого даже какое-то злорадное удовольствие – значит, больше работы для меня, для моих богатырских сил. Со временем я даже стал сторониться внешней активности, боясь попусту расплескать свою энергию, относился к себе, как к стратегическому интеллектуальному запасу страны, который рано или поздно ей обязательно понадобится. В сроках я не мелочился, готов был ждать хоть до семидесяти лет. Даже если бы пришлось умирать от старости так и незадействованным, в особой претензии ни к кому бы не был: не понадобился, ну и не понадобился. Был бы списан как мясные консервы на военных складах. Кто-то бы обязательно лег на эти склады вместо меня. Но произошло нечто худшее.

            КОРНЮХИН. Консерва по имени Егор Фролов оказалась тухлой.

            ФРОЛОВ. Вот именно. Ужасно приятна жизнь, когда тебе не дают развернуться, тогда ты и царь, и бог, а вот поживи, когда перед тобой убирают все препятствия... Как я спешил всеми правдами и неправдами из Африки сюда! Считал, что это мой звездный час пробил.

            КОРНЮХИН. Да опомнись. Кто перед тобой убрал все препятствия? Меньше бы горбачевскую брехню по радио слушал.

            ФРОЛОВ. Это не меняет сути. Главное, что как дошло до дела, то я оказался совершенным нулем. Вышибло землю из-под ног.

            КОРНЮХИН. До какого дела? Да твои белые ручки ни к чему еще не прикоснулись. Чтобы драться, надо хотя бы ввязаться в драку.

            ФРОЛОВ. Ответь мне, только честно, почему Алик три года нигде не работал?

            КОРНЮХИН. Вот для тебя кто, оказывается, пример для подражания.

            ФРОЛОВ. Ты правильно сказал, что Алик был нашим сердцем. Почему же наше сердце не хотело работать?

            КОРНЮХИН. Почему, почему? Ты живешь в самой нелепой и неожиданной стране на свете и еще спрашиваешь. Да, его тошнило от наших чиновничьих физиономий и наших циркуляров, но других физиономий мы ему придумать не могли. Говорят, что многие астрономы, когда начинают соотносить себя с масштабами Вселенной, неизбежно в конце концов сходят с ума. Ему тоже не следовало соотносить масштабы своей нравственности и достоинства с масштабами восемнадцати миллионов чиновников.

            ЖОРЖЕТТА. Сколько, сколько?

            ВЕРА. Он членов партии имеет в виду.

ЖОРЖЕТТА. Но вы же сами один из этих чиновников. Или вы себя к ним не относите?

            КОРНЮХИН (с досадой). О, господи!

            ВЕРА. Вот вы все время говорите: талант, талант. (Указывает на Фролова.) А какой талант? В чем? Диссертации писать?

            КОРНЮХИН. У него талант проникать в суть явлений, вот какой.

            ВЕРА. Ну и проник он в суть явлений, а дальше что?

            КОРНЮХИН. А дальше однажды на свет появилась такая книга как «Капитал». Слышали о такой? (Фролову.) Но это все еще не причина. Дальше!

            ФРОЛОВ. Дальше? А дальше у меня вот прямо сейчас отнимают мою страну. Еще в детстве, когда смотрел фильмы про гражданскую войну, всегда изумлялся. В каждой втором фильме белогвардейцы встают и пламенно поют «Боже, царя храни!» А ведь в феврале четырнадцатого они все дружно этого царя предали.

            КОРНЮХИН. Не вижу связи.

            ФРОЛОВ. Человек отличается от животного лишь чувством стыда. Поэтому человек не имеющий стыда должен носить гордое звание быдла. Не так?

            КОРНЮХИН. Возможно.

            ФРОЛОВ. Но если в феврале четырнадцатого в России имелось только дворянское и генеральское быдло, то теперь к нему вот сейчас прибавляется быдло президентское вместе как ты говоришь с восемнадцатью миллионами партийцев.

            ЖОРЖЕТТА. Первый раз слышу, чтобы дворян быдлом называли. Причем почему-то всех.

            КОРНЮХИН. Разъясни дамочке, да и мне тоже не мешает.

            ФРОЛОВ. А ты найди и прочитай текст присяги, которую все приносили своему царю. Там, между прочим, есть такие строки: «Если я узнаю, что что-то затевается против императорского дома, я все сделаю, чтобы этому помешать». Это я по памяти, не очень точно, но смысл такой. И сопоставь с тем, что в пятнадцатом году не было ни одного дворянина, который не назвал русскую царицу немецкой шпионкой. Быдло и есть быдло, или если угодно дворянское отребье. И у товарища Сталина был всего один недостаток, что он это отребье не истребил до самого конца.

            КОРНЮХИН. Ладно, пафосную часть своего выступления, будем считать, ты закончил. Еще причину давай.

            ФРОЛОВ. Последний так сказать толчок? Ну что ж можно и последний. Сам не видел, но вся страна до сих пор дружно хохочет над женщиной, которая заявила, что в Советском Союзе секса нет…

            КОРНЮХИН. Ну и…

            ФРОЛОВ. А на мой взгляд она совершенно права. Секс это почти всегда разговоры о сексе, мол, посмотрите, какой я раскованный могу публично об этом говорить. Поэтому секса нет – это значит, у нас нет и слава Богу никогда не будет культуры обсуждать эти вопросы публично.

            КОРНЮХИН. И из-за такой ерунды ты и?..

            ФРОЛОВ. Из-за такой ерунды я понял, что у меня с моей страной еще и объективно разная группа крови.

            КОРНЮХИН. Так что же ты все-таки надумал? Болтаем, болтаем, а все вокруг да около. Европейские штучки это все. Русские люди сражаются со своей судьбой обычно втихую или с помощью водки, а в скит уходят только после больших грехов. Если бы ты с этой согрешил (Показывает на Веру.) я бы первый сказал тебе: беги и еще дорогу показал. Но ты же не согрешил.

            ВЕРА. У вас только одно на уме.

            КОРНЮХИН. Да, но зато самое главное.

            ФРОЛОВ. Я согрешил.

            КОРНЮХИН. Как это? А когда? (С сомнением смотрит на Веру.) А почему только сейчас... (Вере.) Это правда?

            ВЕРА. Да.

            КОРНЮХИН. Тогда это меняет дело. А когда? Еще до связывания?

            ВЕРА. Да.

            ЖОРЖЕТТА. Она врет. Ее связанной сюда брат привез. Не выдумывай.

            ВЕРА. Это произошло позже. После веревок я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Он и воспользовался.

            КОРНЮХИН (Фролову). Это правда?

            ФРОЛОВ (смотрит на Веру). Да.

            КОРНЮХИН (Вере). Что-то ты не похожа на жертву насилия.

            ВЕРА. Может мне показать синяки на теле? Вот, например. (Расстегивает рукав и показывает синяк на предплечье.)

ЖОРЖЕТТА. Это у нее синяки от борьбы с братом. (Фролову.) Ведь не было же ничего, не было?

            КОРНЮХИН (Фролову). Зачем ты это сделал?

            ФРОЛОВ. Чтобы нельзя было уже отступать.

            КОРНЮХИН. Но у тебя же нет фальшивых документов. Ты соврал.

            ФРОЛОВ. В письменном виде врут очень редко. (Указывает на машинку.)

            КОРНЮХИН (Вере). Но тут же милиция была, а ты молчала.

            ВЕРА. Он мне поклялся, что обязательно женится. Я тогда еще не знала, что он женат.

            КОРНЮХИН. Ну это уже совсем перебор. Его-то хоть чуть-чуть оправдать можно, а твой шантаж – никогда. Ты еще более грязная, чем он.

            ВЕРА. Грязные люди тоже имеют право на существование. Вот вы, например.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Тебе это надо, чтобы уйти отсюда, да? Но ведь ты мог уйти и со мной. Зачем тебе понадобился этот цирк?

            ФРОЛОВ. Должен я хоть что-то получить за... свою машину.

            КОРНЮХИН. Вот и получишь... лет семь, не меньше. (Загораживает дверь.) Никуда ты отсюда не уйдешь.

            ФРОЛОВ. Но ведь ты сам говорил...

            КОРНЮХИН. Я не знаю, шутка у вас это или нет, но я доведу ее до конца. Хотел начать новую жизнь – начнешь! Я вас научу, как от царской службы бегать. Через семь лет и ты, и Алик будете у меня как шелковые. Правда, звезд с неба вам уже не хватать, но сами виноваты. Будете пожизненно чиновниками четырнадцатого разряда, коллежскими асессорами.

            ВЕРА. Я пошутила. Ничего не было.

            КОРНЮХИН. А я не шутил. Экспертиза найдет все, что нужно. И свидетели найдутся. (Жоржетте.) Найдутся?

            ЖОРЖЕТТА (после паузы). Найдутся.

            ВЕРА. Вы что это, серьезно?

            КОРНЮХИН (угрюмо). Да нет, шутим.

            ФРОЛОВ. А если я останусь и буду по-прежнему тянуть лямку?

            КОРНЮХИН. Все, поезд ушел.

            ФРОЛОВ. Ты, видно, все еще принимаешь меня за нечто аморфное, не способное сопротивляться?

            КОРНЮХИН (изумленно). Сопротивляться? Мне? Ты?

            ФРОЛОВ. Да, я. (Хватает выставленное за печку ружье и направляет на Корнюхина.)

            КОРНЮХИН. Ну и что? Все равно не пущу.

            ФРОЛОВ. Ты думаешь, я не выстрелю?

            КОРНЮХИН. Если я тебя ударю – выстрелишь, а если буду стоять – то нет.

            ВЕРА (Корнюхину). Вы должны нас только выпустить и все.

            КОРНЮХИН. Нет.

            ВЕРА. Тогда мы через окно. (Открывает окно.)

            ЖОРЖЕТТА. Через окно тоже нельзя. (Отталкивает Веру подальше.)

 

Входит Тамара.

 

            КОРНЮХИН. А вот и наша главная ударная сила!

            ТАМАРА (Фролову). А ну спрячь свою берданку! На чем-нибудь другом выясняйте отношения. На стульях или по полену возьмите, чтобы честно было.

            ФРОЛОВ (Корнюхину). Дорогу! Или буду стрелять по твоим мужским прелестям. (Прицеливается.)

 

Корнюхин испуганно отшатывается.

 

Так-то лучше. (Снимает с печи небольшую дорожную сумку. Вере.) Ты готова?

            ВЕРА. Да.

            КОРНЮХИН. Тамара. (Делает ей знак.)

 

Тамара пытается вырвать у Фролова ружье. В общей сумятице

происходит выстрел в воздух. Все разом останавливаются.

 

(Тамаре.) Что-то многовато сегодня выстрелов. Сейчас еще лесники сбегутся. Все. Закончили!

            ТАМАРА (Фролову). Дурак старый. Он же тебя больше всех любит. А ты?

            КОРНЮХИН (Тамаре). Помолчи.

            ТАМАРА. Не помолчу. Если тебе на себя наплевать, то мне на тебя – нет.

            КОРНЮХИН. Еще тебя не хватало.

            ТАМАРА. Зачем тогда зовешь: «Тамара»? Сам бы справлялся.

            КОРНЮХИН. Прикуси язык!

            ТАМАРА. Что они от тебя хотят?

            КОРНЮХИН. Уйти отсюда.

            ТАМАРА. Ну и пускай катятся.

            КОРНЮХИН. Пускай.

            ФРОЛОВ. Все равно толку от меня больше не будет. Мало – не хочу, а много – не получается. Думаешь, твоя служба чего-нибудь значит? Калиф на час и больше ничего.

            КОРНЮХИН. Мою службу не трогай, я с ней сам привык разбираться.

            ФРОЛОВ. А может, давай со мной? Придумаешь болезнь и выйдешь в отставку на вольный воздух.

            КОРНЮХИН. Мне и под партийным надзором неплохо живется.

            ФРОЛОВ. Ты же говорил, что под тобой тоже все шатается.

            КОРНЮХИН. У нас с тобой по-разному шатается.

            ФРОЛОВ. Ну, как знаешь. (Жоржетте.) Извини, что так получилось.

            ЖОРЖЕТТА. Забирай свои деньги. (Отдает ему.) На билет пригодятся.

            КОРНЮХИН. Пиши мне каждый год по письму. Чтобы я знал, что ты жив. Хорошо?

            ФРОЛОВ. Не обещаю. (Вере.) Ну что, пошли?

            ВЕРА. Пошли. (Уходят.)

            ТАМАРА. Куда это они?

            ЖОРЖЕТТА. В аэропорту их могут задержать с фальшивым паспортом. Особенно, если предупредить.

            КОРНЮХИН. А тебе-то что за интерес?

            ЖОРЖЕТТА. Никогда в жизни меня еще так не пробрасывали.

            КОРНЮХИН. Значит позвонить?

            ЖОРЖЕТТА. Позвонить.

            КОРНЮХИН (Тамаре). А ты что скажешь?

            ТАМАРА. Я в твои дела не вмешиваюсь.

            КОРНЮХИН (набирает номер телефона). Павел Алексеевич? Я тебя приветствую. Корнюхин... Как проходит дежурство? Не спишь на посту?.. Очень хорошо. Помнишь, у нас в райкоме раньше работал такой Фролов Егор?.. Да, он сейчас пока без работы, места ждет. У меня к тебе будет деликатная просьба. Он сейчас направляется в аэропорт. Надо как-то на сутки задержать его в городе... Обожди, это не так просто. Он, я слышал, фамилию поменял... А бог его знает из-за чего. Поэтому я тебя и прошу позвонить Булыге и дать команду. Пусть найдут его фотографию и по фотографии задержат. Возможно, он будет с девушкой, ее можно не трогать. Только оперативно и без шума... Предлог пусть сами придумают, им за это деньги платят. Только сделай это обязательно. Он не должен улететь из аэропорта. Я потом сам расхлебаю... Не сомневался в тебе. (Кладет трубку.) Ну всё, дело сделано.

            ТАМАРА. А что он натворил?

            КОРНЮХИН. Настроение мне испортил. Эх, застрелиться, что ли? (Хватает ружье и направляет в свою грудь.)

            ТАМАРА. Нет! Не дам! (Пытается у него отобрать ружье.)

            КОРНЮХИН. Глупая, зачем я тебе? Ведь ты же для меня как цепная собака. Только говорящая.

            ТАМАРА. Пусть собака, все равно не дам.

            КОРНЮХИН (Жоржетте). Ты видела такую?

            ЖОРЖЕТТА. Она вас любит, только и всего.

            КОРНЮХИН. «Любит». Что мне в ее любви? Скрываться от человеческих глаз, жить с оглядкой, бросать подачки внимания и получать такие же подачки взамен, прибавлять седины другой женщине? Это, что ли?

            ТАМАРА. Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу. Пусть хоть так, пусть даже хуже, только не делай того, что уже не поправишь. Твои подачки мне, это только для тебя подачки, а для меня они всё. Если бы ты знал, как я потом повторяю каждое твое слово, каждый твой жест. Ты первый человек, которым я по-настоящему восхищаюсь. Иногда мне даже кажется, что если бы мы виделись чаще, было бы хуже. Поэтому пусть все остается, как есть.

            КОРНЮХИН. Пусть остается.

            ЖОРЖЕТТА. Ну, а теперь-то мне хоть можно напиться?

            КОРНЮХИН. Почему тебе? Все напьемся. А потом поедем кататься. Пусть за нас все решает наша судьба. (Затемнение.)

 

На авансцену выходят Фролов и Вера. Шум проносящихся по дороге

автомобилей. Фролов поднимает руку, но машины не останавливаются.

 

            ФРОЛОВ. Проклятое жлобье!

            ВЕРА. Мог бы и свою машину взять.

            ФРОЛОВ. Ключи-то у твоего брата остались. Ничего, какая-нибудь остановится.

            ВЕРА. Я все время думаю об этом камне и веревке.

            ФРОЛОВ. Только не об этом. Сам не понимаю, как я его притащил. Ведь уже и вещи собрал и документы приготовил. А вчера пошел купаться, ну и взбрело, что и такой выход может быть.

            ВЕРА. А все-таки почему именно я? Не сейчас, а когда ты с Саней договаривался.

            ФРОЛОВ. Я часто видел, как ты по утрам бежишь на троллейбусную остановку. Ты скользила по мне глазами и не замечала. Потом случайно познакомился с твоим братом и, когда выяснилось, что ты его сестра, я подумал, что вариант с тобой и похищением – единственное, что еще может привязать меня к этой жизни.

            ВЕРА. А почему ты сразу не предложил мне ехать?

            ФРОЛОВ. Потому что вся ситуация изначально вышла какой-то глупой и нелепой.

            ВЕРА. А потом?

            ФРОЛОВ. Когда я увидел твои отношения с матерью, во мне что-то дрогнуло. У меня было похожее с моей теткой, которая меня воспитывала. Что тебя тоже надо выдергивать из этой жизни во что-то другое. Кстати, паспорт у тебя с собой?

            ВЕРА. Да, я вчера как раз велосипед на прокат брала.

            ФРОЛОВ. Почему ты все-таки согласилась?

            ВЕРА. Трудно сказать словами. Всегда хотела сделать в жизни какой-нибудь сильный спонтанный поступок. А если это будет нужно еще кому-то другому… то это вообще предел желаний.  

            ФРОЛОВ. Ну что ж, так и запишем: я предел всех твоих желаний. Кажется, вполне убедительно. А вон и такси специально для нас едет. Стой, стой! (Шум тормозов.) Вперед навстречу новой жизни! (Бегут. Невидимому таксисту.) Нам в аэропорт, пожалуйста. (Шум уезжающего такси.)

 

З а н а в е с

© Copyright: Евгений Таганов, 2014

Регистрационный номер №0213684

от 8 мая 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0213684 выдан для произведения:

Похититель, или 1990 год

 

Трагикомедия в двух действиях

 

Действующие лица

 

Фролов

корнюхин

вера

жоржетта

тамара

саня

воробьева

участковый

ГЛЕБ

Голос жены Фролова

 

Действие первое

 

Над сценой надпись «1990 год». Охотничий домик в лесу. Обстановка самая простая: печь, сундук, стол с пишущей машинкой и дисковым телефоном, табурет, кресло-качалка, диван, тахта. Ситцевая занавеска отделяет тахту от остальной комнаты. Фролов что-то пишет на листе бумаге, комкает лист, пишет еще. Звонок телефона, Фролов неохотно берет трубку.

           

ФРОЛОВ. Фролов слушает… Да, документы готовы и дарственная тоже. Но я передумал?.. Как это, поздно? Передумал и все… Что значит, ты все сделал?.. Я ведь сказал, что дам подтверждение. А теперь передумал… Только без истерик, пожалуйста… Полностью связана и упакована? Вот же заставь дурня молиться… Ну хорошо, подъезжай… Только сам потащишь, я таскать не буду. (Выходит.) 

 

Вечер того же дня. Входит Фролов с большим камнем в руках, опускает его на пол, находит веревку. Звук клаксона. Фролов выходит на порог.

 

            ФРОЛОВ. Я же сказал: сам, сам тащи.

 

Входит Саня с тяжеленным тюком на плече, осторожно опускает его на тахту.

Разворачивает тюк и вот уже на тахте сидит связанная по рукам и ногам Вера.

 

            САНЯ. И кто придумал носить женщин на руках. Шестьдесят кило живого веса. (Вере.) Я же говорил: потом пообедаешь. А ты: сейчас, сейчас, я утром только кофе пила. Кило полтора точно наела. Обжора!

            ФРОЛОВ. Развязывай.

            САНЯ. Ну да. Верка такой хай подымет, царапаться и кусаться будет. Я себе не враг. Слиняю, тогда уж сами.

            ФРОЛОВ. И что теперь?

            САНЯ. Кто тут маньяк: я или вы? Сами сказали: документы и доверенность готовы? Ну и вперед.

            ФРОЛОВ. А ты не слышал, что я передумал?

            САНЯ. Ага, передумал! Я старался, придумывал, а тут – передумал! За язык вас никто не тянул. Сказали – значит, надо делать! Мне назад ходу нет!

            ФРОЛОВ. Хорошо, хорошо, все будет, только замолчи!

            САНЯ. Вы только сразу ее отсюда не выпускайте, чтобы она мне всю малину не испортила. Мне еще успеть собраться надо.

            ФРОЛОВ. Ты же сюда на машине приехал. Зачем тебе еще одна?

            САНЯ. Так это ж не моя. А надо свою иметь. Где она, кстати? Я ее вокруг не заметил.

            ФРОЛОВ. В городе, в гараже.

            САНЯ. А ключ от гаража?

            ФРОЛОВ. Да все есть. А если так: я тебе тысячу рублей даю, и ты все возвращаешь на исходную позицию.

            САНЯ. Ну нет! Я так не играю. Договаривались же!

            ФРОЛОВ. Хорошо, хорошо. Бывает же такой противный голос! (Он достает документы и ключи.) На, держи и уматывай.

            САНЯ. Другое дело. (Вере.) Ну что, сестричка, не скучай. Все путем. Калым за тебя беру натурой, так что будь своему господину верной наложницей. Что? Не слышу бурной радости. (Вера возмущенно мычит завязанным ртом. Фролову.) Можно звякнуть? (Набирает номер.) Элка?.. Привет. Можешь меня поздравить. Исполнилась голубая мечта моего детства… А ты напрягись, изогни свою извилину… Нет, не это… И даже не это. Какое убогое воображение! Своя машина у меня, «Форд», самый настоящий… А вот так… И не надо ни за границей, ни на Севере вкалывать…

            ФРОЛОВ. Ладно, закругляйся.

            САНЯ (в трубку). Все тебе скажи. Почти уголовное дело, будешь много знать – придется убрать как лишнего свидетеля… Собирай шмотье, срочно уезжаем. Куда, куда? Куда надо уезжаем. Я же говорил. А вот не шутка оказалась. Собирай вещи, сказал! И жди. (Кладет трубку.)

            ФРОЛОВ. Что ты матери скажешь?

            САНЯ. Скажу, что она в турпоход на неделю ушла.

            ФРОЛОВ. Ну, давай.

            САНЯ. Верунчик, не скучай. В хорошие руки тебя всучаю. Всем пока. (Уходит.)

 

Фролов снимает скотч со рта Веры.

           

ВЕРА. Сволочи, гниды, мерзавцы!!

            ФРОЛОВ. Не так громко, пожалуйста.

            ВЕРА. Подонки, дебилы, извращенцы!!!

 

Фролов снова заклеивает рот Веры. Та возмущенно извивается.

 

            ФРОЛОВ. Я же просил не кричать. Или вы русского языка не понимаете? Успокойтесь! Тихо, я сказал!!

 

Вера замирает.

 

            ФРОЛОВ. Больше всего на свете я не люблю истерик, ни мужских, ни женских. (Берет в руки швабру, сильно бьет ею по табуретке.) Один крик и бью прямо по туловищу. Ясно? (Снова снимает с нее скотч.) Вот так-то лучше. Всегда знал, что женщины орут, только потому, что мужчины им это позволяют. А если не позволять, то они и в разумные существа могут превратиться.

            ВЕРА. Мне в туалет надо.

            ФРОЛОВ. Замечательно. Значит, совсем развязываю. Только учтите, если отбежите и снова начнете орать, я не поленюсь, догоню и изобью вас. Понятно?

            ВЕРА. Более чем.

            ФРОЛОВ. Ну и славно. (Развязывает ее.) Уборная на улице, направо. Тут до шоссе километра полтора. Думаю, после туалета вам следует ломануться прямо туда. Надеюсь, никогда вас больше не увижу.

 

Вера выходит. Фролов опускается в кресло-качалку и, закрыв глаза, задумывается.

Вера возвращается.

 

            ФРОЛОВ (вздрагивая). В чем дело?

            ВЕРА. А если я милицию приведу?

            ФРОЛОВ. Валяйте.

            ВЕРА. Не вставайте, сидите. А эту палку я заберу. (Выбрасывает швабру за дверь.) Ну?

            ФРОЛОВ. Что «ну»?

            ВЕРА. Я слушаю.

            ФРОЛОВ. А я ничего не собираюсь говорить.

            ВЕРА. Ну, конечно, дядя решил немножко пошалить, поразвлечься. С кем не бывает. Плевать, если кому-то выкручивают руки, связывают…

 

Фролов дотягивается до подушки-думалки на диване и бросает ее в Веру.

 Та едва уворачивается.

 

            ВЕРА. Поняла, поняла. Я само спокойствие. То же мне новый Печорин нашелся.

            ФРОЛОВ. А почему Печорин?

            ВЕРА. Ему Бэлу тоже брат продал, только там за коня, а у вас якобы за машину, в этом вся разница.

            ФРОЛОВ. Ага. А верно. Ну шагу нельзя ступить без русской классики. В случае чего прикроюсь литературным первоисточником – он, негодный, научил.

 

Звук подъехавшего к дому мотоцикла.

 

            ВЕРА. К вам кто-то приехал.

            ФРОЛОВ. Похоже.

            ВЕРА. Мне выйти?

            ФРОЛОВ. Как хочешь.

 

Вера уходит за занавеску. Стук в дверь. Входит Глеб в мотоциклетной экипировке.

           

ГЛЕБ. Привет. Ты один?

            ФРОЛОВ. Почти. А ты с кем?

            ГЛЕБ. Я тоже один. На мотоцикле.

            ФРОЛОВ. Как ты узнал, что я здесь? И откуда знаешь дорогу?

            ГЛЕБ. А мне дядя Володя пару раз ключи отсюда давал, мы здесь с ребятами балдели.

            ФРОЛОВ. А с какой стати?

            ГЛЕБ. Я ему сказал, что с подругой негде приютиться. Он на такие штуки очень откликается.

            ФРОЛОВ. Ну и что вы здесь делали без телевизора и музыкального центра?

            ГЛЕБ. В озере купались, раков ловили, рыбу. Тут одно место есть под обрывом глубокое-преглубокое, никто из наших до дна донырнуть не мог. Я там чуть один раз в прошлом году не утонул.

            ФРОЛОВ. Ты приехал только затем, чтобы мне это рассказать?

            ГЛЕБ. Нет, я по делу. Мне деньги нужны, две тысячи. Новый видик хочу купить. Так что тряхни мошной.

            ФРОЛОВ. Ты так уверенно требуешь?

            ГЛЕБ. Потому что ты мне все равно не откажешь.

            ФРОЛОВ. Вот как!

            ГЛЕБ. У тебя комплекс насчет меня.

            ФРОЛОВ. Какой же?

            ГЛЕБ. Ну, во-первых, ты не знаешь, как со мной обращаться, а во-вторых, чувство вины за мое исковерканное детство.

            ФРОЛОВ. Лихо, ничего не скажешь.

            ГЛЕБ. Ты сам рос без родителей, поэтому знаешь. Лучше откупайся пока не поздно.

            ФРОЛОВ. Хорошо, будь по-твоему. Только с собой у меня таких денег нет. Два дня назад я вам с матерью послал по почте всю свою движимость: две сберкнижки по три тысячи на брата. Завтра или послезавтра получите.

            ГЛЕБ. А чего так мало? Я думал, ты у нас подороже.

            ФРОЛОВ. Оказалось, подешевле.

            ГЛЕБ. А матери зачем?

            ФРОЛОВ. Можешь у нее эти деньги отобрать. Я не возражаю.

            ГЛЕБ. Зачем ей деньги, если она тебя предала?

            ФРОЛОВ. А ты?

            ГЛЕБ. Что я? Я давно тебя предал, еще в детстве. Но я твой сын, мне все можно и все прощается. А она всего лишь твоя жена.

            ФРОЛОВ. Я уже сказал, как ты можешь поступить.

            ГЛЕБ. А в чем дело? Почему по почте?

            ФРОЛОВ. Я уезжаю.

            ГЛЕБ. Опять в загранку?

            ФРОЛОВ. Нет, не в загранку.

            ГЛЕБ. Ну, а все-таки, сколько себе оставил?

            ФРОЛОВ. Машину продал.

            ГЛЕБ. То-то я смотрю, ее нигде не видно. А почему не мне?

            ФРОЛОВ. Так захотел.

            ГЛЕБ. А адрес оставишь?

            ФРОЛОВ. Зачем? Все равно больше денег нет.

            ГЛЕБ. Я в другом смысле. Вдруг во мне проснется сыновнее чувство, а?

            ФРОЛОВ. Во мне тогда умрет отцовское.

            ГЛЕБ. Отличный ответ. Вот сейчас ты молодец.

            ФРОЛОВ. Пошел вон!

            ГЛЕБ. Матери сказать насчет твоего отъезда? С тебя же еще год алименты на мою душу причитаются. Объявим всесоюзный розыск и изыщем. Или, думаешь, шесть тысяч нам рот заткнут?

            ФРОЛОВ. Это ваше дело. Мне еще раз повторить?

            ГЛЕБ. Все, иду, иду.

           

В дверях сталкивается с входящим Корнюхиным.

           

КОРНЮХИН. О, у вас тут семейная встреча!

ГЛЕБ. Нет, очередное семейное расставание. (Уходит.)

            КОРНЮХИН. Что, опять? Слава богу, что у меня две девки растут. А не такой архаровец. Ты меня, конечно, извини, но он у тебя пойдет по трупам.

            ФРОЛОВ. Каждый получает таких детей, каких заслуживает.

КОРНЮХИН. Это что, французский афоризм? А по-русски я бы его вожжами с трехлетнего возраста. И плевать на все воспитательные книги. Если человечество шесть тысяч лет своих сыновей ремнем воспитывало, то и дальше должно воспитывать. Таков мой афоризм. Можешь записать… Ну как протекает наша вселенская хандра?

ФРОЛОВ. Твоими молитвами.

            КОРНЮХИН. Я к тебе, между прочим, не один.

 

Вера спотыкается о камень и роняет стул.

 

Что это там? (Отдергивает занавеску.) Ну ты даешь! И тут опередил. Я думаю, ему тут скучно, тоскливо, а у него тут такая красавица! Корнюхин, Владимир Палыч. Для особо близких в неформальной обстановке просто Володя.

            ВЕРА. Вера… Воробьева.

            КОРНЮХИН (Фролову). Ты не против, если я со своими подругами минут на сорок отвлеку вас немного?

            ФРОЛОВ. У тебя здесь не тайное лежбище, а проходной двор.

            КОРНЮХИН. Кто ж виноват, что ты столь популярен. Сорок минут и все. (Выходит.)

            ВЕРА. Я могу ничего им не рассказывать.

            ФРОЛОВ. Ну я же тебя просил уйти, почему вы еще здесь?

            ВЕРА. А от кого я все узнаю… Ну про эту вашу дурь.

            ФРОЛОВ. Это ты точно сказала. Дурь имела место быть. Давай скажу, и ты сразу уходишь.

            ВЕРА. Внимательно слушаю.

            ФРОЛОВ. Увидел, понравилась, заметил, как твой брат на мою машину смотрит, предложил обмен натурой. Ну обмен и состоялся. Всё. Гуляй Вася называется.

 

Корнюхин возвращается с Тамарой и Жоржеттой.

Выставляют из пакетов на стол бутылки и закуску.

 

            КОРНЮХИН. Вот, девки, знакомьтесь: Егор Фролов – второй умный человек в нашей Тмутаракани после меня, грешного, разумеется. Жоржетта, он, как и ты, любитель негритятины.

ЖОРЖЕТТА. Я не Жоржетта, а Жанна, сколько раз повторять? И никаких негров. Это итальянец был, а не негр.

            КОРНЮХИН. Егор, а ну обругай ее сначала по-итальянски, потом по-зулусски. Мы проверим, какой она больше понимает.

            ЖОРЖЕТТА. Тамара, ну что ты молчишь? Я не могу, когда меня все время оскорбляют.

           

Фролов молча выходит из дома.

 

            КОРНЮХИН. Ну, Жоржетта, от твоего ангельского крика, кто угодно сбежит. А это Вера, она же Верочка, так же и Верунчик. Остальное расскажет сама.

            ВЕРА. Я ничего не собираюсь рассказывать.

            КОРНЮХИН. Замечательно.

            ТАМАРА. А он что, совсем ушел?

            КОРНЮХИН. Только на время нашего присутствия здесь.

            ЖОРЖЕТТА. Я рада, что хоть кто-то может выразить в полной мере свое презрение к вам.

            КОРНЮХИН. «И это правильно. И это отношение, мы, партийные функционеры, полностью заслужили». (Тамаре.) Ну что думаешь – разливай. Себе – нет, а остальным – да.

            ВЕРА. Я не буду.

            КОРНЮХИН. Значит, мы с тобой, Жоржетта, пьем одни. За твоих зулусов!

            ТАМАРА. Это действительно был итальянец. Я могу подтвердить.

            ЖОРЖЕТТА. Твоей защиты только не хватало. А хоть бы и негр! (Корнюхину.) Вам как будто завидно. Да от таких, как вы побежишь не только к черненьким, а к синим в крапинку. (Пьет.)

            КОРНЮХИН. Я и говорю: никакая это не проституция, а тонкое интернациональное влечение – беленькой к черненькому.

            ЖОРЖЕТТА. Послушай ты, мерин лощеный! Еще одно слово – и я разобью на твоей голове эту бутылку!

            КОРНЮХИН. Тамара, мне ее визг уже надоел.

            ТАМАРА. Жоржетта.

            ЖОРЖЕТТА. Да какая я тебе Жоржетта, ты что, спятила? Я – Жанна, не повторяй ты как попка.

            ТАМАРА. Жоржетта, успокойся, я сказала.

            ЖОРЖЕТТА. А если не успокоюсь?

 

Тамара неожиданно бьет ее кулаком в солнечное сплетение.

Жоржетта падает.

 

            КОРНЮХИН. Томка, обалдела совсем! Словами можешь как хочешь, а руками не смей.

            ТАМАРА. А если ногами? (Замахивается ногой.)

 

Корнюхин силой оттаскивает ее от Жоржетты.

 

            ВЕРА. Что вы делаете? Да вы люди или кто?

            КОРНЮХИН. Это называется: суровая жизненная правда. Показательные выступления, один раз в сезоне. (Вере.) Неважно у нас с юмором, да?

            ВЕРА. Так это был юмор?

            КОРНЮХИН. Скорее, упадок и разрушение.

           

Жоржетта приходит в чувство, медленно встает и вдруг быстрым

броском выскакивает за дверь. Тамара не успевает ей помешать.

           

ТАМАРА. Черт! Надо ее догнать.

            КОРНЮХИН. Зачем?

            ТАМАРА. Может наделать глупостей.

            КОРНЮХИН. Это что, очень страшно?

            ТАМАРА. Я думала, для твоего положения... Ты же так все конспирируешь.

            КОРНЮХИН. Ты забываешь, где живем. Кому надо, тот давно все знает.

            ТАМАРА. Как хочешь.

            КОРНЮХИН (Вере). Посмотрите, хоть как пресловутая номенклатура отвязывается. Надеюсь, не хуже кооператоров. Ну все, по последней и вперед.

            ТАМАРА. Мы разве тут не останемся?

            КОРНЮХИН. Интим за занавеской как-то не по мне.

            ТАМАРА. Один ушел, можно и вторую спровадить.

            КОРНЮХИН. Ни мы ее сюда привели, не нам и выпроваживать.

            ВЕРА. Я сейчас уйду.

            КОРНЮХИН. Да не придумывайте. Мы сейчас сами свалим отсюда. Он закончил?

            ВЕРА. Это вы его имеете в виду? Что закончил?

            КОРНЮХИН. Он писал что-нибудь.

            ВЕРА. Понятия не имею.

 

Входит Фролов.

 

            КОРНЮХИН. Такие вот, брат, дела у меня, что может я доживаю последние дни.

            ФРОЛОВ. В каком смысле?

            КОРНЮХИН. Большие тучи надо мной собираются. Может, подкинешь идею?

            ФРОЛОВ. Какую?

            КОРНЮХИН. Как пережить новое мЫшление?

            ФРОЛОВ. Ты же там самый молодой, энергичный, контактный. Или с кем не поладил?

            КОРНЮХИН. Да понимаешь, тошно мне вдруг все это стало. Не греет больше. К нам один придурок-изобретатель последнее время зачастил. Раньше его милиционер на вахте не пускал, а теперь пускают. Так он меня иначе как Володькой не называет. «Ох и стыдно, говорит, будет, Володька, твоим внукам за то, что ты моим изобретениям ходу не давал, а немцы с японцами потом их все повторили и себе приписали». А я к его изобретениям ну совершенно никакого касательства не имею. Пишу только резолюции, чтобы его коллеги разобрались, а там не разбираются. Как в вату все уходит и не поймешь даже, кто виноват. Тут еще про говяжью вырезку мне вспомнили, которой я овчарку кормлю. Кстати, совсем забыл. (Снимает трубку и набирает номер.) Алло, это я. Как дела?.. Джима на улицу кто-нибудь водил?.. Растолкай Катьку, пусть одевается и ведет… Я буду не скоро. Постели мне в кабинете. Полседьмого разбудишь. Ну все, пока. (Кладет трубку.) Зачем к тебе сын приезжал?

            ФРОЛОВ. За новым видиком.

            КОРНЮХИН. Дал?

            ФРОЛОВ.  Дал.

            КОРНЮХИН (смотрит на пишущую машинку.) Африканские мемуары? Можно глянуть? (Наклоняется и читает.) «Я, Егор Афанасьевич Фролов, хочу начать новую жизнь. С этой целью я раздобыл себе документы на чужую фамилию и собираюсь далеко уехать. Прошу обо мне не беспокоиться и не очень сильно искать. Если понадобится, я сам дам о себе знать». Ого! Ну ты совсем у нас молоток. После пяти лет за границей исчезнуть с фальшивыми документами. Тебя что, ЦРУ в другую страну перебрасывает?

            ФРОЛОВ. Ну конечно, какие у тебя могут быть еще ассоциации!

            КОРНЮХИН. Я бы сделал проще: инсценировал самоубийство, а сам смылся бы.

            ФРОЛОВ. Поделись опытом.

            КОРНЮХИН. Пожалуйста. Напиши подходящую записку, что-нибудь самое тривиальное: «В моей смерти прошу никого не винить». Налей в ванну сто литров кислоты. Затем выкопай на деревенском кладбище свежий труп и бросай в эту ванну. Пусть потом докажут, что это не ты. Труп я, так и быть, помогу тебе выкопать, а кислоту доставай сам. Годится?

            ТАМАРА. Бесполезно. Все равно докопаются.

            КОРНЮХИН. Не слушай ее, она милицией на всю жизнь напугана. Слушайся лучше не пойманных преступников. (Подходит к Вере.) Барышня совсем ошалела от нашего присутствия. Меня бояться не надо. Я нормальный государственный пес, которому, чтобы окончательно не взбеситься, надо хоть раз в неделю побегать без поводка. За один такой сеанс я плачу своей девке полста баксов. Вам могу заплатить сто, купите себе новое платье. Годится?.. Ну почему бы вам не плюнуть сейчас мне в физиономию, я уже и платок приготовил, чтоб утереться. Ну, три – четыре!   

ТАМАРА. Я могу вместо нее.

            КОРНЮХИН. У тебя слюна целебная, а мне нужна ядовитая.

            ФРОЛОВ. Не кажется ли вам, что вы здесь немного подзадержались?

            ТАМАРА. А это уже хамство: выгонять из дома хозяина.

            КОРНЮХИН. Задержались, Егор, твоя правда. Сейчас пойдем.

            ТАМАРА. Мы ведь собирались здесь заночевать.

            КОРНЮХИН. Видишь, здесь только одна занавеска. А Егор не тот человек, чтобы за занавеской.

            ТАМАРА. А я могу и без занавески. (Начинает раздеваться.)

            КОРНЮХИН. Только этого не хватало. Все остальное было.

            ТАМАРА (продолжает раздеваться). А ты почему не раздеваешься? Или передумал получать свою пайку продажной любви?

            КОРНЮХИН. Раздевайся, раздевайся, пусть народ на тебя, кобылищу, посмотрит.

            ВЕРА (кричит). Перестаньте! Что вы делаете?

            ТАМАРА. Счас смажу по грибам, сразу забудешь орать!

            ВЕРА. Да какая бы ты ни была, нельзя же опускаться до самого дна.

            ТАМАРА (указывает на мужчин). Это они-то дно! Не видала ты еще дна. Привыкла видеть чистеньких и беленьких. А я не беленькая и даже не серенькая.

            ВЕРА (силится выговорить). Ты... ты...

            КОРНЮХИН. Бывшая зэчка, только и всего. Держу как личного шофера и вышибалу.

            ТАМАРА. А статья, по какой статье!

            КОРНЮХИН. А ну молчать!

            ТАМАРА. Теперь не остановишь!

            КОРНЮХИН. Да что это такое? (Отодвигает стол и откуда-то снизу, из тайничка достает ружье и сразу же стреляет поверх головы Тамары.)

            ТАМАРА (испуганно приседает). А-а-а!

            КОРНЮХИН. Вот так-то лучше. Ну мы пошли. (Передает ружье Фролову.) На, будешь отбиваться от Жоржетты с милицией. Здесь еще четыре патрона. (Тамаре.) Давай иди. (Подбирает одежду и выталкивает Тамару в одном бикини за дверь.) Надеюсь, мы вас хоть немного развлекли. (Уходит вместе с Тамарой.)

ВЕРА. Он кто?

            ФРОЛОВ. Входит в первую десятку начальников нашего города. Даже в первую пятерку. Третий секретарь обкома.

            ВЕРА. Ему все можно?

            ФРОЛОВ. Пока да.

            ВЕРА. А вам тоже все можно?

            ФРОЛОВ. Мне даже больше, чем ему.

            ВЕРА. А эти... девицы?

            ФРОЛОВ. О Тамаре он мне немного рассказывал, а о Жоржетте я понятия не имел.

            ВЕРА. А сами вы кто?

            ФРОЛОВ. Зачем тебе?

            ВЕРА. Ну должна же я заявление в милиция правильно написать.

            ФРОЛОВ. А, ну да! Фролов Егор Афанасьевич. Номенклатурный резерв обкома партии. Пребываю в ожидании хлебного места. Достаточно?

            ВЕРА. А до этого?

            ФРОЛОВ. Зулусский советник.

            ВЕРА. Как это?

            ФРОЛОВ. Зулусы они в Африке. И я при них как умный партайгеноссе.

            ВЕРА. Ну и как?

            ФРОЛОВ. С переменным успехом.

            ВЕРА. А сюда в ссылку или как?

            ФРОЛОВ. Контракт кончился.

            ВЕРА. А что это за камень, я об него третий раз спотыкаюсь?

            ФРОЛОВ. Декоративное украшение. Моя личная икебана.

            ВЕРА. А это похищение?..

            ФРОЛОВ. Вот вы почему вернулись? Любопытство приковывает женщину надежней любых цепей. Да не было никакого похищения. Вы хорошо привели пример насчет Печорина. Я еще в школе удивлялся этой нелепости. Вместо того, чтобы похитить девушку самому, нанимает ее брата и совершенно не думает, что будет потом. Да у нас тысячи офицеров в Афгане могли запросто купить в любом кишлаке себе местную красавицу, да мозгов-то побольше, чем у столбового дворянина оказалось. Мелкий пакостник ваш Печорин, а вместе с ним и я, и больше ничего. 

            ВЕРА. А по-вашему всегда все надо тщательно продумывать?

           

Телефонный звонок. После некоторого колебания Фролов снимает трубку.

 

ГОЛОС ЖЕНЫ. Алло, это ты, Егор?

ФРОЛОВ. Да.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Я получила твой почтовый перевод. Ты собираешься уехать?

ФРОЛОВ. Да.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Далеко?

ФРОЛОВ. Да.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Я могу отдать тебе твою библиотеку. Я знаю, как она тебе дорога. Глеб книг все равно не читает.

ФРОЛОВ. Ничего, прочитают его дети.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Ты уезжаешь один?

ФРОЛОВ. Ты хочешь мне предложить кого-то в попутчики?

ГОЛОС ЖЕНЫ. Себя.

ФРОЛОВ. Очень заманчивая идея.

            ГОЛОС ЖЕНЫ. Все дело в том, что мы слишком долго жили вдалеке друг от друга.

ФРОЛОВ. Какое интересное наблюдение.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Вспомни: по сути за семнадцать лет мы ни разу не жили только вдвоем. Сначала жили у моих родителей, потом в общежитии, по разным временным углам, потом была твоя аспирантура и наконец твоя Африка. Я не знаю, какая другая женщина могла бы все это выдержать. А если бы и выдержала, то не была бы уже полноценной женщиной. Ты это понимаешь?

ФРОЛОВ. Все это я уже слышал. И со всем согласился.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Кроме одного.

ФРОЛОВ. Да, кроме одного.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Но ты же не пробовал, откуда ты можешь знать? Просто забудь и все. Как будто сам ни с кем никогда за семнадцать лет. А на новом месте нам обоим лучше удастся все забыть.

ФРОЛОВ. Может быть. Но я уезжаю один.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Прощаться зайдешь?

ФРОЛОВ. Нет.

ГОЛОС ЖЕНЫ. Ты переступаешь через мою жизнь и жизнь своего сына, и счастливого пути тебе не будет. Ты сам себя замучишь мыслями о нас. Я тебя достаточно хорошо знаю.

ФРОЛОВ. Я приму это к сведенью.

 

Короткие гудки. Фролов кладет трубку.

 

ВЕРА. Это ваша жена.

ФРОЛОВ. Да.

ВЕРА. Как ее зовут?

ФРОЛОВ. Не помню.

ВЕРА. Простите.

 

Несмело входит Жоржетта.

 

ФРОЛОВ. Проходите, не бойтесь. Они уже уехали.

ЖОРЖЕТТА. Я услышала выстрел и вернулась. Это Тамара стреляла, да? В своего?..

ФРОЛОВ. Наоборот свой стрелял в нее.

ЖОРЖЕТТА. Из-за меня?

ФРОЛОВ. Из-за всего.

ЖОРЖЕТТА. А где они сейчас?

ФРОЛОВ. Уехали.

ЖОРЖЕТТА. Слава богу! Я налью себе выпить.

ФРОЛОВ. Ради Бога!

ЖОРЖЕТТА (пьет). Я немного отдохну и уйду на шоссе. Не буду вам мешать.

ВЕРА. Она больно вас ударила?

ЖОРЖЕТТА. А, пустяки. Просто я знаю, когда она разойдется, то становится как помешанная. Может и убить.

ВЕРА. А что с ней такое?

ЖОРЖЕТТА. У нее нет бокового зрения.

ВЕРА. Это что, такая болезнь?

ЖОРЖЕТТА. Не знаю, может и болезнь. Смотрит только прямо перед собой и фиксируется только на одной мысли. Все остальное ей тогда до лампочки. Из-за этого она и погорела. Била одного парня до тех пор, пока позвоночник ему не повредила. За это и упекли на три года. Еще повезло.

ВЕРА. А вы что, тоже как бы с ней?..

ЖОРЖЕТТА. Я тебе что, тетка старая, что ты мне выкаешь?

ВЕРА. Ты не ответила.

ЖОРЖЕТТА. Нет, просто росли в одном дворе. На меня в милиции всего один протокол после драки в «Интуристе». Чего этот мерин лощеный и прицепился со своим негром.

ВЕРА. А чего ж ты тогда ездишь с ними?

ЖОРЖЕТТА. Может, хватит допрашивать? Что толку от твоих вопросов? Я же сказала сейчас уйду.

ВЕРА. Но ведь это все ужасно.

ЖОРЖЕТТА. Ужасно? С какой стати?

ВЕРА. Красивая жизнь: рестораны, веселые компании, чтобы ни о чем не думать и чтобы было много денег?

ЖОРЖЕТТА. Где ты видела много денег? Я лично никогда не видела. И кончай проповеди читать. Каяться и плакаться я начну после двадцати пяти, а сейчас буду делать что захочу.

ВЕРА. А почему после двадцати пяти?

ЖОРЖЕТТА. Слушайте, Фролов, так кажется ваша фамилия, что она ко мне как банный лист? Хочет доказать, что она не такая как я или от смущения? Так меня смущаться не надо. Сказала: посижу немного и уйду.

 

Молчат.

 

ВЕРА. Я уйду вместе с тобой.

ЖОРЖЕТТА. С какой стати? Мне дамская компания не нужна.

ВЕРА. Тогда я пошла.

ЖОРЖЕТТА. Там луна хорошо светит, все видно.

ВЕРА. Слышите, Фролов, я ухожу?

ФРОЛОВ. Слышу.

ВЕРА. До свидания.

ЖОРЖЕТТА. Это ты так хочешь уйти? Ну-ну.

ВЕРА (Фролову). Вы больше ничего не хотите мне сказать?

ФРОЛОВ. Нет.

ВЕРА. Прощайте. (Уходит.)

 

Фролов и Жоржетта молчат.

 

            ЖОРЖЕТТА. Почему ты не бежишь за ней? Темно все-таки, страшно. Хороший предлог.

            ФРОЛОВ. Не хочется.

            ЖОРЖЕТТА. Какие-то странные у вас отношения. Без всякой предыстории. Будто только сейчас познакомились.

            ФРОЛОВ. Именно так.

            ЖОРЖЕТТА. А как она здесь оказалась? По лесу гуляла и на огонек заглянула?

            ФРОЛОВ. Я ее купил.

            ЖОРЖЕТТА. Как это? Не поняла… А чего она тогда выдрючивается, как мусульманская девственница?

            ФРОЛОВ. А точно, как мусульманская. Ее родной брат, мне по бартеру на мою машину поменял. Как говорится, почему бы и нет?

            ЖОРЖЕТТА. Тогда тем более не понятно. Правда, что ли, машину отдали? И не жалко просто так отпускать?

            ФРОЛОВ. Наверстаем упущенное с тобой.

            ЖОРЖЕТТА. Со мной может тоже не получиться. Мне обхождение нужно тонкое. Без него я неприступная крепость.

ФРОЛОВ. А что, по-твоему, тонкое обхождение? Без рук?

ЖОРЖЕТТА. Я имею в виду слова. Люблю, когда мне заливают что-нибудь несусветное. Можно даже не про любовь, а что-нибудь о прекрасном совместном будущем. Люблю ложь. Ведь правда – это всегда что-то унылое и беспомощное, а ложь – красива и победительна, если, конечно, настоящая ложь. Когда мне лгут, я всегда чувствую к себе уважение и испуг со стороны этого лгуна. Это возвышает в собственных глазах. Ему, кстати, тоже приятно, вот, мол, как ловко обдурил глупую дурочку.

ФРОЛОВ. К сожалению, лгать особенно тоже не хочется.

ЖОРЖЕТТА. А ты солги. Расскажи о том, как развелся с нелюбимой женой, как тебе надоели плаксивые дети, как хочется начать новую жизнь. Смотришь, я и клюну. А позже ты скажешь: ситуация изменилась, мое служебное положение не позволяет мне бросать семью, так что давай останемся просто возлюбленными. Неужели это все так трудно?

ФРОЛОВ. Ну вот, ты сама все очень хорошо рассказала.

ЖОРЖЕТТА. А я хочу услышать от тебя, с индивидуальными подробностями. Обожаю индивидуальные подробности.

ФРОЛОВ. Хочешь денег?

ЖОРЖЕТТА. Смотря сколько.

ФРОЛОВ. Сто баксов.

ЖОРЖЕТТА. Это чтобы я заткнулась и не выпендривалась?

ФРОЛОВ. Нет, просто так.

ЖОРЖЕТТА. Если просто так, тогда давай.

 

Фролов достает ей из кармана деньги.

 

Что дальше?

ФРОЛОВ. Паспорт с собой есть?

ЖОРЖЕТТА. Допустим.

ФРОЛОВ. Утром поедем в аэропорт.

ЖОРЖЕТТА. И куда дальше?

ФРОЛОВ. Куда будут билеты. Согласна?

ЖОРЖЕТТА. Ей ты тоже это предлагал? И что же, отказала?

ФРОЛОВ. Ей я передумал предлагать.

ЖОРЖЕТТА. А что бы делал, если бы я не подвернулась?

ФРОЛОВ. Согласна?

ЖОРЖЕТТА. А мой послужной список тебя смущать не будет?

ФРОЛОВ. Что за чушь! Ну?

ЖОРЖЕТТА. А почему бы и нет? Только придется заехать ко мне за вещами.

 

Стук в дверь. Входят Саня, Участковый и Воробьева.

 

            УЧАСТКОВЫЙ. Участковый инспектор, лейтенант Бойко.

            САНЯ. Пускай он вам сам подтвердит.

            ВОРОБЬЕВА. А Вера? Где Вера?

            САНЯ. Да где-то здесь должна быть.

            ВОРОБЬЕВА. Я вижу здесь совсем другую. Где моя дочь, я вас спрашиваю?

            ФРОЛОВ. Она ушла.

            ВОРОБЬЕВА (Сане). Говори, паршивец, он или не он?

            САНЯ. Он.

            ВОРОБЬЕВА. А почему с ним теперь другая?

            САНЯ. Откуда я знаю? Его спрашивайте.

            УЧАСТКОВЫЙ. Разрешите ваши документы?

            ФРОЛОВ. На каком основании?

            УЧАСТКОВЫЙ. Для установления вашей личности.

            ВОРОБЬЕВА. Вы что же, отпустили ее одну ночью, в лесу?

            САНЯ. А давно? Мы по дороге никого не видели.

            ФРОЛОВ. В чем, собственно, дело?

            УЧАСТКОВЫЙ. Вам знакомы эти бумаги? (Показывает Фролову документы на машину.)

            ФРОЛОВ. В них что-нибудь не так?

            УЧАСТКОВЫЙ. Значит, вы подтверждаете, что подарили свой «Форд» Воробьеву Александру Ивановичу? (Показывает на Саню.)

            ФРОЛОВ. В них что-нибудь неправильно?

            УЧАСТКОВЫЙ. Отвечайте на вопрос.

            ФРОЛОВ. Да, подарил.

            УЧАСТКОВЫЙ. А вам известно, что такое дарение разрешено лишь между близкими родственниками?

            ВОРОБЬЕВА. Ох ты, господи, выходит, в самом деле?

            САНЯ. Я же говорил, все по закону.

            ФРОЛОВ. Так в чем дело? Печати не те?

            УЧАСТКОВЫЙ. Печати те. Но я не знаю, как вам это удалось сделать. Это надо проверить.

            ФРОЛОВ. Сейчас, посреди ночи?

            УЧАСТКОВЫЙ. Здесь пахнет крупной аферой.

            ВОРОБЬЕВА. Какой аферой? Мой сын сроду таких денег не имел. Саня, последний раз спрашиваю, расскажи всю правду.

            САНЯ. Да какая правда! Жениться он на нашей Верке хочет, вот и дарит. Обождите, значит, тогда он станет нашим родственником. Как это я сразу не сообразил! Ну что вы теперь, товарищ лейтенант, скажите? Все по закону.

            ВОРОБЬЕВА. Постой. Да кто тебе сказал, что они хотят на нашей Вере жениться?

            САНЯ. А пускай сам скажет. Только честно. А то и я знаю что сказать.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ловко они тебя.

            ВОРОБЬЕВА. При чем тут тогда эта девица?

            ЖОРЖЕТТА. А он сразу на двух женится. Так теперь принято. Правда, мы еще не решили, кто будет его первой ханум.

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). Мне кажется, что я где-то вас видел. Ваши документы, пожалуйста.

            ЖОРЖЕТТА. А нету.

            УЧАСТКОВЫЙ. Кем вы приходитесь этому человеку?

            ЖОРЖЕТТА. Товарищ по работе. Вместе книги по ночам читаем.

            УЧАСТКОВЫЙ. Я что-то не вижу здесь книг.

            ЖОРЖЕТТА. А мы по памяти. Строчку он, строчку я.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Объясните, наконец, что здесь происходит? Я про Веру. Это правда?

            САНЯ. Правда, правда. Разве просто так иномарки дарят?

            ВОРОБЬЕВА (Жоржетте). А ну, бесстыжая, пошла отсюда!

            ЖОРЖЕТТА. А я темноты боюсь. Не трогайте меня. (Отбегает.)

            ВОРОБЬЕВА. А моя дочь, значит, не боится? Это, небось, из-за тебя она отсюда ушла?

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). Вы подтверждаете, что тут недавно находилась Вера Воробьева?

            ЖОРЖЕТТА. Ее имени я, к сожалению, не успела узнать.

            УЧАСТКОВЫЙ. Как давно она отсюда ушла?

            ЖОРЖЕТТА. Полчаса назад.

            УЧАСТКОВЫЙ. И вы ее оба спокойно отпустили одну, в ночь, в незнакомом лесу?

            ЖОРЖЕТТА. Не маленькая, не заблудится, километр до шоссе.

            ВОРОБЬЕВА. Я тебе дам, не маленькая. А вы, что же, дорогой зятек? Не могли ее остановить?

            ЖОРЖЕТТА. Да какой он вам зятек? (Фролову.) Чего молчишь? Смотри, эти мигом тебя окрутят, не успеешь моргнуть.

            ВОРОБЬЕВА. То есть как, не зять? А кто же?

            САНЯ. Пускай не отпирается.

            УЧАСТКОВЫЙ. Значит это все же не родственное дарение, а обыкновенная афера.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Вы что же уже не собираетесь жениться на моей дочери? (Указывает на Жоржетту.) Из-за этой?

            ЖОРЖЕТТА. Да, именно из-за меня.

            ВОРОБЬЕВА. Что ты за него отвечаешь? У него свой язык есть.

            ЖОРЖЕТТА. Он его от ужаса проглотил при виде такой тещи.

            ВОРОБЬЕВА (Фролову). Да скажите вы что-нибудь или нет?

            ФРОЛОВ. Дело в том, что я давно женат.

            ВОРОБЬЕВА. Вот значит как. Товарищ милиционер, арестуйте его. Я вам этого так не оставлю. Ну что смотришь, бесстыжие твои глаза. Напаскудил и в сторону?

            ЖОРЖЕТТА. Да не трогал он вашей дочери, успокойтесь.

            ВОРОБЬЕВА. А ты откуда знаешь? Была здесь при этом?

            ЖОРЖЕТТА. Говорю вам – не трогал он вашей дочери. Она сама хотела здесь остаться.

            ВОРОБЬЕВА. Хотела остаться? Значит, вы ее выгнали отсюда?

            ЖОРЖЕТТА. Да никто ее не выгонял. Она сама ушла.

            ВОРОБЬЕВА. Что-то концы с концами не сходятся. Только что говорила, что она хотела остаться.

            САНЯ. Что-то тут не то. А может, она и не ушла отсюда?

            ВОРОБЬЕВА. Как не ушла? А что же?

            САНЯ. Вот и я хотел бы знать. И как попала сюда эта...

            УЧАСТКОВЫЙ (Жоржетте). На чем вы приехали сюда?

            ЖОРЖЕТТА. На помеле. Вон, в углу стоит.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы тут шутки не шутите. Серьезно отвечайте.

            ЖОРЖЕТТА. Меня подбросили сюда на машине.

            САНЯ. И эта машина увезла мою сеструху, так?

            ЖОРЖЕТТА. А если бы и увезла, что с того?

            ВОРОБЬЕВА. У меня нехорошее предчувствие. Что они сделали с моей дочерью?

            ЖОРЖЕТТА. Никто ее не увозил, сама ушла. Что за дурацкие мысли? Может, в другом месте на шоссе вышла и разминулась с вами.

            УЧАСТКОВЫЙ. Так, дело принимает другой оборот. Тут уже что-то почище. (Фролову.) Вы будете говорить?

            ФРОЛОВ. Я, кажется, ответил уже на все ваши вопросы.

            УЧАСТКОВЫЙ. Ночью в безлюдном месте пропал человек. Где девушка, я вас спрашиваю?

            ФРОЛОВ. Да убежала она отсюда, убежала.

            ВОРОБЬЕВА. Так они и делают, сначала наобещают девке в три короба, а потом скажет, что женат, и все тут.

            ЖОРЖЕТТА. Ваша дочь – девка? А выглядит как порядочная.

            ВОРОБЬЕВА. Что? Да как ты смеешь?

            ЖОРЖЕТТА. Вы же сами сказали: девка.

            УЧАСТКОВЫЙ. С какой целью она была привезена сюда?

            ФРОЛОВ. Вы так спрашиваете, будто ее связали и привезли сюда силой. Вон ее брат может подтвердить, что она приехала сюда добровольно.

            САНЯ. Я?.. Д-да, могу подтвердить.

            УЧАСТКОВЫЙ. С какой целью?

            ФРОЛОВ. Отдохнуть на лоне природы.

            ВОРОБЬЕВА. Ты лучше, Ирод, скажи, какие слова ты ей врал. Не было, не было кавалеров и вдруг – такой!

            САНЯ. Мам, да были у нее кавалеры, ты просто не в курсе.

            ВОРОБЬЕВА. А ты помолчи, с тобой разговор будет особый. Родной брат собственными руками сестру в этот притон привез! Ты хоть понимал, что делал?

            САНЯ. Я только на минуточку домой заехал. Хотел сразу же за ней вернуться. Пускай он подтвердит. (Указывает на Фролова.)

            УЧАСТКОВЫЙ. Я вижу, мы тут ни до чего не договоримся. Поэтому садимся сейчас все в машину и едем в отделение.

            ФРОЛОВ. Арестуете, что ли?

            УЧАСТКОВЫЙ. Препровожу в отделение установить ваши личности и пока не отыщется девушка.

            ВОРОБЬЕВА. Правильно, так с ними и надо.

            ЖОРЖЕТТА. А меня за что? Я тут при чем?

            УЧАСТКОВЫЙ. Вашу личность мы тоже должны установить.

            ФРОЛОВ. Вы что, серьезно об этом?

            УЧАСТКОВЫЙ. Собирайтесь.

            ФРОЛОВ. Во-первых, я мог вас вообще сюда не впустить без санкции прокурора.

            УЧАСТКОВЫЙ. Гражданин, не занимайтесь демагогией.

            ФРОЛОВ. А во-вторых, это дача Корнюхина. Вам что-нибудь говорит эта фамилия?

            УЧАСТКОВЫЙ. Это которого Корнюхина? Того, который...

            ФРОЛОВ. Того самого.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы что же, за дурачка меня принимаете, будто я не знаю, где их дачи?

            ФРОЛОВ. Там его госдача – для семьи, а это охотничий домик для себя лично. Вот телефон, можете позвонить.

            УЧАСТКОВЫЙ. То-то я смотрю, откуда здесь телефон? Что же вы так его подводите? Организуете здесь черт знает что. Ведь если узнают, ему тоже не поздоровится.

            ФРОЛОВ. А как об этом узнают? Вы что, анонимку напишете?

            УЧАСТКОВЫЙ. Зачем? Доложу по начальству, как положено.

            ФРОЛОВ. А от вашего начальства куда попадет? Так сразу и обнародуют?

            УЧАСТКОВЫЙ. Нет, конечно. Хотя... не знаю. Времена уже нынче другие.

            ФРОЛОВ. Вы так уверены?

            УЧАСТКОВЫЙ. Конечно, по-всякому бывает.

            ФРОЛОВ. Ну так что теперь?

            ВОРОБЬЕВА. Это еще что за новости? Какой Корнюхин? Сейчас уже не то время им все позволять. Учтите, я этого так не оставлю.

            УЧАСТКОВЫЙ. Решение остается прежним: едем в отделение.

            ЖОРЖЕТТА. А может как-нибудь по-другому? Вы капитана Силантьева случайно не знаете?

            УЧАСТКОВЫЙ. Поедете оба. Все. Без возражений.

            ФРОЛОВ. Я не поеду. Завтра, пожалуйста, а сейчас нет. Звоню Корнюхину, пусть он разбирается. (Подходит к телефону.)

            ВОРОБЬЕВА. Да что же это такое! Позвонил – и будет гулять.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы никуда не будете звонить. Из отделения сколько угодно.

            ФРОЛОВ. Какой кошмар! И чтобы именно сегодня. Лейтенант, давайте по-человечески. Я всегда был законопослушным человеком, но сегодня я действительно не могу никуда уходить отсюда. Сегодня для меня это слишком важно. Знаете что, наденьте на меня наручники. Это вам будет гарантия, что я никуда до завтра от вас не денусь. Только оставьте меня здесь одного.

            УЧАСТКОВЫЙ. Какие наручники? Поехали.

            ФРОЛОВ. Я не могу. Я же по-человечески прошу вас.

            УЧАСТКОВЫЙ. А я сказал, поедете. Не заставляйте меня, пожалуйста, применять к вам силу.

            ФРОЛОВ. Но это же безумие. На каждую силу всегда есть другая сила.

            УЧАСТКОВЫЙ. С вами я как-нибудь управлюсь.

            ВОРОБЬЕВА. Молодец, лейтенант! Сбил с него спесь.

            ФРОЛОВ (достает из-за печи ружье). А ну шагом марш отсюда!

            УЧАСТКОВЫЙ. А оно хоть заряжено?

            ФРОЛОВ. Хотите узнать? Давайте.

            ВОРОБЬЕВА. Ох ты, господи!

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы что же, оказываете мне вооруженное сопротивление?

            ФРОЛОВ. Слава богу, догадался. Ты – первый. (Указывает на дверь.)

            УЧАСТКОВЫЙ. Это для вас плохо кончится. Предупреждаю.

            ФРОЛОВ. Если хотите приемчик сделать – пожалуйста. Получите орден... посмертно. Живее! Ну! (Участковый и Фролов уходят.)

            САНЯ. Заводной мужик.

            ВОРОБЬЕВА. Что же теперь будет?

            ЖОРЖЕТТА. Попугает и все. Этих легавых действительно надо время от времени учить, а то чувствуют себя как короли.

 

Выстрел.

 

            ВОРОБЬЕВА. Господи-святы!

            САНЯ. Допрыгались!

            ЖОРЖЕТТА. Сумасшедший! (Выбегает за дверь. Саня и Воробьева следом за ней.)

 

З а н а в е с

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

Те же декорации. Один за другим входят Саня, Воробьева,

Жоржетта и Фролов с ружьем.

 

            САНЯ. Так вы это нарочно или случайно?

ФРОЛОВ. Какая разница.

            САНЯ. Он же скажет, что вы его убить хотели.

            ЖОРЖЕТТА. А я скажу: видела, как он в воздух выстрелил.

            ВОРОБЬЕВА. Да разве можно на живого человека с ружьем? Ну и съездили бы в отделение – корона бы с вас не свалилась. А теперь заварили кашу. Как расхлебывать будете?

            САНЯ. За милиционера могут на всю катушку отвалить. Есть только один выход – доказать, что ничего не было.

            ВОРОБЬЕВА. Выходит, все врать надо? Ну и ну.

            ЖОРЖЕТТА. А они по одному будут спрашивать. Что-нибудь не совпадет – и расколят, как миленьких.

            САНЯ. Скажем, выстрела не слыхали. Все как было, а выстрела не было. Надо только хорошо ружье почистить.

            ЖОРЖЕТТА. А что? Это выход.

            ФРОЛОВ. Теперь вы, кажется, готовы выгораживать меня?

            ВОРОБЬЕВА. Ты уже сам себя наказал своей непутевой жизнью. И еще не раз накажешь. Наверно и детей нет. А у такого уже могли быть взрослые дети.

ФРОЛОВ. А что дети?

ВОРОБЬЕВА. Были бы дети, ты бы семь раз подумал, прежде чем этими безобразиями заниматься. Не мальчик уже. По возрасту не подходит.

ЖОРЖЕТТА. Что же ты ружье не садишься чистить? Он же может по дороге любых гаишников остановить и завернуть сюда.

            ФРОЛОВ. Он не вернется.

            ВОРОБЬЕВА. Как, не вернется?

ЖОРЖЕТТА. Ты что, попал в него?

САНЯ. А я думал, в воздух.

            ФРОЛОВ. Я действительно стрелял в воздух, но он не вернется.

            ЖОРЖЕТТА. Это почему?

            ФРОЛОВ. Ну что он своим скажет? Что его пуганули из дробовика? И он убежал? Офицер милиции? Да он никому и ползвука не скажет. Из-за своей офицерской чести.

            ЖОРЖЕТТА. Да какая у милиции офицерская честь? Это только в армии, если я ничего не путаю.

            САНЯ. Это в кино они с голыми руками на ружья лезут, а на самом деле такие же как все. Задал стрекача до самого города. Хорошо, что ключи у меня, а то мог и машину угнать.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты на это не рассчитывай, что он не вернется. Возьмет подмогу и будет здесь как миленький.

            ВОРОБЬЕВА. Вы бы лучше пошли и сами первым рассказали.

            САНЯ. На машине можем и опередить. Точно.

            ЖОРЖЕТТА. Или своему Корнюхину позвони. Или у него руки для этого коротки?

            ФРОЛОВ. Для этого – в самый раз.

            ЖОРЖЕТТА (протягивает трубку). Ну так звони.

            ФРОЛОВ. Потом.

            ЖОРЖЕТТА. Тогда давай сматываться отсюда. Или ты передумал уже?       

            ФРОЛОВ. Не знаю. Сначала все это меня немного взбодрило, а теперь снова не то.

            ЖОРЖЕТТА. Ты что, болен?

            ФРОЛОВ. Ты действительно хочешь со мной ехать? А зачем?

            ЖОРЖЕТТА. По-моему, это ты предлагал.

            ФРОЛОВ. Для меня это был лучший вариант, пока ты не согласилась. И надо же было тебе согласиться.

            ВОРОБЬЕВА. Потом между собой разберетесь, а сейчас надо что-то решать. И с машиной, и с этими выстрелами...

 

Дверь медленно открывается. Крадучись, входит Участковый,

быстро набрасывается на Фролова и валит на пол.

 

            УЧАСТКОВЫЙ. Веревку, быстрей!

 

Саня подает веревку.

 

Руку держи!

            ЖОРЖЕТТА. Не трогайте его. Что за номера еще?

 

Участковый с Саней быстро связывают Фролова.

 

            ВОРОБЬЕВА. Вот ведь как все обернулось.

            ФРОЛОВ. Ну и что теперь? Герои!

            УЧАСТКОВЫЙ. Я же предупреждал, а ты не послушал.

            ФРОЛОВ (Сане). А ты, я вижу, согласен любому помогать.

            САНЯ. Я в мою родную милицию не стреляю.

            ЖОРЖЕТТА. Шестерка! Мы же договорились, что никакого выстрела не было.

            САНЯ. Кто договорился? Я не договаривался. Он у меня неизвестно куда сестру дел, а я должен договариваться.

 

Входит Вера.

 

            ВОРОБЬЕВА. Доченька!

            ВЕРА. Мама? Что здесь такое? Откуда вы?

            ВОРОБЬЕВА (строго). Я из дома, а вот откуда ты?..

            ВЕРА. Ай, мама, потом. За что вы его связали?

            УЧАСТКОВЫЙ. Оказал сопротивление, не хотел в отделение идти.

            ВЕРА. А зачем в отделение?

            УЧАСТКОВЫЙ. Для установления личности. И пока девушка не найдется.

            ВОРОБЬЕВА. Так вот же она, Вера!

            УЧАСТКОВЫЙ. Это ваша дочь?

            ВОРОБЬЕВА. Доченька, как ты нас всех напугала!

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, но ведь сказали, что вы ушли.

            ВЕРА. Услышала выстрел и вернулась.

            САНЯ. А где ты была? У дороги тебя видно не было.

            ВЕРА. Мое дело, где я была. За что вы его связали?

            ВОРОБЬЕВА. Сначала ответь, что ты тут делала?

            ВЕРА. Пускай твой сын скажет.

            САНЯ. Со своим ухажером развлекалась. А меня попросила пару часов на машине покататься. Разве не так?

            ВЕРА. Вот как ты все повернул? Ну что ж, пусть будет по-твоему. Так даже лучше.

            ВОРОБЬЕВА. То есть как, развлекалась? И не стыдно даже это произносить?

            ВЕРА. Хватит лицемерия, мама! Сама готова выдать меня за первого встречного и говоришь про стыд.

            ВОРОБЬЕВА. Но он же женат!

            ВЕРА. Ну и что?

            ВОРОБЬЕВА. Как ну и что? (Указывает на Жоржетту.) А тут еще эта, худая.

            ЖОРЖЕТТА. Не худая, а стройная и изящная.

            ВЕРА. Мам, что ты от меня хочешь?

            ВОРОБЬЕВА. Я?.. Чтобы у тебя все было хорошо.

            ВЕРА. Как вы здесь оказались?

            ВОРОБЬЕВА. У этого негодника нашла документы на чужую машину и вызвала участкового. Он говорит, что тут какая-то скрытая афера. Это правда?

            ВЕРА. За это вы его и связали?

            ВОРОБЬЕВА. Не столько из-за машины, бог с ней, сколько из-за тебя.

            ВЕРА. Но я вот она, жива и здорова. Что вам еще нужно? А машина? Пусть Саня вернет ему все документы и не будет никакой проблемы. Я ее завтра сама в какое-нибудь озеро спихну.

            САНЯ. У тебя что, сбрендило? И не буду я никакие документы отдавать, тут все честно, без махинаций.

            ВЕРА. Вот видите, товарищ участковый, все и выяснилось. И вы можете спокойно его отпустить.

            УЧАСТКОВЫЙ. Как это отпустить? Он же стрелял в меня.

            ВЕРА. Но он же не попал в вас.

            УЧАСТКОВЫЙ. Ну и что?

            ВЕРА. Вы же представитель одной из самых мужественных профессий. Для вас выстрелы привычное дело. Вы же видите, что это недоразумение, почему бы вам не проявить великодушие?

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, не путайте меня. При чем здесь это?

            ЖОРЖЕТТА. А если вас об этом попросит еще одна красивая девушка? Вы не женаты, товарищ лейтенант? А то бы мы с вами могли встретиться вечерком, в кино сходить.

            УЧАСТКОВЫЙ. Какое кино? Не морочьте мне голову.

            САНЯ. Не попал же ведь.

            ВОРОБЬЕВА. Что за милиция у нас – чуть что, человека связывать! Мы сами теперь разберемся.

            УЧАСТКОВЫЙ. Обождите, обождите. Вы что же, хотите сказать, что любой может стрелять в человека в моей форме и это ему преспокойно сойдет с рук?

            ВЕРА. Причем здесь ваша форма?

            УЧАСТКОВЫЙ. Как при чем? Эта форма может быть главнее меня самого. Думаете, мне охота было возвращаться в одиночку вязать этого снайпера? Но форма приказала: назад, и я пошел назад. Чтобы никто и никогда не мог подумать, что человека в моей форме можно чем-то устрашить.

 

Все молчат. Фролов неожиданно начинает смеяться.

 

Что за смех?

 

Фролов смеется еще сильней.

 

Я это понимаю, как еще одно издевательство. И если ты не замолчишь, завяжу тебе рот. Ну хотя бы этим полотенцем.

            ВОРОБЬЕВА. Как странно, у меня дома точно такое же полотенце и так же потерто.

 

Саня старается спрятаться.

 

Дайте я лучше посмотрю. (Забирает у Участкового полотенце.) Откуда в этом доме наше полотенце? (Смотрит на Веру.) Ты что же, уже и вещи свои сюда перенесла?

            ВЕРА. Ну я же сказала, потом.

            САНЯ. Мам, ну чего ты пристала к этому полотенцу?

            ВОРОБЬЕВА (осматривается вокруг). И покрывало наше. (Поднимает покрывало, под которым камень.) А это еще зачем?

            ФРОЛОВ. А ну хватит рыскать по чужому дому!

            ВОРОБЬЕВА. Какой же он чужой, если в нем наши вещи?

            ВЕРА. Мама!

            ВОРОБЬЕВА. Что, мама? Разве это я хожу ночью по чужим дачам со своими вещами?

            ВЕРА. Ты же ничего не знаешь!

            ВОРОБЬЕВА. А что тут еще знать надо? Тут и так все видно. Обманул тебя этот прохвост, а ты ему и поверила.

            ФРОЛОВ. Меня от этого цирка уже тошнит. Ну давайте, раз, два, взяли.

            УЧАСТКОВЫЙ. Что взяли?

            ФРОЛОВ. Меня взяли на ручки и понесли.

            УЧАСТКОВЫЙ. Не барин, сам пойдешь.

ФРОЛОВ. Сам? Ну нет! Шутить так шутить до конца. Несите!

УЧАСТКОВЫЙ. Поднимайся, не выдуривайся. Что еще такое?

ВЕРА. Товарищ участковый, но вы же обещали его отпустить?

УЧАСТКОВЫЙ. Я?!

ЖОРЖЕТТА. Человек в вашей форме не может нарушить своего слова. Разве не так? А то как же мы с вами завтра в кино пойдем? Я не смогу довериться такому коварному мужчине.

ВОРОБЬЕВА. Действительно: повоевали и хватит.

САНЯ. И мы не можем ехать на аферной машине, придется до города пешком идти.

УЧАСТКОВЫЙ. Ладно, товарищи, пошутили и хватит.

ЖОРЖЕТТА. Это как раз вы шутите, товарищ лейтенант. Не подумали, сколько ему дадут за этот дурацкий выстрел. И все только из-за вашего самолюбия.

ВЕРА. Вы, как участковый, должны заниматься профилактикой преступлений, а вы их еще больше раздуваете.

САНЯ. Ну, девки дают!

УЧАСТКОВЫЙ. Ничего у вас не выйдет с вашей демагогией. (Фролову.) Значит, не пойдете сами? (Сане.) Берись за ноги.

САНЯ. У меня предрасположенность к грыже, мне нельзя.

УЧАСТКОВЫЙ. Думаете, сам не донесу? Жилы вытяну, а донесу. (Собирается поднимать Фролова.)

ВЕРА. Вы не того несете.

УЧАСТКОВЫЙ. Что еще за новые шутки? Вы, что, думаете, вам, городским, все можно?

ВЕРА. Я сказала, вы не того человека арестовали.

УЧАСТКОВЫЙ (указывает на Жоржетту). Ее?

ЖОРЖЕТТА. Прямо, я так и пошла. Меня тоже понесете.

УЧАСТКОВЫЙ. Так кого?

ВЕРА (указывает на Саню). Его. Это он меня связанную сюда привез и продал ему за свою машину.

УЧАСТКОВЫЙ. Как, то есть, продал?

САНЯ. Ничего я не продавал. Она все выдумала, чтобы его выгородить.

ВОРОБЬЕВА. Доченька, что ты такое говоришь? Твой брат, конечно, порядочный шалопай, но не до такой же степени.

ВЕРА. Именно до такой. Посмотри на веревку, это наша веревка.

ЖОРЖЕТТА. Я сама видела ее связанной этой веревкой. Могу подтвердить.

САНЯ. Может ты видела и как я веревкой вязал родную сестру? Ну, придумали!

ВЕРА. Он мне предложил на спор, что если я не буду царапаться и кусаться, то сможет связать меня, я как дура согласилась. Мне и в голову не могло прийти, что он затеял.

ВОРОБЬЕВА. Сынок, это правда?

УЧАСТКОВЫЙ. А я все равно вам всем не верю и не поверю. (Указывает на Фролова.) Сначала разберусь с ним, а потом уже буду ваши байки выслушивать. Ружье тоже возьму. (Вешает на одно плечо ружье, на другое с трудом поднимает Фролова.)

 

Входят Тамара и Корнюхин.

 

            КОРНЮХИН. Вы бы хоть не ногами вперед его отсюда выносили.

 

Участковый опускает Фролова на диван.

 

Моя фамилия Корнюхин.

            УЧАСТКОВЫЙ. Участковый инспектор, лейтенант Бойко.

            КОРНЮХИН. В чем дело, лейтенант?

            УЧАСТКОВЫЙ. Какая-то подозрительная история с похищениями, продажами, дарениями автомобилей. Вы знаете этого человека?

            КОРНЮХИН. В связанном виде мне его трудно узнать. Развяжите.

 

Участковый развязывает Фролова.

 

Да, это Фролов Егор Афанасьевич.

            УЧАСТКОВЫЙ. Чье это ружье?

            КОРНЮХИН. Мое.

            УЧАСТКОВЫЙ. Вы доверили его безответственному человеку, он угрожал им и даже стрелял.

            КОРНЮХИН. В кого?

            УЧАСТКОВЫЙ. В общем-то, в меня.

            КОРНЮХИН. А где ваше оружие? Почему вы допустили его выстрелить первым?

            УЧАСТКОВЫЙ. Я?! Нам оружие положено в исключительных случаях.

            КОРНЮХИН. Этот лес входит в ваш участок?

            УЧАСТКОВЫЙ. Меня попросила эта гражданка разобраться, не подымая шума.

            КОРНЮХИН. Что значит, не подымая шума? Доводить дело до стрельбы?

            УЧАСТКОВЫЙ. Я считаю свои действия правильными и оправданными.

            КОРНЮХИН. Ну-ну, не надо драматизировать. Никто не говорит, что вы не правы. Вы из какого ОВД?

            УЧАСТКОВЫЙ. Центрального.

            КОРНЮХИН. Там у вас начальник Ильин Петр Александрович?

            УЧАСТКОВЫЙ. Так точно.

            КОРНЮХИН. Напомните мне еще раз свою фамилию.

            УЧАСТКОВЫЙ. Лейтенант Бойко.

            КОРНЮХИН. Буду рад сообщить Петру Александровичу какие у него в штате есть инициативные и перспективные кадры, а то он все жалуется, что некого выдвигать. А с моим гостем давайте так: выпишите ему штраф какой побольше, чтоб неповадно было и покончим с этим.

            УЧАСТКОВЫЙ. Но он поднял руку на ответственное лицо при исполнении служебного долга.

            КОРНЮХИН. Выпишите тогда двойной штраф. Если и это для вас неприемлемо, то прошу вас завтра зайти ко мне в Капитолий где-нибудь полпятого, мы это обсудим более подробно. Никуда от нас этот преступник не денется, не так ли?

            УЧАСТКОВЫЙ. Куда зайти?

            КОРНЮХИН. В серое здание с белыми колоннами. Второй этаж, там вам покажут. У кого еще какие проблемы?

            ВОРОБЕВА. Ваш гость обещал жениться на моей дочери, а теперь выясняется, что он женат.

            ВЕРА. Мама!

            КОРНЮХИН. Вы требуете, чтобы он развелся с первой женой, осиротил своего сына и женился на вашей дочери?

            ВОРОБЬЕВА (смущенно). Нет, я этого не требую.

            КОРНЮХИН (Сане). А вы кто, молодой человек? Добровольная дружина?

            САНЯ (указывает на Веру). Я ее брат. Ваш гость подарил мне свою машину, все оформлено как надо, а товарищ лейтенант говорит, что это незаконно.

            КОРНЮХИН. Я думаю, товарищ Бойко лучше нас с вами знает законы, поэтому машину пока можете оставить здесь. Никто ее до завтра не угонит. Еще вопросы есть?

            УЧАСТКОВЫЙ. Во всем, кажется, разобрались. Можно ехать. Обождите. А на чем мы теперь поедем?

            КОРНЮХИН. Тамара отвезет вас на моей машине.

            УЧАСТКОВЫЙ (Фролову). Никогда не связывайтесь с человеком в форме – всегда сами будете биты. (Уходит.)

            ВОРОБЬЕВА (толкает сына). Иди уже, Ирод. (Вере.) А ты что стала?

            ВЕРА. Я остаюсь.

            ВОРОБЬЕВА. Мало тебе было позора? У них тут видишь, какая компания? Все шито-крыто. Не про нас.

            ВЕРА. Мне нужно кое-что выяснить.

            ВОРОБЬЕВА. А ну марш домой, кому сказала!

            ВЕРА. Не делай вид, что сильно обо мне беспокоишься. Иди лучше своего сынка береги.

            ВОРОБЬЕВА. Эх, доченька. Вечно ты делаешь все назло и себе, и людям, оттого у тебя все и наперекосяк. (Вместе с сыном уходят.)

            ТАМАРА (Корнюхину). Мне серьезно их везти?

            КОРНЮХИН. Везешь и возвращаешься.

            ТАМАРА. Как скажешь. (Уходит.)

 

Все молчат.

 

            КОРНЮХИН. Ну как дела, Жоржетта?

            ЖОРЖЕТТА. Лучше всех.

            КОРНЮХИН. Как там твое настоящее имя? Напомни.

            ЖОРЖЕТТА. Сегодня я Жоржетта.

            ФРОЛОВ. А ты действительно солидный человек. Здорово командовать насобачился.

            КОРНЮХИН. Да уж, что приобрел, то приобрел.

            ВЕРА. Хоть одно полезное дело сделали.

            КОРНЮХИН. Полезное? Совсем не уверен. Провести ночь в отделении для него было бы полезней. Поближе бы с народом пообщался. Из своих заоблачных далей. (Фролову.) Кстати, что ты там плел насчет фальшивых документов, я давеча не очень разобрал? Что у тебя еще стряслось? Никогда не поверю, что это только от личной жизни. (Указывает на Веру.) А эта подруга с тобой поедет, что ли?

            ЖОРЖЕТТА. С ним еду я, а не она. Мы уже все переиграли.

            КОРНЮХИН. Я сомневаюсь, что переиграли. (Вере.) Так, барышня?

            ВЕРА. О чем вы?

            КОРНЮХИН. Так едешь или нет?

            ВЕРА. Мне никто ничего не говорил.

            КОРНЮХИН. А поехала бы?

            ВЕРА. Вы задаете нелепые вопросы.

            КОРНЮХИН. Егор, она тоже согласна. И кого выберешь? Лично я бы выбрал эту. (Указывает на Жоржетту.) Будет предана первых три месяца как хорошая собака.

            ЖОРЖЕТТА. Вас, кажется, опять не туда понесло.

            КОРНЮХИН. Так все-таки, Егор, кого?

            ВЕРА. Как вам только не стыдно? Как вы себя ведете?

            КОРНЮХИН. Егор, не томи девушек, скажи.

            ФРОЛОВ. О чем? Я им уже все сказал.

            КОРНЮХИН. Не нравишься ты мне сегодня, ой, не нравишься. Если бы не знал тебя, подумал бы, что ты специально девочек приманиваешь. Они на твою страдающую таинственность как бабочки летят. А я вот не таинственный и ко мне никто не летит. Хотя мои тайники наверняка побогаче твоих. (Вере.) Ну с тобой здесь все ясно. (Жоржетте.) А вот тебя он чем купил?

            ЖОРЖЕТТА (показывает деньги). За сто баксов.

            КОРНЮХИН (Вере). По сравнению с твоей машиной, на ней он здорово сэкономил. (Показывает на Жоржетту.)

            ВЕРА. Что у вас за манера всех стравливать между собой?

            КОРНЮХИН. Хочешь, я скажу, почему у него с тобой ничего не получилось?

            ВЕРА. Вы этого просто не можете знать.

            КОРНЮХИН. Есть одна маленькая несообразность человеческой психологии. Мы не можем по-прежнему относиться к избитым мужчинам и изнасилованным женщинам. Они вроде и не виноваты, что с ними произошло, но в наших глазах они многое теряют. Такие люди, как Егор, просто физически не могут любить женщину, на которую они сами подняли руку. Я – могу, а он – нет. Кстати, Егор, это касается и твоей вольной борьбы с этим лейтенантом. Я уже не смогу смотреть на тебя с тем священным трепетом, как раньше. Уж лучше бы ты его пристрелил, чем дал себя связать. По крайней мере, большие гордые люди поступают именно так.

            ВЕРА. К вашему сведенью, связывал меня не он.

ФРОЛОВ (Корнюхину). Зачем ты их впутываешь сюда?

            КОРНЮХИН. Чтобы они были в курсе.

            ФРОЛОВ. Зачем?

            КОРНЮХИН. Чтобы не смотрели на тебя, раскрыв рот. Ах, ах, человек хочет начать новую жизнь, надо быть с ним рядом.

            ФРОЛОВ. Кого ты хочешь переубедить?

            КОРНЮХИН. Себя, кого же еще? Где ты видел людей, чтобы не хотели начать новую жизнь? Моя жизнь мне тоже вот где. Я скоро Томку начну тискать прямо под окнами обкома, чтобы уже нельзя было замять. Но ведь кому-то все равно надо делом заниматься. У нас не такая богатая страна, чтобы людьми бросаться. Ты живешь как в скорлупе, вот тебе и лезут в голову всякие глупости. Мне лезут потому, что я осатанел от регламента, а тебе наоборот – нехватка впечатлений.

            ФРОЛОВ. Это у меня-то?

            КОРНЮХИН. У тебя. Ты свои африканские вояжи за впечатления не принимай, мура это все. И свою семейную жизнь тоже. Ты в наши будни окунись, вот где экзотика почище американских боевиков. Там все по правилам, а у нас правил ни в чем никогда не бывает. Вот куда девяносто процентов нашей широты и удали уходит: в дурость по части собственной жизни. Ну, рассказывай.

            ФРОЛОВ. Что рассказывать?

            КОРНЮХИН. Исповедь, исповедь давай. Барышням же интересно. И я послушаю со своими комментариями.

            ЖОРЖЕТТА. Не мешало бы горло промочить.

            КОРНЮХИН. В самую точку. Когда умница, тогда умница, ничего не скажешь. (Наливает вино. Фролов и Вера жестами отказываются.) За тебя, Жаночка. (Пьют вместе с Жоржеттой.) Ну, мы слушаем.

            ФРОЛОВ. Я пошутил. И эта записка и все.

            ВЕРА. А вот это? (Снимает с камня покрывало.)

            КОРНЮХИН. Ого! Это уже веселее. Покажи-ка мне свои фальшивые документы. Закрой пальцем фамилию и покажи.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты что, топиться собрался?

            КОРНЮХИН. А мы бы потом тебя всю жизнь ждали. Глаза на дорогу просмотрели бы. Ай-я-яй, нехорошо.

            ФРОЛОВ. Просто я хотел сначала, как ты предлагал, инсценировать самоубийство, а самому исчезнуть.

            ЖОРЖЕТТА. А зачем мне тогда последние деньги отдал? Я же видела, что у тебя в бумажнике больше ничего нет.

            ФРОЛОВ. Русские отшельники с толстыми кошельками в пустынь не уходят.

            КОРНЮХИН. Звучит остроумно, но не очень убедительно. Бичевать, что ли, собрался? Так ничего у тебя не получится, ты слишком долго в золотой клетке сидел, на воле не справишься.

            ЖОРЖЕТТА. Один – нет, а если вдвоем, то справится.

            ВЕРА (насмешливо). На три месяца.

            ЖОРЖЕТТА (указывая на Корнюхина). А ты за ним не повторяй, поняла? Я же тебя насквозь вижу. Тебя саму к этой жизни как магнитом тянет. Ты боишься только на самое дно попасть, а если как Тамарка к приличным людям (Указывает на Корнюхина.) то очень даже не против. Ну хоть раз не солги и скажи «да».

            ВЕРА. Ты много на себя берешь...

            КОРНЮХИН. Цыц, сороки, а то за дверь обе пойдете! У вас здесь прикладное значение, ну и ведите себя соответственно. (Фролову.) А на кой ляд тебе понадобилась сказка про фальшивые документы? У нас никто не запрещает бичевать под собственной фамилией. Пожалуйста, все котельные страны в твоем распоряжении, ночуй – не хочу.

            ФРОЛОВ. Чтобы ты меня в сумасшедший дом не посадил.

            КОРНЮХИН. Кто? Я? Что за ерунда?

            ФРОЛОВ. А Алика Портного не ты в дурдом запрятал?

            КОРНЮХИН. Вот как это тебе доложили. Ну что ж, пусть я. И что же?

            ФРОЛОВ (с испугом). Но это же не ты его туда засадил?

            КОРНЮХИН. Какая разница кто? Человек три года нигде не работал. Ко мне мать его приходила, просила оформить на лечение.

            ФРОЛОВ. Ты бы мог его оформить в ЛТП.

            КОРНЮХИН. Алик не был алкоголиком. Пил иногда только шампанское, оно его веселило.

            ФРОЛОВ. Пускай бы милиция сама им занималась.

            КОРНЮХИН. Я не страус, чтобы прятаться от ответственности. Алик наш товарищ, поэтому должен был решать я. Тебя-то не было.

            ФРОЛОВ. Выходит, стоит моей жене попросить оформить меня на лечение, и я пойду тоже следом за Аликом?

            КОРНЮХИН. А чем ты лучше его? Алик, тот хоть ненавидел и презирал все открыто, а ты темная лошадка.

            ЖОРЖЕТТА. А кто такой этот Алик? Такой же, как вы?

            КОРНЮХИН. Один человек. Ты знаешь, Егор, я часто думаю об этом нашем былом триумвирате. Алик был нашим сердцем, ты – нашей головой, а я, грешный, – нашей бренной плотью. И эта плоть оказалась единственно дееспособной. Знаешь, это наводит на жуткие обобщения. Как работать нашей партийной государственной машине без сердца и без головы.

 

Пауза.

 

            ВЕРА. А что с ним случилось, с этим человеком?

            КОРНЮХИН. Что должно было, то и случилось. Вы же слышали – в дурдоме.

            ВЕРА. И вы это так спокойно говорите.

            КОРНЮХИН. А чего волноваться? Хотите, кто-нибудь из вас там тоже окажется? А? Хотите?

            ВЕРА. Это же мерзко, это еще хуже, чем в тюрьму. (Фролову.) И вы считаетесь его другом?

            ЖОРЖЕТТА. Сейчас такие дела, я слышала, начинают потихоньку трясти. (Корнюхину.) Не боитесь?

 

Конюхин отмахивается от нее как от назойливой мухи.

 

            ФРОЛОВ (Корнюхину) С Надей у Алика так ничего и не получилось?

            КОРНЮХИН. Она же в аварию попала, ты слышал? Лицо сильно попортилось и на правой руке три пальца оторвало. А у них уже заявление лежало. Не разрешила она ему на себе жениться. А потом и совсем уехала. Что у людей за привычка, чуть что, в бега пускаться, как будто везде для них пустые квартиры приготовлены?

            ЖОРЖЕТТА. Я бы тоже без трех пальцев замуж не пошла.

            КОРНЮХИН (удивленно). Ты-то? А что бы сделала?

            ЖОРЖЕТТА. Согласилась бы только на любовницу.

            КОРНЮХИН. Ну и дура!

            ЖОРЖЕТТА. Почему? Никого бы ни к чему не обязывала.

            КОРНЮХИН. Что за глупые нынче девицы пошли, брак от сожительства отличить не могут.

            ЖОРЖЕТТА. А никакого отличия нет. Только штамп в паспорте.

            КОРНЮХИН. Брак, к твоему безмозглому сведенью, это когда меняют жизнь на жизнь: все отдают и все требуют взамен.

            ЖОРЖЕТТА. То-то вы все жене отдаете! Кто бы говорил.

            КОРНЮХИН. А у меня работа такая.

            ЖОРЖЕТТА. Какая?

            КОРНЮХИН. Как у тебя: всего себя отдавать людям. Тебе в том числе. Ты думаешь, большая радость мотаться по ночам черт знает где с такими, как ты? Но я знаю, что есть на свете Жоржетта, которую манит блеск далеких огней, ей чудовищно не хватает даже не денег и нарядов – что деньги и наряды? – а возможности сесть за пиршеский стол сильных и талантливых мира сего, и такую возможность ей могут предоставить лишь такие плешивые старцы, как я. И вот я, болезный, вынужден собственноручно выгонять из гаража машину и гнать ее навстречу губительным для себя приключениям. И какой только негодяй выдумал, что любовные похождения – это хорошо!

            ЖОРЖЕТТА. Браво, с меня двадцать копеек!

            ВЕРА. Я прошу отвезти меня домой. Или я пешком пойду.

            КОРНЮХИН. Тамара приедет и увезет тебя вторым рейсом.

            ВЕРА. Я прошу сейчас. (Корнюхину.) Отвезите меня, пожалуйста.

            КОРНЮХИН. Что за ерунда! Вас что, обидела моя пламенная речь? Так это я не для вас говорил, а для него. (Указывает на Фролова.)

            ВЕРА. Просто вы помогли мне лучше увидеть саму себя. Я слепая, надеялась, что это все так, забавное приключение, что негрязного человека никакая грязь коснуться не может, а это, оказывается, вон, как выглядит. Я не желаю ни для кого быть девочкой для утех. (Направляется к двери, Корнюхину.) Я вас жду.

            ФРОЛОВ. Погодите.

 

Пауза

 

            ВЕРА. Вы что-то хотели мне сказать?

            ФРОЛОВ. Я был, кажется, не прав в отношении вас.

            ВЕРА. Это все?

            ФРОЛОВ. Ответьте только на один вопрос: почему вы вернулись?

            ВЕРА. Чтобы выйти за вас замуж. Вы этого ответа хотите?

            ЖОРЖЕТТА. Врет она. Ее заворожил твой поступок. Замужеств кругом тысячи, да и она не такая старая еще, а мужских поступков кругом нет как нет. А тут вдруг случилось. У кого угодно голова закружится.

            ВЕРА. У некоторых, как видно, не закружится.  

            ЖОРЖЕТТА. Если бы не ты со своей мамочкой, я бы уже ехала с ним в аэропорт.

            КОРНЮХИН. Опять затараторили. Выбросите на пальцах кому с ним остаться и дело с концом. Он сам, я вижу, выбрать не в силах.

 

Пауза.

 

(Фролову.) Кстати, в какой стадии твой эпохальный труд об обществе будущего?

            ФРОЛОВ. Я его закончил.

            КОРНЮХИН. Где он?

            ФРОЛОВ. В ящике стола.

            КОРНЮХИН (открывает ящик и достает толстую папку). Надеюсь, это бомба?

            ФРОЛОВ. Нет, не бомба.

            КОРНЮХИН. Значит, докторской тут и не пахнет?

            ФРОЛОВ. Нет, конечно.

            КОРНЮХИН. Ну и какой же вывод из этого? Для тебя?

            ФРОЛОВ. Что все это чепуха.

            КОРНЮХИН. Ну об этом нам судить, а не тебе. Помнится, твой прогноз пять лет назад на наши теперешние реформы полностью оправдался. Ты ведь даже в Африку затем уехал, чтобы нас получше со стороны рассматривать. Поэтому должен быть прорицателем первой категории. А ну читнем на выбор страницу. (Раскрывает папку.) Что это? Чистые страницы? А где?.. (Пристально смотрит на Фролова.) Ты пробездельничал здесь все это время?

            ФРОЛОВ. Как видишь.

            КОРНЮХИН. Теперь я понимаю, почему ты так интересовался судьбой Алика. И почему лыжи навострил. Ну что ж, беги. Чего же ты не бежишь? И девок с собой прихвати. В дороге рассортируешь.

            ФРОЛОВ. Я тебе все объясню.

            КОРНЮХИН. Не надо. Теперь это не имеет значения. Тонкие души пустых людей меня не интересуют. А я ведь так на тебя рассчитывал.

            ФРОЛОВ. На меня?

            КОРНЮХИН. Именно. Мое главное призвание – помогать талантливым людям.

            ФРОЛОВ. Попасть в дурдом, например.

            КОРНЮХИН. Прекрати. Ведь ты же прекрасно все знаешь про Алика... Страшно всю жизнь затратить на помощь никчемным людям. Ты был моей самой большой надеждой. Твой свет должен был сделать и мою жизнь светлей. А ты мне такое! (Отшвыривает папку так, что листы бумаги разлетаются во все стороны.)

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Ты что, ученый? Никогда бы не подумала. (Указывает на Корнюхина.) Он что, нанял тебя вместо себя диссертацию писать?

            ФРОЛОВ. Это моя диссертация.

            ЖОРЖЕТТА. А чего не написал?

            ФРОЛОВ (усмехаясь). Да, действительно, чего не написал?

            ЖОРЖЕТТА. Ну раз ты ученый, значит, знаешь, как ее написать.

            КОРНЮХИН. Да ни черта он не знает. (Фролову.) Неужели ты не понимаешь, что имеешь право на все до тех пор, пока что-то делаешь. Я понимаю, хандра, депрессия. Но покажи мне черновики, покажи свои записи. Ты же ничего не делал все это время.

            ФРОЛОВ. А зачем?

            КОРНЮХИН (кричит). Скотина! Безмозглая капризная скотина! Мне бы четверть твоих способностей. Вот она где, несправедливость.

            ФРОЛОВ. Ты можешь меня спокойно выслушать или нет?

            КОРНЮХИН. Второй Алик Портнов. Но у того не было никакого таланта, ему сходить с ума можно было. А тебе?

            ВЕРА. Дайте человеку сказать.

 

Пауза.

 

            ФРОЛОВ. Недавно я открыл в себе комплекс предателя.

            КОРНЮХИН. Кого?

            ФРОЛОВ. Предателя. Нет, никого конкретного я не предавал. Просто всю жизнь мне хотелось делать то, чего не делал никто другой. Если кругом бездельничали – мне хотелось работать, если работали – мне хотелось бездельничать, если все думали так, я должен был думать иначе. Хотел быть спасителем человечества, не меньше. В том, конечно, случае, если потребуется его спасать. Если уже полмира развивается по придуманным законам, то почему нельзя придумать законы для всего мира.

            КОРНЮХИН. Я вижу, как ты придумал.

            ФРОЛОВ. Вся моя жизнь еще со школьных лет была продумана до мелочей. Я спешил. Ранней женитьбой убил сразу двух зайцев: перегорел красивой влюбленностью и решил все свои эротические проблемы, освободил себя для другого. После университета пять лет комсомольского чиновничества, потом три года в райкоме партии, затем африканская пятилетка. Ни одного дня не было потеряно зря. Учил языки, читал подлинники, охотился на интересных собеседников, приучил себя обходиться пятью часами сна, даже дурацкие партийные совещания использовал с выгодой, мысленно переводя все доклады на французский или английский. Мне нужен был мощный интеллект, и я нагребал его четырьмя руками. Это помогало забыть о другом: что я вырос без родителей, что мир чувств для меня искажен, что общение с людьми дается мне с большим трудом. Окружающая жизнь не нравилась мне, но я испытывал от этого даже какое-то злорадное удовольствие – значит, больше работы для меня, для моих богатырских сил. Со временем я даже стал сторониться внешней активности, боясь попусту расплескать свою энергию, относился к себе, как к стратегическому интеллектуальному запасу страны, который рано или поздно ей обязательно понадобится. В сроках я не мелочился, готов был ждать хоть до семидесяти лет. Даже если бы пришлось умирать от старости так и незадействованным, в особой претензии ни к кому бы не был: не понадобился, ну и не понадобился. Был бы списан как мясные консервы на военных складах. Кто-то бы обязательно лег на эти склады вместо меня. Но произошло нечто худшее.

            КОРНЮХИН. Консерва по имени Егор Фролов оказалась тухлой.

            ФРОЛОВ. Вот именно. Ужасно приятна жизнь, когда тебе не дают развернуться, тогда ты и царь, и бог, а вот поживи, когда перед тобой убирают все препятствия... Как я спешил всеми правдами и неправдами из Африки сюда! Считал, что это мой звездный час пробил.

            КОРНЮХИН. Да опомнись. Кто перед тобой убрал все препятствия? Меньше бы горбачевскую брехню по радио слушал.

            ФРОЛОВ. Это не меняет сути. Главное, что как дошло до дела, то я оказался совершенным нулем. Вышибло землю из-под ног.

            КОРНЮХИН. До какого дела? Да твои белые ручки ни к чему еще не прикоснулись. Чтобы драться, надо хотя бы ввязаться в драку.

            ФРОЛОВ. Ответь мне, только честно, почему Алик три года нигде не работал?

            КОРНЮХИН. Вот для тебя кто, оказывается, пример для подражания.

            ФРОЛОВ. Ты правильно сказал, что Алик был нашим сердцем. Почему же наше сердце не хотело работать?

            КОРНЮХИН. Почему, почему? Ты живешь в самой нелепой и неожиданной стране на свете и еще спрашиваешь. Да, его тошнило от наших чиновничьих физиономий и наших циркуляров, но других физиономий мы ему придумать не могли. Говорят, что многие астрономы, когда начинают соотносить себя с масштабами Вселенной, неизбежно в конце концов сходят с ума. Ему тоже не следовало соотносить масштабы своей нравственности и достоинства с масштабами восемнадцати миллионов чиновников.

            ЖОРЖЕТТА. Сколько, сколько?

            ВЕРА. Он членов партии имеет в виду.

ЖОРЖЕТТА. Но вы же сами один из этих чиновников. Или вы себя к ним не относите?

            КОРНЮХИН (с досадой). О, господи!

            ВЕРА. Вот вы все время говорите: талант, талант. (Указывает на Фролова.) А какой талант? В чем? Диссертации писать?

            КОРНЮХИН. У него талант проникать в суть явлений, вот какой.

            ВЕРА. Ну и проник он в суть явлений, а дальше что?

            КОРНЮХИН. А дальше однажды на свет появилась такая книга как «Капитал». Слышали о такой? (Фролову.) Но это все еще не причина. Дальше!

            ФРОЛОВ. Дальше? А дальше у меня вот прямо сейчас отнимают мою страну. Еще в детстве, когда смотрел фильмы про гражданскую войну, всегда изумлялся. В каждой втором фильме белогвардейцы встают и пламенно поют «Боже, царя храни!» А ведь в феврале четырнадцатого они все дружно этого царя предали.

            КОРНЮХИН. Не вижу связи.

            ФРОЛОВ. Человек отличается от животного лишь чувством стыда. Поэтому человек не имеющий стыда должен носить гордое звание быдла. Не так?

            КОРНЮХИН. Возможно.

            ФРОЛОВ. Но если в феврале четырнадцатого в России имелось только дворянское и генеральское быдло, то теперь к нему вот сейчас прибавляется быдло президентское вместе как ты говоришь с восемнадцатью миллионами партийцев.

            ЖОРЖЕТТА. Первый раз слышу, чтобы дворян быдлом называли. Причем почему-то всех.

            КОРНЮХИН. Разъясни дамочке, да и мне тоже не мешает.

            ФРОЛОВ. А ты найди и прочитай текст присяги, которую все приносили своему царю. Там, между прочим, есть такие строки: «Если я узнаю, что что-то затевается против императорского дома, я все сделаю, чтобы этому помешать». Это я по памяти, не очень точно, но смысл такой. И сопоставь с тем, что в пятнадцатом году не было ни одного дворянина, который не назвал русскую царицу немецкой шпионкой. Быдло и есть быдло, или если угодно дворянское отребье. И у товарища Сталина был всего один недостаток, что он это отребье не истребил до самого конца.

            КОРНЮХИН. Ладно, пафосную часть своего выступления, будем считать, ты закончил. Еще причину давай.

            ФРОЛОВ. Последний так сказать толчок? Ну что ж можно и последний. Сам не видел, но вся страна до сих пор дружно хохочет над женщиной, которая заявила, что в Советском Союзе секса нет…

            КОРНЮХИН. Ну и…

            ФРОЛОВ. А на мой взгляд она совершенно права. Секс это почти всегда разговоры о сексе, мол, посмотрите, какой я раскованный могу публично об этом говорить. Поэтому секса нет – это значит, у нас нет и слава Богу никогда не будет культуры обсуждать эти вопросы публично.

            КОРНЮХИН. И из-за такой ерунды ты и?..

            ФРОЛОВ. Из-за такой ерунды я понял, что у меня с моей страной еще и объективно разная группа крови.

            КОРНЮХИН. Так что же ты все-таки надумал? Болтаем, болтаем, а все вокруг да около. Европейские штучки это все. Русские люди сражаются со своей судьбой обычно втихую или с помощью водки, а в скит уходят только после больших грехов. Если бы ты с этой согрешил (Показывает на Веру.) я бы первый сказал тебе: беги и еще дорогу показал. Но ты же не согрешил.

            ВЕРА. У вас только одно на уме.

            КОРНЮХИН. Да, но зато самое главное.

            ФРОЛОВ. Я согрешил.

            КОРНЮХИН. Как это? А когда? (С сомнением смотрит на Веру.) А почему только сейчас... (Вере.) Это правда?

            ВЕРА. Да.

            КОРНЮХИН. Тогда это меняет дело. А когда? Еще до связывания?

            ВЕРА. Да.

            ЖОРЖЕТТА. Она врет. Ее связанной сюда брат привез. Не выдумывай.

            ВЕРА. Это произошло позже. После веревок я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Он и воспользовался.

            КОРНЮХИН (Фролову). Это правда?

            ФРОЛОВ (смотрит на Веру). Да.

            КОРНЮХИН (Вере). Что-то ты не похожа на жертву насилия.

            ВЕРА. Может мне показать синяки на теле? Вот, например. (Расстегивает рукав и показывает синяк на предплечье.)

ЖОРЖЕТТА. Это у нее синяки от борьбы с братом. (Фролову.) Ведь не было же ничего, не было?

            КОРНЮХИН (Фролову). Зачем ты это сделал?

            ФРОЛОВ. Чтобы нельзя было уже отступать.

            КОРНЮХИН. Но у тебя же нет фальшивых документов. Ты соврал.

            ФРОЛОВ. В письменном виде врут очень редко. (Указывает на машинку.)

            КОРНЮХИН (Вере). Но тут же милиция была, а ты молчала.

            ВЕРА. Он мне поклялся, что обязательно женится. Я тогда еще не знала, что он женат.

            КОРНЮХИН. Ну это уже совсем перебор. Его-то хоть чуть-чуть оправдать можно, а твой шантаж – никогда. Ты еще более грязная, чем он.

            ВЕРА. Грязные люди тоже имеют право на существование. Вот вы, например.

            ЖОРЖЕТТА (Фролову). Тебе это надо, чтобы уйти отсюда, да? Но ведь ты мог уйти и со мной. Зачем тебе понадобился этот цирк?

            ФРОЛОВ. Должен я хоть что-то получить за... свою машину.

            КОРНЮХИН. Вот и получишь... лет семь, не меньше. (Загораживает дверь.) Никуда ты отсюда не уйдешь.

            ФРОЛОВ. Но ведь ты сам говорил...

            КОРНЮХИН. Я не знаю, шутка у вас это или нет, но я доведу ее до конца. Хотел начать новую жизнь – начнешь! Я вас научу, как от царской службы бегать. Через семь лет и ты, и Алик будете у меня как шелковые. Правда, звезд с неба вам уже не хватать, но сами виноваты. Будете пожизненно чиновниками четырнадцатого разряда, коллежскими асессорами.

            ВЕРА. Я пошутила. Ничего не было.

            КОРНЮХИН. А я не шутил. Экспертиза найдет все, что нужно. И свидетели найдутся. (Жоржетте.) Найдутся?

            ЖОРЖЕТТА (после паузы). Найдутся.

            ВЕРА. Вы что это, серьезно?

            КОРНЮХИН (угрюмо). Да нет, шутим.

            ФРОЛОВ. А если я останусь и буду по-прежнему тянуть лямку?

            КОРНЮХИН. Все, поезд ушел.

            ФРОЛОВ. Ты, видно, все еще принимаешь меня за нечто аморфное, не способное сопротивляться?

            КОРНЮХИН (изумленно). Сопротивляться? Мне? Ты?

            ФРОЛОВ. Да, я. (Хватает выставленное за печку ружье и направляет на Корнюхина.)

            КОРНЮХИН. Ну и что? Все равно не пущу.

            ФРОЛОВ. Ты думаешь, я не выстрелю?

            КОРНЮХИН. Если я тебя ударю – выстрелишь, а если буду стоять – то нет.

            ВЕРА (Корнюхину). Вы должны нас только выпустить и все.

            КОРНЮХИН. Нет.

            ВЕРА. Тогда мы через окно. (Открывает окно.)

            ЖОРЖЕТТА. Через окно тоже нельзя. (Отталкивает Веру подальше.)

 

Входит Тамара.

 

            КОРНЮХИН. А вот и наша главная ударная сила!

            ТАМАРА (Фролову). А ну спрячь свою берданку! На чем-нибудь другом выясняйте отношения. На стульях или по полену возьмите, чтобы честно было.

            ФРОЛОВ (Корнюхину). Дорогу! Или буду стрелять по твоим мужским прелестям. (Прицеливается.)

 

Корнюхин испуганно отшатывается.

 

Так-то лучше. (Снимает с печи небольшую дорожную сумку. Вере.) Ты готова?

            ВЕРА. Да.

            КОРНЮХИН. Тамара. (Делает ей знак.)

 

Тамара пытается вырвать у Фролова ружье. В общей сумятице

происходит выстрел в воздух. Все разом останавливаются.

 

(Тамаре.) Что-то многовато сегодня выстрелов. Сейчас еще лесники сбегутся. Все. Закончили!

            ТАМАРА (Фролову). Дурак старый. Он же тебя больше всех любит. А ты?

            КОРНЮХИН (Тамаре). Помолчи.

            ТАМАРА. Не помолчу. Если тебе на себя наплевать, то мне на тебя – нет.

            КОРНЮХИН. Еще тебя не хватало.

            ТАМАРА. Зачем тогда зовешь: «Тамара»? Сам бы справлялся.

            КОРНЮХИН. Прикуси язык!

            ТАМАРА. Что они от тебя хотят?

            КОРНЮХИН. Уйти отсюда.

            ТАМАРА. Ну и пускай катятся.

            КОРНЮХИН. Пускай.

            ФРОЛОВ. Все равно толку от меня больше не будет. Мало – не хочу, а много – не получается. Думаешь, твоя служба чего-нибудь значит? Калиф на час и больше ничего.

            КОРНЮХИН. Мою службу не трогай, я с ней сам привык разбираться.

            ФРОЛОВ. А может, давай со мной? Придумаешь болезнь и выйдешь в отставку на вольный воздух.

            КОРНЮХИН. Мне и под партийным надзором неплохо живется.

            ФРОЛОВ. Ты же говорил, что под тобой тоже все шатается.

            КОРНЮХИН. У нас с тобой по-разному шатается.

            ФРОЛОВ. Ну, как знаешь. (Жоржетте.) Извини, что так получилось.

            ЖОРЖЕТТА. Забирай свои деньги. (Отдает ему.) На билет пригодятся.

            КОРНЮХИН. Пиши мне каждый год по письму. Чтобы я знал, что ты жив. Хорошо?

            ФРОЛОВ. Не обещаю. (Вере.) Ну что, пошли?

            ВЕРА. Пошли. (Уходят.)

            ТАМАРА. Куда это они?

            ЖОРЖЕТТА. В аэропорту их могут задержать с фальшивым паспортом. Особенно, если предупредить.

            КОРНЮХИН. А тебе-то что за интерес?

            ЖОРЖЕТТА. Никогда в жизни меня еще так не пробрасывали.

            КОРНЮХИН. Значит позвонить?

            ЖОРЖЕТТА. Позвонить.

            КОРНЮХИН (Тамаре). А ты что скажешь?

            ТАМАРА. Я в твои дела не вмешиваюсь.

            КОРНЮХИН (набирает номер телефона). Павел Алексеевич? Я тебя приветствую. Корнюхин... Как проходит дежурство? Не спишь на посту?.. Очень хорошо. Помнишь, у нас в райкоме раньше работал такой Фролов Егор?.. Да, он сейчас пока без работы, места ждет. У меня к тебе будет деликатная просьба. Он сейчас направляется в аэропорт. Надо как-то на сутки задержать его в городе... Обожди, это не так просто. Он, я слышал, фамилию поменял... А бог его знает из-за чего. Поэтому я тебя и прошу позвонить Булыге и дать команду. Пусть найдут его фотографию и по фотографии задержат. Возможно, он будет с девушкой, ее можно не трогать. Только оперативно и без шума... Предлог пусть сами придумают, им за это деньги платят. Только сделай это обязательно. Он не должен улететь из аэропорта. Я потом сам расхлебаю... Не сомневался в тебе. (Кладет трубку.) Ну всё, дело сделано.

            ТАМАРА. А что он натворил?

            КОРНЮХИН. Настроение мне испортил. Эх, застрелиться, что ли? (Хватает ружье и направляет в свою грудь.)

            ТАМАРА. Нет! Не дам! (Пытается у него отобрать ружье.)

            КОРНЮХИН. Глупая, зачем я тебе? Ведь ты же для меня как цепная собака. Только говорящая.

            ТАМАРА. Пусть собака, все равно не дам.

            КОРНЮХИН (Жоржетте). Ты видела такую?

            ЖОРЖЕТТА. Она вас любит, только и всего.

            КОРНЮХИН. «Любит». Что мне в ее любви? Скрываться от человеческих глаз, жить с оглядкой, бросать подачки внимания и получать такие же подачки взамен, прибавлять седины другой женщине? Это, что ли?

            ТАМАРА. Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу. Пусть хоть так, пусть даже хуже, только не делай того, что уже не поправишь. Твои подачки мне, это только для тебя подачки, а для меня они всё. Если бы ты знал, как я потом повторяю каждое твое слово, каждый твой жест. Ты первый человек, которым я по-настоящему восхищаюсь. Иногда мне даже кажется, что если бы мы виделись чаще, было бы хуже. Поэтому пусть все остается, как есть.

            КОРНЮХИН. Пусть остается.

            ЖОРЖЕТТА. Ну, а теперь-то мне хоть можно напиться?

            КОРНЮХИН. Почему тебе? Все напьемся. А потом поедем кататься. Пусть за нас все решает наша судьба. (Затемнение.)

 

На авансцену выходят Фролов и Вера. Шум проносящихся по дороге

автомобилей. Фролов поднимает руку, но машины не останавливаются.

 

            ФРОЛОВ. Проклятое жлобье!

            ВЕРА. Мог бы и свою машину взять.

            ФРОЛОВ. Ключи-то у твоего брата остались. Ничего, какая-нибудь остановится.

            ВЕРА. Я все время думаю об этом камне и веревке.

            ФРОЛОВ. Только не об этом. Сам не понимаю, как я его притащил. Ведь уже и вещи собрал и документы приготовил. А вчера пошел купаться, ну и взбрело, что и такой выход может быть.

            ВЕРА. А все-таки почему именно я? Не сейчас, а когда ты с Саней договаривался.

            ФРОЛОВ. Я часто видел, как ты по утрам бежишь на троллейбусную остановку. Ты скользила по мне глазами и не замечала. Потом случайно познакомился с твоим братом и, когда выяснилось, что ты его сестра, я подумал, что вариант с тобой и похищением – единственное, что еще может привязать меня к этой жизни.

            ВЕРА. А почему ты сразу не предложил мне ехать?

            ФРОЛОВ. Потому что вся ситуация изначально вышла какой-то глупой и нелепой.

            ВЕРА. А потом?

            ФРОЛОВ. Когда я увидел твои отношения с матерью, во мне что-то дрогнуло. У меня было похожее с моей теткой, которая меня воспитывала. Что тебя тоже надо выдергивать из этой жизни во что-то другое. Кстати, паспорт у тебя с собой?

            ВЕРА. Да, я вчера как раз велосипед на прокат брала.

            ФРОЛОВ. Почему ты все-таки согласилась?

            ВЕРА. Трудно сказать словами. Всегда хотела сделать в жизни какой-нибудь сильный спонтанный поступок. А если это будет нужно еще кому-то другому… то это вообще предел желаний.  

            ФРОЛОВ. Ну что ж, так и запишем: я предел всех твоих желаний. Кажется, вполне убедительно. А вон и такси специально для нас едет. Стой, стой! (Шум тормозов.) Вперед навстречу новой жизни! (Бегут. Невидимому таксисту.) Нам в аэропорт, пожалуйста. (Шум уезжающего такси.)

 

З а н а в е с

 

Невесты

Последний бандит