Перекрестки судеб 3

[Скрыть] Регистрационный номер 0446410 выдан для произведения:
   

начало в Перекрестки судеб 1 и 2

КРАСНЫЙ ХАДЖИ

Командир взвода Рабоче-Крестьянской Красной Армии Ядгарр Зайнуллин. Год 1920, Май, день второй, г. Астрахань.
                                                                 
                                                                                      Всевышний не дает большой власти и
                                                                                      больших денег достойным людям –
                                                                                      их не надо проверять на «вшивость»!

                                                                                      Старая барласская поговорка.

     Жизнь полна случайностей, которые, как потом показывает сама жизнь, в общем-то, довольно закономерны. Мандат висел в деревянной рамке прямо над входной дверью в дом почтенного астраханского купца Ахкама Зайнуллина.

«Р.С.Ф.С.Р.
Штабъ
Советскаго Железнаго
Стрелкового Полка
часть строевая
февраля 18 дня 1919 г.
№ 2439
                                                                                    Мандат
     Дан сей красноармейцу 4 роты вверенного мне полка, товарищу Зайнуллину Ядгарру Ахкамовичу, в том, что квартира и имущество его, согласно приказа по 12 армии за № 11 п. 9 от 22 ноября 1918 года, находится под охраной штаба 12 армии и без ведома и особого разрешения не подлежит реквизиции, конфискации и обыску, что подписью с приложением революционной печати удостоверяется.
Командир полка
Военно-политком
Адъютант».

     Подписи под мандатом были неразборчивы - просто каракули затейливые, сродни арабской вязи. Поверх этих каракулей на приказе оттиснута революционная печать истинно пролетарского красного цвета.

     Скользнув взглядом по мандату в рамочке под стеклом, висевшему на левой створке входной двери, Ядгарр расправил под ремнем гимнастерку, сдвинул рукой за спину кобуру маузера и толкнул правую створку двери.

     Он редко бывал у отца. С недавних пор их взгляды на жизнь стали резко отличаться, да и ранее они не особо совпадали. Они с отцом теперь классово-чуждые элементы. Ядгарра никогда не интересовали деньги как таковые, а тем паче деньги отца. Деньги в этом мире, как лакмусовая бумажка в химии. Аллах не дает больших денег достойным людям – их не надо проверять на «вшивость».

     Командир взвода Советского Железного Стрелкового Полка чаще обретался в казарме, нежели в доме родителей. Поскольку реквизировать, и конфисковать у него было нечего, ввиду отсутствия имущества, как такового, за исключением запасной пары сапог, пары орденов, да трофейного маузера, то и необходимости в мандате не наблюдалось, посему Ядгарр и отдал мандат отцу.

      В жизни правоверного мусульманина пять судьбоносных событий: рождение, обрезание хитан, свадьба, хадж в Мекку и смерть. Все остальное так, между прочим. Вся жизнь, между прочим. Более половины программы Ядгарр уже выполнил.

      С рождением понятно. Обряд обрезания хитан оставил памятную зарубку на теле. Обрезанный юноша вступает во взрослую жизнь и следует путем пророка Мохаммеда. Известно же, что сам пророк Мохаммед родился без крайней плоти. Хадж в Мекку с отцом совершил перед самой германской войной. Недаром полковые командиры с улыбкой называют Ядгарра Красным хаджи. Хадж является пятым столпом ислама и священной обязанностью каждого правоверного мусульманина.

     Когда-то давно дедушка Абдрахман рассказывал маленькому Ядгарру, усадив его к себе на колени, что Великий и Мудрый Аллах даже звезды в небе создал для того, чтобы паломники, совершающие хадж, могли найти дорогу в Мекку, ориентируясь по этим ярким точкам в небе

     Правоверный мусульманин Ядгарр Зайнуллин считает, что чем быстрее он исполнит все предписываемые ему обществом обязанности, тем быстрее сможет вести жизнь, так, как подсказывает ему собственный разум, а не желание и воля окружающих. Посещение Мекки (Масджид аль-Харам), горы Арафат, долины Муздалифа и Мина произвело на Ядгарра неизгладимое впечатление.

     Теперь Ядгарр-хаджи имеет право носить чалму зеленого цвета - любимого цвета пророка Мохаммеда. Впрочем, до сей поры командир взвода как-то не удосужился ни разу воспользоваться этим священным правом. Зеленой чалмы удостаивались исключительно лица, исполнившие священную обязанность правоверного мусульманина – хадж в Мекку. Ядгарр ухмыльнулся, представив себя в островерхой буденовке, обмотанной на уровне козырька зеленой чалмой с красной звездой. Красный хаджи – иначе и не скажешь.

     Теперь дело за малым - жениться и помереть. Против женитьбы в перспективе, командир взвода не имел ничего против, что же касается смерти… у каждого свой срок. Всё в воле Всевышнего! По нынешним временам и жениться несложно, а уж помереть и вовсе особого труда не составит.

     Сегодня «Красный хаджи» Ядгарр зашел к отцу серьезно поговорить и проститься. Поцеловал руку и, как велит обычай, приложился к ладони головой. Отец не одобрял стремления Ядгарра служить в армии вообще, а уж в Красной армии и того пуще, но и не перечил сильно – мужчина должен сам решать какой будет его жизнь.

     В нагрудном кармане гимнастерки комвзвода, свернутый вчетверо, лежит приказ за номером 181 Штаба Советского Железного Стрелкового Полка. Приказом командиру второго взвода третьей роты товарищу Зайнуллину предписывается отбыть в распоряжение Штаба Туркестанского фронта до особого указания.

     Комполка, вручая приказ, на словах пояснил, что в связи со знанием товарищем Зайнуллиным тюркского, арабскогои персидского языков, обычаев и особенностей мусульманского вероисповедания, едет командир взвода в распоряжение командующего Туркестанским фронтом товарища Фрунзе, для выполнения специальных заданий в среде коренного мусульманского населения в зоне оперативных интересов Туркестанского фронта. Что за специальные задания, где та среда коренного мусульманского населения? Зона оперативных интересов Туркестанского фронта!? Один Аллах ведает.

     Возникшая в 1917 году на территории бывшего Кокандского ханства Туркестанская автономия возглавляемая МустафойЧокаем разгромлена большевиками еще в феврале 1918 года. Не прошло и трех месяцев с тех пор, как в марте 1920-го Красная армия неожиданным ударом заняла Хивинское ханство, разгромив армию реального правителя ханства Джунаид-хана.

      Номинального главу ханства Саид Абдуллу-хана принудили отречься от престола. Вместо Хивинского ханства большевики провозгласили Хорезмскую народную советскую республику в составе РСФСР. Не иначе теперь и в Бухаречто-то подобное затевается.
А может и не в Бухаре. Долетают новости о народном восстании шейха Мохаммеда Хиабани в Северном Иране и выходе Волжско-Каспийской военной флотилии под командой Раскольникова и Орджоникидзе в Энзели. На очереди Персия и Афганистан. А там, смотришь, приспеет времечко освободить Индию от английских колонизаторов. Весь мир замер в ожидании - куда же завтра двинет свои стопы Красная армия?

     На месте, в штабе Туркестанского фронта головастые красные командиры разжуют куда, когда и зачем. То ли мчаться на коне с сабелькой в лихую атаку, то ли красться на ишаке в изодранном чапане и островерхом колпаке дервиша тайными тропами в тылы врагов советской власти.

     На мысли о чапане дервиша наводило указание комполка взять с собой царские награды и документы на них, да письма к Ядгарру на фронты Германской войны от отца, известного астраханского купца. Исламский мир большой и работы в среде коренного мусульманского населения столько, что Ядгарру за всю жизнь её всю не перелопатить. Ну да жизнь покажет. Не один же он такой – надежа и опора советской разведки. Есть и помимо него в Красной армии толковые люди.

     Командир полка, как и Ядгарр, из военспецов – бывший штабс-капитан русской императорской армии, посоветовал взять у отца рекомендательное письмо к кому-либо из его торговых партнеров в Бухаре, Самарканде, Андижане и Карши. Он же дал дружеский совет отправить отца в Бухару, с последующим переездом за ее пределы в свете возникших оперативных интересов Туркестанского фронта. Видимо командиру было известно несколько больше о ближайшем будущем Бухары и о предстоящей деятельности Ядгарра, чем он хотел выказать.

     Намекнул, что неплохо было бы использовать связи Ахкама Зайнуллина в купеческой среде Бухары для внедрения в эмирскую гвардию, к сарбазам джиляу, а еще лучше поближе к окружению Бухоро Амири, Светлейшего Сейид Мир Мухаммед Алимхана. Армия Эмира достаточно боеспособна, если не подходить к вопросу со всей возможной строгостью.
Младший офицерский и унтер-офицерский состав армии Священной Бухары укомплектован отставными русскими солдатами и унтер-офицерами. Русских обер- и штаб-офицеров по велению Эмира в бухарскую армию не принимают. Не доверяют, видимо. Всякий образованный русак им с подвохом мнится.

     Толкового же подпоручика, да при двух орденах за личную храбрость, да еще и правоверного мусульманина, со знанием помимо тюркского языка, русского, фарси и арабского, там примут просто с распростертыми объятиями. На фоне полуграмотного бухарского офицерства, не всегда владеющего элементарной грамотностью,

     Ядгарр-хаджи со своим послужным списком, а также солидным капиталом в звонкой чеканной монете будет смотреться просто бриллиантом чистой воды. Хоть сразу сходу в бухарские генералы - дадхо.

     При наличии злата–серебра, используя связи отца, можно будет прикупить весомую офицерскую должность. Ну, что касается злата-серебра, это уже головная боль товарища командарма Фрунзе. Хороший бакшиш везде дорожку проторит. Бухара издревле на злато падка.

      Затем отца можно будет отправить далее на юг, в Кабул, к примеру, или даже в Кашгар. Предпочтительно, конечно, в более безопасные места - связи у купца обширные. Благо о существовании оперативных интересов Рабоче-Крестьянской Красной Армии, вообще, и Штаба Туркестанского фронта, конкретно, к Кашгару пока ничего не известно. Впрочем, мировая революция потому и мировая, что в конечном итоге и до Кашгара доберется, и до Дели, и еще куда подальше.

     Полезность выезда бесспорна, как для разведывательного управления РККА, так и лично для купца первой гильдии Ахкама Зайнуллина. Новая власть, как известно, купечество не относит к сословиям классово близким пролетариату, а по сему купечеству при новой власти не бывать, и почтенному купцу первой гильдии Ахкаму Зайнуллину ничего светлого и радостного на территории Советской России дальнейшая судьба не сулит.

     Комвзвода достаточно трезво смотрит на жизнь, чтобы не понимать неизбежность не самого радостного исхода, в случае отказа отца покинуть Астрахань. Отъезд купца сбережет новой власти пару винтовочных патронов и избавит родственников взводного от издержек бурного революционного лихолетья.

     Об отправке отца из Астрахани в более спокойные места Ядгарр подумывал давненько, с тех самых пор, как в марте 1919 года Первый отдельный Китайский отряд Чрезвычайной Комиссии Терской республики, которым командовал эмигрант китаец Костя Бао Ци Сань, подавил «восстание» астраханских рабочих. Терские чекисты китайского происхождения товарищи без страха и упрека, готовы выполнять точно и в срок всё, что прикажет Революция. Отца тогда спас только мандат в рамочке на дверях, если бы не этот мандат известно, чем бы все кончилось. Все кончилось бы очень печально.

     Началось с расстрела безоружных рабочих на митинге у одного из бастовавших заводов, когда те отказались разойтись по домам – в ход пошли винтовки, а потом и пулеметы с гранатами. Позже на забастовщиков даже не стали тратить патроны – просто связав по рукам и ногам, китайские товарищи топили их в ледяной воде Волге, сбрасывая за борт парохода «Гоголь».

     Вместе с забастовщиками на пароход «Гоголь» стали помалу загребать и местную буржуазию – купцов, бывших царских чиновников, офицеров и прочих мироедов, мечтающих о кончине советской власти.

     Широка и глубока Волга у Астрахани, никто, никогда так и не узнает, сколько астраханских «забастовщиков» и прочих классово чуждых пролетариатуэлементов иже с ними приняла она в свои ледяные объятья. Тех же, на кого все-таки потратили патроны далече от берега Волги, свозили на кладбище под видом тифозных.

     Тифозные вши просто охренели бы, прознав, какие кровоточащие раны нанесены ими жертвам скоротечного огнестрельного тифа. Подавление «восстания» было выполнено с беспримерной азиатской жесткостью и безумием.

      Ядгарр, несмотря на все свои разногласия с отцом, не хотел, чтобы почтенный астраханский купец Ахкам Зайнуллин закончил свой жизненный путь в ледяной волжской воде за бортом парохода «Гоголь», с путами на руках и мельничным жерновом на ногах.

     Что касается отъезда - легенда простая: неделю назад в Астрахани разгромлено антисоветское подполье. Командир второго взвода третьей роты Советского Железного Стрелкового Полка товарищ Зайнуллин уличен в подлой измене делу мировой революции и потому никакой он, сволочь мерзкая, буревестникам революции отныне не товарищ. Уконтропупить эту белую, склизкую падаль у кирпичной подвальной стены долг всякого истинного борца за светлое коммунистическое будущее всего человечества.

     Бывший подпоручик русской императорской армии, кавалер орденов Святой Анны четвертой степени и Святого Георгия четвертой степени, герой Эрзерумской операции и Брусиловского прорыва, внедренный антисоветским подпольем в ряды РККА, по несчастью смог скрыться. И в настоящее время он, контра недобитая, бежит от мести большевиков, вслед за своим отцом мироедом, известным в Астрахани купцом, имеющим связи в Бухаре.

     Астраханская ЧК озаботится объявлением в розыск бывшего красного командира, а ныне дезертира и контрреволюционера Ядгарра Зайнуллина, через трое суток после его исчезновения из города. Ловить беглеца чекисты будут не понарошку, а с полным тщанием. И избави Бог, попадаться им в руки. Пули летают быстрее почтовых отправлений. Выручка может не подоспеть.

     Добираться до Штаба Туркестанского фронта придется с контрабандистами через Каспий и далее по территории сопредельных России стран. Времени для ухода за кордон будет достаточно, но это будет скольжение ужа меж двух жерновов, чреватое печальным исходом.

     Приказами в отношении отбытия Зайнуллина в распоряжение Туркестанского фронта командир полка обещал истопить тандыр во дворе при штабе, во избежание нежелательной утечки информации. Приказы готовил сам комполка, так, что истина известна только им двоим. Свой экземпляр приказа комвзвода должен был представить по прибытию в Штаб Туркестанского фронта с последующим его изъятием и уничтожением. А далее уже, как кривая вывезет. Такие вот пожелания и напутствия получил взводный перед встречей с отцом.

     Когда-то в другой жизни, после окончания гимназии и хаджа с отцом в Мекку, Ядгарр согласился с предложением отца поехать учиться, выбрав учебное заведение на свое усмотрение. Отец обозначил сумму, которой Ядгарр мог располагать во время обучения. Исходя из этой суммы, ему следовало определиться с выбором учебного заведения. Сумма была названа немалая, но и огромной её назвать было нельзя.
Ядгарр-хаджи выбрал медицинский факультет Казанского университета. В 1913 году он стал студентом а первого курса факультета. Однако стать врачом Ядгарру было не суждено – первого августа 1914 года Россия вступила в войну с Германией. Уже в ноябре 1914 года, на волне патриотического подъема студенчества, юноша ушел со второго курса университета и записался добровольцем в армию.

     В декабре 1914 судьба занесла вольноопределяющегося Зайнуллина во Вторую Тифлисскую школу подготовки прапорщиков, которую он окончил по первому разряду первого мая 1915 года. После окончания школы новоиспеченный прапорщик попал на Кавказский фронт. Кавказской армии под командованием генерала от инфантерии Юденича противостояла Третья турецкая армия под предводительством турецкого генерала Орду комутани Абдулы-Керим-паши.

     Турция для Кавказской армии представляла этакую надежно запечатанную с горлышка бутылку. Прежде чем хлебнуть ядреного содержимого этой бутылки, необходимо было распечатать весьма и весьма крепкую пробку, закрывавшую путь во внутренние районы Османской империи. В противном случае можно было убираться не солоно хлебавши. Пробкой османской «бутылки» была крепость Эрзерум.
Эрзерум представлял собой ещё ту твердыню. Турки вкупе с союзниками, немецкими саперами модернизировали старые фортификационные сооружения и возвели новые. Были существенно обновлены пулеметный и артиллерийский парки. К декабрю 1915 года Эрзерум стал весьма ядреным орешком, который не всякой армии по зубам. Трудно проходимые горы, мощные фортификационные сооружения превращали бутылочную пробку в большую проблему для русской армии.

     Чтобы откупорить пробку следовало сначала сковырнуть мощные оборонительные позиции у селения Кепри-кей. Затем разгрызть крепость Гасан-кала, прикрывающую дорогу в узком месте между горами. С севера, на подступах к Эрзеруму, предстояло взять укрепленные опорные пункты турецкой армии Тортум, Вейчихас, Шакляры, Кызыл-Килиса и Кош.

     Свою первую награду, Орден Святой Анны, Ядгарр получилза участие в боях при захвате фортов Кара-гюбек и Далан-гез. Форт Кара-гюбек преграждал доступ в проход Гурджи-богаз между нагорьем Карга-Базар и хребтом Гяур-дага, за которым находился форт Далан-гез.
Далан–гез был захвачен русским штурмовым отрядом и сразу подвергся дерзким контратакам турок. В ходе турецких контратак русские были отрезаны от своих тылов. В окружении одна за другой были отражены шесть мощных вражеских контратак. У бойцов подошли к концу боеприпасы. Седьмая и восьмая контратаки османской пехоты были отражены в рукопашную - кулаком, штыком и прикладом.

     Взводу солдат под командованием прапорщика Зайнуллина во исполнение приказа командования, удалось в сумерках, с боем, пробиться огнем и штыком в окруженный форт и доставить боеприпасы на двух десятках захваченных ранее в «плен» турецких ишаков.
Из тысячи четырехсот солдат и командиров 153-го пехотного полка, составлявших штурмовой отряд, захвативших и оборонявших форт Далан-гез, потери составили тысячу сто человек. В строю осталось лишь всего триста воинов. Ночью боеприпасы были вновь пополнены, все раненые из форта были эвакуированы, а гарнизон форта был усилен свежим пополнением.

     В результате операции Третья армия Османской империи была разбита на голову, остатки армии позорно бежали в Эрзинджан. Потери Абдулы-Керим-паши составили шестьдесят шесть тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. Русских воинов в битве за Эрзерум погибло две тысячи триста тридцать девять человек, ранены и обморожены были четырнадцать тысяч семьсот человек.

     Пройдут десятки лет и историки подведут итоги Первой мировой войны, но как-то не придадут особенного значения весьма и весьма славной победе русской армии в Эрзерумской операции. А еще историки насчитают, что в ходе первой мировой войны погибло семьдесят шесть тысяч русских офицеров, защищавших Родину.

     В числе этих семидесяти шести тысяч офицеров, были сорок шесть тысяч прапорщиков, сложивших головы на поле боя. Недаром прапорщик произошло от слова прапор – знамя. Прапорщики были первыми в авангарде в наступлении и последними в арьергарде при ретираде. А уже математики, путем несложных арифметических вычислений установят, что жизнь прапорщика в Первую мировую войну, в действующей армии длилась в среднем всего-навсего двенадцать дней.
Русская армия утрамбовала врага на двести пятьдесят километров вглубь территории Османской империи и полностью овладела городами Эрзерум, Трапезунд, Ван, Эрзинджан и Битлис.

     Прапорщик Зайнуллин весьма справедливо полагал, что легко отделался в этой мясорубке – колотой раной, нанесенной штыком, скользнувшим по ребрам с левого бока, рваной раной на голове от удара прикладом, да легким обморожением ступней ног. Орден Святой Анны четвертой степени Ядгарр получил в госпитале из рук командующего армией генерала от инфантерии Юденича …

     Разговор с отцом получился трудный. Как объяснить упертому старику, что ему надо уехать из города, где он прожил всю жизнь, уехать навсегда, от греха подальше?! Уехать не через год и, даже, не через месяц, а уже завтра к вечеру. В экстренном режиме, бросив дом и все нажитое на произвол судьбы, на разграбление голодранцам большевикам.

     Однако, слава Аллаху, отец проникся ситуацией и согласился уже завтра к вечеру отбыть в Бухару и дождаться там сына. И согласился только потому, что опасность угрожает Ядгарру, как оказалось, истинному воину Аллаха, борцус проклятыми Советами. За себя старый купец Ахкам уже давно перестал бояться…

Мирза-баши (подпоручик) Шербача серкерде (Шефского полка) Эмирской конной гвардии джиляу Ядгарр-хаджи. Год 1920, май, день десятый. Священная Бухара - купол ислама.
                                                                                                 Усевшись на гюрзу, не забудь
                                                                                                 вырвать её зубы из своей задницы
                         
                                                                                                 Старая барласская поговорка

     Задача, если излагать на словах, была не сложная, укладывалась всего в десяток слов. А вот реальность выполнения этой задачи была под весьма большим вопросом. Надо всего-то скользким манером, гибким ужом заползти за самую пазуху эмирского халата, прильнуть к упитанному телу Опоры Ислама Эмира Сейид Мир Алим Хана, или ближайших вельмож Светлоликого.

     Прильнуть тесно и ласково, с тем, чтобы они его, такого скользкого, приняли, за своего единомышленника, преданного до мозга костей, доверили бы ему, то самое сокровенное, что у них имеется. Плевать на разведданные об армии Священной Бухары, плевать на всю остальную оперативную дребедень, а не плевать только на «адын самый жгучий и интэрэсный вапрос»- драгоценности из сокровищницы Эмира.

     Сам товарищ Фрунзе сподобился на получасовую беседу с кандидатом на «гиблое мероприятие» по выполнению специальных заданий в среде коренного мусульманского населения в зоне оперативных интересов Туркестанского фронта. И нет у красного хаджи никаких других параллельных нагрузок и интересов, опричь этого самого главного интереса – интереса к эмирским бриллиантам и злату.

     Товарищи из разведывательного управления Штаба Туркестанского фронта, конечно, натаскивали Красного хаджи по всем вопросам и так, и этак, но скромно замалчивали один весьма тонкий и пикантный вопрос. Один Михаил Васильевич, то бишь, командарм товарищ Фрунзе, подошел к этому вопросу довольно грубо, почти прямолинейно.

     Доблестная Красная армия пуганет Опору ислама, светлейшего Эмира Сейид Мир Алимхана, громоподобно потрясая всей силой и мощью современного оружия, от немалого количества пулеметных расчетов на верблюдах до десятков бронепоездов и броневиков, а паче того и четырехмоторного аэроплана Илья Муромец.

     А вот когда Эмир шуганется сперепугу, да начнет судорожно прятать по разным щелям в полу и за плинтусом свое злато и несметные драгоценные погремушки, в дело должен вступить Красный хаджи.

     Прямолинейность состояла в том, что Михаил Васильевич, пояснил, дескать, буде товарищу красному хадже весьма крупно повезет в задуманном деле, и он сможет вползти, прильнуть, втереться, обаять и проникнуть в планы Эмира в отношении злосчастных сокровищ династии Мангытов, то его можно, без всякого сомнения, считать стопроцентным покойником.

     Никто ни при каких условиях не оставит живым, пусть даже самого правоверного мусульманина, храброго воина, надежнейшего из эмирских гулямов и любимца самого Аллаха, буде, любимец сей, овладеет данными о местонахождении несметных эмирских сокровищ. И никакой Аллах такому хитрому и шустрому парню уже не поможет. Никто не поможет! А посему товарищу бывшему подпоручику, а ныне дервишу бродячему, надо вот как-то весьма искусно извернуться, то ли, ударившись о земь, то ли растекшись липкой лужицей, превратиться в серого волка, а то в черного ворона, или в червяка земляного и …

     А может даже, и потереть древнюю магрибскую медную лампу, и слезно попросить о помощи джина, созданного Аллахом из чистого бездымного пламени. Тьфу! Никто не сказал, как быть дальше товарищу Ядгарру Зайнуллину. Куда бежать и у кого просить помощи, после того, как овладеет он сокровенной тайной эмирской сокровищницы. Как избежать участи незадачливого хранителя тайны, истекающего кровью из перерезанного остро отточенным пчаком горла, или из бритого затылка, пробитого раскаленной свинцовой пулей древнего сартского карамультука.

     Связь в Бухаре на самый крайний случай дали – Мухаммад Иброхимбек, караул-беги на службе Гиссарского бека, дом купца Шавката Хусейна близ Мулло Турсунжон медресе в Бухаре. Однако рекомендовали не рисоваться на адресе у связника без крайней на то необходимости.

     Сегодня связник свой человек, а завтра уже, возможно, эмирский шпион, подобно верблюжьему пауку сольпуге ожидающийсвою добычу в засаде. Кто их разберет этих сартов. У них свое, отличное от европейцев, понимание истины, справедливости и жизненных ценностей.

     Сегодня сарт закроет тебя своим телом от пули вражеского мультука, а завтра одним взмахом пресечет кадык пчаком. Тем самым пчаком, которым позавчера в роли гостеприимного хозяина за достарханом нарезал жирную баранину для тебя же. Восток - дело тонкое и весьма коварное. Не стать добычей врага по нынешним временам дело очень непростое.

     Чеканной николаевской монетой снабдили. Снабдили, понимая, что при дворе Эмира субъектов проникшихся революционными идеями нет, и распропагандировать из белого в красное состояние без клятого златого металла никого, однозначно, не удастся.
Злата не зажали, дали в достатке. Кто же на мелочах будет экономить, когда на кону стоит, по самым скромным прикидкам финансовых специалистов, семь сотен пудов этого самого злата. Случай такой, что жадность большой кровью обернуться может. Впрочем, большой крови в Бухарском вопросе по любому не избежать.

     Как-то летом 1914 Ядгарр на каникулах помогал отцу по торговой линии. Они были по делам торговли в Баку, и привелось отцу и сыну попасть в театр Гаджи Зеналабдина Тагиева на свежую веселую оперетку «Аршин мал алан» композитора Узеира Гаджибекова. Запомнилась Ядгару тогда очень яркая фраза одной из героинь: «Деньги есть, так я твоя!».

     Бухара на злато падка! Сегодня Бухара героиня его романа, а Ядгарр это Аршин мал алан в Бухаре. Вот так, дервиш бродячий, - хочешь купить Бухару, потряси звонкой мошной на поясе. Сладостен Бухаре звон злата! Акча есть? Если акча есть - Бухара твоя!!!

     Злата дали, мелким таньга снабдили, проинструктировали. Одели в потрепанные, пропитанные пылью караванных троп бурнус и халат, в островерхий колпак дервиша. Подпоясали обрывком веревки, одарили норовистым бухарским ишаком, потертым хурджумом и … тяжело вздохнули.

     Да, падка Бухара на злато, но идиотов близ себя Меч Ислама и Колчан гнева Аллаха Эмир Алимхан не держит. Авось всё получится и товарища бывшего подпоручика Зайнуллина не скормят верблюжьим клещам, прочим мерзким сколопендрам и сольпугам в конохоне бухарского зиндана. И может быть, случится так, что и на острый кол мягким седалищем не усадят на стене цитадели Арк наслаждаться замечательным видом на площадь Регистан, в назидание всем правоверным мусульманам Священной Бухары.

     А кто, собственно, знает, что дервиш сей – бывший поручик Зайнуллин? Да никто и не знает! Во всяком случае, не провожатый. В лицо дервиша, в силу его особой миссии, видели на конспиративной квартире разведывательного управления лишь командующий Туркестанским фронтом товарищ Фрунзе, да начальник штаба Туркфронта товарищ Шпилько. Однако, Шпилько и Фрунзе парни надежные, революцией проверенные.

     С остальными дервиш общался, глубоко надвинув остроконечный колпак, спрятав лицо за черной щетиной бороды и воротом изодранного бурнуса. И не мудрено - враг не дремлет. Похоже, все эти телодвижения громадного воинского организма именуемого Туркестанским фронтом и затеяны, как раз, ради тех самых сокровищ бухарского эмира. Экспроприация экспроприаторов, бляха-муха! Вот тут им, мироедам и пиздохан шванц!

     Рисковое это дело косить в Бухаре под дервиша. В Священной Бухаре не любят самозванцев. Здесь и своих-то не любят, не жалеют и не щадят, а уж чужаков и подавно. Имели место прецеденты.

     Когда-то давно, еще в те времена, когда нахождение кяфиров на территории Бухарского эмирата было настрого запрещено, пара английских парней из военной разведки прикинулись исследователями новых азиатских земель. Парни эти английские имели несчастье пребывать в невысоком мнении об умственных способностях Эмира Бухары, бухарских чиновников и других вполне не рядовых граждан эмирата.

     Знаем мы этих исследователей новых земель! Русский путешественник и натуралист, исследователь Центральной Азии Николай Михайлович Пржевальский всю жизнь провел в экспедициях. Свою карьеру Пржевальский начал унтер-офицером Рязанского пехотного полка. Офицер собирал доселе незнакомые в Европе растения в гербарии, стрелял редких животных, выделывал чучела, открыл неизвестный ранее вид дикой лошади и даже горный хребет, позже названый его именем.

     Думается, однако, не за сии ботанические и зоологические подвиги в 1886 году Пржевальскому было присвоено звание генерал-майора Генерального штаба Российской императорской армии. Армия за сбор гербариев генеральскими званиями не удостаивает. Экспедиции оплачивались из бюджета военного министерства, все участники их были военнослужащими, а гербарии и чучела были лишь попутным хоббивыдающегося военного разведчика Пржевальского.

     Офицеры британской армии полковник Чарльз Стоттдарт и лейтенант Артур Конноли, красавцы тридцати пяти лет отроду прибыли в Бухару к эмиру Наср-Улле Багадур-хану Мелик-эль-Мухменину по поручению лорда Пальмерста, премьер-министра королевы Великобритании Виктории. И случилось так, что чем-то они Эмиру Наср-Улле не глянулись.

     Не глянулись настолько, что по его приказу английских офицеров бросилив конохону зиндана и продержалитам полгода нагишом в компании сколопендр и верблюжьих клещей. Периодически инглизов, облепленныхотожравшимися вшами и клещами, вынимали подышать свежим воздухом, попутно подвергали пытке каленым железом, дабы жизнь им медом не казалась, и вновь бросали в яму зиндана.

     По прошествии шести месяцев, Эмир, смилостивившись, приказал не мучить более кяфиров. То, что осталось к этому моменту от бедолаг инглизов вынули из конохоны. А остались едва живые скелеты с трудом самостоятельно передвигающие ногами.
Поразительно, что в это же самое время в Бухаре находились и другие кяфиры – русская миссия под началом полковника русской службы Бутенева. С русскими Эмир вел себя более обходительно и не покусился на их свободу и жизнь, даже когда возмущенный арестом британцев полковник Бутенев в резкой форме высказал претензию Эмиру Наср-Улле.

     Эмир слегка смутился, уличенный в черном восточном коварстве, и даже пообещал полковнику Бутеневу сохранить инглизам жизнь и непременно вернуть свободу. Бутенев успокоился и вскоре убыл на родину.И напрасно успокоился.

     Обещания Эмир не выполнил. Да и не удивительно. Что следовало ожидать от человека, который взошел на престол, убив двух своих единокровных братьев, и в течении тридцати дней по восхождении на престол казнил от пятидесяти до ста человек ежедневно.
Если бы все Эмиры. Султаны и Падишахи держали свое слово, разве удалось бы им подняться так высоко в подсолнечном мире. Ядгарр склонялся к мысли, что Эмир Наср–Улла был просто больным садистом, причем болезнь эта преследовала практически всех Эмиров династии Мангытов.

     Сын Наср-Уллы Эмир Музаффар, хотя и не переплюнул своего батюшку в деле кровопускания собственному народу, но кровушки тоже пролил изрядно. Если не море, как Наср-Улла, то на хорошую бурную речку вполне хватило. Аллах большой власти и больших денег хорошим людям не дает – они не нуждаются в проверке на «вшивость».

     Помнится в детстве старый казак Сморода Порфирий, дед Архипа и прадед друга Пашки, сидя летом на завалинке дома, обутый в добрые валяные пимы, с овчинной папахой на голове и, опершись подбородком на корявую клюку, одобрительно посматривал на ребячьи боевые игры. Не смотря на преклонный возраст старикан обладал ясным умом и добрым зрением. Греясь на солнышке, пращур постоянно перелистывал древнюю старообрядческую книгу, оберегаемую семейством Смород пуще собственных глаз.

     Иной раз, оторвав взгляд от книги, Порфирий любил поговорить сам с собой, произнося слова в воздух как бы ни для кого, а может для малых, что бились меж собой на деревянных саблях подле старика. Глаза матерого казака при этом были устремлены не то в небо, не то в свою собственную душу.

     Пращур был весьма своенравным типом, не признавал над собой никакой власти, кроме власти Бога, да власти невестки Матрёны, жены Архипа, что ухаживала за ним. Во всем остальном Порфирий был самый, что ни наесть анархист, постигший премудрости сего политического учения прямо на этой завалинке, исключительно своим собственным разумом.

     Запомнилась Ядгарру, как-то услышанная от старого Порфирия фраза.произнесенная в никуда:

«А правители-то наши не от Господа нашего. Аз есьм - сотворения Люцифера, сиречь диавола!».

     Повернув взгляд от неба на Ядгарра, дед добавил:

«А и ваши салтаны, да падишахи сульманьские, однако ж, тоже не от Аллаха, Ядгарка! Накось! Тоже порождения от самого вашего главного беса именуемого Иблисом. Оттого и мучают они народишко муками адскими на земле, да обещаниями часливой загробной жизни. А кабы не так, кабы были от Бога, на земле все иначе было бы. Жизнь совсем иная происходила бы. Нет! Не от Бога, правители, однако!».

     Эмир Наср-Улла, судя по всему, тоже был достойным творением самого главного мусульманского диавола Иблиса. По его приказу Эмирский палач просто укоротил организм каждого из инглизов ровно на голову. Сами же головы заботливые сарбазы Наср-Уллы Багадур-хана Мелик-эль-Мухменина нанизали на копья и выставили на стене цитадели Арк в назидание всем кяфирам, мечтающим вынюхать какой-либо свой интерес в Бухаре.

     Скорее всего, причина такого отношения к инглизам была в том, что Британия слишком далека от Бухары, чтобы Светлейший Наср-Улла Багадур-хан Мелик-эль-Мухменин побоялся навлечь неудовольствие грозной королевы Виктории и, как следствие, приключения на своё высокородное седалище.

     Кроме того полковник Стоттдарт незадолго до ареста, будучи в крепком подпитии, имел несчастье повестись на уговоры благочестивых бухарских улемов, имамов и суфиев, и обратился в Исламскую веру. И дернул же его чёрт?! Или уже таки джин, либо Ифрит? Или, паче чаяния, даже сам Иблис?!

     Эмир же почитал всех исповедующих Ислам и, припадающих к стопам Аллаха, в своей власти, и полагал возможным по собственному капризу даровать им жизнь, или лишать таковой. Ну а лейтенант Конноли попал под раздачу просто за компанию с полковником. Впрочем, за лейтенантом имелся другой, не менее гнусный, с точки зрения Эмира Наср-Уллы, грешок.

      Инглиз сей неразумный, будучи проездом в Коканде подарил хану Коканда Мухаммеду-Али замечательный кавалерийский карабин и совершенно разнеможный револьвер, бывшие последним писком британской оружейной моды. А подарить такие же новинки британских оружейных мастеров Опоре Ислама, Тени Аллаха на земле, Светлейшему эмиру Бухары Наср-Улле Багадур-хану Мелик-эль-Мухменину широко известной всему миру английской хитромудрости лейтенанту, увы, не хватило. Впрочем, что еще можно было ожидать от лейтенанта британской армии, если в ней и полковники умом не блещут.

     Артур Конноли имел наглость продемонстрировать Эмиру Бухары свое личное хамское небрежение Его священной персоной. Попросту говоря, лейтенант принизил значимость Эмира Бухары Наср-Уллы из династии Мангытов, происходящей от предка Бодончара, родившегося в 970 году в древнем монгольском роде Борджигин. Род же Борджигин настолько древний, что удостоился упоминания в «Сокровенном сказании» (Тайной истории монголов) и «Алтэн дэбтэр» (Золотой книге).

     И кому противопоставил? Безродному шакалу, смрадной гиене - хану Коканда Мухаммеду-Али, в чьем теле нет даже капли крови древних монголов, не говоря уже о, хотя бы мизерной толике, крови Великого Чингизхана. Наср-Улла Багадур-хан Мелик-эль-Мухменин посчитал подобную архидерзость достойной наказания смертью.

      Голову благородного полковника Стоттдарта эмирский палач смахнул с плеч принародно огромным топором, играючи и без всяких условий. Артуру Конноли Главный Визирь Наиб-Абдул-Саммад-хан, по приказу Эмира, предложил жизнь, при условиипринятия им Ислама.
Лейтенант, глядя на голову правоверного мусульманина полковника Чарльза Стоттдарта, наколотую на наконечник копья и, еще истекающую каплями добротной английской крови, весьма усомнился в непоколебимой крепости слова Светлейшего Эмира Наср-Уллы. Перспектива попасть после смерти в исламский ад джаханнам, за компанию с полковником Стоттдартом, его не прельстила. Лейтенант Артур Конноли выбрал смерть.

     Так в июне 1842 года закончилась жизнь двух мужественных, но недостаточно сообразительных, кяфировс далекого острова Британия на самом краю земли. Вялящиеся на солнце головы инглизов пополнили довольно многочисленную коллекцию усекновенных голов на стенах цитадели Арк.

     Бесшабашно храбрым английским парням следовало бы знать, прежде чем направиться с рискованной миссией в Священную Бухару, что Эмира Наср-Уллу бухарский народ именует просто и метко – Мясник. На языке сартов оскорбительное прозвище звучит, как удар плети, рвущей кожу и мышцы на голой спине, как хруст шейных позвонков под лезвием палаческого топора – Хассаб!

     Имели место в жизни Наср-Уллы и другие не менее жуткие поступки, объяснить которые разумно весьма затруднительно. Единственно чем можно мотивировать подобное поведение, так это только пулей мультука изрядного калибра застрявшей в царственной голове. Только такая серьезная причина, могла бы как-то оправдать не адекватное поведение Эмира. Однако о наличии большой пули, застрявшей в голове Наср-Уллы Багадур-хана Мелик-эль-Мухменина, ни современникам, ни историкам ничего не известно.

     Спустя годы после казни инглизов Бухару инкогнито, рискуя жизнью, скрываясь под личиной дервиша, посетил венгерский знаток востока Арминий Вамбери, побывавший ранее в Стамбуле, Тегеране и Самарканде. Вамбери еще застал на стене цитадели Арк высушенные солнцем головы Стоттдарта и Конноли. Лжедервишу удалось пройти по лезвию бритвы, и вернуться на родину целым и невредимым.

     В свою бытность профессором восточных языков Лондонского университета Арминий Вамбери и описал историю гибели двух британских кяфиров в одной из книг о своих путешествиях по Средней Азии. Из книги Вамбери, собственно, и почерпнул эту историю бывший подпоручик Зайнуллин.

     Ядгарр, словно из-под воды вынырнул, из глубины мыслей о прошлом на поверхность настоящего и медленно проникаясь им, склонился в низком поклоне и медленно, нараспев произнес молитву уместную перед началом великого дела: «Бис-ми-лля-хи-р-рах-ма-ни-р-ра-хим»! - Именем Аллаха великого и милосердного!

      А дело ему предстояло действительно великое. Дервиш он может и фальшивый, но мусульманин-то, однако, настоящий, неподдельный. Должен же когда-то лимит удачи династии Мангытов исчерпаться. Пусть это случится сейчас. Да поможет Аллах ему, Ядгарру!
Подобрав руками полы бурнуса, Красный хаджи махнул левой ногой через голову животного, усаживаясь на худого служебного ишака, предоставленногов его распоряжение Разведуправлением Штаба Туркестанского фронта Рабоче-Крестьянской Красной армии.

      Взяв повод в руку, лжедервиш пришпорил ишака, для пущей резвости ударом чабатов, а затем и концом посоха по ослиной заднице. Ищак вздрогнул, вякнул по своему, по ослиному нечто нецензурное в адрес фальшивого дервиша, и резво затрусил по пыльной дороге.
Провожатый, бывший штаб офицер русской императорской армии, ныне военспец разведывательного управления Штаба Туркестанского фронта РККА, со вздохом троекратно осенил крестом в спину, удаляющегося верхом на строптивом ишаке, новоиспеченного дервиша. Все в воле Всевышнего, как его не назови – Буддой, Ахурамаздой, Иисусом, или Аллахом.

Столица Бухарского эмирата - Бухорои Шариф.
Купец Ахкам Зайнуллин. Год 1920, май, день пятнадцатый.

                                                                                       Чернила ученого дороже крови воина.

                                                                                       Хадис Пророка Мохаммеда.

     Воистину Бухорои Шариф - символ величия Ислама для мусульман Среднего Востока и Южной Азии. Священная Бухара - средоточие уникальной персо-мусульманской культуры на протяжении целого тысячелетия. Садик вселенной Богчаи олам и Центр Ислама Маркази ислом - такими лестными эпитетами награждали Бухару в своих изысканных газелях поэты и мудрецы древнего Востока.

     Четыреста медресе, мечетей и мавзолеев. Самые известные в Бухаре мечети - Масчиди лаби хавзи дивонбеги и Масчиди болои хавзи Али. Более четырех тысяч правоверных мусульман посещают их во время пятничного Джулса-намаза. Тридцать четыре тысячи студентов мулло-бачча обучают восемьсот преподавателей мударрисов в различных медрессе.

     Цитадель Арк защищает власть правителей Бухары тысячу двести лет. Никто никогда не узнает, сколько бунтарей, заговорщиков, непокорных рабов, неверных жен и строптивых наложниц из харэмов эмиров и высшей знати эмирата замурованы в стенах этой древнейшей крепости.

     Тысячу лет украшает Бухару мавзолей, оберегающий прах Халифа Мавераннахра Абу Ибрахима Исмаила ибн Ахмада Самани, освободителя Хоросана и завоевателя Табаристана.

     «Аллах превелик! Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха! Свидетельствую, что Мухаммед – посланник Аллаха! Идите на молитву! Идите к спасению! Аллах превелик! Ля иллях илля ллах!», - пять раз в день с вершины минарета Калян муэдзин нараспев произносит многократно азан, призывая верующих совершить намаз.

      Восемь столетий днем и ночью пронзает небо, разнося призывы муэдзинов к молитве, приглашение верующих для оглашения указов Эмира, самое высокое строение города минарет Калян, именуемый также Башней смерти. Несть числа девам, прогневившим бухарских эмиров от династии Саманидов до династии Мангытов, сброшенных с этой башни в наказание и для острастки других за восемьсот лет.

     В Бухаре жили и творили всемирно известные историки Белазури и Тараби, поэты Рудаки и Дакики, философы и энциклопедисты Фараби и Абу Али ибн Сина. Священная Бухара - Бухорои Шариф, воистину священна для каждого мусульманина!

      Старый Ахкам всякий раз, когда приезжал в Бухару, любил останавливаться в Хивинском караван-сарае между медресе Модарихан, медресе Гаукушан и мечетью Калян, недалеко от бани. В караван-сарае готовили лучшие во всем Туркестане шашлыки, казан-кабоб и мясо в тандыре. А какой каурдак делают в Хивинском караван-сарае! Пальчики оближешь! Любил старый купец насладиться истинными изысками Востока.

     А бухарская баня!? Вай! Нет подходящих слов, для достойного описания телесного удовольствия, под сильными пальцами бухарского банщика разминающего каждую мышцу, вправляющего на свое место каждую косточку…

     Ахкам мог бы, конечно, остановиться в доме кого-либо из знакомых бухарских купцов, но не желал зависеть от кого-либо. При всем том, что он мусульманин и восточный купец, восточное гостеприимство с возрастом стало казаться чрезмерно навязчивым и утомляет его.
Обязанность постоянно улыбаться гостеприимному хозяину, отвечать на ритуальные вопросы о своем здоровье и здоровье близких, осведомляться в свою очередь о здоровье хозяина и членов его семьи – все это не то, чтобы было противно его душе, но мешает ему находиться в душевном равновесии.

      Старая барласская поговорка гласит: гость – ишак хозяина. Это означает ровно то, что если ты в гостях, то просто обязан подчиняться хозяину, кушать, когда тебя соизволят угощать, разговаривать, когда с тобой говорят, улыбаться, когда улыбаются тебе. Если ты не хочешь кушать, это никого не волнует – ты должен кушать, раз тебя угощают.

      Ты должен сыто отрыгивать после угощения в угоду хозяину, показывая, как хорошо он тебя попотчевал. Недостаточно усердно отрыгивая после угощения, ты тем самым обижаешь хозяина. Спать гость должен там, где ему постелют и жить в гостях по «уставу» хозяина. В общем, не любит старый астраханский купец Ахкам гостевать у знакомых купцов.

      Тяжкая это работа для Ахкама, быть гостем в восточном доме, а тем более в бухарском. Старый купец предпочитает улыбаться, когда ему самому хочется улыбнуться, кушать, когда он голоден, беседовать, когда он нуждается в беседе.

      Не нравится Ахкаму и то, что в Бухаре нет, как в других восточных городах чайхан. Вернее чайханы есть, но это скорее заведения по продаже кипятка и кушаний. В Бухарской чайхане нельзя было посидеть, пообщаться с друзьями, или просто с посторонними людьми. Пообщаться по желанию, а не по обязанности. Коренные бухарцы почитают недостойным для себя проводить время в чайхане при караван-сарае.

     Чайханы Бухары вовсе не такие как в Пишкеке, Андижане, Самарканде или Хиве. Бухарцы предпочитали кушать дома, а общаться в мечети. Ахкам же любит и Аллаха, и его Пророка Мохаммеда, но не настолько, чтобы круглые сутки сидеть на молитвенном коврике саджжада, склонившись головою в сторону Каабы. Аллах любит людей деятельных, а деятельные люди должны делать дело, а не протирать штаны иштон о молитвенные коврики.

     Он, конечно, будет улыбаться, кушать, беседовать о здоровье, сыто отрыгивать, если этого требует дело. Но только, если этого требует дело. В других случаях купец любил проводить время в одиночестве.

     Не смотря ни на что, Бухара ему нравится. Ахкам, несмотря на возраст, любит побродить по старому городу, зайти в мечеть Калян на утреннюю молитву, пройтись по торговым куполам, прицениваясь к разным диковинам в лавках бухарских мастеровых. Возраст дает себя знать – глаза Ахкама открываются сами, независимо от желания владельца, задолго до восхода солнца. Купец всегда приходит на утренний намаз в мечеть, независимо от того происходит это в родной Астрахани или в любом другом городе, где купец бывает по делам.

     Кто рано утром встает, тому Аллах подает. Каждый правоверный мусульманин должен совершить в течение дня ваджиб - пять обязательных намазов. Фардж – утренняя молитва. Зухр – полуденная молитва. Аср – предвечерняя молитва. Магриб – вечерняя молитва. Иша – ночная молитва. Намаз Фардж, совершаемый по утрам, правоверным мусульманам необходимо совершать в мечети.

     Если житель бухарской махали, неоднократно не является на утренний намаз, без уважительной причины, то блюститель нравов раис со своей свитой позаботится о том, чтобы внушить верующему почтение к вере в Аллаха и его пророка Мохаммеда.
При необходимости это почтение может быть просто вбито палками в спину нарушителю нравственности. Недаром в свите блюстителя нравов весьма важная роль отведена даррадасту – плетеносцу. Даррадаст мастер своего дела и виртуозно владеет, как плетью, так и палкой.

     Для особо злостных нарушителей применяется сильнодействующее средство – зиндан. А в зиндане в наличии целый набор телесных «прелестей», начиная от верблюжьих клещей, размером всего-то с перечную горошину, до «скамьи тигра». Внешне безобидный верблюжий клещ, упившись кровушкой жертвы, превращается в жуткого монстра размером в половину мизинца взрослого мужчины.

     Бухарский зиндан не просто тюрьма, в нем имеется конохона - яма диаметром в три метра, глубиной в шесть с узким лазом вверху, выложенная кирпичом. Для лиц особо отличившихся в непочтении к Аллаху и пророку его Мохаммеду, верблюжьих клещей разводит лично почтенный придворный палач Кара Джаллад Азиз, самый главный «извлекатель истины» бухарского зиндана. Азиза не за красивые глаза величают Кара Джалладом – Черным палачом

     Клещей Кара Джаллад Азиз разводит на специально выделенных для этой цели трех хорошо откормленных верблюдах бактрианах, на конюшне Хивинского караван-сарая. Хозяин караван-сарая почитает за счастье услужить «извлекателю истины».

     Изначально клещи откармливаются и разводятся на внутренних поверхностях бедер, в ушах, ноздрях, на вымени верблюдиц и мошонках верблюдов бактрианов. Затем клещи укладываются Азизом в стеклянный сосуд, где соблюдают диету и нагуливают аппетит в ожидании сочных, полных сладкой крови нерадивых сартов, недостаточно ревностно верующих и молящихся Аллаху.

     Впрочем, не только сарты удостаиваются такой чести, но и прочие подданные Эмира, как мусульманского, так и христианского, и даже иудаистского вероисповедания, но уже по другим поводам, не имеющим отношения к вероисповеданию.

     Придворный палач Кара Джаллад Азиз сам решает, сколько клещей, доселе соблюдавших жесткую голодную диету, необходимо запустить за пазуху халата или в традиционные сартские штаны иштон провинившемуся преступнику прежде, чем бросить его в подземное узилище зиндана. Клещ сам найдет сочное местечко, куда можно впиться, дабы доставить максимум удовольствия от экзекуции себе и жертве.

     Многим самым непочтительным на всю жизнь хватало трех суток в конохоне зиндана со связанными за спиной руками и парой клещей в штанах, чтобы стать вполне усердными правоверными мусульманами, с особым рвением и тщанием относящимися к истинной вере.

     Впрочем, в яме и без клещей достаточно умопомрачительно мерзкой живности. У тех же, кому воспитание верблюжьим клещом не идет впрок, что бывает нечасто, «извлекатель истины» Кара Джаллад Азиз, извлекает истину вместе с душой, не смущаясь тяжкими последствиями для тела, владеющего истиной. Меню пыток Азиза весьма разнообразно и удовлетворит самых изощренных гурманов в сфере садомазохизма.

     К примеру, пытка «скамья тигра», подсмотренная бухарцами через щелочку в Великой Китайской Стене, у палачей Поднебесной, способна заставить преступника сознаться даже в тех прегрешениях, которые он никогда в жизни не совершал. Преступника усаживает на скамью, кладут ему под пятки в зависимости от тяжести совершенного преступления один или два кирпича. Затем ноги медленно притягивают веревкой в области коленей к скамье.

     Ноги в процессе пытки деформируются, выворачиваясь в коленях в обратную сторону, что вызывает неподдающиеся описанию болевые ощущения. За всю историю мира не известен ни один человек, подвергнутый пытке на «скамье тигра», который не признался в совершении инкриминируемого ему преступления, не зависимо от того совершил он его или нет.

     Можно с полной уверенностью сказать, что у решетки зиндана не толпится очередь желающих провести время в яме или на «скамье тигра» на казенный кошт. Бухарский зиндан не особо большой, по вместимости всего-то на сорок мест для повинных голов. Это как раз и говорит о том, насколько эффективны методы, применяемые в зиндане Кара Джалладом Азизом.

     Именно благодаря тяжким трудам Азиза и наличию зиндана бухарцы люди довольно спокойные и в достаточной степени законопослушные. Хотя какая благодарность может зародиться к извлекателю истины Кара Джалладу Азизу в сердцах связанных им обитателей конохоны зиндана с присосавшимися верблюжьими клещами на их многострадальных мошонках.

     С другой стороны, если подойти строго, сорок голов на весь зиндан не так уж много, если конечно не отсекать их ежедневно – по сорок, день за днем. Правда, вовсе без отсекания голов и перерезанных кадыков, эмиру править в Бухаре тоже как-то не получается.

Манифест

     В Пятницу, 28 Джемадиуссани, 1335 года Хиджры в столице Бухары благородной, Опора ислама, Светлейший эмир Бухары соизволил издать Высочайший Манифест обещающий перспективу реформ и возможные вольности бухарскому народу, с приложением к сему документу большой печати Сеида Мир Алимхана Эмира бухарского, Того к которому обращаются за милостью. Начало было весьма многообещающее:
«Он, к которому обращаются за милостью.

     В непрестанных заботах Наших о благе и счастье всех верноподданных Наших решили Мы приступить к возможно широкому улучшению всех отраслей Нашего управления, искоренению всех злоупотреблений и неправильностей оного на выборных началах, согласно желанию народа.

     Напоминая всем верноподданнымНашим, что единственной основой всех улучшений и полезных изменений может быть лишь священный шариат, призываем всех помочь Нам в исполнении принятого на себя твердого решения осветить Бухару светом прогресса и знаний, полезных для бухарского народа…».

     Сладкие речи о свободе и предстоящих вольностях были произнесены вслух и даже напечатаны на казенной гербовой бумаге весьма высокого качества. Падок народ Бухары на обещания. Да разве только народ Бухары?

     Кому не ласкают слух лживые обещания о замечательной жизни в будущем? Вот только надо проникнуться пониманием, чуть потерпеть и... - молочные реки, кисельные берега уже не за горами. Благими намерениями, говорят в Европе, выложена дорога в Ад. В нашем же,азиатском случае, это дорога мимо райских пышнотелых гурий исламского жаннята, прямиком в кишащий джинами и ифритами, огнедышащий джаханнам.

     Воодушевленный Манифестом народ Бухары, под предводительством джадидов и младобухарцев, на следующий день собрался у магазина «Ширкят-Баракят» под куполами торговых рядов. Манифестанты, расправив красные стяги с надписями на еврейском и тюркском языках «Да здравствует Эмир – освободитель! Свобода и конституция! Свободная печать и независимая школа!», дружно двинулись по главному ситцевому базару через коммерческую улицу, до Гаукушана.

     По пути к манифестантам присоединялись все новые массы, ликующего от предвкушения долгожданной свободы, народа. На Хиябане манифестация была встречена ликующими персидскими шиитами с цветами. Состоялся грандиозный митинг по поводу издания Эмиром Высочайшего Манифеста, после которого восьмитысячная толпа двинулась к площади Регистан, в сторону ставки эмира цитадели Арк.

     Однако тут же пронеслась по толпе новость, что на Регистане их ожидают весьма и весьма не по-доброму возбужденная делегация численностью в семь-восемь тысяч мусульманских тел, организованных муллами правого толка в контру манифестантам. Там же ожидает и эмирское подкрепление в две сотни пеших сарбазов с мультуками наперевес и три сотни клинков конных гвардейцев джиляу. Назревало кровопролитие.

     Во избежание возможности быть нашинкованными в капусту клинками гвардейцев джиляу, джадиды решили манифестацию прекратить и уговорили народ разойтись по домам. Сами же, они, посовещавшись, выслали представителей на Регистран с целью прояснения обстановки. Представители джадидов, явившиеся на Регистан, в лице Аты Ходжаева, Мирбабы и Юсупа Заде были схвачены в Арке и брошены в конохону зиндана в этот же день. И пошло, поехало, забулькало, загрохотало.

     Джадидов участников манифестации эмирская контрразведка ловила везде, где могла найти. Всего арестовали более тридцати джадидов. Судя по всему, на цифре тридцать остановились, исходя из возможностей зиндана. Большего количества политических преступников пенитенциарная система Священной Бухары за раз переварить просто не смогла бы.

     Среди этих тридцати были наиболее видные представители движения джадидов Айни, Мирза Насрулла, Мирза Сахбабей. Всех арестованных бросили в конохону на прокорм изголодавшимся, на Азизовой диете верблюжьим клещам, сольпугам, сколопендрам и неподдающимся дрессировке вшам.

     Когда сольпуги, клещи, сколопендры и прочие паразиты натешились всласть, сам начальник зиндана мири газаб и одновременно придворный палач Кара Джаллад Азиз, лично, согласно высочайшей воле Эмира, да по старому азиатскому обычаю, да по голым спинам арестованных приложил свою могучую руку.

     Да не просто руку, а с изрядной толщины палкой в мощных, тренированных палаческих дланях. Мирбаба, Айни и другие относительно рядовые джадиды получили по семьдесят пять ядреных ударов палкой по голым спинам. Мирза Насрулла за особые заслуги в борьбе за свободу бухарского народа и пламенные революционные речи, во всеуслышание громко и недальновидно провозглашаемые им через лаз конохоны зиндана, получил полторы сотни ударов.

     Спасибо Светлейшему, «Тому, к которому обращаются за милостью», что был мягок и терпелив к своим верноподданным бунтарям. Так добр и человеколюбив, что не рассадил их, согласно древней, насчитывающей сотни лет, бухарской традиции, по-простому, уютно, близ широких стен цитадели Арк нежными седалищами на острые колы, смазанные для пущего скольжения добротным курдючным жиром.

     Ахкам улыбнулся довольно криво своим мыслям, навеянным созерцанием эмирского зиндана. Вот такие достопримечательности можно встретить, прогуливаясь в самом сердце благородной Бухары. Интересно удалось ли выжить Мирзе Насрулле после ста пятидесяти ударов палкой по голой спине? Купец никогда не одобрял бунтарей, но сто пятьдесят ударов палкой за лозунг «Да здравствует Эмир - освободитель!» - это уже перебор.

     Полна чудес Священная Бухара и зиндан не самая выдающаяся из её достопримечательностей. Есть в Бухаре дворец с поэтичным названием «Дворец между звездами и луной», или Ситораи Мохи-Хоса – летняя резиденция Эмира. Здесь царит прохлада на фоне постоянного бухарского зноя. Начал строительство летней резиденции Эмир Абдуллахад-хан - отец нынешнего Эмира Алимхана и один из немногих, здраво мысливших Эмиров Бухары.

      Выбирали место строительства летней резиденции, используя весьма древний метод. На предполагаемые участки, где было возможно строительство летней резиденции, развезли освежёванные туши баранов. Под строительство использовали место, где баранья туша дольше не портилась.

      Во внутреннем, женском дворе Ситораи Мохи-Хоса есть фонтан, где в жаркие дни плещутся жены и наложницы из харэма Светлейшего эмира Сейид Мир Алимхана. Говорят, Эмир Алимхан, как правило, сам наблюдает за купанием своих возлюбленных из стоящей рядом беседки. А если уж какая-либо прелестница из харэма вдруг распалит любвеобильного Эмира, он бросает красавице мячик в знак желания уединиться с ней.

      Особое отношение у Ахкама к Ляби Хаузу. Прохладный пруд в любую жару, в самом центре Бухары, рядом с самым большим в Туркестане Медресе Кукельдаш. Это блаженство, отдых у хауза-диванбеги в тени столетних чинар. Ляби Хауз построил Кулбаба Кукельдаш, чиновник при нескольких ханах династии Шайбонидов и, приведший к власти Эмира Абдулла-хана.

      Кукельдаш буквально означает- молочный брат. В табели о рангах Эмирата то слово определяет одну из самых высоких чиновничьих должностей. Когда-то давно Опора Ислама Светлейший Эмир Бухары, путаясь в пелёнках, и его молочный брат,на пару сосали грудь одной женщины, кормилицы наследника престола.

      Позже, когда молочные братья выросли, Эмир, испытывая теплые братские чувства, явил своему молочному брату кукельдашу мархамати хумоюни — царственную милость, пристроив при дворе на вновь учрежденную, весьма теплую, официальную должность названную Кукельдаш. Это вам не просто так, в паре с Солнцеликим за одну сиську губами дергать. Должность прижилась при дворе Эмира на века.

      Рядом с медресе Кукельдаш, через зеркало хауза смотрят друг на друга Надир-диван-Беги Медресе и Надир-диван-Беги Ханака, построенные по воле Надира диван-беги, визиря Эмира Бухары Имам Кули-хана.

      По легенде Надирдиван-беги, всесильный визирь светлейшего Эмира Бухары Имам Кули-хана собрался построить рядом с Медресе Кукельдаш караван сарай. И он его построил. Но Светлейший Эмир Бухары Имам Кули-хан на церемонии открытия нового здания, то ли под винными парами, то ли из вредности объявил во всеуслышание караван-сарай в качестве медресе.

     Имам Кули-хан, надо сказать, не чурался удовольствия хлебнуть из чаши кясе «злой воды» шар‘аб, как именуют здесь вино, а то ипросто водки араки. Хотя, кто теперь это может подтвердить? Не исключено, что наговаривают наСветлейшего Эмира Имам Кули-хана. Как бы то ни было, но пришлось Надиру дополнительно потрясти мошной и достроить караван сарай до медресе согласно исламским архитектурным канонам.

     Надир диван-беги, помимо зданий, здесь же решил выкопать хауз – пруд. Однако прилегающая территория была занята частным владением. Хозяйкой клочка земли была еврейская вдова. На предложение всемогущего Надира диван-беги продать землю под устройство пруда вдова ответила категорическим отказом. Надир предложил удвоенную сумму за клочок земли. Вдова снова отказалась.

     Тогда Визирь велел страже схватить упрямую зловредную, посмевшую перечить ему вдову, и доставить её к Светлейшему Амири Бухоро Имам Кули-хану на суд, ничтоже сумняшеся, что тот рыкнет, аки пардус, на вдову. Вдова обкакается,сперепугу, и вопрос будет решен в пользу Надир диван-беги.

     Однако, вдова не обкакалась. Эмир, выслушав обоих участников тяжбы, предвидя не совсем благую реакцию со стороны еврейской диаспоры Бухары, ссужавшую эмира иной раз звонким златом в трудные для эмирата моменты, в собственном решении отказал и отправил спорщиков на суд муфтиев.

     Мусульманские мудрецы, после долгих раздумий, решили, что Визирь не прав. Не вызывает сомнений, что такое справедливое решение в пользу еврейской вдовы, в головы судьям вложил сам Светлейший Эмир. Без его вмешательства вряд ли муфтии решились перечить всесильному премьер-министру Надир диван-беги. Еврейская вдова тоже вряд ли проявила бы такую бесшабашную храбрость, какая впору, разве что легендарным бехадырам из туменов Непобедимого Тимурленга.
   
     Какая еврейская вдова пренебрежет весьма весомой вероятностьютрепыхаться на колу у стен цитадели, подобно бабочке в коллекции энтомолога, не имея твердой уверенности в положительном результате?
Было решено: если вдова платит джезие - налог за право сохранения своей религии и харадж - налог за право кяфира пользоваться землей,то она пользуется такими же правами, как и правоверные мусульмане. А посему было решено - право на владение спорным клочком земли оставить за еврейской вдовой.

     Визирю не осталось ничего другого, как сделать вид, что он смирился с проигрышем. Однако визири, как известно, сделаны из другого теста, нежели обычные смертные. Надир диван–беги был даже не из другого теста, он был из другого мяса.
Хитрый визирь велел выкопать мизерный водоём рядом с домом вдовы и арык наполнявший прудик провести прямо под стеной вдовьего дома. Вдова примчалась к визирю ровно через три дня. Вода в арыке стала подмывать глинобитную стену дома, угрожая завалить все строение.

     В ответ на жалобу вдовы визирь тут же предложил выкупить дом и даже не снизил объявленную ранее двойную цену. Однако вдова, похоже была из того же мяса, что и визирь. Она заявила, что деньги ей не нужны, но… Дом она готова уступить за равный клочок земли внутри городских стен с присовокупленным к нему разрешением Самого Эмира на устройство на этой земле еврейской синагоги.
На том они и решили. Надир диван-беги отдал вдове свою землю, сдобрив её разрешением на строительство синагоги от Самого Эмира, в квартале, ныне называемом маххалли кухма – еврейская махаля.

     Довольными остались и вдова, и визирь, не говоря уже о еврейской диаспоре Бухары. Вдова уж точно была не в прогаре. Остался доволен и Эмир. Струя злата, фонтанирующая из еврейской диаспоры Бухары в эмирскую казну, стала значительно толще.

     В итоге в Бухаре появились Ляби-Хауз с прудом, у которого в прохладе, под сенью тенистых древ отдыхали почтенные бухарцы, и первая в Бухаре еврейская синагога. Хотя, какая еще может быть в Бухаре синагога, кроме еврейской?

     Погруженный в свои мысли Ахкам не заметил, как, пройдясь вкруговую по центру Бухары, снова оказался у мечети Калян. Подойдя к мечети, купец снял обувь, затем совершил намаз Тахият уль масджит. Есть такая особенная молитва, совершаемая правоверными мусульманами при каждом входе в мечеть.

     Время двигалось к намазу Аср. Ахкам еще успеет совершить предвечерний намаз, попросить Аллаха о благополучном завершении задуманного, а потом будет дожидаться в мечети сына до намаза Магриб. Сегодня уже седьмой день, как купец прибыл в Бухару.
Так уговорился Ахкам с Ядгарром при расставании – ждать в мечети Калян в течение двух недель между предвечерним намазом Аср и вечерним намазом Магриб. Если Ядгарр не появится в течение этих двух недель, Ахкаму следовало самостоятельно отправиться в Кабул, а далее по своему разумению.

     Ахкам уже успел встретиться и переговорить о деле с довольно важными людьми, имеющими значительный вес в Бухаре. Встречался купец Зайнуллин с главой бухарского купечества, очень близким к самому Светлейшему Эмиру человеком – Караванбаши Азизовым. Караванбаши

     Азизов похлопотал, где следует, конечно, нет без собственного интереса, и сообщил, к кому следует обратиться астраханскому купцу, гарантировав успешный исход задуманного предприятия. Дальнейшие шаги требовали присутствия самого Ядгарра.

     Теперь Ахкаму осталось только дождаться Ядгарра и пояснить когда, к кому, от чьего имени и с чем он должен обратиться для положительного решения вопроса. О, это очень важный человек! Этот человек живет в цитадели Светлейшего Эмира Бухары Сейид Амир Алимхана, именуемой Арком. Ему доверено воспитание старших сыновей Эмира Бухары Алимхана - Шахмурада, Абдурахимхана и Султанхана.

     Торговля должностями в Бухарском Эмирате отнюдь не предосудительное занятие. Если человек может решить вопрос и посадить на теплое место другого человека, рекомендованного важными людьми, то почему бы этого и не исполнить, приторочив при этом к поясу увесистый хамён с изрядной суммой в звонкой чеканной монете.

     Что плохого в том, что один влиятельный человек скажет доброе слово о хорошем человеке, представляя его другому влиятельному человеку? Согласно Пророку Мохаммеду: «… доброе слово – милостыня». Следовательно, доброе слово угодно Аллаху, так же, как и милостыня для человека нуждающегося.

     Обратиться Ядгарру предстояло к эмирскому чиновнику Мирзе Сафар-бию, состоявшего при эмирском дворе в должности Воспитателя наследника престола, от имени аксакала Астанкул-бия. Астанкул-бий, сын Мухаммада Шарифа, являлся до 1910 года одновременно закятчи калоном (министром финансов) и кушбеги (премьер министром) Бухарского Эмирата.

     Уважаемый Астанкул-бий по стечению обстоятельств потерял свои высокие должности при дворе эмира в результате всего одного неправильно принятого решения. Был такой грех. Поводом для смещения послужило разрешение куш-беги Астанакул-бием открыто праздновать религиозный праздник день ашура бухарским шиитам.

     Давным-давно, после смерти пророка Мохаммеда последователи Ислама раскололись на два враждебных лагеря. Сунниты считали, что главой мусульман должен стать член племени пророка Корейшита. Противники суннитов, шииты пытались провозгласить главой мусульман Али-ибн-Аби-Талиба, двоюродного брата и зятя Пророка.

     Имам Хусейн ибн Али, внук Пророка Мохаммеда, пал в битве против суннитов, представителей династии Омаядов при Кербелла в десятый день месяца Мухаррема 680 года. День ашура ежегодно отмечается шиитами, как траур по мученической смерти имама Хусейна, его брата Аббаса и семидесяти их сподвижников ройзехани.

     Траур длится первые десять дней месяца мухаррам. Кульминация траура наступает на десятый день и знаменуется шествиями, воспроизводящими сцены борьбы и мученической смерти имама Хусейна и его сподвижников.
Впереди процессии двигается мулла, громко пересказывающий на фарси все мучения имама Хуссейна ибн Али. За муллой движется колонна обнаженных до пояса мужчин или в рубахах со специальными вырезами на спине.

     Участники шествий наносят себе раны цепными плетями, с прикрепленными к ним острыми предметами, называемыми занжирами, а также кинжалами и мечами. Это ничто иное, как самобичевание сопровождается восклицаниями «Шах Хусейн, вах Хусейн», что означает «Царь Хусейн, горе Хусейну!». Именно поэтому церемонию называют шахсе́й-вахсе́й.

     Верующие настолько входят в раж, что кровь потоком заливает их обнаженные тела икровавые брызги летят на зрителей церемонии. Поскольку государственной религией в Бухарском Эмирате является суннизм, шииты до 1908 года в день ашура исполняли свои церемонии если не тайно, то, во всяком случае, не афишируя, негласно.

     Сунниты же отмечают траур по имаму Хусейну ибн Али менее экзальтированно, добровольным постом, а кроме того и в знак благодарности Аллаху за спасение пророка Муссы и сынов Исраила от войск египетского фараона. Отмечается в этот день и еще одно знаменательное событие - согласно преданиям в суннитских сборниках хадисов ковчег табут ан Нуха (библейского Ноя) в этот же день причалил к берегу во время всемирного потопа.

     Астанкул-бий, сын Мухаммада Шарифа, кушбеги и закятчи колон Бухарского Эмирата, в 1908 году разрешил бухарским шиитам официально праздновать день ашура. Бухарские сунниты этим действом несказанно оскорбились. Сказалось засилье шиитов в Бухаре на высоких государственных должностях, в купечестве и среди наиболее влиятельных ремесленников.

     В 1910 году, церемония дня ашуро проводилась шиитами на Сарбазхане, близ Угляндарбазы. Сунниты во время церемониишахсей-вахсей своими насмешками над участниками спровоцировали драку. По городу распространился слух, впоследствии опровергаемый очевидцами, о якобы зарезанном кинжалом в результате драки сунните. Делегация суннитов, посланная с жалобой к кушбеги Астанкул-бию, была поего приказуброшена в зиндан. Сарбазы по приказу кушбеги стали стрелять в народ. Стрельба стала последней горькой каплей переполнившей пиалу гнева.

     Кушбеги Астанкул-бий, будучи сам шиитом, приказал вооружить персов-шиитов. В итоге в городе началась грандиозная резня на религиозной почве. В битве у медресе Хиабана под ножами персов пали более сотни суннитов. Безоружная толпа суннитов разбежалась по кварталам и базарам города, вооружаясь по дороге всем, чем ни попадя.

     Сунниты, взбешенные произошедшим беззаконием, врывалась во дворы и дома шиитов. Повсюду сарты убивали персов, а персы убивали сартов. Сарбазы сунниты присоединились к сартам, сарбазы шииты - к персам. Бойня под треск колов и оглобель, под блеск пчаков и кинжалов катилась по Бухаре подобно никогда не виденному здесь снежному кому. Попутно, между делом, и те, и другие усердно резали эмирских чиновников. Ни шииты, ни сунитыне испытывали к мздолюбивому бухарскому чиновничеству особого пиетета.

     Угомонили бунтарей железной рукой две роты русских солдат переброшенных в Бухару из Ката-Кургана и прибывшие части под командой полковника Панова. Русские витязи взяли бунтарей в настолько крутой оборот, не обращая внимания на различия в вере, не отличая суннитов от шиитов, что заверещал даже кушбеги и закятчи колон Астанкул-бий, сын Мухаммада Шарифа.

     На следующий день генерал-майор Лилиенталь с войсками занял цитадель Арк, и выставил на стенах пулеметы, готовясь при необходимости засеять горячим свинцом шайтан-мультуков каждую пядь площади Регистан.

     Эмир Бухары Сейид Мир Алимхан вынужден был с треском снять с должности и удалить из города кушбеги Астанкул-бия, сына Мухаммада Шарифа, явившегося виновником гибели людей, а также командующего бухарским гарнизоном Сейид-Али-токсобо, мираба Ибрагима токсобо и почти три сотни персов-шиитов, которые примчались конно верхами для участия в бойне из окрестных кишлаков. Русские войска покинули Бухару только после окончательного подавления бунта.

     Вот такая занимательная история произошла в жизни кушбеги и закятчи колона Астанкул-бия, сына Мухаммада Шарифа. Однако, несмотря на свою отставку, Астанкул-бий до сей поры пользуется при дворе Эмира заслуженным уважением и влиянием, достаточным для решения проблемы, вставшей перед Зайнуллиными.Очень важный человек Астанкул-бий.

     Мирза Сафар-бий человек недюженного ума, ему оказали доверие лично воспитывать наследников Эмира Алимхана. Воспитатель наследника пользуется большим влиянием при дворе Эмира, он на короткой ноге с самой Пошобиби – матерью Светлейшего Эмира Алимхана и бабушкой наследника престола.

     Сам Эмир Алимхан дает воспитателю наследника сверхважные поручения к инглизам. Уважаемый Мирза Сафар-бий только пару дней назад вернулся из Мешхеда и привез с собой двадцать пять британских военных инженеров. Это благодаря его стараниям тараниями инглизы поддерживают Эмира Бухары в его борьбе с кяфирами большевиками.

     К нижайшей просьбе о ниспослании должности просителю следует присовокупить от полусотнидо полутора сотен николаевских золотых червонцев, в зависимости от личного обаяния просителя и близости теплого места к телу Светлейшего Эмира Бухары.
Золото не пропадет даром, оно быстро окупится, а то и сторицей вернется к Ядгарру. Если бы вложения не окупались, никто не обращался бы высшим эмирским чиновником по поводу приобретения должностей. Вложения гарантированно окупаются и оттого должности называются доходными.

     Все, кому положено, знают, что сокровищница Эмира ломится отвсяческого добра. В подвалах цитадели Арк, как говорят, хранится драгоценностей на сто восемьдесят миллионов золотых царских рублей.

     Сто восемьдесят миллионов! Это только в чеканной золотой монете. Среди них, веками стекавшие в сокровищницу золотые османские султани, индские золотые монеты под названием Индийская Принцесса, Мухры Великих Моголов и Мухры Английской Ост-Индской компании.

     А в скольких сундуках упрятано ювелирных украшений, усыпанных джоухарами старинных кинжалов, киличшей, мечей и ятаганов, некогда принадлежавших сиятельным владетелям Востока от Светлейшего Властелина Вселенной Тимурленга и Султана Мехмеда Эль-Фатиха Завоевателя Константинополя, до мамлюкских правителей Караманидов и Великих индских Махарадж.

     Прочие богатства в Российскихказначейских билетах, франках, рупиях, османских лирах и английских фунтах стерлингов не стоит и упоминать. Бумажных денег в подвалах Арка просто не счесть.

     А говорят это люди, которые знают, о чем говорят. Кого Эмиру осыпать золотом, как не гулямов, оберегающих Его драгоценные жизнь и здоровье, подобно могучим пардусам. Важен первый толчок в нужную сторону, а далее, как сподобит Всевышний.

      Ядгарру светит место в конной эмирской гвардии джиляу и не на последних ролях. Такие воины Аллаха, как Ядгарр-хаджи на площади Регистан не валяются, не говоря уже о базарных площадях Бухары. Не факт, что даже в личной охране Эмира, отряде галбатырей найдутся джигиты более доблестные, чем Ядгарр. Даже если сын не привезет с собой ни одной ломаной таньга, Ахкам сам заплатит эти полторы сотни золотых николаевских червонцев. Все-таки, он не самый бедный человек в Туркестане.

     Что такое эти червонцы? Маленькие желтые кружочки! Всего пятнадцать стопок по десять желтых кружочков! Тьфу!!! У старого Ахкама достаточно много денег, чтобы понимать, что деньги не самое главное в этой жизни. За эти кружочки не купишь здоровье и молодость, не купишь любовь, преданность и дружбу. А, кроме того, сколько бы он этих кружочков не накопил в жизни, их не забрать с собой, когда душа отлетит из бренного тела на небеса к Аллаху.

     Много ли надо человеку? Да, очень много! Но это много не покупается и не продается за деньги. Много ли надо человеку? Да очень мало, если, конечно, человек что-то понял в этой жизни. Все в воле Аллаха!

     Муэдзин с минарета Калян, самой высокой точки Бухары, уже пропел азан, призывая правоверных совершить предвечерний намаз Аср. Среди мужчин расстилающих молельные коврики, поверх настеленных огромных ковров во дворе мечети, Ахкам разглядел, так хорошо знакомую фигуру сына. В памяти купца всплыл хадис Пророка Мохаммеда: «Посланник Аллаха (мир ему и благословение) когда возвращался с пути, в первую очередь шел в мечеть и совершал два ракаата».

     Слава Всевышнему, сын благополучно миновал все кордоны,и Астраханской, и Туркестанской Чрезвычайной Комиссии - добрался в Бухару живым и здоровым. Ахкам сдержано заулыбался и вместе со всеми начал устраиваться за спиной имама, лицом в сторону Каабы.
Аллах милостив к Ядгарру! Все будет так, как сподобит Всевышний! Все будет хорошо! Купец всегда верит в удачу и добрую волю Аллаха.Тело купца на молитвенном коврике сосредоточилось в позе джилса - сидение на пятках, а душа распахнулась навстречу Аллаху…

***

     Весь следующий день отец с сыном провели на базаре, в хлопотах по приобретению достойных настоящего жягета одежды и оружия. Одежды, в которой не стыдно будет явиться в цитадель Арк, к Мирзе Сафар-бию, Воспитателю наследника эмирского трона.
Цитадель Арк, это город в городе. В Арке живут самые достойные сановники Бухары, вкушающие с ладони Светлейшего Сейид Мир Алимхана, владетеля Священной Бухары. Просителя в Арке встречают по халату и поясу, а провожают сообразно тому, насколько услажден слух искушенных биев звоном монет и руки их отягощены весом злата.

     Ядгарру очень к лицу зеленая чалма, удостоверяющая лицам сведущим в исламе, что владелец её совершил хадж в Мекку. В пору пришлись и серый френч тонкого английского сукна с накладными карманами и бриджи. Английские же, новехонькие «со страшным скрипом», добротные темно-оранжевые ботинки, вкупе с кожаными крагами на шнуровке ладно сидели на ногах.

     Поверх френча – легкий сине-зеленый полосатый халат тонкого кашгарского шелка. На добротном кожаном поясе – вновь приобретенная офицерская сабля, хорошего качества. Здесь же, традиционный кавказский кинжал кама, в локоть длинны, в серебряных ножнах с роговыми накладками на рукояти. Таким ножиком и от сабли можно отмахнуться, если руки из правильного места растут. А руки у подпоручика растут из правильного места.

     Справа, на ремешке через плечо маузер К-98 в деревянной кобуре с дарственной надписью на немецком языке по серебряной пластине. Некая австрийская фрау, провожая возлюбленного на фронт, поднесла ему в подарок этот маузер, выложив на гравированной серебряной пластине всю силу своей любви, с пожеланиями скорой победы и возвращения в её горячие объятия.

     Возлюбленному не повезло - столкнулся лицом к лицу в рукопашном бою с Ядгарром. Четырехгранный штык русской трехлинейки вошел сквозь ткань добротной шинели под самую ложечку бравому австрийскому офицеру – чуть ниже места, где сходятся воедино на груди нижние ребра.

     Пластину с дарственной надписью Ядгар с деревянной кобуры снимать не стал. Было как-то печально, от понимания того, что из-за него, из-за Ядгарра австрийский поручик не смог вернуться в горячие объятия своей столь обожаемой фрау. Этот маузер еще в бытность Ядгарра красным командиром вызывал жуткую зависть у знакомых астраханских чекистов. Одна из побудительных причин, отчего астраханские чекисты так страстно разыскивают контрика Зайнуллина, помимо острой ненависти к изменнику, это надежда заполучить сей раритетный маузер.

     Не обошлось и без тёплого, тонкой верблюжьей шерсти, светло-коричневого традиционного бурнуса сартов. В Арк к Мирзе Сафар-бию Ядгарр пойдет, конечно же, без оружия. В Бухаре, как и всюду, принимают по одежке. Ничего, когда придет время, все увидят каков в деле подпоручик армейской пехоты русской императорской армии Зайнуллин Ядгарр-хаджи.

     Ахкам любовался на сына. В этаком наряде не стыдно предстать и перед самим Эмиром. Сабля, конечно, подкачала, но если с другой стороны посмотреть, она очень к месту – без бравады и бахвальства. Не коллекционная, усыпанная джоухарами, а настоящая боевая сабля, настоящего боевого офицера, кавалера орденов Святой Анны и Святого Георгия. Вот и Аннинский орденский знак на сабельной рукояти. Ахкам сам категорически настоял на этом. Его лепешкой не корми, водой не пои – дай полюбоваться на сына.

     Сердце старого купца наполнялось гордостью за сына. Ахкам с трудом сдерживался, боясь расплескать, переполнявшее его чувство, отеческой любви. «Вах! Какой жягет!», - радовался глядя на сына Ахкам- «Пардус! Настоящий пардус! Да ниспошлет ему Аллах свою защиту! Иметь такого гуляма за честь и самому Эмиру Бухарскому! Вот так! Знай наших, астраханских!».
Скакуна Ядгарру пока решили пока не брать. Скакать Ядгарру еще некуда. Вот решится вопрос с должностью, а там, глядишь, Ядгарра одарят аргамаком из эмирских конюшен. Сам Ахкам, как истинный купец, не любил лошадей, предпочитал передвигаться на верблюде. Груза бактриан берет много, более половины собственного веса, а это большой плюс. Едешь себе тихо, не спеша, слегка покачиваясь от иноходи бактриана.

     Ну, так это и замечательно – хорошо дремлется на долгих караванных переходах в раскачку между горбами бактриана.
Когда-то в детстве Ахкам мечтал, став взрослым, лично поймать и приручить хаптагая – дикого верблюда. Это в его понимании было сродни подвигу. Хаптагая можно убить, можно поймать, но никто еще не приручил хаптагая. Любит старик верблюдов.

     Мысли о верблюдах, тут же вытянули из памятистарый анекдот по теме. Как-то Шахземану, тому самому, который тысячу и одну ночь никак не мог за ночными разговорами добраться до прелестей Шахерезады, мудрой дочери еще более мудрого визиря Шахрияра, во внеурочное время взбрело в голову совершить прогулку на верблюде. Как не отговаривали правителя сановники и Шахерезада отказаться от этой мысли, Шахземан таки настоял на прогулке. Шлея, ети её… шаху прямо под хвост. В смысле верблюду его.

     Под палящим солнцем Шахземан во главе свиты двинулся от стен города в сторону песчаных барханов. Не проехали и одного фарсанга, как правитель понял, что выбрал для прогулки не самое удачное время и место. Неимоверная жара, пот ручьем и жуткая жажда. Но делать нечего, воля правителя оглашена.

      Собаки лают, караван бредет под перезвон колокольчиков, покачивая верблюжьими горбами. Шахземан прогуливается, неимоверно потея, на двугорбом бактриане по пустыне. Навстречу по песчаным барханам бежит дервиш в рваном чапане. Черное от загара лицо, сам сухой и лёгкий, как ветка карагача, а на лице ни одной капли пота. Правитель велел своим сарбазам остановить дервиша и обратился к нему:
«Салам алейкюм, просветленный айдын! Поясните мне, как же так, песок раскален подобно углям костра, воздух горяч как в тандыре, вы бежите по песку, и при этом у вас на лице нет ни капли пота?».

     Упав в низком поклоне на колени перед Шахземаном, дервиш ответил:

«Алейкюм асалам, о Величайший из Великих! Сам я неосмелился бы давать советы Светочу Ислама, наместнику Аллаха на земле, но если вы спрашиваете, могу сказать - погоняйте энергично, не жалея вашего верблюда. Он побежит быстрее, воздух будет обдувать вас, о, Мудрейшийиз мудрых. Вам, и вашему царственному верблюду будет легче переносить зной. Да хранит вас Аллах!».

     Шахземан, послушав совет дервиша, начал энергично хлестать камчой верблюда. Бактриан под обжигающими ударами камчи, помчался к горизонту по песчаным барханам с неимоверной скоростью, обогнав дервиша и всю шахскую свиту.
Правитель почувствовал, что от ветерка ему становится значительно прохладнее. Через три фарсанга верблюд упал замертво. Едва не угодив под верблюда при падении, Шахземан в сердцах стал хлестать камчойпо горбам верблюда, плюясь и крича при этом:

«Вах, рыжий шайтан! Замерз собака!!!».

     Почтенного дервиша, заморозившего верблюда Мудрейшего из мудрейших, сарбазы поймать не смогли - не догнали. Быстро убегал, просветленный странник. От такой, не присущей обычному человеку скорости, спина под драным, в лохмотьях чапаном дервиша покрылась инеем. А что делать? Побежишь ещё быстрее, если не желаешь усесться мягким седалищем на острый, густо смазанный бараньим жиром кол.

     Мысли купца вслед за улыбкой на лице возвращаются к заботам сегодняшнего дня. Хорошего скакуна прикупить никогда не поздно, были бы деньги. Аллах не любит жадных, но в то же время Аллах любит бережливых.
Что особенно нравится Ахкаму - сын за все платит самостоятельно, не попросив у отца ни одного таньга на экипировку и не заикнувшись о золоте на бакшиш Мирзе Сафар-бию. Нет, денег не жалко. Деньги есть. Но как приятно, когда сын становится самостоятельным мужчиной. На востоке умужчин не спрашивают, где они берут акча, динары, таньга, или дирхемы, даже если они грабят караваны. Все сам! Вай, молодец!

***

     Встреча с Мирзой Сафар-бием состоялась. Сафар-бий не производил впечатления перекормленного эмирского чинуши. Это был, в общем-то, еще молодой человек, лет тридцати пяти, стройный, подтянутый, с выправкой английского гвардейца и небольшой, аккуратно стриженой бородой, в достаточно скромной для его положения одежде.

     Вернее, одежду Сафар-бия нельзя было назвать скромной, она была очень дорогой, но в то же время не била по глазам чрезмерно яркой расцветкой, кричащей о высоком положении хозяина. Высоту полета Воспитателя наследника трона выдавал лишь приколотый к халату «Нишони тоджи Бухорои дор-ус-Салтанат» - орден Короны государства Бухара, украшенный драгоценными камнями джоухарами.
разговоре с Ядгарром Сафар-Бий проявил себя неглупым, образованным человеком, как здесь в Бухаре говорят – айдын, то есть просветленный, образованный. Разговор у них был неспешный, хотя Ядгарр полагал, что все будет происходить как в духане ремесленника – пришел, позвенел горстью презренного металла, заплатил, забрал товар и гуляй себе. Ан, нет! Все скрутилось совсем иначе, в довольно тугой узелок.

     Бакшиш, конечно Сафар-бий взял, куда без бакшиша. Сто червонцев царской чеканки в изящном сафьяновом хамёне перекочевали из-за пояса Ядгарр-хаджи в руки уважаемого Сафар-бия. Сумму чиновник назвал сам, так, что второй, заранее приготовленный хамён с полусотней золотых остался невостребованным за поясом Ядгарра. Пока…

     Факт оплаты столь умеренной цены Ядгарр, списал на свое личное обаяние, внутренне слегка поглумившись над самим собой и своим недюжинным талантом вызывать симпатии бухарских высокопоставленных взяточников. При этом, что интересно, Ядгарр абсолютно не чувствовал себя взяткодателем, как впрочем Сафар-бий не чувствовал себя взяткополучателем. Бакшиш-дело на Востоке весьма обыденное и вполне привычное. Все произошло очень естественно и органично.

     Передаче червонцев предшествовал довольно долгий и подробный разговор. Сафар-бий вызнал о Ядгарре все и очень подробно, вплоть до перечня дисциплин изучаемых Ядгарром Зайнуллиным на медицинском факультете Казанского университета и во Второй Тифлисской школе подготовки прапорщиков. Особо коснулись в разговоре деятельности Ядгарра в Астраханском антисоветском подполье, внедрении его в РККА и наличии связей с каспийскими контрабандистами. Эта часть разговора более походила на допрос, нежели просто на беседу.

     Судя по потеплевшему к концу допроса взгляду Сафар-бия, результатами он удовлетворился. Нет, человека понюхать в Астрахань они, конечно посылать не будут, а вот у англичан полюбопытствуют. У тех везде свои люди. Ну, да там все чисто будет, как договаривались, как задумано. В противном случае все будет очень плохо. В этом случае верблюжьи клещи «искателя истины» Кара Джаллада Азиза, в бухарском зиндане, покажутся Ядгарру легкой щикоткой.

     Проявил воспитатель наследника Эмира интерес и к обстоятельствам получения подпоручиком орденов Святого Георгия и Святой Анны, и к знанию претендентом на «теплое место» топографии и основ медицины. Крестообразные рекомендации на орденских бантах наглядно позванивали одна о другую на сине-зеленом полосатом халате Ядгарра, на левой стороне груди.

     В итоге Мирза Сафар-бий торжественно сообщил о присвоении Ядгарру-хаджи звания мирза-баши (подпоручика) доблестной армии Священной Бухары и назначении его офицером связи в Шербача серкерде (Шефский полк) конной гвардии джиляу.
Завтра после утренней молитвы мирза-баши должен явиться в расположение Шербача серкерде и представиться Юнусу Сапармураду токсабо командиру Шефского полка, квартирующего у Ситораи Мохи Хоса, близ высохшего озера Шур-Куль и приступить к исполнению своих обязанностей. Но…

     Воспитатель наследника престола не рекомендовал глубоко окунаться в армейскую рутину. Обыденный факт продажи должности натолкнул Воспитателя наследника престола на некие весьма не глупые мысли. Отчего бы ему не совместить приятное с полезным. Приятное заполучить - звонкую монету, полезное - заполучить толкового, надежного человека под свою руку, за его же звонкую монету. По итогам беседы, у Мирзы Сафар-бия возникли некие планы на мирза-баши Ядгарра-хаджи, и его пребывание в Щербача серкерде вероятно не будет долгим, при условии выполнения неких условий.

     Офицер связи полка гвардии джиляу должность, безусловно, не хлопотная, но как-то смешно использовать людей уровня Ядгарр-хаджи на столь незначительной должности. Мирза Сафар-бий произнеся тираду выразительно посмотрел на новоиспеченного мирза-баши. Ядгарр, глядя прямо в глаза Воспитателя наследника престола, приложил правую руку к сердцу и благодарно поклонился.
Когда новоиспеченный мирза-баши выпрямился в его протянутой правой руке глухо звякнули полсотни николаевских червонцев в хамёне из сафьяна цвета бордо. Хамён мягко лег в протянутую ладонь Сафар-бия и исчез за поясом его халата. Обе стороны остались довольны друг другом и распрощались без панибратских похлопываний по плечам, но уже в более теплой обстановке.

     Товар был куплен и оплачен, кроме того был оплачен и аванс за будущие поставки товара. Налажено деловое, почти купеческое, взаимопонимание. Со стороны Ядгарра аванс был жестом доверия и Сафар-бий этот жест оценил высоко.

     Бакшиш безусловно сыграл свою роль, но было понятно, что Ядгарр явно пришелся по душе Воспитателю наследника престола своими личностными качествами. Кроме того, Аллах не любит жадных людишек. Никто не любит жадных людишек, а Сафар-бий в особенности. И это правильно. Недаром старая барласская поговорка гласит: жадность приводит к бедности.
Жадные это не люди, это никчемные, дешевые людишки. Жадность - худший из всех человеческих пороков. Она порождает все беды в этом мире. Все неприятности, скандалы, измены, предательства, войны, если глубоко копнуть, произрастают именно из банальной человеческой жадности.

     Мирза Сафар-бий явно положил глаз на мирза-баши Зайнуллина Ядгарра-хаджи. Такие умельцы на базарной площади не валяются. Да и на площади Регистан, перед цитаделью Арк такого беркута днем с огнем искать долго придется. Воин отмеченный двумя наградами за личную храбрость, знаток военного дела, помимо того образованный, просветленный айдын. Именно из таких перспективных молодых людей вырастают легендарные герои - богатыри кахрамоны.

     Мирза-баши и саблей владеет и в топографии весьма сведущ, и за умным словом за пазуху халата не полезет. Затылок через зеленую чалму, уж точно, чесать не будет, как многие в Бухаре. Такому пардусу дай добрый пчак, он в одиночку троих гвардейцев джиляу на тонкую лапшу настрогает, а потом еще обоснует, зачем он это сделал, и почему был в своем праве сделать это. Умный, собака! Дай ему шайтан-мультук в руки, таких дел наворочает – сам Шайтан от зависти горько заплачет.

     Согласно хадису Пророка Мохаммеда, «чернила ученого дороже крови воина», а тут чернила ученого и кровь воина в одном кувшине. И «кувшин» этот, помимо всего прочего, еще и правоверный мусульманин. Редкое сочетание для Бухары, славной когда-то великими мусульманскими учеными, теперь же голодающей от недостатка просто грамотных граждан. Воспитатель наследника трона Мирза Сафар-бий сам такой. А Эмиру Сейид МирАлимхану очень нужны такие люди.

     Эмир, вероятно, и не знает, что ему нужны именно такие люди. Сам он предпочитает собирать около себя тяжелых, больших и сильных людей в ярких чалмах и халатах, таких, как и он сам. Зачастую эти люди не блещут умом и образованием. Эмиру это простительно. Эмир и сам не блещет умом и образованием.

     Недаром Эмир Сейид Абдул Ахадхан, отец Эмира Алимхана, в бытность его ребенком, называл сына не иначе как Олим гов – Алим корова. Достойное и меткое прозвище за патологическую лень и нерасторопность, мягко выражаясь. Но есть в окружении Эмира люди, понимающие, что нужно и кто нужен Эмиру Священной Бухары Алимхану. И Воспитатель наследника престола Мирза Сафар-бий мнил, и обоснованно, себя среди таких людей.

     Мирза Сафар-бий знает, что Бухару ждут великие потрясения и не в далеком будущем, а вот-вот - если не сегодня, то уже завтра. Впрочем, об этом уже подозревают во всех кишлаках Бухарского эмирата, даже кишлачные мамлакат ахмаки – деревенские дурачки, выражаясь по-русски.

     Такое впечатление, что Эмир, сам не понимая опасности своего положения, подобно глупой обезьяне, дергает за усы дремлющего «красного» тигра. Собственно за усы дергает не сам Эмир, но в его окружении обезьян, дающих идиотские советы, хватает в достатке.

     В Афганистане на полных парах идет вербовка афганских добровольцев в бухарскую армию. Правитель Афганистана Аманулла-хан устранился от активной помощи Бухарскому эмирату, правда, выслав таки по просьбе эмира, шестьдесят афганских инструкторов во главе с офицером Корнейем Фазли Ахмед-ханом.

     В июне в Бухару стали прибывать мелкие группы завербованных в Афганистане наемников. Ранее Эмир подписал с Совдепией договор об обмене дипломатическими миссиями и налаживании торговых отношений.

     Эмирские войска вдоль железной дороги были заменены частями туркестанского фронта. Однако создавшееся равновесие очень и очень ненадежно. Все это настораживает русских. Ситуация буквально висит на седом волоске из хвоста захудалого бухарского ишака.
Стычки с урусами на границе начались уже в мае сего года близ кишлака Пизандаук и у кишлака Мусса-Кок. Причем бухарские разъезды первыми напали на красноармейские посты. В Самаркандском направлении группировались бухарские войска во главе с Абдулкадыр-беком.

     В самой Бухаре спешно строятся новые казармы. Вокруг Арка и стен города усилена охрана. Время от времени над Бухарой пролетают краснозвездные аэропланы. В воздухе пахнет войной. Нет, не пахнет - в воздухе уже смердит войной!

     Мирза Сафар-бий далеко не мамлакат ахмак, ему известно о состоявшемся совещании в ставке эмира пятого июня. Обсуждался вопрос надвигающейся войне с Совдепией. За открытие боевых действий против Красной армии высказались наиболее влиятельные лица эмирата - кази-калян, раис, афганский консул, да и сам эмир. Противником выступления был кушбеги Низамоддин.

      Помнению премьер-министра Низамоддина, сейчас не совсем подходящее время для развязывания военных действий, в свете того, что армия эмирата недостаточно хорошо оснащена стрелковым оружием, боеприпасами и артиллерией. После совещания первые лица разошлись, так и не придя к единому мнению. Воспитатель наследника престола полностью согласен с Кушбеги Низамотдином.
Эмир направил посольства в Кабул, Персию, Мешхед и Лондон со «слезной» просьбой об оказании военной помощи «в случае непредвиденных осложнений». Мнения Мирзы Сафар-бия, конечно, никто не спрашивал, да и понятно по большому счету - не очень то и велика сошка. И напрасно не спрашивали.

     Эмир и министры витают слишком высоко в эмпиреях, а он Мирза Сафар-бий ходит по горячему песку Бухарского эмирата «босыми пятками». По нынешним временам бухарский песок немилосердно прожигает «босые пятки» Воспитателя наследника престола до самого мозжечка.

     Мирза Сафар-бий часто бывает в подразделениях доблестной армии Священной Бухары. И он отлично понимает, насколько армия менее дисциплинирована, недостаточно хорошо обучена, хуже оснащена боеприпасами и вооружением, чем части армии предполагаемого противника. Бухарская армия ныне сравнима с лоскутным одеялом на тахте бедного дехканина, настолько же не единообразная, растрепанная и разномастная.

     Конечно, принимать столь серьезные политические решения дело Эмира и его министров. Мирза Сафр-бий должен надеяться на лучшее и при этом готовиться к худшему варианту развития событий. А для того, чтобы при разворачивании событий в наихудшем варианте успешно противодействовать судьбе, необходимы толковые люди. Аллах помогает тому, кто помогает себе сам. А посему, на Аллаха надейся, но сам не будь ахмак ишак – глупым ослом!

***

     Пошив формы Шефского полка гвардейцев джиляу Ядгарр заказал себе в Кагане, в ателье модистки мадам Сичкиной. Господа-товарищи сичкины подобно шарикам ртути с невероятной легкостью раскатились по всему миру. Не миновала участь сия и Бухарский эмират. Модистка Розалия Моисеевна, дама умеренной молодости, но вполне сведущая в новинках моды на просторах Туркестана и, успешно обшивающая поредевшее русское население Новой Бухары и, даже дам высшего света Священной Бухары, для внутрихарэмного, если можно так выразиться, использования.

     Кое-кто из мужчин здешнего высшего света имел счастье побывать в кабаре Мулен-руж, в Париже на бульваре Клиши, около площади Пигаль. Так что чулки и нижнее белье в стиле «канкан» расходились по харэмам Священной Бухары, как свежеиспеченные лепешки в дуканах торговых куполов. И чего только не сделает любящий муж для множества своих обворожительных избранниц.

     В случае с Ядгарром, речь не шла о каких либо изысках в одежде. Речь шла просто о парадной форме офицера гвардии джиляу. Сослуживцы должны понять, что Ядгарр-хаджи не беглый голодранец из Совдепии, а человек достойный, вполне состоятельный в финансовом отношении и настоящий профессионал своего дела. Форма впечатляла – красный однобортный мундир, кипенно-белые парадные шаровары, и черная каракулевая шапка.

     Через неделю прошедшую после представления командиру полка Юнусу Сапармураду токсабо мирза-баши понял, что напрасно поспешил с шитьем формы. Порядки в полку были почти домашние, никто особого рвения не проявлял по поводу формы, шагистики, отдания чести и других военных штучек, присущих любой другой армии мира.

     Такое отношение к службе в полку Ядгара не сильно огорчило. Столь замечательного, из ряда вон выдающегося, можно сказать, чрезвычайно обворожительного бардака в армии ему наблюдать еще не приходилось. Мирза-баши, однако, продолжал носить форму, строго соблюдая субординацию, как в отношении вышестоящих командиров, так и в отношении рядовых и унтер-офицеров.

     Единственной поблажкой самому себе стала смена каракулевой шапки на зеленую чалму. Прогуливаясь неспеша по делам службы, мирза-баши с улыбкой представлял себя в зелено-красно-бело-оранжевом наряде, если учесть оранжевые английские ботинки с оранжевыми же крагами. При этом сам же и весьма впечатлялся эффектом, производимым его красочной персоной, на окружающих.
Цветовая гамма форменной одежды Шефского полка его изрядно веселила. Веселился Ядгарр, правда, исключительно внутренне, не выдавая своих эмоцийвнешне. Впрочем, здесь в Бухаре это было в порядке вещей.

     Офицеры гвардии на повседневную службу являлись порою в таких сочных нарядах, с золотыми эполетами и аксельбантами периода французской революции и штурма Бастилии на умопомрачительных расцветок парчовых кашгарских халатах с китайскими драконами, что куда там всему павлиньему племени, не говоря уже о римской преторианской гвардии.

     Заглянул Ядгарр по случаю и к кузнецу, рекомендованному одним из русских посетителей салона мод мадам Сичкиной, инженером-путейцем с железнодорожной станции Новая Бухара близ Кагана. Человек был сведущ в технике и в разговоре весьма уважительно отозвался о Назар-бобо, владельце кузницы на окраине Кагана, в получасе езды верхом от паровозного депо.

     Назар-бобо мужчина в возрасте, разменял уже седьмой десяток, но все еще пребывает в крепком теле, не зря полжизни молотом махал. Молотобойцами у него в кузне пара сыновей, да и внуки уже к делу пристраиваются. Мастерство кузнеца превзошел усто Назар-бобо в Коканде, в глубокой юности на подворье известного кузнеца усто Каххара. Усто Каххар в свое время выполнял заказы Эмиров Коканда султана Саидхана и султана Худоярхана, чем и прославился, и, как златокузнец и, как оружейник.
Постиг секреты кузнечного мастерства тогда еще молодой молотобоец Назар, только после того, как посватался к дочери мастера Каххара. Любовь – это святое. Все доброе и светлое в этом мире держится на любви. Усто Каххар не стал противиться любви дочери и молодого красавца молотобойца Назара, но и свою выгоду на этом деле поимел сполна. Десять лет отработал Назар на кузнице усто Каххара, после женитьбы, в зачет калыма за невесту.

     Что поделаешь, такова жизнь. Кузнец Назар тоже оказался не в накладе, овладев секретами мастерства переданными ему усто Каххаром. Целой жизни не хватит, чтобы самостоятельно, без посторонней помощи, постигнуть такой объем знаний и умений, какими сподобил его усто Каххар. Так, что десять лет не прошли даром. Да и самого Назара-бобо Всевышний не обидел сметливостью и руками, произраставшими из правильного места. Все эти подробности Ядгарр вызнал у инженера-путейца в ожидании примерки на пошив формы.

      Через пару дней мирза-баши, управившись по утру с весьма необременительными обязанностями офицера связи Шербача серкерде гвардии джиляу, решил слегка промяться, посетив кузницу Назар-бобо. Оседлав лично, закрепленную за ним кобылку в полковой конюшне Ядгарр-хаджи легкой рысью, промчав через всю Бухару,выехал через ворота Салляхона, затем мимо Сада еврея Пейсаховича в сторону Кагана.

      Надо сказать, кобылица ему досталась, конечно, не чистокровных арабских кровей, но довольно достойная туркменка. Да что там достойная? Сказать об этой лошадке - достойная, это не сказать ничего.

     Это была высокая, изящная, горбоносая красавица с вытянутой лебединой шеей, породы с древних времен прозываемой аргамаком, или ахалтекинской. Они стоили друг друга – весьма изрядного вида зелено-красно-бело-оранжевый гвардеец джиляу и, лоснящаяся рыжим «шелком», в тон английским крагам Ядгарра, ахалтекинка.

      На такую танцующую красавицу, рыжего окраса в белых чулках и белой звездочкой на груди, не зазорно было бы взгромоздиться, если не самому Эмиру, то кукельдашу или диван-беги однозначно. Впрочем, при полковой конюшне захудалых лошадок не держали. Однако данная кобылка, судя по всему, досталась Ядгарру не просто так, а надо понимать, стараниями Мирзы Сафар-бия. Уж очень она была хороша даже на фоне весьма неплохих скакунов полковой конюшни. На то она и конная гвардия эмира, чтобы гарцевать на завидных скакунах.

     С одной стороны посмотреть, вроде бы не стоило выделяться человеку с двойным дном, каким был в настоящее время Ядгарр-хаджи. А с другой стороны, как выполнить поставленную задачу, не выделяясь на фоне других офицеров гвардии джиляу? Нет, все идет своим чередом, точно по расписанию, словно скорый поезд по Транссибирской магистрали.

     За этими мыслями, не особо утруждая Рыжую Звездочку, или Кизыл Юлдуз, как назвал кобылицу полковой конюх, мирза-баши добрался до места назначения – кузницы мастера Назар-бобо. Кобылка-то, однако, тоже с двойным дном, усмехнулся мысленно Ядгарр. Кизыл Юлдуз можно перевести с тюркского языка и, как Рыжая звездочка и, как Красная Звезда. Похоже, Мирза Сафар-бий проявил незаурядное чувство юмора, усадив бывшего красного комвзвода верхом на Красную Звезду.

     Кузнец Ядгарру пришелся по душе. Седой, худощавый мужчина, с еще заметной постороннему глазу силой тела, производил благоприятное впечатление. Хозяин поняв, что в гости к нему явился офицер эмирской гвардии, удосужился принять посетителя по высшему разряду, с чаепитием и щедро накрытым достарханом на хантахте, во дворе под чинарой.

     Итогом поездки было приобретение Ядгарром пары коротких клинков работы усто Назар-бобо. Это были два одинаковых легких обоюдоострых клинка, на манер итальянских кинжалов, скрытно закрепляющихся ремнями на внешней стороне предплечий рук под халатом, чтобы не мешали изгибу рук в запястье и локте. Украшения и изыски на ножнах и рукоятях кинжалов отсутствовали по причине необходимости скрытного ношения клинков.

     Кроме того, пришлось перенести весьма неприятную процедуру - мастер собственноручно сделал слепок поверхности груди и спины Ядгарра, нанесением на ткань, уложенную на тело тонкого слоя гипса.

     Необходим такой слепок был для выполнения заказанного мирзой-баши булат-саута - стальной брони, из двух половин (спинной и грудной), крепящейся на тело с помощью ремней скрытно под одеждой. Изделие должно было выполнять функцию защиты от сабельного удара и пули при касательном попадании, а также быть легким и незаметным стороннему наблюдателю.

     Назар-бобо попросил на исполнение заказа месяц,и заверил заказчика, что изделие выполнит собственноручно, и оно будет отвечать его требованиям. Единственно от чего не сможет спасти эта броня, так это от пули в упор из личного оружия, под прямым углом к броне, не говоря, уже о винтовочной пуле при этих же условиях.

      Если же судить по объявленной Назаром–бобо цене, изделие вполне сможет выдержать удар снаряда полевой трехдюймовой пушки с расстояния в сотню локтей. Но тут уж ничего не поделаешь. У заказчика всегда есть выбор - либо платишь, либо отказываешься. Безопасность стоит дорого, но она того стоит. Уплатив в качестве задатка десятую долю названной суммы, гвардеец пообещал явиться к кузнецу ровно через тридцать дней, в первой половине дня.

***

     С отцом Ядгарр распрощался на третий день после поступления на службу. Отец был просто счастлив, оттого, что у сына все так чудесно сложилось. Да и намек Сафар-бия на перспективу карьерного роста очень обнадеживал. Отец рассказал сыну, где его будет можно найти в Кабуле впри необходимости, либо оставить весточку в случае его временного отсутствия.
На случай же, который в воле только Аллаха, если свидеться им не придется по причинам неподвластным людям, дал адресок в Кашгаре. Все возможно в этом мире. Не исключено, что Аллах пришлет к Ахкаму ангела смерти Азраила, дабы увлечь на небо, до того, как ему удастся снова увидеться с сыном.

     Адресок, в котором Ядгарру сведущие люди, услышав от него заветное слово в качестве пароля, для идентификации личности, озвучат последнюю волю отца и объяснят все детали относительно вступления в права на наследство. Это проверенные люди им можно доверять.
Так они и расстались, в надежде увидеться в недалеком будущем. Отправился Ахкам в дорогу со спокойным сердцем, присоединившись к купеческому каравану с грузом хлопка и каракуля на Кабул.

     Последние два дня пребывания Ахкама в Бухаре прошли в хлопотах о покупке семи верблюдов бактрианов, груза каракуля и припасов в дорогу. Погонщика верблюдов Ахкам нанимать не стал, с семеркой верблюдов вполне справится сам, а если что-то непредвиденное, люди в караване помогут. Мелких монет Ахкам наменял заранее – пригодятся, если придется обратиться за помощью к другим погонщикам.
Бухара столица лучшего в мире каракуля, а Ахкам не дервиш, чтобы на глупом бухарском ишаке попусту возить попросторам Туркестана дырявый чапан, островерхий колпак, да корявый посох из карагача. Любое движение купца должно иметь экономически выгодное обоснование.

Ядгарр-хаджидживачи (штабс-капитан) Галбатырей Эмира Бухары.Год 1920, июнь, Священная Бухара - купол ислама.

                                                                                      Если у друга есть красивая жена и увесистый
                                                                                      хамён золотых динаров за пазухой халата,
                                                                                      то никакой он нам вовсе не друг.

                                                                                       Гроза купеческих караванов
                                                                                       Хуррамбек Шарифджан Садри Зия по
                                                                                       прозвищу Бешеная Сколопендра.

     Ситуация с Бухарой приобретает все более непредсказуемый характер. Не для дживачи, конечно, он даже не предполагает, он точно знает, как будут развиваться события. Спящему тигру не нравится, что его дергают за красные усы. Впрочем, тигр уже давно не дремлет, он просто выжидает нужный момент для прыжка на глупую недальновидную обезьяну.

     Шестого июля на восемьдесят пятой версте от Новой Бухары - Кагана безбашенными бухарскими жягетами убит советский пилот, совершивший по техническим причинам вынужденную посадку на аэроплане.

     Пилот отстреливался из пулемета льюиса, а потом и из нагана, до последнего патрона, пытаясь сжечь перевозимую почту. В конечном итоге убитый пилот, дипломатическая почта, пулемет и аэроплан сгорели дотла на месте вынужденной посадки аэроплана.

     В июле же угорода Чарджуя при следовании в Москву убит курьер, следовавший из Хивинской советской республики. Частями Бухарской армии с абсолютно непонятной целью занято советское селение Аман-Кутан в тридцати пяти километрах от Самарканда и обстреляна кавалерийская разведка красных. Бухарским беком недальновидным самочинным решением к Бухарскому эмирату присоединены Курган-Тюбинская и Кызыл-Кумская волости.

     Какой будет последняя капля? Та капля, которая взорвет ситуацию и разнесет к чертовой матери всю эту прогнившую бухарскую арбу. Старую арбу со Светлейшим погонщиком Сейид Мир Алимханом, груженую непосильным грузом средневековых отрыжек, вызывающих несварение желудков у бухарского народа и его весьма нетерпеливого советского соседа. Соседу нужен только повод. Впрочем, сосед замечательно обойдется и без повода…

***

     Служба в Шефском полку гвардии джиляу продлилась недолго, всего–то двадцать дней. Как понял мирза-баши эти двадцать дней понадобились Сафар–бию, чтобы получить информацию через англичан о деятельности Ядгарра в Астрахани. Если судить по последовавшим событиям, версию Ядгарр-хаджи англичане подтвердили, и полученная информация вполне удовлетворила Воспитателя наследника трона.

     Астраханская Чрезвычайная комиссия до сего времени будоражит Астрахань и прилежащие окрестности в поисках беглого контрика Зайнуллина, мечтая поставить его к стенке под стволы чекистских наганов, или утопить в Волге с привязанными к ногам мельничными жерновами, за измену идеалам мировой революции. Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!

     Красный мундир и белые шаровары пришлось уложить в самый дальний сундук и больше о них не вспоминать. Такую быструю карьеру не делал, пожалуй, еще ни один военнослужащий армии Бухары. Ровно за двадцать дней Ядгарр-хаджи Зайнуллин дослужился от звания мирза–баши (подпоручик) до звания дживачи (штабс-капитан) с переводом из Шефского полка конной гвардии джиляу в отряд галбатырей личной охраны Эмира.

     Определили Ядгарр–хаджи в отряд галбатырей в качестве окитувчи билан курашиш - инструктора по боевой подготовке. Отряд был набран действительно из отборных батыров, если судить по росту, весу, размаху плеч и объему чрева. Инструктор галбатырей по боевой подготовке оказался самым маленьким и легким членом этого элитного подразделения.

     Инструктором Ядгар-хаджи стал потому, что до Воспитателя наследника престола окольными путями доползли туманные слухи. А слухи были таковы, что новый офицер связи Шефского полка явно обладает незаурядным боевым даром. Мирза-баши успел за две недели на новой службе уложить на лопатки лучших борцов полка в схватках в борьбе куруш. Еще более не повезло офицерам полка. У них Ядгарр-хаджи выиграл более сотни золотых тилля в парных соревнованиях по стрельбе «на хруст» в полном мраке южной бухарской ночи.

     Отряд галбатырей подразделением было назвать трудно. Скорее это дикая стая. Волчья стая. Волки уважают только силу и послушны только своему вожаку. По сути своей галбатыри подобны башибузукам Султана Мехмеда Эль-Фатиха Завоевателя. Башибузук переводится дословно с турецкого, как «с неисправной головой», или попросту выражаясь – безбашенный сорвиголова.

     Также как и башибузуков, организовать и дисциплинировать гулямов Эмира галбатырей невозможно. Они воистину дикие безжалостные эмирские псы. Только два человека во всем Бухарском эмирате могут подчинить их своей воле – Эмир Сейид Мир Алимхан и Комондон Карабарс. Комондон - предводитель галбатырей Карабарс Тангрыбек-бий дадхо. Звание датхо в эмирате соответствует званию генерал-майора русской императорской армии. Датхо огромный мужчина лет сорокапяти с густой с проседью бородой, представитель одного из знатнейших родов Священной Бухары.

     Одежды Карабарс Тангры-бек-бий дадхо носит яркие до изумления, можно сказать до ступора. Халаты дадхо предпочитает, как правило, из алой парчи с золотым, либо серебряным шитьем c закрепленным на левом плече золотым эполетом. Дополняет облик вождя галбатырей массивный кожаный пояс, украшенный золотым шитьем. Не менее живописен и, висящий на поясе кривой старинный киличш, усыпанный неограненными джоухарами разного цвета - скорее всего фамильная реликвия рода.

     Карабарс Тангрыбек-бий дадхо принял дживачи Ядгарра-хаджи довольно высокомерно. Оно и понятно! Принадлежность к знатному роду, должность командира безбашенных гулямов эмира, да еще и генеральское звание. Как тут не впасть в пренебрежение к нижестоящему безродному «сопливому» мальчишке, из неблагородного купеческого сословия. Ядгарру было известно, что в жизни нередки случаи, когда человеку присваивают звание полковника, при том, что Всевышний даровал ему мозгов разве что, на подпоручика. Возможно, конечно, это и не про командона галбатырей Карабарса Тангрыбек-бия. Хочется надеяться.

     Поначалу и галбатыри отнеслись к окитувчи билан курашиш несколько снисходительно. Собственные богатырские стати, как бы давали им основание, поглядывать на новоиспеченного инструктора слегка с пренебрежением – дескать, наверно сильный инструктор, целый дживачи, но очень уж легкий. Такого можно запросто взять рукой за ногу и перебросить через стену цитадели Арк, особо не напрягаясь.

     Длилось это пренебрежительное отношение ровно один день, до того момента, когда один из гигантов галбатырей не решил проверить насколько дживачи лёгок. Гиганта звали Файзулло, имел он и прозвище. За глаза Файзуло именовали не иначе, как «Акидан шайтан арба», что означало Сумасшедший паровоз.

      Правда, в глаза его так называть никто не рисковал – это было просто опасно, если не для жизни, то для здоровья однозначно. Знаменит сей гулям эмира был тем, что попал в отряд галбатырей после памятных событий отступления младобухарцев и русского населения Новой Бухары 1918 года.

      В марте, после неудачной попытки революции в Бухаре красногвардейцы вместе с младобухарцами отступали эшелономпо железной дороге в сторону Ката-Кургана. Двинулось в отступление и почти все русскоязычное население Кагана, опасаясь быть вырезанными жягетами Эмира.

     Эшелон постоянно подвергался нападениям конного ополчения эмира и обстрелам из старых фитильных орудий. Ретирада происходилаочень медленно, приходилось выполнять ремонт намеренно разрушаемых сарбазами и ополченцами железнодорожных путей и отражать постоянные назойливые атаки жягетов и сарбазов.

     В результате одной из атак бухарские жягеты (наездники) прорвались через цепь красногвардейцев и спиками наперевес ударили по эшелону. Один из них, подскочив к паровозу, вооруженный пикой, пронзил сначала помощника машиниста, пытался пронзить ею же стальной угольный тендер паровоза, нанося удары в бешеном темпе, в облаке паровозного пара.

     И звали этого оголтелого то ли пикадора, то ли пикинёра - Файзулло. Увлеченный битвой с чекиш шайтан арбой бехадыр Файзулло получил несколько пуль, да так, что вата летела клочьями от его стеганного зеленого халата.

     Файзуло по психотипу был сродни эпическим героям средневековых рыцарских романов, которые с безудержной храбростью бросались в бой с мечом ли, с копьем ли, а то и вовсе с оглоблей на многоглавых древних драконов, изрыгавших смрадный дым и испепеляющий пламень зубастой пастью.

     Оно так и было. Паровоз в облаках пара, лязгающий шатуном, с врубленным на полную дурь гудком, впервые увиденный жягетом Файзулло был, пожалуй, не менее жутким персонажем, чем любой самый впечатляющий дракон, существовавший в доисторические времена.

     Аллах хранил бухарского берсёрка Файзулло. Ватный халат Файзулло винтовочные пули истрепали в лохмотья, но ни одна не коснулась его тела. Эмир Алимхан, когда ему рассказали этот эпизод, велел найти и привести к нему сколь бесстрашного, столь же и везучего жягета, горячего укротителя еще более горячих паровозов.

     Когда же эмиру привели гиганта, весом не менее восьми пудов, косая сажень в плечах и с чревом подстать чреву эмира, Алимхан не смог скрыть своего восхищения. Сейид Мир Алимхан одарил жягета шелковым халатом, с собственного плеча, хамёном с полусотней золотых тилля и повелел зачислить его в отряд личных телохранителей галбатырей.

     Вместе с подарками Алимхана Файзуло получил и прозвище Акидан шайтан арба, что означало - Сумасшедший паровоз. Желания Файзуло стать галбатырем никто не спрашивал, да и Файзулло помыслить не мог об отказе, понимая, что это может быть чревато негативными последствиями.

     Файзулло имел наглость после того, как новоиспеченного инструктора представили галбатырям, пошутить в том смысле, что надо бы найти для такого легкого окитувчи хорошую крепкую веревочку. И всякий раз, как поднимется ветер, веревочкой этой привязывать инструктора к стремени скакуна, дабы нового галбатыря не сдуло порывом ветра.

     Как известно всякая вольность подчиненного, не говоря уже о наглости, должна быть наказана начальником в самой жесткой форме. В противном случае могут последовать весьма нелицеприятные последствия, а то и вовсе катастрофические.

     Шутку Файзулло произнес исключительно для своих товарищей уолг’ызов на фарси, видимо надеясь, что астраханский татарин Ядгарр-жаджи не поймет о чем идет речь. Однако, не тут то было. Старый купец Ахкам Зайнуллин, готовил сына себе на замену по купеческой линии и фарси, по его мнению, был просто необходим купцу, торгующему за Каспием, где треть населения говорила на языке персов.

     Шутку гиганта в свой адрес Ядгарр понял и посмеялся вместе со всеми, затем недолго раздумывая, вернул острое словцо обидчику, на том же фарси. Верблюд, дескать, тоже тяжелый и сильный, но, как бы он не тужился, громче трехдюймового артиллерийского орудия пукать не может, а если и сможет, то с необратимыми негативными последствиями для верблюжьей задницы.

     Файзулло трехдюймовое артиллерийское орудие, конечно же, никогда в жизни не видел, да и не знал он, что это такое, тем не менее, Файзулло жутко оскорбился по поводу сравнения его персоны с мерзким вьючным животным.

     Ядгарр поманил Файзуло кистями рук к себе с улыбкой, произнеся при этом, совсем уже оскорбительную фразу: «Иди ко мне, Акидан шайтан арба (сумасшедший паровоз), посмотрим, действительно ли ты паровоз, а не сломанная деревянная арба, запряженная старым пархатым ишаком. Будет интересно выяснить, кто из нас сможет пукнуть сильнее». Эта реплика привела уже заведенного обидой Файзулло в совершенно неописуемую ярость.

     Паровоз в облаках пара, с врубленным на всю мощь гудком, по сравнению с галбатырем Файзулло, окутанным плотным облаком собственной неукротимой ярости, показался бы стороннему наблюдателю просто смирным ягненком. Впереди, ринувшегося в рукопашный бой гиганта, несся жуткий рык смертельно раненого китайского дракона.

     Первый раз дракон Файзулло упал ровно через пару мгновений после атакующего рывка на Ядгарра. Ядгарр плавно перетек под правой рукой, мчащегося на противника Файзулло за его спину, легонько подцепил своею пяткой за стопу галбатыря и чуть помог ему, толчком рук в поясницу. Легкое марево пыли поднялось над массивным телом упавшего на землю эмирского гуляма, как это бывает после выстрела артиллерийского орудия от сотрясения почвы.

     За следующие пару минут бесплодных атак, обезумевший от ярости Файзулло умудрился завалиться на землю с большим грохотом еще раз пять, расцарапав при этом свою пухлую мордашку о мелкие камешки в почве, и в итоге затих, придушенный, в щадящем режиме, его же собственной чалмой невообразимо яркой расцветки.

      Ядгарр освободил шею на половину задушенного Файзулло от распустившейся несвежей чалмы и, выдернув из-за краги на правой ноге пчак, чиркнул Файзулло клинком по горлу, ощутимо глубоко надрезав кожу над кадыком – метка для памяти. Затем несколько раз шлепнул ладонью по щекам утихомиренного дракона.

      Берсерки, хоть нурманские, хоть бухарские, они ведь ничего не помнят после битвы.Ядгарр глубоко в душе улыбнулся. Шрам над кадыком будет поводом Файзулло поразмыслить, над тем, у кого из них двоих гудок седалища более громкий. Денди бухарский, мля!
Дживачи, приведя Файзулло в чувство, велел галбатырям, с явным интересом наблюдавшим за стычкой, позаботиться о товарище. Открывшего глаза галбатыря тут же скрутило в приступе рвоты. Его модные по бухарским меркам, парадные сапоги из зеленой шагрени покрылись отвратительной массой из полупереваренного плова и жеваных зелени и фруктов…

      И потянулась череда дней занятых рутинной работой. Дживачи учил спокойно без задней мысли, понимая, что галбатыри никогда не будут участвовать в боестолкновении с частями Красной армии. Слишком опаслив сам Эмир, да и люди в его окружении обладают умом и необходимой сноровкой, чтобы не допустить до такой ситуации. А посему, и выдавал, дживачи Ядгарр-хаджи, как инструктор, полную программу.

     Кроме прочего было понимание, что за ним смотрят внимательные глаза соглядатаев Мирзы Сафар-бия и работа спустя рукава здесь не прокатит. От того какие выводы сделает Воспитатель наследника зависит успех порученного штабом Туркфронта дела. Тут тебе и бой на саблях, владение ножом и штыком в ближнем бою. А уж стрельба из личного оружия, ручного и станкового шайтан-мультуков - это вовсе особая песня.

     Нашлись средь галбатырей и умельцы, из знатных семей эмирата. Из тех лихих жягетов, которые кроме пиалы злой воды шар’аб, сабли и собственного кутака в руках ничего не держали. Давать таким воинам в руки шайтан-мультук было равносильно самоубийству. Хотя по физическим кондициям все они парни крепкие и крупные. Из них бы воду лишнюю отжать, жирок вытопить, да подучить мало-мало и толк бы вышел.

     Ядгарр отжимал из них воду, вытапливал лишний жирок, подучивал, конечно, не ахти каким боевым секретам. Для гвардии джиляу, доблесть которой веками состояла,в более-менее приличном умении скакать на коне, «драть козла» влюбимой игре жягетов кок бору и размахивать саблей, и это было откровением.

      Тихой сапой, тихой сапой выдавливал Ядгарр лень, тупость и глупость из своих тяжеловесных подопечных, но… Быстро только сказка сказывается, а лени и глупости большинства галбатырей, покуда конца и края видно не было. Чтобы предать все свои навыки этаким школярам, Ядгарру не один год усилий потребуется.

     Уже на следующий день после инцидента с Файзулло, в конце дня, дживачи, сняв с себя халат, без пояса, с обнаженным торсом вызвал одного из гвардейцев на поединок. Без оружия - с голыми руками. Гвардейца выбрал, по габаритам самого крупного из всех, но слегка уступающего статями Файзулло. Длилось единоборство две минуты, закончилось аналогично поединку с Файзулло.

     Закончилось с той лишь разницей, что дживачи противника не придушил, а просто уложил на землю и придержал болевым приемом на кисть и локоть руки. Противник сделал пару энергичных попыток освободиться, но всякий раз верещал от болив суставах руки.
Ядгаррр не причинял намеренно противнику боли, противник, пытаясь вывернуться, сам причинял себе боль. Дживачи вежливо попросил противника признать себя побежденным кивком головы или шлепком ладони о землю. Галбытырь энергично закивал головой и непрерывно тарахтел ладонью по земле, покряхтывая от боли.

     Теперь каждый день заканчивался таким поединком с очередным гвардейцем джиляу. Давно известно - земля слухами полнится. Два дня спустя ближе к вечеру около размеченного мелом борцовского круга дойра кураш появился Мирза Сафар-бийвместе с наследником престола и другими сыновьями эмира.

     Мирза Сафар–бий дождался ежедневного финального поединка между инструктором дживачи и очередным галбатырем и удалился в конце с улыбкой удовлетворения на лице. Наследник, судя по энергичной жестикуляции в беседе со своим наставником, пребывал от увиденного поединка в восторге.

      Слава и известность нежданно-негаданно обрушились на инструктора галбатырей дживачи эмирской гвардии Ядгарр-хаджи Зайнуллина. Слухи широко расползлись в узком кругу эмирского двора по цитадели Арк. Ко времени последнего поединка в конце дняу галбатырей собиралось изрядно зрителей. В основном это были те, кому в силу их достаточно высокого статуса было позволено пребывать в месте занятий гулямов эмира.

     Через пять дней и сам Опора ислама, Светлейший Эмир Алимхан явился к месту проведения занятий по боевой подготовке галбатырей вместе с кушбеги Низамоддином, в сопровождении многочисленной свиты, в которой были также предводитель галбатырей Карабарс Тангрыбек-бий дадхо и Воспитатель наследника престола Мирза Сафар-бий. Эмиру слуга установил раскладной стул недалеко от борцовского круга дойра кураш, на котором Алимхан с удобством и расположился.

     Противника в этот раз Ядгарру указал кушбеги Низамотдин Мирзо Урганджи, видимо по знаку самого эмира. Поединок закончился также традиционно, как и предыдущие, красиво и достаточно быстро, разве, что инструктор не стал применять приемы жестко, и криков боли от противника практически не было слышно.

     Видимо победа Ядгарра показалась эмиру слишком легкой. Алимхан, позвав поверженного галбатыра, стал его расспрашивать, упирая на то, а не сам ли воин завалился под окитувчи, пытаясь угодить начальнику. Затем он подозвал к себе дживачи и, кивнув в сторону предводителя галбатырей, спросил готов ли он сейчас же вступить в единоборство с командоном Карабарсом Тангрыбек-бием дадхо.

     Ядгар, склонившись в глубоком поклоне, сказал эмиру, дескать, он готов вступить в поединок, но считает, что этого делать не надо. Он дживанчи не может поддаться в поединке с уважаемым Карабарсом Тангрыбек-бием дадхо, потому что это подорвет его авторитет среди галбатырей, как инструктора. Также игра в поддавки однозначно нанесет оскорбление многоуважаемому предводителю галбатырей.

     В то же время он не хочет побеждать убеленного сединами воина, это нанесет непоправимый ущерб авторитету предводителя галбатырей, оскорбив одного из высших офицеров бухарской армии. Замкнутый круг и выход из этого замкнутого круга только один – никаких поединков с вышестоящими военно-начальниками.

     Дело комондона галбатырей думать головой и командовать сарбазами, а не бороться с мальчишками на двадцать лет моложе его. Ведь также можно было бы побороться и с самим кукшбеги Низамоддином Мирзо Урганджи, но такой поединок не добавит никому авторитета – ни кушбеги Низамотдину, ни двадцатишестилетнему дживачи, инструктору галбатырей. Не дело убеленых сединой мудрецов соревноваться в единоборстве с молодыми. Не дело младших – позорить старших.

     Когда эмир после беседы, удовлетворившись ответом дживачи, удалялся в сопровождении свиты, Ядгарр-хаджи поймал на себе взгляд Карабарса Тангрыбек-бия дадхо. Дживачи Ядгарру-хаджи показалось, что в этом взгляде была толика уважения и благодарности такому молодому, но уже такому неглупому окитувчи билан курашиш.

     Задержавшийся около дживачи Воспитатель наследника престола, не афишируя свои действия перед окружающими, передал от имени Эмира в качестве награды за доставленное удовольствие небольшой хамен с тремя десятками золотых бухарских тилля.
Не дело Падишаха лично раздавать челяди золотишко, да еще и прилюдно. Позже, пересчитав наградные монеты, Ядгарр-хаджи испытал некое смущение от цифры тридцать. Кольнула ему эта Иудина цифра слегка в душу. С другой стороны, что за дело правоверному мусульманину до каких-то там библейских христианских цифр.

     Зрелище, судя по всему, пришлось Эмиру Алимхану по душе. Он стал периодически появляться на финальных поединках тренировок гвардии джиляу и галбатырей проводимых дживачи Зайнуллиным. И даже одобрительно похлопывал в ладони, когда дживачи эффектно заканчивал поединки под энергичные кивки голов и хлопки ладоней побежденных противников. Особенно энергично Эмир реагировал на полеты массивных гулямов. Галбатыри сами прыгали в воздух, дабы избежать болевого эффекта от проводимых инструктором болевых приемов. А куда им было деваться?

     Это очень занимательное зрелище, когда воины весом в шесть пудов, сопровождаемые в полете руками инструктора, парят в воздухе, подобно мотылькам. Любо дорого видеть, тело дживачи, уходящего с линии атакии обтекающего вязкими, почти вялыми движениями своих противников.

     Гулямы, непонятно каким манером выведенные из устойчивого равновесия, нелепо взмахивая конечностями, хламообразно обрушиваются с высоты своего немалого роста на земную твердь, выбивая, при этом, массивными телами пыль из утоптанного ногами борцов дойра кураш (борцовского круга).

     Время шло, дело двигалось. Гулямы эмира, со стонами потирая синяки и ушибы, если и не худели, то учились правильно падать и всё более грациозно парить в воздухе на «болячках» инструктора. Галбатыри и эмир все более привыкали к новому инструктору. Эмир порой задавал вопросы, улыбался, слушая ответы и, глядя на демонстрации к ответам.

     Галбатыри меж собой Ядгарра иначе, как Темир Ко’л (железная рука) или Энджил темир дживачи (легкий железный штабс-капитан) и не называли, уважительно закатывая глаза при этом.

     Надо сказать, эмир Алимхан вел себя довольно демократично с Ядгарром, тому не приходилось ни чрезмерно низко кланяться, ни подползать-отползать при появлении эмира. Все было в пределах разумного. Да и Эмиру видимо не особо пришлось бы по душе, начни дживачи вместо беседы подползать к эмиру на четвереньках, выказывая свое особое уважение к царственной особе, как делают некоторые сановники. Хотя, если вдруг понадобится … почему нет? Есть такое слово – надо!

***

      Акидан шайтан арба Файзулло, который день к ряду, ходит хвостом за Ядгарром. Молча ходит, ни задавая вопросов, ни отвечая на вопросы – волочится немой тенью. Он во всей красе бухарского денди - разряжен в цветастые одеяния при сабле и кинжале кама на поясе, подобно бойцовому петуху на дворе караван-сарая.

     Понятно, что не все время вокруг дживачи вертится, но если Файзулло не в карауле, если не спит в казарме в своей постели, все свое свободное время он хвостом следует за инструктором. Дом Файзулло далеко от Бухары, в высокогорном кишлаке. Свободного времени у Файзуло как у деревенского дурачка разноцветных стеклышек и тряпочек.

     Дживачи уже пытался разговорить галбатыря. Может он следитза Ядгарром, чтобы в глухом углу у дувала засапожным пчаком перерезать горло? А может Файзулло просто шпионит, мечтая предать его в руки «искателя истины» Кара Джаллада Азиза? Дабы потом с удовольствием справлять малую нужду прямо на голову дживачи, сидящего в конохоне зиндана - подземной яме с клещами?
Все чего удалось добиться от расфуфыренного гиганта, это несколько отрицательных взмахов головой, нет, дескать, не шпионит и горло пчаком резать не будет. Ну что же, это утешает.

     Теперь Ядгарр-хаджи, пользуясь постоянным присутствием при собственной персоне, этого неукротимого паровоза по имени Файзулло, системно проводит воспитательные лекции на различные темы.

     Это маленькая месть дживачи своему провожатому за его постоянное молчание. Нравятся ли эти беседы Файзулло, или не нравятся, Ядгарру неизвестно, но, мотаясь в паре шагов за дживачи, гулям вынужден безропотно слушать.

     Судя по всему Файзуло на словах не в силах объяснить, движущие им побудительные силы. Однако, в глазах Файзулло подспудно сквозит решимость следовать за дживачи куда угодно, вплоть до джаханнама с его Иблисом, шайтанами, ифритами и джинами.
И еще помимо решимости где-то там глубоко в глазах сидит малюсенькая искорка обожания такого легкого инструктора, так запросто разбирающегося с такими тяжелыми парнями, как Акидан шайтан арба Файзулло. Ядгарру кажется, что между ним и Файзулло протянулась тоненькая, пока слабая ниточка взаимопонимания. Недаром говорят, что от ненависти до любви один шаг. О любви речь, конечно, не идет, а вот об обожании… Есть надежда, что ниточка сия когда-нибудь окрепнет и перерастет в настоящую дружбу.

     Файзулло чем-то напоминал Ядгарру казачка Пашку, сына урядника астраханского казачьего войска, Архипа Савельича Смороды. Тот тоже с возрастом превратился в такого же тяжеловесного ломтя с приличного размера чревом и косой саженью в плечах.

     Батяня Пашкин, Архип Савельич умелый казак пластун, виртуозный боец от Бога - знал и умел многое и хотел своего Пашку сделать таким же умелым и ловким бойцом. Ядгарра же сманил сам Пашка - учиться бою у отца. Нужен был Пашке напарник для занятий казацкой боевой наукой.

     Казаки пластуны парни дюже, однако, непростые, пример мужества, воинского мастерства, да и находчивости - особая военная каста. Если казак это казак, то казак пластун это дважды казак. В период обороны Севастополя 1854-1855 годов казаки пластуны Черноморского казачьего войска в боевых действиях проявили себя так, что царь-батюшка повелел зачитывать им каждый месяц участия в обороне Севастополя за год службы.

     Противостоявшие пластунам французы прозвали их «русскими зуавами», ставя их, как воинов, неизмеримо выше своих африканских зуавов. А все оттого, что «русские зуавы», дерзких африканских зуавов бивали многажды и весьма крепко.

     Урядник Архип Савельичбыл казачком не из простых, потоптал конскими копытами Хивинское ханство и Бухарский эмират на переломе девятнадцатого и двадцатого веков в погонях за шайками тюркских грабителей караванов. Особо отличился Архип Савельич в 1901 во время охоты за бандой грозы караванов Кара-Калы Кисова и в бою с ней близ аула Тамды, где заслужил медаль «За храбрость 3-ей степени».

     Архип Савельич натаскивать Пашку на казачьи боевые дела начал лет с семи, а с ним и Ядгарра. Вот беда только, Пашка талантом пошел не в батю, а в маманю свою, женщину дородную и не дюже расторопную. Как то так выходило, что учил Савельич казацкой пластунской науке
Пашку, а научил мальчишку для битья татарчонка Ядгарра. Более способным татарчонок к боевой казацкой науке оказался. Пашка тоже натаскался изрядно бороться, да на кулачках биться, но не было у него того блеска, с каким перенимал казачью науку Ядгарр.

     При выборе напарника, у Пашки были свои резоны и непростые. Он, хоть и малой казачок, а сам себе на уме и вовсе не дурак. Присмотрел он себе малька среди сверстников и ростом поменьше себя и весом нетяжелого, да характером недерзкого. Оно ведь как? Выберешь партнера бойкого и характерного и будешь по ушам, да по чреву от него огребать регулярно.

     И сложилось так, что мальки, обладая разными тактико-техническими характеристиками, мало-помалу вырабатывали стиль боя свойственный для каждого индивидуально. Пашка онвроде штурмовой стенобитной машины, одним ударом разбивающей в прах крепостные ворота. Ядгарр же вроде шершня, в которого никакая стенобитная машина попасть не может. Облетит стенобитную машину бочком, без ущерба для себя, ужалит, и нет его уже - след простыл. Да ужалит так больно, что супротивник не сразу очухается.

     Гонял Архип Савельич пацанчиков по самое никуда, зимой три, а то и четыре раза в неделю, а летом почитай каждый день. Поначалу размахивали деревянными сабельками, ползали по-пластунски, наперегонки гоняли по оврагам, да буеракам, ныряли и плавали в Волге. Потом по камышам да болотам топать и ползать без шороха и плеска учились, ну и конечно, мутузили друг друга на кулачках. А то тихим сапом деревяными засапожниками «снимали часовых»- зазевавшихся сверстников.

     Архип Савельич обычно делом, каким занят, специально с мальцами не валтузится, только задания раздает. Оторвется от дела, покажет, чем им заняться и далее по своим заботам.

     А малые борются, осваивают подсечки, подножки, заковырки и другие прелести казачьей пластунской премудрости. Вечером урядник обязательно контролирует - так ли все, как надо? За леность и уши может надрать, с него станется. Коли не так, завтра все сначала. И так, до той самой поры,покуда мелкие пострелята не исполнятвсё в нужном виде.

     Непростая это наука: как незаметно подкрасться к противнику и напасть молниеносно, как замести свой след, во избежание преследования противником, как идти по чужому следу, не выказывая вражине, что повис у него на загривке. Как устроить преследователю гибельные для него хитроумные ловушки с использованием подручных средств.

     Учил Архип Савельич всему – от владения нагайкой до стрельбы «на хруст», в условиях плохой видимости и при отсутствии таковой. Доводя изо дня в день, из года в год боевые навыки пострелов до совершенства. Пришло время и пареньки настоящей боевой сталью - и кинжалом, и засапожным ножом, ишашкой помахивать стали, и довольно резво помахивать.

     Как постарше стали, начали участвовать в рукопашных битвах на льду Волги на Масленицу. Вокруг этой пары в битве стенка на стенку всегда было пусто. Шибко храбрые уже ползали по льду на четвереньках, потрясая контужеными головами, а шибко умные, из ранее контуженных, предпочитали эту пару обходить стороной и на рожон не лезли.

     Пашка бился все большев стиле – круши, ломай, дави, бросай. А Ядгарр более спокойно – ушел с линии атаки, обтек, закрутил, уложил, добил. Но это, если по делу, а так ни-ни. Разве что, слегка, щадяще, даже можно сказать по дружески. Надо отдать должное обоим, в раж не входили- никогда, никому, ничего не сломали. Хотя могли. Ещё как могли! Как можно? Это же не враги, а свои парни, земляки.

     Посмотреть со стороны за действиями Ядгарра, так и не понятно вовсе отчего, почему, по какой такой причине противники его ни с того, ни с сего вдруг валятся на землю, а то сами начинают подпрыгивать в воздух, сопровождаемые руками дживачи, словно особо им и не понуждаемые. Не напрасно, однако, двенадцать годков трудились в поте лица - пригодилось по жизни, и Пашке, и Ядгарру.

     Оба хлебнули полной мерой фунт лиха на фронтах и с турками и с германцами. Пашка с германской вернулся при георгиевском кресте, да при двух георгиевских медалях на широкой груди. Может оттого и уцелели в боевых условиях, что Архип Савельич двенадцать лет спуску им не давал. Это он провел их за руку от ребячьей лозины и игрушечной пращи, до боевой шашки и карабина, преподав им науку настоящих казачьих пластунов.

     Георгиевский крест четвертой степени Пашка получил в 1915 году за бои у Саракамыша. История тогда приключилась с ним совершенно изумительная. Отборные части османов предприняли наступление на Саракамыш. На помощь частям, обороняющимся, русское командование двинуло казаков пластунов. Пашка служил подхорунжим во Второй казачьей пластунской бригаде генерал-майора Ивана Емельяновича Гулыги.

     Зимней порой, при морозе в тридцать градусов, по пояс в сугробах, пластуны Гулыги ночью в пешем порядке атаковали штаб турецкой пехотной дивизии. Атака при соприкосновении с противником переросла в грандиозную кровавую рукопашную битву тысяч бойцов. Лихая живопырка, судя по всему, получилась – пластуны в этом бою упокоили безвозвратно более восьмисот турецких сарбазов.

     Генерал-майор Гулыга за Саракамышскую операцию был награжден Георгиевским оружием и Орденом Святой Анны первой степени. Пашку же за девять упокоенных в рукопашной османских сарбазов, неукротимую лихостьи рубленую сабельную рануот левого уха до подбородка, удостоили солдатского «Егория».

     Вернувшийся домой с фронта Пашка, после расформирования Астраханского казачьего войска в феврале восемнадцатого года, вместе с батей Архипом Савельичем, подался в Туркестан, к Семиреченским казакам.

     Не стерпели отец, да сын Смороды новые порядки при красных и притеснения их вольному Астраханскому казачеству. А потом и вовсе, оставшемуся в Астрахани семейству письмецо пришло - собирайтесь дорогие родственнички, ждем вас в городе Верном. Да приписка «для нашего татарского шершня» - с просьбой оказать посильное содействие в отправке казачек с потомством.

     Понятно, что Ядгарр, по старой дружеской памяти, впрягся помогать семейству Смороды выбраться из Астрахани на восточный берег Каспия. Отправил с контрабандистами, старыми знакомцами по битвам стенка на стенку на волжском льду. Пришлось, правда, выкатить бакшиш в виде целого цинка винтовочных латунных «желудей». Знакомство знакомством, а бакшиш это святое - бесплатно и хряк в камышах не хрюкнет. Не хотелось, конечно, ох, как нехотелось.

     Однако других вариантов просто не существовало. Патроны были единственной доступной в тогдашней ситуации валютой. Контрики взялись бы и за звонкую монету, но златом Ядгарр богат не был. Одалживаться у отца Ядгарр не захотел по идеологическим соображениям. Какова дальнейшая судьба семейства, добрались ли до места назначения, один Аллах ведает.

     Что там, в Семиречье, творилось непонятно. Поначалу казаки Семиреченские вроде к красным качнулись, советскую власть помогали устанавливать. Однако, после упразднения казачества, да после внесудебных расправ над казачьими офицерами, бросило их накрепко в объятия белого движения, под атамана Дутова.

     Победой борьба казачков с советами не увенчалась. Красные вытеснили Семиреченских казаков в Хуэйюань - китайскую Кульджу. Где прижились казаки отец и сын Смороды - в Кульдже у Дутова, в Ферганской долине у басмача Мадамин-бека, или, напротив, с генералом Востросаблиным в крепости Кушка границу российскую от басмачей обороняли? То один Аллах ведает. Да и живы ли?

     Ветер перемен лихо народишкопо стране разметал, да и не ветер даже, а ураган. Ураган перемен! Ядгар–хаджи тоже думать не думал оказаться в Священной Бухаре под рукой Эмира Священной Бухары Сейид Мир Алимхана.

     Да не растеряет эмир свою мужскую силу до ста лет. Да продлятся лета его до бесконечности. Да сподобит Аллах Эмира Алимхана доверить Ядгарру злато-серебро династии Мангытов, а Ядгарру успешно его… перепрятать. Чшшш! Неисповедимы пути Всевышнего! Все в воле Аллаха!

     Дживачи отвлекся от своих мыслей и вернулся к поднятой им теме воспитательной беседы для Файзуло:

«Красивая чалма, дорогой шелковый халат и драгоценный пояс, сапоги зеленой шагрени с загнутыми носами, хамен плотно набитый золотыми тилля - этого еще недостаточно, чтобы быть достойным человеком. Файзулло. Ты должен быть красивым не только снаружи, но и внутри - красотой души. Чего молчишь? Ты понимаешь, о чем я говорю? А может ты оглох? Или язык проглотил? Или тебе надо дать хорошего тумака, чтобы ты ответил?».

     Файзулло, упорно молчавший до сего момента, по своему обыкновению, вдруг взглянув на Ядгарра, ехидным тоном пробурчал:

«Вы что, уважаемый Ядгарр-хаджи будете мне в задницу заглядывать, чтобы понять, насколько я красив внутри? Может мне снять свои штаны иштон? Смотреть будете, уважаемый?».

«Слушай, Акидан шайтан арба, ты, видимо, очень хочешь, чтобы я раз и навсегда задушил тебя твоей же чалмой?»,

- грозно сведя брови на переносице, произнес дживачи. Глядя на изменившегося в лице Файзуло, Ядгарр-хаджи расплылся лицом в широкой улыбке, не выдержав серьезности момента…

***

     Усто Назар-бобо и дживачи Ядгар-хаджи возлежали заботливо обложенные подушками на хан-тахте, стоящей на суфе под чинарой, и пили горячий кок-чай. Иногда между глотками чая Ядгарр отправляя в рот кусочек лепешки испеченной в тандыре, а с ним виноградину, либо прохладный инжир. Кузнец пытался объяснить неординарность изделия выкованного им по заказу дживачи галбатырей:

«Уважаемый Ядгарр-хаджи, мы называем это изделие Булат-саут – панцирь дамасской стали. На самом деле это буквальный перевод. Сталь, конечно же, не дамасская. Секрет дамасской стали утерян сотни лет назад. Дамасскую сталь изготавливали из особых стальных заготовок, именовавшихся вуц и, доставленных из далекой Индии. Те, кто утверждают, что они ныне способны выковать дамасский клинок – просто шарлатаны. Это же скорее можно назвать харалуж полатдир, если по-русски, то харалужная сталь».

     В этом мире оказывается все так непросто - харалуж это металлическая заготовка, особо прочная из нескольких железных и стальных слоев, полученная путем особой кузнечной сварки и закалки. Из этой заготовки и расковывается панцирь Булат-саут. Мастерство кузнеца, изготавливающего панцирь, состоит в том, чтобы расковать заготовку в панцирь максимально приближенный к мерке снятой с тела будущего владельца панциря.

     Способ изготовления харалужа известен весьма немногим мастерам в Туркестане. Мастеров этих меньше, чем пальцев на одной руке господина гвардейца. Усто Назар-бобо сам не владеет секретом изготовления харалужа. Он покупает заготовки по предварительному заказу у одного из мастеров, владеющего этим секретом. Оттого изделие из харалужа и выходит таким дорогим и делается очень не скоро».

     Булат-саут способен уберечь от прямого, как рубящего, так и колющего удара саблей, если это, конечно, не клинок настоящей дамасской стали. Однако таких клинков сейчас практически нет, и если они и сохранились, в чьих то бережливых руках, то хозяин этих рук мастеру Назар-бобо просто неизвестен. Даже в сокровищнице Светлейшего эмира Бухары Мир Сейид Алим-хана, да продлятся его годы до бесконечности, нет клинков настоящей дамасской стали, кованых из индийского вуца.

     В тоже время булат-саут не выдержит выстрела в упор под прямым углом из револьвера или пистолета, не говоря уже о винтовке. Однако при стрельбе под углом в одну восьмую круга и менее к плоскости брони булат-саута, пуля гарантированно уйдет рикошетом, тем не менее, подвергнув бойца усилию сопоставимому с ударом болг’ани зарб килиш – кузнечного молота, в руках изрядного молотобойца. Вполне возможна серьезная заброневая травма.

     Подтверждением может служить кусок брони в руках, господина гвардейца, на котором им опробована мощь германского маузера. Пуля не пробила броню, как видно обоим собеседникам. Да, прошлась сурово по харулужу, но все-таки ушла рикошетом в сторону.

     Но если бы пуля пришлась в пластину под прямым углом, все было бы иначе. Если будут стрелять в голову – извините. Каалпок харалужной стали я тоже возможно смог бы выковать для господина Ядгарра-хаджи, но… скорее всего под хорошей пулей голова отлетит вместе с этой стальной тюбетейкой. Уважаемому Ядгар-хаджи необходимо держаться к противнику в полоборота и беречь себя. Для воина не существует лучшей защиты, чем собственная осторожность. Да хранит вас Аллах!

«Инша’а Ллах», - поклонившись собеседнику, в знак смирения с волей Аллаха произнес Ядгарр, и мужчины одновременно совершили омовение вуду … 

Золотой караван.

                                                                                   Богатый караван рано или поздно
                                                                                   найдет своего разбойника .

                                                                                   Старая барласская поговорка

     С самого юного возраста Ядгарр боялся, что все самое интересное в этой жизни произойдет без его участия, оттого и лез во всякие ситуации, в которых была вероятность обрести это самое интересное. Даже к отцу и сыну Смородам малой Ядгарр попал именно из-за этой боязни. Она же толкнула его на учебу в университет и в качестве вольноопределяющегося в армию. Война была смесью чрезвычайно интересного и страшного, причем страшное в ней с каждым прошедшим днем все более преобладало над интересным.

      В какой-то момент это интересное в войне как-то растворилось и осталось только страшное, с которым прапорщику постоянно приходилось бороться, пересиливая свой постоянный страх. Проходило время, нарабатывался боевой опыт, но страх не исчезал. Он не становился ни менее страшным, ни более привычным. Он просто был и никуда исчезать не собирался. Борьба с ним все так же требовала недюженных усилий, как и в первые секунды существования Ядгарра в первой боевой ситуации.

     Даже во сне Ядгарра преследовали боевые ситуации, имевшие место в его жизни. Все они, в отличие от реальной жизни, во сне заканчивались для Ядгарра печально. Затвор маузера клинило перекосившимся патроном, клинок сабли при ударе о направленный в его грудь штык противника со стеклянным звоном рассыпался на части.

     Рука, лапавшая подсумки в поисках запасной обоймы, вместо патронов нащупывала жестяную коробку с леденцами монпансье. И разноцветные ледышки, названные в честь Анны Марии Луизы Орлеанской, герцогини де Монпансье, известной личным участием в боях на стороне Фронды в Париже, проскальзывали меж вибрирующих от адреналина пальцев и падали на землю под растерянным взглядом подпоручика.

     Ядгарр обычно не умирал во сне. Он всякий раз просыпался ровно за мгновение до того, как плоский маузеровский штык-нож должен был погрузиться в его горло ровно над ключичной ямочкой у основания шеи. Даже лицо вражеского солдата, несущего ему смерть, он не видел. Взгляд Ядгарра всегда завороженно сопровождал полет цветастых ледышек монпансье к земле.

     В сегодняшнем сне из жестяной баночки вместо монпансье сыпались джоухары – черные и матово-белые жемчужины, разбрасывающие разноцветные искры бриллианты, сочно-зеленые изумруды и кроваво-красные неограненные рубины, вперемежку с разнокалиберными золотыми монетами. Массивное лезвие штык-ножа, все-таки вошло в шею прямонад ключичной ямкой.

     Ядгарр почувствовал как в легкие по трахее хлынул поток крови, услышал скрежет металла о собственные шейные позвонки и очнулся ото сна. Очнулся, а в глазах еще стояло увиденное в последний миг лицо врага погружавшего клинок штыка в Ядгарра. И у врага было упитанное, хищно оскаленное лицо Опоры Ислама, Светлейшего Эмира Бухары Сейид Мир Алимхана.

     Размеренная иноходь дромедара, укачав дживачи, засасывала в сон. Получив во сне чрезвычайно натуральные ощущения от лезвия в горле, красный дервиш резко вынырнул из дрёмы. Ядгарр вытер рукой испарину со лба под островерхим колпаком дервиша, сглотнул пересохшим ртом. Колпак и чапан с чужого плеча издавали резкий терпкий запах пота чужого, давно немытого тела.

     Впереди лениво вышагивает по песку огромный рыжий бактриан, покачиваясь под тяжестью прочных пятипудовых журджинов. Хурджины свисают по обе стороны вьючного верблюжьего седла, они притянуты кожаными ремнями к телу корабля пустыни во избежание раскачивания.
оверх хурджинов, связанные толстой, крепкой вервью, скрипят кожей бурдюки с водой. Пара древних деревянных сундучков, окованных полосами позеленевшей меди, издают заунывное старческое покряхтывание, при каждом шаге бактриана,

     Верблюд уникальное животное. Не существуй в природе верблюд, никогда бы не существовал Великий шелковый путь. Именно благодаря существованию верблюдов купеческие караваны способствовали в свое время распространению Ислама.

     Без верблюда жизнь во всех пустынях поднебесного мира просто перестала бы существовать. История мира была бы совсем иной. В мире никогда не существовало бы туарегов, берберов и бедуинов и бушменов. Без верблюдов люди никогда не смогли бы пересечь пустыни Гоби, Такла-Макан, Калахари, Сахару и Викторию в Австралии.

     Люди пустыни обязаны своим существованием кораблю пустыни, поскольку верблюд основа их жизни и создан Всевышним. Аят 88:17 Корана гласит: « …Разве они не посмотрят на верблюда, каким он создан …». Верблюд - доказательство величия Аллаха. Только Аллахом могло быть создано такое совершенное, без изъянов, животное.

     Ядгарр приложил ладонь над бровями, заслоняясь от палящего солнца, вглядываясь в растянувшуюся впереди цепочку животных. Груз в караване несут двугорбые чванливые бактрианы.

     Двугорбые шествуют по караванной тропе, неся себя с гордостью достойной высокородных беков. Да что там беки? Бактриан Ядгарра подобен Султану – белая кость, голубая кровь. Редкий Эмир обладает такой горделивой осанкой!

     И гордиться есть чем. Бактриан способен нести на себе, как минимум, половину своего живого веса. Верблюдов в караване полторы сотни, включая три дюжины верховых дромедаров с охраной и иже с ними, да еще дюжину бактрианов груженых припасами для людей. Каждый бактриан несет минимум пятнадцать пудов поклажи, а то и двадцать-двадцать пять. Караван движется размеренно, раскачивая груз и седоков, со скоростью неспешно идущего человека.

     Ежедневно путь каравана начинается рано поутру, когда в темном небе путешественникам еще ярко подмигивает семиглазый Едыган - созвездие Большой Медведицы. Позже солнце выглянет из-за горизонта и раскалит нещадно каменистую караванную тропу. Около девяти утра, когда солнце набирает полную силу, караванбаши объявляет привал.

     Люди и верблюды во избежание перехода в самое жаркое время дня отдыхают. По достижении середины временного периода предусмотренного для совершения послеполуденного намаза аль’аср, когда солнце печет уже не так немилосердно, караван снова двигается в путь по вечерней прохладе.

     При весе вьюка равном половине собственного живого веса бактриан за день преодолевает тридцать пять – тридцать семь путевых верст. Верблюды связаны цугом, друг за другом, поводами в два-три метра длиной каждый, по пять верблюдов в звено. Каждым звеном из пяти верблюдов управляет один погонщик. Всего в караване двадцать два погонщика и караванбаши.

     Каждый шаг Ядгарровского дромедара сопровождается глухим перезвоном латунного колокольчика и шорохом песка под ногами. Такие же перезвоны доносятся от шагающего позади дромедара с Файзулло в седле и всех караванных верблюдов. Опытный погонщик по звуку колокольчика, на слух, способен определить неправильный ход или отставание уставшего животного.

     Охрана в тридцать жягетов вооруженная кавалерийскими карабинами Мосина и тремя ручными пулеметами Мадсена, предусмотрительно рассажена на дромедаров. Дромедары менее приспособлены к перевозке грузов, нежели бактрианы, однако они более резвы и с жягетом в седле способны передвигаться со скоростью до пятнадцати верст в час.

     Даже имя скакового одногорбого верблюда говорит о его резвости. Дромедар произошло от греческого «дромайос» — быстро бегающий. Сто сорок пять лет назад, в 1875 году, Садиг-Хан, младший брат Керим-хана Зенда Вакиль-од-Дауля правителя Ирана осадил город-порт Басру. Осада завершилась спустя год поражением турок и сдачей Басры.

     Дромедар, погоняемый гонцом с радостной вестью о падении Басры «летел буквально на крыльях», так быстро, что преодолел сто шестьдесят два фарсанга (900км) за двое с половиной суток безостановочного бега. Резвость дромадера убила его - скакун пал от истощения в конце пути. Ни одно из животных в мире не способно повторить подобный рекорд.

     Есть у дромедаров, правда, один серьезный недостаток - уж больно лихо иноходцы на скаку раскачивают седока. Стрелять во время бега с дромедара – сущее наказание и одновременно великое искусство.

     Под ягодицами Ядгарра седло одногорбого дромедара из двух сшитых подушек, образующих сзади мягкую луку в форме рога. Подушки закрывают упругий, полный жира горб целиком. Для пущей защиты горба поверх подушек наложена деревянная рама из четырех брусьев - кеджве.

Винтовки жягетов и мультуки караванщиков, стволами уложены на передние луки, так, что ими можно моментально воспользоваться для открытия огня. Шайтан мультуки лежат перед седоками поперек кеджве и прикрыты запасными халатами.

     Меж монотонным позвякиванием колокольчиков иной раз пробивается печальное блеяние овец. На иных верблюдах видны притороченные поверх поклажи живые шерстяные «бурдюки». Барашки послужат пищей для людей на первых порах.

      Ноги верблюда защищают специальные башмаки из сыромятной кожи, с прокладкой слоя кожи внутри по подошве. Башмаки стянуты кожаным ремешком. Караванная тропа так пропечена неистовым солнцем пустыни, что может обжечь мозолистую ступню верблюда. Для отдыха в дневное время погонщики укладывают верблюдов животом на землю, с грузом на спине. В период ночного отдыха погонщиками снимают поклажу со спины верблюда и, спутав ноги, отпускают на пастбище.

     Требуется немалый опыт погонщика, чтобы равномерно распределить груз по обе стороны горбов корабля пустыни. Закрепляется груз максимально близко к середине спины верблюда, чтобы не допустить раскачивание вьюков и опускания их ниже коленного сустава верблюда.

     В противном случае верблюд быстро устанет, может потерять работоспособность, в области горбов могут образоваться весьма болезненные нагнеты. Ядгарр бы не взялся, не только вести караван в качестве караванбаши, но даже вести звено из пяти верблюдов. Это не галбатырей по двору цитадели Арк раскидывать, здесь необходим особый навык.

     По приказу Эмира сокровищницу цитадели Арк выгребли до последнего «медного таньга». Выбрали и всё мало-мальски ценное из летней резиденции Ситораи Мохи-Хоса, вплоть до халатов с золотым шитьем и опахал из павлиньих перьев. Вывезли даже любимый шахматный столик Алимхана карельской березы, с фигурами искусной резьбы из буа де роз и коромандельского черного дерева. Вряд ли когда-либо за всю историю мира на караванных тропах от Тихого и Индийского океанов до предгорий Памира появлялся караван столь немыслимой стоимости.

     Караван готовили долго. Ночами сокровища груженые на пять-семь верблюдов малыми партиями выводили через тайный подземный ход от цитадели Арк в один из близлежащих домов за стеной цитадели, окруженный высоким глинобитным дувалом. Затем сбив группу в десяток верблюдов, отправляли их в небольшой кишлак Караул-базар близ Бухары. И всё ради сохранения секретности.

     Добра собралось на караван более чем в сотню верблюдов. Одно только золото в монетах и ювелирных изделиях потянуло на два с половиной миллиона золотых мискалей, что в русских мерах веса составило более семи сотен пудов веса. Прочих ценностей и предметов роскоши набралось не менее восьмисот пудов. В Караул-базаре собирался не просто караван, а вожделенная мечта любого грабителя караванов.

     Ради этого презренного сокровища бойцы в пыльных краснозвездных шлемах замерли перед рывком на Бухару. Вопрос уже был решен на самых верхах Лениным и Троцким, оставалось только уточнить сроки. Десять тысяч красных кахрамонов, яростных богатырей Революции, при сорока артиллерийских орудиях, двухста тридцати пулеметах, на пяти бронепоездах, десятке бронеавтомобилей, да одиннадцати аэропланах, томятся в ожидании своего часа.

     Эмир Сейид Мир Алимхан давно был озабочен вопросом сохранения своих сокровищ. Необходимость возникла, как только, словно гром с ясного неба, грянул февральский переворот в Санкт-Петербурге.

     Большевистский переворот в ноябре семнадцатого и вовсе ввел Опору Ислама буквально в ступор, практически не оставляя надежд на благополучный исход сложившейся ситуации. Появление над Бухарой в начале августа двадцатого года краснозвездных аэропланов с разведывательными полетами, а пуще того гигантского четырехмоторного «Ильи Муромца» просто перечеркнуло будущее Бухары для Светлейшего Эмира.

     Все, кого Аллах сподобил мало-мальски приличными мозгами, однозначно поняли, что будущее у Бухары, безусловно, будет, но уже без Эмира Сейид Мир Алимхана по прозвищу Олим Гов (Корова Алим).

     Эмир еще в семнадцатом сделал попытку перевести Бухарские денежные вклады в европейские банки из Российского Государственного банка. В качестве посредников Алимхан выбрал резидента в Бухаре Миллера и промышленника Стахеева. Во французские и английские банки было переведено порядка ста пятидесяти миллионов рублей золотом.

      Позже, якобы, были этим же путем выведены из России еще тридцать два миллиона золотых рублей, принадлежавших Алимхану. Однако оставались еще золотые запасы в подвалах цитадели Арк, наличные, не сброшенные в банковскую систему России. А были еще на просторах
  
     Бухарского эмирата богатства бухарской потомственной элиты, традиционного купечества и представителей новорожденной капиталистической прослойки.

     Так ли было все на самом деле, или это была просто уловка, имевшая целью отвлечение внимания от сокровищ Мангытов складированных в цитадели Арк может сказать только Сам – Опора Ислама Эмир Сейид Мир Алимхан ибн Абдуллахад. Только вряд ли Эмир будет делиться своими мыслями, на сей счет, с кем бы то ни было.

     Белочехи, угнавшие из Омска воктябре восемнадцатого года вагоны с золотым запасом Российской империи, оставили товарищей большевиков без медного гроша в кармане. Кто-то из старых царских чиновников из Министерства финансов Российской империи по доброхотству ли, под стволом ли маузера у исковырянной пулями стены лубянского подвала, поведал об источнике сказочных сокровищв подземельях цитадели Арк.

     Немыслимые богатства сосредоточенны в руках Али-Хазрет Сейид Амира – Его Величества Высокородного Эмира. Участь Бухарского эмирата в долгосрочных планах большевиков была решена окончательно и бесповоротно, оставалось только воплотить это решение в жизнь.
Надежды Эмира на бухарскую армию не особо сильны, боеспособность ее более чем сомнительна. Более полусотни лет назад, в конце апреля 1868 года подобный прецедент уже имел место. Во время бухарского похода,на берегу реки Зеравшан, близ Самарканда, отряд под командованием генерал-лейтенанта русской службы Кауфмана атаковал войска противника.

     Под ударом четырех тысяч русских штыков при шестнадцати артиллерийских орудиях сорок тысяч воинов противника, имевших сорок орудий, бросив оружие, задрав повыше цветастые халаты, позорно разбежались с поля боя. Русские потери при этом составили два солдата. Жители Самарканда закрыли ворота города перед бегущим бухарским войском, но русский отряд впустили в город беспрепятственно.

     В июле этого же года отряд под командование Кауфмана в количестве двух тысяч штыков на Зарабулакских высотах атаковал бухарскую армию в составе тридцати пяти тысяч клинков. Армия Священной Бухары потерпела сокрушительное поражение, потеряв убитыми десять тысяч жягетов. Русские потеряли шестьдесят три воина. Тогдашнему Эмиру Бухары Музаффаруддину ибн Наср-Улле, деду Алимхана пришлось, смирив непомерную гордыню, умолять о мире.

     Было это относительно недавно. Его Величество Высокородный Эмир Алимхан ибн Абдуллахад знал об этом прецеденте и понимал, чем и как закончится столкновение бронепоездов, самолетов, бронеавтомобилей, живой силы вооруженной пулеметами против конных жягетов, многочисленных, но вооруженных лишь саблями, кинжалами и плохонькими устаревшими винтовками. Даже тысячи необученных военному делу мулло-бача, мобилизованных из бухарских медрессе на борьбу с красными, и вооруженных старинными мультуками, в этой ситуации не спасут.

     Ядгарр передвинул вперед полевую сумку и, раскрыв ее, стал делать пометки на карте, касающиеся маршрута. Верблюд Дживачи был практически в хвосте каравана, если не считать, восседавшего сзади на дромедаре Файзулло, с ручным пулеметом Мадсена поперек седла кеджве. Файзулло напряженно вглядывалсяв горизонт, обеспечивая безопасность в заднем секторе каравана.

     Никто не извещал Файзулло о грузе каравана, но все-таки парень не совсем кишлачный ахмак, чтобы не сложить дважды два и кое-что сообразить. А посему указательный палец галбатыря нежно поглаживал стальную пластину ручного шайтан-мультука над спусковым крючком. Авось случится, что гигант и Ядгарру прикроет спину при необходимости.

     Для Файзулло все было очень всерьез. А когда все вокруг очень всерьез гуляму Файзуллосам шайтан не сват и, уж точно, не брат. Начальство у Файзулло люди серьезные. Они лихих жягетов, способных биться с огнедышащими драконами и паровозами, на безопасные увеселительные прогулки с ручными пулеметами не посылают. Да еще для сопровождения каравана в полторы сотни верблюдов с весьма мутным грузом. Файзулло знает, что когда-нибудь все умрут со стопроцентной гарантией, вопрос только в том - где и когда?

     Собственно обращаться с ручным пулеметом Файзулло обучил именно Ядгарр. Пулеметчиков в караване трое – в голове, в середине и в хвосте каравана. Файзулло включил в команду сопровождения каравана Мирза сафар-бий по личной просьбе Ядгарра.

     Вторым шайтан-мультуком повелевает караул-беги Мухаммад Иброхим-бек, из окружения Гиссарского бека, уроженец кишлака Кокташ, пришедший в караван с Карапушем. Тот самый Иброхим–бек, проживающий в доме купца Шавката Хусейна близ Мулло Турсунжон медресе в Бухаре, к которому у Ядгарра имеется пароль на случай крайней нужды. В повелители третьего шайтан мультука определили Мухаммадамина Хидоячи по рекомендации дервиша Даврона.

     Карабарс Тангрыбек-бий датхо поручил заняться обучением повелителей шайтан-мультуков именно Ядгарра и даже личным приказом отвалил по сотне патронов на каждого пулеметчика для практических стрельб.

     Термин практические стрельбы бухарской армии неизвестен в принципе, в виду отсутствия даже намека на таковые. То, что предводитель галбатырей дал такой приказ, было невиданным транжирством и наводило на мысли о важности предстоящих событий. И даже Файзулло нетрудно было понять, что караван загружен не хлопком и даже не грузом ценнейшего бухарского каракуля, не говоря уже о сладчайшем бухарском инжире и урюке.

     Еще ни один из караванов бороздивших просторы Срединной Азии не охранялся с применением ручных пулеметов. При выходе каравана из кишлака пулеметы не «светили», накрыв тонкими халатами, но как только вышли на караванный путь, сразу расчехлили на радость Файзулло и его коллег.

     Даже погонщики верблюдов, которым пообещали выплатить тройную ставку супротив обычной, занервничали, поглядывая на холодно поблескивающие воронением шайтан мультуки. И не напрасно занервничали – уж очень сомнительно их будущее

     Мирза Сафар-бий, Воспитатель наследника престола имел долгую беседу с Ядгарром перед выходом каравана из Караул-базара в путь без возврата. О безвозвратности экспедиции Мирза сафар-бий и предупредил дживачи галбатырей. Ядгарру была поставлена задача вопреки всем смертям остаться живым и вернуться к Воспитателю наследника, имея при себе кроки мест, в которых захоронены сокровища Эмира. Сведения о месте захоронения сокровищ не должны попасть в руки Карапуша, либо Даврона и не должны миновать рук Мирзы Сафар-бия Воспитателя наследника трона.

     Ядгарру предоставлялся полный карт бланш, вплоть до уничтожения Даврона и Карапуша, при необходимости, которым Эмир приказал, в свою очередь, уничтожить весь личный состав каравана, во избежание утечки сведений о месте, где укрыты драгоценности из сокровищницы династии Мангытов.

     От Караул-базара караван тронулся ранним утром, затемно, при свете вечных звезд, в течение тысяч лет указующих направление движения среди таких же вечных барханов пустыни. Путь лежал от кишлака «Караул-базаръ через каршинскую степь, в Карши, через Гузаръ и Яккобагъ и далее к кишлаку Лянгаръ», как значилось в имевшемся у Ядгарра документе под названием «Карта Туркестана и части русскихъ владенiй въ Средней Азiи составилъ Ю.М. Шокальскiй Масштабъ 1: 6.720.000 или в англ. дюйме 160 верст».

     От кишлака Лянгар караван уйдет в сторону Гиссарского хребта в Яккобагские горы. Есть там слабохолмистое плоскогорье на высоте более четырех тысяч аршин над уровнем моря, называемое Хан-тахта. Эмир со своим многочисленным харэмом и свитой ранее не единожды выезжал на отдых в Хан-тахту.

     Какое блаженство вдохнуть полной грудью свежего горного воздуха, окинуть взглядом заснеженные вершины Гиссарского хребта, зеленые арчовые рощи внизу под ногами, на берегах голубой ленты Кызылдарьи, испить ледяной воды из чистейших горных ключей.

     Плоскогорье испещрено множеством ущелий, расщелин, провалов и пещер. В таком месте можно надежно спрятать сотню караванов с различным добром. Что будет далее, ведает лишь Аллах. Ядгарр уверен, что ничего хорошего далее не будет. Назад вернутся не все, кто двинулся в путь из караван-сарая на окраине Караул-базара. Вернее сказать - не вернется никто.

     Роль начальника бошлиги в караване исполняет Карапуш, один из людей близкого окружения Эмира, подчиняющихся напрямую исключительно Сейид Мир Алимхану. Около Карапуша трутся трое ярко выраженных советников – не менее близкий к Эмиру дервиш Даврон с парой помощников.

     О Давроне в цитатели Арк шептали разное. Все, однако, сходились во мнении, что дервиш Даврон агент английской разведки. Связь с англичанами и поручения Эмира требующие особой конфиденциальности – сфера деятельности Даврона.

     С Давроном Ядгарру сталкиваться не пришлось, а вот с Карапушем дживачи галбатырей уже имел счастье пообщаться. После вежливого отказа померяться силами с Карабарсом Тангрыбеком дадхо, при следующем посещении Светлейший, «Тот, кого просят о милости», Эмир Алимхан привел с собой на кураш дойраси Карапуша.

     Эмир возжелал лицезреть единоборство нового инструктора галбатырей и личного приближенного к Сиятельному телу, не то хранителя тела, не то исполняющего обязанности тайного эмирского палача товарища Карапуша.

     Карапуш оказался, лицом, в известной мере, сведущим в единоборствах, на фоне других бухарских специалистов личной безопасности. Скорее всего, нахватался «тайной» бойцовской науки в «Поднебесной империи», где если не каждый первый, то уж каждый второй крестьянин, не говоря о городских жителях, мнит себя знатоком китайского бокса.

     Боксерское восстание отрядов гармонии и справедливости «Ихэтуань юндун» в Китае на переломе веков все еще на слуху. Нахвататься-то он нахватался, но довольно бессистемно, как-то, нахрапом, походя, без серьезного подхода, словно мальчишка, наблюдавший за тренировками мастеров китайского бокса в щелочку забора. Ядгарр допускал, что это именно так и происходило.

     Пришлось Ядгарру попыхтеть над Карапушем несколько дольше, чем над эмирскими галбатырями. Никто, никому, ничего не сломал, но вывалянный в пыли Карапуш покинул куруш доираси в расстройстве чувств, униженный тем, что поражение произошло на глазах Его Светлости Эмира Алимхана. Ядгарру сразу стало понятно, что он мастерски умело, приобрел еще одного непримиримого врага в лице Карапуша. И, случись им сойтись на узкой тропинке, да в темное время суток…

     И они сошлись на караванной тропе, правда до «тьмы» еще есть время, но совершенно ясно, что до финиша дойдет только один из них. Либо, либо! А посему, дживачи держится в караване поближе к Файзулло сего ручным шайтан-мультуком. Файзулло не выдаст - свинья не съест! Поперек седла, на бедрах Ядгарра лежит английский Бур - легендарная десятизарядная винтовка периода англо-бурской войны - Lee-Enfild образца 1895 года, а ладонь на рукояти маузера.

     Впрочем, до момента, когда будут готовы кроки мест, которые укажет Карапуш, Ядгарру ничто не угрожает. Как только кроки будут готовы, Красному хаджи придется приложить максимум усилий, дабы «темнота» не закрыла его очи навечно. Тем не менее, расслабляться не стоит. Жизнь любит выкидывать довольно занятные шутки в самое неподходящее время.

     Караван состоит исключительно из верблюдов. Согласно приказу Замаэтдинского бека, отвечавшего за подготовку каравана, лошадей не взяли даже для охраны. Путь предстоит по местам безлюдным, засушливым, не богатым подножным кормом для вьючных животных. Верблюд силен и вынослив, с полными горбами может обходиться довольно долго без корма и воды. Лошади же требуют постоянного ухода, и в таких странствиях в один конец, они еще та головная боль.

     Похоже, по достижении финишной точки экспедиции, в расход пустят не только погонщиков верблюдов и иже с ними, но и весь чванливый горбатый транспорт. Всё для сохранения тайны. Всё во избежание возникновения ненужных мыслей у местного населения при встрече, бредущих в разброд из неведомого откуда, в неведомое куда, десятков бактрианов и дромедаров без погонщиков и поклажи. Впрочем, откуда ему взяться, местному населению, в этакой глуши.

     Под звон колокольчиков на верблюжьей упряжипо каршинской степи бредет караван призраков. Очень скоро сокровища династии Мангытов будут погребены в тайных горных пещерах Яккобагских гор. У финишной ленты перед Эмиром с докладом предстанет лишь один из оставшихся в живых и, знающих истину о том, где сокрыты несметные сокровища. Но ненадолго. Лишь до того момента, когда Эмир узнает эту самую истину. Тайна остается тайной, пока она известна лишь одному человеку.

     Никто не знает кто таков этот последний носитель истины. Карапуш получил задание от самого Эмира и уверен, что он единственный уйдет целым и невредимым с кроками мест захоронения сокровищ. Даврон, видимо, также обнадежен Алимханом, что именно он исполнит роль вестника о местонахождении сокровищницы. Ядгарр получил недвусмысленные инструкции от Мирзы Сафар-бия.

     Однако никто не может быть уверен, что самый грязный, вонючий и бестолковый из погонщиков верблюдов, не является эмирским шпионом и не получил от Алимхана приказ перерезать кадыки Карапушу, Даврону и Ядгарру, а равно всем кто встанет на его пути.
Его задача доставить кроки лично в руки Эмира Алимхана ибн Абдуллахада и неминуемо пасть от руки душителя Кара Джаллада Азиза. Впрочем, и за жизнь Азиза, любимца эмира Алимхана, Ядгарр головой не поручится. Мало ли какой истиной разродится жертва в руках виртуозного мастера пытки Азиза.

     При любом раскладе, кто бы ни был в колоде джокером, бьющим тузов, этот последний и единственный должен снять исполненные кроки мест захоронения груза каравана с бездыханного тела дживачи галбатырей Ядгарра-хаджи Зайнуллина.
А, исходя из этого, кроки в полевой сумке дживачи должны быть такие, чтобы сам шайтан по ним не смог разобраться, где погребены драгоценности Алимхана. И знание Ядгарром этой истины дает ему шанс стать единственным оставшимся в живых… и не явившимся для доклада ни к Эмиру, ни к Мирзе Сафар-бию.

     Мало уйти целым и невредимым, а дело это очень непростое. Надо еще вернуться к своим, неся собственную голову на собственных плечах и кроки под панцирем булат-саута. Никогда караванщики не получат обещанную тройную оплату за прогон каравана в один конец. Никогда не вернется в Священную Бухару тридцать жягетов охраны. Солнце иссушит своим зноем их мертвые глаза меж скал плоскогорья Хан-тахта.

     О горе личному телохранителю, палачу и доверенному лицу Эмира Карапушу! О горе личному английскому агенту при персоне Эмира Алимхана дервишу Даврону с его двумя бледнолицыми помощниками, прячущими свои английские шпионские физиономии под грязными дервишскими колпаками и бородами! Уж очень хочется англичанам быть в курсе, где последний эмир династии Мангытов закопает свой грандиозный хамен с личным золотишком.

     О горе лично единоличному владельцу зарытых в предгорьях Памира сокровищ династии Мангытов! Его светлости бывшему Эмиру Бухары Сейид Мир Алимхану ибн Абдуллахаду не видать сокровищ Мангытов, как своих собственных не в меру оттопыренных ушей. Игра предстоит без выигрыша. Все играют и все проигрывают.

     Знатный байрам ожидает стервятников, шакалов и гиен Яккобагских гор. В меню будут только два, но весьма изысканных блюда – верблюжатина и человечина. Явства будут упарены испепеляющим солнцем предгорий Памира и приправлены бухарскими «поварятами» горячим свинцом ручных шайтан-мультуков Мадсена. О, эти чертовы балалайки, произведенные датской оружейной фирмой «Данск рекюльриффель синдикат»!

     Куча белых косточек каравана, канувшего в безвестность, костяки доблестных эмирских жягетов, с черепами высушенными жаркими ветрами долго еще будут пугать пустыми глазницами, случайно забредших в эту глухомань путников.

***

     Бесформенная куча обломков авиационной фанеры набранной из тончайшего березового шпона и обрывков перкаля ранее, насколько Ядгарр разбирался в технических конструкциях, была аэропланом Анатра ДС.

     Вторым названием аэроплана было Анасаль. Анатра ДС с двигателем Сальмсон производился на Одесском заводе аэропланов, основателем которого являлся один из родоначальников российской авиации, довольно толковый господин итальянских кровей, российский коммерции советник Артур Антонович Анатра.

     Ядгарру поначалу стало несколько не по себе оттого, что в небе над караваном из полутора сотен флегматичных верблюдов, посреди каршинской степи, ранее не видевшей подобных птиц, монотонно тарахтел аэроплан с красными звездами на перкалевых плоскостях. Аэроплан, верблюды, сундуки и хурджины, полосатые чапаны и цветные тюрбаны, шайтан-мультуки и зеленые сапоги с загнутыми вверх носами, допотопныемультуки погонщиков, все это вместе казалось полным сюрреализмом - иррациональной реальностью сновидения, а попросту абсурдом, бредом сумасшедшего.

     Аэроплан плавно спланировал на караван на высоте не более, чем сорок метров над землей, плавно покачивая плоскостями. Пилот в темном шлеме приветливо сделал отмашку кистью левой руки в кожаной перчатке. Погонщики бросились врассыпную с караванной тропы прочь от верблюдов. Задергались и жягеты из охраны каравана. И лишь верблюды брошенные погонщиками переминались с ноги на ногу, бесстрашно задрав головы вверх к невиданному краснозвездному чуду.

Аэроплан в течение нескольких секунд почти достиг середины каравана, когда пилот увидел движение наездника дромедара вздернувшего в небо ствол ручного пулемета. Двигатель Анасали взревел, многократно увеличив обороты, и фюзеляж резко дернулся, истерично вонзаясь носом в небо.

     Ручной пулемет датского оружейного конструктора генерала Вильгельма Германа Олафа Мадсена весьма трудно перепутать с посохом дервиша или тростью погонщика верблюда. Темп стрельбы 450 выстрелов в минуту, емкость магазина 40, 30, 25 и 20 патронов, под российский патрон 7.62х54R, прицельная дальность 1700 метров. Рожковый магазин, торчащий над стволом, делает его легко узнаваемым для всякого мало-мальски знакомого с военным делом человека.

     Не напрасно пулемет Мадсена на фронтах русско-японской и германской войн называли «Чертовой балалайкой». Кое-кто интерпретирует это название как ругательство. Ядгарр же уверен в том, что такое название это комплимент конструктору и фирме производителю пулемета. На сегодня Мадсен лучший ручной пулемет из всех существующих. И Чертовой балалайкой Мадсен прозвали именно потому, что воину с этим шайтан мультуком в руках, действительно сам черт не брат.

     Надо думать пилот Анасали, судя по всему, достаточно хорошо разбирался в существующих системах современных шайтан мультуков и не питал особого доверия к погонщикам верблюдов размахивающих этакими «Чертовыми балалайками», явно не с самыми доброжелательными намерениями. К сожалению, понимание пилотом этой истины несколько запоздало.

     Мадсен выплюнул длинную строчку хлестких звуков и вслед в разнобой захлестали винтовочные выстрелы жягетов с раскачивающихся горбов дромадеров. Двигатель аэроплана доселе с ревом рубивший пропеллером раскаленный воздух, разразился короткой икотой и затем захлебнулся раз и навсегда.

     В наступившей тишине стали слышны шлепки по воздуху, вращающегося по инерции пропеллера и шорох вспоротого пулями перкаля под напором ветра. Аэроплан заскользил вниз по воздушной горке, куда он успел забраться с работавшим двигателем, и с силой рубанулся в землю хвостом, сминаясь на глазах в кучу древесно-бумажного хлама. Двигатель при ударе сорвался с креплений и промчал внутри фюзеляжа, сминая собой тела пилота и летчика наблюдателя.

     Позже, при более близком рассмотрении, Ядгарр, в переломанном двигателем окровавленном летнабе, признал военспеца разведывательного управления Штаба Туркестанского фронта РККА. Того самого, провожавшего безымянного дервиша на границе с Бухарским эмиратом и благословившего его на безнадежное дело троекратным крестным знамением в спину.

     Пилота Ядгарр ранее никогда не встречал. Жягеты долго суетились в обломках аэроплана, вынося и обыскивая тела пилота и летнаба, затем отодрали от обломков фюзеляжа турель с пулеметом Льюиса и вынесли коричневую сумку из грубой свиной кожи с патронными дисками.

     Ядгарр прибрал поближе снятый с аэроплана пулемет, раскинул на тряпице на запчасти, проверил, собрав, щелкнул спусковым курком вхолостую, и, удовлетворенно цикнув зубом, приторочил Льюиса и брезентовую суму с дисковыми магазинами к седлу своего дромедара.
Судя по всему, за Ядгарром в Бухаре кто-то наблюдал. Стоило дживачи исчезнуть из поля зрения наблюдателя, как весточка об его исчезновении птицей улетела в штаб Туркестанского фронта. Птицей, скорее всего, в буквальном смысле слова.

     Среди бухарцев немало любителей, страдающих заразной любовью к голубиным полетам, содержащих на подворье за глиняными дувалами голубятни, почти такие же, как и в Астрахани. Даже сам Эмир Сеид Мир Алимхан грешен этой любовью и не прочь лично с пересвистом погонять голубей над летней резиденцией Ситораи Мосха.

     Летит себе голубь по своим птичьим делам, ничей глаз не тревожит, неся привязанную к лапке шифрованную весточку. Нет до него никому дела. Мало ли каких пташек порхает по Бухарскому эмирату в поисках какой-либо насекомой козявки на поживу?
Вот в разведывательном управлении, получив весточку, и решили направить спеца из разведки на аэроплане пощупать, что к чему здесь в каршинской степи. Время исчезновения Ядгарра с бухарского горизонта примерно известно, скорость каравана для доблестной разведки красных тоже не секрет.

     Для того чтобы определить примерное направление и дистанцию, на которой необходимо искать караван не надо обладать семью пядью во лбу и знаниями в области высшей математики. Только вот пилот несколько маху дал. Не гадал он, не чаял, бедняга, что жизнь его, вот так запросто, вопреки соображениям секретности, вопреки всякой логике, безбашенный Мухаммадамин Хидоячи, этот выкидыш пьяной бухарской верблюдицы, перечеркнет свинцовой плетью шайтан-мультука.

     А в середине каравана Карапуш уже хлещет со сноровкой опытного мечника тяжелым посохом дервиша по голове, плечам, спине незадачливого, прикрывающегося ручным пулеметом, Мухаммадамина Хидоячи, чудом не провалившего секретную операцию эмира Бухары.

     Разносятся на всю округу с брызгами слюней самые соленые ругательства сартов – набор наименований сокровенных женских, мужских, ослиных и верблюжьих частей тела, вперемежку с жесткими оценками умственных способностей жягета с лицом грабителя караванов. Слова недостойные рта достойного человека. Впрочем, для раздвоенного языка такой ядовитой гюрзы, как тайный эмирский палач Карапуш, грязный поток словесной мерзости весьма в пору.

     Помнению Ядгарра, все справедливо и по заслугам. За такой промах Даврон может забить виновного до смерти своим посохом. А ну, как не попал бы Мухаммадамин Хидоячи в аэроплан очередью из Мадсена? Допустим, жягет просто промазал, и пилоту удалось увести аэроплан целым и невредимым и доставить информацию о странном, тяжелогруженом караване в полторы сотни верблюдов в сопровождении пулеметов?

     Только совсем тупой ишак не понял бы, в чем тут дело. А ведь в штабе Туркестанского фронта недоумков большевики не держат. У них там половина личного состава бывшие царские офицеры с академическим образованием и опытом русско-японской и германской войн. У командарма Фрунзе в распоряжении одиннадцать аэропланов, в их числе даже один четырехмоторный Илья Муромец.

     Навалились бы всей воздушной ватагой разом, закидали бомбами с гранатами, да на бреющем полете свинцом из пулеметов напотчевали. А потом, чего проще? Приземляйся - кругом ровная, как стол каршинская степь. Разгружай хурджумы с расстрелянных верблюдов, да собирай эмирские драгоценные цацки в аэропланы. За пяток рейсов всю эмирскую казну уволочь на свою сторону можно.

     И все было бы не зря, будь пилот дальновидней и осторожней. А так все пошло прахом. Не стало двух толковых людей, нет аэроплана – сгинули неизвестно где. Какая досада! И тяжесть задачи навалилась на плечи Красного хаджи усиленная чувством дикого одиночества в этой массе враждебных людей и равнодушных верблюдов.

     Одинокий татарский Д’Артаньян. Один за всех. И где все те, которые за него? По другую сторону баррикады. Остается надеяться разве что нарыжего, флегматичного дромедара под ягодицами Ядгарра, да на возможного друга Файзулло.

     Пройдут десятилетия. А кости пилотов, объеденные шакалами, высушенные ветрами, отполированные песчаными бурями, так и будут белеть близ караванной тропы. И никому не будет дела до того, чьи это кости и по какой причине два черепа в кожаных шлемах оказались здесь. И дети и жены этих, в общем-то, еще не старых людей, никогда не узнают, где они нашли свой конец и каков он был.

     Ядгарр отхлебнул из небольшого бурдюга овар верблюжьей колючки, хорошо утоляющий жажду. Он никогда не думал раньше о смерти. Нет, были у него на германской мысли касательно своего будущего, особенно перед боем. Удастся ли выжить в бою без последствий, либо, получив рану, или просто,приняв пулю или плоский маузеровский штык-нож в грудь, лишиться жизни.

     Только сейчас, глядя на изломанные тела пилотов, он задумался о том, что будет с ним, если он погибнет. Странный вопрос – что будет с ним, если он погибнет? Даже не если, а когда он погибнет. Что будет с ним после смерти? Куда денутся его мысли, мечты, желания? Ведь они есть в нем и когда его не станет должны же они куда-то деться, где-то существовать. Не может же все это исчезнуть, как туман под солнцем - абсолютно в никуда.

     Пожалуй, у него не было страха смерти, а было острое любопытство – как это все будет, когда его не станет? Как все будет потом? Ядгарру как-то не приходило в голову, что потом может ничего не быть. Ничего! Просто ничего! Пустота…

     А если пустота и небытие - нигде, ни в чем, никогда? Зачем тогда Аллах? Зачем Иисус и Будда? Ведь не может же быть, что миллионы людей верят в существование Аллаха, совершают хадж в Каабу, ведут праведную жизнь, надеясь попасть в джаннят после судного дня киямат, итрепещут пред огнедышащими ифритами и джинами в джаханнаме, распростершими свои жгучие объятия навстречу закоренелым грешникам.

    Миллионы! И все это на пустом месте, без всяких на то оснований? Этого просто не может быть. Даже если бы всего этого и не существовало, на вере миллионов оно просто обязано возникнуть, это ПОТОМ… там, за гранью жизни и смерти.

     Ядгарра беспокоили эти мысли. Да, он, безусловно, Красный хаджи, но все-таки хаджи. Или все-таки Красный!? Да красный, но вверяет свою судьбу Аллаху. Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин, Председатель ВЧК Дзержинский, командующий туркестанским фронтом Фрунзе, начштаба Шпилько - они просто люди. Они просто люди и они очень далеко. Сейчас они ему не помощники. Только Аллах способен помочь Ядгарру в данной ситуации. Надеяться можно только на Аллаха... и чуточку на Файзулло. Ведь можно быть и красным и вверять себя воле Аллаха…

***

     Чем это ущелье глянулось Карапушу, было не совсем понятно. Вероятно, было это какое-то наитие. Так кошка, войдя в новый дом, побродив изрядно по комнатам, подспудно выбирает местечко наиболее пригожее для нее и более уже ему не изменяет. Ровно такое же, как и десятки ущелий, мимо которых караван прошел, не останавливаясь, или с остановкой на осмотр их. Ровно такое же, как десятки тех, которые еще находятся впереди, если следовать в поисках укромного местечка для сокровищ Эмира далее.

     Щель эта горная, была словно небесной молнией зигзагообразно выжжена в черном граните взмывающей вертикально вверх горы. Шириной у основания, едва достаточной для прохода одного дромедара с поклажей и высотой не более пяти саженей, выше она сужалась до одной сажени, вертикально уходя в небо.

     Со стороны казалось, что это просто вход в пещеру. Края ущелья, уходящие вверх, создавали при взгляде под углом впечатление цельной монолитной стены. Лишь бросив взгляд строго напротив входа, можно было понять, что это не вход в пещеру, а узкая высокая щель, убегающая под самые небеса и ведущая в сокровенное пространство скрытое горой от глаз зрителя.

     Карапуш с половиной десятка гвардейцев джиляу сам проехал в зев ущелья и отсутствовал более трёх часов. Ущелье простиралось на час езды верхового верблюда внутрь горы, всамом широком месте не более полусотни саженей в ширину. Вертикальные стены ущелья источены десятками отверстий ведущих в пещерына различной высоте над дном ущелья, подобно срезу традиционного швейцарского сыра эмменталь. Другого выхода ущелье не имело и заканчиваясь тупиком из отвесных стен.

      Пещеры, куда перемещалась поклажа каравана, выбирал сам Карапуш, руководствуясь известными только ему мотивациями. Всего он выбрал пять пещер, две слева и три справа, в последней трети ущелья, в отвесной скале на высоте десяти - пятнадцати метров над дном ущелья.

     В каждую пещеру по отвесной стене, используя специальное снаряжение, Карапуш поднимался первым, настраивал страховку, поднимал в пещеру погонщиков для перегрузки поклажи в пещеру. Десяток погонщиков разгружали верблюдов и доставляли к основанию стены под входом в пещеру. Другой десяток погонщиков поднимали хурджины и сундуки на веревках в пещеру и укладывали их там.

     В каждую пещеру поднимали и укладывали поклажу с двадцати верблюдов. Обрывистые вертикальные гранитные стены исключали всяческие фантазии о возможности преодолеть их без основательных специальных навыков добротного альпинистского снаряжения.
Охрана каравана осталась у входа в ущелье. С собой в ущелье Карапуш загнал весь караван с погонщиками. Помимо погонщиков в ущелье с Карапушем вошли пара гвардейцев джиляу, Даврон с английскими лжедервишами, Ядгарр и тройка повелителей шайтан мультуков с Мадсенами в руках – Мухаммад Иброхимбек, Файзулло и Мухаммадамина Хидоячи.

     Трудились над сокрытием сокровищ пять суток, - ровно сутки на каждую пещерку. Сам подъем поклажи в пещеру много времени не занимал, всего-то порядка 280-300 пудов. А вот укладка стены, отгораживающей уложенный груз с каравана от входа в пещеру, был процесс трудоемкий и занимал львиную долю времени. Спешка нужна при ловле блох, захоронение эмирской сокровищницы не терпит суеты.

     Днем тройка с пулеметами контролировала подходы к пещере и процесс переноса поклажи. Погонщики, которым было объявлено, что караван доставил в ущелье оружие, для создания базы на случай экстренного ухода из Бухары, тем не менее, все более и более нервничали, усматривая в чрезмерной секретности некую угрозу для себя.

     Ядгарр вместе с Карапушем принимал груз наверху в пещере и записывал номера хурджинов и сундуков кистью поднятых в пещеру, указывал куда, и в каком порядке складывать груз. Номера на сундуках и хурджинах были нанесены ранее чьей–то заботливой рукой еще в подвалах цитадели Арк. Все было заранее и довольно толково продуманно.

     Надо думать, перечень с нумерацией и описанием содержимого, хранилась где-нибудь в драгоценной шкатулке под рукой Опоры ислама. Ядгарр чертил кроки для каждой пещеры, куда складировались хурджины и сундуки каравана. Даврон с парой своих дервишей контролировал процесс внизу у верблюдов, во избежание утечки тонкой струи золотых монет за пазухи бурнусов погонщиков.

     На ночь, после ужина, все погонщики, Карапуш и Давронс двумя дервишами поднимались в пещеру и оставались в ней до утра. Внизу подвыходом из пещеры постоянно дежурили парами, разделив ночное время на парные караулы - Мухаммад Иброхимбек в паре с гвардейцем, Мухаммадамин Хидоячи со вторым джиляу.

     Ядгарру выпала третья, предутренняя караульная вахта в паре с Файзулло. Один мадсен был постоянно направлен в сторону входа в ущелье, а другой в сторону пещеры, где ночевали погонщики верблюдов.

     Карапуш частенько в дневное время подходил к Ядгарру и, взяв кроки, тщательно сверял в окружающей обстановкой, пытаясь убедиться, что дживачи рисует именно то, что Карапуш видит своими глазами, а не лживые картинки не соответствующие истине. Убедившись, что схемы совпадают с наблюдаемой объективно красой горной природы накакое-то время оставлял Ядгарра в покое до следующей пещерки.

     Ядгарр демонстративно укладывал на глазах Карапуша оригинал в полевую офицерскую сумку. У дживачи было достаточно времени, чтобы в отсутствие Карапуша, изготовить дубликат. Дубликаты Ядгарр закладывал в сафьяновый хамён на груди, под булат-саут изготовления кузнеца Назар-бобо. Перед выгрузкой сокровищ в последнюю пятую пещеру, Ядгарр пододел булат-саут под бурнус и с тех пор, в ожидании развязки, не снимает его.

     Оригиналы Ядгарр-хаджи рисует истинные, как учили на занятиях топографии во Второй Тифлисской школе подготовки прапорщиков и недоверчивый Карапуш в любое время может убедиться в истинности схем расположения конкретной пещер с заложенными в них ценностями.

     Подвох со стороны Ядгарра состоит в другом – путь каравана к ущелью несколько подкорректирован и ущелье, прорисованное на схеме пути, от ущелья с реально заложенными в пещерах сокровищами находится на довольно значительном расстоянии.

     А ущелий таких в Яккобагских горах неисчислимое множество и найти его не имея правильного маршрута практически невозможно. Если, рассуждать,строго подходя к вопросу, искатьбудут очень старательно, место это найти можно. На это уйдет очень много времени, но только в том случае, если искать будет человек побывавший здесь. Логика, однако, подсказывает Ядгарру, что дней десять спустя ни один человек, из присутствовавших при сокрытии драгоценностей, среди живых числиться не будет. Таковы реалии жизни.

     Правильно указанный маршрут к ущелью в единственном экземпляре лежал в хамёне на груди Ядгарра. Карапуш уже контролировал фальшивую схему с маршрутом каравана, но если в случае со схемами нахождения пещер ему было с чем сравнивать рисунок, то в случае с маршрутом каравана такой возможности не было, а посему маленькую фальш размером в три десятка верст в данной картинке узреть было весьма затруднительно.

     Проставив в списке номер очередного поднятого в пещеру со дна ущелья хурджина, Ядгарр повернулся вполоборота к входу в пещеру на звук шагов и на фоне ярко освещенного входа увидел массивную фигуру Файзулло. Из отверстия ствола направленного на Яджгарра наганатрижды сверкнуло слепящее пламя.

     Троекратный удар сопоставимый с наездом мчащегося на всех порах паровоза швырнул Ядгарра на стену пещеры, головой об ее неровную поверхность. Ядгарр еще почувствовал липкость потока крови заливающего лицо и успел подумать о Файзулло: «сел таки на гюрзу». Последнее, что увидел дживачи в сумраке пещеры, было склонившееся над ним лицо Файзулло с торжествующей улыбкой на губах. Потом Ядгарра накрыла тьма…

     Файзулло вытер рукой пот со лба и сдернул с тела «легкого железного штабс капитана» полевую сумку и кобуру с маузером. Затем гигант, пошарив на поясе Ядгарра, срезал пчаком туго набитый золотыми червонцами хамён изрядного размера. Хамён «Акидан шайтан арба» бережно засунул глубоко за пазуху халата, ремень маузера перебросил через голову и, вскрыв полевую сумку, убедился, что бумаги с выполненными Ядгарром схемами и карта на месте.

Затем жягет почесал левой рукой шрам от ножа Ядгарра над кадыком и, злобно сверкнув глазами, плюнул на тело дживачи. Залитая кровью голова Ядгарр-хаджи безвольно мотнулась под ударом зеленого шагреневого сапога. Скрипнув зубами галбатырь произнес: «Посмотри мне в задницу, Темир ко’л! Достаточно ли я красив внутри? У кого из нас седалище крепче? Сдохни, паршивый шакал!». Распустив шнурок на штанах иштон, Файзулло с недоброй улыбкой на устах пустил струю на залитое кровью лицо своего командира…

***

     Пройдет три часа и Файзулло с Мухаммадамином Хидоячи, дождавшись, когда погонщики каравана выложат из камней стену между входом и сложенными в последней пещере хурджинами и сундуками с сокровищами, расстреляют всю караванную братию из шайтан-мультуков Мадсена без всякого сожаления.

     Поняв в последний момент, что их ожидает, погонщики кинутся на своих убийц с ножами, но будет поздно. Мохаммад Иброхимбек, поняв, чем закончится экспедиция в долгосрочной перспективе для всех ее участников, снимет с верблюда Карапуша хурджум с альпинистским снаряжением, уйдет в конец ущелья и поднимется там в одну из пещер, на недосягаемую без специального снаряжения высоту отвесной стены. Обнаружив отсутствие Иброхимбека, Карапуш прикажет жягетам достать Иброхимбека изпод земли под угрозой смерти. Поиски, однако, будут тщетными.

     Пройдет всего два дня после расстрела погонщиков каравана. На ночной стоянке верный гулям Эмира Файзулло, отужинает превосходным на вкус Чайханским пловом.Плов будет приготовлен самим Карапушем, в честь удачного выполнения задания Светлейшего Эмира Алимхана. Пара полных пиал араки дополнит вкусовое удовольствие доставленное пловом.

     Вкуснейший Чайханский плов будет приправлен малой толикой совершенно замечательного, не дающего «осечек» растительного яда. Через все природные отверстия жягета Файзулло извергнется наружу вся его пенная и зловонная внутренняя «красота». Приступы жуткой боли в животе будут скручивать Файзулло в бараний рог и зрелище, сей внутренней «красоты», будет чрезвычайно омерзительным, не говоря уже об оскорбленном ею обонянии.

     Смотреть на эту красоту будет некому, если не считать её творца Карапуша. Аллах всеведущ и вездесущ, он знает, как наказывать своих адептов за предательство и коварство. И отлетит, корчась и содрогаясь от ужаса и стыда за деяние своего хозяина, душа коварного Файзулло в исламский ад джаханнам, под копыта огнедышащих шайтанов и джинов.

     Такая же жуткая участь постигнет всю охрану сгинувшего каравана, а также Мухаммадамина Хидоячи, дервиша Даврона и двух его молчаливых английских собратьев по шпионскому ремеслу. Карапуш, смиренно прикрывая концом чалмы, проконтролирует всех своих соратников, вспоров их кадыки кинжалом в драгоценных зуммурудах, экспроприированным из сокровищницы Эмира Алимхана.

     Бренное тело жягета Файзулло, испустив дух, долго еще будет смотреть остекленевшими глазами вслед удаляющемуся одинокому дромедару, груженому бурдюками с отваром верблюжьей колючки и парой пронумерованных хурджинов из сокровищницы, с раскачивающимся в седле Карапушем - караван баши бесследно растворившегося в Яккобагских горах золотого каравана.

     Ровно через семь дней, Карапуш, явив Светлейшему Эмиру Сейид Мир Алимхану доклад о проделанной в Яккобагских горах работе, в купе с пачкой схем и картой с маршрутом к сокрытым сокровищам, встретится со своей судьбой. Личный порученец Эмира зависнет на дыбе, в позе порхающего самца колибри, над жаровней с раскаленными углями, в подвале зиндана у товарища по ремеслу беспощадногоКара Джаллада Азиза.

     Суча над углями жаровни горящими пятками, и, воя от боли в вывернутых дыбой на изнанку суставах порученец горько пожалеет о снизошедшем в свое время на него доверии Светлейшего властителя Бухары. Поминая одновременно Аллаха, Иблиса и Шайтана, Карапуш под пыткой поведает Азизу всю свою подноготную, начиная от самого своего рождения, вплоть до похищенных им из сокровищницы династии Мангытов двух хурджинов с золотыми тилля и кинжала украшенного зуммурудами.

     Избавление от бесконечной боли придет лишь после того, как Карапуш подтвердит под пыткой раскаленным до бела металлическим прутом истинность кроков с расположением пещер и схемы маршрута каравана.Он так и останется висеть в подвале гостеприимного бухарского зиндана над жаровней на всю ночь, но уже с затянутой на шее удавкой.

     Такова воля Светлейшего Эмира Алимхана - Кара Джаллад Азиз ни в коем случае не должен пролить крови личного порученца Эмира. Кара Джаллад Азиз и сам не переносит грязи на своем рабочем месте.

     Утром следующего дня любимца Светлейшего Эмира, Кара Джаллада Азиза найдут в его постели умершим от расстройства работы печени. По слухам, печень давно мучала, злоупотреблявшего злой водой шар’аб и аракой палача Азиза.

     Выяснится, что предыдущей ночью работа печени Азиза расстроилась чрезвычайно, из-за вонзенного в нее огромного ножа для шинковки капусты и лука, принадлежащего варщику плова Ахмат-Улле из дома напротив.

     Сарбазы, бросившиеся на поиски убийцы, вскоре найдут варщика плова Ахмет-Уллу за дувалом соседнего дома с перерезанным от уха до уха горлом. Светлейший Эмир Сейид Мир Алимханзнает, как отблагодарить своих подданных за надежность и преданность.

В сей же день 29 августа 1920 года, поутру над Бухарой снова проплывет, дружелюбно покачивая краснозвездными крыльями, четырехмоторный аэроплан «Илья Муромец». На стены цитадели Арк упадут первые авиационные бомбы. Туркестанский фронт, ведомый Красным командармом Фрунзе, лязгая железом бронепоездов, громыхая копытами конницы и каблуками пехоты, двинется в сторону Священной Бухары…

***

     Сознание вернулось красным фоном солнечного света рвущегося черезтонкую пелену век. Было очень больно. Не от света. Боль сверлила в затылке, на шее, в левом бедре, правом боку и при каждом вдохе во всей грудной клетке. Похоже, ребра были сломаны и по ощущениям сломаны все до единого, и каждое в нескольких местах.

     В ноздри пахнуло дымком от горящего в очаге саксаула. Ядгарр с трудом открыл правый глаз, веки левого глаза слиплись под тонкой пленкой засохшей крови, пришлепнутые гематомой, и сил открыть их не было. Солнце ударило остро отточенным лучом прямо в приоткрытый глаз из-за распахнутого покрывала на входе в юрту. Стало больно еще и в глазах, на самом их дне и чуть глубже за ними, у затылочной кости черепа.

     Правый глаз покрылся обильно набежавшими слезами, а затем веки над радужкой зрачка захлопнулись, выдавливая слезу на щеку. Тело погрузилось в глубокий омут, наполненный со всех сторон болью. Болью не резкой, терпимой, но глубокой, нудной, тянущей и повсеместной.

     Превозмогая боль дживачи медленно начал красться указательным и безымянным пальцами правой руки вдоль тела, вернув назад правую, проделал такое же путешествие левой рукой. Он лежал под легким лоскутным одеялом абсолютно голый. Только левое бедро, грудная клетка и правый бок через живот были плотно перетянуты широкой хлопчатобумажнойдомотканой лентой.

     По звукам было понятно, что кто-то, согнувшись, вошел в юрту и опустил полог над входом. Перед смеженными веками правого глаза лежавшего дживачи, через маленькую щелочку, словно в тумане, замаячило в сумраке юрты женское лицо. Затем мягкие тонкие прохладные пальцы ощупали покрытые испариной лоб и щеки Ядгарра.

     Успокоенный прохладой кумыса из женских рук, мягкостью ладонина лице, обтирающей влажной тряпицей кожу Ядгарр попытался вспомнить кто он. И не вспомнил. Попытка понять, где он тоже не удалась. От напряжения в висках у Ядгарра неистово застучало, и он медленно канул в беспамятство.

Сокровища Мангытов. Ташкент. Год 1921. Январь

                                                                                                       Эмир без родины жалок и ничтожен.
                                                                                                       Нищий, умерший на родине – воистину эмир.

                                                                                                       Эпитафия на могиле Бухоро Амири
                                                                                                       Сейида Мир Алим Хана.

      22 декабря 1920 года натужено пыхтящий клубами пара и черного дыма паровоз под пронзительный гудок втянул к перрону вокзала железнодорожной станции Ташкент состав из одного пассажирского и десятка товарных вагонов. На паровозе и вагонах гроздьями висели десятки вооруженных красных бойцов, в дополнение к десятку станковых пулеметов расставленных на крышах вагонов и куче угля в угольном тендере паровоза.

     На этой исходящей клубами дыма шайтан-арбе члены Государственной комиссии по учету ценностей Бухарской Народной Советской Республики Хайрулла Мухитдинов и Хол-Ходжа доставили и сдали на хранение в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР ценности, ранее принадлежавшие бухарскому эмиру.

     По факту сдачи ценного груза Государственная комиссия составила соответствующий Акт, в двух экземплярах. Один экземплярбыл передан в Комиссариат финансов Туркестанской республики, а второй – в Назират финансов Бухарской Народной Советской Республики.
И никто не заметил, как после выгрузки эшелона, когда основная масса охраны схлынула вслед за грузом, вместе с десятком максимов, из последнего товарного вагона вышли двое. Это были мужчина в национальном одеянии сартов, в бурнусе с капюшоном на голове поверх зеленой чалмы и женщина в хиджабе.

     Пара явно не желала, чтобы посторонние обратили на них внимание. Никто, собственно, на них и не отвлекался. У вокзала происходили вещи куда более интересные – груз, прибывший с эшелоном, встречал весь личный состав Ташкентской Чрезвычайной Комиссии.

     Спустя две недели после этого события, таинственная пара, мужчина все в той же чалме и бурнусе, и женщина в хиджабе отбыли поездом с Ташкентского вокзала до Красноводска. Согласно выданного мандата, временный уполномоченный Ташкентской Чрезвычайной комиссии,товарищ Зайнуллин Ядгарр Ахкамович, с одним сопровождающим следует по маршруту Ташкент- Красноводск - Астрахань.

     Сзади к мандату была прикреплена справка об участии временного уполномоченного Ташкентской ЧК Ядгарра Зайнуллина в обнаружении, изъятии из тайников и доставке в Ташкент золотого запаса Бухарской Народной Советской Республики ранее принадлежавшего свергнутому Эмиру Бухары Сейид Мир Алимхану. Ниже подписи председателя Ташкентской ЧК ярко пламенела красная революционная печать.

     В хурджуме временного уполномоченного Ташкентской ЧК, кроме вещей невесты, лежал завернутый в хиджаб Бодомгул наградной пистолет Борхардт-Люгер, артиллерийская модель LP 08 - 1913 г. с длинным стволом, в деревянной кобуре-прикладе.
Пластина тонкого золота во всю площадь левой щечки пистолетной рукояти, украшенная восточной вязью, гласила мелкими, аккуратными буковками на русском языке: «Красному кахрамону Я. Зайнуллину за личную храбрость от С.Н.Н. Б.Н.С.Р. Январь1921г.».

      В том же хурджуме, рядом с мандатом покоилась еще одна важная бумажонка, также расцелованная пламенной революционной печатью. В ней подтверждался факт награждения именным оружием Ядгарра Зайнуллина от имени Совета Народных Назиров Бухарской Народной Советской Республики. Награждение произведено за проявленную личную храбрость при участии в проведении операции по обнаружению и экспроприации золотого запаса бывшего эмира Бухары.

      Ядгарр и Бодомгул стояли, опершись на деревяннуюперекладину поперекпространства слегка, на ладонь приоткрытой дверитоварного вагона. В вагоне, враскаленной до вишневого цвета буржуйки с гудом и треском горели дрова, присыпанные сверху углем. Солнце в щелке приоткрытой двери поднималось от земли, только вынырнув из-за горизонта в предутреннем мареве.

     Крупинки несгоревшего угля из паровозного дыма залетали в приоткрытую щель и не больно секли Ядгарра по лицу. Насыпь внизу под вагоном головокружительно быстро летела в щели у деревянного вагонного пола под перестук чугунных колес и мельтешение деревянных шпал.На левом плече комвзвода висел видавший виды хурджум, а за правую его руку цепко держалась Бодомгул, молоденькая сартская красавица, свежая, словно только что распустившийся цветок миндаля.

     У раскаленной буржуйки матросик с шальными глазами, в черных бушлате и клешах, телепая черно-оранжевыми георгиевскими ленточками на бескозырке, закопченным донельзя совком подкидывал в распахнутый зев буржуйки уголька. Широко улыбнувшись Ядгару и Бодомгул, он весело ругнулся «и в Бога, и в душу» и потребовал от граждан освобожденного Востока, немедленно «задраить, к разэтакой матери», вагонную дверь и «не морозить кубрик студеным Ташкентским норд-остом»…
продолжение следует...