Окунаясь в реальность

1

Мы познакомились в поезде: я приезжал на два дня в Лозовую по вопросам бизнеса, и вечером, возвращаясь обратно в Киев, обнаружил в своем купе двух пассажиров: мужчину и девушку. На мужчину я не обратил внимания, а девушка запомнилась красивой фигурой и лицом, которое уродовал деформированный лицевой нерв: когда девушка разговаривала или улыбалась, правая часть рта сильно кривилась. У меня даже промелькнула мысль: «Вот так всегда: или красивое лицо на заплывшей фигуре, либо уродливая внешность при отточенной фигуре». Я поздоровался, постелил постель на второй полке и лег спать. В тот период времени я довольно часто совершал вояжи на поезде из Киева в Лозовую и обратно. Поезд Луганск-Киев был очень удобен: я садился в Лозовой в 23.00, а в восемь утра был уже дома, в Киеве. С соседями по купе я никогда не знакомился, так как за день сильно уставал и, садясь в поезд, думал только о сне.

Разбудил меня телефонный звонок: поезд стоял на какой-то станции, а звонили девушке, которая спала на нижней полке. Сквозь сон я слышал нежные, ласковые слова, которые девушка произносила вполголоса; через раз повторяющееся: «Да, любимый», «Целую тебя», «Я люблю тебя». Эти слова в купе, в котором ехали посторонние мужчины, были так некстати, так резали слух, что во мне пробудилось раздражение. В свои тридцать восемь лет, я знал, что действительно сокровенные чувства всегда интимны и спрятаны от посторонних глаз. Частое использование такого слова, как «любовь», лишает его возвышенности и святости; становится привычным, приземленным и, как правило, не несет в себе той истинной смысловой нагрузки, которую вложили в него русские классики: Пушкин, Лермонтов, Есенин, Бунин, Чехов и другие.

Чтобы не слышать это бравирование святыми словами и как-то унять внутреннее раздражение, я встал и вышел в тамбур. Слово «любовь» в повседневном, бытейском контексте, все равно, что упоминание Бога в пьяной компании, играющей в азартную игру на деньги. Я решил переждать разговор в тамбуре, изначально понимая, что на этот раз мне пришлось ехать с глупой, развращенной представительницей современной молодежи. На таких я насмотрелся в университете, где читал курс лекций по философии образования, да и в повседневной жизни: они как назойливые мухи всегда окружают состоятельных мужчин.

Уже светало. Я сходил, умылся, привел себя в порядок. Когда вернулся в купе, уже все встали и пили чай. До Киева оставалось около часа езды.

Я сел возле двери и попытался еще раз проанализировать планы на текущий день, но помешала девушка, которая, улыбнувшись, поинтересовалась:

– А вас как зовут?

Я представился. Она тоже назвала свое имя, которое я тут же забыл. Я еще раз обратил внимание на ее улыбку – такого уродства я давно не видел. Вскользь рассматривая ее лицо, я заметил, что в ходе разговора или улыбки, перекошенная часть рта обнажала зуб, в который был вмонтирован осколок бриллианта. Я сразу вспомнил Сережу, своего товарища из Киева, которого любые уродства сильно впечатляли. Он наверняка побоялся бы входить в наше купе и ночевал в тамбуре.

Несмотря на мое показное нежелание участвовать в разговоре, девушка не оставляла меня в покое, задавала вопросы, на которые я не мог не ответить.

– Вы милиционер?

– Нет.

– А чем вы занимаетесь?

– Бизнесом.

– А каким бизнесом?

– Разносторонним.

Это походило на допрос, но я не хотел выглядеть неучтивым, особенно с человеком, которого судьба обделила красотой лица.

– А какой это разносторонний бизнес?

– Сельское хозяйство, ночные клубы и другое.

– У вас есть ночной клуб?

– Да.

– В Киеве?

– Под Харьковом. В Киеве своего клуба нет, но есть заведение, в которое вложено немного денег.

Мне был не удобен этот разговор, потому что девушка показательно стала игнорировать второго пассажира. Видимо его достижения в жизни были менее значительны, поэтому барышня полностью переключилась на меня, хотя в моей памяти был свеж след от их милого разговора друг с другом, когда я впервые вошел в купе, и когда даже подумал, не женаты ли они.

– А дискотеки в вашем заведении проводятся?

– Да.

– И вы можете сделать пригласительный билет?

– Да.

Видимо второму пассажиру стало до такой степени неудобно, что он вышел. Девушка наклонилась ко мне и попросила:

– А вы не дадите номер своего телефона, а то при нем неудобно спрашивать?

Это было настолько нагло, неожиданно, что я растерялся. Я старался не смотреть на ее лицо, но фигура, несмотря на маленькую грудь, была очень хороша: большая задница, ножки в обтянутых джинсах, хрупкие плечи. Я понимал, что передо мной сидит обыкновенная попрошайка, возможно, проститутка, но что я терял? Возможно, она на один день развлечет киевский круг моих знакомых…

Я с неохотой продиктовал номер своего мобильного телефона. Она попыталась навязать мне свой, но я только сделал вид, что записал его. Не нравились мне эти быстрые знакомства, да еще в поезде.

От дальнейшего разговора нас избавил пассажир: он снова вошел в купе. Девушка, видимо, получив желаемое, оставила меня в покое, и я спокойно доехал до Киева. Поездом я ездил не часто, только последнее время, после того как, заснув за рулем «Мерседеса», чуть не разбился. Но это впервые со мной так навязчиво знакомился противоположный пол.

2

О своем приключении в поезде я вспомнил только за обедом, когда Сережа начал расспрашивать меня о том, что нового произошло за те три дня, которые мы с ним не виделись.

– Да мы с тобой обо всем по телефону говорили, каждый день минимум по пять раз общались.

– Так что, ничего нового не расскажешь?

– Да все по старому, разве что с барышней в поезде познакомился, странная, но тебе, возможно, понравится.

Сережа был намного моложе меня, ему исполнилось двадцать четыре года. Из богатой семьи, сам видный, высокий, стройный, умный – он всегда производил на женщин неизгладимое впечатление. Он действовал на них как удав, под пристальным взглядом которого они забывали обо всем: о мужьях, детях, скромности, о своих принципах. Я неоднократно был свидетелем того, как видные, на мой взгляд, незаурядные женщины, после нескольких часов знакомства с Сережей отдавались ему и в постели делали такое, чего никогда в жизни не могли позволить себе с мужьями. Некоторых он заставлял заниматься сексом втроем, приглашая одного из своих товарищей; некоторых унижал до такой степени, что женщина теряла свое лицо и превращалась в марионетку, пресмыкаясь перед ним.

Я долго не мог понять, как это ему удавалось, ведь женщины были совершенно разных возрастов: от двадцати до сорока лет, различного социального и материального положения, с различным уровнем развития психики. Но думаю, причина была не столько в них, сколько в нем. Он действительно был незаурядной личностью, при этом в нем гармонировал ум, материальный достаток (что в наше время стало немаловажно), и явно просматривающийся эгоизм – он как маленький ребенок делал то, что ему хотелось делать; и все это на фоне юношеской беззащитности, которая в поведении не просматривалась, но которую опытные женщины чувствовали интуитивно. Как многие из его поклонниц мне признавались, за внешней жестокостью и эгоизмом у Сережи скрывался робкий, шаловливый ребенок, которому хотелось простить все, отдать все, лишь бы он оставался милым, робким и некапризным.

Но как бы то ни было, для Сережи все новое и необычное вносило в его скучную жизнь «золотого» ребенка адреналин и разнообразие. Он хватался за новизну, наслаждался ею, выпивая медленно, до капли.

– Девушка симпатичная?

– Я бы не сказал, но фигура отменная.

– А что с лицом?

– Видимо проблемы с лицевым нервом: когда она улыбается, или говорит, сильно кривится рот. Но на лицо можно не обращать внимания, остальное все компенсирует.

– Грудь большая?

– Нулевой.

– Тогда это тебе, ты же знаешь, я рассматриваю варианты, начиная только со второго размера.

Нам принесли обед, но видимо мое приключение не давало Сереже покоя: это первый случай, когда со мной в одном купе ехала девушка, которая к тому же первая проявила желание к знакомству.

– Ты у нее номер телефон взял?

– Я не стал записывать, но у нее есть мой. Ты не переживай, она обязательно позвонит.

– Жаль, не думаешь ты о товарищах. Сейчас бы перезвонили, поприкалывались.

– Это ты специалист по таким знакомствам, а мне любое навязывание, да еще молодых особ, всегда подозрительно.

Мы пообедали и собирались уходить, когда перезвонила она. Я ее голос узнал сразу.

– А мы только о тебе говорили – я не помнил, как ее зовут, но пока имени и не требовалось. – Мой товарищ хочет с тобой познакомиться, даю ему трубку.

Сережа взял мой мобильный телефон и сразу, без стеснения, узнал ее имя:

– Так вас зовут Оля? – он преобразился: в голосе зазвучали почтительные нотки, заговорил с придыханием, полушепотом – Золотая вы моя, какое красивое имя! Вы представляете, этот старый развратник успел его забыть. Я его спрашиваю, как зовут ту прекрасную фею, с которой ты познакомился в поезде, а он мне отвечает – не помню. Не доверяйте ему, верьте только мне. Надеюсь, мы сегодня с вами встретимся? Олег очень этого хочет. Он до сих пор с благодарностью вспоминает судьбу, которая свела вас вместе в купе поезда. Обычно он ездит со старушками и инвалидами, такова его доля. Он даже смирился с этим. Но видимо на этот раз судьба сжалилась над ним и подослала вас. Он не хочет упустить свой шанс в жизни, и мы, его друзья, этого не допустим. Ведь ему уже пора определяться в жизни, не за горами старость, поэтому каждый шанс он, естественно, с нашей помощью, использует по максимуму. Вы не пожалеете, обещаю. Мы познакомимся ближе, подумаем, взвесим, может, окажется, что он и не достоин вас, но в любом случае вы ничего не потеряете. Вы согласны? – Сережа еще не меньше получаса разговаривал с ней обо всем: начиная от особенностей ее поведения в постели и заканчивая нюансами ее физиологии. Меня всегда удивляла реакция девушек и женщин, с которыми мы только знакомились и с которыми без предисловий начинали говорить о довольно интимных вещах. Одни краснели и пытались перевести разговор на другие темы, что им никогда не удавалось сделать, поэтому мы теряли их быстро и безвозвратно, но при этом наслаждались их смущением, неловкостью и невозможностью прекратить это издевательство. Другие подыгрывали нам, и мы продолжали с ними общаться, быстро, впрочем, переключаясь на другие темы. Оля, по-видимому, подыграла ему, потому что их разговор вопреки моим ожиданиям закончился на оптимистической ноте – Вот и хорошо, в шесть часов вечера он вас встретит возле Владимирского собора. Устраивает время и место? Тогда до вечера.

Шансов избежать встречи у меня не осталось.

– Если она мне понравится, с меня причитается, если нет, прогоним, сегодня вечером кубковые встречи по футболу, не пропускать же из-за какой-то дуры – заключил Сережа, когда мы выходили из ресторана.

– Договорились.

В любом случае мы ничего не теряли, вечер был заполнен развлечениями, а это для нашей устоявшейся киевской холостяцкой жизни было главным.

3

Забыть об Оле, я просто не успевал. Сережа через каждые полчаса звонил мне и рассказывал о планах на вечер. Естественно, планы после каждого звонка менялись, корректировались. Первоначально Сережа планировал организовать знакомство где-нибудь в дорогом заведении, чтобы быстро ее завоевать, покорить и раздавить авторитетом киевского бомонда, но чем ближе подходило время встречи, тем дешевле предлагались заведения. В конце концов, когда я уже стоял возле Владимирского собора, торжественность знакомства полностью отменилась, кубковые матчи по футболу взяли вверх, и я должен был привести ее на смотрины в «Кубертен», спорт-бар, в котором мы ежедневно коротали вечера за игрой в преферанс, или переживая за сделанные ставки в букмекерской конторе.

Оля опоздала всего на пятнадцать минут, поэтому я был в благодушном настроении. Обычно барышни при первых встречах позволяют себе опаздывать на большие промежутки времени, руководствуясь неизвестно кем придуманными правилами. Возможно, они считают, что это «заводит» мужчину, лучше настраивает на встречу. Не знаю как кого, но меня это действительно «заводило», и я максимум через двадцать минут покидал место встречи. Я расценивал опоздание как неуважение к себе, поэтому, когда однажды встретился взглядом с девушкой, которая опоздала на двадцать минут и с недоумением и растерянностью наблюдала, как я уезжаю с места встречи, я даже не остановился, не пожалел, потому что неуважение порождает такое же неуважение. А зачем изначально строить отношения на конфликте?

Второй раз, рассматривая Олю, я вновь не обнаружил для себя ничего примечательного: все самое заурядное. Но я был сражен в самое сердце, когда на мой вопрос «сколько я должен за такси», она с нескрываемым удивлением ответила, что нисколько.

– Я сама плачу за себя.

Такой ответ был настолько поразителен, что я несколько поубавил свое желание посмеяться над ней. Все наши с Сережей знакомые за последние три года никогда не отказывались от нашего благородного желания оплатить такси, или другие текущие расходы. При этом многие из них не относились к числу малообеспеченных. Культ денег действовал магически, поэтому каждый экономил на всем, на чем позволяло воспитание и мировоззрение.

– А тебе действительно не нужно возвращать денег за такси? – переспросил я на всякий случай – Ты не стесняйся, говори.

– Спасибо, не надо.

Я реально видел, что это не игра, но мне это бескорыстие, возможно показное, понравилось. Мы быстро доехали до «Кубертена», и пока добирались, я узнал, что она учится в юридической академии, в аспирантуре, за что еще больше проникся к ней уважением. Давно мне не попадались умные и самостоятельные в плане оплаты собственных расходов, барышни.

Перед входом в «Кубертен» Оля остановилась и обратилась ко мне:

– Олег, я понимаю, что вы обеспеченные люди, я догадываюсь о том, что вы не стеснены женским вниманием и я у вас просто новая «телка», временное развлечение, но я прошу об одном, давай обойдемся без вульгарностей. По телефону твой друг говорил мне много глупостей, которые я не привыкла слышать от мужчин. Если ты обещаешь мне, что открытых издевательств не будет, что вы будете относиться ко мне с уважением, я пойду с тобой, если вы будете наглеть – я встану и уйду, договорились?

– Оля, расслабься, я обещаю тебе, что все будет нормально.

– Я верю тебе.

«Кубертен» встретил нас полумраком и сдавливающим дыхание сигаретным дымом; большой спорт-бар, заполненный, главным образом, одними мужчинами. Совершенно разные: начиная от грузчиков с мизерными доходами, заканчивая представителями бизнес-элиты, они, тем не менее, создавали единую, резко бросающуюся в глаза атмосферу страсти. Все присутствующие были игроками, в большинстве своем, до мозга костей, и это сплачивало их, стирало социальные и материальные границы.

– Как здесь темно и прокурено – удивленно заметила Оля, по-видимому, рассчитывая на более элитарную, «мажорную» обстановку.

– Зато все родное и близкое.

Сережа, с Вовой, Юрой и Андреем, сидели на нашем месте, на кожаных диванах напротив букмекерской конторы, и наблюдали сразу по двум телевизорам футбольные матчи в Испании и Англии.

– Вот мои друзья: Сережа, Вова, Юра и Андрей, а это Оля – познакомил я их.

– Это та красивая девушка, о которой ты так много нам рассказывал? – спросил Сережа.

– Да, это твоя будущая невеста – в ответ съязвил я.

– Спасибо, мне такие не нужны, оставь себе.

Я понял, что Оля Сергею не понравилась, и мне ничего другого не остается, как вежливо выпроводить ее.

В нашем кругу с женщинами не церемонились. В большинстве своем их рассматривали как временный вариант, максимум на одну ночь, поэтому и все отношение строилось на том, какое первое впечатление произведет девушка. Оля не произвела впечатления ни на кого, я узнал об этом, как только она вышла в туалет, поэтому никаких перспектив в общении с нею не оставалось.

– Зачем ты привел эту уродину? – с брезгливостью на лице спросил Сережа.

– Это твоя идея, я предупреждал.

– Ужас! Этой девочке только и остается знакомиться в поезде с такими наивными мужчинами как ты.

– Зато фигура какая!

– Без грудей, мелкая, тощая, о чем ты говоришь? Малыш, ты представь мои сто тридцать килограмм на этом недоразумении? Ты хочешь ее смерти?

– Да, Олег, погорячился ты – философски заметил Вова, попивая из бокала пиво.

Утешил один Андрей:

– А мне так ничего, на один раз сойдет.

Наш разговор прервало появление Оли. Я спросил у нее:

– Что тебе заказать?

– Пиво.

Ответ рассмешил всех. Смеялись долго и вызывающи. Как правило, пиво заказывали «бычки», девушки с провинции, которые стеснялись заказать водку, а название вин и других напитков они не знали. Поэтому, чтобы избежать конфуза они и называли пиво, причем «любое».

– Может мартини? – попытался я исправить ее конфуз.

Оля покраснела.

– Можно мартини.

Я заказал официантке сто грамм мартини и отошел с Сережей к бару.

– Ты решил нас сегодня добить? С какой дыры ты ее вытащил?

– Сережа, она нормальная в общении девушка, только привыкнуть надо.

– Ты издеваешься? Ты видел ее улыбку?

– Зато у нее задница неплохая.

– Ты предлагаешь нам общаться с задницей? Выгоняй ее быстрее, сегодня «Челси» играет, дают неплохой коэффициент.

– Как я ее выгоню? Нормальная девчонка, мне кажется не проститутка, захотела провести творчески вечер, зачем ей хамить? Надо посидеть немного, поговорить.

– Твое дело, мы с ней общаться не будем.

Я вернулся к Оле.

– Я твоим друзьям не понравилась?

Я не стал врать.

– Да.

– Так мне уйти?

Мне было жутко неудобно. Я сам родом из провинции, сам много раз попадал в такие ситуации, и не понаслышке, а на себе знал, какую боль испытывает человек, когда его отвергают люди более высокого социального уровня.

– Причем здесь они, я же тебя пригласил.

И вдруг я захотел сделать для этой «страшилки» один из лучших вечеров в ее жизни. Я не мог ее обидеть. Это будет наш первый и последний вечер.

Сережа с товарищами демонстративно пересели на другой диван, и мы остались одни. Изгои, совсем чужие в этой атмосфере страсти. Я рассказал ей, что преподаю в университете, что заканчиваю докторантуру, занимаюсь бизнесом. Я много рассказывал ей о своей жизни, об отношениях между людьми, об особенностях их поведения. Я развлекал ее как мог. Как бабушки рассказывают своим внукам сказки, полностью завладев их вниманием, так и я, рассказывал ей о жизни, потому что не знал, как по-другому развлечь ее. Другого я не умел. Я писал книги, занимался наукой – и это была моя настоящая жизнь. Вот в нее я и посвящал Олю, подбирая наиболее интересные, увлекательные сюжеты.

Оля слушала, спрашивала. Я даже не задумывался над тем, насколько искренна она была в своем поведении, главное, я был искренен. Я должен был отработать свое время, и «отрабатывал» его, стараясь выложиться на все «сто». Часа три я читал ей лекцию о жизни. У нас с ней была разница в возрасте в четырнадцать лет, поэтому я был уверен, что рассказал ей много нового и интересного.

– Голубки, вы домой собираетесь? – Сережа вернул меня к реалиям жизни.

– Да, уже пора. – Оля посмотрела на часы – Ого как поздно. Олег, ты так интересно рассказывал, что я не заметила, как быстро пролетело время.

– Это он умеет, философ, кремлевский мечтатель.

– Олег, я благодарна вам за вечер. – Оля была со мной то на «ты», то на «вы».

– Тебе куда ехать?

– На левый берег.

– Я вызову такси.

– Спасибо.

Минут через пять приехало такси и я посадил ее в машину.

– До встречи, Олег, звоните, мне очень понравился наш разговор.

– Мне тоже очень приятно – я попрощался и тут же стер из мобильного телефона ее повторно записанный номер. Она была неплохая девушка, но у меня семья, дети, Сергею она не понравилась, поэтому никаких перспектив общения с нею я не видел.

Как только такси скрылось за поворотом, я забыл о ней, как и о многих других, которые были до нее. Это жизнь. Люди встречаются и расходятся, и только единицы сталкиваясь, вдруг загораются: огнем вожделения, страсти, любви.

4

Я вернулся в «Кубертен». Наши тоже собрались разъезжаться по домам.

– Отправил страшилку? – поинтересовался Сережа.

– Отправил.

– Телефон записал?

– Зачем? Мне она не нужна, а вам не понравилась. Ты хочешь, чтобы я еще на один вечер был наказан?

– Так уж и наказан. Я за тобой наблюдал, ты так вдохновлено и мило с нею беседовал, вы так смотрелись! Олег, вы отличная пара: она молоденькая, еще неизбалованная, почти девственная, ты уже подтасканный жизнью кобель – это современно!

– Разве у меня был выбор? Вы отвернулись, демонстративно перешли за соседний столик, я же должен был показать девушке, что мы воспитанные люди. Я ее пригласил в нашу компанию, она готовилась к встрече, ей было интересно, нужно было оправдать доверие.

– Вот и я о том же. Мы сразу обратили внимание на твое желание остаться наедине со своей избранницей. Ты давно мечтал о красивой, умной женщине, о чувствах, о любви, поэтому мы не стали вам мешать. Я опытным взглядом увидел, что это твое, поэтому бери, наслаждайся. – Сережа издевался, входил в раж. – Мы всеми силами поможем вашим сердцам соединиться, обрести друг друга…

– Остановись, я снова стер ее номер телефона. Уверен, что после вашего гостеприимства, второй раз она уже не перезвонит.

– А почему ты так некрасиво поступил? Девушка почти влюбилась в тебя, наверняка начала строить планы, рассчитывать на будущее, возможно, даже на совместных детей, это не хорошо!

– Но я же знакомился с ней ради тебя. У меня жена, дети, а ты молодой, богатый, перспективный. Сережа, хватит проституток! Нужны глубокие, прочные отношения с женщиной, это все для тебя и во имя тебя!

– Спасибо, но увольте! С таким ужасом сам строй глубокие отношения, а я лучше с проститутками: быстро, без напряга и с пользой для тела. Ты хочешь, чтобы меня папа из дома выгнал, ты представляешь его реакцию, когда он увидит эту «красавицу» и ее улыбку? Что я тебе плохого сделал? Ты ответь мне, пожалуйста, на второй вопрос, как я теперь засну? Я уверен, что мне сегодня будут сниться кошмары и это по твоей вине!

– Мнительный ты наш, Оля нормальная девчонка с маленьким дефектом. Не всем же быть идеальными как мы.

– Ничего себе маленький дефект! Ты представь ее ночью улыбающейся, любой фильм ужасов отдыхает!

– Глупости, любишь ты приукрасить все.

– Ладно, поэт, поехали по домам, поздно уже. Будем считать, что ты сегодня никого не приводил, а я никого не видел.

Был первый час ночи. Закончился еще один день в многодневном потоке жизни. Нового он ничего не дал, так, развлечение, пыль…

5

Прошло больше двух недель. Я второй день находился в Житомире на конференции по космологии. Интересные люди, творческая атмосфера, отличная организация, все это вдохновляло и стимулировало к жизни, к дальнейшему развитию той концепции, над которой я работал уже больше десяти лет. Как раз закончилась первая половина конференции и организаторы вели нас на обед в соседний корпус, когда раздался звонок моего мобильного телефона. Номер был мне не знаком, хотя голос я узнал сразу. Звонила она, и именно в этот раз я запомнил ее имя: Оля.

– Привет, почему не звонишь?

– Некогда, занят был.

– Это тебе Оля звонит, твоя знакомая с поезда. Помнишь меня?

– Я узнал тебя, Оля.

– Это приятно, а ты сейчас где?

– В Житомире, на конференции. Умничаем.

– А почему меня не взял с собой? Я люблю ездить, слушать умных людей.

– Ты не звонила, я подумал, что слишком стар и не интересен для тебя, поэтому и стер твой номер телефона, – я действительно так считал. Максимум на что я рассчитывал при знакомстве с ней, так это то, что она понравится Сереже и у них что-то получится. Себя в качестве партнера, даже с ее внешними данными, я не рассматривал, слишком большая у нас была разница в возрасте. А выглядеть в смешной роли «дедушки» пристающего к «внучке» я не хотел.

– Но ты обещал первым позвонить. Я не звонила, потому что не хотела навязываться, обычно мужчины первыми звонят, если им девушка нравится.

– Не помню я такого обещания, если я что-то обещаю, то всегда выполняю. А насчет девушек, то я привык к обратному: если девушка считает, что в этой жизни я могу ей чем-то помочь, то она первая мне звонит и пытается заинтересовать, ведь я женатый человек, у которого двое детей, как я могу навязываться кому-то для знакомства?

– А в Киев, когда вернешься?

– Завтра.

– Позвонишь?

– А надо?

– Мне интересно с тобой. Я много думала над тем, что ты мне говорил в тот вечер, хотела бы еще послушать, задать вопросы. Я редко встречала умных людей в своей жизни: они или сильно заняты, или же не доступны. Ты первый, который уделили мне столько внимания, и открыл для меня новый мир понимания жизни. До тебя я по-другому смотрела на жизнь и воспринимала ее. Я бы очень хотела продолжить наши с тобой разговоры, честно.

– В таком случае, хорошо, позвоню.

– Не забудешь?

– Я же пообещал. Каждый человек должен оставить свой след в истории, успеть заработать в жизни много плюсиков, чтобы потом, после смерти, когда мы все попадем в Чистилище, наши плюсики перевесили на чаше весов наши минусы. Возможно, ты пополнишь мою копилку плюсиков.

– А ты много успел заработать в своей жизни таких плюсов?

– Достаточно много, но нужно еще больше, потому что у меня и минусов хватает.

– Тогда до встречи. Я обязательно стану одним из твоих плюсиков, обещаю.

– До встречи. – Я отключил телефон и улыбнулся: в ней было что-то наивное, детское, которое манило, было приятно для души и созвучно с моими мыслями. Я еще не знал, но надеялся, что возможно у меня с ней возникнет роман, в результате которого, я смогу передать ей свои знания, опыт, и из нее выйдет лидер, личность, которая в дальнейшем продолжит начатое, но не завершенное мной. Это мечта каждого педагога, оставить после себя учеников, которые обязательно продолжат дело учителя, поднимут его на более высокий уровень совершенства, и тем самым продлят его духовную жизнь.

6

Самое сложное было выбрать время для встречи с Олей. Все вечера мы проводили вдвоем с Сережей, и нарушать сложившиеся традиции у меня не было желания, а днем я был занят, готовился к защите докторской диссертации по философии. Поэтому встречу с Олей пришлось несколько раз откладывать. К тому же, главное, я не был уверен в целесообразности этой встречи. Зачем она мне? Возможно, это пустая трата времени? Я боялся разочарований, слишком много их было в последнее время. Умные девушки так открыто не навязываются, а с глупыми какой смысл общения?

К встрече стимулировало только одно желание: возможность половой близости. Семья была далеко, отношения с женой в последнее время стали очень сложными и проблематичными, а организм требовал женщину, причем, любую, даже Олю, меченную уродливой улыбкой. Обостренное желание половой близости заставило отложить науку и встретится с ней днем. Я знал, что если начнутся отговорки, возникнет необходимость «ухаживания», это будет окончательно последняя наша встреча. Ухаживания не для меня, оно требует времени и финансовых затрат. Первого у меня катастрофически не хватало, а деньги я принципиально на девушек не тратил, не так легко они мне давались: все что зарабатывал, тратил на детей, творчество или же на развитие бизнеса.

Проблем с Олей не возникло, она оказалась современной девушкой, и после традиционного кофе осталась у меня ночевать.

У каждого мужчины свое мировосприятие. Одни добиваются женщин долго, целеустремленно, переживая, с оттенком надрыва. Для них отношения с женщинами – смысл жизни. Когда я наблюдал за такими мужчинами, мне становилось их немного жаль, слишком много трагичности и надрыва было в их жизни. И в принципе из-за чего? Из-за того, чтобы однажды добиться близости в постели и, как правило, разочароваться? Ведь ничего необыкновенного они не встретят, все похожее, стандартное, уже ранее виденное и испытанное. Для меня гораздо ближе была другая категория мужчин, поведение которых строилось на игре. Это были романтики в современной обработке: они смотрели на женщин проще, как на игру и, соответственно, добивались их быстро, красиво, поэтично, наслаждаясь процессом. Женщины для них были воздухом: и они вдыхали его, хватали, одну за другой. Им не нужна была глубина, они не надоедали своими ухаживаниями – это были ловеласы, игроки, у которых жизнь соизмерялась количеством женщин прошедших через их постель. Юморные, прямолинейные, без комплексов, они не скрывали своих целей. И женщины отдавались им с легкостью, без сожаления, правда, с грустью расставаясь с ними.

Поведение Оли, возможно, другого мужчину и насторожило, но мне оно указывало на очевидное: девушка знала, на что идет, значит, она не глупа. Церемонии, игра с цветами и стихами – это для других, поэтов. Меня жизнь давно опустила на землю, и я стал прозаиком и реалистом. Именно поэтому, видя и в ней реалистку, мне захотелось помочь ей в элементарном, бытовом, несложном для меня. Как оказалось, у нее возникли проблемы с жильем, ей отказали в квартире, и она перебивалась, ночуя у знакомых. Даже понимание того, что, возможно, она позвонила мне, зная, что я живу один, и у нее есть шанс провести несколько ночей у меня – не остановило и не насторожило. Для меня ее поступок был естественен и нормален, я сам предложил ей временно пожить у меня, устроил ее вещи к своему аспиранту в квартиру, и приобрел в ее лице одновременно служанку и полового партнера. Удобно было ей и мне. Это жизнь: реальная, жесткая, но допускающая компромиссы и неожиданности.

На следующий день я был удовлетворен физически и моя квартира впервые за последний год «прочувствовала» женскую «руку». Был наведен идеальный порядок, и я за долгие месяцы впервые позавтракал и пообедал дома. Оля полностью организовала мой быт. Я занимался тем, чем и занимался раньше, только теперь меня начало тянуть домой, потому что там стало уютно и сытно. Взамен я часами раскрывал Оле особенности жизни и отношений между людьми, приводил ей примеры из своей жизни, рассказывал, что мне стоило, и как я достиг те материальные и социальные уровни, которые ей еще предстояло осилить. Ее интересовало все, даже мелочи, на которые я не обращал внимания. Я раскрывал ей сокровенное, признаваясь в ошибках, заблуждениях, показывая, как я после поражений поднимался и снова шел, чтобы побеждать, как нелегко чего-то достигнуть в жизни, скольким приходится перейти дорогу, тем самым, превратившись в их глазах в «плохого» человека. Но я констатировал, что если есть цель, желание чего-то достичь в жизни, то все эти препятствия преодолимы, все проблемы решаемы, нужно только терпение, вера, желание и понимание того, что это обязательно тебе нужно. «Век живи, век учись» – это не только народная мудрость, это сама жизнь. Кто не учится, тот и не живет по большому счету, потому что полноценная жизнь – это постоянный поиск ответов на вопросы, которые возникают не только с каждым днем, но и с каждой минутой.

7

Оля со своей некрасивой, но доброй, искренней улыбкой, когда была дома, всегда встречала меня у порога. На этот раз она тоже ждала меня:

– Как провел сегодняшний день?

– Как всегда, нормально.

– У меня тоже все хорошо. А где ты был?

– С Сережей в преферанс в «Кубертене» играли.

– Ставки делали?

– Да.

– Выиграл?

– Немного.

– А почему меня с собой не берешь, я не нравлюсь твоим друзьям?

– У нас мужская компания, ходить с девушками не принято.

– Я бы не мешала. Пиво с рыбой попила…

– Хватит, ты уже один раз заказала пиво, до сих пор, когда вспоминаем, смеемся.

– Но оно мне нравится. Мне с детства папа всегда наливал пиво на донышко, и я по глоточку пила, наслаждалась. Я привыкла пить пиво.

– Не принято в нашем кругу, чтобы барышни пили пиво. Мартини, спиртные коктейли, кальян, это другое дело, а пиво – это слишком провинциально и просто.

– Но я видела как Вова и Юра пили пиво, и вы нормально это воспринимали.

– Вова и Юра это другое, а девушка с пивом вызывает ассоциацию с колхозом, дискотеками в сельских клубах, провинциальными стереотипами, гривной в кармане. Это другой уровень. Ты видела, Сережа и Вова, это круг детей богатых родителей и, соответственно, они привыкли видеть вокруг себя девушек с другими интересами, манерами. А с пивом, ты нам первая попалась.

– Я тоже знаю детей из богатых семей …

– Оля, это не то. И давай оставим этот разговор, потому что я не привык говорить о людях, которых рядом нет. Это не красиво.

Я по глазам видел, что Оле очень хотелось продолжить разговор о Сереже и Вове, но, видя мое нежелание, она заставила себя перейти на другую тему.

– А тебе не надоедает постоянно находиться в этом однотипном, безликом мужском кругу? Ведь ты в «Кубертене» каждый вечер проводишь, а там одни и те же страсти, события, персонажи. Понятно, остальным делать нечего, но ведь ты сам говорил, что жизнь должна быть полноценной, а полноценность – это творчество.

– Каждому человеку присуще то, что мало понятно окружающим. Пусть многое мне не нравится в том окружении, которое проводит большую часть жизни в «Кубертене», но каждый из них, все равно, по-своему интересен, индивидуален. Это на первый взгляд они все однотипны, игроки, но если присмотреться, это целый рассадник индивидуальностей.

Судя по твоим рассказам у тебя тоже не малый круг подруг. Какую тебе пользу приносит общение с ними? Убить время? Все. А у нас в ходе общения возможны интересные обобщения, конструктивные предложения. Общение в «Кубертене» – это возможность заработать деньги, причем я говорю не о ставках. Люди, которые приходят туда занимаются различным бизнесом, общаясь с ними можно выстроить определенные схемы, которые дадут конечный результат.

У вас, женщин, все по-другому: вы можете часами проводить время вместе и даже не поинтересоваться где, кто работает, какие возможности есть для совместной деятельности. У вас разговоры ни о чем и без перспектив, а у нас иные интересы. Это, прежде всего перспектива бизнес контактов, возможность совместного заработка денег. Наше общение более конструктивно, поэтому я не считаю свое времяпровождение в «Кубертене» пустой тратой времени; это новые знакомства, типажи, новые возможности для развития бизнеса.

– Я бы тоже хотела участвовать в ваших разговорах, поучиться.

– Хорошо, я иногда буду тебя брать, хотя вообще не принято на такие встречи ездить с кем-то посторонним. Посторонний – это лишние уши, а на встречах многие вопросы решаются тет-а-тет, в ходе индивидуального общения. Третий человек может помешать, насторожить, а из-за этого не выйдет откровенный разговор. Ты должна понимать, что чем выше уровень общения, тем труднее на него попасть, а если и попадешь, то вероятность закрепиться, минимальна; слишком долго к тебе будут присматриваться, оценивать, проверять. Чем выше уровень, тем дороже и болезненней предательства, поэтому все осторожны, бдительны, предпочитают отделаться разовыми контактами или разговором о постороннем, малозначащем. Говорить о серьезном, денежном, с человеком малознакомым и непроверенным в этом кругу не принято.

– Но я хочу всего добиться и как можно быстрее! Я умна, женственна, привлекательна.

– Оля, у тебя несколько завышена самооценка.

– Разве я не красива? Ты с этим не согласен?

– Об этом лучше не спрашивай. Во всяком случае, ты привлекла мое внимание не своей красотой.

– А чем?

– Умом. Ум – это дефицит у современных девушек. Среди вашего пола слишком много глупых, ограниченных, зациклившихся на своем внешнем виде. Они не начитанны, жеманны, с завышенной самооценкой, одним словом, пустышки. Кроме секса с ними и говорить не о чем. А с тобой удобно, комфортно; ты не загружаешь, значит, умеешь просчитать, продумать, сравнить свое и мое поведение.

– Значит, ты признаешь, что я умна?

– Слишком мало времени мы знакомы. Для точной оценки нужно время, но первые признаки ума налицо: двадцать четыре года и ты не спешишь замуж, для меня это весомый аргумент.

– Это хорошо, но я хочу еще раз уточнить, ты считаешь, что я некрасива?

– Да, я думаю, здесь ты ошибаешься.

– Это из-за моей губы?

– Да, к тому же и грудь у тебя маловата.

– Но у меня шикарные волосы, налитые губы, выпуклая задница! Я никогда не считала себя красивой, но привлекательной – всегда. Замечу, ты первый кто говорит мне, что я некрасива.

– Оля, я не хочу говорить об этом. Я, как и многие другие могу петь тебе дифирамбы, лишь бы получить твое расположение или добиться секса. Но первого мне не надо, а второго я уже добился, поэтому я говорю тебе реальные вещи. Твое дело верить им или относить на какой-то другой счет.

– Но я же должна знать свои сильные и слабые стороны.

– Каждый умный человек должен знать свои плюсы и минусы. Твой ум – это твой плюс, а внешний вид – это минус. Хотя, признаться, твоя фигура, женственность, сексуальность, большей частью компенсируют отдельные физические дефекты. Ты правильно одеваешься, выставляешь то, что в твоем теле ценно, это привлекает внимание, возбуждает. От тебя пахнет сучкой, и особенно голодные кобели, на твой внешний вид, возможно, даже не посмотрят. Но насытившихся, заевшихся, безусловно, ты не заинтересуешь.

– А ты свои плюсы и минусы знаешь?

– В большей степени, да. Без этого нельзя, иначе планка самооценки окажется завышенной, а умные люди это сразу заметят. Поведение каждого человека строится на внутренней самооценке, и окружающие воспринимают человека ровно в той степени, в какой он себя преподносит, но при этом внимательно отслеживая объективность самооценки. Если ты себя переоцениваешь, значит, твое поведение воспринимается вызывающим, наглым, агрессивным, и ты в глазах окружающих выглядишь наглецом, подлецом и негодяем. Если ты себя недооцениваешь, значит, и твое поведение воспринимают как робкое, заискивающее, подобострастное, и ты в глазах окружающих предстаешь в облике беспомощного теленка, безвольного человека, за счет которого можно всегда решить свои проблемы. Поэтому ты обязательно должна знать себе цену, при этом реальную, не такую, какую многие барышни сами себе назначают. Они отталкиваются от внешнего вида, соответственно, уделяя этому вопросу большую часть времени и сил. Но внешний вид, тело, это эстетика, это временный критерий, который должен подкрепляться более важными показателями, содержательными, такими как ум, духовное богатство. Именно в этих показателях заключена важная составляющая самооценки. Внешний вид – критерий не постоянный. Любая красавица, без ума и духовных качеств, к тридцати годам превратится в заурядную женщину, а к сорока – в развалину, поэтому, большую часть времени нужно отдавать развитию интеллекта и духовных качеств, а не внешнему виду. Меня всегда поражала тупая трата времени на маникюры, коррекции, прически. Если посчитать, то лучшие годы женщина проводит в косметических салонах, но зачем и для кого? Для себя, для самоуважения и самоутверждения? Но это глупость. Потратить полдня на прическу, которая через два-три дня развалится, кому нужны такие жертвы: мужу, любовнику, окружающим?

– Тебе больше по душе жена лохушка?

– Это крайность, идиотский ответ большей части женщин. Во всем должна быть мера. Я знаю одно, умная женщина, не будет половину своей жизни проводить в салонах и думать о своем внешнем виде, но при этом будет выглядеть не хуже, а во многом даже лучше тех, кто только в этом и видит смысл своего существования.

– Я согласна с тобой. Ты видишь, я практически не крашусь, и уделяю внешнему виду от силы пять-десять минут в день.

– Вижу, поэтому и считаю, что твой не сильно презентабельный внешний вид, подкреплен более глубоким и интересным содержанием. А кто этого не видит, то это их проблемы.

– Ты имеешь в виду Сережу и твоих друзей?

– Я говорю о людях, которым ты не нравишься.

– Так я всем, кроме тебя нравлюсь.

– Значить тебя окружали обманщики и лицемеры. Как можно говорить, что ты красива, если на самом деле ты крокодильчик. Я тебя так и буду называть, крокодильчиком, не будешь обижаться?

– Называй меня, как хочешь, но пройдет время, и ты убедишься в своей ошибке. Когда мы будем идти рядом, знаешь, как мужчины будут завидовать тебе! Олег, а тебе нравится, когда мужчины засматриваются на твою женщину?

– Нравится.

– На меня всегда мужчины засматриваются. Как только ты в этом убедишься, то раскроешь глаза и обнаружишь, какая я шикарная женщина. После этого ты меня полюбишь, и будешь ценить и оберегать.

– Фантазерка – рассмеялся я, поражаясь ее самоуверенности. Но в принципе, мне всегда нравились люди, знающие себе цену, а своей твердостью, уверенностью в своих силах, она все больше заставляла меня обращать на себя внимание.

8

Я мало интересовался прошлым своей квартирантки, особенностями ее настоящего существования, но то, что меня раздражало и отвлекало, я выносил на обсуждение со всей категоричностью, принципиальностью, и старался максимально быстро и полно исправить в ее поведении. Я не спрашивал ее мнения, не церемонился, это была моя жизнь и если она хотела войти в нее, то должна была принять мои правила.

Мне изначально не понравился широкий круг общения Оли, и в основном, это были мужчины. Я как-то не вытерпел и спросил у нее:

– Ты со всеми с ними спала?

– С кем?

– С теми, кто звонит тебе: Пети, Васи, Коли?

– Олег, ты говоришь глупости, это мои друзья.

– Сережа и Вова у многих девушек тоже ходили в друзьях, правда они их всех переимели. Ты объясни мне, как можно дружить с противоположным полом без секса?

Оля недоверчиво посмотрела на меня.

– Я заметила, что у вас с Сережей много такого, чего нет в обычной жизни. Сережа, балованный сын богатых родителей, ты – небедный интеллектуал, со всеми вытекающими последствиями, поэтому вас и окружают одни странности. А у нас, в обычной жизни, общение с мужчинами, не подразумевает половой близости. Я проработала в УВД Харьковской области два года, со всеми здороваюсь, практически всех знаю в лицо, по-твоему, я с ними со всеми переспала?

– Нет.

– Так с чего ты взял, что все кто мне звонят это мои любовники?

Меня трудно было сбить с мысли.

– Оля, у нас разница в возрасте четырнадцать лет – начал я – В своей жизни я прошел этапы тесного общения в кругу военных, профессиональных преступников, высокопоставленных чиновников силовых ведомств, долларовых украинских миллионеров и политиков. В каждом из этих социальных кругов я видел очень похожую картину: доступность женщин, их меркантильность и желание променять свое тело на разовые материальные вознаграждения или же за возможность попасть на новый социальный или материальный уровень. Для меня довольно привычная картина: обнаженные женщины в кругу полупьяных мужчин, по телефону рассказывающие своим мужьям или сожителям о срочной внеурочной работе или о неожиданно свалившейся командировке. Я видел, как старшеклассницы из приличных семей уходили в школу, а за углом их ждали джипы, в которые они с радостью садились; девочки ехали развлекаться с взрослыми мужчинами. При этом замечу, со школы они возвращались всегда вовремя и были в большинстве своем круглыми отличницами или примерными по поведению ученицами. Ты не обижайся, но твой образ жизни очень близок к тому поведению, которое я замечал у проституток: ты поздно возвращаешься домой, не можешь рано заснуть, тебе нужны ночные тусовки, и у тебя очень много знакомых мужчин, с которыми ты по часу можешь болтать по телефону. Поэтому, извини, но чтобы ты мне не говорила, я, почему-то уверен, что ты относишься к разряду легко доступных женщин. К тому же, как ты «сняла» меня в поезде, повелась на «хозяина ночного клуба», является еще одним доказательством моих наблюдений. Но это твоя жизнь, для меня главное, чтобы ты меня какой-то гадостью не заразила и постаралась, ради меня, перенести свое телефонное общение с мужским полом за стены моей квартиры. Честно, меня это раздражает. Никогда не понимал, как можно спать с одним, при этом сюсюкаться еще с десятком других мужчин…

Оля не обиделась.

– Олег, я не хочу ничего доказывать, но в поезде у меня было прекрасное настроение, а ты сидел такой угрюмый и загадочный, вот мне и захотелось с тобой познакомиться. Я всегда знакомлюсь с соседями по купе.

– И со всеми с ними спишь?

– Наша встреча с тобой случайна, я опоздала на свой поезд, и меня посадили в купе бригадира. Там сидел уже мужчина. Мы проехали с ним всего час, как подсел ты, без вещей, одетый как бомж, не бритый, молчаливый. Ты сразу внушил мне подозрения, я даже хотела поинтересоваться у бригадира поезда относительно твоей персоны. А когда ты утром проснулся я, наконец, решила удовлетворить свое любопытство.

– Если я был одет как бомж то, как выглядела ты?

– Я, наверное, грубо сказала, но твой джинсовый костюм, туфли, и самое главное полное отсутствие ручной клади, создавали такую видимость. Человек из ниоткуда…

– Я ехал из одного дома в другой. И в Киеве, и в Лозовой я живу рядом с вокзалом, поэтому, зачем мне носиться с вещами? А одежду подбирал такую, чтобы не переодеваться в купе.

– Это сейчас все понятно, а тогда это было странно, во всяком случае, для меня. Я последний год часто ездила в поезде и человека без вещей в купе, да еще в купе бригадира поезда, в которое не так легко попасть, я видела впервые.

– Тебя поразил мой внешний вид, а меня до сих пор удивляет другое: ты возвращалась от любовника, у которого провела целую неделю, и тут же в поезде, перезнакомилась со всеми мужчинами, причем мне на следующий день назначила свидание, это нормальное поведение?

– У нас с ним не было серьезных отношений.

– У нас с тобой тоже все несерьезно, так может, по утрам вместо академии ты к кому-то другому в постель мчишься?

– Ты говоришь глупости.

– Я делаю заключения из твоих рассуждений и поведения.

– Что касается моего поведения, может ты и прав, я в Киеве второй год. Первый год мне реально нечем было заняться, в академии нужно появляться только два раза в неделю, а все остальное время днем я спала, а вечером с подругами тусила.

– Что значить тусила?

– Знакомились с мужчинами, сводили их с ума. Но это не значит, что мы с ними занималась сексом, ты наверняка об это подумал. Секс не входил в наши планы, мы просто весело проводили время на дискотеках в ночных клубах, друг у друга в гостях, при этом мужчины были фоном, дополнением и не более.

– А как вы отрабатывали деньги, за которые вас кормили и поили?

– В большинстве случаев, мы отдыхали за свои деньги. Нам хватало бокала пива, а остальное время мы танцевали. Я люблю танцевать. Глупо считать, что девушка идет на дискотеку, чтобы ее покормили и напоили. Мы ходили на дискотеку чтобы потанцевать, показать себя, в танце прочувствовать свое тело, в движениях до изнеможения снять накопившиеся за день проблемы, наконец, чтобы возбудить мужчин, довести их до крайней точки кипения, а потом развернуться и поехать домой спать: уставшими, изможденными, прочувствовавшими силу своих женских чар. При этом повторяю, мужчины ехали к себе, а мы к себе домой. О мужчинах на дискотеках практически не думаешь, только о том, как произвести на них впечатление, задеть, поиграть и все, точка. Дальше одиночество, ванная и сон.

– Не верю я тебе, потому что знаю другое: мужчины редко выходят из дискотек без женщин, причем я веду речь о мужчинах всех поколений. Для нас дискотеки – это сборище телок, из которых выбираешь очередную для ночного времяпровождения. Мужчины моего поколения мало танцуют. У нас есть деньги, власть, мы уже практически реализовали себя в жизни, добились определенных социальных и материальных высот, поэтому дискотека для нас это в своем роде охота, на которой выбираешь жертву и правдами или неправдами заманиваешь ее в постель. Замечу, промахов не бывает, поэтому дискотека и притягивает к себе как одиноких девушек и женщин, так и жаждущих развлечения мужчин.

– Возможно, ты говоришь о тех девушках, которые поглупее, но я с такими не общаюсь. У меня всегда были подруги старше меня, опытнее, мне с ними интересней. Моих девчонок на деньги, на одну ночь секса не возьмешь. Чувства, продолжительные отношения, перспективы – это возможно. В этом случае постель и половая близость допустимы, но чтобы сразу, в первую ночь, с первым попавшимся, такого не бывает.

– Но мне ты отдалась сразу!

– Я тебя немного уже знала и не хотела потерять, потому что была уверена, что возьму у тебя то, чего до сих пор не брала у мужчин: жизненный опыт. Я не могу сказать, что ты необыкновенный, но в тебе было что-то настоящее, мужское. Я знала, что если не отдамся тебе сразу, то второго шанса у меня не будет, ведь я права?

– Да, второго свидания у нас бы точно не состоялось – признался я.

– Я это прочувствовала еще в первый наш вечер в «Кубертене». Я не понравилась твоим друзьям и они, не церемонясь, пересели за соседний столик. Честно, я ждала, что следующим шагом, будет мой отъезд под самым примитивным предлогом, поэтому я благодарна тебе за то, что ты соблюл все рамки приличия, и не поступил так, как твои друзья. Вы богаты, привыкли к полному повиновению подавленных вашими деньгами и вашей независимой манерой поведения, девушек. Я каждую секунду ожидала на себе этот прессинг и сознательно на это пошла, потому что мне было интересно. Но ты оградил меня от унижений, морального давления со стороны «золотой молодежи», и это тебя как-то выделило; ты сам по себе, не играешь по общим примитивным правилам.

– Я же тебе обещал, что все будет нормально.

– Я поняла, что ты держишь свое слово, и что на тебя можно положиться. Ты первый из моих знакомых кто не вкладывался в прописной и заезженный образ «современного мужчинки», поэтому ты сразу пробудил во мне интерес к себе. Вокруг тебя все новое, необычное, странное, но увлекательное, интригующее новизной, поэтому то я сразу и отдалась тебе. Я поняла, что ты категоричный и принципиальный, живешь в своем мире и по своим правилам, поэтому не хотела упустить своего шанса.

– Не жалеешь о содеянном?

– Нет. Я знаю, что у нас с тобой светлое будущее, ты однозначно полюбишь меня.

Я рассмеялся.

– Мне льстит твоя самоуверенность, но я сомневаюсь, что это когда-то произойдет, особенно с тобой.

– А я не сомневаюсь. Я учусь у тебя, исправляюсь, и знаю, что не пройдет и полгода, как ты не сможешь обходиться без меня. Олег, никуда ты от меня не денешься.

Разговор, который, как я предполагал, должен был закончиться скандалом, возмущениями, приобретал совершенно новые очертания. Мне стало весело и легко.

– Ты сначала разберись со своими мужчинами, исправь распорядок дня, а потом будем говорить о будущем.

– У меня нет мужчин кроме тебя.

– Так значит приучи всех, кто был до меня, чтобы после девяти вечера тебя не беспокоили. Я не привык делиться своей женщиной. Хочешь жить со мной, приучайся к одиночеству. Большое количество знакомых – это суета, поверхностные отношения, а я привык к глубине и содержательности, все остальное, в любой момент может разорвать наши с тобой отношения.

– Я все сделаю, милый, увидишь.

9

На следующий день Сережа заехал ко мне около полудня. Оли не было, уехала в академию на занятия.

– Как твоя вторая жена? Вижу, хозяйничает в полную силу – осматривая доведенную до блеска мою холостяцкую квартиру, заметил он.

– Прижилась, пустил на три дня, а живет уже вторую неделю.

– Но вижу, ты не сильно расстраиваешься: накормлен, удовлетворен, ухожен, квартира сияет чистотой и порядком, что тебе еще под старость нужно?

– Ты прав, надо отдать ей должное: комфорт создавать умеет. Ты вспомни, сколько у нас было знакомых, но никто не приживался: день-два, и они начинали напрягать, то одно не делают, то другое не по их понятиям. А эта живет вторую неделю и, молодец, любая моя прихоть исполняется мгновенно. Не обсуждает, не капризничает, только о чем-то подумаю, как оно уже воплощено в жизни. Девушка дружит с головой.

– А ты не задумывался, что у нее просто нет выбора: нищая, жить негде, а тут ты, не сильно старый, обеспеченный, с умеренными требованиями. Я уверен, что у нее с ее физиономией, такого шанса в жизни еще не было, поэтому и прилагает все силы, чтобы его не упустить.

– С внешними данными у нее действительно проблема. Вспомни, сколько у нас было девушек, но чтобы такая страшная, впервые. А знаешь, она себя звездой считает, планка самооценки зашкаливает конкретно.

– Она звезда, ты околозвездный, вот и составите звездную пару.

– Глупость, ты же знаешь, как я отношусь к подобным связям. Есть семья, дети, это основное, а Оля, так, гуманитарная помощь. Девушке надо где-то перебиться, поэтому пусть поживет, мне не в тягость, скорее даже интересно. В одной квартире с чужим человеком я не жил с момента первых своих офицерских будней, а это, слава богу, почти пятнадцать лет назад было.

– Увлечет она тебя, Олег, погубит. Учитывая, что у тебя в отношениях с женой проблемы, такой комфорт, плюс молодое тело, ты скоро сдашься, старичок, поплывешь!

– Глупости.

– Поплывешь, поплывешь, вспомнишь мое предостережение!

– Сережа, если честно, то с Олей я действительно отдыхаю, мне нравится: нет того напряга, который в последнее время постоянно испытываю в семье, нет крика, эмоций, подтекста. Все спокойно, монотонно, убаюкивающее. Любая проблема, конфликт, решается не на эмоциональном уровне, а обсуждается, со всех сторон рассматривается, находятся компромиссы. Я думал, что подобные отношения возможны только в сказках, но здесь реальная жизнь. Разные люди, разные взгляды, но все без недоразумений, интриг, повышенных тонов, обид, выяснений отношений. Спорные моменты анализируются, обсуждаются, и что удивительно, находится решение, устраивающее обе стороны. Сколько я пытался наладить подобные отношения с женой, не получалось. Наташа эмоциональна, неуравновешенна, непоследовательна. А когда уверен в своей правоте, и вместо понимания, или хотя бы попытки понимания встречаешь негативный эмоциональный отпор, то возникает только одно желание – ответить тем же. В последнее время мы с ней так и живем, она мне кричит, а я ей криком отвечаю; разговоры только на повышенных тонах, и игра: кто кому больнее сделает. Откуда взяться тяги к совместной жизни?

– Но ты сам ее до этого довел: сорвал нервную систему и ждешь спокойной реакции на свое поведение?

– Согласен, сам это понимаю. Возможно, понимание этого факта и удерживает от принятия радикальных решений. Хотя, если честно, надоело без семьи, в постоянной неопределенности жить. В последнее десятилетие меня одни холостяки окружают: Влад, Юра Земецкий, теперь ты. Смотришь на вас: женским вниманием не обделены, кушать есть что, жить можно. Пробую за вами повторять, по началу вроде не плохо живется, но потом такая тоска пробуждается, хочется постоянства, семьи, устоявшихся отношений, что понимаю, не мое это все: суета, чередующиеся партнерши, ночные тусовки, недосыпания. Это каждый раз нужно привыкать, подстраиваться, что-то придумывать, играть. Надоело.

– Тебе то чего жаловаться: нагулялся, иди к семье, тебя там ждут, любят. Надоело в семье, возвращайся на вольные хлеба, мы тебя всегда примем. Это мы тебе все завидуем, семейный, а живешь как холостяк, в свое удовольствие.

– Поверь, это не от хорошей жизни. Когда в семье все благополучно, то на вольные хлеба не тянет. Загулы – это от безысходности: или однообразие заедает, или непонимание, или желание убежать от конфликтов.

– Глупости это все, старомодно. Лично я не понимаю слово «верность», мне кажется, я с ума сойду, если буду постоянно с одной женщиной. Это все равно, что заживо себя похоронить.

– Раньше это слово воспевали.

– Убогость. Раньше и радостей секса не знали, а сейчас как без этого? Чем заниматься: наркотиками, пьянством? По мне, так секс лучше и полезней для здоровья. Хотя развод, действительно, это не правильно, потому что дети остаются без отца. Но вот загулять на стороне, ради разнообразия и интрижки, это вполне естественно и допустимо. Развеяться на стороне, получить заряд положительных эмоций и в семью, к жене и детям – это современно и правильно.

– А если твоя жена точно так же будет рассуждать?

– Убью. У женщин в жизни другое предназначение: они на нас паразитируют, поэтому заповедь «не прелюбодействуй», это для них.

– Не знаю, что-то в последнее время, как подумаю о детях, о том, как на них отражаются наши скандалы с женой, так и задумываюсь о том, нужна ли им такая семья? Какая польза для них? Жить в среде эмоционального кипения, становиться такими же вспыльчивыми и нетерпимыми – это разве нормальное воспитание? Не лучше ли развестись и создать для них лучшие условия? При таких отношениях в семье и в Лозовую ехать не хочется, а что я им по телефону расскажу?

– Ты дурное в голову не бери, развод – это последнее дело, а жена, семья – это святое. Я твою Наташу не защищаю, но она тебе шестнадцать лет жизни отдала, а это что-то значит! А что Оля, или другая какая-то? Ты уверен, что завтра, когда у тебя начнутся проблемы со здоровьем, или финансовые затруднения кто-то из них останется рядом?

– Кому мы без денег нужны?

– Вот-вот, вспомни Вадика, пока давал Лене деньги, заботливей женщины на всем белом свете нельзя было найти; а в кого она превратилась, когда у него начались финансовые затруднения? Разве у нее аппетиты убавились? Вместо того чтобы покупать джинсы не за пятьсот долларов, а хотя бы за двести-триста, она переметнулась к Мише, и Вадик для нее оказался редкостной скотиной. Что она о нем говорить стала, сука! Все женщины корыстные и верить им нельзя.

– С Олей проще, пока не напрягает, пусть живет, как только начнет показывать свой характер, выгоню.

– Конечно, это твоя жизнь, твое решение, но я не приветствую его. Я вижу, ты начинаешь меняться, больше времени проводить с ней, чем в нашем кругу. Я понимаю тебе интересно, это для тебя новое, но как бы ты не ошибся в выборе. Твоя Оля никому не понравилась. Как разовое, временное, еще можно терпеть, но ты, я смотрю, запал на нее конкретно, а это глупо.

– Не говори глупостей. Оля слишком мало для меня значит, чтобы в сравнении с вами я уделял ей больше внимания. Просто сейчас я больше занят редактированием автореферата к докторской диссертации, подготовкой документов к защите, поэтому мы реже видимся. Поверь, с Олей я вижусь еще реже. Она заметила, что меня раздражает любое присутствие в квартире, когда я пишу, поэтому максимально долго задерживается в академии, или в библиотеке, приходит поздно, лишь бы не раздражать меня, не мешать работать.

– Олег, я рад, что тебе попалась такая понимающая женщина, но мое дело высказать свои наблюдения, а ты делай выводы.

– Хорошо Сережа, только зря ты волнуешься.

10

Мне всегда было сложно строить отношения с женщинами, и не потому, что я не уважаю их или боюсь. Когда вышла в свет моя первая художественная книга «Женские нравы», в одной из немногочисленных статей, поливающих меня грязью, было сказано, что я ненавижу женщин, что я ограничен вниманием с их стороны, и поэтому «свихнулся» на ненависти к ним.

Глупость. Наоборот, всю жизнь меня окружали женщины: сильные, волевые, слабые, эмоциональные, жесткие, уступчивые. Я учился у них. Женская психология, по моему убеждению, намного гибче мужской. Если жесткий, волевой, прямолинейный и бескомпромиссный мужской характер разбавить гибким, обволакивающим, на первый взгляд податливым, но на самом деле неуступчивым характером женщины, получится золотая середина. Вот к этой золотой середине я и стремился. Поэтому к женщинам я всегда относился уважительно и книгу написал не от ненависти, а от глубокого преклонения перед ними. Кто внимательно читал «Женские нравы», тот обратил внимание на тот факт, что в книге практически нет ни одной сцены насилия. Женщины сами выбирали свой путь в жизни, и именно этот выбор, разнообразие характеров, я и попытался осмыслить. «Женские нравы», с моей точки зрения, – это гимн женщине: разной, противоречивой, капризной, но незаменимой и необходимой в нашей мужской жизни.

Но, несмотря на глубокое уважение к женщине как матери, как ко второй и незаменимой половине человеческой сущности, я трудно сходился с ними. Прежде всего, не было времени: я много читал, писал, достигал поставленных перед собой целей. Этот путь забирал все время, все шестнадцать-семнадцать часов повседневного бодрствования. А женщины требуют на себя время, для них показательным является то, насколько много ты уделил им внимания, сколько часов провел рядом с ними. Для женщины – это критерий оценки твоего отношения к ней, поэтому я с глубоким уважением относился к женщинам, которые берегли мое время, не требуя к себе внимания и заботы.

На втором месте после творческой работы стояли дети и семья, поэтому любое знакомство с женщиной изначально вызывало во мне нежелание, внутреннее сопротивление. Я знал, что не смогу дать женщине того, чего она обязательно будет хотеть от меня. В моей жизни были расставлены приоритеты, и женщины только мешали и отвлекали от поставленных жизненных целей. Иногда даже раздражали. Поэтому, очень редкие знакомства приводили к продолжительному общению. Их можно было сосчитать на пальцах. И то они стали возможны по причине понимания женщинами моих жизненных правил. Ни одна из них мне не навязывалась, и мы встречались редко, но продолжительно.

Знакомство с Олей было словно запланировано свыше. В творчестве у меня был застой, работа над докторской диссертацией вымотала все мои силы. Я впервые писал то, чего не хотел писать, а что должен был, а в творчестве понятие «должен» было явно не для меня. Одновременно, проблемы в семье достигли своего апогея: в общей сложности, за год я проводил в Лозовой не больше двух месяцев, а остальное время безвыездно проживал в Киеве. Если, раньше скучая по детям, меня тянуло в Лозовую, то в последнее время даже радость от общения с детьми затмевалась постоянными скандалами с женой. Я не подавал на развод только из-за меньшей дочери, Насти. Старшая, Эля, была взрослая, оканчивала школу, и я был уверен, что она поймет мой шаг; но Настя в свои неполные двенадцать лет не могла понять глубины кризиса, который с каждым месяцем созревал в наших отношениях с Наташей. В последнее время понимая, что неприкрытая неприязнь между мной и женой, возможно, еще хуже сказывается на развитии ее психики, я стал склоняться к мыслям о разводе. В нашем роду не было не одного случая развода, к тому же я был уверен, что никто из близких меня не поддержит, поэтому тянул время, надеясь, что все образумится, станет на свои места самостоятельно, без моего участия.

Как раз в этот момент, когда два моих основных приоритета в жизни находились в глубоком кризисе, произошло наше знакомство с Олей. В любое другое время, шансы на развитие отношений между нами равнялись бы нулю.

Жизнь – это сравнения. Мы сравниваем одну женщину с другой и идем к лучшей; мы сравниваем коллективы, и выбираем приемлемей для нас; мы сравниваем ситуации и делаем выводы. Первые недели я не воспринимал Олю, и если честно, ее практически не замечал. Я хотел ей помочь, поэтому рассчитывал, что пожив у меня неделю другую, мы расстанемся с ней как в море корабли, но она, надо отдать ей должное, и не навязывала себя для общения. В моей однокомнатной киевской квартире появился посторонний человек, но я, всегда негативно воспринимавший чужих людей в своей личной жизни, его присутствия практически не заметил. Он был, но он нес только положительную энергию. Моя квартира теперь была постоянно убрана, холодильник забит различными вкусняшками, вещи постираны, поглажены и, главное, положены на свои, привычные для меня места, и к тому же, я больше не думал о сексе. Все мои немногочисленные потребности и требования к быту были удовлетворены с лихвой, и при этом от меня ничего не требовали. Я ни на йоту не отклонился от своих привычек и годами установившегося распорядка дня. Все как бы шло авансом, а оставаться должным я не любил.

Я все чаще стал ловить себя на мысли, что мне хочется, чем-то отблагодарить Олю. Мне было неловко перед ней, потому что не мог с безразличием принимать жертвы с ее стороны. Ее услужливость и тот уют, который она вокруг меня создала, мне начал нравится, но со своей стороны хотелось ответить чем-то достойным. Невольно я все чаще начал сравнивать Олю с Наташей, и сравнения на тот момент выходили явно не в пользу последней. С Наташей было прошлое: иногда хорошее, радостное, но в большинстве, что оставалось свежо в памяти: скандальное, нервное, эмоциональное. Я на профессиональном уровне занимался психологией и знал, что эмоции – это работа подсознания. Человек эмоциональный – это человек, в психике которого доля сознательной деятельности минимальна. С эмоциональным человеком нельзя построить гармоничных отношений основанных на понимании, рассуждениях, договоренностях. Любой сильный раздражитель для психики человека эмоционального является катастрофой: он теряет над собой контроль и делает то, о чем в последствии, успокоившись, обязательно будет жалеть. Его поведение теряет последовательность и преемственность, слова расходятся с делом, планы нарушаются, а порой радикально изменяются, но что самое страшное, человек эмоциональный в своих порывах становится неконтролируемым. К нему не достучишься, не дозовешься до голоса разума. Когда в психике человека эмоционального бушуют эмоции, то его разум бессилен что-либо сделать и исправить. Словно щепка в океане человек подвластен стихии эмоций.

Моя жена являлась ярким представителем человека эмоционального. Красивая, женственная, эротичная, добрая и во всем меня устраивающая, она превращалась в демона, когда раздражитель в моем лице делал что-либо для нее вызывающее. Ревность и отсутствие внимания с моей стороны действовали на ее психику таким образом, что о каждом моем появлении в Лозовой знала вся улица. Было море крика и слез. Истерика достигала апогея за считанные минуты. В скандал вовлекался не только я, но и дети. Это был кошмар, который в последнее время мне начал даже снится.

Первое время, в этих семейных разборках я научился управлять собой и Наташей. Чем больше ее истерика набирала оборотов, тем спокойнее мне становилось в душе. Я смеялся, играл, развлекался, а жена еще больше сходила с ума. Я знал практически любой исход нашего разговора. Если мы садились обсуждать какую-либо проблему, я заранее на листочке писал последовательность развития разговора: обсуждение, повышение тона, глаза наливающиеся кровью, взрыв эмоций, слезы, хлопанье дверью, и эта последовательность практически никогда не нарушалась. Были дополнения, вводные, например, после хлопанья дверью, иногда она снова возвращалась и последние три этапа зацикливались: эмоции, слезы, хлопанье дверью. Пять минут передышки, очередное появление и новый повтор: эмоции, слезы, третий раз хлопанье дверью. Заранее предчувствуя очередное ее появление, я встречал ее стоя, аплодируя, иногда, вызывая на «бис». Наташу, естественное, это еще больше заводило: эмоции переходили в неуправляемую истерику, после которой она закрывалась в спальню и быстро засыпала. Чем быстрее я доводил ее до состояния истерики, тем быстрее в доме утихали страсти. Все другие варианты развития скандалов были невозможны, Наташа практически никогда сама не могла успокоиться и остановиться.

Но в последнее время, я заметил, что семейные скандалы начали задевать и мою нервную систему. Я начал нервничать, болезненно воспринимать ее эмоции, чего со мной ранее никогда не случалось. Мои эмоции, мой демон, начал выходить из-под контроля и становился таким же неуправляемым, как и у жены. И чем разительней были контрасты между спокойной и прогнозируемой жизнью в Киеве, в кругу Сережи и товарищей, с одной стороны, и предельно эмоциональными отношениями в Лозовой, тем болезненней я переносил напряженность в семейных отношениях. Уже даже близость к детям не успокаивала, даже творчество и бизнес не отвлекали. Приехав в Лозовую, я ловил себя на мысли, что это уже не мой дом, что здесь все чужое, эмоциональное, деструктивное и враждебное мне. Крики, обзывания, выяснения отношений, непонимание – это все создавало такой внешний и внутренний дискомфорт, что я искал малейший повод лишь бы скорее вернуться в Киев. Я становился для всех чужим, и семья для меня становилась чужой. Дом, о котором я мечтал столько лет, который стоил мне минимум трех лет активного труда, моя мечта детства, стал чуждым, неуютным, вызывающим боязнь и неприязнь. Как он создавался на моих глазах, так и разрушался, медленно, невосстановимо. И у меня не было желания поддержать разрушающееся, приложить силы для восстановления распадающегося, отходящего в небытие.

Я чувствовал, что внутренне созрел для формирования новых отношений, с кем-то другим, пока не знакомым мне. Я часто вспоминал слова одного из первых своих учителей в самостоятельной жизни, которые он произнес еще в первый год моей семейной жизни: «Разница в женщинах просматривается только до порога Загса. Переступив этот порог в обратном направлении, став женой, они становятся типичными, похожими друг на друга: скандальными, требовательными, капризными. Поэтому взял одну, с другими лучше не пробовать». Я помнил эти слова все шестнадцать лет нашей семейной жизни с Наташей, но уже на пороге сорокалетия, когда чаша терпения стала переливаться через край, захотелось испытать чего-то нового, комфортного, приятного для души. Ведь и жизни то осталось немного.… Но не было случая, не было достойных претендентов, которые бы смогли заменить жену в постели, быте, организации свободного времени. Но внутренне я был открыт для встречи, не гласно, прикрываясь различными поводами, но я искал замену, или хотя бы островка, на котором я мог восстанавливать свои силы и нервную систему. Киевская квартира для этого не подходила, потому что здесь я привык жить один, и это была скорее моя лаборатория, в которой я постоянно работал над своими новыми книгами. Хотелось чего-то нового, яркого, незабываемого, чтобы развеять образовавшуюся пустоту в душе, разогнать застой в творчестве, поэтому я невольно присматривался к Оле.

11

Я обратил внимание, что с Олей я впервые научился радоваться мелочам. Чтобы меньше стеснять меня первое время она часто уезжала к себе на родину в Донецк, и как-то перед отъездом спросила:

– Ты для меня столько хорошего делаешь, открываешь новые аспекты жизни, причем с такими подробностями и искренностью, что даже не верится, что в наше время это возможно. Чтобы ты хотел получить от меня взамен, как я могу отблагодарить тебя за твою открытость?

– Ты и так у меня как служанка и любовница.

– Это не то, так любая женщина сможет. Я хочу сделать для тебя что-нибудь важное, примечательное.

Я улыбнулся и пошутил:

– Когда заработаешь свой первый миллион, купишь мне новый «Мерседес».

– Обязательно – серьезно ответила она.

Вечером она уехала в Донецк, и больше недели я не видел ее. Сказать, что я скучал за ней, было бы неправдой. Всю неделю мы с Сережей весело проводили время, и я вспоминал о ней только по вечерам, когда возвращался в пустую квартиру, да и то не надолго. Уставший я быстро засыпал, а утро встречал за книгами и за зубрежкой современной западноевропейской философии. Но когда она вернулась и подарила мне новый игрушечный «Мерседес» я впервые испытал к ней такое чувство благодарности, что с трудом мог выразить его словами:

– Вы балуете меня Ольга Николаевна – полушутя обратился я к ней по имени отчеству – Сегодня игрушечный, завтра настоящий, такими темпами вы действительно сделаете меня своим поклонником.

Она обняла меня, прижалась к груди и тихо произнесла:

– Я об этом только мечтаю и не говорю вслух, но знаю, пройдет немного времени, и ты поймешь, что я твоя судьба.

– Вы слишком самоуверенны, или рассчитываете задобрить меня дорогими подарками?

– Увы, мой рыцарь – она умела быстро подстраиваться под мою игру и не фальшивила – Для этого я слишком бедна, но надеюсь, что с вашей помощью я добьюсь материальных высот, и вы ни в чем не будете нуждаться. Я стану вашей королевой и возьму на себя всю тяжесть материального обеспечения семьи.

– Но до недавнего времени вы придерживались иной точки зрения и утверждали, что не женское дело бороться за материальные высоты. Вы доказывали, что женщина – это королева, к ногам которой рыцари должны ежедневно приносить подношения.

Она не выдержала и рассмеялась.

– Пообщавшись с вами, уважаемый Олег Александрович, я вынуждена изменить свои взгляды, потому что в ином случае меня ждет участь моих предшественниц, а именно забвение. А я еще не всему научилась у вас. Я рассчитываю питаться от вас энергией еще долгие годы, поэтому готова пахать как папа Карло, лишь бы угождать вам!

– Так вы приспособленица, выходит вам и верить то нельзя?

– На какие только жертвы ради любимого не пойдешь!

Наши отношения с Олей были легки и непринужденны. Я не чувствовал себя чем-то скованным, обязанным. Я ни на йоту не изменил свой образ жизни, но при этом в мое киевское холостяцкое однообразие добавилось немного легкости, юмора, флирта, уюта и самое главное, разнообразия. Моя устоявшаяся за тридцать восемь лет и до боли приевшаяся схема жизни: творчество, Сережа, дети, жена с переменчивым настроением, разнообразилась новым аспектом, Олей, присутствие которой не только добавило в мою жизнь колорита, но и сделало ее более осмысленной, приятной именно в житейском, бытовом плане, который я раньше категорично отвергал. Оля постоянно придумывала всякие новшества, которые открывали для меня мир бытовых мелочей, при этом была настолько осторожна и тактична, что как только видела, что меня это начинало раздражать или напрягать, сразу отступала, исчезала из дому и, успокоившись, я начинал чувствовать себя немного виноватым. Своими мелкими придумками она так растормошила мою однообразную схему жизни, что с каждым днем мне все труднее становилась усаживать себя за учебники и заставлять зубрить не сильно интересную для меня тему докторской диссертации. С каждым днем я ловил себя на мысли, что же нового ожидает меня в отношениях с Олей сегодня?

Оля заставила меня изменить мой гардероб. Однажды, скептически наблюдая за тем, как я одеваюсь в университет на лекции, она заметила:

– Если бы я не знала, что с деньгами у тебя все в порядке, я бы подумала, что ты преуспевающий сантехник.

– А чем тебе мой наряд не нравится? – моему удивлению не было предела – Один только галстук стоит дороже, чем все твои вещи вместе взятые.

– Я в этом не сомневаюсь, но ты посмотри на свою майку, такое ощущение, что она тебе досталась по завещанию от прадедушки, а когда я смотрю на твои трусы, то вспоминаю фильмы из истории Англии. Если я не ошибаюсь, одно время в Англии были в моде длинные панталоны, у тебя случайно не раритетная вещь?

– А кто их видит, я же перед студентами брюки не снимаю?

– Их вижу я.

– Хорошо, при тебе я вообще буду голым ходить.

– Хороший ответ для будущего доктора наук.

– Что же тебе еще не нравится, придирчивая ты моя?

– Еще бы я заменила барсетку, вижу, что она дорогая, фирменная, но уже затертая, купила бы несколько более модных свитеров и в принципе все.

Я не стал больше возражать, отметив объективность ее замечаний. Через неделю я поменял свой гардероб, впервые обратив внимание на веяния современной моды. До этого времени отслеживание моды не входило в поле моих интересов. Мои новые прикиды отметили все, начиная от жены и заканчивая Сережей. Всем очень понравилось, и про себя я отметил дельность ее советов.

Оля первая женщина с кем мне понравилось ходить по магазинам. До встречи с ней я не представлял себя тупо транжирящим свое драгоценное время по бутикам в поисках какой-то тряпки. Для меня поход в магазин с женой приравнивался к пытке, так как из своего семейного опыта я знал, что первую половину дня я протаскаюсь за Наташей отупевший и одуревший от непонятных мне мелочей, пустой болтовни, глупых вопросов и обиды на меня за мое непонимание и спешку, а вторую половину дня пролежу с головной болью, каждой клеткой ощущая недовольство жены моим поведением на рынке. Как правило, все наши совместные походы с женой по магазинам заканчивались обидами, обвинениями в мой адрес и моим решением не связывать себя такой нудной, томительной и неблагодарной работой.

Оля меня долго пыталась затянуть с собой в магазин, но под различными предлогами я отказывался от предстоящей пытки. Я был уже научен своей семейной жизнью и не хотел повторять ошибок. Но однажды случайно мы зашли в бутик нижнего белья, который попался нам по дороге, и скажу одно, в течение двух часов я вместе с продавщицами хохотал до слез. Чего мы там только не фантазировали! Когда я узнал, что женщины с первым размером груди, как правило, покупают бюстгальтер третьего размера, чтобы компенсировать природный недостаток, и когда я увидел бюстгальтеры на два размера больше на маленькой груди Оли, я понял, что не стоит тратить большие деньги на концерты современных юмористов, достаточно вникнуть в некоторые женские мелочи. Грудь у Оли с трудом дотягивала до первого размера, но я заставил ее примерять бюстгальтеры, начиная с четвертого размера. Что самое интересное, в этот процесс подключились и продавщицы, с бюстом не меньше третьего размера. Они примеряли лифчик на себя, а потом на Олю, и вполне серьезно доказывали, что разницы практически нет никакой. Для меня это был новый мир, в котором я веселился и хохотал до болей в животе. Первый поход в магазин с Олей оставил в моей памяти неизгладимое впечатление. Я о нем еще долго вспоминал, рассказывая близким, как действительно тяжело быть женщиной.

Оля первая из женщин отвоевала у меня право на общение в вечернее время. Она это сделала хитро, тактично, чисто по-женски. Ее первые попытки не увенчались успехом:

– Олег, ты каждый день проводишь то с книгами, то с Сережей, удели мне хотя бы два часа вечером.

– Оля, не лезь в мою жизнь. Я же не спрашиваю с кем и как, ты проводишь свое время, это твое право, твоя жизнь. Мое время – это моя жизнь.

Оля не устроила скандал, как это сделал бы моя жена, а выбрала другой путь. Я всегда поздно возвращался домой из «Кубертена», но когда бы не пришел, меня на кухне ждали вкусняшки и Оля с бутылкой пива. Я не мог отказаться от сладостей, садился, пил чай с печеньем, а в это время Оля непринужденно рассказывала мне всякие интересные мелочи из прожитого дня, или же из своей прошлой жизни. Со временем я так привык к этим вечерним посиделкам, что начал возвращаться пораньше, придумывая различные поводы лишь бы сократить игру в карты. Мне были интересны взгляды на жизнь Олиного поколения, их проблемы, пути решения насущных вопросов. Я узнавал для себя много нового из жизни молодежи, и это возводило между нашими поколениями мосты понимания, взаимоуважения. Я уже не только учил Олю жизни, но и сам учился смотреть на мир глазами ее поколения, пытался разобраться в содержании их отношений, интересов, целей и это настолько меня увлекло, заинтересовало, что незаметно для себя я отдал предпочтение общению с Олей, чем с Сережей. Я уже не только старался раньше вернуться домой, но и начал придумывать различные поводы лишь бы избежать уже надоевшего преферанса в «Кубертене». Мои бывшие интересы: карты, ставки, игровые автоматы, общение в «Кубертене» в сравнении с общением с Олей отошли на второй план. Теперь, они казались мне такими пустыми и неинтересными, что я с удивлением спрашивал себя, а почему раньше этого не видел? Со временем, почти все вечера я проводил с Олей.

12

Еще с детства я страдал сильными головными болями, которые обостряли все органы восприятия. Любой звук, запах, свет, словно взрывом на куски рвали мозг. Боль адская. Рвота, вялость, желание полной изоляции, могильной тишины – наступали минимум два–три раза в неделю. Сколько я себя помнил, головная боль преследовала меня. Это был мой рок, спутник по жизни. С возрастом головная боль стала чаще доставать меня. Если в двадцать лет голова болела, примерно раз в месяц, то к сорока годам я начал просыпаться с головной болью каждое утро. Мое пробуждение – это головная боль, прием таблетки, и жуткое вхождение в новый день.

К концу 2006 года головные боли достали меня окончательно. Я уже столько выпил «номигрена» и «солпадеина», что производители, возможно, окупили свое оборудование только на мне, как на потребителе. Я принимал таблетки иногда по два-три раза в день. Головная боль, заглушенная таблеткой номигрена, просыпалась в обед, а потом под вечер. В конце концов, даже номигрен перестал помогать. Организм привык к лекарствам, и я начал медленно сходить с ума от боли.

Головные боли, в последнее время возникающие неожиданно и в самый неудобный момент, создавали дополнительный дискомфорт в моем общении с людьми. Головная боль незаметна для глаза, и когда посторонний человек видит мое неадекватное поведение, слышит мою жалобу на головную боль, он не понимает, насколько эта боль существенна. Кто не испытывал головной боли, тому тяжело понять человека, страдающего ею. Не один раз я вынужден был покидать компании из-за сильной головной боли. Иногда было стыдно признаваться, а иногда объяснения не принимали, относили к нежеланию и высокомерию. В период острой головной боли раздражало все: участие, пренебрежение, любое внимание, разговоры, смех, даже молчание, поэтому я избегал далеких выездов, сторонился незнакомых компаний и общения с малознакомыми людьми. Я заранее прогнозировал их реакцию на мое поведение: чтобы они не сделали, как бы себя не повели их поведение однозначно вызовет во мне раздражение, которое практически невозможно будет сдержать. Оно проявит себя и будет неправильно воспринято.

К концу года я решил обратиться к врачам. Мне назначили капельницы, ряд препаратов в таблетках и витамины. Знакомство с Олей выпало как раз на период моего лечения. К моему удивлению она смогла построить свое поведение таким образом, что ее присутствие в период приступов головной боли меня не раздражало. Она научилась становиться незаметной, неслышимой. Она специально избавлялась от запахов, предварительно выпытав у меня все раздражающие факторы, которые сильно воздействовали на мою нервную систему во время головных болей. Она запомнила их сразу. Ее присутствие во время головной боли ни разу не вызвало во мне раздражения. Наоборот, я заметил, что в Киеве, после ее переезда ко мне, головные боли практически не достигали своего апогея. Они возникали, но после выпитого лекарства отступали. Я отделывался легким испугом, и жизнь продолжалась. Зато когда я приезжал в Лозовую, боль сваливала меня в постель дня на два-три. Я пил по четыре-пять таблеток, но не испытывал облегчения. Я закрывался в спальне и не мог встать с постели, чего раньше никогда не было. Обостренным от боли восприятием я чувствовал недоверие к моему поведению со стороны жены: она не верила в мою боль, принимала это за игру, нежелание общаться. И это недоверие до такой степени раздражало, что боль переходила на новые ступени, достигала новых пределов и я, кусая подушку, выл по-волчьи. Я задыхался от внутреннего напряжения, сходил с ума от того огня, который выжигал мой мозг, начиная с затылка. Мой мозг умирал от истощения и нежелания борьбы. Только сон спасал, отвлекал: час, два, три – и я просыпался от боли. Все повторялось. Я боролся, уставал и засыпал; боролся, уставал и засыпал.… И все это происходило в окружении недоброжелательности, натянутости, недоверия. Заранее предчувствуя и боль, и отношение жены к моей болезни, я стал бояться возвращений в Лозовую. Но ездить нужно было, в Лозовой росли дети, жила мама, и Лозовая давала средства к существованию: чем реже я ездил, тем меньше средств зарабатывал себе на жизнь. Любой бизнес требует контроля, но в такой обстановке, я предпочитал ослабить контроль, чем заставлять себя приезжать в Лозовую.

13

Оля, следуя моим наставлениям, любой момент, напрягающий наши отношения и тенью ложившийся на наше общение, сразу выносила на обсуждение. При этом она выбирала момент, когда я готов был выслушать ее, был спокоен и не раздражен какой-либо очередной вводной из нашего сложного повседневного существования.

– Олег, почему ты меня постоянно обижаешь? – неожиданно для меня, в один из вечеров спросила Оля.

– Я, тебя? – я был искренне удивлен. Как я мог обижать того, кого практически не замечаешь, и к кому относишься как к приятному, но временному атрибуту.

– Ты меня унижаешь при друзьях, издеваешься надо мной. Ведь ты не такой. Это внешнее, показательное…. Зачем ты играешь при друзьях, почему не остаешься таким, каким есть на самом деле?

Я растерялся.

– С чего ты взяла, что я играю?

– Это видно. Наедине со мной ты мягкий, доступный, учтивый, но когда рядом твои друзья ты преображаешься: показательная жесткость, равнодушие, пренебрежение к людям, высокомерие.

– Оля, не говори глупостей – мне было неприятно слушать, на мой взгляд, крайне необъективную оценку – Я всегда с уважением отношусь к окружающим, и от этого у меня постоянные проблемы в жизни. Я горжусь своими корнями, и именно тем, что вышел родом из народа и добился всего без помощи влиятельных родителей или близких родственников. Поверь, за свою жизнь я видел много людей, которые забывали о своих корнях, отрывались от земли в «звездном» полете, и поэтому плохо кончали. Их ошибок я не повторю, не так воспитан. Разве я проявил к тебе высокомерие, когда ты привязалась ко мне в поезде, или я грубил тебе при первом нашем знакомстве? Ты приведи мне хотя бы один пример когда я с пренебрежением относя к человеку, чего молчишь?

– Олег, не сердись, может, я выбрала не совсем удачное слово, но в тебе, когда ты с Сережей, просыпается что-то чужое, холодное, жестокое, нехарактерное для нормальных людей, поверь, я это чувствую, ощущаю на себе.

– Оля, это две разные вещи: высокомерие, пренебрежение к людям и отношение к тебе. С людьми проще: они рядом, вокруг, но их не обязательно пускать в свой внутренний мир, а с тобой все сложнее, я не могу определиться: кто ты для меня и что значишь в моей жизни.

– Ты разве еще не полюбил меня?

– Нет – я так и не смог понять: шутила она или нет – Для меня это более сложно и важно, чем, возможно, для тебя.

– Для меня это очень важно.

– Я до сих пор не могу забыть твой разговор в поезде с моим предшественником, слова, которые ты ему постоянно повторяла: «любимый», «любовь моя».

– Олег, я шутила! Это как прозвище, чтобы не называть человека по имени.

– А какое у меня прозвище?

– Ну что ты, у нас все серьезно. Ты для меня Олеженька, солнышко, ты у меня единственный и незаменимый.

– Вот это меня и настораживает: слишком быстро в тебе просыпаются и умирают чувства, и все это так показательно, публично, словно в театре для зрителей.

– Философ ты мой…

– Я знаю одно, то, что составляет нашу сущность, наше внутреннее «Я» – интимно и сокровенно. Его нельзя афишировать, выставлять на обозрение. Все что показательно – все временно. Показательность рассчитана на зрителя, на реакцию окружающих, то есть это уже сама по себе игра. А когда человек играет, возможно, первое время, искренно и с чувствами, это уже не естественно, и соответственно, временно. Когда-то он сам обнаружит свою игру и когда поймет, что его поведение ни более чем игра, он обязательно изменит ее правила, и знаешь почему?

– Почему?

– Потому что в нем проснется его сущность, внутреннее «я» с характерными для него проявлениями. Когда-то, но человеку обязательно захочется скинуть маску и стать самим собой! И вот когда он обретет себя, все прилипшее, наигранное отойдет в прошлое и человек предстанет в новом свете, в корне поменяв свое поведение.

– Это не обязательно!

– Оля, проживешь больше, сама убедишься в достоверности сказанного. Искренность, сама по себе, не показательна, она не рассчитана на зрителей и признание окружающими. Когда человек что-либо делает показательно и утверждает, что с его стороны это искренно, то это уже лукавство, потому что показательность и искренность несовместимы. Ты сама заметила, что я слишком доверяю людям, например, зная тебя всего два дня, оставил тебе ключи от квартиры и уехал в Лозовую. Кроме номера мобильного телефона и имени, я о тебе ничего не знал.

– Меня это сильно удивило, но одновременно и обязало. Такое доверие нужно оправдывать.

– Речь не об этом, тебе негде было спать, и я пошел на встречу, не задумываясь и не просчитывая последствия. Заметь, о своем, глупом с точки зрения окружающих поступке, я тебе ни разу не сказал и не напомнил, потому что был искренен, и ты не первая кому я таким образом помогаю. То есть с моей стороны это было не показательно, а характерно для меня, а вот что характерно для тебя, я до сих пор не могу понять. Ты обвиняешь меня в изменчивости поведения по отношению к тебе, но как я могу построить свое поведение, если в душе уверен, что ты не искренна со мной, что ты и сейчас продолжаешь играть со мной, как с моими предшественниками?

– И в чем проявляется моя игра?

– Хотя бы в той же показательности: месяц назад у тебя был «любимый», сейчас появился «единственный», такими темпами нельзя исключить, что завтра у тебя появится кто-то следующий, например, «самый единственный», или что-то подобное…

– Олег, ты ошибаешься.

– Оля, как я могу ошибаться, если несколько раз уже ловил тебя на обмане? Ты необязательна: не первый раз говоришь, что вернешься домой в три или четыре часа дня, а являешься под вечер. Это мелочи, но именно в мелочах проявляется человеческая натура. Необязательность равносильна неуважению к человеку, а неуважение вызывает ответную неприязнь или же пробуждает лицемерие. Ты, по сути, чужой для меня человек. Я могу иногда открыться перед тобой, но в глубине души понимаю, что этим шагом сам себе на ровном месте создаю проблемы: зачем давать кому-то оружие против себя самого? Лучше лицемерить, жить в игре, на поверхности, не опускаясь в глубину. В глубине место только для очень близких людей, проверенных и посвященных.

– Значит то, что я иногда вижу – это не твое желание открыться мне, а простая случайность, игра?

– Да, потому что у нас нет с тобой будущего. Оля, у меня жена, дети, и какими бы сложными у нас не были отношения с женой, дети – это святое. Последние годы я жил с женой ради детей и еще проживу. А с тобой хорошо, комфортно, но менять шестнадцать лет совместной жизни на комфорт, на неопределенность, на мой взгляд, глупо. Ты пришла на все готовое, и я не знаю, как ты поведешь себя, если у меня вдруг возникнут финансовые трудности, или же пошатнется здоровье. А с женой мы прошли все этапы взлетов и падений, Наташа знает, как нам тяжело давались деньги, и экономия стала для нее нормой поведения. Даже сейчас, несмотря на нашу относительную обеспеченность, прежде чем приобрести вещь она двадцать раз сравнит цены и задумается над необходимостью покупки. И это, я считаю, нормальное поведение: у нас непредсказуемое государство, поэтому приходится быть постоянно на чеку. Тебе это трудно понять, потому что ты не прошла общежитий и нищенских зарплат. Для тебя моя жизнь, это просто обеспеченное существование, которое, как ты думаешь, позволит тебе жить в свое удовольствие, наслаждаться жизнью, брать от нее все возможное.

– А ты разве не для этого живешь?

– Нет, с моей точки зрения такой образ жизни – это паразитизм. Я реализую себя в этой жизни, создаю фундамент для того, чтобы мои дети достигли большего, чем достиг я. Хорошее воспитание, это когда дети достигают в жизни больше, чем их родители, поэтому деньги для меня, еще и средство, с помощью которого я и мои дети должны получить все возможное для полноценного существования. Я видел, как мои родители отдавали нам с сестрой все самое лучшее, поэтому и сам, в свою очередь хочу облегчить уже своим детям путь в самостоятельную жизнь. Например, со старшей дочерью, мы договорились, что я оставляю ей миллион долларов, и она превращает его в миллиард, а с младшей сложнее, она сама пока не знает, чего хочет.

– И как далеко тебе до обещанного?

– Да я его уже достиг, это не так сложно, как ты думаешь.

– У тебя есть миллион долларов? – Оля с изумлением посмотрела на меня.

– Нет, конечно, какой дурак сейчас держит такие суммы в деньгах, но активов у меня уже на большую сумму.

– И ты так скромно живешь!

Я рассмеялся:

– Каждый сам выбирает свой образ жизни. Все чего я хотел достичь в материальном плане, уже достиг, а духовное развитие, творчество, не предусматривает апломба и «мажорного» поведения. В свое время у меня была самая дорогая машина в городе, самый дорогой дом, я вкусил все запретные плоды, которые можно было только купить за деньги. Но потом я понял, что выражать себя в материальном – это пустая трата времени, только время жизни зря растрачиваешь, поэтому и поменял жизненные ориентиры.

– А как жена на это смотрит, ей тоже надоело выражать себя в материальном?

– Не думаю, на мой взгляд, она далека от самореализации, даже в материальных ценностях.

– Но почему ты ей не поможешь?

– Я пытался много раз, но это зависит только от нее самой: если человек живет в пол силы, то чем ему помочь? Это его жизнь. Человека нельзя заставлять, ему можно только предлагать возможные варианты жизни. Именно в возможности выбора собственной судьбы заключена свобода существования человека и его будущее. А насилие, заставление, помощь извне – это неблагодарное дело. Заставлять себя человек должен только сам, но не окружающие. Это совершенно разные вещи. Заставление себя – это работа сознания, положительное действие, как для становления внутреннего мира человека, так и для его повседневного существования, а заставление извне, со стороны окружающих – это насилие, принуждение, и в большинстве своем действие отрицательное, разрушающее внутренний мир человека и, соответственно, негативно сказывающееся на результатах его повседневного существования. Естественно, это все относится к взрослым людям, с устоявшейся психикой. В отношении к детям, подросткам и даже юношам, поведение совершенно иное.

– Но Наташа может просто пользоваться твоими достижениями.

– Может, но в пределах разумного. Для нее самой важно найти себя в жизни, а не почивать на чужих лаврах.

– Но ведь она, пусть косвенно, но участвует в твоих победах, ведь она твоя жена!

– Но я тоже хочу поучаствовать в ее достижениях, я ее муж и у нас ведь семья, Оля, равноправие!

Оля с недоумением посмотрела на меня, а потом произнесла:

– Выходит, женщина должна тратить свою жизнь на детей, мужа, поддержание внешнего вида, на самореализацию, и кроме всего этого еще зарабатывать деньги, потому что те суммы, которые зарабатываешь ты, распределяются тобой и, как правило, ей не достаются, правильно я тебя поняла?

Я улыбнулся, потому что догадался, куда она клонит.

– Почти, правильно.

– Не хило вы мужчины устроились, замечу я тебе. Хорошо, что мужчин с такими как у тебя взглядами, не так много в жизни. Муж, дети, свои интересы, да еще на все это нужно заработать деньги!? Сказка, а не жизнь! Я тоже хочу быть мужчиной! – Оля с трудом сдерживала волнение. Спокойная, даже флегматичная, на этот раз, видно было, что ее задели за живое.

– А что ты возмущаешься, у нас, мужчин, тоже на плечах жена, дети, личные потребности, и главное, обеспечение будущего семьи. Я не говорю, чтобы жена кормила семью. Пусть ее потребности соответствуют ее зарплате, пусть она себя обеспечит, а семью обеспечим мы, мужчины. А так, у вас, у современных барышень, личные запросы в несколько раз превышают бюджет семьи. Вы тратите деньги без ума и цели, лишь бы потратить. А во всем должна быть мера: хочешь одеваться от «Валентино», так иди, зарабатывай на белье по сотни долларов. А почему я, мужчина, должен потакать, с моей точки зрения, этой глупой прихоти? Я лучше эти суммы, не малые, подчеркну, снова вложу в бизнес, и они сторицей вернутся в семью.

– Но тебе же приятно, когда с тобой рядом красивая, шикарно одетая жена, на которую все обращают внимание?

– Приятно, но еще приятней, когда я понимаю, что весь этот внешний лоск, постоянно меняющаяся и быстро обесценивающаяся атрибутика, не заставляет меня пахать день и ночь, а вкладывается в бюджет семьи.

– Так зарабатывай больше. Я считаю, что мужчина должен обеспечивать настоящее и будущее своей половины, ведь мы же отдаемся вам сполна, до капли. Мое мнение: насколько мужчина ценит свою половину, настолько он выглядит сам. Тратит он на свою половину копейки, значить и сам выглядит как дешевка, тратит миллионы – значить и сам «фантик». А делить деньги на свои и жены, это что-то дикое и пошлое.

– Оля, на западе не зря составляют брачные контракты. Там женщине даже на ум не придет паразитировать на муже. Вот это, на мой взгляд, и есть истинное равноправие!

– Олег, но на западе женщина и за мужем не ходит как за маленьким ребенком! Она свободна в своих действиях и не отдает себя в добровольное рабство. Она делает то, что ей хочется делать, не нравится что-то мужу – до свидания. А в наших семьях что творится, чтобы выпросить разрешение у «любимого» провести вечер с подружкой, мы вынуждены весь день предварительно прогибаться перед ним, чтобы задобрить, настроить на положительный ответ. И то, вероятность положительного решения очень мала. Но зато когда мужчине нужно куда-то пойти, то пожалуйста! Это ваша жизнь и не дай бог, запрети вам! Что ты! Это чуть ли не посягательство на внутренний мир, на гордое «Я»! Ты каждый вечер уходишь с Сережей и на мой нормальный вопрос «Когда вернешься?», смотришь на меня как на врага народа, потому что тебе кажется, что я лезу в твою личную жизнь. Но когда мне куда-то нужно пойти вечером, то я должна отчитаться перед тобой по полной программе: куда, с кем, почему, когда вернусь? Олег, ответь, где же справедливость?

– Рассчитывай на свои силы, зарабатывай хотя бы столько, чтобы обеспечивать свои личные потребности, и все будет хорошо. Не нужно будет попрошайничать у мужа по мелочам, зависеть от него и главное, будешь знать цену деньгам. Они не так легко достаются, чтобы тратить их без ума!

Мы еще долго спорили с Олей, но внутреннее несогласие между нами так и осталась. Ни я, ни Оля не акцентировали на этом внимание, не доводили спор до скандала. Как только чувствовали, что страсти готовы вырваться наружу, захлестнуть рассудок, каждый из нас спешил отойти на исходное, уступить друг другу. Но в этот вечер мы поняли одно: каждый из нас слишком по-разному смотрит на мир и на место в нем мужчины и женщины.

14

На следующий день за завтраком Оля заявила:

– А ты знаешь, я бы ни за какие деньги не захотела стать твоей женой.

Я рассмеялся:

– Разве во сне я сделал тебе предложение?

– Если бы и сделал, то я отказала. Я всю ночь думала над тем, что ты мне вчера говорил. Получается, что ты живешь своей жизнью, реализуешь себя, зарабатываешь деньги, а твоя жена в это время сидит с детьми, воспитывает их, полностью привязана к ним, и при всем при этом, она где-то на третьем плане. Деньги твои, дети твои, а жена сама по себе: вроде бы и с тобой, работает на тебя, но при этом заботиться о себе должна сама. Так сиди ты с детьми, а она будет реализовывать себя, зарабатывать деньги и наслаждаться жизнью.

– Оля, я не знаю, что ты себе надумала, но дело в том, что я никогда не связывал жену детьми. Умные женщины успевают и детей воспитывать и реализовать себя в жизни. Удел женщины – воспитывать детей и хранить семейный очаг, но это не значит зациклиться на чем-то одном, посвятить себя полностью детям или мужу и через пять-десять лет деградировать. О чем можно говорить с женщиной оторванной от жизни на пять или десять лет? Да и самим детям не интересно будет с такой мамой, так как психика мамы, вместо того, чтобы совершенствоваться, получать новую, качественную информацию, будет в чем-то повторять психику детей. А детям со временем нужно давать новую, масштабную информацию, а не опускаться до их уровня. Дети должны тянуться к родителям, к их уровню, к их достижениям, а если наоборот, то потеряем и маму, и детей.

– Так ты считаешь, что женщина одновременно должна воспитывать детей и зарабатывать деньги?

– Причем здесь деньги, я говорю о необходимости самореализации.

– А муж тогда зачем, ведь он должен ей помогать, облегчать жизнь?

– Муж – это направляющая сила в семье, на нем большая часть материального обеспечения семьи. Он начинает, осваивает, а женщина закрепляет начатое им. Но это не значит, что женщина должна отказываться от личной жизни. Нужно просто меньше спать и расслабляться. Ты за собой понаблюдай: спишь до обеда, пока расчухаешься, уже час-два дня. Сколько у тебя выходит времени бодрствования: тринадцать-четырнадцать часов в сутки? А насколько они полноценны? Что ты успеваешь сделать за день? А ведь человеку достаточно в сутки восемь часов сна. То есть время бодрствования у нормальных людей – это шестнадцать полноценных часов, за которые, если правильно их распределить и сориентировать, можно горы свернуть!

А из тебя изначально получится не сильно нормальная мама. С твоим распорядком дня у тебя даже на ребенка времени не хватит, не говоря уже о внешнем виде и бизнесе. Вот и получается, что причина всех недоразумений в семье заключается не в мужчинах, не в том, что они притесняют своих жен, а причина в том, что жены слишком узко и примитивно видят свои обязанности, свое место в семье, и самое главное, не умеют правильно распределить свое время. Я готов поменяться с любой женщиной местами, потому что мне тоже хочется поспать подольше, посмотреть сериалы по телевизору, поговорить с друзьями, отвести детей в садик и накормить их, и при этом требовать денег, претендовать на дорогие автомобили, квартиры, поездки за границу. Ведь это ваш, в большей части, образ жизни. Но, на мой взгляд, это не правильно и не справедливо. Я Наташе не один раз предлагал поменяться местами: я согласен готовить кушать, за детьми смотреть, выполнять всю работу по дому, а она пусть зарабатывает деньги, надрывает нервную систему, организовывая очередное направление в бизнесе, при этом, я не буду претендовать на большие суммы: мне не нужна дорогая одежда, косметика, бижутерия, для меня достаточны условия, чтобы писать и читать. По современным меркам, я был бы самым нетребовательным нахлебником. Но жена не хочет, и я понимаю почему. Поэтому эти разговоры, чей вклад в семью весомей, и должен ли мужчина пахать за себя и за жену, сразу обрываются после того, как появляется возможность поменяться местами. Ты бы поменялась?

– Но я же женщина.

– Ну и что? Я мужчина. Если бы я был женщиной, разве у меня было бы больше привилегий?

– Ты разбалованный мужчина. Ты никогда не любил, поэтому тебе тяжело понять психологию женщины.

– Да нет, дорогая, уж я-то вашу психологию понимаю. Вы молодые, только входящие в жизнь барышни, насмотрелись американских фильмов, наслушались бредовых полувымышленных рассказов о богатых папеньках и беззаботной жизни удачно пристроившихся любовниц, и грезите этой жизнью, строите воздушные замки, которые к реальной жизни никакого отношения не имеют. А я живу в этом кругу, вижу отношение богатых мужчин к молоденьким, ждущим подаяния девушкам. Действительно, встречаются единичные случаи, когда обеспеченный, состоявшийся мужчина женится на молодой девушке, и она из грязи сразу попадает в сказку. Но подчеркиваю, Оля, это единичные случаи и, как правило, девушка на самом деле что-то из себя представляет. В большинстве своем, состоявшиеся мужчины разводятся со своими женами редко. Им нужно не молодое тело с атрофированными мозгами, как дополнение, а преданность, человек проверенный и надежный. А это, как правило, жена, если она действительно, этого стоит. А возраст жены, приевшееся тело, компенсируется покупкой или проституток, или тех же любовниц, в которых не ищется глубина, а спрос идет только на тело: молодое, свежее, холенное. И иногда это тело стоит больших денег, которые платятся, но разово. Запомни, телом мужчина быстро пресыщается, и только качественное общение в состоянии его задержать. Только когда за телом мужчина вдруг обнаружит личность, тогда есть шанс, чтобы он изменил свое отношение к женщине-телу. А если этого нет, то женщина для мужчины так и останется «для одноразового употребления». И все те девяносто девять процентов подрастающих девушек, рассчитывающих на сказочного принца, как правило, так и остаются для мужчин телом, и не больше. Оно покупается и меняется, но весь этот процесс не долог, от силы пять-десять лет. Потом тело теряет свою ценность: девственность, чистоту, свежесть, и что от него остается, какова дальнейшая участь этой девушки-женщины? Я думаю, ты сама знаешь ответ на этот вопрос.

Знаешь, Оля, страшно то, что те женщины, которым, как они считают, не повезло встретить своего принца в жизни, в своих дочерях, взращивают такую же мечту. Это трагедия для будущего полноправного члена человеческого общества. В девочках воспитывают не характер, волю, лидерские качества, а их учат искать принца, уметь понравиться ему, угодить, приспособиться под его характер. Девочки, воспитанные такими горе-матерями, растут меркантильными, расчетливыми, хитрыми, лицемерными. Они могут подать, угодить, подлизать, подстроиться, но все это игра, это аванс, или бартер с расчетом на материальные блага. Мне кажется, эта черта просматривается и в тебе: угодить богатому мужчине, чтобы добиться от него чего-то важного для себя, материального, выгодного. Судя по твоим рассказам, это норма поведения твоего окружения.

На удивление Оля не стала спорить и даже отвергать сказанное.

– Я считаю это нормальным. Общаться с ровесниками – не интересно, у них ничему не научишься, потому что отсутствует жизненный опыт, а мужчины постарше интересны, они многое пережили, много достигли…

– И ты думаешь, что у вас есть шанс зацепиться, понравится, удачно продать себя?

– Причем здесь продать? Я что, прошу у тебя деньги? С чего ты взял, что наше отношение к взрослым мужчинам основывается только на тяге к деньгам?

– Наблюдения из жизни.

– Неправильные наблюдения, как впрочем, и твои рассуждения. От взрослого мужчины девушке нужна поддержка ее начинаниям, первым шагам в жизни. Опытный мужчина подскажет, убережет от ошибок, поможет своими связями, советами. А деньги появятся сами по себе, это следствие, это не основная причина общения молодых девушек с «папеньками».

– Так ты встречаешься со мной, надеясь на помощь в твоих начинаниях?

– Я встречаюсь с тобой, потому что ты показываешь мне жизнь в новом свете: ты говоришь такое, о чем мне никто не рассказывал, критикуешь меня, говоришь правду, не лебезишь. Ты не такой как все, своеобразный, и пока большего мне от тебя ничего не надо. Тем более твоих денег...

– Мне это нравится. Терпеть не могу, когда у меня выпрашивают деньги.

15

Я первым всегда шел навстречу людям, подсознательно рассчитывая на взаимность с их стороны. И когда этой взаимности не получал, когда нарывался на отказ, особенно от людей, которым в свое время помог, меня это довольно сильно расстраивало. Я не показывал виду, насколько мне неприятен отказ, но следующий раз, когда опять что-то замыкалось на мне, я этот эпизод обязательно вспоминал, и редко помогал этому человеку. Я считаю, что взаимопомощь и взаимоуважение должны быть обоюдными, а не носить односторонний характер. Если человек пренебрегал моими просьбами, то почему я со своей стороны должен решать его проблемы?

Оля для меня была удобная квартирантка и больше никто, поэтому все попытки с ее стороны показать свой характер особенно болезненно воспринимались мной. Я не вешал на себя орденов, не ждал от нее вечной благодарности, но я помнил, что в тяжелую минуту я пришел к ней на помощь, предоставил жилье, решил за нее целый ряд бытовых проблем, и в свою очередь ожидал от нее только понимания своих небольших странностей. Не нужны мне были ее благодарности, пусть живет, только не напрягает. Но видимо, так устроен человек, что, сколько не делай добра, ему все равно кажется, что этого мало. Это касалась меня, это же относилось и к ней.

Оля, безусловно, представляла собой личность, со своим мировоззрением, принципами, достижениями в жизни. Я ее воспринимал, как очень удобную сожительницу, которая чем-то напоминала мне мою собаку – Васю. Одно время я Олю так и называл, Васей. Вася не напрягал, требовал на себя минимум внимания, но тем не менее это был полноправный сожитель, который в тяжелую минуту отвлекал, расслаблял, успокаивал, и в его присутствии я никогда не чувствовал себя одиноким.

Оля в моей киевской жизни заняла пустующее место, оставшееся после переезда Васи в Лозовую. Меня не интересовали ее проблемы и жизнь, которые, как считал, я уже вполне устроил; об Оле я вспоминал тогда, когда возникала необходимость с кем-то поговорить и скоротать время. Но как только с ее стороны озвучивались просьбы, или предъявлялись определенные требования, это пробуждало во мне возмущение. Я задавал себе вопрос: «А зачем мне это надо?» Это не семья, проблемы который как отец и муж я обязан был решать; с Олей у нас были временные отношения, которые как раз и радовали своей поверхностностью и необязательностью. От присутствия или не присутствия Оли в своей жизни я много не выигрывал и не проигрывал, а вот ей было, что терять.

Однажды, по работе у меня созрела срочная необходимость поездки в Харьков.

– Поедешь со мной? – спросил я у нее. Я не сильно понимал, зачем она мне нужна в поездке, скорее ее присутствие помешало бы мне, создало дополнительные сложности, но спросил, наверное, надеясь на ее отказ.

– Поеду, мне все равно завтра нечего делать.

Я понял, что меня расстроил бы как ее отказ, так и согласие.

– А ты проснешься? Выезжать будем в три часа утра, а ты в десять еле глаза открываешь.

– Когда нужно, я могу себя заставить, ты же меня разбудишь?

– Тебя будить, это изначально себя расстраивать. Сама знаешь, легче покойника поднять, чем тебя разбудить. Смотри, чтобы потом не было обид: не проснешься, я с тобой возиться не буду.

– Золотой мой, я обязательно проснусь.

Я уехал с Сережей в «Кубертен», а Оля осталась дома. Перед отъездом я попросил ее купить молоко, но когда вернулся из «Кубертена» Оля спала, а молока в холодильнике не оказалось.

– Оля, а где молоко? – разбудил я ее, надеясь услышать весомый аргумент. Я настолько привык пить перед сном молоко, что без молока с трудом представлял, как я могу вообще заснуть.

– Прости, золотой мой, я уснула. Ты уехал, я прилегла и заснула... Ведь завтра рано вставать.

Я почувствовал, как от возмущения кровь хлынула к голове, и еле сдержал свой гнев.

– Любимый, не расстраивайся, я завтра обязательно его куплю.

Вася меня никогда так не раздражал. Я смотрел на нее сонную, с трудом ворочающую языком, с еле приоткрытыми, слипшимися глазами и удивлялся тому, что такая уродина делает в моей квартире? Зачем я взвалил на свои плечи такую головную боль? Мысли роем носились в голове накручиваясь, приумножаясь; эмоции били через край, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не закричать, не заорать от обиды, возмущения, негодования. Был двенадцатый час ночи, и я точно знал, что в это время молока я нигде не куплю. По большому счету, его и не сильно то и хотелось, но сам факт, что не выполнили мою просьбу, растревожил так давно не заявлявшего о себе демона эмоций! Я первый раз ее о чем-то попросил, а мою просьбу проигнорировали!

Оля практически сразу и заснула, не подозревая о том, какие тучи сгустились над ее головой. Я стоял у ее изголовья и не знал, что делать. Я растерялся от ее наглости, онемел от ее вызывающего поведения. Мне хотелось тут же разбудить ее и с вещами выставить за дверь, или нет, разбудить, и отослать за молоком, пусть ищет его, хоть до утра, дрянь! Она думала о завтрашней поездке, но почему-то забыла о том, что мне пить, когда вернусь из «Кубертена»! Я с трудом сдерживал себя, чтобы не стянуть ее с постели и не устроить скандал.

Все мои попытки успокоиться были безрезультатны. Я заставил себя раздеться и лечь в постель, но сон не шел. Я знал, что если вот так, изначально, прощать, допускать невыполнение мелких, элементарных просьб, то со временем, со мной вообще перестанут считаться. Все начинается с мелочей; если ты не обращаешь внимания на мелочи, то со временем, они скопятся, нагромоздятся и превратятся в большую, нерешаемую проблему. Я не должен ее простить, она должна быть жестоко наказана. Но какое придумать наказание, чтобы впредь, если возникнет сомнение выполнять или не выполнять мои просьбы, сам факт невыполнения, практически не рассматривался? Невыполнение должно нести боль: не хочешь выполнять, значит страдай, мучайся, переживай. Не хочешь страдать, значить делай то, о чем тебя просят.

Я лежал и пытался сосредоточиться, придумать наказание, чтобы в следующий раз она двадцать раз подумала о том, чем чревато для нее непослушание. Воспаленный мозг приходил к различным бредовым заключениям, начинающимся от физической расправы и заканчивающимися безумными ужастиками. Ее ровное дыхание было, что масло в огонь, и я с трудом пытался отобрать более реальные варианты. И вдруг я вспомнил, с каким энтузиазмом она ухватилась за совместную поездку в Харьков, как взахлеб рассказала о ней маме, подружкам, какие строила планы. И я понял, чем ее накажу, чем проучу за пренебрежение к моим просьбам. Это будет достойный урок, унижение, которое вызовет боль и обиду, похлеще той, что пережил я. Принятое решение успокоило и удовлетворило. Ощущение боли, какой-то детской невинной, но глубокой обиды улеглось, как только прочувствовал, что завтра буду отомщен. Только после этого вздохнув с облегчением, я смог заснуть. Я не злопамятный, но обиды прощать не собирался.

В три часа утра зазвенел будильник. Я был готов и только с тревогой ожидал: проснется она или нет?

– Пора вставать? – сквозь сон пробормотала Оля.

– Спи еще, я пока умоюсь.

Я старался все делать быстро и тихо. Оля тут же уснула, укрывшись с головой одеялом. Я быстро умылся, стараясь не шуметь, оделся, взял вещи и вышел из квартиры. На душе было легко и приятно. Я отомщен.

Я выехал уже из Киева, когда Оля позвонила первый раз. Я не брал трубку, представляя удивление, возмущение и весь тот спектр эмоций, которые, возможно, ее переполняли. Я не испытывал угрызения совести: не я первый начал. Если человек хочет, чтобы к нему нормально относились, пусть начнет с себя. Я ехал в Харьков, практически не думая о ней. Оля звонила несколько раз, но это были звонки в никуда. О чем с ней говорить? Потом она прислала сообщение: «Я все поняла. Обязательно исправлюсь. Если можешь, прости. Очень люблю тебя, Оля».

Сообщение порадовало, я был полностью удовлетворен. Конфликт был исчерпан, и мне немножко даже стало неловко за свое поведение. Но это состояние быстро прошло и я начал думать только о предстоящих встречах в Харькове.

16

Назад в Киев я вернулся поздно ночью. Оля уже спала. Я старался не шуметь, но она проснулась.

– Как съездил?

– Нормально.

– Решил свои вопросы?

– Да.

– А я тебя ждала-ждала и заснула – она ладошками потерла глаза и села на кровати.– Кушать хочешь?

– Нет, спать хочу.

– Я тебе приготовила, все рассыпано по тарелкам, если хочешь, поставлю в микроволновку и разогрею.

– Нет, спасибо, давай спать, завтра покушаем.

Я действительно сильно устал. Дорога вымотала, да и вопросы в Харькове решились не так хорошо, как я планировал. Приближаясь к Киеву, я невольно думал о том, как меня встретит Оля: будет обижаться, ругаться, выяснять отношения? По привычке я настраивался на худшее, но Оля встретила меня так, как будто ничего не случилось. Я первым почувствовал желание высказаться.

– Ты не сильно расстроилась, что я тебя не взял с собой? – спросил я как можно мягче.

– Сильно. – Оля словно ждала этого разговора – Я проснулась, наверное, сразу после твоего ухода. Сначала не поняла, но потом когда ты не взял первый раз трубку, для меня все стало ясно. Со мной так никто никогда не поступал. Это первый раз в жизни. Было очень больно и неприятно, я очень долго плакала. Олег, ты жестокий человек. И главное за что, из-за молока?

– Ты не выполнила мою просьбу. Я тебя ни о чем никогда не просил. Неужели нельзя было серьезно отнестись к моей первой просьбе?

– Олег, я помнила о молоке, знала, что ты его всегда пьешь перед сном, хотела еще шоколада купить, сделать тебе приятное. Но я прилегла, думала, полежу немного и потом схожу, ты ведь знал, какой тяжелый день у меня был в академии, как я устала, и уснула, сразу, незаметно. Я не специально. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, насколько мне дорого твое внимание. Как ты мог подумать, что я специально не выполнила твою просьбу? – голос Оли дрожал, она готова была разрыдаться.

– Оля, успокойся, вопрос исчерпан, выводы сделаны, – я попытался перевести разговор на другую тему, но она продолжала:

– Олег, я другого не могу понять, неужели это было для тебя настолько принципиально, что ты решил не будить меня? Ты же знаешь, как я хотела поехать с тобой, я всем рассказала о своей поездке, всех предупредила, и вдруг, меня оставили дома из-за того, что я не купила пакет молока. Олег, не делай больше так никогда, хорошо?

– Хорошо, только ты тоже не зли меня, я не привык, когда игнорируют мои просьбы. Пусть, согласен, молоко это мелочь, но ты один раз забудешь, потом второй, потом твоя забывчивость войдет в привычку, и ты начнешь полностью игнорировать меня, поэтому, давай начнем с малого.

– Как с тобой сложно. Мне человек шесть звонили и спрашивали как в Харькове погода, понравился мне город или нет, и когда я им ответила, что ты меня с собой не взял, то на вопрос почему, я даже не знала, что им ответить. Сказать, из-за того, что забыла купить вечером молоко – глупо, придумать другое – это обман, а ты сам учил меня не обманывать. Поэтому я молчала. Я долго думала над твоим поступком и знаешь, к какому выводу пришла? Наверное, ты прав. Эта поездка нужна была в первую очередь мне, поэтому я сама должна была проснуться, а не рассчитывать на тебя. А во-вторых, надо быть внимательней к просьбам близких людей, я права?

– Да. Я тоже хотел тебя взять, но после того, как не обнаружил в холодильнике молоко, у меня было два выбора: или взять тебя, игнорируя свое нежелание, но я знаю себя, всю дорогу я бы пилил тебя, и поверь, никто бы из нас от этой поездки не получил удовольствия. Второй вариант, не брать тебя, это, на мой взгляд, заставило бы каждого из нас о многом подумать, и я уверен, следующий раз мы оба постараемся, чтобы подобная ситуация не повторилась, правильно?

– Да мой милый. Ты думал обо мне?

– Нет, я был слишком злой на тебя.

– Даже не разу не вспомнил?

– Нет, некогда было. Оля, хватит вопросов, давай спать.

17

Прошел ноябрь. Я начал привыкать к присутствию Оли. Я реально видел, как она исправляется, устраняет то, что меня раздражало. Шел на компромисс и я. Я впервые столкнулся с тем, что к моей совести пытались достучаться не криком, не скандалом, эмоциями, а поведением. Я был жесток с ней, не церемонился, вел себя как с временным явлением в своей жизни, но в ответ получал терпение и понимание.

– Я понимаю, Олег, что я для тебя ничего не значу, но прошу только об одном, как только надоем и начну кумарить, скажи, не жалей меня. Я уйду, потому что сама знаю, как страшно жить с человеком, который уже надоел и раздражает.

Моя жестокость и безразличие, наталкиваясь на ее терпение, разбивались, как прибой о камни. Меня преследовали ее глаза: телячьи преданные, всепрощающие, влажные от внутренней борьбы. Она не плакала при мне, и я долго не мог увидеть ее слез, хотя добивался этого сознательно, на принцип. Но я ни один раз замечал немного припухшие веки и понимал, что она плачет в одиночестве, скрывая от меня свою слабость. Только улыбку, доброжелательность и спокойствие я получал взамен на свои выходки. И мне впервые становилось стыдно и неудобно. Внутри зрело уважение к ней: я сам терпел и переживал боль в одиночестве. Раненые хищники зализывают раны в одиночку, не выставляя свою слабость окружающим, потому что слабость в мире природы не в чести. И я впервые перестал делать то, что ранее считал нормальным. Я всегда уважал женщин, но это уважение было глубоко внутри, в содержании. В поведении я мало отличался от среднестатистического совдеповского мужчины. Когда я выезжал в Европу и беседовал с европейцами, то обратил внимание на существенное отличие между нашими мужчинами и европейцами: те ценили женщин. На Западе женщина и мужчина действительно равны и на этом равенстве строятся отношения: в быту, семье, на работе. У нас в Украине, да, наверное, на просторах необъятного бывшего Советского Союза, эмансипация женщины – пустые слова. Мужчины разбалованы женским вниманием. Непьющий мужчина в провинциальном городе, да еще зарабатывающий прожиточный минимум – это Рокфеллер или Бил Гейтс в Америке, во всяком случае, спрос на него огромный. Отсюда и поведение совдеповских мужчин по отношению к женщине: наглое, самоуверенное, эгоистичное. Мужчина знает, что он не останется без внимания и женской ласки, он уверен в своей востребованности: кто-то, но обязательно его подберет, обратит внимание, при этом самому не нужно прикладывать к этому никаких усилий. Он – ходовой товар. Его найдут, накормят, ублажат, и он станет царем, или как говорит моя теща, принцем, в новой семье.

Мне все чаще становилось стыдно за свои поступки. Причем Оля оказалась неплохим психологом: однажды, когда она поздно вернулась домой, и я подумывал даже не пустить ее в квартиру, она извинилась, не спорила, не оправдывалась, только произнесла:

– Олег, я все поняла, такого больше не повторится, но я думала, что мое поведение нормально, потому что, во-первых, я тебя еще утром предупредила, что задержусь, а во-вторых, ты сам никогда не говоришь о времени своего возвращения.

Я понял, что она копирует мое поведение. И поступки, которые я совершал, и которые считал вполне естественными, со стороны, совершенные по отношению ко мне, потеряли свою нормальность. Я словно смотрел на себя со стороны, и честно, зрелище было не из приятных.

Оля никогда не спорила, не доказывала свою правоту. На мою грубость, она только один раз ответила:

– Тебе тяжело что-то доказать, потому что в любой ситуации ты всегда прав. Но придет мое время, я поведу себя так же, как и ты, вот тогда сам рассудишь насколько это правильно или не правильно.

И это время приходило. Она исправляла то, что раздражало меня, но, одновременно, в определенных ситуациях, которые не нравились ей, Оля специально копировала мое поведение, и меня это выводило из себя, я нервничал, но она спокойно отвечала:

– А почему, тебе можно так себя вести, а мне нельзя? Тебе не нравятся мои поступки, но ты же их сам совершаешь? Они мне тоже не нравятся, так давай их оба не совершать.

Логика железная. Можно нервничать, скандалить, обижаться, но факт оставался фактом: то, что не нравилось мне, Оля исправляла, так почему я не исправлял то, что не нравилось ей? Это заставляло задуматься. Пусть она безразлична, пусть в моей жизни временное явление, но это человек, который подстраивался под меня, старался понравиться, угодить. Она обстирывала меня, кормила, убирала в квартире; пусть это бытовые мелочи, но они раньше отвлекали меня, забирали много времени, а сейчас освободившееся время я тратил на чтение, на общение с Сережей, и что более для меня интересно, на наблюдение над ней и развитием наших отношений. Можно было продолжать наглеть, хамить и проявлять безразличие, но это уже было открытое неуважение к ней. А этого я не мог допустить, не позволяло воспитание. Да уже не было и желания: я втягивался в наши отношения, и мне они начинали все больше нравиться.

Я вынужден был изменять свое поведение. Она добилась от меня того, чего не смог добиться до нее никто, видимо, не теми путями шли. Эмоциональное давление вызывает адекватную ответную реакцию, но ни в коем случае не желание измениться. Умничание, советы, тоже не всегда достигают цели. Другое дело, когда свое поведение ты видишь со стороны и по отношению к себе; когда узнаешь свои поступки, слова, мимику, но направленные в твой адрес. Зеркальное отражение твоих манер, только в реальной жизни и в повседневных жизненных ситуациях – вот что заставляет задуматься, а прав ли ты? Испытывая обиду, унижение, вдруг понимаешь, что это ты сам себя обидел и унизил. В этом случае испытанные стыд и боль вызывают не агрессию и желание мщения, а работу сознания, понимание неприемлемости своего поведения, осознание своих ошибок. Оля впервые заставила меня пересмотреть отдельные взгляды на взаимоотношения с женщинами. Благодаря Оле, я убедился, что к сорока годам у меня выработался не совсем правильный стереотип поведения с женщинами, что практически двадцать лет сознательной жизни я руководствовался не совсем правильными ценностями и критериями в оценке женщин. Даже стыдно стало и захотелось исправиться, стать лучше.

18

После неудавшейся совместной поездки в Харьков, наши отношения с Олей стали более деликатными и осторожными. Мы стали внимательней относиться к жизненным позициям друг друга, стараясь не ущемлять их и не нарушать.

– Олег, сегодня ко мне подруга из Ивано-Франковска приезжает, можно мы вечером посидим с ней рядышком с домом, в «Макдоналдсе»?

– А почему ты к нам ее не пригласишь?

– Ты же работаешь, а мы отвлекать будем.

– Приглашай ее в квартиру, меня все равно не будет, мы с Сережей вечером уедем.

– А ты когда вернешься, чтобы я успела ее выпроводить?

– К одиннадцати буду. А где она остановилась?

– У нее знакомые в Киеве есть, у них переночует.

Я вернулся немного раньше, Тома с Олей сидели на кухне. На столе стояло две бутылки пива, лежала почищенная рыба.

– Здравствуйте – поздоровался я.

– Тома, это мой мужчина, Олег, а это моя бывшая однокурсница, близкая подруга, Тома.

– Очень приятно.

– Любимый мой, Тома купила килограмм апельсин, это все для тебя, я их все равно не ем.

– Такая щедрость с вашей стороны.

– Мне Оля много рассказывала про вас – впервые обратилась ко мне Тома.

– Наверное, плохое?

– Только хорошее.

– А вы ее давно знаете?

– Мы четыре года в одной группе проучились, и после училища два года продолжаем дружить.

– Шесть лет знакомы?

– Да, почти вечность.

– Так вы знаете всех ее мужчин?

Тома мельком взглянула на Олю, но я перехватил ее взгляд.

– Тома, ты отвечай, не обманывай, а то еще хуже будет – попивая пиво, улыбнулась Оля – у нас это больная тема, поэтому говори, как есть.

– Тома, я просто убедился, что Оля у нас фантазерка: насочиняет такого, что потом сама путается в своих рассказах, вот и приходится все по крупицам восстанавливать.

– А вы считаете, это нужно делать?

– Конечно, когда живешь с человеком, ты должен знать, что от него можно ожидать, а это возможно только на основе знания прошлого.

– Но на то оно и прошлое, чтобы о нем не вспоминать.

– Это глупости, может у вас, у молодежи, прошлому мало уделяют внимания, а у нас, у поколения, которое прожило большую часть своей жизни, знание прошлого необходимо, чтобы составить правильное суждение о человеке. Если я знаю, как человек вел себя до меня, то я с большой степенью вероятности могу предсказать и его поведение со мной.

– Но вы можете так повлиять на человека, что его поведение с вами будет разительно отличаться от поведения до вас, разве это невозможно?

– Все возможно, но в любом случае, для сравнения нужно знать прошлое человека. Поэтому я повторяю свой вопрос, вы знали всех Олиных поклонников?

– Не знаю, это личное дело Оли, пусть она и отвечает вам.

– Тома, ты рассказывай, хуже не будет.

– Оля, у Томы правильная позиция, это наше с тобой дело, и третий, всегда лишний. Если вы в действительности придерживаетесь таких убеждений, то я уважаю вашу позицию. Обычно близкие любят порассуждать о третьем лице, не подозревая о том, к каким последствиям это может привести. А вы сами замужем?

– Нет.

– А вам тоже двадцать четыре года, как и Оле?

– Мне уже двадцать пять.

– Что же мешает вам выйти замуж?

– Пока не встретила своего мужчины.

– Вы такая переборчивая?

– Да, зачем размениваться по мелочам.

– А поздно не будет?

– Лучше ни с кем, чем с первым попавшимся.

– Это правильная позиция, уважаю, но одного не могу понять, если у Оли с ее внешним видом нет отбоя от желающих, то, что вам мешает найти достойного мужчину?

– А что вы так про Олю думаете? Она очень даже ничего, все мужчины от нее в восторге.

– Вот видите, вы уже и проговорились.

– Тома, он хитрый, специально провоцирует тебя.

Я улыбнулся:

– Оля, ты меня прямо за монстра выдаешь, я просто разговариваю с твоей подругой. Видишь, как она рьяно кинулась тебя защищать. То, что мужчинам ты нравишься, я убедился по списку телефонов в твоей записной книжке, но меня интересует другой вопрос, Тома, вы тоже так балованы мужским вниманием?

– У нее с этим посложнее, она не такая общительная, как я – вставила за нее Оля.

– То есть, поведение Оли, все-таки выходит за рамки общепринятого?

– Почему? Ей нравится общаться с мужчинами, мне нет, здесь больше различие характеров, чем правильность или неправильность поведения.

– Любое поведение – это следствие воспитания, того, что заложено в человека изначально: родителями, близким окружением, друзьями. Для нашего поколения, поведение Оли слишком вульгарно и одиозно, потому что нас воспитывали на других ценностях: верности, преданности, искренности, чистоте. Я почему и спрашивал о ваших отношениях с мужчинами, потому что думал, что для вашего поколения поведение Оли типично. Но вы сами опровергли мое предположение, и я очередной раз убедился, что Оля вульгарная девушка, с искаженным внутренним миром.

– Вы глубоко ошибаетесь, Оля очень компанейская, преданная подруга.

– Неразборчивая в половых связях.

– Неправда.

– Тома, его переубедить невозможно. Любимый мой, Тамаре пора домой, потому что скоро закроется метро, но если ты хочешь более подробно узнать о моем прошлом, я тебя обязательно познакомлю со всеми своими подругами, чтобы ты понял: то, что ты надумал обо мне, это плод твоей фантазии, и не больше. На самом деле, я самая обычная представительница своего поколения, которая влюбилась в тебя и пытается доказать, что ты для нее самый лучший и незаменимый, несмотря на все твои недостатки. Я люблю тебя, пусть Тома это слышит и скажет, я хоть раз при ней говорила эти слова мужчине?

– Не говорила.

– А при ней еще раз повторяю, я знаю, что для тебя я пока ничего не значу, но я люблю тебя и добьюсь, что ты меня полюбишь и не сможешь без меня жить, ты понял меня?

Оля подошла ко мне и обняла.

– У тебя, Олег, уже нет никакого шанса избавиться от меня. Тома подтвердит, она знает меня: если я чего-то себе надумала, решила, то, несмотря на весь свой флегматичный и спокойный характер, я этого добьюсь. Ты мой, поэтому бойся меня и заранее с этим соглашайся.

– Олег, она такая.

– Посмотрим, меня тяжело запугать.

19

Полтора месяца общения с Олей внесли изменения в мою устоявшуюся жизнь в Киеве. Во-первых, впервые я столь продолжительное время жил с посторонним человеком, а во-вторых, общение с этим человеком открыло для меня много нового в отношениях между мужчиной и женщиной. Я лучше стал понимать женщин, стал терпимей по отношению к их поведению, лоялен, менее эгоистичен. Но с другой стороны, я начал испытывать внутренний дискомфорт. Была семья, друзья, устоявшиеся отношения с ними, обязательства, привычки. А здесь возник человек, которого не воспринимали ни семья, ни друзья, но с которым мне было интересно и комфортно. Я вдруг встал перед выбором: или начать новую жизнь в сорок лет, или же вернуться к старой, уже привычной и устоявшейся. Безусловно, вопрос о выборе не стоял категорично и актуально, это была только первая волна понимания того, что помимо жены есть женщины, с которыми мне приятней, комфортней, и что главное, интереснее общаться.

Меня неожиданно заинтересовала сама проблематика, та дилемма, которая стала передо мной. Сорок лет, практически большая часть жизни прожита, налажены отношения с людьми, четко обозначены цели, понятны перспективы, достигнуты определенные материальные и социальные результаты. Но на жизненном пути возникают новые ориентиры, манящие неизведанностью, новыми возможностями, открытиями, приятными впечатлениями и ощущениями. И перед человеком, мужчиной или женщиной, встает вопрос: стоит сделать этот решающий шаг к новому, неизвестному, или отказаться от него, не рисковать, остаться в старом, уже просчитанном и привычном мире? Ведь, по большому счету, новое неизведанно, поэтому и не предсказуемо. Оно неустойчиво, таит в себе кучу неопределенностей, и вообще, может оказаться иллюзией или заблуждением. В глубине души просыпается страх: в сорок лет, в случае ошибки с выбором, ты можешь оказаться на пепелище: позади, останется брошенное прошлое, а именно старая семья, дети, возможно, большая часть друзей, налаженный почти двадцатилетним трудом мир, а тот новый мир, на который ты возлагал надежды, ради которого отказался от своего прошлого, на самом деле окажется утопией. В нем однозначно, будет много раздражающего, чужого, малопонятного и неприемлемого. В сорок лет остаться одному: без прошлого и будущего… Стоит рисковать или риск не стоит тех бонусов, которые возможно, ты получишь от новой жизни?

Вопрос не из легких. Быть или не быть? Новое манит, а вдруг там лучше, вдруг там сказка и то, о чем можно только мечтать? Но одновременно, страх перед новой жизнью останавливает, сковывает поступки. Сомнения колобродят душу, иссушают мысли, доводят до бессонницы. Ты просыпаешься ночью и не сразу понимаешь, в каком ты мире, в каком измерении: в старом или новом? Там прошлое, а там, возможно, будущее. Но может это не твое будущее? Может твое будущее в старом мире, в той семье, с которой ты прошел взлеты и падения, на которую мог всегда опереться в трудную минуту и переждать застой, неприятности и поражения, и которая, главное, всегда преданна тебе? Израненный жизненными неудачами ты всегда возвращался к семье, и какие бы не были отношения с женой, она была рядом. Ты пользовался ее энергией, теплом и здоровьем, тебя всегда ждали и желали. И бросить все это ради молодого тела, которое, возможно, отвернется от тебя при первых неудачах? А хватит ли сил выдержать предательство, особенно предательство человека, ради которого отказался от близких, проверенных людей? Не будет ли это самой страшной трагедией твоей жизни?

У меня как раз был творческий застой: научными исследованиями я не занимался, отвлекала работа над докторской диссертацией; художественная книга «Женские нравы» вышла, получила определенные отзывы, и работа в этом направлении равносильна была повторению, потому что все, что я хотел сказать по этой теме, уже высказал. Мне хотелось нового сюжета, новой истории, в которой я бы сам все пережил, прочувствовал, в которой увидел новые аспекты человеческого существования и пусть иллюзорную, но возможность докопаться до первоосновы, до содержания этого аспекта.

Размышляя над этим вопросом, я вдруг понял, что моя новая тема – это рассмотрение причин перехода состоявшегося сорокалетнего мужчины от одной семьи к другой. Я знал много людей, которые в зрелые годы бросали свои семьи и создавали новые, причем жили в них счастливо и благополучно. Они рисковали, меняли создаваемые десятилетиями отношения на новые, но уровень понимания в новых семьях, с лихвой компенсировали неурядицы переходного периода. Они выходили на новый уровень отношений и взаимопонимания в семье, и были счастливы. Но были примеры, когда люди меняли семью на мир обмана, корысти и лицемерия. Они шли на искренность, принимали решение, веря в открытость партнера, в понимание им значимости сделанного шага, но оказывалось, что их воспринимали только как деньги, как связи, и не более того. Они раскаивались в своем поступке, пытались что-то исправить, делали новые знакомства, строили новые отношения, но все у них не ладилось, были новые обманы, разочарования, ошибки. Семейная жизнь, раз развалившись, уже не достигала той гармонии, благополучия и удовлетворения, которые были ранее. И мне вдруг на себе захотелось прочувствовать то, что испытывает состоявшийся мужчина, принимая такое ответственное решение: бросить семью, налаженный быт, отношения и начать новую жизнь. Мне захотелось прочувствовать то, что чувствовали они, для того чтобы понять, а нужно ли все это человеку? Соизмерима ли цена трагедии одной семьи счастью в новой семье? Мне захотелось глубже понять их чувства, переживания, сомнения, возможно боль, радость, ожидание, то есть все то, что толкает мужчину на этот, с моей точки зрения, радикальный шаг: смены семьи в зрелом возрасте.

Обретение темы исследования, наполнило мою повседневную жизнь содержанием. Наши отношения с Олей, вдруг обрели смысл и из игры, благотворительности, с моей стороны, вдруг превратились в творческую лабораторию, в исследование, в котором я мог наконец-то раскрыть свои возможности. Я загорелся, этот проект был новым и интересным для меня. Я всегда держал в узде свои чувства и мог руководить ими. В новом исследовании я должен был впервые ослабить контроль над ними, поддаться им, и прочувствовать то, что чувствуют мужчины, уходя от своих жен, которым отданы десятилетия, как правило, лучшие годы жизни. Это было рискованно: чувственность, эмоциональность сами по себе плохо контролируемы. Смогу ли я удержаться в границах придуманного эксперимента? Не втянусь ли сам в чувства? Я допускал, что будет больно, потому что там, где эмоции и чувства, там всегда переживания, душевные волнения, стрессы. Все это не характерно для расчетливой деятельности и прогнозируемых действий.

Учиться чувствовать и строить жизнь на чувствах, это был новый этап в моей жизни. Я знал, что мне этот шаг дастся нелегко, но я уже хотел этого. Жизнь – это риск, эксперименты. Без нового и рискованного, я томился и скучал. Отдаться чувствам, пронестись в водовороте житейских конфликтов, при этом, наблюдая за собой со стороны, анализируя каждый свой шаг, изучая особенности своего поведения – для меня было интересно и ново. Я начал жить сюжетом своей новой книги. И название пришло в голову сразу, даже не думал над ним, а вдруг сразу увидел: «Окунаясь в реальность», то есть, выйти из мира иллюзий, перешагнуть через надуманное и вымышленное, и увидеть жизнь в ее естественном свете, в действительности.

20

– Ты еще свою содержанку не выгнал? – был первый вопрос Сережи, когда я вернулся из Лозовой. Три дня в Лозовой прошли как в кошмаре. Все тоже: в первый день я слег с головной болью, еле отошел, два оставшихся дня провел, чередуя работу с выяснениями отношений с женой. С какой тоской я вспоминал о Киеве и об Оле!

– Пока не собираюсь. Ты даже представить не можешь, какой контраст между тем, что я только что пережил в Лозовой, и тем, что ожидает меня здесь. После таких сравнений разве захочется что-то менять?

– Оля тебе скоро на голову сядет, это же надо, почти два месяца у тебя живет. Ты что влюбился?

– Глупости, не знал я этого чувства и, наверное, не узнаю. А что, разве я похож на влюбленного?

– Малыш, всему приходит время. Вот и твоя весна пришла: поплыл ты батенька, размяк. Мне со стороны виднее.

– Насчет любви ошибаешься, но правда то, что к ней тянет. Приехал из Лозовой, словно к жизни вернулся. Если честно, я убежал оттуда. С женой такой напряг, такое непонимание, что не хочется дома и часу лишнего оставаться. Такой негатив от нее идет, такая нездоровая энергия, что я ни на секунду не могу расслабиться; постоянное ожидание чего-то нехорошего, болезненного, подлого.

– А из-за чего ругаетесь?

– Из-за мелочей! Наташа до сих пор не может понять, что работа есть работа, а семья – семьей; думает, что если она моя жена, то может иметь привилегии в бизнесе. И сколько я ей не объяснял, что в бизнесе не может быть исключений, даже для близких, потому что это разлагает дисциплину и нарушает организацию в целом, она этого не принимает.

– Зачем ее тогда вводил в бизнес?

– Хотел помочь самореализоваться. У нас и в семье проблемы из-за тех же мелочей. В последнее время стал замечать, что дети тоже начинают копировать ее поведение: придут, бросят вещи, сядут учить уроки; бросят уроки, уйдут на тренировку; придут с тренировки, бросят спортивные костюмы, сядут смотреть телевизор. В результате, полдня и в доме бардак полнейший. Я начинаю у нее спрашивать, Наташа, почему ты не требуешь от детей убирать после себя: взял, положил на место, притом не один раз в неделю, с криком и слезами, а последовательно, каждую минуту. Когда они ко мне в Киев приезжают, то картина иная. В первый день я только и делаю, что заставляю каждую убирать за собой и складывать вещи в положенные для них места. Они поначалу возмущаются, Настя пару раз поплачет, но зато на следующий день они привыкают к требованиям и день у нас проходит без эксцессов. Последний раз они гостили у меня неделю, так Настя в конце с удивлением заметила, что все это время мы прожили без крика. Десятилетний ребенок сказал это с таким удивлением, как будто только вышел из мира сказки. А в Лозовой каждое утро мы встречаем криком жены и вторящими криками детей!

– Но согласись, ты же сам Наташу довел до такого состояния.

– Согласен, но мы говорим о другом: в Киеве, с тобой, сейчас и с Олей, все по-другому, как мне нравится: тихо, на взаимопонимании, на жесткой аргументации. Характер у меня не из легких, давление на Олю примерно как танк на траву, но она берет другим: она гнется, поддается, но не ломается. Она отвечает рассудительностью, аргументацией своего и моего поведения и меня это заставляет задуматься, в чем-то даже исправиться. Ведь я нормальный человек, всегда открыт для диалога.

– Малыш, ты идеализируешь свою Олю. Ты представляешь ее кричащей на тебя?

– Нет, конечно.

– В том-то и дело. Ты не сравнивай отношения с Олей и с Наташей. Наташа может позволить себе то, что никогда не позволит Оля, и на это она имеет полное право – отданные тебе шестнадцать лет жизни. А Оля – приспособленка, она знает, что пока все хорошо, она с тобой, но как только она сделает что-то не так, ты ее выгонишь, и она останется одна со своими проблемами.

– Да с чего ты взял, что у нее много проблем в жизни, ведь жила же она как-то до меня?

– Жила, но как? Мужчинам за ночлег и корочку хлеба отдавалась?

– Глупости.

– Ты в этом уверен, ты достоверно знаешь ее прошлое?

– Нет.

– Так откуда ты знаешь, что я не прав? Она тебе стала небезразлична, поэтому ты не замечаешь очевидного: жизнь с тобой для нее это новый этап, новые материальные и социальные уровни, качественно новое общение. До тебя она общалась с такими же, как и она, бомжами и только мечтала о просвете...

– Сережа, я с тобой не согласен. Что нового я ей дал кроме общения – ничего. Деньгами не балую, своим кругом знакомств тоже, а поделиться мыслями, взглядами на жизнь – за это же деньги не берут. Я сам вызвался подтянуть ее в житейских вопросах в благодарность за заботу обо мне и терпение. Ведь ее никто не заставлял убирать, стирать за мной, мириться с моим характером. Она наконец-то кран в туалете починила, организовала сантехника и полдня с ним провозилась.

– Ты в своем репертуаре.

– Я считаю, что нашел удачное компромиссное решение: в Олином лице решил тысячу бытовых мелочей и одновременно отыскал умную и перспективную ученицу. И чтобы мне было интереснее в общении с ней, знаешь, что я придумал?

– Как всегда, что-то грандиозное?

– Почти. После написания «Женские нравы», я долго думал, что еще в человеческих отношениях можно раскрыть и показать? И вдруг понял, а чем не сюжет для книги, та ситуация в которой я сам сейчас оказался? С одной стороны, жена, дети, устойчивое социальное и материальное положение, с другой стороны, новая жизнь, новые перспективы, новая семья. Сколько мужчин оказывается перед таким выбором, и у них всего три варианта поведения: 1) остаться в старом, привычном мире, не изменять образ жизни; 2) отказаться от старого и начать новый образ жизни; 3) попытаться совместить старый и новый мир, жить двойной жизнью. Мне интересна психология этих переходов, или то же сожительство в двух семьях. Что бы ни говорили, но нелегко бросить одну семью и уйти в другую, а тем более нелегко лицемерить, играть на два фронта, совмещая жизнь в двух семьях. Но почему это происходит, что толкает мужчину на такие шаги? Я решил на себе это испытать и написать об этом. Правда, здорово?

– А справишься? Заиграться можно так, что не заметишь где игра, а где жизнь. Мир иллюзий незаметно перейдет в реальность, и тогда будет не до смеха: ведь на кону судьба твоего будущего и твоих детей.

– Я справлюсь. Хочется рискнуть, тянет к интриге, разнообразию, а без всего этого скучно жить. Да и ты рядом, если что, подправишь.

– Дерзай, поэт, но мне кажется, что это отговорка. Влюбился ты, вот и ищешь оправдание своим поступкам.

Я задумался.

– Трудно ответить. Как можно знать влюбился я или нет, если даже не знаю, что скрывается за содержанием этого слова. Я помню у Рериха, любовь, это, примерно, совокупность уважения к уму, преклонения перед духовным миром, и постоянная жажда физической близости. Последнее, присутствует, насчет ума – что-то действительно есть, но вот духовный мир Оли меня совсем не впечатляет. Поэтому, наверное, любви я к ней не испытываю, не во всем она меня устраивает и заполняет.

– Олег, а где ты в ней ум заметил? Я мало с ней общался, но из того, что услышал, вынес одно: самая заурядная, внешне страшная, хитрая провинциалка. Там где ты видишь ум, я вижу природную хитрость, которая заставляет ее шестым чувством предугадывать твои желания, только бы понравиться тебе и развести с семьей. Я уже предупреждал тебя, пройдет немного времени и она себя раскроет: вместо образа царевны-лягушки, который надумала твоя больная фантазия, ты обнаружишь мелкое, уродливое, корыстное ничтожество.

– Все может быть. И, тем не менее, согласись, только она смогла составить какую-то конкуренцию жене. У других: красивых, умных, богатых, душевных, даже шансов не было.

– И этому есть объяснение. Твои отношения с женой достигли тупика: ты устал, Наташа устала. У тебя проблемы переходного возраста. Согласись, сорок лет это рубеж, за которым тяжело что-то изменять. А тут появился вариант, еще раз подчеркиваю, не самый лучший, и ты за него уцепился в надежде на что-то лучшее для себя, более удобное. Но все это самообман, пройдет время, и ты в этом убедишься. Главное, о чем я тебя прошу, пока ты весь в любви и надеждах не натвори грубых и непоправимых ошибок. С одной стороны, я понимаю тебя, действительно, Наташа в последнее время довольно странно себя ведет, но это твоя семья, перед которой у тебя есть жесткие обязательства. Мне кажется, тебе нужно бросить все силы на восстановление отношений с женой, чем строить планы по поводу новой семьи. Согласись, пока мы здесь с тобой наслаждались жизнью, ни в чем себе не отказывая, твоя жена в одиночку занималась воспитанием твоих детей. И она правильно задает вопрос, а что будет с ней, когда дети начнут самостоятельную жизнь и выйдут из-под ее опеки? Ты, понятно, всегда в окружении своих планов, идей, а что делать ей, ты о ее жизни подумал?

– Сережа, я не собираюсь совершать никаких радикальных шагов. Я понимаю, что если даже с женой – это мое прошлое, то Оля, при всех своих достоинствах, это явно не мое будущее. Не хочу я пока такого будущего. И с чего ты взял, что я собираюсь что-то менять?

– Я так, на всякий случай предостерегаю тебя. Натворить глупостей легко, вот исправить их, не всегда удается.

– Сережа, речь идет о сюжете новой книги. Я буду сам создавать этот сюжет, сам переживать его, проходя из одного этапа в другой, при этом буду наблюдать, исследовать, экспериментировать. Мне нравится такой образ жизни. Ты же сам любитель авантюр, игры на грани фола, а здесь смесь авантюризма и научного исследования. Лично я уже нашел пользу от развития наших отношений с Олей: я проживу этот этап и напишу книгу о том, как рождаются и умирают чувства. И ты в этой книге будешь одним из главных героев. Ни о каком разводе, тем более о создании новой семьи, речь не идет.

– А я какое отношение имею к твоей книге?

– Без тебя наше знакомство с Олей не имело бы продолжения. Ты настоял на нем, ты первый начал эту игру, теперь отвечай за нее, дальше участвуй.

– Увольте, меня сюда впутывать не надо.

– Ты уже впутан. Так что тоже предлагай, фантазируй.

– Посмотрим, писатель.

21

Я отдался чувствам. Что это значит? Прежде всего, я перестал контролировать себя, останавливать свои желания и порывы. В поведении я мало изменился, по-прежнему делал то, что мне хотелось делать; эгоизма не уменьшилось, но я стал более внимателен к ней.

– Ты заметила, как я изменился? – как-то спросил я, напрашиваясь на комплимент.

– Ты изменился? – с удивлением переспросила Оля – Не заметила.

– Как не заметила? Я стал меньше хамить тебе, грубить, стал больше уделять тебе внимания, даже дважды подвозил до академии.

– А, ты про это. Действительно, для тебя это явный прогресс. Если учесть, что ты меня два месяца вообще игнорировал, то когда ты вызвался подвезти меня до академии, я была бесконечно удивлена и до последней секунды ожидала подвоха. Но, если не ошибаюсь, все оказалось намного прозаичней, тебе нужно было устроить статью своей знакомой в наш научный сборник.

– Это детали, главное, что я тебя как принцессу на глазах у всей академии подвез на «Мерседесе» практически к самому порогу.

Оля выглядела уставшей и не проявляла склонности к разговору.

– Ты заболела?

– Нет, на душе тяжело.

– Кто тебя обидел?

– Меня кроме тебя никто никогда не обижал. Ты первый, кто не стесняясь вытирает об меня и мои чувства ноги.

Я попытался шуткой отвести неприятный для себя разговор.

– Разве я мог тебя обидеть, нет, это злые происки врагов…

– Олег не шути, мне действительно тяжело. Мы с тобой знакомы почти два месяца, столько же живем полноценной семейной жизнью, а в твоем поведении, кроме двух поездок со мной в академию, ничего не изменилось. Ты живешь своей жизнью, решаешь свои вопросы. Я понимаю, что я для тебя чужой человек, но ты видишь как ты мне дорог. Ты сам видишь, сколько я сделала для того, чтобы искоренить из своего поведения многое из того, что тебя раздражало. Я изменила свои привычки, образ жизни, поменяла многие взгляды на жизнь. А что сделал для меня ты? Зачем я тебе нужна? Удобно? Комфортно? В Лозовой жена, дети, ты съездил к ним, отдохнул, что-то тебе там не понравилось, вернулся в Киев. Здесь я, накормлю, ублажу, сделаю все, что только пожелаешь, а иначе не могу, у меня просто нет выбора. Ты сам как-то сказал, что с женщинами, которые тебя не понимают, ты сразу расстаешься. Вот мне и приходится постоянно «понимать» тебя, подстраиваться под тебя, чтобы не попасть в разряд «неугодных». Надоедает тебе со мной, ты снова едешь в Лозовую, а я жду, ночами не сплю, вспоминаю, чем тебя обидела, что сделала не так. Я никогда не знаю, что стоит за твоим отъездом в Лозовую: или проблемы по работе, или же обида на меня. Ты об этом не говоришь, и я постоянно в неведении, боюсь, может это уже конец моему счастью. В наших отношениях постоянная неопределенность, которая не зависит от меня, которая держится только на одном твоем желании и настроении. Но вдруг желание пропадет, вдруг изменится твое настроение, то, что тогда? Конец нашим отношениям? А как же время, которое я потратила на тебя, а как те силы и здоровье, которые отдала тебе? Ведь так нельзя, я тоже человек и тоже хочу участвовать в становлении своей судьбы.

Мне этот разговор был неприятен, но я уже не мог уйти от него. Я начал говорить то, что скопилось у меня:

– А тебе, чем плохо? Неопределенность в отношениях? Согласен. Но, на что ты надеешься? На то, что, зная тебя меньше двух месяцев, я брошу семью и женюсь на тебе? Ты живешь в центре Киева, пять минут до твоей академии, накормлена, быт устроен, разве тебе плохо? Это ж не бегать по подругам с ночевками, не спать с мужчинами, только из-за того, что переночевать негде.

– Я никогда с мужчинами из-за этого не спала.

– А в офисе ты три месяца ночевала, из благодарности?

– Я убирала там, кушать готовила.

– Оля, не считай меня идиотом. Ты хоть и страшненькая, но от тебя пахнет сучкой. Мужчины просто так держать тебя в офисе не станут. Ты не сопоставляла обстоятельства нашего сближения? А я как-то на досуге сопоставил. Мы с тобой познакомились, когда ты жила в офисе, у тебя все было нормально и поэтому наше знакомство не имело продолжения. Но ты мне перезвонила, мы встретились, через день ты уже ночевала у меня, и что удивительно, оказалось, что тебя уже выставили из офиса, тебе некуда перевозить вещи, и самое главное, тебе негде жить в Киеве. Как тут не вспомнить про одинокого небедного мужчину, который наверняка не откажется приютить у себя молодую девушку?

– Ты считаешь, что я начала спать с тобой из-за проблем с жильем?

– Оля, я ничего не считаю, мы сопоставляем события. Безусловно, я не подарок, но жить со мной можно. Так что же тебя не устраивает во мне, что я еще должен сделать для тебя?

– Олег, я обязательно найду квартиру и съеду от тебя, прошу только одно, никогда не думай, что я начала спать с тобой из-за жилья. Ты плохо меня знаешь.

– Оля, говорить можно многое. Ты поступками докажи, что твои отношения ко мне, это не просто решение собственных бытовых проблем. Так будет честнее. А то у меня складывается такое мнение, что я для тебя очередной этап, с которым нужно прожить до окончания аспирантуры: удобно, рядом с академией и без сильных заскоков. Поэтому я и живу своей жизнью. Какое у нас с тобой будущее? У тебя список мужчин в телефоне больше пятисот имен. Даже допустить, что ты спала с каждым десятым, то это уже пятьдесят человек. С таким багажом, мне лично неприятно сосуществовать. Это напоминает ситуацию, когда мы с Сережей зашли в «Якиторию», японский ресторан в Киеве, а там весь зал заполнен влюбленными парами. И что интересно, процентов девяносто «влюбленных» женщин, это профессиональные проститутки, которых Сережа перетрахал у меня на квартире. И ты бы видела их испуганные взгляды, полные мольбы и прошения. Сережа даже покраснел от наслаждения. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то вот так наслаждался моим идиотизмом, когда лицезрел нас с тобой вдвоем.

– Ты же тоже не идеален. Думаешь, мне приятно целовать твой член, когда ты приезжаешь из Лозовой и я знаю, что ты спал с женой. Какие бы у меня не были отношения с мужчинами, но все это было до тебя. Сейчас ты у меня один и единственный. А у тебя, получается, есть я, жена, и может еще с десяток женщин, о которых я только догадываюсь.

– Ты прямо как жена, обо всем знаешь или догадываешься.

– Ваши ночные с Сережей вояжи говорят сами за себя. Холостые, богатые, куда нам до вас. Я вижу, как Сережа смотрит на меня, он бы разорвал меня на куски, если бы ты разрешил. Знаешь, что он сказал мне, когда ты вышел за молоком в магазин? Что если я тебе изменю, он сделает все, чтобы меня выгнали из академии.

– Он шутил.

– Я уже знаю, когда он шутит. В его глазах было столько ненависти и презрения, что мне стало страшно. Вы страшные люди, вы делаете все, что вам захочется. У вас есть деньги, власть, связи, а я только начинаю свой путь в жизни. У меня ничего нет, и я действительно, всю жизнь мечтала встретить мужчину в возрасте, который бы помог мне состояться в жизни. Когда я видела, как пожилой мужчина усаживает красивую молодую девушку в дорогой автомобиль, я считала, что это сказка, что у меня никогда такого в жизни не будет. У нас относительно небольшая разница в возрасте: четырнадцать лет – это не двадцать и не тридцать. Но, встретив тебя, я надеялась, что моя сказка воплотилась в жизнь, что ты и есть тот сказочный принц, который полюбит меня, и с которым я пройду всю сознательную жизнь. Ты поможешь мне стать на ноги, реализовать себя в жизни, а я, когда ты состаришься, воздам за заботу сторицей: буду ухаживать за тобой, помогать писать, творить, вести переписку. Я обеспечу твою старость, буду верной женой и заботливой матерью.

Но сказка, так и остается сказкой, ни на метр не приблизившись к реальности. Прошло два месяца, сколько всего я сделала, чтобы понравится тебе, чтобы ты не испытывал со мной дискомфорта, но что получила взамен? Ты как жил своей жизнью: семья, друзья, творчество, так ею и живешь. Я для тебя как была пустым местом, так и осталась им. Что я получила взаимен?

– Оля, это неправда, я изменяюсь. Я говорил тебе, что впервые отдался потоку чувств. До тебя никому не удавалось пробудить во мне чувственность. Дети, родители – это одно, но с тобой мне впервые захотелось на себе прочувствовать этапы сближения мужчины и женщины, ощутить все то, что в книгах называется чувственностью. Я не знал и еще, честно говоря, не знаю, что это такое, но меня увлекает желание это познать. С каждым днем я чувствую, что ты становишься для меня ближе и роднее. Меня меньше тянет в Лозовую, потому что слишком разительны контрасты между твоим поведением и поведением Наташи; я расслабляюсь с тобой, отдыхаю телом и душой. Ты обратила внимание, что я больше стал проводить времени с тобой? Раньше это было немыслимо, время тратилось только на семью, Сережу и творчество, очень редко на знакомых. Теперь все изменилось. Ты впервые заставила меня пересмотреть некоторые взгляды на отношения между мужчиной и женщиной, благодаря тебе я начал больше понимать женщин, и в академию отвез тебя не ради статьи, а чтобы сделать тебе приятно. Я понимаю, что это мелочь, но для меня это поистине революционный шаг, потратить час-два личного времени, на то, чтобы в жару, в час пик, провести кого-то по его личному делу.… Но я же сделал это, сделал для тебя, а ты говоришь, что никаких изменений в наших отношениях нет.

– Вы с Сережей, действительно странные люди. Ты первый, кто говорит мне, что я некрасивая. Меня никто до тебя не называл крокодилом. Вы привыкли, что перед вами все преклоняются, но в реальной жизни, в той жизни, в которой жила я, все считали меня пусть не красавицей, но очень сексуальной, привлекательной девушкой. Из всех подруг, только я пользовалась вниманием мужчин. На дискотеках у меня никогда не было проблем с поклонниками. Мне дарили цветы, дорогие подарки, и при этом речь никогда не шла о постели, до этого доходило очень редко и только по моему желанию.

– Я не сомневаюсь, что у тебя было и есть много поклонников, с такой задницей, с такими губами можно любого с ума свести. Но то, что ты страшненькая, так это не только я говорю, а все кто тебя видел.

– Это твои друзья ненормальные.

– Оля, мужчина, когда хочет затащить барышню в постель, поет ей такие дифирамбы, что Пушкин отдыхает. А я тебе говорю реальные вещи, причем не для того, чтобы оскорбить тебя или унизить, а чтобы ты реально смотрела на свои возможности: достоинства и недостатки. Человек должен объективно соизмерять свои возможности. Если он завышает их – у него нет будущего, потому что своим поведением он обязательно наделает ошибок в повседневной жизни. Такая же участь ждет любого, кто недооценивает себя. Нужна золотая середина, которая формируется из объективных оценок близких людей. Ты выслушаешь одного, второго, третьего, смотришь на себя со стороны, анализируешь, и приходишь к определенной, аргументированной оценке.

Я уже говорил тебе, что твои заявления, типа, «я звезда», по крайней мере, странны. Я не возражаю, говорить можно многое. Первое время я допускал, что это в своем роде самовнушение, игра, бравада, но потом убедился, что ты на самом деле считаешь себя звездой. Но скажи, чего ты достигла в свои двадцать четыре года, чтобы, например я, считал тебя звездой? Квартира в Донецке? Так тебе мама ее купила. А чем другим ты можешь похвастаться? Работы нет, денег нет, перспективы туманные. Настоящей звезде не надо ничем хвастаться, за нее говорят ее достижения. Дела, Оля, должны говорить за человека. А когда человек говорит о себе, не подкрепляя слова конкретными достижениями, это хвастун, король без одежды и королевства. Таких слушать смешно и противно. Знаешь сколько таких «звезд» проходит через постель состоятельных мужчин? Сотни! И где они? Что с ними сейчас?

– А ты многого достиг в двадцать четыре года?

– К двадцати четырем, я имел два высших образования, участвовал в военных конфликтах, имел правительственные награды, самостоятельно принял решение променять бессодержательную жизнь в Москве, на обрастающую смыслом жизнь в Лозовой. В это время я уже начал делать первые шаги в становлении собственного бизнеса. В двадцать четыре года, я уже знал, что хочу от жизни, и где буду реализовывать себя, и при этом за спиной имел немалый жизненный опыт.

– Я тоже достигну всего, чего хочу.

– А что ты хочешь? Я уверен, что ты до сих пор не знаешь, чего хочешь от жизни.

Оля задумалась.

– Семью хочу, детей, сильного мужчину, материальной независимости.

– Тогда ты не по адресу. Я хочу оставить свой след в истории, хочу бессмертия, чтобы прошли столетия, а мои книги читали, мои мысли обсуждали, развивали и воплощали в жизни. У человека умирает только тело, его мысли и дела, если они действительно стоящие, продолжают жить века. В философии есть такой термин: социально-культурное бессмертие. Его ввел академик Казначеев. Это когда человек умирает физически, но продолжает жить в своем культурном наследии. Рене Декарта математика, философа, нет уже больше пяти столетий, Ньютона – больше четырех столетий, а их дела, их мысли, многие об этом даже не подозревают, продолжают жить среди нас, лежат в основе нашего существования. И их фамилии на устах у каждого состоявшегося человека. Вот этого хочу и я.

А семья, дети, достаток – это временно. Хорошо, если после твоей смерти дети не забудут о тебе. Сколько я знаю примеров, когда уже к сорока дням после смерти о человеке забывают, словно и не было его в этой жизни. Пятнадцать лет назад я знал одного способного бизнесмена, который был помешан на работе. Я не мог понять его: все свои силы, всю энергию, время, он посвящал бизнесу. Он говорил, что все это для детей, во имя их светлого будущего. Молодой был, возрастом такой, как я сейчас, но уже к тому времени имел большой бизнес, дом за границей, яхту и прочие атрибуты богатства. Его расстреляли из автомата, когда он возвращался на машине в свой особняк. За год от его богатства не осталось ничего, а жена спилась, дочку специально сделали наркоманкой и проституткой, сын где-то пропал. И именно тогда я задал себе вопрос, а зачем он жил? Во имя чего пожертвовал лучшими годами своей жизни? Во имя материального? Но материальное – временно и зыбко. Допустим, человек посвящает всю свою жизнь достижению материальных благ, но есть ли уверенность в том, что потомки по достоинству оценят его порывы? Ты назови мне навскидку фамилии крупных бизнесменов, которые вошли в историю. Единицы, и то, те, кто сделал капитальные вложения в науку, тем самым, обеспечив себе бессмертие. Тот же Нобель, тот же Рокфеллер, Карнеги, Форд, Гейтс и другие. А целые миллиарды дельцов мелкого и среднего звена прошли через жизнь, не оставив в ней ничего существенного! С моей точки зрения, это страшно. Прожить шестьдесят-семьдесят лет, чтобы кануть в безвестность, какой тогда смысл от жизни?

Так что, Оля, разные у нас с тобой в жизни дороги. Но пока есть время, давай наслаждаться друг другом. В жизни и без того много огорчений, чтобы создавать их дополнительно. А насчет изменения своего отношения к тебе, обещаю, что дальше оно станет еще заметней. Мне интересно с тобой, меня начинает тянуть к тебе, к тому спокойствию, к той размеренной и прогнозируемой жизни, которая окружает тебя. Останавливает только твое прошлое…

– Но это же прошлое! Я уверена, у тебя оно хуже, чем у меня.

– Моя мама говорит: «на казаку нема знаку». Ты женщина, мать, и твое «бурное» прошлое однозначно наложит отпечаток на наши отношения. Наташа в этом плане другая, поэтому, наверное, я никогда не смогу избавиться от чувства вины перед нею: забрав лучшие годы, без причины, оставить одну… За преданность и самоотдачу отблагодарить подлостью и предательством, нет, я не смогу это сделать. Поэтому, нравится тебе или нет, Оля, но у нас с тобой нет будущего. Я многим обязан жене; шестнадцать лет она посвящала себя моим планам, моей жизни, я был для нее центром вселенной, поэтому мой удел идти с ней до конца. А по отношению к тебе я исправлюсь, потому что ты в чем-то напоминаешь Наташу в наши первые годы жизни.

Разговор был сложный и неприятный. Но я хотел расставить все точки над «и», хотел внести ясность в перспективу наших отношений.

– Посмотрим, любимый. Давай действительно не усложнять и без того нелегкую жизнь. Сравнивая меня со своей женой, ты снова делаешь мне больно, но в любом случае, спасибо за искренность. Мне тоже с тобой хорошо, и не из-за материальных благ, здесь ты ошибаешься. Согласись, что ты меня этим не балуешь, и я на это не рассчитываю. Конечно, хотелось бы материальной помощи, возможно помощи в решении других вопросов, но теперь это уже не главное. Ты мне даешь то, чего бы я не нашла ни за какие деньги у других – знание жизни. Я знаю, что пройдет время и все, чего я хочу, достигну сама. Ты помогаешь мне увидеть себя со стороны, помогаешь обнаружить собственные ошибки в поведении и суждениях, исправить недостатки, подправить, возможно, завышенную самооценку. А это, как я думаю, важнее, чем сто или двести гривен выделенных в день на мелкие расходы.

Я хочу быть рядом с тобой, только прошу, не будь таким жестоким. Я не прошу любить, согласна, любовь не приходит так быстро. Нужно время, и два месяца, безусловно, это не срок. Но хотя бы уважай меня. Ты бы знал, как мне сложно с тобой. Ведь я не только пытаюсь перестроить себя под твои требования, но и еще сдерживаю весь тот негатив, который не привыкла видеть от мужчины. Мною никогда так не пренебрегали, меня так никогда не оскорбляли и не унижали. Я всегда была центром жизни для мужчины, и возможно, от этого расслабилась, оторвалась от реальности. Ты этого не понимаешь, не видишь, для тебя многие твои выходки нормальны и обыденны, но на самом деле, многое из того, что ты делаешь, это жестко, грубо и болезненно, во всяком случае, для меня.

– Так ты поправляй меня, подсказывай, откуда я знаю, что тебе больно, а что приятно?

– Я делаю это, но часто боюсь показать свою боль, чтобы не вызвать в тебе раздражение. Ты говорил, что не любишь слабых людей, поэтому я вынуждена многое скрывать от тебя, чтобы ты не разочаровался во мне.

Я много думаю о наших отношениях, и для себя поняла одно, что такую школу, которую прохожу с тобой, в жизни необходимо пройти. Это как чистилище, в котором проверяешь свой характер и волю; как курс молодого бойца, который мы проходили в академии. Но там было легче, я понимала, зачем мне это нужно, и вокруг меня были люди, соответственно, не мне одной было тяжело. А с тобой сложнее. Здесь я одна, и иногда, в самые тяжелые минуты, задаю себе вопрос, а зачем мне это надо? А будет ли этому конец? Возникают сомнения в правильности выбранного пути, чувство, что не хватит сил, чтобы дойти до счастливого конца. Поэтому, хоть иногда жалей меня, делай так, чтобы я чувствовала себя женщиной, необходимой тебе, ценимой тобой. Это возродит меня, наполнит истощенную нервную систему силами, и я продолжу терпеть все то, на что ты меня обрекаешь. Твое внимание важно для меня, потому что подает надежду на то, что все мои жертвы не бесполезны, что мне есть на что надеяться, что когда-нибудь, ты полюбишь меня, и я стану твоей женой. Ты будешь делать это, хорошо, милый?

– Хорошо, только насчет жены, это ты конечно загнула.

– Ты сам говорил, что время все расставит на свои места.

– Оля, у тебя нет шансов стать моей женой, но подготовить тебя к звездному будущему, я обещаю.

– Пожив с тобой, с кем-то другим жить не захочется.

– Когда человек достигает новых уровней общения, он обязательно встречает достойных партнеров. Тебе сейчас не интересно со своим поколением, но поверь, встретишь кого-нибудь постарше и свободнее, ты обретешь с ним свою судьбу. Только к этому нужно подготовиться, чтобы и этот человек в тебе увидел что-то интересное, примечательное для себя. Вот эту изюминку мы и попытаемся в тебе раскрыть и развить, чтобы ты сама ее понимала и делала на нее ставку. А пока ни ты, ни я, еще толком не знаем, что же в тебе есть такое примечательное, что заинтересует состоявшегося мужчину.

– Но тебя же я чем-то заинтересовала?

– Качественной уборкой в квартире и всепрощением. Ты думаешь, это может заинтересовать еще кого-нибудь?

– Не знаю.

– Я тоже не знаю, поэтому нужно поискать что-то другое, более весомое и привлекательное.

– Думаешь, найдем?

– Я уверен в этом.

– Хорошо любимый, я вся в твоих руках.

22

В декабре я проходил предзащиту в Днепропетровском национальном университете, нужно было выезжать рано утром машиной и целый день практически провести за рулем, поэтому в дорогу я взял Олю.

– Ты неплохо водишь машину – с удивлением обнаружил я, после того как Оля проехала первые сто километров. Я даже задремал на пассажирском сиденье. – Я думал, что ты как всегда обманываешь, расхваливая свои водительские навыки.

– Я на маминой машине научилась. Мама сама не могла, а я всегда мечтала о своей машине. Олег, подари мне машину!

– Не скромные у тебя желания.

– У тебя же есть такие возможности. Я не прошу дорогую, «Мерседес» или «БМВ». Мне любую, пусть российскую, недорогую, не обязательно новую.

– Оля, я уже говорил тебе, что женщины, которые попрошайничают, меня раздражают. Я понимаю, что ты привыкла выпрашивать у своих поклонников то мобильный телефон, то поездку за границу. Своеобразный бартер: ты им тело на временное пользование, они тебе материальные компенсации за издержки. Я таких женщин в глаза называл попрошайками и не строил с ними никаких отношений.

– Хорошо любимый, считай, что я пошутила.

– Ты дослушай, у меня до тебя была барышня: высокая, стройная, грудастая, даже Сереже понравилась. Так она открыто заявляла, я тебе молодое тело, а ты мне долларов четыреста-пятьсот в месяц спонсорской помощи, больше не надо, и тебе не в напряг, и мне хорошо. Замечу, она твоя ровесница и ее зарплата составляла в месяц около семисот долларов. Я переводил это в шутку, но по имени ее никогда не называл, просто, Попрошайка. И отношения порвал после очередного назойливого выпрашивания платья. Я считаю, что ты или личность, или попрошайка. С попрошайками – одни отношения, с личностью – совсем другие.

– Мужчина сам должен дарить женщине подарки, а не ждать, когда она у него попросит.

– Типичная психология неудачницы и попрошайки. Какие бы у меня сложными не были отношения с женой, но я глубоко уважаю ее за то, что как бы ей тяжело не было, она никогда у меня ничего не просила. Дети скажут, выплывет в моменты скандалов, но чтобы назойливо выпрашивать, попрошайничать, за ней не замечал.

– И ты считаешь нормальным, когда жена не может попросить у мужа об элементарном?

– Вполне. В семье равные отношения, мужчина обеспечивает семью, детей, жене достаточно обеспечивать себя одну. Почему мужчина должен надрываться, одевая в дорогие наряды свою супругу? Мы уже с тобой, кстати, обсуждали эту тему.

– А я в очередной раз повторяю, что не согласна с тобой. Ведь женщина – это вторая половина мужчины! Если женщина чухоня, то, как бы не наряжался ее кавалер, как бы себя не преподносил, он от нее недалеко уйдет.

– Оля, я тоже хочу быть второй половиной, поэтому одень меня в «Армани» или «Валентино». У меня есть свои планы в жизни, на мне будущее детей. Я считаю, что нормальный мужчина должен создать условия для реализации своей супруги и все, точка. Дальше, пусть она сама показывает, на что она способна, и в зависимости от этого решает свои личные материальные потребности. Идеальная семья, с моей точки зрения – это гармония между мужчиной и женщиной. Это равные, партнерские отношения, а не так, как в свое время у тещи: тесть на севере зарабатывает деньги, и еще не успевает приехать, как его зарплата уже заранее распланирована и заочно потрачена. Это бред. Кто зарабатывает, тот и заказывает музыку, а горбатиться на кого-то, да еще выслушивать претензии и недовольство, это пережитки советского воспитания.

– Я считаю, что ты неправ. Я всегда мечтала о муже, который старше меня, и который обеспечит меня материальными ценностями, а я подарю ему себя.

– Оля, знаешь, сколько таких желающих? И гораздо красивее, умнее, приятней…. Поменять молодое тело на материальные блага, на мой взгляд, это мечта идиотки. Ты изначально ставишь себя ниже мужчины, настраиваясь на роль служанки, содержанки. К тому же это все временно и зыбко. Руководствуясь этой мечтой, женщина совершает много ошибок, главная из которых, неверно выбранные жизненные приоритеты. Проблема в том, что мужчины хотят видеть в женщине как «слабую», так и «сильную» половину, а это, несовместимые вещи. Поэтому поведение мужчин непостоянно: одно время им нравится, когда им угождают и преклоняются, другое, когда рядом женщина-лидер, личность. А, учитывая, что в этой нише конкуренция очень высока, мужчины значительно завышают свои требования и требуют от женщин практически невозможного. Вот и получается, что как бы ты не старалась, но твоя услужливость и подобострастие когда-то надоест и мужчина выберет женщину более самостоятельную и самодостаточную, а ты останешься на обочине, у разбитого корыта. И так будет постоянно, пока однажды не окажется, что тобой попользовались раз, два, три, и все, ты шлюшка, потому что для следующих мужчин, твое прошлое ужасно. Я думаю, что мало кому из новых знакомых будет приятно узнать о списке предшественников. И твоя жизнь из сказки о богатом принце превратится в сплошной страх, вранье и лицемерие, потому что ты знаешь, что как только новый мужчина узнает о твоем внушительном списке «ошибок», тебя снова бросят ради другой.

– Это твое мнение. Нормальный мужчина никогда не интересуется прошлым девушки, он воспринимает ее такой, какая она есть, ведь и у мужчины было прошлое. Но на то оно и прошлое, чтобы не думать о нем. Есть настоящее, будущее…

– Ошибаешься, о человеке судят по его прошлому. Сколько я знаю людей, все интересуются прошлым своих знакомых, потому что прошлое раскрывает человека, высвечивает его истинные черты. Это не праздное любопытство, это очень важный момент на первых этапах знакомства. Наши мнения друг о друге ведь тоже складывалось на основе деталей из нашего прошлого.

– Меня лично твое прошлое никогда не интересовало. Я тебя воспринимаю таким, каким ты есть, для меня это важно. И мне совершенно безразлично, каким ты был с другими, и сколько этих других было до меня. Главное, чтобы уже в наших отношениях было все понятно и чисто.

– А меня твое прошлое всегда интересовало. Вдруг ты играешь, притворяешься, вдруг ты аферистка, которая втирается в доверие обеспеченным мужчинам и разводит их на деньги? Все может быть. И я уверен, что и ты должна так рассуждать, потому что из всего того, о чем я тебе рассказываю, только по прошлому, уже имеющемуся, можно установить, искренен ли я с тобой, или все рассказанное ложь. Я, например, уже не один раз ловил тебя на обмане: когда ты в начале наших отношений рассказывала одно, а сейчас, забыв, об этом событии говоришь другое. Ты обманщица.

– Я не обманывала, ты сам отвечал на свои вопросы, а я молчала или поддакивала. Разве правильно первому встречному рассказывать подробности своей жизни?

– Но я же тебя не обманывал! Все чем ты интересовалась, я выкладывал как на духу. Ответь, за два месяца, ты хоть раз обнаружила обман с моей стороны?

– Нет.

– А я обнаруживал. И чем больше времени проходит, тем больше неискренности с твоей стороны всплывает.

– Извини милый, я исправлюсь. Ты не вспоминай, о чем я тебе месяц назад говорила, тогда действительно я не всегда была искренна. Ты бери настоящее, здесь я честна.

– Об этом мы узнаем позже, со временем. Может ты и сейчас, такая же «искренняя», как и месяц назад?!

– Нет, честно, я тебе говорю теперь только правду.

– Ладно, не будем о грустном. Но я тебе скажу одно, любое будущее строится на прошлом и, главное, на доверии. У нас с тобой, однозначно не будет будущего, потому что ты обманщица, и я не могу тебе доверять. А ты же знаешь, как из присказки, когда пастух кричал «Волки!», «Волки!», а их не было, но когда на самом деле волки напали на стадо и стали грызть овец, то пастуху никто не пришел на помощь, ему не поверили, и все стадо погибло. Так и в отношениях между людьми, если они начинаются с обмана, то в будущем они обречены на провал, потому что обман обязательно со временем обнаружится. И когда он полезет, попрет отовсюду, никакое оправдание не поможет. Обман рождает обман, кто раз обманул, тот обманет еще раз. А как можно жить с человеком, которому не веришь?

– Дорогой, все, остановись. Я все поняла, в наших с тобой отношениях больше нет обмана, даже не сомневайся в этом.

– Посмотрим, хотя верится с трудом.

23

В Днепропетровске я быстро справился со своими вопросами. Мы могли возвращаться назад, в Киев, но нас задержала моя аспирантка, Люда. Своеобразная девушка. С Олей они были ровесницами, но разница в формировании психики была разительной. Люда с пятнадцати лет жила отдельно от родителей, самостоятельной жизнью, поэтому в двадцать четыре года ее воззрение на жизнь мало чем отличалась от воззрения уже опытной, зрелой женщины. Люда приходилась двоюродной сестрой моего хорошего товарища, поэтому в ее судьбе, по его просьбе, поначалу я принял активное участие. С первых шагов нашего знакомства она меня удивила, причем не внешними данными – несмотря на симпатичное лицо, она была слишком худа и бесформенна, – а своими рассуждениями.

– Мужчина – это осеменитель. У меня никогда не будет мужа, потому что я так и не смогла ответить на вопрос «А зачем он мне нужен?». Я с пятнадцати лет жила с мужчиной, и что дали мне шесть лет полноценной семейной жизни? Ничего. Я им манипулировала, командовала и из-за его бестолковости атрофировалась сама. После этого я поменяла много мужчин и ни один не оставил заметного следа в моей жизни. Мужчины обмельчали, стали прогнозируемыми и предсказуемыми. Когда я первый раз увидела тебя, я знала, что ты хочешь: ты хотел секс со мной. Но я знала и другое, взяв меня один раз, второго ты бы не захотел. Такие как ты, верны семье, для тебя женщины – это способ развеяться, набраться энергии, сил, отдохнуть, и снова запрячься в какую-то кабалу. Ты это называешь достижением цели, а я кабалой. А жить надо в свое удовольствие, например, как я: захочу мужчину, я его обязательно возьму. Чтобы затащить мужчину к себе в постель много ума не надо, вы все телята, падкие на тело, на роскошный волос. Даже я со своей, как ты говоришь, тощей фигурой, в состоянии покорить любого мужчину. Согласна, это будет временно, но зачем мне постоянство? Мне нужен только ребенок, я подберу для него красивого отца, и он даже не догадается о своей роли. Я возьму его семя, и на его основе рожу идеального мальчика. Я знаю, что у меня будет мальчик: крепкий, умный, с голубыми глазами. Я читала, что юноши с голубыми глазами обладают большим интеллектом и успешнее реализуют себя в жизни, поэтому, мой сын будет с голубыми глазами, как у тебя.

– Где ты такого бреда набралась? – я слушал ее с большим удивлением. Век живи, век учись, таких персонажей в моей жизни еще не попадалось. – Какой дурак тебе сказал, что голубые глаза – это признак ума?

– Я в журнале прочла.

– Люда, в журналах часто пишут непроверенные данные, рассчитанные на ажиотаж и популизм. Ты книжки научные читай, там масштабные и глубокие исследования, научные традиции, школы. А информация, подаваемая в журналах и газетах, – это поверхностная информация, не несущая в себе глубины и истинного содержания.

– Неправда, многое из написанного я проверяла на себе и все сходится. Я наблюдательна и верю, что жизнь можно построить своими руками, например, я захотела закончить юридическую академию – закончила; захотела жить вдали от родителей – живу с пятнадцати лет; захотела бизнес – у меня сейчас свой цех. Все, чего сильно хочешь – обязательно достигнешь, в этом нет сомнений.

– Люда, во многом ты права, но ты не видишь глубины. Ты за чей счет закончила академию, родителей?

– Ну и что, это их обязанность.

– Пусть так. Твоя жизнь вдали от родителей проходила за чей счет, твоих парней?

– Какая разница, за чей счет? Это средства. Главное, я этого хотела и добилась.

– Подожди, Люда, не горячись. На цех, кто тебе дал деньги, отец?

– Да, отец.

– Так вот, у вас с Олей, несмотря на кажущееся отличие, есть существенное сходство – вы паразиты. Вы живете за счет других, используете близких вам людей для достижения своих целей.

– Это нормально.

– Это ненормально. Наша жизнь, это действительно тесная взаимосвязь между людьми, которых мы используем для достижения своих целей. Но разница в том, как их используем? Можно выпросить у отца деньги, вложить их в бизнес и прогореть, при этом только с сожалением констатировать свое разорение. По большому счету оно и не твое, так как пострадал отец, а не ты. Точно так же можно купить машину за счет человека, которому ты отдаешь свое тело, это Олин вариант: секс в обмен на материальные блага; так достичь и других желаний, которые тысячами окружают наш образ жизни. Одно дело брать у кого-то и тратить, совершенно другое дело: зарабатывать и тратить. В последнем случае, двадцать раз подумаешь, а стоит ли вкладывать деньги в то или иное направление бизнеса, стоит ли покупать машину, или лучше вложить деньги в бизнес, который принесет дополнительные прибыли? А когда чужое, халявное, такие вопросы не возникают, ты тратишь их без ума и без каких-либо выводов для себя. Вот ты открыла цех, вложила последние деньги отца, я знаю, он даже в долги влез ради тебя, а ты уверена, что у тебя бизнес пойдет? Как можно вложить такую сумму в новый для себя бизнес, одновременно поступить в аспирантуру и еще строить планы на рождение ребенка? Ты считаешь, что можно объять необъятное? Так это уже проверенно; конечный результат таких попыток уже известен. Народная мудрость даже гласит: погонишься за двумя зайцами, ни одного не поймаешь. Поэтому я желаю тебе только добра, но все твои начинания в том виде, в котором я их наблюдаю сейчас, поверь мне, обречены на провал. Они попахивают аферой, а ты ведешь себя как настоящая прожженная аферистка.

– Я так не считаю.

– Возможно, но нас, Люда, рассудит время.

– А ты разве не такой? Был военным, бизнесменом, ученым, это не признаки афериста?

– Это поиск своего места в жизни.

– Я тоже ищу свое место.

– Подыскивая мужчину-осеменителя?

– Я женщина и хочу стать матерью. У меня это долго не получалось, но я знаю, что сейчас получится. Надо, я их тысячами переберу, но забеременею и рожу самого лучшего ребенка в мире. Я стану жить для него, горы ради него сверну, и никакие предрассудки меня не остановят. Чтобы полноценно воспитывать ребенка, нужны деньги, для этого я начала заниматься бизнесом. Действительно, на развитие бизнеса мне деньги дал отец, но в этом заключается его родительский долг. Он не так много сделал для меня в жизни. Я ценю его за этот шаг, и простила ему многое. А в бизнесе у меня все получится, потому что взяла в компаньоны специалиста. Правда, возникли проблемы с его женой, мешает ее ревность, которая иногда доводит нас до конфликтов, но это все глупость, это преодолимо. Его жена тупа и не понимает, что как мужчина он мне совсем не интересен. Он некрасив, поэтому на роль отца моего ребенка не подходит. Он мне нужен совсем для других целей: пока я буду заниматься воспитанием ребенка, кто-то должен зарабатывать для меня деньги. Именно поэтому я выбрала его: он умен и порядочен, у него есть хватка, а все остальное для меня второстепенно.

– А я тебе нужен, чтобы получить кандидатскую степень?

– Возможно, мне это пригодится. И ты действительно в этом очень сильно поможешь мне.

– А ты не задумывалась, что когда-то мужчинам надоест играть в твою игру? Большинство из мужчин не привыкло ко вторым ролям. Твои взгляды больше подходят для дегенератов, а нормальный мужчина пошлет тебя подальше, ведь не каждому приятно ощущать себя в роли осеменителя или помощника в твоих безумных идеях. И что в этом случае тебе останется?

– Ты ошибаешься. Сколько я знала мужчин, все они только для вторых ролей и годились. Их желание быть лидером – показное. Характером они слабы, поэтому я не боюсь остаться в одиночестве, потому что большинство мужчин ищут сильных женщин, за кем бы спрятаться, получить желаемый минимум: телевизор и диван, и забыться, стать послушным орудием.

– Тебя послушать, так мы, мужчины, уже выродились…

– Практически да.

– Мне кажется, что причина твоего одиночества, это твой комплекс, фобия. Ты считаешь себя сильной женщиной, но на самом деле это тот спасательный круг, который позволяет тебе оправдать свое одиночество. Тебе хочется сильного мужчины, но так как ты со своими взглядами для сильных мужчин не интересна, ты придумала сказку об их исчезновении. Я поработаю над тобой, попытаюсь показать, что твои рассуждения бредовы, что причина твоего одиночества в тебе самой. Ты привыкла к общению со слабыми мужчинами, но с сильными так себя не поведешь; это не марионетки, которыми можно управлять по желанию.

– Ты ошибаешься, всеми мужчинами можно управлять.

– Люда, я сам не из слабых мужчин, и вокруг меня очень много действительно сильных мужчин, поэтому мне очень легко опровергнуть твои рассуждения. Я введу тебя в круг этих людей, и ты попробуй ужиться в нем со своими взглядами, попробуй поуправлять ими. Все, о чем ты мне рассказываешь, это надуманная глупость, которая не имеет никакой связи с действительностью.

24

Разговор с Людой начал напрягать. Я уже с нетерпением ждал возвращения Оли, которая уж слишком долго задерживалась в магазине.

– А у тебя с Олей серьезно?

– Люда, ты что забыла, что у меня двое детей и жена? Даже если учесть, что у нас с Наташей отношения на грани развала, но остаются дети, которые кроме меня никому не нужны.

– Я поэтому и спрашиваю. Зная твое отношение к семье, я, честно говоря, удивлена тем, что ты столько времени уделяешь посторонней женщине. Может у тебя к ней чувства?

– Ты не первая, кто у меня спрашивает об этом. Мне уже почти сорок лет и такого чувства, которое бы захлестнуло, ослепило, заставило отказаться от семьи, я пока не испытал. Может, испытаю, нельзя от этого зарекаться, но сейчас его нет. А что касается Оли, то в свое время я захотел ей помочь, поэтому и приютил у себя: мне удобно и ей грех жаловаться.

– Но ты с ней появляешься везде, показываешь всем.

– С ней очень комфортно. Она взяла на себя решение мелких бытовых проблем, изучила мои привычки и слабости, наперед отгадывает желания. Я впервые не отвлекаюсь на мелочи, а занимаюсь главным.

– Чем же это?

– На данный момент – это защита докторской диссертации. А насчет того, что я показываю ее всем – неправда. О ней знают только близкие мне люди, ты в их числе. А что она тебе рассказывала о наших отношениях?

– Ей очень тяжело. Я так поняла, ей и хочется быть рядом с тобой, потому что для нее это новый уровень, но одновременно она морально подавлена. Ты делаешь то, что хочется тебе, и она устала работать только на тебя. Я думаю, что если ты не начнешь уделять ей внимание, то потеряешь ее, она не выдержит и уйдет от тебя.

– Что, все так плохо?

– Да, пока ты в университете решал свои вопросы, она мне пожаловалась на нелегкую жизнь с тобой. В ней вроде бы и проснулись глубокие чувства к тебе, но одновременно, она не встречает взаимности. А односторонняя любовь – это тяжело и обременительно. Ты знаешь, что сегодня день милиции?

– Слышал, ее уже человек двадцать по телефону поздравило. Она всем врала, что в Днепропетровске сдает кандидатский минимум. Врунья редкостная.

– Она говорит, что это первый ее профессиональный праздник, который она встречает в такой тяжелой моральной обстановке. Ты ей подарил что-нибудь?

– Нет, кто она мне, чтобы я делал ей подарки?

– Ты живешь с ней полноценной семейной жизнью почти два месяца. Тебя никто не заставляет дарить что-то дорогое, подари какую-то мелочь, ведь это знак уважения, проявление внимания. Ты понаблюдай за собой: ты обращаешься с женщинами как дикарь! Наташа терпит тебя шестнадцать лет из-за того, что у вас дети и за спиной нелегкое совместное прошлое, а Оля сказала, что она не сможет жить так, как живет твоя Наташа. Ни одна нормальная женщина не захочет терпеть твои выходки и жить на пятьдесят гривен в неделю, когда муж зарабатывает тысячи.

– Наташе грех жаловаться. Мы начали совместную жизнь с маленькой комнаты в общежитии, а сейчас она живет в двухэтажном доме, имеет свою машину и возглавляет перспективный бизнес. А пятьдесят гривен в неделю – это прошлое, это период, когда мы поднимались. Сейчас она достаточно зарабатывает, при этом ее заработная плата зависит от нее самой. А у Оли психология попрошайки, она спит и видит, когда встретит мужчину, который озолотит ее. Я с ней не один раз на эту тему беседовал, предупреждал, что это не мой тип женщин. Я могу научить жизни, научить зарабатывать деньги, но давать их, просто так покупать вещи в обмен на секс – пусть не тешит себя такими мыслями. Есть семья, дети – это все их. С ними мы прошли не одни тяжелые минуты, поэтому все, что я заработал, это их.

– Мое дело предупредить тебя. Если она тебе безразлична, продолжай себя вести в том же духе, но знай, это не надолго. А если ты хочешь, чтобы ваше общение имело перспективу, то уделяй ей больше внимания. Это не твоя Наташа, это молодая девушка, которая хочет, отдавая себя, рассчитывать на взаимность.

– На какую взаимность, материальную?

– И на материальную тоже.

– Тогда это не мой вариант.

25

Я сам обратил внимание на подавленность настроения у Оли, и в принципе догадывался о причинах. Разговор с Людой внес определенность. Не то чтобы я стал переживать, испугался потери близкого человека, честно, мне стало стыдно за себя, за свой эгоизм. Я реально, впервые со стороны увидел свое поведение как по отношению к супруге, так и к Оле. Но если Наташу в последнее время я только избегал, пренебрегал и недооценивал, то Олю я реально унижал, оскорблял и разрушал как личность. И неожиданно мне захотелось исправиться, как-то компенсировать свой эгоизм, причем перед обоими: Олей и Наташей. Но Наташа была далеко, и я отложил общение с ней на потом, а Оля находилась рядом, поэтому я решил устроить ей праздник.

Когда мы, наконец, распрощались с Людой и остались одни, я спросил у Оли:

– Едем в Киев или отпразднуем день милиции здесь?

– Как хочешь – в ее голосе слышалось безразличие, а лицо выглядело уставшим и безжизненным.

– А как хочешь ты?

– Олег, мне все равно.

Ее пессимизм и безволие вызвали раздражение. Жизнь научила сторониться слабых и обессиленных; общение с ними накладывает плохой отпечаток: в их кругу становишься таким же слабым и беззащитным.

– Тебе может неприятно общение со мной? – я всеми силами пытался успокоить себя.

– Олег, не начинай, я действительно устала и мне все равно. А как хочешь ты? Ты уже решил свои вопросы в Днепропетровске?

– Да, но сегодня твой праздник.

Оля вымученно улыбнулась.

– Наконец-то ты вспомнил. Ты меня даже не поздравил.

– Я просто не мог протиснуться в очереди. Тебя столько народа поздравляло сегодня, что мой голос наверняка затерялся бы среди лавины пожеланий жаждущих поиметь тебя.

– Это мои друзья и коллеги, а твое поздравление для меня было бы самым дорогим. Но видимо, я настолько тебе безразлична, что ты предпочел всю дорогу проспать, а в Днепропетровске все время посвятить решению своих вопросов и общению с Людой. Наверное, это для тебя главнее.

– Оля, я все приятное оставил на вечер. Куда ты хочешь, чтобы мы пошли?

– Олег, я действительно устала, никогда столько времени не проводила за рулем. К тому же я не одета для ресторана, не накрашена, сам постоянно твердишь, что я крокодильчик, а сейчас выгляжу еще хуже.

– Ты же знаешь, я тебя не за это ценю.

– Знаю, ты говорил. Но я хоть и страшная по твоим словам, но женщина, поэтому мне будет неприятно, когда на меня станут смотреть как на крокодильчика.

– Тогда выберем место потемнее, чтобы тебя меньше видели, или попросим выключить свет. Я знаю одно неплохое заведение на набережной.

Оля без особого энтузиазма согласилась. Мы приехали на набережную: от Днепра веяло холодом и сыростью. В заведении готовились к Новому году.

Нас провели в зал для курящих.

– А можно свет немного притушить? – попросил я официанта.

Тот с недоумением посмотрел на меня.

– Моя барышня считает, что сегодня она выглядит не для ресторанов, поэтому комплексует. Хотелось бы создать ей все условия для комфортного отдыха.

Официант с пониманием улыбнулся. Выполнив просьбу и оставив меню, он удалился.

– Вот видишь, теперь тебя никто не видит, только я. А для меня ты самый лучший и симпатичный крокодильчик, довольна?

Оля закурила.

– Если бы ты еще и курить бросила, тебе бы вообще цены не было.

– Ради тебя я и так на многое пошла: в одиннадцать уже в постели, в семь утра на ногах. Я за двадцать четыре года один раз встала в восемь утра, и это было большое событие для меня, ведь я сова, а ты – жаворонок. Но я знаю, что тебя раздражают спящие женщины по утрам. Ты говоришь, что Наташа встает рано, вот я и вынуждена походить на твою жену.

– Оля, сегодня твой праздник, давай не будем о грустном. Вино будешь?

– Немного красного.

Я заказал ей вина, а себе чай. Кушать Оля отказалась.

– Ты много куришь и мало ешь – заметил я.

– Умру рано. Не идет пища, желудок болит.

– От тебя остались одни кости и кожа.

– Это ты довел. Я до встречи с тобой весила шестьдесят килограмм, а с тобой за два месяца дошла до пятидесяти двух, нервомотатель.

– А кому сейчас в жизни легко – попытался отшутиться я.

– Умру, выполнишь мою просьбу?

– Опять глупости говоришь?

– Нет, ответь, выполнишь?

– Конечно, куда от тебя денешься.

– Хочу, чтобы ты меня похоронил в свадебном платье. Мне так хочется замуж, свадьбу, кортеж из лимузинов, много нарядных и веселых людей, фейерверк, но видимо не судьба. Пусть в последние минуты земного существования буду нарядной. И хочу, чтобы ты мои волосы по подушке аккуратно разложил, на белом фоне они красиво будут смотреться, хоть как-то компенсируют уродство лица. Выполнишь, не забудешь?

– А как же, сегодня вечером прорепетируем. Свадебного платья не обещаю, но вот волосы по подушке, это отработаем. Поворот головы, наклон тела – это тоже все важно.

– Ты все шутишь, а я серьезно. Пусто на душе, выжжено, чувствую, не проживу я долго. Сколько себя помню, всегда болела. Каждая болячка входила в меня и по полной программе испытывала на прочность мой организм. Чем я только не переболела. Врачи говорят у меня слабая иммунная система.

– Ты мне чем-то тещу напоминаешь: все время больная ходит, а переживет не только меня, но и детей моих. А у нас в роду все по-другому, никто никогда на болезнь не жалуется. Болит – перетерпи в одиночестве. Отец до последнего дня у меня работал, я только после его смерти узнал, что сердце у него болело так, что он ночами не спал, но в больницу не пошел, как его только мама не уговаривала. По поводу больниц у него всегда был один ответ: «Сколько отмерено на роду, больше не проживешь». Умер достойно. Я тоже хочу так умереть: идти, бороться до последнего, а однажды утром не проснуться. Это как прерванный полет…

– Мечтатель, правильно тебя Сережа называет: «Кремлевский мечтатель». С тобой тяжело, но не скучно.

– Кремлевским мечтателем первым я его назвал. Если не ошибаюсь, так Герберт Уэллс назвал Ленина после революции семнадцатого года, когда тот делился своими планами на построение государства. Сереже выражение понравилось, вот он и начал меня так называть. Хотя на самом деле я говорю реальные вещи, а он фантазирует.

– Вы друг друга стоите.

Мы помолчали. Оля выпила вино, я чай.

– Может, еще что-нибудь хочешь, например, потанцевать? Ты говорила, что любишь танцевать. Ты хорошо танцуешь?

– Хорошо, всем нравится.

– Хотелось бы посмотреть. Я в этом плане разбалованный, у меня супруга танцует очень красиво. Старшая дочь от нее не далеко отстает, а вот Настя похуже, но я думаю, со временем наверстает, в ней больше пластики, женственности, а пока стесняется.

– Олег, а ты любишь Наташу?

– Может в этом плане я не совсем нормальный, но чувства редко задевают меня. Я не понимаю, что значить любить: это невозможность жить без человека, или же чрезмерно его идеализировать, то есть жить только им? Если так, то у меня такого не было. Только однажды я испытал нечто близкое к этому чувству. Настя маленькая была, для меня, словно игрушка. Элю я прозевал, в период ее становления занимался развитием бизнеса, а вот Настя была для меня как праздник. Мы в шесть лет отдали ее в модельное агентство в Киеве, и однажды возвращаясь с ней в Лозовую на джипе, я вынужден был резко затормозить, так как на дорогу неожиданно выскочила собака. Все это время Настя сидела по центру на заднем сидении и распевала песенки, веселая была, смешливая. Когда я резко нажал на тормоза, то услышал, как она упала между сидениями и в машине вдруг стала такая гробовая тишина, что я испугался. Сердце сдавило такая тоска, такой неведомый для меня испуг, что я замер. Я боялся оглянуться, потому что испугался до ужаса: а вдруг с ней что-то случилось, например, ударилась головой обо что-то металлическое и забилась насмерть? Как я дальше смогу жить без нее? Я впервые резко, наяву ощутил ту связь, которая крепкими узами связывала меня с моими детьми. Я готов был отдать свою жизнь взамен, лишь бы они только жили. Я заставил себя оглянуться и увидел ее испуганные глазенки: она с непониманием смотрела на меня и ждала моей реакции. Словно камень упал с моего сердца, слезы навернулись на глаза, но я заставил себя улыбнуться. Рассмеялась и она. Жизнь вернулась в мое тело, но ощущение бездонной пропасти, смерти, которое мне довелось испытать за те секунды, осталось на всю жизнь. Может это и есть любовь? Но я испытал ее только однажды, да и то, к детям.

– Значит еще не все потеряно и у меня есть шанс разбудить в тебе чувства.

– А зачем тебе это нужно? Мужчина в чувствах становится слабым, податливым, безвольным, разве я тебе таким нужен?

– Ты не будешь слабым. К твоему сведению, женщина только начинает жить, когда обнаруживает взаимность; она расцветает, у нее появляется смысл жизни, цель в жизни и жажда изменить мир и положить его у ног любимого.

– Но ты же собралась умирать, зачем тебе все это?

– Ради такого я буду бороться за жизнь. Я такого состояния еще не испытывала, но чувствую, что оно есть и обязательно коснется меня. Когда ты меня полюбишь, ты увидишь, каких вершин я смогу достичь.

– И не будешь просить у меня денег на вещи и мелкие расходы?

– Не буду. Ты научишь меня зарабатывать деньги, и я заработаю миллионы. А ты в это время будешь писать книги, творить, делать то, что для тебя приятно. Я всегда буду рядом, создам тебе все условия, и ты станешь знаменит. К тебе будут приезжать знаменитые люди, мы их будем встречать в своем особняке или, например, на своей яхте. Ты ни в чем не будешь нуждаться, только во мне, в моем присутствии, потому что для тебя я буду всем, твоей жизнью. Точно так же и ты для меня будешь всем, моей жизнью!

– Я не люблю тратить деньги на избыточные, не нужные вещи. Зачем особняк, если можно купить уютный небольшой двухэтажный домик?

– У нас будет много денег, их хватит и на особняки, и на дорогие машины.

– А зачем нам много денег? Когда много денег, теряется цель в жизни, человек расслабляется, начинает паразитировать, спадает темп его жизни. Денег должно быть ровно столько, чтобы человек чувствовал себя свободно, мог реализовать свои творческие планы, делал то, что он хочет делать, общался с теми, с кем он хочет общаться. Мне кажется, денег человеку должно постоянно чуть-чуть не хватать, так как это поддерживает его заинтересованность в жизни, стимулирует к деятельности, творчеству. А удовлетворение материальных потребностей – это нескончаемый процесс, бег за иллюзией. Сколько бы ты не зарабатывала, тебе всегда будет мало: став обладателем одной вещи, захочешь другую, потому третью, четвертую, и этому не будет конца. Ты втянешься в погоню за деньгами и вещами, растратишь все годы жизни, но так и не насытишься, не удовлетворишь свою алчность. Всех денег невозможно заработать, поверь мне, их никогда не бывает много! Оля, запомни: материальное зыбко и бесконечно. Дорогая и суперсовременная машина через три года становится не такой уж дорогой и суперсовременной, появляется другая машина, дороже и лучше твоей. Ремонт в доме, одежда, мебель, и многое другое, что является критерием материального благосостояния – изменяются, совершенствуются, зависят от моды; и конечного, идеального здесь не возможно достичь. Бесконечная суета…. Так, что не те ориентиры ты выбираешь в жизни. Другое дело, когда человек живет с четким пониманием смысла своей жизни, нацелен на духовное, с определенным видением конечных ориентиров, в этом случае есть все шансы достичь определенных высот.

– Все равно я хочу иметь дом, машину, яхту и многое такое, что сейчас мне не доступно, и я буду это иметь. Ты научишь меня зарабатывать деньги?

– Попрошайничать или зарабатывать?

– Зарабатывать. Вы мужчины пошли такие скупые, что многого у вас не выпросишь.

– Вот, наконец-то, ты кое-что начала понимать правильно: попрошайничая можно вытянуть копейки, а, зарабатывая, можно сколотить не только реальное состояние, но и стать личностью. Научу я тебя зарабатывать деньги, только наберись терпения.

26

После того вечера в Днепропетровске я заметил, что у Оли словно открылось второе дыхание: она снова оживилась, жизнь наполнилась для нее смыслом.

– Первое, что я хочу – это квартиру в Киеве. У меня есть квартира в Донецке, если ее продать, то можно выбрать квартиру на окраине Киева, часть заплатить, а под часть взять кредит.

– И кто его выплачивать будет, мама?

– Нет, мама сказала, что больше помогать мне не будет.

– Мое мнение, квартиру в Донецке продавать не стоит. Сейчас реально она зарабатывает тебе триста долларов в месяц, правильно?

– Да.

– И надолго у тебя квартиранты?

– Сколько нужно, столько и будут.

– Вот видишь, нет смысла отказываться от стабильного заработка. Тебе еще платят пятьсот гривен за аспирантуру, таким образом, у тебя получается четыреста долларов стабильного ежемесячного дохода.

– Так.

– Квартира в Киеве, даже в отдаленных районах, без ремонта стоит до ста тысяч долларов. Сколько стоит твоя квартира в Донецке?

– Тысяч пятьдесят.

– Вот видишь, даже если ты продашь квартиру в Донецке, то ты заплатишь только половину стоимости киевской квартиры. А кредит на вторые пятьдесят тысяч тебе банк даст в лучшем случае под четырнадцать процентов годовых. Это примерно шестьсот долларов в месяц только проценты кредита, а еще тело кредита! При всех раскладах сейчас ты не тянешь на покупку киевской квартиры. Я предложил бы тебе другой вариант: возьми под свою квартиру кредит и вложи деньги в оборот, в бизнес. У тебя много знакомых, выбери перспективное направление, и у тебя появится дополнительный заработок. А там подучишься, расширишься, откроются новые возможности, и ты спокойно решишь квартирный вопрос.

– А сколько мне дадут денег под квартиру?

– Смотря, как в банке с оценщиками договоришься: могут и пятьдесят тысяч дать, если квартиру оценят в сто тысяч. У тебя получается и квартира за тобой, и триста долларов аренды, и плюс деньги для создания собственного бизнеса.

– А если у меня не получится с бизнесом?

– Ты же не дура, сама меня убеждала в том, что ты звезда. Просчитай все варианты, выбери направление пусть с меньшим заработком, но стабильное, без риска. Еще правильней часть денег вложить в недвижимость, например в магазинчики, а остальные в оборотные средства – в товар. У тебя и сама недвижимость дорожает, и плюс движение товара. Сейчас кредитование – нормальное явление на западе. У нас тоже это начинают понимать. Я тоже долгое время крутился на своих деньгах, хорошо получалось, но медленно, а мне нравятся масштабные проекты. Поэтому я взял один кредит, вложил в бизнес, другой, цена на недвижимость поднялась, спрос на товар увеличился – вернул и первый, и второй кредит. Сейчас решаю третий кредит, уже на миллион, хочу секондом заняться: выкупить сеть магазинов, наладить торговлю. Так что можешь пойти по уже протоптанной дорожке: купишь себе пару магазинов, а товаром я тебя обеспечу.

Оля внимательно слушала, расспрашивала, уточняла детали. Мне очень хотелось помочь ей избавиться от психологии попрошайки, которая ставит любую девушку в зависимость от мужчины, от человека, который дает, платит.

– Я не знаю, как у нас сложатся с тобой отношения в дальнейшем, но одно обещаю, школу жизни со мной ты пройдешь серьезную. Я бы хотел добиться, чтобы свои мечты ты воплощала без чьей-либо помощи. Только в этом случае тебя ожидает светлое будущее. Будешь на кого-то надеяться, ожидать – это зависимость, подчинение, ломка своего внутреннего «Я», принципов и, как правило, в этом случае твоему будущему не позавидуешь.

– Я уверена в себе, но бизнес, для меня это новая тема, без помощи мне не разобраться.

– Для меня и металлолом, и сельское хозяйство, и общественное питание, и многое другое тоже было новым. Но мне хотелось обеспечить свою творческую деятельность материальным фундаментом, и я учился. Ошибался, иногда прогорал, но это были мои ошибки, которые формировали во мне опыт, видение людей, свою школу жизни. Нужно пробовать, учиться, набираться опыта, без этого у тебя не будет будущего.

– Как все сложно!

– Конечно, это не выпрашивать подачки. Просить всегда проще, чем зарабатывать, зато, зарабатывая, перестаешь ощущать зависимость. Ты обретаешь свободу, сам определяешь куда идти, что делать, с кем общаться, а это, на мой взгляд, для человека главное. Свободный человек, это личность, которая имеет свою позицию в жизни.

– Я хочу быть свободной.

– Тогда учись бизнесу. В милиции ты всегда будешь от кого-то зависеть, причем часто от людей мелких, тупых, но старших по званию и должности. А подчиняться дураку – дело не для слабонервных.

– Я уже с этим столкнулась.

– Тебе еще повезло с характером. Тебе, как флегматику жить проще: жизнь разворачивается, словно в замедленном темпе. В бизнесе, если ты так будешь реагировать на ситуации, быстро обнищаешь. Бизнес – это информация и умение на нее оперативно реагировать. Поэтому, может тебе лучше все-таки в милиции служить, не рисковать квартирой?

– Надо попробовать, когда я хочу, то могу делать все быстро и четко. А как я могу сейчас ответить, что мне по душе, если бизнесом никогда не занималась? То, что служить в милиции могу, я убедилась. Я всегда найду подходы к людям, и меня мало дергают, а вот как в бизнесе у меня дела сложатся, еще не знаю.

– Так пробуем?

– Конечно, ты же рядом будешь, если что поможешь.

27

Я сидел на диване и читал книгу. Оле позвонила подруга из Донецка, и я стал невольным очевидцем разговора двух подруг.

– Привет Алена! У меня все хорошо. Мой любимый читает, к защите докторской диссертации готовится, и я не бездельничаю. Он запрещает мне бездельничать, говорит, что я тогда еще глупее стану. – Она с улыбкой посмотрела на меня, очевидно ожидая моей реакции. Я отложил книгу и включил телевизор, не могу читать, когда отвлекают. – Я уже ему мешаю. Ну, ничего, ему надо отдохнуть…. У нас все нормально. Я тоже наконец-то приступила к своей диссертации: у нас не квартира, а храм науки. Не поверишь, я встаю уже в восемь часов утра! Олег обещает, что немного позже приучит меня вставать в семь часов, вот такой кошмар меня ожидает. Не веришь? Зря. Я уже не обманываю, во всяком случае, гораздо меньше. Так что теперь верь мне, говорю тебе все, как на духу. Хочешь, я расскажу тебе о своем новом распорядке дня? В восемь утра у меня подъем. Обычно меня ногами спихивают с дивана, так как ты знаешь, что раньше десяти меня будить бесполезно. Но здесь совершенно новые подходы, ведь мой милый, как ты поняла, творческая личность. Я просыпаюсь от удара головой об пол, так было два раза. На третий раз, то есть на третий день, я успела проснуться и вовремя среагировать, Алена, вынуждена приспосабливаться, чтобы сохранить здоровье. Потом меня ведут в туалет, где умывают. Если я к тому времени еще не проснулась, то мой сон разгоняют холодной водой. Ощущение не из приятных, пробовать не рекомендую. Как правило, после умывания, я окончательно просыпаюсь, у меня просто нет другого выбора. После этого я уже сама иду на кухню и готовлю завтрак. Ты знаешь, что последние три года я завтракала не раньше одиннадцати-двенадцати часов, сейчас я должна кушать в начале девятого. Без меня моему любимому скучно кушать, я обязана составлять ему компанию. Я и составляю, запихивая в себя бутерброды и не чувствуя их вкуса. После завтрака я мою посуду и мы садимся писать: любимый – докторскую диссертацию, я свою. Не знаю, что он пишет, а я дремаю. Вот он смотрит на меня подозрительно, поэтому поправлюсь, иногда даже что-то пишу. Написала две статьи. Отмечу, за пять дней я написала больше, чем за целый год учебы в аспирантуре.

Так у нас проходит время до обеда. Когда любимый проголодается, мы обедаем. Что обедаем? – Оля на минуту задумалась, а потом с таким же серьезным видом ответила – Говно разное. Мы на продуктах экономим. Мой любимый сказал, что тратить много денег на пищу, это все равно, что работать на унитаз, все равно вся пища туда уйдет. Поэтому мы кушаем каши с аджикой утром, в обед и вечером, но я привыкла.

После обеда у меня праздник: я уезжаю в академию на занятия. Там я делаю все, что и делала раньше, то есть ничего не делаю, но зато в академии я наедаюсь по-человечески, наговорюсь и к вечеру возвращаюсь к любимому. Пока меня нет, любимый тоже наестся в ресторанах с Сережей, своим другом, нагуляется, подозреваю, что даже с женщинами, наговорится и к десяти вечера как ясное солнышко, уставший и довольный возвращается домой. Я к этому времени посмотрю телевизор, наговорюсь с мамой, уберу в квартире, и как примерная жена жду его дома.

Ты спрашиваешь, почему он не берет меня с собой в рестораны? Я не нравлюсь его друзьям. Он говорит, что я самая страшная девушка за все годы его жизни, а это почти тридцать девять лет! Так что дожилась я! Меня теперь называют страшилкой, крокодильчиком, губошлепиной и прочими ласковыми именами, иногда сравнивают с любимой собакой Васей, с идиоткой и дурой, но это реже, стараюсь не давать поводов. Свое имя я почти не слышу. Одно время подозревала, что он его не помнит, но потом убедилась, что все-таки не забыл, просто оно ему меньше нравится, чем например, «крокодильчик». А так у меня все «окей», мне нравится. Действительно, для меня это новый мир. Ведь мы с тобой, Алена, привыкли, что за нами бегают, нас завоевывают, стараются понравиться, и, возможно, это расслабило, отучило от жестких нравов жизни. Нас все оберегали, лелеяли, а здесь все наоборот: чем мне хуже, тем любимому веселей, чем мне труднее, тем меньше вероятность дождаться от него помощи. Они привыкли, чтобы их добивались, чтобы перед ними распластались и воздавали молитвы, этим я сейчас и занимаюсь.

– Приглашай ее в гости.

– Слышишь Алена, любимый приглашает тебя в гости. Не приедешь, почему? Страшно? А я уже не боюсь. Поначалу было тяжело, но сейчас привыкла, весело даже иногда. Как посмотрю на свою жизнь со стороны, так и веселюсь: до такого уровня за свои двадцать четыре года я еще не опускалась.

– Сама просила, чтобы я показал тебе все прелести семейной жизни, вот и наслаждайся.

– Алена, любимый говорит, что такова вся семейная жизнь. Если это действительно так, то замужество мне не грозит.

– Она моментами еще хуже.

– Алена, а правда, что семейная жизнь моментами хуже всего того, о чем я тебе рассказала? Мне кажется, что хуже уже просто не может быть. Врет? Вот видишь, Олеженька, Алена говорит, что ты врешь. Семейная жизнь, правда, с не такими, как ты, гораздо лучше: веселее и радостней.

Дает ли он денег? Не смеши. Любимый говорит, что каждый должен зарабатывать себе сам. Он считает, что нормальный мужчина не должен тратить деньги на свою женщину, так как этим он собственными руками убивает будущее женщины: она глупеет, становится не приспособленной к жизни, и со временем не интересной для мужчины.

Зачем я с ним живу? Интересный вопрос, я над ним часто задумываюсь. Во-первых, интересно, это совершенно другой мир и мужчин такого уровня у меня не было. Очень умен, прохаван, знает все наперед. Память исключительна, помнит все, что надо и не надо. Во-вторых, я у него многому учусь, особенно жизни. Он ничего не скрывает, называет вещи своими именами, и благодаря этому я вижу жизнь совсем в другом свете. Я словно окунулась в реальность, причем в совершенно другую, отличную от моей. Поверишь, только сейчас я убедилось, что существует несколько реальностей. До встречи с любимым, мне казалось, что я живу в реальном мире: ты, наши подружки, дискотеки, непринужденное общение, веселое провождение времени. Но за два месяца общения с Олегом, он открыл передо мной новую реальность: жесткую, бескомпромиссную, наполненную другим смыслом и содержанием. И с точки зрения этой реальности я обнаружила в своем мировоззрении и поведении существенные недостатки. Оказалось, мне есть над чем работать, а это важнее любых подарков. И в-третьих, сейчас он учит меня зарабатывать деньги, поэтому готовься, загадывай желания, скоро я стану миллионершей. Ты ведь знаешь, что я способная ученица, и судя по всему, он не плохой учитель. Так, что я сейчас на курсе молодого бойца.

А ко всему остальному привыкнуть можно. Я всегда мечтала о сильном мужчине, но мне почему-то всегда попадались слабые и нежные, которыми я управляла и когда надоедали, бросала. А этот сильный, но жесткий. Тяжело, ужас, но зато интересно, как ни с кем другим. Понимаю, что по многим вопросам он прав, и мне надо исправляться, потому что это моя жизнь, и если я хочу чего-то достигнуть, то нужно жить по его правилам. Для своих лет и с учетом специфичности его целей в жизни, он добился не малого, значит путь, который он выбрал в жизни, правильней моего.

Вот такие дела. Буду закругляться, а то подходит время ужина; любимый не любит, когда мы ужинаем позже восьми. Пока, Аленка, созвонимся.

28

В конце декабря мне надо было ехать в Лозовую на день рождения дочери. Декабрь для нашей семьи сплошные праздники: 22 – день нашей свадьбы, 23 – день рождения Насти, 29 – день рождения Наташи, а там уже и Новый год. Я стоял перед выбором или уезжать в Лозовую на все праздники, вплоть до января месяца, или же разрываться: день рождения Насти, возвращаться в Киев, потом снова на день рождения жены, и опять в Киев. Впервые сомнения прокрались в мои мысли. Шел третий месяц нашего знакомства с Олей, месяц как я решился на эксперимент и отдался чувствам, и в строгую логическую цепь аргументированного поведения начали попадать ранее нехарактерные для меня сомнения. Я реально начал скучать за Олей, мне стало ее не хватать.

Понимание этого факта на одно мгновение насторожило. Я мог себя остановить и взять ситуацию под контроль, внутренне настроив себя против Оли, но я твердо решил пройти испытание до конца. Мне хотелось узнать: насколько далеко уводят от реальности чувства.

Я ехал на «Мерседесе» в Лозовую и сравнивал Олю с женой, мою жизнь в Лозовой и в Киеве. С Олей все было прогнозировано и несуетливо: она ставила перед собой посильные задачи и не напрягаясь, последовательно воплощала их в жизнь. Оля сама по себе была несколько заторможена, медлительна и степенна; ей не характерна была суета, скорее, медлительность, флегматичность, чрезмерное спокойствие. С женой отношения были диаметрально противоположны. Наташа в последнее время стала неуравновешенна, неконтролируема, крайне эмоциональна. Ее часто подводила память, и с ней нельзя было вести планомерной, прогнозируемой деятельности. Она забывала намеченное и не признавала своих ошибок. Меня больше всего раздражало то, что Наташа знала о своей неправоте, но продолжала стоять на своем. Часто выяснялось, что причиной ее забывчивости, просчетов и всех бед, был я, поэтому любая деятельность с ней наталкивалась сначала на эмоциональный подъем, граничащий с суетой, но в последствии, при малейшей нестыковке, отклонении, на депрессионный пессимизм, переходящий в эмоциональное выяснение отношений и на обвинении меня во всех пороках.

Сравнивая жизнь в Киеве и в Лозовой, я чувствовал, что эмоциональные всплески и непрогнозируемость поведения жены начали настолько отталкивать и раздражать меня, насколько притягивало и удовлетворяло равномерное и убаюкивающее поведение Оли. Мне казалось, что я обрел то, чего так долго искал в женщинах – спокойствия. За неполные сорок лет активной жизни в бизнесе, науке, повседневном общении; в ежедневной борьбе за существование в нелегкий период становления Украины как государства, я устал. Все решенные и нерешенные проблемы в последние месяцы как-то вдруг всплыли, хором заявили о себе, и мне впервые захотелось убежать от них, обойти, спрятаться. Вместо привычного настроя к борьбе я впервые захотел тишины и спокойствия, размеренности и понимания, восхищения моими заслугами и авторитетом. Общение с Олей притягивало именно этим: я отдыхал и почивал на лаврах, со мной считались, под меня реально подстраивались, со мной хотели жить и общаться. А для Наташи я оставался в одном образе, словно не было тех шестнадцати лет борьбы, нервов, побед и поражений. Но я сам видел реальные достижения, знал свою роль в них, и хотел, чтобы за мои успехи меня ценили, уважали и хоть иногда давали возможность отдохнуть, снять с себя непосильную ношу вожака, лидера. Но вместо, пусть не восхищения, но признания, вместо уважения и возможности хоть немного расслабиться и почить на лаврах, я встречал постоянные претензии по таким мелким и второстепенным вопросам, что желание их признавать или тем более решать, совершенно не возникало. На уровне сознания у меня сформировалось устойчивое понимание иерархичности решаемых проблем и вопросов. Я понимал, чем масштабнее вопросы, значимее для бизнеса или науки, тем времени на них уходило больше, и стояли они на первом месте. Менее значимые вопросы, особенно из быта, стояли на десятом месте, и решать их довольно часто не хватало ни времени, ни сил. И неприятие этой иерархичности решения вопросов Наташей до такой степени выводило из себя, что многие наши с Наташей обсуждения, попытки откровенных разговоров, переходили в неуправляемую истерику, причем с обеих сторон. У меня уже не было ни сил, ни желания объясняться с Наташей, потому что по опыту знал, что эти объяснения не встретят понимания. У меня сложилось устойчивое убеждение, что ее уровень понимания остался ниже, и мои слова, доводы все равно натолкнутся на глухую стену невосприятия. К концу года, когда я полностью окунулся в финальную часть защиты диссертации, отыскивая новизну в историко-философском анализе феномена жизни в западноевропейской философии конца ХІХ – первой половины ХХ столетия, а Наташа звонила мне и пыталась озадачить, например, забившейся канализацией в кафе «Колумб», моя нервная система зашкаливала от перегрузок. Я практически сразу срывался на крик и захлебываясь слюной на весь дом орал, что я бы на ее месте обратился в «Водосеть» и вызвал сантехников, чем с утра забивать мне голову такой ерундой. И отключив телефон, я еще полдня успокаивался, приходил в себя, тупо смотря в ноутбук, не в силах составить предложение.

Но одновременно присутствовало и чувство вины. Я возвращался в Лозовую, к семье, к человеку, с которым прожил шестнадцать лет и в чьей эмоциональности и неуравновешенности я был, по большому счету, сам виноват. Я возвращался к семье с чувством вины, понимая, что я сам в последнее время слишком заврался, запутался, тем самым внеся в нашу семью неопределенность и будущее с большим знаком вопроса. И чем лучше мне было с Олей, комфортней, тем я острее ощущал свою вину перед женой. А вместе с виной возникало желание исправить, попытаться понять ее и, возможно, вернуть наши отношения в более стабильное русло.

Я ни в коем случае не думал о разводе. У нас в роду никогда не было разводов, и нарушать традиции первым я не имел ни малейшего желания. Я знал, что развод развяжет мне руки и, возможно, я много выиграю от него, но жизнь научила думать не только о себе. Я знал, что развод больно ударит по жене и детям. Жена выросла в семье без отца и это, естественно, наложило отпечаток на ее психику. В моей памяти хранилось тысячи примеров, которые в различном свете выставляли поведение моих родителей и Наташиной мамы. Любые проблемы в наших с Наташей отношениях никогда не находили отклика у моих родителей. Они понимали меня, я уверен, жалели, но моя мама всегда твердо стояла на одном: видели глаза кого брали, вот и живи, не дергайся. В отличие от других, поругавшись с женой, я не мог прийти и переночевать у родителей, меня всегда прогоняли назад, домой. Отец и мать учили, что семейные проблемы должны решаться только в семье и никоим образом не выноситься за ее порог. А теща вела совершенно другую политику. Для нее дочь – это центр вселенной: плохо дочери, виноват во всем зять, поэтому его надо менять. Мы с тещей не ладили с самого начала. Не знаю, как другим попадаются нормальные тещи, но я считаю, что мне в этом плане не повезло. Главная причина, что она постоянно лезла в нашу семью, участвовала в семейных разборках и пыталась «перевоспитать» меня. Эти попытки закончились довольно быстро; я поставил жене ультиматум: или я, или теща, и Наташа благоразумно выбрала меня. С тещей за все годы нашей совместной жизни я практически не виделся, но навсегда запомнил одну из ее фраз: «Наташа, если тебе будет плохо с ним, уходи». Никогда ей этого не прощу, потому что речь шла не только о Наташе, но и о наших детях. Если мои родители нас постоянно сводили вместе и настаивали на том, чтобы мы сами, на семейном совете выясняли отношения, то тещина заповедь была категорична: никаких компромиссов, лучше жить одной. Видимо поэтому мои родители прожили всю жизнь вместе, помогая мне с сестрой, а теща поменяла трех мужей, и осталась к старости в полном одиночестве.

Поэтому, возвращаясь на машине в Лозовую, я в глубине души хотел возрождения наших отношений с Наташей. Я задавал себе один и тот же вопрос: что нужно сделать, чтобы отношения в нашей семье хотя бы отдаленно напоминали наши отношения с Олей и Сережей: без крика, эмоций, прогнозируемо, на взаимном уважении и понимании? Я знал, что восстановление благоприятного климата в нашей семье зависело только от меня, поэтому всю дорогу просчитывал всевозможные варианты, которые помогли бы вернуть в нашу полуразрушенную семью то лучшее, что я получал на стороне, от чужих для меня людей.

Я заехал в Мгарский монастырь под Лубнами, и поставил свечи за здравие нашей семьи. Я часто заезжал в этот монастырь. Он расположен на трассе Киев-Харьков, практически, посередине между Лозовой и Киевом. Сюда я привез за пять дней до смерти отца, здесь были дети и жена. Сюда мы заезжали с Олей. Я шел по заснеженной аллее монастыря и просил Господа вразумить меня, наставить на путь истинный. Как наладить гармоничные отношения с неуравновешенной и эмоциональной женой? То, что это возможно, я не сомневался, но хватит ли у меня сил и терпения, если рядом новый, но до боли приятный для меня мир спокойствия и уважения.

Но с женой я прожил шестнадцать лет и как закон жизни давно усвоил, что нельзя предавать людей, которые были преданы по жизни; нельзя менять коней на переправе, это плохо закончится. С людьми, которые верны, нужно идти до конца. А жена отдала мне лучшие свои годы, как я мог ее бросить одну, и ради кого?

Холодный ветер на монастырском подворье не мог остудить мысли. Он пронизывал тело, сковывал мышцы, но мысли бились, словно в агонии, проносились с неимоверной быстротой, возбуждая вопросы, образы, события. Но все это было в хаосе и непоследовательности: возрождалось и сразу умирало. Метущееся состояние души… Трудно было найти однозначный ответ. Неопределенность вызвала неудовлетворенность, граничащую с выжженностью и тоской. С Олей было хорошо, но бросать преданного человека, бросать жену, которая отдала себя всю – это не правильно, это предательство. Я не был готов к этому шагу. Из двух зол напрашивалась середина: продолжать двойную жизнь.

Я возвращался в Лозовую неудовлетворенный от неопределенности, но при этом, испытывая новое для себя чувство: я реально скучал за женой. Еще больше я хотел увидеть своих девочек, дочерей, и от предстоящей встречи с ними готов был петь от счастья. И чем ближе я подъезжал к Лозовой, тем дальше и чужой становилась для меня Оля.

29

Первой дома меня всегда встречала Настя. Насте исполнилось десять лет, и она была для меня одновременно болью и радостью. Болью, потому что являлась практически точной копией Наташи: как внешне, так и в плане формирования психики; радостью, что она вторила Наташу в молодости: женственна, ласкова, как кошечка, внимательна и заботлива. Я ее ласково звал Мышкой, за умение подсластиться, в нужную минуту обнять, смягчить мой гнев.

В большинстве своем я приезжал домой уставший. В последнее время пятьсот километров дороги из Киева в Лозовую истощали нервную систему, утомляли организм. Не хотелось ни говорить, ни видеть кого-то. Три года подряд мое состояние служило причиной скандалов с женой. Почему-то всегда, несмотря на все попытки объясниться с женой, моя усталость и угрюмость воспринималась, как нежелание возвращаться к семье. Но после того как два года назад Наташа впервые сама продела путь из Лозовой в Киев и обратно на советской машине, прочувствовав подавляющий гнет как зимней, так и летней дороги, меня наконец-то поняли. В последний год дорога домой всегда заканчивалась еще и головной болью.

На этот раз головная боль пришла незаметно и сразу, практически на подъезде к Лозовой. Всю дорогу я фантазировал о сюрпризах жене, дочерям, о планах на ближайшие два дня, о том, как в узком семейном кругу достойно отпразднуем день рождения Насти, но все это резко отошло на второй план и практически забылось. На первый план во всей своей жгучей красе вышла головная боль.

К дому я подъехал с одним желанием: принять горячую ванну и спрятаться в тишину, в постель. Боль была адская. В висок, словно кто-то засверлился, налил свинца и отошел, сделав свое грязное дело. Затылок превратился в горячий монолит, который давил, оттягивал вниз, до максимума увеличив силу притяжения. Хотелось биться головой об стену, лишь бы только прекратить эти невыносимые страдания, остановить разрыв мозга на части.

Я обнял детей, поздоровался с женой. Мой внешний вид говорил сам за себя.

– Папа, у тебя голова болит? – спросила Эля, обняв меня за плечи.

Сил не было даже говорить. Я только кивнул в ответ.

– Таблетку принял?

– Две. Схватило перед самой Лозовой, так неожиданно и сразу.

– В последнее время ты всегда приезжаешь с головной болью, видно тебе наш климат уже не подходит – жена фыркнула и ушла в столовую.

Не было сил даже оправдаться. Она была права: каждый мой приезд в Лозовую сопровождался головной болью, как специально.

– Элюша, если можно, сделай, пожалуйста, горячую ванну. Настюша, а тебя с наступающим днем рождения, сюрприз уже ждет, завтра выздоровею и подарю.

– Папа, а какой сюрприз?

– На то он и сюрприз, чтобы ты о нем раньше времени не узнала – я постарался улыбнуться. Но как только дети отвернулись и вышли в столовую, я как старый дед с трудом поволок ноги на второй этаж, чтобы отнести ноутбук и дорожную сумку в кабинет и переодеться. Вокруг меня радостно повизгивая, остался только Вася, стафаширский терьер, пятый полноправный член нашей семьи. В родословной он значился как Бастер, ласково мы поначалу называли его Бася, а потом в силу бесшабашного характера все дружно стали звать его Васей.

– Васек, гулять хочешь? – я погладил его. Он даже сжался от прилива счастья. – Прости, не могу, голова так сильно болит, что говорить больно.

Я сложил вещи в кабинете, переоделся.

– Папа, вода набегает – раздался снизу голос Эли.

– Сейчас иду.

Я с трудом спустился на первый этаж и лег в горячую ванну. Но расслабиться не пришлось, зашла Наташа, и концерт одного героя начался.

– Я понимаю, что я как всегда не во время, но завтра ты с утра на работу уедешь, вечером у ребенка день рождения и у нас снова не будет времени поговорить. Олег, давай расставим все точки над «и».

– Наташа, мне тяжело говорить, давай отложим разговор на завтра, – попросил я ее.

Но Наташа не слышала меня. По ее глазам и внешнему виду, с каким-то тупым чувством обреченности я понял, что мне уже не достучаться до ее понимания и тем более сочувствия. Все выше набирая обороты, не слыша меня, она продолжила:

– Олег, я устала от обмана и твоей игры. Я боюсь тебе верить и уже не знаю, когда ты играешь, а когда говоришь правду. Может, ты и сейчас играешь? Ты не хочешь меня видеть, приезжаешь ради детей, придумываешь головную боль, укрываешься от меня. Я одна… – она плакала. Словосочетания сыпались беспорядочно, нагромождаясь друг на друга.

Головная боль заглушала боль души. Я ехал с одним желанием – привезти праздник, потому что чувствовал себя виноватым перед ней и хотел отблагодарить ее за долгие годы преданности. И как не вовремя эта головная боль…

Меня тошнило. Свет резал глаза, и я практически не слышал Наташи, только видел ее лицо: покрасневшее, возмущенное и несчастное. Только я был в этом виноват, я знал это.

– Наташа, я виноват, согласен, только давай все отложим на завтра. Тошнит. Боль адская. Свет не мил.

– Не верю я тебе. В Киеве ты счастлив, когда не позвоню, ты с Сережей то в ресторане, то на дискотеке. Там голова не болит, потому что там нет меня! Это от меня она у тебя болит, так я освобожу тебя от этого. Уйду! Умру! И боли твои прекратятся.

– Не говори глупости.

– Да, я дура! Я всегда говорю глупости. Ты у нас умный, профессор! Кучу телок перетрахал, поумнел! А мне дуре, когда умнеть? Кто меня просветит? Твои бляди? Дети на шее, денег постоянно нет, конечно, я тупая, идиотка!

Я молчал, зная, что каждое мое слово, это дрова в огонь.

– Молчишь! Сказать нечего! Я тебе отдельно постелила. Не хочу с тобой спать. Я тебя раздражаю! Не может он со мной поговорить! Ненавижу!

Она хлопнула дверью и вышла. Тишина восстановилась в ванной: долгожданная, но какая-то гнетущая, не несущая облегчения. С одной стороны, непонимание, с другой стороны, сильная головная боль, а по середине, между двух огней, обостренное чувство одиночества. Все это выжигало, иссушало нервную систему, демонстративно, показательно сокращая годы моей жизни. А еще зависшие в голове вопросы: что я здесь делаю и кому я здесь нужен?

Меня с невероятной силой потянуло назад в Киев, к Оле. Там не было боли, крика, непонимания, там я чувствовал умиротворенность и, главное, свою значимость и незаменимость.

30

Я не спал всю ночь: выпивал таблетку, засыпал, просыпался от головной боли, снова таблетка, попытка заснуть, сон в бреду и жуткое от боли пробуждение. Так нескончаемое количество раз. Утро я встретил сидя в кровати и не в силах сдержать стоны. Голову словно раскалывали изнутри: каменный затылок тянул вниз, остальной мозг – рвался вверх. Ощущение: твой мозг рвут на части, как в старину казнили: вешали человека за ноги к двум склоненным молодым деревцам, после натянутые веревки отпускали, деревца выпрямлялись, и из одного человека становилось два: две половины. Так и у меня: мозг медленно разрывали на две половины…

Я слышал, как проснулись дети и начали собираться в школу. Я пересилил себя, позвал Настю.

– Поздравляю, дочка, с днем рождения. Сюрпризик возьми под подушкой. Голова пройдет, поедем еще что-нибудь выберем.

Настя достала из-под подушки предварительно запрятанные мной пятьдесят рублей, и счастливая, поблагодарив, умчалась на первый этаж. Я даже порадоваться за нее не мог, потому что все это было на таком далеком второстепенном плане. А на первом, не проходящая головная боль.

Я снова задремал. Следующее пробуждение было от крика: Наташа кричала за что-то на Настю. Та в ответ закатала истерику. Громкий рев Насти, крики Наташи, зычный басок Эли, которой тоже доставалось за компанию, все это слилось в нарастающий звуковой ком, который подхватил мою боль, подбросил и со всей силы, наотмашь бросил об асфальт. Так в два годика с коляски упала Эля: плашмя, лицом об асфальт, несколько секунд тишины и потом долго непрекращающийся рев на весь аэропорт Домодедово.

Нечто подобное испытал и я. Мозг словно окостенел, напрягся перед ударом и разбился вдребезги на мелкие кусочки. Его наконец-то разорвало изнутри, и он рассыпался на нейроны, на свои неделимые структурные составляющие. Боль достигла своего апогея, и я завыл. Завыл по-волчьи: стиснув зубы, напрягши все тело. Я не лежал и не сидел, я катался по кровати и не мог сдержать вой. Рыдать не умел. А как выразить весь тот ад, который творился внутри? Боль отовсюду: внутри, снаружи. Мозг превратился сам и превратил тело в комок боли. И это не я, это комок боли катался по кровати и громко выл.

Я даже не услышал когда прекратился крик, видимо их испугал мой вой. Зашла Наташа, видно я мало был похож на притворщика. Она посмотрела, помолчала, и я чувствовал как она, преодолевая себя, спросила:

– Может тебе что-то надо? – ее голос еще не отошел от крика. Я чувствовал в нем отголоски повышенных интонаций, доносящихся минуту назад с первого этажа. Они еще эхом носились в моем больном воспаленном мозгу.

– Тишины – пересилив себя, попросил я. – Тишины и одиночества.

Она стояла еще минуту, не больше. Но обостренное от боли восприятие успело уловить многое, тончайшее, ранее не заметное и приглушенное. Передо мной стоял совершенно чужой человек. Я стеснялся его, мне было стыдно за свое поведение, за неумение сдержать боль, за свою слабость. Я смотрел на себя со стороны и краснел от понимания того, что ей кажется, что я играю, что все это показательно и направленно только на то, чтобы вызвать жалость и остаться одному. Не видеть и не слышать ее...

Отчасти так оно и было. В Киеве я привык переносить боль в одиночестве. Я боролся с ней сам, своими методами, но мне помогала тишина. Это был мой единственный союзник и та нить, которая выводила меня из ада боли в мир жизни. Здесь тишины не было. Мой дом, моя мечта пятилетней давности, превратился в кошмар. В нем были истерики, крики, маты, подозрения, укоры, ложь, игра, неискренность, беспорядок, разруха. Не было только тишины. Мне некому было помочь. И я чувствовал, что теряю связь с жизнью, что еще не много и боль захватит меня и унесет туда, откуда нет возврата. И у меня из глубины души, из той пучины, в которую я все больше окунался, вырвался крик, стон – тишины! Дайте мне тишины!

Мне казалось, что я кричал, что меня услышала вся улица: так наболело, так все накипело, но в ответ я услышал каменное и холодное:

– Ты что-то сказал?

В бесчувственных интонациях я услышал те нотки, которые переполняли и меня: чужой человек спрашивал у такого же постороннего, а возможно даже недруга.

– Я не расслышала, громче скажи.

Ее бесчувственный голос громыхал по моему воспаленному мозгу. Эхо прокатывалось по нейронам, и они еще больше возбуждались: переходя с одного критического состояния в другое – крайне критическое.

– Дайте мне тишины и спокойствия – попытался совладать с собой я и из мира иллюзий вернуться в реальную жизнь, хотя бы для того, чтобы быть услышанным.

– Хорошо, через пять минут мы освободим тебя от нашего присутствия. Я понимаю, что мы раздражаем тебя, но девочки готовятся к школе.

Она вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Обостренным до крайних пределов слухом, я услышал, как она сказала детям:

– Потише, вы раздражаете папу. У папы от вас сильно болит голова.

Я не мог ничего исправить. От бессилия я на секунду расслабился, и боль вмиг унесла меня в свои пучины. Я заснул, чтобы снова проснуться от боли. И так целый день, до вечера.

Только вечером, выпив более десятка таблеток, я почувствовал облегчение и впервые заснул спокойным, здоровым сном. Весь день в доме стояла тишина. Никого не было, или все так вели себя – не знаю, но я был один, а рядом – тишина. С ней я смог очередной раз выкарабкаться из преисподней головной боли.

31

Только на следующее утро я смог нормально поздравить Настю с днем рождения.

– Как провели? Все твои друзья собрались?

– Да, восемь человек. Покушали, танцевали, Эля проводила конкурсы.

Предварительно мы договорились, что день рождения Настя проведет в нашем кафе «Колумб». Она заранее заказала меню, с Элей подготовили программу.

– Все остались довольны?

– Да, спасибо папа.

Настя вставала всегда очень рано, часов в шесть утра, иногда раньше меня. Позже всех вставала Наташа. И на этот раз мы успели с Настей покушать, одеться, как из зала вышла сонная жена. Не поздоровавшись, она прошла в ванную комнату.

– Мама была на дне рождения? – шепотом спросил я.

– Да, торт красивый подарила. Твой кусок в холодильнике лежит.

– А чего ж ты мне раньше не сказала?

– Забыла, папа. А ты во сколько на работу выезжаешь?

– В половине восьмого.

– Нас с Элей до школы довезешь?

– Конечно, к самому порогу.

– А ты на «Мерседесе»?

– А что он уже под домом не стоит?

– Нет, я думала ты на «девятке» поедешь.

– Нет, то мамина машина.

– Ничего мне от тебя не нужно, забирай и езди на ней сам – волна ненависти обдала меня сзади, и я каждой клеткой прочувствовал, как жена меня ненавидит.

Я постарался сгладить грубость жены перед дочерью.

– Мама не в духе, не выспалась.

– Я всегда в настроении, надо чаще дома бывать. Ты уже сейчас в свой Киев уезжаешь?

– Не планировал, а что, уже надо?

– Конечно, а что тебе здесь делать? У тебя там Сережа, бляди. Тебе там весело: рестораны, массажи, внимание со всех сторон. А что здесь: головная боль, идиотка жена, скандальные дети? Уезжай! Зачем тратить свою нервную систему на уже чужих и не нужных тебе людей.

Она разрыдалась.

– Мама, ну что ты! Успокойся! Не плачь! – Настя со слезами на глазах бросилась обнимать Наташу.

– Не трогай меня! Идите к своему папе! Он богатый, балует вас деньгами, а у меня нет денег! Я не могу тебе даже ничего подарить! У вас мама дура и идиотка! – Наташа причитая, отталкивая Настю, поднималась наверх.

Навстречу спускалась еще полусонная Эля.

– Вот твоя кровь идет! Такая же жестокая, эгоистичная, и безразличная ко всему, как и ты. Иди к своему папе, что стала!

Эля с недоумением остановилась и посмотрела на нее:

– Ты что, мама, с ума сошла!

– Да, сошла! А ты что только узнала об этом? Твой папа говорит, что я безумна уже третий год! Плохо, что ты не замечаешь, некогда за мамой понаблюдать.

– Наташа, остановись, не говори глупостей!

– Прости дуру, не могу! Нам идиоткам все сходит с рук. Мы ничего не видим, не понимаем; мы не слышим звонки, и шепот со второго этажа, не понимаем косых взглядов со стороны коллектива в мою сторону. Мы не слышим разговоров о богатом женихе и об идиотке жене, которую он при малейшей возможности бросит. Все это проходит мимо нас, там за стеной, где живут одни умные. А мы тупые, дурные.

– Мама, ты умная, ты хорошая, не наговаривай на себя – в слезах просила Настя.

Эля фыркнула и начала спускаться дальше.

– А ты не фыркай, а то сейчас как фыркну, на всю жизнь запомнишь! Научилась у папы игнорировать меня. У меня еще есть силы поставить тебя на место, и папа не поможет.

– Мама, успокойся! – Эля повысила голос.

– И не повышай на меня голос! Сосунок! Недоросль! Я тебя вырастила, выкормила, а ты орешь на меня!

– Я не кричала на тебя, мама!

– Кричала! Что я глухая, не слышала?

Я стоял внизу и в шоке наблюдал за только начинающимся утром. Я боялся только одного – что головная боль вновь вернется. Я уже боялся боли, начал боятся той обстановки, которая наблюдалась практически каждое утро. И чем реже я бывал в Лозовой, тем мне страшнее становилось просыпаться у себя дома по утрам. Все начиналось практически всегда так. И если раньше мне всегда было жаль детей, и я старался основной удар взять на себя, то сейчас, когда появилась Оля, я все настойчивей стал задавать себе вопрос: а нужно ли это детям? Я видел реакцию Эли, наблюдал за поведением Насти, и во мне крепла уверенность, что от этой атмосферы в семье плохо не только мне, но и им. Может я действительно такой сильный раздражитель для Наташи? Может, когда мы расстанемся, она вернется в свое прежнее, спокойное русло, и это лучше отразится на Насте, на формировании ее психики? Я понимал, что именно сейчас, в период подросткового созревания, формируется основа ее психики – бессознательное начало. То, что мы вложим в его основу, что запрограммируем на условно-рефлекторном уровне, то и будет проявлять себя в дальнейшем, взрослом поведении. Насколько крепка и последовательна основа психики, настолько устойчива в период зрелости сама психика.

А у Насти, я видел, изначально формировался неустойчивый характер. Она как барометр, зависела от поведения Наташи. В последнее время я мало уделял ей внимания, и большую часть времени Настя проводила с женой. Эмоциональность жены, непоследовательность и непостоянство ее поведения, напрямую воздействовали на формирующийся характер Насти. Она превращалась в неуравновешенную, легко возбуждающуюся девушку. У нее были приливы радости, скуки, печали, она могла смеяться до слез и плакать до смеха. Я наблюдал и пытался что-то исправить. Но однажды в порыве очередной разборки столкнулся со страшным для себя фактом: наказав Настю за ее неуравновешенность, я услышал обвинение жены в необъективности. С ненавистью Наташа заявила:

– Я вижу, что ты не любишь Настю. Она тоже это видит. Ты будь хоть немного хитрее. Эля у тебя хорошая, ты ее всегда защищаешь, а Настя – плохая. Я не допущу, чтобы ты издевался над ней! Если ты не любишь ее, то не трогай, занимайся своей Элей!

Я был до такой степени шокирован услышанной глупостью, что не сразу нашелся что ответить. Только несколько минут спустя я подобрал слова:

– Наташа, я знал, что ты идиотка, но что до такой степени – не думал. У нас в семье было двое детей: я и сестра. Часто, как старшего, меня наказывали и за Свету, но никогда у меня не возникло такой бредовой мысли, что сестру любят больше, чем меня, это такая глупость, что, извини меня, я еще раз убеждаюсь, что ты больной человек.

Слова Наташи заставили меня о многом задуматься. Я действительно никогда не делил детей, они обе были моей кровью. Наоборот, сначала, с момента рождения, Настя была мне ближе и интереснее, словно новая игрушка. В Элю в глубине души я не верил, она была грубовата, и по началу слабо училась. Настя же с первых шагов начала показывать неплохие результаты, как в школе, так и по художественной гимнастике, проявляла настойчивость, упорство на тренировках, и в глубине души я надеялся, что именно она скрасит мои последние годы жизни. Но прошло время и все поменялось. Эля изменилась в лучшую сторону: начала проявлять упорство в получении знаний, сама ставила перед собой высокие цели и упорно добивалась их, а Настя бросила гимнастику, стала ветрена, рассеяна, непостоянна. Она не могла сконцентрироваться на чем-то одном, у нее за день планы менялись по пять-десять раз, она не держала слово. Но в любом случае они оставались для меня равные и только дополняли друг друга. Я их учил тому, чему меня до последних дней своей жизни учил отец, и до сих пор учит мама: дети, мы одной крови! И сколько бы в детстве я не сорился с сестрой, а делали мы это практически каждый день, понимание того, что это моя кровь, в период зрелости заставляло меня возвращаться к ней, прощать особенности ее характера, и жить с одним желанием помочь ей в жизни. Это моя кровь, и мы должны идти по жизни вместе!

Этому я учил и своих девочек. И непонимание женой этого факта в действительности следовало не из моего поведения, а из особенностей ее воспитания: она до семнадцати лет жила с матерью и за это время поменяла несколько «отцов». Но всегда в семье доминировала ее мама. И все семнадцать лет она знала, что мама живет только ради нее одной. Она не понимала, что можно жить ради двух детей, даже если одного ребенка постоянно наказываешь. Ведь наказание следует не из-за предвзятости и нелюбви. Как можно не любить собственного ребенка? Наказание следует по причине непослушания ребенка, его разбалованности. Если один ребенок ведет себя в рамках допустимых правил, то его наказываешь реже. Если второй ребенок постоянно нарушает установленные рамки поведения, то наказание не означает плохого отношения к нему, наоборот, наказанием мы пытаемся спасти ребенка от аморальных поступков в будущем. Ведь безобидное детское непослушание, если его вовремя не остановить, не пресечь, обязательно вырастет до масштабов уголовно-наказуемой деятельности.

Я впервые увидел, как наша семья реально разбилась на два лагеря: я и Эля, с одной стороны, Настя и Наташа с другой. Утренний скандал закончился тем, что Наташа, обняв Настю, рыдали в спальне, а Эля обняв меня, тихо жаловалась:

– Папа, почему она меня так не любит?

– Не говори глупостей, любит она тебя, просто не в настроении.

– Я ее иногда ненавижу. Она кричит без причины. Я не могу жить в этом доме, можно я пока поживу у бабушки?

– Элюша, терпи. В этой жизни мало кому легко. Мама болеет, не в себе, ты постарайся ее понять, и прощай ей грубость. Ведь это проходит, и она становится самой золотой мамой на свете.

– Папа, у меня уже нет сил понимать и прощать ее.

– Терпи, думаешь, мне легко в Киеве? Я тебя прошу, ты моя надежда и опора. Здесь больше не на кого положиться: Настя еще маленькая, мама болеет, кто их будет беречь от глупостей? Только ты. Я понимаю тебя, для меня это тоже все дико, но это надо пережить, переждать. Поверь, я буду думать, как разрешить эту ситуацию – я гладил ее по волосам и успокаивал, а в душе лютовала дикая тоска и одиночество…

Я понял, что сегодня уеду в Киев: жизнь одна и прожить ее хотелось достойно.

32

Я быстро решил организационные вопросы по бизнесу и заехал домой за вещами. На душе было тяжело, но не болезненно. Дома меня снова ждали выяснения отношения.

– Олег, останься, я прошу тебя, не уезжай! – увидев меня с сумками, Наташа перегородила мне дорогу из кабинета.

– Наташа, какой смысл? Слушать твои концерты по утрам, видеть, как ты расшатываешь нервную систему наших детей – я не могу. Если я тебя действительно так раздражаю, давай расстанемся, зачем портить жизнь не только друг другу, но и детям? Я готов забрать их к себе в Киев и содержать обоих, а ты отдохни, подлечись, ведь ты нас всех такими темпами в могилу сведешь.

– Прости меня, я люблю тебя и схожу с ума. Мне не хватает тебя! Олег, я прошу, останься.

Я медленно спускался по лестнице со второго этажа, оттесняя ее назад. Она обнимала меня, хватала за сумку, но я пробивался с вещами к выходу.

– Наташа, давай без эмоций. О какой любви ты говоришь? Я утром видел, как ты реально калечишь наших детей. Ты посмотри, что ты сделала из Насти – марионетку, которая смеется, когда ты захочешь и плачет, когда ты пожелаешь. Что ждет нашего ребенка в будущем?

– Но ты сам меня такой сделал!

– Но причем здесь наши дети? Ты бы брала у меня лучшее. А сколько сил стоит Эли сдерживать себя? За что ты ее постоянно ругаешь? Ребенок реально боится попадаться тебе на глаза! Это не Настя, которая поплачет, и через минуту уже забыв обо всем, заливается смехом, у Элеоноры другой характер. Она, как и я, все это копит в душе, носит с собой, переваривает, тем самым медленно сжигая себя изнутри. Она этого не понимает, но ведь ты знаешь, что значить выжигать себя изнутри! Наташа, я могу многое простить, но не калечь наших детей! Если ты больная – иди, лечись, но не делай больными наших девочек, не гробь их.

– Олег, да, я больна, но я больна тобой. Я люблю тебя! Это ты меня такой сделал! Ты не обращаешь на меня внимания, постоянно в разъездах, в своих планах, и меня это бесит, я выхожу из себя и теряю контроль над эмоциями. Как представлю, что ты изменяешь мне, даришь кому-то свои ласки, свою любовь, так готова разорвать тебя! Ты бы только знал, сколько во мне к тебе чувств, нежности, любви, и все это скопилось во мне, бродит, требует выхода. Я готова любить тебя целыми днями, ласкать, обнимать, говорить нежные слова. Я скучаю по тебе, дышу и живу тобой, но чувствую, что тебе все это не надо… Ты далеко мыслями и душой уже не мой. Ты приезжаешь только для того, чтобы поругаться со мной, решить свои вопросы и уехать в Киев. Тебе не нужны мои чувства, потому что у тебя появилась другая женщина. Я вижу это по твоему поведению, по отношению ко мне, и именно это поднимает в моей душе бурю, и я совершаю, возможно, глупые поступки. Прости меня, любимый, прошу тебя, прости.

– Прощаю, только дай мне уехать, я успокоюсь и вернусь. Я не могу так, Наташа. Я ехал с одним желанием – принести в семью радость. Я так скучал по дому, мечтал, чтобы мы семьей провели незабываемые дни, например, съездили в Харьков в боулинг, или на каток. Я готов был для вас горы свернуть, а что получил: упреки, маты, скандал, слезы детей.

– Я больше так не буду, прости, любимый. Я тоже тебя ждала как воздух, но ты приехал больной, угрюмый. Тебе снова было не до меня, а я устала быть одной. Я замужем и без мужа. Многие думают, что мы с тобой в разводе. Знаешь, как тяжело слышать вопросы: «а вы развелись?», «Он ушел от тебя?». А ведь я сама не знаю, ты мой или уже не мой?! Неопределенность, Олег как она невыносима и болезненна! Из-за этого я такая нервная, пойми меня и прости.

– Наташа, ты же знаешь, я не бездельничаю в Киеве. Наше будущее только там и я хочу, чтобы мои дети начинали с более высокого старта, чем начинал я. Мои родители тянулись из последних сил, чтобы дать мне высшее образование и создать условия для моего становления в жизни. Я хочу создать такие же условия и для наших детей. И я всегда рассчитывал на твою помощь и понимание, но что взамен? Что ты принесла в семью? Что ты даешь нашим девочкам, пока я надрываюсь и вкалываю для будущего нашей семьи: эмоции, раздор, неустойчивость детской психики? За семнадцать лет, которые я прожил с родителями, я не помню ни одного эпизода, когда они между собой ругались. Я до последних минут жизни не слышал от отца матерного слова. А ты понаблюдай за собой: ты на Настю матом гнешь по полной программе. А как ты Элю обзываешь? Ведь ты же педагог, почти десять лет педагогического стажа воспитателем в детском саду!

Пусти, я поеду, успокоюсь, а ты тоже успокойся, детей успокой, ведь ты мать, ты, по идее, их отдушина! А Эля уже боится тебя, ты у нас как пороховая бочка, которая часто взрывается и по непонятным для всех причинам. Ты непрогнозируемая и от этого наши отношения в семье постоянно на пределе, мы из одной крайности переходим к другой, то у нас все отлично, то все очень плохо. Но разве так можно, а как же стабильность, прогнозируемость, плановость? Ведь мы с тобой сходились не для того, чтобы разбежаться, а чтобы прожить вместе до конца своих дней. Уже сейчас я понимаю, что ошибался, оберегая тебя от проблем и неприятностей, которые преследовали меня на жизненном пути. Все что я создал, это наше, при любом раскладе я его с собой в могилу не заберу. Со мной что-то случится, ты должна продолжать начатое мной, пока наши дети не достигли совершеннолетия. А как на тебя можно положиться, если ты больной человек? Тебя можно легко вывести из равновесия, довести до истерики, а потом пожинать плоды твоей неуправляемости. А ведь бизнес, Наташа, это постоянные стрессы и умение с ними справляться.

Сколько мы уже с тобой на эту тему говорили, ты не понимаешь. Ты думаешь, что в Киеве я только и делаю, что блядую, гуляю, бездельничаю. Какая глупость! В Киеве налаживаются отношения, которые в будущем обязательно скажутся, принесут сторицей пользу нашей семье. А ты вместо того, чтобы трепать мне нервы и превращать в кошмар каждый мой приезд в Лозовую, лучше бы училась управлять тем, что я уже создал, училась руководить людьми и приумножать то, что у нас уже есть. Пусти меня Наташа, не заставляй окончательно выходить из себя.

Наташа стояла и плакала.

– Ты на мой день рождения приедешь?

– Посмотрю. Скорее да.

– А Новый год с нами будешь проводить, или в Киеве?

– Это семейный праздник и у меня нет желания нарушать традиций. Хотя вспомни, сколько Новых годов ты нам испортила своим истериками и придирками! Как дети готовились, а ты все поганила! Все, я поехал, до свидания!

– Я люблю тебя! Знай об этом.

– Лечись, Наташа, прошу, во имя нашего будущего.

Я сел в «Мерседес» и отъехал от дома. Время шло к обеду, и я знал, что к ужину я буду уже в Киеве, а там меня ждала совсем другая встреча. Я словно закрыл книгу ужасов и начал читать любовный роман. Но где-то в глубине души по-прежнему сидела боль и тоска.

33

Пятьсот километров расстояния от Лозовой до Киева, пять-шесть часов неторопливой езды, я всегда думал: о творчестве, жизни, семье. Я не любил слушать музыку, она вызывала головную боль. Вот и сейчас, расставшись с женой с грустью, и одновременно с облегчением, я размышлял о той ситуации, которая сложилась в нашей семье. Реально, 2007 год мы с Наташей встречали на грани развода. Я пытался понять ее: действительно, последние три года я практически не жил в Лозовой, она воспитывала детей одна. Но при этом я всегда помнил о ней и старался помочь реализоваться как личность. Именно я настоял на том, чтобы она ушла из детского сада, и попробовала себя в роли директора «Колумба», организации, которая имела устойчивую репутацию и, в принципе, слаженный коллектив. В «Колумбе» Наташа зарабатывала на порядок выше, чем в детском саду, могла реализовать свой творческий потенциал, обладала неограниченной властью пусть в маленьком, но коллективе. То есть с моей точки зрения, она имела то, о чем любой другой человек, мог только мечтать. Кроме этого, она жила в нормальных бытовых условиях, имела возможность одеваться, не болела голова о том, что кушать и где взять на это деньги. Финансовые вопросы как проблема уже не возникали между нами. Открытым оставался только один вопрос: дефицит общения.

Но вот здесь я ничего поделать не мог. Все, что можно было взять от Лозовой, я взял. Мне уже было не интересно в ней, хотелось больших масштабов, более качественного общения. И такие возможности открылись в Киеве, поэтому я боролся за Киев, старался реализовать себя в условиях столицы и жесткой конкуренции со стороны достойных претендентов. В Киев стекалась элита, лучшие представители украинского общества. В Киеве было очень много интересных людей, уверенных в себе, знающих, чего они хотят от жизни. Это была сильная школа выживания. Я учился и понимал, что учиться надо еще не один год. Забрать семью в Киев я не мог: поначалу практиковал жизнь нашей семьи в однокомнатной киевской квартире, но больше трех дней наблюдать свое семейство в сорока квадратах жилплощади с одной дверью, я был не в состоянии. Мне хотелось тишины, я привык к ней и с тоской мечтал об одиночестве, без которого уже не мог. И одно дело жить вчетвером в двухэтажном доме под двести квадратных метров, в котором каждый член семьи имел свою комнату, совершенно другое дело жить цыганским табором практически на открытой территории. Больше я этот вариант не рассматривал. Переезд семьи допускал только в одном случае, если купим вторую квартиру. Но пока финансово к этому шагу мы были не готовы, поэтому о воссоединении семьи вопрос пока не стоял.

Но я знал семьи, которые жили в подобных условиях, и там жены понимали мужей, поддерживали их. Выбраться из одного социального уровня в другой – это трудное и практически невозможное дело. Я был благодарен судьбе за то, что родился и рос в революционное время, когда еще возможны были социальные переходы, пока между социальными прослойками не установилось жестких, практически непроходимых границ. Украина конца двадцатого – начала двадцать первого столетия переживала нелегкие времена. В ней происходила перетрубация бизнес и политических элит. Менялись лидеры и члены их команд. Причем замена происходила не так как на Западе, когда избранные варились в одном глечике: то поднимаясь на поверхность, то опускаясь, но при этом оставаясь в пространстве глечика, в который попасть со стороны было практически невозможно. В Украине лидеры зачастую вместе с властью теряли связи, деньги и даже свободу, образно, они выпадали из глечика. Открывалась вакансия и к власти приходили новые лидеры с новой командой. Происходила смена элит, что практически невозможно в любом уже устоявшемся западном государстве. И в это время смуты в Украине многие надеялись, и причем небезосновательно, достичь новых социальных и, соответственно, материальных вершин. Надеялся на это и я. Но сколько я не старался объяснить жене, что для того чтобы успеть прыгнуть на подножку последнего вагона уходящего со станции поезда нужно находиться в нужное время в нужном месте, она не понимала меня. Сколько я не пытался доказать, что жить в одиночестве в Киеве – это не моя прихоть и не мой образ жизни, что это необходимость, – Наташа не воспринимала объяснений. И вместо того, чтобы после тяжелых будней в Киеве, возвращаясь в Лозовую, чувствовать себя в обстановке любви, комфорта и внутреннего морального отдыха, я возвращался в ад. Я чувствовал, что с каждым годом отдаляюсь от семьи, что непонимание между мной и Наташей становится очевидней и болезненней для каждого из нас, и что последние аккорды нашей семейной жизни, возможно, уже не за горами.

Наташа не один раз ультимативно требовала бросить Киев, вернуться в Лозовую, и жить так, как мы довольно неплохо жили четыре-пять лет назад. Но я понимал, что возврата назад нет. В Лозовую я всегда мог вернуться, но мне хотелось закрепиться в Киеве. Я очередной раз хотел доказать себе, что у меня есть силы и мозги, чтобы выйти на новый социальный уровень и открыть своим детям то, чего они никогда бы не увидели, если бы я развивался в масштабах маленького провинциального города. И я отвечал, что возврата к прежнему не будет. Жизнь – это непрерывный поток: если мы прожили ситуацию, то она уже в прошлом. А жить прошлым – это глубочайшая ошибка. Разбитую чашку, даже склеив, не вернешь в исходное состояние целостности, трещины остаются, как их не заклеивай. Так и жизнь: при всем огромном желании прошлое невозможно вернуть. Назад пути нет, а жить воспоминаниями – это утопия. Нужно учиться строить отношения на будущем, а у многих это не получается, потому что современная система образования учит видеть только сегодняшний день, наслаждаться имеющимся. Один мой знакомый утверждал, что для него достаточно проснуться, увидеть солнце над головой, сделать глоток воды и съесть корочку хлеба – и он счастлив, потому что жив. Человек жил одним днем и наслаждался этим. Такой образ жизни предпочитают девяносто процентов населения Земли.

Но, на мой взгляд, сущность человеческой жизни заключается в другом: будущее имеет только тот, кто живет завтрашним, а возможно и послезавтрашним днем. Потому что иногда, в настоящем, приходится сделать шаг назад, для того, чтобы в будущем наверстать и обогнать упущенное. Если ты этого не умеешь, держишься за достигнутое, никогда не взойдешь на звездные вершины. Оставшиеся десять процентов человеческого общества, которые, в принципе, и творят историю, не довольствуются глотком воды и корочкой хлеба. Жизнь нам дана одна, поэтому прожить ее надо в полную силу, до истощения, до последней капли открытых возможностей. Жизнь людей измеряется не прожитыми годами, а конечными результатами деятельности, их значимостью в истории. Одни умирают в сорок лет и оставляют после себя такое наследство, которое и после их смерти переваривается, осмысливается и продолжает жить еще десятилетиями, а некоторых и столетиями. Другие доживают до семидесяти лет, умирают, и о них сразу забывают, словно и не было их. Полное ощущение пустоты: человек ушел из жизни, и словно не было его в жизни. Тогда возникает вопрос: а зачем ты жил? Просто, чтобы отметиться, чтобы поесть, поспать, насладиться? Но разве в этом предназначение человека? Человек живет не сам по себе, человек живет в обществе и для общества.

34

В Киеве, как я и ожидал, меня ждал совершенно иной прием. Оля знала, что я приеду. Как и в Лозовую, я приехал в Киев уставший, с головной болью. Я зашел в квартиру не в силах разговаривать, и с уже заранее негативным настроем. Раньше здесь бы меня ждала тишина, одиночество, я принял бы ванну, выпил чай, таблетку, и лег спать, а сейчас мне нужно кому-то уделять внимание, и что худшее, наверняка выслушивать претензии.

Я не скрывал своего внутреннего раздражения, негативные эмоции готовы были вот-вот выплеснуться наружу.

– Ты устал? – Оля обняла меня и прижалась к груди.

– Голова болит, дай я поставлю сумки. – Она взяла из моих рук сумки, отнесла, и поставила их на место. Я любил порядок, каждая вещь в квартире и доме имела свое место. За шестнадцать лет я так и не приучил жену к этому: если она и брала мои вещи, то бросала их везде, только не там, где они должны были находиться. Оля быстро запомнила, куда я что ставлю, и в этом вопросе я не мог к ней придраться.

Я снял обувь, верхнюю одежду и сел на диван. Я чувствовал, как затылок медленно начинал наливаться горячим свинцом.

– Давай я тебя раздену, ванна уже набрана. – Я был удивлен, но не сопротивлялся, дал себя раздеть и провести в ванную комнату. Ванну она специально сделала с лечебными солями и ароматизаторами, и я впервые за неполные сорок лет лег в ванную, благоухающую различными экзотическими ароматами.

– Ты таблетку выпил?

– Да.

– Может, еще одну выпьешь?

– После ванны. Приготовь, пожалуйста, чай, попарюсь, потом выпью.

– Я тебе кушать приготовила: пюрешку, жареную рыбу.

– Спасибо, я люблю жареную рыбу.

– Я знаю, ты говорил мне об этом. Я конечно не повар, но старалась, как могла. Мне мама по телефону из кулинарной книги рецепты читала, я выбрала самый лучший. – Оля стояла возле ванны на коленках и смотрела на меня влюбленными глазами. – Я так скучала по тебе, а ты вспоминал обо мне?

– Иногда, голова сильно болела, не до воспоминаний было.

– А я о тебе думала постоянно. – Она погладила меня по голове. – Что мы будем с твоей головешкой делать? Ты же лечил ее, не помогает?

– Раньше чаще болела, почти каждый день. Сейчас реже, а это уже прогресс.

– Тебя надо другим врачам показать. Тебе нельзя болеть, вдруг что-то с тобой случиться, куда я денусь?

– Мало поклонников? Найдешь очередного благодетеля.

– Где их сейчас найдешь, ты всех разогнал.

– Обзвонишь своих пятьсот абонентов, кто-то вернется.

– Никто мне не нужен, только ты. Помнишь, я тебе рассказывала о своей мечте, о том, что когда я видела взрослых мужчин с молодыми девушками, их отношение друг к другу, я часто представляла себя на месте тех девушек. Я всегда мечтала о том, чтобы возле меня был сильный, взрослый мужчина, на много лет старше меня, который бы помог мне состояться в жизни, за которым я была как за каменной стеной. И судьба послала мне тебя. Ты – моя мечта. Ты сильный, умный, перспективный. Я учусь у тебя каждому движению, внимаю твоим рассказам и потом, когда тебя рядом нет, я все это перевариваю, переосмысливаю. Мне это нужно. Я благодарна тебе за то, что ты открываешь передо мной особенности жизни, делишься опытом, своими впечатлениями. Твое мнение для меня очень важно. Многое в своей жизни я начала исправлять. Я догадывалась, что неправильно живу, что, например, долго спать, это первый признак слабости, безволия, но меня никто не подгонял, не контролировал. Мама была далеко, а кроме нее меня никто не мог заставить что-либо сделать. Мужчины мне попадались слабые, я управляла ими как хотела. До тебя я даже не представляла, что кто-то мне может указывать, командовать мной, что кого-то я буду слушать, зависеть от него. Я привыкла все решать сама, и авторитет для меня был только один – мама. Но при этом, я не знала в чем и где себя реализовать. Конечно, были авральные ситуации, когда я за недели выполняла работу, которую раньше могла растянуть на несколько месяцев, но все это было не в системе, а так, наплывами. А сейчас все по-другому: тебя не было три дня, но я заставляла себя ложиться пораньше и вставать раньше. Знаешь, в котором часу я вставала?

– В десять?

– Нет, в девять часов! Для меня это подвиг. Еще два месяца назад я не представляла, как можно встать раньше двенадцати. А сейчас в девять часов я заставляла себя вставать, мыться, и идти работать над кандидатской диссертацией. Это твоя заслуга, спасибо тебе!

Ты учишь меня, рассказываешь случаи из реальной жизни. Помнишь, ты мне говорил, что широкий круг общения – это признак дурачины? Я все помню. Ты говорил мне, что человек, который занят достижением поставленной цели, не может распыляться на общение. Безусловно, без общения он не сможет прожить, но это должно быть ограниченное и полезное для него общение. Вот я и сократила круг своих знакомых. Мне многие звонят, а я не беру трубку. Видишь, какая я молодец!

Оля вела себя так искренне, говорила спокойно, убаюкивающе, что я начал дремать, ощущать состояние блаженства и комфорта.

– А еще ты мне говорил, что все звонки после десяти вечера – это неуважение к личной жизни. И я начала отучивать всех от поздних звонков. Ты бы слышал, как многие удивлялись, когда я с возмущением высказывала им о своем праве на личную жизнь. Многие просто терялись, не в силах сориентироваться в обстановке. Они привыкли, что я не сплю до двух, трех ночи, бывало, раньше сама им наберу, мы поговорим ни о чем, а здесь вдруг жесткий отпор. Они причину не могут понять, а я им объясняю, что почти замужем, что мой мужчина ложится спать в одиннадцать часов, и что их звонки беспокоят его сон. Видишь, как я забочусь о тебе! Ты для меня – это жизнь.

Любимый, а ты все это время действительно не думал обо мне?

– Иногда думал – нехотя признался я. – Когда с женой ругались, я вспоминал о том, что за все время знакомства с тобой я сам ни разу не повысил на тебя голос, и не видел, чтобы нервничала ты.

– Я стараюсь, ведь я по жизни не скандалистка. Зачем ругаться? Лучше расстаться и забыть друг о друге. А с тобой я не могу скандалить, ты умный, хороший, хотя и очень своеобразный, но самое главное, я не хочу с тобой расставаться. Хочешь, я тебе открою один секрет?

– Открывай – благодушно ответил я, впервые заметив, как головная боль без таблетки медленно отпускает меня. Вместо тяжести в затылке я начал испытывать усталость и облегчение, граничащее с состоянием блаженства.

– Я первые месяцы сильно плакала от тебя. Ты не замечал?

– Замечал.

– Ты был очень жесток по отношению ко мне, постоянно делал больно. Еще Сережа твой обижал меня, грубил, оскорблял, унижал. Я не привыкла к такому обращению. Но сейчас ты изменился. Ты любишь меня?

– Нет – я улыбнулся. – За что тебя любить? Крокодильчик, худющая, в жизни ничего не достигла. Назови мне хоть одно свое качество, за которое я мог бы тебя полюбить?

– Я умная.

– Согласен, поэтому ты сейчас и живешь у меня. Никто так долго не задерживался, ты единственная.

– Я категорично не согласна с твоей оценкой моей красоты! Неужели я такая страшная?

– Я тебе отвечал уже, что не страшная, а страшненькая. Но я привык, для меня ты уже красавица!

– И это из-за моей губы?

– Да оставь ты свою губу в покое, Губешкина!

– Не Губешкина, а Гутарева, не коверкай мою фамилию!

– Не знаю для кого ты Гутарева, а для меня ты Губошлепкина!

– Мало того, что все компьютеры исправляют мою фамилию на Губареву, так еще ты ее коверкаешь на разные лады. И вообще, ты думаешь выходить из ванны, вода холодная уже?

– Да, сейчас уже буду мыться.

– А я пока пойду, чай тебе приготовлю.

Оля вышла, а я лежал и наслаждался, но не одиночеством, а общением с нею, ее присутствием, заботой обо мне. И в подсознании зрела одна навязчивая, сознательно заглушаемая мысль: неужели это моя судьба? Неужели к сорока годам я нашел то, о чем только мечтал: человека умного и достойного? В другое время я бы заглушил, выжег эту мысль на корню, но я помнил о том, что я в состоянии эксперимента, что на уровне сознания сняты запреты, сдерживающие чувственность. Во мне просыпалось то, что я очень долго сознательно глушил, обходил, от чего убегал и не давал в себе зацепиться и развиться. Впервые я разрешил этой мысли остаться. Тепло разлилось по телу, удовлетворенность и умиротворенность окутали мысли, и я признался себе, что все-таки неплохая это штука – чувства…

35

После ванны меня ждал шикарный ужин. Я отвык кушать дома: в Киеве и в Лозовой я в основном питался в ресторанах или кафе. С появлением в моей жизни Оли, я открыл для себя приятное состояние: общение за столом.

– Молодец, столько вкусняшек! – похвалил я. На столе стояло пюре, жареная рыба, салат, лежало печенье, шоколадные конфеты. До недавнего времени я был противником обильных трапез, мало того, что переедание вредно для организма, но к тому же – это работа на туалет. Когда я наблюдал, сколько денег некоторые мои знакомые тратят на продукты питания, которые однозначно, пройдя через организм, оказываются в туалете, я прикидывал какие суммы за месяц, и тем более за год, уходят в канализацию, и что при правильном подходе за них можно было бы купить. Поэтому я сам привык и приучил свою семью не то чтобы экономить, а рационально относиться к еде, без фанатизма смотреть на обилие продуктов в супермаркетах, и не развивать в себе потребность в обжорстве. Иногда, раз в неделю, мы устраивали в семье так называемый «праздник живота», когда каждый член семьи покупал себе все, что только захочет. Мы садились за стол и наедались от пуза. Дети любили эти праздники, но мы ими не злоупотребляли.

– Я купила твои любимые рошеновские «Ромашки», а себе взяла «Трюфеля».

– Я «Трюфеля» не ем.

– И еще я взяла пиво с рыбкой. Я знаю, что ты не пьешь пиво, но я себя без бутылки пива перед сном просто не представляю.

– Вот так люди и спиваются – я ел, впервые за долгое время испытывая наслаждение от еды. Причем нельзя сказать, что все было приготовлено настолько вкусно; обычно эти блюда мне доводилось кушать и в лучшем исполнении. Главным образом, я испытывал блаженство от обстановки: она была настолько расслабляющая и благоприятная, что я чувствовал, как отступает головная боль, как рассасывается тяжесть в затылке и ослабевает пульсация крови. С Олей было настолько комфортно и спокойно, что появлялось чувство сытости и достатка от самой обстановки: я переставал спешить куда-то, напрягаться, бороться, насущные проблемы отходили на второй план, становились второстепенными, малозначимыми. Возникало чувство умиротворенности и расслабленности, какого-то безразличия и нигилизма.

До Оли я считал, что наслаждаться жизнью можно только в труде, в конечных результатах своей деятельности. Я спешил творить, созидать, воплощать свою энергию и время жизни во что-то материальное, конкретное. С Олей я начал испытывать наслаждение от лени, пассивности, от простого созерцания. Ее флегматичность, заторможенность, окутывала меня, обволакивала, и я тонул в ней, блаженствуя в безделье. Хотелось просто сидеть, общаться и пресыщаться друг другом.

Я наелся и, испытывая блаженство и благодарность к этому человеку, попытался встать.

– Ты куда? – она взяла меня за руку.

– Спасибо, моя золотая, пойду, полежу.

– Головешка не прошла, так и болит?

– На удивление как рукой сняло. Ты как шаманка, лечишь боль на расстоянии.

– Тогда посиди со мной, я еще не докушала, поговорим.

– Ты кушаешь по часу. С тобой и заснуть за столом можно.

– Я тебя так ждала. Посиди, пожалуйста, хоть пять минуточек.

Я не мог ее расстраивать. Дома этот вопрос даже не обсуждался: я ел всегда быстро и, насытившись, уходил заниматься своими делами, каждая минута была дорога. Здесь я, практически не насилуя себя, сидел и ждал, когда Оля закончит трапезу.

– Расскажи мне что-нибудь, а то только я болтаю и болтаю – она сидела на стуле, поджав под себя ногу, ела медленно, обсмактывая каждую косточку рыбы. – Дома тебя ждали, скучали по тебе?

– Да – мне не сильно хотелось рассказывать о приеме в семье и о своих проблемах с женой.

– Настеньки день рождения прошел хорошо, много детворы было?

– Я не был на нем, болел. Настя говорила, что приглашала человек восемь, все были.

– В «Колумбе» праздновала?

– Да, Настя устроила вечеринку. Они с Элей подготовили конкурсы, розыгрыши.

– Подарков много надарили?

– Много. Прикольные сейчас игрушки, не то, что в наши времена. Один из женихов подарил мишку, который при нажатии на пупок повторяет «Я люблю тебя»! Настя довольна.

– Я тоже хочу ребенка. Ведь у нас с тобой будут дети? Я тебе сына рожу, Святославчика.

– Нет, спасибо, будет у тебя муж, ему и рожай, мне своих детей достаточно. Этих надо на ноги поставить, а плодить для количества глупо.

– Но ты же хотел сына, наследника?

– Это раньше, а сейчас меня девочки вполне устраивают. Дочки подрастут, родят внука, вот и будет наследник.

– Это не то, а представь, у нас родится малыш с твоим носом и с моей губой, вот уродец будет.

– Для мужчины красота не важна, главное чтобы с головой дружил.

– Он у нас умненький будет, в тебя.

– А хитрый как ты?

– Разве я хитрая? Наоборот, сколько себя помню, меня всегда обижали. Я для других стараюсь, делаю, а меня потом бросают, обидно до слез.

– А ты сними с себя табличку «Лох», жить легче станет.

– Вот-вот, – Оля улыбнулась – Про табличку я всегда забываю. А я думаю, как меня в толпе выделяют, оказывается, табличка выдает.

Мы говорили ни о чем еще долго. Время летело быстро и незаметно. Я посмотрел на часы, было уже больше двух часов ночи, при этом я не испытывал ни усталости, ни дискомфорта. Раньше, если я засыпал после двенадцати часов ночи, то обязательно просыпался с головной болью и, как правило, день был потерян. Сейчас не только не хотелось спать, но и не было страха перед завтрашним днем; я почему-то был уверен, что утром головная боль меня не потревожит.

Оля перехватила мой взгляд на часы и с сожалением произнесла:

– Пора спать?

– Уже два часа ночи.

– Правда? А я бы сидела вот так и седела. С тобой так хорошо!

– Завтра тебя опять не добудишься, будешь дрыхнуть до десяти часов.

– Я буду спать как мышка, тихо, чтобы тебе не мешать, а ты пока попишешь, почитаешь.

– Не надейся! У тебя завтра подъем в восемь часов. Подрываешь булки и за диссертацию. Ты статью написала?

– Да, я же тебе обещала.

– Ты постоянно обманываешь, тебя нужно каждый раз перепроверять.

– Статью я действительно написала, только доработать надо.

– Вот завтра с утра этим и займешься.

– Началось. – Оля скривила недовольную гримасу. – Приехал тиран. Так хорошо когда тебя нет: я сама знаю что мне надо, встаю, все делаю. Давай завтра я хотя бы до девяти посплю, я все успею, честно.

– Нет, учимся просыпаться рано. Пословицу знаешь: кто рано встает, тому боженька денежку дает. А у тебя ничего нет за душой, потому что дрыхнешь до обеда.

– Хорошо, договорились. Только ногами не спихивай, я сама встану.

– Сразу предупреждаю, со второго разу не встанешь, спихну.

– Договорились любимый, все ради тебя.

36

На следующее утро я впервые за долгое время проснулся в восемь часов утра. Помню много лет назад, примерно с шестого класса, я приучил себя вставать в шесть часов утра, заниматься зарядкой, и все эти практически двадцать пять лет я не менял распорядок дня. Поэтому мой организм, в каком бы часу я не засыпал, как по звонку пробуждался в шесть часов и больше я не мог заставить себя заснуть. Сколько себя помню, самое позже я мог проснуться часов в семь, но чтобы в восемь – такого на моей памяти не было. И самое непривычное, даже немного пугающим было то, что я не хотел вставать. Впервые я наслаждался бездельем.

Я лежал и думал: насколько разная была обстановка дома и здесь, в Киеве, и уже не знал где лучше. В Лозовой, несмотря на сложные отношения с женой, все было устроено и налажено: я создал наиболее приемлемые для себя условия, в которых мог творить и заниматься бизнесом одновременно. Там я постоянно находился в тонусе, не имея возможности расслабиться, и там были достойные конечные результаты моей деятельности. В Лозовой я мог постоянно убеждаться в том, что в этой жизни живу не зря, и что каждый прожитый день – это новый уровень в моем совершенстве. В Киеве, до появления Оли, требования к себе были еще жестче: я работал, работал и еще раз работал; было все то же, что и в Лозовой, только не было Наташи. Ее заменяла тишина, одиночество, и возможность творить с еще большим размахом.

Третий месяц общения с Олей открыл для меня новую жизнь, новые варианты существования – бессодержательное времяпровождение. И если раньше этот вариант отвергался мною безоговорочно, практически без рассмотрения, то после того, как я решил на себе прочувствовать особенности формирования и развития чувственности у человека, я столкнулся с тем, от чего ранее себя так старательно оберегал, а именно, с существованием, которое не обременяло, не напрягало, в котором ритм жизни практически приравнивался к нулю. В этом варианте человеческого существования не надо было ставить завышенные цели и до синевы в глазах напрягаться, достигая их; оказывается, не обязательно следить за временем и стараться, чтобы каждый час был воплощен во что-то конкретное, нужное для тебя и для твоих целей. Оказывается, возможно, просто существовать и наслаждаться существованием. В этом свете не столь бредовой оказалась и мысль о том, что достаточно просто проснуться, сделать глоток воды, утолить голод корочкой хлеба и жизнь прекрасна! Ведь я лежал, слышал рядом сопение Оли, и мне было приятно! Мне не обязательно куда-то спешить, меня не напрягали дела, я мог просто лежать и наслаждаться жизнью!

Это были новые ощущения, необычные, противоречивые. Для меня это была совсем другая жизнь: паразитическое существование. Но в словосочетании, которое пришло на ум, не было негатива. Наоборот, скорее, был вызов: да, я сейчас такой! Я многого добился для своих неполных сорока лет, и теперь могу позволить себе отдохнуть! Сколько можно надрываться, бежать вдогонку за временем, разрываться между наукой и бизнесом, хвататься за все новое, современное и тянуть его на грани нервного срыва?

Но организм, не привыкший почивать на лаврах, требовал нагрузки, работы. Из глубин подсознания неслось обратное, более близкое и понятное для меня. Внутренний голос говорил: «Ты жил тридцать девять лет, поэтому у тебя есть результаты, которыми ты можешь гордиться. Оля и окружающие ценят тебя именно за эти достижения, а они – результат напряженной работы последних двух десятилетий, той жизни, которую ты сейчас предаешь. Расслабишься, остановишься, и все потеряешь, потому что тебя догонят и обгонят сзади идущие. Существование – это смерть личности. А останется ли Оля с тобой, если ты перестанешь быть личностью?».

Я не мог ничего возразить. Личность – это гармония ума, души и тела, это постоянный труд над самовоспитанием и самообразованием. Я всегда высоко ценил эту гармонию в других людях, потому что понимал, сколько это им стоило труда. В моем понимании гармония между высокоразвитым интеллектом, духовным богатством и физически развитым телом – это сказка, которая стоит всей жизни; это тот уровень, за который стоит бороться, не жалея ни личного времени, ни материальных средств, ни тем более своих внутренних возможностей. Женщины с такой гармонией попадаются крайне редко и ценятся на вес золота. В глубине души я надеялся, что жизнь предоставила мне единственный шанс познакомиться с такой женщиной. В последнее время я признавал, что у Оли, пусть призрачная, но гармония между умом, душой и телом все-таки просматривалась. Все больше привыкая к ней, наблюдая за ее поведением и самоотдачей, возможно, я начал идеализировать ее. Во всяком случае, в последнее время, мне все больше хотелось сделать для нее что-нибудь приятное, вернуть затраченное на меня, отблагодарить за доброту и терпение по отношению ко мне. Я отыскивал в ней лучшие качества и старался не замечать недостатки, списывая их на свою придирчивость. Мне захотелось не то, чтобы понравиться ей, завоевать, а скорее войти к ней в полное доверие, слиться с ней, войти в ее жизнь, образ и понаблюдать за ней изнутри. Я видел в ней женщину с огромными потенциалами, и мне захотелось ощутить весь спектр наслаждений от общения с ней. Я надеялся получить от нее новые впечатления, идеи, ценности, качественную информацию о женщинах, о мужчинах с точки зрения женщин, об особенностях женского воззрения на мир. Жизнь снова приобретала смысл, только в совершенно ином для меня ракурсе: я впервые не искал, не брал, не боролся, а созерцал, наблюдал и наслаждался. Я встретил, как мне казалось, равную, и на каких-то внутренних, интуитивных уровнях испытал гармонию отношений: отношений между мужчиной и женщиной. Это не было половое влечение, это не была инстинктивная, рефлексивная тяга мужчины к женщине, это была песня, гармония звуков, полутонов ума, души и тела. Внутри я ощущал состояние космической невесомости, когда рациональность напрочь исчезает и остается иной мир: иллюзии, фантазии, феерии. Возможно, это и есть чувство, то знаковое обозначение, в котором скрыто наше внутреннее состояние неуравновешенности: когда иррациональное, относительное, преобладает над миром действительности, когда ты перестаешь судить о человеке по его поступкам, когда на второй план отходят его слова, движения, тело. Чувства, наверное, – это когда ты живешь в воображаемом мире, в своей надуманности, вымышленности; когда урод превращается в сказочного принца, тупица – в гения, а самый заурядный альфонс – в личность. Это состояние полубреда, которое не отсчитывается временем. Время раздвигает свои границы, и ты летишь, несешься в своей фантазии, не признавая, а иногда и отвергая реальность. Мир сказки, вот что примерно напоминает мир чувств. А это мир детства, беспечности, наивности, мир постоянной радости и счастья. И я впервые с этим соприкоснулся…

37

Три дня я провел с Олей, не выходя из квартиры. Я не хотел ни с кем встречаться, ни с кем общаться. За это время я немного поработал над докторской диссертацией, прочитал прессу в Интернете, а так смотрел телевизор и общался с Олей. Мы много говорили. В основном спрашивал я, мне было интересно ее прошлое, наиболее весомые поступки в ее жизни.

– Олег, помнишь, ты как-то спрашивал меня, чего я добилась за свои двадцать четыре года? Я много думала над этим, и теперь готова к ответу.

– И чего же ты добилась?

– Я считаю, многого. Возможно, ты к этому времени достиг большего, но я считаю, что для меня, девушки из провинциального городка, достигнутого достаточно.

– Перечисляй.

– Во-первых, я с золотой медалью закончила школу. Во-вторых, с золотой медалью окончила музыкальную школу.

– Так ты у нас пианистка? Я всю жизнь мечтал о том, чтобы моя жена играла мне романсы на фортепиано.

– Нет, я окончила школу по классу скрипки, но на пианино играть тоже могу.

– Скрипка мне нравится, талантливые скрипачи душу наизнанку вывернут.

– У меня дома очень дорогая скрипка, если тебе действительно скрипка нравится, я обязательно сыграю.

– Ловлю на слове.

– Дальше, третье, я с отличием окончила милицейское училище, и, наконец, четвертое, поступила в аспирантуру не куда-нибудь, а в Киев. Разве этого мало, разве это не дает мне право называть себя звездой?

Я задумался.

– Знаешь, это действительно не плохо. Я не знал, что ты школу с золотой медалью закончила.

– Так я звезда? – настаивала на ответе Оля.

– Звезда, звезда.

– Вот видишь, а ты говорил, что я бестолковая.

– Не передергивай мои слова. Бестолковой я тебя называл по другому поводу, а насчет твоих возможностей, наоборот, всегда говорил, что ты перспективная и что я обратил на тебя внимание только после того, как послушал твои рассуждения.

– А еще я могу вкусно готовить, убираю очень качественно в квартире, послушна и стараюсь не повторять ошибок. Ты сам видишь, что я все меньше раздражаю тебя, правда?

– Правда.

– А ты меня уже любишь?

– Оля, зачем ты постоянно задаешь мне этот глупый вопрос? Я понимаю, что такими достижениями можно гордиться и чувствовать себя звездой, но неужели ты тешишь себя мыслью, что относишься к тем женщинам, которые за три месяца сводят мужчину с ума? Глубоко ошибаешься.

– Я сводила мужчин с ума и за более короткий промежуток времени.

– Наверное, они были слишком пьяны или в помещении стояла темень кромешная.

– Я понимаю, на что ты намекаешь, но меня этим не зацепишь, я знаю, что ты меня уже немножечко любишь.

– Бред это все. Что ты понимаешь под словом «любовь»?

– Любовь, это когда ты живешь с человеком, и он тебя не раздражает, а наоборот, ты у него учишься, подражаешь ему. Олег, знаешь, несмотря на то, что ты меня постоянно оскорбляешь, унижаешь, подкалываешь, ты первый мужчина, который не вызывает во мне раздражения. Твои рассуждения всегда правильны, весомы и ты быстро реагируешь на ситуации. Как правило, мужчины тупят, они задают или глупые вопросы, или ведут себя смешно и неправильно. А у тебя все правильно. Ты, конечно, по-своему странноват, но ты правильно реагируешь на жизненные ситуации, на шаг их опережаешь, и во мне это вызывает такое чувство, которое я не испытывала ни к одному мужчине.

– Ты сама мне рассказывала, что до сих пор помнишь свою первую любовь и готова вернуться к нему хоть сейчас.

– Не фантазируй. Я уже заметила, что ты многие факты приукрашиваешь, переворачиваешь и выдаешь в совершенно неузнаваемом виде. Я тебе говорила, что действительно, для меня незабываема моя первая любовь: одиннадцатый класс, он на шесть лет старше меня, и мы с ним провстречались пять лет! Предпоследний год мы почти жили вместе, но чтобы вернуться к нему, нет, это в прошлом. Такой вариант даже не рассматривался ни им, ни мной. Наши отношения умерли сами по себе: последний год я встречалась с ним, а у меня уже был другой парень.

– Так ты встречалась с двумя сразу?

– Да, Рома ко мне очень хорошо относился, но он был из бедной семьи. Меня мама постоянно им попрекала. Из-за мамы у нас с ним ничего не вышло, хотя сейчас он раскрутился, купил квартиру в Донецке, машину.

– Так ты с ним сейчас встречаешься?

– Нет, у нас есть общие знакомые, которые мне о нем рассказывают. Но я знаю, что если захочу, он вернется ко мне, но мне это не надо.

– Почему? Молодой, богатый, любит тебя, ведь это как раз то, что тебе нужно!

– Не знаю, наверное, мне это уже и не нужно. Когда мужчина заглядывает постоянно в рот, дышит тобой, живет тобой, это тоже не совсем хорошо. Я вот пожила с тобой, под таким прессингом в первое время была, что думала с ума сойду, но выдержала, и мне это понравилось!

– Тебе прессинг понравился, экстрим?

– Мне бороться понравилось. Помнишь, ты мне в самом начале, когда мы только познакомились, сказал, что у тебя больше двух дней никто не задерживался? Так вот я поставила перед собой цель продержаться у тебя как можно дольше, побить все рекорды и доказать, что я лучше всех других. И как видишь, мы вместе уже третий месяц.

– Звезда, одним словом.

– Как мне трудно было добиться твоего внимания, ты даже представить себе не можешь. Каждый день ты доводил мою нервную систему до истощения. Ты знал, где меня задеть, как больно обидеть. Ты жалил меня в самые больные места, а у меня тогда еще проблемы со здоровьем были, тело болело, крутило, а ты еще мою душу по несколько раз в день выворачивал. Я те первые дни до сих пор вспоминаю как сплошной кошмар.

– А кому сейчас легко в жизни?

– Ты все шутишь. Но сейчас, я готова сказать тебе спасибо, потому что после такой школы, все остальные трудности в жизни кажутся раем.

– Ты сама попросила раскрыть перед тобой прелести семейной жизни, вот я и старался.

– А ведь правда, мне эта ежедневная борьба за место под солнцем понравилась, и без нее я себя уже не представляю. Я знаю, что могу вернуться к Роме, но, наверное, жить за чьей-то спиной, купаться в заботе и ласке, существовать, как ты выражаешься, не смогу, будет не хватать адреналина, постоянных вводных. Мои подруги до сих пор не понимают, почему я еще с тобой, что меня держит. А как я могу им объяснить, что я стала почти наркоманкой, мне без твоих стрессов, бурчания и возмущений уже и жить скучно.

– Ты проси, если что, я дозы увеличу.

– А я уже этого не боюсь, справлюсь. Мне только первое время было трудно, а сейчас даже весело. Анечка один раз поинтересовалась: «Может, он тебя запугал, силой держит?», так я хохотала весь вечер, не могла остановиться. А когда ответила ей, что ты меня выгоняешь из дому по несколько раз в день, и что не ты, а я за тебя держусь, непонятно за что прошу извинения, так она меня действительно за сумасшедшую приняла.

– Ты видишь, опять врешь, жить без вранья не можешь! Когда я тебя выгонял из дому, зачем на меня наговариваешь?

– Ты хочешь сказать, что если бы я ушла, ты просил бы меня вернуться?

– С ума сошла, я никогда до такого не опущусь!

– Вот это я и имела в виду: обольешь меня грязью, наговоришь глупостей, нафантазируешь, сам от своих фантазий заведешься, а я должна прощения просить, чтобы успокоить тебя, дать самоутвердиться и остаться с тобой еще на один день.

– Тебя послушать, так я таким тираном предстаю, ужас один.

– Что ты! Ты мой золотой, самый любимый и желанный!

– Ты мне лучше ответь, а чего тебя Саша, твой первый парень бросил, получше нашел, красивее?

– Я сама от него ушла. Он гулял, и я об этом узнала, после этого по отношению к нему внутри все умерло. Я должна быть единственна и желанна…

– Если мужчина начал изменять женщине, значить что-то он от нее не получал. Мужчина редко изменяет, если от женщины получает все. Я тебе уже говорил, мужчина – это теленок, там, где сытно, тепло и много ласки, он туда и идет. Если женщина обеспечивает мужчину всем необходимым, он будет предан ей всегда и во всем. Например, если бы моя жена не устраивала скандалов по поводу и без поводов, если бы чаще входила в мое положение и понимала меня, поверь, ты бы сейчас не находилась рядом. А так я вынужден искать спокойствия на стороне, организм требует своего, вот отсюда и растут ноги измен. Значит, чем-то ты своего Сашу не удовлетворяла, в чем-то его не устраивала.

– Возможно.

– А ты его давно не видела?

– Последний раз года три назад. Он не ищет встреч, и я не хочу. Давай лучше я завтрак приготовлю, а то разговоры о прошлом немного утомляют.

– Переживаешь в душе, воспоминания одолевают?

– Нет, я просто знаю, что чем больше тебе открываюсь, тем больше даю пищи для твоих больных фантазий, теперь чего ты только насчет Саши и Ромы ненапридумываешь! Иди лучше посмотри телевизор, фантазер ты мой.

38

За завтраком я снова начал преследовать Олю вопросами.

– Скажи честно, а у тебя много мужчин было?

– Тебе это так важно?

– Конечно, может, ты к своим достижениям через постель шла. Есть разные категории женщин: одни достигают успехов в жизни своим умом и внутренними качествами, другие выбирают более легкий путь, через постель, торгуя своим телом. Может, ты относишься ко второй категории женщин?

– Я не отношусь к таким. Безусловно, я заметила, что первый раз ты приехал за мной на «Мерседесе», но зато все остальное время ты ездил на советской модели, и я даже не интересовалась, какая из них твоя машина.

– Я тебе сам сказал, что «девяносто девятая» это служебная машина.

– Я не обратила на это внимание. Я ценю в мужчинах не дорогие машины, а их потенциальные возможности. Я знаю много примеров, когда девчонки выходили замуж за богатеньких сыночков, «фантиков», а после того, как у тестя начинались проблемы, обнаруживалось, что сыночек глуп, беспомощен и совсем не приспособлен к жизни. Девчонки оставались ни с чем: без денег, хрустальных замков, перспектив, а сказочный принц оказывался сплошным недоразумением. Они вынуждены были искать работу и тянуть на своих плечах беспомощного принца, и детей. Поэтому я убеждена, наличие денег в кармане, это еще не показатель: сегодня они есть, завтра их может не стать. Для меня пусть человек беден, главное чтобы он внутренне был силен. Бедность, как и богатство, категории временные. Из бедности при настойчивости и целеустремленности можно выбраться в категорию обеспеченных людей, и соответственно путь назад если и возможен, то не столь болезнен, а вот из богатых попасть в категорию бедных – пуще простого. Неготовые к этому повороту судьбы ломаются, не в состоянии пережить случившееся, а жить со сломленным человеком, это наказание для себя. Слабость порождает слабость – это твои слова.

Ты для меня дорог своим умом, целями в жизни. Я знаю, что с тобой мы достигнем многого. Я буду помогать тебе в малом, а ты будешь возводить для нас большое, масштабное, и я буду гордиться тобой.

– Но мои цели не сводятся к материальным благам, а ты ведь этого хочешь?

– Любимый мой, разве я прошу у тебя денег? Мы живем с тобой третий месяц, я у тебя хоть раз попросила деньги?

– Нет, хотя попытки были.

– Я считаю, что когда мужчина материально помогает своей девушке, то в этом нет ничего плохого.

– А с чего ты взяла, что ты моя девушка?

– Я живу у тебя третий месяц, люблю тебя, и чувствую, что и тебе начинаю нравиться. Я же не слепая, все вижу. Ты просто берешь пример с Сережи, и прячешь свои чувства за панцирь грубости и нигилизма, но я хорошо тебя изучила.

– Пусть будет по-твоему, если ты моя девушка, то я должен тратить на тебя деньги?

– Да. Я не прошу миллионы, у меня скромные запросы и я приучена жить бережно.

– И какая это сумма?

– На этот вопрос нельзя однозначно ответить. – Я видел, как Оля растерялась – В один период она может быть большей, в другой – меньшей.

– А в среднем? – настаивал я.

Оля задумалась.

– Не знаю, я никогда об этом не думала.

– Пару тысяч в месяц хватит?

– Конечно, я сейчас реально живу на две тысячи гривен, из которых семьсот плачу за квартиру.

– У тебя действительно небольшие запросы.

– Да, в сравнении с другими девушками я очень скромная. Мы лучше заработанные деньги будем вкладывать с тобой в бизнес. Я помню наш с тобой разговор о кредите под мою квартиру, говорила с мамой, она тоже не возражает. Я готова взять под квартиру кредит и вложить его в твой бизнес.

– Оля, возможно, ты что-то не поняла, но в мой бизнес деньги не надо вкладывать, у меня и без тебя все нормально. Я говорил о том, что помогу тебе организовать свой бизнес и дам товар под реализацию в те магазины, которые ты можешь приобрести за свои деньги.

– Я это и имела в виду. Ты мне скажи, что я должна на первых этапах сделать?

– Ты так хочешь заниматься бизнесом?

– Я хочу стать материально независимой: не просить помощи ни у тебя, ни у мамы. Наоборот, когда заработаю первые тысячи, хочу помочь вам, ведь вы у меня самые близкие люди в жизни.

– Звучит неплохо, только по опыту знаю, что когда человек зарабатывает первые тысячи, у него у самого вдруг просыпаются сотни желаний, на которые эти тысячи необходимо потратить. Как бы мы с твоей мамой не простояли в очереди еще несколько десятков лет, ведь аппетиты у тебя будут расти не по дням, а по часам.

– Я ничего не буду обещать, но ты сам видишь, что я не жадная.

– Это пока у тебя нечего давать, а когда появятся деньги, уверен, станешь скупее меня.

– Ты ошибаешься.

– Ладно, не будем воду из пустого в порожнее переливать, если хочешь заниматься бизнесом, прежде всего, узнай сумму аренды магазинов в Донецке.

– В центре?

– Не обязательно, главное, чтобы проходные места были.

– А дальше?

– Выберем лучший, вложишь в него деньги, а я заполню его товаром. Будешь учиться организовывать продажу вещей: чем больше продашь, тем больше заработаешь. Из заработанных денег будешь выплачивать кредит, а если при правильной организации останется еще и разница, будешь копить на следующую покупку недвижимости. Со временем станешь монополистом в этой области, обрастешь магазинами, а соответственно увеличится реализация, оборот денег и заработок.

– Я все сделаю, ты не разочаруешься во мне.

– Только учти, любой бизнес делается под человека, тебе исполнители надежные нужны. Если ты намерена покупать в Донецке магазин или магазины, то у тебя должны быть проверенные и надежные люди, которым можно доверить торговлю, ведь ты сама не сможешь постоянно находиться в Донецке. У тебя есть такие люди?

– У меня много подруг в Донецке.

– Из опыта скажу, что хочешь потерять друга, займись с ним бизнесом. Ты со своими подругами хоть раз была связана денежными обязательствами?

– Нет, с некоторыми мы жили вместе, с другими просто общаемся.

– А с торговлей кто-то из них был связан?

– Косвенно, Аня, она в обменном пункте работала.

– Оля, с такими взглядами, мы затеваем изначально безнадежное предприятие. Если у тебя не будет надежного исполнителя в Донецке, в которого бы ты вложила тридцать-сорок тысяч долларов и спала спокойно, воплощать в жизнь намеченное предприятие – чистой воды афера. В таком деле нужно двадцать раз все обдумать, взвесить, и лишь после реализовать в жизни. Иначе, ты потеряешь деньги и, соответственно, квартиру.

– Квартиру я не хочу терять.

– Так тогда думай, о чем говоришь! Как можно начинать бизнес с людьми, которые далеки от торговли? Мало того, что ты сама в этом не соображаешь, так еще и руководителя собираешься ставить несоображающего! Вася, тебе нужен кто-то из торговли, причем надежный, проверенный и желательно из молодых, потому что все кто прошел советскую школу торговли, без обмана не торгуют.

– Я подумаю, уверена, найду такого.

– Когда найдешь, обращайся, будем разговаривать дальше.

39

Однажды, Оля предложила:

– Давай сегодня вечером куда-нибудь сходим.

– Куда ты хочешь?

– На дискотеку, потанцевать хочется.

– У меня денег мало осталось.

– Много не надо, мы же не кушать идем, а танцевать. Мы с девчонками когда ходим, с собой по двадцать-тридцать гривен берем, и хватает на весь вечер.

– Вас же кавалеры накормят и напоят. Я знаю таких: зайдут королевы, разодеты, по два мобильных телефона, сядут за столик, возьмут по бутылке пива и сидят, ждут свое время. Когда мужики подопьют, все девушки в красавиц превращаются, даже самые ужасные становятся востребованными, вот тогда и доходит дело до «королев»: их стол заставляется шампанским, едой, и понеслась жара. Но самое интересное, у них хоть и по два телефона, но ни на одном на счету денег нет. Смех и грех.

– Если угощают, зачем отказываться?

– Так потом же отрабатывать придется.

– Как отрабатывать?

– В постели, а что просто так на вас деньги тратить?

– Глупости, это только у тебя такие мысли в голове. Нормальные мужчины, когда угощают, думают о знакомстве, об общении, о приятном времяпровождении.

– Вот и я о том же.

– Ты о постели, сексе, а я о другом.

– Оля, здесь ты заблуждаешься. Как мужчина отвечу тебе прямо и без прикрас: мы видим в вас объект своих сексуальных вожделений. Поверь, когда при первом знакомстве мужчина угощает женщину, тратит на нее определенные суммы, он в своем роде авансирует ее. А женщина, которая принимает угощения, изначально принимает аванс, что само собой подразумевает его возврат в определенной форме, чаще – в сексе. У меня компаньон в бизнесе был, Юра, царство ему небесное, так он всех женщин, которые ели и гуляли за его счет, а потом отказывались от секса, называл суками, я таких называю попрошайками, а Сережа – дурами. Хотя если присмотреться, то на самом деле дураками остаются мужики: они вложили деньги в товар, а товар оказался с изъяном, получается их кинули, развели как лохов.

– Я считаю, что если мужчина угощает, то ему нравится, как я танцую, или как я выгляжу. И сам факт того, что я уделяю ему внимание, танцую с ним, или сижу за его столиком, это уже и есть отдача, или возврат его материальных затрат. Ведь когда рядом с мужчиной идет красивая, сексуальная девушка, это поднимает его рейтинг! Вы растете в своих глазах, а в глазах близкого окружения становитесь просто бесценными. Поэтому все заканчивается красиво: мы сыты и немного пьяны, а вы остаетесь в ореоле нашего внимания.

– Оля, какая завышенная самооценка! Если вы действительно тешите себя надеждой о том, что мужчина должен удовлетвориться одним вашим вниманием, то это детские иллюзии. Юра в свое время говорил, что у женщин два основных этапа в жизни: первый, когда ее хотят, а она не дает, этот период до тридцати лет максимум; и второй этап, когда она предлагает, но никто не берет. Так вот мужчина, который авансирует вас, столкнувшись с обломом, больше никогда не обратит на вас внимания, и другим расскажет, что это сидят попрошайки, которые напросятся на шампанское, а потом кидают. И поверь, пройдет немного времени, вы придете в заведение, купите пиво, и так просидите с ним до конца вечера, потому что все уже будут знать, что вы «динамо».

– Олег, все это глупости. Не знаю как другие, но мы с подругами ходим в ночные клубы только для того, чтобы потанцевать. Лично я испытываю такой кайф, когда натанцуешься до изнеможения, почти приползаешь домой и окунаешься в горячую ванную. Лежишь, и от усталости почти засыпаешь. Не нужен ни мужчина, ни его внимание. Усталость от танцев и горячая ванна…

– А представь, если еще к этому, рядом мужчина, который тебя вытянет с ванной, отымеет по полной программе, еще и денег на мороженое оставит.

– Это будет уже лишним, с каждым спать – себя не уважать.

– Сама говорила, что у тебя было много мужчин.

– Не говорила я такого, ты сам придумал.

– Но согласись, что всех своих мужчин ты рассматривала чисто как дополнительный источник финансирования.

– Мне с ними было хорошо.

– Никто не возражает. Если меня удовлетворяют, да еще дают деньги, мне тоже будет хорошо.

– Но я встречалась с ними не ради денег.

– А вот здесь ты лукавишь. Ты сама говорила, что быстро обнаруживала, что это не твои мужчины, что это не то, что тебе надо. Но, тем не менее, ты продолжала с ними встречаться, значит, причина заключалась в другом – тебе это было выгодно!

– Неправда, мне с ними было хорошо. Я чувствовала, как мной восхищаются, как мной живут, я купалась в их внимании, заботе, ласках, и находила в этом удовлетворение. Пусть мне это не совсем нравилось, я хотела от них больше самостоятельности, воли, жесткости, но они были моими, и меня это до поры до времени устраивало. Мне не нужны были их деньги, да они и не были настолько богаты, чтобы дарить мне дорогие подарки. Я с ними чувствовала себе женщиной, не то, что с тобой.

– А что со мной?

– С тобой я чувствую себя крокодильчиком, Васей, Губошлепиной.

– Но тебе же это нравится.

– Это сейчас я к этому привыкла, а первое время меня это сильно обижало.

– А ты всех своих мужчин помнишь?

– Ты же своих девушек всех помнишь.

– Я это спрашиваю потому, что увидел в твоем телефоне фотографию: ты стоишь обнаженная на фоне белого микроавтобуса. Видно очень хорошо было: оттрахали, накормили, можно и фотосессию провести.

– А кто тебе разрешал лазить в моем телефоне?

– Ты сама Сереже разрешила, а он мне показал.

– Некрасиво так делать.

– Некрасиво что? Мы с Сережей радовались твоему счастью. Это же надо столько ума иметь, чтобы позировать голой для съемок с телефона! Признайся, настолько было хорошо?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Мы с ним сразу поняли, что ты любительница острых ощущений: природа, молодой мужчина, сытость, страсть. Может, давай займемся сексом втроем, не пробовала?

– В тебе говорит обида, вы мужчины все собственники. Возможно, я сделала глупость, не удалив эту фотографию, но у меня это было в прошлом, сейчас ты у меня один, и я очень сильно люблю тебя. А ты спишь со мной, но на все праздники едешь к семье и занимаешься сексом с женой. Тебе было бы приятно, если бы я вторила твое поведение?

– Оля, с женой я прожил шестнадцать лет. Мы с ней прошли все этапы взлетов и падений и, несмотря на все нюансы, этот человек был всегда рядом со мной и предан мне. Не известно как ты поведешь себя в трудные минуты, может, убежишь к другому, более богатому и умному. Ты ведь бросила своего парня ради меня, старика, что я красивее его, активнее? Нет, ты выбрала деньги и перспективы. Велика степень вероятности, что когда ты встретишь более интересного мужчину, ты ринешься к нему, поэтому как можно с тобой строить отношения, планы на будущее, если ты в любой ситуации ищешь выгоду для себя.

– Ты придумал все. Я действительно бросила парня из-за тебя, но у нас и так все шло к разрыву: у него маленький ребенок, молодая жена. Разрушать семью я не хотела.

– Тем более, ты отдалась мужчине, у которого жена только родила. Я думаю, тебе не сильно будет приятно узнать об изменах мужа в самые тяжелые для тебя дни, когда ты, зашитая и не восстановившаяся после родов, лежишь и только начинаешь возвращаться к жизни. Муж хочет секса, а ты не можешь ему этого дать, потому что у тебя там все болит. И как вовремя появляется соперница! Ты сучка, Губашлепова.

– Он ее не любил.

– А тебя любил?

– Меня любил, я много раз проверяла.

– Как в мексиканских сериалах: живет с одной, богатой, а любит другую, бедную и страшную. Так он на тебя деньги жены тратил?

– Олег, я вижу, ты заводишься, мне неприятен этот разговор. Если ты не хочешь идти на дискотеку, давай не пойдем, только не порти нам всем настроение.

– Идти действительно никуда не хочется, а разговор получился интересный. Ты хитрая и корыстная, Губешкина.

– Я сделала выбор и живу только с тобой, а ты живешь и с женой, и со мной, поэтому еще нужно подумать, кто из нас хитрый.

40

Я не доверял Оле. К ней тянуло, с ней было комфортно, но недоверие не исчезало. Наоборот, по мере того как она исправляла все то, что меня раздражало, что отталкивало от нее, недоверие крепло. Я начал обращать внимание на те мелочи, которые месяц-два назад были незаметны. Тогда она для меня была чужой, и я не присматривался к ее недостаткам, сейчас, и я это не мог от себя скрыть, она входила в мою жизнь. Я сознательно снял все предохранители, и со стороны наблюдал, как медленно, но уверенно я вплывал в бурлящий водоворот чувственности, и чем глубже в него погружался, тем эмоциональней воспринимались мелочи.

Я видел, что, несмотря на то, что она исправлялась, старалась во всем угодить мне, я не сломал ее, и даже не надломал. Мое безразличие, жестокость обращения, могли вызвать только два типа поведения: или человек принимал меня за самодура и уходил, не в силах вынести напряга отношений, или принимал мои правила игры, терял индивидуальность и превращался в марионетку, которой я манипулировал. Оля не пошла ни одним из возможных путей. Наблюдая за ней и за собой, я видел, что она старается понравиться мне, но при этом сохраняет внутреннюю индивидуальность. Она не сломалась внутри, наоборот, я заметил, что в некоторых ситуациях, вел нехарактерно для себя именно я. Как опытный психолог она подстраивалась под меня, обволакивала, и из кукловода я превращался в куклу, марионетку. Ощущение подчиненности, да еще подчиненности Оле, вызывало такую бурю негодования, столько эмоций, что построенное здание отношений разметалось в щепки. Я снова оставался в одиночестве, а она превращалась в чужого, но одновременно очень близкого для меня человека. Я становился эмоциональным, не похожим на себя и это было ново и страшно для меня. Но я помнил, что это эксперимент, что я сам хотел этого, и чтобы понять эту сторону жизни, нужно прожить ее, пройти через нее до конца. Поэтому я не сдерживал эмоции, втягивался в них, поддавался их влиянию.

Я словно отстранился от себя, отдал свой организм в руки экспериментатора: что будет, то будет. Я знал, что когда мне это все надоест, то выкарабкаюсь, смогу в самую последнюю минуту спастись от обезличивания. Я наблюдал за собой и всегда был на чеку.

Я обратил внимание на то, что Оля старается в моем присутствии не говорить с мужчинами по телефону. Много звонков она оставляла без ответа. Мы как-то сидели с ней за столом, когда к ней пришло одно сообщение, потом второе, третье. Она каждое читала, но не отвечала.

– А почему ты не отвечаешь на сообщения? – спросил я, чувствуя, как моя подозрительность собирает в душе тучи бури.

– Не хочу.

– Это твой бывший?

Она посмотрела на меня и, пересилив себя, призналась:

– Да.

– И что же он хочет?

– Хочет, чтобы я вернулась к нему.

– Так почему ты не возвращаешься?

– Я ответила, что возврата не будет, потому что люблю тебя, и кроме тебя мне никто не нужен.

– Но если тебе никто не нужен, почему ты с ним продолжаешь общаться?

– Он мне сам звонит, прислал деньги на пополнение счета. Олег, если тебе это не нравится, я не буду с ним общаться.

– Мне это очень не нравится. Разве кроме жены мне кто-то звонит, присылает сообщения, или я кому-то не отвечаю на звонки? А у тебя в последнее время, это в норме вещей: ты прячешься, лукавишь, отключаешь телефон.

– Я знаю, что тебе не нравится, когда я общаюсь с мужчинами, поэтому стараюсь лишний раз не провоцировать твою подозрительность. Я тебе клянусь, что у меня с ними ничего не было и не могло быть. Просто так сложилось, что мне проще общаться с мужчинами, чем с женщинами, поэтому у меня много друзей мужчин. Они мне звонят, присылают сообщения. Когда я начала встречаться с тобой, я попросила многих не беспокоить меня, но они продолжают звонить. Чтобы тебя не нервировать, я не отвечаю на звонки, вот и все. И ни от кого я не прячусь, просто у меня появился ты, и я не хочу больше ни с кем общаться.

– А моего предшественника все еще любишь?

– У меня к нему не было никаких чувств. Мне было с ним хорошо, и я благодарна ему за это.

– Ты мне говорила, что если у тебя нет к мужчине чувств, то ты никогда не ляжешь с ним в постель. Сейчас ты говоришь обратное. Ты спала с ним без чувств? Да и ко мне в постель ты попала на второй день знакомства. Выходит, ты и здесь меня обманываешь?

– Я знала, что если не отдамся тебе, то у нас не будет отношений, ведь я права?

– Да, мы уже говорили с тобой на эту тему, но вопрос о другом: ты утверждала, что не спишь с мужчинами, если не испытываешь к нему чувств, а как же в этом случае я и мой предшественник? Может, ты ему тоже отдалась в первый же день?

– Олег, он ухаживал за мной больше двух месяцев!

– Тогда выходит, что ты к нему испытывала чувства?

– На тот момент у меня не было мужчины, и я отдалась ему. Девушкам тяжело быть одной, без мужчины…

– Но когда появился я, у тебя мужчина был, почему ты его бросила? А если бы я поимел тебя и бросил, не захотел встречаться, ведь ты в постели слабовата, как бы ты поступила?

– Когда ты произнес «Я хочу тебя» у тебя были такие искренние глаза!

Я рассмеялся.

– А когда просят другие, глаза у них не искренние?

– С другими так быстро не происходит, проходит время, к ним привыкаешь.

– Губошлепова, врешь ты все. Когда я рву с кем-то отношения, то не пишу сообщения, не присылаю деньги на пополнение счета. Я тебе честно скажу, у меня такое ощущение, что ты используешь меня в силу сложившихся обстоятельств, а душа твоя не со мной, возможно с предшественником, или с кем-то другим. Ты лицемерка и лгунья.

– Что тебя на нем зациклило?! Я не буду говорить тебе больше ни о чем. Мы говорим о том, что я хотела с тобой встречаться, поэтому отдалась тебе сразу и, видишь, не ошиблась. Ты уже любишь меня?

– Нет.

– Но ведь немножко любишь?

– За что? За то, что ты трахаешься с парнем, у которого жена только родила?

– Но он женился на ней только из-за того, что она забеременела. У них не было никаких чувств, он просто повел себя, как порядочный человек.

– Ты или идиотка, или с головой не дружишь? Я, конечно, извиняюсь за грубость, но говорить такое может только больной человек. Ты трахаешься с мужиком, слушаешь его бредни, и веришь в то, что ты для него пуп земли?

– Он любит меня.

– Мы можем поспорить с тобой, что пройдет немного времени, он найдет другую, покрасивее, будет спать с ней и рассказывать такие же сказки. Ты настолько наивна или глупа?

– Олег, не заводись, я не хочу с тобой спорить, и тем более ругаться. Пусть каждый остается при своем мнении, я не буду тебя разубеждать. Давай лучше помолчим.

Мы замолчали. Но это было молчание жуткое, напряженное. Оно заводило меня еще больше, чем разговоры о ее прошлом. С одной стороны, я понимал, что Оле двадцать четыре года. В современном образе жизни отношение к собственному телу радикально изменилось, пропаганда сделала свое дело и сексуальная революция свершилась! Тело перестало являться своеобразной границей самоуважения и самоудовлетворения. Еще в двадцатом столетии оно являлось одним из важнейших критериев внутренней самооценки. К нему относились бережно и с апломбом. Его ценили, за ним ухаживали и берегли как важное, личностное, сокровенное. Новые поколения эмансипировали его. Тело потеряло ценность и с ним начали обращаться бесцеремонно, поверхностно, как с тряпкой. Оно стало средством достижения целей, торговой монетой. С ним обращались как с ненужным дополнением, второстепенностью. К двадцати четырем годам, как правило, тело уже было достаточно истасканно, причем как у мужчин, так и у женщин, поэтому обращать внимание на прошлое было равносильно окунанию в грязевую ванную. Прошлое тела для новых поколений стало неактуально и второстепенно. Наоборот, модным стало богатое прошлое тела, чем больше им попользовались, пошвырялись, тем жизнь, в свете новых воззрений, воспринималась полноценней и стильней. Десятки удовлетворенных парней к двадцати годам у девушки – это громко, веско, креативно! Обратное: отсутствие прошлого у тела стало признаком лоховства, недалекостью, странностью. На это косились, это не понимали, воспринимали негативно и с подозрением.

Я многое мог понять в жизни новых поколений. Правда, в голове с трудом укладывался сам факт различия мировоззрений у меня, сорокалетнего мужчины и, казалось бы, недалеко отставшего поколения родившихся в восьмидесятые годы двадцатого столетия. Двадцать лет разницы в жизни, с моей точки зрения, не может являться причиной такого радикального различия во взглядах. Но факт оставался фактом, это различие было, и чем больше оказывалась разница в годах, тем тяжелее было понимать поступки, систему взглядов поколений следом идущих. Одним из таких малопонятных для меня воззрений было отношение у молодежи к своему телу. Этот вопрос меня задевал и волновал по той причине, что у меня росли две дочери, и я не представлял их в среде ровесников, небрежно относящихся к своему телу. Я понимал, что со временем, по мере совершенства психики, отношение к телу будет меняться. По большому счету тело – это марионетка в руках психики. Все, что есть внешнее, видимое, показательное, это следствие особенностей развития внутреннего мира, мира психики. Этот очевидный, лет тридцать назад установленный научный факт, вносил ясность в столь пренебрежительное отношение новых поколений к своему телу. И я понимал, что чем дальше, тем это отношение будет свободнее и незакомплексованнее. Но я не понимал другого, это насколько нужно внутренне не уважать себя, чтобы вот так «свободно», вольно, раздаривать свое тело. На мой взгляд, как бы мы не относились к телу, насколько бы оно не потеряло свой вес в системе взглядов, оно в любом случае присутствует в нашей индивидуальной жизни как некая граница, разделяющая психику и внешний мир. Тело – эта та черта, преодолевая которую человек открывает доступ к внутреннему, личному, сокровенному. Тело – это последний рубеж, за которым открывается мир внутреннего я, особенности развития психики, содержание каждого человека. И чем эмансипированней отношение к телу, тем открытей внутренний мир человека, тем менее он защищен от различного рода деструктивных влияний со стороны внешнего мира. Пренебрегая интимностью тела, мы подставляем свой внутренний мир под жесткость и агрессивность окружающих, мы раскрываем свое «внутри» и потом вдруг с глубоким непониманием ощущаем, как нам становится больно, как многое из того, о чем даже не ведали наши предки, глубоко ранит нас и волнует. Но что еще хуже, одной из особенностей человеческой психики является привыкание к стрессам. Это очень важный защитный нейрофизиологический механизм, который помогает высшей нервной системе адаптироваться в социальной среде. Так вот, чем открытей наш внутренний мир перед стрессами, чем чаще наша психика испытывает потрясения, нервные срывы, волнения, тем менее «чувствительнее» мы становимся, тем меньше нас волнуют проблемы окружающих. Наша психика становится не чувствительна к различного рода агрессивности. Мы сами меньше ощущаем боль, и перестаем понимать страдания других. То, что вызывает жалость даже у меня, у моего поколения, у двадцатилетних не вызывает никаких эмоций. Они, действительно, становятся менее чувствительными, чем мы. И причина не столько в них самих, сколько в тех преобразованиях, которые произошли в психике после отодвигания границ внутреннего мира, после того, как эмансипировалось тело, и родители этих детей стали более открыты для влияния социальной среды. Психика среагировала на эту открытость, ее защитные механизмы подняли планку чувствительности на более высокий порог восприятия, поэтому наши дети делают нам больно, даже не понимая, что это для нас больно. Их можно понять, чувствительность их психики уже не столь высока как наша, и то, что для нас является душевной раной, для них – обыденный малозначащий эпизод жизни.

И здесь страшно другое, что наше поколение уже ничего не может исправить. Мы сами виноваты в том, что чувствительность наших детей значительно ниже, чем у нас. За что боролись, на то и напоролись. Наша борьба за эмансипацию тела со временем обернулась против нас самих, в виде «жестокости» наших детей. На самом деле это не жестокость, это следствие стирания границ между внутренним миром и внешним, это следствие эмансипации тела. И те единицы, кто пытается в своих детях воспитать уважение к собственному телу, придать ему вес и ценность, практически обрекают своих детей на гибель, потому что уважение к телу, жесткая граница двух миров: внутреннего и внешнего, это возврат к повышенной чувствительности. Дети, уважающие свое тело, более восприимчивые к стрессам, чем их сверстники, соответственно, их психика менее приспособлена к жизни в новых реалиях. А в жизни выживает сильнейший, более приспособленный к условиям существования. Законы Дарвина никто не отменял. Представители нового поколения с высокой чувствительностью обречены на гибель. Чтобы выжить, они должны так же, как и их сверстники, потерять уважение к своему телу и соответственно привыкнуть как к количественным половым актам, так и к пониманию тела, как ходовой разменной монеты.

Это логика жизни. Мы прославляем гений Зигмунда Фрейда, видя его заслугу в эмансипации тела, но эта заслуга, на самом деле, столкнула нас с новой реальностью – жестокостью новых поколений. Свободный секс открыл доступ к внутреннему миру, миру психики, которая вынуждена была адаптироваться и поднять порог чувствительности. Сработали законы природы и на выходе мы получили «жестоких», «бессердечных» детей, которые на все обвинения в свой адрес с недоумением и раздражением отвечают: «А причем здесь мы? Что мы сделали?». И ведь действительно они ничего не сделали. Сделали мы, наше поколение.

Размышляя над этим вопросом, я всегда заходил в тупик: я не хотел, чтобы телом моих детей пользовались эпизодически, часто, но одновременно, понимал, что так оно и будет, и я ничего не в силах исправить. Точно так же и с Олей: она представительница нового поколения, и вопросы о ее прошлом не находили у нее понимания, потому что она не могла принять мои взгляды на девственность тела, на преданность в половой жизни, на материнство. Для нее прошлое было прошлым и совершенно не связанным с настоящим, а общение с мужчиной как норму предполагало половую близость. С ее точки зрения в сексе не было ничего предосудительного: переспали, получили физическое удовлетворение, остались довольны друг другом и хорошо. А разговоры о том, что количество мужчин, прошедших через постель, не всегда согласуется с качеством, или то, что мужчин выбирают с большим будущим, а женщин с маленьким прошлым, для нее так и оставались малозначащими разговорами, потому что в современной жизни общение мужчины и женщины во многом определяется половой близостью. В начале двадцать первого столетия доступ к телу открывал доступ к более качественному общению, перспективы, возможность соприкоснуться, а для единиц и закрепится на более высоких материальных и социальных уровнях. И в этом отношении очень сильно выигрывала Наташа, моя жена, взгляды которой были ближе мне и приемлемей. Ее преданность, святое сохранение половой верности настолько было весомым для меня, значащим, насколько раздражительным, разбивающим перспективы взгляды Оли на эмансипацию тела. Я напрямую связывал преданность в постели с преданностью в жизни, и был на сто процентов уверен, что прошлое всегда определяет будущее человека. Если человек в молодости с пренебрежением относился к своему телу, то и в последствии, при случае, он обязательно перешагнет через тело для достижения своих определенных целей. А я точно знал, что измену никогда не прощу.

41

Я был уже три дня в Киеве, а с Сережей так и не встретился. Созванивались, но до встречи дело не доходило. Днем, когда Оля была в академии, Сережа еще спал, а вечером, когда Сережа предлагал встретиться, дома была Оля, и мне никуда не хотелось идти. Я впервые начал изменять своим принципам. Если раньше на первом месте всегда стояло творчество, дети, родители, друзья, и лишь потом женщины, то сейчас Оля даже, несмотря на все свои недостатки, вышла на первое место. Наверное, это понимал и Сережа, поэтому все реже и реже меня беспокоил.

Я испытывал сложные чувства по отношению к Оле. Сережа как-то констатировал, что это моя первая любовь. И если месяц назад это утверждение только рассмешило бы меня, то сейчас, смотря правде в глаза, мне уже трудно было ответить однозначно. Для сорокалетнего мужчины, который никогда не испытывал ничего подобного – пробужденные чувства были не только странны и необычны, но и страшноваты. Я боялся выглядеть смешным. Я читал, что влюбленные слепы, неуклюжи, рассеяны, нелогичны, а в своих глазах я уже вел себя смешно: волновался, когда с ней не было связи, нервничал, когда она задерживалась, входил в ее положение, что ранее никогда не делал. Оля была непунктуальна и не обязательна, могла назначить встречу и вовремя не явиться. И если раньше я никогда не прощал такого отношения к себе, то в ее случае, я уже подстраивался, не обращал внимания, смотрел на опоздания проще и не столь принципиально.

Но все эти чувства не были похожи на то, что называлось любовью. Оля чем-то напоминала мне Наташу в первые годы нашей совместной жизни: эротична, спокойна, женственна, хозяйственна, практична. Она была более пассивна и медлительна, но все равно, ко мне вернулись те ощущения, которые, как я думал, были навсегда утеряны: умиротворение, комфортабельность, внутренний покой. Но весь этот комплекс положительных эмоций не перекрывал дефицита уважительного отношения к другим ее качествам. Оля была умна, но этот ум был своеобразен. Ее рассуждения не отличались глубиной и эрудицией, ее мышление не было масштабным. В плане жизненного опыта она была совсем нулевая. Люда из Днепропетровска, ее ровесница, в этом плане стояла на порядок выше. Ум Оли проявлялся в другом – она была внимательна и не повторяла ошибок. С ней, как и с другими женщинами, мне было не о чем разговаривать, но с ней было приятно помолчать. Она не умничала, не занималась пустословием. Оля или спрашивала, и я отвечал на ее вопросы, или же рассказывала о том, что меня интересовало. Но никогда наши беседы не превращались в разговоры о погоде, о болезнях и других темах, которые возникают всегда, когда людям не о чем поговорить. Оля не доставала меня малосодержательными разговорами о бытовых проблемах, которые навязывала мне Наташа, и которые выводили меня из себя за доли секунды. Говорить, лишь бы говорить – это было не для меня. Она как-то привела в пример высказывание своего дедушки, которое мне очень понравилось. Тот, слушая пустой разговор своей жены, заметил:

– Ты зачем столько много говоришь, чтобы во рту не завонялось?

Большинство разговоров этим можно было только и объяснить. Оля нудные, бессодержательные беседы мне не навязывала, и одно это я считал признаком ума.

Хотя для меня она была неинтересна. Я не мог от нее взять что-то полезное для себя, получить информацию, ранее неизвестную мне. Ее рассуждения были типичны и не отличались новизной содержания. В этом плане ей скорее был интересен я, и она часто прибегала к моей помощи, чтобы расширить свой кругозор в том или ином вопросе.

А что касалось ее душевных качеств – от них я был совсем не в восторге. Она обманывала, правда по мелочам, но в моих глазах это было еще хуже. Часто она была неискренна, и я не один раз ловил ее на этом. Она клялась, божилась, что исправится, но в глубине души я знал, что если что-то возможно скрыть, она обязательно скроет. Ее прагматизм нельзя было ничем завуалировать, хотя она пыталась прикрыть его жизненной необходимостью. Поэтому в целом, я понимал, что любовью здесь и не светит. Но отчего меня так тянуло к ней?

На тот момент я не мог ответить на этот вопрос. Мне было хорошо с ней, уютно, и я довольствовался внутренним и внешним комфортом. Она сумела отгородить меня от всего мира собой, и я даже не сопротивлялся. Я тупо довольствовался тем, что ранее считал неприемлемым для себя. Как сытое животное в уютном стойле, я наслаждался жизнью, не имея сильного желания разобраться, а что же лежит в содержании этого наслаждения. Я знал одно, что когда она рядом, мне хорошо, но когда ее рядом нет, мне тоже не плохо. Через день я должен был уезжать в Лозовую на день рождения жены и на Новогодние праздники, и уже мысленно представлял себя там, несмотря на последний прием жены и натянутые семейные отношения. Здесь, с Олей, мне было уютно, я отдохнул, успокоился, расслабился, восстановил нервную систему, и меня потянуло назад, к семье: к жене и детям. Вся душа и большая часть моей жизни находились там, и я не мог, честно, даже не хотел от этого отказываться.

Мы расставались с Олей минимум на три недели. В середине января я планировал уехать в Чехию на две недели, поэтому в моих мыслях Оля занимала уже мало места. Я словно отрабатывал перед ней те страдания и унижения, которые ей пришлось со мной пережить.

Чем ближе становился день отъезда, тем двойственней и сложнее были мои чувства. С одной стороны, я видел, как она старается понравиться мне, делает все возможное, чтобы я меньше думал о Лозовой и семье, но с другой стороны, меня все больше тянуло в Лозовую, где прошла большая часть моей жизни. Парадоксально, но чем лучше мне было с Олей, тем меня больше тянуло в Лозовую. Во мне просыпалась тоска по прошлому. Я не мог понять, как мужчины, уходя в другие семьи, могут забыть прошлое. Да, там остались конфликты, непонимание, внутренний дискомфорт, но там же дети, там события, которые иногда снятся, иногда вспоминаются с такой радостью, что на душе теплеет и приятно ласкает. И как можно от этого отказаться, все это променять и уйти в другую жизнь, где неизвестно, будут ли еще такие минуты счастья и радости?

Чем реальней становился развод с Наташей, тем больше меня тянуло назад к ней. Я не понимал, как можно бросить то, что я и другие члены семьи много лет создавали вместе, как не видеть по утрам своих девочек, не слышать бурчанье жены? И отношения с Олей на фоне всего этого устоявшегося и привычного, казались уже не настолько прочными и уютными. Они больше походили на каникулы, временный отпуск, после которого обязательно нужно возвращаться в семью, налаживать полуразрушенное, прощать, мириться и продолжать жить.

Понимание временного характера отношений с Олей, в своем роде творческого эксперимента, на уровне сознания делали эти отношения легкими и радостными; в своем роде летняя прогулка на катере по морю, или точнее, курортный роман. Хотелось веселиться и отдаваться каждой секунде близости, потому что завтра всего этого уже не будет, и нужно пресытиться, окунуться с головой и наслаждаться: каждым движением, общением, полетом фантазии и мысли. Накануне отъезда в Лозовую ко мне вернулось давно забытое ощущение детской радости, когда искренне радуешься долгожданному подарку и вмиг забываешь обиды и разногласия. Весь мир превращается в сказку, и ты в этой сказке со счастливым концом – главный герой. И почему-то совсем не хотелось думать об Оле, о ее чувствах и мыслях, о ее судьбе и ее будущем…

42

Последний день нашего общения с Олей в уходящем году я провел на одном дыхании. Это был мой праздник, и я веселился, отдыхал душой и свое счастье изливал на Олю. Я свозил ее в академию, мы выбрали ей новогодний подарок, и вечером я повел ее в один из роскошных ночных клубов Киева – «Авалон».

Я не был уверен, что наши встречи с Олей продолжатся. Во мне настойчиво зрело убеждение, что на фоне разговоров о чувственности, любви, на самом деле ее отношение ко мне строится на исключительно меркантильном содержании. И чтобы рассеять эти сомнения, или же наоборот, убедиться в своей правоте, я поставил Оле условие, чтобы с января месяца она сняла квартиру и переехала от меня.

Но это был только первый шаг. Недоверие к ней, обнаружение мелких обманов с ее стороны не только отдаляли от нее и вызывали все большее неуважение к ней, но и напрочь исключали перспективу отношений. Я все больше убеждался во временности нашего общения и ждал только достойного завершения эксперимента. Для меня общение с Олей превращалось в действительности не больше чем в эксперимент над собой, в анализ возможностей мира чувств и сознания. Я хотел ответить на важный для себя вопрос, можно ли контролировать свое поведение в момент, когда чувства достигли апогея или действительно чувства слепы?

Наблюдая за собой со стороны, я видел, что на фоне бурного увлечения Олей, я, тем не менее, постоянно анализировал ее поведение, поступки. Я не был слеп, наоборот, такие важные для меня характеристики человека, как, например, честность, искренность, порядочность, являлись в своем роде связующим звеном между миром чувств и реальным миром. Несмотря на все мои попытки спрятаться за чувственность, любые поступки Оли, противоречащие вышеперечисленным принципам, словно останавливали меня, отрезвляли, возвращали к реальности. По мере того, как она все меньше вписывалась в мои идеалы, отношение к ней становилось хоть и эмоциональнее, но определенней и настороженней. Все мои попытки оторваться от реальности, окунуться в мир иллюзий и иррациональности, оказывались безрезультатными, потому что реальность прорывалась, заявляла о себе в моменты, когда сравнения Оли с Наташей, нового мира с моей прежней жизнью, были явно не в пользу первой. В эти минуты словно включались тормоза, и я, полный разочарования, возвращался на землю. Причем не столько возвращался, сколько меня насильно возвращали, тянули, заставляли. Разочарование вызывало такой прилив негативных чувств, что они захлестывали положительные чувства, и моментами я ненавидел Олю за лицемерие и ложь. От крайне положительных эмоций, вдохновения от близости с ней, умиротворения, я, при обнаружении очередной неискренности, переходил в противоположную крайность – к ненависти, желанию унизить, раздавить ее как мерзкого, грязного червяка. И этот процесс происходил настолько часто, что стал привычным. Я заметил, что с легкостью мог сменить радостное настроение на угрюмое молчание. Иногда мне хотелось, чтобы она испытала досель неизвестное ей счастье, и делал все для этого, но иногда я жаждал крови, и моя бурная фантазия безжалостно воплощенная в жизнь доводила ее до истерик, до жалкого состояния обезличенности.

Я наконец-то смог расшатать ее нервную систему, но при этом сам стал крайне эмоциональным. Что первое, что второе состояние меня не устраивали, и я чувствовал, что разрыв близок. Но я хотел еще острых ощущений, я знал, что еще не все возможности чувственности испытал на себе, и поэтому оттягивал разрыв.

И в этот практически последний день уходящего года, я попытался вложить всю свою благодарность Оле за то, что она первая, по большому счету, открыла для меня мир женщины. Было время, когда меня, юношу, взрослые женщины учили понимать женскую логику, поступки, чувства, но это было давно, и я не был готов к таким откровениям. Оля открыла другой мир: младшее поколение раскрывало глаза сороколетнего мужчины на свой мир, на особенности своего мировосприятия. И признаться, я понял, что действительно, многие аспекты этого мира я ранее воспринимал в искаженном свете.

Я был благодарен Оле за то, что она на своих плечах, через свое страдание и слезы заставила пересмотреть меня особенности поведения женщин. Благодаря Оле я стал лучше понимать жену. Мне впервые стало стыдно за свое поведение, которое до недавнего времени воспринималось мной как вполне нормальное. И я знал, что основная заслуга в том, что, находясь в Киеве, я мысленно снова и снова возвращался в семью, к жене, чтобы пытаться восстановить разрушенное, принадлежала только Оле.

– Ты сегодня такой добрый, даже страшно – как всегда точно заметила мое настроение Оля. И я, действительно, в этот день готов был свернуть ради нее горы. Не из-за любви к ней, не из-за избытка чувств, а в знак благодарности, на прощание, перед тем, как, возможно, навсегда закрыть за собой дверь.

Я знал, уйдя от нее, я больше не вернусь. Для того чтобы событие превратилось в сказку, его нужно остановить на взлете, в пик счастья, изолировать от действительности, поставить на пьедестал и молиться, ни в коем случае больше не связывая с земным. Все земное, повседневное разрушает сказку, и она теряет свою привлекательность. А я хотел, чтобы общение с Олей, эти три месяца совместной жизни, остались самым ярким событием в моей жизни. Чтобы спустя месяцы, годы, я мог доставать их из глубин своей памяти, смотреть на них, анализировать, изучать, и при всем при этом они бы не теряли своей свежести и актуальности. Это должен быть тот огонь, который освещает внутренний мир, который заставляет в рабочий день петь песни, слагать стихи, который превращает будни в праздник, зиму в весну, и который толкает на великие свершения.

– Ты же меня не бросишь? – счастливая, нарядная, она прижалась к моему плечу и с любовью попыталась проникнуть в глубину моей души.

– А разве у нас есть будущее?

– Я сделаю все для тебя, ты будешь счастливым, и будешь гордиться мною.

– А мои дети, кому они нужны кроме меня?

– Хочешь, они будут жить с нами. Я обязательно найду с ними общий язык, когда надо, я могу подружиться с любым человеком, особенно с детьми.

– Я буду думать, хотя шансов практически нет. Оля, жизнь научила меня не предавать тех людей, которые были верны по жизни. Жена отдала мне лучшие свои годы. Ты считаешь, я бы поступил правильно, если бы бросил тебя у разбитого корыта, когда практически все свои шансы на самостоятельную жизнь ты уже упустила?

– Но ты ведь не живешь с нею.

– Но я всегда рядом. В трудную минуту мы помогаем друг другу. И вообще, этот разговор не для сегодняшнего вечера. Сегодня – твой праздник.

Я ушел от разговора. Неопределенность граничила с болью и тоской. Этот вопрос был для меня открытым и неприятным, но сейчас я не хотел его решать. Сегодня был праздник моей души, который я посвящал ей.

В этот вечер я впервые увидел, как она танцует. Об этом было слишком много разговоров. Каждая женщина считает, что в танцах она непревзойденная. Я наблюдал за Олей и гордился – гордился собой, что у меня есть такая женщина.

– Тебе понравилось, как я танцую? – она подошла незаметно, тяжело дыша, уставшая, но сияющая счастьем.

– Да, мужчины с тебя глаз не сводят.

– Я танцую лучше Наташи?

Я не любил обманывать.

– Нет, Наташа танцует лучше. Я думаю, в этом вопросе тебя и Эля обойдет.

Оля немного расстроилась, но заставила себя улыбнуться.

– Это твое мнение. Ты просто привык к их движениям.

– Возможно, но мне нравится, как ты танцуешь.

Она снова ушла танцевать, а я остался один. Потом и я не выдержал, танцевал с ней. Впервые за долгие годы я танцевал.

Возвращаясь ночью ко мне в квартиру, мы пели песни.

– Сегодня ты мне устроил такой незабываемый день, спасибо тебе, любимый.

Я и сам отдохнул, расслабился перед возращением домой, в семью. Завтра у жены день рождение, тридцать шесть лет, и мысленно я уже был там, с нею, в кругу близких мне людей.

– Ты Новый год в Лозовой будешь встречать? – робко спросила Оля.

– Да.

– А когда мы с тобой увидимся?

– Не знаю, Оля. Девятого я уезжаю в Чехию недели на две. Созвонимся.

– А ты ко мне в Донецк не приедешь?

– А что мне там делать?

– Ты даже не поинтересовался, а где я буду встречать Новый год, ведь это так важно. Говорят, с кем ты его встретишь, с тем год и проведешь, а я хочу провести его с тобой. Может, уедем куда-нибудь?

– Оля, Новый год – это семейный праздник. У меня есть определенные обязательства, плюс дети. Ты тоже езжай домой, встречай его с мамой.

– Мама уходит к подруге.

– Встречай со своими подругами.

– Они с семьями – Оля замолчала. – Хорошо я придумаю, но я очень хотела его встретить с тобой, вдвоем, в глухом лесу, в домике с камином.

– Мне тоже нравится одиночество и уединение, но прошлый Новый год мы встречали у себя в «Колумбе», зал которого на семьдесят процентов был заполнен молодежью, всего около семидесяти человек. И если в предыдущие новогодние ночи я обычно часа в два уже ложился спать, то в ту ночь впервые взглянув на часы, я обомлел – шесть часов утра, а у меня сна не в одном глазу. Было настолько весело, стояла настолько раскрепощенная обстановка, что праздник прошел на одном дыхании. Мне понравилось. Эту Новогоднюю ночь мы тоже будем праздновать практически тем же составом.

– А для меня этот Новый год будет, наверное, самым плохим. Прошедший Новый год я провела с подругами, мы организовали девичник, а в этот даже не знаю куда пойти. Не везет мне с такими праздниками, поэтому и год проходит не совсем удачно. Правда, под конец у меня появился ты. Но в самую нужную минуту и ты меня бросаешь.

– Я буду с тобой на расстоянии.

– Почему-то всегда в моей жизни тяжелые минуты наступают тогда, когда их меньше всего ожидаешь. Когда у других праздник, когда вокруг веселятся, у меня на душе грустно и одиноко. В эти минуты так хочется умереть – в ее глазах стояли слезы.

– Сегодня такой день, не порти его, – я понимал ее состояние. Было безумно ее жаль, но ничего изменить я не мог. – В этой жизни надо бороться: за каждый светлый день, за каждое событие. А вот так, сложить руки, и пойти на дно – удел слабых. А ты назло всем, и мне в том числе, организуй себе самую лучшую Новогоднюю ночь. Зависит только от нас, как мы организуем и проведем праздник. Смотри, как здорово мы провели сегодняшний день, а ведь это мы его организовали, это от нас зависело, насколько весело нам будет сегодня. Поэтому, если ты сильная девушка, а ты меня постоянно пытаешься в этом убедить, устрой праздник на самом высоком уровне.

Я пытался вдохнуть в нее жизнь, потому что понимал, как тяжело быть одной, когда вокруг бурлит любовь, счастье, веселье. И самое главное знать, что твоя вторая половина веселится с другой женщиной. Я это понимал, но ничем ей помочь не мог. Все, что мог, я уже для нее сделал. Это был мой прощальный вечер.

43

Рано утром я выехал в Лозовую. По дороге как всегда заехал в Мгарский монастырь, остановился в Полтаве, решил насущные вопросы по диссертации со своим товарищем, талантливейшим философом Геной Аляевым, и только к вечеру попал в Лозовую.

Наташа праздновала свой день рождения в «Колумбе» и пригласила близких нам людей: кумовей, сестру с мужем, своих друзей. Я немного опоздал, когда приехал, застолье было в самом разгаре:

– О, а ты чего приехал, тебя тоже пригласили? – не мог не съязвить мой близкий друг Игорь Ткаченко. Его дочь я крестил семнадцать лет назад. Благодаря его жене, Лене, я познакомился со своей женой. Наташа с Леной были одноклассницами. – Нарядился, киевлянин.

С Игорем скучно не было. Несмотря на то, что его, как впрочем, и всех нас, жизнь изрядно потрепала, он не утратил чувство юмора. С ним было весело и легко. Практически, только с ним одним я отдыхал душой, а если еще в нашу компанию присоединялся Вова Друзь, тоже наш одноклассник, то вечер смеха был гарантирован. Петросян, Жванецкий и другие звезды сатиры отдыхали в сравнении с тем, что вытворяли за столом подвыпившие Вова и Игорь.

Я поздравил жену большим букетом цветов и сел во главу стола, рядом с ней.

– Наливайте ему молока, пусть накатит, он тверезый совсем скучный – не унимался Игорь. Я спиртное не пил, поэтому близкие знали, что мне лучше наливать молоко. – Говори тост, киевлянин.

Мне налили молока. Я встал:

– Извините за опоздание, дорога.

– Не оправдывайся, мы знаем, как ты ездишь. На велосипеде быстрее доедешь, чем с тобой – за столом царила веселая, непринужденная обстановка. Игорь был в ударе.

– На этот раз я торопился, честно. Я хочу выпить за тебя, Наташа, за твое терпение, за детей, которых ты мне подарила. Здоровья тебе, крепкой нервной системы, и меньше эмоций – я поднял бокал с молоком и выпил.

– Во, профессор, загнул! – и обращаясь к своей жене Игорь заметил, – А ты поставь рюмку и запиши, а то сейчас налижешься, а завтра все забудешь. Ты видишь, какие тут речи доктор загибает.

Я сел на свое место и волна доброго, родного окатила меня с ног до головы. Первые минуты я испытывал неловкость, практически все присутствующие знали о наших проблемах в семье, а большая половина, наверняка догадывалась о моей двойной жизни. Но за столом царила такая доброжелательная обстановка, все были до такой степени искренни, раскрепощены, что я сам стал медленно, но оттаивать. Я вернулся в свой круг, к своим друзьям, многих из которых знал практически всю сознательную жизнь. Например, Игорь, не один раз помогал мне в трудную минуту, и как я мог от всего этого отказаться?

Жена была на удивление тиха и спокойна: минимум эмоций, само благодушие. Я смотрел на нее со стороны и не мог не признать очевидного – она была красива: по настоящему, без всяких преувеличений. Сравнивая ее с Олей, я внутренне улыбнулся: красавица и чудовище. Неужели я выберу чудовище?

Стол был шикарным. Наташа не пожалела денег и в преддверии Нового года на столе стояло много фруктов, овощей. Наши повара придумали новые блюда, и от еды было трудно оторваться. Если бы не Игорь, все бы умерли от переедания. Пока Игорь говорил, есть никто не мог: душил смех, на глазах стояли слезы. Случайно, гости за столом расселись по две пары: справа, мои близкие: сестра с мужем и Игорь с женой, слева, подруги Наташи с мужьями. Все Наташины подруги и их мужья были медиками. Игорь решил проверить, правда, что медиков невозможно перепить, поэтому рюмки практически не стояли пустыми. Через полчаса после начала дня рождения обе «команды» были «такими як треба».

– Может, остановитесь? – я попытался их остановить. – А то такими темпами вы сладкого не увидите.

– Ты пей свое молоко. – Ткаченко был неподражаем – Когда нам станет интересно твое мнение, мы дадим тебе слово – и обращаясь к «конкурентам» спросил: – Сдаетесь, медики?

– Мы? – спросил Юра – Мы почувствовали только первый хмель.

– Это после четырех бутылок на восьмерых? – улыбаясь, спросила Наташа.

– Смотри, как профессор свою жену воспитал, пьяная, а считает. Когда в детском саду работала, такой не была. А вопрос на засыпку можно: сколько я вилок салата съел?

– Шесть – подыгрывая Игорю, ответила Наташа.

– А вот и не правда: пять! Шестую у меня перехватила жена, так что ту вилку на нее записывай.

Настроение у меня быстро поднималась.

– Наташа, а ты подарки смотрела? – спросил я у нее. – А то мы здесь кормим всех, поим, а там, в коробочке брелок за три рубля лежит, или какая-то другая мелочь. Надо посмотреть стоимость подарков, а потом только за столы рассаживать.

– Смотри, как профессор в Киеве поумнел, даже страшно. Чего ж ты раньше таким умным не был, когда по праздникам и без праздника холодильник у меня в квартире опорожнял?

– Я доедал у тебя только лишнее.

– Ничего себе лишнее, даже сырую картошку точил. Что ни придет, вечно голодный. Я уже, когда звонок слышал, сначала в глазок начал смотреть, если видел Олега, мчался на кухню, все прятал и потом выходил с унылым видом, интересовался: «Ты за мной? Ну, поехали к тебе, а то у меня в холодильнике хоть шаром покати». Он пару раз проверил, зато после заезжать перестал, ведь чем-чем, а щедростью он не отличается. Тарелку борща год мне вспоминал.

– Ничего себе тарелка, мы семьей такую тарелку три дня едим, а ты за обед без хлеба выхлебал.

Юмор, легкий безобидный треп, вернули меня в ту родную и близкую атмосферу молодости, когда мы все только начинали свои самостоятельные шаги в жизни, часто собирались и веселились от души, без подтекстов, обид и тяжести на сердце. Как я смогу без этого жить?

Я был уверен, что если я уйду из семьи, никто из присутствующих не одобрит моего шага. Мой выбор, возможно, примут, но вот останутся ли они со мной такими же искренними? Наверное, нет. Каждый из них мог в течение семнадцати лет жизни, а у некоторых и больше, разрушить семью, но никто на это не пошел. Здесь все придерживались консервативных взглядов: перетерпится, слюбится.

– Профессор, мы тебе не мешаем? Не думай о своих книгах, кроме тебя, их все равно никто не читает!

– А вот и неправда – заступилась за меня Игоря жена, Лена. – Как-то обратила внимание на подозрительное поведение своего мужа. Обычно приходит домой, сразу на диван и к телевизору, а то вдруг пришел, комнату свою закрыл и тишина. Подумала, что заболел. Тихо подошла, заглянула, смотрю, лежит и книгу читает. За девятнадцать лет нашей совместной жизни это первая книга, которую я увидела в руках у Ткаченка, сначала подумала, что мне померещилось. Второй раз заглянула, читает! Я до этого времени была уверена, что мой Ткаченко и буквы забыл, потому что он не только книг, газет никогда не читал! Распереживалась даже, уж не заболел ли у меня муж? Тут его к телефону позвали, и пока он говорил, я быстро вошла в комнату и из под дивана достала твою книгу «Женские нравы»! Вот до чего ты довел кума!

– А что мне оставалось делать? Мне такое понарасказывали про нее, думал профессор и про меня глупости написал. Хотел почитать, и сразу за письменный стол, ох, я бы написал! Я столько про него знаю, у меня одна Наташа весь тираж бы выкупила!

– И что ж ты про него знаешь? Расскажи нам – заинтересовалась моя жена.

– Знаю, что до восьмого класса он на балалайке играл, вместо шести три струны нацепил, и музыку сочинял. Весь дом проклинал того Страдивари, который придумал этот инструмент, такое было, Паганини?

– Было.

– Когда он стихи начал писать, соседи вздохнули с облегчением. Поэты они потише и скромнее…

– А какими талантами он еще отличался?

– Откуда у него таланты, это горе наше, и как его только Наташа подобрала, видно от сострадания.

Время пролетело незаметно. Мы досидели до двенадцати часов и все сытые, в меру выпившие, разъехались по домам. Медики проиграли Игорю, вовремя сдались, почувствовав, что та крайняя черта, за которой теряется реальность, уже близка. Поехал в свой дом и я.

44

Впервые за последний год мы остались с Наташей вдвоем. Или расслабляющая обстановка общения на дне рождения, или же несколько отчужденное, но очень спокойное поведение жены, которое ей было не характерно, заставили меня по-новому взглянуть на нее и на будущее нашей семьи.

Мы были вдвоем в доме, в котором прожили практически девять лет. Дети остались ночевать у бабушки, и нам предстояла ночь вдвоем. Раньше оставаться вдвоем с Наташей я панически боялся. Дети, с одной стороны, меня радовали, я отдыхал с ними, ради них возвращался в Лозовую вновь и вновь, но с другой стороны, подсознательно, я всегда оставлял их дома, чтобы неуправляемые эмоции супруги не доходили до своих крайних пределов. Присутствие детей в доме немного сдерживало ее неконтролируемые эмоции. И сейчас, когда мы вошли в дом, и я понял, что детей в нем нет, по привычке внутренне насторожился и напрягся. Ранее этот факт не предвещал ничего хорошего. Но сегодняшний вечер был особенный.

– А ты можешь сфотографировать меня с букетом цветов на кухне? – спросила у меня Наташа. – Ты впервые за все время нашей совместной жизни подарил мне такой шикарный букет роз.

– Выбрал самый лучший.

– Он дорого стоит?

– Недешево, но ты же знаешь, для тебя ничего не жалко.

Она промолчала.

– Так ты сфотографируешь меня? – переспросила Наташа после паузы.

– Конечно.

Я несколько раз сфотографировал ее. На кухне мы совсем недавно завершили ремонт, это была лучшая комната в нашем доме. Если раньше частный дом был моей мечтой, и я не жалел на него денег, то после того, как большую часть времени стал проводить в Киеве, дом утратил для меня свое значение. Я от силы ночевал в нем раз или два в месяц, поэтому желание вкладывать в него деньги у меня пропало. Только после того, как я обратил внимание на то, что наши дети предпочитают ночевать у бабушек, потому что в доме то не было спутниковой антенны, то магнитофона, то телевизоров, которые я забирал на открывающиеся заведения, я понял, что дети теряют главное и необходимое для них – чувство дома. Понимание этого факта заставило меня заполнить дом тем, что было в моей киевской квартире, в любом нашем кафе и даже офисе.

– Так непривычно: мы с тобой вдвоем и не ругаемся – задумчиво произнесла Наташа. – Пора что-то менять в наших отношениях. Я чувствую себя незамужней женой: вроде ты есть, а на самом деле тебя нет.

Я забеспокоился, предчувствуя начало выяснений отношений, но словно успокаивая меня, рассеивая сомнения, Наташа спокойно произнесла:

– Ты не беспокойся, мы не будем ругаться, хочется поговорить с тобой спокойно, взвесить все «за» и «против», попытаться понять глубину кризиса в наших отношениях, ведь ты у меня умный. Мы давно с тобой не говорили по душам, и в этом есть моя вина. Признаюсь, мне тяжело сдерживать эмоции, когда знаешь, что у тебя есть другая женщина в Киеве, когда ты приезжаешь, мы ложимся в постель, и я не могу удовлетворить тебя как мужчину, потому что чувствую, что стала чужой для тебя, потому что ты перестал чувствовать меня. Поэтому я срывалась. Олег, мне уже тридцать шесть лет, и что ждет меня впереди? Страшно. Ты живешь своей жизнью, достигаешь поставленных целей, реализуешь, как ты говоришь, свои внутренние возможности, а я? Я посвятила всю свою жизнь тебе и детям, отдала вам все, что у меня было: молодость, красоту, здоровье, лучшие годы своей жизни. Я не училась, не развивалась, потому что мне некогда это было делать. Я приходила с работы и меня ждала работа на кухне, по дому, решение детских проблем. Я понимаю, тебе со мной не интересно. О чем со мной можно говорить, если кроме детского сада и его коллектива я ни с кем не общалась? У меня всегда был узкий круг общения, потому что кроме тебя и детей мне никто не нужен был. Вы были для меня всем: моей планетой, моим миром. Возможно, в этом моя ошибка. Если бы я настаивала на реализации своих целей, если бы я не была твоей тенью, а рвалась на первые роли, возможно, сейчас было бы все по-другому, но я выбрала другой путь: ты мой мужчина, и я всю себя посвятила тебе.

Я люблю тебя, Олежка, люблю, несмотря на то, что знаю о твоей неверности; люблю, несмотря на то, что ты в порыве гнева обзываешь меня и унижаешь. Я согласна на все: да, я дура и идиотка, но только не бросай меня, прошу тебя. Хочешь, я стану на колени, и буду умолять тебя об одном, останься со мной – у нее по щекам потекли слезы. Она украдкой вытерла их и продолжила – Видишь, ты снова прав: я, эмоциональная женщина, которая, несмотря на все свои усилия, не может справиться со своими эмоциями. Не злись, я знаю, что тебе это не нравится, и ты нервничаешь, но я исправлюсь. Я обещаю тебе, что буду работать над собой, что сумею подавить в себе слабость и неуравновешенность характера. – Она отвернулась, скрывая слезы. – Только не уходи, не бросай меня одну – с трудом сдерживая рыдания, произнесла она. – А если уже поздно, если я опоздала, то не таись, признайся, я приму все как есть. Я останусь верна тебе…

– Золотая моя – я обнял ее и прижал к себе. Рубаха медленно пропитывалась ее слезами. – Не говори глупостей, я не собираюсь тебя бросать. Стоило столько пройти по жизни вместе, чтобы под старость вот так глупо расстаться, разве это похоже на меня?

– Я чувствую, что ты удаляешься от меня, что я теряю тебя, а я не хочу этого, боюсь одиночества. Я буду делать все, что ты скажешь, я заранее согласна на все, только не оставляй меня одну. Я не смогу жить без тебя, любимый мой. Лучше умереть…

Я прижимал ее к себе, и впервые за долгие годы понял, как она дорога мне, как во многом я сам виноват.

– Я тоже тебя очень сильно люблю – я целовал ее заплаканные глаза, гладил ее светлый длинный волос, а на душе было легко и светло, как у человека, который уже сделал свой выбор, который, наконец, принял важное для себя решение. Это моя семья и моя жизнь, и никто другой мне не нужен. – Пойдем наверх, в спальню. Успокойся, береги свои нервы, ты и так у меня в этом плане слабенькая.

– Солнышко мое, я буду стараться. Ты представить себе не можешь, как я хочу измениться, чтобы радовать тебя, чтобы ты не сердился на меня, чтобы вернуть в нашу семью мир и спокойствие. Я хочу быть рядом с тобой, дышать твоим воздухом, помогать тебе в работе. Я хочу, чтобы ты всегда был дома, и тебя не тянуло к той другой, в Киев. Ты только помоги мне: подскажи, направь. Я действительно, очень долго не работала над собой. Я привыкла быть за тобой как за каменной стеной, и поэтому внутренне расслабилась. Наверное, я поздно поняла, что тебе не нравятся слабые женщины, поэтому решила стать сильной. Ради тебя, ради нашей семьи, я сделаю это, обещаю.

– Я верю и помогу во всем – я действительно ей поверил. То, о чем она говорила и как вела себя – это было новое и нехарактерное для нее. Раньше, после скандалов, когда приходило время мириться, Наташа также многое обещала, планировала исправить ту или иную черту своего характера, но то были пустые обещания, и я знал, что дальше слов дело не пойдет. Сейчас я видел другую Наташу, видел женщину, о которой в последнее время мечтал, которую представлял в Оле: рассудительную, грамотную, целеустремленную.

– Ты не бросишь меня? – она повторяла это вновь и вновь, и я понял насколько это важно не только для нее, но и для меня. Смогу ли я предать человека, который действительно, отдал мне лучшие годы своей жизни? Смогу ли я променять стареющую вместе со мной жену на молодость: на молодое тело, здоровую психику, свежие взгляды на жизнь? И в глубине души я услышал тот же ответ: нет.

45

На следующее утро пришли дети, и день прошел как в далекие времена, когда наши отношения с Наташей были спокойны и уравновешены. Мы съездили на рынок, купили елку, детвора ее нарядила. День пролетел на одном дыхании: в предпраздничной суете, на повышенном настроении. Я увидел, как подросли дети, насколько взрослыми стали их рассуждения. И если в рассудительности Эли я убедился давно, то взгляды Насти меня поразили: вырос мой второй ребенок, стал взрослым, не по годам самостоятельным. Несмотря на то, что они часто с Элеонорой не ладили, скандалили, видимо, в чем-то копируя нас, Настена взяла от старшей сестры много взрослого, для ее возраста не характерного.

– Папа, как классно, когда ты дома, а не в Киеве – прижимаясь ко мне, произнесла Настя, пока мы стояли в очереди в супермаркете. – А зачем ты постоянно уезжаешь в Киев?

– Работа, Настенька, дела.

– С дядей Сережей?

– Да, плюс преподавание в университете.

– А нам скучно без тебя.

Эля стояла рядом и молчала.

– Когда же вы успеваете скучать, если постоянно ругаетесь между собой, кричите друг на друга? – попытался отшутиться я.

– Па, мы сейчас исправляемся. – Эля говорила серьезно, жестикулируя. – Мы знаем, что тебе это не нравится, и мы обязательно это исправим. Ты заметил, мама сильно изменилась: она сдерживает свои эмоции и нас учит.

– Неужели по утрам Настя перестала закатывать истерики?

– Закатывает, но реже.

– Папа, но я ведь не просто так, они сами виноваты, доводят меня – насупилась Настя.

– Настена, это неправильная позиция искать виновных на стороне. Ты загляни в себя, начни с себя и будет больше толку, иначе можешь на всю жизнь остаться сама, в одиночестве, отвергнутая и непонятая окружающими. Поэтому, научись сдерживаться, постарайся понять других, и тогда другие начнут понимать тебя.

– Я стараюсь, папа, но они меня не понимают.

– Вот видишь, ты снова вину сворачиваешь на других, а ты пойми их первая, не жди от них понимания, и тогда тебе станет намного легче. Да и мама с Элей станут относиться к тебе с большим пониманием.

– Папа, а мы в Киев поедем на каникулах?

– Поедем.

– А то мама говорит, что у нас в квартире какая-то женщина живет, и мы в Киев не сможем больше ездить.

– Настя, мама шутит. В Киеве наша квартира, и кроме нас там никто не может жить, поэтому на каникулах планируйте посетить столицу.

– Я уже полгода в Киеве не была, за «Макдоналдсом» соскучилась!

– В театр можно сходить, на балет – добавила Эля.

– В «Глобусе» погулять, жалко, что еще зима, а то можно было в «Гидропарк» съездить, на качелях покататься.

Детвора принялась фантазировать, вспоминая все те события, которые они прожили со мной в Киеве. Они часто приезжали ко мне в Киев, и я старался им дать и показать то, чего они никогда бы не увидели в Лозовой. Чем и хороша жизнь в столице, что здесь встретишь все лучшее и передовое, что можно встретить в Европе или мире. Это расширяет кругозор детей, качественным образом влияет на формирование их психики.

Мы уже подошли к кассе, когда раздался звонок на моем мобильном телефоне. Звонила Оля. Впервые я почувствовал как некстати, и как в напряг для меня эти отношения. Семья, дети, и вдруг она. За день я несколько раз вспомнил о ней, и то со страхом, чтобы она не позвонила именно сейчас, когда мы сидели за семейным столом, и в момент, когда всей семьей наряжали елку. Но, слава Богу, она не позвонила.

Мне не хотелось с ней разговаривать: нужно было притворяться, играть, а сейчас я не хотел этого делать. Все, что связывало меня с ней, в сравнении с семьей и детьми было мелочным и второстепенным.

– Папа, тебе звонят, ты, что не слышишь? – подсказала Настя.

– Нет, задумался – соврал я и вынужден был взять трубку. – Алло?

– Привет, золотой мой, почему не звонишь?

– Я занят немного, перезвоню позже – и отключил телефон. На душе остался неприятный осадок, даже злость, вызванная варварским вмешательством в мою только налаживаемую семейную жизнь. Я вдруг почувствовал, что меня заставляют общаться, что мне навязывают общение, а любое принуждение в последнее время воспринималось мной слишком эмоционально.

– Папа, а кто звонил?

– Настенька, это по работе – второй раз за минуту пришлось обмануть ребенка, и за это я еще больше возненавидел Олю. Кто она такая, чтобы звонить и лезть ко мне с идиотскими вопросами, особенно тогда, когда я нахожусь в кругу семьи? Сегодня Оля позволила себе то, чего не позволяла ранее, и это вызвало сильное раздражение. Каждый должен знать свое место, а Оля, видимо, слишком многое о себе возомнила.

46

На Новый год, традиционно, каждый член нашей семьи письменно ставил перед собой цели на предстоящий год, запечатывал листок в конверт, и накануне следующего года вскрывал и убеждался в продуктивности и последовательности проведенного времени. Одной из целей, которые я перед собой поставил, было пережить отношения с Олей.

Под занавес уходящего года, впервые за тридцать девять лет жизни, я вынужден был признать реальную допустимость раздвоения психики человека. Я сам был наглядным примером этому. Наташа как-то заметила, что в последнее время она перестала различать, где я играю, а где говорю и поступаю искренне. Она считала мои редкие чувственные проявления к ней, мои положительные эмоциональные порывы неискренними, игрой, и глубоко в этом ошибалась. Я реально чувствовал, что насколько я был искренен в отношениях с Олей, настолько искренно вел себя и с Наташей. Я комфортно чувствовал себя в этих двух мирах: в мире семьи, естественно, когда наши отношения не выходили за рамки благодушия и взаимопонимания, и в рамках развивающихся отношений с Олей.

В преддверии Нового года, когда Наташа обуздала свои эмоциональные порывы, я наслаждался атмосферой в доме и тем позитивом, который был заключен в здоровых семейных узах. Я чувствовал себя счастливым человеком, так как рядом была красивая жена и умные, перспективные дети. Это был мой мир, который я создавал на протяжении неполных семнадцати лет, в котором знал каждый аспект и деталь. Это было моих рук создание.

Но и об Оле я просто не успевал забыть. Оля напоминала о себе телефонными звонками, и если вначале они меня раздражали, то позже я был вынужден признать, что у меня существует и второй мир, который тоже неплох. Безусловно, он не был таким родным и близким, как мир семьи, но в нем, мне было комфортней и интересней. В нем я хуже ориентировался, но в определенных моментах это даже радовало и волновало, так как все новое манит и приятно будоражит. Олин мир я только открывал, постигал, с внутренним содроганием, волнением, шаг за шагом ступая в нем. В нем тоже хватало конфликтов, недоразумений, тех же негативных эмоциональных порывов, но все равно, в нем преобладали разум и логика. И эта открывшаяся возможность решать любую конфликтную ситуацию не скандалом, а анализом и выводами настолько мне понравилась, что я наслаждался возможностью противопоставлять свое «Я» Олиному, отыскивая в наших отношениях новые точки соприкосновения, перебирая компромиссные решения и отбирая наиболее приемлемые, допустимые для двух сторон.

После более продолжительного знакомства с Олей я в несколько ином свете увидел свои отношения с Наташей: они представились мне, как сплошное море эмоций, в котором только я пытался отстоять приоритет разума. Как белая ворона в черной стае собратьев я в одиночку пытался противопоставить силу разума эмоциональным порывам жены и частично, детей. Разум являлся для меня своеобразной защитной оболочкой, которая не позволяла захлебнуться в неуправляемых семейных конфликтах, сохраняла индивидуальность, спасала от непоследовательности поведения и непостоянства суждения. И чем эмоциональней становились наши отношения в семье, тем я плотнее ограждал свой внутренний мир сухостью фактов, категоричностью принципов, непробиваемой логикой рассуждений, педантизмом и формализмом. Я защищал свое «я», прятался за безжизненными доводами рассудка, боясь уподобиться эмоциональности жены, страшась пробуждения своих эмоций. Все это делало меня жестким, грубым, неуступчивым и безжалостным.

В отношениях с Олей наблюдалась совершенно иная картина: в них практически не было чувств. Оля не окружала меня эмоциями, неуступчивостью, непрогнозируемостью поведения. Но именно здесь, казалось бы, в родном, созвучном моему состоянию души царстве разума, я вдруг почувствовал, что во мне просыпается чувственная сторона, которую я долгое время заглушал в себе и боялся проявить по отношению к жене. В мире, о котором ранее я только мечтал, в котором, как был уверен, перестану выглядеть белой вороной, я начал замечать за собой не характерные для себя проявления: переживания, желание уступить, оправдать партнера, найти компромисс в отношениях. Я обнаружил в себе активное чувственное начало! И это пугало, настораживало, но одновременно и манило, притягивало. Меня влекло к этой новой для меня стороне жизни. И чем больше я погружался в открывшуюся чувственность, тем больше понимал жену: в этом мире доминировало иное содержание. В нем властвовали эмоции, а там где эмоции, где доминирует работа подсознания, там все временно и не постоянно. Я со стороны вспоминал свое поведение с Олей, анализировал его и с ужасом отмечал, что оно вторило поведение Наташи, которое до недавнего времени так раздражало меня.

В Абхазии, после войны с Грузией, если мужчина в состоянии был материально обеспечить две семьи, разрешалось двоеженство. В преддверии Нового года я впервые осознал, что первым бы воспользовался этим правом: мне было хорошо как с Наташей, так и с Олей. Мой мозг не хотел выбирать никого из них, потому что ему было комфортно именно в этой ситуации: в ситуации неопределенности. Мир Наташи и мир Оли для меня не конфликтовали, а дополняли друг друга. То что я не получал в мире Наташи, мне компенсировал мир Оли, и наоборот. И мозг эта ситуация вполне устраивала. Но насколько она устраивала Наташу и Олю? Именно это я подразумевал, когда планировал прожить свои отношения с Олей. Насколько долго мне удастся балансировать на границе двух миров, соединяя их и не сталкивая? И что случится, если эти два мира все же столкнутся, какой мир выберу я? Этот ответ мне предстояло узнать уже в следующем году.

47

Новый год я встретил в кругу семьи. Все было хорошо: Наташа держала себя в руках, проявляла минимум эмоций, дети вторили ей. Я часто бывал и бываю на Кавказе и, не понимая их язык, судя только по интонации и мимике, мне постоянно казалось, что их общение вот-вот перейдет в драку, перерастет в неуправляемый конфликт, настолько оно было эмоциональным, агрессивным, напористым. Но потом я понял, что это специфика их поведения, что с их точки зрения это нормальное общение. Не знаю, но в последнее время любое проявление эмоциональности в мой адрес, или даже в нашем кругу общения, меня сильно раздражало. Мне стала импонировать флегматичность, спокойствие, умиротворенность. Обстановка повышенной эмоциональности долгое время преследовала меня по жизни: в годы отрочества, когда меня за малейшие проступки или плохие оценки в школе физически наказывали родители; в военном училище, где нас, курсантов, постоянно морально угнетали и принуждали, заставляя делать то, что делать не хотелось; за годы службы в Москве, где наша показательная часть добивалась требуемой «показательности» через постоянную суету и насилие над собой и подчиненными. И только после увольнения в запас я попал в иной мир: спокойствия и тишины. И он был настолько непривычным для меня, пугающим, что еще больше года ночами я жил своей привычной прошлой жизнью, а днем, как мне казалось, спал, настолько сказочная и непривычная была для меня обстановка. Но потом я привык к ней, стал созвучен с ней. Я начал много читать, писать и эта обстановка тишины и одиночества превратилась в необходимость, в неотъемлемость моего существования. Около десяти лет я жил в этом мире и практически забыл о страстях, эмоциях, повышенных тонах. Потом началась жизнь на два города: Лозовую и Киев, и постепенно эта жизнь разделилась на две составляющих: первая, жизнь в Киеве, взяла все лучшее, что было в преддверии: минимум общения, эмоций, больше тишины, продуктивной творческой работы, логичности и последовательности; вторая жизнь, в Лозовой, превратилась в подобие моей далекой прошлой жизни, в которой меня окружала повышенная эмоциональность, суета, непредсказуемость. Естественно, я стал отдаляться от Лозовой и от той среды, которая эту повышенную эмоциональность мне навязывала, и это отдаление практически довело наш брак до состояния развода.

Начиная со дня рождения, я впервые увидел новую Наташу, ту, которую знал в первые годы нашей совместной жизни: уравновешенную, спокойную, рассудительную. Иногда у нее не получалось: она срывалась, нервничала, но надо отдать должное, быстро брала себя в руки, уходила, где-то в одиночестве плакала, успокаивалась и возвращалась ко мне и детям спокойная, улыбающаяся. Выдавали только красные глаза, но мы с детьми делали вид, что ничего не заметили. Это было новое и необычное для нас поведение: борьба со своей слабостью, за себя, за будущее семьи, и эта борьба вызывала уважение. Дети смотрели на маму и вторили ей: утро мы встречали с улыбками, не придирались друг к другу, не выясняли отношений, не упрекали в непонимании и невнимательности, а спрашивали о предстоящем дне, интересовались друг другом, помогали друг другу, подшучивая, успокаивали вдруг сорвавшихся. И эта обстановка взаимного внимания и помощи была настолько доброжелательна и главное, нова и интересна, что мы прокручивали ее вновь и вновь, наслаждаясь ею, как великим открытием.

И все было бы хорошо, если бы не Оля. Я жил в обновленной обстановке своего дома, но об Оле не успевал забыть: она часто звонила, и мы подолгу разговаривали с ней обо всем:

– Ты приедешь ко мне, любимый мой? Я скучаю по тебе.

– Куда, в Киев?

– Нет, в Донецк. Я тебя с мамой познакомлю, отдохнем вместе. Ты обещал приобщить меня к бизнесу, и я сделала все, о чем ты говорил.

– Оля, ты шутишь, что я скажу твоей маме?

– Ей ничего не нужно говорить, я так все устрою, что ты не почувствуешь дискомфорта, обещаю.

– Предупреждаю, я с тещами общий язык не нахожу.

– Тебе понравится моя мама, она всем нравится.

Каждый вечер Оля уговаривала меня приехать.

– Я понимаю, у тебя семья, дети, но я люблю тебя. Приезжай ко мне на Рождество, мне тебя сильно-сильно не хватает. Все праздники ты с семьей, хоть один проведи со мной

– Оля, но что я скажу детям?

– Олег, я прошу, приезжай, ты ведь обещал помочь мне в бизнесе. У меня все готово, нужен твой совет, ведь другого шанса у нас скоро не выпадет, ты уедешь в Чехию, потом в Киев, а так ты рядом, два часа и ты у меня.

Она уговаривала меня приехать в Донецк по нескольку раз в день, и я понимал, что все это не совсем правильно. С одной стороны, я нашел в ней островок, на котором спрятался от семейных проблем, но, с другой стороны, понимал, что вновь, сам, своими руками, вношу напряженность в семейные отношения, испытываю их на прочность: уезжать на рождество от семьи, как это воспримет, в первую очередь, Наташа? Я раздваивался, терялся в сомнениях и не находил ответы на свои вопросы.

48

– Как твои дела? – мы сидели с Игорем Ткаченко у меня в «Колумбе», первый раз в Новом году. – Пока я в Киеве, что нового в Лозовой?

– А разве в Лозовой что-то меняется? Это провинция: те, кто был при власти – остались, кто жил хорошо – так и живет. Это у вас в Киеве жизнь бьет ключом: революции, перестановки, борьба за власть, а у нас одни умирают, другие приходят им на смену, ну а мы, кто посередине, стареем и ждем своей очереди отдать Богу душу.

– Ты умирать собрался?

– Я, нет, не дождешься. Надо детей на ноги поставить: Злату выдать замуж, Богдану помочь определиться, поэтому в планах у меня жить и жить, а там как получится. А ты, что к нам забрел, в Киеве надоело?

– Нет, в Киеве у меня все хорошо, приехал на праздники, к семье.

– Ты еще о семье помнишь, как Наташа тебя блудного терпит?

– На распутье я сейчас, барышня у меня в Киеве появилась, все серьезно, и самое главное, мне впервые это все нравится. Она моложе на четырнадцать лет, но умна. Страшненькая внешне, но женственна, сексуальна. Мне интересно с ней, комфортно.

– Все они поначалу гладко стелят, правда, потом жестко спать. Особенно если страшная, но умная получила свой шанс, поверь, она приложит все силы чтобы его не упустить.

– Понимаю, присматриваюсь, но пока ничего не настораживает. Искренно все, на уровне чувств, эмоций. Для меня это ново и непривычно.

– Ты когда на себя в зеркало последний раз смотрел? Какие могут быть чувства у молодой девушки к тебе? Деньги ей твои нужны и больше ничего.

– Я тоже так поначалу думал, но мы вот уже третий месяц вместе, ничего не просит, питание с меня и все. Зато в квартире все сияет, сам весь наглажен, ухожен; любое мое желание, как в сказке, сразу и в полном объеме. Думал, ей удобно со мной из-за жилья, сам знаешь, в Киеве квартиры дорогие, вот телка и решила на время аспирантуры обзавестись бесплатным жильем, да и лохом без сильных заморочек в придачу, но и эта мысль не находит подтверждения. Она уже звонила, со второго января вывезла все свои вещи из моей квартиры, будет жить отдельно.

– Олег, играет она с тобой. Сейчас молодежь пошла ушлая, такое вытворяет ради «папенек», что любой психоаналитик отдыхает. Она изучила тебя, поняла, что нравится, а что нет, вот и делает все, чтобы тебя не спугнуть. Иначе, какой ей резон с тобой встречаться: денег, как я понял, ты не даешь, с квартиры выгнал, красотой не блещешь?

– Может жизненного опыта набраться хочет, кругозор расширить?

– Это ты себе льстишь. В плане кругозора, поверь мне, и без постели желающих поработать с ней найдется предостаточно. Спать с тобой, чтобы чему-то научиться, это что-то новое, ведь ты противный, скандальный, да и чему у тебя научишься? Философии? Но знаешь, сколько таких философов по Киеву бродит? Нет, тут однозначно материальный интерес.

– В чем? Три месяца шифроваться в надежде, что потом озолочу? Ты сам говоришь, что они хорошие психоаналитики, так неужели она за три месяца не поняла, что я жлоб. Вытянуть из меня деньги на что-то левое, мне не нужное – это невероятно. Зачем ей тратить столько времени на меня, зная этот факт? Притом, ты совершенно прав, я не подарок, веду себя с ней не церемонясь, ломаю жестко и без правил, но она не только терпит, а изменяется, подстраивается, отказывается от своих привычек.

– Не знаю, может, что-то ты недопонимаешь, но посмотри вокруг, где ты видел любовь девушки к взрослому мужику да еще без материального интереса? Приведи мне хоть один такой пример и я, клянусь, вместо тебя сяду за книгу, готов написать ее за тебя, только объем укажи. Олег, ты начитался своих философов, вот тебе и кажется, что романтика возможна, а я прагматик, реалист. Я знаю, что все примеры из жизни указывают на одно: молодым девушкам от взрослых мужчин нужны только деньги. Корысть, расчет, вот что лежит в основе, так называемой, любви твоей Оли. И чем больше у тебя денег, тем крепче ее любовь.

Но я другого не могу понять, зачем тебе это все надо? Ты раскрой глаза: у тебя красивая жена, перспективный бизнес, дети, дом, машины, налаженный быт, и все это ты пытаешься променять на страшную, но умную девушку, которая с тобой общается по непонятным причинам? Ведь я надеюсь, ты не тешишь себя мыслью, что она с первого взгляда в тебя влюбилась?

– В поезде? Ведь мы с ней в поезде познакомились.

– Тем более, ты из-за своей философии вообще связь с реальностью потерял. Знаешь, о чем статистика говорит? Количественно женщин больше, чем мужчин, а нормальных мужиков – катастрофически не хватает! Умная женщина, при желании, может так все обустроить, что любой из нас Ален Делоном себя почувствует, от земли оторвется и нимф над головой обнаружит. Ты вспомни нас в молодости: как только встречали что-то достойное из представительниц женского пола, так в нас такие фантазии пробуждались, мы такое чудили, что сами удивлялись. Вспомни Гену Француза, он книг кроме Букваря в руках не держал, а барышням такие стихи выдавал, что они таяли у него на руках. А Юра Зема, царство ему небесное, это вообще классика Лозовой, за двадцать гривен размучивал таких красавиц, которые в твоем Киеве меньше чем за сто долларов и взглядом не одарят. Поэтому тешить себя мыслями о чувствах, о любви с первого взгляда, это наивно и глупо. Здесь надо искать другое содержание ваших отношений, а оно поверь, скрыто не так глубоко. С тебя кроме денег, хоть ты и жлоб, взять больше нечего. Твоя Оля, наверняка, тешит себя мыслью, что ей, в отличие от предшественниц, удастся развести тебя на кругленькую сумму.

Мне трудно было спорить с Игорем, да и не хотелось. По большому счету он выражал мои мысли.

– В чем-то ты прав. Книги книгами, а на жизнь я тоже трезво смотрю. Но все равно, в отношениях с Олей присутствует что-то новое, расслабляющее: любой конфликт – обсуждается, находится компромиссное решение, нет обид, зависти, подтекста, все открыто, ровно, доступно. Я о таком раньше только мечтал, и не надеялся встретить в жизни.

– Заелся ты от хорошей жизни, привык, что все по-твоему, что Наташе скажешь, то она и делает. Ты когда последний раз к своей жене прислушивался, вникал в ее проблемы, обсуждал интересы? Ты живешь своей жизнью, поставил ее в полную зависимость, поломал морально и хочешь взаимопонимания, рассудительности, спокойствия? Ты поставь себя на ее место. В ее шкуре ты был бы сильно спокойным, когда не имеешь своих денег, выпрашиваешь у мужа, зависишь от его настроения; когда не имеешь права голоса в решении семейных вопросов, быта и даже в воспитании детей; и самое главное, когда мужа рядом не видишь, и при этом достоверно знаешь, что он в другом городе живет своей личной жизнью, ни в чем себе не отказывая и не ограничивая?

Ты ее оградил от всего нового, затюкал требованиями, навесил обязанностей. Сам живешь в Киеве, ходишь по ночным заведениям, общаешься с умными людьми, а ее оставил одну в провинции, с детьми и без общения. У нее только дом и дети, ни подруг, ни занятий, ни личных интересов, только семья и надежда на то, что когда-то приедет муж и, возможно, что-то разнообразит. Ты свою Олю посади в такие условия и посмотри, как она запоет через неделю. Хотя какая неделя, три дня и от нее и следа не останется.

– Уже третий месяц терпит.

– Да что она терпит! Ты хочешь сказать, что ты ее поставил в равные с Наташей условия?

– Примерно, да.

– Эх, поэт ты наш! Лучше бы действительно стихи писал, чем философией занимался. Твоя жена сама с двумя детьми с утра до ночи твоим «Колумбом» занимается, и при этом вместо благодарности постоянно выслушивает твое ворчание и недовольство. А что Оля, чем она занимается: ест за твои деньги, спит у тебя в квартире, учится с твоей помощью и тебя за дурака держит?

– К ее учебе я никакого отношения не имею, а насчет остального ты прав. Но здесь скрыта другая сторона отношений, которую ты не улавливаешь. На первый взгляд, действительно, семья, жена, быт, все на виду, устоялось, прогнозируемо, легко поддается прочтению. Вроде бы есть все, но нет главного, понимания. Нас с Наташей связывают только дети, и моя уверенность в том, что сама она детей не поднимет. А бросать семью, что бы какой-то Вася терроризировал моих детей, Бог не простит.

– А в каких семьях, имеющих за спиной почти двадцать лет совместной жизни, ты встречал полное взаимопонимание? Безусловно, однообразие приедается, иногда раздражает; однозначно вспыхивают конфликты, причем серьезные, доходящие до мордобития. Ты думаешь, у тебя с твоей Олей не будет конфликтов? Это возможно сейчас у вас идиллия, но поверь, она основывается не на гармонии ваших характеров, а на ее поглощающем желании понравиться тебе. Поверь, как только ты сделаешь выбор в ее пользу, она предстанет в совершенно другом свете; это будет другая Оля: требующая, претендующая на что-то, корыстная, жесткая. Я уверен, ты ее еще не знаешь, это она только с одной стороны показывает себя, вторая, тебе не известна.

Олег, ты ослеплен и идеализируешь ее. Я знаю тебя уже не один десяток лет и могу сказать, что когда ты что-то вбиваешь себе в голову, это надолго, но это проходит. Сейчас ты слагаешь ей гимны и видишь в ней только хорошее, но потерпи с выводами, пройдет немного времени, и ты прозреешь, все станет на свои места, тебя ведь никто не торопит? За ней не стоит очередь из таких же «видных» женихов как ты?

– Да нет, не тех она достоинств.

– Это хорошо. Олег, тебя вылечит только время. Ты относишься к категории людей, которые сначала завышают планку оценки человека, потом ее резко занижают и лишь впоследствии выходят на естественное, объективное восприятие. Я могу тебе даже предсказать твое будущее с Олей: ты ее сначала вознесешь, переругаешься со всеми из-за нее, а потом в один прекрасный момент, когда уже все на тебе крест поставят, ты прозреешь и удивишь нас, вернувшись в семью, потому что ты, как и я, прекрасно понимаешь, что лучше семьи, лучше устоявшихся и проверенных временем отношений, нет и не может быть. А все то непонимание, эмоции, конфликты, которые сейчас тебя отталкивают от Наташи, временны и не значительны, в сравнении с теми проблемами, которые ожидают каждого из нас, если мы вдруг решим налаживать новые семейные отношения.

– Да их никто и не собирается пока налаживать, об этом речь не идет.

– Тем более, я уверен, пройдет время, и ты будешь смеяться над своими сомнениями. Хоть ты и профессор, пишешь для себя книги, но ничего в жизни не понимаешь. Начитался научных книг, бреда всякого, а в реальности то все другое. Наташа у тебя золотая, терпеть такого дурака шестнадцать лет, полностью отказаться от личной жизни, жить только твоими фантазиями и планами, за это ты ей ноги целовать должен, а не про Олю думать.

– Возможно, ты и прав, время покажет.

Игорь не понимал меня, да, наверное, я и сам не понимал себя. Все о чем он говорил, в чем убеждал, я и сам знал, видел. Наташа и Оля: с одной стороны, преданность, с другой – комфорт. Безусловно, важнее преданность, но ведь и как восхитителен комфорт! Я реально раздваивался как в чувствах, так и в своем восприятии. Мои устоявшиеся убеждения трещали по швам и не служили опорой. Мое внутреннее «я» словно утратило поддержку и ориентиры, брело автономно, независимо от прожитого опыта и устоявшейся системы взглядов. Видимо, это и есть раздвоение личности, когда человек делает то, что противоречит его убеждениям, когда ему начинает нравиться то, что раньше безоговорочно отвергал.

Игорь был прав во всем, кроме одного: он говорил прописные истины не Олегу, которого знал с семи лет, а совершенно другому человеку, который уже не слышал Ткаченко Игоря и даже не знал его. От Олега осталась только внешняя оболочка, атрибутика: лицо, фигура, манера поведения. Его внутреннее, содержание – психика, изменилась, реструктуризировалась. Содержание каждого человека составляет его внутренний мир, внутренняя система взглядов, через которую человек воспринимает окружающий мир и, соответственно, взаимодействует с ним. Как только по тем или иным причинам внутренняя система взглядов претерпевает качественные изменения, происходит кардинальное изменение человека. Несмотря на всю внешнюю идентичность, человек меняется, становится на себя не похожим. Эти изменения затрагивают все уровни повседневного существования: начиная от поведения, и заканчивая кругом общения. Человек перестает воспринимать тех, с кем до этого ему было приятно общаться, делает то, что ранее ни при каких бы обстоятельствах не совершал.

Я сидел напротив Игоря, видел это до боли родное лицо, знал, что до сегодняшнего дня это был практически единственный человек, с которым я мог отдохнуть душой, смело открыться, не нарвавшись на предательство и подлость и, тем не менее, чувствовал какую-то отдаленность от него. Его пренебрежение к Ольге задевало меня. Я в глубине души возмущался его резким выводам, его подтексту, прямому заступничеству за Наташу. Как, он, мой друг, мог не понять меня, не поддержать? Если Ткаченко, не видя Ольгу уже нестроен против нее, то что ожидать от остальных близких для меня людей?

Холодная волна отчужденности словно накрыла меня с головой. В жизни многое меняется, но особенно больно и досадно, когда уходят друзья детства, когда ты расстаешься со старым, школьным другом и остаешься совершенно один: один на один с назревающей проблемой.

Игорь продолжал убеждать меня в моей ошибке, приводил доводы, говорил, как ему казалось веско и убедительно, но я не слышал его. Впервые между нами встала стена непонимания. Он ее не видел, но зато я чувствовал ее каждой клеткой своего организма.

– Давай о чем-то другом поговорим – прервал я его на полуслове. – Лучше расскажи, как твой бизнес?

Чем больше негатива я слышал в адрес Оли, тем мне больше хотелось ее видеть, чтобы самому разобраться в сомнениях, чтобы убедиться в своей слепоте или же в несостоятельности наветов.

49

Шестого января, вечером, я решил ехать на Рождество в Донецк к Оле. Утром, и даже в обед я об этом не думал, не планировал, я радовался нормализовавшимся отношениям в семье, жил радостью детей, суетой семейного быта. Оля мне дважды звонила, но я только смеялся над ее приглашением.

– Что я скажу твоей маме: здравствуйте, я любовник вашей дочери?

– Олег, ей ничего не нужно говорить. То, что ей нужно знать, она уже знает. И ведь ты не к ней едешь, а ко мне. Я очень хочу тебя видеть и провести с тобой хоть один из праздников в Новом году.

– Ты всех женихов показываешь маме?

– Любимый, ты первый, кого я приглашаю к себе домой.

– Мне этим нужно гордиться?

– Я хочу увидеть тебя перед отъездом в Чехию. Прошу, приезжай, мы вместе уедем в Киев, а уже потом ты поедешь в Чехию. Я выполню любое твое желание, только приезжай!

Поначалу о поездке к Оле я даже не задумывался, наслаждался миром в семье, решал организационные вопросы по бизнесу. Но семь дней в семье, хоть и в новой обстановке тишины и мира, но все еще в изрядно чужой, какой-то неродной для души, уже поднадоели. Хотелось новых ощущений, риска, остроты. Все старания Наташи вернуть меня, угодить мне, были желанны и долгожданны, но то ли я слишком долго этого ждал, то ли во мне что-то изменилось, но я воспринимал все усилия жены, как игру, временное явление, на которое нельзя возлагать большие надежды. Сказка все равно когда-то заканчивается, а, зная жену, я был уверен, что выдержки ей надолго не хватит, что скоро вернутся кошмарные для меня дни истерик и скандалов.

К вечеру меня как магнитом потянуло к Оле. Как околдованный, не находя объяснений своему поступку, я придумал глупейший повод, и рано утром выехал из Лозовой.

Большую часть дороги в Донецк я задавал себе один и тот же вопрос: «зачем я это делаю»? Зачем своими руками разрушаю то, что начало восстанавливаться, наконец-то налаживаться в семье, то, на что я практически утратил последние надежды? Никто: ни она, ни дети, ни мама, не поняли моего отъезда в преддверии Рождества. Это семейный праздник, и я впервые проводил его вне семьи.

Объяснение своему чудовищному решению я нашел глупое, но, как казалось мне на тот момент, веское: я обещал Оле. Она добилась от меня обещания, так как из-за меня откладывались смотрины магазинов и разговор с человеком, которого она выбрала в роли исполнительного директора.

– Ты обещал научить меня зарабатывать деньги. Все задачи, которые ты передо мной поставил, я выполнила. Мне неудобно людям в глаза смотреть, так как без тебя я не могу принять решения, а ты постоянно откладываешь свой приезд в Донецк.

Я привык выполнять свои обещания. Кроме того, мне было не совсем удобно перед ней. Я не то, что сильно хотел ее видеть, нет, скорее наоборот, обязанность внимания к ней на фоне налаживающихся отношений в семье, удручала и внутренне раздражала. Но я постоянно помнил о ее желании угодить мне, и о тех страданиях и унижениях, через которые она прошла, пытаясь достучаться до моего сердца и чувств. Из телефонных разговоров я понял, насколько для нее важен мой приезд, и мне не хотелось разочаровывать ее, обманывать ожидания. Я должен был поехать, и именно это «должен» все двести километров пути до Донецка меня угнетало и расстраивало.

Я ехал на «Мерседесе», который непредсказуемо вел себя при гололеде. Дорога была заснеженная и скользкая. Я ехал не больше пятидесяти километров в час, поэтому казалось, моим сомнениям не будет конца. Я не повернул с полдороги назад только по той причине, что не привык менять решения. Я настроил себя до конца испить эту чашу, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе.

Наконец я въехал в Донецк. Оля на такси встречала меня на въезде:

– Привет, мой золотой, как доехал? – на ее лице сияла уродливая, счастливая улыбка, но я поймал себя на мысли, что насколько Оля стала родным и близким для меня человеком, словно приехал домой.

– Нормально.

– Долго ехал?

– Прилично, дорога скользкая, на «Мерседесе» не разгонишься.

– Я так тебя ждала! Поехали ко мне, я тебя покормлю, ты отдохнешь, а потом определимся.

– Мама дома?

– Да, она ждет тебя – и, словно предчувствуя мою реакцию, успокоила – Не переживай, она не будет нам мешать, покормит и уйдет.

– Мне не нравятся твои эксперименты. Я женатый человек, не намного младше твоей мамы, о чем мне с ней говорить, как вести себя?

– У меня очень современная мама. Только об одном прошу: не шути в своем духе, я-то привыкла, а мама твои шутки не поймет.

– Хорошо, буду молчать, но все равно, не нравится мне все это.

– Я рядом, не переживай – она обняла меня и поцеловала.

Ее присутствие довольно своеобразно на меня подействовало: я расслабился, успокоился, почувствовал себя сытым и удовлетворенным. Присутствие Наташи так не действовало. Рядом с женой я постоянно был начеку, сконцентрирован, собран, внутренне подтянут.

Мы приехали к Оле домой, и я действительно попал в домашнюю обстановку. Мама Оли, довольно приятная, моложавая женщина пятидесяти пяти лет, нас встретила, усадила за стол, накрыла его. Мы познакомились, обменялись незначительными фразами. На удивление я не почувствовал неловкости: не знаю за кого меня выдавала Оля и какие по поводу меня строили планы, но обстановка была искренней и радушной. Меня здесь ждали, для меня специально приготовили борщ, купили молоко, печенье, любимые конфеты.

– Я за праздники килограмма на четыре поправился, думал у вас поголодаю, но смотрю, не получится.

– Зачем голодать? Вон Оля, какая тощая стала, вы ее в Киеве совсем голодом заморили.

– Это не ко мне, а к врачам. В Киеве она кушает за двоих, да еще на ночь глядя, и готовит такие вкусняшки, от которых отказаться невозможно. Из-за нее я стал толстым и некрасивым.

– Неправда, вы очень даже ничего. Хорошего человека должно быть много, а что это за мужчина, если он худой.

– Вы мне столько комплиментов говорите, наверное, хотите чего-то – попытался пошутить я, но, встретив предупреждающий взгляд Оли, отступил – Простите, Оля предупредила, чтобы я в вашем присутствии не шутил, поэтому умолкаю.

– Почему? Оля, ты, правда, такое говорила?

– Мама, Олег шутит, ты скоро к этому привыкнешь.

Я наелся и прошел в зал.

– Включайте телевизор, я сейчас ухожу.

Оля включила мне телевизор, и я по привычке начал смотреть одновременно несколько фильмов. Я слышал возню за дверью, шепот, какие-то перестановки, но я был сыт и расслаблен. Я знал, что Оля сделает все, чтобы я остался доволен поездкой, и это умиротворяло.

Оля несколько раз заходила:

– Тебе что-нибудь надо, милый?

– Пока нет.

– Сейчас, маму выпровожу, и мы останемся вдвоем, не скучаешь?

– Все нормально.

– Конфет дать?

Она не могла отойти от меня, и мне это нравилось: столько внимания и заботы я давно на себе не испытывал.

– Спасибо, пока не нужно, занимайся своими делами.

Оля выходила, чтобы через несколько минут забежать, прижаться ко мне.

– Я так по тебе скучала! До последней минуты не верила, что ты приедешь. Спасибо тебе за праздник, любимый.

– Потом рассчитаешься.

– Все что скажешь, милый.

В чужой квартире на удивление я совершенно не чувствовал дискомфорта. Оля смогла обставить все так, что все мои сомнения, вопросы, преследующие меня всю дорогу в Донецк, отпали как мишура. Я забыл о жене, детях, бизнесе. Я окунулся в мир, о существовании которого читал только в произведениях Чехова, Куприна, Бунина – в мир любви. До недавнего времени я не верил в существование этого мира. Наташа часто говорила, что любит меня, и пыталась создать вокруг меня мир содержательно похожий на мир любви, но он не впечатлил меня. Многие моменты мне в нем понравились, но я воспринимал его трезво, без всяких эмоций. Видимо не зря говорят: все, что рядом и близко, всегда недооценивается и не замечается.

Олин мир, пробуждал во мне именно эмоции. Разум, его прагматизм и аналитика, вдруг отступили, и на первый план вышла чувственная сторона, о существовании которой я знал, но не думал, что она когда-то станет моей составляющей, будет использована мною. Олин мир любви был обволакивающим и пьянящим, в нем я терял голову и предавался эмоциям. Сознание отключалось, и на первый план выступала работа подсознания. Я как кобель возле удовлетворенной сучки чувствовал гордость за себя и одновременно полную внутреннюю удовлетворенность. Я был благодарен судьбе за то, что она открыла передо мной и этот аспект жизни – эмоциональный: в нем было пусть не познавательно, но интересно. Но познавательности, работы сознания в этом мире и не требовалось, скорее здесь она была бы неуместна. Идиллия, рай, только такие эпитеты приходят на ум, когда хочется описать весь тот спектр эмоций, которые я в комплексе испытал, оставшись на весь день наедине с Олей. Я отключил мобильный телефон, потерял связь с реальностью, и это первое Рождество, проведенное мной на одном дыхании, прожитое одной минутой.

Я был счастлив.

50

– Золотой мой, я обдумала все, что ты говорил по кредиту, и решила его взять. – Оля грамотно расставила акценты: в рождество мы о работе не говорили, речь об этом зашла только на следующее утро, за завтраком. – Я посоветовалась с мамой, она тоже считает, что это разумное решение. Я хочу учиться бизнесу. Если ты не возражаешь, я бы хотела услышать твой совет, куда мне вложить кредитные деньги.

– О какой сумме идет речь? – я открывал у Оли новое качество, ее деловитость.

– Точно не могу сказать. Моя квартира сейчас стоит, примерно, пятьдесят-шестьдесят тысяч долларов. Мама узнавала у своей знакомой из банка, под мою квартиру могут дать до сорока тысяч долларов, в гривнах – это до двухсот тысяч.

– И куда ты хочешь их потратить?

– Не решила, жду твоего совета. Мне лично ничего не надо.

– Я думал о перспективах наших с тобой бизнес отношений. По большому счету, мне твоих денег не надо: у меня устоявшийся бизнес и зарабатываю я достаточно. Кроме того, у меня и спонсор постоянно под рукой: Сережа в этом плане мне сильно помогает. Но я обещал, поэтому под твою сумму мы можем более масштабно развить торговлю секендхэндом. Это направление, на мой взгляд, сейчас наиболее интересное. Я, например, занимаюсь им больше полугода, и получаются неплохие результаты. Мы с Сережей на эту тему разговаривали, после поездки в Чехию, если мои прогнозы подтвердятся, то Сережа готов профинансировать под этот проект триста тысяч гривен. С учетом этого я готов на каждую твою гривну вложить три.

На мой взгляд, Донецкий регион в этом плане, очень перспективный: на фоне высоких зарплат низкие цены на одежду европейского качества должны обеспечить нормальный товарооборот. Я думаю, что ты свою сумму можешь разбить на три части: первая пойдет на покупку магазина, если, естественно найдешь что-то по таким ценам; вторая часть – в товар; и третью, незначительную часть ты должна потратить на машину. Без средства передвижения с тебя толку будет мало. Волка ноги кормят. Для того, чтобы контролировать людей, ты должна быть мобильной.

Есть другой вариант: если окажется, что цены на коммерческую недвижимость у вас чрезмерно высоки, то полученный кредит ты можешь разбить на две неравные части: первая на покупку магазина, вторая на машину, товар я дам под реализацию. В этом и будет заключаться мое финансовое участие.

Наконец, ты можешь взять несколько магазинов в аренду. Все зависит от стоимости магазинов в вашем регионе.

– Я узнавала, примерно, магазин площадью до пятидесяти квадратов стоит двадцать-тридцать тысяч долларов. Это на окраинах Донецка. Я уже два выбрала, мы сегодня можем съездить, посмотреть.

– А в Макеевке, других крупных прилегающих городах?

– Я думаю не меньше.

– А аренда сколько стоит?

– Разные цены, все зависит от расположения магазина: в центре – дороже: 150-200 долларов за квадратный метр, на окраинах дешевле – до десяти долларов. У моего хорошего товарища есть магазин в Макеевке, он может сдать первый этаж: это больше ста квадратов, но без ремонта. Он тоже сегодня нас ждет.

– Это твой бывший кавалер?

– Нет, мы просто с ним давно дружим.

– Правильно, у тебя кавалеров было много, если подумать, то что-то из них вымутить можно: один предоставит помещение, другой товар, третий профинансирует, четвертый станет торговать. Это современный рациональный подход.

– Дорогой мой, не говори глупостей, ты у меня единственный и незаменимый. Мне никто другой не нужен, тем более бывшие кавалеры. Их было не так много, как ты думаешь, и давай не будем затрагивать эту тему, слишком болезненно ты ее воспринимаешь. Лучше уточни, что я должна сейчас делать. Я решила, что деньги под квартиру возьму обязательно, какие мои следующие шаги? Мы сегодня едем смотреть на магазины?

– Конечно, а зачем я приезжал? Уточняй сумму кредита, еще раз проанализируй цены на коммерческую недвижимость. С маленькими помещениями, на мой взгляд, лучше не связываться, ищи большие склады. Если цены на них не подъемные, то я определюсь со своими финансовыми возможностями, и может, какой-то объект возьмем на долевом участии. Если нет, то рассмотри варианты аренды магазинов, только без фанатизма. У тебя большой круг знакомств, подключи бывших «любимых» и «дорогих», пусть они помогут в поиске. Поверь, вариантов много. Цену определяет хозяин: он может загнуть ее по максимуму, а может, если хорошо попросят, назвать глубокий минимум.

– Хорошо.

– Времени у тебя на организацию больше двух недель. После моей поездки в Прагу, этот вопрос мы обсудим детальней. Кстати, на секонде не зацикливайся, поищи другие темы для финансирования, может, найдешь что-то интереснее. У вас в регионе своя специфика, может, встретишь что-то более выгодное. Ты у нас любишь общение, вот и общайся содержательно. Пересмотри свои знакомства, установи тех, кто в этом плане интересен, имеет за плечами конкретные, весомые результаты. Если таковые имеются, удели им больше внимания, поулыбайся.

– Ты специально издеваешься над моим дефектом? Поулыбаться, чтобы они разбежались, увидев меня?

– Ну что ты! Ты ведь симпатяжный крокодильчик. Если они люди умные, то они обратят внимание, прежде всего, на твои деловые качества.

– Золотой, я все сделаю, не сомневайся.

– Я не сомневаюсь, это же тебе надо. То, что я хотел получить от жизни, уже получил; если ты хочешь достичь чего-то большего, то собирай до кучи свои булки, и работай: меньше спи, а больше думай, пробуй и, в общем, действуй.

– Я знаю.

В этот день мы много ездили. Оля показала все магазины, об аренде, которых она уже договорилась, посмотрели мы помещение в Макеевке. Мне понравился ее деловой подход, и если я не был уверен в том, что наши чувства будут иметь какое-либо продолжение, то насчет деловых связей, бизнеса, как связующего элемента, я начал уверовать. Практичность, отношения, построенные на четком понимании полезности общения, его плюсов и минусов, для меня выглядели более устойчивыми, чем отношения, в основе которых лежала чувственность. Я впервые начал рассматривать другую составляющую содержания нашего общения: Оля, как деловой партнер, как женщина, с которой хорошо в постели, не скучно в общении, и продуктивно сотрудничество в бизнесе. И этот ракурс более впечатлял.

51

После обеда до меня дозвонился Сережа:

– Ты стал неуловимым: вчера весь день звонил, но ты отключил телефон, сегодня полдня звоню, с тобой нет связи, ты хоть живой?

– Живой, я в Донецке.

– Ты в Донецке? Поздравляю. Как теща, для секса годится?

– Неплохая, с твоим извращенным вкусом, думаю, понравится.

– Что, слишком страшная?

– Женщина в возрасте.

– А как тесть?

– Они разведены, отца не видел. И вообще, я здесь налаживаю новое направление в бизнесе, а ты мне про глупости говоришь.

– Так ты не свататься приехал?

– Я знаю, тебе доставляет удовольствие посмеяться над близкими, но разочарую, я здесь сугубо по делам.

Сережа долго смеялся:

– Олег, ты меня всегда удивлял, потому что видел в людях то, чего у них никогда на самом деле не было. Взять твою Олю, сначала ты в ней обнаружил ум, потом деловые качества, такими темпами, ты скоро откроешь в ней неписанную красоту! Но где это все в ней находится, покажи?! Малыш, ведь на улице не весна, а середина зимы, почему ты все так идеализируешь?

– Вам богатым легко, а нам, бедным, постоянно приходится искать что-то новое, неизведанное, чтобы прокормить семью, воплотить в жизнь те или иные мечты и надежды. Возможно, поэтому мы заглядываем глубже, чем вы и видим то, что вам не дано увидеть.

– Кремлевский мечтатель! Ведь ты уже обжигался, на своей Инне, Люде. Ты такие возлагал на них надежды, такое себе нафантазировал, а что получилось в реальности? Одна оказалась дурой, другая – проституткой.

– На самом деле не так все плохо было.

– Подожди, согласись, ведь они не оказались теми сверхумными женщинами, с которыми ты продвинулся в решении своих материальных вопросов?

– На определенном этапе они подавали надежды.

– Вот и я о том же говорю: на определенном этапе. А этот этап, как правило, длится день или два, на большее они не тянут, мы тебе все об этом говорили и, как оказалось, были правы. Так вот, сейчас, мы тебе в один голос заявляем, что твоя Оля, это еще худший вариант. У тех хоть внешний вид был, а эта страшная, как смерть. Нельзя быть таким слепым, особенно в сорок лет.

– Время нас рассудит.

– Я не возражаю, но ты вспомни, когда ты только познакомился с Олей, я тебя предупреждал, что пройдет немного времени, и она околдует тебя, приложит все усилия, чтобы ослепить и завладеть тобой, потому что с ее внешними данными ты подарок в ее судьбе. Было такое?

– Говорил.

– И что получается: сначала ты приютил ее из жалости, потом не мог нарадоваться на нее, как на служанку; следующий этап, ты вдруг обнаружил в ней ум, и тебе понравилось общаться с нею; затем, ты мне рассказывал о каком-то эксперименте для своей новой книги, а вот сейчас ты мне заявляешь, что ты с ней начинаешь совместный бизнес-проект, то есть, насколько я понимаю, ты обнаружил в ней великие способности к бизнесу. Малыш, ты посмотри на себя со стороны, это ты? Я за все пять лет, которые знаю тебя, такого заблуждения за тобой не замечал.

– Сережа, самое интересное, что все перечисленные тобой этапы наших отношений с Олей объясняются одной фразой: я читаю ее как книгу, и мне интересно. Честно, я не могу остановиться, сюжет захватил, и я обязательно дочитаю ее до корочки, не люблю останавливаться на половине пути.

– И какой же будет конец книги: под венец?

– Не знаю, но думаю – печальный. Венец исключен, посмотрю, как сложатся с ней отношения в бизнесе.

– Что я могу тебе сказать, читай ее быстрее, нам всем тревожно за тебя.

– В тяжелую минуту ты же поддержишь?

– Тебя – да, ее – добью.

– Спасибо и на этом.

52

Несмотря на разговор с Сережей, я уезжал из Донецка с легким чувством удовлетворения: я не только отдохнул душой с Олей, но и начал организовывать новое направление в бизнесе. И чем дальше я отъезжал от Донецка, тем труднее мне было понять, что же важнее было для меня: общение с Олей, или же открывающиеся перспективы в бизнесе.

Разговор с Сережей натолкнул на новый ход мыслей. Безусловно, Оля первая из женщин, которой удалось увлечь меня. С ней было легко и вальяжно. Я чувствовал свою значимость и представительность, окутанный заботой, вниманием и удовлетворенный во всех желаниях, я отдыхал душой и телом. Но, несмотря на полный комфорт, на эйфорию от всесторонней удовлетворенности, в глубине души я всегда ценил ее за рассуждения, за поступки, за которыми, как мне казалось, просматривалась полноценная работа сознания. Меня всегда тянуло к умным женщинам, я благоговел перед ними, наслаждаясь общением и минутами близости. Несмотря на пробуждающуюся периодически чувственность, в общении с людьми я практически всегда руководствовался жестким прагматизмом. Чувственность временна и непостоянна, она приходит и уходит как дуновение ветра. Отношения, построенные на чувственности зыбки и опасны, так как в любую минуту могут обвалиться, перерасти в противоположное чувство ненависти, агрессивности, потому что в них нет главного: устойчивости и основательности.

Оля изначально привлекла меня глубиной и содержательностью своих рассуждений. Несмотря на то, что Сережа сомневался в ее умственных способностях, а иногда, и я сам убеждался в ее промахах и просчетах, Оля для своего возраста обладала развитым интеллектом. Доказательством служило то, что Оля не повторяла ошибок и строила свое поведение не на основе эмоций и чувственных порывов, а исходя из жесткого расчета и целей. Легкость в общении с ней объяснялась прогнозируемостью ее поведения. Причем прогнозируемость поведения с умным и эмоциональным человеком в корне различаются. С умным человеком она обоюдна, например, я не только знал и понимал Олю, но, одновременно, был уверен, что и она меня точно также знает и понимает. Эта уверенность рождала взаимоуважение и внимание к особенностям поведения каждого из нас. Мы предвидели реакцию друг друга и в соответствии, строили свое поведение.

Прогнозируемость поведения человека эмоционального заключает в себе односторонность и непонимание. Например, с Наташей, я мог предсказать ее реакцию на то или иное действие, но эта реакция была не объяснима с точки зрения логики, так как основывалась не на сознательной деятельности, а на эмоциях, чувственных порывах, противоречивых, непоследовательных, эпатажных. При этом мое поведение не понималось ею, и соответственно, воспринималось как фрагментарное действие, без связи, видения глубины и последовательности. Если с Олей любое неприятие той или иной ситуации вызывал анализ поведения в целом, выяснение причин конфликта, то с Наташей расхождение в видении того или иного вопроса вызывало только бурю эмоций, так как она не отслеживала поведение в целом, не видела его логичности и последовательности, а реагировала только на конкретное действие или слово. С Олей конфликтная ситуация, практически больше не повторялась, так как помнилась негативная реакция на нее; с Наташей конфликты по одному и тому же поводу возникали неоднократно. Она не понимала меня и не помнила мою реакцию на конфликт. Поступок как фрагмент не запоминается, чтобы понять поведение человека, нужно видеть его течение: начало, конец и то, что эти две крайности соединяет. Только в этом случае можно говорить о понимании и согласованности поведения двух людей. Наташа всего этого не только не воспринимала, она не принимала поведения именно в таком объяснении. Соответственно, все, что раздражало ее в моих поступках, для нее являлось не моим поведением, целостной реализацией моего внутреннего «я», а совокупностью не связанных и не взаимовытекающих действий. И вот на каждое такое действие, она, в зависимости от ситуаций и настроения, по-разному и реагировала. Я же со своей стороны, не хотел уступать, так как считал себя в этом вопросе правым. Меня глубоко раздражало то, что причины наших конфликтов уже объяснялись мною и эти ситуации уже проживались. Я устал объяснять Наташе, что мое действие, это не отдельно взятый фрагмент, а поведение в целом, и его нужно рассматривать в контексте всего моего поведения; я не могу заменить действие, не поменяв поведения. А какой смысл менять поведение, если в целом оно ее устраивало, и мало того, ее реакция на мои действия каждый раз оказывалась различной, поэтому невозможно было предугадать, в каком формате нужно поменять действие, чтобы оно не раздражало ее?

Повторяемость конфликтов, знание реакции жены до ноты в интонациях ее голоса, пробуждали во мне одни эмоции. Поэтому любое знакомство с женщиной, которая понимала меня, причем не на словах, а в повседневном поведении, вызывали во мне чувство удивления. Я часто наталкивался на понимание, но со временем убеждался, что это понимание имеет свою глубину и пределы. И разочаровывался… Слишком мелка была глубина и узки пределы понимания. Я уже считал, что полное понимание между мужчиной и женщиной – это не предусмотренное природой явление, что как таковое, оно не существует в жизни, как встретил на своем пути Олю, человека, который, как мне казалось, понимал меня в полном объеме, просчитывал, прогнозировал, сопоставлял свое и мое поведение.

Дорога по заснеженной трассе Донецк-Киев, впервые приоткрыла для меня возможные причины моего влечения к Оле. Я понял, что не в чувственности дело. Я не верил в то, что способен на постоянное, глубокое чувство: возраст не тот, да и ситуация, несмотря на наиболее благоприятный момент, была не в пользу пробуждения чувственности. Хлопоты с докторской диссертацией, беспокойство за будущее своего бизнеса, неудовлетворительные отношения в семье меньше всего стимулировали рождение чувственности. В этот момент мне больше нужен был партнер: надежный, новый, перспективный. За свои сорок лет я уяснил очевидное: возможно, один в поле и воин, но только тогда, когда за спиной стоит команда, определенное количество людей, которое поддержит в нужную минуту, придет на помощь, усилит, увеличит шанс на победу.

Последние десять лет, за которые я, в принципе, и добился определенных результатов, как в бизнесе, так и науке, я работал в команде, с людьми, которые меня понимали, и с которыми я закладывал основание своего будущего. И если в науке в этом плане у меня было все устойчиво, налажено, я видел перспективы и знал, что меня всегда поддержат и помогут, то в бизнесе, после гибели моего компаньона Юры Земецкого, этот вопрос вот уже третий год оставался открытым. Я разрывался между Киевом и Лозовой, при этом, не достигая значительных результатов ни там, не там. В особо тяжелые минуты, я с тоской вспоминал о нашем партнерстве с Юрой: он развивал наш бизнес в Лозовой, тогда как я налаживал его в Киеве.

В глубине своего сознания, все больше и больше узнавая Ольгу, я тешил себя мыслью, что это, возможно, и есть тот человек, которого я могу привлечь в качестве компаньона к решению материальных перспектив. Я впервые четко определил ее место в своей жизни и понял, почему я, сознательно обостряя отношения в семье, все-таки провел Рождество с ней, а не с семьей. Я искал делового партнера. Мне не нужна была женщина любовница. Рассматривая Олю в этой роли, я не видел с ней будущего. Любовница – это содержанка, вынужденное раздвоение психики, жизнь на два дома, прогрессирующая ложь в семейных отношениях и целый ряд других негативных факторов, которые лишают отношения устойчивости и перспективы. Другое дело, женщина – партнер в бизнесе. В этом плане отношения переходили на качественно новый уровень, становились определенными, осмысленными и объяснимыми. В последнее время меня волновала неопределенность в материальном благосостоянии моей семьи. Я уже добился определенных успехов в этой области, но мне хотелось большего. Мне уже тяжело давалось раздвоение между наукой и бизнесом, нужен был кто-то, кто бы вошел в бизнес, понял стратегию и взял на себя руководство, при этом понимая меня и считаясь со мной. А я бы все силы отдал науке, и добился там гораздо более весомых результатов.

Я начал понимать себя. Восемьсот километров медленной комфортной езды создали условия, в которых я смог разобраться в том нагромождении фактов, накопившихся за последние два месяца. В моих глазах умная женщина – это самый желанный партнер в бизнесе. Мужчина всегда недооценивает женщину, и если женщина умный руководитель, то, зная этот факт, она всегда добьется от мужчины того, чего трудно, а иногда и невозможно добиться мужчине от мужчины. Я знал ситуации, когда женщина руководитель решала такие вопросы, какие мне как руководителю решить было невозможно, или же это решение обходилось слишком дорого. Срабатывал фактор недооценки, кажущегося превосходства мужчины над женщиной, а также определенное «снисхождение» мужчины-руководителя к просителю женщине. Я надеялся обнаружить в Оле человека, который благодаря своим внутренним качествам смог бы стать моим младшим партнером в бизнесе, или хотя бы на определенном этапе облегчить мою зависимость от бизнеса. При этом для меня были важны именно внутренние качества, а не опыт, возраст, пол, социальное и материальное положение. Как я уже не один раз убеждался, внутренние возможности человека сторицей компенсируют в нем то, что он еще не имеет, но страстно хочет иметь. И я готов был поделиться опытом, долей в бизнесе, властью, все это для меня было второстепенно и даже обременительно, лишь бы человек, получив желаемое, не вознесся в собственной самооценке, а продолжил развивать, совершенствовать полученное. Я часто практиковал в своем бизнесе: официанток ставил на руководящие должности, посудомоек переводил в повара, с бухгалтером открывали совместный бизнес и результаты получались интересными. Люди без образования, должной подготовки, за очень короткий промежуток времени, стимулируемые только одним желанием карьерного и материального роста, добивались высоких, с моей точки зрения, профессиональных качеств. Поэтому вместо того, чтобы искать высокооплачиваемых менеджеров, специалистов, которые кичились своими дипломами и кажущимся профессионализмом, я постоянно искал среди своих знакомых, в коллективе, подающих надежды самородков, с которыми работал, воспитывал, передавал опыт, и которые впоследствии оправдывали возлагающиеся на них надежды. Оля была одним из вариантов, причем, наиболее перспективным.

После трагической гибели своего компаньона я уже не один раз пытался найти ему достойную замену, но все варианты оказывались не из лучших. Я понимал, что причины неудач с новыми партнерами были и во мне, так как я предъявлял довольно жесткие требования к их работе. Но одновременно и люди, с которыми я пытался сработаться на партнерских отношениях, не дотягивали до уровня «хозяина», который требовал не только контроля, но и разумной инициативы, приводящей к получению дополнительной прибыли. Чем дольше я самостоятельно занимался бизнесом, тем большее беспокойство он у меня вызывал, так как по мере расширения он все больше забирал у меня свободного времени. А я не мог себе этого позволить. Для меня бизнес всегда оставался хобби, и я старался тратить на него минимум свободного времени. Но если раньше такое отношение к бизнесу еще позволяло относительно небедно существовать моей семье, то с каждым последующим годом проблем накапливалось все больше и больше: появились долги, незакрытые вопросы. Я не успевал, зашивался, но, тем не менее, менять науку на бизнес не было ни малейшего желания. Наоборот, с каждым годом я понимал, что материальные ценности меня волнуют все меньше и меньше, а вот научные исследования, перспектива оставить свой след в истории, в духовном наследии общества, меня притягивала и волновала. Поэтому мне нужен был партнер, который бы вошел в бизнес и не только контролировал его, но и развивал, совершенствовал, так как я и строил его с перспективой к развитию. И Оля, возможно, была одним из таких вариантов. Я строил на нее планы, она нужна была мне, поэтому я и шел на компромисс с нею по многим, ранее принципиальным для меня вопросам.

Я оставил Олю в Донецке организовывать наш первый совместный бизнес-проект, и почему-то был уверен в положительном конечном результате: Оля рассудительно и последовательно подошла к его реализации. Если бы в наших отношениях доминировала чувственность, то разлука с любимой женщиной вызвала бы тоску, грусть, сомнения. Меня же переполняло удовлетворение оттого, что Оля осталась работать в Донецке и что, возможно, я нашел партнера, которому достаточно поставить задачу, и который, судя по предварительным результатам, с успехом мог ее выполнить.

53

На следующее утро я уехал в Чехию. Я просчитывал новое направление в бизнесе, поэтому хотел лично посмотреть на его организацию в Европе. Раз в год я выезжал по делам в Европу и знал, что Украина от западноевропейских стран по уровню развития отстает минимум лет на пять-десять. То, что для них являлось сегодняшним днем, для нас – трудно обозримым будущим. Хотим мы этого, или не хотим, но Европа для нас – это ориентир во всех сферах жизни. По большому счету, Советский Союз развалился из-за разительного несоответствия западноевропейского образа жизни и нашего, «социалистического».

Если задуматься, то им, на Западе, живется гораздо труднее, чем нам. Они развиваются, направляя свои усилия в смутно обозримое будущее. Они прогнозируют его, воображают, пытаются просчитать, затрачивая огромные суммы на исследования. И все равно ошибаются.

Нам, выходцам из бывшего «социалистического строя», в этом плане гораздо проще. Мы свое будущее не только видим в реальности, но и можем, при наличии достаточной суммы денег, в него поехать. Мы уже знаем, чего хотим. Мы смотрим на Запад, на «их» образ жизни, и воочию наблюдаем свое будущее. Только поднатужиться и скопировать, через кальку, с незначительными изменениями и дополнениями воплотить у себя. Поэтому я и ехал в Чехию, чтобы получить реальное представление о том, что ожидает мой бизнес лет через пять.

Все семь дней поездки за границу, я был настроен только на работу. Все личное осталось в Украине, и меня интересовала только организация бизнеса. Чехи делились со мной всем, о чем я только не спрашивал. Они возили меня по Праге и показывали все, о чем я просил. Все семь дней поездки я практически ни разу не вспомнил об Оле; иногда о жене, чаще о детях. Время все расставляет на свои места. Чтобы разобраться в чувствах, нужно расстаться с человеком и загрузить себя работой, чтобы отвлечься, снять с глаз пелену или так называемые «розовые очки», а потом по-новому, свежим взглядом посмотреть на волнующую проблему.

Семь дней полной изоляции от Украины и от всего, что с нею было связано, восстановили внутреннее спокойствие в душе. Нельзя сказать, что я до этого был сильно взволнован, но неопределенность отношений с Олей и с женой накладывали свой негативный отпечаток на внутреннее состояние психики. Работа и удаленность от повседневных проблем внесла спокойствие и, наконец, понимание значимости этих двух женщин для меня. Я не сделал выбора, потому что он был невозможен: эти две женщины были совершенно разного плана. Наташа – это семья и все, что с нею связано, Оля – это, прежде всего, бизнес, и то, этот вопрос оставался открытым. Задумываясь, я признавался себе, что Наташа больше соответствовала моему идеалу женщины, в этом вопросе она оставалась непревзойденная. Именно о ней и о детях я вспоминал вдали от Родины. В Оле не было уверенности, поэтому я не возражал, чтобы она жила своей жизнью. В Наташе я был уверен и хотел, чтобы она жила только моими проблемами, и почему-то не сомневался, что именно так она и живет. Как правило, достоинства человека обнаруживаешь после расставания с ним, и я благодарил судьбу за то, что в этом вопросе я не дошел до крайней черты. Все раздоры, скандалы, семейные конфликты отошли на второй план в сравнении с пониманием того, что меня ждут, что мне верны, и что мне есть куда вернуться. И эта уверенность в нерушимости семейных уз придавала уверенность и в работе. Я думал о семье с легкостью в сердце, на досуге, посвящая свой труд им. Они для меня были всем, и именно для них я все это строил и организовывал.

54

По возвращению в Украину меня ждала семья в Лозовой и Оля в Киеве. Практически не задумываясь, я выбрал Лозовую, хотя мне пришлось из-за неудобства в расписании поездов еще сутки просидеть на вокзале во Львове.

– Мой золотой, почему ты ко мне не едешь? – голос Оли после недельной разлуки казался далеким и чужим. – Ты разве не хочешь меня увидеть?

– Оля, мне надо ехать в Лозовую, там бизнес, семья. Решу свои вопросы, приеду к тебе в Киев.

– Я уже вещи с квартиры вывезла, как и обещала. Кому ключи отдать?

– Пока поживи, я приеду, разберемся.

– Тебе моя мама вкусняшек передала. Ты пока приедешь, я их съем.

– Ничего, мама еще передаст.

– Ты совсем за мной не скучал, может, другую полюбил? Я тебя никому не отдам. Ты мой, запомни.

– Запомнил – я улыбнулся.

– Разве только с твоей женой согласна делиться, а о других женщинах забудь. Ты мне не изменял в Чехии?

– Там такое удовольствие дорого стоит.

– Смотри мне – ее голос был строг, но, сопоставляя ее щуплую пятидесятикилограммовую фигурку со своими ста килограммами веса, я не мог не рассмеяться.

– Ты мне угрожаешь, Губошлепова?

– Угрожаю.

– Как я могу изменить своему крокодильчику? – что-то теплое вернулось по отношению к ней, подзабытое. – Мне сорок, тебе двадцать четыре. По твоим словам, ты красавица. Как может дедушка изменить снизошедшей до него красавице?

– Ты не язви, я никогда красавицей себя не считала, мы уже обсуждали это. Симпатичная и сексуальная – это да, а красавицей – никогда. Но ты даже это отвергаешь. Наслушавшись тебя, я уже сама посматриваю на себя в зеркало и думаю, ну не страшилка ли я? Мне мама, подруги, все в один голос говорят, что за время знакомства с тобой я опустилась и подурнела. Я и сама это заметила. Но с другой стороны, ели верить тебе, то, что красься, что не красься, все равно для тебя я крокодильчик, поэтому до тебя я не сильно много уделяла времени макияжу, а с тобой вообще забросила это дело. Косметика сохранилась в целости и сохранности. Экономия.

Один мой знакомый, Женя, когда я ему в лоб задала вопрос о своих внешних данных и о твоем мнении о них, долго смеялся, но ответил, что у тебя комплекс: ты, чтобы подавить меня, разрушаешь мою уверенность в себе. Я действительно стала верить, что я дурнушка, а раз так, то кроме тебя, соответственно, никому не нужна. И я начинаю ловить себя на мысли, что это не я снизошла к тебе, отдавая свое юное тело в твои старческие объятия, а ты, пенсионер, делаешь одолжение мне, находясь рядом. Ты хитрый, психолог.

– Вижу, ты серьезными делами занималась, пока меня не было.

– Я же должна была раскусить твои интриги. Я чувствую, как ты меня втягиваешь в свою жизнь, подавляешь, а я не привыкла кланяться и поддаваться мужчинам. Я сильная женщина и, предупреждаю, буду бороться до конца. Тебе не удастся меня поломать как свою жену.

Напоминание о жене неприятно резануло слух.

– С чего ты взяла, что я «поломал» жену?

– Ты сам мне говорил. Теперь жалеешь, потому что тебе с ней стало неинтересно. Я не повторю этот путь, не надейся. Ты умный, хитрый, но я тоже много думаю. Пока тебя не было, я постоянно размышляла над тем, что ты мне рассказывал. Я своим подружкам о тебе много рассказывала, передала наши с тобой вечерние разговоры. Мне так их не хватает. Я убеждаюсь, что по многим вопросам ты прав, я замечаю это все больше и больше. Представь, мне впервые стало скучно и не интересно в Донецке. Я посмотрела, как живут Аня и Света, чем насыщен их день, на что они тратят время, и поняла, что это не мое. Ты моя судьба, моя палочка-выручалочка. Ты раскрыл мне глаза на смысл жизни, на ее полноценность. И я времени зря не теряла, практически решила вопрос с кредитом, остались детали, обещают к концу января его выдать. Я присмотрела еще магазины, рассказала о своих планах нужным людям, которым доверяю, как ты и учил, подбираю команду, работаю с людьми, так, что я у тебя умненькая. Ты мне только рассказывай, подсказывай, учи, я все сделаю.

– Я в тебе не сомневался. Под какие проценты дают кредит?

– Под четырнадцать.

– Это неплохо. В Чехии банковский кредит три-пять процентов годовых, вот где можно развернуться. А я работаю под двадцать процентов и считаю это вполне приемлемым!

– Видишь, а я договорилась под четырнадцать!

– Молодец! Правильное воспитание, когда ученик достигает больших вершин, чем учитель. Будем надеяться, что ты станешь достойной ученицей.

– Не ученицей, а женой! Ты что забыл, что собирался на мне жениться?

– Оля, у нас, во-первых, с тобой об этом не было речи, а во-вторых, ты когда на себя в зеркало последний раз смотрела?

– Я знаю, что ты всегда можешь поднять настроение. В зеркало я смотрела на себя утром, когда в академию собиралась, и ничего, понравилась, а насчет свадьбы мы хоть и не обсуждали этот вопрос, но по глазам вижу, что ты к этому готов.

– Когда за меня начинают домысливать и делать выводы, меня это всегда раздражает, ты знаешь это. Поэтому оставь свои иллюзии при себе. Учись и работай, а о свадьбе мы заговорим тогда, когда ты принесешь первую пачку долларов, положишь на стол, и скажешь – это на семью. Вот тогда я пойму, что выбрал не очередную попрошайку, которая будет сидеть на моей шее и с голодными глазами ожидать от меня подачек, а взял достойного спутника в жизни, партнера, который на равных со мной станет трудиться на благо семьи и детей. Попрошаек хватает, пожить за чужой счет все мастаки, а умных, достойных партнеров в жизни я пока не встретил. Так что этот пустой разговор о свадьбах перенесем до тех времен, когда ты поменяешь свою психологию попрошайки на мировоззрение лидера, и будешь не ожидать от жизни и близких финансовой помощи, а брать все, что желаешь, поставив перед собой цель и шаг за шагом ее достигая.

– Любимый, я над этим усиленно работаю.

– Рад за тебя, приеду после Лозовой, посмотрю, чего ты добилась: сколько страниц написала диссертации, сколько денег в семью принесла. А сейчас извини, мне читать надо. До встречи.

– Целую тебя, тиран мой.

55

Дорога от Львова до Лозовой вместе с ожиданием поезда и самим переездом заняла около двух суток. Но я научился ждать. Раньше, в молодости, самым неприятным для меня было ожидание. Молодость – это пора горячности, энергии, неусидчивости. У твоих ног весь мир и, кажется, достаточно протянуть руку, чтобы завоевать его. Некогда сидеть, раздумывать, нужно действовать, активно воплощать в повседневную жизнь внутренний потенциал психики, поэтому любое промедление или ожидание воспринималось как негатив, который иногда трудно было перенести без эмоций и возмущения.

Я вспомнил ситуацию, после которой научился терпеливо сносить ожидание. В начале девяностых годов прошлого столетия я около трех лет жил в Москве. В то время, в преддверии распада Советского Союза, Москва была центром всего нового и передового, поэтому из всех уголков необъятной Родины в нее съезжались люди, чтобы посмотреть, купить, достать, приобрести себе и на перепродажу что-то материальное, насущное. Я жил в центре, недалеко от Савеловского вокзала и, как правило, любой магазин, особенно в обеденное время, представлял собой нескончаемые очереди. Как-то в обеденный перерыв, который длился около тридцати минут, мне нужно было купить пакет молока и батон. Впереди меня стояла относительно небольшая очередь из десяти человек, но каждый из них скупался по полной программе, под завязку своих физических возможностей. Простояв больше получаса и продвинувшись от силы на два человека, я был до такой степени взбешен, что дошел до наивысшей точки эмоционального возмущения, которое вот-вот готово было выплеснуться наружу. Впереди меня стояла пожилая женщина, которая, искоса наблюдая за мной, вдруг произнесла:

– Молодой человек, вы зря себя так изводите. От того, что вы нервничаете, разве очередь быстрее пройдет? Посмотрите на меня, мне пятьдесят лет, а выгляжу я как семидесятилетняя развалина, а причина в том, что я в молодости, так же как и вы, была нетерпелива и неуравновешенна. Продолжительность нашей жизни и наш внешний вид – это полноценная работа нервной системы, а мы не понимаем и не ценим этого, разрушаем ее с первых шагов самостоятельной жизни. Берегите свою нервную систему, и вы будете жить долго, при этом оставаясь молодым и красивым.

Эти слова запомнились мне на всю жизнь. Я понял, что действительно, оттого, что я нервничаю, переживаю, возмущаюсь, очередь в магазине ни на йоту не продвинется, я делал хуже только себе самому. Слова женщины успокоили меня, я отвлекся, задумался о своем, и вдруг обнаружил, что стою уже у кассы: время пролетело гораздо быстрее и безболезненней для меня. С этого момента я научился ждать.

Двое суток дороги я перенес на одном дыхании. Купил две книги и прочел их за сутки, а остальное время думал, пытался разобраться в себе и в своих отношениях с жизнью. Проезжая ночью мимо Киева, я даже не вспомнил об Оле. Меня волновала другая тема: забытое, выброшенное из воспитания у современной молодежи чувство Родины. Помню в наше школьное время, это была одна из центральных тем, на основе которой строился процесс воспитания. В настоящее время, это слово утратило приоритет и превратилось в малосодержательное, раритетное понятие, редко вспоминаемое и практически не несущее в себе былой смысловой нагрузки.

Я вспомнил о Родине, пытаясь разобраться в том, почему меня постоянно тянуло в Лозовую. Выйдя из вагона на вокзале в Киеве, я не испытал никакого волнения, никакого желания остаться, задержаться в этом городе, хотя уже больше трех лет большую часть времени жил в десяти минутах ходьбы от вокзала. Я мог взять свой немногочисленный багаж, выйти из поезда и через десять минут быть у себя в квартире. И если у «себя в квартире» еще что-то значило для меня, потому что в ней я создал все условия для творческой работы, то «к себе в Киев», даже не волновало. Не мое это было, не моя Родина.

На перроне киевского вокзала я еще раз убедился в значимости для меня моей исторической родины, провинциального города Лозовая. Со всеми передрягами, сложностями, разочарованиями, этот город оставался емким для меня и единственным, в который я хотел постоянно возвращаться. Ради него я бросил Москву и переехал с семьей, отказавшись от перспектив московской жизни. Ради него я не переехал в Харьков, и ради него всегда был готов оставить Киев. Город надежд, разочарований, близких друзей и родителей, Лозовая всегда возбуждала во мне желание созидания великого, масштабного. В Лозовой я написал пять из восьми своих книг, в ней похоронены бабушки, Юра и отец. Это была одна из тех опор, на которую я опирался в тяжелую минуту. В Лозовую я возвращался, когда было слишком тяжело и замучивали жизненные неурядицы. Здесь я отдыхал душой. Поэтому мне кажется, что Родина – это то место, где ты отдыхаешь душой, где ты вдыхаешьсвой воздух, где тебя окружают люди, которые не напрягают, а расслабляют, умиротворяют, с которыми твоя душа находится в полной гармонии. Родина – это твоя нора, в которой ты переполнен положительными эмоциями. На Родине в тебе пробуждается чувство дома: ты свой, родной, всем знакомый. Здесь видели твой взлет, твои первые шаги, падения, ошибки и достижения. Сюда хочется приехать, показать себя, свои заслуги и приобретения. Здесь ты сравниваешь себя настоящего с собой прошлым, и только здесь, соответственно, ты можешь реально обнаружить, насколько многого ты достиг. На Родине легче подытожить результаты своей жизни, потому что с большей очевидностью видишь, кем ты был и кем стал.

Помню, как раньше я практически каждые полгода покупал новые машины, этим показывая себя окружающим: вот, мол, я какой. Сейчас желание выражать себя в материальном и этим гордиться прошло: материальное временно и неустойчиво. Было время, когда у меня в городе были самые дорогие машины, самый дорогой дом. Но я понимал, и огромное за это спасибо родителям и жизни, что гонка за материальными достижениями – это бесполезная трата времени. Материальное как приходит, так и уходит: оно непостоянно и временно. Сегодня вещь модная, актуальная, ты платишь за нее большие деньги, которые в свою очередь забрали у тебя годы жизни, но проходит время и мода изменяется. Твои годы жизни, воплощенные в материальном, вдруг оказываются неактуальными, старомодными. Нужно менять вещь, чтобы угнаться за новой модой, а новая вещь – это новые годы твоей жизни. В результате получается, что ты размениваешь свою жизнь на вещи, актуальность которых не больше года-двух, и зависит от прихотей моды и обстоятельств. Я часто видел, как в нашем городе люди из последних сил тянулись, чтобы купить дорогой автомобиль, и, не проездив месяца-двух, разбивали его. Пять-шесть лет жизни, лучших лет, в обмен на дни катания на дорогом автомобиле, – с моей точки зрения, это страшно. Но редко кто из них жалел о случившемся. Эти недолгие дни фанфаронства, блеска, суеты, в центре которых были именно они, – для них лучшие дни жизни. Это их гордость, их звездный полет.

Ощутив временность материального, я захотел более глубокого и сложного – достичь высот духовного совершенства. Они менее привлекательны, так как не наглядны и не публичны. Они требуют много времени, и главное, одиночества. «Много не читай, внучек, зачитаешься» – я часто вспоминал наставление бабушки. Ее беспокоило то, что в детстве я мало бегал со сверстниками, а все читал, читал, читал. Вкусив прелести материальных благ, я обнаружил, что это не мое: променять жизнь на борьбу с модными вещами, оставить после себя груду устаревшего материального хлама, которая будет совершенно не нужна ни моим детям, ни человечеству, я не хотел. Хотелось свершить что-то основательное и вечное, что прославит Родину, что обессмертит фамилию. И я приступил к этому в Лозовой. В родных стенах, вдыхая родной воздух, я начал разрабатывать новую концепцию Мироздания, в которой попытался воплотить мечту своего детства: показать место и значение человека в масштабах Земли и космоса. Этот научный проект быстро аннулировал мои материальные достижения, но я впервые вступил в новую и поражающую масштабами действительность: изменилась Родина. Оперируя совершенно другими масштабами, я почувствовал желание говорить и действовать не от имени Лозовой, и даже не Украины, а от имени Землян, представителей разумной материи нашей планеты. Гордость, пьянящая воображение космическая реальность, соприкосновение с вечным и фундаментальным – стало действительной вершиной моих личных достижений. Я понял, что именно в этом, для многих непонятном и фантастическом мире, мне хочется реализовать себя. И как мало места занимают в этом мире материальные блага и ценности. Единственное что оставалось важным – это чувство Родины: оно связывало с реальностью, помогало вернуться в повседневную жизнь и не сойти с ума, полностью удалившись в масштабы космоса. Чувство Родины оберегало, создавало условия для нормального возвращения. И когда мое мышление возвращалось из масштабов анализа структуры Мироздания к насущным проблемам жизни, первое что я видел, это родные стены дома, родной голос жены и детей, чувствовал за окном ритм родного города и близких мне людей. И в эти минуты я понимал важность понятия Родины. Если бы я возвращался в иную среду, не ждущую меня, не притягивающую на уровне глубинных чувств, не знаю, осталось бы у меня желание возвращаться. Возможно поэтому, многие ученые так оторваны от жизни: у них другие ориентиры, другие масштабы и, главное, другая Родина, которую они не хотят менять на чужое и отталкивающее повседневное существование.

56

В Лозовой меня встречали. Жена, Эля, Настя стояли на вокзале, и в окно заходящего на станцию поезда я видел эти дорогие для себя лица.

– Папуля, я так за тобой скучала! – Настя бросилась мне на шею, едва я вышел на перрон вокзала. За ней меня обняла Эля. Наташа, улыбаясь, стояла чуть в стороне.

– Привет, родная, а ты не рада? – я подошел к ней и поцеловал в щеку.

– Глупый, я так тебя ждала – она нежно тронула мою щеку рукой.

Со стороны казалось, что встретилась идеальная семья: чувства, эмоции, доброжелательство, переполняли каждого из нас. И действительно, в тот момент мы были до такой степени рады друг другу, что все проблемы, которые преследовали нашу семью в последние годы, отошли на второй, далекий план, и мы отдались потоку чувств.

– Папуля, мама такой шикарный завтрак приготовила! – не выдержав, похвасталась Настя.

– Настя, тебе нельзя доверять никаких секретов – с укором заметила Наташа.

– Мамуля, пусть папа знает, как мы его ждали. А ты подарки нам привез?

– Конечно!

Дома действительно был накрыт праздничный стол. Дети отгуливали последние дни каникул, поэтому никто никуда не торопился.

– Что у вас нового? – после того как были розданы подарки, и я вкратце рассказал о своей поездке, поинтересовался у Наташи.

– У нас все по-старому, тебя ждем, работаем.

– Папа, а мама за все время пока тебя не было, ни разу голоса не повысила! – похвасталась Эля.

– Эля, зачем ты.

– А что, пусть папа знает, что мы работаем над собой. Даже Настя борется со своими бздыками.

– Потому что ты мне не грубишь! – вставила Настя.

– Мы все работаем над улучшением отношений в нашей семье – рассуждала Эля.

– Молодцы! Крики и эмоции, это все неправильно, ведь мы с вами умные люди и сами должны создавать условия для комфортного существования. Зачем самим себе усложнять и без того нелегкую повседневную жизнь? Эля, а как у тебя с учебой?

– Отлично. Ты ведь обещал, что если я десятый класс закончу на отлично, то купишь ноутбук.

– Было такое дело.

– Первое полугодие я вытянула, должна вытянуть и второе. Трудно, но мы боремся, фамилия обязывает!

– А у тебя, Настя, в учебе все также, проблемы?

Для Насти это был не из приятных вопросов.

– Папа, я стараюсь, но у меня не получается. Нужно ходить на дополнительные занятия, а ты не пускаешь.

– Я первый раз об этом слышу. Как это я не пускаю тебя на дополнительные занятия?

– Но ведь у нас нет денег. Я у мамы спрашивала, она ответила, что пока нужно подождать.

Я с удивлением посмотрел на жену.

– А чего я про это не знаю?

– Олег, ты сам говорил, что у нас проблемы с деньгами, зачем я буду лишний раз надоедать тебе своими просьбами.

– Но ведь это детям нужно! – я не понимал жену. – Если ребенок отстает, можно походить месяц-два на дополнительные занятия, подтянуть его, ведь потом сложнее будет.

– Это ты сейчас так говоришь, а когда я один раз заикнулась на эту тему, ты мне наговорил такого, что я решила больше с этими вопросами к тебе не обращаться.

– Но тогда этот вопрос стоял по-другому – неприятная волна раздражения захлестнула меня. Я с трудом сдерживался. – Я понимаю, что проще сделать папу крайним, и все свалить с больной головы на здоровую, но насколько я помню, разговор заходил только о том, что Насте тяжело дается учеба и что в этом ей нужно помочь. Конкретно о том, что нужны дополнительные занятия по какому-то предмету, речи не было. Я действительно тогда возмутился, и сказал, что это ваша с бабушкой вина в том, что Эля уже с четвертого класса самостоятельно решала уроки, а Настя до сих пор надеется на ваши подсказки; сама не хочет думать, а бежит к вам за решением. Мое мнение, что если бы вы ей меньше помогали, то она или бы на двойки скатилась, и мы понимали, что проблема в ее лени и в нежелании учиться, или же взялась за ум, и не отставала в учебе от Эли.

– Ты неправ, Элеоноре мы тоже долго помогали решать уроки.

– Мама не надо, уже в четвертом классе я решала все сама, потому что знала, что за каждую тройку меня ждет порка от папы.

– Я знаю одно, что Настю вы с бабушкой разбаловали. На отлично учатся те, у кого есть желание и кто стремится к этому, а откуда у Насти появится желание, если она не понимает многих предметов?

– Она с пяти лет пошла в школу, ей тяжелее, чем одноклассникам.

– Ну и что! Проблема, повторяю, не в том, во сколько Настя пошла в школу, а в том, что вы мешаете ей понять урок, новый материал.

– Папа я не понимаю ни физику, ни химию!

– Как ребенок может понять урок, если он заранее знает, что домашние задания в любом случае за него решат или бабушка, или мама?

– Мы не решаем, она сама решает.

– Мама не надо! – вставила Эля. – Вы бьетесь с ней, бьетесь, а потом сами решаете, лишь бы отвязаться от нее. Вам всегда ее жалко.

– И я не один раз видел, что Настя сидит, думает о своем, а ты не понятно кому объясняешь. Помощь ребенку заключается не в том, чтобы решить за него домашнее задание, а в том, чтобы заставить ребенка выполнить его. Мне родители редко помогали делать уроки, и я считаю, что в этом они были правы. Но я знал, что до тех пор, пока не будут сделаны уроки, мне запрещено чтение книг, телевизор, и это заставляло меня искать решение задач. То есть я был поставлен в такие условия, которые стимулировали меня к выполнению домашних заданий. И кроме всего этого, я знал, что если вдруг получу плохую оценку, то меня ждет жестокое наказание. Все это и заставляло меня учиться. Наташа, в этом вопросе у нас с тобой полное непонимание: ты жалеешь ребенка и тем самым делаешь ей плохо, а я стараюсь, пусть через жесткость, но принести ей пользу. Она сама должна решать уроки, а не надеется на помощь со стороны.

– Если ты такой грамотный, бери и занимайся с ребенком! – Наташа сидела уже красная, взведенная.

– А ты тогда возьми на себя бизнес и финансовые вопросы семьи.

– Я у тебя всегда во всем виновата! – только сейчас я заметил, что кризис у Наташи близок, и попытался спасти обстановку.

– Речь не идет о том, что кто-то кого-то винит, мы говорим о том, что ребенку нужно помочь, но по-другому, ни в коем случае не решая за него его же проблемы – я замолчал, чувствуя, что уже договорился. Эйфория счастья от долгожданной встречи улетучилась, и на ее месте осталась напряженная атмосфера непонимания, которая давила, резала нервы. Чтобы выйти из нее, отвлечься, я, выбрал всегда находящийся под рукой спасительный вариант – Спасибо за теплый прием, но мне пора ехать на работу. Кто со мной?

Детвора не захотела со мной расставаться, и мы втроем поехали в «Колумб». До самого вечера я решал организационные вопросы, стараясь меньше думать о предстоящем вечере.

57

Вечером, я заехал проведать маму. Дети давно уже были дома, делали уроки, мне же возвращаться домой не хотелось.

– Как твоя голова, болит часто? – был первый вопрос мамы. Она знала, что значит головная боль, поэтому всегда сочувствовала мне.

– Часто, но терплю, разве у меня есть другой выбор?

– Ты бы поберег себя.

– Мама, ты сама учила, что отдыхать будем на том свете, а пока живы, должны трудиться. Отец до последних дней у меня работал, с больным сердцем, но молча, упорно, никогда этого не забуду!

Мама была сильным человеком. Сейчас я понимаю, что характером она была сильнее отца, поэтому достойно встретила его смерть и свое одиночество. Она большую часть своей жизни прожила с ним и кроме отца никого из мужчин видеть не хотела.

– Как твои успехи в Киеве?

– Все хорошо. В Киеве даже очень хорошо, а здесь проблемы с Наташей: ругаемся, не находим общий язык.

– Ты не говори глупостей, она твоя жена и очень хороший человек. Ты береги ее – для мамы это была больная тема. В ее роду никогда не было разводов.

– А ты считаешь нормальным, что я нахожу любые поводы, лишь бы оттянуть время возвращения домой? Я и сейчас боюсь возвращаться домой, потому что не знаю, какой прием меня ожидает. Устал: на работе проблемы, приходишь домой, там тоже нет покоя. Весь день на нервах, так и загнуться можно.

– А ты думаешь, мне было легко с твоим отцом? Так он в двадцать девать лет женился, казалось бы, уже нагулялся, успокоился. Где там, все вы мужики одинаковы. Только тебя на женщин тянет, как его отца, покойного деда Федю, а твоего папу к друзьям тянуло, без них и дня прожить не мог. Но я терпела, знала, что он вам нужен. У меня даже мыслей не было о разводе, потому что видела, что пережила твоя бабушка, а моя мама, пока дедушку Гришу вернула! И как нам было тяжело без отца!

– А правда, что бабушка забрала дедушку у его любовницы?

– Тогда трудные времена были: война, голод. Нас война разъединила: дедушка уехал на фронт, а мы в эвакуацию, в Сибирь. Потом он попал в плен, после освобождения, снова на фронт, так мы и потеряли друг друга. У мамы нас уже трое было: старшему, Толе, семь, Вите, три, а мне только год. Война окончилась, папа нас не нашел, уехал с фронтовой подругой, а мамины усилия увенчались успехом. Она нашла его, взяла Толю и поехала к нему. Надо отдать должное, твой дедушка выбрал детей, не остался с молодой и бездетной вдовой, поехал с мамой, забрал нас и мы все вернулись на Украину. Вот что значит ответственность перед детьми! А что было бы с нами, если бы дедушка не вернулся? Смогла бы нас бабушка троих воспитать и поставить на ноги? Поэтому не греши сынок, Бог все видит! Дети, это святое!

– Мама, я и сам знаю, что кроме меня мои дети никому не нужны, но ведь никто и не говорит о том, что их нужно бросать. Наоборот, я хочу создать им более нормальные условия для развития, показать, что и без крика, в кругу любви и взаимопонимания возможно существование и развитие семейных отношений!

– Ты глупости говоришь! Как могут дети расти без мамы? Ты взрослый, умный, кандидат наук, а тешишь себя нелепыми мыслями. Неужели ты думаешь, что твоей молодой девушке нужны будут твои дети? Если у вас родится свой ребенок, чего не допусти, Господи, она, как и любая другая мать, будет думать, прежде всего, о нем, и твои девочки для нее сразу отойдут на второй план. Подумай о них, как они будут жить, видя, как мачеха пестует своего родного ребенка, и как с какой холодностью относится к ним. Ведь это травма души на всю жизнь!

Сынок, не лишай их материнской любви, и сам не думай уходить: перебесись, отдохни, и возвращайся в семью!

– К скандалам и крикам?

– А ты уступи, попытайся понять ее, ведь ты как бык, упрешься на своем и с места не сдвинешься. А она ведь женщина, она тоже хочет, чтобы к ней прислушивались, чтобы с ее мнением считались. Окружи ее вниманием, заботой, лаской, нам всем этого хочется, и ты увидишь, сколько она отдаст тебе взамен!

– Мама, тебе только книги писать, а я думаю, в кого я пошел.

– Ты не шути, не уходи от разговора. Ты хозяин в семье, и если не можешь создать нормальный климат в семье, то причина не в ком-то другом, а в тебе самом. Это ты довел жену до такого состояния. Я помню ее совершенно другой: тихой, приветливой, спокойной. И знаю тебя, как ты грубостью, бессердечием, можешь вывести любого человека из себя. То, что Наташа с трудом себя контролирует, это твоя вина, дело твоих рук. Как довел ее до этого, так теперь и лечи.

– Теща на твоем месте уже давно бы настояла на нашем разводе, а ты мне все семья, семья…. А как у других матерей сыновья по нескольку раз разводятся, женятся, дети у них от разных жен, и живут, причем некоторые нормально живут.

– Ты в память об отце не делай этого, пусть ему там спится спокойно. Не гневи его, он бы никогда не допустил такого. Я не хочу слышать о других семьях, у нас своя семья, со своими порядками, традициями, нравами. Я тебе свое мнение сказала: я знаю, и буду знать только твою законную жену, Наташу, а все остальные для меня, авантюристки и бляди, ко мне их можешь не приводить, не приму. И тебя, если бросишь семью, тоже знать не хочу: лучше умереть, к деду уйти, чем видеть такой позор.

– Мама, ты всегда меня поддерживала в трудную минуту, спасибо.

– Не расстраивай меня, сынок. Хочешь моей смерти, так и скажи, но ходить, теребить мне душу, не надо. Сам видел, кого брал, мы тебе своего мнения не навязывали, ты у нас за Наташу не спрашивал, поэтому терпи, мирись, но живи совместно. Дети, семья – это самое святое, что есть у человека в жизни.

– Ладно, мама, спокойной ночи, поеду к семье.

– Вот и правильно, езжай к жене, к детям и о глупостях не думай. Все нормализуется, было бы только желание.

– А вот его то, наверное, уже и нет…

– А ты найди, во имя детей, во имя нас с отцом.

58

Чувствуя себя изгоем в кругу близких для меня людей, я без особого желания возвращался домой. Против Оли был настроен Ткаченко, мама, сестра, Сережа. Все, кто был дорог мне, близок, даже не видя ее, уже отказали ей в своей поддержке. Но почему? Я попытался поставить себя на их место: ведь по большому счету, мне были дороги они, а не их близкие, знакомые. Неужели проблема, действительно во мне? Неужели в этой ситуации что-то остается за полем моего внимания? Какое-то внутреннее раздражение зрело во мне, приумножалось. Чем больше близких для меня людей отказывались стать на мою точку зрения, принять мои отношения с Олей, тем с большими усилиями я искал оправдания своего общения с Олей, тем ближе мне она становилась. Я чувствовал, что многое из моего поведения с Олей строится на нелогической основе, и понимал, что, возможно, делаю это на зло близким, дорогим для меня людям.

Дома все уже спали. Я разделся и лег рядом с Наташей: притворяется она или действительно спит? Этот вопрос как кол стал передо мной и мешал заснуть. Накручивая себя изнутри, я задавал одни и те же вопросы: «Почему проблемы в наших отношениях волнуют только меня? Неужели только мне нужно думать о будущем наших детей, о перспективах семейных отношений? Как другие мужчины решаются на кардинальный шаг смены семьи? Неужели они тоже проходят через такие сомнения, негативное восприятие близких?»

«Спит Наташа или притворяется?» – этот вопрос преследовал меня, раздражал. Я ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, прислушивался к ее дыханию, пытаясь определить, ждала она меня или заснула. Поведение каждого человека опирается на устоявшуюся систему взглядов, определенные принципы. Одним из таких принципов для меня была верность семье и семейным идеалам. Я не мог сказать, что Наташа не соответствовала этим идеалам, скорее Оля меньше под них подходила. Но Наташа не могла создать главное, что я ценил в семье и считал неотъемлемой ее частью – покой. Семья, с моей точки зрения, это крепость, в которой каждый человек должен чувствовать себя защищенным, умиротворенным, расслабленным. Внешняя жизнь, повседневный образ существования – это постоянные стрессы, борьба, страдания. И отдохнуть от этого, расслабиться, сбросить с себя защитные одежды можно только в семье, в кругу людей, которым доверяешь. Именно поэтому, с моей точки зрения, семья необходима каждому человеку, так как без нее он быстро сжигает себя изнутри. Без своей крепости, семьи, человек живет в постоянном напряжении, на износе, что гораздо быстрее сокращает годы его жизни.

В последнее время, практически не загружая себя, не надрываясь, я, тем не менее, все больше стал чувствовать внутреннюю усталость, вялость, упадок сил. Мой темп жизни в сравнении с прошлыми годами сильно спал, но вместо облегчения, вместо того, чтобы накопить и восстановить силы, я чувствовал, что словно выдыхаюсь, бреду на ватных ногах, доживая последние часы. Но одновременно знал и другое, что во мне еще были силы, что внутри еще клокочет энергия и что причина моей усталости не в том, что я уже выдохся, исчерпал себя в этой жизни, а в неопределенности, которая сложилась вокруг моей семьи. Я просто не мог полноценно отдохнуть, расслабиться и набраться сил. Для меня семья превратилась в еще более раздражительный, негативный фактор, чем повседневная жизнь. В семье я уставал больше, чем борясь с жизненными проблемами. И этот семейный дискомфорт негативом окутывал мое повседневное существование.

Я начал задумываться о необходимости перемен. И вдруг желание что-то исправить, наладить, натолкнулось на неприятие со стороны близкого окружения. Близкие, не понимая глубины моих внутренних проблем, не видя моих страданий и сомнений, не разобравшись в ситуации, а судя лишь по эпизодическим мыслям и событиям, наложили «вето» на любые радикальные изменения. Я, по большому счету, попал в зависимость от своего близкого окружения: для того чтобы что-то изменить в своей жизни, я должен был определиться с семьей, но сделать этого не мог, потому что наталкивался на еще большее неприятие со стороны родителей и друзей. Меня обложили со всех сторон: конфликтную обстановку в семье я не мог исправить под давлением возникновения не менее болезненного для меня конфликта с близкими и дорогими для меня людьми. Из двух зол я должен был выбирать менее худшее.

Меня все больше раздражало сопение Наташи: она действительно спала, это было очевидно. Факт мирного сна жены на фоне моих внутренних терзаний еще больше возбуждал мои мысли. Зачем я так глубоко копаю, терзаю себя сомнениями? Если это нужно только мне, то меня вполне устраивала неопределенность: есть Оля, общаясь с которой я мог реально расслабиться, и есть семья. Пусть остается все, как есть, без изменений и определенности…

59

На следующее утро я выехал в Киев: там мне было комфортно и спокойно, а здесь, в Лозовой, я находился на грани эмоционального срыва и не хотел нарушать и без того хрупкий мир в нашей семье.

Практически весь январь и февраль я провел в Киеве. Мне было хорошо, уютно, спокойно. Я убегал от конфликтов с женой, прятался от необходимости расставить все точки над «и», пользовался моментом и жил полноценной жизнью, хотя предчувствовал, что это не надолго. Но я до последнего оттягивал момент выяснения отношений….

За эти два месяца я мало сделал: в бизнесе назрели проблемы, которые требовали решения, но для этого нужно было определенное время пожить в Лозовой, а я не хотел этого; в творчестве подготовка к защите диссертации двигалась своим чередом, и я не мог ускорить ее; нового ничего не писал. Я паразитировал, довольствуясь комфортом и той суетой, которая происходила вокруг меня. Все это время я наблюдал: за Олей, Наташей, поведением близких для меня людей. Я успел за два месяца разочароваться в Оле как в партнере по бизнесу: она старалась, выполняла все, что я ей говорил, но ее не воспринимали как серьезного человека. Она привыкла обманывать по мелочам, и эта привычка сыграла с ней злую шутку: теперь, когда она говорила правду, ей никто не верил, считали, что она фантазирует, преувеличивает свои возможности. Поэтому все темы, которые она приносила, и которые я мог решить, на самом деле оказывались пустышками. Мы не только не заработали на них денег, но нажили определенные проблемы, так как люди, к которым я обращался и которые для меня решали эти вопросы, хотели денег, а те, для кого мы решили эти вопросы, прятались от Оли и не верили, что в решении вопроса есть ее заслуга.

Пока я пытался наладить с Олей бизнес-партнерство, Наташа в этом плане меня все больше и больше радовала. Она перестала преследовать меня своими претензиями, выяснением отношений в телефонном режиме, отдалась больше работе, и соответственно, результаты ее труда стали для меня более очевидными. Она сильно удивила меня подарком на день рождения: за пятьсот гривен купила мне ручку «Паркер». Такого дорогого и приятного подарка я не получал за все тридцать девять лет жизни. При этом я учитывал, что Наташа зарабатывала всего шестьсот гривен в месяц, и я только мог догадываться, сколько времени она себе отказывала, накапливая нужную для подарка сумму. Оля подарила безвкусную и бесполезную вещь, чем меня сильно, очередной раз, разочаровала.

За эти два месяца я с большим интересом наблюдал за поведением Сережи. Он не скрывал своего негативного отношения к Оле:

– Ты бойся меня, ты мне сильно не нравишься – открыто заявил он Оле.

Оля поначалу попыталась настроить меня против него, но для меня этот человек входил в очень близкий круг, и мое отношение к нему не могло измениться. Несмотря на многие неприятности, которые я перенес по Сережиной вине в ранние периоды нашего знакомства, я очень многое взял от него и научился. Впоследствии Сережа финансово помог мне в организации бизнеса, и я ему за это был благодарен.

Я со стороны наблюдал за игрой Сережи, который провоцировал Олю, заставлял ее все чаще ошибаться. Он не верил в ее искренность, и пытался доказать мне ее двуличие.

– Олег, несмотря на то, что ты дорос почти до профессора, в жизненных вопросах ты дилетант: обмануть тебя, втереться в доверие – раз плюнуть. Ты разве не видишь, что она аферистка, что она играет, рассчитывая по максимуму использовать выпавший ей шанс в жизни?

– Ты говоришь глупости, какой я для нее шанс? Тем, что кормлю бесплатно, и она живет у меня? Так сейчас большинство продуктов ее мама передает, а жить она может на квартире, которую сняла, ведь она и вещи туда перевезла.

– Она хочет разлучить тебя с семьей, дурачок! Кормежка и квартира на данном этапе ей совсем не нужны. Это потом, когда ты как слепой теленок за ручку пойдешь с ней в ЗАГС, или если она вдруг забеременеет от тебя, тогда тебе предъявят полный расчет за пользование молодым телом. Олег, это стерва, и ты зря смеешься над моими словами.

– Сережа, я не знаю, откуда ты взял, что у меня в планах свадьба с ней. Мы с Наташей венчаны, и как бы у нас не сложились отношения, второй раз надевать свадебный костюм у меня нет желания. Позориться в ЗАГС я не пойду. И насчет ребенка ты перегнул, у нас таких мыслей не возникало.

– Я смотрю на тебя, слушаю, и все больше убеждаюсь в том, что она тебя околдовала. Ты словно слепой щенок не видишь всего того, что вокруг тебя происходит. Твои «я не думаю», «мы не планируем» – такой наивный детский лепет, что даже противно слушать. Кто тебя будет спрашивать? Тебя поставят перед фактом, и все, точка. Я уверен, что она посещает разных шаманок и пользуется их услугами: чем больше ты мне пытаешься доказать ее исключительность, тем крепче во мне уверенность, что без сверхъестественных сил здесь не обходится.

– Сережа, я не верю в эти бредни: шаманы, колдуны, предсказательницы. Это ты на этом повернут, а для меня это простое одурманивание народа с использованием примитивных знаний в области современной психологии, нейрофизиологии и космологии. Я этим вопросом косвенно занимаюсь на научной основе, и скажу тебе, что частично магия имеет под собой научную составляющую, но в основном, в том виде, который используется по отношению к людям, это чистой воды шарлатанство.

– Олег, мы уже не один раз спорили с тобой по этому вопросу, но ты мне так и не смог объяснить, что если магия шарлатанство, то откуда предсказатель из Житомира мог знать о моих проблемах в отношениях с Таней?

– Я не присутствовал при разговоре, но уверен, что он вопросами вывел тебя на разговор и без конкретики, ее ты сам додумал, изложил некоторые аспекты твоей жизни. Или же есть второе объяснение – ему кто-то предварительно дал информацию о тебе, ведь ты у нас парень видный, помочь тебе принять ту или иную точку зрения многие хотят.

– Но ведь я этого монаха первый раз в жизни видел.

– Но мы же туда по чьей-то рекомендации ехали?

– А как объяснить ломку, которая преследовала меня, когда я решил расстаться с Таней? Ведь ты знаешь, сколько у меня было женщин, я всегда с ними легко расставался. Но как только соберусь бросить Таню, у меня такие боли в желудке начинаются, что днями с горшка не встаю, разве это не наговор? Олег, с этим шутить не нужно!

– Сережа, я не хочу спорить и что-то доказывать, но по отношению к Оле, ты даже не представляешь, насколько я трезв в оценке. Я замечаю мелочи, на которые месяц назад не обращал внимания. Поэтому спасибо тебе за усилия нас развести, но дело в том, что сходиться-то с нею я не собираюсь. Мне удобно, комфортно, этим я и довольствуюсь, а будущего с ней не вижу, точно так же, наверное, как и будущего с Наташей. Ты пойми меня, я впервые получил возможность жить полноценной жизнью с женщиной и при этом не загрузить себя обязательствами. Мы живем с Олей и радуемся сосуществованию. При этом ты сам видишь, что радуюсь все-таки больше я, а ей нелегко со мной, бедная живет в состоянии постоянного стресса. Но за это я и уважаю ее, в чем-то даже потакаю ей, так как понимаю, насколько ей тяжело со мной. Ты ведь тоже балуешь Таню, особенно когда на тебя находит лирическое настроение, и ты вспоминаешь, сколько гадостей ей сделал?

– Ты не сравнивай свою Олю с Таней. Мы с Таней вместе больше восьми лет и я знал ее голой и босой, в драных джинсах, а твоя Оля лицемерка, корыстная, нечестная, и я докажу тебе это.

– Буду очень благодарен. Только прошу, больше такта; не наезжай на нее так сильно, ведь все-таки это моя девушка.

60

В середине февраля Сережа пригласил нас с Олей в модный киевский ночной клуб «ДискоРадиоХол».

– Посмотрим на твою избранницу со стороны.

Оля была рада неожиданному приглашению. Мы с ней такого рода мероприятия не посещали, так как, с одной стороны, они стоили немалых денег, а с другой, я не любил ночные тусовки.

– Что это Сережа расщедрился? – Оле трудно было понять ход мыслей моего товарища, я же был уверен, что все это он затеял не зря. – Может, у него изменилось мнение обо мне? Может, наконец, смирился с моим присутствием? – Оля быстро одевалась, рассуждая сама с собой. – Ты же меня всегда перед ним защищаешь?

– Ты разве не видишь? Когда последний раз он тебя обижал?

– Ты прав, в последнее время он стал более тактичен. Может, я ему начала нравиться?

– У него и спросишь, откуда мне знать?

– Спрошу. Я так рада, Олег, мы с тобой давно никуда не выходили, все дома сидим.

– Зато как много ты сделала для своей диссертации: две статьи написала, первый раздел закончила.

– Спасибо тебе мой золотой, это все благодаря тебе.

Надо отдать должное, Оля оделась быстро. Она не относилась к категории женщин, которым было вечно нечего одеть, или нужно больше часа, чтобы привести себя в порядок. В этом плане она мне нравилась: десять-пятнадцать минут, и она была готова. Мне не хотелось ее расстраивать тем, что Сережа предложил взять ее с собой буквально в последние полчаса, руководствуясь малопонятными для меня соображениями. Мы планировали сходить на дискотеку втроем: Сережа, я и Вова, но в последнюю минуту Сережа перезвонил и предложил взять Олю. Я не стал по телефону выяснять причины обновления планов, но вечер предстоял интересный.

Модная тусовка в понимании молодежи начала третьего тысячелетия представляла собой толпу полуобнаженных барышень, с максимальным эффектом выставляющих на показ свои немногочисленные достоинства; такую же многочисленную толпу мужчин, выбирающих себе напарниц; шквала звуков, который в моем понимании тяжело было назвать музыкой; разъедающего глаза сигаретного дыма и вызванной, главным образом, алкоголем и легкими наркотиками, показательной атмосферы раскрепощенности. Разговаривать было практически невозможно – чтобы услышать друг друга, нужно было кричать в самое ухо. С Сережей мы редко посещали такого рода мероприятия, так как не любили ни запаха сигаретного дыма, ни громкой музыки. Для Оли, и это я видел в ее глазах, это была родная атмосфера, в которой она чувствовала себя как рыба в воде. За все время нашего общения мы второй раз посещали с ней такого рода мероприятия, но я впервые обнаружил, что ей этого не хватало. Она как рыба жадно хватала ртом воздух родной стихии и не могла им насладиться.

– Пойдем танцевать! – прокричала она мне на ухо, едва мы только расселись за нашим столиком.

– Иди сама, я не танцую – прокричал я ей в ответ. Оля не дискутировала: одарив меня улыбкой, она скрылась в массе танцующих.

Я не наблюдал за ней: в полумраке, под яркими вспышками прожекторов, мне было трудно различить ее в топе. Танцующая масса людей представляла собой единый движущийся организм, неделимый на составляющие. Это была безликая, целостная, вязкая масса, колыхающаяся, пульсирующая под давлением звуков.

– Ты свою красавицу видишь? – прокричал мне Сережа.

– Нет, а что?

– Она как у себя дома, понаблюдай за ней.

Я с трудом выделил тело Оли из массы танцующих. С закрытыми глазами, расслабленная, полностью отдавшаяся власти музыки, со своей искривленной улыбкой на лице, она, если присмотреться внимательно, выделялась на общем фоне. Ее не интересовали мужчины, как многих присутствующих барышень, она не старалась произвести впечатление на окружающих, что было заметно у других, она выделялась своей естественностью. По ней было видно, что она в родной стихии. Ее не волновало окружение, не мешала теснота, плотная масса движущихся тел. Топчась на месте, она отдавалась музыке в душе, и движения у нее шли из подсознания.

– Она как наркоманка – заметил Сережа, так же пристально наблюдая за ней.

И в этом сравнении было что-то похожее: так естественно и непринужденно мог вести себя человек или обкуренный, или под действием наркотических средств. Другие играли, и эта игра была заметна и объяснима. Она же жила в каком-то своем мирке, иногда даже оторванном от музыки, от ее ритма, и это уже было непонятно.

– Посмотри, какие рядом с ней красавицы танцуют. – Сережа указал на двух девушек, привлекательной наружности.

– Сходи, потанцуй, познакомишься.

– Вову послать надо, он лучше танцует.

– Нет, пацаны, я еще не настолько пьян.

Минут через десять подошла Оля.

– Неплохо танцуешь – сделал ей комплимент Вова.

– Спасибо, следующий раз с тобой пойду.

– Согласен.

– Оля, Сереже понравились вон те две девушки, познакомишь нас? – спросил я у нее.

– Легко. – Она не задумываясь, направилась к ним. Через несколько минут общения, мы увидели, как они втроем двинулись к нашему столику.

– Во дает! – восхитился Вова.

– Готовься Сережа, твоих красавиц ведут.

Сережа явно не рассчитывал на такой поворот событий. Оля подвела к нам двух девушек и представила нас:

– Это мой муж – указала она на меня – Это брат, а это его друг – представила она Сережу и Вову. – Танечка, ты очень понравилась Сереже, он сам стеснительный, поэтому попросил меня познакомить вас. – Оля говорила непринужденно, улыбаясь, довольная своей игрой. Сережа сидел красный, видимо испытывая неловкость от создавшейся ситуации.

– Сережа, приглашай девушек к столу! – пришел к нему на помощь Вова. – Танюша, проходи, присаживайся. Классно танцуешь! – Приходилось кричать, перекрикивая музыку, но никто не испытывал от этого каких-то неудобств.

Таня со своей подругой присели за наш столик, и мы вшестером попытались вновь войти в русло непринужденности и раскрепощенности. Сережа быстро оправился от неожиданной услуги Оли, обменялся с Таней телефонами, договорился о встрече, и практически сразу потерял к ней интерес.

– Вова, бери девчонок, Олю, идите, танцуйте, вас не хватает в этом зале, – лишь бы отделаться от них предложил Сережа. Но компания с удовольствием подхватила этот призыв и дружно двинулась на танцпол. Мы остались вдвоем.

– Как тебе Танюша? – спросил я.

– Неплохая. Твоя Оля быстро сориентировалась.

– Старается, хочет тебе понравиться.

– Не получится. Не нравится она мне, и хочешь ты этого или нет, но я с ней буду бороться. Я выведу ее на чистую воду, потом благодарить будешь.

– Докажи свою правоту, за благодарностями не станется.

Я видел, как Сережа весь вечер пристально наблюдал за Олей. Не осталось это без внимания и у Оли. Она со своей стороны старалась понравиться ему, выполнить любую его просьбу, угадать любое желание.

– Олег говорил, что у тебя подруги красивые есть, это правда? – спросил у нее Сережа, когда она уставшая и запыхавшаяся очередной раз присела за наш столик.

– Да, есть, он видел: Аня, Света, Жанна. Олег, скажи, они, правда, прикольные?

– Неплохие.

– Почему ты их в Киев не приглашаешь?

– Анька была у меня недавно, когда я квартиру снимала. А сейчас куда я их приглашу? Олег не любит, когда много народу в квартире, еле меня терпит.

– А они настоящие красавицы или как ты?

Оля не обиделась:

– Настоящие, особенно одна, Вика зовут. Она актриса, в Киеве в театральном институте училась, сейчас работает в Донецком театре, тебе обязательно понравится.

– Так приглашай ее, может, Вову женим.

– А как же ты?

– Мне много не надо, ты же знаешь мой принцип: все лучшее близким.

– Боюсь, она Вове только неприятности доставит: у нее характер стервозный, цену себе знает, задешево не отдастся.

– А почему ты нас недооцениваешь? Ты только посмотри на Вову: вылитое лицо торговой марки «Валентино». Просто еще не востребован.

– Я приглашу, но где она жить будет?

– У вас с Олегом.

– Мне она не нужна, я с Олиным присутствием еле смирился, куда мне еще ее подруги?!

– Малыш, не капризничай, втроем на диванчике разместитесь, покувыркаетесь.

– Сережа, я против, мне соперницы не нужны.

– Оленька, что такое, боишься своего любимого потерять?

– Конечно, он мне слишком дорого обошелся. Сколько я с ним здоровья потеряла!

– Тогда поселим Вику у Вовы, согласен?

– Не нужно мне никого селить, мне одному хорошо живется!

– Видишь, Сережа, она никому не нужна: жить негде, перспектив никаких, чем я ее смогу сюда завлечь? А она, кстати, сейчас близко дружит с моей сестрой. Если Лена узнает, что Вика едет в Киев, то обязательно с ней напросится.

– Так пусть едут вдвоем. Надеюсь, твоя сестра на тебя не сильно похожа?

Оля рассмеялась:

– Нет, в семье одна я только страшилка. Моя сестра красавица, во всяком случае, так считают окружающие. Хочешь, фотку покажу? – Оля быстро достала телефон и нашла фотографию сестры – Вот она.

– Неплохая – Сережа улыбнулся – Когда познакомишь?

– Так тебя с кем знакомить, с сестрой или с Викой? Ты определись, пожалуйста.

– Знакомь с обеими, а там разберемся.

– Тебе же старушки нравятся, вот и бери сестру – вставил Вова.

– Вовчик, ты ошибаешься, моя сестра выглядит не по своим годам, и уж на старушку никак не похожа. Она следит за собой: дорогие крема, массажи, пластические операции. Она в вашем вкусе: большая грудь, талия, выделяющаяся попка, томность движений. Но я с ней сейчас не общаюсь: она на десять лет старше и считает, что я во всем должна ее слушать. Сколько себя помню, она всегда надо мной издевалась. Хотите, прикол из своего прошлого расскажу? Я когда маленькая была, постоянно болела, и врачи посоветовали родителям каждый вечер по часу со мной гулять, для укрепления здоровья. Когда мама с папой уходили в гости, они естественно, заставляли Лену гулять со мной. Родители только за порог, к Лене подружки придут, друзья, она с ними в комнате закроется, а меня на стул возле окна поставит, форточку откроит и говорит: «дыши глубже, тебе же гулять надо!» Вот так я с Леной и гуляла по часу, два. Родители возвращаются, спрашивают у меня: «Ты гуляла с Леной?», я обманывать не умела, отвечала, что гуляла. Они Лену похвалят, еще шоколадку подарят. Вот примерно так у нас складывались отношения с сестрой.

– Неплохо тебя выгуливали – заметил Вова.

– А еще помню, родители заставят Лену убрать в доме, она естественно на меня это все переложит, а если я вдруг стану отказываться, она снимет с меня колготки и трусы и за дверь квартиры выставит. Я стеснительная была, плачу, на все соглашаюсь. Но она еще подержит меня за дверью, и если не в настроении, пригрозит Ванюшу по телефону вызвать.

– Кто такой Ванюша?

– Соседский мальчик, с которым мы в детский садик вместе ходили. Я как представлю этот позор, квартиру выдраивала до блеска. В платье, без трусов и колготок, вымывала в квартире каждый уголок. А Лена в это время телевизор смотрела, и иногда указания давала. Трусы и колготки мне отдавала только тогда, когда я все уберу. Иногда по два-три часа я уборкой занималась. Родители вернутся, Лену за старание похвалят, мне в пример приведут, и гулять отпустят, а я после этого за уроки садилась. Так что, Сережа, с Леной у нас отношения сложные.

– Оля, то, что у тебя было трудное детство, по тебе видно, но я тебя прошу, неужели приезд Вики и Лены нельзя организовать? Ты же хочешь, чтобы между нами был мир, и чтобы теперь уже я без трусиков и колготок не выставлял тебя за дверь, пока ты не выполнишь мою просьбу?

Оля задумалась.

– Их приезд организовать можно, но только через Вику. Лена со мной не станет разговаривать. Она когда слышит мой голос, срывается до истерики: кричит, ругается матом.

– А она послушается Вику?

– Думаю да. Ей интересно, что у меня здесь, с кем живу, чего добилась…

– Оля, это же другое дело, ты настоящий Клондайк! – Сережа от удовольствия потер руки. – Значит, договорились, звони Вике!

Не ожидая такого напора, Оля возмутилась:

– Ты что, сейчас поздно. Почти полночь!

– А что, твоя актриса рано ложится спать?

– Не рано, но она с парнем живет, при нем Вика разговаривать не станет. С ней нужно днем поговорить, когда она на работе.

– Так звоним завтра?

– Хорошо, только ты с ними без грубостей, ведь это моя сестра и подруга.

– Разве я похож на грубияна?

– Мне Олег рассказывал о некоторых твоих выходках. Мы к такому не привыкли.

– Я буду сама нежность. И к тому же это твоя злодейка-сестра и бывшая, насколько я понял, предавшая тебя подруга. Ты будешь отомщена!

– Сережа, это конечно приятно, если вы их поставите на место. Я когда маленькая была, иногда во сне видела, как сказочный принц мстит за меня, но сейчас не знаю, наверное, уже не хочу этого.

– Оля, обидчиков нужно наказывать, ты же не «лошица», чтобы терпеть издевательства. Сейчас пришло время сказать и Лене и Вике, что зря вы со мной плохо обращались, получайте!

– Сережа, может не надо? – слабо сопротивлялась Оля.

– Все будет нормально, ты меня еще поблагодаришь!

Оля была готова исполнить любое желание Сережи, но я видел, его это еще больше раздражало. Он играл с ней. Мне показалось, что как только он узнал о возможности познакомиться с ее сестрой, что-то в нем изменилось, он как-то подобрался, повеселел, как будто нашел для себя что-то важное и необходимое.

Сережа не досидел до конца дискотеки: часа через два он собрался и уехал. Через час уехали и мы. Всю дорогу Оля молчала, только перед домом спросила:

– Ему опять что-то не понравилось?

– Не знаю – попытался уклониться я от ответа. – Во всяком случае, знакомство с твоей сестрой ему пришлось явно по душе.

– Он ей ничего плохого не сделает? Вы оба такие странные, непредсказуемые и жестокие, с вами нужно постоянно контролировать себя, не расслабляться. Один Вова у вас нормальный: он простой и предсказуемый.

– Это ты все надумала.

– Я по себе вижу: за время знакомства с тобой я на десять килограмм похудела, и знаешь почему, от нервов. Ни с одним мужчиной я так не нервничала, как с тобой.

– Я думаю проблема в глистах.

– Ты мне об этом говорил, я проверялась, все нормально. А вот жить с тобой – это сплошной стресс. Я никогда столько в жизни не плакала, как с тобой. Вот сестре подарок подготовила!

– Сама говоришь, что у вас проблемы в отношениях; думаю, Сережа, поставит на место и Вику, и Лену.

– Сережа, как танк, но думаю, ему нелегко придется: Лена столько мужчин поломала, и каких мужчин! Как мне их жалко было, и как я ее за это ненавидела!

– Вот и померяются силами, понаблюдаем.

– Но почему же он все же раньше нас уехал? Насколько я знаю, Сережа никогда не бросал вас одних. Я видела, Вова сильно удивился его отъезду.

– Он спешил домой, а ты только в раж входила, поэтому не захотел портить тебе вечер.

– Ты говоришь неправду, это он из-за меня уехал. Он что-то хотел от меня, но потом передумал, или я его сестрой отвлекла… Не знаю…

Я промолчал, хотя знал, чем ближе для меня становилась Оля, тем более опасного врага она в нем пробуждала. И я не сомневался, что пройдет немного времени, и я стану перед выбором – или он, или она. И как я понимал, что и здесь выбор будет явно не в ее пользу.

61

Еще не было и десяти часов утра, как Сережа без предупреждения приехал ко мне домой.

– О, а где твоя жена? – удивился он, не увидев Олю

– Моя жена в Лозовой, делами занимается и воспитанием детей.

– Я за киевскую спрашиваю.

– Оля в академии, должна подъехать, а шансы стать моей женой у нее нулевые. А ты чего так рано приехал, не спится?

– Какой сон, нужно встречу с сестрой организовывать! А почему она в академии, если сегодня четверг? Насколько я помню, она посещает ее по средам и пятницам?

– Ты хорошо осведомлен, но сегодня ей нужно было отвезти статью. Да ты садись, она скоро вернется.

Я первым начал разговор о вчерашнем вечере в «ДискоРадиоХоле».

– Как тебе знакомство с Таней?

– С какой Таней?

– С которой Оля познакомила.

– С тем ужасом? Когда она подошла, я рассмотрел, что у нее толстые ноги, и один из верхних зубов выщербленный. Таких крокодилов мне не нужно.

– Указал бы на любую другую, Оля вчера в ударе была.

– Твоя звезда старалась, видел, но меня больше интересует ее сестра. Это то, что мне надо, через нее я узнаю все о твоей избраннице: о ее парнях, прошлом образе жизни.

– Оля говорила, что сестра сучка редкостная, мужиков ломает, как ты женский пол.

– Олег, не смеши, ты сомневаешься во мне? Ты думаешь, что какая-то донецкая пенсионерка сможет мне что-то навязать? Может, поспорим на время: я ставлю сто долларов, что к концу первого дня она будет исполнять любое мое желание.

– Нет, спорить с тобой я не буду: ты всегда выиграешь. Но насколько я понял, ее сестра в твоем вкусе: за тридцать лет, фигуристая, третий размер груди. Может, у тебя к ней пробудятся чувства…

– Да, на день-два, пока не узнаю все про твою Олю. Если они действительно в ссоре, я сумею на этом сыграть. Я за твоей избранницей вчера специально весь вечер наблюдал, но так и не смог понять, чем она тебя взяла? Ведь на что не посмотри, нет ничего стоящего: задница большая, целлюлитная; на лицо страшная; тощая; без сисек; еще додумалась, в зуб камень вставила. Ты ее правильно назвал – крокодилом, ничего примечательного.

– Я тебе уже говорил, что для меня внешний вид никогда не был важным критерием оценки. Она умна, а все остальное дополняет. В отличие от тебя, я мало смотрю на внешние данные, как правило, они обманчивы. Вспомни красавиц, которые прошли через тебя, хоть кто-то из них тебя впечатлил? Нет, а Таня впечатлила, потому что у нее помимо внешних данных с интеллектом в порядке.

– Твой идеал – умная уродина?

– Это крайность. Я знал женщин, которые за счет ума так компенсировали природные недостатки, что выглядели гораздо лучше гламурных девчонок. Красота временна, если она не будет дополнена умом, то каждый из нас столкнется с проблемой общения. Ведь живут не с красотой, не с внешними данными, а сосуществуют психики, внутренние миры людей. Книги надо читать, Вася.

– Не буду спорить с тобой философ, хотя, судя по твоей жене, ты выбирал женщину все-таки по внешнему виду. Но ответь на другой вопрос, в каком месте у Оли расположен ум? Ведь у нее голова такая маленькая, что в ней двум извилинам невозможно развернуться. Я послушал ее рассуждения, это же лепет сумасшедшего! Детский сад!

Мы помолчали.

– Олег, ты не обижайся, но ты вслушайся в ее разговоры: они пусты и поверхностны. Она говорит только то, что ты от нее хочешь услышать, а где же ее личная позиция, своя точка зрения? Выходит, она или лукавит, или же глупа как пробка.

– В последнее время, действительно, отдельные ее взгляды меня начали разочаровывать. Поначалу я сильно не присматривался и не прислушивался к ней, но сейчас, когда отношения стали ближе, кое-что даже шокирует.

– Олег, ты извини меня за настойчивость – перебил Сережа – Я знаю твою жену, знаю, сколько лет вы с ней прожили вместе, и поверь мне, твоя Оля, это ни что иное, как плод твоей больной фантазии. Чтобы ты мне сейчас не говорил, я уверен, что причина твоих семейных проблем, той же идеализации Оли, заключается только в одном: ты вплотную приблизился к переходному возрасту. Олег, ты мужчина сороковник, кремлевский мечтатель, который уже расстался с молодостью, но еще не смирился со старостью. Ты цепляешься за жизнь, за молодость, но все это агония. Еще лет пять назад, ты бы прошел мимо Оли, отметив только ее уродство, а сейчас она красавица для тебя только по одной причине, что ей двадцать четыре года, а тебе сорок! Олег, трезво взгляни на нее – это же ужас! Ты в ее жизни – это единственный шанс: ни внешнего вида, ни ума, ни фигуры – набор костей и целлюлита. Только в сорок лет можно влюбиться в уродину.

– Тебе со стороны виднее, но знаешь, чем она еще берет – терпением. Ты даже себе представить не можешь, через что она проходит, лишь бы остаться рядом. Я ее до такой степени унижаю, до какой никого в жизни не унижал. Самому стыдно становится. Она выполняет любой мой каприз, любую прихоть. Ей не позавидуешь. Каждый день что-то новое придумываю, и откуда у меня такие бредовые садистские фантазии проснулись? Но она терпит. И как терпит: без слез, высказываний, скандалов! Это так непривычно, ново! Ожидаешь любую реакцию, только не эту, кажется, что у нее терпение безгранично. Но как только приходит понимание своей неучтивости и жестокости, как только возвращаешься в нормальное человеческое состояние, которое позволяет взглянуть на себя со стороны, так поверь, становится стыдно за свое поведение до такой степени, что готов горы ради нее свернуть, жениться, зачать ребенка, все, лишь бы простила и забыла мои поступки.

Я тебе скажу одно, не хочу вдаваться в детали, они слишком интимны, но все, что прошла твоя Таня, прежде чем ты успокоился, это ничто, в сравнении с теми фантазиями, которые находят на меня под старость.

– Ты говоришь о сексе?

– Обо всем. Секс мелочь, для современных женщин в сексе нет ничего удивительного и жестокого, здесь они ко всему привычные.

– А о каких жестокостях ты говоришь?

– Прежде всего, о моральных. Когда человек говорит, что ему это не нравится делать, но ты заставляешь его это сделать, и он делает. Мелочь? Но если это не один эпизод, а постоянное поведение: ты отыскиваешь у человека больные места, его слабо залеченные душевные раны, другие мелкие, но неприятные для него эпизоды, все это выносишь в повседневную жизнь и заставляешь вновь и вновь повторять, проживать. День превращается для человека в сплошной стресс: он сталкивается с тем, от чего ранее старательно пытался уйти, забыть, отказаться. Ты видишь его боль и еще больше разжигаешь ее, подбрасывая новых углей, новых неприятных для него событий. В эти моменты просыпается жажда насилия. Страдание вызывает уже не жалость, а желание принести еще большее страдание. Ты словно палач, исследуешь пределы человеческого терпения, и чем оно продолжительнее, тем больше ты усиливаешь боль. В больном подсознании ты ожидаешь услышать мольбу о прощении, слезы, унижения, но когда взамен получаешь покорную улыбку, испуг и непонимание «за что?», когда встречаешь во взгляде любовь и покорность, и что самое болезненное – прощение тебя, это доводит до безумия. Ты теряешь контроль над собой, все человеческое тебя покидает, и ты превращаешься в нелюдя. Ненависть застилает глаза и разум, хотя, казалось бы, откуда ей взяться: тобою дышат, тебя ждут и прощают? Но лучше бы тоже ненавидели, это понятней и логичней. Поэтому ненависть рождается, по-видимому, из нелогичности поведения, необъяснимости такого емкого и безграничного терпения. Ты наслаждаешься страданиями близкого человека, превращаешь его жизнь в ад, а сам превращаешься в Бога, который вершит судьбу близкого: покарать или помиловать. И чем больше терпения проявляет близкий, тем больше ты его караешь. Это сумасшествие.

Оно со временем проходит и взамен приходит всепоглощающий стыд и желание все исправить, залечить нанесенные раны и то страдание, которое ей принес. Наверное, поэтому она мне так дорога. Я как вспомню свои поступки, всю ту боль, которую ей нанес и ее глаза – добрые, всепонимающие и всепрощающие, – так готов выполнить любое ее желание, исполнить любую просьбу, лишь бы получить прощение, лишь бы увидеть в ее глазах счастье. От одной крайности бросаешься в другую. Какое-то наваждение. Нет постоянства, уверенности в будущем. Сегодня с ней хорошо, я удовлетворен, сыт, доволен, она сияет счастьем и спокойствием, я вижу это, но вдруг, в какой-то момент, какая-то мелочь – слово, действие, звонок жены, – и декорации меняются. Я вхожу в новый мир – мир ненависти. Такая буря негодования, жестокости и насилия вдруг поднимается внутри, что за считанные минуты, мирок счастья и благополучия сметается на корню, и я с той же улыбкой, с тем же добродушием стараюсь довести ее до безумия, до слез и истерики, и в этом нахожу наслаждение. Не понимаю себя. Я знаю, за такое поведение, прямая дорога в ад, но я не хочу туда попасть.

– Лирика. Малыш, ты романтик.

– Возможно, в твоем поведении тоже проявляются такие моменты. Ты находишь слабое место в человеке и давишь на него, наслаждаясь его страданиями. Но это неправильно, я думаю, это наказуемо. Не зря говорят, что не делай людям того, чего не желаешь, чтобы делали по отношению к тебе. Я в молодости смеялся, когда мне говорили, что та боль, которую приносишь людям, обязательно вернется к тебе или к твоим детям. Сейчас, достигнув сорокалетия, я с этим соглашаюсь. Мне многое вернулось из того, что я сделал плохого. Хорошо, что хорошего у меня было больше.

– Если бы так было на самом деле, то у нас все политики и крупные бизнесмены были бы несчастными. Вся их жизнь – это обман, кидки, насилие. – Сережа пренебрежительно махнул рукой. – Я знаю десятки людей, которые живут и процветают, но при этом их процветание основано на слезах тысячей! Они всю жизнь обманывали, кидали, подставляли людей, и при этом чувствуют себя уверенно и спокойно. Для них жизнь прекрасна, чего не скажешь об их жертвах. Поэтому, ожидать наказания за свои поступки нужно только от людей, но не от судьбы, это факт.

– Их время пожинать посеянное еще придет. Значит еще не время.

– А когда это время наступит? Поверь мне, они проживут долго и счастливо, а позиция «Бог накажет», это позиция слабых и неудачников. Включай телевизор, лучше музыку послушаем. Ты иногда как проповедник, как начнешь причитать, противно слушать.

Все оставшееся время мы молча смотрели телевизор.

62

Вскоре пришла Оля.

– Наконец-то, а то твой муж меня своими проповедями чуть до болей в голове не довел. Что ты с ним сделала? Раньше был нормальным человеком, а сейчас такое рассказывает, что трудно поверить, что это тот Олег, которого я уже больше пяти лет знаю.

– Ничего я с ним не делала. – Оля с удивлением посмотрела на меня. – Может, он просто полюбил меня и начал изменяться в лучшую сторону?

– Конечно, он тут до твоего прихода рассказывал мне, как на него находят такие минуты, в которые он готов выполнить любое твое желание. Удивляюсь, как ты еще не воспользовалась таким шансом. Я бы на твоем месте уже давно захотел свадьбы и детей.

– Я первый раз слышу о таких возможностях, спасибо, теперь буду иметь в виду. А ты почему сегодня так рано проснулся, насколько я знаю, раньше двенадцати тебе бесполезно звонить?

– Работать надо, вас контролировать. Смотри, Олега совсем испортила, нельзя тебе доверять моего малыша. Я думал, вы здесь делом занимаетесь, мальчика делаете, а вы все гуляете, о глупостях рассуждаете.

– Я в академии была, трудилась, Олег расслабиться не дает, заставляет работать над диссертацией. А насчет того, что я его испортила, это не правда. Наоборот, он в последнее время хорошим становится, добрым, не то, что раньше.

– Теленочком стает. А как же мальчик? Ты что не знаешь, что твой суженный всю жизнь о сыне мечтал, Святославчике?

– Знаю, он мне говорил.

– Так, в чем же дело, почему мечту любимого не воплощаешь в жизнь? Он же исправляется, а ты, почему навстречу не идешь?

– Ты у него спроси, я всегда готова.

– Профессор, ты почему филонишь? Оленька готова, дело за тобой.

– У меня две дочери растут, хватит. Оле тоже дети не нужны, ей еще замуж выходить.

– Так я за тебя буду выходить любимый, ты что, забыл?

– Это фантазии.

– Оля, а ты сильно хочешь, чтобы Олег на тебе женился?

– Конечно, я люблю его, и у него наконец-то что-то похожее на чувства проснулось. Во всяком случае, он не так издевается надо мной, как раньше.

– Он мне признавался, что все чаще у него проскальзывает мысль жениться на тебе, ведь было такое, Олег?

– Был другой контекст.

– Но ведь говорил?

– Говорил.

– Вот видишь, Оля, парень созрел, не теряй времени. Меньше хождений по академиям, лишних движений, бери быка за рога! А там, смотри, может и у меня с твоей сестрой что-то получится. Две свадьбы в один день, родственниками станем, осчастливим твою маму.

– Да, два таких жениха! Мама вас не выдержит. Одного кое-как, но двоих, ей просто здоровья не хватит.

– Хватит, так что, Вике звоним?

– Так вот зачем ты приехал! Я думала, ты меня захотел увидеть, поговорить.

– И это тоже. Вот позвоним Вике, договоримся, сойдемся с твоей сестрой и будем друг к другу в гости ездить. Так звоним?

– Хорошо, только с твоего телефона, у тебя безлимитный. И про сестру я говорить не буду, это странным покажется. Ты сам пригласи Вику с подругой, уверена, она согласится. Сама побоится приехать, а с Леной приедет, они всегда в последнее время вместе ездят.

– Так про Лену не говорить?

– Не надо, у Вики кроме Лены подруг нет. Если она согласится приехать с подругой, то это только с Леной.

– Понял. На, звони.

Оля набрала номер.

– Привет, Вика, это Оля. Я в Киеве. Вчера отдыхала в «ДискоРадиоХоле». У меня все хорошо, если любимый согласится, замуж выйду. Да, киевлянин, богатый, философ. Завидуешь? Думаю, не стоит, не так все легко и просто. Он старше меня почти на пятнадцать лет, своеобразный, но тебе звоню по другому поводу, у моего жениха друзья есть, они приглашают тебя в Киев. Я им показывала твою фотографию, ты им очень понравилась. Им здесь скучно, хотят вместе провести время, познакомится с тобой, зовут их Сережа и Вова. Молодые, лет по двадцать пять, но богатые. У Сережи «Мерседес» самый дорогой, квартира в центре Киева, холостой, у Вовы тоже квартира в центре, какая машина не знаю. Сережа рядом, хочет с тобой поговорить, дать трубку? Даю. – Оля передала Сереже трубку.

– Привет красавица. Видел твою фотографию, Оля показывала, ты мне очень понравилась. Приезжай, познакомимся. Почему, в Киеве тоже есть красивые девчонки, но я не знаю их, стеснительный очень. Жену себе ищу, Оля обещала в этом вопросе помочь. Она мне рассказывала, что ты тоже одинока, ищешь доброго, отзывчивого, порядочного мужчину. Это я. Дорогу в Киев мы вам оплатим. На самолете хотите? Хорошо, нет вопросов, вылетаешь сегодня? А чего тянуть? Возьми подругу, для Вовы. Гостиницу мы вам тоже оплатим, все накладные расходы возьмем на себя. Отдохнете в Киеве, посмотрим друг на друга, может что-то у нас и получится. А почему сегодня не можете? Давай завтра. В пятницу? Хорошо, давай в пятницу. Ты Оле все свои пожелания выскажи, мы их однозначно одобрим. У тебя же есть подруги? Лена? Так ты Лену возьмешь? А это кто? Оля знает? Хорошо, бери Лену. Познакомишься как раз с Олиным женихом, нашим другом Олежкой. Он очень сексуальный и, несмотря на свои сорок, довольно неплохо сохранился. Я не исключаю, что он тоже передумает, и выберет кого-то из вас, в этом плане он не постоянен.

– Не надо нам таких пожеланий, – вставила Оля.

– Оля возражает, но все в ваших руках. Сегодня мы заказываем гостиницу, а в пятницу ждем вас, о деталях договаривайтесь с Олей, или если хочешь, напрямую звони мне, это с моего номера телефона тебе звонят, он у тебя высветился. Все, до встречи. – Сережа отключил телефон. – Малыш, вопрос решен. Оля, ты ей попозже перезвони, она переговорит с твоей сестрой, но думаю, что проблем не будет. Как все хорошо сложилось! Ты права, она сразу предложила твою сестру. Повторяю, все расходы беру на себя, поэтому за деньги пусть не волнуются, соглашайся на все. Мы их встретим по высшему уровню.

– Сережа, я уверена, что ты удивил ее: на нее так много сразу никто не тратил.

– Мелочи, главное, чтобы они не разочаровали меня.

– Вика красивая, сестра тоже в самом расцвете, так что ты останешься довольным.

Я понял, что Оля не совсем правильно поняла слова Сережи. Впервые, если я не ошибался, Сережу не интересовали женщины как женщины, его больше интересовала та информация, которую он мог получить у Олиной сестры, а с его организаторскими и финансовыми возможностями, как я знал, это не составляло большого труда.

Сережа практически сразу после разговора с Викой уехал, но звонил через каждые полчаса, до тех пор, пока из Донецка не пришло подтверждение, что Лена и Вика уже заказали билеты на самолет, и в пятницу в обед прилетают в аэропорт «Борисполь».

63

– А тебе не жалко сестру с Викой, я уверен, им здесь не легко придется? – спросил я у Оли, как только вопрос с их приездом окончательно решился.

– Я думала над этим. Зная вас, и особенно Сережу, мне конечно немного страшно за сестру, но с другой стороны, честно, я всю жизнь мечтала отомстить ей за обиды, которые перенесла от нее в детстве. Я никогда не думала, что у меня появится такой шанс. Сколько помню, Лена всегда опережала меня в организации жизни, к тому же мама всегда была на ее стороне.

– Но ты младше и слабее!

– Мама рассуждает по-другому: я умна и сама устроюсь в жизни, а у Лены проблемы с умом и здоровьем, поэтому ей надо помогать. Мои болезни никогда не брались в расчет, потому что я мало жаловалась, терпела, даже если болела, поэтому для мамы я всегда была здорова. А Лена ничего не скрывала, ей всегда было плохо. Она давила на мамину жалость и всегда под это выманивала у нее деньги. А я маму жалела, думала, если еще и я буду о чем-то просить, то она совсем надорвется. Я видела, как она старалась ради нас: одалживала, брала кредиты, с утра до вечера работала. Лена воспринимала это как должное, она даже с отцом перестала общаться после того, как тот отказал ей в деньгах на операцию по увеличению груди. У него действительно не было денег, папа в этом плане невезучий. Но Лена заявила, что, типа: «Я твоя дочь, мне твое материальное положение не интересно, если нет денег, продавай машину». А отец всего год, как купил старенькие «Жигули»; его это возмутило, и он послал ее на три буквы. После этого они вообще перестали видеться. А мама помогла ей: где-то достала денег, Лена сделала грудь и сейчас, мотивируя тем, что появились какие-то побочные осложнения, каждый год вымучивает у мамы деньги на отдых в Турции. У нее это называется лечением, а я уверена, что там у нее кто-то есть, вот она и летает туда.

– А чего маме об этом не сказала?

– Говорила, но как всегда оказалась виновата. Я думаю, что у них с мамой просто негласный договор: Лена не забирает у нее сына, Славу, а мама денежно ее поощряет. За три года мама привыкла к Славе, они вместе спят, ходят по ее подругам. Мне кажется, с ним мама скрашивает свое одиночество. А я во всем плохая, хотя каждый год сажаю и убираю семейный огород, решаю ее проблемы, и во всем стараюсь быть послушной. Я понимаю, что пока у мамы Славик, всегда буду на втором месте после Лены. Может, когда у меня родится ребенок, мама изменит свое отношение ко мне, но пока наши шансы с Леной не равны.

Поэтому жалеть мне сестру не за что, так, одно название, сестра. Я знаю, что в тяжелую минуту она обязательно рядом окажется, чтобы добить, дотолкать в могилу. Когда она с мужем развелась и узнала, что я продолжаю с ним общаться, и помогаю организовывать встречи с сыном, она пригрозила меня убить при встрече, а матери запретила меня в дом пускать. И представляешь, я месяца два не ездила к маме. Мама очень просила, чтобы я не появлялась, пока Лена не успокоится. И я вынуждена была ждать, пока мама не выпросит у Лены прощения и разрешения посещать мне мой собственный дом.

– Странные у вас отношения в семье.

– Это еще не все. Например, я не могу присутствовать на семейных праздниках, когда там Лена. Когда подходит поминальный день, и собираются все наши родственники, я не могу приехать, если Лена вдруг захочет посетить наше семейное собрание. Хорошо, что она редко изъявляет такое желание, потому что уже успела со всеми переругаться. Но если ей все же вздумается приехать к дедушке и бабушке, то мама под различными предлогами удерживает меня на расстоянии, потому что боится, что если я с Леной встречусь, то та побьет меня, или зарежет.

– Прямо таки зарежет, – не поверил я.

– Зарежет, она сможет. Я уже второй поминальный день пропускаю. Приезжаю из Киева, сижу в Донецке и жду от мамы звонка. Как только Лена уезжает, мне мама звонит, и я приезжаю к ней, прошу у папы машину, и с мамой повторно проезжаем по могилкам наших родственников.

– А ты не боишься, что с учетом ваших отношений с сестрой, Лена расскажет Сереже много гадостей про тебя и это повлияет на наши с тобой отношения?

– Я думала над этим… Понимаю, что ты сам довольно странный и принципы, которых ты придерживаешься, с моей точки зрения, не правильны, но видно, у меня такая доля общаться со странными людьми: мама, Лена, теперь ты. Для меня твое прошлое никогда не было существенным, потому что это было до меня, до нашей с тобой встречи. Ты же придаешь прошлому большое значение, и как я заметила, тебе лучше из него ничего не рассказывать. Ты все запоминаешь, делаешь какие-то свои выводы, главным образом неправильные, и меня этим постоянно укоряешь. Получается, что язык – это мой враг. Но как бы то ни было, мне нечего стыдится за свое прошлое, а тем более бояться его. Были ошибки, заблуждения, поступки, которых, возможно, сейчас не совершила бы, но, с другой стороны, были и чувства, победы, достижения, то, чем я горжусь, и что сделало меня такой, какой ты меня видишь, ценишь, и, возможно, любишь. С Леной мы давно не общались, больше года я вообще ее не видела. Общих знакомых у нас мало, поэтому она ничего важного не сможет рассказать, разве что придумать что-то. К тому же, все важное, с моей точки зрения, ты уже знаешь, я не скрываю ничего из своего прошлого.

Вика более болтлива, мы с ней долго дружили, но я знаю – из того, что тебя заденет, а именно из моей личной жизни, она тоже важного ничего не расскажет, разве что повторит то, что ты сам от меня слышал. Мне боятся нечего, мое прошлое – это самое заурядное прошлое девушки из провинции.

– Ты считаешь, что их рассказы о твоем прошлом не смогут разрушить наших с тобой отношений? – переспросил я, не удовлетворенный ее ответом.

– Олег, ты говоришь странные вещи. Мы с тобой живем полноценной семейной жизнью почти полгода. Ты большую часть времени проводишь со мной, чем с женой, и при этом допускаешь возможность того, что люди, с которыми я не общалась довольно долго, могут как-то повлиять на наши с тобой отношения? Я считаю, что ты уже сам изучил меня достаточно глубоко, и знаешь меня больше, чем они. Я знаю, все это время ты экспериментировал надо мной, делал то, что не позволял себе с другими, включая и свою жену. Я все разрешала, сознательно через это все прошла, вытерпела, выстрадала, потому что видела, что для тебя это важно, что это в своем роде проверка моей стойкости, искренности, порядочности. И вот, после всего этого мне нужно бояться приезда бывшей подруги и сестры, которая обещала убить меня, если только встретит? Когда же ты поверишь в меня, когда перестанешь оглядываться и бояться слуха или сплетни в мой адрес? Ведь так жить невозможно…

– Оля, ты знаешь мое отношение к прошлому. Лично я от тебя ничего не скрывал, всегда был искренен, даже во вред себе. Я считаю, что партнеры, люди, претендующие на близость, должны знать друг о друге все важное из прошлой жизни, потому что в этом основа их доверия друг к другу. Полная открытость, кристальная чистота в отношениях пресекают возможность возникновения сомнений. Именно поэтому я и спрашиваю тебя, насколько ты была искренна со мной? Если я от чужих людей вдруг узнаю, что ты попыталась что-то утаить, то это однозначно повлияет на прочность наших отношений. Лучше все неприятное услышать от тебя, чем от кого-то постороннего.

– Олег, в моем прошлом нет ничего такого, чтобы ты разочаровался во мне. Я не проститутка, не бандитка, а самая заурядная девушка. Хотя, конечно, придраться можно ко всему, особенно с твоим характером. Ты постоянно накручиваешь себя, делаешь из мухи слона. С такими требованиями, как у тебя, я не знаю, как ты выбрал жену. Это должна быть целка-пионерка, не выходящая из дому, не смотрящая телевизор, отрешенная полностью от внешнего мира.

– Не говори глупостей.

– А это не глупости. Если проанализировать твои требования к женщинам, то, с одной стороны, женщина должна остаться во всем наивной и невинной, но с другой стороны, быть лидером по натуре и добиться весомых результатов в жизни. Но разве такое возможно? Для того, чтобы чего-то добиться в жизни, достигнуть определенных высот в социальном, материальном или духовном плане, человек должен быть активен: искать, совершать, пробовать, проверять. Обязательно будут ошибки, поражения, заблуждения, неоправданные поступки, но ведь это жизнь, это жизненный опыт, который и формирует «Я» человека. Ошибки стимулируют человека к анализу своих поступков, что делает его жизнь более осмысленной и прогнозируемой. Понимание собственных ошибок приносит гораздо больше пользы, чем чтение десятка книг, или просмотр сотен фильмов. Это, кстати, твои слова, ты сам меня учил этому…

– А если окажется, что до меня твой список мужчин будет исчисляться десятками?

– Олег, у тебя фобия по этому вопросу. Я не знаю, откуда ты взял, но ты совершенно не понимаешь женщин. Женщины не измеряют свои отношения тем, переспали они с мужчиной или нет. Для женщины важны чувства…

– Вот и я об этом: если окажется, что ты у меня слишком «чувствительная» женщина?

– Такого не будет.

– Сестра и Вика это подтвердят?

– Они не смогут сказать обратного. Конечно, я знаю Сережу, если он их заинтересует, или будет давить на них, они могут придумать многое, сам знаешь, грязью можно облить даже святых. Но ты, надеюсь, не настолько ослеплен, чтобы не отличить фантазию от реальной жизни. Я еще раз повторяю, мне нечего боятся их приезда. Даже при всем при том, что моя сестра, возможно, будет наговаривать на меня, завидуя моему знакомству с тобой и с Сережей, я твердо знаю, что она не расскажет ничего такого, что расстроит наши с тобой отношения. Я слишком часто ошибалась в начале нашего знакомства, чтобы повторить те же ошибки. Ты до сих пор попрекаешь меня, как ты говоришь, «мелкими обманами», поэтому новую пищу для твоих претензий и фантазий я не дам.

– Это единственное, что я хотел от тебя услышать. Наши отношения прошли через многие испытания, и не хотелось бы начинать все сначала.

– Любимый, все будет хорошо. Только обещай мне одно: все, что тебе расскажет Сережа обо мне, скажи мне. Дай мне шанс признаться или же отвергнуть сказанное против меня сестрой или Викой, хорошо? Не замыкайся в себе, как ты это делаешь, выноси на обсуждение проблему, как сам меня учил, договорились?

– Договорились.

64

Вечером, неожиданно для нас обоих, Оле перезвонили с банка и сообщили, что она может приехать подписать бумаги и получить кредит, что все необходимые согласования уже получены.

– Любимый, поедем? Я без тебя не поеду.

Я растерялся. Вопрос о кредите сначала активно обсуждался, но потом возникли определенные трудности с его получением, процедура затянулась, и я о нем подзабыл. И вот, неожиданно был поставлен перед фактом.

– Я думал, что этот вопрос уже снят с повестки дня.

– Но я же тебе пообещала. Любимый, теперь ты выполни свое обещание, научи меня правильно организовать и вести бизнес.

– А какую сумму получать?

– Тридцать пять тысяч долларов.

– Неплохо, и куда ты планируешь ее потратить?

– Как ты скажешь, в этом вопросе я полностью доверяюсь тебе. Мама, правда, хочет, чтобы я дала ей деньги на покупку и ремонт квартиры под офис, но у меня такого желания нет. Я хочу сама научиться работать с деньгами, хочу построить свой бизнес. Кроме того, ты говорил, что машину можно купить, а у меня мечта с детства, собственная машина. У нас все получится, правда?

– Получится, куда тебя денешь – я в уме прикидывал, куда можно вложить эти деньги, чтобы не только выплачивать проценты по кредиту, но и задействовать Олю, поднатаскать ее в вопросах организации собственного дела, при этом, естественно, до минимума сократив степень риска. – Губеша, отказываться от денег, естественно, нет смысла, столько сил и труда потрачено. По маме сама решай, если не хочешь давать ей денег, нужно еще раз подумать, куда вложить. Насколько я помню, интересных вариантов с покупкой или арендой магазинов мы так и не встретили, а машину тебе действительно нужно взять. Ты какую хочешь?

– А ты какую посоветуешь?

– Я бы посоветовал что-нибудь из российских машин, «девяносто девятую» модель Жигулей, или «Калину». До Донецка расстояния не близкие, километраж накручивается большой, соответственно, если купить иномарку, то выплывут большие затраты на обслуживание. Российские автомобили в обслуживании на порядок дешевле, а в надежности мало уступают европейским.

– Но в них не уютно, все гремит, скрепит.

– Комфорт в автомобилях стоит дорого. Комфортабельные автомобили для работы нужно брать тогда, когда ты можешь себе позволить выбрасывать лишние деньги на техобслуживание, а мы начинаем с нуля. Мне кажется, здесь надо каждую копейку экономить.

– Любимый, я не буду спорить. Давай поедем, получим деньги, проедемся по салонам, съездим на рынок, и может нам удастся выбрать что-то среднее, между комфортабельным, надежным и дешевым автомобилем.

– Давай попробуем, хотя подобного я не представляю.

– Может сегодня и выедем? Вечером будем в Донецке, переночуем у мамы.

– Оля, что-то у меня мало желания после всего услышанного, ночевать у твоей мамы.

– Давай у папы заночуем, он не откажет. Он добрый и хороший.

– Если папа не откажет, тогда выезжаем.

– Я тогда созваниваюсь со всеми, а ты готовь машину.

Мы собрались быстро, и примерно через час выехали в Донецк. Дорога была дальняя и сложная: шел снег, сильный мороз делал дорогу скользкой и опасной. Мы добирались до Донецка больше десяти часов. Ехали по очереди, меняясь по мере усталости.

Всю дорогу я пытался сообразить, куда пристроить деньги. Несмотря на финансовую поддержку от Сережи, в последнее время у меня появились проблемы в бизнесе. Потянувшись за стремительно растущей в цене коммерческой недвижимостью, я развернул строительство практически четырех торговых объектов одновременно и, неподрасчитав своих финансовых возможностей, впервые столкнулся с нехваткой наличных денег. Все, что у меня было, и все, что я зарабатывал, поглощала стройка. По большому счету, все финансовые проблемы можно было решить, продав один из строящихся объектов, которые сами по себе дорожали с каждым месяцем, но я тянул до последнего, надеясь вылезти из тупиковой ситуации, запустив хотя бы один из них. Олю я не посвящал в свои финансовые проблемы, эти вопросы мы обсуждали только с женой, которая в последние месяцы активно взялась помогать мне в бизнесе. И если раньше от ее помощи были только проблемы, то сейчас, когда она взяла на себя функции представителя нашего бизнеса в различных государственных учреждениях, взвалила на себя решение проблем по стройке, я немного освободился и все силы сконцентрировал на поиске дополнительных финансовых вливаний. Деньгами дополнительно обещал помочь Сережа, были варианты кредитования в Лозовой, и вот неожиданно появилась возможность решить временные финансовые трудности за счет Олиных денег. Я просчитывал разные варианты их вложения: можно было вложить их в новые магазины и в новую фуру с вещами, чтобы расширить торговлю секондом, но, как я уже понял, зима не лучшее время для развития этого направления в торговле. С другой стороны, достроив один из торговых объектов, я разгружал остальные направления своего бизнеса, и освободившиеся деньги мог перебросить на ту же торговлю, которую обещал организовать Оле. Чем дольше мы ехали в Донецк, тем больше я склонялся к мысли, что для меня это одно из лучших решений. Я убивал двух зайцев: решал свои проблемы и ни в чем не подводил Олю.

– Что ты все молчишь и молчишь? – прервала мои размышления Оля. Она сидела за рулем и заметила, что я не сплю, а просто сижу с закрытыми глазами. – Меня на сон тянет, поговори со мной.

– Может мне за руль сесть?

– Нет, ты просто поговори со мною.

– Хорошо, только о чем?

– Мы эти деньги, как и планировали, вложим в фуру с одеждой? Я ведь правильно тебя поняла?

– Да, – я не стал ее разубеждать.

– Мы всю сумму сразу снимем или нет, ведь ты говорил, что фура стоит только пятнадцать тысяч долларов?

– Всю не стоит снимать, снимем только эти пятнадцать.

– А когда мы мне машину купим?

– Вернемся в Киев, проедем по автосалонам, выберем, а потом снимем деньги и купим. Зачем раньше времени снимать, чтобы шли проценты?

– Ты хитрый, правильно рассуждаешь.

– Зачем разбрасываться деньгами? Увидишь, они не легко достаются, хотя зарабатывать все же можно.

– Хочешь, я тебе что-нибудь про Лену расскажу и про наши с ней отношения? – неожиданно спросила Оля.

– Расскажи.

– Я еду и вспоминаю, когда маленькая была, я один раз увидела, как папа ремнем наказывает Лену, та кричит, рыдает. Я так испугалась, что после этого случая делала все, чтобы только не быть наказанной. Я училась на отлично, ходила в музыкальную школу по классу скрипки, и еще на танцевальный. День был расписан по минутам: приходила со школы, брала скрипку и шла в музыкальную школу. Сразу после музыкальной школы проходила мимо дома, клала скрипку и брала вещи на танцевальный. После танцевального приходила домой и делала уроки. Уставала сильно, но терпела, все успевала, потому что знала, если вдруг где-то что-то не получится, буду наказана как Лена, а этого я боялась больше всего. Отдохнуть я могла только в субботу и в воскресение, но именно в эти дни я вплотную сталкивалась с Леной. Выходные родители редко проводили дома: ходили по друзьям, куда-то уезжали, а меня всегда оставляли на Лену. Лена уже замуж вышла, когда я перешла во второй класс, с Игорем, первым мужем у нас жили. Он был спортсмен, боксер, бандит и очень любил собак. Они завели бультерьера, это тогда модно было: накачанный парень, худенькая девушка и бультерьер на поводку. Я их собаку больше всего боялась: она как посмотрит на меня красными безумными глазами, так я и немею, стою словно околдованная. Мама их ругала за собаку, но Лена с Игорем уперлись, ни в какую. Когда родители дома, они ее у себя в комнате закрывали, чтобы собака меня не пугала, но как только те уезжали на выходные, Лена с Игорем начинали меня приучать к Бастеру, так звали бультерьера. Они приучали меня к Бастеру по-разному. Один раз я проснулась оттого, что начала задыхаться. Открываю глаза, и представляешь, со мной, на моей кровати, лежит Бастер, положив голову прямо мне на грудь. Трудно передать ощущения, которые я испытала в первые секунды. Скажу одно, от страха я описалась. Я лежала больше получаса с закрытыми глазами, боясь пошевельнуться: задыхалась, но терпела. Я освободилась от этого кошмара только тогда, когда Бастер услышал, что скрипнула дверь в Лениной комнате, вскочил и выбежал в коридор, только тогда меня словно прорвало: я рыдала, захлебывалась в истерике больше часа. И знаешь, как меня сестра успокоила? Видя, что мне ничего не помогает, она снова позвала Бастера и пригрозила, что если я не замолчу, она прикажет ему меня съесть. И это подействовало. Я увидела глаза Бастера, увидела взгляд сестры, и поняла, что так оно и будет. После этого Лена заставила меня постирать свою постель, которую я описала, ночную рубашку и пошла с Игорем гулять.

– Веселая у тебя жизнь была. Так ты к Бастеру привыкла?

– Нет, они через полгода сняли в соседнем доме квартиру и переехали туда. Для меня настали золотые дни: я не видела ни Лену, ни собаку.

– Так Слава – это сын Игоря?

– Нет, у них детей не было. Игорь по молодости, когда ходил в качалку, пил какие-то таблетки для роста мышц, и у него с деторождением были проблемы. Они прожили шесть лет, но Лена так и не забеременела.

– А почему развелись, она изменять стала?

– Да нет, раньше за Леной я блуда не замечала. А развелись они после того, как он инвалидом стал. Я тебе говорила, что он бандитом был, причем каким-то начальником, «бригадиром». И вот однажды, когда он вечером с Леной возвращался домой, их окружили две машины, выскочило человек восемь и прямо на ее глазах его забили до полусмерти. Он пролежал в больнице больше трех месяцев: ему поломали все, что только можно было поломать. Выжил чудом, но как только вышел из больницы, Лена сразу с ним развелась. Она уже работала в милиции, и видимо, или шок от увиденного, либо другие соображения, но больше она с ним не встречалась.

– А ты его видишь?

– Он уехал из города к родителям в село. Изредка я его встречала на базаре, он сильно изменился: еле ходит, поседел, но ко мне не стал подходить, сделал вид, что не заметил.

– Так что в трудную минуту на помощь сестры надеяться нечего?

– Получается так. Она после того случая сильно изменилась. До этого у нее были проблемы с добротой и пониманием, но после случившегося с Игорем, она словно озверела. Она родителей доставать стала. Мама ее жалела, понимала, что ей пришлось пережить. Может, с ней тоже те бандиты что-то сделали, но мне про это никто не рассказывал. Одно стало заметно, что если до этой ситуации, Лену хоть как-то ставили на место и держали в рамках, то после случившегося ей разрешалось все: она могла на маму наорать, вытянуть деньги с ее кошелька и уйти к себе на квартиру, могла папу матом послать, все сходило с рук. Я же старалась вообще ей на глаза не попадаться, то меня хоть родители защищали, теперь же, как я поняла, вообще осталась беззащитна.

– А как она с нынешним мужем познакомилась?

– Они вместе работали. Она больше года ни с кем не встречалась, а потом появился Сережа: он женатый был, причем не первый раз, начальником розыска у нас в милиции работал. Помню, как только они начали встречаться, Лена примчится с работы, нас с мамой подорвет, чтобы мы то блинчики, то пирожки приготовили, мы часа два на кухне в мыле трудимся, все сделаем, она нас потом выгонит из дому, и встречает его как примерная домохозяйка. Она этими пирожками его и взяла. Он поражался ее работоспособности: как можно успевать на работе и еще дома, по хозяйству. Когда Сережа узнал, что это мы с мамой пирожки готовили, чуть с ума не сошел, но было поздно, они уже расписались. Надо отдать Лене должное, что когда она чего-то хочет, она этого добивается. По трупам идет, но своего добьется. У меня такого нет, всегда жалко людей, хочется миром разойтись, по-хорошему сделать, может, поэтому меня все обижают. Я словно родилась с табличкой «лох».

– Доброта спасет мир. Возможно, благодаря тому, что ты добрая, у тебя и в жизни больше радостей, чем у нее.

– Да я бы не сказала, – Оля с грустью улыбнулась. – Лена, сколько помню, всегда живет в свое удовольствие, не надрывается. Я когда приезжаю к маме, открываю шифоньер Лены и просто умираю от зависти: в нем висит все, о чем мечтает любая женщина. Ты знаешь, насколько я равнодушна к вещам, но то, что есть у Лены я, честно, об этом даже не мечтаю. И ей это все поклонники подарили.

– Что же у нее есть такого, о чем мечтают женщины: шуба норковая?

– Да, белая норковая шуба, длинная дубленка, длинный кожаный плащ, красное пальто, и куча других мелочей, которые стоят очень приличные деньги. Она умеет построить отношения таким образом, что мужчины, если они хотят с ней встречаться, дарят ей дорогие вещи, потому что, как она говорит, она дорогая женщина.

– Ты этому завидуешь?

– Нет, конечно. Менять себя на дорогие подарки, это не по мне, но сам факт наличия этих вещей зависть вызывает. Мне такие подарки никто не делал.

– Ты мне рассказывала, что у тебя много друзей из мужчин, а у Лены с этим проблема. Я еще не до конца представляю себе эту ситуацию, но как мужчина могу заметить, что если бы ты вела себя как Лена, то у тебя тоже не было бы друзей мужчин. Когда мужчину разводят на дорогие подарки, он четко осознает, что происходит обмен: дорогая вещь на дорогое тело. В основном это разовые сделки, потому что тело, как правило, оказывается самым обыкновенным, а шубы, кожаные плащи – это действительно дорогие вещи. Мужчина разочаровывается, убеждается в обмане. Добившись тела, он жалеет о подарке: обыкновенное тело за дорогую вещь – это неравнозначная сделка.

– Но я знаю много примеров, когда женщину просто задаривают дорогими подарками: женщина превращается для мужчины в праздник, и он, в свою очередь, тоже делает ее жизнь праздником!

– Возможно, но это происходит тогда, когда от этой женщины мужчина получает то, что никогда не получал от других женщин. Для таких женщин, действительно, ничего не жалко. Это как мечта…

– А я для тебя праздник?

– Ты для меня суровые будни: из-за тебя у меня столько головняков в жизни появилось.

– А зачем мы тогда встречаемся?

– Сам не знаю.

– Ты меня расстраиваешь: я закладываю свою квартиру, посвящаю тебе полгода своей жизни, надеясь, что наконец-то стала тебе небезразлична, а оказывается, что вместо праздника я для тебя суровые будни! Выходит, я опять ошиблась в своем выборе?

– Ты набралась бесценного жизненного опыта, – попытался пошутить я.

– Действительно бесценного. – Оля отвернулась и больше со мной не разговаривала.

65

Весь следующий день в Донецке мы потратили на оформление документов по кредиту. Мне еще раз невольно пришлось столкнуться с ее мамой, и я взглянул на нее иными глазами. У родителей нас тоже было двое: я и младшая сестра, но никогда я не ощущал разницы в их отношении к нам. Мы были для них равны, и это, как я теперь понимаю, оказалось важным как для формирования наших отношений с сестрой, так и в отношении к самим родителям. Впервые с такой проблемой я столкнулся у Наташи. Я до сих пор не могу ей простить ее неравнозначное отношение к нашим дочерям, выделение Насти на фоне Эли. Этот факт она пыталась навязать и мне, но я знал одно, что детей нельзя делить, они обе мои, и независимо от того, как ведут себя, каких результатов добиваются в жизни, и как относятся ко мне, мое отношение к ним должно быть равнозначным. У родителей не должно быть любимчиков, это очень негативно скажется в дальнейшем, когда дети начнут самостоятельную жизнь и выйдут из-под родительской опеки.

Мама Оли в своей семье эту грань нарушила и в глубине души, даже плохо ее зная, я уже не мог относиться к ней с уважением. Я не мог понять, как можно одну дочку выделять на фоне другой? Для меня это было диким и невозможным. Я жалел Олю и изначально уже был настроен против ее сестры.

– Олег, вы же Олю не обманете? – мама Оли попыталась навязать мне разговор, но я демонстративно отвернулся. Возможно, моим недостатком всегда было то, что я не мог заставить себя общаться с людьми, к которым испытывал антипатию. Это часто вредило мне, но я ничего не мог с собой поделать. – Может, вы мне поможете? – не отставала она. – Я просила Олю дать мне деньги на ремонт квартиры под офис, но она категорически отказала. Я бы и проценты платила. Ведь сколько я ей помогала и помогаю сейчас, не узнаю ее, ведь по большому счету, квартира то моя, я ее купила. Повлияйте на нее, пожалуйста, помогите мне решить этот вопрос.

– Вы извините меня, но это Олины деньги, я к ним никакого отношения не имею.

– Но она во всем слушает вас, я утратила контроль над нею. Она мне ответила, что все деньги распределены, и она их вложит туда, куда скажите вы. А вдруг вы прогорите?

– Я могу вам обещать одно, что пока Оля рядом со мной, ей боятся нечего, тем более за судьбу своих денег.

– Но вы понимаете, что она рискует своей квартирой? Мне много труда стоило купить эту квартиру.

– Я все понимаю, только причем здесь я? – перебил я ее.

– Вы должны понять, что мы не настолько богаты, как вы. У Оли ничего своего нет, кроме этой квартиры. Я не понимаю, зачем она так рискует? А если она решилась взять кредит, то ей нужно помочь определить деньги, ведь она такая доверчивая и неопытная.

– Я считаю, что ваша дочь довольно умная девушка. Она сама грамотно распорядится своими деньгами, а если надо, то попросит вас или меня, и мы поможем ей, подскажем, посоветуем.

– Но она мне сказала, что большая часть суммы уйдет на проплату какой-то большой машины с вещами.

– Да, это так.

– А вы сумеете продать эти вещи? Выгодна ли сейчас торговля вещами?

– Но ведь у меня получается, я-то живу за что-то.

– У вас все налажено, а Оля только начинает вникать. Вдруг что-то не сработает, как вы будете выплачивать проценты?

– Вы не переживайте, в любом случае, проценты будут выплачены вовремя. Оля доверилась мне, поэтому не зависимо от того, будет получаться торговля или нет, проценты будут выплачиваться вовремя. Если надо, я внесу свои деньги, подстрахую ее. А насчет моего влияния на Олю в вопросе распределения кредитных денег, вы ошибаетесь: она сама принимала решения, я лишь предлагал варианты.

– Но неужели вы думаете, что если Оля даст мне деньги на ремонт офиса, то она что-то потеряет?

– Не думаю, просто в вашем варианте Оля ничего и не приобретет. А все эти кредитные дела мы с ней затеяли только для того, чтобы она научилась вести бизнес, приобрела опыт в организации различных коммерческих схем. Я считаю, что, несмотря на сложные условия ведения бизнеса в нашем государстве, она, работая в этом направлении, приобретет для себя бесценный опыт, который всегда пригодится ей, независимо от того, выберет она работу в милиции или в коммерческих структурах. Поэтому, я считаю, что Оля сделала правильный выбор, так как с минимальной степенью риска приобретет важные для себя навыки в общении с людьми, и в организации бизнес-проектов.

– Но ведь в бизнесе столько риска. Почему она должна рисковать своими деньгами?

– Когда рискуют своим, люди более осторожны и бережливей, ведь ставки слишком высоки – например, в случае с Олей, это потеря квартиры. Но ведь в бизнесе и результаты очевидней. А что она достигнет в милиции? Сделает карьеру? А дальше? Милиционеры с трудом дотягивают до сорока лет и выходят на пенсию беспомощными и неподготовленными к самостоятельной жизни. Служба в милиции меняет психологию сотрудников и, как правило, они могут только забирать и выпрашивать, а как заработать, да еще в рамках закона, – для них это темный лес. Неужели вы хотите, чтобы ваша дочь оказалась такой же беспомощной перед жизнью, как и вы?

– А почему я беспомощная?

– А разве вы себя уверенно чувствуете на пенсии без удостоверения и тех привилегий, к которым привыкли в милиции?

– Не совсем конечно, но у меня хорошая пенсия.

– Если у Оли в порядке с головой, как она об этом постоянно заявляет, то пенсия ей не понадобится. Мне в свое время умные люди сказали, что хорошая пенсия – это то, что ты успел заработать и отложить на черный день. А жить в сорок лет на то, что вы называете пенсией, я считаю, не характеризует человека как умного и реализовавшего себя в жизни.

– Зато в нашем случае мы ничем не рискуем. А что касается поступка Оли, я вам скажу одно: я неоднократно убеждалась, Оля всегда найдет себе проблемы в жизни и потом бежит ко мне: помоги, мама. Я никогда ей не отказывала, всегда помогала, но в этот раз, я ей так и сказала, что помощи от меня пусть не ждет. Хватит, мне надоело. Пока у нее все хорошо, мама не нужна, как только она попадает в очередную неприятность, то вспоминает о маме, мама становится любимой и незаменимой. Я очень хочу, чтобы у вас все получилось, но уверена в обратном – это не для моей Оли. Я придерживаюсь других взглядов и считаю, что Оле нужно найти умного, перспективного молодого человека, за спиной которого она жила бы припеваючи, а не тянуть лямку на себя, набираться не нужного для женщины опыта. Оля должна стать второй, незаменимой половиной своего мужа. Это мужское дело зарабатывать деньги, а женщина предназначена для другого, например, для любви, чувств, красоты.

– Оля мне не рассказывала о ваших взглядах. Нечто подобное в ее поведении первое время прослеживалось, но я не знал, что это ваше влияние. По этому поводу честно скажу, я считаю, то, о чем вы говорите – это проявление психологии попрошайки. Вы не обижайтесь, это не в ваш адрес, но я считаю, что если женщина изначально отдает себя мужчине, ожидая от него материальных поощрений, то это неудачница, глупая и пустая женщина, ценность которой минимальна. Любой нормальный мужчина сразу задаст себе вопрос, если сегодня она продается за такую сумму, то где гарантия, что завтра она не продастся кому-то другому за большую сумму? О каких крепких семейных узах можно думать с этой женщиной? Тело в обмен на деньги – это проституция, а не семья.

Я видел, что мои слова задели ее, но сдержать себя не мог: она раздражала меня и выводила из терпения. Все остальное время мы простояли молча. Она даже не возразила мне, хотя я видел, что ей хотелось многое мне сказать. Эта продолжительная пауза не только отдалила нас, возвела стену непонимания, но я почувствовал, что между нами прошла почти открытая волна неприязни. Я вышел на улицу и долго прохаживался вдоль банка, готовый терпеть холод, но только не присутствие ее мамы. Вечером, перед самым закрытием банка, Оля передала мне в руки пятнадцать тысяч долларов и сказала:

– Любимый, вот возьми, я сделала все, что ты говорил.

Я был тронут до глубины души. Ее мама с проблемами и идиотскими мыслями отошла на второй план и тут же забылась, а на первый план выступило понимание того, что такого предела терпения и преданности, как у Оли, я на своем жизненном пути еще не встречал. По большому счету, Оля отдала в мои руки не только себя, но и единственное материальное, что у нее было – квартиру в Донецке. Она отказалась от мамы, меньше стала общаться с подругами, кроме меня у нее никого и ничего не осталось. И это ко многому обязывало. Я обнял ее за плечи и улыбнулся:

– Ну что Губеня, поедем гужбенить?

– Давай, это последнее, что у меня осталось.

– Но ведь еще на счету остались деньги.

– Да, еще и они. Может тебе их сразу отдать, чтобы потом не возвращаться? Все отдать и остаться ни с чем.

– Отдать, забыться, пропить за неделю, а потом новая жизнь, правда, романтично?

– Ага, зачем квартира, работа? Живут же бомжи, и я проживу.

– Не печалься, все будет на должном уровне.

– Мама не хочет, чтобы мы на ночь выезжали, предлагает, чтобы мы у нее заночевали.

– Губеша, у нее я останавливаться не хочу. Если ты хочешь остаться, то я согласен ночевать только у твоего папы. Классный мужик! Накупим им подарки, и заночуем если надо.

– Мама обидится. Она как узнала, что мы эту ночь ночевали у папы, чуть не разорвала меня. Давай тогда ей не признаваться, скажем, что поедем в Лозовую, а сами у отца заночуем?

– Ты опять меня на обман толкаешь? Ты же знаешь, я терпеть не могу эти мелкие обманы, от которых все равно нет никакого толку, а одни неприятности. Они обязательно когда-то обнаружатся, и красней за них как пацан. Давай тогда действительно ехать, доедем, никуда не денемся. В Лозовую заедем, покушаем, я деньги в бухгалтерию завезу, и в Киев попрем.

– Хорошо милый, как скажешь. Я тоже не хочу здесь оставаться, мама меня своим офисом достанет. Тогда я с ней попрощаюсь и вернусь.

– Если можно, я с тобой не пойду. Передашь, что я машину прогреваю, или что-то другое придумай, но что-то у меня пропало желание с ней общаться.

– Хорошо, оставайся.

Оля ушла прощаться с мамой, а я остался в машине. Поступок Оли внушал уважение. Я тоже часто бывал слишком доверчив, иногда даже на грани фола, но это доверие всегда шло от души, и я не контролировал его, осуществлял на каком-то интуитивном уровне. Бывало, и ошибался, зарабатывал проблемы на ровном месте, но в основном жалеть не приходилось, все было искренне и добровольно. Но в случае с Олей я впервые сталкивался с фактом, когда девушка полностью вверяла себя в мои руки, полагаясь только на мою порядочность. Если бы я был подлецом и негодяем, то легко мог обмануть ее, и оставить ни с чем. Кроме того, я понимал, что Олины деньги снимали с меня значительную головную боль в организации собственного бизнеса. Теперь я мог спокойно завершить стройку одного из объектов и более уверенно смотреть в свое будущее. Выходит, и здесь я был ей обязан. Слишком плотно я влип в обязательства, а ведь для меня это было важным, принципиальным.

Оля села в машину.

– Все, поехали, с мамой попрощалась. Она, конечно, обиделась, но пути назад нет. Ты же меня не бросишь?

– Губеша, я впервые чувствую себя должником. Обычно я всегда авансирую, здесь же ты меня загнала в такие долги, что не знаю, когда с тобой рассчитаюсь. Я понимаю, что ты мне отдала практически все и уважаю тебя за этот шаг. Это ко многому обязывает, поэтому, за свое будущее не волнуйся, все у нас будет как в лучших домах Парижа.

– Я очень этого хочу, и готова отдать за это все, что у меня есть.

– А у тебя еще что-то осталось? – пошутил я.

– Нет, кроме тебя уже больше ничего не осталось.

– Тогда поехали, голодранка.

66

Как раз к утру, мы подъехали к Лозовой. Я не заезжал домой, чтобы не встречаться с Наташей. Заехал только на базу, передал маме деньги:

– Сынок, а ты дома был? – мама с тревогой посмотрела на меня.

– Мама, я проездом.

– У тебя хоть все нормально, я переживаю за тебя? Отца не стало, ты у нас один остался, на тебя вся надежда.

– Мама, борюсь.

– А с кем это ты приехал?

– Моя девушка, Оля.

– Сынок, не греши. У тебя две прекрасные дочки, красавица жена, а ты с чужими женщинами катаешься.

– Мама, это чужая женщина, заложила квартиру в Донецке и все деньги отдала мне на развитие бизнеса. Это ее деньги. Ты уверена, что Наташа так бы поступила?

– Сынок, не обижай жену, она отдала тебе больше: лучшие свои годы. Бедненькая старается здесь, работает, все, что ты говоришь, делает. Ей очень хочется помочь тебе, ведь ты у нее тоже один: почти семнадцать лет прожить вместе, это же не шутка!

– Мама, оставь нравоучения, и без того на душе тошно. Хоть с бизнесом разобрался. Деньги отдашь в бухгалтерию, там уже знают, как с ними поступить.

– Пусть тебя хранит Бог, – я не дослушал ее, поцеловал, и пошел к машине. На душе стало тоскливо и неприятно. Я чувствовал, что запутываюсь в отношениях все больше и больше: Оля отдавала мне последнее, жена на удивление полнее втягивалась в бизнес, и результаты ее труда становились заметней. Почему запретили многоженство?

– Это твоя мама? – спросила Оля, как только я сел за руль.

– Да.

– Хорошая, добрая. Она ничего про меня не спрашивала?

– Спрашивала.

– А ты что?

– Сказал правду, что ты та женщина, которая ради меня заложила квартиру в Донецке, и деньги отдала мне.

– А она что?

– Ничего, переварит, потом лучше к тебе начнет относиться. Поехали в Киев?

– А кушать будем, я так сильно проголодалась? К тому же, ты мне много рассказывал, но так и не показал еще свой «Колумб», хочется самой посмотреть.

– Оля, всему придет свое время. Покушаем лучше на трассе, у нас в «Колумбе» сейчас много народу.

– Ты боишься меня показать?

– Не говори глупостей.

– Хорошо, но я надеюсь, что когда-нибудь придет и мое время посидеть у тебя в заведении?

– Обязательно придет.

– Тогда, любимый, я потерплю, поехали.

Я уезжал из Лозовой уже с другим, подавленным настроением. Да, Оля отдала деньги, сама того не понимая, помогла мне решить небольшие проблемы в бизнесе, но это первый случай, когда я приезжал в родной город и не заезжал домой к жене и детям. И это было так непривычно и болезненно, что я впервые почувствовал, насколько дорог мне мой прошлый мир. Несмотря на осадок от семейных проблем, от непонимания и постоянных выяснений отношений с женой, тот мир стал неотъемлемой частью моей жизни. И чем больше я настраивал себя на разрыв с ним, тем четче понимал, что разрываю отношения со своей жизнью. Тяжело менять устоявшееся в сорок лет, возможно, хочется, но сама мысль о смене собственноручно созданного образа жизни вызывала не только внутреннюю тревогу, но и состояние депрессии и тоски.

Я возвращался в Киев не испытывая ни малейшей радости от того, что наши отношения с Олей стали теснее. Ее шаг обязывал меня к другому поведению, к ответным действиям, но я уже не готов был их делать, не хотел! Они не только усложняли отношения с близкими для меня людьми, но и приближали время выбора, а в глубине души я не готов был выбирать. Мне было хорошо и с Олей, и с семьей, но это «хорошо» было равнозначно, и что самое интересное, равноудалено от моего внутреннего состояния. А внутри я был пуст, безволен и не определен. Я сам не знал, чего хочу. В одном только был уверен – сейчас я не хочу определенности. Меня устраивала неопределенность, двойственность, но только не окончательный выбор, потому что в глубине души я знал, что ни один вариант в его теперешнем состоянии меня не устраивает. Меня не устраивала Оля, потому что я не доверял ей, и не был уверен, что ее мир мог когда-нибудь стать близок мне. Даже сейчас, когда она отдала мне последнее, заложив свою квартиру в Донецке, я продолжал ей не верить, потому что в памяти всплывали тысячи примеров ее мелких обманов. Я допускал, что и эти, внушительные для меня шаги, возможно, сделаны с каким-то умыслом. Это была паранойя, но паранойя, основанная на ее поведении. Меня не устраивала и жена, потому что я панически боялся возврата к неустойчивым, эмоциональным отношениям в семье. Я видел, как она работает над собой, заставляет себя исправляться, сдерживать неуправляемые порывы эмоций, но я не был уверен, что она справится со своей эмоциональностью до конца, а полумеры меня не устраивали. Я готов был ждать, терпеть, жить в двух мирах, но только не выбирать один из них сейчас и в таком виде. Если бы выбор стал прямо сейчас, то, безусловно, я бы выбрал уже более известный мне мир семьи, но для меня это означало возврат к эмоциям и скандалам, а я уже не хотел этого. Я узнал, что в отношениях с женщинами существует и другой, более близкий для меня мир – мир взаимопонимания. При том взаимопонимание не в том понимании, когда жена говорит, что ты не понимаешь меня, соответственно, я не могу понять тебя, а в том, когда понимание начинается с себя, когда ты начинаешь понимать человека, видя, насколько он ломает, перестраивает себя, стараясь понять тебя. Именно это понимание заставляет отказаться от своих принципов и делать шаги навстречу, и именно этого понимания я никогда не встречал у Наташи, зато оно было у Оли.

Я запутался окончательно, и как всегда в такие минуты пустил все на самотек. Как выведет судьба, так оно и будет! Другого пути я просто не знал.

67

– Здравствуй, мое солнышко! – голос жены звучал в трубке телефона нежно и ласково. – Я соскучилась за тобой, ты когда планируешь приехать домой?

– Не знаю Наташа, в Киеве работы много – очередной раз соврал я ей. Как ненавидел я себя в эти минуты!

– Мы с девочками за тобой скучаем, они постоянно спрашивают меня, когда папа приедет. Я им объясняю, что папа работает, для нас старается, они понимают, взрослые уже.

– Наташа, что у нас по «Колумбу», все успеваешь?

Я постарался перевести разговор в рабочее русло: слишком неуютно себя чувствовал, когда человек, на котором старался поставить крест, заставлял меня возвращаться в уже подзабытый мир чувственности.

Мой вопрос осадил Наташу. В трубке возникла пауза и потом, я чувствовал, как она заставила себя успокоиться, но голос выдал ее. С совершенно другими интонациями она ответила:

– Успеваю. Ты не один?

Я действительно был не один. На кухне копошилась Оля, готовя для меня завтрак. День только начинался.

– Один.

– Ты опять обманываешь меня – в ее голосе начали прослеживаться нотки раздражения. – Я чувствую, когда ты один, а когда у тебя кто-то есть.

– Наташа, не выдумывай, ты лучше расскажи, какая выручка в «Колумбе»?

– Олег, не уходи от разговора, кто у тебя, женщина?

Этот допрос с утра пробудил раздражение:

– У тебя опять паранойя, мы может, отойдем от твоих бредовых предположений и сконцентрируемся на работе?

– Олег, я отвечу на все твои вопросы, только повтори: я люблю тебя солнышко!

– Тебе что, делать нечего?

– Олег, повтори, пожалуйста, то, о чем я попросила.

Я почувствовал себя как зверь, загнанный в угол. Я мог иногда соврать, уйти от вопроса, но необходимость обратиться к жене с ласковыми словами в присутствии Оли была выше моих сил. Я не мог этого сделать, поэтому, не ответив, отключил телефон.

Через минуту Наташа снова меня набрала. Ее голос звучал холодно, без интонаций:

– Выручка в «Колумбе» две тысячи двести. За вычетом зарплаты и налогов наличными у меня остается тысяча девятьсот гривен. Какие дальнейшие распоряжения?

Я попытался смягчить ситуацию.

– Отдашь в бухгалтерию пятьсот гривен, они знают, что с ними делать, остальные деньги пусть останутся у тебя и, Наташа, я прошу тебя, отбрось свои подозрения, не превращай утро в кошмар, ведь ты же исправляешься.

– Олег, я не люблю, когда мне врут, а ты заврался, и сам об этом прекрасно знаешь. Я чувствую, что ты больше трех месяцев живешь не сам, что у тебя кто-то появился, и мне больно это знать и с этим мириться.

– Наташа, не надумывай глупостей!

– Давай я завтра к тебе приеду, ведь мы не виделись уже больше четырех недель!

– А кто «Колумбом» заниматься будет, на кого бизнес оставить?

– Лена подстрахует, я договорюсь.

– Наташа, не нужно этих экспериментов, я в воскресение собираюсь домой, зачем лишние затраты?

– Ты выкручиваешься. Я в Киеве не была уже больше года, ты не хочешь, чтобы я к тебе приезжала?

– Но сейчас это не нужно! Я через несколько дней буду в Лозовой.

В трубке возникла пауза.

– Хорошо, я не буду тебе мешать. Ты всегда делал то, что хотел делать, пусть это будет на твоей совести. Но передай той, кто у тебя сейчас гремит на кухне тарелками, что в жизни все возвращается: то, что она делает мне, наверняка, со временем кто-то сделает ей. Бог на свете есть, и он накажет ее за то, что она забирает отца у детей.

Я не успел ответить, Наташа бросила трубку. На душе снова стало мерзко и пакостно.

– Милый, иди кушать – раздался из кухни голос Оли, и тоска на сердце еще больше усилилась. Как все запутанно и сложно, и как выбраться из создавшейся ситуации, в которую я сам себя загнал?

68

Лену и Вику Сережа встречал без меня, вдвоем с Вовой. До глубокого вечера я так и не дождался от них звонка. Я видел, как волнуется Оля, хотя она всячески пыталась это скрыть.

С Сережей мы встретились на следующий день в обед.

– Узнал, что хотел? – Первым не выдержал я.

– Твоя Оля обманщица, я в этом очередной раз убедился. Лена многое рассказала: оказывается, у твоей Оли был мужчина твоих годов, они встречались с ним лет пять, потом он ее бросил. Лена говорит, что Оля непорядочная и много болтает лишнего. Парень был не дурак, не захотел делить свою судьбу с дурой, хотя у них дело дошло почти до свадьбы. После него Оля пошла по рукам, то с одним встречалась, то с другим. Лена говорит, что Оля чем-то болеет, скорее венерическим, ты не замечал?

– Сережа, это сплетни.

– Не думаю, сегодня сам у нее спросишь.

– Тебе она понравилась?

– Страшная и дурная. Корчит из себя непонятно что, я ей чуть по морде в машине не врезал, Вова остановил. Но потом угомонилась, стала как шелковая.

– Поимел ее?

– Она умнее Оли, с ней проблем не было. Так ты хочешь с ней встретиться?

– Почему бы и нет.

– Скажу одно, в сравнении с Олей она красавица. Ты выбрал опять не то, что нужно.

– Значит такова моя судьба, а как вторая, актриса, у Вовы с ней тоже прошло все по плану?

– Малыш, ты в нас сомневался? Актриса ночевала у Вовы. Назвать ее красавицей нельзя, хотя далеко не уродина. Во всяком случае, Оля на их фоне не идет ни в какое сравнение. Чтоб ты понимал, все они – провинциальные барышни, жаждущие вырваться в столицу и ради этого готовые на все: от постели до подлости, я имею в виду и твою Олю. На мой взгляд, из всех троих Оля самая страшная, глупая и хитрая.

– Давай не будем о больном, ты знаешь, я не люблю обсуждать людей за их спинами. Я вижу, что тебе не нравится Оля, но пока не услышу фактов, говорить о ее непорядочности и хитрости не буду.

– Олег, это вопрос времени. Ты расспроси при встрече сестру, прозреешь.

– Ради того, чтобы тебе понравиться, многие готовы утверждать то, чего никогда не видели и не слышали.

– Они ее знают годами, а не месяцами, как ты.

– Лена обещала ее при встрече убить, потому что Оля взяла сторону ее бывшего мужа.

– Она мне рассказывала об этом, только твоя Оля трахалась с ним, а Лена об этом узнала.

– Я слышал их разговоры по телефону, они друзья и он признателен ей за то, что она помогает видеться ему с сыном, которого твоя Лена показывает ему только за деньги. Он нормальный мужик, а Лена актриса и эксцентричная барышня, изменяющая ему с молодыми мужиками.

– Это Оля выгораживает себя. Лена после развода полностью отдалась воспитанию ребенка и ни с кем не встречается.

– Это она тебе такое сказала? – я рассмеялся – После развода с мужем твоя Лена начала встречаться с парнем, младшем ее на десять лет, а сына отдала маме и видится с ним только по субботам и воскресеньям. Это я сам видел! Вот фантазерка! Сережа, тебя разводят по полной программе. Я так понимаю, Лена играет роль преданной, верной жены, образцовой матери, которую бросил развратник муж – это как раз то, что тебе нравится. Сережа, она очень хочет тебе понравиться!

– У Вовы расспросишь, как они себя вели. В сравнении с твоей Олей, они скромны и невинны.

– Сережа, они одурачили тебя! То, что тебе рассказали, это неправда, потому что я сам, собственными глазами видел обратное.

Сережа растерялся.

– Это тебе Оля голову задурила! – я почувствовал, что Сережа растерялся и пытается найти опору для своих рассуждений, но я уже не верил ему. Я убедился, что ничего стоящего и интересного из прошлой жизни Оли он не узнал.

69

Мы заехали за Вовой.

– Как твое впечатление от общения с донецкими девчонками? – спросил я у Вовы, как только он сел в машину.

– Ничего, неплохие. Не такие красавицы, как расписывала их Оля, но и не страшные. – Вова был такого же высокого роста, как и Сережа, почти под два метра, хорошо сложенный, красивый, двадцатипятилетний молодой человек.

– А Сережа мне сказал, что они дуры. – Я знал, что Сережа на ровном месте любил все запутать, исказить, напридумывать, и чтобы докопаться до правды приходилось сравнивать и сопоставлять события. Вова в этом плане был честен, говорил все, как было на самом деле.

– Неправда, нормальные девчонки, поначалу попытались показать характер, но потом выпили, поняли, что с нами такие номера не проходят, и все прошло нормально.

– Сильно против Оли были настроены?

– Наоборот, они вообще уходили от разговора о ней. Но ты знаешь Сережу, если он себе что-то в голову вобьет, то пока не добьется своего, не отстанет. Он Лену просто достал, такого ей наговорил, я не знаю, откуда он это взял, что та и краснела, и бледнела, и не рада была, что приехала. Сережа рассказал, что Оля хочет ей отомстить за какие-то обиды, что она в Киеве наговорила про Лену гадостей. Чтобы ты понимал, весь вечер мы говорили об Оле и о том, какая она плохая и как настроена против сестры и подруги.

– Я такого не говорил – возмутился Сережа.

– Малыш, зачем мне обманывать? Мы все знаем, зачем ты затеял этот приезд и знакомство. Ты на каждую из них тратишь не меньше пятисот долларов в день, потому что тебе хочется стравить сестер и накопать компромата против Оли. Это твое право, хотя я считаю, что это не нужно делать.

– Я обещал Олегу доказать, что его Оля аферистка и обманщица, и докажу это, сколько бы мне это не стоило.

– Чего ты так против Оли взъелся? Нормальная девчонка, старается тебе понравиться, с девушками знакомит. Лучше бы пользовался открывшимися возможностями и купался в любви как кот в масле.

– Не надо мне ее девчонок, сам, если надо, познакомлюсь, а она гулящая и лицемерка.

Я перебил их:

– Вова, а как Лена реагировала на Сережины интриги?

– Терпела долго, если не ошибаюсь, только под вечер она впервые о ней что-то стала говорить, а Вика вообще молчала. Но чтобы она сказала что-то веское и запоминающееся, такого не было. Обычное, заурядное: прошлую любовь, чувства, вспомнила некоторых ее поклонников, но как без этого, ведь Оле двадцать четыре года! Ей что, девственницей жить, ждать Олега? И она же не знала, что ее ждет такое счастье. Девчонка искала свое место в жизни, ошибалась, что-то находила. Я считаю, что все нормально и она мало чем отличается от любой другой своей сверстницы. Во всяком случае, Вика в сравнении с Олей более раскрепощенная и, я бы так сказал, вульгарная. Она сразу предложила жить вместе, рассказала о своем желании остаться в Киеве, удачно выйти замуж, и заметьте, это при всем при том, что я знал ее от силы три часа. Так что Оля – это не самый худший вариант.

– Олег, кого ты слушаешь? Вова напился и ничего не помнит…

– Я все помню…

– Что ты помнишь? – перебил его Сережа, повысив голос – Мы с Леной в дальнем углу сидели, и ты ничего не мог слышать. А потом я тебя домой отвез и ты со своей прошмандовкой остался у себя, а мы уехали, так что ты можешь знать? Что, не было такого?

– Было, но при мне они об Оле плохого не говорили.

– Мне Лена это один на один рассказала.

– Может быть. – Вова уходил от разговора, видя, что Сережа начал заводиться. Из опыта мы знали, что с ним бесполезно спорить, он вывернется, найдет любые предлоги, но виновным себя никогда не признает, а вносить лишнюю напряженность в отношения по такому малозначащему поводу Вова явно не хотел.

Чтобы снять напряжение в машине, я перевел разговор:

– А внешне Лена не плохая?

– Нормальная: грудь, как Сереже нравится, размера третьего, талия, задница. Оля, действительно, пострашнее. Но она ведет себя как-то не так: зашифрованная какая-то, каждое слово цедит, растягивает. Олька в этом плане мне больше нравится: простецкая, открытая, без замудренностей. Я тебе скажу, что если бы не Вика, я бы себя не сильно комфортно чувствовал в ее присутствии. Сереже то все равно, он быстро ее под себя подмял и гнул свою линию, а так, без интереса, с ней трудно общаться.

– Что ты все у Вовы расспрашиваешь, сейчас сам все увидишь. Я им звонил, они нас уже возле гостиницы ждут.

– Номера дорогие сняли?

– Не очень, по триста долларов.

– Они довольны?

– Я думаю, хотя запросы у них не из скромных. Балованные девчонки, или, возможно, претворяются…

– Чушки. Ты видел как они на мой «Мерседес» посмотрели? Для них это все впервые и ново. Твоя актриса не знала даже как дверку открыть.

– Я думаю, что она ждала, когда ты ей сам откроешь – заметил Вова.

– Разогналась. Представляешь, мы с Вовой сели в машину, а те дуры стоят возле дверей, ждут чего-то, пока Вова изнутри им дверь не открыл, тогда сели. И где они на мою голову взялись?

– Сам вызвал, интриг захотелось.

Мы подъехали к гостинице, но внизу нас никто не ждал.

– Где они? – оглядываясь по сторонам, спросил я.

– Должны ждать, может в холле стоят? – Сережа набрал номер на телефоне – Ну где вы? Мы уже внизу. Хорошо, ждем, – и уже обращаясь к нам, бросил, – Сейчас выходят, марафет наводят.

Я внутренне готовился к встрече. О Лене я много слышал, и в моем представлении она выглядела хищницей, снимающей мужчин ради своей выгоды. Мне очень хотелось провести параллели между сестрами, чтобы лучше разобраться в Оле. Стервозность в Лене была объяснима, так как прослеживались корни. Я видел здесь прямое влияние мамы, которая выгнала мужа, как только тот лишился прибыльной работы. Но в кого пошла тогда Оля? В отца? Хотелось бы, о нем у меня сложилось самое хорошее впечатление: открытый, простой, искренний. Но хотелось еще раз проверить и убедиться в своей правоте, так как за Олей, и именно в ее неискренности, я часто видел влияние мамы. Может сравнение с сестрой поможет мне установить, что в Оли больше: от отца или от матери?

Лена с Викой долго не выходили. Это было так непривычно, что каждый из нас внутренне собрался. С кем бы мы не встречались, но пунктуальность являлась необходимым условием наших встреч.

– Что-то долго они марафетятся – не выдержал даже всегда флегматичный и уравновешенный Вова.

– Дуры конченные, может, уедем?

– Тебе же их еще назад в Донецк отправлять.

– Пошли они! Сами доедут.

– Некрасиво малыш. – Вова не приветствовал такой поворот событий.

– Выходит, зря деньги потратил, компромата-то и нет – съехидничал я.

Сережа снова набрал их по телефону:

– Сколько вас ждать? Мы уже полчаса стоим. Давай быстрее, а то мы уедем, – он с раздражением отключился. – Лена волосы досушивает, уже бегут.

– Так долго мы никого не ждали, – подлил я масло в огонь.

– Чего только ради твоих родственников не сделаешь, – с неохотой отозвался Сережа.

– Особенно когда от них чего-то ожидаешь.

– А что мне от них надо?

– Гадостей на Олю.

– Не гадостей, а фактов!

– Вон они, – первый заметил Вова.

Я констатировал, что объективным был больше Вова, чем Сережа. И Вика и Лена были не красавицы, но довольно симпатичные дамы. Они сели в машину, и Сережа сразу тронулся с места.

– Мальчики, извините, но вы сами на час раньше приехали. Мы договаривались на три часа, а вы приехали в два.

– Я же предупредил, когда выезжали, – недовольно буркнул Сережа.

– Но Лена только вышла из ванны.

– Сережа, я и так с мокрой головой выскочила, досушить не успела.

– Вы бы нас хоть познакомили – произнесла Лена.

– Я будущий твой родственник, Олег – пошутил я. – Ты, как я понял Лена, а ты Вика.

Лена внимательно посмотрела на меня. Мы сидели с ней рядом на заднем сидении.

– Много слышал о тебе, – продолжил я, не дождавшись от нее ответа.

– Наверное, плохого? Судя по вчерашнему разговору с Сережей, обо мне здесь знают только плохое.

– Не всегда, хорошее тоже. – Я обратил внимание на то, что у нее не было желания разговаривать со мной при свидетелях, поэтому замолчал. Ни Сережа, ни Вова не проронили ни слова.

– А куда мы едем, можно поинтересоваться? – спросила Вика.

– За город, покушаем, – ответил Сережа, и всю дорогу больше никто не разговаривал. Я чувствовал напряжение и какой-то дискомфорт в машине, но одному развлекать компанию не хотел. Единственное, внимательно рассмотрев Лену, у меня почему-то пропало всякое желание раскрывать семейные тайны и вообще что-либо выяснять об Оле.

70

Сережа привез нас в загородный ресторан.

– Вы действительно сегодня ничего не ели? – спросил я у Лены.

– Мы только недавно встали.

– Долго спите, – философски констатировал Вова.

– Мы же на отдыхе, в гостях.

В ресторане мы сели на открытой площадке, сделали заказ. Как только официант отошел от столика, Сережа начал плести интриги:

– Лена, Олег собирается жениться на твоей сестре, они любят друг друга, но прежде чем принять окончательно решение он захотел познакомиться с тобой.

Такого поворота события не ожидал никто.

– Сережа шутит, честно говоря, из всего того, что он сказал, у меня было только одно желание – познакомиться с тобой, – я попытался сгладить его выходку.

– Не юли, ты сам знаешь, зачем мы сюда приехали. Лена, дело в том, что все мои попытки раскрыть ему глаза на Олю он встречает в штыки. Он мне не верит, поэтому я предлагаю послушать людей, которые знают ее гораздо лучше, чем мы. Итак, первое, Лена, Олег не даст соврать, но перед тем, как созвониться с тобой, Оля попросила меня проучить тебя и наговорила про тебя всяких гадостей.

Примерно такой разговор с Олей был на самом деле, и отрицать этот факт было бессмысленно, я знал, что это еще больше заведет Сережу и вечер может неприятно закончиться. Я попытался перевести разговор на менее опасную тему:

– Сережа, это их внутренние семейные дела и обсуждать этот вопрос в широкой компании не совсем правильно.

Но видно слова Сережи задели Лену.

– Мне безразлично, что обо мне говорила Оля, но я надеюсь, что может хоть сегодняшний вечер пройдет без разговоров о нашей семье. Я пресытилась ими еще вчера.

– Лена, меня обвиняют в обмане, – Сережа завелся, и его трудно было остановить. – Твоя сестра Оля, например, утверждает, что это не муж тебя бросил, а ты его, потому что у тебя появился любовник и муж тебя с ним застал.

У меня перехватило дыхание. Я видел, как покраснела Лена, и с каким беспокойством заерзала на своем кресле Вика. У меня уже не было сомнений в том, что Сережа сейчас выдаст все, что узнал от меня утром, когда я попытался защитить репутацию Оли.

– Я скажу больше, твоя сестра заявляет, что ты непорядочная мать, которая отдала своего ребенка своей маме, а сама наслаждаешься жизнью с любовником, который моложе тебя на десять лет. Мне интересно, кто меня обманывает: ты или Оля?

– Может, поговорим о чем-то другом? – пришла на помощь Вика.

– Для меня этот вопрос важный. Я убеждаю Олега, что его Оля аферистка и обманщица, и привожу ему свои доводы, он утверждает, что я заблуждаюсь, защищает ее и ссылается на ее слова. Лена, ты же не обманываешь меня?

Я видел, с каким трудом Лене удается сохранить самообладание. Она сидела красная, в глазах просматривался нехороший блеск, а руки мелко дрожали. С трудом овладевая интонациями голоса, она отчеканила:

– Если сегодняшняя встреча – это повод выяснить отношения, то не хватает еще одного участника. Чтобы определить, кто из нас лжец, нужно было пригласить мою сестру и поставить вопросы нам обеим, а не мне одной.

– Я не хочу ее видеть, – с раздражением произнес Сергей.

– Тогда в любом случае, мои слова не могут восприниматься однозначно, потому что за моей спиной она станет утверждать обратное. Чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу, что вы, Олег, сделали не совсем правильный выбор: не вы первый доверяетесь человеку, которому доверять опасно. Я не хочу разубеждать вас в вашем решении жениться на моей сестре, это ваше личное право, но будьте всегда начеку. Вы всегда можете оказаться в такой ситуации, в которой, благодаря Оле, я оказалась сейчас.

– Серега, мы приехали отдыхать, а не выяснять отношения, – вставил Вова. – Пускай Олег сам разбирается.

– Сережа, мне это не интересно, такие вопросы обсуждаются не в этом кругу, – снова заявил я.

Все выступили против Сережи. Он это видел, и уступил.

– Мне не нравится, когда непонятно кто выставляет меня обманщиком.

– Сережа, никто тебя в обмане не обвинял, ты снова сам себя накрутил! – но Вовину петицию прервал вошедший официант. Все замолчали, и пока официант расставлял приборы, напряжение в комнате заметно поубавилось. Успокоился Сережа, немного в себя пришла и Лена. Как только официант вышел, разговор возобновился, но уже в более спокойных тонах.

– Если вас Олег, интересует моя сестра, я вам могу рассказать все, что о ней знаю и думаю.

– Лена, я ценю ваше мнение, но Сережа несколько преувеличил, я не планирую жениться на вашей сестре, потому что женат и у меня двое детей. Поэтому все эти разборки не столько по существу, сколько повод развлечься от скучной киевской жизни.

– Ничего себе у вас развлечения, – с недовольством заметила Вика.

– У богатых свои заморочки, привыкай, если хочешь понравиться Вове, – попытался я пошутить.

– Так, меня сюда не впутывайте, мне и одному хорошо живется.

– Вика, а правда, что у тебя была бурная киевская жизнь? – спросил Сережа у Вики.

– С чего ты взял?

– Оля рассказывала. Говорит, что ты пользовалась успехом у мужчин, пока здесь училась.

– Я не знаю, что вам рассказывала Оля, но у меня здесь был парень, который трагически погиб, и после него я практически ни с кем не встречалась. Было много знакомых, я актриса, хорошо пела, но это была работа, и совершенно не связано с моей личной жизнью. Оля часто мне завидовала, особенно успехам у мужчин. Ее волновало то, что я произвожу сильное впечатление на ее поклонников, из-за этого мы и поругались. Она собственница, но с ее внешними данными тяжело удержать мужчину возле себя.

– В этом ты права, – оживился Сергей. – Я Олегу не один раз говорил, что такого шанса, как он, у Оли никогда не было. Когда я впервые ее увидел, то подумал, что Олег разыгрывает нас, таких крокодилов среди наших знакомых никогда не было.

– Сережа, зачем ты так, – попытался остановить я его.

– А что, у тебя был кто-то хуже Оли? Ты правду говори, не надо прикрываться деликатностью, манерами. Если мы будем здесь любезничать, никогда правду не узнаем. А я считаю, и об этом говорил и тебе, и твоей Оле, что, такого как ты, судьба ей больше никогда не подарит. И она это понимает, поэтому возвела вокруг тебя стену лжи и обмана. Но я пообещал, что выведу ее на чистую воду, потому что на сто процентов уверен, что Вика и Лена говорят правду: Оля завистлива, коварна и хитра. Это она захотела, чтобы мы с Вовой проучили ее сестру, которую она ненавидит, и бывшую подругу, которую, как я понял, она всегда ревновала к своим избранникам. Но почему мы должны следовать ее сценарию? Мне и Лена, и Вика понравились, вот смотрю я на них, и вижу, что они совсем не похожи на тех, кого нам так живописно описала Оля.

– Мы не монстры?

– Она вас не монстрами выставляла, а проститутками, которые готовы на все, лишь бы зацепиться за богатого мужчину. – Сережа резал, как по живому. Я видел, как переглянулась Лена с Викой, и как на их лицах застыли натянутые улыбки. – Видишь, Олег, все не так, как преподносила твоя Оля!

Сережа наконец-то высказался, и разговор, к облегчению всех, зашел на нейтральные темы. После загородного ресторана мы поехали в «Ультрамарин», развлекательный комплекс, где я увидел, насколько страстным игроком оказалась Лена. Все свои жетоны она потратила на одном автомате, пока не выиграла приз. Лена, несмотря на медленную речь и жеманные манеры, была активна, страстна, упорна. Она мало походила на флегматичную, всегда уравновешенную и рассудительную Олю. Они не только не были похожи внешне, но и разительно отличались характерами. Лена была спокойна, но за этим спокойствием чувствовалась страстная и активная натура. Это спокойствие напоминало спокойствие льва перед прыжком на жертву. Оля тоже всегда была спокойна, но за ее спокойствием просматривалась сонливость, меланхоличность, равнодушие. Наблюдая, как Лена упорно пытается выиграть на автомате приз, я не мог представить на ее месте Олю. Оля была упорна, но это упорство проявлялось эпизодично и только в ответственные минуты жизни, когда она понимала его важность и необходимость. В мелочах, во второстепенных эпизодах, Оля была менее последовательна, словно не желая напрягаться и растрачивать свою настойчивость по мелочам. Но, что самое важное, я обнаружил, что характером Лена была больше похожа на меня, особенно, это проявилось когда Сережа задел ее за явно больные места насчет любовника и сына. А именно, Лена хотя и ушла от ответа, потому что знала, что отвергнуть Олины обвинения значило еще больше запутаться во лжи, но на ее лице можно было прочитать все то негодование, возможно, ненависть, которые она испытала, оказавшись в неловкой ситуации по вине своей сестры. Это говорило о прямолинейности и вспыльчивости характера. Я тоже был таким. Оля, в отличие от нас, была более хладнокровна и хитра. На ее лице никогда нельзя было прочесть, что она думает и как воспринимает ту или иную ситуацию. Я уже не один раз обманывался в своих предположениях по поводу ее заключений. Чем больше мы были знакомы с Олей, тем она больше открывала мне свои взгляды на те или иные события из нашей начальной жизни, и я убеждался, что мое первое впечатление всегда было ошибочным. Оля думала иначе, чем это следовало из ее поведения, а это мне не нравилось, потому что больно уж походило на лицемерие. В этом плане я всегда приветствовал прямолинейность, которая с моей точки зрения характеризовала открытость человека, его искренность и доступность.

После «Ультрамарина» Сережа развез нас по домам, при этом меня первого. В целом я остался доволен знакомством с Леной, мы весело провели последние часы нашей встречи, и расставаясь я уже не чувствовал к ней никакой вражды. За всю вторую половину дня, которую мы провели вместе, я практически ни разу не вспомнил об Оле, хотя она несколько раз звонила по телефону. При Лене я не хотел с ней разговаривать, а, видя ее настойчивость, вообще отключил звук на телефоне.

71

Открыв дверь своей квартиры, я увидел, с каким нетерпением ждала меня Оля.

– Что случилось, почему ты мне не отвечал? – накинулась она на меня с порога. Это было так необычно для всегда флегматичной и уравновешенной Оли, что я опешил:

– С твоей сестрой знакомился.

– Так что нельзя было на мои звонки ответить?

– Я не хотел при Лене с тобой разговаривать, зачем ей слушать наши разговоры?

– Все равно так нельзя поступать, я уже не знала, что и подумать.

После первого всплеска эмоций, Оля немного упокоилась.

– И как тебе моя сестра?

– Понравилась, мы с ней на игровых автоматах сражались, в отличие от тебя она азартная.

– Весело ты проводил время, а я здесь в неведении сидела, ждала тебя, волновалась. Думала, может, что-то случилось.

– А что может случиться?

– Олег, так нельзя, ты сам меня учил всегда брать трубку и не морозиться на звонки. Я тебе набирала шесть раз, а ты игнорировал мой вызов, ты считаешь это нормальным?

– Оля, но ты же знаешь, где я был и с кем. Не мог же я при твоей сестре обсуждать ее поведение. Я тебе попытался это объяснить, но ты стояла на своем: расскажи да объясни, поэтому я и отключил звук на телефоне.

– Может, ты с ней сексом занимался? – я впервые видел Олю такой возбужденной.

– Если ты не забыла, нас было пятеро. Твоя сестра любит групповушки? Ты мне об это не говорила.

– Моей сестре нравится все, что может мне доставить боль и страдание.

– Оля, скандалы в твоем исполнении мы еще не проходили. Из-за чего такое волнение?

– Как не завестись, если я сижу здесь как дура и гадаю, что тебе наговорили, что ты даже трубку перестал брать? Ведь ты раньше так не поступал. Думаешь, мне приятно сидеть и ждать решения своей участи? Ты странный человек и от тебя можно ожидать любого поворота событий. Я уже вещи начала складывать, думаю, может, уже очередь моя пришла…

– Оля, мы же с тобой договорились, что если бы я что-то услышал для себя важное, то вынес это на обсуждение, а так, разговора о тебе практически не было. Сережа попытался накалить страсти, сыграть на ваших разногласиях, но ничего не получилось. Все были против выяснений отношений, и мы разговаривали о ваших семейных делах не больше пяти минут. Все остальное время мы отдыхали, кушали, смотрели кино.

– Весело вам, а я как идиотка в четырех стенах чуть с ума не сошла. Олег, я снова хочу курить. – Оля подошла к окну и закурила. Я не стал спорить, видя, насколько она не в себе.

– Губешка, ты же сама сказала, что тебе нечего бояться, так чего же ты волновалась?

– Сестра меня ненавидит и от нее можно ожидать всего. Я не удивлюсь, если в один прекрасный момент она убьет меня из-за угла.

– Я бы не сказал, что у нее сумасшедшая ненависть к тебе. Она считает, что ты ей всегда завидовала, и поэтому ваши отношения такие неровные….

– Я завидовала? – снова повысив голос, переспросила Оля – Да это ее всегда раздражало и удивляло, что, несмотря на мое уродство, все ее мужчины на меня западали. Она считает себя неписанной красавицей и не понимает, как такая страшилка как я может добиться уважения у мужчин. Она думала, что я с ними со всеми спала, а я была просто в дружеских отношениях. Это она, как только познакомится с мужчиной, сразу тянет его в постель, а потом начинает на деньги раскручивать, вот мужчины от нее и шарахаются. «Я завидую», – это же надо придумать…

– Губошлепова, все хорошо, но ты меня своим курением расстраиваешь. Мы же договорились, что ты бросаешь курить.

– Золотой мой, – Оля попыталась улыбнуться, – сегодня тяжелый день, прости, я больше не буду. Вот покурила, успокоилась и обещаю, это последняя сигарета. Казалось и волноваться не за что, но ты у меня такой непредсказуемый, что я честно, боялась потерять тебя.

– Да все было нормально. К тому же, куда теперь тебя деть без квартиры и денег?

Но Оля не отреагировала на шутку:

– А что, и вчера они обо мне ничего плохого не говорили? – не докурив, она выбросила сигарету и закрыла окно.

– Вова рассказывал, что у них вообще не было желания обсуждать тебя. Это Сережины интриги, но я думаю, что они закончились ничем, зря только деньги потратил. Я видел, он и сам расстроился, думаю, что завтра их в Киеве не будет. Так что гордись, Вася, ты свою красавицу сестричку оставила в дураках: она приехала, ее поимели и отправили назад ни с чем, а ты осталась здесь, с нами, да с еще более укрепившимся авторитетом. Думаю твоей Лене с ее амбициями этот факт будет тяжело переварить.

– Для ее гордости это сильный удар; я уверена, это отразится на маме.

– Они кстати с мамой похожи. Я не говорил тебе, но мне твоя мама не сильно понравилась: не искренна она. Отец молодец, простой. Пусть в его квартире не такой ремонт как у твоей мамы, но с ним приятней общаться, нет подтекста. А мама играла: борщи, молоко – это все наигранно и неискренно, думаю, что и Лена такая. Хотя многое из того, о чем ты про нее рассказывала, я не заметил.

– Это она не успела раскрыть себя.

– Возможно, но для меня главное, чтобы в тебе оказалось меньше маминых генов. Ты и так любительница приврать, но если обнаружится, что ты ведешь какую-то свою игру, как считает Сережа, для тебя это плохо закончится.

– Олег, с мамой у нас сложные отношения. Я не могу ее осуждать, потому что она нас с Леной одна на ноги поставила, но мне кажется, ее такой сделала сама жизнь и служба в милиции. Неискренность, зашифрованность, обман на ровном месте – это следствия борьбы за существование, которую она вела почти на протяжении всей своей жизни. Понятно, я видела ее игру по отношению к другим, кое-что взяла для себя, но сейчас, общаясь с тобой, я понимаю, что это неправильно. До встречи с тобой, честно признаюсь, я считала, что без хитрости нельзя прожить, что открытость человека – это признак лоховства, наивности, поэтому я много обманывала.

– Губошлепова, запомни: неискренность порождает такую же неискренность. Обман всегда обнаруживается и к человеку теряется всякое уважение. У него нет будущего, потому что те, кого он обманул, будут ждать своего шанса ответить тем же. Безусловно, иногда искренность оборачивается против тебя, но в большинстве своем она играет важную роль в жизни: тебе начинают доверять, берут в команду, и ты добиваешься гораздо большего, чем тот, кто интригует и играет. Признаюсь, все, чего я добился за свою жизнь, это благодаря искренности и тем принципам, которые ты так осуждаешь. Искренность, это в своем роде аванс, ты ожидаешь от человека такого же шага. И если вдруг то, что ты рассказал ему, чем поделился в момент общения, всплывет в другом месте, при других обстоятельствах, то это равносильно обнаружению лицемерия того, кому доверился. Значит, не выдержал он испытания, значит, этот человек – подлец и мерзавец. Поэтому, с одной стороны, искренностью ты закладываешь отношения на будущее, с другой – проверяешь внутренние качества человека, с которым общаешься, его порядочность и искренность по отношению к тебе.

– А если то, что ты ему рассказал, обернется против тебя?

– От таких случаев никто не застрахован. Для этого открываться перед новым знакомым нужно постепенно, по мере того, как сама узнаешь его и убедишься во встречном желании общаться с тобой. Как только почувствуешь неискренность в отношениях, нежелание общаться, нужно остановиться: значит этим отношениям уже достаточно глубины. Нельзя навязывать постороннему того, чего он не хочет или не готов взять. Навязываемая искренность вызывает только раздражение. Многим она просто не нужна, поэтому нужно вовремя остановиться, прочувствовать, насколько глубоко твой партнер готов строить с тобой отношения.

– Это все так сложно.

– А ты считаешь, что лучше притворяться, лицемерить, копить в себе недовольство, чтобы в один прекрасный момент все выплеснуть и порвать отношения? Я никогда не коплю в себе негатив по отношению к человеку: высказал, излил накопившееся и дальше работаю с ним без напряга и задних мыслей. А когда начинаешь прятать свое истинное отношение, это все разъедает изнутри, мешает объективной оценке поступков, и в один прекрасный момент, казалось бы, мелочи, но накопленные и умноженные в несколько раз, приводят к большим проблемам. У меня отец такой был, царство небесное, все в себе носил. Я уже и забыл про нашу стычку, а он помнит, копит, носится с ней. Сложно было с ним, но он мне многое дал и помог в жизни.

– А моя мама говорила, что никогда нельзя быть открытой для других, никто не должен знать твоего истинного отношения к человеку. От нее правду редко можно услышать. И я долгое время считала такое поведение нормальным.

– Поэтому твоя мама одна. В жизни можно обмануть один, от силы два раза, а что потом? Понятно, людей много, но и молва о тебе растет быстро. Год-два, и с тобой будут общаться только такие же лицемеры, как и ты. Я считаю, что это ненормально. Пусть ты не нравишься, пусть твоя правда болезненна, но ты искренен и, соответственно, прогнозируем. Можно предсказать твою реакцию, тебе можно довериться, и самое главное, с тобой можно строить отношения. А как строить отношения на обмане и недоверии? Например, от тебя я столько обмана услышал, что сейчас, по мере того, как он обнаруживается, что-то серьезное налаживать с тобой просто страшно. У меня в подсознании теперь постоянно тлеет мысль, может твое нынешнее поведение тоже обман, который обнаружится позже?

– Но мы же говорили с тобой, что я изменяюсь…

– Я помню, но мы говорим об отношениях, построенных на обмане. Никто из нас не думал, что твой трехдневный ночлег у меня превратится в продолжительную почти полноценную семейную связь. Я понимаю, ты вела себя со мной, как с любым другим временным явлением. Я тоже не думал о серьезности наших отношений, но при этом вел себя как всегда: не юлил перед тобой, не обманывал. И в результате, почти через четыре месяца я каждый день ловлю тебя на обмане, а ты не можешь мне предъявить ни одной претензии. И получается, что я как лох был искренен с тобой, а ты в первые месяцы просто имела меня. Вот и задумывайся, а что дальше? Может, ты продолжаешь иметь меня?

– Любимый, что ты опять заладил о своем. Все, что было в прошлом должно забыться. Знаешь присказку: «Кто прошлое помянет, тому глаз вон»? А ты меня постоянно моим прошлым укоряешь, это же не правильно. Сейчас все по-другому, и я, что главное, осознаю свои ошибки и стараюсь их исправить.

– Время покажет.

– Сам увидишь, на меня можно положиться. Ты же продолжаешь дружбу с Сережей, хотя он много раз тебя обманывал.

– Сережа – это совершенно другая тема: он обманывал, но он и помогал.

– Тогда ты противоречишь сам себе. Ты говоришь, что нельзя строить полноценных отношений с человеком, который обманывает, а сам продолжаешь дружить с Сережей, выходит, тебе это выгодно?

Я улыбнулся:

– Выгоды не сильно много, больше проблем. Но мне интересно с ним, у Сережи я беру то, чего не могу взять у окружающих.

– Что именно?

– Масштаб мышления, современные взгляды на жизнь, возможность интриговать на грани фола. Это все для меня ново и интересно и, на мой взгляд, это окупает те сложности и неприятности, которые косвенно доставляет мне общение с ним.

– Я думаю, ты не объективен по отношению к нему. Если бы ты относился к нему с таким подозрением, как ко мне, то увидел бы многое неприятное и неприемлемое для тебя.

– Оля, оставим этот разговор. Я не обсуждаю людей за их спинами.

– Но сестру вы вызвали для того, чтобы с ней обсудить мое прошлое…

– Правильно, но ты об этом знала. Кроме того, я передал тебе весь разговор с Леной.

– Хорошо любимый, твоего Сережу я трогать больше не буду, хотя на сто процентов уверена, что все твои сомнения по поводу меня, вызваны фантазиями Сережи и его нежеланием мириться с моим присутствием.

– Но, несмотря на его старания, ты ведь рядом…

– А сколько мне это стоит сил и здоровья?

– Думаешь, мне легко. Одно радует, что ты дала слово больше не курить. Спасибо Лене…

– Давай больше о ней не будем, я сегодня из-за нее чуть не умерла.

– В этом случае многие бы вздохнули с облегчением.

– Не дождетесь, я еще вас переживу.

72

Весь следующий день я провел в университете. С Олей мы встретились только вечером. Она дождалась, когда я переоденусь, и потом попросила:

– Олег, я хочу поговорить с тобой, давай сядем.

– Давай, – улыбнулся я, не подозревая, о чем пойдет речь.

– Олег, мы вчера с тобой разговаривали об искренности, открытости друг перед другом. Ты говорил красивые слова, о том, что искренностью и доверием проверяются отношения и порядочность людей. Только ответь, как мне теперь вести себя, после того как я обнаружила, что все из того, о чем я тебе рассказываю, доверяю, ты передаешь Сереже, а тот не сильно разбираясь, передает это дальше? Как мне относиться к тебе, когда я узнаю, что наши семейные тайны, которыми я поделилась только с тобой, теперь на устах не только посторонних людей в Киеве, но и в Донецке?

– Ты о чем? – не понял я.

– О том, что как я могу быть искренна с тобой, если ты обсуждаешь меня с Сережей за моей спиной? А может, не только с ним? Возможно, так принято у богатых, входить в доверие к людям, узнавать их семейные тайны, слабости, а потом все это обсасывать, смеяться над слабостями, интриговать? Я на себе убеждаюсь, что мама все-таки кое в чем права: искренность делает человека беззащитным. Его могут в любой момент оскорбить, унизить, причинить боль.

Я был обескуражен таким началом.

– Оля, я не знаю, о чем ты говоришь, но Сереже о наших отношениях я мало рассказываю. Ты сама знаешь, как он к тебе относится, поэтому давать пищу его больному воображению все равно, что самого себя подставить.

– Тогда откуда он узнал, что ребенок Лены живет с моей мамой, и что она встречается с молодым парнем?

Я почувствовал себя неловко.

– Извини, я действительно ему об этом сказал, но это произошло, когда он начал обливать тебя грязью и восхвалять Лену. Чтобы расставить все на свои места, я вынужден был рассказать некоторые подробности из жизни Лены, чтобы он не сильно ей доверял.

– Олег, я не знаю, при каких обстоятельствах ты ему рассказал наши семейные тайны, но Лена вчера вечером такой скандал закатила маме по телефону, что та всю ночь не спала, и чуть инфаркт не получила. Ведь я же открылась только тебе, не твоему Сереже! Я тебе говорила, что Лена может любого до крайней черты довести, а сейчас она угрожает маме забрать ребенка, в котором та души не чает. Ты понимаешь, что ты наделал?

– Оля, извини, – мне было сильно неудобно. – Но мне было неприятно, когда Сережа расписывал Лену девственной, обиженной мужем, примерной мамой, хотя я знал, что это неправда. Вот я и раскрыл действительное положение вещей.

– Но зачем ему твоя правда? Ты же знал, что ему нельзя ничего говорить, он все это перевернет, и в совершенно ином виде преподнесет другим!

– Знал, но в тот момент желание защитить тебя, расставить все на свои места, оказалось сильнее.

– Олег, ты даже не представляешь, что ты натворил. Лена сейчас злая, как мегера, от нее можно ожидать любых поступков. Мама во всем винит меня, а я просто не знаю, что мне дальше делать?

– Губеша, прости, моя вина, хотел, как лучше. Но если бы ситуация повторилась, повел бы себя так же. Я тебе просто не стал говорить, но я как услышал рассказы Сережи о том, какая Лена примерная, а ты сучка, так расстроился, что все, что знал, выложил, пытаясь доказать обратное. Я тебя защищал.

– Олег, он тебя специально спровоцировал, а потом сыграл на наших с сестрой отношениях. Я представляю Лену, когда она услышала о себе правду.

Мне было очень неприятно. Я знал, что Сереже нельзя было доверять конфиденциальную информацию, что он любит стравливать людей, со стороны наблюдая за их реакцией, но я никогда не думал, что это коснется и меня. Я больше всех знал о Сережиных делах и проблемах, он доверял мне больше, чем кому-либо другому, я видел это, и отвечал тем же. Я надеялся, что такое обоюдное доверие защитит меня от его интриг, но просчитался. И что самое печальное, я знал, что это еще только половина пути, что интрига еще не завершена и мне предстоит расхлебывать большие проблемы.

– Олег, что мне теперь делать? – Оля выглядела растерянной и обиженной.

– Губеша, в этой ситуации, признаюсь, я неправ. Но с другой стороны, ты мне ответь, как я должен был поступить, услышав в твой адрес лживые обвинения? Смолчать? Насколько я понимаю, приезд Лены, это в своем роде испытание тебя на порядочность, честность, открытость. Это важно и для меня, и для моих друзей, поэтому жертвы однозначно должны были быть: или ты, или твоя сестра, ведь это законы жизни. Я боролся, и буду бороться, чтобы жертвой оказалась твоя сестра; их, кстати, уже отправили в Донецк. Можно только догадываться о степени ее разочарования, потому что, несмотря на все усилия Сережи, она увидела наше отношение к тебе, например, как Вова за тебя заступился, как я ушел от семейных разборок. Безусловно, ей неприятно признать этот факт, но для меня главное, чтобы ты осталась чиста. Послушав Лену, я убедился в твоей искренности, а это для меня важнее, чем претензии твоей мамы. А маме объясни, что у нас не было другого выхода, потому что Лена первая начала говорить гадости в твой адрес, а я вынужден был стать на твою защиту.

– Это легко сказать. Лена знает больные места мамы, и теперь не даст ей покоя.

– Это ваши семейные дела, а для меня интересна только ты и твоя репутация.

– Олег, я боюсь. Лена непредсказуема в своих действиях, мама теперь против меня, я осталась одна, и не знаю чего ожидать.

– Оля, разберемся, если что, вали все на меня. Если надо, пусть твоя мама звонит мне, я объясню ей, почему это произошло и кто в этом виноват.

– Зря я затеяла этот приезд сестры.

– Что сделано, то сделано, теперь нужно разгребать случившееся, ведь не мы первыми начали. На нашей стороне правда, поэтому нам нечего бояться.

73

На следующий день в обед мне позвонила Олина мама. Я ждал ее звонка, но когда услышал знакомый голос, волна неприязни вновь охватила меня. И хотя я чувствовал за собой вину, сама необходимость выслушивать от нее претензии выводила меня из себя.

– Олег, что у вас там происходит? Почему какие-то малолетки, твои друзья, обсуждают наши семейные вопросы, суют нос туда, куда их не приглашали?

– Вы не шумите, лучше разберитесь, а потом возмущайтесь.

– В чем мне разбираться? Откуда твой Сережа знает о том, с кем живет моя старшая дочь, с кем встречается, где живет ее ребенок? Об этом знала только Оля, и я считаю, что она там вообще с ума сошла, если рассказывает об этом первым встречным.

– С умом у Оли все нормально, а Сереже стало известно о некоторых деталях жизни Лены после того, как она попыталась облить грязью Олю, представить ее в виде проститутки и обманщицы.

– Даже если так и было, Оля не имела права ввязываться в эти грязные разборки. Мы сами разберемся, кто и о чем говорил, вас никто не просил выступать адвокатом.

– Пока Оля живет со мной, я ее никому в обиду не дам. Если ее сестра приезжает и рассказывает моим друзьям о том, что Оле верить нельзя, потому что она непорядочна и нечестна, то я должен разобраться, кто же прав: если Оля, то Оля ответит, если сестра, то пусть сама отвечает за свои слова.

– Это вы пригласили Лену в Киев! Зачем вы это сделали? Вам скучно живется, поиграться захотели?

– Я Лену не приглашал.

– Какая разница, ее пригласил ваш Сережа.

– Сережа пригласил Вику, Лена сама с ней напросилась. Если бы Лена не начала фантазировать и наговаривать на Олю, все обошлось бы, а так я вынужден был поставить все на свои места.

– Вы взрослый мужчина, педагог, верующий человек, а ведете себя как интриган! Я не понимаю, как можно чужим людям участвовать в выяснении отношений между двумя сестрами?

– Вы подбирайте слова! Еще нужно разобраться кто из нас больше интриган, вы или я!

– Извините, возможно, я не так выразилась, но вы поймите мое состояние: ко мне звонит старшая дочь, в слезах, в истерике, угрожает забрать Славу, обвиняет в предательстве и коварстве. Я не знаю, что происходит, ведь я ни в чем не виновата!

Я слышал неподдельную растерянность в ее голосе, и несколько сбавил обороты:

– Мне самому неприятен этот момент, но я повторяю, что это была вынужденная мера, для того чтобы разобраться, кто из них двоих обманывает: Оля или Лена. Оказалось, что Лена.

В трубке послышалась минутная пауза, потом началось заново.

– Олег, я давно хотела с вами поговорить по поводу ваших отношений с моей дочерью. Я догадываюсь, что вы настраиваете ее против меня, но не могу понять, зачем вы это делаете? Что я вам сделала плохого? Я помогла Оле взять кредит, вы завладели ее деньгами, что я считаю недопустимым, что вы еще от нас хотите?

– О чем вы говорите, как я настраиваю ее против вас?

– Не перебивайте меня, выслушайте, ведь вы же воспитанный человек. Пусть я в некоторых моментах неправа, пусть чего-то не понимаю, но это моя дочь, и если вы ее бросите, то она вернется ко мне, и я вынуждена буду ее принять, потому что желаю ей только добра. Я знаю, что у вас с моей дочерью ничего не получится, ваша связь с ней временна: у вас семья, дети, которых вы любите. Как только ваши отношения с женой нормализуются, вы бросите Олю, я это знаю, чувствую, и уверенна, что вы уже готовитесь к разрыву отношений с ней, потому что все, что можно было взять у моей дурочки, вы уже взяли. Но зачем вы морочите ей голову, зачем накаляете страсти внутри нашей семьи, стравливаете сестер, втягиваете меня в конфликт, вы можете мне ответить?

Я растерялся. Такого поворота в разговоре я не ожидал.

– Во-первых, я не знаю, с чего вы взяли, что у нас с Олей должно что-то получиться? Это вам Оля такое сказала?

– Она живет с вами больше полугода, вы собираетесь с ней делать ребенка, вы взяли ее деньги, что другое я могу думать?

– О каком ребенке идет речь?

– Оля мне говорила, что вы хотите от нее ребенка.

Я был поражен.

– Если у нас и был об этом разговор, то только в шутку. Я ни дня не думал о серьезности отношений с вашей дочерью. Мне она нравится, у нас с ней нормальные отношения, но не больше. Я считаю, что в качестве мужа вашей дочери не гожусь, она, правда, придерживается другого мнения, но это ее право, я перед ней в этом плане чист. Что касается взятых денег, то она знает, куда что потрачено. Она живет с этих денег, и ответьте мне, пожалуйста, когда последний раз она просила у вас взаймы? Оля учится жить самостоятельно, и независимо от наших отношений, эти деньги будут работать только на нее.

– Это красивые слова и не больше.

– А что вы хотели увидеть за две недели? Новую квартиру в Киеве, «Мерседес» у вашего порога? Если вы считаете, что я такой непорядочный, то почему поощряли ее знакомство со мной? Вы имели и имеете на нее огромное влияние, почему же сразу не запретили ей со мной общаться? Не связано ли это с вашими финансовыми интересами? Может, вы рассчитывали, что я, зная ваше влияние на дочь, озолочу вас, или надеялись из кредитных денег купить себе офис, а не получив ни копейки, в корне изменили свое мнение обо мне?

– Олег, вы думайте, прежде чем говорите!

– Я думаю, просто начинаю вспоминать, как Оля первое время мне всячески намекала о трудностях, с которыми вы столкнулись после увольнения из милиции: то вам квартира под офис нужна, то ремонт в квартире, то помочь решить вопрос с экзаменом в адвокатуру.

– А вы довольны, прихватив Олины деньги?

– Да Бог с вами, я хочу помочь вашей дочери стать на ноги, не попрошайничать у мужиков, отдаваясь им за деньги, а зарабатывать самостоятельно, не завися ни от вас, ни от меня, ни от кого другого! Я себя и без ваших денег прекрасно чувствовал. И вообще, чего вы мне звоните, что хотите?

– Я хочу, что бы вы оставили мою дочь в покое, и забыли о нашей семье раз и навсегда.

– Договорились, только это решение должно быть обоюдным. Я не могу выгнать вашу дочь со своей квартиры, мотивируя свое решение тем, что вы мне сказали. Скажите все это дочери, пусть она выбирает, я приму любое ее решение. А мне больше не звоните, у меня нет желания общаться с вами. – Я отключил телефон, но еще долго не мог успокоиться. Из того, что мне наговорили, я был согласен только с тем, что втянулся в Сережину интригу и рассказал ему то, что в принципе не должен был рассказывать. Но с другой стороны, я был вынужден это сделать, для того чтобы защитить Олю.

74

Вечером мы договорились с Олей проехаться по автосалонам, посмотреть ей автомобиль. Я заехал за ней в академию, Оля вышла расстроенная и поникшая.

– Мама звонила? – спросил я, но по глазам понял, что так оно и было.

– Она сказала, чтобы я с тобой не общалась. – Оля тяжело вздохнула. – Везде и во всем я снова виновата.

– Так что делать будем?

Оля внимательно посмотрела на меня:

– Машину поедем выбирать, а ты что предлагаешь?

– Я думал, что надо следовать советам мамы.

– Олег, прошу, не начинай, и без того на душе тяжело. Она мне такого наговорила: и что я променяла ее на первого встречного, и что неблагодарная дочь, и что жадная.

– А жадная почему?

– Потому что деньги не дала на покупку и ремонт офиса. Я растерялась, чего она от меня хочет?

– Оля, ты взрослая девушка, сама определяй свою судьбу. Будешь следовать чьим-то указаниям, никогда ничего в жизни не добьешься.

– Я один раз уже не послушала ее, так в такие неприятности попала, что если бы не мама, наверное, и с милиции выгнали бы.

– Я про это ничего не слышал.

– Это из личного, тебе страшно о нем рассказывать, потому что слишком болезненно ты его воспринимаешь.

– Если начала, так закончи.

– Был у меня мужчина, мы с ним больше полугода встречались. Я от него только хорошее видела, он все для меня делал. Но маме он почему-то изначально не понравился: она пилила меня день за днем, пока я в один прекрасный момент не перестала с ней вообще разговаривать. Она звонит, а я трубку не беру, мама потом и звонить перестала. А потом его арестовали, он оказался квартирным вором. У меня жил, многое из краденного мне дарил, а я думала, что это все от чистого сердца. Естественно, у меня начались неприятности по работе, хорошо мама заступилась, подсуетилась, а так бы, наверное, и меня как свидетельницу к уголовному делу привлекли.

– И что дальше?

– Не знаю, я его больше не видела. Наверное, посадили, ему грозил приличный срок.

– Веселая у тебя жизнь.

– Веселая, – согласилась Оля. – Вот и сейчас, не послушаю маму, а ты возьмешь и бросишь меня. Потеряю и деньги, и квартиру, и полгода нелегкой борьбы за тебя. Ведь может такое произойти? Может. Ты непредсказуемый: сегодня один, завтра другой. Я такой несчастной себя чувствую… – я увидел, как на ее глазах выступили слезы.

– Васюнь, не плачь, прорвемся. Никто тебя не бросит, наоборот разбогатеешь, на красивой машине приедешь к себе, заставишь всех краснеть от зависти.

– Ты только не говори маме, что машину мы купили за кредитные деньги.

– У меня вообще с ней нет желания общаться.

Мы заехали в три салона. Оле однозначно не понравились российские машины, но зато восхищение вызвал маленький «Шевролет».

– Вот это моя мечта: маленькая, с коробкой автомат, кондиционером, давай ее купим!

– Но она почти в два раза дороже «Калины».

– Любимый, мне «Калина» не нравится: драндулет на колесах.

– Давай завтра на автомобильный рынок съездим и потом решим.

– Хорошо.

Мне хотелось выполнить любое ее желание, лишь бы отвлечь от грустных мыслей, которые, как я видел, ее одолевали.

На следующий день мы купили ей двухгодичный «Фольксваген Поло», черный, тюнингованный. Он стоил еще дороже, чем «Шевролет», но, безусловно, смотрелся шикарно.

– Это мой маленький лупатенький «мерседесик» – гладя его по крыльям, нежно ворковала Ольга. – У тебя большой лупатый «Мерседес», а у меня маленькая лупатенькая девочка.

Мы потратили целый день, но вечером Оля получила блатные номера «5588». Я видел, ее счастью не было предела!

– Еще одна моя мечта воплощена в жизнь! Спасибо тебе, любимый.

75

На следующий день я выехал в Лозовую. Я обещал жене, поэтому оставил Олю одну наслаждаться счастьем от покупки машины. Я уже проехал Лубны, когда позвонил Сережа:

– Привет, Ромео, как ты?

– Весело, благодаря тебе веселюсь каждый день.

– А я при чем?

– Я уже давно не был в центре твоих интриг, думал меня минёт такая чаша, но ошибся. Все, что ты рассказал Лене, та передала маме, так что я сейчас нахожусь в центре семейного скандала.

– Так у тебя праздник, ты на устах у всех?

– Спасибо, теперь я знаю, кому можно рассказать секрет, чтобы на следующий день об этом знал весь Киев. Честно скажу, не сильно уютно себя чувствовать, когда обливают грязью, обвиняют во всех грехах, и при этом знаешь, что тебя подставил близкий товарищ.

– Это была не моя инициатива приглашать сестру и Вику. Оля захотела свести какие-то свои счеты, пусть теперь и разгребает!

– Не возражаю, только разгребать приходится мне, а я-то здесь причем?

– Ромео, машину купил Джульетте? – Сережа попытался перевести разговор на другую тему.

– Купили.

– «Шевролет»?

– «Фольксваген Поло». В тот же вечер поставили на учет, теперь у нее блатные номера «5588».

– Кто же ей такие номера дал?

– У нее знакомый в управлении МВД, позвонил в МРЕО, там все без очереди быстро и качественно сделали.

– Много у нее знакомых, серьезная девчонка.

В его словах я почувствовал подвох.

– Такие номера левым не дают.

– А как у нее со здоровьем, еще не беременная?

– Глупости говоришь, ей еще замуж выходить, пусть мужу рожает, у меня своих хватает.

– Вот муж то расстроится, когда узнает, что ему жена бездетная досталась.

– А с чего ты взял, что она бездетная?

– Ромео, ты по уши влюблен и не замечаешь очевидного. Я понимаю, что стал для тебя самым плохим человеком, потому что мешаю наслаждаться вашим семейным счастьем, но малыш, ты же меня знаешь, я докопаюсь до истины. Я ничего не хочу утверждать, но как мне сказала Лена, твоя Оля бездетна. Ей в детстве сделали сложную операцию по-женски, а она, дура, еще в молодости сделала пару абортов, тем самым окончательно лишив себя надежды стать матерью. Так что ты можешь презервативами не пользоваться, предохраняться не надо, до тебя уже проверенно.

– Ты умеешь поднять настроение – у меня даже во рту пересохло. Сережа знал мои больные места.

– Малыш, да ты не расстраивайся, тебе наоборот лучше, она наверняка уже не сможет привязать тебя ребенком. Бабы хитрые, забеременеют, и потом шантажируют, а тебе в этом плане повезло. Ты в дороге осторожней, трасса скользкая?

– Нормальная.

– Ну, удачи тебе, звони.

Он не успел положить трубку, как я набирал Оле.

– Доброе утро, если оно доброе, – я с трудом сдерживал бешенство. Меня очередной раз провели как лоха.

– Здравствуй, любимый – Оля явно только проснулась. Я терпеть не мог, когда люди долго спали, у меня это ассоциировалось с паразитизмом. Это еще больше подлило масло в огонь.

– А почему ты мне не рассказала, что ты два раза делала аборт? Мы же договаривались с тобой, я ничего не должен узнавать от посторонних!

В ответ – тишина.

– Оля, ты делала аборты?

В трубке я услышал всхлипы:

– Тебе Сережа сказал?

– Да, а ему твоя Лена. Почему я все узнаю последним?

– Я не хотела об этом говорить, один аборт я действительно делала, когда только начала встречаться со своим первым парнем.

– Так почему ты мне об этом не сказала? – все мосты были сожжены. Я все-таки надеялся, что Сережа вновь ошибется, но на этот раз он нашел действительно болезненную для меня информацию.

– Олег, мне больно, я устала и так больше не могу. – Оля отключила телефон.

Я начал ей набирать, чтобы до конца закончить эту тему, чтобы добить, излить ту боль, которая выжигала меня изнутри, но Оля не только положила трубку, а полностью отключила телефон. С ней не было связи, и это меня окончательно вывело из себя.

Я ехал за рулем, но пелена бешенства застилала глаза. Кто она такая, чтобы отключать телефон и не разговаривать со мной? Это я должен был отключить телефон, так как очередной раз поймал ее на неискренности, лжи. Я не успел спросить ее за проблемы с материнством, но если факт аборта она подтвердила, значит и матерью она не сможет стать. Этот момент меня меньше всего тревожил, но до боли неприятен был новый обман. Почему она не рассказала о своих проблемах со здоровьем? Почему вновь лукавство? А если бы у меня действительно возникли мысли о женитьбе, то я бы взял бездетную жену, до меня сделавшую несколько абортов? Это немыслимо?!

Я не замечал километры, мелькающие населенные пункты. В голове творился хаос, а сердце словно зажали в тиски: оно еле билось, с трудом проталкивая кипящую, но ставшую чрезмерно вязкой кровь. Не хотелось жить. Как я мог поверить этой женщине? Как я мог допустить, пусть в мыслях, но возможность поменять ее, лицемерку, обманщицу, потаскуху, на Наташу, на свою преданную, вечно любящую и ждущую меня супругу? Пусть с Наташей сейчас все плохо, но как жить с такими постоянными стрессами? Я заметил, что наши отношения с Наташей начали тяготить меня после того, как обнаружилось, что вошедшие в систему скандалы стали задевать меня, выводить из равновесия. Но то состояние, в котором я находился сейчас, после услышанного об абортах, было гораздо хуже, болезненней, чем все те неприятности, которые доставляла мне Наташа. И зачем мне это нужно?

Я не думал ни о ее деньгах, ни о том, сколько ей пришлось выстрадать, думал только о том, насколько глубоко она меня разочаровала. На первый взгляд, это мелочь – не признаться в ранее сделанных абортах, но если рассмотреть этот вопрос под другим углом, то за ним открывается глубина лицемерия, определенный расчет, скрытые от меня подводные течения. Возможно, она подумала, что это слишком конфиденциальная информация, которая не сможет до меня дойти, но просчиталась, недооценив стараний Сережи? Но тогда возникает другой закономерный вопрос, а сколько еще в ее биографии осталось скрытых от меня пятен? И насколько эти пятна болезненны для моего восприятия? Я хорошо помнил, как она заверяла меня перед приездом Лены, что основное из своей биографии мне рассказала. Выходит, обманула, понадеялась на тактичность сестры? Но ведь сестра много то и не знала, а если то единичное и эпизодическое, что она знает, столь существенно, то можно только представить масштабы прошлой разгульной жизни Оли!

Я медленно сходил с ума от подозрений. Моя богатая фантазия в своих картинах доходила до невероятных комбинаций. Чего я только не надумывал?!

– Хватит! – вслух приказал себе, чтобы пресечь полубредовую игру мыслей. – Возьми себя в руки, теленок!

Нельзя сказать, что внушение помогло сразу, но сдвиг в сторону успокоения пошел. Я задал себе все тот же вопрос: «А зачем мне это надо?», и, не найдя на него ответа, внутренне улыбнулся – пора ставить жирную точку.

Я помнил, что это уже не первая моя попытка поставить точку в наших отношениях, и к своему стыду, тут же себе признался, что с каждым разом это становилось все труднее сделать: как в болоте, я все глубже увязал в чувствах. Но на этот раз я не мог найти оправданий ее поступку, возможно, даже не хотел. Теперь я был твердо уверен в том, что такие стрессы будут преследовать меня постоянно, и не сомневался, что склонность к обманам Оля впитала с молоком матери, поэтому надежд на исправление практически нет. Оставалось или смириться с этим, признав свою слабость, или же разорвать отношения, доказав свою силу.

Я попытался отвлечься, забыть о ней, вычеркнуть из памяти. Я разгонял мысли о ней и ее поступке, заставлял себя сконцентрироваться на предстоящей встрече с семьей. Нельзя сказать, что у меня это получилось. Во всяком случае, я добился главного, более трезво еще раз проанализировал наши отношения с Олей. Эйфория от ее вливания денег в мой бизнес прошла. Я разъединил эти события: в первом случае она лукавила со мной, играла, во втором она действительно заложила квартиру и доверила мне свои деньги, но я знал, что она была уверена во мне и руководствовалась не столько чувствами, сколько расчетом. Оля всегда мечтала стать независимой в материальном плане…

76

В семье многое изменилось, это было видно невооруженным глазом. Я провел в Лозовой больше трех дней и за все время не услышал ни одного повышенного тона. Я поинтересовался у Эли:

– Это в честь моего приезда такой праздник?

– Папа, мы сейчас стараемся всегда так вести. Если кто-то повысит голос, мы ему указываем на это и тон сразу сбавляется. Мы работаем, папа, над твоими пожеланиями.

Жена тоже не донимала меня своими ревностями, несмотря на то, что не один раз мне приходилось придумывать глупые поводы, чтобы удалиться и поговорить с Олей один на один. Оля перезвонила на следующий день. Сославшись на болезнь, она заговорила о второстепенном, старательно обходя стороной больную для меня тему. Я тоже не акцентировал на ней внимание, отложив выяснение отношений на более позднее время.

За эти три дня я многое успел сделать в плане организации бизнеса. Я очередной раз убедился в работоспособности своей жены, в ее вкладе в развитие нашего бизнеса. Наташа к моему приезду решила многие важные вопросы, на которых я уже давно поставил крест. Она начала восстанавливать наш положительный имидж во властных структурах города, своим обаянием, терпением, выдержкой нашла решение спорных вопросов. Во мне впервые проснулось уважение к своей жене как к организатору, лидеру, как к партнеру. Я вынужден был констатировать, что недооценивал ее способности. Долгое время я искал партнеров на стороне, когда в принципе Наташа справлялась с работой ничуть не хуже, чем те, кому я платил немалые деньги, при этом достигнутый результат не всегда оправдывал вложения.

– Чего же ты раньше скрывала свои потенциалы? – спросил я у нее, когда мы остались вдвоем. Дети уже спали.

– Ты меня никогда не замечал как руководителя.

– А как можно было увидеть в тебе руководителя, если ты постоянно находилась на грани нервного срыва. Эмоциональность для руководителя – это плохая черта.

– Эмоциональной меня сделал ты.

– Наташа, мы это уже проходили: все беды от меня.

– Олег, я не обвиняю тебя, только хочу сказать, что однажды, когда ты все чаще и дольше стал задерживаться в Киеве, я поняла, что может настать такой момент, когда ты возьмешь и бросишь меня. Я знаю, что детей ты никогда не оставишь, но как быть мне, что будет со мной, когда тебя не окажется рядом? И я поняла, что мне нужно учиться владеть собой, готовиться к одиночеству, а для этого я должна стать сильной женщиной, терпеливой, упорной и последовательной. Я неорганизованна, забывчива, эмоциональна – ты мне об этом не раз говорил, и в один прекрасный момент, проанализировав твои слова, я поняла, что в состоянии исправиться, что все те недостатки, на которые ты мне не раз указывал, второстепенны и следуют не из моего характера, а из того образа жизни, который я вела. Ведь я всегда была за твоей спиной, ты никогда не учил меня, не посвящал в свои проблемы. Ты жил своей жизнью, варился в собственном соку, боролся, достигал определенных вершин. Ты не делился трудностями, проблемами, свои победы и достижения ты тоже праздновал с другими: друзьями, коллегами, партнерами. А я все это время жила детьми и тобой… Поэтому естественно, прошло время, и я стала для тебя неинтересна, глупа. Откуда мне было научиться современным взглядам на жизнь, светским манерам поведения, видению бизнеса, ведь у меня не было ни учителей, ни опыта, ни соответствующей среды общения? Тебе не о чем было со мной разговаривать, но какие темы я могла тебе предложить, если ты много читал, общался с интересными людьми, был в курсе последних новостей политики, бизнеса, культуры? Я пыталась навязать тебе разговоры о проблемах семьи, детей, но сама чувствовала, как это мелко и неинтересно для тебя с твоими масштабами взглядов, мыслей. Поверь, я дошла до того, что стала стыдиться своей безграмотности и незначительности. Я боялась сделать лишний шаг, проявить малейшую инициативу, потому что боялась ошибиться, оступиться, лишний раз вызвать твое неудовольствие. Я вспоминала, какой была в школе: уверенная в себе, всегда в первых рядах, без страха и оглядки бралась за решение любых вопросов, и какой стала под твоим влиянием и прессингом: забитая, дикая, в себе неуверенная. У меня было только одно оправдание своей отсталости: я любила тебя, отдалась тебе и детям полностью, до капли, и всегда считала, что моя жизнь – это уже твоя жизнь, пользуйся ею, направляй по своему усмотрению. И когда ты захотел, чтобы я сидела дома – я была уверена, что мне так и нужно делать; когда потом у нас начались проблемы с деньгами, и я почувствовала, что стала для тебя обузой, то пошла работать и с удовольствием вносила свою скромную лепту в бюджет нашей семьи – я была счастлива, что помогаю тебе. Все семнадцать лет нашей совместной жизни я не жила для себя: только для тебя и детей, и в этом видела свое предназначение. Я готова была пойти на любую работу, лишь бы ты только оценил мой вклад в семью, только бы увидел во мне свою половину. Но ты всегда видел других, отмечал достижения Инны, Юры, Лены, Люды, чужих для меня людей. Может, действительно они значили для тебя многое, но ведь я так старалась… И в последнее время, когда наши отношения подошли к предельной черте, я посмотрела на себя в зеркало и вдруг увидела, что действительно обезличилась, потеряла свое лицо, свое «Я», и стала жалкой тенью той женщины, которую ты знал в первые годы нашей жизни. И я решила взяться за себя, потому что почувствовала определенно и до боли в сердце: у меня не осталась выбора. Гадать – бросишь ты меня или не бросишь – очень страшно, я не представляю свою жизнь без тебя, но это не значит, что ты должен меня терпеть, тянуть по жизни как старый чемодан, который и выбросить жалко, и ходить с ним уже стыдно. Я отчетливо поняла, что с тобой или без тебя, но я должна доказать себе, что я еще жива, что могу добиться чего-то в жизни, завоевать уважение людей, положение в обществе. Олег, я уже не хочу быть просто твоей женой, потому что поняла, что быть «просто» – это не надежно. Можно в один прекрасный момент остаться одной, без мужа, детей, друзей и работы, и тогда останется только одно – наложить на себя руки. У меня проскальзывали такие мысли, и я еле спаслась от них. Я должна была найти себя в жизни, потому что заметила, что даже дети меня перестали уважать.

Знаешь, с чего мы начали: со спокойных тонов по утрам. Ты в последнее время часто повторял, что не можешь ночевать дома, потому что каждое утро у нас в семье начинается с криков. Я не верила твоим словам, считала, что ты придираешься, находишь оправдание своей тяге к одиночеству, к той жизни, которая наладилась у тебя в Киеве, но однажды утром я прислушалась и вдруг поняла, как ты прав: как глубоко в меня въелась склонность к повышенным тонам. Я заметила, что почти разучилась говорить спокойно, тихо, рассудительно; я действительно не замечала, как я кричала!

Я собрала девочек, и мы договорились исправить ситуацию. Сейчас, если кто-то из них повышает голос, я подсказываю им, если вдруг сорвусь я, то они ставят меня на место. Я решила исправить эту въевшуюся в меня и в детей привычку. Мы неделю за неделей отрабатываем наше утро. Тяжело давались первые дни, потом нам самим понравилось говорить, а не кричать, общаться, а не выяснять отношения. Сейчас я поставила перед собой другую цель, знаешь какую?

– Какую?

– Ни в коем случае не повышать голос в общении с тобой. Я тебе говорю об этом для того, чтобы ты не заводился сам, а если вдруг обнаружишь, что я повысила голос, предупреди меня и я исправлюсь. Ведь я люблю тебя, мое солнышко, ты моя жизнь и ты моя судьба.

– Ты надеешься, что сможешь победить своего демона?

– Я уверена в этом, потому что у меня нет выбора. Как представлю, что могу остаться одна во всем мире, такой страх находит, что готова и под пытки пойти, лишь бы доказать тебе, что я смогу быть полезной для тебя и для нашей семьи. Семнадцать лет я жила тобой и всем тем, что ты мне давал, открывал для меня. Теперь я готова помогать тебе в достижении твоих целей. Я уверена, что во мне хватит сил и терпения, только ты мне подсказывай и направляй, хорошо?

Мне понравилась ее рассудительность, аргументация, тон.

– Хорошо, моя золотая. Я сам часто анализирую причины наших с тобой конфликтов, и могу выделить четыре основные. Первая причина – это мои редкие посещения. Я понимаю, как тебе одиноко, тяжело, какие мысли одолевают, но поверь, так надо. Мы уже обсуждали этот вопрос, но повторюсь: мне хочется взять от Киева максимум, чтобы и нам лучше жилось, и детям проще было начинать свою жизнь, поэтому здесь я пока не могу ничего исправить, прошу, потерпи до лучших времен. Вторая причина – это наши с тобой разговоры по телефону, когда ты пытаешься навязать мне или выяснения отношений, ревность, претензии, или же свои чувства. Я тебе уже объяснял, что очень часто я нахожусь не сам, например, с Сережей и Вовой, и ты сама понимаешь, говорить при них о наших семейных проблемах мне просто не под силу, именно поэтому я немногословен, сдержан, и часто обрываю твои возвышенные порывы на полутоне. Ты же, вместо того, чтобы понять это, надумываешь бог знает что, и в результате мы с тобой ругаемся. Давай договоримся, что по телефону будем говорить только о работе, потому что я мало значения придаю словам, а ты, наоборот, делаешь на них ставку.

– Хорошо, я не буду больше проявлять свою чувствительность по телефону. Просто иногда я так скучаю по тебе, что не могу себя сдержать.

– Третья причина – твои отчеты по «Колумбу». От твоих неаккуратных записей и неправильных подсчетов сходит с ума вся бухгалтерия. Я, безусловно, ценю твои заслуги в урегулировании многих спорных вопросов по фирме, но что касается подсчетов, чтобы избежать заложенных здесь конфликтов, я предлагаю передать эти полномочия третьему человеку, который будет заниматься исключительно арифметикой. На тебе же останется организаторская часть по «Колумбу».

– Олежка, я тебя об этом давно просила. Я просто не успеваю записывать, трачу деньги, а потом до глубокой ночи сижу, вспоминаю, что и куда потратила.

– Но ведь я же учил тебя, что прежде чем выдать или потратить деньги, сделай запись в черновике, иначе запутаешься сама и людей запутаешь. Сама знаешь, сколько потом проблем возникает в бухгалтерии…

– Знаю, стараюсь, но все равно забываю. Согласна, пусть другие занимаются подсчетами, а я займусь более полезным для семьи, тем, что у меня получается.

– Хорошо, я подумаю, кого поставить на твое место. Дальше, четвертая причина – это твоя эмоциональность, постоянная агрессивность, возбудимость, склонность к выяснению отношений. Ты вечно в подозрениях, в какой-то своей детективной игре, интриге, ты видишь в событиях то, что никто кроме тебя не видит. Это напоминает паранойю и выводит меня из состояния равновесия за считанные минуты. Мы об этом много говорили, но, как я понял, ты за эту проблему взялась сама. На мой взгляд, она самая страшная. Здесь я мало чем могу тебе помочь, потому что я и так всячески стараюсь избегать конфликтных ситуаций, но твое больное воображение воспринимает мои действия в совершенно ином контексте. Тебе кажется, что я избегаю тебя, не договариваю тебе что-то, скрываю, но поверь, за всем моим поведением скрыто одно желание: сохранить семью; до минимума сократить точки неприятия, избежать тех ситуаций, которые вызывают в тебе агрессию и истерию. Наташа, я уверен, как только мы устраним эти четыре причины, наша жизнь станет сплошным праздником. Ты со мной согласна?

– Я буду очень сильно стараться, мое солнышко. Только ты мне помоги, наберись терпения и объясни, подскажи, а не так как ты обычно заводишься и сразу начинаешь возмущаться. Я согласна, что во многом сама виновата, но только ты тоже не заводись в ответ, перетерпи, смолчи, а то ты у меня такой нервный стал, на себя не похожий. А это меня еще больше заводит, я тогда вообще с ума схожу …

– Хорошо, я тоже над собой поработаю – согласился я.

Я впервые не хотел уезжать из Лозовой. К Оле тянуло, но тянуло как к повинности, к необходимости что-то определять и решать. Я понимал, что она ждет от меня решений по деньгам, организации ее бизнеса, но всего этого делать и не хотелось, потому что понимал, это еще больше свяжет нас, ограничит меня в праве выбора.

Но я обещал Сереже, мы запланировали на двадцать третье февраля целый ряд мероприятий, поэтому я с неохотой простился с семьей и выехал в Киев. Мой прошлый мир снова становился реальностью, снова нес положительные эмоции и радость. И это возрождение, с одной стороны, воодушевляло, вдохновляло на новые свершения, но с другой стороны, все усложняло и запутывало. Я не мог оторваться от прошлого, и не мог определиться с будущим, глупо суетился в настоящем, понимая его неопределенность и подвешенность.

77

Встреча с Олей в Киеве началась с выяснений отношений. Я хотел услышать ее аргументацию своего поведения.

– Ты не брала трубку целый день, это правильно? Ведь я задал нормальный вопрос, хотел уточнить информацию, которую услышал от Сережи.

– Олег извини, может, я была и неправа, но у меня уже нет сил. Каждый день одно и тоже: Сережа тебе что-то говорит про меня, ты выясняешь, уточняешь, а когда же жить? Когда я смогу возвращаться домой без страха встретить твое хмурое лицо? Неужели эти выяснения будут продолжаться всю жизнь? Сколько можно объяснять, оправдываться, доказывать? Ты посмотри на свое прошлое. Ты даже сейчас, несмотря на все, что я сделала для тебя, продолжаешь делить меня с другой женщиной! И я терплю, молчу, потому что понимаю тебя! Так ты тоже пойми меня, ведь когда мы с тобой встретились, мне было не шестнадцать лет, а двадцать четыре! Я пять лет жила самостоятельной, взрослой жизнью вдали от родителей. Так неужели ты думаешь, что я должна была все это время быть одна? И если бы я была одна, неужели смогла бы тебе понравиться? Ты представляешь, во что бы я превратилась, если бы изолировала себя, отгородилась от жизни?

Да, я сделала аборт, это мой первый и последний аборт в жизни. Меня врачи предупреждали, что его нельзя делать, что у меня в детстве была сложная операция, поэтому вопрос с материнством находился и так в подвешенном состоянии. Мой первый парень, с которым я встречалась пять лет, был тоже против аборта; предлагал расписаться, создать семью. Но я уже чувствовала, что наши отношения исчерпали себя, и не захотела связывать себя ребенком. Я приняла осознанное решение сделать аборт, это последнее, что меня с ним связывало.

Ты должен понимать, какое значение для женщины имеет этот шаг, и не задавать такие вопросы в телефонном режиме. Мне было очень больно. Я как вспомню о ребенке, чью жизнь прервала, так руки на себя наложить хочется. Возможно, это был первый и единственный шанс в моей жизни, и больше детей у меня не будет…. Не знаю. Но пойми, своим вопросом ты причинил мне такую боль, что я весь день проплакала, ни с кем не хотела говорить.

– Неужели об этом нельзя было рассказать раньше? – я чувствовал себя неловко, в душе признавая за ней правоту.

– Как я могла тебе сказать? Как ты представляешь рассказ женщины о том, что она сделала аборт? От тебя жена делала аборты? Ты всем об этом рассказываешь? А насчет операции, которую мне сделали в детстве, я тебе говорила, и о проблемах зачатия не один раз намекала, и об аборте бы рассказала, только всему свое время.

Как с тобой все сложно. Олег, я не могу больше так жить! Постоянные подозрения, недоверие, интриги вокруг меня. Я хочу нормальной, спокойной семейной жизни, хочу приходить домой и наслаждаться близостью с тобой, радостью общения, ведь ты такой умный, много знаешь, интересно рассказываешь о жизни. Иногда я готова дышать тобой, петь для тебя, сочинять музыку и посвящать ее тебе. Я пьяна тобою и это состояние возносит меня в невесомость. Я становлюсь ветром, музой, воздухом, которым ты дышишь. Но иногда, когда ты надеваешь на себя маску неприступности, жесткости, я словно трезвею: пелена волшебного состояния слетает с глаз, и я не понимаю, что делаю здесь, зачем мне нужны такие страдания, постоянные стрессы, борьба не за жизнь, а на смерть, и главное, будет ли этому когда-нибудь конец? – У нее на глазах появились слезы, и мне до боли в сердце стало жаль ее. Вот так и я запутался, с кем я: с ней или с семьей? До чего же сложна и непредсказуема жизнь.

Я обнял ее за плечи:

– Это нужно было обсудить, но ни в коем случае не отключать на целый день телефон.

– А ты думаешь, у нас бы получился разговор по телефону? Ты же знаешь себя: стоит тебе что-либо напридумывать, вбить себе в голову, тебя невозможно переубедить. Я заметила, что в таких случаях тебе просто нужно дать время успокоиться, чтобы ты трезво осмыслил ситуацию, и понял свою ошибку, ведь ты у меня умный и грамотный.

С ней невозможно было не согласиться.

78

Весь следующий день я готовил документацию по защите диссертации, а вечером Оля пригласила сходить на Московский цирк на воде:

– Я много слышала о нем, пойдем, сходим, – упрашивала она меня.

– Оля, завтра двадцать третье февраля, праздник, у нас с Сережей до поздней ночи мероприятия намечаются, нужно выспаться.

– Золотой мой, сделай для меня праздник, я завтра тем же отблагодарю.

– Твой праздник будет восьмого марта.

– Я тебя очень прошу, поверь мне хоть раз.

– Ты представляешь, как мы, взрослые дядьки и тетки, будем смотреться в цирке на фоне маленьких детей? Позору не оберешься!

– Это не то, что ты думаешь! Это лазерное шоу, современная музыка, серьезная постановка номеров. Если это то, о чем мне рассказывали, то ты не пожалеешь.

– А если не то?

– Просто посмотрим цирк.

Вечером мы планировали встречаться с Сережей, поэтому желания идти в цирк не было никакого.

– А вдруг билетов не будет?

– Тогда уйдем. Пойдем, сходим, узнаем.

Мы по подземному переходу перешли от универмага «Украина» к цирку. Народу толпилось тьма.

– Билетов сто процентов не будет – заверил я, но про себя удивился обилию взрослых. Неужели Оля права, и представление стоит посмотреть?

В кассе билетов не оказалось, как нам сообщили, они были распроданы на неделю вперед, но мы купили у перекупщиков. Радости Оли не было пределов.

– Я всю жизнь мечтала сходить на это представление. Вот увидишь, ты будешь поражен. Смотри, сколько взрослых. Это не детское шоу, это настоящее представление!

Я сам видел, что организация был серьезная. Да и публика была не та, которая ходит с детьми на малоинтересные, наивные, рассчитанные для маленьких детей цирковые представления. Мы как-то семьей ходили на такое представление в Днепропетровске: для меня это были вычеркнутые из жизни полтора часа времени. Но детям понравилось.

Когда началось представление, я действительно был поражен богатством спецэффектов, профессионализмом исполнителей и масштабом постановки. Представление превзошло все мои ожидания. Полтора часа прошли как одна минута. Я пришел в себя только тогда, когда в зале зажегся свет и объявили об окончании представления. Это было великолепно! Трудно подобрать слова, чтобы передать те чувства, которые я испытал как зритель, наблюдая, как под игру лазерного шоу работают на воде, под водой и над водой артисты цирка: акробаты, жонглеры, клоуны, эквилибристы. Все слаженно, гармонично, красиво.

– Ну, как тебе, не жалеешь?

– Спасибо тебе, Оля, удивила.

– Мне давно о нем рассказывали. Он приезжал и к нам в Донецк, но достать билеты было нереально, ты сам видел, что они творят!

– Супер, молодцы. Если бы все с таким профессионализмом относились к своей работе, Украина давно бы вышла на Европейские рынки.

– Для меня главное, чтобы ты остался довольным.

– Угодила, вопросов нет.

Мы прошли к машине.

– Золотой мой, я знаю, что тебе это не нравится, но у нас сегодня вечеринка в академии, поздравляем преподавателей, мне обязательно нужно присутствовать.

– Ты же не допоздна?

– Не знаю, мы собираемся на кафедре, накрываем нашим преподавателям стол, а потом планируется поход в один из близлежащих ресторанов.

– Дело нужное, что тут такого. Ты только четко определись, до которого часа задержишься? Сейчас уже почти 20.00.

– До часу ночи я вернусь железно.

– Хорошо, только не позже. Я думаю, мы с Сережей сегодня не долго будем, вернусь рано, так что не задерживайся.

– Золотой мой, как я тебя люблю! – Оля обняла меня за шею и поцеловала. – Я тогда поеду?

– Оля, только не позже часу, чтобы я мог лечь спать. Если позже, в квартиру не попадешь, я тебя сторожить не собираюсь.

– Я постараюсь вернуться к двенадцати. До двенадцати потерпишь?

– Потерплю.

Оля села на маршрутку, а я вернулся домой. Ничто не предвещало грозы. С Сережей мы так и не встретились, он остался дома отсыпаться перед завтрашним мероприятием, но зато я весь вечер посвятил творчеству: устранил замечания по автореферату, закончил целый ряд документов по докторской диссертации, поговорил с женой и детьми, посмотрел отличный фильм и только потом вдруг с удивлением обнаружил, что на часах было уже начало первого. Такой поворот событий меня быстро расстроил: я терпеть не мог, когда нарушались договоренности. Во всяком случае, есть телефон, по которому можно всегда перезвонить и предупредить о возникших проблемах. Я скрепя сердце набрал Олю, но ее телефон был отключен.

Хорошее настроение улетучилось в момент. Меня совершенно не волновало, с кем она проводит время, или что делает, меня взбесила ее непунктуальность, пренебрежение договоренностями. Как всегда в последнее время от состояния умиротворенности и благодушия, я резко перешел в состояние эмоционального возбуждения, бешенства. Кровь хлынула к голове и запульсировала в висках. Соизмеряя внутреннее состояние, я вдруг обнаружил, что сегодняшний обман Оли задел меня сильнее, чем новость о ее абортах. Сколько это будет продолжаться? Сколько еще о мою гордость будут вытирать ноги? Возмущение достигло критических отметок, и я впервые ощутил состояние, близкое к ненависти: я ненавидел ее! Один за другим обрушивались удары на тот строящийся внутренний замок, в котором я видел себя и Олю, и за считанные минуты от него остались одни руины… Моя гордость была задета. Мне казалось, что Оля просто издевается надо мной: не успели мы прожить и забыть ситуацию с ее неискренностью по аборту, как она обманывает меня в элементарном. А что будет дальше? Что ожидает меня, если я вдруг уйду из семьи и буду жить с ней? Господи, зачем я все это затеял?

Я впервые растерялся и не знал, как себя вести. Допустим, придет она, устроит скандал, а дальше? Раз простил, второй, третий, а потом она вовсе на голову сядет? С другой стороны, не пустить ее в квартиру, выгнать на улицу глубокой ночью было как-то не сильно красиво. И хотя у нее есть своя квартира, нужно дать время, чтобы она собрала остаток вещей и переехала туда. А мне где быть и что делать все это время? Крайняя внутренняя эмоциональность мешала сосредоточиться и выбрать из всех вариантов достойный. Я знал одно, что не должен с ней встречаться. Каждая встреча, скандал и примирение, это шаг назад, в бездну самоуничтожения, а я и так слишком далеко зашел, многое ей разрешил, во многом открылся, сблизился. Как тяжело теперь от этого всего отказываться, стирать из памяти, загонять в глубины подсознания и пытаться очернить, забыть. Но, видимо, время разрыва наших отношений неумолимо приближалось. Я вдруг обнаружил, что не только не хотел с ней встречаться, мне страшно было встречаться с ней: возникшая из ниоткуда ненависть стерла границы поведения, и я не видел в ней человека, а лишь ничтожество, к которому применимы совершенно иные критерии оценок и действий. Разве мог человек вызвать такую ненависть? Но разве по-человечески до такой степени унизить близкого?

И вдруг впервые меня потянуло домой, к Наташе. Мне нестерпимо захотелось уехать туда, где меня ждали, где, несмотря на мою непоследовательность в поведении, измену, неискренность, в меня верили и любили. Я практически не колебался и не раздумывал: как раньше, во время конфликтов с женой меня тянуло к Ольге, в Киев, и я за считанные минуты собирался и уезжал, так и сейчас, подустав от выяснений отношений с Олей, я быстро собрал вещи и в час ночи выехал в Лозовую. На улице шел сильнейший снегопад, и температура достигала почти двадцать градусов мороза. Дизельный двигатель «Мерседеса» еле завелся. Хорошо, что в Киеве оперативно работает снегоуборочная техника; я практически не ощутил последствий снегопада, только на трассе, когда увидел медленно движущиеся колонны машин, я понял, в какую погоду выехал. Но ни капли сомнения не прокралось в мои действия. Несмотря на непогоду, на внутреннюю усталость, я чувствовал облегчение и умиротворение: уставший, голодный, душевно опустошенный, сквозь снегопад и заносы я пробирался к своему солнцу, теплу и уюту. Я возвращался в семью…

В десять минут второго мне первый раз позвонила Оля. Я не брал трубку, потому что отношения с ней медленно отходили в прошлое, а сейчас я не хотел общаться со своим прошлым. Через несколько минут пришло сообщение: «Ты где? Я дома. У меня села батарея, зарядку забыла дома». Все просто и ясно, но решение уже принято. В душу прокрались сомнения, но я был слишком уставшим и расстроенным, чтобы хвататься за них как за спасательный круг. Я знал одно, что никогда в жизни из-за женщины, в канун праздника и в лютую непогоду, не уезжал из дому. И этот факт был настолько весок и принципиален для меня, что я понял, мне никогда его не забыть. Это как ругательства тещи в мой адрес в первые месяцы нашей совместной семейной жизни: их я запомнил на всю жизнь. Оле двадцать третье февраля я тоже никогда не смогу простить, это я знал наверняка.

79

До первого марта я находился в Лозовой, в кругу семьи, решая вопросы по бизнесу и частично работая над диссертацией. Внутреннее решение разорвать отношения с Олей положительно сказалось на развитии семейных отношений. Я больше времени проводил с детьми, с Наташей. Они устроили мне шикарный праздник на 23 февраля, надарив мелких, но приятных подарков. Положительных эмоций было много. За это время я мало думал об Ольге. Нельзя сказать, что забыть ее было легко: состояние внутренней депрессии чувствовалось. В отдельные минуты к ней так сильно тянуло, что я с трудом справлялся с желанием перезвонить ей. Чтобы отрезать все пути для своей слабости, я стер из памяти телефона ее номер. Я не знал его наизусть, поэтому теперь уже точно не мог позвонить первым, и это успокаивало, обнадеживало. Первые дни, словно околдованный, я не мог привыкнуть к мысли о том, что больше не увижу ее. В мыслях творился чудовищный хаос, сконцентрироваться на чем-то одном, на той же работе или на семейных проблемах, было нереально. В мозгу словно кто-то посторонний выжег: «Я должен ее увидеть». Мне не было знакомо такое состояние, и это пугало. Единственное, за что я держался, что помогало противостоять желанию вернуться в Киев, было ее поведение 23 февраля. Я вдолбил себе в голову, и каждый раз, как только слабость подступала, повторял: «Ее не изменить, она обманщица, лицемерка, и такое тебя ждет постоянно». И это сдерживало, останавливало и частично успокаивало. Я понимал правильность своего поступка, все сомнения, оправдания ее поведения разбивались о железную логику факта. Невольно я искал общения с людьми, которые бы поддержали меня в моей правоте, в моем выборе. Первым это был Игорь Ткаченко. За неделю я встречался с ним дважды, и его прямолинейный, безапелляционный скептицизм словно возрождал меня к жизни.

– Ты все мечешься, ищешь приключений? – его добродушная ворчливость успокаивала и умиротворяла.

– Наверное, уже нет, конец, устал от неопределенности.

– Олег, я перестал тебя узнавать, ты ведешь себя как женщина, которая вступила в полосу климакса. Поверь мне, лучшего, чем твоя жена, тебе в жизни уже не встретить. Все, забудь, ты свое отгулял, и выбора у тебя больше нет.

– Это и пугает. Раньше знал, что если вдруг что-то не так, не по-моему, могу развернуться и уйти; уверен был, лучшее всегда смогу найти, а сейчас страшит обратное: лучшего не найду и, соответственно, уйти, наверное, тоже не смогу.

– Так что здесь плохого? Остепенись, остановись, наслаждайся жизнью!

– Ты думаешь, когда человек останавливается в потоке жизни, наслаждение возможно?

– А как иначе?

– Я всегда был уверен, что наслаждение возможно только в полете, в движении, когда ты свободен, легок на подъем. Я всегда думал, что только независимость, внутренняя свобода дает ощущение счастья: ты делаешь то, что хочешь делать, общаешься с теми, с кем хочешь общаться. А когда твой полет прерван, когда ты вынужден остановиться, искать компромиссы, то и счастье исчезает. Ты вынужден делать то, что не всегда хочешь делать, и общаться с теми, с кем у тебя мало желания общаться…

– Ты философ, и в этом твоя проблема. Ты потерял связь с реальностью, поэтому не понимаешь главного: счастье человека в постоянстве! Как можно быть счастливым, когда меняются события; когда ты заводишь новые знакомства и они неустойчивы, не всегда оправданы и приятны? Поиск, товарищ философ, – это риск нарваться на неприятности, встрять в непредвиденную жизненную проблему, обмануться в надеждах, разочароваться в желаемом. А разве это хорошо? Конечно, плохо. А когда жизнь устойчива, когда ты знаешь, что тебя ждет завтра и послезавтра, тогда ты можешь прогнозировать свое поведение, свою деятельность, ты защищен от неприятных сюрпризов, страданий, ошибок, твоя жизнь – это расписание поезда! Только в этом случае можно расслабиться и наслаждаться пробегающими за окном комфортабельного купе пейзажами.

– Но ведь это все приедается, переходит в подсознание, и ты не осознаешь течение жизни. Она, действительно, мелькает как пейзажи за окном скорого поезда, лишь редкими эпизодами запечатляясь в памяти. Но ведь на всю жизнь слишком мало таких запомнившихся эпизодов, и сама жизнь от этого скучна и монотонна. Ты вспомни, когда долго смотришь за окно, тянет на сон: все слишком быстротечно и однообразно. А как можно жить в полудремоте?

– Но ведь, если я не ошибаюсь, тебе Оля понравилась именно за то, что ее жизнь проходит, словно в полудремоте, как ты выражаешься. Ты мне недавно по телефону выдавал, что тебе не хватает тишины и спокойствия, что тебе нужен полустанок, забытый Богом и людьми, чтобы ты там предавался своим мыслям и наслаждался тишиной и спокойствием. Ты определись, чего ты хочешь от жизни, а потом ищи.

– Трудно определиться: с одной стороны, хочется буянить, сворачивать горы, чтобы заявить о себе, оставить след в этой жизни, но с другой стороны, уже сказывается усталость от жизни, хочется тишины, полумрака, полусонных соседей, довольных корочкой хлеба и стаканом воды по утрам.

– Так ты насытился своей Олей?

– Возможно, насытился; не по мне новая жизнь. Или разница в возрасте сказывается, или мы характерами разные, или слишком требовательным я стал к сорока годам, но что-то не получается у нас. С одной стороны все просто, искренно, прогнозируемо, с другой – из мелочей рождаются непреодолимые сложности. До нее я не испытывал таких сильных эмоциональных порывов, доводящих до безумия, и это пугает. Я чувствую, что становлюсь неуравновешенным, эмоциональным, что мне труднее контролировать себя.

– Это чувства, Олег.

– Возможно, хотя я говорил тебе, что это совсем не то, что я испытал к Насте, когда она упала на заднем сидении джипа. Вот то были чувства. Там за секунду передо мной разинулась жизнь и я увидел бездну: пугающую и страшащую. Я не знал, что буду делать без Насти и готов был броситься в бездну, отдать свою жизнь, лишь бы жила она. С Олей таких ощущений нет.

– Ты путаешь отцовские чувства и чувства, всколыхнувшие зрелого мужчину.

– Мне кажется, чувства схожи. Нет разницы в тех ощущениях, которые испытывает женщина, теряя любимого мужа или единственного ребенка: боль одна, ощущения похожи.

– А ты представь теперь другую картину: ты делаешь выбор, уходишь из семьи, живешь с Олей, и в один прекрасный момент, лет так через десять, обнаруживаешь, что у твоей молодой жены любовник, который дает ей то, чего ты уже не в состоянии, в силу своего возраста, ей дать. Ты представляешь, какие ощущения тебя переполнят?

– Я знаю, ты умеешь поддержать друга в трудную минуту, но именно это меня и останавливает. В преданности жены я уверен: мы столько прожили вместе, через такое количество проблем прошли, что в старости мне будет кому подать еду в постель. В Оле этой уверенности нет, хотя она первый человек, которая отдала все, чтобы остаться возле меня. Даже квартиру свою заложила и отдала мне деньги! Но в глубине души я не могу сказать, что в трудную минуту она не отвернется, не вымутит назад своих денег, и не распрощается со мной. Ей нужен сильный человек, от неудачника она отвернется сразу и без сожаления. Но шаг с квартирой, безусловно, подкупает.

– Меня бы это, наоборот, еще больше насторожило. Судя по твоим рассказам, она ведь не настолько глупа, чтобы совершать безрассудные поступки?

– На мой взгляд, с умом у нее все в порядке, хотя Сережа утверждает обратное.

– Значит, за этим шагом скрыт элементарный расчет.

– Какой?

– Я думаю, она просчитала тебя, убедилась в незыблемости твоих принципов, и с уверенностью в том, что ты этот шаг не только оценишь, но и никогда не забудешь, еще больше привязала тебя к себе. Насколько я знаю, ты со своей правильностью никогда не допустишь, чтобы женщина могла что-то потерять, отдавшись тебе полностью.

– Ты слишком меркантилен.

– Я не разбираюсь в твоих ученых словечках, но то, что я реалист и прагматик, это верно.

– Люди не всегда понимают и отдают отчет сделанному. Ты не должен забывать, что не все такие практичные, как ты и я. Есть еще и чувственная сторона, о которой ты никогда не знал и, наверное, не узнаешь, а я под старость начал потихоньку для себя открывать. И вот с этой стороны, когда ты что-то чувствуешь к человеку, то совершаешь алогичные действия, действия непредсказуемые и сумасбродные. Твое поведение иррационально, ты делаешь то, чего ни один человек в здравом уме не сделал бы. Со стороны такое поведение кажется хаотичным, безумным, дурацким, но там, где чувства, там разум спит и не контролирует поступки. Я думаю, что когда Оля отдавала мне кредитные деньги, она даже не задумывалась над последствиями своего шага: у человека ко мне чувства, и для нее главное не деньги, а как я отвечаю на ее чувства, насколько крепче становятся наши отношения. Она, можно сказать, сознательно идет на жертву, открывает душу и сердце, становится полностью беззащитной, и это, безусловно, подкупает, заставляет отвечать тем же.

– Олег, в последнее время, когда я тебя слушаю, у меня все чаще возникает мысль: а не сошел ли ты с ума? Не зачитался ли ты своих мудреных книг и не потерял ли связь с реальностью? Ты представь, что было бы с мужским полом, если бы он рассуждал как ты? Женщина сама по себе чувственна, мужчина – более трезв и рационален. Это две полярные величины, которые, соединяясь, образуют целое, гармоничное начало. Я считаю, что твоя Наташа – это подарок тебе от Бога: она эмоциональна, чувственна, несколько поверхностна, но это именно то, чего нет у тебя, и что тебе, дураку, в принципе и нужно. Вы вдвоем – это гармония, это то, что в жизни многие из людей так и не находят. А ты ищешь непонятно что, и находишь Олю, у которой за так называемой чувственностью скрыта расчетливость, лицемерие, корыстность. Все это ты принимаешь за чистую монету и на этой основе пытаешься соорудить нечто гармоничное и целое, замок из дерьма и шпал. Но поверь мне – все, что ты делаешь, это игра твоего воображения и не более. В действительности и ты, и Оля, это два одинаковых полюса: вы оба расчетливы, эгоистичны, жестоки, и твоя иллюзия временна. Ты просчитываешь ее и видишь в ее поведении чувственность, она просчитывает тебя, подыгрывает тебе, и видит в твоем лице дурака, которого, несмотря на все философские регалии, можно легко обставить. Однажды ты откроешь глаза, трезво проанализируешь ситуацию, и твой, как тебе кажется, хрустальный, но на самом деле уродливый домик лопнет как мыльный пузырь, и ты поймешь свою ошибку. Однополярные миры отталкиваются, а не притягиваются. Проснись, философ, открой глаза и скинь наваждение.

– Возможно, ты прав, но как комфортно я себя чувствую с Олей, как в сказке!

– Как это комфортно?

– Уютно, безопасно, расслабленно. Впервые мое поведение и желания просчитывались, и я не успевал о чем-то подумать, как это все воплощалось в жизнь. Действительно, как в сказке: «по щучьему велению, по моему хотению»… Чтобы тебе было понятней, приведу такой пример, возвращаюсь я в Киев из Переяслава, с лекций, уставший, голодный, и мечтаю о молоке с печеньем, о жареной рыбке с пюрешкой. Замечтался так, что чуть слюной не подавился. Приезжаю домой, Оля открывает дверь, а это все уже на столе стоит, плюс горячая ванна набрана, и еще мои любимые конфеты «Ромашка» на столе лежат. А для сравнения, я с женой шестнадцать лет живу, до сих пор не добился, чтобы в холодильнике всегда молоко стояло. У нее на все одна причина, нет денег, хотя вся касса от «Колумба» у нее хранится, и я уже двадцать раз повторял, что если надо, возьми оттуда деньги, и на меня запиши. Я это воспринимаю как элементарное неуважение к себе. А с Олей, пусть это все и за мои деньги куплено, но человек не пожалел времени, организовал, все предусмотрел, вот это и есть комфортная жизнь!

– Пюре, конфеты… Тебе уже о вечном думать надо, а ты такими мелочами наслаждаешься…

– Я и о вечном тоже думаю. А с другой стороны, из чего наша жизнь состоит: из таких же мелочей!

– Вот насладился и хватит, нет в жизни постоянного праздника. Праздник ощущается только тогда, когда ты устаешь от будней. Вечный праздник превращается в будни и уже не доставляет радости. Олег, Оля была твоим маленьким праздником, который продержался только по одной причине – ты подходишь к сорокалетию! Случись это раньше или позже, она прошла бы незаметно, как и все остальные. Оля – это кризис твоего возраста, плод твоей раздваивающейся фантазии: ты одной ногой еще там, в молодости, в куражах, в свободном полете, неугасаемых порывах, а другой ногой уже в старости, ближе к «гладиаторам», к тем, кто только гладит и ничего больше сделать не может. Ты уже становишься не столь востребованным как мужчина, не таким легким на подъем, более капризным в мелочах; тебе начинают нравиться девушки, которым ты в отцы годишься; их интересы и ценности коренным образом не совпадают с твоими. И от всего этого ты теряешь уверенность в себе. Ты хочешь делать то, что уже не вписывается в рамки морали и нравственности нашего поколения, и это тебя пугает. Перед тобой впервые стали запреты, которые ты не можешь перешагнуть даже, несмотря на весь твой пофигизм и нигилизм. Поэтому уймись и наслаждайся тем, что у тебя уже есть, чтобы не испытать еще больших разочарований.

– Мне об этом уже Сережа говорил, но я с тобой не согласен, ведь другие-то перешагивают! Юра Земецкий и в сорок лет встречался с семнадцатилетними студентками, иногда старшеклассницами, общался с ними, находил общий язык.

– То был Юра, у него были совершенно другие интересы в жизни. А ты, как и я, когда видим молодую красивую девушку, понимаем, что она ровесница нашим дочерям, что жить с ней половой жизнью как-то дико и аморально, поэтому изначально теряется мотив знакомства с нею.

– Игорь, мне кажется, это ты от жизни отстал: сейчас, наоборот, модно, когда встречаются зрелый мужчина и юная студентка. У меня есть знакомый, у которого вторая жена моложе его дочери от первого брака, и ничего, живет, грозится на третью, еще моложе поменять. Выходит, человек не испытывает неудобств, кризиса переходного периода?

– Откуда ты знаешь? Может такое количество женщин за такой короткий промежуток времени – это и есть попытка самоутверждения в жизни. Я не знаю твоего знакомого, но что касается Юры, ты же сам видел, какими ненормальными были последние месяцы его жизни. Его словно прорвало: каждый день новая девушка, и одна младше другой! Каждый день новое тело. А ведь Юра не дурак был, значит, что-то гложило его, что-то волновало, беспокоило. Не исключено, что именно это теперь мучает и тебя.

– Вы как спелись: все, кто мне близок и дорог, говорите одними словами.

– Мы спасаем твою заблудшую душу. Возвращайся на землю, в семью, а когда твоя болезнь пройдет, выставишь бутылку коньяка за то, что я с тобой часами сижу и наставляю на путь истинный.

– А может, ты мне судьбу ломаешь? Ты представь состояние пятидесятилетнего мужчины, который каждый вечер ложиться в постель со своей ровесницей женой и видит в ней свое отражение: морщинистое лицо, дряблую кожу, складки на теле, как у шарпея, слышит отдышку, запах гнили изо рта! Ты представляешь его состояние? А представь себя на его месте, ведь это все равно, что сразу в гроб! А нам осталось до пятидесяти всего десять лет! И это совершенно другие десять лет, чем, например от двадцати до тридцати, или от тридцати до сорока лет: слишком они скоротечны, молниеносны.

– Но ведь живут же люди…

– Живут, но как живут! В пятьдесят лет мужчина – это еще огонь, вулкан: он многого добился, и оставшиеся десятилетия хочет отдохнуть, насладиться жизнью. Но с кем: с уже постаревшей женой? Но ведь одно дело узнавать себя каждый день в ее теле, в ее образе, и жить с мыслью, что уже все потеряно, прошло, и ты упустил свой шанс; совершенно другое дело, когда рядом молодое тело, пусть с пустой головой, но свежее, дышащее жизнью и силой. От него заряжаешься энергией, желанием жить, творить, сворачивать горы! И мне кажется, в этом возрасте не так страшны измены, потому что ты берешь у женщины не ее душу, а одно тело. А это не так болезненно, потому что взамен ты получаешь гораздо большее – неугасаемое желание жить!

– А как же женщины? Получается, ты как вампир высасываешь у них молодость, бросаешь, и идешь к следующей жертве?

– Получается так.

– Ты страшные вещи говоришь. Во-первых, посмотри на себя с позиций молодой подружки. Кто ты для нее: «папенька», старое, морщинистое, жирное тело, к которому не испытываешь никаких чувств, а только презрение, корысть и желание близкой смерти? Ты представляешь, как она будет издеваться над тобой, и как это будет выглядеть со стороны? А во-вторых, если бы так было на самом деле, то наше общество многое бы потеряло и, прежде всего, чувство материнства.

– А причем здесь материнство?

– Женщины перестали бы воспитывать дочерей, потому что понимали бы, что воспитывают своих конкурентов, как ты говоришь, молодое тело. Дико все это…

– Я не говорю, что мне это нравится, я только пытаюсь объяснить поведение современного поколения. Ведь это не мои мысли, не мое желание, это уже реалии современной жизни: чем старше становишься, тем больше тянет к общению с молодыми. Не хотел бы я оказаться на месте женщины…

– Мне кажется, ты ошибаешься. Ты хоть раз видел благополучную семейную пару с разницей в возрасте в пятнадцать лет и больше? Ведь у них совершенно разные интересы, это представители двух разных поколений, наконец, у них физиология разная: через десять лет мужчина уже импотент, а женщина только достигнет бальзаковского возраста. Ты же ученый, должен знать, что после сорока лет половая активность у мужчин снижается, а у женщин, наоборот поднимается. Ты хочешь под старость рогоносцем стать?

– Не хочу.

– Так тогда наливай и не морочь мне голову!

Мы выпили: я молоко, Игорь коньяк, закусили. Но сомнения не отпускали, оставались еще вопросы, и хотелось выговориться, послушать и себя и Игоря со стороны. Я снова возобновил разговор:

– Ты мне ответь, неужели тебя не тянуло что-то изменить в своей жизни, как-то разнообразить ее? Ведь годы уходят: дети взрослеют, покидают нас, начинают самостоятельную жизнь, а что нам делать-то? Раньше мы жили для детей, по ходу достигали каких-то своих целей, горели, к чему-то стремились, но все лучшее все-таки посвящали детям. А что ожидает нас завтра, когда мы станем для них неинтересны, когда у них появятся свои семьи, свои интересы, и мы отойдем на далекий второй, возможно, третий план? Может, поэтому те, кто перешагнул отметку в сорок, пятьдесят лет жизни, и связываются с молодыми барышнями, берут их в жены, в любовницы, чтобы как-то привязать себя к жизни, обрести ориентиры, цели, внутренний огонь? Ты что по этому поводу думаешь?

– Я думаю, что когда человек в таком возрасте пытается начать что-то сначала, с чистого листа, это к хорошему не приведет. Возможно, в твоих рассуждениях и есть доля истины, но лично я буду жить для своих внуков. Чем выбирать молодую жену, менять быт, образ жизни, лучше сосредоточиться на внуках, отдавая им то, что, возможно, мы не успели отдать детям. Молодая жена, даже если допустить, что у тебя много денег, и она будет предана тебе, – это риск оставить своих детей сиротами. Ты же не будешь жить вечно: если тебе пятьдесят, жене двадцать, то когда ты в шестьдесят пять умрешь, твоему ребенку от второго брака исполнится только пятнадцать. А что значит в пятнадцать лет стать свидетелем смерти своего отца?! Я думаю, что даже вы, ученые, не сможете сказать, что будет потом с его внутренним миром, и как это скажется на его дальнейшей жизни. Не думаю я, что в нашем возрасте нужно что-то менять, в любом случае это отразится как на нас самих, так и на наших детях.

– Консерватор ты.

– А ты думаешь иначе?

– Не знаю. С одной стороны, действительно, в новой семье слишком много риска и неопределенности, страха перед обманом, изменой, возможным одиночеством, но с другой стороны, если человека что-то не устраивает в настоящем, я думаю, что стоит рисковать и начинать все сначала. В любом случае, худшего не будет, а вероятность того, что найдешь лучшее, все же остается.

– Нет, конечно, если настоящее ужасно, то его необходимо заменить, но если оно терпимо, есть варианты компромиссов, то нужно оставаться и не рисковать, потому что новые отношения принесут еще больше неопределенности и конфликтов. Я думаю, что у людей за сорок, ближе к пятидесяти, срабатывают какие-то внутренние предохранители, которые усложняют выбор радикальных решений. В этот промежуток развестись практически нереально, потому что в памяти всплывают тысячи «но». Здесь и нежелание попасть в глупое положение, быть обманутым, стать рогоносцем, клоуном в глазах близкого окружения, и нравственные терзания, связанные с дальнейшей жизнью жены, отношением к этому шагу детей, внуков, и многое другое. Все эти «но» практически лишают выбора, и ты продолжаешь идти, как и шел, не меняя судьбу, не искушая себя.

– Выходит, мы обречены?

– Почему обречены, наоборот, застрахованы от глупых шагов, неразумного выбора. Что касается твоей ситуации, скажу одно, что если ты над этим думаешь, сомневаешься в чем-то, сто пудов – Оля не твой вариант. Я уверен, что если бы ты в ней нашел что-то действительно интересное для себя, или с Наташей у тебя было все так плохо, то ты бы здесь не жевал сопли, а уже давно поставил нас всех перед фактом. А так не морочь ни себе, ни другим голову, занимайся бизнесом, пиши свои книги, и наслаждайся тем, что у тебя есть. Чем больше я тебя слушаю, тем больше убеждаюсь, что все у тебя останется по старому. Вы, философы, всегда воду наколобродите, пену взобьете, шуму наделаете, а на месте как стояли, так и останетесь стоять. Наливай, а то за твоими разговорами никак охмелеть не могу, что пьешь, что телевизор смотришь, одинаково.

80

В начале марта я ответил на очередной звонок Оли. После долгих размышлений я заставил себя это сделать, так как, несмотря на все мое нежелание с ней общаться, нас связывали деньги: она поверила мне, доверила свои деньги и, прервав личное общение, я должен был работать с ней в бизнесе. Кроме того, она жила в моей квартире, и хотя у меня сейчас не было необходимости ездить в Киев, этот вопрос тоже нужно было решать.

– Привет Оля, ты где, в Киеве?

– Привет Олег, еще в Киеве, но собираюсь завтра выезжать в Донецк.

– Надо встретиться.

– Да, надо встретиться.

– Давай в Днепропетровске.

– У Люды?

– Можно у Люды, хотя я планировал где-то по дороге.

– Как скажешь, давай по дороге.

– У Люды удобней, тогда до завтра. До одиннадцати успеешь?

– Постараюсь, раньше выеду.

– Повнимательней будь на дороге.

– Хорошо, до встречи.

Я отключил телефон и впервые почувствовал, как сильно бьется сердце. Разговор дался тяжело, показательное спокойствие удалось с трудом: я очередной раз понял, насколько тяжелым оказалось для меня это случайное знакомство в поезде, как близко этого человека я пустил в свое сердце. Эксперимент на пробуждение чувственности зашел слишком далеко. Нельзя так глубоко пускать в свое сердце людей. Даже зная об их слабостях, просчетах, эпизодах неуважения к себе, очень тяжело с ними расставаться.

Я поймал себя на мысли, что мой мозг очередной раз ищет оправдания ее поступку, и задал себе вопрос: а сама встреча с Олей, аргументы в пользу этой встречи, не являются проявлением слабости? Я попытался вслушаться в себя и понять – может 23 февраля, как заклинание, уже не действует, утратило свою актуальность? Но вроде бы все было в порядке…

Вечером я предупредил Наташу, что завтра утром уезжаю в Днепропетровск по делам, и заметил, как на ее лице промелькнула тень:

– Ты вернешься? – с тревогой спросила она, хотя тут же постаралась эту тревогу в голосе скрыть.

– Да, я туда и обратно, нужно документы по защите докторской диссертации сдать. – В наши отношения вновь возвращался обман, и мне самому было неприятно. Я с трудом сохранял естественность в поведении.

– Я тебя буду ждать, возвращайся – она обняла меня и поцеловала. В ее словах чувствовался подтекст, но я сделал вид, что не замечаю его, ответил на поцелуй и уехал решать текущие вопросы по бизнесу.

Вечером в семье все было без изменений. Наташа только поинтересовалась:

– А ты с Людой встречаться будешь?

– Да, может у нее придется распечатать листы.

– Привет передавай.

– Хорошо.

81

На следующий день в начале одиннадцатого я уже въезжал в Днепропетровск. Люда попросила отвезти ее к родителям в Лозовую и, чтобы не терять времени, я заехал сначала за ней и ребенком, а лишь потом поехал на встречу с Олей. Сколько впоследствии я не спрашивал себя, зачем взял на встречу с Олей Люду, я так и не мог ответить. Видимо, это была судьба. Я доверял Люде, как, впрочем, и всем людям, которые меня окружали. Я глубоко уважал ее брата, знал его только с хорошей стороны и думал, что сестра похожа на него, что от нее нельзя ожидать неприятностей. У меня даже мыслей не было, что она в состоянии вести двойную игру, интриговать против меня, проявить по отношению ко мне подлость. Я оказывал ей протеже, симпатизировал ей, строил по поводу ее карьеры определенные планы. Мне не нравились многие ее взгляды на жизнь, но я объяснял это ее жизненной неопытностью и спецификой в воспитании: все-таки с пятнадцати лет жить вдали от родителей полноценной семейной жизнью, это что-то значило. Я надеялся, что ее искаженные взгляды на жизнь не столь запущены и возможно исправление, но я никогда не мог подумать, что подлость и лицемерие так прочно вошли в ее сущность, что, приспосабливаясь к жизни, она настолько озлобилась внутренне, что любое радостное событие, не касающееся ее, вызывало в ней жгучую ревность и желание разрушения. Она таила в глубинах своей души ненависть к счастью других, обретала себя в интригах и проблемах, которые доставляла окружающим людям. В этом она немного походила на Сережу, только Сережа усложнял жизнь другим людям не со зла, а от скуки, а она это делала сознательно, со злобой, с нечеловеческой жестокостью. Ее интриги обнаружатся позже, но факт остается фактом, я взял Люду на встречу с Олей, и пока мы ждали Олю на трассе, я не таясь поделился с ней своими планами по поводу отношений с Олей.

– Устал я от неопределенностей, хочу порвать с Олей, – не понимая, какую благоприятную почву я создаю для ее больных фантазий, разоткровенничался перед Людой в машине.

– Но ведь она тебя любит.

– Люда, у меня семья, дети, а Оля молода, амбициозна, ее мир совершенно другой, чем мой. Правильно мои знакомые говорили, что мы представители разных поколений: мировоззрение, интересы, ценности, жизненные ориентиры – все у нас отличается. Я слишком близко воспринимаю ее обманы, непунктуальность, проявления неискренности. Да и ты сама в свое время говорила, что не пара она мне.

– Но вы вместе около полугода, неужели не нашли точек соприкосновения?

– Их много. С Олей в этом плане проще, чем с Наташей: Наташа эмоциональна и не дружит с логикой, а Оля просчитывает свое поведение, прислушивается к замечаниям, и главное, исправляет ошибки. Таких ощущений жизненного комфорта как с Олей, я не испытывал никогда в жизни. Оля умеет удивлять, она изучила и использует мои сильные и слабые стороны. Помнишь, когда однажды я оставил тебе ключи от киевской квартиры, и, вернувшись на следующий день с конференции голодным, уставшим, с головной болью, открыл холодильник, зная, что он пустой, но вместо стакана с холодной водой обнаружил фаршированную щуку, жареную рыбу, гречку с грибами и кучу других вкусняшек, которые ты мне наготовила, я в это мгновение испытал такой кайф, такую к тебе благодарность, что готов был отдаться, несмотря на то, что ты мне не сильно нравишься. Вот примерно такие ощущения, только гораздо чаще, я испытываю с Олей. С ней не скучно. Я сам, как ты заметила, легкий на подъем, прозябать в однообразном существовании – это не мое. Оля хоть и сонлива, инертна, но когда заведется, напряжет свои булки, умеет разнообразить монотонную жизнь, а это в отношениях между мужчиной и женщиной важно.

– Но Наташа у тебя тоже интересная женщина! Я восхищаюсь ею как матерью двух прекрасных дочек и как женщиной, которая красива, умна и обаятельна.

– Я тоже считаю, что жена у меня прекрасна. У нас отношения испортились по двум причинам: ее повышенная эмоциональность и отсутствие логики в поведении. Возможно, я предъявляю к ней завышенные требования, но мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной была женщина умная, рассудительная. Для меня внешние данные не столь важны, в сравнении с внутренними возможностями, ведь человек живет не с внешностью, а с внутренним миром партнера. А вот внутренний мир супруги требует незначительного совершенства.

– Помоги ей достичь нужных для тебя стандартов.

– Люда, сколько я над этим бился, ты даже представить себе не можешь! Я за эти семнадцать лет столько звезд сумел зажечь, а вот с женой не получается: не воспринимает она меня как педагога, слишком болезненно реагирует на каждое замечание, отказывается следовать советам. В принципе, ее понять можно: мы начинали жизненный путь с равных условий, но она зациклилась на детях, а мои поиски в духовном и материальном развитии позволили совершенствоваться дальше. Я общался с умными людьми, практиковал, искал, ошибался, и в один прекрасный момент обнаружилось, что с женой и говорить-то не о чем. Отдавшись воспитанию детей, она так и осталась на том уровне, с которого мы начинали наше общение. Естественно, я попытался ей подсказать, направить, чему-то научить. При мне она окончила университет, в котором я преподавал, я попытался стимулировать ее на более качественное общение с другими людьми, но она замкнулась в себе, не признала моего авторитета, и все свела к тому, что воспитание детей важнее, чем внутренний рост. На все мои замечания, аргументацию, она отвечала только эмоциональными бредовыми отговорками. Но дети через пять-шесть лет нас покинут, начнут самостоятельную жизнь, а как нам жить дальше?

– Неужели она этого не понимает?

– Уже понимает, уже задает и себе, и мне этот вопрос, но ведь сколько времени потеряно и насколько я оторвался от нее!

Оля опаздывала.

– Так ты решил с Олей порвать?

– У нас останутся только отношения в бизнесе. Я все больше склоняюсь к тому, что бизнес с чувствами путать нельзя, поэтому, что касается денег, то мы будем продолжать работать вместе, но вот с остальным нужно завязывать.

– А Оля об этом знает?

– Догадывается, мы неделю не общались.

– Жалко ее, она ведь так тебя любит.

– Чувства приходят и уходят, а насчет искренности чувств Оли, еще нужно подумать. Меня все близкие, особенно те, кто ее знает, в один голос уверяют, что у нее чувства наиграны и неискренни. Мне самому об этом тяжело судить, но говорят люди, которым я доверяю. А ты, что скажешь по этому поводу?

Люда задумалась.

– Оля современная девушка, она мне очень нравится. Но насколько я знаю современных девушек, они действительно руководствуются не чувствами, а выгодой. Чувства переменчивы и ими сыт не будешь, а вот расчет, например, богатый взрослый мужчина, да еще с перспективой – это ближе к теме.

– Так ты тоже считаешь, что Оля неискренна?

– Почему неискренна, у нее все искренно. Когда делаешь выбор, когда понимаешь, что этого человека нельзя упустить, потому что это твой шанс к красивой и материально обеспеченной жизни, то все чувства искренни. Человек настраивается, внушает себе определенные правила поведения и никакой игры здесь нет. Но ты сам рассуди, с вашей разницей в годах и в материальном состоянии, какие могут быть чувства?

– А чего же ты раньше об этом не говорила?

– Я всегда была уверена, что ты сам играешь. Ты умный, хладнокровный, эгоистичный, кто бы мог подумать, что тебя можно провести на таких мелочах. Мне всегда было жалко Олю, потому что была уверена, что ты попользуешься ею, поиграешь и бросишь, как обычно делают мужчины твоего уровня.

– Какой там уровень…

– Все равно: бизнес, квартира в Киеве, «Мерседес»…

– Люда, это все атрибутика…

– Но очень важная для современной молодежи. Для многих это вершина счастья, за которую они готовы продаться с потрохами.

– Для тебя это тоже вершина счастья, ведь вы с Олей ровесницы?

– У меня это все есть: своя квартира, машину чуть позже куплю, бизнес отец наладил. Для меня это уже не мечта, а реальность, и к тому же, я уже привыкла жить одна. Если надо, я любого мужчину себе заполучу, но пока мне нужно вырастить сына, поставить его на ноги.

– Смотрю на тебя, и благодарю Бога, что таких женщин, как ты мало. Ничего святого. Это же надо, использовать мужчину как донора, осеменителя, и еще радоваться конечному результату. А как же материнство, женственность, чувственность? Куда это все уходит? Наверное, старею я, пенсионерок нужно выбирать для совместной жизни, а не молодежь. С вами жизнь превратится в сплошной стресс.

82

Олину машину я заметил первым.

– Ты посиди в машине, я поговорю с ней – попросил я Люду, вышел из «Мерседеса» и стал у обочины. Оля заметила меня, подъехала и остановилась. Я сел в ее «Фольксваген».

– Привет – первой поздоровалась она – Я так сильно за тобой скучала – и, обняв меня за шею, прижалась головой к моей груди.

Я растерялся: прокручивая события нашей встречи, представлял многое, только не это. Я знал Олю, ее флегматичный и нескандальный характер, но чтобы вот так открыто показать свои чувства после моего поведения, это было для меня неожиданно. Весь мой настрой, стена отчужденности, которую я возводил за время нашей разлуки, рухнули как карточный домик. Я с трудом овладел собой. Нас действительно с ней что-то связывало: или чувства, или колдовство, или эмоции. В очередной раз я констатировал, что когда ее нет рядом, мне спокойней: я контролировал себя, организовывал полноценный, размеренный образ жизни, но как только она появлялась, из глубин подсознания пробуждались эмоции: я становился импульсивным, неуравновешенным, буйным. Кроме всего этого, наверное, я становился слепым, потому что не видел ее игры, о которой мне все в один голос говорили. С Олей я расслаблялся, потому что такой нежности, чувственности, нескрываемой женской слабости я давно не встречал у женщин. Жена со своей природной женственностью в последнее время замыкалась в себе, старалась показать себя сильной, самостоятельной, лидером, но это было так наигранно и неестественно, что вызывало только жалость, а иногда раздражение. А искренняя беззащитность Оли вызывала желание защитить ее, закрыть своей грудью. Я вырос на исторических романах, и образ Оли у меня во многом ассоциировался с нежными, красивыми, но беззащитными образами персонажей Дюма, Гюго, Скотта, когда мужчины умирали за прекрасных дам, когда во имя женщин совершали подвиги, а сам образ женщины был чист, наполнен чувствительностью, женственностью, слабостью и недоступностью. Женщина была возведена на пьедестал, и это манило, заставляло вершить великие дела, чтобы возвыситься над остальными, доказать, что ты лучший, достойный ее. Женщина была недоступна, и ее требовалось завоевать, и сам факт завоевания женщины стимулировал у мужчин развитие лучших качеств, их духовное и физическое совершенство. Обнимая Олю, я практически сразу забыл о своем решении разорвать с ней отношения, о событиях 23 февраля, обо всем том, что я надумал за прошедшую неделю.

– А ты за мной хоть немного скучал, нервомотатель мой? – не отрываясь от моей груди, тихо спросила она.

– Скучал, но боролся, – признался я.

– Глупышка, как ты все умеешь перевернуть, – она оторвалась и посмотрела мне в глаза. По ее щекам текли слезы. – Не обращай внимания, слишком близким ты стал для меня.

Я готов был умереть за нее. Вот так берутся крепости, совершаются преступления. Я никогда не думал, что женщина сможет так глубоко войти в мое сердце и, наверное, в мой разум. В эти минуты смешно вообще было говорить о разуме, потому что его не стало: он словно отключился, затерялся в бушующих потоках эмоций. Я не мог думать, анализировать, что-то предпринимать, я заранее был согласен на все. Как переполненный чувствами теленок, я готов был следовать за ней хоть на край света и исполнять любые ее желания, и мне было глубоко безразлично, что про это подумают другие.

– Губеша, зачем ты мне хамишь, зачем испытываешь мое терпение?

– Золотой мой, ведь я тебе все объяснила, это такая мелочь! Я в час была дома, как мы договорились. Ты бы знал, как я летела домой, мне и секунды не хотелось там оставаться! Все только входили в раж, а я дождалась удобной минуты и убежала. Я бы и раньше ушла, но меня посадили возле заведующего кафедрой, и он меня никуда не отпускал. Я убежала от них, как только он пошел танцевать. Чего ты у меня такой дурешка?

Мы смотрели друг на друга не в силах оторваться. Где-то в полуспящем сознании бродила мысль о том, что она некрасивая, неискренняя, обманщица, но сила подсознания заглушала все негативное и трезвое. Из глубин подсознания, где рождаются чувства и эмоции, шла такая волна позитива, такая тяга близости с ней, желание обладать ею, что я с трудом справлялся, чтобы не показать свои чувства и желания, чтобы хоть немного сохранить достоинство.

– Так ты не будешь больше нарушать своих слов? – я пытался сохранить свое лицо, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.

– Дурешка, я люблю тебя, и прошу только об одном, не накручивай себя, не превращай муху в слона, не замыкайся в себе, а поговори со мной, откройся, я все тебе объясню. Олег, как сложно с тобой, ты меня сведешь с ума!

– Ты сама первая начинаешь.

– Я боюсь сделать что-то лишнее, боюсь своей тени, потому что переживаю, а вдруг тебе что-то не понравится. Ты расшатал мою нервную систему до такой степени, что я не могу спать: даже ночами прокручиваю свое поведение, чтобы не разрушить хрупкую гармонию в наших отношениях. Где твоя хладнокровность и уравновешенность? Золотой мой, ты стал непостоянен и я боюсь твоих эмоций: сегодня они положительны, ты переполнен счастьем, радуешь меня и себя, но завтра, ни с того ни с сего, ты вдруг уезжаешь, неделю не звонишь, не отвечаешь на мои звонки. Ведь как мы хорошо накануне отдохнули вечером, прекрасно провели время в цирке, и что случилось? Я не опоздала, вовремя была дома. Да, я виновата, что села батарея телефона, но теперь я обязательно буду брать с собой зарядку. Но это же такая мелочь!

– Из мелочей рождаются большие проблемы.

– Знаю, знаю, выучила, ты мне об этом постоянно твердишь. Но ведь невозможно предусмотреть все мелочи. И представь, как страшно жить с мыслью, что не сегодня, так завтра из-за какой-то мелочи я могу потерять тебя. Я отдала тебе все, ты для меня стал ближе матери, и пустяк, мелкий просчет может нас разлучить. А что мне дальше делать, как жить без тебя?

– Губеша, ты не противоречь мне, не спорь со мной, делай то, что обещаешь, и все у нас будет нормально.

– А что я неправильно сделала?

– Ты говорила, что вернешься к двенадцати.

– Но я не смогла. Я тебе объяснила, что он сидел рядом и не отпускал никого. Как я могла встать и уйти?

– Можно было позвонить, предупредить.

– Я хотела, но телефон сел. Ты даже не представляешь, как после этого мне было сидеть и улыбаться. Я предчувствовала, что ты мне начнешь звонить, и уже заранее опасалась твоей реакции. Но меня успокаивала мысль, что мы договорились до часу, а время у меня еще оставалось.

– Ладно, не будем ворошить прошлое, надо жить будущим.

– Олег, ты хотя бы извинись за свое поведение. Что я только не думала, что только не представляла себе за эту неделю: сама, в чужой квартире, без денег, ни у кого не спросишь совета. Ты не отвечаешь на звонки, уехал ночью, в мороз, думала, может, что в дороге случилось? Ты даже не представляешь, как тяжело мне далась эта неделя. Посмотри, что ты из меня сделал: я похудела килограмм на семь, у меня денег даже на продукты не было. Я доела весь тот черный хлеб, который ты забыл своей собаке взять, на дорогу заняла у однокурсника. Разве так можно поступать?

– Губеша, я об этом как-то и не думал. Извини, все исправим, – я обнял ее и поцеловал.

– Ты больше не будешь так поступать со мной, не будешь бросать меня?

– Если ты не будешь меня расстраивать, то не буду.

– Ты опять о своем?

– Губеша, забудем о грустном, давай думать о хорошем: на носу ваш женский праздник, хочешь приехать в «Колумб», у нас дискотека седьмого и восьмого марта будет?

– А как Наташа, она меня съест живьем, если узнает?

– Решим. Остановишься у Люды, посидите в кафе, потанцуете, посмотришь на организацию. Я очень хочу услышать твое мнение о «Колумбе».

– Я бы очень хотела, но не опасно ли это?

– Расслабься, я все устрою. Пошли ко мне в машину, а то Люда совсем замерзнет.

Мы перешли в «Мерседес».

– Люда, я хочу пригласить Олю в «Колумб» на восьмое марта, ты пойдешь с ней?

– Ты что, а Наташа?

– Она Олю не знает, а ты скажешь, что это твоя подруга. Я вам столик закажу, можно Костю с женой пригласить, отдохнете, потанцуете, у тебя заночуете, а утром мы с ней в Киев уедем.

– А назад в Днепропетровск меня отвезете?

– Отвезем.

– Тогда можно попробовать, а Наташа точно Олю не знает?

– Не знает. Если ты ей не скажешь, то она ни о чем не догадается.

– Хорошо, – Люда ответила неуверенно, и чтобы убедить ее, окончательно перетянуть на свою сторону, я предложил, – А если хочешь, Оля сейчас едет в Донецк, езжай с ней, отдохнешь у нее, а потом в Лозовую вместе вернетесь. Оля, для тебя это не накладно?

– Конечно, пусть едет. У мамы места хватит, спать есть где, познакомлю тебя со своими подругами.

– Олег, я же с ребенком.

– Ну и что, нянек там хватает, а денег я дам, – я загорелся этой мыслью, и смог зажечь их. Мне хотелось исправить свое поведение, как-то развлечь Олю. Я думал, что Люда на моей стороне и сможет оправдать мое поведение перед Олей, что в ее лице я имею человека, который будет всегда держать мою сторону и везде представлять мои интересы. – Восьмого марта после обеда выедете, вечером будете в Лозовой. Столик я закажу, с Костей, чтобы вам скучно не было, договорюсь. Потанцуете, отдохнете, а утром выедем: завезем Люду в Днепропетровск, а сами поедем в Киев, нормально?

– Я согласна, – Оля посмотрела на Люду.

– Я тоже согласна. Оля, а тебя мама не отругает за непрошенных гостей? – спросила Люда.

– Мы ей сейчас позвоним и предупредим. У тебя для ребенка все есть?

– Да, остальное у вас в аптеке докупим.

– Вот и договорились. Езжайте только осторожней – мы попрощались, и я с совершенно другими мыслями вернулся в Лозовую.

83

До восьмого марта оставалось несколько дней, и за это время я практически не думал об Оле. Работы было много, я уезжал рано утром, приезжал поздно вечером, поэтому как-то оправдывать себя, или укорять, просто не было времени. Я только отчетливей обнаружил, что как только Ольги не было рядом, я чувствовал себя иначе: спокойней и рассудительней. Обстановка в семье, над которой каждый из нас работал, благоприятствовала тому, чтобы я не отвлекался на выяснение отношений, не раздражался. Наташа, видимо, что-то интуитивно предчувствуя, только один раз спросила: «Может, я тебе чем-то могу помочь?», но я сделал вид, что не понял ее вопроса, и она сразу отступила. Утром, восьмого марта, я устроил своим девочкам праздник и, наслаждаясь их радостью, впервые за это время задумался о своем и их будущем. Раздвоение надоело, неопределенность в отношениях стала вызывать раздражение и, видя, как радуются жена и дети подаркам, праздничному настроению, я вновь отчетливо понял, что никогда не смогу их бросить. Не знаю, как рассуждают другие мужчины, но одно время практически решив расстаться с Наташей, теперь я благодарил Бога за то, что он дал мне мудрости не рубить все с плеча. Я очередной раз убедился, что радикальные решения нужно принимать без спешки, осторожно, двадцать раз отмеривая и взвешивая. Принимая решение уходить или не уходить из семьи, я руководствовался не чувствами, в этом вопросе отношения с Олей имели лишь косвенное влияние. На мое отношение к семье главное влияние оказывало состояние Наташи, ее желание сохранить или разрушить нашу семью. И если в конце прошлого года я был убежден, что у нас не будет совместного будущего, потому что Наташа полностью отстранилась от вопроса сохранения семьи, любые мои попытки достучаться до ее понимания, что-то исправить, наладить, наталкивались на эмоциональный отпор, то сейчас ситуация в корне изменилась. Практически поставив крест на отношениях с Наташей, я вдруг обнаружил, что жизнь налаживается, что она начала работать над собой, изменяться, вошла в бизнес и добилась конкретных, ощутимых для меня результатов. Я обнаружил, что, начиная с января месяца, накопилось огромное количество фактов, которые вновь пробудили уважение к ней, вернули надежду на воскрешение отношений, возрождение семьи в близком для меня понимании. И после этого открытия я впервые почувствовал, с какой легкостью готов отказаться от своего решения, поменять его, насколько близка мне семья и все что с нею связано. Чем больше я убеждался в серьезности намерений Наташи исправиться, сохранить семью, тем чаще приходил к ней на помощь и задавал вопрос, а что же делать с Олей? Чем комфортней и уютней я чувствовал себя в кругу семьи, тем больше придирался к поведению Оли и к тем ошибкам, которые, на мой взгляд, осложняли наши с ней отношения.

В преддверии восьмого марта я вдруг отчетливо обнаружил, что картина моих отношений с Олей и Наташей разительно поменялась: я себя стал гораздо уютней чувствовать в кругу семьи, а общение с Олей стало напрягать и вызывать раздражение. И если бы не мои эксперименты с чувственностью, с ускоренным развитием отношений с нею, я бы наверняка уже расставил все точки над «и». Но, видимо, слишком глубоко я пустил Олю в сердце, потому что принимать окончательное решение по отношению к ней, мне было трудно и, наверное, больно. Какая-то нечеловеческая жалость переполняла меня, сковывала действия и поступки. Я вспоминал все то, что она перетерпела от меня, все те радости, которые она доставила мне, когда отношения в семье были не терпимы для меня. Оля стала для меня спасительным островом в момент, когда я потерял надежду сохранить семью, и мало того, своим отношением ко мне, своим поведением она заставила меня во многом пересмотреть взгляды на отношение к женщинам, и, в первую очередь, на поведение жены. Я знал одно – благодаря Оле я больше стал понимать Наташу, ее претензии, глубину чувств, и то, что я все-таки должен был что-то отдавать ей взамен, а не просто пользоваться и наслаждаться.

Но я знал и другое, что по мере того, как наши отношения с Наташей возрождались, шансов у Оли не оставалось никаких. Открыв для меня мир женщины, Оля своими руками поставила крест на нашем совместном будущем, потому что с женой меня связывало самое важное, наверное, для каждого человека – дети. Надежда на возрождение отношений с женой сохраняла возможность не травмировать детей разводом, остаться для них отцом, который действительно всегда рядом и оказывает такое же влияние на формирование их внутреннего мира, как и мама. Как специалист в области психологии, я знал, что только при обоюдном влиянии отца и мамы на формирующуюся психику ребенка можно говорить о ее гармоничном развитии. Именно по этой причине я до последнего боролся за сохранение нашей семьи.

Ожидая Олю в гости в Лозовую, я хотел еще раз, в непосредственной близости сравнить их с Наташей, при этом в глубине души понимая, что Оля проиграет Наташе по всем статьям. Возможно, я и настаивал на ее приезде с тайным умыслом еще раз убедиться в несравнимости этих двух женщин: Наташа была моей жизнью, равно воспринимаемой как на уровне чувств, так и на уровне разума, а отношения с Олей были как праздник, в который окунулся, забылся, и который остался в подсознании, а в повседневной жизни ты живешь уже совсем другим: реальным и действительно близким. Отношения с Олей процветали до тех пор, пока зрели проблемы в семье, но как только отношения в семье нормализовались, Олино присутствие в моей жизни стало обременительно и нежеланно. Единственно, хотелось расстаться с нею по возможности красиво, все-таки один период времени она слишком много для меня значила.

84

На восьмое марта я все подготовил: заказал столик, объяснил ситуацию Косте и попросил, чтобы он подстраховал меня.

– Авантюрист ты, философ – только и заметил он.

– Ситуация под контролем, это для меня нужно, поможешь?

– Куда тебя деть, помогу, конечно.

Жене я объяснил, что столик на вечер заказала Люда с подругами и Костя с женой. Наташа ничего не ответила. Я ждал этой встречи без особого волнения, так как в принципе, по большому счету, все уже было решено. Пока Оля с Людой проводили время в Донецке, я еще раз убедился в желании Наташи вернуть в нашу семью мир и спокойствие, наслаждался радостью детей, когда мы вечерами обсуждали их школьные успехи, и вся эта здоровая семейная атмосфера еще больше отрезвляла меня: я понимал, что лучшего мне, наверное, уже не найти. Я ловил себя на мысли, что, предав семью и ее идеалы один раз, создам прецедент для второго и третьего раза, что этот поиск «идеальной» семьи войдет в привычку и моя жизнь превратится в череду встреч и расставаний, ведь можно всегда найти оправдание разводу и придраться к партнеру по жизни. Мне были знакомы тысячи примеров, когда мужчины женились по три-четыре раза, имели трех-четырех детей от разных жен, но для меня с моим воспитанием, с теми взглядами, которые заложили в мою психику родители, это было дико и неприемлемо. Я считал, что постоянство в семейных отношениях – это гарантия спокойной старости: будет, кому лекарства в постель подать, закрыть глаза в последнюю минуту жизни. Меня до глубины души впечатлил случай, когда отца моего друга, который за несколько лет до смерти развелся с женой, нашли мертвым в квартире спустя два или три дня, и то, по запаху разложившегося тела. Молодость хороша тем, что ты не знаешь чувства одиночества, всегда можешь найти партнера, сожительницу. Чем старше становишься, тем проблема одиночества актуальней: уже не так легко с кем-то наладить отношения, под кого-то подстроиться, смириться с присутствием постороннего; появляется больше комплексов, принципов, через которые тяжелее переступить. Поэтому, чем старше человек становится, тем больше начинает ценить близких людей, легче прощает им слабости и ошибки. И как пример – отношения моих родителей, которые прожили душа в душу и дружно прошли через все испытания в жизни. Я ни разу не слышал, как ругался матом отец, не видел, как они скандалят с мамой, и самое главное, я видел последние дни отца, когда мы всей семьей находились возле него, и глаза закрыли практически все – я приехал спустя десять минут после того, как он умер на глазах у мамы и сестры. У себя дома, в окружении всей семьи умерли дедушка, бабушка, отец, так хотелось умереть и мне. Не в больнице, в кругу чужих людей, а именно дома, в последние минуты жизни, наслаждаясь близостью дорогих людей, тех, кто продолжит род, династию…

Все эти мысли и примеры бродили в голове и не оставляли никакого шанса развитию отношений с Олей. Мало того, они ограждали семейные отношения своеобразным табу, делали их неприкосновенными, священными. Даст ли другая семья возможность умереть с чувством выполненного долга? Не скажется ли предательство по отношению к первой семье на будущей жизни? Ведь все возвращается – это я проверил на себе…

Я понимал, что проблема моей нерешительности не столько в слабости позиций Наташи или Оли, сколько в моем воспитании, во мне самом. Я считал, что мои семейные отношения в том виде, в котором они были до недавнего времени, уже не могли меня удовлетворить, они не вызывали во мне ассоциаций с семейным очагом, теплотой, необходимостью посвящать себя семье. Нужно было что-то менять и менять радикально. Но одновременно, я понимал, что реорганизация семейных отношений не обязательно должна быть связана с разводом, она зависит, прежде всего, от меня и от жены, и возможна в рамках уже сложившихся отношений, без нанесения травмы психике детей. Я не был уверен, что семейные отношения с новой женой будут лучше нынешних отношений. Жена, в моем понимании, должна быть сконцентрирована на интересах семьи, на гармоничном развитии внутрисемейных отношений, на поднятии ее внешнего статуса. Жена – это преданность, искренность, нежность, ласка, покой, женственность, материнство, постоянная готовность отстоять интересы семьи. Наташа к этим требованиям подходила гораздо больше, чем Оля. Меня в ней устраивало все, кроме эмоциональности, неуравновешенности, открытого желания идти на конфликт. Но сейчас, когда она решительно взялась за себя, попросила у всех членов семьи помощи и стала реально бороться с проявлениями своей неуравновешенности, уважение к ней как к женщине, матери, возродилось и перевесило все сомнения в ее пользу. Кроме этого, я увидел, что и в бизнесе, как партнер, Наташа добилась впечатляющих результатов, а это уже было близко к моей мечте, встретить женщину, с которой бы я мог полноценно общаться и одновременно переложить на нее часть обязанностей по ведению бизнеса, больше сконцентрировавшись на своих научных исследованиях.

В глубине души я открыл еще одну причину, по которой пригласил Олю в Лозовую: мне хотелось увидеть ее поведение в критической ситуации. В критические моменты жизни человек раскрывает глубины своего характера, а в данной ситуации рисковали мы все трое: я, Наташа, Оля, потому что ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля. Но вот здесь-то я и хотел понаблюдать за Олей. Я знал людей, которые в переломные моменты жизни преображались до неузнаваемости: спортсмены, физически здоровые мужчины ломались на уровне психики и превращались в хлюпиков, паникеров и истеричек, а хлюпики по внешнему виду показывали примеры стойкости и несгибаемости, лидерские качества, достойно преодолевая проблемы и неурядицы. Я подозревал, что Оля слаба не только здоровьем, но и внутренне, на уровне психики. Если в жене я был уверен: в трудные минуты она собиралась и вела себя достойно, не паникуя, без суеты, то насчет Оли я почему-то был уверен в обратном. Отдельные ее заявления, хитрость, мелкие обманы указывали на неустойчивость ее внутреннего мира, на патологический страх перед наказанием, ошибкой. А жизнь научила избегать слабых людей: в тяжелую минуту они всегда предадут и бросят.

Весь вечер я находился в состоянии отрешенности, как режиссер, за разворачивающимися событиями наблюдал со стороны, не участвуя в них и не проявляя к ним своего интереса. Я хотел оставаться объективным, непредвзятым, чтобы вынести окончательный вердикт. Оля как всегда опаздывала, и я переживал, что она вообще побоится приехать. Но наконец-то около пяти вечера она перезвонила, и сказала, что выезжает из Донецка. Дорога при хорошей погоде не должна была занять больше трех часов.

– Олег, Наташа меня не убьет, если узнает? – был первый вопрос Оли перед тем, как окончательно решиться выехать из Донецка – Может, мы это все зря затеяли?

– Оля, я отвечаю за твою безопасность. Ты же знаешь, если я сказал, значит, так оно и будет.

– Хорошо, я выезжаю.

– Как Люда, не сильно была в обузу?

– Нет, терпимо. Ты сам этого хотел.

– Я думал, тебе веселее с ней будет.

– А я думала, что тебе ее нужно было развлечь.

– Значит, мы не поняли друг друга. У вас ничего не случилось?

– Нет, а что?

– Мне не нравятся твои интонации в голосе.

– Олег, все нормально.

В ее голосе я почувствовал что-то новое, для себя неприятное: не было восхищения от общения со мной, не было чувств, волнения. Ее голос звучал сухо, пренебрежительно, отстраненно. Я отметил это, но не придал значения, потому что жил уже предстоящим вечером.

85

Я сидел в кафе за барной стойкой, когда вошла Оля и Люда. Кости с женой еще не было, а Наташа отъехала на закупку. Я посмотрел на Олю как на обычную посетительницу: в коротких шортах, открытой кофте, сапогах на высоком каблуке, Оля своим не по сезону нарядом выделялась. На улице еще лежал снег и, несмотря на начало весны, стояли приличные морозы. Я не мог сказать, что внешне Оля чем-то была примечательна: даже открытый наряд, подчеркивающий ее немногочисленные достоинства, не делал ее привлекательной. Большие губы с искривленной улыбкой, распущенные пышные волосы на маленькой голове, плюс тощая фигура с маленькой грудью, худые ноги и большая задница, совсем поганили картину. Я поймал себя на мысли, что раньше на эту пару никогда бы не обратил внимание. Люда своей тощей, плоской фигурой дополняла сложившийся негатив. Они обе на фоне уже присутствующих в «Колумбе» девушек блекли и выделялись разве что не по сезону открытыми нарядами.

Я не спешил подходить к ним, наблюдая, как их встретил и проводил за столик официант, как они обе ведут себя. На мгновение я представил себе, что Оля – моя жена, и как ее воспримут в том же коллективе «Колумба». Сравнение с Наташей явно было не в ее пользу. Наташа любила красиво одеться, но ее наряды не были столь откровенны и вызывающи. Что-то в одежде Оли мне показалось даже вульгарным, чересчур откровенным и неестественным. Так одеваются проститутки: ярко и дорого, но совершенно безвкусно. Понимание этого факта неприятно поразило: я мог простить безвкусицу в одежде Люде, она мне была безразлична, но вульгарный наряд Оли мне был неприятен. Как я и предполагал, Оля изначально проигрывала Наташе.

Им уже накрыли стол, прежде чем я решился подойти к ним. В «Колумбе» все места были заняты, много было знакомых, и я ловил себя на мысли, что мне стыдно подходить к их столику, так как и наряды, и поведение этих явно не лозовских девушек выходили за рамки общепринятых канонов и не внушали сильного доверия. Оля старалась выглядеть раскованной, веселой, но это старание было наглядным, придавало их поведению неестественный, даже вульгарный характер.

– Привет, – я присел на свободный стул.

– Наташа здесь? – первое, о чем спросила Люда.

– Нет, но сейчас приедет.

– А Кости почему нет?

– Я звонил ему, он уже выезжает.

Оля улыбалась, осматривалась.

– А у тебя здесь классно, мне нравится.

– Вот и хорошо, отдыхайте.

– А нам можно все что угодно заказывать?

– Конечно, официанты предупреждены, все за мой счет.

– Вот клево, сейчас так напьемся.

– Оля, держи себя в руках, – Люда строго посмотрела на нее.

– Люда, пусть Оля расслабляется, завтра машину все равно я поведу. Ваш праздник, веселитесь.

– Вон, Наташа приехала. – Люда первая увидела жену. – Сюда идет.

Я видел, как у нее от испуга затряслись руки.

– Люда, не суетись, все будет нормально.

Наташа подошла к нашему столику и поздоровалась с Людой.

– Здравствуй Люда, сто лет тебя не видела, как твой малыш?

– Привет, Наташенька, я тоже за тобой скучала. Ты выглядишь потрясающе, а сын в машине спит, хочешь, покажу?

– Конечно.

– Пошли, Оля дай ключи от машины, – она взяла ключи и первая побежала на выход. Я заметил пристальный взгляд жены в сторону Оли, но это длилось мгновение. Наташа развернулась и пошла за Людой.

– Олег, ты видел, как она посмотрела на меня, – как только Наташа вышла с тревогой спросила Оля. – Она меня узнала.

– Глупости, она не знает тебя.

– Не знаю, но сегодня что-то произойдет.

– Оля, расслабляйся, я обещаю, что все пройдет без эксцессов.

– Я напьюсь, лишь бы не видеть этого кошмара, до сих пор не могу забыть твой рассказ, как она на ножах дралась с соседкой.

– Оля, не паникуй, ты сильная женщина.

– Сильная, но я не буду из-за тебя драться с твоей женой.

– До этого дело не дойдет, обещаю.

– Попроси, чтобы мартини быстрее принесли, я должна скорее напиться.

В это время к столику подошел Костя с женой. Я познакомил их с Олей.

– А Люда где? – спросил он.

– Пошла Наташе показывать сына. Они в Олиной машине.

Я отошел от их столика и снова сел за барную стойку, с тревогой ожидая возвращения жены. Краем глаза я наблюдал за тем, как на Олин столик поставили бутылку мартини, и как Оля за несколько минут практически одна выпила несколько бокалов. Костя не пил, его жена только пригубила, Оля наливала полные бокалы и выпивала их до дна. Это вторая ситуация за вечер, которая неприятно поразила меня: до сегодняшнего вечера я не разу не видел Олю пьяной. В моем присутствии она не пила и никогда не заводила разговоров о выпивке.

Наташи с Людой подозрительно долго не было. Я с беспокойством вышел на улицу. Олин «Фольксваген» стоял заведенный, что творилось внутри, не было видно, так как стекла были плотно затонированы. Я не стал подходить к машине, зашел в кафе и прождал еще минут десять. Наташа с Людой так и не появились. Я начал переживать. Такое же переживание я заметил на лице у Оли, хотя она всячески пыталась его скрыть. Но потому, как быстро опустошалась литровая бутылка мартини, я понял, что Оля не в своей тарелке. Я снова вышел на улицу, подошел к «Фольксвагену» и открыл дверцу.

– У вас все нормально? – спросил я у Люды.

– Да, я кормила ребенка.

– Наташа, пошли, тебя повара зовут – соврал я, лишь бы вытянуть Наташу в кафе.

– Сейчас иду, – в голосе жены я не уловил тревожных ноток.

Я закрыл дверцу и вернулся в кафе. Оля уже танцевала. Не знаю, может, сегодня был особый день, и я был не в духе, но на фоне других мне не понравилось, как она танцует. В своем вульгарном наряде ее ритмичные движения задницей выглядели еще более вульгарными и непристойными: никакой пластики, смысла, чувства движения. Рядом с ней танцевала одна из наших постоянных клиенток, так вот ее танец вдохновлял, был наполнен эмоциями и энергией. В нем чувствовался смысл, желание отдаться, оторваться от реальности мира. Оля просто двигалась, бессмысленно, тупо, незажигательно. Она явно проиграет Наташе, потому что Наташа танцует всегда с душой и чувствами.

Мои рассуждения прервала Наташа, которая пронеслась мимо меня на кухню, и не успел я сориентироваться, как она стояла уже рядом со мной.

– Тебе нравится, как танцует эта сука? – зло прошипела она.

– Успокойся, что на тебя нашло?

– Ты с нее глаз не сводишь, – впервые ко мне в сердце прокралась тревога: я знал, что может случиться, если Наташа впадет в состояние буйства.

– У тебя галлюцинации, иди, работой займись.

– Я только и делаю, что занимаюсь работой.

Она вновь зашла на кухню, а я подошел к столику и отозвал Люду.

– У вас все нормально?

– Не нормально, надо срочно увозить Олю. Ты видишь, как она напивается, я боюсь, что не услежу за ней.

– Брось, пусть напивается, это ваш праздник.

– Олег, это не шутки.

– Наташа о чем-то догадывается?

– Она ни о чем не догадывается, но я хочу домой.

– Тебя отвезти домой?

– Я без Оли не поеду.

– Ты думаешь, она захочет уезжать?

– Не захочет, но ее надо заставить, – суетливость Люды не привлекла моего внимания. Я уже заметил, что в ответственные моменты она всегда суетилась. Мы сели за столик и Люда начала что-то взволнованно шептать Оле. Та только улыбнулась и, посмотрев на меня, громко ответила:

– Я приехала сюда отдыхать и никуда уезжать не собираюсь.

Немного успокоенный Людой, я вновь вернулся за барную стойку. Спокойствие вернулось ко мне. Со мной поздоровался один из знакомых и попросил отвезти его домой. Мне неудобно было отказать, и я уехал из кафе минут на двадцать. Когда вернулся, Наташи не было видно, и я присел за столик к Оле. Костя сидел один, все остальные вышли танцевать.

– Как отдыхается?

– Неплохо, спасибо тебе. Ты видел, как Наташа с твоей Олей вытанцовывали?

– Нет, а что?

– Такое вытворяли, что остальные только наблюдали. Одна возле другой! Наташа молодец, красиво танцует.

Подошла Люда:

– Олег, надо их срочно развозить. Твоя Наташа, что-то подозревает, ты бы видел, как они танцевали вдвоем. Я думал, они подерутся.

– С чего ты взяла?

– Они не уступали друг другу ни в чем!

– Люда, не суетись, если ты ничего не сказала Наташе, то нам не о чем беспокоится.

– Олег, я ей ничего не говорила, но я боюсь эксцессов: твоя Наташа ее убьет, я чувствую это.

Волнение Люды передалось и мне. Я уже был сыт сравнениями, устал и хотел домой.

– Хорошо, мы сейчас с Наташей уедем, а вы оставайтесь, отдыхайте.

– Так будет лучше.

Я попрощался со всеми и позвал Наташу. Наташа, внешне спокойная вышла из кухни и, не говоря ни слова, последовала за мной. Мы приехали домой, и практически сразу легли спать. Все было как всегда. Я заснул сразу и спал крепким здоровым сном без сновидений.

86

На следующий день я дозвонился до Оли только часов в одиннадцать. До этого времени телефон у нее был отключен. Я успел разузнать у Люды, что гуляли они до часу ночи, Оля изрядно напилась, и сейчас спит у них дома. Люда с отцом уже с утра были на рынке.

– Оля, как себя чувствуешь? – задал я первый вопрос, как только услышал ее голос. У самого на душе было неприятно, я понимал, что напиваются только от слабости. Вчерашний вечер полностью остался за Наташей.

– Плохо, голова болит.

– Зачем тогда напивалась?

– Я не напивалась, просто расслабилась. Я так давно этого не делала.

– Как тебе «Колумб»?

– Понравился.

– Как организация? Видела, как официанты работают?

– Все хорошо, музыка прикольная. – Оля разговаривала через силу, выдавая односложные фразы.

– В котором часу будем выезжать в Киев? Главное не поздно, чтобы меньше по темноте ехать.

– Давай выедем в час.

– А ты успеешь себя в порядок привести?

– Успею, я только дождусь Люду, покушаем, и сразу за тобой заеду.

– Хорошо, в час я тебя жду.

До часу я читал. Вещи еще с вечера были собраны, и мне оставалось только ждать. У меня в Киеве накопилось много дел по докторской диссертации, и в перерывах между чтением я думал только о них. Оля и Наташа отошли на второй план, и о них я практически не вспоминал. И вообще, как только я разобрался, какое место каждая из них занимает в моей жизни, я внутренне успокоился и этот вопрос меня больше не беспокоил. Меня радовало, что отношения с женой восстанавливались быстро и в полном объеме, и на этом фоне общение с Олей меня все меньше занимало.

В час дня я перезвонил Оле, но она не брала трубку. Я звонил ей ровно полчаса с интервалом в пять минут: телефон был включен, но на звонки никто не отвечал. Я сидел в кабинете, как говорится на чемоданах, и не знал, что делать. У меня над дверью в кабинет висели две иконы, и я мысленно спросил у Бога: «Сколько еще это будет продолжаться?». Необязательность Оли как всегда в последнее время задела больно. В памяти всплыли сотни подобных примеров, разговоров на эту тему, выяснений отношений и обещаний Оли более серьезно относится к своим словам, но сегодняшний пример очередной раз доказал лживость ее обещаний. Ее невозможно исправить, а жизнь, построенная на обмане – это сумасшествие.

Я хотел отключить свой телефон, чтобы поставить окончательную точку в наших отношениях. Бог с теми деньгами, я их отдам; с квартиры она съедет, это не такая большая проблема, но главное, я вернусь к прежней уравновешенной жизни. Главное, что прекратятся эти вводные, не поддающиеся анализу и прогнозированию. Но почему она не отвечает на мои звонки? Я перезвонил Люде, но та ответила, что Оля как минимум минут сорок назад выехала за мной ко мне. Заблудиться в Лозовой немыслимо, потерять телефон – невероятно. Чудеса!

Я с трудом сдерживал разворачивающуюся в душе бурю. Ровно в половину второго, смотря на иконы, я дал себе слово, что если Оля не перезвонит мне в течение десяти минут, то отключаю телефон и прекращаю с ней любое общение. Я знал себя – это будет окончательное решение.

Оля перезвонила через пять минут:

– Куда мне подъезжать, я рядом.

– Ты видела, сколько раз я тебе звонил?

– Видела, но я не могла взять трубку, потому что разговаривала.

– С кем?

– Я стояла возле вашей милиции, знакомых встретила.

– Ты что, с ума сошла, тяжело было поднять трубку и сказать, что занята, перезвонишь позже?

– Да, я не могла этого сделать.

– Похмельный синдром сказывается? – моему терпению подходил конец.

– Не начинай, прошу. Куда мне подъезжать?

Я ей рассказал и через пять минут мы встретились. У меня не было желания с ней разговаривать, по всей видимости, она испытывала тоже. Я смотрел на ее опухшее лицо и в который раз удивлялся себе: такой уродины среди моих знакомых никогда не было. И тут же во мне заговорила злость: «И эта уродина испытывает мое терпение? Почему я прощаю ее поступки, что в ней особенного? Ум? Но где он, в чем проявляется?»

Мы подъехали к дому Люды, не произнеся ни слова. Я заметил, что Оля уже довольно свободно ориентируется в Лозовой.

– Я сейчас вещи заберу и спущусь. – Оля неуверенной походкой вышла из машины. Через несколько минут спустилась Люда с вещами.

– Олег, я тебя прошу, сядь за руль, Оля себя плохо чувствует.

– Я вижу. Сильно вчера напилась?

– Ей очень плохо, ты на нее старайся меньше обращать внимания.

– Хорошо.

Словно подливая масло в огонь, я на мгновение представил себя рядом с пьяницей женой и от отвращения даже передернуло. На Олю я не мог смотреть.

Мы выехали из Лозовой через десять минут.

– Я так и не покушала, можно где-то горячего перекусить? – сиплым голосом спросила Оля.

– В Павлограде перекусим.

– А это скоро?

– Через час.

– Я за это время умру.

– Думаю, многие с облегчением вздохнут.

– Хорошо, тогда назло вам, потерплю.

В дороге она несколько раз пыталась заговорить со мной, но я на разговоры не шел, отвечал односложно и, в конце концов, она отстала. Перед Павлоградом она заснула, и назло ей я не стал останавливаться. Так молча, мы доехали до Днепропетровска. Только перед Людиным домом она открыла глаза и с удивлением спросила:

– Мы в Павлограде?

– Да.

– Кушать будем?

– Да.

Но когда она узнала дом Люды и поняла, что я издеваюсь над ней, тихо произнесла:

– Ты в своем репертуаре, ни стыда, ни совести.

Я надеялся, что Люда пригласит Олю и покормит ее, но Люда забрала вещи и ребенка и попрощалась с нами.

Отъезжая от ее дома, я с удивлением спросил у Оли:

– А вы не поругались? Что это она нас в квартиру не пригласила, не покормила, это на нее не похоже?

– К твоему сведению, она меня и утром не покормила.

– Не может быть. Я ей с утра звонил, она сказала, что с отцом на рынке покупают продукты вам на завтрак.

– Олег, я тебя обманывать не буду. С утра мне предложили чай и один бутерброд с маслом, это и был весь завтрак. В Донецке моя мама каждое утро вставала раньше всех, варила борщи, вторые блюда, лишь бы угодить гостье, а здесь даже в хлебе отказали.

– Странно…

– Она странная девушка, я это сама заметила.

– Наверное, ты ей чем-то не понравилась.

– Наверное. – Оля хитро как-то улыбнулась и снова легла спать. – Я посплю, ты не возражаешь?

– Спи.

– Хорошо, когда устанешь, буди, я сяду за руль.

87

В Киев мы добрались быстро. Я удивлялся, но за всю дорогу Наташа ни разу не перезвонила. Оля практически все время проспала, поэтому все пять часов езды мне никто не мешал думать. А думал я все о том же…. За последние недели я внутренне созрел для разрыва с Олей, но сделать окончательный шаг и вернуться к семье мне мешали два важных для меня момента: первый, это Олины деньги, которые работали в моем бизнесе, и которые мне не очень хотелось вытягивать из оборота; и второй, разрыв с Олей по моей инициативе выглядел с моей точки зрения не совсем красивым поступком, так как реально Оля многое теряла после расставания. Как в свое время разрыв с Наташей я расценивал как предательство по отношению к жене, так уже сейчас нечто подобное я испытывал и по отношению к Ольге. Мне было жаль ее, я понимал, что не оправдал возлагающихся на меня надежд, что многие из ее планов будут разрушены, но что самое неприятное, все это произойдет на фоне восстановления отношений в семье. Получалось, что необходимость в Оле была изначально временна, на период кризиса в семейных отношениях, и весь тот негатив, который она вынесла от меня в первые месяцы нашего знакомства, все те шаги, которые предприняла для укрепления наших отношений, изначально не имели смысла, потому что не шли ни в какое сравнение с тем влиянием, которое оказывала на меня семья.

Оля в моих глазах уже выглядела жертвой, и мое отношение к ней было, как к жертве: осторожное, тактичное, уступчивое, милосердное. Вспоминая ее поведение в «Колумбе», внешний вид, желание быстрее напиться, я понимал, что, возможно, действительно одно время я сильно идеализировал ее, хотя тут же нашел себе оправдание: мне хотелось из этого страшненького недоразумения слепить нечто для себя необходимое, душевное. Я попытался понять, что дал ей за эти неполные полгода знакомства, ведь я не просто все это время наслаждался комфортом, которым она меня окружила, а влиял на нее, перестраивал, лепил по своему подобию. Я составил своеобразный перечень добрых дел, которые в той или иной степени, возможно, скрасят мой уход. Во-первых, она бросила курить. Этот вопрос в последнее время стал для меня принципиальным, и я добился от нее сначала обещания бросить курить, а потом со всей тщательностью контролировал выполнение этого обещания. В конце концов, произошло то, на что она сама даже не рассчитывала: после пяти лет курения, она утратила всякий интерес к сигаретам. Во-вторых, я сделал ее повседневное существование более осмысленным и насыщенным. Это заключалось, прежде всего, и в отношении к каждому часу своей жизни, и в понимании целей жизни, смысла своего индивидуального существования. Оля стала меньше спать, а больше бодрствовать; она впервые поняла, что те дела, которые можно сделать сегодня, нельзя откладывать назавтра, потому что завтра можно сделать что-то новое, более полезное для себя и своей жизни. Я заметил, что если в первые месяцы нашей совместной жизни Оля подчинялась моим требованиям скорее как к беспрекословному исполнению прихоти самодура, преследуя какие-то свои цели, то в последние месяцы, особенно когда она сама убедилась в продуктивности такого образа жизни, она стала более осмысленно это все воспринимать и планировать последующие дни более тщательно, с увеличением загруженности. Ей понравилось с каждым днем констатировать количество маленьких побед и достижений, на которые ранее уходили месяцы, а иногда просто не доходили руки. За несколько месяцев нашего знакомства она выполнила двухлетний план своей аспирантуры, написав три статьи, первый раздел диссертации, и сдав два кандидатских минимума. В-третьих, Оля пересмотрела свой круг общения. Меня изначально раздражали ее пустые, но продолжительные разговоры по телефону с непонятными персонажами. Я не понимал, как можно часами говорить ни о чем с человеком, которого знаешь два или три дня? После нескольких бурных объяснений Оля пообещала исправиться. И если поначалу обещание было инертным и неосмысленным, то после того, как Оля сама убедилась в необязательности своих отдельных «друзей», она тщательно подчистила список своих знакомых и в начале февраля похвасталась, что список телефонных номеров в ее мобилке сократился на сто номеров. Это было ее решение, я в нем не принимал участия, но в одном был уверен, что на своих знакомых она стала смотреть, с одной стороны, более рационально и без особых надежд, с другой стороны, изменился критерий их оценки. Если раньше «другом» мог стать любой, с кем она только познакомилась и провела вечер, то после нашего знакомства в категорию «друзей» попадали люди, которые не только что-то хотели от нее, но и в свою очередь что-то отдавали ей. В человеческих отношениях это важная составляющая: мы все хотим, чтобы нам делали как можно больше, при этом взамен не рассчитывали на нашу помощь. Лично я с такими людьми старался меньше контактировать, а сближался только с теми, которые рассматривали человеческие отношения как отрезок с двумя концами: с одной стороны я, с другой они, и соответственно, Оля не один раз в этом убеждалась, что, несмотря на то, что в памяти моего телефона было не больше ста номеров, я решал такие вопросы, за которые никто из ее пятисот «друзей» даже не брался. В-четвертых, благодаря мне Оля окунулась в среду, в которой впервые предстала в новом для себя образе: не королевы, обласканной толпами поклонников, а как «крокодильчик», «страшилка», Васька, и вообще, нежеланный человек, которого практически все мое окружение, включая поначалу и меня самого, терпело только ради развлечения. И что самое интересное, несмотря на изначальный негативный прием, она сумела в этой среде закрепиться и показать, что все же внешние данные не столь важны в сравнении с внутренним желанием. Мы не один раз разговаривали с ней на эту тему, и я понял, какими болезненными для ее самолюбия были первые месяцы нашего знакомства, когда я, не стесняясь, тыкал ей хотя бы тем, что она в моей жизни была самой некрасивой девушкой. Я своего мнения так и не изменил, но для нее факт того, что ее открыто относят к «дурнушкам», был чудовищно обидным, но одновременно и поучительным: она более реально, приземлено стала смотреть на свой внешний вид. В-пятых, Оля существенно подкорректировала критерии самооценки, которые, как в последствии она сама убедилась, были значительно завышены. Этот вопрос, на мой взгляд, особенно болезненно прошел для нее. Она до последних дней не верила, что те оценки, которые я давал ей изначально, объективны, надеялась, что я шутил, или чересчур усугублял ситуацию. Она постоянно интересовалась у меня, не изменил ли я своего мнения по этому вопросу, но мне постоянно приходилось ее разочаровывать. На самом деле, с каждым последующим месяцем я убеждался, что Сережа был более прав, чем я, оценивая ее внутренние качества. Я признавал свое заблуждение в оценке ее умственных способностей, и даже душевных качеств, но об этом предпочитал помалкивать, чтобы совсем ее не расстраивать. По большому счету в этом вопросе ей и так пришлось многое переосмыслить. В-шестых, со мной она побывала в самых дорогих заведениях Киева, купила себе машину, подкорректировала свои деловые качества. Эти материальные цели для нее были важны как определенные этапы, и я видел, какое внутреннее удовлетворение она испытывала от этих маленьких для себя побед.

Этот перечень можно было продолжать, но для меня стало понятным, что я не только брал необходимое для себя: покой, заботу, ласку, т.е., то, чего мне не хватало в период семейного кризиса, но и многое отдавал Оле взамен. Этот вопрос для меня был важен, так как я не хотел остаться в ее памяти как человек, который воспользовался ее наивностью и доверчивостью. Я не хотел уподобляться современной молодежи, для которой обман на доверии послужил бы предметом гордости, потому что само понятие «доверие» у нового поколения имеет иной, более ироничный смысл и более узкие границы применения. Когда я понял, сколько Оля выстрадала, лишь бы остаться рядом, мне захотелось хоть частично отблагодарить ее, потому что в моем понимании доверие должно порождать доверие. И пусть я не смог ответить ей чувствами, но я ответил тем, чем мог, например, объяснил некоторые аспекты современной жизни, показал теневую сторону человеческих отношений, раскрыл различие в понимании дружбы наших поколений. Я приблизил ее к реальной жизни, из мира повседневной суеты и беготни, решения мелких делишек, я вывел ее на глубину и окунул в реальность. В сорок лет я повидал больше, чем она в двадцать четыре, поэтому имел полное право учить ее, причем по многим вопросам. И может, Ткаченко был прав, когда говорил, что учителей ей и без меня хватало, но потому, как она воспринимала информацию и вела себя, как изменяла свое поведение и суждение, я мог надеяться, что именно такого учителя у нее и не было. И возможно, мое влияние, те положительные изменения, которые произошли с ней за месяцы нашего знакомства, хоть немного скрасят наше расставание. Я не хотел, чтобы она вспоминала обо мне только плохое, до последних минут надеялся, что она станет еще одним плюсом в моей жизни.

88

Мы приехали в Киев часов в одиннадцать вечера. На удивление я не чувствовал усталости, был бодр и полон энергии. Я припарковал машину на стоянке, взял свои вещи и направился к дому. Оля свои вещи брать не стала:

– А чего ты вещи не взяла? – в дороге я успокоился и практически простил ее за слабость в Лозовой.

– Завтра возьму, кое-что надо все равно на квартиру отвезти.

Мы зашли в мою квартиру, сняли верхнюю одежду.

– Ты первая купаешься? – спросил я у Оли.

– Олег, я не буду купаться, нам надо с тобой поговорить.

Я с удивлением взглянул на нее.

– Что опять случилось?

– Ничего страшного, но я решила, что нам пора расстаться.

Разговор приобретал для меня интересный и неожиданный характер.

– Сегодня я разговаривала с твоей женой.

– С Наташей? – задал я идиотский вопрос.

– Да, с Наташей.

– Это тогда, когда я не мог до тебя дозвониться?

– Да, именно тогда. Мы разговаривали с ней больше часу, и я услышала для себя много нового и интересного.

Меня начала брать злость: опять интриги, кулуарные выяснения отношений, да еще к этому подключили жену.

– А почему ты мне об этом не сказала?

– Я хотела, чтобы мы этот вопрос решили вдвоем, в спокойной обстановке, без Люды. К тому же тебе все равно нужно было ехать в Киев.

– И о чем же вы разговаривали?

– О многом. Мне больно и неприятно об этом вспоминать, но Наташа сказала, что вы не собираетесь разводиться, что у меня нет с тобой будущего, потому что все равно ты детей никогда не бросишь, и что, самое главное, она будет за тебя бороться. Олег, я не хочу за тебя бороться, я привыкла, чтобы мужчины боролись за меня. Бороться за мужчину – это не женское дело. Я понимаю Наташу, у нее двое детей, семнадцать лет отданной тебе жизни, а у меня всего этого нет, поэтому и смысла держаться за тебя у меня тоже нет. Я хочу другого, чтобы мужчина дышал и жил мной, чтобы только я и мои дети были для него воздухом и смыслом жизни. А тебя все равно будет тянуть к своим детям.

– А мое мнение тебе не интересно?

– Наверное, уже нет. Ты даже не представляешь, сколько важных для меня событий произошло за последние дни. Люда с мамой каждую минуту надоедали своими рассуждениями о невозможности нашей с тобой совместной жизни, потом Наташа меня обрадовала тем, что будет бороться за тебя до последних своих сил. Ты мне ответь, пожалуйста, а, правда, что для тебя отношения со мной – это не более, чем эксперимент, ты просто хотел пройти этапы пробуждения своей чувственности, для того чтобы написать очередную книгу?

– Кто тебе об этом сказал?

– Неважно. Ответь мне, пожалуйста, откровенно, неужели полгода я для тебя ничего не значила, так, подопытный кролик, с которым ты игрался, наслаждался, собирая материал для новой книги?

– Оля, во-первых, я никогда не скрывал своего отношения к тебе. Мне очень неприятно, когда меня обсуждают за моей спиной, играют со мной, лицемерят, но я по отношению к тебе никогда не вел двойной игры. Если ты помнишь, когда наши отношения только формировались, я тебе сразу сказал, что у нас нет с тобой будущего: у меня семья, дети, и я вырос на идеалах семьи. Ты мне ответила, что пройдет время, я узнаю тебя лучше, и потом сам определюсь, с кем я. Я никогда не говорил тебе, о том, что собираюсь жениться на тебе: для меня это очень важный и принципиальный вопрос. Мало того, я вряд ли второй раз вообще женюсь. С Наташей мы венчались, а все, что связано с Богом, для меня священно. Но, с другой стороны, ты первая женщина, с которой я действительно познал нечто похожее на чувство; ты первая женщина, ради которой, возможно, я ушел бы из семьи.

– Но это смешно, Олег. Я посвятила тебе полгода своей жизни, прошла через унижения, издевательства, и все для того, чтобы быть всего лишь женщиной, «с которой ты познал нечто похожее на чувство», и ради которой, возможно, «ты бы ушел из семьи»?

– Оля, нам тяжело друг друга понять. Мне сорок лет, и я не отношусь к людям, которые принимают скоропостижные решения, особенно в выборе человека, который, возможно, будет последним, кто закроет мне глаза после смерти. Я должен быть уверенным в этом человеке, в его надежности, преданности. Возможно, ты общалась в среде, где этот вопрос не стоял столь принципиально. Возможно, твои мужчины после месяца знакомства с тобой бросали семьи и бежали к тебе, в твои объятья, но в моем понимании это не мужчины, а проститутки. Я уверен, что пройдет немного времени, они встретят другую, лучше тебя, и с такой же легкостью бросят тебя и побегут за ней. После той – следующая, и так до самой смерти. Только умирать они будут в одиночестве, или с человеком, который вот так же легко, как и они, забудет о нем, и станет жить с другим. А я не могу и не хочу так жить и умирать. Я вырос в другой среде и видел иные отношения между мужчиной и женщиной. Одна моя бабушка похоронила деда и тридцать лет прожила одна; вторая прожила одна двадцать лет после смерти моего второго деда, и вопрос о замещении, поиске другого мужчины даже не рассматривался. Они сходились на всю жизнь и посвящали друг другу свои жизни. Возможно, сейчас это не актуально и не модно, но в нашем роду был только один развод, и то, через время они сошлись. Я не хочу нарушать традиций, а если все же и придется, то это первый и последний раз, как исключение, вынужденная мера.

– А как же я?

– Повторяю, ты первая и, наверное, единственная женщина, из-за которой я бы мог бросить семью. До тебя у меня и мыслей таких не было, этот вопрос даже не рассматривался. Но когда я встретил тебя и стал, как ты правильно заметила, экспериментировать, когда я увидел твое терпение, с которым ты преодолевала мои унижения, грубость и неуважение к тебе, когда я на себе прочувствовал, что значить жить с умной, исправляющей ошибки и понимающей женщиной, тогда эксперимент перешел в новое состояние – ты стала для меня жизнью. Ты сама видела, как душа в душу мы прожили январь и февраль, обратила внимание, как изменилось мое отношение к тебе, и как я все больше стал отдаляться от семьи. И вот в момент, когда я готов был сделать этот решающий для себя шаг, нарушить семейные традиции, ты сломалась и начала совершать такие поступки, которые отрезвили меня, оттолкнули, заставили засомневаться в правильности выбора. Я не хочу ошибиться и боюсь ошибки. Для меня это, возможно, последняя ошибка, и ее результат – одинокая старость. Я не боюсь одиночества, ты знаешь сама, что значат для меня шумные, бестолковые и бесполезные компании, но я должен быть примером для своих детей. Они должны знать, что мой выбор, мой уход из семьи – это была не ошибка, а действительно шаг к лучшему, более возвышенному и совершенному. Иначе, зачем мне было разрушать семью? Семья для человека главное. У современной молодежи и так отношение к семье иное, чем у нашего поколения. Но хотят они или нет, но семья это опора для более качественной реализации психики. Проблемы на работе, в общении ничто не значат и легко преодолеваются, если у человека крепкая семья, которая помогает ему удержаться, выстоять в борьбе, не сломаться. Все свои свершения, в большинстве своем, человек делает или во имя семьи, или благодаря ей. Как бы мы с Наташей не ругались, как бы плохо иногда я о ней не думал, но я знаю одно – все мои начинания, пусть она их и не одобряла, не приветствовала, но она мне не мешала их делать. Мой переезд из Москвы в Лозовую, мои постоянные разъезды, поиски, ошибки она сносила терпеливо и достойно. Я знал, что в любой момент могу вернуться к семье, к ней, что за моей спиной не творятся интриги, не совершаются измены. Я был уверен, что меня ждут, обогреют, накормят, удовлетворят как мужчину, и я отдохнувший, восстановленный морально и физически могу вновь идти и творить, реализовывать себя в жизни, а мне большего и не надо. Волки возвращаются в свою нору, залечивают раны и вновь идут на охоту. А с тобой, Оля, не в обиду будет сказано, как можно творить великие дела, если приходится постоянно оглядываться назад, перепроверять, не соврала ли ты, не чкурнула бог знает куда, и кто этот новый Вася, который названивает тебе, и с которым ты так мило беседуешь? И не в ревности здесь дело, а в уверенности в своем тыле. Пусть это сотрудник, коллега по работе, но зачем мне это выяснять? Есть время работы, есть границы работы, в них и общайтесь. А когда женщина дома, в кругу семьи, лишние звонки не нужны, они вызывают подозрения и неуверенность в семейных отношениях. – Я замолчал. Мы сидели друг напротив друга на диване и смотрели в разные стороны. Каждый чувствовал, что наступают последние минуты нашего общения. – И согласись, ничего нового я тебе не сказал. Обо всем этом мы не раз с тобой говорили, и я не лукавил, не играл с тобой. Были моменты, когда я готов был отдать за тебя жизнь, так ты мне была дорога, но моментами я жалел о том, что трачу на тебя время, с тоской вспоминал о семье и возвращался к ней.

– Я видела это. Ты легко, ни с того ни с сего собирал вещи и, не объясняя причины, уезжал в Лозовую.

– Иногда я возвращался в семью, чтобы понять, не ошибаюсь ли я, общаясь с тобой, но иногда, действительно, чтобы отдохнуть от тебя. Для меня не легко вычеркнуть семнадцать лет совестной жизни и, особенно, забыть детей.

– Я понимала, что ты никогда не забудешь детей, видела, что ты не тот человек, который легко расстается со своим прошлым, но я готова была их принять, с ними сойтись, стать для них близким человеком.

– Оля, это не то. Детям нужна мама…

– Но ты сам говорил, что Эля с удовольствием бросит Лозовую, Наташу и приедет жить с тобой.

– Ты считаешь это нормальным шагом?

– Но если ей здесь будет лучше, она взрослый ребенок, почему бы и нет?

– Я уже не один раз замечал, что условия, в которых подросток воспитывался, однозначно сказываются на его мировосприятии. То, что ты считаешь нормальным, для меня, который вырос в полноценной семье с отцом и матерью, совсем не нормально. И ты, и Наташа росли в семьях, в которых был один родитель, и в ваших рассуждениях просматривается допустимость воспитания ребенка без отца или матери. Но я считаю, что это ошибка. Правильное воспитание – это гармоничные отношения между родителями и ребенком, когда ребенок воспринимает не только сами отношения между родителями, но и испытывает влияние как отца, так и матери. Это и есть гармония в воспитании, в этом и заключено качественное формирование психики. Все иные варианты сами по себе уже деструктивны и патологичны.

– Сколько детей, воспитанных одним родителем, достигли вершин в жизни!

– Бесспорно, потому что это сказывается не столько на реализации человеком своих внутренних возможностей, сколько на качестве его общения с близкими людьми. Я заметил, что люди, воспитанные одним родителем, легко разрывают уже сложившиеся близкие отношения. Между терпением, возможно, отказом от некоторых своих принципов, они выбирают разрыв отношений. Они считают, что раз их вырастили в одиночестве, то и они смогут это сделать. Такие люди стремятся к гармонии с противоположным полом, но редко ее обретают. Они не понимают причины, почему другие живут вместе, а у них это не получается. А причина как раз и заключена в том, что иногда нужно жертвовать собой, своими интересами для того, чтобы сохранить семью. И в этом самопожертвовании, возможно, и скрыто то счастье, которое навсегда запечатлеется в памяти детей и в дальнейшем послужит для них спасательной нитью в трудных жизненных ситуациях, когда они предстанут перед выбором: жить или разводиться со своей второй половиной.

– Выходит, у меня изначально не было шансов занять место Наташи?

– В принципе, да. Правда, было одно «но», мне одно время казалось, что общение с тобой – это значительный шаг вперед в сравнении с теми отношениями, которые сложились между мной и Наташей. Одно время мне казалось, что семейные отношения, которые я могу с тобой наладить – это новый уровень совершенства, который я никогда не достигну с Наташей. Но потом ты начала совершать по отношению ко мне поступки, которые никогда бы не сделала Наташа, и иллюзия прошла.

– Можно узнать, что это за поступки?

– Я тебе не один раз о них говорил – это мелкие обманы, неприятные для меня общения, неискренность и многое другое, которое само по себе мелкое, незначительное, но сильно меня задевающее именно мелочью и незначительностью. Ведь, по большому счету, в тебе много положительного, и ты женщина, которая может осчастливить любого мужчину, даже состоявшегося. Я вижу это по себе: за сорок лет меня никто не смог так зацепить, как ты. Но люди состоявшиеся всегда обращают внимание на мелочи, потому что часто за мелочами скрывается истинное лицо человека. А мелочами, честно, ты меня просто достала.

Минуты две мы сидели молча, переваривая услышанное.

– Оля, во всей этой ситуации мне хочется выяснить роль Люды. У тебя проскользнуло, что Люда с мамой были против продолжения наших с тобой отношений…

– Я не хочу об этом говорить.

– Видишь, и здесь ты ведешь себя так, что я сомневаюсь в твоей порядочности. Мне не интересно, что говорила тебе Люда или мама, мне важно знать, как человек, который зависит от меня, которому я доверял, впустил в свою семью, может интриговать против меня? Я хочу разобраться, чем это вызвано?

– Люда всегда была против наших с тобой отношений. Она считала, что ты мне не пара, что я достойна лучшего мужчины, и, как я поняла, в этом она была права. Я не знаю, о чем они разговаривали с моей мамой, но знаю, что вдвоем они просидели до пяти утра и после той ночи стали чуть ли не близкими подругами. Она сказала, что ты не крутой бизнесмен, самый заурядный коммерсант, что ты никогда не бросишь Наташу, потому что твое слово в семье ничего не значит, а что если ты даже и уйдешь из семьи, то у тебя ничего не останется, потому что весь бизнес ведет Наташа.

– И ты этому поверила?

– Олег, я не знаю чему верить, ты мне говоришь одно, на самом деле все по-другому. Мне Наташа тоже сказала, что ты ее никогда не бросишь, потому что полностью зависишь от нее.

– Оля, Наташу понять можно, она знает, за что борется, но вот чтобы Люда такое говорила, у меня просто нет слов, – я действительно почувствовал, как пробуждается во мне бешенство. – О том, что я великий бизнесмен, разве шла когда-либо речь? Сколько раз я повторял тебе, что бизнес для меня только хобби, средство к достижению более высоких вершин в творчестве?

– Люда сказала, что ты сам ничего не значишь, а все, что у тебя есть, это все благодаря Сереже, связями которого ты пользуешься.

– Бред, – я с трудом владел собой.

– Еще Люда сказала, что все это время ты хладнокровно обманывал меня для того, чтобы собрать материал для своей очередной книги, а когда увидел, насколько ты дорог мне, решил еще развести и на деньги. – Оля говорила монотонно, находясь в каком-то отрешенном, коматозном состоянии, а я уже начал понимать, что все это время был не режиссером, а марионеткой в игре своей аспирантки.

– Но зачем она это делала, что плохого я ей сделал?

– Люда рассказала, что когда однажды она ночевала у тебя в Киеве, ты ее домогался, но она тебе отказала; что ты любишь ее, и наши с тобой отношения – это месть за ее отказ.

– Надеюсь, она не утверждала, что ее ребенок от меня?

– Нет, но она сказала, что ты очень хотел, чтобы она родила тебе мальчика.

– Больная. Это она Наташе про тебя рассказала?

– Да. Она хотела, чтобы мы познакомились, поговорили. Она настояла, чтобы мы встретились с Наташей на следующий день. Люда дала мне номер мобильного телефона Наташи, предварительно договорившись с ней о месте и времени встречи.

– И как ты повелась на ее игру? Неужели у тебя не хватило ума вынести все на обсуждение, чтобы на все вопросы, если надо, я ответил в присутствии всех: Наташи, Люды, тебя. Если вы обсуждаете меня за моей спиной и приходите к общему выводу о моей слабости, несостоятельности, то вызовите меня на разговор, задайте вопросы, смотря мне в глаза. Что за цирк вы устроили?

– Олег, я ничего не хочу. Я знаю одно, что отдала тебе все, но у меня по-прежнему нет никаких шансов остаться рядом с тобой.

– Да о каких шансах можно говорить, когда тебя полусумасшедшая аспирантка втягивает в свою игру, вы вдвоем затеваете за моей спиной интригу, подключаете жену, и за меня решаете мою судьбу? Как после этого можно доверять тебе? Все вопросы, которые возникали по тебе, все сомнения, которые пытался заложить в наши отношения Сережа, я всегда обсуждал с тобой. Я никогда не решал их за твоей спиной, а говорил в лоб, искренне. Возможно, это было неприятно для тебя, но я не лукавил, не вел двойной игры, а что делаешь ты? Ты идешь на поводу у Люды, ты встречаешься за моей спиной с моей женой, врешь мне, играешь, ставишь в дурацкое положение, и после всего этого говоришь о планах на будущее? А если вместо Люды попадется кто-то другой, поумнее, и вопрос будет более значимый, то меня снова будет ожидать роль марионетки, потому что, видите ли, ты устала от выяснений отношений?

– Олег, Люда настояла на встрече с Наташей. Она сказала, что Наташа умная и рассудительная женщина, и что она давно про меня знает и хочет со мной познакомиться.

– А если бы Наташа тебя прибила?

– Мне было все равно, я так устала… – Оля выглядела уставшая и замученная. На ее глазах появились слезы. – Что мне теперь делать? Кому верить?

– Люде, – у меня не было жалости к ней. Я впервые за долгое время оказался в такой идиотской ситуации.

Мы долго сидели молча. Я с трудом обретал спокойствие потому что, только успокоившись можно принять правильное решение. То, что меня выставили в дураках, это понятно, принято, но то, что последние дни я жил по сценарию своей аспирантки, для меня было не допустимо. Все, что происходит, происходит к лучшему: разрыв отношений с Олей, если он назрел, это мне на пользу, но чтобы разрыв проходил вот так, по сценарию, я допустить не мог.

– Оля, то, что произошло, нужно осмыслить на свежую голову. Если ты считаешь, что наши отношения исчерпали себя, то пусть будет по-твоему, но давай об этом поговорим завтра. Оставайся, ложись на соседний диван, никто тебя трогать не будет, но в таком виде тебе ехать нельзя. Завтра мы все обдумает и решим.

– Олег, я не хочу оставаться, мне так больно… – она с трудом сдерживала рыдания. Я представлял, в каком состоянии сейчас находится Наташа: одно дело догадываться об измене мужа, другое – познакомиться с его любовницей и выслушать ее признания. Сука, Люда, тебе обязательно вернется за сделанное.

– Оля, я тебя понимаю, но давай больше не делать глупостей, не жить по ролям, которые расписала за нас Люда. Роль марионетки меня совсем не прельщает – я обнял ее, и она, уже не сдерживая слез, разрыдалась на моей груди.

– Олег, ты точно не стал жить со мной, чтобы забыть ее? – сквозь рыдания, заикаясь, не владея голосом, спросила Оля.

– А мы это сейчас у Люды спросим. Ты в одном права, что когда начинаются разборки, нужно чтобы в них участвовали все стороны, доверять никому нельзя. Правда, это все нужно делать смотря в глаза друг друга, тогда это еще более интересней становится, – я был сильно зол на Люду.

– Олег, может не надо, поздно уже. Она еще ребенка грудью кормит, вдруг молоко пропадет?

– Она же ни тебя, ни Наташу не пожалела, почему мы ее должны жалеть? – я отстранил Олю и набрал номер телефона Люды. Она долго не брала трубку, но, наконец, ответила. Я включил функцию «Громкая связь»:

– Привет Люда, не спишь?

– Нет, только прилегла.

– Знаешь, более обстоятельно мы поговорим с тобой, когда я больше разгребусь в том дерьме, в которое ты меня окунула, но сейчас я хочу задать тебе только два вопроса. Первый, ты сказала Оле, что я влюбился в тебя и хотел переспать с тобой, но ты мне отказала, разве такое было? – я с трудом сдерживал волнение, чтобы не показать возмущение. Я знал, что у нас еще будет время поговорить с ней более обстоятельно.

Люда долго не отвечала, я даже начал бояться, что она отключится и не станет со мной разговаривать. Но, видимо, она сумела взять себя в руки:

– Я такого не говорила Оле.

Я видел, что Оля порывалась что-то сказать, но быстро закрыл ей рот рукой.

– Выходит, Оля врет?

– Оля взрослая девочка, – подбирая каждое слово, медленно отвечала Люда, – пусть сама разбирается в своих чувствах, не вмешивая меня. Она мне очень нравится, я всегда готова ей помочь, но третий, как ты знаешь, в этих ситуациях всегда лишний.

– Выходит, я не домогался тебя и чувств к тебе не проявлял?

– Это Оля тебе такое сказала?

– Да, Оля.

– А где она сейчас?

Проигнорировав ее вопрос, я продолжил:

– А теперь второй вопрос: что я тебе сделал такого плохого, что ты интригуешь против меня?

Видно, Люда не ожидала ни моего звонка, ни моих вопросов. Интриганы всегда стараются оставаться в тени, и очень плохо себя чувствуют на свету, когда их тоже вытягивают для выяснения отношений. Люда снова долго не отвечала, собиралась с мыслями.

– Не знаю, с чего ты взял, что я плохо к тебе отношусь. Ты мне помог с аспирантурой, всегда был рад встречам со мной, я не понимаю, чем вызван твой вопрос?

– И интриг вокруг меня ты никаких не плела?

– Тебе Наташа что-то рассказала?

– А что мне Наташа должна рассказать?

– Олег, я не понимаю, о чем ты говоришь! Ты пьян? Уже поздно, мне нужно кормить ребенка.

– Спасибо, Люда, ты знаешь, что я не пью, но сейчас я действительно пьян, и знаешь от чего? От того, что в очередной раз обнаружил, что совершенно не разбираюсь в людях. Пусть тебе вернется то, что испытали люди, которым ты сделала больно, – я отключил телефон и посмотрел на Олю. Комментарии были излишни.

– Олег, она обманывает, это она все затеяла.

– Оля, я тебе верю. Мне больно от другого, что тебя вот так легко можно провести. Из-за тебя и меня оставили в дураках, и кто, Люда?!

– Олег, я думала, что так будет лучше, что расставятся все точки над «и».

– Точки над «и» могут расставиться только в одном случае, когда вопрос решается не за спиной, не с третьим, посторонним человеком, а собираются все участники, и вопрос выносится на обсуждение. А интрига только усугубляет события, запутывает все и приводит к неверным решениям. Ты рассказала о наших отношениях Наташе, ты раскрыла нашу связь перед Людой, ты выставила наши отношения на обсуждение людям, которым они совсем не интересны. Это так неприятно и мерзко, что невозможно передать словами.

– Прости, я хотела сделать как лучше…

– Давай спать, утро вечера мудренее…

89

Утром события продолжали раскручиваться с поразительной быстротой. Разбудил меня звонок Олиной мамы.

– Олег, это Олина мама вам звонит.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, я хотела попросить вас как можно быстрее вернуть назад деньги, которые вам дала Оля.

– А почему мне Оля об этом не говорит, а вы? – я с удивлением наблюдал за реакцией Оли. Обычно сонная, она, поняв, что звонит ее мама, вскочила с соседнего дивана и знаками интенсивно начала показывать, что ее рядом нет.

– Оля не хочет с вами больше встречаться, она попросила меня сообщить вам об этом. Ее же с вами рядом нет?

– Нет, – соврал я, хотя как мне хотелось сказать обратное!

– Вот видите, все стало на свои места, как я и говорила, – в ее голосе послышалось торжество. – Так вы когда вернете нам деньги?

– Постараюсь быстрее.

– Конкретней, когда? – настаивала она.

– «Мерседес» продам и вам отдам.

– Хорошо, и я бы хотела попросить вас, не звоните моей дочери и не ищите с ней встречи. Вы сумели задурить ей голову, и мне стоило большого труда раскрыть ей глаза на вашу сущность. Пока я жива, она не будет с вами говорить, иначе она мне не дочь.

– Хорошо, – ответил я и отключил телефон. На душе было тяжело и мерзко.

– Золотой мой, что она тебе сказала? Ты такой расстроенный…

– Сказала, чтобы я деньги твои вернул.

– Ты пойми, они вдвоем с Людой замучили меня этими деньгами. Люда как узнала, что я заложила квартиру и тебе отдала деньги, места себе не могла найти. Она сказала, что ты обманываешь меня, что больше никогда не видать мне этих денег. Я боюсь Олег, если с тобой вдруг что-то случится, то я потеряю квартиру…

– Понимаю, Оля, я отдам тебе деньги.

– Я не тороплю тебя, когда получится, тогда и отдашь, ведь ты же встречаешься со мной не ради денег?

– Нет, конечно, но ты ведь знаешь, деньги в бизнесе, они только вложены, и сразу вытянуть их будет проблематично.

– Олег, это очень важно для меня! Мама не слезет с меня, пока ты не вернешь долг.

– Хорошо, Оля я тебе все отдам. Только твоя мама еще сказала, что ты обещала ей не встречаться со мной, иначе, ты для нее не дочь, как это расценивать?

– А мы ей ничего не будем говорить. Пойми, Олег, ты мне больше недели не звонил, потом Люда рассказала про тебя такого, что я растерялась. Мама со своей стороны давит, тут я задумалась, действительно, все мы люди, тебя вдруг заклинит, ты развернешься, уйдешь, а мне куда? Квартиры нет, мама против того, чтобы я с тобой встречалась, к кому мне идти?

– Но ведь все мои близкие, друзья тоже были против того, чтобы я с тобой общался, но я общаюсь.

– Ты другое дело, у тебя все есть, ты самостоятельный…

– Вчера ты говорила мне, что Люда и моя жена в один голос утверждали, что я беспомощный и на иждивении.

– Олег, но ведь мы обнаружили, что Люда обманывала меня…

– Оля, я смотрю на тебя и задаю вопрос, который часто слышал от Сережи: «Где твой ум?». Почему-то раньше я считал тебя умной, рассудительной, толковой; в этом все сомневались, но я убеждал себя, что они плохо тебя знают. Но теперь я сам вижу, как ошибался! Ты понимаешь, что ты мне говоришь? Вчера ты встретилась с моей женой и обсуждала с ней мои достоинства и недостатки, и все только потому, что Люда убедила тебя в моей несостоятельности; минуту назад ты предложила мне жить с тобой, но так, чтобы твоя мама об этом не знала; сейчас заявляешь, что ты ошибалась во вчерашних своих выводах… Ты замечаешь алогичность своего поведения? Может, ты ошибаешься, встречаясь со мной?

– Олег, не переворачивай… Да, я виновата, поверила Люде, но я люблю тебя…

– При этом обещаешь маме не встречаться со мной?

– А если у нас с тобой не сложатся отношения, куда мне потом идти?

– Так может, тебе не стоило разрывать отношения с предшествующим поклонником, встречаться пока с нами двоими, так, на всякий случай?

– Но ты же с женой продолжаешь встречаться? Ты всегда можешь к ней вернуться, и я знаю, что если у нас с тобой отношения не сложатся, то ты обязательно вернешься к ней…

– Это так, но я никогда не скрывал своего отношения к Наташе и семье!

– Олег, не заводись: я виновата, ошиблась в том, что не разобралась в ситуации; давай потянем время, разберемся, наладим все заново, ведь по большому счету ничего страшного не произошло…

– Оля, а каких еще сюрпризов мне от тебя ожидать?

– Олег, я исправлюсь, ты сам говорил, что на ошибках учатся.

– Я подумаю, – я посмотрел на часы, и увидел, что опаздываю: на десять часов мне нужно было идти, сдавать документы по защите диссертации. Стараясь не замечать Оли, я умылся, оделся.

– Ты кушать будешь?

– Нет, спасибо, – я немного засомневался, но потом все-таки взял свою дорожную сумку.

– А зачем ты сумку берешь?

– Оля, мне надо все хорошо обдумать. Я уеду на время, послушаю, что расскажет Наташа, а потом приму решение.

– Не уезжай, не оставляй меня одну, пожалуйста!

– Мне надо все обдумать, решить вопрос по деньгам. Не скучай – я открыл дверь и вышел. Для себя я уже решил больше не встречаться с ней. Даже если Наташа не примет меня, все равно, Оля – это мое прошлое. Меня уже ничего с ней не связывало, в душе словно все выгорело. На улице я вдруг почувствовал такой прилив сил, что готов был бежать к «Мерседесу»: наконец-то все определилось, все стало на свои места, и я возвращаюсь туда, где за меня готовы бороться, где меня всегда ждут и ценят. И даже если мне не простят измены, я буду рядом с семьей, с детьми, потому что во всем, что случилось, была только моя вина: не рассмотрел, не поверил близким, понадеялся на чувства. Но чувства, действительно, всегда слепы…

© Copyright: Олег Базалук, 2014

Регистрационный номер №0188597

от 10 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0188597 выдан для произведения:

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

О. А. Базалук

 

 

 

 

 

ОКУНАЯСЬ
В РЕАЛЬНОСТЬ

Полтава – 2008

 

 

Б 17

 

 

БазалукО.А. Окунаясь в реальность. – Полтава: АСМІ, 2008. – 342с.

 

ISBN-978-966-76-53-94-1

 

«Окунаясь в реальность» – это психологическая повесть, пытающаяся раскрыть отдельные аспекты взаимоотношений между мужчиной и женщиной, а именно – причину распада семей с двадцатилетним стажем, уход состоявшихся мужчин к молодым любовницам, корни измен и лицемерия в семейных отношениях. Автор продолжает исследование нравов современного поколения, начатое в предыдущей повести «Лозовая: женские нравы», используя новые приемы и методы, что придаёт истории дополнительную степень драматизма и правдивости.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ISBN--978-966-76-53-94-1 © Базалук О. А., 2008

© АСМІ, 2008

 

1

Мы познакомились в поезде: я приезжал на два дня в Лозовую по вопросам бизнеса, и вечером, возвращаясь обратно в Киев, обнаружил в своем купе двух пассажиров: мужчину и девушку. На мужчину я не обратил внимания, а девушка запомнилась красивой фигурой и лицом, которое уродовал деформированный лицевой нерв: когда девушка разговаривала или улыбалась, правая часть рта сильно кривилась. У меня даже промелькнула мысль: «Вот так всегда: или красивое лицо на заплывшей фигуре, либо уродливая внешность при отточенной фигуре». Я поздоровался, постелил постель на второй полке и лег спать. В тот период времени я довольно часто совершал вояжи на поезде из Киева в Лозовую и обратно. Поезд Луганск-Киев был очень удобен: я садился в Лозовой в 23.00, а в восемь утра был уже дома, в Киеве. С соседями по купе я никогда не знакомился, так как за день сильно уставал и, садясь в поезд, думал только о сне.

Разбудил меня телефонный звонок: поезд стоял на какой-то станции, а звонили девушке, которая спала на нижней полке. Сквозь сон я слышал нежные, ласковые слова, которые девушка произносила вполголоса; через раз повторяющееся: «Да, любимый», «Целую тебя», «Я люблю тебя». Эти слова в купе, в котором ехали посторонние мужчины, были так некстати, так резали слух, что во мне пробудилось раздражение. В свои тридцать восемь лет, я знал, что действительно сокровенные чувства всегда интимны и спрятаны от посторонних глаз. Частое использование такого слова, как «любовь», лишает его возвышенности и святости; становится привычным, приземленным и, как правило, не несет в себе той истинной смысловой нагрузки, которую вложили в него русские классики: Пушкин, Лермонтов, Есенин, Бунин, Чехов и другие.

Чтобы не слышать это бравирование святыми словами и как-то унять внутреннее раздражение, я встал и вышел в тамбур. Слово «любовь» в повседневном, бытейском контексте, все равно, что упоминание Бога в пьяной компании, играющей в азартную игру на деньги. Я решил переждать разговор в тамбуре, изначально понимая, что на этот раз мне пришлось ехать с глупой, развращенной представительницей современной молодежи. На таких я насмотрелся в университете, где читал курс лекций по философии образования, да и в повседневной жизни: они как назойливые мухи всегда окружают состоятельных мужчин.

Уже светало. Я сходил, умылся, привел себя в порядок. Когда вернулся в купе, уже все встали и пили чай. До Киева оставалось около часа езды.

Я сел возле двери и попытался еще раз проанализировать планы на текущий день, но помешала девушка, которая, улыбнувшись, поинтересовалась:

– А вас как зовут?

Я представился. Она тоже назвала свое имя, которое я тут же забыл. Я еще раз обратил внимание на ее улыбку – такого уродства я давно не видел. Вскользь рассматривая ее лицо, я заметил, что в ходе разговора или улыбки, перекошенная часть рта обнажала зуб, в который был вмонтирован осколок бриллианта. Я сразу вспомнил Сережу, своего товарища из Киева, которого любые уродства сильно впечатляли. Он наверняка побоялся бы входить в наше купе и ночевал в тамбуре.

Несмотря на мое показное нежелание участвовать в разговоре, девушка не оставляла меня в покое, задавала вопросы, на которые я не мог не ответить.

– Вы милиционер?

– Нет.

– А чем вы занимаетесь?

– Бизнесом.

– А каким бизнесом?

– Разносторонним.

Это походило на допрос, но я не хотел выглядеть неучтивым, особенно с человеком, которого судьба обделила красотой лица.

– А какой это разносторонний бизнес?

– Сельское хозяйство, ночные клубы и другое.

– У вас есть ночной клуб?

– Да.

– В Киеве?

– Под Харьковом. В Киеве своего клуба нет, но есть заведение, в которое вложено немного денег.

Мне был не удобен этот разговор, потому что девушка показательно стала игнорировать второго пассажира. Видимо его достижения в жизни были менее значительны, поэтому барышня полностью переключилась на меня, хотя в моей памяти был свеж след от их милого разговора друг с другом, когда я впервые вошел в купе, и когда даже подумал, не женаты ли они.

– А дискотеки в вашем заведении проводятся?

– Да.

– И вы можете сделать пригласительный билет?

– Да.

Видимо второму пассажиру стало до такой степени неудобно, что он вышел. Девушка наклонилась ко мне и попросила:

– А вы не дадите номер своего телефона, а то при нем неудобно спрашивать?

Это было настолько нагло, неожиданно, что я растерялся. Я старался не смотреть на ее лицо, но фигура, несмотря на маленькую грудь, была очень хороша: большая задница, ножки в обтянутых джинсах, хрупкие плечи. Я понимал, что передо мной сидит обыкновенная попрошайка, возможно, проститутка, но что я терял? Возможно, она на один день развлечет киевский круг моих знакомых…

Я с неохотой продиктовал номер своего мобильного телефона. Она попыталась навязать мне свой, но я только сделал вид, что записал его. Не нравились мне эти быстрые знакомства, да еще в поезде.

От дальнейшего разговора нас избавил пассажир: он снова вошел в купе. Девушка, видимо, получив желаемое, оставила меня в покое, и я спокойно доехал до Киева. Поездом я ездил не часто, только последнее время, после того как, заснув за рулем «Мерседеса», чуть не разбился. Но это впервые со мной так навязчиво знакомился противоположный пол.

2

О своем приключении в поезде я вспомнил только за обедом, когда Сережа начал расспрашивать меня о том, что нового произошло за те три дня, которые мы с ним не виделись.

– Да мы с тобой обо всем по телефону говорили, каждый день минимум по пять раз общались.

– Так что, ничего нового не расскажешь?

– Да все по старому, разве что с барышней в поезде познакомился, странная, но тебе, возможно, понравится.

Сережа был намного моложе меня, ему исполнилось двадцать четыре года. Из богатой семьи, сам видный, высокий, стройный, умный – он всегда производил на женщин неизгладимое впечатление. Он действовал на них как удав, под пристальным взглядом которого они забывали обо всем: о мужьях, детях, скромности, о своих принципах. Я неоднократно был свидетелем того, как видные, на мой взгляд, незаурядные женщины, после нескольких часов знакомства с Сережей отдавались ему и в постели делали такое, чего никогда в жизни не могли позволить себе с мужьями. Некоторых он заставлял заниматься сексом втроем, приглашая одного из своих товарищей; некоторых унижал до такой степени, что женщина теряла свое лицо и превращалась в марионетку, пресмыкаясь перед ним.

Я долго не мог понять, как это ему удавалось, ведь женщины были совершенно разных возрастов: от двадцати до сорока лет, различного социального и материального положения, с различным уровнем развития психики. Но думаю, причина была не столько в них, сколько в нем. Он действительно был незаурядной личностью, при этом в нем гармонировал ум, материальный достаток (что в наше время стало немаловажно), и явно просматривающийся эгоизм – он как маленький ребенок делал то, что ему хотелось делать; и все это на фоне юношеской беззащитности, которая в поведении не просматривалась, но которую опытные женщины чувствовали интуитивно. Как многие из его поклонниц мне признавались, за внешней жестокостью и эгоизмом у Сережи скрывался робкий, шаловливый ребенок, которому хотелось простить все, отдать все, лишь бы он оставался милым, робким и некапризным.

Но как бы то ни было, для Сережи все новое и необычное вносило в его скучную жизнь «золотого» ребенка адреналин и разнообразие. Он хватался за новизну, наслаждался ею, выпивая медленно, до капли.

– Девушка симпатичная?

– Я бы не сказал, но фигура отменная.

– А что с лицом?

– Видимо проблемы с лицевым нервом: когда она улыбается, или говорит, сильно кривится рот. Но на лицо можно не обращать внимания, остальное все компенсирует.

– Грудь большая?

– Нулевой.

– Тогда это тебе, ты же знаешь, я рассматриваю варианты, начиная только со второго размера.

Нам принесли обед, но видимо мое приключение не давало Сереже покоя: это первый случай, когда со мной в одном купе ехала девушка, которая к тому же первая проявила желание к знакомству.

– Ты у нее номер телефон взял?

– Я не стал записывать, но у нее есть мой. Ты не переживай, она обязательно позвонит.

– Жаль, не думаешь ты о товарищах. Сейчас бы перезвонили, поприкалывались.

– Это ты специалист по таким знакомствам, а мне любое навязывание, да еще молодых особ, всегда подозрительно.

Мы пообедали и собирались уходить, когда перезвонила она. Я ее голос узнал сразу.

– А мы только о тебе говорили – я не помнил, как ее зовут, но пока имени и не требовалось. – Мой товарищ хочет с тобой познакомиться, даю ему трубку.

Сережа взял мой мобильный телефон и сразу, без стеснения, узнал ее имя:

– Так вас зовут Оля? – он преобразился: в голосе зазвучали почтительные нотки, заговорил с придыханием, полушепотом – Золотая вы моя, какое красивое имя! Вы представляете, этот старый развратник успел его забыть. Я его спрашиваю, как зовут ту прекрасную фею, с которой ты познакомился в поезде, а он мне отвечает – не помню. Не доверяйте ему, верьте только мне. Надеюсь, мы сегодня с вами встретимся? Олег очень этого хочет. Он до сих пор с благодарностью вспоминает судьбу, которая свела вас вместе в купе поезда. Обычно он ездит со старушками и инвалидами, такова его доля. Он даже смирился с этим. Но видимо на этот раз судьба сжалилась над ним и подослала вас. Он не хочет упустить свой шанс в жизни, и мы, его друзья, этого не допустим. Ведь ему уже пора определяться в жизни, не за горами старость, поэтому каждый шанс он, естественно, с нашей помощью, использует по максимуму. Вы не пожалеете, обещаю. Мы познакомимся ближе, подумаем, взвесим, может, окажется, что он и не достоин вас, но в любом случае вы ничего не потеряете. Вы согласны? – Сережа еще не меньше получаса разговаривал с ней обо всем: начиная от особенностей ее поведения в постели и заканчивая нюансами ее физиологии. Меня всегда удивляла реакция девушек и женщин, с которыми мы только знакомились и с которыми без предисловий начинали говорить о довольно интимных вещах. Одни краснели и пытались перевести разговор на другие темы, что им никогда не удавалось сделать, поэтому мы теряли их быстро и безвозвратно, но при этом наслаждались их смущением, неловкостью и невозможностью прекратить это издевательство. Другие подыгрывали нам, и мы продолжали с ними общаться, быстро, впрочем, переключаясь на другие темы. Оля, по-видимому, подыграла ему, потому что их разговор вопреки моим ожиданиям закончился на оптимистической ноте – Вот и хорошо, в шесть часов вечера он вас встретит возле Владимирского собора. Устраивает время и место? Тогда до вечера.

Шансов избежать встречи у меня не осталось.

– Если она мне понравится, с меня причитается, если нет, прогоним, сегодня вечером кубковые встречи по футболу, не пропускать же из-за какой-то дуры – заключил Сережа, когда мы выходили из ресторана.

– Договорились.

В любом случае мы ничего не теряли, вечер был заполнен развлечениями, а это для нашей устоявшейся киевской холостяцкой жизни было главным.

3

Забыть об Оле, я просто не успевал. Сережа через каждые полчаса звонил мне и рассказывал о планах на вечер. Естественно, планы после каждого звонка менялись, корректировались. Первоначально Сережа планировал организовать знакомство где-нибудь в дорогом заведении, чтобы быстро ее завоевать, покорить и раздавить авторитетом киевского бомонда, но чем ближе подходило время встречи, тем дешевле предлагались заведения. В конце концов, когда я уже стоял возле Владимирского собора, торжественность знакомства полностью отменилась, кубковые матчи по футболу взяли вверх, и я должен был привести ее на смотрины в «Кубертен», спорт-бар, в котором мы ежедневно коротали вечера за игрой в преферанс, или переживая за сделанные ставки в букмекерской конторе.

Оля опоздала всего на пятнадцать минут, поэтому я был в благодушном настроении. Обычно барышни при первых встречах позволяют себе опаздывать на большие промежутки времени, руководствуясь неизвестно кем придуманными правилами. Возможно, они считают, что это «заводит» мужчину, лучше настраивает на встречу. Не знаю как кого, но меня это действительно «заводило», и я максимум через двадцать минут покидал место встречи. Я расценивал опоздание как неуважение к себе, поэтому, когда однажды встретился взглядом с девушкой, которая опоздала на двадцать минут и с недоумением и растерянностью наблюдала, как я уезжаю с места встречи, я даже не остановился, не пожалел, потому что неуважение порождает такое же неуважение. А зачем изначально строить отношения на конфликте?

Второй раз, рассматривая Олю, я вновь не обнаружил для себя ничего примечательного: все самое заурядное. Но я был сражен в самое сердце, когда на мой вопрос «сколько я должен за такси», она с нескрываемым удивлением ответила, что нисколько.

– Я сама плачу за себя.

Такой ответ был настолько поразителен, что я несколько поубавил свое желание посмеяться над ней. Все наши с Сережей знакомые за последние три года никогда не отказывались от нашего благородного желания оплатить такси, или другие текущие расходы. При этом многие из них не относились к числу малообеспеченных. Культ денег действовал магически, поэтому каждый экономил на всем, на чем позволяло воспитание и мировоззрение.

– А тебе действительно не нужно возвращать денег за такси? – переспросил я на всякий случай – Ты не стесняйся, говори.

– Спасибо, не надо.

Я реально видел, что это не игра, но мне это бескорыстие, возможно показное, понравилось. Мы быстро доехали до «Кубертена», и пока добирались, я узнал, что она учится в юридической академии, в аспирантуре, за что еще больше проникся к ней уважением. Давно мне не попадались умные и самостоятельные в плане оплаты собственных расходов, барышни.

Перед входом в «Кубертен» Оля остановилась и обратилась ко мне:

– Олег, я понимаю, что вы обеспеченные люди, я догадываюсь о том, что вы не стеснены женским вниманием и я у вас просто новая «телка», временное развлечение, но я прошу об одном, давай обойдемся без вульгарностей. По телефону твой друг говорил мне много глупостей, которые я не привыкла слышать от мужчин. Если ты обещаешь мне, что открытых издевательств не будет, что вы будете относиться ко мне с уважением, я пойду с тобой, если вы будете наглеть – я встану и уйду, договорились?

– Оля, расслабься, я обещаю тебе, что все будет нормально.

– Я верю тебе.

«Кубертен» встретил нас полумраком и сдавливающим дыхание сигаретным дымом; большой спорт-бар, заполненный, главным образом, одними мужчинами. Совершенно разные: начиная от грузчиков с мизерными доходами, заканчивая представителями бизнес-элиты, они, тем не менее, создавали единую, резко бросающуюся в глаза атмосферу страсти. Все присутствующие были игроками, в большинстве своем, до мозга костей, и это сплачивало их, стирало социальные и материальные границы.

– Как здесь темно и прокурено – удивленно заметила Оля, по-видимому, рассчитывая на более элитарную, «мажорную» обстановку.

– Зато все родное и близкое.

Сережа, с Вовой, Юрой и Андреем, сидели на нашем месте, на кожаных диванах напротив букмекерской конторы, и наблюдали сразу по двум телевизорам футбольные матчи в Испании и Англии.

– Вот мои друзья: Сережа, Вова, Юра и Андрей, а это Оля – познакомил я их.

– Это та красивая девушка, о которой ты так много нам рассказывал? – спросил Сережа.

– Да, это твоя будущая невеста – в ответ съязвил я.

– Спасибо, мне такие не нужны, оставь себе.

Я понял, что Оля Сергею не понравилась, и мне ничего другого не остается, как вежливо выпроводить ее.

В нашем кругу с женщинами не церемонились. В большинстве своем их рассматривали как временный вариант, максимум на одну ночь, поэтому и все отношение строилось на том, какое первое впечатление произведет девушка. Оля не произвела впечатления ни на кого, я узнал об этом, как только она вышла в туалет, поэтому никаких перспектив в общении с нею не оставалось.

– Зачем ты привел эту уродину? – с брезгливостью на лице спросил Сережа.

– Это твоя идея, я предупреждал.

– Ужас! Этой девочке только и остается знакомиться в поезде с такими наивными мужчинами как ты.

– Зато фигура какая!

– Без грудей, мелкая, тощая, о чем ты говоришь? Малыш, ты представь мои сто тридцать килограмм на этом недоразумении? Ты хочешь ее смерти?

– Да, Олег, погорячился ты – философски заметил Вова, попивая из бокала пиво.

Утешил один Андрей:

– А мне так ничего, на один раз сойдет.

Наш разговор прервало появление Оли. Я спросил у нее:

– Что тебе заказать?

– Пиво.

Ответ рассмешил всех. Смеялись долго и вызывающи. Как правило, пиво заказывали «бычки», девушки с провинции, которые стеснялись заказать водку, а название вин и других напитков они не знали. Поэтому, чтобы избежать конфуза они и называли пиво, причем «любое».

– Может мартини? – попытался я исправить ее конфуз.

Оля покраснела.

– Можно мартини.

Я заказал официантке сто грамм мартини и отошел с Сережей к бару.

– Ты решил нас сегодня добить? С какой дыры ты ее вытащил?

– Сережа, она нормальная в общении девушка, только привыкнуть надо.

– Ты издеваешься? Ты видел ее улыбку?

– Зато у нее задница неплохая.

– Ты предлагаешь нам общаться с задницей? Выгоняй ее быстрее, сегодня «Челси» играет, дают неплохой коэффициент.

– Как я ее выгоню? Нормальная девчонка, мне кажется не проститутка, захотела провести творчески вечер, зачем ей хамить? Надо посидеть немного, поговорить.

– Твое дело, мы с ней общаться не будем.

Я вернулся к Оле.

– Я твоим друзьям не понравилась?

Я не стал врать.

– Да.

– Так мне уйти?

Мне было жутко неудобно. Я сам родом из провинции, сам много раз попадал в такие ситуации, и не понаслышке, а на себе знал, какую боль испытывает человек, когда его отвергают люди более высокого социального уровня.

– Причем здесь они, я же тебя пригласил.

И вдруг я захотел сделать для этой «страшилки» один из лучших вечеров в ее жизни. Я не мог ее обидеть. Это будет наш первый и последний вечер.

Сережа с товарищами демонстративно пересели на другой диван, и мы остались одни. Изгои, совсем чужие в этой атмосфере страсти. Я рассказал ей, что преподаю в университете, что заканчиваю докторантуру, занимаюсь бизнесом. Я много рассказывал ей о своей жизни, об отношениях между людьми, об особенностях их поведения. Я развлекал ее как мог. Как бабушки рассказывают своим внукам сказки, полностью завладев их вниманием, так и я, рассказывал ей о жизни, потому что не знал, как по-другому развлечь ее. Другого я не умел. Я писал книги, занимался наукой – и это была моя настоящая жизнь. Вот в нее я и посвящал Олю, подбирая наиболее интересные, увлекательные сюжеты.

Оля слушала, спрашивала. Я даже не задумывался над тем, насколько искренна она была в своем поведении, главное, я был искренен. Я должен был отработать свое время, и «отрабатывал» его, стараясь выложиться на все «сто». Часа три я читал ей лекцию о жизни. У нас с ней была разница в возрасте в четырнадцать лет, поэтому я был уверен, что рассказал ей много нового и интересного.

– Голубки, вы домой собираетесь? – Сережа вернул меня к реалиям жизни.

– Да, уже пора. – Оля посмотрела на часы – Ого как поздно. Олег, ты так интересно рассказывал, что я не заметила, как быстро пролетело время.

– Это он умеет, философ, кремлевский мечтатель.

– Олег, я благодарна вам за вечер. – Оля была со мной то на «ты», то на «вы».

– Тебе куда ехать?

– На левый берег.

– Я вызову такси.

– Спасибо.

Минут через пять приехало такси и я посадил ее в машину.

– До встречи, Олег, звоните, мне очень понравился наш разговор.

– Мне тоже очень приятно – я попрощался и тут же стер из мобильного телефона ее повторно записанный номер. Она была неплохая девушка, но у меня семья, дети, Сергею она не понравилась, поэтому никаких перспектив общения с нею я не видел.

Как только такси скрылось за поворотом, я забыл о ней, как и о многих других, которые были до нее. Это жизнь. Люди встречаются и расходятся, и только единицы сталкиваясь, вдруг загораются: огнем вожделения, страсти, любви.

4

Я вернулся в «Кубертен». Наши тоже собрались разъезжаться по домам.

– Отправил страшилку? – поинтересовался Сережа.

– Отправил.

– Телефон записал?

– Зачем? Мне она не нужна, а вам не понравилась. Ты хочешь, чтобы я еще на один вечер был наказан?

– Так уж и наказан. Я за тобой наблюдал, ты так вдохновлено и мило с нею беседовал, вы так смотрелись! Олег, вы отличная пара: она молоденькая, еще неизбалованная, почти девственная, ты уже подтасканный жизнью кобель – это современно!

– Разве у меня был выбор? Вы отвернулись, демонстративно перешли за соседний столик, я же должен был показать девушке, что мы воспитанные люди. Я ее пригласил в нашу компанию, она готовилась к встрече, ей было интересно, нужно было оправдать доверие.

– Вот и я о том же. Мы сразу обратили внимание на твое желание остаться наедине со своей избранницей. Ты давно мечтал о красивой, умной женщине, о чувствах, о любви, поэтому мы не стали вам мешать. Я опытным взглядом увидел, что это твое, поэтому бери, наслаждайся. – Сережа издевался, входил в раж. – Мы всеми силами поможем вашим сердцам соединиться, обрести друг друга…

– Остановись, я снова стер ее номер телефона. Уверен, что после вашего гостеприимства, второй раз она уже не перезвонит.

– А почему ты так некрасиво поступил? Девушка почти влюбилась в тебя, наверняка начала строить планы, рассчитывать на будущее, возможно, даже на совместных детей, это не хорошо!

– Но я же знакомился с ней ради тебя. У меня жена, дети, а ты молодой, богатый, перспективный. Сережа, хватит проституток! Нужны глубокие, прочные отношения с женщиной, это все для тебя и во имя тебя!

– Спасибо, но увольте! С таким ужасом сам строй глубокие отношения, а я лучше с проститутками: быстро, без напряга и с пользой для тела. Ты хочешь, чтобы меня папа из дома выгнал, ты представляешь его реакцию, когда он увидит эту «красавицу» и ее улыбку? Что я тебе плохого сделал? Ты ответь мне, пожалуйста, на второй вопрос, как я теперь засну? Я уверен, что мне сегодня будут сниться кошмары и это по твоей вине!

– Мнительный ты наш, Оля нормальная девчонка с маленьким дефектом. Не всем же быть идеальными как мы.

– Ничего себе маленький дефект! Ты представь ее ночью улыбающейся, любой фильм ужасов отдыхает!

– Глупости, любишь ты приукрасить все.

– Ладно, поэт, поехали по домам, поздно уже. Будем считать, что ты сегодня никого не приводил, а я никого не видел.

Был первый час ночи. Закончился еще один день в многодневном потоке жизни. Нового он ничего не дал, так, развлечение, пыль…

5

Прошло больше двух недель. Я второй день находился в Житомире на конференции по космологии. Интересные люди, творческая атмосфера, отличная организация, все это вдохновляло и стимулировало к жизни, к дальнейшему развитию той концепции, над которой я работал уже больше десяти лет. Как раз закончилась первая половина конференции и организаторы вели нас на обед в соседний корпус, когда раздался звонок моего мобильного телефона. Номер был мне не знаком, хотя голос я узнал сразу. Звонила она, и именно в этот раз я запомнил ее имя: Оля.

– Привет, почему не звонишь?

– Некогда, занят был.

– Это тебе Оля звонит, твоя знакомая с поезда. Помнишь меня?

– Я узнал тебя, Оля.

– Это приятно, а ты сейчас где?

– В Житомире, на конференции. Умничаем.

– А почему меня не взял с собой? Я люблю ездить, слушать умных людей.

– Ты не звонила, я подумал, что слишком стар и не интересен для тебя, поэтому и стер твой номер телефона, – я действительно так считал. Максимум на что я рассчитывал при знакомстве с ней, так это то, что она понравится Сереже и у них что-то получится. Себя в качестве партнера, даже с ее внешними данными, я не рассматривал, слишком большая у нас была разница в возрасте. А выглядеть в смешной роли «дедушки» пристающего к «внучке» я не хотел.

– Но ты обещал первым позвонить. Я не звонила, потому что не хотела навязываться, обычно мужчины первыми звонят, если им девушка нравится.

– Не помню я такого обещания, если я что-то обещаю, то всегда выполняю. А насчет девушек, то я привык к обратному: если девушка считает, что в этой жизни я могу ей чем-то помочь, то она первая мне звонит и пытается заинтересовать, ведь я женатый человек, у которого двое детей, как я могу навязываться кому-то для знакомства?

– А в Киев, когда вернешься?

– Завтра.

– Позвонишь?

– А надо?

– Мне интересно с тобой. Я много думала над тем, что ты мне говорил в тот вечер, хотела бы еще послушать, задать вопросы. Я редко встречала умных людей в своей жизни: они или сильно заняты, или же не доступны. Ты первый, который уделили мне столько внимания, и открыл для меня новый мир понимания жизни. До тебя я по-другому смотрела на жизнь и воспринимала ее. Я бы очень хотела продолжить наши с тобой разговоры, честно.

– В таком случае, хорошо, позвоню.

– Не забудешь?

– Я же пообещал. Каждый человек должен оставить свой след в истории, успеть заработать в жизни много плюсиков, чтобы потом, после смерти, когда мы все попадем в Чистилище, наши плюсики перевесили на чаше весов наши минусы. Возможно, ты пополнишь мою копилку плюсиков.

– А ты много успел заработать в своей жизни таких плюсов?

– Достаточно много, но нужно еще больше, потому что у меня и минусов хватает.

– Тогда до встречи. Я обязательно стану одним из твоих плюсиков, обещаю.

– До встречи. – Я отключил телефон и улыбнулся: в ней было что-то наивное, детское, которое манило, было приятно для души и созвучно с моими мыслями. Я еще не знал, но надеялся, что возможно у меня с ней возникнет роман, в результате которого, я смогу передать ей свои знания, опыт, и из нее выйдет лидер, личность, которая в дальнейшем продолжит начатое, но не завершенное мной. Это мечта каждого педагога, оставить после себя учеников, которые обязательно продолжат дело учителя, поднимут его на более высокий уровень совершенства, и тем самым продлят его духовную жизнь.

6

Самое сложное было выбрать время для встречи с Олей. Все вечера мы проводили вдвоем с Сережей, и нарушать сложившиеся традиции у меня не было желания, а днем я был занят, готовился к защите докторской диссертации по философии. Поэтому встречу с Олей пришлось несколько раз откладывать. К тому же, главное, я не был уверен в целесообразности этой встречи. Зачем она мне? Возможно, это пустая трата времени? Я боялся разочарований, слишком много их было в последнее время. Умные девушки так открыто не навязываются, а с глупыми какой смысл общения?

К встрече стимулировало только одно желание: возможность половой близости. Семья была далеко, отношения с женой в последнее время стали очень сложными и проблематичными, а организм требовал женщину, причем, любую, даже Олю, меченную уродливой улыбкой. Обостренное желание половой близости заставило отложить науку и встретится с ней днем. Я знал, что если начнутся отговорки, возникнет необходимость «ухаживания», это будет окончательно последняя наша встреча. Ухаживания не для меня, оно требует времени и финансовых затрат. Первого у меня катастрофически не хватало, а деньги я принципиально на девушек не тратил, не так легко они мне давались: все что зарабатывал, тратил на детей, творчество или же на развитие бизнеса.

Проблем с Олей не возникло, она оказалась современной девушкой, и после традиционного кофе осталась у меня ночевать.

У каждого мужчины свое мировосприятие. Одни добиваются женщин долго, целеустремленно, переживая, с оттенком надрыва. Для них отношения с женщинами – смысл жизни. Когда я наблюдал за такими мужчинами, мне становилось их немного жаль, слишком много трагичности и надрыва было в их жизни. И в принципе из-за чего? Из-за того, чтобы однажды добиться близости в постели и, как правило, разочароваться? Ведь ничего необыкновенного они не встретят, все похожее, стандартное, уже ранее виденное и испытанное. Для меня гораздо ближе была другая категория мужчин, поведение которых строилось на игре. Это были романтики в современной обработке: они смотрели на женщин проще, как на игру и, соответственно, добивались их быстро, красиво, поэтично, наслаждаясь процессом. Женщины для них были воздухом: и они вдыхали его, хватали, одну за другой. Им не нужна была глубина, они не надоедали своими ухаживаниями – это были ловеласы, игроки, у которых жизнь соизмерялась количеством женщин прошедших через их постель. Юморные, прямолинейные, без комплексов, они не скрывали своих целей. И женщины отдавались им с легкостью, без сожаления, правда, с грустью расставаясь с ними.

Поведение Оли, возможно, другого мужчину и насторожило, но мне оно указывало на очевидное: девушка знала, на что идет, значит, она не глупа. Церемонии, игра с цветами и стихами – это для других, поэтов. Меня жизнь давно опустила на землю, и я стал прозаиком и реалистом. Именно поэтому, видя и в ней реалистку, мне захотелось помочь ей в элементарном, бытовом, несложном для меня. Как оказалось, у нее возникли проблемы с жильем, ей отказали в квартире, и она перебивалась, ночуя у знакомых. Даже понимание того, что, возможно, она позвонила мне, зная, что я живу один, и у нее есть шанс провести несколько ночей у меня – не остановило и не насторожило. Для меня ее поступок был естественен и нормален, я сам предложил ей временно пожить у меня, устроил ее вещи к своему аспиранту в квартиру, и приобрел в ее лице одновременно служанку и полового партнера. Удобно было ей и мне. Это жизнь: реальная, жесткая, но допускающая компромиссы и неожиданности.

На следующий день я был удовлетворен физически и моя квартира впервые за последний год «прочувствовала» женскую «руку». Был наведен идеальный порядок, и я за долгие месяцы впервые позавтракал и пообедал дома. Оля полностью организовала мой быт. Я занимался тем, чем и занимался раньше, только теперь меня начало тянуть домой, потому что там стало уютно и сытно. Взамен я часами раскрывал Оле особенности жизни и отношений между людьми, приводил ей примеры из своей жизни, рассказывал, что мне стоило, и как я достиг те материальные и социальные уровни, которые ей еще предстояло осилить. Ее интересовало все, даже мелочи, на которые я не обращал внимания. Я раскрывал ей сокровенное, признаваясь в ошибках, заблуждениях, показывая, как я после поражений поднимался и снова шел, чтобы побеждать, как нелегко чего-то достигнуть в жизни, скольким приходится перейти дорогу, тем самым, превратившись в их глазах в «плохого» человека. Но я констатировал, что если есть цель, желание чего-то достичь в жизни, то все эти препятствия преодолимы, все проблемы решаемы, нужно только терпение, вера, желание и понимание того, что это обязательно тебе нужно. «Век живи, век учись» – это не только народная мудрость, это сама жизнь. Кто не учится, тот и не живет по большому счету, потому что полноценная жизнь – это постоянный поиск ответов на вопросы, которые возникают не только с каждым днем, но и с каждой минутой.

7

Оля со своей некрасивой, но доброй, искренней улыбкой, когда была дома, всегда встречала меня у порога. На этот раз она тоже ждала меня:

– Как провел сегодняшний день?

– Как всегда, нормально.

– У меня тоже все хорошо. А где ты был?

– С Сережей в преферанс в «Кубертене» играли.

– Ставки делали?

– Да.

– Выиграл?

– Немного.

– А почему меня с собой не берешь, я не нравлюсь твоим друзьям?

– У нас мужская компания, ходить с девушками не принято.

– Я бы не мешала. Пиво с рыбой попила…

– Хватит, ты уже один раз заказала пиво, до сих пор, когда вспоминаем, смеемся.

– Но оно мне нравится. Мне с детства папа всегда наливал пиво на донышко, и я по глоточку пила, наслаждалась. Я привыкла пить пиво.

– Не принято в нашем кругу, чтобы барышни пили пиво. Мартини, спиртные коктейли, кальян, это другое дело, а пиво – это слишком провинциально и просто.

– Но я видела как Вова и Юра пили пиво, и вы нормально это воспринимали.

– Вова и Юра это другое, а девушка с пивом вызывает ассоциацию с колхозом, дискотеками в сельских клубах, провинциальными стереотипами, гривной в кармане. Это другой уровень. Ты видела, Сережа и Вова, это круг детей богатых родителей и, соответственно, они привыкли видеть вокруг себя девушек с другими интересами, манерами. А с пивом, ты нам первая попалась.

– Я тоже знаю детей из богатых семей …

– Оля, это не то. И давай оставим этот разговор, потому что я не привык говорить о людях, которых рядом нет. Это не красиво.

Я по глазам видел, что Оле очень хотелось продолжить разговор о Сереже и Вове, но, видя мое нежелание, она заставила себя перейти на другую тему.

– А тебе не надоедает постоянно находиться в этом однотипном, безликом мужском кругу? Ведь ты в «Кубертене» каждый вечер проводишь, а там одни и те же страсти, события, персонажи. Понятно, остальным делать нечего, но ведь ты сам говорил, что жизнь должна быть полноценной, а полноценность – это творчество.

– Каждому человеку присуще то, что мало понятно окружающим. Пусть многое мне не нравится в том окружении, которое проводит большую часть жизни в «Кубертене», но каждый из них, все равно, по-своему интересен, индивидуален. Это на первый взгляд они все однотипны, игроки, но если присмотреться, это целый рассадник индивидуальностей.

Судя по твоим рассказам у тебя тоже не малый круг подруг. Какую тебе пользу приносит общение с ними? Убить время? Все. А у нас в ходе общения возможны интересные обобщения, конструктивные предложения. Общение в «Кубертене» – это возможность заработать деньги, причем я говорю не о ставках. Люди, которые приходят туда занимаются различным бизнесом, общаясь с ними можно выстроить определенные схемы, которые дадут конечный результат.

У вас, женщин, все по-другому: вы можете часами проводить время вместе и даже не поинтересоваться где, кто работает, какие возможности есть для совместной деятельности. У вас разговоры ни о чем и без перспектив, а у нас иные интересы. Это, прежде всего перспектива бизнес контактов, возможность совместного заработка денег. Наше общение более конструктивно, поэтому я не считаю свое времяпровождение в «Кубертене» пустой тратой времени; это новые знакомства, типажи, новые возможности для развития бизнеса.

– Я бы тоже хотела участвовать в ваших разговорах, поучиться.

– Хорошо, я иногда буду тебя брать, хотя вообще не принято на такие встречи ездить с кем-то посторонним. Посторонний – это лишние уши, а на встречах многие вопросы решаются тет-а-тет, в ходе индивидуального общения. Третий человек может помешать, насторожить, а из-за этого не выйдет откровенный разговор. Ты должна понимать, что чем выше уровень общения, тем труднее на него попасть, а если и попадешь, то вероятность закрепиться, минимальна; слишком долго к тебе будут присматриваться, оценивать, проверять. Чем выше уровень, тем дороже и болезненней предательства, поэтому все осторожны, бдительны, предпочитают отделаться разовыми контактами или разговором о постороннем, малозначащем. Говорить о серьезном, денежном, с человеком малознакомым и непроверенным в этом кругу не принято.

– Но я хочу всего добиться и как можно быстрее! Я умна, женственна, привлекательна.

– Оля, у тебя несколько завышена самооценка.

– Разве я не красива? Ты с этим не согласен?

– Об этом лучше не спрашивай. Во всяком случае, ты привлекла мое внимание не своей красотой.

– А чем?

– Умом. Ум – это дефицит у современных девушек. Среди вашего пола слишком много глупых, ограниченных, зациклившихся на своем внешнем виде. Они не начитанны, жеманны, с завышенной самооценкой, одним словом, пустышки. Кроме секса с ними и говорить не о чем. А с тобой удобно, комфортно; ты не загружаешь, значит, умеешь просчитать, продумать, сравнить свое и мое поведение.

– Значит, ты признаешь, что я умна?

– Слишком мало времени мы знакомы. Для точной оценки нужно время, но первые признаки ума налицо: двадцать четыре года и ты не спешишь замуж, для меня это весомый аргумент.

– Это хорошо, но я хочу еще раз уточнить, ты считаешь, что я некрасива?

– Да, я думаю, здесь ты ошибаешься.

– Это из-за моей губы?

– Да, к тому же и грудь у тебя маловата.

– Но у меня шикарные волосы, налитые губы, выпуклая задница! Я никогда не считала себя красивой, но привлекательной – всегда. Замечу, ты первый кто говорит мне, что я некрасива.

– Оля, я не хочу говорить об этом. Я, как и многие другие могу петь тебе дифирамбы, лишь бы получить твое расположение или добиться секса. Но первого мне не надо, а второго я уже добился, поэтому я говорю тебе реальные вещи. Твое дело верить им или относить на какой-то другой счет.

– Но я же должна знать свои сильные и слабые стороны.

– Каждый умный человек должен знать свои плюсы и минусы. Твой ум – это твой плюс, а внешний вид – это минус. Хотя, признаться, твоя фигура, женственность, сексуальность, большей частью компенсируют отдельные физические дефекты. Ты правильно одеваешься, выставляешь то, что в твоем теле ценно, это привлекает внимание, возбуждает. От тебя пахнет сучкой, и особенно голодные кобели, на твой внешний вид, возможно, даже не посмотрят. Но насытившихся, заевшихся, безусловно, ты не заинтересуешь.

– А ты свои плюсы и минусы знаешь?

– В большей степени, да. Без этого нельзя, иначе планка самооценки окажется завышенной, а умные люди это сразу заметят. Поведение каждого человека строится на внутренней самооценке, и окружающие воспринимают человека ровно в той степени, в какой он себя преподносит, но при этом внимательно отслеживая объективность самооценки. Если ты себя переоцениваешь, значит, твое поведение воспринимается вызывающим, наглым, агрессивным, и ты в глазах окружающих выглядишь наглецом, подлецом и негодяем. Если ты себя недооцениваешь, значит, и твое поведение воспринимают как робкое, заискивающее, подобострастное, и ты в глазах окружающих предстаешь в облике беспомощного теленка, безвольного человека, за счет которого можно всегда решить свои проблемы. Поэтому ты обязательно должна знать себе цену, при этом реальную, не такую, какую многие барышни сами себе назначают. Они отталкиваются от внешнего вида, соответственно, уделяя этому вопросу большую часть времени и сил. Но внешний вид, тело, это эстетика, это временный критерий, который должен подкрепляться более важными показателями, содержательными, такими как ум, духовное богатство. Именно в этих показателях заключена важная составляющая самооценки. Внешний вид – критерий не постоянный. Любая красавица, без ума и духовных качеств, к тридцати годам превратится в заурядную женщину, а к сорока – в развалину, поэтому, большую часть времени нужно отдавать развитию интеллекта и духовных качеств, а не внешнему виду. Меня всегда поражала тупая трата времени на маникюры, коррекции, прически. Если посчитать, то лучшие годы женщина проводит в косметических салонах, но зачем и для кого? Для себя, для самоуважения и самоутверждения? Но это глупость. Потратить полдня на прическу, которая через два-три дня развалится, кому нужны такие жертвы: мужу, любовнику, окружающим?

– Тебе больше по душе жена лохушка?

– Это крайность, идиотский ответ большей части женщин. Во всем должна быть мера. Я знаю одно, умная женщина, не будет половину своей жизни проводить в салонах и думать о своем внешнем виде, но при этом будет выглядеть не хуже, а во многом даже лучше тех, кто только в этом и видит смысл своего существования.

– Я согласна с тобой. Ты видишь, я практически не крашусь, и уделяю внешнему виду от силы пять-десять минут в день.

– Вижу, поэтому и считаю, что твой не сильно презентабельный внешний вид, подкреплен более глубоким и интересным содержанием. А кто этого не видит, то это их проблемы.

– Ты имеешь в виду Сережу и твоих друзей?

– Я говорю о людях, которым ты не нравишься.

– Так я всем, кроме тебя нравлюсь.

– Значить тебя окружали обманщики и лицемеры. Как можно говорить, что ты красива, если на самом деле ты крокодильчик. Я тебя так и буду называть, крокодильчиком, не будешь обижаться?

– Называй меня, как хочешь, но пройдет время, и ты убедишься в своей ошибке. Когда мы будем идти рядом, знаешь, как мужчины будут завидовать тебе! Олег, а тебе нравится, когда мужчины засматриваются на твою женщину?

– Нравится.

– На меня всегда мужчины засматриваются. Как только ты в этом убедишься, то раскроешь глаза и обнаружишь, какая я шикарная женщина. После этого ты меня полюбишь, и будешь ценить и оберегать.

– Фантазерка – рассмеялся я, поражаясь ее самоуверенности. Но в принципе, мне всегда нравились люди, знающие себе цену, а своей твердостью, уверенностью в своих силах, она все больше заставляла меня обращать на себя внимание.

8

Я мало интересовался прошлым своей квартирантки, особенностями ее настоящего существования, но то, что меня раздражало и отвлекало, я выносил на обсуждение со всей категоричностью, принципиальностью, и старался максимально быстро и полно исправить в ее поведении. Я не спрашивал ее мнения, не церемонился, это была моя жизнь и если она хотела войти в нее, то должна была принять мои правила.

Мне изначально не понравился широкий круг общения Оли, и в основном, это были мужчины. Я как-то не вытерпел и спросил у нее:

– Ты со всеми с ними спала?

– С кем?

– С теми, кто звонит тебе: Пети, Васи, Коли?

– Олег, ты говоришь глупости, это мои друзья.

– Сережа и Вова у многих девушек тоже ходили в друзьях, правда они их всех переимели. Ты объясни мне, как можно дружить с противоположным полом без секса?

Оля недоверчиво посмотрела на меня.

– Я заметила, что у вас с Сережей много такого, чего нет в обычной жизни. Сережа, балованный сын богатых родителей, ты – небедный интеллектуал, со всеми вытекающими последствиями, поэтому вас и окружают одни странности. А у нас, в обычной жизни, общение с мужчинами, не подразумевает половой близости. Я проработала в УВД Харьковской области два года, со всеми здороваюсь, практически всех знаю в лицо, по-твоему, я с ними со всеми переспала?

– Нет.

– Так с чего ты взял, что все кто мне звонят это мои любовники?

Меня трудно было сбить с мысли.

– Оля, у нас разница в возрасте четырнадцать лет – начал я – В своей жизни я прошел этапы тесного общения в кругу военных, профессиональных преступников, высокопоставленных чиновников силовых ведомств, долларовых украинских миллионеров и политиков. В каждом из этих социальных кругов я видел очень похожую картину: доступность женщин, их меркантильность и желание променять свое тело на разовые материальные вознаграждения или же за возможность попасть на новый социальный или материальный уровень. Для меня довольно привычная картина: обнаженные женщины в кругу полупьяных мужчин, по телефону рассказывающие своим мужьям или сожителям о срочной внеурочной работе или о неожиданно свалившейся командировке. Я видел, как старшеклассницы из приличных семей уходили в школу, а за углом их ждали джипы, в которые они с радостью садились; девочки ехали развлекаться с взрослыми мужчинами. При этом замечу, со школы они возвращались всегда вовремя и были в большинстве своем круглыми отличницами или примерными по поведению ученицами. Ты не обижайся, но твой образ жизни очень близок к тому поведению, которое я замечал у проституток: ты поздно возвращаешься домой, не можешь рано заснуть, тебе нужны ночные тусовки, и у тебя очень много знакомых мужчин, с которыми ты по часу можешь болтать по телефону. Поэтому, извини, но чтобы ты мне не говорила, я, почему-то уверен, что ты относишься к разряду легко доступных женщин. К тому же, как ты «сняла» меня в поезде, повелась на «хозяина ночного клуба», является еще одним доказательством моих наблюдений. Но это твоя жизнь, для меня главное, чтобы ты меня какой-то гадостью не заразила и постаралась, ради меня, перенести свое телефонное общение с мужским полом за стены моей квартиры. Честно, меня это раздражает. Никогда не понимал, как можно спать с одним, при этом сюсюкаться еще с десятком других мужчин…

Оля не обиделась.

– Олег, я не хочу ничего доказывать, но в поезде у меня было прекрасное настроение, а ты сидел такой угрюмый и загадочный, вот мне и захотелось с тобой познакомиться. Я всегда знакомлюсь с соседями по купе.

– И со всеми с ними спишь?

– Наша встреча с тобой случайна, я опоздала на свой поезд, и меня посадили в купе бригадира. Там сидел уже мужчина. Мы проехали с ним всего час, как подсел ты, без вещей, одетый как бомж, не бритый, молчаливый. Ты сразу внушил мне подозрения, я даже хотела поинтересоваться у бригадира поезда относительно твоей персоны. А когда ты утром проснулся я, наконец, решила удовлетворить свое любопытство.

– Если я был одет как бомж то, как выглядела ты?

– Я, наверное, грубо сказала, но твой джинсовый костюм, туфли, и самое главное полное отсутствие ручной клади, создавали такую видимость. Человек из ниоткуда…

– Я ехал из одного дома в другой. И в Киеве, и в Лозовой я живу рядом с вокзалом, поэтому, зачем мне носиться с вещами? А одежду подбирал такую, чтобы не переодеваться в купе.

– Это сейчас все понятно, а тогда это было странно, во всяком случае, для меня. Я последний год часто ездила в поезде и человека без вещей в купе, да еще в купе бригадира поезда, в которое не так легко попасть, я видела впервые.

– Тебя поразил мой внешний вид, а меня до сих пор удивляет другое: ты возвращалась от любовника, у которого провела целую неделю, и тут же в поезде, перезнакомилась со всеми мужчинами, причем мне на следующий день назначила свидание, это нормальное поведение?

– У нас с ним не было серьезных отношений.

– У нас с тобой тоже все несерьезно, так может, по утрам вместо академии ты к кому-то другому в постель мчишься?

– Ты говоришь глупости.

– Я делаю заключения из твоих рассуждений и поведения.

– Что касается моего поведения, может ты и прав, я в Киеве второй год. Первый год мне реально нечем было заняться, в академии нужно появляться только два раза в неделю, а все остальное время днем я спала, а вечером с подругами тусила.

– Что значить тусила?

– Знакомились с мужчинами, сводили их с ума. Но это не значит, что мы с ними занималась сексом, ты наверняка об это подумал. Секс не входил в наши планы, мы просто весело проводили время на дискотеках в ночных клубах, друг у друга в гостях, при этом мужчины были фоном, дополнением и не более.

– А как вы отрабатывали деньги, за которые вас кормили и поили?

– В большинстве случаев, мы отдыхали за свои деньги. Нам хватало бокала пива, а остальное время мы танцевали. Я люблю танцевать. Глупо считать, что девушка идет на дискотеку, чтобы ее покормили и напоили. Мы ходили на дискотеку чтобы потанцевать, показать себя, в танце прочувствовать свое тело, в движениях до изнеможения снять накопившиеся за день проблемы, наконец, чтобы возбудить мужчин, довести их до крайней точки кипения, а потом развернуться и поехать домой спать: уставшими, изможденными, прочувствовавшими силу своих женских чар. При этом повторяю, мужчины ехали к себе, а мы к себе домой. О мужчинах на дискотеках практически не думаешь, только о том, как произвести на них впечатление, задеть, поиграть и все, точка. Дальше одиночество, ванная и сон.

– Не верю я тебе, потому что знаю другое: мужчины редко выходят из дискотек без женщин, причем я веду речь о мужчинах всех поколений. Для нас дискотеки – это сборище телок, из которых выбираешь очередную для ночного времяпровождения. Мужчины моего поколения мало танцуют. У нас есть деньги, власть, мы уже практически реализовали себя в жизни, добились определенных социальных и материальных высот, поэтому дискотека для нас это в своем роде охота, на которой выбираешь жертву и правдами или неправдами заманиваешь ее в постель. Замечу, промахов не бывает, поэтому дискотека и притягивает к себе как одиноких девушек и женщин, так и жаждущих развлечения мужчин.

– Возможно, ты говоришь о тех девушках, которые поглупее, но я с такими не общаюсь. У меня всегда были подруги старше меня, опытнее, мне с ними интересней. Моих девчонок на деньги, на одну ночь секса не возьмешь. Чувства, продолжительные отношения, перспективы – это возможно. В этом случае постель и половая близость допустимы, но чтобы сразу, в первую ночь, с первым попавшимся, такого не бывает.

– Но мне ты отдалась сразу!

– Я тебя немного уже знала и не хотела потерять, потому что была уверена, что возьму у тебя то, чего до сих пор не брала у мужчин: жизненный опыт. Я не могу сказать, что ты необыкновенный, но в тебе было что-то настоящее, мужское. Я знала, что если не отдамся тебе сразу, то второго шанса у меня не будет, ведь я права?

– Да, второго свидания у нас бы точно не состоялось – признался я.

– Я это прочувствовала еще в первый наш вечер в «Кубертене». Я не понравилась твоим друзьям и они, не церемонясь, пересели за соседний столик. Честно, я ждала, что следующим шагом, будет мой отъезд под самым примитивным предлогом, поэтому я благодарна тебе за то, что ты соблюл все рамки приличия, и не поступил так, как твои друзья. Вы богаты, привыкли к полному повиновению подавленных вашими деньгами и вашей независимой манерой поведения, девушек. Я каждую секунду ожидала на себе этот прессинг и сознательно на это пошла, потому что мне было интересно. Но ты оградил меня от унижений, морального давления со стороны «золотой молодежи», и это тебя как-то выделило; ты сам по себе, не играешь по общим примитивным правилам.

– Я же тебе обещал, что все будет нормально.

– Я поняла, что ты держишь свое слово, и что на тебя можно положиться. Ты первый из моих знакомых кто не вкладывался в прописной и заезженный образ «современного мужчинки», поэтому ты сразу пробудил во мне интерес к себе. Вокруг тебя все новое, необычное, странное, но увлекательное, интригующее новизной, поэтому то я сразу и отдалась тебе. Я поняла, что ты категоричный и принципиальный, живешь в своем мире и по своим правилам, поэтому не хотела упустить своего шанса.

– Не жалеешь о содеянном?

– Нет. Я знаю, что у нас с тобой светлое будущее, ты однозначно полюбишь меня.

Я рассмеялся.

– Мне льстит твоя самоуверенность, но я сомневаюсь, что это когда-то произойдет, особенно с тобой.

– А я не сомневаюсь. Я учусь у тебя, исправляюсь, и знаю, что не пройдет и полгода, как ты не сможешь обходиться без меня. Олег, никуда ты от меня не денешься.

Разговор, который, как я предполагал, должен был закончиться скандалом, возмущениями, приобретал совершенно новые очертания. Мне стало весело и легко.

– Ты сначала разберись со своими мужчинами, исправь распорядок дня, а потом будем говорить о будущем.

– У меня нет мужчин кроме тебя.

– Так значит приучи всех, кто был до меня, чтобы после девяти вечера тебя не беспокоили. Я не привык делиться своей женщиной. Хочешь жить со мной, приучайся к одиночеству. Большое количество знакомых – это суета, поверхностные отношения, а я привык к глубине и содержательности, все остальное, в любой момент может разорвать наши с тобой отношения.

– Я все сделаю, милый, увидишь.

9

На следующий день Сережа заехал ко мне около полудня. Оли не было, уехала в академию на занятия.

– Как твоя вторая жена? Вижу, хозяйничает в полную силу – осматривая доведенную до блеска мою холостяцкую квартиру, заметил он.

– Прижилась, пустил на три дня, а живет уже вторую неделю.

– Но вижу, ты не сильно расстраиваешься: накормлен, удовлетворен, ухожен, квартира сияет чистотой и порядком, что тебе еще под старость нужно?

– Ты прав, надо отдать ей должное: комфорт создавать умеет. Ты вспомни, сколько у нас было знакомых, но никто не приживался: день-два, и они начинали напрягать, то одно не делают, то другое не по их понятиям. А эта живет вторую неделю и, молодец, любая моя прихоть исполняется мгновенно. Не обсуждает, не капризничает, только о чем-то подумаю, как оно уже воплощено в жизни. Девушка дружит с головой.

– А ты не задумывался, что у нее просто нет выбора: нищая, жить негде, а тут ты, не сильно старый, обеспеченный, с умеренными требованиями. Я уверен, что у нее с ее физиономией, такого шанса в жизни еще не было, поэтому и прилагает все силы, чтобы его не упустить.

– С внешними данными у нее действительно проблема. Вспомни, сколько у нас было девушек, но чтобы такая страшная, впервые. А знаешь, она себя звездой считает, планка самооценки зашкаливает конкретно.

– Она звезда, ты околозвездный, вот и составите звездную пару.

– Глупость, ты же знаешь, как я отношусь к подобным связям. Есть семья, дети, это основное, а Оля, так, гуманитарная помощь. Девушке надо где-то перебиться, поэтому пусть поживет, мне не в тягость, скорее даже интересно. В одной квартире с чужим человеком я не жил с момента первых своих офицерских будней, а это, слава богу, почти пятнадцать лет назад было.

– Увлечет она тебя, Олег, погубит. Учитывая, что у тебя в отношениях с женой проблемы, такой комфорт, плюс молодое тело, ты скоро сдашься, старичок, поплывешь!

– Глупости.

– Поплывешь, поплывешь, вспомнишь мое предостережение!

– Сережа, если честно, то с Олей я действительно отдыхаю, мне нравится: нет того напряга, который в последнее время постоянно испытываю в семье, нет крика, эмоций, подтекста. Все спокойно, монотонно, убаюкивающее. Любая проблема, конфликт, решается не на эмоциональном уровне, а обсуждается, со всех сторон рассматривается, находятся компромиссы. Я думал, что подобные отношения возможны только в сказках, но здесь реальная жизнь. Разные люди, разные взгляды, но все без недоразумений, интриг, повышенных тонов, обид, выяснений отношений. Спорные моменты анализируются, обсуждаются, и что удивительно, находится решение, устраивающее обе стороны. Сколько я пытался наладить подобные отношения с женой, не получалось. Наташа эмоциональна, неуравновешенна, непоследовательна. А когда уверен в своей правоте, и вместо понимания, или хотя бы попытки понимания встречаешь негативный эмоциональный отпор, то возникает только одно желание – ответить тем же. В последнее время мы с ней так и живем, она мне кричит, а я ей криком отвечаю; разговоры только на повышенных тонах, и игра: кто кому больнее сделает. Откуда взяться тяги к совместной жизни?

– Но ты сам ее до этого довел: сорвал нервную систему и ждешь спокойной реакции на свое поведение?

– Согласен, сам это понимаю. Возможно, понимание этого факта и удерживает от принятия радикальных решений. Хотя, если честно, надоело без семьи, в постоянной неопределенности жить. В последнее десятилетие меня одни холостяки окружают: Влад, Юра Земецкий, теперь ты. Смотришь на вас: женским вниманием не обделены, кушать есть что, жить можно. Пробую за вами повторять, по началу вроде не плохо живется, но потом такая тоска пробуждается, хочется постоянства, семьи, устоявшихся отношений, что понимаю, не мое это все: суета, чередующиеся партнерши, ночные тусовки, недосыпания. Это каждый раз нужно привыкать, подстраиваться, что-то придумывать, играть. Надоело.

– Тебе то чего жаловаться: нагулялся, иди к семье, тебя там ждут, любят. Надоело в семье, возвращайся на вольные хлеба, мы тебя всегда примем. Это мы тебе все завидуем, семейный, а живешь как холостяк, в свое удовольствие.

– Поверь, это не от хорошей жизни. Когда в семье все благополучно, то на вольные хлеба не тянет. Загулы – это от безысходности: или однообразие заедает, или непонимание, или желание убежать от конфликтов.

– Глупости это все, старомодно. Лично я не понимаю слово «верность», мне кажется, я с ума сойду, если буду постоянно с одной женщиной. Это все равно, что заживо себя похоронить.

– Раньше это слово воспевали.

– Убогость. Раньше и радостей секса не знали, а сейчас как без этого? Чем заниматься: наркотиками, пьянством? По мне, так секс лучше и полезней для здоровья. Хотя развод, действительно, это не правильно, потому что дети остаются без отца. Но вот загулять на стороне, ради разнообразия и интрижки, это вполне естественно и допустимо. Развеяться на стороне, получить заряд положительных эмоций и в семью, к жене и детям – это современно и правильно.

– А если твоя жена точно так же будет рассуждать?

– Убью. У женщин в жизни другое предназначение: они на нас паразитируют, поэтому заповедь «не прелюбодействуй», это для них.

– Не знаю, что-то в последнее время, как подумаю о детях, о том, как на них отражаются наши скандалы с женой, так и задумываюсь о том, нужна ли им такая семья? Какая польза для них? Жить в среде эмоционального кипения, становиться такими же вспыльчивыми и нетерпимыми – это разве нормальное воспитание? Не лучше ли развестись и создать для них лучшие условия? При таких отношениях в семье и в Лозовую ехать не хочется, а что я им по телефону расскажу?

– Ты дурное в голову не бери, развод – это последнее дело, а жена, семья – это святое. Я твою Наташу не защищаю, но она тебе шестнадцать лет жизни отдала, а это что-то значит! А что Оля, или другая какая-то? Ты уверен, что завтра, когда у тебя начнутся проблемы со здоровьем, или финансовые затруднения кто-то из них останется рядом?

– Кому мы без денег нужны?

– Вот-вот, вспомни Вадика, пока давал Лене деньги, заботливей женщины на всем белом свете нельзя было найти; а в кого она превратилась, когда у него начались финансовые затруднения? Разве у нее аппетиты убавились? Вместо того чтобы покупать джинсы не за пятьсот долларов, а хотя бы за двести-триста, она переметнулась к Мише, и Вадик для нее оказался редкостной скотиной. Что она о нем говорить стала, сука! Все женщины корыстные и верить им нельзя.

– С Олей проще, пока не напрягает, пусть живет, как только начнет показывать свой характер, выгоню.

– Конечно, это твоя жизнь, твое решение, но я не приветствую его. Я вижу, ты начинаешь меняться, больше времени проводить с ней, чем в нашем кругу. Я понимаю тебе интересно, это для тебя новое, но как бы ты не ошибся в выборе. Твоя Оля никому не понравилась. Как разовое, временное, еще можно терпеть, но ты, я смотрю, запал на нее конкретно, а это глупо.

– Не говори глупостей. Оля слишком мало для меня значит, чтобы в сравнении с вами я уделял ей больше внимания. Просто сейчас я больше занят редактированием автореферата к докторской диссертации, подготовкой документов к защите, поэтому мы реже видимся. Поверь, с Олей я вижусь еще реже. Она заметила, что меня раздражает любое присутствие в квартире, когда я пишу, поэтому максимально долго задерживается в академии, или в библиотеке, приходит поздно, лишь бы не раздражать меня, не мешать работать.

– Олег, я рад, что тебе попалась такая понимающая женщина, но мое дело высказать свои наблюдения, а ты делай выводы.

– Хорошо Сережа, только зря ты волнуешься.

10

Мне всегда было сложно строить отношения с женщинами, и не потому, что я не уважаю их или боюсь. Когда вышла в свет моя первая художественная книга «Женские нравы», в одной из немногочисленных статей, поливающих меня грязью, было сказано, что я ненавижу женщин, что я ограничен вниманием с их стороны, и поэтому «свихнулся» на ненависти к ним.

Глупость. Наоборот, всю жизнь меня окружали женщины: сильные, волевые, слабые, эмоциональные, жесткие, уступчивые. Я учился у них. Женская психология, по моему убеждению, намного гибче мужской. Если жесткий, волевой, прямолинейный и бескомпромиссный мужской характер разбавить гибким, обволакивающим, на первый взгляд податливым, но на самом деле неуступчивым характером женщины, получится золотая середина. Вот к этой золотой середине я и стремился. Поэтому к женщинам я всегда относился уважительно и книгу написал не от ненависти, а от глубокого преклонения перед ними. Кто внимательно читал «Женские нравы», тот обратил внимание на тот факт, что в книге практически нет ни одной сцены насилия. Женщины сами выбирали свой путь в жизни, и именно этот выбор, разнообразие характеров, я и попытался осмыслить. «Женские нравы», с моей точки зрения, – это гимн женщине: разной, противоречивой, капризной, но незаменимой и необходимой в нашей мужской жизни.

Но, несмотря на глубокое уважение к женщине как матери, как ко второй и незаменимой половине человеческой сущности, я трудно сходился с ними. Прежде всего, не было времени: я много читал, писал, достигал поставленных перед собой целей. Этот путь забирал все время, все шестнадцать-семнадцать часов повседневного бодрствования. А женщины требуют на себя время, для них показательным является то, насколько много ты уделил им внимания, сколько часов провел рядом с ними. Для женщины – это критерий оценки твоего отношения к ней, поэтому я с глубоким уважением относился к женщинам, которые берегли мое время, не требуя к себе внимания и заботы.

На втором месте после творческой работы стояли дети и семья, поэтому любое знакомство с женщиной изначально вызывало во мне нежелание, внутреннее сопротивление. Я знал, что не смогу дать женщине того, чего она обязательно будет хотеть от меня. В моей жизни были расставлены приоритеты, и женщины только мешали и отвлекали от поставленных жизненных целей. Иногда даже раздражали. Поэтому, очень редкие знакомства приводили к продолжительному общению. Их можно было сосчитать на пальцах. И то они стали возможны по причине понимания женщинами моих жизненных правил. Ни одна из них мне не навязывалась, и мы встречались редко, но продолжительно.

Знакомство с Олей было словно запланировано свыше. В творчестве у меня был застой, работа над докторской диссертацией вымотала все мои силы. Я впервые писал то, чего не хотел писать, а что должен был, а в творчестве понятие «должен» было явно не для меня. Одновременно, проблемы в семье достигли своего апогея: в общей сложности, за год я проводил в Лозовой не больше двух месяцев, а остальное время безвыездно проживал в Киеве. Если, раньше скучая по детям, меня тянуло в Лозовую, то в последнее время даже радость от общения с детьми затмевалась постоянными скандалами с женой. Я не подавал на развод только из-за меньшей дочери, Насти. Старшая, Эля, была взрослая, оканчивала школу, и я был уверен, что она поймет мой шаг; но Настя в свои неполные двенадцать лет не могла понять глубины кризиса, который с каждым месяцем созревал в наших отношениях с Наташей. В последнее время понимая, что неприкрытая неприязнь между мной и женой, возможно, еще хуже сказывается на развитии ее психики, я стал склоняться к мыслям о разводе. В нашем роду не было не одного случая развода, к тому же я был уверен, что никто из близких меня не поддержит, поэтому тянул время, надеясь, что все образумится, станет на свои места самостоятельно, без моего участия.

Как раз в этот момент, когда два моих основных приоритета в жизни находились в глубоком кризисе, произошло наше знакомство с Олей. В любое другое время, шансы на развитие отношений между нами равнялись бы нулю.

Жизнь – это сравнения. Мы сравниваем одну женщину с другой и идем к лучшей; мы сравниваем коллективы, и выбираем приемлемей для нас; мы сравниваем ситуации и делаем выводы. Первые недели я не воспринимал Олю, и если честно, ее практически не замечал. Я хотел ей помочь, поэтому рассчитывал, что пожив у меня неделю другую, мы расстанемся с ней как в море корабли, но она, надо отдать ей должное, и не навязывала себя для общения. В моей однокомнатной киевской квартире появился посторонний человек, но я, всегда негативно воспринимавший чужих людей в своей личной жизни, его присутствия практически не заметил. Он был, но он нес только положительную энергию. Моя квартира теперь была постоянно убрана, холодильник забит различными вкусняшками, вещи постираны, поглажены и, главное, положены на свои, привычные для меня места, и к тому же, я больше не думал о сексе. Все мои немногочисленные потребности и требования к быту были удовлетворены с лихвой, и при этом от меня ничего не требовали. Я ни на йоту не отклонился от своих привычек и годами установившегося распорядка дня. Все как бы шло авансом, а оставаться должным я не любил.

Я все чаще стал ловить себя на мысли, что мне хочется, чем-то отблагодарить Олю. Мне было неловко перед ней, потому что не мог с безразличием принимать жертвы с ее стороны. Ее услужливость и тот уют, который она вокруг меня создала, мне начал нравится, но со своей стороны хотелось ответить чем-то достойным. Невольно я все чаще начал сравнивать Олю с Наташей, и сравнения на тот момент выходили явно не в пользу последней. С Наташей было прошлое: иногда хорошее, радостное, но в большинстве, что оставалось свежо в памяти: скандальное, нервное, эмоциональное. Я на профессиональном уровне занимался психологией и знал, что эмоции – это работа подсознания. Человек эмоциональный – это человек, в психике которого доля сознательной деятельности минимальна. С эмоциональным человеком нельзя построить гармоничных отношений основанных на понимании, рассуждениях, договоренностях. Любой сильный раздражитель для психики человека эмоционального является катастрофой: он теряет над собой контроль и делает то, о чем в последствии, успокоившись, обязательно будет жалеть. Его поведение теряет последовательность и преемственность, слова расходятся с делом, планы нарушаются, а порой радикально изменяются, но что самое страшное, человек эмоциональный в своих порывах становится неконтролируемым. К нему не достучишься, не дозовешься до голоса разума. Когда в психике человека эмоционального бушуют эмоции, то его разум бессилен что-либо сделать и исправить. Словно щепка в океане человек подвластен стихии эмоций.

Моя жена являлась ярким представителем человека эмоционального. Красивая, женственная, эротичная, добрая и во всем меня устраивающая, она превращалась в демона, когда раздражитель в моем лице делал что-либо для нее вызывающее. Ревность и отсутствие внимания с моей стороны действовали на ее психику таким образом, что о каждом моем появлении в Лозовой знала вся улица. Было море крика и слез. Истерика достигала апогея за считанные минуты. В скандал вовлекался не только я, но и дети. Это был кошмар, который в последнее время мне начал даже снится.

Первое время, в этих семейных разборках я научился управлять собой и Наташей. Чем больше ее истерика набирала оборотов, тем спокойнее мне становилось в душе. Я смеялся, играл, развлекался, а жена еще больше сходила с ума. Я знал практически любой исход нашего разговора. Если мы садились обсуждать какую-либо проблему, я заранее на листочке писал последовательность развития разговора: обсуждение, повышение тона, глаза наливающиеся кровью, взрыв эмоций, слезы, хлопанье дверью, и эта последовательность практически никогда не нарушалась. Были дополнения, вводные, например, после хлопанья дверью, иногда она снова возвращалась и последние три этапа зацикливались: эмоции, слезы, хлопанье дверью. Пять минут передышки, очередное появление и новый повтор: эмоции, слезы, третий раз хлопанье дверью. Заранее предчувствуя очередное ее появление, я встречал ее стоя, аплодируя, иногда, вызывая на «бис». Наташу, естественное, это еще больше заводило: эмоции переходили в неуправляемую истерику, после которой она закрывалась в спальню и быстро засыпала. Чем быстрее я доводил ее до состояния истерики, тем быстрее в доме утихали страсти. Все другие варианты развития скандалов были невозможны, Наташа практически никогда сама не могла успокоиться и остановиться.

Но в последнее время, я заметил, что семейные скандалы начали задевать и мою нервную систему. Я начал нервничать, болезненно воспринимать ее эмоции, чего со мной ранее никогда не случалось. Мои эмоции, мой демон, начал выходить из-под контроля и становился таким же неуправляемым, как и у жены. И чем разительней были контрасты между спокойной и прогнозируемой жизнью в Киеве, в кругу Сережи и товарищей, с одной стороны, и предельно эмоциональными отношениями в Лозовой, тем болезненней я переносил напряженность в семейных отношениях. Уже даже близость к детям не успокаивала, даже творчество и бизнес не отвлекали. Приехав в Лозовую, я ловил себя на мысли, что это уже не мой дом, что здесь все чужое, эмоциональное, деструктивное и враждебное мне. Крики, обзывания, выяснения отношений, непонимание – это все создавало такой внешний и внутренний дискомфорт, что я искал малейший повод лишь бы скорее вернуться в Киев. Я становился для всех чужим, и семья для меня становилась чужой. Дом, о котором я мечтал столько лет, который стоил мне минимум трех лет активного труда, моя мечта детства, стал чуждым, неуютным, вызывающим боязнь и неприязнь. Как он создавался на моих глазах, так и разрушался, медленно, невосстановимо. И у меня не было желания поддержать разрушающееся, приложить силы для восстановления распадающегося, отходящего в небытие.

Я чувствовал, что внутренне созрел для формирования новых отношений, с кем-то другим, пока не знакомым мне. Я часто вспоминал слова одного из первых своих учителей в самостоятельной жизни, которые он произнес еще в первый год моей семейной жизни: «Разница в женщинах просматривается только до порога Загса. Переступив этот порог в обратном направлении, став женой, они становятся типичными, похожими друг на друга: скандальными, требовательными, капризными. Поэтому взял одну, с другими лучше не пробовать». Я помнил эти слова все шестнадцать лет нашей семейной жизни с Наташей, но уже на пороге сорокалетия, когда чаша терпения стала переливаться через край, захотелось испытать чего-то нового, комфортного, приятного для души. Ведь и жизни то осталось немного.… Но не было случая, не было достойных претендентов, которые бы смогли заменить жену в постели, быте, организации свободного времени. Но внутренне я был открыт для встречи, не гласно, прикрываясь различными поводами, но я искал замену, или хотя бы островка, на котором я мог восстанавливать свои силы и нервную систему. Киевская квартира для этого не подходила, потому что здесь я привык жить один, и это была скорее моя лаборатория, в которой я постоянно работал над своими новыми книгами. Хотелось чего-то нового, яркого, незабываемого, чтобы развеять образовавшуюся пустоту в душе, разогнать застой в творчестве, поэтому я невольно присматривался к Оле.

11

Я обратил внимание, что с Олей я впервые научился радоваться мелочам. Чтобы меньше стеснять меня первое время она часто уезжала к себе на родину в Донецк, и как-то перед отъездом спросила:

– Ты для меня столько хорошего делаешь, открываешь новые аспекты жизни, причем с такими подробностями и искренностью, что даже не верится, что в наше время это возможно. Чтобы ты хотел получить от меня взамен, как я могу отблагодарить тебя за твою открытость?

– Ты и так у меня как служанка и любовница.

– Это не то, так любая женщина сможет. Я хочу сделать для тебя что-нибудь важное, примечательное.

Я улыбнулся и пошутил:

– Когда заработаешь свой первый миллион, купишь мне новый «Мерседес».

– Обязательно – серьезно ответила она.

Вечером она уехала в Донецк, и больше недели я не видел ее. Сказать, что я скучал за ней, было бы неправдой. Всю неделю мы с Сережей весело проводили время, и я вспоминал о ней только по вечерам, когда возвращался в пустую квартиру, да и то не надолго. Уставший я быстро засыпал, а утро встречал за книгами и за зубрежкой современной западноевропейской философии. Но когда она вернулась и подарила мне новый игрушечный «Мерседес» я впервые испытал к ней такое чувство благодарности, что с трудом мог выразить его словами:

– Вы балуете меня Ольга Николаевна – полушутя обратился я к ней по имени отчеству – Сегодня игрушечный, завтра настоящий, такими темпами вы действительно сделаете меня своим поклонником.

Она обняла меня, прижалась к груди и тихо произнесла:

– Я об этом только мечтаю и не говорю вслух, но знаю, пройдет немного времени, и ты поймешь, что я твоя судьба.

– Вы слишком самоуверенны, или рассчитываете задобрить меня дорогими подарками?

– Увы, мой рыцарь – она умела быстро подстраиваться под мою игру и не фальшивила – Для этого я слишком бедна, но надеюсь, что с вашей помощью я добьюсь материальных высот, и вы ни в чем не будете нуждаться. Я стану вашей королевой и возьму на себя всю тяжесть материального обеспечения семьи.

– Но до недавнего времени вы придерживались иной точки зрения и утверждали, что не женское дело бороться за материальные высоты. Вы доказывали, что женщина – это королева, к ногам которой рыцари должны ежедневно приносить подношения.

Она не выдержала и рассмеялась.

– Пообщавшись с вами, уважаемый Олег Александрович, я вынуждена изменить свои взгляды, потому что в ином случае меня ждет участь моих предшественниц, а именно забвение. А я еще не всему научилась у вас. Я рассчитываю питаться от вас энергией еще долгие годы, поэтому готова пахать как папа Карло, лишь бы угождать вам!

– Так вы приспособленица, выходит вам и верить то нельзя?

– На какие только жертвы ради любимого не пойдешь!

Наши отношения с Олей были легки и непринужденны. Я не чувствовал себя чем-то скованным, обязанным. Я ни на йоту не изменил свой образ жизни, но при этом в мое киевское холостяцкое однообразие добавилось немного легкости, юмора, флирта, уюта и самое главное, разнообразия. Моя устоявшаяся за тридцать восемь лет и до боли приевшаяся схема жизни: творчество, Сережа, дети, жена с переменчивым настроением, разнообразилась новым аспектом, Олей, присутствие которой не только добавило в мою жизнь колорита, но и сделало ее более осмысленной, приятной именно в житейском, бытовом плане, который я раньше категорично отвергал. Оля постоянно придумывала всякие новшества, которые открывали для меня мир бытовых мелочей, при этом была настолько осторожна и тактична, что как только видела, что меня это начинало раздражать или напрягать, сразу отступала, исчезала из дому и, успокоившись, я начинал чувствовать себя немного виноватым. Своими мелкими придумками она так растормошила мою однообразную схему жизни, что с каждым днем мне все труднее становилась усаживать себя за учебники и заставлять зубрить не сильно интересную для меня тему докторской диссертации. С каждым днем я ловил себя на мысли, что же нового ожидает меня в отношениях с Олей сегодня?

Оля заставила меня изменить мой гардероб. Однажды, скептически наблюдая за тем, как я одеваюсь в университет на лекции, она заметила:

– Если бы я не знала, что с деньгами у тебя все в порядке, я бы подумала, что ты преуспевающий сантехник.

– А чем тебе мой наряд не нравится? – моему удивлению не было предела – Один только галстук стоит дороже, чем все твои вещи вместе взятые.

– Я в этом не сомневаюсь, но ты посмотри на свою майку, такое ощущение, что она тебе досталась по завещанию от прадедушки, а когда я смотрю на твои трусы, то вспоминаю фильмы из истории Англии. Если я не ошибаюсь, одно время в Англии были в моде длинные панталоны, у тебя случайно не раритетная вещь?

– А кто их видит, я же перед студентами брюки не снимаю?

– Их вижу я.

– Хорошо, при тебе я вообще буду голым ходить.

– Хороший ответ для будущего доктора наук.

– Что же тебе еще не нравится, придирчивая ты моя?

– Еще бы я заменила барсетку, вижу, что она дорогая, фирменная, но уже затертая, купила бы несколько более модных свитеров и в принципе все.

Я не стал больше возражать, отметив объективность ее замечаний. Через неделю я поменял свой гардероб, впервые обратив внимание на веяния современной моды. До этого времени отслеживание моды не входило в поле моих интересов. Мои новые прикиды отметили все, начиная от жены и заканчивая Сережей. Всем очень понравилось, и про себя я отметил дельность ее советов.

Оля первая женщина с кем мне понравилось ходить по магазинам. До встречи с ней я не представлял себя тупо транжирящим свое драгоценное время по бутикам в поисках какой-то тряпки. Для меня поход в магазин с женой приравнивался к пытке, так как из своего семейного опыта я знал, что первую половину дня я протаскаюсь за Наташей отупевший и одуревший от непонятных мне мелочей, пустой болтовни, глупых вопросов и обиды на меня за мое непонимание и спешку, а вторую половину дня пролежу с головной болью, каждой клеткой ощущая недовольство жены моим поведением на рынке. Как правило, все наши совместные походы с женой по магазинам заканчивались обидами, обвинениями в мой адрес и моим решением не связывать себя такой нудной, томительной и неблагодарной работой.

Оля меня долго пыталась затянуть с собой в магазин, но под различными предлогами я отказывался от предстоящей пытки. Я был уже научен своей семейной жизнью и не хотел повторять ошибок. Но однажды случайно мы зашли в бутик нижнего белья, который попался нам по дороге, и скажу одно, в течение двух часов я вместе с продавщицами хохотал до слез. Чего мы там только не фантазировали! Когда я узнал, что женщины с первым размером груди, как правило, покупают бюстгальтер третьего размера, чтобы компенсировать природный недостаток, и когда я увидел бюстгальтеры на два размера больше на маленькой груди Оли, я понял, что не стоит тратить большие деньги на концерты современных юмористов, достаточно вникнуть в некоторые женские мелочи. Грудь у Оли с трудом дотягивала до первого размера, но я заставил ее примерять бюстгальтеры, начиная с четвертого размера. Что самое интересное, в этот процесс подключились и продавщицы, с бюстом не меньше третьего размера. Они примеряли лифчик на себя, а потом на Олю, и вполне серьезно доказывали, что разницы практически нет никакой. Для меня это был новый мир, в котором я веселился и хохотал до болей в животе. Первый поход в магазин с Олей оставил в моей памяти неизгладимое впечатление. Я о нем еще долго вспоминал, рассказывая близким, как действительно тяжело быть женщиной.

Оля первая из женщин отвоевала у меня право на общение в вечернее время. Она это сделала хитро, тактично, чисто по-женски. Ее первые попытки не увенчались успехом:

– Олег, ты каждый день проводишь то с книгами, то с Сережей, удели мне хотя бы два часа вечером.

– Оля, не лезь в мою жизнь. Я же не спрашиваю с кем и как, ты проводишь свое время, это твое право, твоя жизнь. Мое время – это моя жизнь.

Оля не устроила скандал, как это сделал бы моя жена, а выбрала другой путь. Я всегда поздно возвращался домой из «Кубертена», но когда бы не пришел, меня на кухне ждали вкусняшки и Оля с бутылкой пива. Я не мог отказаться от сладостей, садился, пил чай с печеньем, а в это время Оля непринужденно рассказывала мне всякие интересные мелочи из прожитого дня, или же из своей прошлой жизни. Со временем я так привык к этим вечерним посиделкам, что начал возвращаться пораньше, придумывая различные поводы лишь бы сократить игру в карты. Мне были интересны взгляды на жизнь Олиного поколения, их проблемы, пути решения насущных вопросов. Я узнавал для себя много нового из жизни молодежи, и это возводило между нашими поколениями мосты понимания, взаимоуважения. Я уже не только учил Олю жизни, но и сам учился смотреть на мир глазами ее поколения, пытался разобраться в содержании их отношений, интересов, целей и это настолько меня увлекло, заинтересовало, что незаметно для себя я отдал предпочтение общению с Олей, чем с Сережей. Я уже не только старался раньше вернуться домой, но и начал придумывать различные поводы лишь бы избежать уже надоевшего преферанса в «Кубертене». Мои бывшие интересы: карты, ставки, игровые автоматы, общение в «Кубертене» в сравнении с общением с Олей отошли на второй план. Теперь, они казались мне такими пустыми и неинтересными, что я с удивлением спрашивал себя, а почему раньше этого не видел? Со временем, почти все вечера я проводил с Олей.

12

Еще с детства я страдал сильными головными болями, которые обостряли все органы восприятия. Любой звук, запах, свет, словно взрывом на куски рвали мозг. Боль адская. Рвота, вялость, желание полной изоляции, могильной тишины – наступали минимум два–три раза в неделю. Сколько я себя помнил, головная боль преследовала меня. Это был мой рок, спутник по жизни. С возрастом головная боль стала чаще доставать меня. Если в двадцать лет голова болела, примерно раз в месяц, то к сорока годам я начал просыпаться с головной болью каждое утро. Мое пробуждение – это головная боль, прием таблетки, и жуткое вхождение в новый день.

К концу 2006 года головные боли достали меня окончательно. Я уже столько выпил «номигрена» и «солпадеина», что производители, возможно, окупили свое оборудование только на мне, как на потребителе. Я принимал таблетки иногда по два-три раза в день. Головная боль, заглушенная таблеткой номигрена, просыпалась в обед, а потом под вечер. В конце концов, даже номигрен перестал помогать. Организм привык к лекарствам, и я начал медленно сходить с ума от боли.

Головные боли, в последнее время возникающие неожиданно и в самый неудобный момент, создавали дополнительный дискомфорт в моем общении с людьми. Головная боль незаметна для глаза, и когда посторонний человек видит мое неадекватное поведение, слышит мою жалобу на головную боль, он не понимает, насколько эта боль существенна. Кто не испытывал головной боли, тому тяжело понять человека, страдающего ею. Не один раз я вынужден был покидать компании из-за сильной головной боли. Иногда было стыдно признаваться, а иногда объяснения не принимали, относили к нежеланию и высокомерию. В период острой головной боли раздражало все: участие, пренебрежение, любое внимание, разговоры, смех, даже молчание, поэтому я избегал далеких выездов, сторонился незнакомых компаний и общения с малознакомыми людьми. Я заранее прогнозировал их реакцию на мое поведение: чтобы они не сделали, как бы себя не повели их поведение однозначно вызовет во мне раздражение, которое практически невозможно будет сдержать. Оно проявит себя и будет неправильно воспринято.

К концу года я решил обратиться к врачам. Мне назначили капельницы, ряд препаратов в таблетках и витамины. Знакомство с Олей выпало как раз на период моего лечения. К моему удивлению она смогла построить свое поведение таким образом, что ее присутствие в период приступов головной боли меня не раздражало. Она научилась становиться незаметной, неслышимой. Она специально избавлялась от запахов, предварительно выпытав у меня все раздражающие факторы, которые сильно воздействовали на мою нервную систему во время головных болей. Она запомнила их сразу. Ее присутствие во время головной боли ни разу не вызвало во мне раздражения. Наоборот, я заметил, что в Киеве, после ее переезда ко мне, головные боли практически не достигали своего апогея. Они возникали, но после выпитого лекарства отступали. Я отделывался легким испугом, и жизнь продолжалась. Зато когда я приезжал в Лозовую, боль сваливала меня в постель дня на два-три. Я пил по четыре-пять таблеток, но не испытывал облегчения. Я закрывался в спальне и не мог встать с постели, чего раньше никогда не было. Обостренным от боли восприятием я чувствовал недоверие к моему поведению со стороны жены: она не верила в мою боль, принимала это за игру, нежелание общаться. И это недоверие до такой степени раздражало, что боль переходила на новые ступени, достигала новых пределов и я, кусая подушку, выл по-волчьи. Я задыхался от внутреннего напряжения, сходил с ума от того огня, который выжигал мой мозг, начиная с затылка. Мой мозг умирал от истощения и нежелания борьбы. Только сон спасал, отвлекал: час, два, три – и я просыпался от боли. Все повторялось. Я боролся, уставал и засыпал; боролся, уставал и засыпал.… И все это происходило в окружении недоброжелательности, натянутости, недоверия. Заранее предчувствуя и боль, и отношение жены к моей болезни, я стал бояться возвращений в Лозовую. Но ездить нужно было, в Лозовой росли дети, жила мама, и Лозовая давала средства к существованию: чем реже я ездил, тем меньше средств зарабатывал себе на жизнь. Любой бизнес требует контроля, но в такой обстановке, я предпочитал ослабить контроль, чем заставлять себя приезжать в Лозовую.

13

Оля, следуя моим наставлениям, любой момент, напрягающий наши отношения и тенью ложившийся на наше общение, сразу выносила на обсуждение. При этом она выбирала момент, когда я готов был выслушать ее, был спокоен и не раздражен какой-либо очередной вводной из нашего сложного повседневного существования.

– Олег, почему ты меня постоянно обижаешь? – неожиданно для меня, в один из вечеров спросила Оля.

– Я, тебя? – я был искренне удивлен. Как я мог обижать того, кого практически не замечаешь, и к кому относишься как к приятному, но временному атрибуту.

– Ты меня унижаешь при друзьях, издеваешься надо мной. Ведь ты не такой. Это внешнее, показательное…. Зачем ты играешь при друзьях, почему не остаешься таким, каким есть на самом деле?

Я растерялся.

– С чего ты взяла, что я играю?

– Это видно. Наедине со мной ты мягкий, доступный, учтивый, но когда рядом твои друзья ты преображаешься: показательная жесткость, равнодушие, пренебрежение к людям, высокомерие.

– Оля, не говори глупостей – мне было неприятно слушать, на мой взгляд, крайне необъективную оценку – Я всегда с уважением отношусь к окружающим, и от этого у меня постоянные проблемы в жизни. Я горжусь своими корнями, и именно тем, что вышел родом из народа и добился всего без помощи влиятельных родителей или близких родственников. Поверь, за свою жизнь я видел много людей, которые забывали о своих корнях, отрывались от земли в «звездном» полете, и поэтому плохо кончали. Их ошибок я не повторю, не так воспитан. Разве я проявил к тебе высокомерие, когда ты привязалась ко мне в поезде, или я грубил тебе при первом нашем знакомстве? Ты приведи мне хотя бы один пример когда я с пренебрежением относя к человеку, чего молчишь?

– Олег, не сердись, может, я выбрала не совсем удачное слово, но в тебе, когда ты с Сережей, просыпается что-то чужое, холодное, жестокое, нехарактерное для нормальных людей, поверь, я это чувствую, ощущаю на себе.

– Оля, это две разные вещи: высокомерие, пренебрежение к людям и отношение к тебе. С людьми проще: они рядом, вокруг, но их не обязательно пускать в свой внутренний мир, а с тобой все сложнее, я не могу определиться: кто ты для меня и что значишь в моей жизни.

– Ты разве еще не полюбил меня?

– Нет – я так и не смог понять: шутила она или нет – Для меня это более сложно и важно, чем, возможно, для тебя.

– Для меня это очень важно.

– Я до сих пор не могу забыть твой разговор в поезде с моим предшественником, слова, которые ты ему постоянно повторяла: «любимый», «любовь моя».

– Олег, я шутила! Это как прозвище, чтобы не называть человека по имени.

– А какое у меня прозвище?

– Ну что ты, у нас все серьезно. Ты для меня Олеженька, солнышко, ты у меня единственный и незаменимый.

– Вот это меня и настораживает: слишком быстро в тебе просыпаются и умирают чувства, и все это так показательно, публично, словно в театре для зрителей.

– Философ ты мой…

– Я знаю одно, то, что составляет нашу сущность, наше внутреннее «Я» – интимно и сокровенно. Его нельзя афишировать, выставлять на обозрение. Все что показательно – все временно. Показательность рассчитана на зрителя, на реакцию окружающих, то есть это уже сама по себе игра. А когда человек играет, возможно, первое время, искренно и с чувствами, это уже не естественно, и соответственно, временно. Когда-то он сам обнаружит свою игру и когда поймет, что его поведение ни более чем игра, он обязательно изменит ее правила, и знаешь почему?

– Почему?

– Потому что в нем проснется его сущность, внутреннее «я» с характерными для него проявлениями. Когда-то, но человеку обязательно захочется скинуть маску и стать самим собой! И вот когда он обретет себя, все прилипшее, наигранное отойдет в прошлое и человек предстанет в новом свете, в корне поменяв свое поведение.

– Это не обязательно!

– Оля, проживешь больше, сама убедишься в достоверности сказанного. Искренность, сама по себе, не показательна, она не рассчитана на зрителей и признание окружающими. Когда человек что-либо делает показательно и утверждает, что с его стороны это искренно, то это уже лукавство, потому что показательность и искренность несовместимы. Ты сама заметила, что я слишком доверяю людям, например, зная тебя всего два дня, оставил тебе ключи от квартиры и уехал в Лозовую. Кроме номера мобильного телефона и имени, я о тебе ничего не знал.

– Меня это сильно удивило, но одновременно и обязало. Такое доверие нужно оправдывать.

– Речь не об этом, тебе негде было спать, и я пошел на встречу, не задумываясь и не просчитывая последствия. Заметь, о своем, глупом с точки зрения окружающих поступке, я тебе ни разу не сказал и не напомнил, потому что был искренен, и ты не первая кому я таким образом помогаю. То есть с моей стороны это было не показательно, а характерно для меня, а вот что характерно для тебя, я до сих пор не могу понять. Ты обвиняешь меня в изменчивости поведения по отношению к тебе, но как я могу построить свое поведение, если в душе уверен, что ты не искренна со мной, что ты и сейчас продолжаешь играть со мной, как с моими предшественниками?

– И в чем проявляется моя игра?

– Хотя бы в той же показательности: месяц назад у тебя был «любимый», сейчас появился «единственный», такими темпами нельзя исключить, что завтра у тебя появится кто-то следующий, например, «самый единственный», или что-то подобное…

– Олег, ты ошибаешься.

– Оля, как я могу ошибаться, если несколько раз уже ловил тебя на обмане? Ты необязательна: не первый раз говоришь, что вернешься домой в три или четыре часа дня, а являешься под вечер. Это мелочи, но именно в мелочах проявляется человеческая натура. Необязательность равносильна неуважению к человеку, а неуважение вызывает ответную неприязнь или же пробуждает лицемерие. Ты, по сути, чужой для меня человек. Я могу иногда открыться перед тобой, но в глубине души понимаю, что этим шагом сам себе на ровном месте создаю проблемы: зачем давать кому-то оружие против себя самого? Лучше лицемерить, жить в игре, на поверхности, не опускаясь в глубину. В глубине место только для очень близких людей, проверенных и посвященных.

– Значит то, что я иногда вижу – это не твое желание открыться мне, а простая случайность, игра?

– Да, потому что у нас нет с тобой будущего. Оля, у меня жена, дети, и какими бы сложными у нас не были отношения с женой, дети – это святое. Последние годы я жил с женой ради детей и еще проживу. А с тобой хорошо, комфортно, но менять шестнадцать лет совместной жизни на комфорт, на неопределенность, на мой взгляд, глупо. Ты пришла на все готовое, и я не знаю, как ты поведешь себя, если у меня вдруг возникнут финансовые трудности, или же пошатнется здоровье. А с женой мы прошли все этапы взлетов и падений, Наташа знает, как нам тяжело давались деньги, и экономия стала для нее нормой поведения. Даже сейчас, несмотря на нашу относительную обеспеченность, прежде чем приобрести вещь она двадцать раз сравнит цены и задумается над необходимостью покупки. И это, я считаю, нормальное поведение: у нас непредсказуемое государство, поэтому приходится быть постоянно на чеку. Тебе это трудно понять, потому что ты не прошла общежитий и нищенских зарплат. Для тебя моя жизнь, это просто обеспеченное существование, которое, как ты думаешь, позволит тебе жить в свое удовольствие, наслаждаться жизнью, брать от нее все возможное.

– А ты разве не для этого живешь?

– Нет, с моей точки зрения такой образ жизни – это паразитизм. Я реализую себя в этой жизни, создаю фундамент для того, чтобы мои дети достигли большего, чем достиг я. Хорошее воспитание, это когда дети достигают в жизни больше, чем их родители, поэтому деньги для меня, еще и средство, с помощью которого я и мои дети должны получить все возможное для полноценного существования. Я видел, как мои родители отдавали нам с сестрой все самое лучшее, поэтому и сам, в свою очередь хочу облегчить уже своим детям путь в самостоятельную жизнь. Например, со старшей дочерью, мы договорились, что я оставляю ей миллион долларов, и она превращает его в миллиард, а с младшей сложнее, она сама пока не знает, чего хочет.

– И как далеко тебе до обещанного?

– Да я его уже достиг, это не так сложно, как ты думаешь.

– У тебя есть миллион долларов? – Оля с изумлением посмотрела на меня.

– Нет, конечно, какой дурак сейчас держит такие суммы в деньгах, но активов у меня уже на большую сумму.

– И ты так скромно живешь!

Я рассмеялся:

– Каждый сам выбирает свой образ жизни. Все чего я хотел достичь в материальном плане, уже достиг, а духовное развитие, творчество, не предусматривает апломба и «мажорного» поведения. В свое время у меня была самая дорогая машина в городе, самый дорогой дом, я вкусил все запретные плоды, которые можно было только купить за деньги. Но потом я понял, что выражать себя в материальном – это пустая трата времени, только время жизни зря растрачиваешь, поэтому и поменял жизненные ориентиры.

– А как жена на это смотрит, ей тоже надоело выражать себя в материальном?

– Не думаю, на мой взгляд, она далека от самореализации, даже в материальных ценностях.

– Но почему ты ей не поможешь?

– Я пытался много раз, но это зависит только от нее самой: если человек живет в пол силы, то чем ему помочь? Это его жизнь. Человека нельзя заставлять, ему можно только предлагать возможные варианты жизни. Именно в возможности выбора собственной судьбы заключена свобода существования человека и его будущее. А насилие, заставление, помощь извне – это неблагодарное дело. Заставлять себя человек должен только сам, но не окружающие. Это совершенно разные вещи. Заставление себя – это работа сознания, положительное действие, как для становления внутреннего мира человека, так и для его повседневного существования, а заставление извне, со стороны окружающих – это насилие, принуждение, и в большинстве своем действие отрицательное, разрушающее внутренний мир человека и, соответственно, негативно сказывающееся на результатах его повседневного существования. Естественно, это все относится к взрослым людям, с устоявшейся психикой. В отношении к детям, подросткам и даже юношам, поведение совершенно иное.

– Но Наташа может просто пользоваться твоими достижениями.

– Может, но в пределах разумного. Для нее самой важно найти себя в жизни, а не почивать на чужих лаврах.

– Но ведь она, пусть косвенно, но участвует в твоих победах, ведь она твоя жена!

– Но я тоже хочу поучаствовать в ее достижениях, я ее муж и у нас ведь семья, Оля, равноправие!

Оля с недоумением посмотрела на меня, а потом произнесла:

– Выходит, женщина должна тратить свою жизнь на детей, мужа, поддержание внешнего вида, на самореализацию, и кроме всего этого еще зарабатывать деньги, потому что те суммы, которые зарабатываешь ты, распределяются тобой и, как правило, ей не достаются, правильно я тебя поняла?

Я улыбнулся, потому что догадался, куда она клонит.

– Почти, правильно.

– Не хило вы мужчины устроились, замечу я тебе. Хорошо, что мужчин с такими как у тебя взглядами, не так много в жизни. Муж, дети, свои интересы, да еще на все это нужно заработать деньги!? Сказка, а не жизнь! Я тоже хочу быть мужчиной! – Оля с трудом сдерживала волнение. Спокойная, даже флегматичная, на этот раз, видно было, что ее задели за живое.

– А что ты возмущаешься, у нас, мужчин, тоже на плечах жена, дети, личные потребности, и главное, обеспечение будущего семьи. Я не говорю, чтобы жена кормила семью. Пусть ее потребности соответствуют ее зарплате, пусть она себя обеспечит, а семью обеспечим мы, мужчины. А так, у вас, у современных барышень, личные запросы в несколько раз превышают бюджет семьи. Вы тратите деньги без ума и цели, лишь бы потратить. А во всем должна быть мера: хочешь одеваться от «Валентино», так иди, зарабатывай на белье по сотни долларов. А почему я, мужчина, должен потакать, с моей точки зрения, этой глупой прихоти? Я лучше эти суммы, не малые, подчеркну, снова вложу в бизнес, и они сторицей вернутся в семью.

– Но тебе же приятно, когда с тобой рядом красивая, шикарно одетая жена, на которую все обращают внимание?

– Приятно, но еще приятней, когда я понимаю, что весь этот внешний лоск, постоянно меняющаяся и быстро обесценивающаяся атрибутика, не заставляет меня пахать день и ночь, а вкладывается в бюджет семьи.

– Так зарабатывай больше. Я считаю, что мужчина должен обеспечивать настоящее и будущее своей половины, ведь мы же отдаемся вам сполна, до капли. Мое мнение: насколько мужчина ценит свою половину, настолько он выглядит сам. Тратит он на свою половину копейки, значить и сам выглядит как дешевка, тратит миллионы – значить и сам «фантик». А делить деньги на свои и жены, это что-то дикое и пошлое.

– Оля, на западе не зря составляют брачные контракты. Там женщине даже на ум не придет паразитировать на муже. Вот это, на мой взгляд, и есть истинное равноправие!

– Олег, но на западе женщина и за мужем не ходит как за маленьким ребенком! Она свободна в своих действиях и не отдает себя в добровольное рабство. Она делает то, что ей хочется делать, не нравится что-то мужу – до свидания. А в наших семьях что творится, чтобы выпросить разрешение у «любимого» провести вечер с подружкой, мы вынуждены весь день предварительно прогибаться перед ним, чтобы задобрить, настроить на положительный ответ. И то, вероятность положительного решения очень мала. Но зато когда мужчине нужно куда-то пойти, то пожалуйста! Это ваша жизнь и не дай бог, запрети вам! Что ты! Это чуть ли не посягательство на внутренний мир, на гордое «Я»! Ты каждый вечер уходишь с Сережей и на мой нормальный вопрос «Когда вернешься?», смотришь на меня как на врага народа, потому что тебе кажется, что я лезу в твою личную жизнь. Но когда мне куда-то нужно пойти вечером, то я должна отчитаться перед тобой по полной программе: куда, с кем, почему, когда вернусь? Олег, ответь, где же справедливость?

– Рассчитывай на свои силы, зарабатывай хотя бы столько, чтобы обеспечивать свои личные потребности, и все будет хорошо. Не нужно будет попрошайничать у мужа по мелочам, зависеть от него и главное, будешь знать цену деньгам. Они не так легко достаются, чтобы тратить их без ума!

Мы еще долго спорили с Олей, но внутреннее несогласие между нами так и осталась. Ни я, ни Оля не акцентировали на этом внимание, не доводили спор до скандала. Как только чувствовали, что страсти готовы вырваться наружу, захлестнуть рассудок, каждый из нас спешил отойти на исходное, уступить друг другу. Но в этот вечер мы поняли одно: каждый из нас слишком по-разному смотрит на мир и на место в нем мужчины и женщины.

14

На следующий день за завтраком Оля заявила:

– А ты знаешь, я бы ни за какие деньги не захотела стать твоей женой.

Я рассмеялся:

– Разве во сне я сделал тебе предложение?

– Если бы и сделал, то я отказала. Я всю ночь думала над тем, что ты мне вчера говорил. Получается, что ты живешь своей жизнью, реализуешь себя, зарабатываешь деньги, а твоя жена в это время сидит с детьми, воспитывает их, полностью привязана к ним, и при всем при этом, она где-то на третьем плане. Деньги твои, дети твои, а жена сама по себе: вроде бы и с тобой, работает на тебя, но при этом заботиться о себе должна сама. Так сиди ты с детьми, а она будет реализовывать себя, зарабатывать деньги и наслаждаться жизнью.

– Оля, я не знаю, что ты себе надумала, но дело в том, что я никогда не связывал жену детьми. Умные женщины успевают и детей воспитывать и реализовать себя в жизни. Удел женщины – воспитывать детей и хранить семейный очаг, но это не значит зациклиться на чем-то одном, посвятить себя полностью детям или мужу и через пять-десять лет деградировать. О чем можно говорить с женщиной оторванной от жизни на пять или десять лет? Да и самим детям не интересно будет с такой мамой, так как психика мамы, вместо того, чтобы совершенствоваться, получать новую, качественную информацию, будет в чем-то повторять психику детей. А детям со временем нужно давать новую, масштабную информацию, а не опускаться до их уровня. Дети должны тянуться к родителям, к их уровню, к их достижениям, а если наоборот, то потеряем и маму, и детей.

– Так ты считаешь, что женщина одновременно должна воспитывать детей и зарабатывать деньги?

– Причем здесь деньги, я говорю о необходимости самореализации.

– А муж тогда зачем, ведь он должен ей помогать, облегчать жизнь?

– Муж – это направляющая сила в семье, на нем большая часть материального обеспечения семьи. Он начинает, осваивает, а женщина закрепляет начатое им. Но это не значит, что женщина должна отказываться от личной жизни. Нужно просто меньше спать и расслабляться. Ты за собой понаблюдай: спишь до обеда, пока расчухаешься, уже час-два дня. Сколько у тебя выходит времени бодрствования: тринадцать-четырнадцать часов в сутки? А насколько они полноценны? Что ты успеваешь сделать за день? А ведь человеку достаточно в сутки восемь часов сна. То есть время бодрствования у нормальных людей – это шестнадцать полноценных часов, за которые, если правильно их распределить и сориентировать, можно горы свернуть!

А из тебя изначально получится не сильно нормальная мама. С твоим распорядком дня у тебя даже на ребенка времени не хватит, не говоря уже о внешнем виде и бизнесе. Вот и получается, что причина всех недоразумений в семье заключается не в мужчинах, не в том, что они притесняют своих жен, а причина в том, что жены слишком узко и примитивно видят свои обязанности, свое место в семье, и самое главное, не умеют правильно распределить свое время. Я готов поменяться с любой женщиной местами, потому что мне тоже хочется поспать подольше, посмотреть сериалы по телевизору, поговорить с друзьями, отвести детей в садик и накормить их, и при этом требовать денег, претендовать на дорогие автомобили, квартиры, поездки за границу. Ведь это ваш, в большей части, образ жизни. Но, на мой взгляд, это не правильно и не справедливо. Я Наташе не один раз предлагал поменяться местами: я согласен готовить кушать, за детьми смотреть, выполнять всю работу по дому, а она пусть зарабатывает деньги, надрывает нервную систему, организовывая очередное направление в бизнесе, при этом, я не буду претендовать на большие суммы: мне не нужна дорогая одежда, косметика, бижутерия, для меня достаточны условия, чтобы писать и читать. По современным меркам, я был бы самым нетребовательным нахлебником. Но жена не хочет, и я понимаю почему. Поэтому эти разговоры, чей вклад в семью весомей, и должен ли мужчина пахать за себя и за жену, сразу обрываются после того, как появляется возможность поменяться местами. Ты бы поменялась?

– Но я же женщина.

– Ну и что? Я мужчина. Если бы я был женщиной, разве у меня было бы больше привилегий?

– Ты разбалованный мужчина. Ты никогда не любил, поэтому тебе тяжело понять психологию женщины.

– Да нет, дорогая, уж я-то вашу психологию понимаю. Вы молодые, только входящие в жизнь барышни, насмотрелись американских фильмов, наслушались бредовых полувымышленных рассказов о богатых папеньках и беззаботной жизни удачно пристроившихся любовниц, и грезите этой жизнью, строите воздушные замки, которые к реальной жизни никакого отношения не имеют. А я живу в этом кругу, вижу отношение богатых мужчин к молоденьким, ждущим подаяния девушкам. Действительно, встречаются единичные случаи, когда обеспеченный, состоявшийся мужчина женится на молодой девушке, и она из грязи сразу попадает в сказку. Но подчеркиваю, Оля, это единичные случаи и, как правило, девушка на самом деле что-то из себя представляет. В большинстве своем, состоявшиеся мужчины разводятся со своими женами редко. Им нужно не молодое тело с атрофированными мозгами, как дополнение, а преданность, человек проверенный и надежный. А это, как правило, жена, если она действительно, этого стоит. А возраст жены, приевшееся тело, компенсируется покупкой или проституток, или тех же любовниц, в которых не ищется глубина, а спрос идет только на тело: молодое, свежее, холенное. И иногда это тело стоит больших денег, которые платятся, но разово. Запомни, телом мужчина быстро пресыщается, и только качественное общение в состоянии его задержать. Только когда за телом мужчина вдруг обнаружит личность, тогда есть шанс, чтобы он изменил свое отношение к женщине-телу. А если этого нет, то женщина для мужчины так и останется «для одноразового употребления». И все те девяносто девять процентов подрастающих девушек, рассчитывающих на сказочного принца, как правило, так и остаются для мужчин телом, и не больше. Оно покупается и меняется, но весь этот процесс не долог, от силы пять-десять лет. Потом тело теряет свою ценность: девственность, чистоту, свежесть, и что от него остается, какова дальнейшая участь этой девушки-женщины? Я думаю, ты сама знаешь ответ на этот вопрос.

Знаешь, Оля, страшно то, что те женщины, которым, как они считают, не повезло встретить своего принца в жизни, в своих дочерях, взращивают такую же мечту. Это трагедия для будущего полноправного члена человеческого общества. В девочках воспитывают не характер, волю, лидерские качества, а их учат искать принца, уметь понравиться ему, угодить, приспособиться под его характер. Девочки, воспитанные такими горе-матерями, растут меркантильными, расчетливыми, хитрыми, лицемерными. Они могут подать, угодить, подлизать, подстроиться, но все это игра, это аванс, или бартер с расчетом на материальные блага. Мне кажется, эта черта просматривается и в тебе: угодить богатому мужчине, чтобы добиться от него чего-то важного для себя, материального, выгодного. Судя по твоим рассказам, это норма поведения твоего окружения.

На удивление Оля не стала спорить и даже отвергать сказанное.

– Я считаю это нормальным. Общаться с ровесниками – не интересно, у них ничему не научишься, потому что отсутствует жизненный опыт, а мужчины постарше интересны, они многое пережили, много достигли…

– И ты думаешь, что у вас есть шанс зацепиться, понравится, удачно продать себя?

– Причем здесь продать? Я что, прошу у тебя деньги? С чего ты взял, что наше отношение к взрослым мужчинам основывается только на тяге к деньгам?

– Наблюдения из жизни.

– Неправильные наблюдения, как впрочем, и твои рассуждения. От взрослого мужчины девушке нужна поддержка ее начинаниям, первым шагам в жизни. Опытный мужчина подскажет, убережет от ошибок, поможет своими связями, советами. А деньги появятся сами по себе, это следствие, это не основная причина общения молодых девушек с «папеньками».

– Так ты встречаешься со мной, надеясь на помощь в твоих начинаниях?

– Я встречаюсь с тобой, потому что ты показываешь мне жизнь в новом свете: ты говоришь такое, о чем мне никто не рассказывал, критикуешь меня, говоришь правду, не лебезишь. Ты не такой как все, своеобразный, и пока большего мне от тебя ничего не надо. Тем более твоих денег...

– Мне это нравится. Терпеть не могу, когда у меня выпрашивают деньги.

15

Я первым всегда шел навстречу людям, подсознательно рассчитывая на взаимность с их стороны. И когда этой взаимности не получал, когда нарывался на отказ, особенно от людей, которым в свое время помог, меня это довольно сильно расстраивало. Я не показывал виду, насколько мне неприятен отказ, но следующий раз, когда опять что-то замыкалось на мне, я этот эпизод обязательно вспоминал, и редко помогал этому человеку. Я считаю, что взаимопомощь и взаимоуважение должны быть обоюдными, а не носить односторонний характер. Если человек пренебрегал моими просьбами, то почему я со своей стороны должен решать его проблемы?

Оля для меня была удобная квартирантка и больше никто, поэтому все попытки с ее стороны показать свой характер особенно болезненно воспринимались мной. Я не вешал на себя орденов, не ждал от нее вечной благодарности, но я помнил, что в тяжелую минуту я пришел к ней на помощь, предоставил жилье, решил за нее целый ряд бытовых проблем, и в свою очередь ожидал от нее только понимания своих небольших странностей. Не нужны мне были ее благодарности, пусть живет, только не напрягает. Но видимо, так устроен человек, что, сколько не делай добра, ему все равно кажется, что этого мало. Это касалась меня, это же относилось и к ней.

Оля, безусловно, представляла собой личность, со своим мировоззрением, принципами, достижениями в жизни. Я ее воспринимал, как очень удобную сожительницу, которая чем-то напоминала мне мою собаку – Васю. Одно время я Олю так и называл, Васей. Вася не напрягал, требовал на себя минимум внимания, но тем не менее это был полноправный сожитель, который в тяжелую минуту отвлекал, расслаблял, успокаивал, и в его присутствии я никогда не чувствовал себя одиноким.

Оля в моей киевской жизни заняла пустующее место, оставшееся после переезда Васи в Лозовую. Меня не интересовали ее проблемы и жизнь, которые, как считал, я уже вполне устроил; об Оле я вспоминал тогда, когда возникала необходимость с кем-то поговорить и скоротать время. Но как только с ее стороны озвучивались просьбы, или предъявлялись определенные требования, это пробуждало во мне возмущение. Я задавал себе вопрос: «А зачем мне это надо?» Это не семья, проблемы который как отец и муж я обязан был решать; с Олей у нас были временные отношения, которые как раз и радовали своей поверхностностью и необязательностью. От присутствия или не присутствия Оли в своей жизни я много не выигрывал и не проигрывал, а вот ей было, что терять.

Однажды, по работе у меня созрела срочная необходимость поездки в Харьков.

– Поедешь со мной? – спросил я у нее. Я не сильно понимал, зачем она мне нужна в поездке, скорее ее присутствие помешало бы мне, создало дополнительные сложности, но спросил, наверное, надеясь на ее отказ.

– Поеду, мне все равно завтра нечего делать.

Я понял, что меня расстроил бы как ее отказ, так и согласие.

– А ты проснешься? Выезжать будем в три часа утра, а ты в десять еле глаза открываешь.

– Когда нужно, я могу себя заставить, ты же меня разбудишь?

– Тебя будить, это изначально себя расстраивать. Сама знаешь, легче покойника поднять, чем тебя разбудить. Смотри, чтобы потом не было обид: не проснешься, я с тобой возиться не буду.

– Золотой мой, я обязательно проснусь.

Я уехал с Сережей в «Кубертен», а Оля осталась дома. Перед отъездом я попросил ее купить молоко, но когда вернулся из «Кубертена» Оля спала, а молока в холодильнике не оказалось.

– Оля, а где молоко? – разбудил я ее, надеясь услышать весомый аргумент. Я настолько привык пить перед сном молоко, что без молока с трудом представлял, как я могу вообще заснуть.

– Прости, золотой мой, я уснула. Ты уехал, я прилегла и заснула... Ведь завтра рано вставать.

Я почувствовал, как от возмущения кровь хлынула к голове, и еле сдержал свой гнев.

– Любимый, не расстраивайся, я завтра обязательно его куплю.

Вася меня никогда так не раздражал. Я смотрел на нее сонную, с трудом ворочающую языком, с еле приоткрытыми, слипшимися глазами и удивлялся тому, что такая уродина делает в моей квартире? Зачем я взвалил на свои плечи такую головную боль? Мысли роем носились в голове накручиваясь, приумножаясь; эмоции били через край, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не закричать, не заорать от обиды, возмущения, негодования. Был двенадцатый час ночи, и я точно знал, что в это время молока я нигде не куплю. По большому счету, его и не сильно то и хотелось, но сам факт, что не выполнили мою просьбу, растревожил так давно не заявлявшего о себе демона эмоций! Я первый раз ее о чем-то попросил, а мою просьбу проигнорировали!

Оля практически сразу и заснула, не подозревая о том, какие тучи сгустились над ее головой. Я стоял у ее изголовья и не знал, что делать. Я растерялся от ее наглости, онемел от ее вызывающего поведения. Мне хотелось тут же разбудить ее и с вещами выставить за дверь, или нет, разбудить, и отослать за молоком, пусть ищет его, хоть до утра, дрянь! Она думала о завтрашней поездке, но почему-то забыла о том, что мне пить, когда вернусь из «Кубертена»! Я с трудом сдерживал себя, чтобы не стянуть ее с постели и не устроить скандал.

Все мои попытки успокоиться были безрезультатны. Я заставил себя раздеться и лечь в постель, но сон не шел. Я знал, что если вот так, изначально, прощать, допускать невыполнение мелких, элементарных просьб, то со временем, со мной вообще перестанут считаться. Все начинается с мелочей; если ты не обращаешь внимания на мелочи, то со временем, они скопятся, нагромоздятся и превратятся в большую, нерешаемую проблему. Я не должен ее простить, она должна быть жестоко наказана. Но какое придумать наказание, чтобы впредь, если возникнет сомнение выполнять или не выполнять мои просьбы, сам факт невыполнения, практически не рассматривался? Невыполнение должно нести боль: не хочешь выполнять, значит страдай, мучайся, переживай. Не хочешь страдать, значить делай то, о чем тебя просят.

Я лежал и пытался сосредоточиться, придумать наказание, чтобы в следующий раз она двадцать раз подумала о том, чем чревато для нее непослушание. Воспаленный мозг приходил к различным бредовым заключениям, начинающимся от физической расправы и заканчивающимися безумными ужастиками. Ее ровное дыхание было, что масло в огонь, и я с трудом пытался отобрать более реальные варианты. И вдруг я вспомнил, с каким энтузиазмом она ухватилась за совместную поездку в Харьков, как взахлеб рассказала о ней маме, подружкам, какие строила планы. И я понял, чем ее накажу, чем проучу за пренебрежение к моим просьбам. Это будет достойный урок, унижение, которое вызовет боль и обиду, похлеще той, что пережил я. Принятое решение успокоило и удовлетворило. Ощущение боли, какой-то детской невинной, но глубокой обиды улеглось, как только прочувствовал, что завтра буду отомщен. Только после этого вздохнув с облегчением, я смог заснуть. Я не злопамятный, но обиды прощать не собирался.

В три часа утра зазвенел будильник. Я был готов и только с тревогой ожидал: проснется она или нет?

– Пора вставать? – сквозь сон пробормотала Оля.

– Спи еще, я пока умоюсь.

Я старался все делать быстро и тихо. Оля тут же уснула, укрывшись с головой одеялом. Я быстро умылся, стараясь не шуметь, оделся, взял вещи и вышел из квартиры. На душе было легко и приятно. Я отомщен.

Я выехал уже из Киева, когда Оля позвонила первый раз. Я не брал трубку, представляя удивление, возмущение и весь тот спектр эмоций, которые, возможно, ее переполняли. Я не испытывал угрызения совести: не я первый начал. Если человек хочет, чтобы к нему нормально относились, пусть начнет с себя. Я ехал в Харьков, практически не думая о ней. Оля звонила несколько раз, но это были звонки в никуда. О чем с ней говорить? Потом она прислала сообщение: «Я все поняла. Обязательно исправлюсь. Если можешь, прости. Очень люблю тебя, Оля».

Сообщение порадовало, я был полностью удовлетворен. Конфликт был исчерпан, и мне немножко даже стало неловко за свое поведение. Но это состояние быстро прошло и я начал думать только о предстоящих встречах в Харькове.

16

Назад в Киев я вернулся поздно ночью. Оля уже спала. Я старался не шуметь, но она проснулась.

– Как съездил?

– Нормально.

– Решил свои вопросы?

– Да.

– А я тебя ждала-ждала и заснула – она ладошками потерла глаза и села на кровати.– Кушать хочешь?

– Нет, спать хочу.

– Я тебе приготовила, все рассыпано по тарелкам, если хочешь, поставлю в микроволновку и разогрею.

– Нет, спасибо, давай спать, завтра покушаем.

Я действительно сильно устал. Дорога вымотала, да и вопросы в Харькове решились не так хорошо, как я планировал. Приближаясь к Киеву, я невольно думал о том, как меня встретит Оля: будет обижаться, ругаться, выяснять отношения? По привычке я настраивался на худшее, но Оля встретила меня так, как будто ничего не случилось. Я первым почувствовал желание высказаться.

– Ты не сильно расстроилась, что я тебя не взял с собой? – спросил я как можно мягче.

– Сильно. – Оля словно ждала этого разговора – Я проснулась, наверное, сразу после твоего ухода. Сначала не поняла, но потом когда ты не взял первый раз трубку, для меня все стало ясно. Со мной так никто никогда не поступал. Это первый раз в жизни. Было очень больно и неприятно, я очень долго плакала. Олег, ты жестокий человек. И главное за что, из-за молока?

– Ты не выполнила мою просьбу. Я тебя ни о чем никогда не просил. Неужели нельзя было серьезно отнестись к моей первой просьбе?

– Олег, я помнила о молоке, знала, что ты его всегда пьешь перед сном, хотела еще шоколада купить, сделать тебе приятное. Но я прилегла, думала, полежу немного и потом схожу, ты ведь знал, какой тяжелый день у меня был в академии, как я устала, и уснула, сразу, незаметно. Я не специально. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, насколько мне дорого твое внимание. Как ты мог подумать, что я специально не выполнила твою просьбу? – голос Оли дрожал, она готова была разрыдаться.

– Оля, успокойся, вопрос исчерпан, выводы сделаны, – я попытался перевести разговор на другую тему, но она продолжала:

– Олег, я другого не могу понять, неужели это было для тебя настолько принципиально, что ты решил не будить меня? Ты же знаешь, как я хотела поехать с тобой, я всем рассказала о своей поездке, всех предупредила, и вдруг, меня оставили дома из-за того, что я не купила пакет молока. Олег, не делай больше так никогда, хорошо?

– Хорошо, только ты тоже не зли меня, я не привык, когда игнорируют мои просьбы. Пусть, согласен, молоко это мелочь, но ты один раз забудешь, потом второй, потом твоя забывчивость войдет в привычку, и ты начнешь полностью игнорировать меня, поэтому, давай начнем с малого.

– Как с тобой сложно. Мне человек шесть звонили и спрашивали как в Харькове погода, понравился мне город или нет, и когда я им ответила, что ты меня с собой не взял, то на вопрос почему, я даже не знала, что им ответить. Сказать, из-за того, что забыла купить вечером молоко – глупо, придумать другое – это обман, а ты сам учил меня не обманывать. Поэтому я молчала. Я долго думала над твоим поступком и знаешь, к какому выводу пришла? Наверное, ты прав. Эта поездка нужна была в первую очередь мне, поэтому я сама должна была проснуться, а не рассчитывать на тебя. А во-вторых, надо быть внимательней к просьбам близких людей, я права?

– Да. Я тоже хотел тебя взять, но после того, как не обнаружил в холодильнике молоко, у меня было два выбора: или взять тебя, игнорируя свое нежелание, но я знаю себя, всю дорогу я бы пилил тебя, и поверь, никто бы из нас от этой поездки не получил удовольствия. Второй вариант, не брать тебя, это, на мой взгляд, заставило бы каждого из нас о многом подумать, и я уверен, следующий раз мы оба постараемся, чтобы подобная ситуация не повторилась, правильно?

– Да мой милый. Ты думал обо мне?

– Нет, я был слишком злой на тебя.

– Даже не разу не вспомнил?

– Нет, некогда было. Оля, хватит вопросов, давай спать.

17

Прошел ноябрь. Я начал привыкать к присутствию Оли. Я реально видел, как она исправляется, устраняет то, что меня раздражало. Шел на компромисс и я. Я впервые столкнулся с тем, что к моей совести пытались достучаться не криком, не скандалом, эмоциями, а поведением. Я был жесток с ней, не церемонился, вел себя как с временным явлением в своей жизни, но в ответ получал терпение и понимание.

– Я понимаю, Олег, что я для тебя ничего не значу, но прошу только об одном, как только надоем и начну кумарить, скажи, не жалей меня. Я уйду, потому что сама знаю, как страшно жить с человеком, который уже надоел и раздражает.

Моя жестокость и безразличие, наталкиваясь на ее терпение, разбивались, как прибой о камни. Меня преследовали ее глаза: телячьи преданные, всепрощающие, влажные от внутренней борьбы. Она не плакала при мне, и я долго не мог увидеть ее слез, хотя добивался этого сознательно, на принцип. Но я ни один раз замечал немного припухшие веки и понимал, что она плачет в одиночестве, скрывая от меня свою слабость. Только улыбку, доброжелательность и спокойствие я получал взамен на свои выходки. И мне впервые становилось стыдно и неудобно. Внутри зрело уважение к ней: я сам терпел и переживал боль в одиночестве. Раненые хищники зализывают раны в одиночку, не выставляя свою слабость окружающим, потому что слабость в мире природы не в чести. И я впервые перестал делать то, что ранее считал нормальным. Я всегда уважал женщин, но это уважение было глубоко внутри, в содержании. В поведении я мало отличался от среднестатистического совдеповского мужчины. Когда я выезжал в Европу и беседовал с европейцами, то обратил внимание на существенное отличие между нашими мужчинами и европейцами: те ценили женщин. На Западе женщина и мужчина действительно равны и на этом равенстве строятся отношения: в быту, семье, на работе. У нас в Украине, да, наверное, на просторах необъятного бывшего Советского Союза, эмансипация женщины – пустые слова. Мужчины разбалованы женским вниманием. Непьющий мужчина в провинциальном городе, да еще зарабатывающий прожиточный минимум – это Рокфеллер или Бил Гейтс в Америке, во всяком случае, спрос на него огромный. Отсюда и поведение совдеповских мужчин по отношению к женщине: наглое, самоуверенное, эгоистичное. Мужчина знает, что он не останется без внимания и женской ласки, он уверен в своей востребованности: кто-то, но обязательно его подберет, обратит внимание, при этом самому не нужно прикладывать к этому никаких усилий. Он – ходовой товар. Его найдут, накормят, ублажат, и он станет царем, или как говорит моя теща, принцем, в новой семье.

Мне все чаще становилось стыдно за свои поступки. Причем Оля оказалась неплохим психологом: однажды, когда она поздно вернулась домой, и я подумывал даже не пустить ее в квартиру, она извинилась, не спорила, не оправдывалась, только произнесла:

– Олег, я все поняла, такого больше не повторится, но я думала, что мое поведение нормально, потому что, во-первых, я тебя еще утром предупредила, что задержусь, а во-вторых, ты сам никогда не говоришь о времени своего возвращения.

Я понял, что она копирует мое поведение. И поступки, которые я совершал, и которые считал вполне естественными, со стороны, совершенные по отношению ко мне, потеряли свою нормальность. Я словно смотрел на себя со стороны, и честно, зрелище было не из приятных.

Оля никогда не спорила, не доказывала свою правоту. На мою грубость, она только один раз ответила:

– Тебе тяжело что-то доказать, потому что в любой ситуации ты всегда прав. Но придет мое время, я поведу себя так же, как и ты, вот тогда сам рассудишь насколько это правильно или не правильно.

И это время приходило. Она исправляла то, что раздражало меня, но, одновременно, в определенных ситуациях, которые не нравились ей, Оля специально копировала мое поведение, и меня это выводило из себя, я нервничал, но она спокойно отвечала:

– А почему, тебе можно так себя вести, а мне нельзя? Тебе не нравятся мои поступки, но ты же их сам совершаешь? Они мне тоже не нравятся, так давай их оба не совершать.

Логика железная. Можно нервничать, скандалить, обижаться, но факт оставался фактом: то, что не нравилось мне, Оля исправляла, так почему я не исправлял то, что не нравилось ей? Это заставляло задуматься. Пусть она безразлична, пусть в моей жизни временное явление, но это человек, который подстраивался под меня, старался понравиться, угодить. Она обстирывала меня, кормила, убирала в квартире; пусть это бытовые мелочи, но они раньше отвлекали меня, забирали много времени, а сейчас освободившееся время я тратил на чтение, на общение с Сережей, и что более для меня интересно, на наблюдение над ней и развитием наших отношений. Можно было продолжать наглеть, хамить и проявлять безразличие, но это уже было открытое неуважение к ней. А этого я не мог допустить, не позволяло воспитание. Да уже не было и желания: я втягивался в наши отношения, и мне они начинали все больше нравиться.

Я вынужден был изменять свое поведение. Она добилась от меня того, чего не смог добиться до нее никто, видимо, не теми путями шли. Эмоциональное давление вызывает адекватную ответную реакцию, но ни в коем случае не желание измениться. Умничание, советы, тоже не всегда достигают цели. Другое дело, когда свое поведение ты видишь со стороны и по отношению к себе; когда узнаешь свои поступки, слова, мимику, но направленные в твой адрес. Зеркальное отражение твоих манер, только в реальной жизни и в повседневных жизненных ситуациях – вот что заставляет задуматься, а прав ли ты? Испытывая обиду, унижение, вдруг понимаешь, что это ты сам себя обидел и унизил. В этом случае испытанные стыд и боль вызывают не агрессию и желание мщения, а работу сознания, понимание неприемлемости своего поведения, осознание своих ошибок. Оля впервые заставила меня пересмотреть отдельные взгляды на взаимоотношения с женщинами. Благодаря Оле, я убедился, что к сорока годам у меня выработался не совсем правильный стереотип поведения с женщинами, что практически двадцать лет сознательной жизни я руководствовался не совсем правильными ценностями и критериями в оценке женщин. Даже стыдно стало и захотелось исправиться, стать лучше.

18

После неудавшейся совместной поездки в Харьков, наши отношения с Олей стали более деликатными и осторожными. Мы стали внимательней относиться к жизненным позициям друг друга, стараясь не ущемлять их и не нарушать.

– Олег, сегодня ко мне подруга из Ивано-Франковска приезжает, можно мы вечером посидим с ней рядышком с домом, в «Макдоналдсе»?

– А почему ты к нам ее не пригласишь?

– Ты же работаешь, а мы отвлекать будем.

– Приглашай ее в квартиру, меня все равно не будет, мы с Сережей вечером уедем.

– А ты когда вернешься, чтобы я успела ее выпроводить?

– К одиннадцати буду. А где она остановилась?

– У нее знакомые в Киеве есть, у них переночует.

Я вернулся немного раньше, Тома с Олей сидели на кухне. На столе стояло две бутылки пива, лежала почищенная рыба.

– Здравствуйте – поздоровался я.

– Тома, это мой мужчина, Олег, а это моя бывшая однокурсница, близкая подруга, Тома.

– Очень приятно.

– Любимый мой, Тома купила килограмм апельсин, это все для тебя, я их все равно не ем.

– Такая щедрость с вашей стороны.

– Мне Оля много рассказывала про вас – впервые обратилась ко мне Тома.

– Наверное, плохое?

– Только хорошее.

– А вы ее давно знаете?

– Мы четыре года в одной группе проучились, и после училища два года продолжаем дружить.

– Шесть лет знакомы?

– Да, почти вечность.

– Так вы знаете всех ее мужчин?

Тома мельком взглянула на Олю, но я перехватил ее взгляд.

– Тома, ты отвечай, не обманывай, а то еще хуже будет – попивая пиво, улыбнулась Оля – у нас это больная тема, поэтому говори, как есть.

– Тома, я просто убедился, что Оля у нас фантазерка: насочиняет такого, что потом сама путается в своих рассказах, вот и приходится все по крупицам восстанавливать.

– А вы считаете, это нужно делать?

– Конечно, когда живешь с человеком, ты должен знать, что от него можно ожидать, а это возможно только на основе знания прошлого.

– Но на то оно и прошлое, чтобы о нем не вспоминать.

– Это глупости, может у вас, у молодежи, прошлому мало уделяют внимания, а у нас, у поколения, которое прожило большую часть своей жизни, знание прошлого необходимо, чтобы составить правильное суждение о человеке. Если я знаю, как человек вел себя до меня, то я с большой степенью вероятности могу предсказать и его поведение со мной.

– Но вы можете так повлиять на человека, что его поведение с вами будет разительно отличаться от поведения до вас, разве это невозможно?

– Все возможно, но в любом случае, для сравнения нужно знать прошлое человека. Поэтому я повторяю свой вопрос, вы знали всех Олиных поклонников?

– Не знаю, это личное дело Оли, пусть она и отвечает вам.

– Тома, ты рассказывай, хуже не будет.

– Оля, у Томы правильная позиция, это наше с тобой дело, и третий, всегда лишний. Если вы в действительности придерживаетесь таких убеждений, то я уважаю вашу позицию. Обычно близкие любят порассуждать о третьем лице, не подозревая о том, к каким последствиям это может привести. А вы сами замужем?

– Нет.

– А вам тоже двадцать четыре года, как и Оле?

– Мне уже двадцать пять.

– Что же мешает вам выйти замуж?

– Пока не встретила своего мужчины.

– Вы такая переборчивая?

– Да, зачем размениваться по мелочам.

– А поздно не будет?

– Лучше ни с кем, чем с первым попавшимся.

– Это правильная позиция, уважаю, но одного не могу понять, если у Оли с ее внешним видом нет отбоя от желающих, то, что вам мешает найти достойного мужчину?

– А что вы так про Олю думаете? Она очень даже ничего, все мужчины от нее в восторге.

– Вот видите, вы уже и проговорились.

– Тома, он хитрый, специально провоцирует тебя.

Я улыбнулся:

– Оля, ты меня прямо за монстра выдаешь, я просто разговариваю с твоей подругой. Видишь, как она рьяно кинулась тебя защищать. То, что мужчинам ты нравишься, я убедился по списку телефонов в твоей записной книжке, но меня интересует другой вопрос, Тома, вы тоже так балованы мужским вниманием?

– У нее с этим посложнее, она не такая общительная, как я – вставила за нее Оля.

– То есть, поведение Оли, все-таки выходит за рамки общепринятого?

– Почему? Ей нравится общаться с мужчинами, мне нет, здесь больше различие характеров, чем правильность или неправильность поведения.

– Любое поведение – это следствие воспитания, того, что заложено в человека изначально: родителями, близким окружением, друзьями. Для нашего поколения, поведение Оли слишком вульгарно и одиозно, потому что нас воспитывали на других ценностях: верности, преданности, искренности, чистоте. Я почему и спрашивал о ваших отношениях с мужчинами, потому что думал, что для вашего поколения поведение Оли типично. Но вы сами опровергли мое предположение, и я очередной раз убедился, что Оля вульгарная девушка, с искаженным внутренним миром.

– Вы глубоко ошибаетесь, Оля очень компанейская, преданная подруга.

– Неразборчивая в половых связях.

– Неправда.

– Тома, его переубедить невозможно. Любимый мой, Тамаре пора домой, потому что скоро закроется метро, но если ты хочешь более подробно узнать о моем прошлом, я тебя обязательно познакомлю со всеми своими подругами, чтобы ты понял: то, что ты надумал обо мне, это плод твоей фантазии, и не больше. На самом деле, я самая обычная представительница своего поколения, которая влюбилась в тебя и пытается доказать, что ты для нее самый лучший и незаменимый, несмотря на все твои недостатки. Я люблю тебя, пусть Тома это слышит и скажет, я хоть раз при ней говорила эти слова мужчине?

– Не говорила.

– А при ней еще раз повторяю, я знаю, что для тебя я пока ничего не значу, но я люблю тебя и добьюсь, что ты меня полюбишь и не сможешь без меня жить, ты понял меня?

Оля подошла ко мне и обняла.

– У тебя, Олег, уже нет никакого шанса избавиться от меня. Тома подтвердит, она знает меня: если я чего-то себе надумала, решила, то, несмотря на весь свой флегматичный и спокойный характер, я этого добьюсь. Ты мой, поэтому бойся меня и заранее с этим соглашайся.

– Олег, она такая.

– Посмотрим, меня тяжело запугать.

19

Полтора месяца общения с Олей внесли изменения в мою устоявшуюся жизнь в Киеве. Во-первых, впервые я столь продолжительное время жил с посторонним человеком, а во-вторых, общение с этим человеком открыло для меня много нового в отношениях между мужчиной и женщиной. Я лучше стал понимать женщин, стал терпимей по отношению к их поведению, лоялен, менее эгоистичен. Но с другой стороны, я начал испытывать внутренний дискомфорт. Была семья, друзья, устоявшиеся отношения с ними, обязательства, привычки. А здесь возник человек, которого не воспринимали ни семья, ни друзья, но с которым мне было интересно и комфортно. Я вдруг встал перед выбором: или начать новую жизнь в сорок лет, или же вернуться к старой, уже привычной и устоявшейся. Безусловно, вопрос о выборе не стоял категорично и актуально, это была только первая волна понимания того, что помимо жены есть женщины, с которыми мне приятней, комфортней, и что главное, интереснее общаться.

Меня неожиданно заинтересовала сама проблематика, та дилемма, которая стала передо мной. Сорок лет, практически большая часть жизни прожита, налажены отношения с людьми, четко обозначены цели, понятны перспективы, достигнуты определенные материальные и социальные результаты. Но на жизненном пути возникают новые ориентиры, манящие неизведанностью, новыми возможностями, открытиями, приятными впечатлениями и ощущениями. И перед человеком, мужчиной или женщиной, встает вопрос: стоит сделать этот решающий шаг к новому, неизвестному, или отказаться от него, не рисковать, остаться в старом, уже просчитанном и привычном мире? Ведь, по большому счету, новое неизведанно, поэтому и не предсказуемо. Оно неустойчиво, таит в себе кучу неопределенностей, и вообще, может оказаться иллюзией или заблуждением. В глубине души просыпается страх: в сорок лет, в случае ошибки с выбором, ты можешь оказаться на пепелище: позади, останется брошенное прошлое, а именно старая семья, дети, возможно, большая часть друзей, налаженный почти двадцатилетним трудом мир, а тот новый мир, на который ты возлагал надежды, ради которого отказался от своего прошлого, на самом деле окажется утопией. В нем однозначно, будет много раздражающего, чужого, малопонятного и неприемлемого. В сорок лет остаться одному: без прошлого и будущего… Стоит рисковать или риск не стоит тех бонусов, которые возможно, ты получишь от новой жизни?

Вопрос не из легких. Быть или не быть? Новое манит, а вдруг там лучше, вдруг там сказка и то, о чем можно только мечтать? Но одновременно, страх перед новой жизнью останавливает, сковывает поступки. Сомнения колобродят душу, иссушают мысли, доводят до бессонницы. Ты просыпаешься ночью и не сразу понимаешь, в каком ты мире, в каком измерении: в старом или новом? Там прошлое, а там, возможно, будущее. Но может это не твое будущее? Может твое будущее в старом мире, в той семье, с которой ты прошел взлеты и падения, на которую мог всегда опереться в трудную минуту и переждать застой, неприятности и поражения, и которая, главное, всегда преданна тебе? Израненный жизненными неудачами ты всегда возвращался к семье, и какие бы не были отношения с женой, она была рядом. Ты пользовался ее энергией, теплом и здоровьем, тебя всегда ждали и желали. И бросить все это ради молодого тела, которое, возможно, отвернется от тебя при первых неудачах? А хватит ли сил выдержать предательство, особенно предательство человека, ради которого отказался от близких, проверенных людей? Не будет ли это самой страшной трагедией твоей жизни?

У меня как раз был творческий застой: научными исследованиями я не занимался, отвлекала работа над докторской диссертацией; художественная книга «Женские нравы» вышла, получила определенные отзывы, и работа в этом направлении равносильна была повторению, потому что все, что я хотел сказать по этой теме, уже высказал. Мне хотелось нового сюжета, новой истории, в которой я бы сам все пережил, прочувствовал, в которой увидел новые аспекты человеческого существования и пусть иллюзорную, но возможность докопаться до первоосновы, до содержания этого аспекта.

Размышляя над этим вопросом, я вдруг понял, что моя новая тема – это рассмотрение причин перехода состоявшегося сорокалетнего мужчины от одной семьи к другой. Я знал много людей, которые в зрелые годы бросали свои семьи и создавали новые, причем жили в них счастливо и благополучно. Они рисковали, меняли создаваемые десятилетиями отношения на новые, но уровень понимания в новых семьях, с лихвой компенсировали неурядицы переходного периода. Они выходили на новый уровень отношений и взаимопонимания в семье, и были счастливы. Но были примеры, когда люди меняли семью на мир обмана, корысти и лицемерия. Они шли на искренность, принимали решение, веря в открытость партнера, в понимание им значимости сделанного шага, но оказывалось, что их воспринимали только как деньги, как связи, и не более того. Они раскаивались в своем поступке, пытались что-то исправить, делали новые знакомства, строили новые отношения, но все у них не ладилось, были новые обманы, разочарования, ошибки. Семейная жизнь, раз развалившись, уже не достигала той гармонии, благополучия и удовлетворения, которые были ранее. И мне вдруг на себе захотелось прочувствовать то, что испытывает состоявшийся мужчина, принимая такое ответственное решение: бросить семью, налаженный быт, отношения и начать новую жизнь. Мне захотелось прочувствовать то, что чувствовали они, для того чтобы понять, а нужно ли все это человеку? Соизмерима ли цена трагедии одной семьи счастью в новой семье? Мне захотелось глубже понять их чувства, переживания, сомнения, возможно боль, радость, ожидание, то есть все то, что толкает мужчину на этот, с моей точки зрения, радикальный шаг: смены семьи в зрелом возрасте.

Обретение темы исследования, наполнило мою повседневную жизнь содержанием. Наши отношения с Олей, вдруг обрели смысл и из игры, благотворительности, с моей стороны, вдруг превратились в творческую лабораторию, в исследование, в котором я мог наконец-то раскрыть свои возможности. Я загорелся, этот проект был новым и интересным для меня. Я всегда держал в узде свои чувства и мог руководить ими. В новом исследовании я должен был впервые ослабить контроль над ними, поддаться им, и прочувствовать то, что чувствуют мужчины, уходя от своих жен, которым отданы десятилетия, как правило, лучшие годы жизни. Это было рискованно: чувственность, эмоциональность сами по себе плохо контролируемы. Смогу ли я удержаться в границах придуманного эксперимента? Не втянусь ли сам в чувства? Я допускал, что будет больно, потому что там, где эмоции и чувства, там всегда переживания, душевные волнения, стрессы. Все это не характерно для расчетливой деятельности и прогнозируемых действий.

Учиться чувствовать и строить жизнь на чувствах, это был новый этап в моей жизни. Я знал, что мне этот шаг дастся нелегко, но я уже хотел этого. Жизнь – это риск, эксперименты. Без нового и рискованного, я томился и скучал. Отдаться чувствам, пронестись в водовороте житейских конфликтов, при этом, наблюдая за собой со стороны, анализируя каждый свой шаг, изучая особенности своего поведения – для меня было интересно и ново. Я начал жить сюжетом своей новой книги. И название пришло в голову сразу, даже не думал над ним, а вдруг сразу увидел: «Окунаясь в реальность», то есть, выйти из мира иллюзий, перешагнуть через надуманное и вымышленное, и увидеть жизнь в ее естественном свете, в действительности.

20

– Ты еще свою содержанку не выгнал? – был первый вопрос Сережи, когда я вернулся из Лозовой. Три дня в Лозовой прошли как в кошмаре. Все тоже: в первый день я слег с головной болью, еле отошел, два оставшихся дня провел, чередуя работу с выяснениями отношений с женой. С какой тоской я вспоминал о Киеве и об Оле!

– Пока не собираюсь. Ты даже представить не можешь, какой контраст между тем, что я только что пережил в Лозовой, и тем, что ожидает меня здесь. После таких сравнений разве захочется что-то менять?

– Оля тебе скоро на голову сядет, это же надо, почти два месяца у тебя живет. Ты что влюбился?

– Глупости, не знал я этого чувства и, наверное, не узнаю. А что, разве я похож на влюбленного?

– Малыш, всему приходит время. Вот и твоя весна пришла: поплыл ты батенька, размяк. Мне со стороны виднее.

– Насчет любви ошибаешься, но правда то, что к ней тянет. Приехал из Лозовой, словно к жизни вернулся. Если честно, я убежал оттуда. С женой такой напряг, такое непонимание, что не хочется дома и часу лишнего оставаться. Такой негатив от нее идет, такая нездоровая энергия, что я ни на секунду не могу расслабиться; постоянное ожидание чего-то нехорошего, болезненного, подлого.

– А из-за чего ругаетесь?

– Из-за мелочей! Наташа до сих пор не может понять, что работа есть работа, а семья – семьей; думает, что если она моя жена, то может иметь привилегии в бизнесе. И сколько я ей не объяснял, что в бизнесе не может быть исключений, даже для близких, потому что это разлагает дисциплину и нарушает организацию в целом, она этого не принимает.

– Зачем ее тогда вводил в бизнес?

– Хотел помочь самореализоваться. У нас и в семье проблемы из-за тех же мелочей. В последнее время стал замечать, что дети тоже начинают копировать ее поведение: придут, бросят вещи, сядут учить уроки; бросят уроки, уйдут на тренировку; придут с тренировки, бросят спортивные костюмы, сядут смотреть телевизор. В результате, полдня и в доме бардак полнейший. Я начинаю у нее спрашивать, Наташа, почему ты не требуешь от детей убирать после себя: взял, положил на место, притом не один раз в неделю, с криком и слезами, а последовательно, каждую минуту. Когда они ко мне в Киев приезжают, то картина иная. В первый день я только и делаю, что заставляю каждую убирать за собой и складывать вещи в положенные для них места. Они поначалу возмущаются, Настя пару раз поплачет, но зато на следующий день они привыкают к требованиям и день у нас проходит без эксцессов. Последний раз они гостили у меня неделю, так Настя в конце с удивлением заметила, что все это время мы прожили без крика. Десятилетний ребенок сказал это с таким удивлением, как будто только вышел из мира сказки. А в Лозовой каждое утро мы встречаем криком жены и вторящими криками детей!

– Но согласись, ты же сам Наташу довел до такого состояния.

– Согласен, но мы говорим о другом: в Киеве, с тобой, сейчас и с Олей, все по-другому, как мне нравится: тихо, на взаимопонимании, на жесткой аргументации. Характер у меня не из легких, давление на Олю примерно как танк на траву, но она берет другим: она гнется, поддается, но не ломается. Она отвечает рассудительностью, аргументацией своего и моего поведения и меня это заставляет задуматься, в чем-то даже исправиться. Ведь я нормальный человек, всегда открыт для диалога.

– Малыш, ты идеализируешь свою Олю. Ты представляешь ее кричащей на тебя?

– Нет, конечно.

– В том-то и дело. Ты не сравнивай отношения с Олей и с Наташей. Наташа может позволить себе то, что никогда не позволит Оля, и на это она имеет полное право – отданные тебе шестнадцать лет жизни. А Оля – приспособленка, она знает, что пока все хорошо, она с тобой, но как только она сделает что-то не так, ты ее выгонишь, и она останется одна со своими проблемами.

– Да с чего ты взял, что у нее много проблем в жизни, ведь жила же она как-то до меня?

– Жила, но как? Мужчинам за ночлег и корочку хлеба отдавалась?

– Глупости.

– Ты в этом уверен, ты достоверно знаешь ее прошлое?

– Нет.

– Так откуда ты знаешь, что я не прав? Она тебе стала небезразлична, поэтому ты не замечаешь очевидного: жизнь с тобой для нее это новый этап, новые материальные и социальные уровни, качественно новое общение. До тебя она общалась с такими же, как и она, бомжами и только мечтала о просвете...

– Сережа, я с тобой не согласен. Что нового я ей дал кроме общения – ничего. Деньгами не балую, своим кругом знакомств тоже, а поделиться мыслями, взглядами на жизнь – за это же деньги не берут. Я сам вызвался подтянуть ее в житейских вопросах в благодарность за заботу обо мне и терпение. Ведь ее никто не заставлял убирать, стирать за мной, мириться с моим характером. Она наконец-то кран в туалете починила, организовала сантехника и полдня с ним провозилась.

– Ты в своем репертуаре.

– Я считаю, что нашел удачное компромиссное решение: в Олином лице решил тысячу бытовых мелочей и одновременно отыскал умную и перспективную ученицу. И чтобы мне было интереснее в общении с ней, знаешь, что я придумал?

– Как всегда, что-то грандиозное?

– Почти. После написания «Женские нравы», я долго думал, что еще в человеческих отношениях можно раскрыть и показать? И вдруг понял, а чем не сюжет для книги, та ситуация в которой я сам сейчас оказался? С одной стороны, жена, дети, устойчивое социальное и материальное положение, с другой стороны, новая жизнь, новые перспективы, новая семья. Сколько мужчин оказывается перед таким выбором, и у них всего три варианта поведения: 1) остаться в старом, привычном мире, не изменять образ жизни; 2) отказаться от старого и начать новый образ жизни; 3) попытаться совместить старый и новый мир, жить двойной жизнью. Мне интересна психология этих переходов, или то же сожительство в двух семьях. Что бы ни говорили, но нелегко бросить одну семью и уйти в другую, а тем более нелегко лицемерить, играть на два фронта, совмещая жизнь в двух семьях. Но почему это происходит, что толкает мужчину на такие шаги? Я решил на себе это испытать и написать об этом. Правда, здорово?

– А справишься? Заиграться можно так, что не заметишь где игра, а где жизнь. Мир иллюзий незаметно перейдет в реальность, и тогда будет не до смеха: ведь на кону судьба твоего будущего и твоих детей.

– Я справлюсь. Хочется рискнуть, тянет к интриге, разнообразию, а без всего этого скучно жить. Да и ты рядом, если что, подправишь.

– Дерзай, поэт, но мне кажется, что это отговорка. Влюбился ты, вот и ищешь оправдание своим поступкам.

Я задумался.

– Трудно ответить. Как можно знать влюбился я или нет, если даже не знаю, что скрывается за содержанием этого слова. Я помню у Рериха, любовь, это, примерно, совокупность уважения к уму, преклонения перед духовным миром, и постоянная жажда физической близости. Последнее, присутствует, насчет ума – что-то действительно есть, но вот духовный мир Оли меня совсем не впечатляет. Поэтому, наверное, любви я к ней не испытываю, не во всем она меня устраивает и заполняет.

– Олег, а где ты в ней ум заметил? Я мало с ней общался, но из того, что услышал, вынес одно: самая заурядная, внешне страшная, хитрая провинциалка. Там где ты видишь ум, я вижу природную хитрость, которая заставляет ее шестым чувством предугадывать твои желания, только бы понравиться тебе и развести с семьей. Я уже предупреждал тебя, пройдет немного времени и она себя раскроет: вместо образа царевны-лягушки, который надумала твоя больная фантазия, ты обнаружишь мелкое, уродливое, корыстное ничтожество.

– Все может быть. И, тем не менее, согласись, только она смогла составить какую-то конкуренцию жене. У других: красивых, умных, богатых, душевных, даже шансов не было.

– И этому есть объяснение. Твои отношения с женой достигли тупика: ты устал, Наташа устала. У тебя проблемы переходного возраста. Согласись, сорок лет это рубеж, за которым тяжело что-то изменять. А тут появился вариант, еще раз подчеркиваю, не самый лучший, и ты за него уцепился в надежде на что-то лучшее для себя, более удобное. Но все это самообман, пройдет время, и ты в этом убедишься. Главное, о чем я тебя прошу, пока ты весь в любви и надеждах не натвори грубых и непоправимых ошибок. С одной стороны, я понимаю тебя, действительно, Наташа в последнее время довольно странно себя ведет, но это твоя семья, перед которой у тебя есть жесткие обязательства. Мне кажется, тебе нужно бросить все силы на восстановление отношений с женой, чем строить планы по поводу новой семьи. Согласись, пока мы здесь с тобой наслаждались жизнью, ни в чем себе не отказывая, твоя жена в одиночку занималась воспитанием твоих детей. И она правильно задает вопрос, а что будет с ней, когда дети начнут самостоятельную жизнь и выйдут из-под ее опеки? Ты, понятно, всегда в окружении своих планов, идей, а что делать ей, ты о ее жизни подумал?

– Сережа, я не собираюсь совершать никаких радикальных шагов. Я понимаю, что если даже с женой – это мое прошлое, то Оля, при всех своих достоинствах, это явно не мое будущее. Не хочу я пока такого будущего. И с чего ты взял, что я собираюсь что-то менять?

– Я так, на всякий случай предостерегаю тебя. Натворить глупостей легко, вот исправить их, не всегда удается.

– Сережа, речь идет о сюжете новой книги. Я буду сам создавать этот сюжет, сам переживать его, проходя из одного этапа в другой, при этом буду наблюдать, исследовать, экспериментировать. Мне нравится такой образ жизни. Ты же сам любитель авантюр, игры на грани фола, а здесь смесь авантюризма и научного исследования. Лично я уже нашел пользу от развития наших отношений с Олей: я проживу этот этап и напишу книгу о том, как рождаются и умирают чувства. И ты в этой книге будешь одним из главных героев. Ни о каком разводе, тем более о создании новой семьи, речь не идет.

– А я какое отношение имею к твоей книге?

– Без тебя наше знакомство с Олей не имело бы продолжения. Ты настоял на нем, ты первый начал эту игру, теперь отвечай за нее, дальше участвуй.

– Увольте, меня сюда впутывать не надо.

– Ты уже впутан. Так что тоже предлагай, фантазируй.

– Посмотрим, писатель.

21

Я отдался чувствам. Что это значит? Прежде всего, я перестал контролировать себя, останавливать свои желания и порывы. В поведении я мало изменился, по-прежнему делал то, что мне хотелось делать; эгоизма не уменьшилось, но я стал более внимателен к ней.

– Ты заметила, как я изменился? – как-то спросил я, напрашиваясь на комплимент.

– Ты изменился? – с удивлением переспросила Оля – Не заметила.

– Как не заметила? Я стал меньше хамить тебе, грубить, стал больше уделять тебе внимания, даже дважды подвозил до академии.

– А, ты про это. Действительно, для тебя это явный прогресс. Если учесть, что ты меня два месяца вообще игнорировал, то когда ты вызвался подвезти меня до академии, я была бесконечно удивлена и до последней секунды ожидала подвоха. Но, если не ошибаюсь, все оказалось намного прозаичней, тебе нужно было устроить статью своей знакомой в наш научный сборник.

– Это детали, главное, что я тебя как принцессу на глазах у всей академии подвез на «Мерседесе» практически к самому порогу.

Оля выглядела уставшей и не проявляла склонности к разговору.

– Ты заболела?

– Нет, на душе тяжело.

– Кто тебя обидел?

– Меня кроме тебя никто никогда не обижал. Ты первый, кто не стесняясь вытирает об меня и мои чувства ноги.

Я попытался шуткой отвести неприятный для себя разговор.

– Разве я мог тебя обидеть, нет, это злые происки врагов…

– Олег не шути, мне действительно тяжело. Мы с тобой знакомы почти два месяца, столько же живем полноценной семейной жизнью, а в твоем поведении, кроме двух поездок со мной в академию, ничего не изменилось. Ты живешь своей жизнью, решаешь свои вопросы. Я понимаю, что я для тебя чужой человек, но ты видишь как ты мне дорог. Ты сам видишь, сколько я сделала для того, чтобы искоренить из своего поведения многое из того, что тебя раздражало. Я изменила свои привычки, образ жизни, поменяла многие взгляды на жизнь. А что сделал для меня ты? Зачем я тебе нужна? Удобно? Комфортно? В Лозовой жена, дети, ты съездил к ним, отдохнул, что-то тебе там не понравилось, вернулся в Киев. Здесь я, накормлю, ублажу, сделаю все, что только пожелаешь, а иначе не могу, у меня просто нет выбора. Ты сам как-то сказал, что с женщинами, которые тебя не понимают, ты сразу расстаешься. Вот мне и приходится постоянно «понимать» тебя, подстраиваться под тебя, чтобы не попасть в разряд «неугодных». Надоедает тебе со мной, ты снова едешь в Лозовую, а я жду, ночами не сплю, вспоминаю, чем тебя обидела, что сделала не так. Я никогда не знаю, что стоит за твоим отъездом в Лозовую: или проблемы по работе, или же обида на меня. Ты об этом не говоришь, и я постоянно в неведении, боюсь, может это уже конец моему счастью. В наших отношениях постоянная неопределенность, которая не зависит от меня, которая держится только на одном твоем желании и настроении. Но вдруг желание пропадет, вдруг изменится твое настроение, то, что тогда? Конец нашим отношениям? А как же время, которое я потратила на тебя, а как те силы и здоровье, которые отдала тебе? Ведь так нельзя, я тоже человек и тоже хочу участвовать в становлении своей судьбы.

Мне этот разговор был неприятен, но я уже не мог уйти от него. Я начал говорить то, что скопилось у меня:

– А тебе, чем плохо? Неопределенность в отношениях? Согласен. Но, на что ты надеешься? На то, что, зная тебя меньше двух месяцев, я брошу семью и женюсь на тебе? Ты живешь в центре Киева, пять минут до твоей академии, накормлена, быт устроен, разве тебе плохо? Это ж не бегать по подругам с ночевками, не спать с мужчинами, только из-за того, что переночевать негде.

– Я никогда с мужчинами из-за этого не спала.

– А в офисе ты три месяца ночевала, из благодарности?

– Я убирала там, кушать готовила.

– Оля, не считай меня идиотом. Ты хоть и страшненькая, но от тебя пахнет сучкой. Мужчины просто так держать тебя в офисе не станут. Ты не сопоставляла обстоятельства нашего сближения? А я как-то на досуге сопоставил. Мы с тобой познакомились, когда ты жила в офисе, у тебя все было нормально и поэтому наше знакомство не имело продолжения. Но ты мне перезвонила, мы встретились, через день ты уже ночевала у меня, и что удивительно, оказалось, что тебя уже выставили из офиса, тебе некуда перевозить вещи, и самое главное, тебе негде жить в Киеве. Как тут не вспомнить про одинокого небедного мужчину, который наверняка не откажется приютить у себя молодую девушку?

– Ты считаешь, что я начала спать с тобой из-за проблем с жильем?

– Оля, я ничего не считаю, мы сопоставляем события. Безусловно, я не подарок, но жить со мной можно. Так что же тебя не устраивает во мне, что я еще должен сделать для тебя?

– Олег, я обязательно найду квартиру и съеду от тебя, прошу только одно, никогда не думай, что я начала спать с тобой из-за жилья. Ты плохо меня знаешь.

– Оля, говорить можно многое. Ты поступками докажи, что твои отношения ко мне, это не просто решение собственных бытовых проблем. Так будет честнее. А то у меня складывается такое мнение, что я для тебя очередной этап, с которым нужно прожить до окончания аспирантуры: удобно, рядом с академией и без сильных заскоков. Поэтому я и живу своей жизнью. Какое у нас с тобой будущее? У тебя список мужчин в телефоне больше пятисот имен. Даже допустить, что ты спала с каждым десятым, то это уже пятьдесят человек. С таким багажом, мне лично неприятно сосуществовать. Это напоминает ситуацию, когда мы с Сережей зашли в «Якиторию», японский ресторан в Киеве, а там весь зал заполнен влюбленными парами. И что интересно, процентов девяносто «влюбленных» женщин, это профессиональные проститутки, которых Сережа перетрахал у меня на квартире. И ты бы видела их испуганные взгляды, полные мольбы и прошения. Сережа даже покраснел от наслаждения. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то вот так наслаждался моим идиотизмом, когда лицезрел нас с тобой вдвоем.

– Ты же тоже не идеален. Думаешь, мне приятно целовать твой член, когда ты приезжаешь из Лозовой и я знаю, что ты спал с женой. Какие бы у меня не были отношения с мужчинами, но все это было до тебя. Сейчас ты у меня один и единственный. А у тебя, получается, есть я, жена, и может еще с десяток женщин, о которых я только догадываюсь.

– Ты прямо как жена, обо всем знаешь или догадываешься.

– Ваши ночные с Сережей вояжи говорят сами за себя. Холостые, богатые, куда нам до вас. Я вижу, как Сережа смотрит на меня, он бы разорвал меня на куски, если бы ты разрешил. Знаешь, что он сказал мне, когда ты вышел за молоком в магазин? Что если я тебе изменю, он сделает все, чтобы меня выгнали из академии.

– Он шутил.

– Я уже знаю, когда он шутит. В его глазах было столько ненависти и презрения, что мне стало страшно. Вы страшные люди, вы делаете все, что вам захочется. У вас есть деньги, власть, связи, а я только начинаю свой путь в жизни. У меня ничего нет, и я действительно, всю жизнь мечтала встретить мужчину в возрасте, который бы помог мне состояться в жизни. Когда я видела, как пожилой мужчина усаживает красивую молодую девушку в дорогой автомобиль, я считала, что это сказка, что у меня никогда такого в жизни не будет. У нас относительно небольшая разница в возрасте: четырнадцать лет – это не двадцать и не тридцать. Но, встретив тебя, я надеялась, что моя сказка воплотилась в жизнь, что ты и есть тот сказочный принц, который полюбит меня, и с которым я пройду всю сознательную жизнь. Ты поможешь мне стать на ноги, реализовать себя в жизни, а я, когда ты состаришься, воздам за заботу сторицей: буду ухаживать за тобой, помогать писать, творить, вести переписку. Я обеспечу твою старость, буду верной женой и заботливой матерью.

Но сказка, так и остается сказкой, ни на метр не приблизившись к реальности. Прошло два месяца, сколько всего я сделала, чтобы понравится тебе, чтобы ты не испытывал со мной дискомфорта, но что получила взамен? Ты как жил своей жизнью: семья, друзья, творчество, так ею и живешь. Я для тебя как была пустым местом, так и осталась им. Что я получила взаимен?

– Оля, это неправда, я изменяюсь. Я говорил тебе, что впервые отдался потоку чувств. До тебя никому не удавалось пробудить во мне чувственность. Дети, родители – это одно, но с тобой мне впервые захотелось на себе прочувствовать этапы сближения мужчины и женщины, ощутить все то, что в книгах называется чувственностью. Я не знал и еще, честно говоря, не знаю, что это такое, но меня увлекает желание это познать. С каждым днем я чувствую, что ты становишься для меня ближе и роднее. Меня меньше тянет в Лозовую, потому что слишком разительны контрасты между твоим поведением и поведением Наташи; я расслабляюсь с тобой, отдыхаю телом и душой. Ты обратила внимание, что я больше стал проводить времени с тобой? Раньше это было немыслимо, время тратилось только на семью, Сережу и творчество, очень редко на знакомых. Теперь все изменилось. Ты впервые заставила меня пересмотреть некоторые взгляды на отношения между мужчиной и женщиной, благодаря тебе я начал больше понимать женщин, и в академию отвез тебя не ради статьи, а чтобы сделать тебе приятно. Я понимаю, что это мелочь, но для меня это поистине революционный шаг, потратить час-два личного времени, на то, чтобы в жару, в час пик, провести кого-то по его личному делу.… Но я же сделал это, сделал для тебя, а ты говоришь, что никаких изменений в наших отношениях нет.

– Вы с Сережей, действительно странные люди. Ты первый, кто говорит мне, что я некрасивая. Меня никто до тебя не называл крокодилом. Вы привыкли, что перед вами все преклоняются, но в реальной жизни, в той жизни, в которой жила я, все считали меня пусть не красавицей, но очень сексуальной, привлекательной девушкой. Из всех подруг, только я пользовалась вниманием мужчин. На дискотеках у меня никогда не было проблем с поклонниками. Мне дарили цветы, дорогие подарки, и при этом речь никогда не шла о постели, до этого доходило очень редко и только по моему желанию.

– Я не сомневаюсь, что у тебя было и есть много поклонников, с такой задницей, с такими губами можно любого с ума свести. Но то, что ты страшненькая, так это не только я говорю, а все кто тебя видел.

– Это твои друзья ненормальные.

– Оля, мужчина, когда хочет затащить барышню в постель, поет ей такие дифирамбы, что Пушкин отдыхает. А я тебе говорю реальные вещи, причем не для того, чтобы оскорбить тебя или унизить, а чтобы ты реально смотрела на свои возможности: достоинства и недостатки. Человек должен объективно соизмерять свои возможности. Если он завышает их – у него нет будущего, потому что своим поведением он обязательно наделает ошибок в повседневной жизни. Такая же участь ждет любого, кто недооценивает себя. Нужна золотая середина, которая формируется из объективных оценок близких людей. Ты выслушаешь одного, второго, третьего, смотришь на себя со стороны, анализируешь, и приходишь к определенной, аргументированной оценке.

Я уже говорил тебе, что твои заявления, типа, «я звезда», по крайней мере, странны. Я не возражаю, говорить можно многое. Первое время я допускал, что это в своем роде самовнушение, игра, бравада, но потом убедился, что ты на самом деле считаешь себя звездой. Но скажи, чего ты достигла в свои двадцать четыре года, чтобы, например я, считал тебя звездой? Квартира в Донецке? Так тебе мама ее купила. А чем другим ты можешь похвастаться? Работы нет, денег нет, перспективы туманные. Настоящей звезде не надо ничем хвастаться, за нее говорят ее достижения. Дела, Оля, должны говорить за человека. А когда человек говорит о себе, не подкрепляя слова конкретными достижениями, это хвастун, король без одежды и королевства. Таких слушать смешно и противно. Знаешь сколько таких «звезд» проходит через постель состоятельных мужчин? Сотни! И где они? Что с ними сейчас?

– А ты многого достиг в двадцать четыре года?

– К двадцати четырем, я имел два высших образования, участвовал в военных конфликтах, имел правительственные награды, самостоятельно принял решение променять бессодержательную жизнь в Москве, на обрастающую смыслом жизнь в Лозовой. В это время я уже начал делать первые шаги в становлении собственного бизнеса. В двадцать четыре года, я уже знал, что хочу от жизни, и где буду реализовывать себя, и при этом за спиной имел немалый жизненный опыт.

– Я тоже достигну всего, чего хочу.

– А что ты хочешь? Я уверен, что ты до сих пор не знаешь, чего хочешь от жизни.

Оля задумалась.

– Семью хочу, детей, сильного мужчину, материальной независимости.

– Тогда ты не по адресу. Я хочу оставить свой след в истории, хочу бессмертия, чтобы прошли столетия, а мои книги читали, мои мысли обсуждали, развивали и воплощали в жизни. У человека умирает только тело, его мысли и дела, если они действительно стоящие, продолжают жить века. В философии есть такой термин: социально-культурное бессмертие. Его ввел академик Казначеев. Это когда человек умирает физически, но продолжает жить в своем культурном наследии. Рене Декарта математика, философа, нет уже больше пяти столетий, Ньютона – больше четырех столетий, а их дела, их мысли, многие об этом даже не подозревают, продолжают жить среди нас, лежат в основе нашего существования. И их фамилии на устах у каждого состоявшегося человека. Вот этого хочу и я.

А семья, дети, достаток – это временно. Хорошо, если после твоей смерти дети не забудут о тебе. Сколько я знаю примеров, когда уже к сорока дням после смерти о человеке забывают, словно и не было его в этой жизни. Пятнадцать лет назад я знал одного способного бизнесмена, который был помешан на работе. Я не мог понять его: все свои силы, всю энергию, время, он посвящал бизнесу. Он говорил, что все это для детей, во имя их светлого будущего. Молодой был, возрастом такой, как я сейчас, но уже к тому времени имел большой бизнес, дом за границей, яхту и прочие атрибуты богатства. Его расстреляли из автомата, когда он возвращался на машине в свой особняк. За год от его богатства не осталось ничего, а жена спилась, дочку специально сделали наркоманкой и проституткой, сын где-то пропал. И именно тогда я задал себе вопрос, а зачем он жил? Во имя чего пожертвовал лучшими годами своей жизни? Во имя материального? Но материальное – временно и зыбко. Допустим, человек посвящает всю свою жизнь достижению материальных благ, но есть ли уверенность в том, что потомки по достоинству оценят его порывы? Ты назови мне навскидку фамилии крупных бизнесменов, которые вошли в историю. Единицы, и то, те, кто сделал капитальные вложения в науку, тем самым, обеспечив себе бессмертие. Тот же Нобель, тот же Рокфеллер, Карнеги, Форд, Гейтс и другие. А целые миллиарды дельцов мелкого и среднего звена прошли через жизнь, не оставив в ней ничего существенного! С моей точки зрения, это страшно. Прожить шестьдесят-семьдесят лет, чтобы кануть в безвестность, какой тогда смысл от жизни?

Так что, Оля, разные у нас с тобой в жизни дороги. Но пока есть время, давай наслаждаться друг другом. В жизни и без того много огорчений, чтобы создавать их дополнительно. А насчет изменения своего отношения к тебе, обещаю, что дальше оно станет еще заметней. Мне интересно с тобой, меня начинает тянуть к тебе, к тому спокойствию, к той размеренной и прогнозируемой жизни, которая окружает тебя. Останавливает только твое прошлое…

– Но это же прошлое! Я уверена, у тебя оно хуже, чем у меня.

– Моя мама говорит: «на казаку нема знаку». Ты женщина, мать, и твое «бурное» прошлое однозначно наложит отпечаток на наши отношения. Наташа в этом плане другая, поэтому, наверное, я никогда не смогу избавиться от чувства вины перед нею: забрав лучшие годы, без причины, оставить одну… За преданность и самоотдачу отблагодарить подлостью и предательством, нет, я не смогу это сделать. Поэтому, нравится тебе или нет, Оля, но у нас с тобой нет будущего. Я многим обязан жене; шестнадцать лет она посвящала себя моим планам, моей жизни, я был для нее центром вселенной, поэтому мой удел идти с ней до конца. А по отношению к тебе я исправлюсь, потому что ты в чем-то напоминаешь Наташу в наши первые годы жизни.

Разговор был сложный и неприятный. Но я хотел расставить все точки над «и», хотел внести ясность в перспективу наших отношений.

– Посмотрим, любимый. Давай действительно не усложнять и без того нелегкую жизнь. Сравнивая меня со своей женой, ты снова делаешь мне больно, но в любом случае, спасибо за искренность. Мне тоже с тобой хорошо, и не из-за материальных благ, здесь ты ошибаешься. Согласись, что ты меня этим не балуешь, и я на это не рассчитываю. Конечно, хотелось бы материальной помощи, возможно помощи в решении других вопросов, но теперь это уже не главное. Ты мне даешь то, чего бы я не нашла ни за какие деньги у других – знание жизни. Я знаю, что пройдет время и все, чего я хочу, достигну сама. Ты помогаешь мне увидеть себя со стороны, помогаешь обнаружить собственные ошибки в поведении и суждениях, исправить недостатки, подправить, возможно, завышенную самооценку. А это, как я думаю, важнее, чем сто или двести гривен выделенных в день на мелкие расходы.

Я хочу быть рядом с тобой, только прошу, не будь таким жестоким. Я не прошу любить, согласна, любовь не приходит так быстро. Нужно время, и два месяца, безусловно, это не срок. Но хотя бы уважай меня. Ты бы знал, как мне сложно с тобой. Ведь я не только пытаюсь перестроить себя под твои требования, но и еще сдерживаю весь тот негатив, который не привыкла видеть от мужчины. Мною никогда так не пренебрегали, меня так никогда не оскорбляли и не унижали. Я всегда была центром жизни для мужчины, и возможно, от этого расслабилась, оторвалась от реальности. Ты этого не понимаешь, не видишь, для тебя многие твои выходки нормальны и обыденны, но на самом деле, многое из того, что ты делаешь, это жестко, грубо и болезненно, во всяком случае, для меня.

– Так ты поправляй меня, подсказывай, откуда я знаю, что тебе больно, а что приятно?

– Я делаю это, но часто боюсь показать свою боль, чтобы не вызвать в тебе раздражение. Ты говорил, что не любишь слабых людей, поэтому я вынуждена многое скрывать от тебя, чтобы ты не разочаровался во мне.

Я много думаю о наших отношениях, и для себя поняла одно, что такую школу, которую прохожу с тобой, в жизни необходимо пройти. Это как чистилище, в котором проверяешь свой характер и волю; как курс молодого бойца, который мы проходили в академии. Но там было легче, я понимала, зачем мне это нужно, и вокруг меня были люди, соответственно, не мне одной было тяжело. А с тобой сложнее. Здесь я одна, и иногда, в самые тяжелые минуты, задаю себе вопрос, а зачем мне это надо? А будет ли этому конец? Возникают сомнения в правильности выбранного пути, чувство, что не хватит сил, чтобы дойти до счастливого конца. Поэтому, хоть иногда жалей меня, делай так, чтобы я чувствовала себя женщиной, необходимой тебе, ценимой тобой. Это возродит меня, наполнит истощенную нервную систему силами, и я продолжу терпеть все то, на что ты меня обрекаешь. Твое внимание важно для меня, потому что подает надежду на то, что все мои жертвы не бесполезны, что мне есть на что надеяться, что когда-нибудь, ты полюбишь меня, и я стану твоей женой. Ты будешь делать это, хорошо, милый?

– Хорошо, только насчет жены, это ты конечно загнула.

– Ты сам говорил, что время все расставит на свои места.

– Оля, у тебя нет шансов стать моей женой, но подготовить тебя к звездному будущему, я обещаю.

– Пожив с тобой, с кем-то другим жить не захочется.

– Когда человек достигает новых уровней общения, он обязательно встречает достойных партнеров. Тебе сейчас не интересно со своим поколением, но поверь, встретишь кого-нибудь постарше и свободнее, ты обретешь с ним свою судьбу. Только к этому нужно подготовиться, чтобы и этот человек в тебе увидел что-то интересное, примечательное для себя. Вот эту изюминку мы и попытаемся в тебе раскрыть и развить, чтобы ты сама ее понимала и делала на нее ставку. А пока ни ты, ни я, еще толком не знаем, что же в тебе есть такое примечательное, что заинтересует состоявшегося мужчину.

– Но тебя же я чем-то заинтересовала?

– Качественной уборкой в квартире и всепрощением. Ты думаешь, это может заинтересовать еще кого-нибудь?

– Не знаю.

– Я тоже не знаю, поэтому нужно поискать что-то другое, более весомое и привлекательное.

– Думаешь, найдем?

– Я уверен в этом.

– Хорошо любимый, я вся в твоих руках.

22

В декабре я проходил предзащиту в Днепропетровском национальном университете, нужно было выезжать рано утром машиной и целый день практически провести за рулем, поэтому в дорогу я взял Олю.

– Ты неплохо водишь машину – с удивлением обнаружил я, после того как Оля проехала первые сто километров. Я даже задремал на пассажирском сиденье. – Я думал, что ты как всегда обманываешь, расхваливая свои водительские навыки.

– Я на маминой машине научилась. Мама сама не могла, а я всегда мечтала о своей машине. Олег, подари мне машину!

– Не скромные у тебя желания.

– У тебя же есть такие возможности. Я не прошу дорогую, «Мерседес» или «БМВ». Мне любую, пусть российскую, недорогую, не обязательно новую.

– Оля, я уже говорил тебе, что женщины, которые попрошайничают, меня раздражают. Я понимаю, что ты привыкла выпрашивать у своих поклонников то мобильный телефон, то поездку за границу. Своеобразный бартер: ты им тело на временное пользование, они тебе материальные компенсации за издержки. Я таких женщин в глаза называл попрошайками и не строил с ними никаких отношений.

– Хорошо любимый, считай, что я пошутила.

– Ты дослушай, у меня до тебя была барышня: высокая, стройная, грудастая, даже Сереже понравилась. Так она открыто заявляла, я тебе молодое тело, а ты мне долларов четыреста-пятьсот в месяц спонсорской помощи, больше не надо, и тебе не в напряг, и мне хорошо. Замечу, она твоя ровесница и ее зарплата составляла в месяц около семисот долларов. Я переводил это в шутку, но по имени ее никогда не называл, просто, Попрошайка. И отношения порвал после очередного назойливого выпрашивания платья. Я считаю, что ты или личность, или попрошайка. С попрошайками – одни отношения, с личностью – совсем другие.

– Мужчина сам должен дарить женщине подарки, а не ждать, когда она у него попросит.

– Типичная психология неудачницы и попрошайки. Какие бы у меня сложными не были отношения с женой, но я глубоко уважаю ее за то, что как бы ей тяжело не было, она никогда у меня ничего не просила. Дети скажут, выплывет в моменты скандалов, но чтобы назойливо выпрашивать, попрошайничать, за ней не замечал.

– И ты считаешь нормальным, когда жена не может попросить у мужа об элементарном?

– Вполне. В семье равные отношения, мужчина обеспечивает семью, детей, жене достаточно обеспечивать себя одну. Почему мужчина должен надрываться, одевая в дорогие наряды свою супругу? Мы уже с тобой, кстати, обсуждали эту тему.

– А я в очередной раз повторяю, что не согласна с тобой. Ведь женщина – это вторая половина мужчины! Если женщина чухоня, то, как бы не наряжался ее кавалер, как бы себя не преподносил, он от нее недалеко уйдет.

– Оля, я тоже хочу быть второй половиной, поэтому одень меня в «Армани» или «Валентино». У меня есть свои планы в жизни, на мне будущее детей. Я считаю, что нормальный мужчина должен создать условия для реализации своей супруги и все, точка. Дальше, пусть она сама показывает, на что она способна, и в зависимости от этого решает свои личные материальные потребности. Идеальная семья, с моей точки зрения – это гармония между мужчиной и женщиной. Это равные, партнерские отношения, а не так, как в свое время у тещи: тесть на севере зарабатывает деньги, и еще не успевает приехать, как его зарплата уже заранее распланирована и заочно потрачена. Это бред. Кто зарабатывает, тот и заказывает музыку, а горбатиться на кого-то, да еще выслушивать претензии и недовольство, это пережитки советского воспитания.

– Я считаю, что ты неправ. Я всегда мечтала о муже, который старше меня, и который обеспечит меня материальными ценностями, а я подарю ему себя.

– Оля, знаешь, сколько таких желающих? И гораздо красивее, умнее, приятней…. Поменять молодое тело на материальные блага, на мой взгляд, это мечта идиотки. Ты изначально ставишь себя ниже мужчины, настраиваясь на роль служанки, содержанки. К тому же это все временно и зыбко. Руководствуясь этой мечтой, женщина совершает много ошибок, главная из которых, неверно выбранные жизненные приоритеты. Проблема в том, что мужчины хотят видеть в женщине как «слабую», так и «сильную» половину, а это, несовместимые вещи. Поэтому поведение мужчин непостоянно: одно время им нравится, когда им угождают и преклоняются, другое, когда рядом женщина-лидер, личность. А, учитывая, что в этой нише конкуренция очень высока, мужчины значительно завышают свои требования и требуют от женщин практически невозможного. Вот и получается, что как бы ты не старалась, но твоя услужливость и подобострастие когда-то надоест и мужчина выберет женщину более самостоятельную и самодостаточную, а ты останешься на обочине, у разбитого корыта. И так будет постоянно, пока однажды не окажется, что тобой попользовались раз, два, три, и все, ты шлюшка, потому что для следующих мужчин, твое прошлое ужасно. Я думаю, что мало кому из новых знакомых будет приятно узнать о списке предшественников. И твоя жизнь из сказки о богатом принце превратится в сплошной страх, вранье и лицемерие, потому что ты знаешь, что как только новый мужчина узнает о твоем внушительном списке «ошибок», тебя снова бросят ради другой.

– Это твое мнение. Нормальный мужчина никогда не интересуется прошлым девушки, он воспринимает ее такой, какая она есть, ведь и у мужчины было прошлое. Но на то оно и прошлое, чтобы не думать о нем. Есть настоящее, будущее…

– Ошибаешься, о человеке судят по его прошлому. Сколько я знаю людей, все интересуются прошлым своих знакомых, потому что прошлое раскрывает человека, высвечивает его истинные черты. Это не праздное любопытство, это очень важный момент на первых этапах знакомства. Наши мнения друг о друге ведь тоже складывалось на основе деталей из нашего прошлого.

– Меня лично твое прошлое никогда не интересовало. Я тебя воспринимаю таким, каким ты есть, для меня это важно. И мне совершенно безразлично, каким ты был с другими, и сколько этих других было до меня. Главное, чтобы уже в наших отношениях было все понятно и чисто.

– А меня твое прошлое всегда интересовало. Вдруг ты играешь, притворяешься, вдруг ты аферистка, которая втирается в доверие обеспеченным мужчинам и разводит их на деньги? Все может быть. И я уверен, что и ты должна так рассуждать, потому что из всего того, о чем я тебе рассказываю, только по прошлому, уже имеющемуся, можно установить, искренен ли я с тобой, или все рассказанное ложь. Я, например, уже не один раз ловил тебя на обмане: когда ты в начале наших отношений рассказывала одно, а сейчас, забыв, об этом событии говоришь другое. Ты обманщица.

– Я не обманывала, ты сам отвечал на свои вопросы, а я молчала или поддакивала. Разве правильно первому встречному рассказывать подробности своей жизни?

– Но я же тебя не обманывал! Все чем ты интересовалась, я выкладывал как на духу. Ответь, за два месяца, ты хоть раз обнаружила обман с моей стороны?

– Нет.

– А я обнаруживал. И чем больше времени проходит, тем больше неискренности с твоей стороны всплывает.

– Извини милый, я исправлюсь. Ты не вспоминай, о чем я тебе месяц назад говорила, тогда действительно я не всегда была искренна. Ты бери настоящее, здесь я честна.

– Об этом мы узнаем позже, со временем. Может ты и сейчас, такая же «искренняя», как и месяц назад?!

– Нет, честно, я тебе говорю теперь только правду.

– Ладно, не будем о грустном. Но я тебе скажу одно, любое будущее строится на прошлом и, главное, на доверии. У нас с тобой, однозначно не будет будущего, потому что ты обманщица, и я не могу тебе доверять. А ты же знаешь, как из присказки, когда пастух кричал «Волки!», «Волки!», а их не было, но когда на самом деле волки напали на стадо и стали грызть овец, то пастуху никто не пришел на помощь, ему не поверили, и все стадо погибло. Так и в отношениях между людьми, если они начинаются с обмана, то в будущем они обречены на провал, потому что обман обязательно со временем обнаружится. И когда он полезет, попрет отовсюду, никакое оправдание не поможет. Обман рождает обман, кто раз обманул, тот обманет еще раз. А как можно жить с человеком, которому не веришь?

– Дорогой, все, остановись. Я все поняла, в наших с тобой отношениях больше нет обмана, даже не сомневайся в этом.

– Посмотрим, хотя верится с трудом.

23

В Днепропетровске я быстро справился со своими вопросами. Мы могли возвращаться назад, в Киев, но нас задержала моя аспирантка, Люда. Своеобразная девушка. С Олей они были ровесницами, но разница в формировании психики была разительной. Люда с пятнадцати лет жила отдельно от родителей, самостоятельной жизнью, поэтому в двадцать четыре года ее воззрение на жизнь мало чем отличалась от воззрения уже опытной, зрелой женщины. Люда приходилась двоюродной сестрой моего хорошего товарища, поэтому в ее судьбе, по его просьбе, поначалу я принял активное участие. С первых шагов нашего знакомства она меня удивила, причем не внешними данными – несмотря на симпатичное лицо, она была слишком худа и бесформенна, – а своими рассуждениями.

– Мужчина – это осеменитель. У меня никогда не будет мужа, потому что я так и не смогла ответить на вопрос «А зачем он мне нужен?». Я с пятнадцати лет жила с мужчиной, и что дали мне шесть лет полноценной семейной жизни? Ничего. Я им манипулировала, командовала и из-за его бестолковости атрофировалась сама. После этого я поменяла много мужчин и ни один не оставил заметного следа в моей жизни. Мужчины обмельчали, стали прогнозируемыми и предсказуемыми. Когда я первый раз увидела тебя, я знала, что ты хочешь: ты хотел секс со мной. Но я знала и другое, взяв меня один раз, второго ты бы не захотел. Такие как ты, верны семье, для тебя женщины – это способ развеяться, набраться энергии, сил, отдохнуть, и снова запрячься в какую-то кабалу. Ты это называешь достижением цели, а я кабалой. А жить надо в свое удовольствие, например, как я: захочу мужчину, я его обязательно возьму. Чтобы затащить мужчину к себе в постель много ума не надо, вы все телята, падкие на тело, на роскошный волос. Даже я со своей, как ты говоришь, тощей фигурой, в состоянии покорить любого мужчину. Согласна, это будет временно, но зачем мне постоянство? Мне нужен только ребенок, я подберу для него красивого отца, и он даже не догадается о своей роли. Я возьму его семя, и на его основе рожу идеального мальчика. Я знаю, что у меня будет мальчик: крепкий, умный, с голубыми глазами. Я читала, что юноши с голубыми глазами обладают большим интеллектом и успешнее реализуют себя в жизни, поэтому, мой сын будет с голубыми глазами, как у тебя.

– Где ты такого бреда набралась? – я слушал ее с большим удивлением. Век живи, век учись, таких персонажей в моей жизни еще не попадалось. – Какой дурак тебе сказал, что голубые глаза – это признак ума?

– Я в журнале прочла.

– Люда, в журналах часто пишут непроверенные данные, рассчитанные на ажиотаж и популизм. Ты книжки научные читай, там масштабные и глубокие исследования, научные традиции, школы. А информация, подаваемая в журналах и газетах, – это поверхностная информация, не несущая в себе глубины и истинного содержания.

– Неправда, многое из написанного я проверяла на себе и все сходится. Я наблюдательна и верю, что жизнь можно построить своими руками, например, я захотела закончить юридическую академию – закончила; захотела жить вдали от родителей – живу с пятнадцати лет; захотела бизнес – у меня сейчас свой цех. Все, чего сильно хочешь – обязательно достигнешь, в этом нет сомнений.

– Люда, во многом ты права, но ты не видишь глубины. Ты за чей счет закончила академию, родителей?

– Ну и что, это их обязанность.

– Пусть так. Твоя жизнь вдали от родителей проходила за чей счет, твоих парней?

– Какая разница, за чей счет? Это средства. Главное, я этого хотела и добилась.

– Подожди, Люда, не горячись. На цех, кто тебе дал деньги, отец?

– Да, отец.

– Так вот, у вас с Олей, несмотря на кажущееся отличие, есть существенное сходство – вы паразиты. Вы живете за счет других, используете близких вам людей для достижения своих целей.

– Это нормально.

– Это ненормально. Наша жизнь, это действительно тесная взаимосвязь между людьми, которых мы используем для достижения своих целей. Но разница в том, как их используем? Можно выпросить у отца деньги, вложить их в бизнес и прогореть, при этом только с сожалением констатировать свое разорение. По большому счету оно и не твое, так как пострадал отец, а не ты. Точно так же можно купить машину за счет человека, которому ты отдаешь свое тело, это Олин вариант: секс в обмен на материальные блага; так достичь и других желаний, которые тысячами окружают наш образ жизни. Одно дело брать у кого-то и тратить, совершенно другое дело: зарабатывать и тратить. В последнем случае, двадцать раз подумаешь, а стоит ли вкладывать деньги в то или иное направление бизнеса, стоит ли покупать машину, или лучше вложить деньги в бизнес, который принесет дополнительные прибыли? А когда чужое, халявное, такие вопросы не возникают, ты тратишь их без ума и без каких-либо выводов для себя. Вот ты открыла цех, вложила последние деньги отца, я знаю, он даже в долги влез ради тебя, а ты уверена, что у тебя бизнес пойдет? Как можно вложить такую сумму в новый для себя бизнес, одновременно поступить в аспирантуру и еще строить планы на рождение ребенка? Ты считаешь, что можно объять необъятное? Так это уже проверенно; конечный результат таких попыток уже известен. Народная мудрость даже гласит: погонишься за двумя зайцами, ни одного не поймаешь. Поэтому я желаю тебе только добра, но все твои начинания в том виде, в котором я их наблюдаю сейчас, поверь мне, обречены на провал. Они попахивают аферой, а ты ведешь себя как настоящая прожженная аферистка.

– Я так не считаю.

– Возможно, но нас, Люда, рассудит время.

– А ты разве не такой? Был военным, бизнесменом, ученым, это не признаки афериста?

– Это поиск своего места в жизни.

– Я тоже ищу свое место.

– Подыскивая мужчину-осеменителя?

– Я женщина и хочу стать матерью. У меня это долго не получалось, но я знаю, что сейчас получится. Надо, я их тысячами переберу, но забеременею и рожу самого лучшего ребенка в мире. Я стану жить для него, горы ради него сверну, и никакие предрассудки меня не остановят. Чтобы полноценно воспитывать ребенка, нужны деньги, для этого я начала заниматься бизнесом. Действительно, на развитие бизнеса мне деньги дал отец, но в этом заключается его родительский долг. Он не так много сделал для меня в жизни. Я ценю его за этот шаг, и простила ему многое. А в бизнесе у меня все получится, потому что взяла в компаньоны специалиста. Правда, возникли проблемы с его женой, мешает ее ревность, которая иногда доводит нас до конфликтов, но это все глупость, это преодолимо. Его жена тупа и не понимает, что как мужчина он мне совсем не интересен. Он некрасив, поэтому на роль отца моего ребенка не подходит. Он мне нужен совсем для других целей: пока я буду заниматься воспитанием ребенка, кто-то должен зарабатывать для меня деньги. Именно поэтому я выбрала его: он умен и порядочен, у него есть хватка, а все остальное для меня второстепенно.

– А я тебе нужен, чтобы получить кандидатскую степень?

– Возможно, мне это пригодится. И ты действительно в этом очень сильно поможешь мне.

– А ты не задумывалась, что когда-то мужчинам надоест играть в твою игру? Большинство из мужчин не привыкло ко вторым ролям. Твои взгляды больше подходят для дегенератов, а нормальный мужчина пошлет тебя подальше, ведь не каждому приятно ощущать себя в роли осеменителя или помощника в твоих безумных идеях. И что в этом случае тебе останется?

– Ты ошибаешься. Сколько я знала мужчин, все они только для вторых ролей и годились. Их желание быть лидером – показное. Характером они слабы, поэтому я не боюсь остаться в одиночестве, потому что большинство мужчин ищут сильных женщин, за кем бы спрятаться, получить желаемый минимум: телевизор и диван, и забыться, стать послушным орудием.

– Тебя послушать, так мы, мужчины, уже выродились…

– Практически да.

– Мне кажется, что причина твоего одиночества, это твой комплекс, фобия. Ты считаешь себя сильной женщиной, но на самом деле это тот спасательный круг, который позволяет тебе оправдать свое одиночество. Тебе хочется сильного мужчины, но так как ты со своими взглядами для сильных мужчин не интересна, ты придумала сказку об их исчезновении. Я поработаю над тобой, попытаюсь показать, что твои рассуждения бредовы, что причина твоего одиночества в тебе самой. Ты привыкла к общению со слабыми мужчинами, но с сильными так себя не поведешь; это не марионетки, которыми можно управлять по желанию.

– Ты ошибаешься, всеми мужчинами можно управлять.

– Люда, я сам не из слабых мужчин, и вокруг меня очень много действительно сильных мужчин, поэтому мне очень легко опровергнуть твои рассуждения. Я введу тебя в круг этих людей, и ты попробуй ужиться в нем со своими взглядами, попробуй поуправлять ими. Все, о чем ты мне рассказываешь, это надуманная глупость, которая не имеет никакой связи с действительностью.

24

Разговор с Людой начал напрягать. Я уже с нетерпением ждал возвращения Оли, которая уж слишком долго задерживалась в магазине.

– А у тебя с Олей серьезно?

– Люда, ты что забыла, что у меня двое детей и жена? Даже если учесть, что у нас с Наташей отношения на грани развала, но остаются дети, которые кроме меня никому не нужны.

– Я поэтому и спрашиваю. Зная твое отношение к семье, я, честно говоря, удивлена тем, что ты столько времени уделяешь посторонней женщине. Может у тебя к ней чувства?

– Ты не первая, кто у меня спрашивает об этом. Мне уже почти сорок лет и такого чувства, которое бы захлестнуло, ослепило, заставило отказаться от семьи, я пока не испытал. Может, испытаю, нельзя от этого зарекаться, но сейчас его нет. А что касается Оли, то в свое время я захотел ей помочь, поэтому и приютил у себя: мне удобно и ей грех жаловаться.

– Но ты с ней появляешься везде, показываешь всем.

– С ней очень комфортно. Она взяла на себя решение мелких бытовых проблем, изучила мои привычки и слабости, наперед отгадывает желания. Я впервые не отвлекаюсь на мелочи, а занимаюсь главным.

– Чем же это?

– На данный момент – это защита докторской диссертации. А насчет того, что я показываю ее всем – неправда. О ней знают только близкие мне люди, ты в их числе. А что она тебе рассказывала о наших отношениях?

– Ей очень тяжело. Я так поняла, ей и хочется быть рядом с тобой, потому что для нее это новый уровень, но одновременно она морально подавлена. Ты делаешь то, что хочется тебе, и она устала работать только на тебя. Я думаю, что если ты не начнешь уделять ей внимание, то потеряешь ее, она не выдержит и уйдет от тебя.

– Что, все так плохо?

– Да, пока ты в университете решал свои вопросы, она мне пожаловалась на нелегкую жизнь с тобой. В ней вроде бы и проснулись глубокие чувства к тебе, но одновременно, она не встречает взаимности. А односторонняя любовь – это тяжело и обременительно. Ты знаешь, что сегодня день милиции?

– Слышал, ее уже человек двадцать по телефону поздравило. Она всем врала, что в Днепропетровске сдает кандидатский минимум. Врунья редкостная.

– Она говорит, что это первый ее профессиональный праздник, который она встречает в такой тяжелой моральной обстановке. Ты ей подарил что-нибудь?

– Нет, кто она мне, чтобы я делал ей подарки?

– Ты живешь с ней полноценной семейной жизнью почти два месяца. Тебя никто не заставляет дарить что-то дорогое, подари какую-то мелочь, ведь это знак уважения, проявление внимания. Ты понаблюдай за собой: ты обращаешься с женщинами как дикарь! Наташа терпит тебя шестнадцать лет из-за того, что у вас дети и за спиной нелегкое совместное прошлое, а Оля сказала, что она не сможет жить так, как живет твоя Наташа. Ни одна нормальная женщина не захочет терпеть твои выходки и жить на пятьдесят гривен в неделю, когда муж зарабатывает тысячи.

– Наташе грех жаловаться. Мы начали совместную жизнь с маленькой комнаты в общежитии, а сейчас она живет в двухэтажном доме, имеет свою машину и возглавляет перспективный бизнес. А пятьдесят гривен в неделю – это прошлое, это период, когда мы поднимались. Сейчас она достаточно зарабатывает, при этом ее заработная плата зависит от нее самой. А у Оли психология попрошайки, она спит и видит, когда встретит мужчину, который озолотит ее. Я с ней не один раз на эту тему беседовал, предупреждал, что это не мой тип женщин. Я могу научить жизни, научить зарабатывать деньги, но давать их, просто так покупать вещи в обмен на секс – пусть не тешит себя такими мыслями. Есть семья, дети – это все их. С ними мы прошли не одни тяжелые минуты, поэтому все, что я заработал, это их.

– Мое дело предупредить тебя. Если она тебе безразлична, продолжай себя вести в том же духе, но знай, это не надолго. А если ты хочешь, чтобы ваше общение имело перспективу, то уделяй ей больше внимания. Это не твоя Наташа, это молодая девушка, которая хочет, отдавая себя, рассчитывать на взаимность.

– На какую взаимность, материальную?

– И на материальную тоже.

– Тогда это не мой вариант.

25

Я сам обратил внимание на подавленность настроения у Оли, и в принципе догадывался о причинах. Разговор с Людой внес определенность. Не то чтобы я стал переживать, испугался потери близкого человека, честно, мне стало стыдно за себя, за свой эгоизм. Я реально, впервые со стороны увидел свое поведение как по отношению к супруге, так и к Оле. Но если Наташу в последнее время я только избегал, пренебрегал и недооценивал, то Олю я реально унижал, оскорблял и разрушал как личность. И неожиданно мне захотелось исправиться, как-то компенсировать свой эгоизм, причем перед обоими: Олей и Наташей. Но Наташа была далеко, и я отложил общение с ней на потом, а Оля находилась рядом, поэтому я решил устроить ей праздник.

Когда мы, наконец, распрощались с Людой и остались одни, я спросил у Оли:

– Едем в Киев или отпразднуем день милиции здесь?

– Как хочешь – в ее голосе слышалось безразличие, а лицо выглядело уставшим и безжизненным.

– А как хочешь ты?

– Олег, мне все равно.

Ее пессимизм и безволие вызвали раздражение. Жизнь научила сторониться слабых и обессиленных; общение с ними накладывает плохой отпечаток: в их кругу становишься таким же слабым и беззащитным.

– Тебе может неприятно общение со мной? – я всеми силами пытался успокоить себя.

– Олег, не начинай, я действительно устала и мне все равно. А как хочешь ты? Ты уже решил свои вопросы в Днепропетровске?

– Да, но сегодня твой праздник.

Оля вымученно улыбнулась.

– Наконец-то ты вспомнил. Ты меня даже не поздравил.

– Я просто не мог протиснуться в очереди. Тебя столько народа поздравляло сегодня, что мой голос наверняка затерялся бы среди лавины пожеланий жаждущих поиметь тебя.

– Это мои друзья и коллеги, а твое поздравление для меня было бы самым дорогим. Но видимо, я настолько тебе безразлична, что ты предпочел всю дорогу проспать, а в Днепропетровске все время посвятить решению своих вопросов и общению с Людой. Наверное, это для тебя главнее.

– Оля, я все приятное оставил на вечер. Куда ты хочешь, чтобы мы пошли?

– Олег, я действительно устала, никогда столько времени не проводила за рулем. К тому же я не одета для ресторана, не накрашена, сам постоянно твердишь, что я крокодильчик, а сейчас выгляжу еще хуже.

– Ты же знаешь, я тебя не за это ценю.

– Знаю, ты говорил. Но я хоть и страшная по твоим словам, но женщина, поэтому мне будет неприятно, когда на меня станут смотреть как на крокодильчика.

– Тогда выберем место потемнее, чтобы тебя меньше видели, или попросим выключить свет. Я знаю одно неплохое заведение на набережной.

Оля без особого энтузиазма согласилась. Мы приехали на набережную: от Днепра веяло холодом и сыростью. В заведении готовились к Новому году.

Нас провели в зал для курящих.

– А можно свет немного притушить? – попросил я официанта.

Тот с недоумением посмотрел на меня.

– Моя барышня считает, что сегодня она выглядит не для ресторанов, поэтому комплексует. Хотелось бы создать ей все условия для комфортного отдыха.

Официант с пониманием улыбнулся. Выполнив просьбу и оставив меню, он удалился.

– Вот видишь, теперь тебя никто не видит, только я. А для меня ты самый лучший и симпатичный крокодильчик, довольна?

Оля закурила.

– Если бы ты еще и курить бросила, тебе бы вообще цены не было.

– Ради тебя я и так на многое пошла: в одиннадцать уже в постели, в семь утра на ногах. Я за двадцать четыре года один раз встала в восемь утра, и это было большое событие для меня, ведь я сова, а ты – жаворонок. Но я знаю, что тебя раздражают спящие женщины по утрам. Ты говоришь, что Наташа встает рано, вот я и вынуждена походить на твою жену.

– Оля, сегодня твой праздник, давай не будем о грустном. Вино будешь?

– Немного красного.

Я заказал ей вина, а себе чай. Кушать Оля отказалась.

– Ты много куришь и мало ешь – заметил я.

– Умру рано. Не идет пища, желудок болит.

– От тебя остались одни кости и кожа.

– Это ты довел. Я до встречи с тобой весила шестьдесят килограмм, а с тобой за два месяца дошла до пятидесяти двух, нервомотатель.

– А кому сейчас в жизни легко – попытался отшутиться я.

– Умру, выполнишь мою просьбу?

– Опять глупости говоришь?

– Нет, ответь, выполнишь?

– Конечно, куда от тебя денешься.

– Хочу, чтобы ты меня похоронил в свадебном платье. Мне так хочется замуж, свадьбу, кортеж из лимузинов, много нарядных и веселых людей, фейерверк, но видимо не судьба. Пусть в последние минуты земного существования буду нарядной. И хочу, чтобы ты мои волосы по подушке аккуратно разложил, на белом фоне они красиво будут смотреться, хоть как-то компенсируют уродство лица. Выполнишь, не забудешь?

– А как же, сегодня вечером прорепетируем. Свадебного платья не обещаю, но вот волосы по подушке, это отработаем. Поворот головы, наклон тела – это тоже все важно.

– Ты все шутишь, а я серьезно. Пусто на душе, выжжено, чувствую, не проживу я долго. Сколько себя помню, всегда болела. Каждая болячка входила в меня и по полной программе испытывала на прочность мой организм. Чем я только не переболела. Врачи говорят у меня слабая иммунная система.

– Ты мне чем-то тещу напоминаешь: все время больная ходит, а переживет не только меня, но и детей моих. А у нас в роду все по-другому, никто никогда на болезнь не жалуется. Болит – перетерпи в одиночестве. Отец до последнего дня у меня работал, я только после его смерти узнал, что сердце у него болело так, что он ночами не спал, но в больницу не пошел, как его только мама не уговаривала. По поводу больниц у него всегда был один ответ: «Сколько отмерено на роду, больше не проживешь». Умер достойно. Я тоже хочу так умереть: идти, бороться до последнего, а однажды утром не проснуться. Это как прерванный полет…

– Мечтатель, правильно тебя Сережа называет: «Кремлевский мечтатель». С тобой тяжело, но не скучно.

– Кремлевским мечтателем первым я его назвал. Если не ошибаюсь, так Герберт Уэллс назвал Ленина после революции семнадцатого года, когда тот делился своими планами на построение государства. Сереже выражение понравилось, вот он и начал меня так называть. Хотя на самом деле я говорю реальные вещи, а он фантазирует.

– Вы друг друга стоите.

Мы помолчали. Оля выпила вино, я чай.

– Может, еще что-нибудь хочешь, например, потанцевать? Ты говорила, что любишь танцевать. Ты хорошо танцуешь?

– Хорошо, всем нравится.

– Хотелось бы посмотреть. Я в этом плане разбалованный, у меня супруга танцует очень красиво. Старшая дочь от нее не далеко отстает, а вот Настя похуже, но я думаю, со временем наверстает, в ней больше пластики, женственности, а пока стесняется.

– Олег, а ты любишь Наташу?

– Может в этом плане я не совсем нормальный, но чувства редко задевают меня. Я не понимаю, что значить любить: это невозможность жить без человека, или же чрезмерно его идеализировать, то есть жить только им? Если так, то у меня такого не было. Только однажды я испытал нечто близкое к этому чувству. Настя маленькая была, для меня, словно игрушка. Элю я прозевал, в период ее становления занимался развитием бизнеса, а вот Настя была для меня как праздник. Мы в шесть лет отдали ее в модельное агентство в Киеве, и однажды возвращаясь с ней в Лозовую на джипе, я вынужден был резко затормозить, так как на дорогу неожиданно выскочила собака. Все это время Настя сидела по центру на заднем сидении и распевала песенки, веселая была, смешливая. Когда я резко нажал на тормоза, то услышал, как она упала между сидениями и в машине вдруг стала такая гробовая тишина, что я испугался. Сердце сдавило такая тоска, такой неведомый для меня испуг, что я замер. Я боялся оглянуться, потому что испугался до ужаса: а вдруг с ней что-то случилось, например, ударилась головой обо что-то металлическое и забилась насмерть? Как я дальше смогу жить без нее? Я впервые резко, наяву ощутил ту связь, которая крепкими узами связывала меня с моими детьми. Я готов был отдать свою жизнь взамен, лишь бы они только жили. Я заставил себя оглянуться и увидел ее испуганные глазенки: она с непониманием смотрела на меня и ждала моей реакции. Словно камень упал с моего сердца, слезы навернулись на глаза, но я заставил себя улыбнуться. Рассмеялась и она. Жизнь вернулась в мое тело, но ощущение бездонной пропасти, смерти, которое мне довелось испытать за те секунды, осталось на всю жизнь. Может это и есть любовь? Но я испытал ее только однажды, да и то, к детям.

– Значит еще не все потеряно и у меня есть шанс разбудить в тебе чувства.

– А зачем тебе это нужно? Мужчина в чувствах становится слабым, податливым, безвольным, разве я тебе таким нужен?

– Ты не будешь слабым. К твоему сведению, женщина только начинает жить, когда обнаруживает взаимность; она расцветает, у нее появляется смысл жизни, цель в жизни и жажда изменить мир и положить его у ног любимого.

– Но ты же собралась умирать, зачем тебе все это?

– Ради такого я буду бороться за жизнь. Я такого состояния еще не испытывала, но чувствую, что оно есть и обязательно коснется меня. Когда ты меня полюбишь, ты увидишь, каких вершин я смогу достичь.

– И не будешь просить у меня денег на вещи и мелкие расходы?

– Не буду. Ты научишь меня зарабатывать деньги, и я заработаю миллионы. А ты в это время будешь писать книги, творить, делать то, что для тебя приятно. Я всегда буду рядом, создам тебе все условия, и ты станешь знаменит. К тебе будут приезжать знаменитые люди, мы их будем встречать в своем особняке или, например, на своей яхте. Ты ни в чем не будешь нуждаться, только во мне, в моем присутствии, потому что для тебя я буду всем, твоей жизнью. Точно так же и ты для меня будешь всем, моей жизнью!

– Я не люблю тратить деньги на избыточные, не нужные вещи. Зачем особняк, если можно купить уютный небольшой двухэтажный домик?

– У нас будет много денег, их хватит и на особняки, и на дорогие машины.

– А зачем нам много денег? Когда много денег, теряется цель в жизни, человек расслабляется, начинает паразитировать, спадает темп его жизни. Денег должно быть ровно столько, чтобы человек чувствовал себя свободно, мог реализовать свои творческие планы, делал то, что он хочет делать, общался с теми, с кем он хочет общаться. Мне кажется, денег человеку должно постоянно чуть-чуть не хватать, так как это поддерживает его заинтересованность в жизни, стимулирует к деятельности, творчеству. А удовлетворение материальных потребностей – это нескончаемый процесс, бег за иллюзией. Сколько бы ты не зарабатывала, тебе всегда будет мало: став обладателем одной вещи, захочешь другую, потому третью, четвертую, и этому не будет конца. Ты втянешься в погоню за деньгами и вещами, растратишь все годы жизни, но так и не насытишься, не удовлетворишь свою алчность. Всех денег невозможно заработать, поверь мне, их никогда не бывает много! Оля, запомни: материальное зыбко и бесконечно. Дорогая и суперсовременная машина через три года становится не такой уж дорогой и суперсовременной, появляется другая машина, дороже и лучше твоей. Ремонт в доме, одежда, мебель, и многое другое, что является критерием материального благосостояния – изменяются, совершенствуются, зависят от моды; и конечного, идеального здесь не возможно достичь. Бесконечная суета…. Так, что не те ориентиры ты выбираешь в жизни. Другое дело, когда человек живет с четким пониманием смысла своей жизни, нацелен на духовное, с определенным видением конечных ориентиров, в этом случае есть все шансы достичь определенных высот.

– Все равно я хочу иметь дом, машину, яхту и многое такое, что сейчас мне не доступно, и я буду это иметь. Ты научишь меня зарабатывать деньги?

– Попрошайничать или зарабатывать?

– Зарабатывать. Вы мужчины пошли такие скупые, что многого у вас не выпросишь.

– Вот, наконец-то, ты кое-что начала понимать правильно: попрошайничая можно вытянуть копейки, а, зарабатывая, можно сколотить не только реальное состояние, но и стать личностью. Научу я тебя зарабатывать деньги, только наберись терпения.

26

После того вечера в Днепропетровске я заметил, что у Оли словно открылось второе дыхание: она снова оживилась, жизнь наполнилась для нее смыслом.

– Первое, что я хочу – это квартиру в Киеве. У меня есть квартира в Донецке, если ее продать, то можно выбрать квартиру на окраине Киева, часть заплатить, а под часть взять кредит.

– И кто его выплачивать будет, мама?

– Нет, мама сказала, что больше помогать мне не будет.

– Мое мнение, квартиру в Донецке продавать не стоит. Сейчас реально она зарабатывает тебе триста долларов в месяц, правильно?

– Да.

– И надолго у тебя квартиранты?

– Сколько нужно, столько и будут.

– Вот видишь, нет смысла отказываться от стабильного заработка. Тебе еще платят пятьсот гривен за аспирантуру, таким образом, у тебя получается четыреста долларов стабильного ежемесячного дохода.

– Так.

– Квартира в Киеве, даже в отдаленных районах, без ремонта стоит до ста тысяч долларов. Сколько стоит твоя квартира в Донецке?

– Тысяч пятьдесят.

– Вот видишь, даже если ты продашь квартиру в Донецке, то ты заплатишь только половину стоимости киевской квартиры. А кредит на вторые пятьдесят тысяч тебе банк даст в лучшем случае под четырнадцать процентов годовых. Это примерно шестьсот долларов в месяц только проценты кредита, а еще тело кредита! При всех раскладах сейчас ты не тянешь на покупку киевской квартиры. Я предложил бы тебе другой вариант: возьми под свою квартиру кредит и вложи деньги в оборот, в бизнес. У тебя много знакомых, выбери перспективное направление, и у тебя появится дополнительный заработок. А там подучишься, расширишься, откроются новые возможности, и ты спокойно решишь квартирный вопрос.

– А сколько мне дадут денег под квартиру?

– Смотря, как в банке с оценщиками договоришься: могут и пятьдесят тысяч дать, если квартиру оценят в сто тысяч. У тебя получается и квартира за тобой, и триста долларов аренды, и плюс деньги для создания собственного бизнеса.

– А если у меня не получится с бизнесом?

– Ты же не дура, сама меня убеждала в том, что ты звезда. Просчитай все варианты, выбери направление пусть с меньшим заработком, но стабильное, без риска. Еще правильней часть денег вложить в недвижимость, например в магазинчики, а остальные в оборотные средства – в товар. У тебя и сама недвижимость дорожает, и плюс движение товара. Сейчас кредитование – нормальное явление на западе. У нас тоже это начинают понимать. Я тоже долгое время крутился на своих деньгах, хорошо получалось, но медленно, а мне нравятся масштабные проекты. Поэтому я взял один кредит, вложил в бизнес, другой, цена на недвижимость поднялась, спрос на товар увеличился – вернул и первый, и второй кредит. Сейчас решаю третий кредит, уже на миллион, хочу секондом заняться: выкупить сеть магазинов, наладить торговлю. Так что можешь пойти по уже протоптанной дорожке: купишь себе пару магазинов, а товаром я тебя обеспечу.

Оля внимательно слушала, расспрашивала, уточняла детали. Мне очень хотелось помочь ей избавиться от психологии попрошайки, которая ставит любую девушку в зависимость от мужчины, от человека, который дает, платит.

– Я не знаю, как у нас сложатся с тобой отношения в дальнейшем, но одно обещаю, школу жизни со мной ты пройдешь серьезную. Я бы хотел добиться, чтобы свои мечты ты воплощала без чьей-либо помощи. Только в этом случае тебя ожидает светлое будущее. Будешь на кого-то надеяться, ожидать – это зависимость, подчинение, ломка своего внутреннего «Я», принципов и, как правило, в этом случае твоему будущему не позавидуешь.

– Я уверена в себе, но бизнес, для меня это новая тема, без помощи мне не разобраться.

– Для меня и металлолом, и сельское хозяйство, и общественное питание, и многое другое тоже было новым. Но мне хотелось обеспечить свою творческую деятельность материальным фундаментом, и я учился. Ошибался, иногда прогорал, но это были мои ошибки, которые формировали во мне опыт, видение людей, свою школу жизни. Нужно пробовать, учиться, набираться опыта, без этого у тебя не будет будущего.

– Как все сложно!

– Конечно, это не выпрашивать подачки. Просить всегда проще, чем зарабатывать, зато, зарабатывая, перестаешь ощущать зависимость. Ты обретаешь свободу, сам определяешь куда идти, что делать, с кем общаться, а это, на мой взгляд, для человека главное. Свободный человек, это личность, которая имеет свою позицию в жизни.

– Я хочу быть свободной.

– Тогда учись бизнесу. В милиции ты всегда будешь от кого-то зависеть, причем часто от людей мелких, тупых, но старших по званию и должности. А подчиняться дураку – дело не для слабонервных.

– Я уже с этим столкнулась.

– Тебе еще повезло с характером. Тебе, как флегматику жить проще: жизнь разворачивается, словно в замедленном темпе. В бизнесе, если ты так будешь реагировать на ситуации, быстро обнищаешь. Бизнес – это информация и умение на нее оперативно реагировать. Поэтому, может тебе лучше все-таки в милиции служить, не рисковать квартирой?

– Надо попробовать, когда я хочу, то могу делать все быстро и четко. А как я могу сейчас ответить, что мне по душе, если бизнесом никогда не занималась? То, что служить в милиции могу, я убедилась. Я всегда найду подходы к людям, и меня мало дергают, а вот как в бизнесе у меня дела сложатся, еще не знаю.

– Так пробуем?

– Конечно, ты же рядом будешь, если что поможешь.

27

Я сидел на диване и читал книгу. Оле позвонила подруга из Донецка, и я стал невольным очевидцем разговора двух подруг.

– Привет Алена! У меня все хорошо. Мой любимый читает, к защите докторской диссертации готовится, и я не бездельничаю. Он запрещает мне бездельничать, говорит, что я тогда еще глупее стану. – Она с улыбкой посмотрела на меня, очевидно ожидая моей реакции. Я отложил книгу и включил телевизор, не могу читать, когда отвлекают. – Я уже ему мешаю. Ну, ничего, ему надо отдохнуть…. У нас все нормально. Я тоже наконец-то приступила к своей диссертации: у нас не квартира, а храм науки. Не поверишь, я встаю уже в восемь часов утра! Олег обещает, что немного позже приучит меня вставать в семь часов, вот такой кошмар меня ожидает. Не веришь? Зря. Я уже не обманываю, во всяком случае, гораздо меньше. Так что теперь верь мне, говорю тебе все, как на духу. Хочешь, я расскажу тебе о своем новом распорядке дня? В восемь утра у меня подъем. Обычно меня ногами спихивают с дивана, так как ты знаешь, что раньше десяти меня будить бесполезно. Но здесь совершенно новые подходы, ведь мой милый, как ты поняла, творческая личность. Я просыпаюсь от удара головой об пол, так было два раза. На третий раз, то есть на третий день, я успела проснуться и вовремя среагировать, Алена, вынуждена приспосабливаться, чтобы сохранить здоровье. Потом меня ведут в туалет, где умывают. Если я к тому времени еще не проснулась, то мой сон разгоняют холодной водой. Ощущение не из приятных, пробовать не рекомендую. Как правило, после умывания, я окончательно просыпаюсь, у меня просто нет другого выбора. После этого я уже сама иду на кухню и готовлю завтрак. Ты знаешь, что последние три года я завтракала не раньше одиннадцати-двенадцати часов, сейчас я должна кушать в начале девятого. Без меня моему любимому скучно кушать, я обязана составлять ему компанию. Я и составляю, запихивая в себя бутерброды и не чувствуя их вкуса. После завтрака я мою посуду и мы садимся писать: любимый – докторскую диссертацию, я свою. Не знаю, что он пишет, а я дремаю. Вот он смотрит на меня подозрительно, поэтому поправлюсь, иногда даже что-то пишу. Написала две статьи. Отмечу, за пять дней я написала больше, чем за целый год учебы в аспирантуре.

Так у нас проходит время до обеда. Когда любимый проголодается, мы обедаем. Что обедаем? – Оля на минуту задумалась, а потом с таким же серьезным видом ответила – Говно разное. Мы на продуктах экономим. Мой любимый сказал, что тратить много денег на пищу, это все равно, что работать на унитаз, все равно вся пища туда уйдет. Поэтому мы кушаем каши с аджикой утром, в обед и вечером, но я привыкла.

После обеда у меня праздник: я уезжаю в академию на занятия. Там я делаю все, что и делала раньше, то есть ничего не делаю, но зато в академии я наедаюсь по-человечески, наговорюсь и к вечеру возвращаюсь к любимому. Пока меня нет, любимый тоже наестся в ресторанах с Сережей, своим другом, нагуляется, подозреваю, что даже с женщинами, наговорится и к десяти вечера как ясное солнышко, уставший и довольный возвращается домой. Я к этому времени посмотрю телевизор, наговорюсь с мамой, уберу в квартире, и как примерная жена жду его дома.

Ты спрашиваешь, почему он не берет меня с собой в рестораны? Я не нравлюсь его друзьям. Он говорит, что я самая страшная девушка за все годы его жизни, а это почти тридцать девять лет! Так что дожилась я! Меня теперь называют страшилкой, крокодильчиком, губошлепиной и прочими ласковыми именами, иногда сравнивают с любимой собакой Васей, с идиоткой и дурой, но это реже, стараюсь не давать поводов. Свое имя я почти не слышу. Одно время подозревала, что он его не помнит, но потом убедилась, что все-таки не забыл, просто оно ему меньше нравится, чем например, «крокодильчик». А так у меня все «окей», мне нравится. Действительно, для меня это новый мир. Ведь мы с тобой, Алена, привыкли, что за нами бегают, нас завоевывают, стараются понравиться, и, возможно, это расслабило, отучило от жестких нравов жизни. Нас все оберегали, лелеяли, а здесь все наоборот: чем мне хуже, тем любимому веселей, чем мне труднее, тем меньше вероятность дождаться от него помощи. Они привыкли, чтобы их добивались, чтобы перед ними распластались и воздавали молитвы, этим я сейчас и занимаюсь.

– Приглашай ее в гости.

– Слышишь Алена, любимый приглашает тебя в гости. Не приедешь, почему? Страшно? А я уже не боюсь. Поначалу было тяжело, но сейчас привыкла, весело даже иногда. Как посмотрю на свою жизнь со стороны, так и веселюсь: до такого уровня за свои двадцать четыре года я еще не опускалась.

– Сама просила, чтобы я показал тебе все прелести семейной жизни, вот и наслаждайся.

– Алена, любимый говорит, что такова вся семейная жизнь. Если это действительно так, то замужество мне не грозит.

– Она моментами еще хуже.

– Алена, а правда, что семейная жизнь моментами хуже всего того, о чем я тебе рассказала? Мне кажется, что хуже уже просто не может быть. Врет? Вот видишь, Олеженька, Алена говорит, что ты врешь. Семейная жизнь, правда, с не такими, как ты, гораздо лучше: веселее и радостней.

Дает ли он денег? Не смеши. Любимый говорит, что каждый должен зарабатывать себе сам. Он считает, что нормальный мужчина не должен тратить деньги на свою женщину, так как этим он собственными руками убивает будущее женщины: она глупеет, становится не приспособленной к жизни, и со временем не интересной для мужчины.

Зачем я с ним живу? Интересный вопрос, я над ним часто задумываюсь. Во-первых, интересно, это совершенно другой мир и мужчин такого уровня у меня не было. Очень умен, прохаван, знает все наперед. Память исключительна, помнит все, что надо и не надо. Во-вторых, я у него многому учусь, особенно жизни. Он ничего не скрывает, называет вещи своими именами, и благодаря этому я вижу жизнь совсем в другом свете. Я словно окунулась в реальность, причем в совершенно другую, отличную от моей. Поверишь, только сейчас я убедилось, что существует несколько реальностей. До встречи с любимым, мне казалось, что я живу в реальном мире: ты, наши подружки, дискотеки, непринужденное общение, веселое провождение времени. Но за два месяца общения с Олегом, он открыл передо мной новую реальность: жесткую, бескомпромиссную, наполненную другим смыслом и содержанием. И с точки зрения этой реальности я обнаружила в своем мировоззрении и поведении существенные недостатки. Оказалось, мне есть над чем работать, а это важнее любых подарков. И в-третьих, сейчас он учит меня зарабатывать деньги, поэтому готовься, загадывай желания, скоро я стану миллионершей. Ты ведь знаешь, что я способная ученица, и судя по всему, он не плохой учитель. Так, что я сейчас на курсе молодого бойца.

А ко всему остальному привыкнуть можно. Я всегда мечтала о сильном мужчине, но мне почему-то всегда попадались слабые и нежные, которыми я управляла и когда надоедали, бросала. А этот сильный, но жесткий. Тяжело, ужас, но зато интересно, как ни с кем другим. Понимаю, что по многим вопросам он прав, и мне надо исправляться, потому что это моя жизнь, и если я хочу чего-то достигнуть, то нужно жить по его правилам. Для своих лет и с учетом специфичности его целей в жизни, он добился не малого, значит путь, который он выбрал в жизни, правильней моего.

Вот такие дела. Буду закругляться, а то подходит время ужина; любимый не любит, когда мы ужинаем позже восьми. Пока, Аленка, созвонимся.

28

В конце декабря мне надо было ехать в Лозовую на день рождения дочери. Декабрь для нашей семьи сплошные праздники: 22 – день нашей свадьбы, 23 – день рождения Насти, 29 – день рождения Наташи, а там уже и Новый год. Я стоял перед выбором или уезжать в Лозовую на все праздники, вплоть до января месяца, или же разрываться: день рождения Насти, возвращаться в Киев, потом снова на день рождения жены, и опять в Киев. Впервые сомнения прокрались в мои мысли. Шел третий месяц нашего знакомства с Олей, месяц как я решился на эксперимент и отдался чувствам, и в строгую логическую цепь аргументированного поведения начали попадать ранее нехарактерные для меня сомнения. Я реально начал скучать за Олей, мне стало ее не хватать.

Понимание этого факта на одно мгновение насторожило. Я мог себя остановить и взять ситуацию под контроль, внутренне настроив себя против Оли, но я твердо решил пройти испытание до конца. Мне хотелось узнать: насколько далеко уводят от реальности чувства.

Я ехал на «Мерседесе» в Лозовую и сравнивал Олю с женой, мою жизнь в Лозовой и в Киеве. С Олей все было прогнозировано и несуетливо: она ставила перед собой посильные задачи и не напрягаясь, последовательно воплощала их в жизнь. Оля сама по себе была несколько заторможена, медлительна и степенна; ей не характерна была суета, скорее, медлительность, флегматичность, чрезмерное спокойствие. С женой отношения были диаметрально противоположны. Наташа в последнее время стала неуравновешенна, неконтролируема, крайне эмоциональна. Ее часто подводила память, и с ней нельзя было вести планомерной, прогнозируемой деятельности. Она забывала намеченное и не признавала своих ошибок. Меня больше всего раздражало то, что Наташа знала о своей неправоте, но продолжала стоять на своем. Часто выяснялось, что причиной ее забывчивости, просчетов и всех бед, был я, поэтому любая деятельность с ней наталкивалась сначала на эмоциональный подъем, граничащий с суетой, но в последствии, при малейшей нестыковке, отклонении, на депрессионный пессимизм, переходящий в эмоциональное выяснение отношений и на обвинении меня во всех пороках.

Сравнивая жизнь в Киеве и в Лозовой, я чувствовал, что эмоциональные всплески и непрогнозируемость поведения жены начали настолько отталкивать и раздражать меня, насколько притягивало и удовлетворяло равномерное и убаюкивающее поведение Оли. Мне казалось, что я обрел то, чего так долго искал в женщинах – спокойствия. За неполные сорок лет активной жизни в бизнесе, науке, повседневном общении; в ежедневной борьбе за существование в нелегкий период становления Украины как государства, я устал. Все решенные и нерешенные проблемы в последние месяцы как-то вдруг всплыли, хором заявили о себе, и мне впервые захотелось убежать от них, обойти, спрятаться. Вместо привычного настроя к борьбе я впервые захотел тишины и спокойствия, размеренности и понимания, восхищения моими заслугами и авторитетом. Общение с Олей притягивало именно этим: я отдыхал и почивал на лаврах, со мной считались, под меня реально подстраивались, со мной хотели жить и общаться. А для Наташи я оставался в одном образе, словно не было тех шестнадцати лет борьбы, нервов, побед и поражений. Но я сам видел реальные достижения, знал свою роль в них, и хотел, чтобы за мои успехи меня ценили, уважали и хоть иногда давали возможность отдохнуть, снять с себя непосильную ношу вожака, лидера. Но вместо, пусть не восхищения, но признания, вместо уважения и возможности хоть немного расслабиться и почить на лаврах, я встречал постоянные претензии по таким мелким и второстепенным вопросам, что желание их признавать или тем более решать, совершенно не возникало. На уровне сознания у меня сформировалось устойчивое понимание иерархичности решаемых проблем и вопросов. Я понимал, чем масштабнее вопросы, значимее для бизнеса или науки, тем времени на них уходило больше, и стояли они на первом месте. Менее значимые вопросы, особенно из быта, стояли на десятом месте, и решать их довольно часто не хватало ни времени, ни сил. И неприятие этой иерархичности решения вопросов Наташей до такой степени выводило из себя, что многие наши с Наташей обсуждения, попытки откровенных разговоров, переходили в неуправляемую истерику, причем с обеих сторон. У меня уже не было ни сил, ни желания объясняться с Наташей, потому что по опыту знал, что эти объяснения не встретят понимания. У меня сложилось устойчивое убеждение, что ее уровень понимания остался ниже, и мои слова, доводы все равно натолкнутся на глухую стену невосприятия. К концу года, когда я полностью окунулся в финальную часть защиты диссертации, отыскивая новизну в историко-философском анализе феномена жизни в западноевропейской философии конца ХІХ – первой половины ХХ столетия, а Наташа звонила мне и пыталась озадачить, например, забившейся канализацией в кафе «Колумб», моя нервная система зашкаливала от перегрузок. Я практически сразу срывался на крик и захлебываясь слюной на весь дом орал, что я бы на ее месте обратился в «Водосеть» и вызвал сантехников, чем с утра забивать мне голову такой ерундой. И отключив телефон, я еще полдня успокаивался, приходил в себя, тупо смотря в ноутбук, не в силах составить предложение.

Но одновременно присутствовало и чувство вины. Я возвращался в Лозовую, к семье, к человеку, с которым прожил шестнадцать лет и в чьей эмоциональности и неуравновешенности я был, по большому счету, сам виноват. Я возвращался к семье с чувством вины, понимая, что я сам в последнее время слишком заврался, запутался, тем самым внеся в нашу семью неопределенность и будущее с большим знаком вопроса. И чем лучше мне было с Олей, комфортней, тем я острее ощущал свою вину перед женой. А вместе с виной возникало желание исправить, попытаться понять ее и, возможно, вернуть наши отношения в более стабильное русло.

Я ни в коем случае не думал о разводе. У нас в роду никогда не было разводов, и нарушать традиции первым я не имел ни малейшего желания. Я знал, что развод развяжет мне руки и, возможно, я много выиграю от него, но жизнь научила думать не только о себе. Я знал, что развод больно ударит по жене и детям. Жена выросла в семье без отца и это, естественно, наложило отпечаток на ее психику. В моей памяти хранилось тысячи примеров, которые в различном свете выставляли поведение моих родителей и Наташиной мамы. Любые проблемы в наших с Наташей отношениях никогда не находили отклика у моих родителей. Они понимали меня, я уверен, жалели, но моя мама всегда твердо стояла на одном: видели глаза кого брали, вот и живи, не дергайся. В отличие от других, поругавшись с женой, я не мог прийти и переночевать у родителей, меня всегда прогоняли назад, домой. Отец и мать учили, что семейные проблемы должны решаться только в семье и никоим образом не выноситься за ее порог. А теща вела совершенно другую политику. Для нее дочь – это центр вселенной: плохо дочери, виноват во всем зять, поэтому его надо менять. Мы с тещей не ладили с самого начала. Не знаю, как другим попадаются нормальные тещи, но я считаю, что мне в этом плане не повезло. Главная причина, что она постоянно лезла в нашу семью, участвовала в семейных разборках и пыталась «перевоспитать» меня. Эти попытки закончились довольно быстро; я поставил жене ультиматум: или я, или теща, и Наташа благоразумно выбрала меня. С тещей за все годы нашей совместной жизни я практически не виделся, но навсегда запомнил одну из ее фраз: «Наташа, если тебе будет плохо с ним, уходи». Никогда ей этого не прощу, потому что речь шла не только о Наташе, но и о наших детях. Если мои родители нас постоянно сводили вместе и настаивали на том, чтобы мы сами, на семейном совете выясняли отношения, то тещина заповедь была категорична: никаких компромиссов, лучше жить одной. Видимо поэтому мои родители прожили всю жизнь вместе, помогая мне с сестрой, а теща поменяла трех мужей, и осталась к старости в полном одиночестве.

Поэтому, возвращаясь на машине в Лозовую, я в глубине души хотел возрождения наших отношений с Наташей. Я задавал себе один и тот же вопрос: что нужно сделать, чтобы отношения в нашей семье хотя бы отдаленно напоминали наши отношения с Олей и Сережей: без крика, эмоций, прогнозируемо, на взаимном уважении и понимании? Я знал, что восстановление благоприятного климата в нашей семье зависело только от меня, поэтому всю дорогу просчитывал всевозможные варианты, которые помогли бы вернуть в нашу полуразрушенную семью то лучшее, что я получал на стороне, от чужих для меня людей.

Я заехал в Мгарский монастырь под Лубнами, и поставил свечи за здравие нашей семьи. Я часто заезжал в этот монастырь. Он расположен на трассе Киев-Харьков, практически, посередине между Лозовой и Киевом. Сюда я привез за пять дней до смерти отца, здесь были дети и жена. Сюда мы заезжали с Олей. Я шел по заснеженной аллее монастыря и просил Господа вразумить меня, наставить на путь истинный. Как наладить гармоничные отношения с неуравновешенной и эмоциональной женой? То, что это возможно, я не сомневался, но хватит ли у меня сил и терпения, если рядом новый, но до боли приятный для меня мир спокойствия и уважения.

Но с женой я прожил шестнадцать лет и как закон жизни давно усвоил, что нельзя предавать людей, которые были преданы по жизни; нельзя менять коней на переправе, это плохо закончится. С людьми, которые верны, нужно идти до конца. А жена отдала мне лучшие свои годы, как я мог ее бросить одну, и ради кого?

Холодный ветер на монастырском подворье не мог остудить мысли. Он пронизывал тело, сковывал мышцы, но мысли бились, словно в агонии, проносились с неимоверной быстротой, возбуждая вопросы, образы, события. Но все это было в хаосе и непоследовательности: возрождалось и сразу умирало. Метущееся состояние души… Трудно было найти однозначный ответ. Неопределенность вызвала неудовлетворенность, граничащую с выжженностью и тоской. С Олей было хорошо, но бросать преданного человека, бросать жену, которая отдала себя всю – это не правильно, это предательство. Я не был готов к этому шагу. Из двух зол напрашивалась середина: продолжать двойную жизнь.

Я возвращался в Лозовую неудовлетворенный от неопределенности, но при этом, испытывая новое для себя чувство: я реально скучал за женой. Еще больше я хотел увидеть своих девочек, дочерей, и от предстоящей встречи с ними готов был петь от счастья. И чем ближе я подъезжал к Лозовой, тем дальше и чужой становилась для меня Оля.

29

Первой дома меня всегда встречала Настя. Насте исполнилось десять лет, и она была для меня одновременно болью и радостью. Болью, потому что являлась практически точной копией Наташи: как внешне, так и в плане формирования психики; радостью, что она вторила Наташу в молодости: женственна, ласкова, как кошечка, внимательна и заботлива. Я ее ласково звал Мышкой, за умение подсластиться, в нужную минуту обнять, смягчить мой гнев.

В большинстве своем я приезжал домой уставший. В последнее время пятьсот километров дороги из Киева в Лозовую истощали нервную систему, утомляли организм. Не хотелось ни говорить, ни видеть кого-то. Три года подряд мое состояние служило причиной скандалов с женой. Почему-то всегда, несмотря на все попытки объясниться с женой, моя усталость и угрюмость воспринималась, как нежелание возвращаться к семье. Но после того как два года назад Наташа впервые сама продела путь из Лозовой в Киев и обратно на советской машине, прочувствовав подавляющий гнет как зимней, так и летней дороги, меня наконец-то поняли. В последний год дорога домой всегда заканчивалась еще и головной болью.

На этот раз головная боль пришла незаметно и сразу, практически на подъезде к Лозовой. Всю дорогу я фантазировал о сюрпризах жене, дочерям, о планах на ближайшие два дня, о том, как в узком семейном кругу достойно отпразднуем день рождения Насти, но все это резко отошло на второй план и практически забылось. На первый план во всей своей жгучей красе вышла головная боль.

К дому я подъехал с одним желанием: принять горячую ванну и спрятаться в тишину, в постель. Боль была адская. В висок, словно кто-то засверлился, налил свинца и отошел, сделав свое грязное дело. Затылок превратился в горячий монолит, который давил, оттягивал вниз, до максимума увеличив силу притяжения. Хотелось биться головой об стену, лишь бы только прекратить эти невыносимые страдания, остановить разрыв мозга на части.

Я обнял детей, поздоровался с женой. Мой внешний вид говорил сам за себя.

– Папа, у тебя голова болит? – спросила Эля, обняв меня за плечи.

Сил не было даже говорить. Я только кивнул в ответ.

– Таблетку принял?

– Две. Схватило перед самой Лозовой, так неожиданно и сразу.

– В последнее время ты всегда приезжаешь с головной болью, видно тебе наш климат уже не подходит – жена фыркнула и ушла в столовую.

Не было сил даже оправдаться. Она была права: каждый мой приезд в Лозовую сопровождался головной болью, как специально.

– Элюша, если можно, сделай, пожалуйста, горячую ванну. Настюша, а тебя с наступающим днем рождения, сюрприз уже ждет, завтра выздоровею и подарю.

– Папа, а какой сюрприз?

– На то он и сюрприз, чтобы ты о нем раньше времени не узнала – я постарался улыбнуться. Но как только дети отвернулись и вышли в столовую, я как старый дед с трудом поволок ноги на второй этаж, чтобы отнести ноутбук и дорожную сумку в кабинет и переодеться. Вокруг меня радостно повизгивая, остался только Вася, стафаширский терьер, пятый полноправный член нашей семьи. В родословной он значился как Бастер, ласково мы поначалу называли его Бася, а потом в силу бесшабашного характера все дружно стали звать его Васей.

– Васек, гулять хочешь? – я погладил его. Он даже сжался от прилива счастья. – Прости, не могу, голова так сильно болит, что говорить больно.

Я сложил вещи в кабинете, переоделся.

– Папа, вода набегает – раздался снизу голос Эли.

– Сейчас иду.

Я с трудом спустился на первый этаж и лег в горячую ванну. Но расслабиться не пришлось, зашла Наташа, и концерт одного героя начался.

– Я понимаю, что я как всегда не во время, но завтра ты с утра на работу уедешь, вечером у ребенка день рождения и у нас снова не будет времени поговорить. Олег, давай расставим все точки над «и».

– Наташа, мне тяжело говорить, давай отложим разговор на завтра, – попросил я ее.

Но Наташа не слышала меня. По ее глазам и внешнему виду, с каким-то тупым чувством обреченности я понял, что мне уже не достучаться до ее понимания и тем более сочувствия. Все выше набирая обороты, не слыша меня, она продолжила:

– Олег, я устала от обмана и твоей игры. Я боюсь тебе верить и уже не знаю, когда ты играешь, а когда говоришь правду. Может, ты и сейчас играешь? Ты не хочешь меня видеть, приезжаешь ради детей, придумываешь головную боль, укрываешься от меня. Я одна… – она плакала. Словосочетания сыпались беспорядочно, нагромождаясь друг на друга.

Головная боль заглушала боль души. Я ехал с одним желанием – привезти праздник, потому что чувствовал себя виноватым перед ней и хотел отблагодарить ее за долгие годы преданности. И как не вовремя эта головная боль…

Меня тошнило. Свет резал глаза, и я практически не слышал Наташи, только видел ее лицо: покрасневшее, возмущенное и несчастное. Только я был в этом виноват, я знал это.

– Наташа, я виноват, согласен, только давай все отложим на завтра. Тошнит. Боль адская. Свет не мил.

– Не верю я тебе. В Киеве ты счастлив, когда не позвоню, ты с Сережей то в ресторане, то на дискотеке. Там голова не болит, потому что там нет меня! Это от меня она у тебя болит, так я освобожу тебя от этого. Уйду! Умру! И боли твои прекратятся.

– Не говори глупости.

– Да, я дура! Я всегда говорю глупости. Ты у нас умный, профессор! Кучу телок перетрахал, поумнел! А мне дуре, когда умнеть? Кто меня просветит? Твои бляди? Дети на шее, денег постоянно нет, конечно, я тупая, идиотка!

Я молчал, зная, что каждое мое слово, это дрова в огонь.

– Молчишь! Сказать нечего! Я тебе отдельно постелила. Не хочу с тобой спать. Я тебя раздражаю! Не может он со мной поговорить! Ненавижу!

Она хлопнула дверью и вышла. Тишина восстановилась в ванной: долгожданная, но какая-то гнетущая, не несущая облегчения. С одной стороны, непонимание, с другой стороны, сильная головная боль, а по середине, между двух огней, обостренное чувство одиночества. Все это выжигало, иссушало нервную систему, демонстративно, показательно сокращая годы моей жизни. А еще зависшие в голове вопросы: что я здесь делаю и кому я здесь нужен?

Меня с невероятной силой потянуло назад в Киев, к Оле. Там не было боли, крика, непонимания, там я чувствовал умиротворенность и, главное, свою значимость и незаменимость.

30

Я не спал всю ночь: выпивал таблетку, засыпал, просыпался от головной боли, снова таблетка, попытка заснуть, сон в бреду и жуткое от боли пробуждение. Так нескончаемое количество раз. Утро я встретил сидя в кровати и не в силах сдержать стоны. Голову словно раскалывали изнутри: каменный затылок тянул вниз, остальной мозг – рвался вверх. Ощущение: твой мозг рвут на части, как в старину казнили: вешали человека за ноги к двум склоненным молодым деревцам, после натянутые веревки отпускали, деревца выпрямлялись, и из одного человека становилось два: две половины. Так и у меня: мозг медленно разрывали на две половины…

Я слышал, как проснулись дети и начали собираться в школу. Я пересилил себя, позвал Настю.

– Поздравляю, дочка, с днем рождения. Сюрпризик возьми под подушкой. Голова пройдет, поедем еще что-нибудь выберем.

Настя достала из-под подушки предварительно запрятанные мной пятьдесят рублей, и счастливая, поблагодарив, умчалась на первый этаж. Я даже порадоваться за нее не мог, потому что все это было на таком далеком второстепенном плане. А на первом, не проходящая головная боль.

Я снова задремал. Следующее пробуждение было от крика: Наташа кричала за что-то на Настю. Та в ответ закатала истерику. Громкий рев Насти, крики Наташи, зычный басок Эли, которой тоже доставалось за компанию, все это слилось в нарастающий звуковой ком, который подхватил мою боль, подбросил и со всей силы, наотмашь бросил об асфальт. Так в два годика с коляски упала Эля: плашмя, лицом об асфальт, несколько секунд тишины и потом долго непрекращающийся рев на весь аэропорт Домодедово.

Нечто подобное испытал и я. Мозг словно окостенел, напрягся перед ударом и разбился вдребезги на мелкие кусочки. Его наконец-то разорвало изнутри, и он рассыпался на нейроны, на свои неделимые структурные составляющие. Боль достигла своего апогея, и я завыл. Завыл по-волчьи: стиснув зубы, напрягши все тело. Я не лежал и не сидел, я катался по кровати и не мог сдержать вой. Рыдать не умел. А как выразить весь тот ад, который творился внутри? Боль отовсюду: внутри, снаружи. Мозг превратился сам и превратил тело в комок боли. И это не я, это комок боли катался по кровати и громко выл.

Я даже не услышал когда прекратился крик, видимо их испугал мой вой. Зашла Наташа, видно я мало был похож на притворщика. Она посмотрела, помолчала, и я чувствовал как она, преодолевая себя, спросила:

– Может тебе что-то надо? – ее голос еще не отошел от крика. Я чувствовал в нем отголоски повышенных интонаций, доносящихся минуту назад с первого этажа. Они еще эхом носились в моем больном воспаленном мозгу.

– Тишины – пересилив себя, попросил я. – Тишины и одиночества.

Она стояла еще минуту, не больше. Но обостренное от боли восприятие успело уловить многое, тончайшее, ранее не заметное и приглушенное. Передо мной стоял совершенно чужой человек. Я стеснялся его, мне было стыдно за свое поведение, за неумение сдержать боль, за свою слабость. Я смотрел на себя со стороны и краснел от понимания того, что ей кажется, что я играю, что все это показательно и направленно только на то, чтобы вызвать жалость и остаться одному. Не видеть и не слышать ее...

Отчасти так оно и было. В Киеве я привык переносить боль в одиночестве. Я боролся с ней сам, своими методами, но мне помогала тишина. Это был мой единственный союзник и та нить, которая выводила меня из ада боли в мир жизни. Здесь тишины не было. Мой дом, моя мечта пятилетней давности, превратился в кошмар. В нем были истерики, крики, маты, подозрения, укоры, ложь, игра, неискренность, беспорядок, разруха. Не было только тишины. Мне некому было помочь. И я чувствовал, что теряю связь с жизнью, что еще не много и боль захватит меня и унесет туда, откуда нет возврата. И у меня из глубины души, из той пучины, в которую я все больше окунался, вырвался крик, стон – тишины! Дайте мне тишины!

Мне казалось, что я кричал, что меня услышала вся улица: так наболело, так все накипело, но в ответ я услышал каменное и холодное:

– Ты что-то сказал?

В бесчувственных интонациях я услышал те нотки, которые переполняли и меня: чужой человек спрашивал у такого же постороннего, а возможно даже недруга.

– Я не расслышала, громче скажи.

Ее бесчувственный голос громыхал по моему воспаленному мозгу. Эхо прокатывалось по нейронам, и они еще больше возбуждались: переходя с одного критического состояния в другое – крайне критическое.

– Дайте мне тишины и спокойствия – попытался совладать с собой я и из мира иллюзий вернуться в реальную жизнь, хотя бы для того, чтобы быть услышанным.

– Хорошо, через пять минут мы освободим тебя от нашего присутствия. Я понимаю, что мы раздражаем тебя, но девочки готовятся к школе.

Она вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Обостренным до крайних пределов слухом, я услышал, как она сказала детям:

– Потише, вы раздражаете папу. У папы от вас сильно болит голова.

Я не мог ничего исправить. От бессилия я на секунду расслабился, и боль вмиг унесла меня в свои пучины. Я заснул, чтобы снова проснуться от боли. И так целый день, до вечера.

Только вечером, выпив более десятка таблеток, я почувствовал облегчение и впервые заснул спокойным, здоровым сном. Весь день в доме стояла тишина. Никого не было, или все так вели себя – не знаю, но я был один, а рядом – тишина. С ней я смог очередной раз выкарабкаться из преисподней головной боли.

31

Только на следующее утро я смог нормально поздравить Настю с днем рождения.

– Как провели? Все твои друзья собрались?

– Да, восемь человек. Покушали, танцевали, Эля проводила конкурсы.

Предварительно мы договорились, что день рождения Настя проведет в нашем кафе «Колумб». Она заранее заказала меню, с Элей подготовили программу.

– Все остались довольны?

– Да, спасибо папа.

Настя вставала всегда очень рано, часов в шесть утра, иногда раньше меня. Позже всех вставала Наташа. И на этот раз мы успели с Настей покушать, одеться, как из зала вышла сонная жена. Не поздоровавшись, она прошла в ванную комнату.

– Мама была на дне рождения? – шепотом спросил я.

– Да, торт красивый подарила. Твой кусок в холодильнике лежит.

– А чего ж ты мне раньше не сказала?

– Забыла, папа. А ты во сколько на работу выезжаешь?

– В половине восьмого.

– Нас с Элей до школы довезешь?

– Конечно, к самому порогу.

– А ты на «Мерседесе»?

– А что он уже под домом не стоит?

– Нет, я думала ты на «девятке» поедешь.

– Нет, то мамина машина.

– Ничего мне от тебя не нужно, забирай и езди на ней сам – волна ненависти обдала меня сзади, и я каждой клеткой прочувствовал, как жена меня ненавидит.

Я постарался сгладить грубость жены перед дочерью.

– Мама не в духе, не выспалась.

– Я всегда в настроении, надо чаще дома бывать. Ты уже сейчас в свой Киев уезжаешь?

– Не планировал, а что, уже надо?

– Конечно, а что тебе здесь делать? У тебя там Сережа, бляди. Тебе там весело: рестораны, массажи, внимание со всех сторон. А что здесь: головная боль, идиотка жена, скандальные дети? Уезжай! Зачем тратить свою нервную систему на уже чужих и не нужных тебе людей.

Она разрыдалась.

– Мама, ну что ты! Успокойся! Не плачь! – Настя со слезами на глазах бросилась обнимать Наташу.

– Не трогай меня! Идите к своему папе! Он богатый, балует вас деньгами, а у меня нет денег! Я не могу тебе даже ничего подарить! У вас мама дура и идиотка! – Наташа причитая, отталкивая Настю, поднималась наверх.

Навстречу спускалась еще полусонная Эля.

– Вот твоя кровь идет! Такая же жестокая, эгоистичная, и безразличная ко всему, как и ты. Иди к своему папе, что стала!

Эля с недоумением остановилась и посмотрела на нее:

– Ты что, мама, с ума сошла!

– Да, сошла! А ты что только узнала об этом? Твой папа говорит, что я безумна уже третий год! Плохо, что ты не замечаешь, некогда за мамой понаблюдать.

– Наташа, остановись, не говори глупостей!

– Прости дуру, не могу! Нам идиоткам все сходит с рук. Мы ничего не видим, не понимаем; мы не слышим звонки, и шепот со второго этажа, не понимаем косых взглядов со стороны коллектива в мою сторону. Мы не слышим разговоров о богатом женихе и об идиотке жене, которую он при малейшей возможности бросит. Все это проходит мимо нас, там за стеной, где живут одни умные. А мы тупые, дурные.

– Мама, ты умная, ты хорошая, не наговаривай на себя – в слезах просила Настя.

Эля фыркнула и начала спускаться дальше.

– А ты не фыркай, а то сейчас как фыркну, на всю жизнь запомнишь! Научилась у папы игнорировать меня. У меня еще есть силы поставить тебя на место, и папа не поможет.

– Мама, успокойся! – Эля повысила голос.

– И не повышай на меня голос! Сосунок! Недоросль! Я тебя вырастила, выкормила, а ты орешь на меня!

– Я не кричала на тебя, мама!

– Кричала! Что я глухая, не слышала?

Я стоял внизу и в шоке наблюдал за только начинающимся утром. Я боялся только одного – что головная боль вновь вернется. Я уже боялся боли, начал боятся той обстановки, которая наблюдалась практически каждое утро. И чем реже я бывал в Лозовой, тем мне страшнее становилось просыпаться у себя дома по утрам. Все начиналось практически всегда так. И если раньше мне всегда было жаль детей, и я старался основной удар взять на себя, то сейчас, когда появилась Оля, я все настойчивей стал задавать себе вопрос: а нужно ли это детям? Я видел реакцию Эли, наблюдал за поведением Насти, и во мне крепла уверенность, что от этой атмосферы в семье плохо не только мне, но и им. Может я действительно такой сильный раздражитель для Наташи? Может, когда мы расстанемся, она вернется в свое прежнее, спокойное русло, и это лучше отразится на Насте, на формировании ее психики? Я понимал, что именно сейчас, в период подросткового созревания, формируется основа ее психики – бессознательное начало. То, что мы вложим в его основу, что запрограммируем на условно-рефлекторном уровне, то и будет проявлять себя в дальнейшем, взрослом поведении. Насколько крепка и последовательна основа психики, настолько устойчива в период зрелости сама психика.

А у Насти, я видел, изначально формировался неустойчивый характер. Она как барометр, зависела от поведения Наташи. В последнее время я мало уделял ей внимания, и большую часть времени Настя проводила с женой. Эмоциональность жены, непоследовательность и непостоянство ее поведения, напрямую воздействовали на формирующийся характер Насти. Она превращалась в неуравновешенную, легко возбуждающуюся девушку. У нее были приливы радости, скуки, печали, она могла смеяться до слез и плакать до смеха. Я наблюдал и пытался что-то исправить. Но однажды в порыве очередной разборки столкнулся со страшным для себя фактом: наказав Настю за ее неуравновешенность, я услышал обвинение жены в необъективности. С ненавистью Наташа заявила:

– Я вижу, что ты не любишь Настю. Она тоже это видит. Ты будь хоть немного хитрее. Эля у тебя хорошая, ты ее всегда защищаешь, а Настя – плохая. Я не допущу, чтобы ты издевался над ней! Если ты не любишь ее, то не трогай, занимайся своей Элей!

Я был до такой степени шокирован услышанной глупостью, что не сразу нашелся что ответить. Только несколько минут спустя я подобрал слова:

– Наташа, я знал, что ты идиотка, но что до такой степени – не думал. У нас в семье было двое детей: я и сестра. Часто, как старшего, меня наказывали и за Свету, но никогда у меня не возникло такой бредовой мысли, что сестру любят больше, чем меня, это такая глупость, что, извини меня, я еще раз убеждаюсь, что ты больной человек.

Слова Наташи заставили меня о многом задуматься. Я действительно никогда не делил детей, они обе были моей кровью. Наоборот, сначала, с момента рождения, Настя была мне ближе и интереснее, словно новая игрушка. В Элю в глубине души я не верил, она была грубовата, и по началу слабо училась. Настя же с первых шагов начала показывать неплохие результаты, как в школе, так и по художественной гимнастике, проявляла настойчивость, упорство на тренировках, и в глубине души я надеялся, что именно она скрасит мои последние годы жизни. Но прошло время и все поменялось. Эля изменилась в лучшую сторону: начала проявлять упорство в получении знаний, сама ставила перед собой высокие цели и упорно добивалась их, а Настя бросила гимнастику, стала ветрена, рассеяна, непостоянна. Она не могла сконцентрироваться на чем-то одном, у нее за день планы менялись по пять-десять раз, она не держала слово. Но в любом случае они оставались для меня равные и только дополняли друг друга. Я их учил тому, чему меня до последних дней своей жизни учил отец, и до сих пор учит мама: дети, мы одной крови! И сколько бы в детстве я не сорился с сестрой, а делали мы это практически каждый день, понимание того, что это моя кровь, в период зрелости заставляло меня возвращаться к ней, прощать особенности ее характера, и жить с одним желанием помочь ей в жизни. Это моя кровь, и мы должны идти по жизни вместе!

Этому я учил и своих девочек. И непонимание женой этого факта в действительности следовало не из моего поведения, а из особенностей ее воспитания: она до семнадцати лет жила с матерью и за это время поменяла несколько «отцов». Но всегда в семье доминировала ее мама. И все семнадцать лет она знала, что мама живет только ради нее одной. Она не понимала, что можно жить ради двух детей, даже если одного ребенка постоянно наказываешь. Ведь наказание следует не из-за предвзятости и нелюбви. Как можно не любить собственного ребенка? Наказание следует по причине непослушания ребенка, его разбалованности. Если один ребенок ведет себя в рамках допустимых правил, то его наказываешь реже. Если второй ребенок постоянно нарушает установленные рамки поведения, то наказание не означает плохого отношения к нему, наоборот, наказанием мы пытаемся спасти ребенка от аморальных поступков в будущем. Ведь безобидное детское непослушание, если его вовремя не остановить, не пресечь, обязательно вырастет до масштабов уголовно-наказуемой деятельности.

Я впервые увидел, как наша семья реально разбилась на два лагеря: я и Эля, с одной стороны, Настя и Наташа с другой. Утренний скандал закончился тем, что Наташа, обняв Настю, рыдали в спальне, а Эля обняв меня, тихо жаловалась:

– Папа, почему она меня так не любит?

– Не говори глупостей, любит она тебя, просто не в настроении.

– Я ее иногда ненавижу. Она кричит без причины. Я не могу жить в этом доме, можно я пока поживу у бабушки?

– Элюша, терпи. В этой жизни мало кому легко. Мама болеет, не в себе, ты постарайся ее понять, и прощай ей грубость. Ведь это проходит, и она становится самой золотой мамой на свете.

– Папа, у меня уже нет сил понимать и прощать ее.

– Терпи, думаешь, мне легко в Киеве? Я тебя прошу, ты моя надежда и опора. Здесь больше не на кого положиться: Настя еще маленькая, мама болеет, кто их будет беречь от глупостей? Только ты. Я понимаю тебя, для меня это тоже все дико, но это надо пережить, переждать. Поверь, я буду думать, как разрешить эту ситуацию – я гладил ее по волосам и успокаивал, а в душе лютовала дикая тоска и одиночество…

Я понял, что сегодня уеду в Киев: жизнь одна и прожить ее хотелось достойно.

32

Я быстро решил организационные вопросы по бизнесу и заехал домой за вещами. На душе было тяжело, но не болезненно. Дома меня снова ждали выяснения отношения.

– Олег, останься, я прошу тебя, не уезжай! – увидев меня с сумками, Наташа перегородила мне дорогу из кабинета.

– Наташа, какой смысл? Слушать твои концерты по утрам, видеть, как ты расшатываешь нервную систему наших детей – я не могу. Если я тебя действительно так раздражаю, давай расстанемся, зачем портить жизнь не только друг другу, но и детям? Я готов забрать их к себе в Киев и содержать обоих, а ты отдохни, подлечись, ведь ты нас всех такими темпами в могилу сведешь.

– Прости меня, я люблю тебя и схожу с ума. Мне не хватает тебя! Олег, я прошу, останься.

Я медленно спускался по лестнице со второго этажа, оттесняя ее назад. Она обнимала меня, хватала за сумку, но я пробивался с вещами к выходу.

– Наташа, давай без эмоций. О какой любви ты говоришь? Я утром видел, как ты реально калечишь наших детей. Ты посмотри, что ты сделала из Насти – марионетку, которая смеется, когда ты захочешь и плачет, когда ты пожелаешь. Что ждет нашего ребенка в будущем?

– Но ты сам меня такой сделал!

– Но причем здесь наши дети? Ты бы брала у меня лучшее. А сколько сил стоит Эли сдерживать себя? За что ты ее постоянно ругаешь? Ребенок реально боится попадаться тебе на глаза! Это не Настя, которая поплачет, и через минуту уже забыв обо всем, заливается смехом, у Элеоноры другой характер. Она, как и я, все это копит в душе, носит с собой, переваривает, тем самым медленно сжигая себя изнутри. Она этого не понимает, но ведь ты знаешь, что значить выжигать себя изнутри! Наташа, я могу многое простить, но не калечь наших детей! Если ты больная – иди, лечись, но не делай больными наших девочек, не гробь их.

– Олег, да, я больна, но я больна тобой. Я люблю тебя! Это ты меня такой сделал! Ты не обращаешь на меня внимания, постоянно в разъездах, в своих планах, и меня это бесит, я выхожу из себя и теряю контроль над эмоциями. Как представлю, что ты изменяешь мне, даришь кому-то свои ласки, свою любовь, так готова разорвать тебя! Ты бы только знал, сколько во мне к тебе чувств, нежности, любви, и все это скопилось во мне, бродит, требует выхода. Я готова любить тебя целыми днями, ласкать, обнимать, говорить нежные слова. Я скучаю по тебе, дышу и живу тобой, но чувствую, что тебе все это не надо… Ты далеко мыслями и душой уже не мой. Ты приезжаешь только для того, чтобы поругаться со мной, решить свои вопросы и уехать в Киев. Тебе не нужны мои чувства, потому что у тебя появилась другая женщина. Я вижу это по твоему поведению, по отношению ко мне, и именно это поднимает в моей душе бурю, и я совершаю, возможно, глупые поступки. Прости меня, любимый, прошу тебя, прости.

– Прощаю, только дай мне уехать, я успокоюсь и вернусь. Я не могу так, Наташа. Я ехал с одним желанием – принести в семью радость. Я так скучал по дому, мечтал, чтобы мы семьей провели незабываемые дни, например, съездили в Харьков в боулинг, или на каток. Я готов был для вас горы свернуть, а что получил: упреки, маты, скандал, слезы детей.

– Я больше так не буду, прости, любимый. Я тоже тебя ждала как воздух, но ты приехал больной, угрюмый. Тебе снова было не до меня, а я устала быть одной. Я замужем и без мужа. Многие думают, что мы с тобой в разводе. Знаешь, как тяжело слышать вопросы: «а вы развелись?», «Он ушел от тебя?». А ведь я сама не знаю, ты мой или уже не мой?! Неопределенность, Олег как она невыносима и болезненна! Из-за этого я такая нервная, пойми меня и прости.

– Наташа, ты же знаешь, я не бездельничаю в Киеве. Наше будущее только там и я хочу, чтобы мои дети начинали с более высокого старта, чем начинал я. Мои родители тянулись из последних сил, чтобы дать мне высшее образование и создать условия для моего становления в жизни. Я хочу создать такие же условия и для наших детей. И я всегда рассчитывал на твою помощь и понимание, но что взамен? Что ты принесла в семью? Что ты даешь нашим девочкам, пока я надрываюсь и вкалываю для будущего нашей семьи: эмоции, раздор, неустойчивость детской психики? За семнадцать лет, которые я прожил с родителями, я не помню ни одного эпизода, когда они между собой ругались. Я до последних минут жизни не слышал от отца матерного слова. А ты понаблюдай за собой: ты на Настю матом гнешь по полной программе. А как ты Элю обзываешь? Ведь ты же педагог, почти десять лет педагогического стажа воспитателем в детском саду!

Пусти, я поеду, успокоюсь, а ты тоже успокойся, детей успокой, ведь ты мать, ты, по идее, их отдушина! А Эля уже боится тебя, ты у нас как пороховая бочка, которая часто взрывается и по непонятным для всех причинам. Ты непрогнозируемая и от этого наши отношения в семье постоянно на пределе, мы из одной крайности переходим к другой, то у нас все отлично, то все очень плохо. Но разве так можно, а как же стабильность, прогнозируемость, плановость? Ведь мы с тобой сходились не для того, чтобы разбежаться, а чтобы прожить вместе до конца своих дней. Уже сейчас я понимаю, что ошибался, оберегая тебя от проблем и неприятностей, которые преследовали меня на жизненном пути. Все что я создал, это наше, при любом раскладе я его с собой в могилу не заберу. Со мной что-то случится, ты должна продолжать начатое мной, пока наши дети не достигли совершеннолетия. А как на тебя можно положиться, если ты больной человек? Тебя можно легко вывести из равновесия, довести до истерики, а потом пожинать плоды твоей неуправляемости. А ведь бизнес, Наташа, это постоянные стрессы и умение с ними справляться.

Сколько мы уже с тобой на эту тему говорили, ты не понимаешь. Ты думаешь, что в Киеве я только и делаю, что блядую, гуляю, бездельничаю. Какая глупость! В Киеве налаживаются отношения, которые в будущем обязательно скажутся, принесут сторицей пользу нашей семье. А ты вместо того, чтобы трепать мне нервы и превращать в кошмар каждый мой приезд в Лозовую, лучше бы училась управлять тем, что я уже создал, училась руководить людьми и приумножать то, что у нас уже есть. Пусти меня Наташа, не заставляй окончательно выходить из себя.

Наташа стояла и плакала.

– Ты на мой день рождения приедешь?

– Посмотрю. Скорее да.

– А Новый год с нами будешь проводить, или в Киеве?

– Это семейный праздник и у меня нет желания нарушать традиций. Хотя вспомни, сколько Новых годов ты нам испортила своим истериками и придирками! Как дети готовились, а ты все поганила! Все, я поехал, до свидания!

– Я люблю тебя! Знай об этом.

– Лечись, Наташа, прошу, во имя нашего будущего.

Я сел в «Мерседес» и отъехал от дома. Время шло к обеду, и я знал, что к ужину я буду уже в Киеве, а там меня ждала совсем другая встреча. Я словно закрыл книгу ужасов и начал читать любовный роман. Но где-то в глубине души по-прежнему сидела боль и тоска.

33

Пятьсот километров расстояния от Лозовой до Киева, пять-шесть часов неторопливой езды, я всегда думал: о творчестве, жизни, семье. Я не любил слушать музыку, она вызывала головную боль. Вот и сейчас, расставшись с женой с грустью, и одновременно с облегчением, я размышлял о той ситуации, которая сложилась в нашей семье. Реально, 2007 год мы с Наташей встречали на грани развода. Я пытался понять ее: действительно, последние три года я практически не жил в Лозовой, она воспитывала детей одна. Но при этом я всегда помнил о ней и старался помочь реализоваться как личность. Именно я настоял на том, чтобы она ушла из детского сада, и попробовала себя в роли директора «Колумба», организации, которая имела устойчивую репутацию и, в принципе, слаженный коллектив. В «Колумбе» Наташа зарабатывала на порядок выше, чем в детском саду, могла реализовать свой творческий потенциал, обладала неограниченной властью пусть в маленьком, но коллективе. То есть с моей точки зрения, она имела то, о чем любой другой человек, мог только мечтать. Кроме этого, она жила в нормальных бытовых условиях, имела возможность одеваться, не болела голова о том, что кушать и где взять на это деньги. Финансовые вопросы как проблема уже не возникали между нами. Открытым оставался только один вопрос: дефицит общения.

Но вот здесь я ничего поделать не мог. Все, что можно было взять от Лозовой, я взял. Мне уже было не интересно в ней, хотелось больших масштабов, более качественного общения. И такие возможности открылись в Киеве, поэтому я боролся за Киев, старался реализовать себя в условиях столицы и жесткой конкуренции со стороны достойных претендентов. В Киев стекалась элита, лучшие представители украинского общества. В Киеве было очень много интересных людей, уверенных в себе, знающих, чего они хотят от жизни. Это была сильная школа выживания. Я учился и понимал, что учиться надо еще не один год. Забрать семью в Киев я не мог: поначалу практиковал жизнь нашей семьи в однокомнатной киевской квартире, но больше трех дней наблюдать свое семейство в сорока квадратах жилплощади с одной дверью, я был не в состоянии. Мне хотелось тишины, я привык к ней и с тоской мечтал об одиночестве, без которого уже не мог. И одно дело жить вчетвером в двухэтажном доме под двести квадратных метров, в котором каждый член семьи имел свою комнату, совершенно другое дело жить цыганским табором практически на открытой территории. Больше я этот вариант не рассматривал. Переезд семьи допускал только в одном случае, если купим вторую квартиру. Но пока финансово к этому шагу мы были не готовы, поэтому о воссоединении семьи вопрос пока не стоял.

Но я знал семьи, которые жили в подобных условиях, и там жены понимали мужей, поддерживали их. Выбраться из одного социального уровня в другой – это трудное и практически невозможное дело. Я был благодарен судьбе за то, что родился и рос в революционное время, когда еще возможны были социальные переходы, пока между социальными прослойками не установилось жестких, практически непроходимых границ. Украина конца двадцатого – начала двадцать первого столетия переживала нелегкие времена. В ней происходила перетрубация бизнес и политических элит. Менялись лидеры и члены их команд. Причем замена происходила не так как на Западе, когда избранные варились в одном глечике: то поднимаясь на поверхность, то опускаясь, но при этом оставаясь в пространстве глечика, в который попасть со стороны было практически невозможно. В Украине лидеры зачастую вместе с властью теряли связи, деньги и даже свободу, образно, они выпадали из глечика. Открывалась вакансия и к власти приходили новые лидеры с новой командой. Происходила смена элит, что практически невозможно в любом уже устоявшемся западном государстве. И в это время смуты в Украине многие надеялись, и причем небезосновательно, достичь новых социальных и, соответственно, материальных вершин. Надеялся на это и я. Но сколько я не старался объяснить жене, что для того чтобы успеть прыгнуть на подножку последнего вагона уходящего со станции поезда нужно находиться в нужное время в нужном месте, она не понимала меня. Сколько я не пытался доказать, что жить в одиночестве в Киеве – это не моя прихоть и не мой образ жизни, что это необходимость, – Наташа не воспринимала объяснений. И вместо того, чтобы после тяжелых будней в Киеве, возвращаясь в Лозовую, чувствовать себя в обстановке любви, комфорта и внутреннего морального отдыха, я возвращался в ад. Я чувствовал, что с каждым годом отдаляюсь от семьи, что непонимание между мной и Наташей становится очевидней и болезненней для каждого из нас, и что последние аккорды нашей семейной жизни, возможно, уже не за горами.

Наташа не один раз ультимативно требовала бросить Киев, вернуться в Лозовую, и жить так, как мы довольно неплохо жили четыре-пять лет назад. Но я понимал, что возврата назад нет. В Лозовую я всегда мог вернуться, но мне хотелось закрепиться в Киеве. Я очередной раз хотел доказать себе, что у меня есть силы и мозги, чтобы выйти на новый социальный уровень и открыть своим детям то, чего они никогда бы не увидели, если бы я развивался в масштабах маленького провинциального города. И я отвечал, что возврата к прежнему не будет. Жизнь – это непрерывный поток: если мы прожили ситуацию, то она уже в прошлом. А жить прошлым – это глубочайшая ошибка. Разбитую чашку, даже склеив, не вернешь в исходное состояние целостности, трещины остаются, как их не заклеивай. Так и жизнь: при всем огромном желании прошлое невозможно вернуть. Назад пути нет, а жить воспоминаниями – это утопия. Нужно учиться строить отношения на будущем, а у многих это не получается, потому что современная система образования учит видеть только сегодняшний день, наслаждаться имеющимся. Один мой знакомый утверждал, что для него достаточно проснуться, увидеть солнце над головой, сделать глоток воды и съесть корочку хлеба – и он счастлив, потому что жив. Человек жил одним днем и наслаждался этим. Такой образ жизни предпочитают девяносто процентов населения Земли.

Но, на мой взгляд, сущность человеческой жизни заключается в другом: будущее имеет только тот, кто живет завтрашним, а возможно и послезавтрашним днем. Потому что иногда, в настоящем, приходится сделать шаг назад, для того, чтобы в будущем наверстать и обогнать упущенное. Если ты этого не умеешь, держишься за достигнутое, никогда не взойдешь на звездные вершины. Оставшиеся десять процентов человеческого общества, которые, в принципе, и творят историю, не довольствуются глотком воды и корочкой хлеба. Жизнь нам дана одна, поэтому прожить ее надо в полную силу, до истощения, до последней капли открытых возможностей. Жизнь людей измеряется не прожитыми годами, а конечными результатами деятельности, их значимостью в истории. Одни умирают в сорок лет и оставляют после себя такое наследство, которое и после их смерти переваривается, осмысливается и продолжает жить еще десятилетиями, а некоторых и столетиями. Другие доживают до семидесяти лет, умирают, и о них сразу забывают, словно и не было их. Полное ощущение пустоты: человек ушел из жизни, и словно не было его в жизни. Тогда возникает вопрос: а зачем ты жил? Просто, чтобы отметиться, чтобы поесть, поспать, насладиться? Но разве в этом предназначение человека? Человек живет не сам по себе, человек живет в обществе и для общества.

34

В Киеве, как я и ожидал, меня ждал совершенно иной прием. Оля знала, что я приеду. Как и в Лозовую, я приехал в Киев уставший, с головной болью. Я зашел в квартиру не в силах разговаривать, и с уже заранее негативным настроем. Раньше здесь бы меня ждала тишина, одиночество, я принял бы ванну, выпил чай, таблетку, и лег спать, а сейчас мне нужно кому-то уделять внимание, и что худшее, наверняка выслушивать претензии.

Я не скрывал своего внутреннего раздражения, негативные эмоции готовы были вот-вот выплеснуться наружу.

– Ты устал? – Оля обняла меня и прижалась к груди.

– Голова болит, дай я поставлю сумки. – Она взяла из моих рук сумки, отнесла, и поставила их на место. Я любил порядок, каждая вещь в квартире и доме имела свое место. За шестнадцать лет я так и не приучил жену к этому: если она и брала мои вещи, то бросала их везде, только не там, где они должны были находиться. Оля быстро запомнила, куда я что ставлю, и в этом вопросе я не мог к ней придраться.

Я снял обувь, верхнюю одежду и сел на диван. Я чувствовал, как затылок медленно начинал наливаться горячим свинцом.

– Давай я тебя раздену, ванна уже набрана. – Я был удивлен, но не сопротивлялся, дал себя раздеть и провести в ванную комнату. Ванну она специально сделала с лечебными солями и ароматизаторами, и я впервые за неполные сорок лет лег в ванную, благоухающую различными экзотическими ароматами.

– Ты таблетку выпил?

– Да.

– Может, еще одну выпьешь?

– После ванны. Приготовь, пожалуйста, чай, попарюсь, потом выпью.

– Я тебе кушать приготовила: пюрешку, жареную рыбу.

– Спасибо, я люблю жареную рыбу.

– Я знаю, ты говорил мне об этом. Я конечно не повар, но старалась, как могла. Мне мама по телефону из кулинарной книги рецепты читала, я выбрала самый лучший. – Оля стояла возле ванны на коленках и смотрела на меня влюбленными глазами. – Я так скучала по тебе, а ты вспоминал обо мне?

– Иногда, голова сильно болела, не до воспоминаний было.

– А я о тебе думала постоянно. – Она погладила меня по голове. – Что мы будем с твоей головешкой делать? Ты же лечил ее, не помогает?

– Раньше чаще болела, почти каждый день. Сейчас реже, а это уже прогресс.

– Тебя надо другим врачам показать. Тебе нельзя болеть, вдруг что-то с тобой случиться, куда я денусь?

– Мало поклонников? Найдешь очередного благодетеля.

– Где их сейчас найдешь, ты всех разогнал.

– Обзвонишь своих пятьсот абонентов, кто-то вернется.

– Никто мне не нужен, только ты. Помнишь, я тебе рассказывала о своей мечте, о том, что когда я видела взрослых мужчин с молодыми девушками, их отношение друг к другу, я часто представляла себя на месте тех девушек. Я всегда мечтала о том, чтобы возле меня был сильный, взрослый мужчина, на много лет старше меня, который бы помог мне состояться в жизни, за которым я была как за каменной стеной. И судьба послала мне тебя. Ты – моя мечта. Ты сильный, умный, перспективный. Я учусь у тебя каждому движению, внимаю твоим рассказам и потом, когда тебя рядом нет, я все это перевариваю, переосмысливаю. Мне это нужно. Я благодарна тебе за то, что ты открываешь передо мной особенности жизни, делишься опытом, своими впечатлениями. Твое мнение для меня очень важно. Многое в своей жизни я начала исправлять. Я догадывалась, что неправильно живу, что, например, долго спать, это первый признак слабости, безволия, но меня никто не подгонял, не контролировал. Мама была далеко, а кроме нее меня никто не мог заставить что-либо сделать. Мужчины мне попадались слабые, я управляла ими как хотела. До тебя я даже не представляла, что кто-то мне может указывать, командовать мной, что кого-то я буду слушать, зависеть от него. Я привыкла все решать сама, и авторитет для меня был только один – мама. Но при этом, я не знала в чем и где себя реализовать. Конечно, были авральные ситуации, когда я за недели выполняла работу, которую раньше могла растянуть на несколько месяцев, но все это было не в системе, а так, наплывами. А сейчас все по-другому: тебя не было три дня, но я заставляла себя ложиться пораньше и вставать раньше. Знаешь, в котором часу я вставала?

– В десять?

– Нет, в девять часов! Для меня это подвиг. Еще два месяца назад я не представляла, как можно встать раньше двенадцати. А сейчас в девять часов я заставляла себя вставать, мыться, и идти работать над кандидатской диссертацией. Это твоя заслуга, спасибо тебе!

Ты учишь меня, рассказываешь случаи из реальной жизни. Помнишь, ты мне говорил, что широкий круг общения – это признак дурачины? Я все помню. Ты говорил мне, что человек, который занят достижением поставленной цели, не может распыляться на общение. Безусловно, без общения он не сможет прожить, но это должно быть ограниченное и полезное для него общение. Вот я и сократила круг своих знакомых. Мне многие звонят, а я не беру трубку. Видишь, какая я молодец!

Оля вела себя так искренне, говорила спокойно, убаюкивающе, что я начал дремать, ощущать состояние блаженства и комфорта.

– А еще ты мне говорил, что все звонки после десяти вечера – это неуважение к личной жизни. И я начала отучивать всех от поздних звонков. Ты бы слышал, как многие удивлялись, когда я с возмущением высказывала им о своем праве на личную жизнь. Многие просто терялись, не в силах сориентироваться в обстановке. Они привыкли, что я не сплю до двух, трех ночи, бывало, раньше сама им наберу, мы поговорим ни о чем, а здесь вдруг жесткий отпор. Они причину не могут понять, а я им объясняю, что почти замужем, что мой мужчина ложится спать в одиннадцать часов, и что их звонки беспокоят его сон. Видишь, как я забочусь о тебе! Ты для меня – это жизнь.

Любимый, а ты все это время действительно не думал обо мне?

– Иногда думал – нехотя признался я. – Когда с женой ругались, я вспоминал о том, что за все время знакомства с тобой я сам ни разу не повысил на тебя голос, и не видел, чтобы нервничала ты.

– Я стараюсь, ведь я по жизни не скандалистка. Зачем ругаться? Лучше расстаться и забыть друг о друге. А с тобой я не могу скандалить, ты умный, хороший, хотя и очень своеобразный, но самое главное, я не хочу с тобой расставаться. Хочешь, я тебе открою один секрет?

– Открывай – благодушно ответил я, впервые заметив, как головная боль без таблетки медленно отпускает меня. Вместо тяжести в затылке я начал испытывать усталость и облегчение, граничащее с состоянием блаженства.

– Я первые месяцы сильно плакала от тебя. Ты не замечал?

– Замечал.

– Ты был очень жесток по отношению ко мне, постоянно делал больно. Еще Сережа твой обижал меня, грубил, оскорблял, унижал. Я не привыкла к такому обращению. Но сейчас ты изменился. Ты любишь меня?

– Нет – я улыбнулся. – За что тебя любить? Крокодильчик, худющая, в жизни ничего не достигла. Назови мне хоть одно свое качество, за которое я мог бы тебя полюбить?

– Я умная.

– Согласен, поэтому ты сейчас и живешь у меня. Никто так долго не задерживался, ты единственная.

– Я категорично не согласна с твоей оценкой моей красоты! Неужели я такая страшная?

– Я тебе отвечал уже, что не страшная, а страшненькая. Но я привык, для меня ты уже красавица!

– И это из-за моей губы?

– Да оставь ты свою губу в покое, Губешкина!

– Не Губешкина, а Гутарева, не коверкай мою фамилию!

– Не знаю для кого ты Гутарева, а для меня ты Губошлепкина!

– Мало того, что все компьютеры исправляют мою фамилию на Губареву, так еще ты ее коверкаешь на разные лады. И вообще, ты думаешь выходить из ванны, вода холодная уже?

– Да, сейчас уже буду мыться.

– А я пока пойду, чай тебе приготовлю.

Оля вышла, а я лежал и наслаждался, но не одиночеством, а общением с нею, ее присутствием, заботой обо мне. И в подсознании зрела одна навязчивая, сознательно заглушаемая мысль: неужели это моя судьба? Неужели к сорока годам я нашел то, о чем только мечтал: человека умного и достойного? В другое время я бы заглушил, выжег эту мысль на корню, но я помнил о том, что я в состоянии эксперимента, что на уровне сознания сняты запреты, сдерживающие чувственность. Во мне просыпалось то, что я очень долго сознательно глушил, обходил, от чего убегал и не давал в себе зацепиться и развиться. Впервые я разрешил этой мысли остаться. Тепло разлилось по телу, удовлетворенность и умиротворенность окутали мысли, и я признался себе, что все-таки неплохая это штука – чувства…

35

После ванны меня ждал шикарный ужин. Я отвык кушать дома: в Киеве и в Лозовой я в основном питался в ресторанах или кафе. С появлением в моей жизни Оли, я открыл для себя приятное состояние: общение за столом.

– Молодец, столько вкусняшек! – похвалил я. На столе стояло пюре, жареная рыба, салат, лежало печенье, шоколадные конфеты. До недавнего времени я был противником обильных трапез, мало того, что переедание вредно для организма, но к тому же – это работа на туалет. Когда я наблюдал, сколько денег некоторые мои знакомые тратят на продукты питания, которые однозначно, пройдя через организм, оказываются в туалете, я прикидывал какие суммы за месяц, и тем более за год, уходят в канализацию, и что при правильном подходе за них можно было бы купить. Поэтому я сам привык и приучил свою семью не то чтобы экономить, а рационально относиться к еде, без фанатизма смотреть на обилие продуктов в супермаркетах, и не развивать в себе потребность в обжорстве. Иногда, раз в неделю, мы устраивали в семье так называемый «праздник живота», когда каждый член семьи покупал себе все, что только захочет. Мы садились за стол и наедались от пуза. Дети любили эти праздники, но мы ими не злоупотребляли.

– Я купила твои любимые рошеновские «Ромашки», а себе взяла «Трюфеля».

– Я «Трюфеля» не ем.

– И еще я взяла пиво с рыбкой. Я знаю, что ты не пьешь пиво, но я себя без бутылки пива перед сном просто не представляю.

– Вот так люди и спиваются – я ел, впервые за долгое время испытывая наслаждение от еды. Причем нельзя сказать, что все было приготовлено настолько вкусно; обычно эти блюда мне доводилось кушать и в лучшем исполнении. Главным образом, я испытывал блаженство от обстановки: она была настолько расслабляющая и благоприятная, что я чувствовал, как отступает головная боль, как рассасывается тяжесть в затылке и ослабевает пульсация крови. С Олей было настолько комфортно и спокойно, что появлялось чувство сытости и достатка от самой обстановки: я переставал спешить куда-то, напрягаться, бороться, насущные проблемы отходили на второй план, становились второстепенными, малозначимыми. Возникало чувство умиротворенности и расслабленности, какого-то безразличия и нигилизма.

До Оли я считал, что наслаждаться жизнью можно только в труде, в конечных результатах своей деятельности. Я спешил творить, созидать, воплощать свою энергию и время жизни во что-то материальное, конкретное. С Олей я начал испытывать наслаждение от лени, пассивности, от простого созерцания. Ее флегматичность, заторможенность, окутывала меня, обволакивала, и я тонул в ней, блаженствуя в безделье. Хотелось просто сидеть, общаться и пресыщаться друг другом.

Я наелся и, испытывая блаженство и благодарность к этому человеку, попытался встать.

– Ты куда? – она взяла меня за руку.

– Спасибо, моя золотая, пойду, полежу.

– Головешка не прошла, так и болит?

– На удивление как рукой сняло. Ты как шаманка, лечишь боль на расстоянии.

– Тогда посиди со мной, я еще не докушала, поговорим.

– Ты кушаешь по часу. С тобой и заснуть за столом можно.

– Я тебя так ждала. Посиди, пожалуйста, хоть пять минуточек.

Я не мог ее расстраивать. Дома этот вопрос даже не обсуждался: я ел всегда быстро и, насытившись, уходил заниматься своими делами, каждая минута была дорога. Здесь я, практически не насилуя себя, сидел и ждал, когда Оля закончит трапезу.

– Расскажи мне что-нибудь, а то только я болтаю и болтаю – она сидела на стуле, поджав под себя ногу, ела медленно, обсмактывая каждую косточку рыбы. – Дома тебя ждали, скучали по тебе?

– Да – мне не сильно хотелось рассказывать о приеме в семье и о своих проблемах с женой.

– Настеньки день рождения прошел хорошо, много детворы было?

– Я не был на нем, болел. Настя говорила, что приглашала человек восемь, все были.

– В «Колумбе» праздновала?

– Да, Настя устроила вечеринку. Они с Элей подготовили конкурсы, розыгрыши.

– Подарков много надарили?

– Много. Прикольные сейчас игрушки, не то, что в наши времена. Один из женихов подарил мишку, который при нажатии на пупок повторяет «Я люблю тебя»! Настя довольна.

– Я тоже хочу ребенка. Ведь у нас с тобой будут дети? Я тебе сына рожу, Святославчика.

– Нет, спасибо, будет у тебя муж, ему и рожай, мне своих детей достаточно. Этих надо на ноги поставить, а плодить для количества глупо.

– Но ты же хотел сына, наследника?

– Это раньше, а сейчас меня девочки вполне устраивают. Дочки подрастут, родят внука, вот и будет наследник.

– Это не то, а представь, у нас родится малыш с твоим носом и с моей губой, вот уродец будет.

– Для мужчины красота не важна, главное чтобы с головой дружил.

– Он у нас умненький будет, в тебя.

– А хитрый как ты?

– Разве я хитрая? Наоборот, сколько себя помню, меня всегда обижали. Я для других стараюсь, делаю, а меня потом бросают, обидно до слез.

– А ты сними с себя табличку «Лох», жить легче станет.

– Вот-вот, – Оля улыбнулась – Про табличку я всегда забываю. А я думаю, как меня в толпе выделяют, оказывается, табличка выдает.

Мы говорили ни о чем еще долго. Время летело быстро и незаметно. Я посмотрел на часы, было уже больше двух часов ночи, при этом я не испытывал ни усталости, ни дискомфорта. Раньше, если я засыпал после двенадцати часов ночи, то обязательно просыпался с головной болью и, как правило, день был потерян. Сейчас не только не хотелось спать, но и не было страха перед завтрашним днем; я почему-то был уверен, что утром головная боль меня не потревожит.

Оля перехватила мой взгляд на часы и с сожалением произнесла:

– Пора спать?

– Уже два часа ночи.

– Правда? А я бы сидела вот так и седела. С тобой так хорошо!

– Завтра тебя опять не добудишься, будешь дрыхнуть до десяти часов.

– Я буду спать как мышка, тихо, чтобы тебе не мешать, а ты пока попишешь, почитаешь.

– Не надейся! У тебя завтра подъем в восемь часов. Подрываешь булки и за диссертацию. Ты статью написала?

– Да, я же тебе обещала.

– Ты постоянно обманываешь, тебя нужно каждый раз перепроверять.

– Статью я действительно написала, только доработать надо.

– Вот завтра с утра этим и займешься.

– Началось. – Оля скривила недовольную гримасу. – Приехал тиран. Так хорошо когда тебя нет: я сама знаю что мне надо, встаю, все делаю. Давай завтра я хотя бы до девяти посплю, я все успею, честно.

– Нет, учимся просыпаться рано. Пословицу знаешь: кто рано встает, тому боженька денежку дает. А у тебя ничего нет за душой, потому что дрыхнешь до обеда.

– Хорошо, договорились. Только ногами не спихивай, я сама встану.

– Сразу предупреждаю, со второго разу не встанешь, спихну.

– Договорились любимый, все ради тебя.

36

На следующее утро я впервые за долгое время проснулся в восемь часов утра. Помню много лет назад, примерно с шестого класса, я приучил себя вставать в шесть часов утра, заниматься зарядкой, и все эти практически двадцать пять лет я не менял распорядок дня. Поэтому мой организм, в каком бы часу я не засыпал, как по звонку пробуждался в шесть часов и больше я не мог заставить себя заснуть. Сколько себя помню, самое позже я мог проснуться часов в семь, но чтобы в восемь – такого на моей памяти не было. И самое непривычное, даже немного пугающим было то, что я не хотел вставать. Впервые я наслаждался бездельем.

Я лежал и думал: насколько разная была обстановка дома и здесь, в Киеве, и уже не знал где лучше. В Лозовой, несмотря на сложные отношения с женой, все было устроено и налажено: я создал наиболее приемлемые для себя условия, в которых мог творить и заниматься бизнесом одновременно. Там я постоянно находился в тонусе, не имея возможности расслабиться, и там были достойные конечные результаты моей деятельности. В Лозовой я мог постоянно убеждаться в том, что в этой жизни живу не зря, и что каждый прожитый день – это новый уровень в моем совершенстве. В Киеве, до появления Оли, требования к себе были еще жестче: я работал, работал и еще раз работал; было все то же, что и в Лозовой, только не было Наташи. Ее заменяла тишина, одиночество, и возможность творить с еще большим размахом.

Третий месяц общения с Олей открыл для меня новую жизнь, новые варианты существования – бессодержательное времяпровождение. И если раньше этот вариант отвергался мною безоговорочно, практически без рассмотрения, то после того, как я решил на себе прочувствовать особенности формирования и развития чувственности у человека, я столкнулся с тем, от чего ранее себя так старательно оберегал, а именно, с существованием, которое не обременяло, не напрягало, в котором ритм жизни практически приравнивался к нулю. В этом варианте человеческого существования не надо было ставить завышенные цели и до синевы в глазах напрягаться, достигая их; оказывается, не обязательно следить за временем и стараться, чтобы каждый час был воплощен во что-то конкретное, нужное для тебя и для твоих целей. Оказывается, возможно, просто существовать и наслаждаться существованием. В этом свете не столь бредовой оказалась и мысль о том, что достаточно просто проснуться, сделать глоток воды, утолить голод корочкой хлеба и жизнь прекрасна! Ведь я лежал, слышал рядом сопение Оли, и мне было приятно! Мне не обязательно куда-то спешить, меня не напрягали дела, я мог просто лежать и наслаждаться жизнью!

Это были новые ощущения, необычные, противоречивые. Для меня это была совсем другая жизнь: паразитическое существование. Но в словосочетании, которое пришло на ум, не было негатива. Наоборот, скорее, был вызов: да, я сейчас такой! Я многого добился для своих неполных сорока лет, и теперь могу позволить себе отдохнуть! Сколько можно надрываться, бежать вдогонку за временем, разрываться между наукой и бизнесом, хвататься за все новое, современное и тянуть его на грани нервного срыва?

Но организм, не привыкший почивать на лаврах, требовал нагрузки, работы. Из глубин подсознания неслось обратное, более близкое и понятное для меня. Внутренний голос говорил: «Ты жил тридцать девять лет, поэтому у тебя есть результаты, которыми ты можешь гордиться. Оля и окружающие ценят тебя именно за эти достижения, а они – результат напряженной работы последних двух десятилетий, той жизни, которую ты сейчас предаешь. Расслабишься, остановишься, и все потеряешь, потому что тебя догонят и обгонят сзади идущие. Существование – это смерть личности. А останется ли Оля с тобой, если ты перестанешь быть личностью?».

Я не мог ничего возразить. Личность – это гармония ума, души и тела, это постоянный труд над самовоспитанием и самообразованием. Я всегда высоко ценил эту гармонию в других людях, потому что понимал, сколько это им стоило труда. В моем понимании гармония между высокоразвитым интеллектом, духовным богатством и физически развитым телом – это сказка, которая стоит всей жизни; это тот уровень, за который стоит бороться, не жалея ни личного времени, ни материальных средств, ни тем более своих внутренних возможностей. Женщины с такой гармонией попадаются крайне редко и ценятся на вес золота. В глубине души я надеялся, что жизнь предоставила мне единственный шанс познакомиться с такой женщиной. В последнее время я признавал, что у Оли, пусть призрачная, но гармония между умом, душой и телом все-таки просматривалась. Все больше привыкая к ней, наблюдая за ее поведением и самоотдачей, возможно, я начал идеализировать ее. Во всяком случае, в последнее время, мне все больше хотелось сделать для нее что-нибудь приятное, вернуть затраченное на меня, отблагодарить за доброту и терпение по отношению ко мне. Я отыскивал в ней лучшие качества и старался не замечать недостатки, списывая их на свою придирчивость. Мне захотелось не то, чтобы понравиться ей, завоевать, а скорее войти к ней в полное доверие, слиться с ней, войти в ее жизнь, образ и понаблюдать за ней изнутри. Я видел в ней женщину с огромными потенциалами, и мне захотелось ощутить весь спектр наслаждений от общения с ней. Я надеялся получить от нее новые впечатления, идеи, ценности, качественную информацию о женщинах, о мужчинах с точки зрения женщин, об особенностях женского воззрения на мир. Жизнь снова приобретала смысл, только в совершенно ином для меня ракурсе: я впервые не искал, не брал, не боролся, а созерцал, наблюдал и наслаждался. Я встретил, как мне казалось, равную, и на каких-то внутренних, интуитивных уровнях испытал гармонию отношений: отношений между мужчиной и женщиной. Это не было половое влечение, это не была инстинктивная, рефлексивная тяга мужчины к женщине, это была песня, гармония звуков, полутонов ума, души и тела. Внутри я ощущал состояние космической невесомости, когда рациональность напрочь исчезает и остается иной мир: иллюзии, фантазии, феерии. Возможно, это и есть чувство, то знаковое обозначение, в котором скрыто наше внутреннее состояние неуравновешенности: когда иррациональное, относительное, преобладает над миром действительности, когда ты перестаешь судить о человеке по его поступкам, когда на второй план отходят его слова, движения, тело. Чувства, наверное, – это когда ты живешь в воображаемом мире, в своей надуманности, вымышленности; когда урод превращается в сказочного принца, тупица – в гения, а самый заурядный альфонс – в личность. Это состояние полубреда, которое не отсчитывается временем. Время раздвигает свои границы, и ты летишь, несешься в своей фантазии, не признавая, а иногда и отвергая реальность. Мир сказки, вот что примерно напоминает мир чувств. А это мир детства, беспечности, наивности, мир постоянной радости и счастья. И я впервые с этим соприкоснулся…

37

Три дня я провел с Олей, не выходя из квартиры. Я не хотел ни с кем встречаться, ни с кем общаться. За это время я немного поработал над докторской диссертацией, прочитал прессу в Интернете, а так смотрел телевизор и общался с Олей. Мы много говорили. В основном спрашивал я, мне было интересно ее прошлое, наиболее весомые поступки в ее жизни.

– Олег, помнишь, ты как-то спрашивал меня, чего я добилась за свои двадцать четыре года? Я много думала над этим, и теперь готова к ответу.

– И чего же ты добилась?

– Я считаю, многого. Возможно, ты к этому времени достиг большего, но я считаю, что для меня, девушки из провинциального городка, достигнутого достаточно.

– Перечисляй.

– Во-первых, я с золотой медалью закончила школу. Во-вторых, с золотой медалью окончила музыкальную школу.

– Так ты у нас пианистка? Я всю жизнь мечтал о том, чтобы моя жена играла мне романсы на фортепиано.

– Нет, я окончила школу по классу скрипки, но на пианино играть тоже могу.

– Скрипка мне нравится, талантливые скрипачи душу наизнанку вывернут.

– У меня дома очень дорогая скрипка, если тебе действительно скрипка нравится, я обязательно сыграю.

– Ловлю на слове.

– Дальше, третье, я с отличием окончила милицейское училище, и, наконец, четвертое, поступила в аспирантуру не куда-нибудь, а в Киев. Разве этого мало, разве это не дает мне право называть себя звездой?

Я задумался.

– Знаешь, это действительно не плохо. Я не знал, что ты школу с золотой медалью закончила.

– Так я звезда? – настаивала на ответе Оля.

– Звезда, звезда.

– Вот видишь, а ты говорил, что я бестолковая.

– Не передергивай мои слова. Бестолковой я тебя называл по другому поводу, а насчет твоих возможностей, наоборот, всегда говорил, что ты перспективная и что я обратил на тебя внимание только после того, как послушал твои рассуждения.

– А еще я могу вкусно готовить, убираю очень качественно в квартире, послушна и стараюсь не повторять ошибок. Ты сам видишь, что я все меньше раздражаю тебя, правда?

– Правда.

– А ты меня уже любишь?

– Оля, зачем ты постоянно задаешь мне этот глупый вопрос? Я понимаю, что такими достижениями можно гордиться и чувствовать себя звездой, но неужели ты тешишь себя мыслью, что относишься к тем женщинам, которые за три месяца сводят мужчину с ума? Глубоко ошибаешься.

– Я сводила мужчин с ума и за более короткий промежуток времени.

– Наверное, они были слишком пьяны или в помещении стояла темень кромешная.

– Я понимаю, на что ты намекаешь, но меня этим не зацепишь, я знаю, что ты меня уже немножечко любишь.

– Бред это все. Что ты понимаешь под словом «любовь»?

– Любовь, это когда ты живешь с человеком, и он тебя не раздражает, а наоборот, ты у него учишься, подражаешь ему. Олег, знаешь, несмотря на то, что ты меня постоянно оскорбляешь, унижаешь, подкалываешь, ты первый мужчина, который не вызывает во мне раздражения. Твои рассуждения всегда правильны, весомы и ты быстро реагируешь на ситуации. Как правило, мужчины тупят, они задают или глупые вопросы, или ведут себя смешно и неправильно. А у тебя все правильно. Ты, конечно, по-своему странноват, но ты правильно реагируешь на жизненные ситуации, на шаг их опережаешь, и во мне это вызывает такое чувство, которое я не испытывала ни к одному мужчине.

– Ты сама мне рассказывала, что до сих пор помнишь свою первую любовь и готова вернуться к нему хоть сейчас.

– Не фантазируй. Я уже заметила, что ты многие факты приукрашиваешь, переворачиваешь и выдаешь в совершенно неузнаваемом виде. Я тебе говорила, что действительно, для меня незабываема моя первая любовь: одиннадцатый класс, он на шесть лет старше меня, и мы с ним провстречались пять лет! Предпоследний год мы почти жили вместе, но чтобы вернуться к нему, нет, это в прошлом. Такой вариант даже не рассматривался ни им, ни мной. Наши отношения умерли сами по себе: последний год я встречалась с ним, а у меня уже был другой парень.

– Так ты встречалась с двумя сразу?

– Да, Рома ко мне очень хорошо относился, но он был из бедной семьи. Меня мама постоянно им попрекала. Из-за мамы у нас с ним ничего не вышло, хотя сейчас он раскрутился, купил квартиру в Донецке, машину.

– Так ты с ним сейчас встречаешься?

– Нет, у нас есть общие знакомые, которые мне о нем рассказывают. Но я знаю, что если захочу, он вернется ко мне, но мне это не надо.

– Почему? Молодой, богатый, любит тебя, ведь это как раз то, что тебе нужно!

– Не знаю, наверное, мне это уже и не нужно. Когда мужчина заглядывает постоянно в рот, дышит тобой, живет тобой, это тоже не совсем хорошо. Я вот пожила с тобой, под таким прессингом в первое время была, что думала с ума сойду, но выдержала, и мне это понравилось!

– Тебе прессинг понравился, экстрим?

– Мне бороться понравилось. Помнишь, ты мне в самом начале, когда мы только познакомились, сказал, что у тебя больше двух дней никто не задерживался? Так вот я поставила перед собой цель продержаться у тебя как можно дольше, побить все рекорды и доказать, что я лучше всех других. И как видишь, мы вместе уже третий месяц.

– Звезда, одним словом.

– Как мне трудно было добиться твоего внимания, ты даже представить себе не можешь. Каждый день ты доводил мою нервную систему до истощения. Ты знал, где меня задеть, как больно обидеть. Ты жалил меня в самые больные места, а у меня тогда еще проблемы со здоровьем были, тело болело, крутило, а ты еще мою душу по несколько раз в день выворачивал. Я те первые дни до сих пор вспоминаю как сплошной кошмар.

– А кому сейчас легко в жизни?

– Ты все шутишь. Но сейчас, я готова сказать тебе спасибо, потому что после такой школы, все остальные трудности в жизни кажутся раем.

– Ты сама попросила раскрыть перед тобой прелести семейной жизни, вот я и старался.

– А ведь правда, мне эта ежедневная борьба за место под солнцем понравилась, и без нее я себя уже не представляю. Я знаю, что могу вернуться к Роме, но, наверное, жить за чьей-то спиной, купаться в заботе и ласке, существовать, как ты выражаешься, не смогу, будет не хватать адреналина, постоянных вводных. Мои подруги до сих пор не понимают, почему я еще с тобой, что меня держит. А как я могу им объяснить, что я стала почти наркоманкой, мне без твоих стрессов, бурчания и возмущений уже и жить скучно.

– Ты проси, если что, я дозы увеличу.

– А я уже этого не боюсь, справлюсь. Мне только первое время было трудно, а сейчас даже весело. Анечка один раз поинтересовалась: «Может, он тебя запугал, силой держит?», так я хохотала весь вечер, не могла остановиться. А когда ответила ей, что ты меня выгоняешь из дому по несколько раз в день, и что не ты, а я за тебя держусь, непонятно за что прошу извинения, так она меня действительно за сумасшедшую приняла.

– Ты видишь, опять врешь, жить без вранья не можешь! Когда я тебя выгонял из дому, зачем на меня наговариваешь?

– Ты хочешь сказать, что если бы я ушла, ты просил бы меня вернуться?

– С ума сошла, я никогда до такого не опущусь!

– Вот это я и имела в виду: обольешь меня грязью, наговоришь глупостей, нафантазируешь, сам от своих фантазий заведешься, а я должна прощения просить, чтобы успокоить тебя, дать самоутвердиться и остаться с тобой еще на один день.

– Тебя послушать, так я таким тираном предстаю, ужас один.

– Что ты! Ты мой золотой, самый любимый и желанный!

– Ты мне лучше ответь, а чего тебя Саша, твой первый парень бросил, получше нашел, красивее?

– Я сама от него ушла. Он гулял, и я об этом узнала, после этого по отношению к нему внутри все умерло. Я должна быть единственна и желанна…

– Если мужчина начал изменять женщине, значить что-то он от нее не получал. Мужчина редко изменяет, если от женщины получает все. Я тебе уже говорил, мужчина – это теленок, там, где сытно, тепло и много ласки, он туда и идет. Если женщина обеспечивает мужчину всем необходимым, он будет предан ей всегда и во всем. Например, если бы моя жена не устраивала скандалов по поводу и без поводов, если бы чаще входила в мое положение и понимала меня, поверь, ты бы сейчас не находилась рядом. А так я вынужден искать спокойствия на стороне, организм требует своего, вот отсюда и растут ноги измен. Значит, чем-то ты своего Сашу не удовлетворяла, в чем-то его не устраивала.

– Возможно.

– А ты его давно не видела?

– Последний раз года три назад. Он не ищет встреч, и я не хочу. Давай лучше я завтрак приготовлю, а то разговоры о прошлом немного утомляют.

– Переживаешь в душе, воспоминания одолевают?

– Нет, я просто знаю, что чем больше тебе открываюсь, тем больше даю пищи для твоих больных фантазий, теперь чего ты только насчет Саши и Ромы ненапридумываешь! Иди лучше посмотри телевизор, фантазер ты мой.

38

За завтраком я снова начал преследовать Олю вопросами.

– Скажи честно, а у тебя много мужчин было?

– Тебе это так важно?

– Конечно, может, ты к своим достижениям через постель шла. Есть разные категории женщин: одни достигают успехов в жизни своим умом и внутренними качествами, другие выбирают более легкий путь, через постель, торгуя своим телом. Может, ты относишься ко второй категории женщин?

– Я не отношусь к таким. Безусловно, я заметила, что первый раз ты приехал за мной на «Мерседесе», но зато все остальное время ты ездил на советской модели, и я даже не интересовалась, какая из них твоя машина.

– Я тебе сам сказал, что «девяносто девятая» это служебная машина.

– Я не обратила на это внимание. Я ценю в мужчинах не дорогие машины, а их потенциальные возможности. Я знаю много примеров, когда девчонки выходили замуж за богатеньких сыночков, «фантиков», а после того, как у тестя начинались проблемы, обнаруживалось, что сыночек глуп, беспомощен и совсем не приспособлен к жизни. Девчонки оставались ни с чем: без денег, хрустальных замков, перспектив, а сказочный принц оказывался сплошным недоразумением. Они вынуждены были искать работу и тянуть на своих плечах беспомощного принца, и детей. Поэтому я убеждена, наличие денег в кармане, это еще не показатель: сегодня они есть, завтра их может не стать. Для меня пусть человек беден, главное чтобы он внутренне был силен. Бедность, как и богатство, категории временные. Из бедности при настойчивости и целеустремленности можно выбраться в категорию обеспеченных людей, и соответственно путь назад если и возможен, то не столь болезнен, а вот из богатых попасть в категорию бедных – пуще простого. Неготовые к этому повороту судьбы ломаются, не в состоянии пережить случившееся, а жить со сломленным человеком, это наказание для себя. Слабость порождает слабость – это твои слова.

Ты для меня дорог своим умом, целями в жизни. Я знаю, что с тобой мы достигнем многого. Я буду помогать тебе в малом, а ты будешь возводить для нас большое, масштабное, и я буду гордиться тобой.

– Но мои цели не сводятся к материальным благам, а ты ведь этого хочешь?

– Любимый мой, разве я прошу у тебя денег? Мы живем с тобой третий месяц, я у тебя хоть раз попросила деньги?

– Нет, хотя попытки были.

– Я считаю, что когда мужчина материально помогает своей девушке, то в этом нет ничего плохого.

– А с чего ты взяла, что ты моя девушка?

– Я живу у тебя третий месяц, люблю тебя, и чувствую, что и тебе начинаю нравиться. Я же не слепая, все вижу. Ты просто берешь пример с Сережи, и прячешь свои чувства за панцирь грубости и нигилизма, но я хорошо тебя изучила.

– Пусть будет по-твоему, если ты моя девушка, то я должен тратить на тебя деньги?

– Да. Я не прошу миллионы, у меня скромные запросы и я приучена жить бережно.

– И какая это сумма?

– На этот вопрос нельзя однозначно ответить. – Я видел, как Оля растерялась – В один период она может быть большей, в другой – меньшей.

– А в среднем? – настаивал я.

Оля задумалась.

– Не знаю, я никогда об этом не думала.

– Пару тысяч в месяц хватит?

– Конечно, я сейчас реально живу на две тысячи гривен, из которых семьсот плачу за квартиру.

– У тебя действительно небольшие запросы.

– Да, в сравнении с другими девушками я очень скромная. Мы лучше заработанные деньги будем вкладывать с тобой в бизнес. Я помню наш с тобой разговор о кредите под мою квартиру, говорила с мамой, она тоже не возражает. Я готова взять под квартиру кредит и вложить его в твой бизнес.

– Оля, возможно, ты что-то не поняла, но в мой бизнес деньги не надо вкладывать, у меня и без тебя все нормально. Я говорил о том, что помогу тебе организовать свой бизнес и дам товар под реализацию в те магазины, которые ты можешь приобрести за свои деньги.

– Я это и имела в виду. Ты мне скажи, что я должна на первых этапах сделать?

– Ты так хочешь заниматься бизнесом?

– Я хочу стать материально независимой: не просить помощи ни у тебя, ни у мамы. Наоборот, когда заработаю первые тысячи, хочу помочь вам, ведь вы у меня самые близкие люди в жизни.

– Звучит неплохо, только по опыту знаю, что когда человек зарабатывает первые тысячи, у него у самого вдруг просыпаются сотни желаний, на которые эти тысячи необходимо потратить. Как бы мы с твоей мамой не простояли в очереди еще несколько десятков лет, ведь аппетиты у тебя будут расти не по дням, а по часам.

– Я ничего не буду обещать, но ты сам видишь, что я не жадная.

– Это пока у тебя нечего давать, а когда появятся деньги, уверен, станешь скупее меня.

– Ты ошибаешься.

– Ладно, не будем воду из пустого в порожнее переливать, если хочешь заниматься бизнесом, прежде всего, узнай сумму аренды магазинов в Донецке.

– В центре?

– Не обязательно, главное, чтобы проходные места были.

– А дальше?

– Выберем лучший, вложишь в него деньги, а я заполню его товаром. Будешь учиться организовывать продажу вещей: чем больше продашь, тем больше заработаешь. Из заработанных денег будешь выплачивать кредит, а если при правильной организации останется еще и разница, будешь копить на следующую покупку недвижимости. Со временем станешь монополистом в этой области, обрастешь магазинами, а соответственно увеличится реализация, оборот денег и заработок.

– Я все сделаю, ты не разочаруешься во мне.

– Только учти, любой бизнес делается под человека, тебе исполнители надежные нужны. Если ты намерена покупать в Донецке магазин или магазины, то у тебя должны быть проверенные и надежные люди, которым можно доверить торговлю, ведь ты сама не сможешь постоянно находиться в Донецке. У тебя есть такие люди?

– У меня много подруг в Донецке.

– Из опыта скажу, что хочешь потерять друга, займись с ним бизнесом. Ты со своими подругами хоть раз была связана денежными обязательствами?

– Нет, с некоторыми мы жили вместе, с другими просто общаемся.

– А с торговлей кто-то из них был связан?

– Косвенно, Аня, она в обменном пункте работала.

– Оля, с такими взглядами, мы затеваем изначально безнадежное предприятие. Если у тебя не будет надежного исполнителя в Донецке, в которого бы ты вложила тридцать-сорок тысяч долларов и спала спокойно, воплощать в жизнь намеченное предприятие – чистой воды афера. В таком деле нужно двадцать раз все обдумать, взвесить, и лишь после реализовать в жизни. Иначе, ты потеряешь деньги и, соответственно, квартиру.

– Квартиру я не хочу терять.

– Так тогда думай, о чем говоришь! Как можно начинать бизнес с людьми, которые далеки от торговли? Мало того, что ты сама в этом не соображаешь, так еще и руководителя собираешься ставить несоображающего! Вася, тебе нужен кто-то из торговли, причем надежный, проверенный и желательно из молодых, потому что все кто прошел советскую школу торговли, без обмана не торгуют.

– Я подумаю, уверена, найду такого.

– Когда найдешь, обращайся, будем разговаривать дальше.

39

Однажды, Оля предложила:

– Давай сегодня вечером куда-нибудь сходим.

– Куда ты хочешь?

– На дискотеку, потанцевать хочется.

– У меня денег мало осталось.

– Много не надо, мы же не кушать идем, а танцевать. Мы с девчонками когда ходим, с собой по двадцать-тридцать гривен берем, и хватает на весь вечер.

– Вас же кавалеры накормят и напоят. Я знаю таких: зайдут королевы, разодеты, по два мобильных телефона, сядут за столик, возьмут по бутылке пива и сидят, ждут свое время. Когда мужики подопьют, все девушки в красавиц превращаются, даже самые ужасные становятся востребованными, вот тогда и доходит дело до «королев»: их стол заставляется шампанским, едой, и понеслась жара. Но самое интересное, у них хоть и по два телефона, но ни на одном на счету денег нет. Смех и грех.

– Если угощают, зачем отказываться?

– Так потом же отрабатывать придется.

– Как отрабатывать?

– В постели, а что просто так на вас деньги тратить?

– Глупости, это только у тебя такие мысли в голове. Нормальные мужчины, когда угощают, думают о знакомстве, об общении, о приятном времяпровождении.

– Вот и я о том же.

– Ты о постели, сексе, а я о другом.

– Оля, здесь ты заблуждаешься. Как мужчина отвечу тебе прямо и без прикрас: мы видим в вас объект своих сексуальных вожделений. Поверь, когда при первом знакомстве мужчина угощает женщину, тратит на нее определенные суммы, он в своем роде авансирует ее. А женщина, которая принимает угощения, изначально принимает аванс, что само собой подразумевает его возврат в определенной форме, чаще – в сексе. У меня компаньон в бизнесе был, Юра, царство ему небесное, так он всех женщин, которые ели и гуляли за его счет, а потом отказывались от секса, называл суками, я таких называю попрошайками, а Сережа – дурами. Хотя если присмотреться, то на самом деле дураками остаются мужики: они вложили деньги в товар, а товар оказался с изъяном, получается их кинули, развели как лохов.

– Я считаю, что если мужчина угощает, то ему нравится, как я танцую, или как я выгляжу. И сам факт того, что я уделяю ему внимание, танцую с ним, или сижу за его столиком, это уже и есть отдача, или возврат его материальных затрат. Ведь когда рядом с мужчиной идет красивая, сексуальная девушка, это поднимает его рейтинг! Вы растете в своих глазах, а в глазах близкого окружения становитесь просто бесценными. Поэтому все заканчивается красиво: мы сыты и немного пьяны, а вы остаетесь в ореоле нашего внимания.

– Оля, какая завышенная самооценка! Если вы действительно тешите себя надеждой о том, что мужчина должен удовлетвориться одним вашим вниманием, то это детские иллюзии. Юра в свое время говорил, что у женщин два основных этапа в жизни: первый, когда ее хотят, а она не дает, этот период до тридцати лет максимум; и второй этап, когда она предлагает, но никто не берет. Так вот мужчина, который авансирует вас, столкнувшись с обломом, больше никогда не обратит на вас внимания, и другим расскажет, что это сидят попрошайки, которые напросятся на шампанское, а потом кидают. И поверь, пройдет немного времени, вы придете в заведение, купите пиво, и так просидите с ним до конца вечера, потому что все уже будут знать, что вы «динамо».

– Олег, все это глупости. Не знаю как другие, но мы с подругами ходим в ночные клубы только для того, чтобы потанцевать. Лично я испытываю такой кайф, когда натанцуешься до изнеможения, почти приползаешь домой и окунаешься в горячую ванную. Лежишь, и от усталости почти засыпаешь. Не нужен ни мужчина, ни его внимание. Усталость от танцев и горячая ванна…

– А представь, если еще к этому, рядом мужчина, который тебя вытянет с ванной, отымеет по полной программе, еще и денег на мороженое оставит.

– Это будет уже лишним, с каждым спать – себя не уважать.

– Сама говорила, что у тебя было много мужчин.

– Не говорила я такого, ты сам придумал.

– Но согласись, что всех своих мужчин ты рассматривала чисто как дополнительный источник финансирования.

– Мне с ними было хорошо.

– Никто не возражает. Если меня удовлетворяют, да еще дают деньги, мне тоже будет хорошо.

– Но я встречалась с ними не ради денег.

– А вот здесь ты лукавишь. Ты сама говорила, что быстро обнаруживала, что это не твои мужчины, что это не то, что тебе надо. Но, тем не менее, ты продолжала с ними встречаться, значит, причина заключалась в другом – тебе это было выгодно!

– Неправда, мне с ними было хорошо. Я чувствовала, как мной восхищаются, как мной живут, я купалась в их внимании, заботе, ласках, и находила в этом удовлетворение. Пусть мне это не совсем нравилось, я хотела от них больше самостоятельности, воли, жесткости, но они были моими, и меня это до поры до времени устраивало. Мне не нужны были их деньги, да они и не были настолько богаты, чтобы дарить мне дорогие подарки. Я с ними чувствовала себе женщиной, не то, что с тобой.

– А что со мной?

– С тобой я чувствую себя крокодильчиком, Васей, Губошлепиной.

– Но тебе же это нравится.

– Это сейчас я к этому привыкла, а первое время меня это сильно обижало.

– А ты всех своих мужчин помнишь?

– Ты же своих девушек всех помнишь.

– Я это спрашиваю потому, что увидел в твоем телефоне фотографию: ты стоишь обнаженная на фоне белого микроавтобуса. Видно очень хорошо было: оттрахали, накормили, можно и фотосессию провести.

– А кто тебе разрешал лазить в моем телефоне?

– Ты сама Сереже разрешила, а он мне показал.

– Некрасиво так делать.

– Некрасиво что? Мы с Сережей радовались твоему счастью. Это же надо столько ума иметь, чтобы позировать голой для съемок с телефона! Признайся, настолько было хорошо?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Мы с ним сразу поняли, что ты любительница острых ощущений: природа, молодой мужчина, сытость, страсть. Может, давай займемся сексом втроем, не пробовала?

– В тебе говорит обида, вы мужчины все собственники. Возможно, я сделала глупость, не удалив эту фотографию, но у меня это было в прошлом, сейчас ты у меня один, и я очень сильно люблю тебя. А ты спишь со мной, но на все праздники едешь к семье и занимаешься сексом с женой. Тебе было бы приятно, если бы я вторила твое поведение?

– Оля, с женой я прожил шестнадцать лет. Мы с ней прошли все этапы взлетов и падений и, несмотря на все нюансы, этот человек был всегда рядом со мной и предан мне. Не известно как ты поведешь себя в трудные минуты, может, убежишь к другому, более богатому и умному. Ты ведь бросила своего парня ради меня, старика, что я красивее его, активнее? Нет, ты выбрала деньги и перспективы. Велика степень вероятности, что когда ты встретишь более интересного мужчину, ты ринешься к нему, поэтому как можно с тобой строить отношения, планы на будущее, если ты в любой ситуации ищешь выгоду для себя.

– Ты придумал все. Я действительно бросила парня из-за тебя, но у нас и так все шло к разрыву: у него маленький ребенок, молодая жена. Разрушать семью я не хотела.

– Тем более, ты отдалась мужчине, у которого жена только родила. Я думаю, тебе не сильно будет приятно узнать об изменах мужа в самые тяжелые для тебя дни, когда ты, зашитая и не восстановившаяся после родов, лежишь и только начинаешь возвращаться к жизни. Муж хочет секса, а ты не можешь ему этого дать, потому что у тебя там все болит. И как вовремя появляется соперница! Ты сучка, Губашлепова.

– Он ее не любил.

– А тебя любил?

– Меня любил, я много раз проверяла.

– Как в мексиканских сериалах: живет с одной, богатой, а любит другую, бедную и страшную. Так он на тебя деньги жены тратил?

– Олег, я вижу, ты заводишься, мне неприятен этот разговор. Если ты не хочешь идти на дискотеку, давай не пойдем, только не порти нам всем настроение.

– Идти действительно никуда не хочется, а разговор получился интересный. Ты хитрая и корыстная, Губешкина.

– Я сделала выбор и живу только с тобой, а ты живешь и с женой, и со мной, поэтому еще нужно подумать, кто из нас хитрый.

40

Я не доверял Оле. К ней тянуло, с ней было комфортно, но недоверие не исчезало. Наоборот, по мере того как она исправляла все то, что меня раздражало, что отталкивало от нее, недоверие крепло. Я начал обращать внимание на те мелочи, которые месяц-два назад были незаметны. Тогда она для меня была чужой, и я не присматривался к ее недостаткам, сейчас, и я это не мог от себя скрыть, она входила в мою жизнь. Я сознательно снял все предохранители, и со стороны наблюдал, как медленно, но уверенно я вплывал в бурлящий водоворот чувственности, и чем глубже в него погружался, тем эмоциональней воспринимались мелочи.

Я видел, что, несмотря на то, что она исправлялась, старалась во всем угодить мне, я не сломал ее, и даже не надломал. Мое безразличие, жестокость обращения, могли вызвать только два типа поведения: или человек принимал меня за самодура и уходил, не в силах вынести напряга отношений, или принимал мои правила игры, терял индивидуальность и превращался в марионетку, которой я манипулировал. Оля не пошла ни одним из возможных путей. Наблюдая за ней и за собой, я видел, что она старается понравиться мне, но при этом сохраняет внутреннюю индивидуальность. Она не сломалась внутри, наоборот, я заметил, что в некоторых ситуациях, вел нехарактерно для себя именно я. Как опытный психолог она подстраивалась под меня, обволакивала, и из кукловода я превращался в куклу, марионетку. Ощущение подчиненности, да еще подчиненности Оле, вызывало такую бурю негодования, столько эмоций, что построенное здание отношений разметалось в щепки. Я снова оставался в одиночестве, а она превращалась в чужого, но одновременно очень близкого для меня человека. Я становился эмоциональным, не похожим на себя и это было ново и страшно для меня. Но я помнил, что это эксперимент, что я сам хотел этого, и чтобы понять эту сторону жизни, нужно прожить ее, пройти через нее до конца. Поэтому я не сдерживал эмоции, втягивался в них, поддавался их влиянию.

Я словно отстранился от себя, отдал свой организм в руки экспериментатора: что будет, то будет. Я знал, что когда мне это все надоест, то выкарабкаюсь, смогу в самую последнюю минуту спастись от обезличивания. Я наблюдал за собой и всегда был на чеку.

Я обратил внимание на то, что Оля старается в моем присутствии не говорить с мужчинами по телефону. Много звонков она оставляла без ответа. Мы как-то сидели с ней за столом, когда к ней пришло одно сообщение, потом второе, третье. Она каждое читала, но не отвечала.

– А почему ты не отвечаешь на сообщения? – спросил я, чувствуя, как моя подозрительность собирает в душе тучи бури.

– Не хочу.

– Это твой бывший?

Она посмотрела на меня и, пересилив себя, призналась:

– Да.

– И что же он хочет?

– Хочет, чтобы я вернулась к нему.

– Так почему ты не возвращаешься?

– Я ответила, что возврата не будет, потому что люблю тебя, и кроме тебя мне никто не нужен.

– Но если тебе никто не нужен, почему ты с ним продолжаешь общаться?

– Он мне сам звонит, прислал деньги на пополнение счета. Олег, если тебе это не нравится, я не буду с ним общаться.

– Мне это очень не нравится. Разве кроме жены мне кто-то звонит, присылает сообщения, или я кому-то не отвечаю на звонки? А у тебя в последнее время, это в норме вещей: ты прячешься, лукавишь, отключаешь телефон.

– Я знаю, что тебе не нравится, когда я общаюсь с мужчинами, поэтому стараюсь лишний раз не провоцировать твою подозрительность. Я тебе клянусь, что у меня с ними ничего не было и не могло быть. Просто так сложилось, что мне проще общаться с мужчинами, чем с женщинами, поэтому у меня много друзей мужчин. Они мне звонят, присылают сообщения. Когда я начала встречаться с тобой, я попросила многих не беспокоить меня, но они продолжают звонить. Чтобы тебя не нервировать, я не отвечаю на звонки, вот и все. И ни от кого я не прячусь, просто у меня появился ты, и я не хочу больше ни с кем общаться.

– А моего предшественника все еще любишь?

– У меня к нему не было никаких чувств. Мне было с ним хорошо, и я благодарна ему за это.

– Ты мне говорила, что если у тебя нет к мужчине чувств, то ты никогда не ляжешь с ним в постель. Сейчас ты говоришь обратное. Ты спала с ним без чувств? Да и ко мне в постель ты попала на второй день знакомства. Выходит, ты и здесь меня обманываешь?

– Я знала, что если не отдамся тебе, то у нас не будет отношений, ведь я права?

– Да, мы уже говорили с тобой на эту тему, но вопрос о другом: ты утверждала, что не спишь с мужчинами, если не испытываешь к нему чувств, а как же в этом случае я и мой предшественник? Может, ты ему тоже отдалась в первый же день?

– Олег, он ухаживал за мной больше двух месяцев!

– Тогда выходит, что ты к нему испытывала чувства?

– На тот момент у меня не было мужчины, и я отдалась ему. Девушкам тяжело быть одной, без мужчины…

– Но когда появился я, у тебя мужчина был, почему ты его бросила? А если бы я поимел тебя и бросил, не захотел встречаться, ведь ты в постели слабовата, как бы ты поступила?

– Когда ты произнес «Я хочу тебя» у тебя были такие искренние глаза!

Я рассмеялся.

– А когда просят другие, глаза у них не искренние?

– С другими так быстро не происходит, проходит время, к ним привыкаешь.

– Губошлепова, врешь ты все. Когда я рву с кем-то отношения, то не пишу сообщения, не присылаю деньги на пополнение счета. Я тебе честно скажу, у меня такое ощущение, что ты используешь меня в силу сложившихся обстоятельств, а душа твоя не со мной, возможно с предшественником, или с кем-то другим. Ты лицемерка и лгунья.

– Что тебя на нем зациклило?! Я не буду говорить тебе больше ни о чем. Мы говорим о том, что я хотела с тобой встречаться, поэтому отдалась тебе сразу и, видишь, не ошиблась. Ты уже любишь меня?

– Нет.

– Но ведь немножко любишь?

– За что? За то, что ты трахаешься с парнем, у которого жена только родила?

– Но он женился на ней только из-за того, что она забеременела. У них не было никаких чувств, он просто повел себя, как порядочный человек.

– Ты или идиотка, или с головой не дружишь? Я, конечно, извиняюсь за грубость, но говорить такое может только больной человек. Ты трахаешься с мужиком, слушаешь его бредни, и веришь в то, что ты для него пуп земли?

– Он любит меня.

– Мы можем поспорить с тобой, что пройдет немного времени, он найдет другую, покрасивее, будет спать с ней и рассказывать такие же сказки. Ты настолько наивна или глупа?

– Олег, не заводись, я не хочу с тобой спорить, и тем более ругаться. Пусть каждый остается при своем мнении, я не буду тебя разубеждать. Давай лучше помолчим.

Мы замолчали. Но это было молчание жуткое, напряженное. Оно заводило меня еще больше, чем разговоры о ее прошлом. С одной стороны, я понимал, что Оле двадцать четыре года. В современном образе жизни отношение к собственному телу радикально изменилось, пропаганда сделала свое дело и сексуальная революция свершилась! Тело перестало являться своеобразной границей самоуважения и самоудовлетворения. Еще в двадцатом столетии оно являлось одним из важнейших критериев внутренней самооценки. К нему относились бережно и с апломбом. Его ценили, за ним ухаживали и берегли как важное, личностное, сокровенное. Новые поколения эмансипировали его. Тело потеряло ценность и с ним начали обращаться бесцеремонно, поверхностно, как с тряпкой. Оно стало средством достижения целей, торговой монетой. С ним обращались как с ненужным дополнением, второстепенностью. К двадцати четырем годам, как правило, тело уже было достаточно истасканно, причем как у мужчин, так и у женщин, поэтому обращать внимание на прошлое было равносильно окунанию в грязевую ванную. Прошлое тела для новых поколений стало неактуально и второстепенно. Наоборот, модным стало богатое прошлое тела, чем больше им попользовались, пошвырялись, тем жизнь, в свете новых воззрений, воспринималась полноценней и стильней. Десятки удовлетворенных парней к двадцати годам у девушки – это громко, веско, креативно! Обратное: отсутствие прошлого у тела стало признаком лоховства, недалекостью, странностью. На это косились, это не понимали, воспринимали негативно и с подозрением.

Я многое мог понять в жизни новых поколений. Правда, в голове с трудом укладывался сам факт различия мировоззрений у меня, сорокалетнего мужчины и, казалось бы, недалеко отставшего поколения родившихся в восьмидесятые годы двадцатого столетия. Двадцать лет разницы в жизни, с моей точки зрения, не может являться причиной такого радикального различия во взглядах. Но факт оставался фактом, это различие было, и чем больше оказывалась разница в годах, тем тяжелее было понимать поступки, систему взглядов поколений следом идущих. Одним из таких малопонятных для меня воззрений было отношение у молодежи к своему телу. Этот вопрос меня задевал и волновал по той причине, что у меня росли две дочери, и я не представлял их в среде ровесников, небрежно относящихся к своему телу. Я понимал, что со временем, по мере совершенства психики, отношение к телу будет меняться. По большому счету тело – это марионетка в руках психики. Все, что есть внешнее, видимое, показательное, это следствие особенностей развития внутреннего мира, мира психики. Этот очевидный, лет тридцать назад установленный научный факт, вносил ясность в столь пренебрежительное отношение новых поколений к своему телу. И я понимал, что чем дальше, тем это отношение будет свободнее и незакомплексованнее. Но я не понимал другого, это насколько нужно внутренне не уважать себя, чтобы вот так «свободно», вольно, раздаривать свое тело. На мой взгляд, как бы мы не относились к телу, насколько бы оно не потеряло свой вес в системе взглядов, оно в любом случае присутствует в нашей индивидуальной жизни как некая граница, разделяющая психику и внешний мир. Тело – эта та черта, преодолевая которую человек открывает доступ к внутреннему, личному, сокровенному. Тело – это последний рубеж, за которым открывается мир внутреннего я, особенности развития психики, содержание каждого человека. И чем эмансипированней отношение к телу, тем открытей внутренний мир человека, тем менее он защищен от различного рода деструктивных влияний со стороны внешнего мира. Пренебрегая интимностью тела, мы подставляем свой внутренний мир под жесткость и агрессивность окружающих, мы раскрываем свое «внутри» и потом вдруг с глубоким непониманием ощущаем, как нам становится больно, как многое из того, о чем даже не ведали наши предки, глубоко ранит нас и волнует. Но что еще хуже, одной из особенностей человеческой психики является привыкание к стрессам. Это очень важный защитный нейрофизиологический механизм, который помогает высшей нервной системе адаптироваться в социальной среде. Так вот, чем открытей наш внутренний мир перед стрессами, чем чаще наша психика испытывает потрясения, нервные срывы, волнения, тем менее «чувствительнее» мы становимся, тем меньше нас волнуют проблемы окружающих. Наша психика становится не чувствительна к различного рода агрессивности. Мы сами меньше ощущаем боль, и перестаем понимать страдания других. То, что вызывает жалость даже у меня, у моего поколения, у двадцатилетних не вызывает никаких эмоций. Они, действительно, становятся менее чувствительными, чем мы. И причина не столько в них самих, сколько в тех преобразованиях, которые произошли в психике после отодвигания границ внутреннего мира, после того, как эмансипировалось тело, и родители этих детей стали более открыты для влияния социальной среды. Психика среагировала на эту открытость, ее защитные механизмы подняли планку чувствительности на более высокий порог восприятия, поэтому наши дети делают нам больно, даже не понимая, что это для нас больно. Их можно понять, чувствительность их психики уже не столь высока как наша, и то, что для нас является душевной раной, для них – обыденный малозначащий эпизод жизни.

И здесь страшно другое, что наше поколение уже ничего не может исправить. Мы сами виноваты в том, что чувствительность наших детей значительно ниже, чем у нас. За что боролись, на то и напоролись. Наша борьба за эмансипацию тела со временем обернулась против нас самих, в виде «жестокости» наших детей. На самом деле это не жестокость, это следствие стирания границ между внутренним миром и внешним, это следствие эмансипации тела. И те единицы, кто пытается в своих детях воспитать уважение к собственному телу, придать ему вес и ценность, практически обрекают своих детей на гибель, потому что уважение к телу, жесткая граница двух миров: внутреннего и внешнего, это возврат к повышенной чувствительности. Дети, уважающие свое тело, более восприимчивые к стрессам, чем их сверстники, соответственно, их психика менее приспособлена к жизни в новых реалиях. А в жизни выживает сильнейший, более приспособленный к условиям существования. Законы Дарвина никто не отменял. Представители нового поколения с высокой чувствительностью обречены на гибель. Чтобы выжить, они должны так же, как и их сверстники, потерять уважение к своему телу и соответственно привыкнуть как к количественным половым актам, так и к пониманию тела, как ходовой разменной монеты.

Это логика жизни. Мы прославляем гений Зигмунда Фрейда, видя его заслугу в эмансипации тела, но эта заслуга, на самом деле, столкнула нас с новой реальностью – жестокостью новых поколений. Свободный секс открыл доступ к внутреннему миру, миру психики, которая вынуждена была адаптироваться и поднять порог чувствительности. Сработали законы природы и на выходе мы получили «жестоких», «бессердечных» детей, которые на все обвинения в свой адрес с недоумением и раздражением отвечают: «А причем здесь мы? Что мы сделали?». И ведь действительно они ничего не сделали. Сделали мы, наше поколение.

Размышляя над этим вопросом, я всегда заходил в тупик: я не хотел, чтобы телом моих детей пользовались эпизодически, часто, но одновременно, понимал, что так оно и будет, и я ничего не в силах исправить. Точно так же и с Олей: она представительница нового поколения, и вопросы о ее прошлом не находили у нее понимания, потому что она не могла принять мои взгляды на девственность тела, на преданность в половой жизни, на материнство. Для нее прошлое было прошлым и совершенно не связанным с настоящим, а общение с мужчиной как норму предполагало половую близость. С ее точки зрения в сексе не было ничего предосудительного: переспали, получили физическое удовлетворение, остались довольны друг другом и хорошо. А разговоры о том, что количество мужчин, прошедших через постель, не всегда согласуется с качеством, или то, что мужчин выбирают с большим будущим, а женщин с маленьким прошлым, для нее так и оставались малозначащими разговорами, потому что в современной жизни общение мужчины и женщины во многом определяется половой близостью. В начале двадцать первого столетия доступ к телу открывал доступ к более качественному общению, перспективы, возможность соприкоснуться, а для единиц и закрепится на более высоких материальных и социальных уровнях. И в этом отношении очень сильно выигрывала Наташа, моя жена, взгляды которой были ближе мне и приемлемей. Ее преданность, святое сохранение половой верности настолько было весомым для меня, значащим, насколько раздражительным, разбивающим перспективы взгляды Оли на эмансипацию тела. Я напрямую связывал преданность в постели с преданностью в жизни, и был на сто процентов уверен, что прошлое всегда определяет будущее человека. Если человек в молодости с пренебрежением относился к своему телу, то и в последствии, при случае, он обязательно перешагнет через тело для достижения своих определенных целей. А я точно знал, что измену никогда не прощу.

41

Я был уже три дня в Киеве, а с Сережей так и не встретился. Созванивались, но до встречи дело не доходило. Днем, когда Оля была в академии, Сережа еще спал, а вечером, когда Сережа предлагал встретиться, дома была Оля, и мне никуда не хотелось идти. Я впервые начал изменять своим принципам. Если раньше на первом месте всегда стояло творчество, дети, родители, друзья, и лишь потом женщины, то сейчас Оля даже, несмотря на все свои недостатки, вышла на первое место. Наверное, это понимал и Сережа, поэтому все реже и реже меня беспокоил.

Я испытывал сложные чувства по отношению к Оле. Сережа как-то констатировал, что это моя первая любовь. И если месяц назад это утверждение только рассмешило бы меня, то сейчас, смотря правде в глаза, мне уже трудно было ответить однозначно. Для сорокалетнего мужчины, который никогда не испытывал ничего подобного – пробужденные чувства были не только странны и необычны, но и страшноваты. Я боялся выглядеть смешным. Я читал, что влюбленные слепы, неуклюжи, рассеяны, нелогичны, а в своих глазах я уже вел себя смешно: волновался, когда с ней не было связи, нервничал, когда она задерживалась, входил в ее положение, что ранее никогда не делал. Оля была непунктуальна и не обязательна, могла назначить встречу и вовремя не явиться. И если раньше я никогда не прощал такого отношения к себе, то в ее случае, я уже подстраивался, не обращал внимания, смотрел на опоздания проще и не столь принципиально.

Но все эти чувства не были похожи на то, что называлось любовью. Оля чем-то напоминала мне Наташу в первые годы нашей совместной жизни: эротична, спокойна, женственна, хозяйственна, практична. Она была более пассивна и медлительна, но все равно, ко мне вернулись те ощущения, которые, как я думал, были навсегда утеряны: умиротворение, комфортабельность, внутренний покой. Но весь этот комплекс положительных эмоций не перекрывал дефицита уважительного отношения к другим ее качествам. Оля была умна, но этот ум был своеобразен. Ее рассуждения не отличались глубиной и эрудицией, ее мышление не было масштабным. В плане жизненного опыта она была совсем нулевая. Люда из Днепропетровска, ее ровесница, в этом плане стояла на порядок выше. Ум Оли проявлялся в другом – она была внимательна и не повторяла ошибок. С ней, как и с другими женщинами, мне было не о чем разговаривать, но с ней было приятно помолчать. Она не умничала, не занималась пустословием. Оля или спрашивала, и я отвечал на ее вопросы, или же рассказывала о том, что меня интересовало. Но никогда наши беседы не превращались в разговоры о погоде, о болезнях и других темах, которые возникают всегда, когда людям не о чем поговорить. Оля не доставала меня малосодержательными разговорами о бытовых проблемах, которые навязывала мне Наташа, и которые выводили меня из себя за доли секунды. Говорить, лишь бы говорить – это было не для меня. Она как-то привела в пример высказывание своего дедушки, которое мне очень понравилось. Тот, слушая пустой разговор своей жены, заметил:

– Ты зачем столько много говоришь, чтобы во рту не завонялось?

Большинство разговоров этим можно было только и объяснить. Оля нудные, бессодержательные беседы мне не навязывала, и одно это я считал признаком ума.

Хотя для меня она была неинтересна. Я не мог от нее взять что-то полезное для себя, получить информацию, ранее неизвестную мне. Ее рассуждения были типичны и не отличались новизной содержания. В этом плане ей скорее был интересен я, и она часто прибегала к моей помощи, чтобы расширить свой кругозор в том или ином вопросе.

А что касалось ее душевных качеств – от них я был совсем не в восторге. Она обманывала, правда по мелочам, но в моих глазах это было еще хуже. Часто она была неискренна, и я не один раз ловил ее на этом. Она клялась, божилась, что исправится, но в глубине души я знал, что если что-то возможно скрыть, она обязательно скроет. Ее прагматизм нельзя было ничем завуалировать, хотя она пыталась прикрыть его жизненной необходимостью. Поэтому в целом, я понимал, что любовью здесь и не светит. Но отчего меня так тянуло к ней?

На тот момент я не мог ответить на этот вопрос. Мне было хорошо с ней, уютно, и я довольствовался внутренним и внешним комфортом. Она сумела отгородить меня от всего мира собой, и я даже не сопротивлялся. Я тупо довольствовался тем, что ранее считал неприемлемым для себя. Как сытое животное в уютном стойле, я наслаждался жизнью, не имея сильного желания разобраться, а что же лежит в содержании этого наслаждения. Я знал одно, что когда она рядом, мне хорошо, но когда ее рядом нет, мне тоже не плохо. Через день я должен был уезжать в Лозовую на день рождения жены и на Новогодние праздники, и уже мысленно представлял себя там, несмотря на последний прием жены и натянутые семейные отношения. Здесь, с Олей, мне было уютно, я отдохнул, успокоился, расслабился, восстановил нервную систему, и меня потянуло назад, к семье: к жене и детям. Вся душа и большая часть моей жизни находились там, и я не мог, честно, даже не хотел от этого отказываться.

Мы расставались с Олей минимум на три недели. В середине января я планировал уехать в Чехию на две недели, поэтому в моих мыслях Оля занимала уже мало места. Я словно отрабатывал перед ней те страдания и унижения, которые ей пришлось со мной пережить.

Чем ближе становился день отъезда, тем двойственней и сложнее были мои чувства. С одной стороны, я видел, как она старается понравиться мне, делает все возможное, чтобы я меньше думал о Лозовой и семье, но с другой стороны, меня все больше тянуло в Лозовую, где прошла большая часть моей жизни. Парадоксально, но чем лучше мне было с Олей, тем меня больше тянуло в Лозовую. Во мне просыпалась тоска по прошлому. Я не мог понять, как мужчины, уходя в другие семьи, могут забыть прошлое. Да, там остались конфликты, непонимание, внутренний дискомфорт, но там же дети, там события, которые иногда снятся, иногда вспоминаются с такой радостью, что на душе теплеет и приятно ласкает. И как можно от этого отказаться, все это променять и уйти в другую жизнь, где неизвестно, будут ли еще такие минуты счастья и радости?

Чем реальней становился развод с Наташей, тем больше меня тянуло назад к ней. Я не понимал, как можно бросить то, что я и другие члены семьи много лет создавали вместе, как не видеть по утрам своих девочек, не слышать бурчанье жены? И отношения с Олей на фоне всего этого устоявшегося и привычного, казались уже не настолько прочными и уютными. Они больше походили на каникулы, временный отпуск, после которого обязательно нужно возвращаться в семью, налаживать полуразрушенное, прощать, мириться и продолжать жить.

Понимание временного характера отношений с Олей, в своем роде творческого эксперимента, на уровне сознания делали эти отношения легкими и радостными; в своем роде летняя прогулка на катере по морю, или точнее, курортный роман. Хотелось веселиться и отдаваться каждой секунде близости, потому что завтра всего этого уже не будет, и нужно пресытиться, окунуться с головой и наслаждаться: каждым движением, общением, полетом фантазии и мысли. Накануне отъезда в Лозовую ко мне вернулось давно забытое ощущение детской радости, когда искренне радуешься долгожданному подарку и вмиг забываешь обиды и разногласия. Весь мир превращается в сказку, и ты в этой сказке со счастливым концом – главный герой. И почему-то совсем не хотелось думать об Оле, о ее чувствах и мыслях, о ее судьбе и ее будущем…

42

Последний день нашего общения с Олей в уходящем году я провел на одном дыхании. Это был мой праздник, и я веселился, отдыхал душой и свое счастье изливал на Олю. Я свозил ее в академию, мы выбрали ей новогодний подарок, и вечером я повел ее в один из роскошных ночных клубов Киева – «Авалон».

Я не был уверен, что наши встречи с Олей продолжатся. Во мне настойчиво зрело убеждение, что на фоне разговоров о чувственности, любви, на самом деле ее отношение ко мне строится на исключительно меркантильном содержании. И чтобы рассеять эти сомнения, или же наоборот, убедиться в своей правоте, я поставил Оле условие, чтобы с января месяца она сняла квартиру и переехала от меня.

Но это был только первый шаг. Недоверие к ней, обнаружение мелких обманов с ее стороны не только отдаляли от нее и вызывали все большее неуважение к ней, но и напрочь исключали перспективу отношений. Я все больше убеждался во временности нашего общения и ждал только достойного завершения эксперимента. Для меня общение с Олей превращалось в действительности не больше чем в эксперимент над собой, в анализ возможностей мира чувств и сознания. Я хотел ответить на важный для себя вопрос, можно ли контролировать свое поведение в момент, когда чувства достигли апогея или действительно чувства слепы?

Наблюдая за собой со стороны, я видел, что на фоне бурного увлечения Олей, я, тем не менее, постоянно анализировал ее поведение, поступки. Я не был слеп, наоборот, такие важные для меня характеристики человека, как, например, честность, искренность, порядочность, являлись в своем роде связующим звеном между миром чувств и реальным миром. Несмотря на все мои попытки спрятаться за чувственность, любые поступки Оли, противоречащие вышеперечисленным принципам, словно останавливали меня, отрезвляли, возвращали к реальности. По мере того, как она все меньше вписывалась в мои идеалы, отношение к ней становилось хоть и эмоциональнее, но определенней и настороженней. Все мои попытки оторваться от реальности, окунуться в мир иллюзий и иррациональности, оказывались безрезультатными, потому что реальность прорывалась, заявляла о себе в моменты, когда сравнения Оли с Наташей, нового мира с моей прежней жизнью, были явно не в пользу первой. В эти минуты словно включались тормоза, и я, полный разочарования, возвращался на землю. Причем не столько возвращался, сколько меня насильно возвращали, тянули, заставляли. Разочарование вызывало такой прилив негативных чувств, что они захлестывали положительные чувства, и моментами я ненавидел Олю за лицемерие и ложь. От крайне положительных эмоций, вдохновения от близости с ней, умиротворения, я, при обнаружении очередной неискренности, переходил в противоположную крайность – к ненависти, желанию унизить, раздавить ее как мерзкого, грязного червяка. И этот процесс происходил настолько часто, что стал привычным. Я заметил, что с легкостью мог сменить радостное настроение на угрюмое молчание. Иногда мне хотелось, чтобы она испытала досель неизвестное ей счастье, и делал все для этого, но иногда я жаждал крови, и моя бурная фантазия безжалостно воплощенная в жизнь доводила ее до истерик, до жалкого состояния обезличенности.

Я наконец-то смог расшатать ее нервную систему, но при этом сам стал крайне эмоциональным. Что первое, что второе состояние меня не устраивали, и я чувствовал, что разрыв близок. Но я хотел еще острых ощущений, я знал, что еще не все возможности чувственности испытал на себе, и поэтому оттягивал разрыв.

И в этот практически последний день уходящего года, я попытался вложить всю свою благодарность Оле за то, что она первая, по большому счету, открыла для меня мир женщины. Было время, когда меня, юношу, взрослые женщины учили понимать женскую логику, поступки, чувства, но это было давно, и я не был готов к таким откровениям. Оля открыла другой мир: младшее поколение раскрывало глаза сороколетнего мужчины на свой мир, на особенности своего мировосприятия. И признаться, я понял, что действительно, многие аспекты этого мира я ранее воспринимал в искаженном свете.

Я был благодарен Оле за то, что она на своих плечах, через свое страдание и слезы заставила пересмотреть меня особенности поведения женщин. Благодаря Оле я стал лучше понимать жену. Мне впервые стало стыдно за свое поведение, которое до недавнего времени воспринималось мной как вполне нормальное. И я знал, что основная заслуга в том, что, находясь в Киеве, я мысленно снова и снова возвращался в семью, к жене, чтобы пытаться восстановить разрушенное, принадлежала только Оле.

– Ты сегодня такой добрый, даже страшно – как всегда точно заметила мое настроение Оля. И я, действительно, в этот день готов был свернуть ради нее горы. Не из-за любви к ней, не из-за избытка чувств, а в знак благодарности, на прощание, перед тем, как, возможно, навсегда закрыть за собой дверь.

Я знал, уйдя от нее, я больше не вернусь. Для того чтобы событие превратилось в сказку, его нужно остановить на взлете, в пик счастья, изолировать от действительности, поставить на пьедестал и молиться, ни в коем случае больше не связывая с земным. Все земное, повседневное разрушает сказку, и она теряет свою привлекательность. А я хотел, чтобы общение с Олей, эти три месяца совместной жизни, остались самым ярким событием в моей жизни. Чтобы спустя месяцы, годы, я мог доставать их из глубин своей памяти, смотреть на них, анализировать, изучать, и при всем при этом они бы не теряли своей свежести и актуальности. Это должен быть тот огонь, который освещает внутренний мир, который заставляет в рабочий день петь песни, слагать стихи, который превращает будни в праздник, зиму в весну, и который толкает на великие свершения.

– Ты же меня не бросишь? – счастливая, нарядная, она прижалась к моему плечу и с любовью попыталась проникнуть в глубину моей души.

– А разве у нас есть будущее?

– Я сделаю все для тебя, ты будешь счастливым, и будешь гордиться мною.

– А мои дети, кому они нужны кроме меня?

– Хочешь, они будут жить с нами. Я обязательно найду с ними общий язык, когда надо, я могу подружиться с любым человеком, особенно с детьми.

– Я буду думать, хотя шансов практически нет. Оля, жизнь научила меня не предавать тех людей, которые были верны по жизни. Жена отдала мне лучшие свои годы. Ты считаешь, я бы поступил правильно, если бы бросил тебя у разбитого корыта, когда практически все свои шансы на самостоятельную жизнь ты уже упустила?

– Но ты ведь не живешь с нею.

– Но я всегда рядом. В трудную минуту мы помогаем друг другу. И вообще, этот разговор не для сегодняшнего вечера. Сегодня – твой праздник.

Я ушел от разговора. Неопределенность граничила с болью и тоской. Этот вопрос был для меня открытым и неприятным, но сейчас я не хотел его решать. Сегодня был праздник моей души, который я посвящал ей.

В этот вечер я впервые увидел, как она танцует. Об этом было слишком много разговоров. Каждая женщина считает, что в танцах она непревзойденная. Я наблюдал за Олей и гордился – гордился собой, что у меня есть такая женщина.

– Тебе понравилось, как я танцую? – она подошла незаметно, тяжело дыша, уставшая, но сияющая счастьем.

– Да, мужчины с тебя глаз не сводят.

– Я танцую лучше Наташи?

Я не любил обманывать.

– Нет, Наташа танцует лучше. Я думаю, в этом вопросе тебя и Эля обойдет.

Оля немного расстроилась, но заставила себя улыбнуться.

– Это твое мнение. Ты просто привык к их движениям.

– Возможно, но мне нравится, как ты танцуешь.

Она снова ушла танцевать, а я остался один. Потом и я не выдержал, танцевал с ней. Впервые за долгие годы я танцевал.

Возвращаясь ночью ко мне в квартиру, мы пели песни.

– Сегодня ты мне устроил такой незабываемый день, спасибо тебе, любимый.

Я и сам отдохнул, расслабился перед возращением домой, в семью. Завтра у жены день рождение, тридцать шесть лет, и мысленно я уже был там, с нею, в кругу близких мне людей.

– Ты Новый год в Лозовой будешь встречать? – робко спросила Оля.

– Да.

– А когда мы с тобой увидимся?

– Не знаю, Оля. Девятого я уезжаю в Чехию недели на две. Созвонимся.

– А ты ко мне в Донецк не приедешь?

– А что мне там делать?

– Ты даже не поинтересовался, а где я буду встречать Новый год, ведь это так важно. Говорят, с кем ты его встретишь, с тем год и проведешь, а я хочу провести его с тобой. Может, уедем куда-нибудь?

– Оля, Новый год – это семейный праздник. У меня есть определенные обязательства, плюс дети. Ты тоже езжай домой, встречай его с мамой.

– Мама уходит к подруге.

– Встречай со своими подругами.

– Они с семьями – Оля замолчала. – Хорошо я придумаю, но я очень хотела его встретить с тобой, вдвоем, в глухом лесу, в домике с камином.

– Мне тоже нравится одиночество и уединение, но прошлый Новый год мы встречали у себя в «Колумбе», зал которого на семьдесят процентов был заполнен молодежью, всего около семидесяти человек. И если в предыдущие новогодние ночи я обычно часа в два уже ложился спать, то в ту ночь впервые взглянув на часы, я обомлел – шесть часов утра, а у меня сна не в одном глазу. Было настолько весело, стояла настолько раскрепощенная обстановка, что праздник прошел на одном дыхании. Мне понравилось. Эту Новогоднюю ночь мы тоже будем праздновать практически тем же составом.

– А для меня этот Новый год будет, наверное, самым плохим. Прошедший Новый год я провела с подругами, мы организовали девичник, а в этот даже не знаю куда пойти. Не везет мне с такими праздниками, поэтому и год проходит не совсем удачно. Правда, под конец у меня появился ты. Но в самую нужную минуту и ты меня бросаешь.

– Я буду с тобой на расстоянии.

– Почему-то всегда в моей жизни тяжелые минуты наступают тогда, когда их меньше всего ожидаешь. Когда у других праздник, когда вокруг веселятся, у меня на душе грустно и одиноко. В эти минуты так хочется умереть – в ее глазах стояли слезы.

– Сегодня такой день, не порти его, – я понимал ее состояние. Было безумно ее жаль, но ничего изменить я не мог. – В этой жизни надо бороться: за каждый светлый день, за каждое событие. А вот так, сложить руки, и пойти на дно – удел слабых. А ты назло всем, и мне в том числе, организуй себе самую лучшую Новогоднюю ночь. Зависит только от нас, как мы организуем и проведем праздник. Смотри, как здорово мы провели сегодняшний день, а ведь это мы его организовали, это от нас зависело, насколько весело нам будет сегодня. Поэтому, если ты сильная девушка, а ты меня постоянно пытаешься в этом убедить, устрой праздник на самом высоком уровне.

Я пытался вдохнуть в нее жизнь, потому что понимал, как тяжело быть одной, когда вокруг бурлит любовь, счастье, веселье. И самое главное знать, что твоя вторая половина веселится с другой женщиной. Я это понимал, но ничем ей помочь не мог. Все, что мог, я уже для нее сделал. Это был мой прощальный вечер.

43

Рано утром я выехал в Лозовую. По дороге как всегда заехал в Мгарский монастырь, остановился в Полтаве, решил насущные вопросы по диссертации со своим товарищем, талантливейшим философом Геной Аляевым, и только к вечеру попал в Лозовую.

Наташа праздновала свой день рождения в «Колумбе» и пригласила близких нам людей: кумовей, сестру с мужем, своих друзей. Я немного опоздал, когда приехал, застолье было в самом разгаре:

– О, а ты чего приехал, тебя тоже пригласили? – не мог не съязвить мой близкий друг Игорь Ткаченко. Его дочь я крестил семнадцать лет назад. Благодаря его жене, Лене, я познакомился со своей женой. Наташа с Леной были одноклассницами. – Нарядился, киевлянин.

С Игорем скучно не было. Несмотря на то, что его, как впрочем, и всех нас, жизнь изрядно потрепала, он не утратил чувство юмора. С ним было весело и легко. Практически, только с ним одним я отдыхал душой, а если еще в нашу компанию присоединялся Вова Друзь, тоже наш одноклассник, то вечер смеха был гарантирован. Петросян, Жванецкий и другие звезды сатиры отдыхали в сравнении с тем, что вытворяли за столом подвыпившие Вова и Игорь.

Я поздравил жену большим букетом цветов и сел во главу стола, рядом с ней.

– Наливайте ему молока, пусть накатит, он тверезый совсем скучный – не унимался Игорь. Я спиртное не пил, поэтому близкие знали, что мне лучше наливать молоко. – Говори тост, киевлянин.

Мне налили молока. Я встал:

– Извините за опоздание, дорога.

– Не оправдывайся, мы знаем, как ты ездишь. На велосипеде быстрее доедешь, чем с тобой – за столом царила веселая, непринужденная обстановка. Игорь был в ударе.

– На этот раз я торопился, честно. Я хочу выпить за тебя, Наташа, за твое терпение, за детей, которых ты мне подарила. Здоровья тебе, крепкой нервной системы, и меньше эмоций – я поднял бокал с молоком и выпил.

– Во, профессор, загнул! – и обращаясь к своей жене Игорь заметил, – А ты поставь рюмку и запиши, а то сейчас налижешься, а завтра все забудешь. Ты видишь, какие тут речи доктор загибает.

Я сел на свое место и волна доброго, родного окатила меня с ног до головы. Первые минуты я испытывал неловкость, практически все присутствующие знали о наших проблемах в семье, а большая половина, наверняка догадывалась о моей двойной жизни. Но за столом царила такая доброжелательная обстановка, все были до такой степени искренни, раскрепощены, что я сам стал медленно, но оттаивать. Я вернулся в свой круг, к своим друзьям, многих из которых знал практически всю сознательную жизнь. Например, Игорь, не один раз помогал мне в трудную минуту, и как я мог от всего этого отказаться?

Жена была на удивление тиха и спокойна: минимум эмоций, само благодушие. Я смотрел на нее со стороны и не мог не признать очевидного – она была красива: по настоящему, без всяких преувеличений. Сравнивая ее с Олей, я внутренне улыбнулся: красавица и чудовище. Неужели я выберу чудовище?

Стол был шикарным. Наташа не пожалела денег и в преддверии Нового года на столе стояло много фруктов, овощей. Наши повара придумали новые блюда, и от еды было трудно оторваться. Если бы не Игорь, все бы умерли от переедания. Пока Игорь говорил, есть никто не мог: душил смех, на глазах стояли слезы. Случайно, гости за столом расселись по две пары: справа, мои близкие: сестра с мужем и Игорь с женой, слева, подруги Наташи с мужьями. Все Наташины подруги и их мужья были медиками. Игорь решил проверить, правда, что медиков невозможно перепить, поэтому рюмки практически не стояли пустыми. Через полчаса после начала дня рождения обе «команды» были «такими як треба».

– Может, остановитесь? – я попытался их остановить. – А то такими темпами вы сладкого не увидите.

– Ты пей свое молоко. – Ткаченко был неподражаем – Когда нам станет интересно твое мнение, мы дадим тебе слово – и обращаясь к «конкурентам» спросил: – Сдаетесь, медики?

– Мы? – спросил Юра – Мы почувствовали только первый хмель.

– Это после четырех бутылок на восьмерых? – улыбаясь, спросила Наташа.

– Смотри, как профессор свою жену воспитал, пьяная, а считает. Когда в детском саду работала, такой не была. А вопрос на засыпку можно: сколько я вилок салата съел?

– Шесть – подыгрывая Игорю, ответила Наташа.

– А вот и не правда: пять! Шестую у меня перехватила жена, так что ту вилку на нее записывай.

Настроение у меня быстро поднималась.

– Наташа, а ты подарки смотрела? – спросил я у нее. – А то мы здесь кормим всех, поим, а там, в коробочке брелок за три рубля лежит, или какая-то другая мелочь. Надо посмотреть стоимость подарков, а потом только за столы рассаживать.

– Смотри, как профессор в Киеве поумнел, даже страшно. Чего ж ты раньше таким умным не был, когда по праздникам и без праздника холодильник у меня в квартире опорожнял?

– Я доедал у тебя только лишнее.

– Ничего себе лишнее, даже сырую картошку точил. Что ни придет, вечно голодный. Я уже, когда звонок слышал, сначала в глазок начал смотреть, если видел Олега, мчался на кухню, все прятал и потом выходил с унылым видом, интересовался: «Ты за мной? Ну, поехали к тебе, а то у меня в холодильнике хоть шаром покати». Он пару раз проверил, зато после заезжать перестал, ведь чем-чем, а щедростью он не отличается. Тарелку борща год мне вспоминал.

– Ничего себе тарелка, мы семьей такую тарелку три дня едим, а ты за обед без хлеба выхлебал.

Юмор, легкий безобидный треп, вернули меня в ту родную и близкую атмосферу молодости, когда мы все только начинали свои самостоятельные шаги в жизни, часто собирались и веселились от души, без подтекстов, обид и тяжести на сердце. Как я смогу без этого жить?

Я был уверен, что если я уйду из семьи, никто из присутствующих не одобрит моего шага. Мой выбор, возможно, примут, но вот останутся ли они со мной такими же искренними? Наверное, нет. Каждый из них мог в течение семнадцати лет жизни, а у некоторых и больше, разрушить семью, но никто на это не пошел. Здесь все придерживались консервативных взглядов: перетерпится, слюбится.

– Профессор, мы тебе не мешаем? Не думай о своих книгах, кроме тебя, их все равно никто не читает!

– А вот и неправда – заступилась за меня Игоря жена, Лена. – Как-то обратила внимание на подозрительное поведение своего мужа. Обычно приходит домой, сразу на диван и к телевизору, а то вдруг пришел, комнату свою закрыл и тишина. Подумала, что заболел. Тихо подошла, заглянула, смотрю, лежит и книгу читает. За девятнадцать лет нашей совместной жизни это первая книга, которую я увидела в руках у Ткаченка, сначала подумала, что мне померещилось. Второй раз заглянула, читает! Я до этого времени была уверена, что мой Ткаченко и буквы забыл, потому что он не только книг, газет никогда не читал! Распереживалась даже, уж не заболел ли у меня муж? Тут его к телефону позвали, и пока он говорил, я быстро вошла в комнату и из под дивана достала твою книгу «Женские нравы»! Вот до чего ты довел кума!

– А что мне оставалось делать? Мне такое понарасказывали про нее, думал профессор и про меня глупости написал. Хотел почитать, и сразу за письменный стол, ох, я бы написал! Я столько про него знаю, у меня одна Наташа весь тираж бы выкупила!

– И что ж ты про него знаешь? Расскажи нам – заинтересовалась моя жена.

– Знаю, что до восьмого класса он на балалайке играл, вместо шести три струны нацепил, и музыку сочинял. Весь дом проклинал того Страдивари, который придумал этот инструмент, такое было, Паганини?

– Было.

– Когда он стихи начал писать, соседи вздохнули с облегчением. Поэты они потише и скромнее…

– А какими талантами он еще отличался?

– Откуда у него таланты, это горе наше, и как его только Наташа подобрала, видно от сострадания.

Время пролетело незаметно. Мы досидели до двенадцати часов и все сытые, в меру выпившие, разъехались по домам. Медики проиграли Игорю, вовремя сдались, почувствовав, что та крайняя черта, за которой теряется реальность, уже близка. Поехал в свой дом и я.

44

Впервые за последний год мы остались с Наташей вдвоем. Или расслабляющая обстановка общения на дне рождения, или же несколько отчужденное, но очень спокойное поведение жены, которое ей было не характерно, заставили меня по-новому взглянуть на нее и на будущее нашей семьи.

Мы были вдвоем в доме, в котором прожили практически девять лет. Дети остались ночевать у бабушки, и нам предстояла ночь вдвоем. Раньше оставаться вдвоем с Наташей я панически боялся. Дети, с одной стороны, меня радовали, я отдыхал с ними, ради них возвращался в Лозовую вновь и вновь, но с другой стороны, подсознательно, я всегда оставлял их дома, чтобы неуправляемые эмоции супруги не доходили до своих крайних пределов. Присутствие детей в доме немного сдерживало ее неконтролируемые эмоции. И сейчас, когда мы вошли в дом, и я понял, что детей в нем нет, по привычке внутренне насторожился и напрягся. Ранее этот факт не предвещал ничего хорошего. Но сегодняшний вечер был особенный.

– А ты можешь сфотографировать меня с букетом цветов на кухне? – спросила у меня Наташа. – Ты впервые за все время нашей совместной жизни подарил мне такой шикарный букет роз.

– Выбрал самый лучший.

– Он дорого стоит?

– Недешево, но ты же знаешь, для тебя ничего не жалко.

Она промолчала.

– Так ты сфотографируешь меня? – переспросила Наташа после паузы.

– Конечно.

Я несколько раз сфотографировал ее. На кухне мы совсем недавно завершили ремонт, это была лучшая комната в нашем доме. Если раньше частный дом был моей мечтой, и я не жалел на него денег, то после того, как большую часть времени стал проводить в Киеве, дом утратил для меня свое значение. Я от силы ночевал в нем раз или два в месяц, поэтому желание вкладывать в него деньги у меня пропало. Только после того, как я обратил внимание на то, что наши дети предпочитают ночевать у бабушек, потому что в доме то не было спутниковой антенны, то магнитофона, то телевизоров, которые я забирал на открывающиеся заведения, я понял, что дети теряют главное и необходимое для них – чувство дома. Понимание этого факта заставило меня заполнить дом тем, что было в моей киевской квартире, в любом нашем кафе и даже офисе.

– Так непривычно: мы с тобой вдвоем и не ругаемся – задумчиво произнесла Наташа. – Пора что-то менять в наших отношениях. Я чувствую себя незамужней женой: вроде ты есть, а на самом деле тебя нет.

Я забеспокоился, предчувствуя начало выяснений отношений, но словно успокаивая меня, рассеивая сомнения, Наташа спокойно произнесла:

– Ты не беспокойся, мы не будем ругаться, хочется поговорить с тобой спокойно, взвесить все «за» и «против», попытаться понять глубину кризиса в наших отношениях, ведь ты у меня умный. Мы давно с тобой не говорили по душам, и в этом есть моя вина. Признаюсь, мне тяжело сдерживать эмоции, когда знаешь, что у тебя есть другая женщина в Киеве, когда ты приезжаешь, мы ложимся в постель, и я не могу удовлетворить тебя как мужчину, потому что чувствую, что стала чужой для тебя, потому что ты перестал чувствовать меня. Поэтому я срывалась. Олег, мне уже тридцать шесть лет, и что ждет меня впереди? Страшно. Ты живешь своей жизнью, достигаешь поставленных целей, реализуешь, как ты говоришь, свои внутренние возможности, а я? Я посвятила всю свою жизнь тебе и детям, отдала вам все, что у меня было: молодость, красоту, здоровье, лучшие годы своей жизни. Я не училась, не развивалась, потому что мне некогда это было делать. Я приходила с работы и меня ждала работа на кухне, по дому, решение детских проблем. Я понимаю, тебе со мной не интересно. О чем со мной можно говорить, если кроме детского сада и его коллектива я ни с кем не общалась? У меня всегда был узкий круг общения, потому что кроме тебя и детей мне никто не нужен был. Вы были для меня всем: моей планетой, моим миром. Возможно, в этом моя ошибка. Если бы я настаивала на реализации своих целей, если бы я не была твоей тенью, а рвалась на первые роли, возможно, сейчас было бы все по-другому, но я выбрала другой путь: ты мой мужчина, и я всю себя посвятила тебе.

Я люблю тебя, Олежка, люблю, несмотря на то, что знаю о твоей неверности; люблю, несмотря на то, что ты в порыве гнева обзываешь меня и унижаешь. Я согласна на все: да, я дура и идиотка, но только не бросай меня, прошу тебя. Хочешь, я стану на колени, и буду умолять тебя об одном, останься со мной – у нее по щекам потекли слезы. Она украдкой вытерла их и продолжила – Видишь, ты снова прав: я, эмоциональная женщина, которая, несмотря на все свои усилия, не может справиться со своими эмоциями. Не злись, я знаю, что тебе это не нравится, и ты нервничаешь, но я исправлюсь. Я обещаю тебе, что буду работать над собой, что сумею подавить в себе слабость и неуравновешенность характера. – Она отвернулась, скрывая слезы. – Только не уходи, не бросай меня одну – с трудом сдерживая рыдания, произнесла она. – А если уже поздно, если я опоздала, то не таись, признайся, я приму все как есть. Я останусь верна тебе…

– Золотая моя – я обнял ее и прижал к себе. Рубаха медленно пропитывалась ее слезами. – Не говори глупостей, я не собираюсь тебя бросать. Стоило столько пройти по жизни вместе, чтобы под старость вот так глупо расстаться, разве это похоже на меня?

– Я чувствую, что ты удаляешься от меня, что я теряю тебя, а я не хочу этого, боюсь одиночества. Я буду делать все, что ты скажешь, я заранее согласна на все, только не оставляй меня одну. Я не смогу жить без тебя, любимый мой. Лучше умереть…

Я прижимал ее к себе, и впервые за долгие годы понял, как она дорога мне, как во многом я сам виноват.

– Я тоже тебя очень сильно люблю – я целовал ее заплаканные глаза, гладил ее светлый длинный волос, а на душе было легко и светло, как у человека, который уже сделал свой выбор, который, наконец, принял важное для себя решение. Это моя семья и моя жизнь, и никто другой мне не нужен. – Пойдем наверх, в спальню. Успокойся, береги свои нервы, ты и так у меня в этом плане слабенькая.

– Солнышко мое, я буду стараться. Ты представить себе не можешь, как я хочу измениться, чтобы радовать тебя, чтобы ты не сердился на меня, чтобы вернуть в нашу семью мир и спокойствие. Я хочу быть рядом с тобой, дышать твоим воздухом, помогать тебе в работе. Я хочу, чтобы ты всегда был дома, и тебя не тянуло к той другой, в Киев. Ты только помоги мне: подскажи, направь. Я действительно, очень долго не работала над собой. Я привыкла быть за тобой как за каменной стеной, и поэтому внутренне расслабилась. Наверное, я поздно поняла, что тебе не нравятся слабые женщины, поэтому решила стать сильной. Ради тебя, ради нашей семьи, я сделаю это, обещаю.

– Я верю и помогу во всем – я действительно ей поверил. То, о чем она говорила и как вела себя – это было новое и нехарактерное для нее. Раньше, после скандалов, когда приходило время мириться, Наташа также многое обещала, планировала исправить ту или иную черту своего характера, но то были пустые обещания, и я знал, что дальше слов дело не пойдет. Сейчас я видел другую Наташу, видел женщину, о которой в последнее время мечтал, которую представлял в Оле: рассудительную, грамотную, целеустремленную.

– Ты не бросишь меня? – она повторяла это вновь и вновь, и я понял насколько это важно не только для нее, но и для меня. Смогу ли я предать человека, который действительно, отдал мне лучшие годы своей жизни? Смогу ли я променять стареющую вместе со мной жену на молодость: на молодое тело, здоровую психику, свежие взгляды на жизнь? И в глубине души я услышал тот же ответ: нет.

45

На следующее утро пришли дети, и день прошел как в далекие времена, когда наши отношения с Наташей были спокойны и уравновешены. Мы съездили на рынок, купили елку, детвора ее нарядила. День пролетел на одном дыхании: в предпраздничной суете, на повышенном настроении. Я увидел, как подросли дети, насколько взрослыми стали их рассуждения. И если в рассудительности Эли я убедился давно, то взгляды Насти меня поразили: вырос мой второй ребенок, стал взрослым, не по годам самостоятельным. Несмотря на то, что они часто с Элеонорой не ладили, скандалили, видимо, в чем-то копируя нас, Настена взяла от старшей сестры много взрослого, для ее возраста не характерного.

– Папа, как классно, когда ты дома, а не в Киеве – прижимаясь ко мне, произнесла Настя, пока мы стояли в очереди в супермаркете. – А зачем ты постоянно уезжаешь в Киев?

– Работа, Настенька, дела.

– С дядей Сережей?

– Да, плюс преподавание в университете.

– А нам скучно без тебя.

Эля стояла рядом и молчала.

– Когда же вы успеваете скучать, если постоянно ругаетесь между собой, кричите друг на друга? – попытался отшутиться я.

– Па, мы сейчас исправляемся. – Эля говорила серьезно, жестикулируя. – Мы знаем, что тебе это не нравится, и мы обязательно это исправим. Ты заметил, мама сильно изменилась: она сдерживает свои эмоции и нас учит.

– Неужели по утрам Настя перестала закатывать истерики?

– Закатывает, но реже.

– Папа, но я ведь не просто так, они сами виноваты, доводят меня – насупилась Настя.

– Настена, это неправильная позиция искать виновных на стороне. Ты загляни в себя, начни с себя и будет больше толку, иначе можешь на всю жизнь остаться сама, в одиночестве, отвергнутая и непонятая окружающими. Поэтому, научись сдерживаться, постарайся понять других, и тогда другие начнут понимать тебя.

– Я стараюсь, папа, но они меня не понимают.

– Вот видишь, ты снова вину сворачиваешь на других, а ты пойми их первая, не жди от них понимания, и тогда тебе станет намного легче. Да и мама с Элей станут относиться к тебе с большим пониманием.

– Папа, а мы в Киев поедем на каникулах?

– Поедем.

– А то мама говорит, что у нас в квартире какая-то женщина живет, и мы в Киев не сможем больше ездить.

– Настя, мама шутит. В Киеве наша квартира, и кроме нас там никто не может жить, поэтому на каникулах планируйте посетить столицу.

– Я уже полгода в Киеве не была, за «Макдоналдсом» соскучилась!

– В театр можно сходить, на балет – добавила Эля.

– В «Глобусе» погулять, жалко, что еще зима, а то можно было в «Гидропарк» съездить, на качелях покататься.

Детвора принялась фантазировать, вспоминая все те события, которые они прожили со мной в Киеве. Они часто приезжали ко мне в Киев, и я старался им дать и показать то, чего они никогда бы не увидели в Лозовой. Чем и хороша жизнь в столице, что здесь встретишь все лучшее и передовое, что можно встретить в Европе или мире. Это расширяет кругозор детей, качественным образом влияет на формирование их психики.

Мы уже подошли к кассе, когда раздался звонок на моем мобильном телефоне. Звонила Оля. Впервые я почувствовал как некстати, и как в напряг для меня эти отношения. Семья, дети, и вдруг она. За день я несколько раз вспомнил о ней, и то со страхом, чтобы она не позвонила именно сейчас, когда мы сидели за семейным столом, и в момент, когда всей семьей наряжали елку. Но, слава Богу, она не позвонила.

Мне не хотелось с ней разговаривать: нужно было притворяться, играть, а сейчас я не хотел этого делать. Все, что связывало меня с ней, в сравнении с семьей и детьми было мелочным и второстепенным.

– Папа, тебе звонят, ты, что не слышишь? – подсказала Настя.

– Нет, задумался – соврал я и вынужден был взять трубку. – Алло?

– Привет, золотой мой, почему не звонишь?

– Я занят немного, перезвоню позже – и отключил телефон. На душе остался неприятный осадок, даже злость, вызванная варварским вмешательством в мою только налаживаемую семейную жизнь. Я вдруг почувствовал, что меня заставляют общаться, что мне навязывают общение, а любое принуждение в последнее время воспринималось мной слишком эмоционально.

– Папа, а кто звонил?

– Настенька, это по работе – второй раз за минуту пришлось обмануть ребенка, и за это я еще больше возненавидел Олю. Кто она такая, чтобы звонить и лезть ко мне с идиотскими вопросами, особенно тогда, когда я нахожусь в кругу семьи? Сегодня Оля позволила себе то, чего не позволяла ранее, и это вызвало сильное раздражение. Каждый должен знать свое место, а Оля, видимо, слишком многое о себе возомнила.

46

На Новый год, традиционно, каждый член нашей семьи письменно ставил перед собой цели на предстоящий год, запечатывал листок в конверт, и накануне следующего года вскрывал и убеждался в продуктивности и последовательности проведенного времени. Одной из целей, которые я перед собой поставил, было пережить отношения с Олей.

Под занавес уходящего года, впервые за тридцать девять лет жизни, я вынужден был признать реальную допустимость раздвоения психики человека. Я сам был наглядным примером этому. Наташа как-то заметила, что в последнее время она перестала различать, где я играю, а где говорю и поступаю искренне. Она считала мои редкие чувственные проявления к ней, мои положительные эмоциональные порывы неискренними, игрой, и глубоко в этом ошибалась. Я реально чувствовал, что насколько я был искренен в отношениях с Олей, настолько искренно вел себя и с Наташей. Я комфортно чувствовал себя в этих двух мирах: в мире семьи, естественно, когда наши отношения не выходили за рамки благодушия и взаимопонимания, и в рамках развивающихся отношений с Олей.

В преддверии Нового года, когда Наташа обуздала свои эмоциональные порывы, я наслаждался атмосферой в доме и тем позитивом, который был заключен в здоровых семейных узах. Я чувствовал себя счастливым человеком, так как рядом была красивая жена и умные, перспективные дети. Это был мой мир, который я создавал на протяжении неполных семнадцати лет, в котором знал каждый аспект и деталь. Это было моих рук создание.

Но и об Оле я просто не успевал забыть. Оля напоминала о себе телефонными звонками, и если вначале они меня раздражали, то позже я был вынужден признать, что у меня существует и второй мир, который тоже неплох. Безусловно, он не был таким родным и близким, как мир семьи, но в нем, мне было комфортней и интересней. В нем я хуже ориентировался, но в определенных моментах это даже радовало и волновало, так как все новое манит и приятно будоражит. Олин мир я только открывал, постигал, с внутренним содроганием, волнением, шаг за шагом ступая в нем. В нем тоже хватало конфликтов, недоразумений, тех же негативных эмоциональных порывов, но все равно, в нем преобладали разум и логика. И эта открывшаяся возможность решать любую конфликтную ситуацию не скандалом, а анализом и выводами настолько мне понравилась, что я наслаждался возможностью противопоставлять свое «Я» Олиному, отыскивая в наших отношениях новые точки соприкосновения, перебирая компромиссные решения и отбирая наиболее приемлемые, допустимые для двух сторон.

После более продолжительного знакомства с Олей я в несколько ином свете увидел свои отношения с Наташей: они представились мне, как сплошное море эмоций, в котором только я пытался отстоять приоритет разума. Как белая ворона в черной стае собратьев я в одиночку пытался противопоставить силу разума эмоциональным порывам жены и частично, детей. Разум являлся для меня своеобразной защитной оболочкой, которая не позволяла захлебнуться в неуправляемых семейных конфликтах, сохраняла индивидуальность, спасала от непоследовательности поведения и непостоянства суждения. И чем эмоциональней становились наши отношения в семье, тем я плотнее ограждал свой внутренний мир сухостью фактов, категоричностью принципов, непробиваемой логикой рассуждений, педантизмом и формализмом. Я защищал свое «я», прятался за безжизненными доводами рассудка, боясь уподобиться эмоциональности жены, страшась пробуждения своих эмоций. Все это делало меня жестким, грубым, неуступчивым и безжалостным.

В отношениях с Олей наблюдалась совершенно иная картина: в них практически не было чувств. Оля не окружала меня эмоциями, неуступчивостью, непрогнозируемостью поведения. Но именно здесь, казалось бы, в родном, созвучном моему состоянию души царстве разума, я вдруг почувствовал, что во мне просыпается чувственная сторона, которую я долгое время заглушал в себе и боялся проявить по отношению к жене. В мире, о котором ранее я только мечтал, в котором, как был уверен, перестану выглядеть белой вороной, я начал замечать за собой не характерные для себя проявления: переживания, желание уступить, оправдать партнера, найти компромисс в отношениях. Я обнаружил в себе активное чувственное начало! И это пугало, настораживало, но одновременно и манило, притягивало. Меня влекло к этой новой для меня стороне жизни. И чем больше я погружался в открывшуюся чувственность, тем больше понимал жену: в этом мире доминировало иное содержание. В нем властвовали эмоции, а там где эмоции, где доминирует работа подсознания, там все временно и не постоянно. Я со стороны вспоминал свое поведение с Олей, анализировал его и с ужасом отмечал, что оно вторило поведение Наташи, которое до недавнего времени так раздражало меня.

В Абхазии, после войны с Грузией, если мужчина в состоянии был материально обеспечить две семьи, разрешалось двоеженство. В преддверии Нового года я впервые осознал, что первым бы воспользовался этим правом: мне было хорошо как с Наташей, так и с Олей. Мой мозг не хотел выбирать никого из них, потому что ему было комфортно именно в этой ситуации: в ситуации неопределенности. Мир Наташи и мир Оли для меня не конфликтовали, а дополняли друг друга. То что я не получал в мире Наташи, мне компенсировал мир Оли, и наоборот. И мозг эта ситуация вполне устраивала. Но насколько она устраивала Наташу и Олю? Именно это я подразумевал, когда планировал прожить свои отношения с Олей. Насколько долго мне удастся балансировать на границе двух миров, соединяя их и не сталкивая? И что случится, если эти два мира все же столкнутся, какой мир выберу я? Этот ответ мне предстояло узнать уже в следующем году.

47

Новый год я встретил в кругу семьи. Все было хорошо: Наташа держала себя в руках, проявляла минимум эмоций, дети вторили ей. Я часто бывал и бываю на Кавказе и, не понимая их язык, судя только по интонации и мимике, мне постоянно казалось, что их общение вот-вот перейдет в драку, перерастет в неуправляемый конфликт, настолько оно было эмоциональным, агрессивным, напористым. Но потом я понял, что это специфика их поведения, что с их точки зрения это нормальное общение. Не знаю, но в последнее время любое проявление эмоциональности в мой адрес, или даже в нашем кругу общения, меня сильно раздражало. Мне стала импонировать флегматичность, спокойствие, умиротворенность. Обстановка повышенной эмоциональности долгое время преследовала меня по жизни: в годы отрочества, когда меня за малейшие проступки или плохие оценки в школе физически наказывали родители; в военном училище, где нас, курсантов, постоянно морально угнетали и принуждали, заставляя делать то, что делать не хотелось; за годы службы в Москве, где наша показательная часть добивалась требуемой «показательности» через постоянную суету и насилие над собой и подчиненными. И только после увольнения в запас я попал в иной мир: спокойствия и тишины. И он был настолько непривычным для меня, пугающим, что еще больше года ночами я жил своей привычной прошлой жизнью, а днем, как мне казалось, спал, настолько сказочная и непривычная была для меня обстановка. Но потом я привык к ней, стал созвучен с ней. Я начал много читать, писать и эта обстановка тишины и одиночества превратилась в необходимость, в неотъемлемость моего существования. Около десяти лет я жил в этом мире и практически забыл о страстях, эмоциях, повышенных тонах. Потом началась жизнь на два города: Лозовую и Киев, и постепенно эта жизнь разделилась на две составляющих: первая, жизнь в Киеве, взяла все лучшее, что было в преддверии: минимум общения, эмоций, больше тишины, продуктивной творческой работы, логичности и последовательности; вторая жизнь, в Лозовой, превратилась в подобие моей далекой прошлой жизни, в которой меня окружала повышенная эмоциональность, суета, непредсказуемость. Естественно, я стал отдаляться от Лозовой и от той среды, которая эту повышенную эмоциональность мне навязывала, и это отдаление практически довело наш брак до состояния развода.

Начиная со дня рождения, я впервые увидел новую Наташу, ту, которую знал в первые годы нашей совместной жизни: уравновешенную, спокойную, рассудительную. Иногда у нее не получалось: она срывалась, нервничала, но надо отдать должное, быстро брала себя в руки, уходила, где-то в одиночестве плакала, успокаивалась и возвращалась ко мне и детям спокойная, улыбающаяся. Выдавали только красные глаза, но мы с детьми делали вид, что ничего не заметили. Это было новое и необычное для нас поведение: борьба со своей слабостью, за себя, за будущее семьи, и эта борьба вызывала уважение. Дети смотрели на маму и вторили ей: утро мы встречали с улыбками, не придирались друг к другу, не выясняли отношений, не упрекали в непонимании и невнимательности, а спрашивали о предстоящем дне, интересовались друг другом, помогали друг другу, подшучивая, успокаивали вдруг сорвавшихся. И эта обстановка взаимного внимания и помощи была настолько доброжелательна и главное, нова и интересна, что мы прокручивали ее вновь и вновь, наслаждаясь ею, как великим открытием.

И все было бы хорошо, если бы не Оля. Я жил в обновленной обстановке своего дома, но об Оле не успевал забыть: она часто звонила, и мы подолгу разговаривали с ней обо всем:

– Ты приедешь ко мне, любимый мой? Я скучаю по тебе.

– Куда, в Киев?

– Нет, в Донецк. Я тебя с мамой познакомлю, отдохнем вместе. Ты обещал приобщить меня к бизнесу, и я сделала все, о чем ты говорил.

– Оля, ты шутишь, что я скажу твоей маме?

– Ей ничего не нужно говорить, я так все устрою, что ты не почувствуешь дискомфорта, обещаю.

– Предупреждаю, я с тещами общий язык не нахожу.

– Тебе понравится моя мама, она всем нравится.

Каждый вечер Оля уговаривала меня приехать.

– Я понимаю, у тебя семья, дети, но я люблю тебя. Приезжай ко мне на Рождество, мне тебя сильно-сильно не хватает. Все праздники ты с семьей, хоть один проведи со мной

– Оля, но что я скажу детям?

– Олег, я прошу, приезжай, ты ведь обещал помочь мне в бизнесе. У меня все готово, нужен твой совет, ведь другого шанса у нас скоро не выпадет, ты уедешь в Чехию, потом в Киев, а так ты рядом, два часа и ты у меня.

Она уговаривала меня приехать в Донецк по нескольку раз в день, и я понимал, что все это не совсем правильно. С одной стороны, я нашел в ней островок, на котором спрятался от семейных проблем, но, с другой стороны, понимал, что вновь, сам, своими руками, вношу напряженность в семейные отношения, испытываю их на прочность: уезжать на рождество от семьи, как это воспримет, в первую очередь, Наташа? Я раздваивался, терялся в сомнениях и не находил ответы на свои вопросы.

48

– Как твои дела? – мы сидели с Игорем Ткаченко у меня в «Колумбе», первый раз в Новом году. – Пока я в Киеве, что нового в Лозовой?

– А разве в Лозовой что-то меняется? Это провинция: те, кто был при власти – остались, кто жил хорошо – так и живет. Это у вас в Киеве жизнь бьет ключом: революции, перестановки, борьба за власть, а у нас одни умирают, другие приходят им на смену, ну а мы, кто посередине, стареем и ждем своей очереди отдать Богу душу.

– Ты умирать собрался?

– Я, нет, не дождешься. Надо детей на ноги поставить: Злату выдать замуж, Богдану помочь определиться, поэтому в планах у меня жить и жить, а там как получится. А ты, что к нам забрел, в Киеве надоело?

– Нет, в Киеве у меня все хорошо, приехал на праздники, к семье.

– Ты еще о семье помнишь, как Наташа тебя блудного терпит?

– На распутье я сейчас, барышня у меня в Киеве появилась, все серьезно, и самое главное, мне впервые это все нравится. Она моложе на четырнадцать лет, но умна. Страшненькая внешне, но женственна, сексуальна. Мне интересно с ней, комфортно.

– Все они поначалу гладко стелят, правда, потом жестко спать. Особенно если страшная, но умная получила свой шанс, поверь, она приложит все силы чтобы его не упустить.

– Понимаю, присматриваюсь, но пока ничего не настораживает. Искренно все, на уровне чувств, эмоций. Для меня это ново и непривычно.

– Ты когда на себя в зеркало последний раз смотрел? Какие могут быть чувства у молодой девушки к тебе? Деньги ей твои нужны и больше ничего.

– Я тоже так поначалу думал, но мы вот уже третий месяц вместе, ничего не просит, питание с меня и все. Зато в квартире все сияет, сам весь наглажен, ухожен; любое мое желание, как в сказке, сразу и в полном объеме. Думал, ей удобно со мной из-за жилья, сам знаешь, в Киеве квартиры дорогие, вот телка и решила на время аспирантуры обзавестись бесплатным жильем, да и лохом без сильных заморочек в придачу, но и эта мысль не находит подтверждения. Она уже звонила, со второго января вывезла все свои вещи из моей квартиры, будет жить отдельно.

– Олег, играет она с тобой. Сейчас молодежь пошла ушлая, такое вытворяет ради «папенек», что любой психоаналитик отдыхает. Она изучила тебя, поняла, что нравится, а что нет, вот и делает все, чтобы тебя не спугнуть. Иначе, какой ей резон с тобой встречаться: денег, как я понял, ты не даешь, с квартиры выгнал, красотой не блещешь?

– Может жизненного опыта набраться хочет, кругозор расширить?

– Это ты себе льстишь. В плане кругозора, поверь мне, и без постели желающих поработать с ней найдется предостаточно. Спать с тобой, чтобы чему-то научиться, это что-то новое, ведь ты противный, скандальный, да и чему у тебя научишься? Философии? Но знаешь, сколько таких философов по Киеву бродит? Нет, тут однозначно материальный интерес.

– В чем? Три месяца шифроваться в надежде, что потом озолочу? Ты сам говоришь, что они хорошие психоаналитики, так неужели она за три месяца не поняла, что я жлоб. Вытянуть из меня деньги на что-то левое, мне не нужное – это невероятно. Зачем ей тратить столько времени на меня, зная этот факт? Притом, ты совершенно прав, я не подарок, веду себя с ней не церемонясь, ломаю жестко и без правил, но она не только терпит, а изменяется, подстраивается, отказывается от своих привычек.

– Не знаю, может, что-то ты недопонимаешь, но посмотри вокруг, где ты видел любовь девушки к взрослому мужику да еще без материального интереса? Приведи мне хоть один такой пример и я, клянусь, вместо тебя сяду за книгу, готов написать ее за тебя, только объем укажи. Олег, ты начитался своих философов, вот тебе и кажется, что романтика возможна, а я прагматик, реалист. Я знаю, что все примеры из жизни указывают на одно: молодым девушкам от взрослых мужчин нужны только деньги. Корысть, расчет, вот что лежит в основе, так называемой, любви твоей Оли. И чем больше у тебя денег, тем крепче ее любовь.

Но я другого не могу понять, зачем тебе это все надо? Ты раскрой глаза: у тебя красивая жена, перспективный бизнес, дети, дом, машины, налаженный быт, и все это ты пытаешься променять на страшную, но умную девушку, которая с тобой общается по непонятным причинам? Ведь я надеюсь, ты не тешишь себя мыслью, что она с первого взгляда в тебя влюбилась?

– В поезде? Ведь мы с ней в поезде познакомились.

– Тем более, ты из-за своей философии вообще связь с реальностью потерял. Знаешь, о чем статистика говорит? Количественно женщин больше, чем мужчин, а нормальных мужиков – катастрофически не хватает! Умная женщина, при желании, может так все обустроить, что любой из нас Ален Делоном себя почувствует, от земли оторвется и нимф над головой обнаружит. Ты вспомни нас в молодости: как только встречали что-то достойное из представительниц женского пола, так в нас такие фантазии пробуждались, мы такое чудили, что сами удивлялись. Вспомни Гену Француза, он книг кроме Букваря в руках не держал, а барышням такие стихи выдавал, что они таяли у него на руках. А Юра Зема, царство ему небесное, это вообще классика Лозовой, за двадцать гривен размучивал таких красавиц, которые в твоем Киеве меньше чем за сто долларов и взглядом не одарят. Поэтому тешить себя мыслями о чувствах, о любви с первого взгляда, это наивно и глупо. Здесь надо искать другое содержание ваших отношений, а оно поверь, скрыто не так глубоко. С тебя кроме денег, хоть ты и жлоб, взять больше нечего. Твоя Оля, наверняка, тешит себя мыслью, что ей, в отличие от предшественниц, удастся развести тебя на кругленькую сумму.

Мне трудно было спорить с Игорем, да и не хотелось. По большому счету он выражал мои мысли.

– В чем-то ты прав. Книги книгами, а на жизнь я тоже трезво смотрю. Но все равно, в отношениях с Олей присутствует что-то новое, расслабляющее: любой конфликт – обсуждается, находится компромиссное решение, нет обид, зависти, подтекста, все открыто, ровно, доступно. Я о таком раньше только мечтал, и не надеялся встретить в жизни.

– Заелся ты от хорошей жизни, привык, что все по-твоему, что Наташе скажешь, то она и делает. Ты когда последний раз к своей жене прислушивался, вникал в ее проблемы, обсуждал интересы? Ты живешь своей жизнью, поставил ее в полную зависимость, поломал морально и хочешь взаимопонимания, рассудительности, спокойствия? Ты поставь себя на ее место. В ее шкуре ты был бы сильно спокойным, когда не имеешь своих денег, выпрашиваешь у мужа, зависишь от его настроения; когда не имеешь права голоса в решении семейных вопросов, быта и даже в воспитании детей; и самое главное, когда мужа рядом не видишь, и при этом достоверно знаешь, что он в другом городе живет своей личной жизнью, ни в чем себе не отказывая и не ограничивая?

Ты ее оградил от всего нового, затюкал требованиями, навесил обязанностей. Сам живешь в Киеве, ходишь по ночным заведениям, общаешься с умными людьми, а ее оставил одну в провинции, с детьми и без общения. У нее только дом и дети, ни подруг, ни занятий, ни личных интересов, только семья и надежда на то, что когда-то приедет муж и, возможно, что-то разнообразит. Ты свою Олю посади в такие условия и посмотри, как она запоет через неделю. Хотя какая неделя, три дня и от нее и следа не останется.

– Уже третий месяц терпит.

– Да что она терпит! Ты хочешь сказать, что ты ее поставил в равные с Наташей условия?

– Примерно, да.

– Эх, поэт ты наш! Лучше бы действительно стихи писал, чем философией занимался. Твоя жена сама с двумя детьми с утра до ночи твоим «Колумбом» занимается, и при этом вместо благодарности постоянно выслушивает твое ворчание и недовольство. А что Оля, чем она занимается: ест за твои деньги, спит у тебя в квартире, учится с твоей помощью и тебя за дурака держит?

– К ее учебе я никакого отношения не имею, а насчет остального ты прав. Но здесь скрыта другая сторона отношений, которую ты не улавливаешь. На первый взгляд, действительно, семья, жена, быт, все на виду, устоялось, прогнозируемо, легко поддается прочтению. Вроде бы есть все, но нет главного, понимания. Нас с Наташей связывают только дети, и моя уверенность в том, что сама она детей не поднимет. А бросать семью, что бы какой-то Вася терроризировал моих детей, Бог не простит.

– А в каких семьях, имеющих за спиной почти двадцать лет совместной жизни, ты встречал полное взаимопонимание? Безусловно, однообразие приедается, иногда раздражает; однозначно вспыхивают конфликты, причем серьезные, доходящие до мордобития. Ты думаешь, у тебя с твоей Олей не будет конфликтов? Это возможно сейчас у вас идиллия, но поверь, она основывается не на гармонии ваших характеров, а на ее поглощающем желании понравиться тебе. Поверь, как только ты сделаешь выбор в ее пользу, она предстанет в совершенно другом свете; это будет другая Оля: требующая, претендующая на что-то, корыстная, жесткая. Я уверен, ты ее еще не знаешь, это она только с одной стороны показывает себя, вторая, тебе не известна.

Олег, ты ослеплен и идеализируешь ее. Я знаю тебя уже не один десяток лет и могу сказать, что когда ты что-то вбиваешь себе в голову, это надолго, но это проходит. Сейчас ты слагаешь ей гимны и видишь в ней только хорошее, но потерпи с выводами, пройдет немного времени, и ты прозреешь, все станет на свои места, тебя ведь никто не торопит? За ней не стоит очередь из таких же «видных» женихов как ты?

– Да нет, не тех она достоинств.

– Это хорошо. Олег, тебя вылечит только время. Ты относишься к категории людей, которые сначала завышают планку оценки человека, потом ее резко занижают и лишь впоследствии выходят на естественное, объективное восприятие. Я могу тебе даже предсказать твое будущее с Олей: ты ее сначала вознесешь, переругаешься со всеми из-за нее, а потом в один прекрасный момент, когда уже все на тебе крест поставят, ты прозреешь и удивишь нас, вернувшись в семью, потому что ты, как и я, прекрасно понимаешь, что лучше семьи, лучше устоявшихся и проверенных временем отношений, нет и не может быть. А все то непонимание, эмоции, конфликты, которые сейчас тебя отталкивают от Наташи, временны и не значительны, в сравнении с теми проблемами, которые ожидают каждого из нас, если мы вдруг решим налаживать новые семейные отношения.

– Да их никто и не собирается пока налаживать, об этом речь не идет.

– Тем более, я уверен, пройдет время, и ты будешь смеяться над своими сомнениями. Хоть ты и профессор, пишешь для себя книги, но ничего в жизни не понимаешь. Начитался научных книг, бреда всякого, а в реальности то все другое. Наташа у тебя золотая, терпеть такого дурака шестнадцать лет, полностью отказаться от личной жизни, жить только твоими фантазиями и планами, за это ты ей ноги целовать должен, а не про Олю думать.

– Возможно, ты и прав, время покажет.

Игорь не понимал меня, да, наверное, я и сам не понимал себя. Все о чем он говорил, в чем убеждал, я и сам знал, видел. Наташа и Оля: с одной стороны, преданность, с другой – комфорт. Безусловно, важнее преданность, но ведь и как восхитителен комфорт! Я реально раздваивался как в чувствах, так и в своем восприятии. Мои устоявшиеся убеждения трещали по швам и не служили опорой. Мое внутреннее «я» словно утратило поддержку и ориентиры, брело автономно, независимо от прожитого опыта и устоявшейся системы взглядов. Видимо, это и есть раздвоение личности, когда человек делает то, что противоречит его убеждениям, когда ему начинает нравиться то, что раньше безоговорочно отвергал.

Игорь был прав во всем, кроме одного: он говорил прописные истины не Олегу, которого знал с семи лет, а совершенно другому человеку, который уже не слышал Ткаченко Игоря и даже не знал его. От Олега осталась только внешняя оболочка, атрибутика: лицо, фигура, манера поведения. Его внутреннее, содержание – психика, изменилась, реструктуризировалась. Содержание каждого человека составляет его внутренний мир, внутренняя система взглядов, через которую человек воспринимает окружающий мир и, соответственно, взаимодействует с ним. Как только по тем или иным причинам внутренняя система взглядов претерпевает качественные изменения, происходит кардинальное изменение человека. Несмотря на всю внешнюю идентичность, человек меняется, становится на себя не похожим. Эти изменения затрагивают все уровни повседневного существования: начиная от поведения, и заканчивая кругом общения. Человек перестает воспринимать тех, с кем до этого ему было приятно общаться, делает то, что ранее ни при каких бы обстоятельствах не совершал.

Я сидел напротив Игоря, видел это до боли родное лицо, знал, что до сегодняшнего дня это был практически единственный человек, с которым я мог отдохнуть душой, смело открыться, не нарвавшись на предательство и подлость и, тем не менее, чувствовал какую-то отдаленность от него. Его пренебрежение к Ольге задевало меня. Я в глубине души возмущался его резким выводам, его подтексту, прямому заступничеству за Наташу. Как, он, мой друг, мог не понять меня, не поддержать? Если Ткаченко, не видя Ольгу уже нестроен против нее, то что ожидать от остальных близких для меня людей?

Холодная волна отчужденности словно накрыла меня с головой. В жизни многое меняется, но особенно больно и досадно, когда уходят друзья детства, когда ты расстаешься со старым, школьным другом и остаешься совершенно один: один на один с назревающей проблемой.

Игорь продолжал убеждать меня в моей ошибке, приводил доводы, говорил, как ему казалось веско и убедительно, но я не слышал его. Впервые между нами встала стена непонимания. Он ее не видел, но зато я чувствовал ее каждой клеткой своего организма.

– Давай о чем-то другом поговорим – прервал я его на полуслове. – Лучше расскажи, как твой бизнес?

Чем больше негатива я слышал в адрес Оли, тем мне больше хотелось ее видеть, чтобы самому разобраться в сомнениях, чтобы убедиться в своей слепоте или же в несостоятельности наветов.

49

Шестого января, вечером, я решил ехать на Рождество в Донецк к Оле. Утром, и даже в обед я об этом не думал, не планировал, я радовался нормализовавшимся отношениям в семье, жил радостью детей, суетой семейного быта. Оля мне дважды звонила, но я только смеялся над ее приглашением.

– Что я скажу твоей маме: здравствуйте, я любовник вашей дочери?

– Олег, ей ничего не нужно говорить. То, что ей нужно знать, она уже знает. И ведь ты не к ней едешь, а ко мне. Я очень хочу тебя видеть и провести с тобой хоть один из праздников в Новом году.

– Ты всех женихов показываешь маме?

– Любимый, ты первый, кого я приглашаю к себе домой.

– Мне этим нужно гордиться?

– Я хочу увидеть тебя перед отъездом в Чехию. Прошу, приезжай, мы вместе уедем в Киев, а уже потом ты поедешь в Чехию. Я выполню любое твое желание, только приезжай!

Поначалу о поездке к Оле я даже не задумывался, наслаждался миром в семье, решал организационные вопросы по бизнесу. Но семь дней в семье, хоть и в новой обстановке тишины и мира, но все еще в изрядно чужой, какой-то неродной для души, уже поднадоели. Хотелось новых ощущений, риска, остроты. Все старания Наташи вернуть меня, угодить мне, были желанны и долгожданны, но то ли я слишком долго этого ждал, то ли во мне что-то изменилось, но я воспринимал все усилия жены, как игру, временное явление, на которое нельзя возлагать большие надежды. Сказка все равно когда-то заканчивается, а, зная жену, я был уверен, что выдержки ей надолго не хватит, что скоро вернутся кошмарные для меня дни истерик и скандалов.

К вечеру меня как магнитом потянуло к Оле. Как околдованный, не находя объяснений своему поступку, я придумал глупейший повод, и рано утром выехал из Лозовой.

Большую часть дороги в Донецк я задавал себе один и тот же вопрос: «зачем я это делаю»? Зачем своими руками разрушаю то, что начало восстанавливаться, наконец-то налаживаться в семье, то, на что я практически утратил последние надежды? Никто: ни она, ни дети, ни мама, не поняли моего отъезда в преддверии Рождества. Это семейный праздник, и я впервые проводил его вне семьи.

Объяснение своему чудовищному решению я нашел глупое, но, как казалось мне на тот момент, веское: я обещал Оле. Она добилась от меня обещания, так как из-за меня откладывались смотрины магазинов и разговор с человеком, которого она выбрала в роли исполнительного директора.

– Ты обещал научить меня зарабатывать деньги. Все задачи, которые ты передо мной поставил, я выполнила. Мне неудобно людям в глаза смотреть, так как без тебя я не могу принять решения, а ты постоянно откладываешь свой приезд в Донецк.

Я привык выполнять свои обещания. Кроме того, мне было не совсем удобно перед ней. Я не то, что сильно хотел ее видеть, нет, скорее наоборот, обязанность внимания к ней на фоне налаживающихся отношений в семье, удручала и внутренне раздражала. Но я постоянно помнил о ее желании угодить мне, и о тех страданиях и унижениях, через которые она прошла, пытаясь достучаться до моего сердца и чувств. Из телефонных разговоров я понял, насколько для нее важен мой приезд, и мне не хотелось разочаровывать ее, обманывать ожидания. Я должен был поехать, и именно это «должен» все двести километров пути до Донецка меня угнетало и расстраивало.

Я ехал на «Мерседесе», который непредсказуемо вел себя при гололеде. Дорога была заснеженная и скользкая. Я ехал не больше пятидесяти километров в час, поэтому казалось, моим сомнениям не будет конца. Я не повернул с полдороги назад только по той причине, что не привык менять решения. Я настроил себя до конца испить эту чашу, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе.

Наконец я въехал в Донецк. Оля на такси встречала меня на въезде:

– Привет, мой золотой, как доехал? – на ее лице сияла уродливая, счастливая улыбка, но я поймал себя на мысли, что насколько Оля стала родным и близким для меня человеком, словно приехал домой.

– Нормально.

– Долго ехал?

– Прилично, дорога скользкая, на «Мерседесе» не разгонишься.

– Я так тебя ждала! Поехали ко мне, я тебя покормлю, ты отдохнешь, а потом определимся.

– Мама дома?

– Да, она ждет тебя – и, словно предчувствуя мою реакцию, успокоила – Не переживай, она не будет нам мешать, покормит и уйдет.

– Мне не нравятся твои эксперименты. Я женатый человек, не намного младше твоей мамы, о чем мне с ней говорить, как вести себя?

– У меня очень современная мама. Только об одном прошу: не шути в своем духе, я-то привыкла, а мама твои шутки не поймет.

– Хорошо, буду молчать, но все равно, не нравится мне все это.

– Я рядом, не переживай – она обняла меня и поцеловала.

Ее присутствие довольно своеобразно на меня подействовало: я расслабился, успокоился, почувствовал себя сытым и удовлетворенным. Присутствие Наташи так не действовало. Рядом с женой я постоянно был начеку, сконцентрирован, собран, внутренне подтянут.

Мы приехали к Оле домой, и я действительно попал в домашнюю обстановку. Мама Оли, довольно приятная, моложавая женщина пятидесяти пяти лет, нас встретила, усадила за стол, накрыла его. Мы познакомились, обменялись незначительными фразами. На удивление я не почувствовал неловкости: не знаю за кого меня выдавала Оля и какие по поводу меня строили планы, но обстановка была искренней и радушной. Меня здесь ждали, для меня специально приготовили борщ, купили молоко, печенье, любимые конфеты.

– Я за праздники килограмма на четыре поправился, думал у вас поголодаю, но смотрю, не получится.

– Зачем голодать? Вон Оля, какая тощая стала, вы ее в Киеве совсем голодом заморили.

– Это не ко мне, а к врачам. В Киеве она кушает за двоих, да еще на ночь глядя, и готовит такие вкусняшки, от которых отказаться невозможно. Из-за нее я стал толстым и некрасивым.

– Неправда, вы очень даже ничего. Хорошего человека должно быть много, а что это за мужчина, если он худой.

– Вы мне столько комплиментов говорите, наверное, хотите чего-то – попытался пошутить я, но, встретив предупреждающий взгляд Оли, отступил – Простите, Оля предупредила, чтобы я в вашем присутствии не шутил, поэтому умолкаю.

– Почему? Оля, ты, правда, такое говорила?

– Мама, Олег шутит, ты скоро к этому привыкнешь.

Я наелся и прошел в зал.

– Включайте телевизор, я сейчас ухожу.

Оля включила мне телевизор, и я по привычке начал смотреть одновременно несколько фильмов. Я слышал возню за дверью, шепот, какие-то перестановки, но я был сыт и расслаблен. Я знал, что Оля сделает все, чтобы я остался доволен поездкой, и это умиротворяло.

Оля несколько раз заходила:

– Тебе что-нибудь надо, милый?

– Пока нет.

– Сейчас, маму выпровожу, и мы останемся вдвоем, не скучаешь?

– Все нормально.

– Конфет дать?

Она не могла отойти от меня, и мне это нравилось: столько внимания и заботы я давно на себе не испытывал.

– Спасибо, пока не нужно, занимайся своими делами.

Оля выходила, чтобы через несколько минут забежать, прижаться ко мне.

– Я так по тебе скучала! До последней минуты не верила, что ты приедешь. Спасибо тебе за праздник, любимый.

– Потом рассчитаешься.

– Все что скажешь, милый.

В чужой квартире на удивление я совершенно не чувствовал дискомфорта. Оля смогла обставить все так, что все мои сомнения, вопросы, преследующие меня всю дорогу в Донецк, отпали как мишура. Я забыл о жене, детях, бизнесе. Я окунулся в мир, о существовании которого читал только в произведениях Чехова, Куприна, Бунина – в мир любви. До недавнего времени я не верил в существование этого мира. Наташа часто говорила, что любит меня, и пыталась создать вокруг меня мир содержательно похожий на мир любви, но он не впечатлил меня. Многие моменты мне в нем понравились, но я воспринимал его трезво, без всяких эмоций. Видимо не зря говорят: все, что рядом и близко, всегда недооценивается и не замечается.

Олин мир, пробуждал во мне именно эмоции. Разум, его прагматизм и аналитика, вдруг отступили, и на первый план вышла чувственная сторона, о существовании которой я знал, но не думал, что она когда-то станет моей составляющей, будет использована мною. Олин мир любви был обволакивающим и пьянящим, в нем я терял голову и предавался эмоциям. Сознание отключалось, и на первый план выступала работа подсознания. Я как кобель возле удовлетворенной сучки чувствовал гордость за себя и одновременно полную внутреннюю удовлетворенность. Я был благодарен судьбе за то, что она открыла передо мной и этот аспект жизни – эмоциональный: в нем было пусть не познавательно, но интересно. Но познавательности, работы сознания в этом мире и не требовалось, скорее здесь она была бы неуместна. Идиллия, рай, только такие эпитеты приходят на ум, когда хочется описать весь тот спектр эмоций, которые я в комплексе испытал, оставшись на весь день наедине с Олей. Я отключил мобильный телефон, потерял связь с реальностью, и это первое Рождество, проведенное мной на одном дыхании, прожитое одной минутой.

Я был счастлив.

50

– Золотой мой, я обдумала все, что ты говорил по кредиту, и решила его взять. – Оля грамотно расставила акценты: в рождество мы о работе не говорили, речь об этом зашла только на следующее утро, за завтраком. – Я посоветовалась с мамой, она тоже считает, что это разумное решение. Я хочу учиться бизнесу. Если ты не возражаешь, я бы хотела услышать твой совет, куда мне вложить кредитные деньги.

– О какой сумме идет речь? – я открывал у Оли новое качество, ее деловитость.

– Точно не могу сказать. Моя квартира сейчас стоит, примерно, пятьдесят-шестьдесят тысяч долларов. Мама узнавала у своей знакомой из банка, под мою квартиру могут дать до сорока тысяч долларов, в гривнах – это до двухсот тысяч.

– И куда ты хочешь их потратить?

– Не решила, жду твоего совета. Мне лично ничего не надо.

– Я думал о перспективах наших с тобой бизнес отношений. По большому счету, мне твоих денег не надо: у меня устоявшийся бизнес и зарабатываю я достаточно. Кроме того, у меня и спонсор постоянно под рукой: Сережа в этом плане мне сильно помогает. Но я обещал, поэтому под твою сумму мы можем более масштабно развить торговлю секендхэндом. Это направление, на мой взгляд, сейчас наиболее интересное. Я, например, занимаюсь им больше полугода, и получаются неплохие результаты. Мы с Сережей на эту тему разговаривали, после поездки в Чехию, если мои прогнозы подтвердятся, то Сережа готов профинансировать под этот проект триста тысяч гривен. С учетом этого я готов на каждую твою гривну вложить три.

На мой взгляд, Донецкий регион в этом плане, очень перспективный: на фоне высоких зарплат низкие цены на одежду европейского качества должны обеспечить нормальный товарооборот. Я думаю, что ты свою сумму можешь разбить на три части: первая пойдет на покупку магазина, если, естественно найдешь что-то по таким ценам; вторая часть – в товар; и третью, незначительную часть ты должна потратить на машину. Без средства передвижения с тебя толку будет мало. Волка ноги кормят. Для того, чтобы контролировать людей, ты должна быть мобильной.

Есть другой вариант: если окажется, что цены на коммерческую недвижимость у вас чрезмерно высоки, то полученный кредит ты можешь разбить на две неравные части: первая на покупку магазина, вторая на машину, товар я дам под реализацию. В этом и будет заключаться мое финансовое участие.

Наконец, ты можешь взять несколько магазинов в аренду. Все зависит от стоимости магазинов в вашем регионе.

– Я узнавала, примерно, магазин площадью до пятидесяти квадратов стоит двадцать-тридцать тысяч долларов. Это на окраинах Донецка. Я уже два выбрала, мы сегодня можем съездить, посмотреть.

– А в Макеевке, других крупных прилегающих городах?

– Я думаю не меньше.

– А аренда сколько стоит?

– Разные цены, все зависит от расположения магазина: в центре – дороже: 150-200 долларов за квадратный метр, на окраинах дешевле – до десяти долларов. У моего хорошего товарища есть магазин в Макеевке, он может сдать первый этаж: это больше ста квадратов, но без ремонта. Он тоже сегодня нас ждет.

– Это твой бывший кавалер?

– Нет, мы просто с ним давно дружим.

– Правильно, у тебя кавалеров было много, если подумать, то что-то из них вымутить можно: один предоставит помещение, другой товар, третий профинансирует, четвертый станет торговать. Это современный рациональный подход.

– Дорогой мой, не говори глупостей, ты у меня единственный и незаменимый. Мне никто другой не нужен, тем более бывшие кавалеры. Их было не так много, как ты думаешь, и давай не будем затрагивать эту тему, слишком болезненно ты ее воспринимаешь. Лучше уточни, что я должна сейчас делать. Я решила, что деньги под квартиру возьму обязательно, какие мои следующие шаги? Мы сегодня едем смотреть на магазины?

– Конечно, а зачем я приезжал? Уточняй сумму кредита, еще раз проанализируй цены на коммерческую недвижимость. С маленькими помещениями, на мой взгляд, лучше не связываться, ищи большие склады. Если цены на них не подъемные, то я определюсь со своими финансовыми возможностями, и может, какой-то объект возьмем на долевом участии. Если нет, то рассмотри варианты аренды магазинов, только без фанатизма. У тебя большой круг знакомств, подключи бывших «любимых» и «дорогих», пусть они помогут в поиске. Поверь, вариантов много. Цену определяет хозяин: он может загнуть ее по максимуму, а может, если хорошо попросят, назвать глубокий минимум.

– Хорошо.

– Времени у тебя на организацию больше двух недель. После моей поездки в Прагу, этот вопрос мы обсудим детальней. Кстати, на секонде не зацикливайся, поищи другие темы для финансирования, может, найдешь что-то интереснее. У вас в регионе своя специфика, может, встретишь что-то более выгодное. Ты у нас любишь общение, вот и общайся содержательно. Пересмотри свои знакомства, установи тех, кто в этом плане интересен, имеет за плечами конкретные, весомые результаты. Если таковые имеются, удели им больше внимания, поулыбайся.

– Ты специально издеваешься над моим дефектом? Поулыбаться, чтобы они разбежались, увидев меня?

– Ну что ты! Ты ведь симпатяжный крокодильчик. Если они люди умные, то они обратят внимание, прежде всего, на твои деловые качества.

– Золотой, я все сделаю, не сомневайся.

– Я не сомневаюсь, это же тебе надо. То, что я хотел получить от жизни, уже получил; если ты хочешь достичь чего-то большего, то собирай до кучи свои булки, и работай: меньше спи, а больше думай, пробуй и, в общем, действуй.

– Я знаю.

В этот день мы много ездили. Оля показала все магазины, об аренде, которых она уже договорилась, посмотрели мы помещение в Макеевке. Мне понравился ее деловой подход, и если я не был уверен в том, что наши чувства будут иметь какое-либо продолжение, то насчет деловых связей, бизнеса, как связующего элемента, я начал уверовать. Практичность, отношения, построенные на четком понимании полезности общения, его плюсов и минусов, для меня выглядели более устойчивыми, чем отношения, в основе которых лежала чувственность. Я впервые начал рассматривать другую составляющую содержания нашего общения: Оля, как деловой партнер, как женщина, с которой хорошо в постели, не скучно в общении, и продуктивно сотрудничество в бизнесе. И этот ракурс более впечатлял.

51

После обеда до меня дозвонился Сережа:

– Ты стал неуловимым: вчера весь день звонил, но ты отключил телефон, сегодня полдня звоню, с тобой нет связи, ты хоть живой?

– Живой, я в Донецке.

– Ты в Донецке? Поздравляю. Как теща, для секса годится?

– Неплохая, с твоим извращенным вкусом, думаю, понравится.

– Что, слишком страшная?

– Женщина в возрасте.

– А как тесть?

– Они разведены, отца не видел. И вообще, я здесь налаживаю новое направление в бизнесе, а ты мне про глупости говоришь.

– Так ты не свататься приехал?

– Я знаю, тебе доставляет удовольствие посмеяться над близкими, но разочарую, я здесь сугубо по делам.

Сережа долго смеялся:

– Олег, ты меня всегда удивлял, потому что видел в людях то, чего у них никогда на самом деле не было. Взять твою Олю, сначала ты в ней обнаружил ум, потом деловые качества, такими темпами, ты скоро откроешь в ней неписанную красоту! Но где это все в ней находится, покажи?! Малыш, ведь на улице не весна, а середина зимы, почему ты все так идеализируешь?

– Вам богатым легко, а нам, бедным, постоянно приходится искать что-то новое, неизведанное, чтобы прокормить семью, воплотить в жизнь те или иные мечты и надежды. Возможно, поэтому мы заглядываем глубже, чем вы и видим то, что вам не дано увидеть.

– Кремлевский мечтатель! Ведь ты уже обжигался, на своей Инне, Люде. Ты такие возлагал на них надежды, такое себе нафантазировал, а что получилось в реальности? Одна оказалась дурой, другая – проституткой.

– На самом деле не так все плохо было.

– Подожди, согласись, ведь они не оказались теми сверхумными женщинами, с которыми ты продвинулся в решении своих материальных вопросов?

– На определенном этапе они подавали надежды.

– Вот и я о том же говорю: на определенном этапе. А этот этап, как правило, длится день или два, на большее они не тянут, мы тебе все об этом говорили и, как оказалось, были правы. Так вот, сейчас, мы тебе в один голос заявляем, что твоя Оля, это еще худший вариант. У тех хоть внешний вид был, а эта страшная, как смерть. Нельзя быть таким слепым, особенно в сорок лет.

– Время нас рассудит.

– Я не возражаю, но ты вспомни, когда ты только познакомился с Олей, я тебя предупреждал, что пройдет немного времени, и она околдует тебя, приложит все усилия, чтобы ослепить и завладеть тобой, потому что с ее внешними данными ты подарок в ее судьбе. Было такое?

– Говорил.

– И что получается: сначала ты приютил ее из жалости, потом не мог нарадоваться на нее, как на служанку; следующий этап, ты вдруг обнаружил в ней ум, и тебе понравилось общаться с нею; затем, ты мне рассказывал о каком-то эксперименте для своей новой книги, а вот сейчас ты мне заявляешь, что ты с ней начинаешь совместный бизнес-проект, то есть, насколько я понимаю, ты обнаружил в ней великие способности к бизнесу. Малыш, ты посмотри на себя со стороны, это ты? Я за все пять лет, которые знаю тебя, такого заблуждения за тобой не замечал.

– Сережа, самое интересное, что все перечисленные тобой этапы наших отношений с Олей объясняются одной фразой: я читаю ее как книгу, и мне интересно. Честно, я не могу остановиться, сюжет захватил, и я обязательно дочитаю ее до корочки, не люблю останавливаться на половине пути.

– И какой же будет конец книги: под венец?

– Не знаю, но думаю – печальный. Венец исключен, посмотрю, как сложатся с ней отношения в бизнесе.

– Что я могу тебе сказать, читай ее быстрее, нам всем тревожно за тебя.

– В тяжелую минуту ты же поддержишь?

– Тебя – да, ее – добью.

– Спасибо и на этом.

52

Несмотря на разговор с Сережей, я уезжал из Донецка с легким чувством удовлетворения: я не только отдохнул душой с Олей, но и начал организовывать новое направление в бизнесе. И чем дальше я отъезжал от Донецка, тем труднее мне было понять, что же важнее было для меня: общение с Олей, или же открывающиеся перспективы в бизнесе.

Разговор с Сережей натолкнул на новый ход мыслей. Безусловно, Оля первая из женщин, которой удалось увлечь меня. С ней было легко и вальяжно. Я чувствовал свою значимость и представительность, окутанный заботой, вниманием и удовлетворенный во всех желаниях, я отдыхал душой и телом. Но, несмотря на полный комфорт, на эйфорию от всесторонней удовлетворенности, в глубине души я всегда ценил ее за рассуждения, за поступки, за которыми, как мне казалось, просматривалась полноценная работа сознания. Меня всегда тянуло к умным женщинам, я благоговел перед ними, наслаждаясь общением и минутами близости. Несмотря на пробуждающуюся периодически чувственность, в общении с людьми я практически всегда руководствовался жестким прагматизмом. Чувственность временна и непостоянна, она приходит и уходит как дуновение ветра. Отношения, построенные на чувственности зыбки и опасны, так как в любую минуту могут обвалиться, перерасти в противоположное чувство ненависти, агрессивности, потому что в них нет главного: устойчивости и основательности.

Оля изначально привлекла меня глубиной и содержательностью своих рассуждений. Несмотря на то, что Сережа сомневался в ее умственных способностях, а иногда, и я сам убеждался в ее промахах и просчетах, Оля для своего возраста обладала развитым интеллектом. Доказательством служило то, что Оля не повторяла ошибок и строила свое поведение не на основе эмоций и чувственных порывов, а исходя из жесткого расчета и целей. Легкость в общении с ней объяснялась прогнозируемостью ее поведения. Причем прогнозируемость поведения с умным и эмоциональным человеком в корне различаются. С умным человеком она обоюдна, например, я не только знал и понимал Олю, но, одновременно, был уверен, что и она меня точно также знает и понимает. Эта уверенность рождала взаимоуважение и внимание к особенностям поведения каждого из нас. Мы предвидели реакцию друг друга и в соответствии, строили свое поведение.

Прогнозируемость поведения человека эмоционального заключает в себе односторонность и непонимание. Например, с Наташей, я мог предсказать ее реакцию на то или иное действие, но эта реакция была не объяснима с точки зрения логики, так как основывалась не на сознательной деятельности, а на эмоциях, чувственных порывах, противоречивых, непоследовательных, эпатажных. При этом мое поведение не понималось ею, и соответственно, воспринималось как фрагментарное действие, без связи, видения глубины и последовательности. Если с Олей любое неприятие той или иной ситуации вызывал анализ поведения в целом, выяснение причин конфликта, то с Наташей расхождение в видении того или иного вопроса вызывало только бурю эмоций, так как она не отслеживала поведение в целом, не видела его логичности и последовательности, а реагировала только на конкретное действие или слово. С Олей конфликтная ситуация, практически больше не повторялась, так как помнилась негативная реакция на нее; с Наташей конфликты по одному и тому же поводу возникали неоднократно. Она не понимала меня и не помнила мою реакцию на конфликт. Поступок как фрагмент не запоминается, чтобы понять поведение человека, нужно видеть его течение: начало, конец и то, что эти две крайности соединяет. Только в этом случае можно говорить о понимании и согласованности поведения двух людей. Наташа всего этого не только не воспринимала, она не принимала поведения именно в таком объяснении. Соответственно, все, что раздражало ее в моих поступках, для нее являлось не моим поведением, целостной реализацией моего внутреннего «я», а совокупностью не связанных и не взаимовытекающих действий. И вот на каждое такое действие, она, в зависимости от ситуаций и настроения, по-разному и реагировала. Я же со своей стороны, не хотел уступать, так как считал себя в этом вопросе правым. Меня глубоко раздражало то, что причины наших конфликтов уже объяснялись мною и эти ситуации уже проживались. Я устал объяснять Наташе, что мое действие, это не отдельно взятый фрагмент, а поведение в целом, и его нужно рассматривать в контексте всего моего поведения; я не могу заменить действие, не поменяв поведения. А какой смысл менять поведение, если в целом оно ее устраивало, и мало того, ее реакция на мои действия каждый раз оказывалась различной, поэтому невозможно было предугадать, в каком формате нужно поменять действие, чтобы оно не раздражало ее?

Повторяемость конфликтов, знание реакции жены до ноты в интонациях ее голоса, пробуждали во мне одни эмоции. Поэтому любое знакомство с женщиной, которая понимала меня, причем не на словах, а в повседневном поведении, вызывали во мне чувство удивления. Я часто наталкивался на понимание, но со временем убеждался, что это понимание имеет свою глубину и пределы. И разочаровывался… Слишком мелка была глубина и узки пределы понимания. Я уже считал, что полное понимание между мужчиной и женщиной – это не предусмотренное природой явление, что как таковое, оно не существует в жизни, как встретил на своем пути Олю, человека, который, как мне казалось, понимал меня в полном объеме, просчитывал, прогнозировал, сопоставлял свое и мое поведение.

Дорога по заснеженной трассе Донецк-Киев, впервые приоткрыла для меня возможные причины моего влечения к Оле. Я понял, что не в чувственности дело. Я не верил в то, что способен на постоянное, глубокое чувство: возраст не тот, да и ситуация, несмотря на наиболее благоприятный момент, была не в пользу пробуждения чувственности. Хлопоты с докторской диссертацией, беспокойство за будущее своего бизнеса, неудовлетворительные отношения в семье меньше всего стимулировали рождение чувственности. В этот момент мне больше нужен был партнер: надежный, новый, перспективный. За свои сорок лет я уяснил очевидное: возможно, один в поле и воин, но только тогда, когда за спиной стоит команда, определенное количество людей, которое поддержит в нужную минуту, придет на помощь, усилит, увеличит шанс на победу.

Последние десять лет, за которые я, в принципе, и добился определенных результатов, как в бизнесе, так и науке, я работал в команде, с людьми, которые меня понимали, и с которыми я закладывал основание своего будущего. И если в науке в этом плане у меня было все устойчиво, налажено, я видел перспективы и знал, что меня всегда поддержат и помогут, то в бизнесе, после гибели моего компаньона Юры Земецкого, этот вопрос вот уже третий год оставался открытым. Я разрывался между Киевом и Лозовой, при этом, не достигая значительных результатов ни там, не там. В особо тяжелые минуты, я с тоской вспоминал о нашем партнерстве с Юрой: он развивал наш бизнес в Лозовой, тогда как я налаживал его в Киеве.

В глубине своего сознания, все больше и больше узнавая Ольгу, я тешил себя мыслью, что это, возможно, и есть тот человек, которого я могу привлечь в качестве компаньона к решению материальных перспектив. Я впервые четко определил ее место в своей жизни и понял, почему я, сознательно обостряя отношения в семье, все-таки провел Рождество с ней, а не с семьей. Я искал делового партнера. Мне не нужна была женщина любовница. Рассматривая Олю в этой роли, я не видел с ней будущего. Любовница – это содержанка, вынужденное раздвоение психики, жизнь на два дома, прогрессирующая ложь в семейных отношениях и целый ряд других негативных факторов, которые лишают отношения устойчивости и перспективы. Другое дело, женщина – партнер в бизнесе. В этом плане отношения переходили на качественно новый уровень, становились определенными, осмысленными и объяснимыми. В последнее время меня волновала неопределенность в материальном благосостоянии моей семьи. Я уже добился определенных успехов в этой области, но мне хотелось большего. Мне уже тяжело давалось раздвоение между наукой и бизнесом, нужен был кто-то, кто бы вошел в бизнес, понял стратегию и взял на себя руководство, при этом понимая меня и считаясь со мной. А я бы все силы отдал науке, и добился там гораздо более весомых результатов.

Я начал понимать себя. Восемьсот километров медленной комфортной езды создали условия, в которых я смог разобраться в том нагромождении фактов, накопившихся за последние два месяца. В моих глазах умная женщина – это самый желанный партнер в бизнесе. Мужчина всегда недооценивает женщину, и если женщина умный руководитель, то, зная этот факт, она всегда добьется от мужчины того, чего трудно, а иногда и невозможно добиться мужчине от мужчины. Я знал ситуации, когда женщина руководитель решала такие вопросы, какие мне как руководителю решить было невозможно, или же это решение обходилось слишком дорого. Срабатывал фактор недооценки, кажущегося превосходства мужчины над женщиной, а также определенное «снисхождение» мужчины-руководителя к просителю женщине. Я надеялся обнаружить в Оле человека, который благодаря своим внутренним качествам смог бы стать моим младшим партнером в бизнесе, или хотя бы на определенном этапе облегчить мою зависимость от бизнеса. При этом для меня были важны именно внутренние качества, а не опыт, возраст, пол, социальное и материальное положение. Как я уже не один раз убеждался, внутренние возможности человека сторицей компенсируют в нем то, что он еще не имеет, но страстно хочет иметь. И я готов был поделиться опытом, долей в бизнесе, властью, все это для меня было второстепенно и даже обременительно, лишь бы человек, получив желаемое, не вознесся в собственной самооценке, а продолжил развивать, совершенствовать полученное. Я часто практиковал в своем бизнесе: официанток ставил на руководящие должности, посудомоек переводил в повара, с бухгалтером открывали совместный бизнес и результаты получались интересными. Люди без образования, должной подготовки, за очень короткий промежуток времени, стимулируемые только одним желанием карьерного и материального роста, добивались высоких, с моей точки зрения, профессиональных качеств. Поэтому вместо того, чтобы искать высокооплачиваемых менеджеров, специалистов, которые кичились своими дипломами и кажущимся профессионализмом, я постоянно искал среди своих знакомых, в коллективе, подающих надежды самородков, с которыми работал, воспитывал, передавал опыт, и которые впоследствии оправдывали возлагающиеся на них надежды. Оля была одним из вариантов, причем, наиболее перспективным.

После трагической гибели своего компаньона я уже не один раз пытался найти ему достойную замену, но все варианты оказывались не из лучших. Я понимал, что причины неудач с новыми партнерами были и во мне, так как я предъявлял довольно жесткие требования к их работе. Но одновременно и люди, с которыми я пытался сработаться на партнерских отношениях, не дотягивали до уровня «хозяина», который требовал не только контроля, но и разумной инициативы, приводящей к получению дополнительной прибыли. Чем дольше я самостоятельно занимался бизнесом, тем большее беспокойство он у меня вызывал, так как по мере расширения он все больше забирал у меня свободного времени. А я не мог себе этого позволить. Для меня бизнес всегда оставался хобби, и я старался тратить на него минимум свободного времени. Но если раньше такое отношение к бизнесу еще позволяло относительно небедно существовать моей семье, то с каждым последующим годом проблем накапливалось все больше и больше: появились долги, незакрытые вопросы. Я не успевал, зашивался, но, тем не менее, менять науку на бизнес не было ни малейшего желания. Наоборот, с каждым годом я понимал, что материальные ценности меня волнуют все меньше и меньше, а вот научные исследования, перспектива оставить свой след в истории, в духовном наследии общества, меня притягивала и волновала. Поэтому мне нужен был партнер, который бы вошел в бизнес и не только контролировал его, но и развивал, совершенствовал, так как я и строил его с перспективой к развитию. И Оля, возможно, была одним из таких вариантов. Я строил на нее планы, она нужна была мне, поэтому я и шел на компромисс с нею по многим, ранее принципиальным для меня вопросам.

Я оставил Олю в Донецке организовывать наш первый совместный бизнес-проект, и почему-то был уверен в положительном конечном результате: Оля рассудительно и последовательно подошла к его реализации. Если бы в наших отношениях доминировала чувственность, то разлука с любимой женщиной вызвала бы тоску, грусть, сомнения. Меня же переполняло удовлетворение оттого, что Оля осталась работать в Донецке и что, возможно, я нашел партнера, которому достаточно поставить задачу, и который, судя по предварительным результатам, с успехом мог ее выполнить.

53

На следующее утро я уехал в Чехию. Я просчитывал новое направление в бизнесе, поэтому хотел лично посмотреть на его организацию в Европе. Раз в год я выезжал по делам в Европу и знал, что Украина от западноевропейских стран по уровню развития отстает минимум лет на пять-десять. То, что для них являлось сегодняшним днем, для нас – трудно обозримым будущим. Хотим мы этого, или не хотим, но Европа для нас – это ориентир во всех сферах жизни. По большому счету, Советский Союз развалился из-за разительного несоответствия западноевропейского образа жизни и нашего, «социалистического».

Если задуматься, то им, на Западе, живется гораздо труднее, чем нам. Они развиваются, направляя свои усилия в смутно обозримое будущее. Они прогнозируют его, воображают, пытаются просчитать, затрачивая огромные суммы на исследования. И все равно ошибаются.

Нам, выходцам из бывшего «социалистического строя», в этом плане гораздо проще. Мы свое будущее не только видим в реальности, но и можем, при наличии достаточной суммы денег, в него поехать. Мы уже знаем, чего хотим. Мы смотрим на Запад, на «их» образ жизни, и воочию наблюдаем свое будущее. Только поднатужиться и скопировать, через кальку, с незначительными изменениями и дополнениями воплотить у себя. Поэтому я и ехал в Чехию, чтобы получить реальное представление о том, что ожидает мой бизнес лет через пять.

Все семь дней поездки за границу, я был настроен только на работу. Все личное осталось в Украине, и меня интересовала только организация бизнеса. Чехи делились со мной всем, о чем я только не спрашивал. Они возили меня по Праге и показывали все, о чем я просил. Все семь дней поездки я практически ни разу не вспомнил об Оле; иногда о жене, чаще о детях. Время все расставляет на свои места. Чтобы разобраться в чувствах, нужно расстаться с человеком и загрузить себя работой, чтобы отвлечься, снять с глаз пелену или так называемые «розовые очки», а потом по-новому, свежим взглядом посмотреть на волнующую проблему.

Семь дней полной изоляции от Украины и от всего, что с нею было связано, восстановили внутреннее спокойствие в душе. Нельзя сказать, что я до этого был сильно взволнован, но неопределенность отношений с Олей и с женой накладывали свой негативный отпечаток на внутреннее состояние психики. Работа и удаленность от повседневных проблем внесла спокойствие и, наконец, понимание значимости этих двух женщин для меня. Я не сделал выбора, потому что он был невозможен: эти две женщины были совершенно разного плана. Наташа – это семья и все, что с нею связано, Оля – это, прежде всего, бизнес, и то, этот вопрос оставался открытым. Задумываясь, я признавался себе, что Наташа больше соответствовала моему идеалу женщины, в этом вопросе она оставалась непревзойденная. Именно о ней и о детях я вспоминал вдали от Родины. В Оле не было уверенности, поэтому я не возражал, чтобы она жила своей жизнью. В Наташе я был уверен и хотел, чтобы она жила только моими проблемами, и почему-то не сомневался, что именно так она и живет. Как правило, достоинства человека обнаруживаешь после расставания с ним, и я благодарил судьбу за то, что в этом вопросе я не дошел до крайней черты. Все раздоры, скандалы, семейные конфликты отошли на второй план в сравнении с пониманием того, что меня ждут, что мне верны, и что мне есть куда вернуться. И эта уверенность в нерушимости семейных уз придавала уверенность и в работе. Я думал о семье с легкостью в сердце, на досуге, посвящая свой труд им. Они для меня были всем, и именно для них я все это строил и организовывал.

54

По возвращению в Украину меня ждала семья в Лозовой и Оля в Киеве. Практически не задумываясь, я выбрал Лозовую, хотя мне пришлось из-за неудобства в расписании поездов еще сутки просидеть на вокзале во Львове.

– Мой золотой, почему ты ко мне не едешь? – голос Оли после недельной разлуки казался далеким и чужим. – Ты разве не хочешь меня увидеть?

– Оля, мне надо ехать в Лозовую, там бизнес, семья. Решу свои вопросы, приеду к тебе в Киев.

– Я уже вещи с квартиры вывезла, как и обещала. Кому ключи отдать?

– Пока поживи, я приеду, разберемся.

– Тебе моя мама вкусняшек передала. Ты пока приедешь, я их съем.

– Ничего, мама еще передаст.

– Ты совсем за мной не скучал, может, другую полюбил? Я тебя никому не отдам. Ты мой, запомни.

– Запомнил – я улыбнулся.

– Разве только с твоей женой согласна делиться, а о других женщинах забудь. Ты мне не изменял в Чехии?

– Там такое удовольствие дорого стоит.

– Смотри мне – ее голос был строг, но, сопоставляя ее щуплую пятидесятикилограммовую фигурку со своими ста килограммами веса, я не мог не рассмеяться.

– Ты мне угрожаешь, Губошлепова?

– Угрожаю.

– Как я могу изменить своему крокодильчику? – что-то теплое вернулось по отношению к ней, подзабытое. – Мне сорок, тебе двадцать четыре. По твоим словам, ты красавица. Как может дедушка изменить снизошедшей до него красавице?

– Ты не язви, я никогда красавицей себя не считала, мы уже обсуждали это. Симпатичная и сексуальная – это да, а красавицей – никогда. Но ты даже это отвергаешь. Наслушавшись тебя, я уже сама посматриваю на себя в зеркало и думаю, ну не страшилка ли я? Мне мама, подруги, все в один голос говорят, что за время знакомства с тобой я опустилась и подурнела. Я и сама это заметила. Но с другой стороны, ели верить тебе, то, что красься, что не красься, все равно для тебя я крокодильчик, поэтому до тебя я не сильно много уделяла времени макияжу, а с тобой вообще забросила это дело. Косметика сохранилась в целости и сохранности. Экономия.

Один мой знакомый, Женя, когда я ему в лоб задала вопрос о своих внешних данных и о твоем мнении о них, долго смеялся, но ответил, что у тебя комплекс: ты, чтобы подавить меня, разрушаешь мою уверенность в себе. Я действительно стала верить, что я дурнушка, а раз так, то кроме тебя, соответственно, никому не нужна. И я начинаю ловить себя на мысли, что это не я снизошла к тебе, отдавая свое юное тело в твои старческие объятия, а ты, пенсионер, делаешь одолжение мне, находясь рядом. Ты хитрый, психолог.

– Вижу, ты серьезными делами занималась, пока меня не было.

– Я же должна была раскусить твои интриги. Я чувствую, как ты меня втягиваешь в свою жизнь, подавляешь, а я не привыкла кланяться и поддаваться мужчинам. Я сильная женщина и, предупреждаю, буду бороться до конца. Тебе не удастся меня поломать как свою жену.

Напоминание о жене неприятно резануло слух.

– С чего ты взяла, что я «поломал» жену?

– Ты сам мне говорил. Теперь жалеешь, потому что тебе с ней стало неинтересно. Я не повторю этот путь, не надейся. Ты умный, хитрый, но я тоже много думаю. Пока тебя не было, я постоянно размышляла над тем, что ты мне рассказывал. Я своим подружкам о тебе много рассказывала, передала наши с тобой вечерние разговоры. Мне так их не хватает. Я убеждаюсь, что по многим вопросам ты прав, я замечаю это все больше и больше. Представь, мне впервые стало скучно и не интересно в Донецке. Я посмотрела, как живут Аня и Света, чем насыщен их день, на что они тратят время, и поняла, что это не мое. Ты моя судьба, моя палочка-выручалочка. Ты раскрыл мне глаза на смысл жизни, на ее полноценность. И я времени зря не теряла, практически решила вопрос с кредитом, остались детали, обещают к концу января его выдать. Я присмотрела еще магазины, рассказала о своих планах нужным людям, которым доверяю, как ты и учил, подбираю команду, работаю с людьми, так, что я у тебя умненькая. Ты мне только рассказывай, подсказывай, учи, я все сделаю.

– Я в тебе не сомневался. Под какие проценты дают кредит?

– Под четырнадцать.

– Это неплохо. В Чехии банковский кредит три-пять процентов годовых, вот где можно развернуться. А я работаю под двадцать процентов и считаю это вполне приемлемым!

– Видишь, а я договорилась под четырнадцать!

– Молодец! Правильное воспитание, когда ученик достигает больших вершин, чем учитель. Будем надеяться, что ты станешь достойной ученицей.

– Не ученицей, а женой! Ты что забыл, что собирался на мне жениться?

– Оля, у нас, во-первых, с тобой об этом не было речи, а во-вторых, ты когда на себя в зеркало последний раз смотрела?

– Я знаю, что ты всегда можешь поднять настроение. В зеркало я смотрела на себя утром, когда в академию собиралась, и ничего, понравилась, а насчет свадьбы мы хоть и не обсуждали этот вопрос, но по глазам вижу, что ты к этому готов.

– Когда за меня начинают домысливать и делать выводы, меня это всегда раздражает, ты знаешь это. Поэтому оставь свои иллюзии при себе. Учись и работай, а о свадьбе мы заговорим тогда, когда ты принесешь первую пачку долларов, положишь на стол, и скажешь – это на семью. Вот тогда я пойму, что выбрал не очередную попрошайку, которая будет сидеть на моей шее и с голодными глазами ожидать от меня подачек, а взял достойного спутника в жизни, партнера, который на равных со мной станет трудиться на благо семьи и детей. Попрошаек хватает, пожить за чужой счет все мастаки, а умных, достойных партнеров в жизни я пока не встретил. Так что этот пустой разговор о свадьбах перенесем до тех времен, когда ты поменяешь свою психологию попрошайки на мировоззрение лидера, и будешь не ожидать от жизни и близких финансовой помощи, а брать все, что желаешь, поставив перед собой цель и шаг за шагом ее достигая.

– Любимый, я над этим усиленно работаю.

– Рад за тебя, приеду после Лозовой, посмотрю, чего ты добилась: сколько страниц написала диссертации, сколько денег в семью принесла. А сейчас извини, мне читать надо. До встречи.

– Целую тебя, тиран мой.

55

Дорога от Львова до Лозовой вместе с ожиданием поезда и самим переездом заняла около двух суток. Но я научился ждать. Раньше, в молодости, самым неприятным для меня было ожидание. Молодость – это пора горячности, энергии, неусидчивости. У твоих ног весь мир и, кажется, достаточно протянуть руку, чтобы завоевать его. Некогда сидеть, раздумывать, нужно действовать, активно воплощать в повседневную жизнь внутренний потенциал психики, поэтому любое промедление или ожидание воспринималось как негатив, который иногда трудно было перенести без эмоций и возмущения.

Я вспомнил ситуацию, после которой научился терпеливо сносить ожидание. В начале девяностых годов прошлого столетия я около трех лет жил в Москве. В то время, в преддверии распада Советского Союза, Москва была центром всего нового и передового, поэтому из всех уголков необъятной Родины в нее съезжались люди, чтобы посмотреть, купить, достать, приобрести себе и на перепродажу что-то материальное, насущное. Я жил в центре, недалеко от Савеловского вокзала и, как правило, любой магазин, особенно в обеденное время, представлял собой нескончаемые очереди. Как-то в обеденный перерыв, который длился около тридцати минут, мне нужно было купить пакет молока и батон. Впереди меня стояла относительно небольшая очередь из десяти человек, но каждый из них скупался по полной программе, под завязку своих физических возможностей. Простояв больше получаса и продвинувшись от силы на два человека, я был до такой степени взбешен, что дошел до наивысшей точки эмоционального возмущения, которое вот-вот готово было выплеснуться наружу. Впереди меня стояла пожилая женщина, которая, искоса наблюдая за мной, вдруг произнесла:

– Молодой человек, вы зря себя так изводите. От того, что вы нервничаете, разве очередь быстрее пройдет? Посмотрите на меня, мне пятьдесят лет, а выгляжу я как семидесятилетняя развалина, а причина в том, что я в молодости, так же как и вы, была нетерпелива и неуравновешенна. Продолжительность нашей жизни и наш внешний вид – это полноценная работа нервной системы, а мы не понимаем и не ценим этого, разрушаем ее с первых шагов самостоятельной жизни. Берегите свою нервную систему, и вы будете жить долго, при этом оставаясь молодым и красивым.

Эти слова запомнились мне на всю жизнь. Я понял, что действительно, оттого, что я нервничаю, переживаю, возмущаюсь, очередь в магазине ни на йоту не продвинется, я делал хуже только себе самому. Слова женщины успокоили меня, я отвлекся, задумался о своем, и вдруг обнаружил, что стою уже у кассы: время пролетело гораздо быстрее и безболезненней для меня. С этого момента я научился ждать.

Двое суток дороги я перенес на одном дыхании. Купил две книги и прочел их за сутки, а остальное время думал, пытался разобраться в себе и в своих отношениях с жизнью. Проезжая ночью мимо Киева, я даже не вспомнил об Оле. Меня волновала другая тема: забытое, выброшенное из воспитания у современной молодежи чувство Родины. Помню в наше школьное время, это была одна из центральных тем, на основе которой строился процесс воспитания. В настоящее время, это слово утратило приоритет и превратилось в малосодержательное, раритетное понятие, редко вспоминаемое и практически не несущее в себе былой смысловой нагрузки.

Я вспомнил о Родине, пытаясь разобраться в том, почему меня постоянно тянуло в Лозовую. Выйдя из вагона на вокзале в Киеве, я не испытал никакого волнения, никакого желания остаться, задержаться в этом городе, хотя уже больше трех лет большую часть времени жил в десяти минутах ходьбы от вокзала. Я мог взять свой немногочисленный багаж, выйти из поезда и через десять минут быть у себя в квартире. И если у «себя в квартире» еще что-то значило для меня, потому что в ней я создал все условия для творческой работы, то «к себе в Киев», даже не волновало. Не мое это было, не моя Родина.

На перроне киевского вокзала я еще раз убедился в значимости для меня моей исторической родины, провинциального города Лозовая. Со всеми передрягами, сложностями, разочарованиями, этот город оставался емким для меня и единственным, в который я хотел постоянно возвращаться. Ради него я бросил Москву и переехал с семьей, отказавшись от перспектив московской жизни. Ради него я не переехал в Харьков, и ради него всегда был готов оставить Киев. Город надежд, разочарований, близких друзей и родителей, Лозовая всегда возбуждала во мне желание созидания великого, масштабного. В Лозовой я написал пять из восьми своих книг, в ней похоронены бабушки, Юра и отец. Это была одна из тех опор, на которую я опирался в тяжелую минуту. В Лозовую я возвращался, когда было слишком тяжело и замучивали жизненные неурядицы. Здесь я отдыхал душой. Поэтому мне кажется, что Родина – это то место, где ты отдыхаешь душой, где ты вдыхаешьсвой воздух, где тебя окружают люди, которые не напрягают, а расслабляют, умиротворяют, с которыми твоя душа находится в полной гармонии. Родина – это твоя нора, в которой ты переполнен положительными эмоциями. На Родине в тебе пробуждается чувство дома: ты свой, родной, всем знакомый. Здесь видели твой взлет, твои первые шаги, падения, ошибки и достижения. Сюда хочется приехать, показать себя, свои заслуги и приобретения. Здесь ты сравниваешь себя настоящего с собой прошлым, и только здесь, соответственно, ты можешь реально обнаружить, насколько многого ты достиг. На Родине легче подытожить результаты своей жизни, потому что с большей очевидностью видишь, кем ты был и кем стал.

Помню, как раньше я практически каждые полгода покупал новые машины, этим показывая себя окружающим: вот, мол, я какой. Сейчас желание выражать себя в материальном и этим гордиться прошло: материальное временно и неустойчиво. Было время, когда у меня в городе были самые дорогие машины, самый дорогой дом. Но я понимал, и огромное за это спасибо родителям и жизни, что гонка за материальными достижениями – это бесполезная трата времени. Материальное как приходит, так и уходит: оно непостоянно и временно. Сегодня вещь модная, актуальная, ты платишь за нее большие деньги, которые в свою очередь забрали у тебя годы жизни, но проходит время и мода изменяется. Твои годы жизни, воплощенные в материальном, вдруг оказываются неактуальными, старомодными. Нужно менять вещь, чтобы угнаться за новой модой, а новая вещь – это новые годы твоей жизни. В результате получается, что ты размениваешь свою жизнь на вещи, актуальность которых не больше года-двух, и зависит от прихотей моды и обстоятельств. Я часто видел, как в нашем городе люди из последних сил тянулись, чтобы купить дорогой автомобиль, и, не проездив месяца-двух, разбивали его. Пять-шесть лет жизни, лучших лет, в обмен на дни катания на дорогом автомобиле, – с моей точки зрения, это страшно. Но редко кто из них жалел о случившемся. Эти недолгие дни фанфаронства, блеска, суеты, в центре которых были именно они, – для них лучшие дни жизни. Это их гордость, их звездный полет.

Ощутив временность материального, я захотел более глубокого и сложного – достичь высот духовного совершенства. Они менее привлекательны, так как не наглядны и не публичны. Они требуют много времени, и главное, одиночества. «Много не читай, внучек, зачитаешься» – я часто вспоминал наставление бабушки. Ее беспокоило то, что в детстве я мало бегал со сверстниками, а все читал, читал, читал. Вкусив прелести материальных благ, я обнаружил, что это не мое: променять жизнь на борьбу с модными вещами, оставить после себя груду устаревшего материального хлама, которая будет совершенно не нужна ни моим детям, ни человечеству, я не хотел. Хотелось свершить что-то основательное и вечное, что прославит Родину, что обессмертит фамилию. И я приступил к этому в Лозовой. В родных стенах, вдыхая родной воздух, я начал разрабатывать новую концепцию Мироздания, в которой попытался воплотить мечту своего детства: показать место и значение человека в масштабах Земли и космоса. Этот научный проект быстро аннулировал мои материальные достижения, но я впервые вступил в новую и поражающую масштабами действительность: изменилась Родина. Оперируя совершенно другими масштабами, я почувствовал желание говорить и действовать не от имени Лозовой, и даже не Украины, а от имени Землян, представителей разумной материи нашей планеты. Гордость, пьянящая воображение космическая реальность, соприкосновение с вечным и фундаментальным – стало действительной вершиной моих личных достижений. Я понял, что именно в этом, для многих непонятном и фантастическом мире, мне хочется реализовать себя. И как мало места занимают в этом мире материальные блага и ценности. Единственное что оставалось важным – это чувство Родины: оно связывало с реальностью, помогало вернуться в повседневную жизнь и не сойти с ума, полностью удалившись в масштабы космоса. Чувство Родины оберегало, создавало условия для нормального возвращения. И когда мое мышление возвращалось из масштабов анализа структуры Мироздания к насущным проблемам жизни, первое что я видел, это родные стены дома, родной голос жены и детей, чувствовал за окном ритм родного города и близких мне людей. И в эти минуты я понимал важность понятия Родины. Если бы я возвращался в иную среду, не ждущую меня, не притягивающую на уровне глубинных чувств, не знаю, осталось бы у меня желание возвращаться. Возможно поэтому, многие ученые так оторваны от жизни: у них другие ориентиры, другие масштабы и, главное, другая Родина, которую они не хотят менять на чужое и отталкивающее повседневное существование.

56

В Лозовой меня встречали. Жена, Эля, Настя стояли на вокзале, и в окно заходящего на станцию поезда я видел эти дорогие для себя лица.

– Папуля, я так за тобой скучала! – Настя бросилась мне на шею, едва я вышел на перрон вокзала. За ней меня обняла Эля. Наташа, улыбаясь, стояла чуть в стороне.

– Привет, родная, а ты не рада? – я подошел к ней и поцеловал в щеку.

– Глупый, я так тебя ждала – она нежно тронула мою щеку рукой.

Со стороны казалось, что встретилась идеальная семья: чувства, эмоции, доброжелательство, переполняли каждого из нас. И действительно, в тот момент мы были до такой степени рады друг другу, что все проблемы, которые преследовали нашу семью в последние годы, отошли на второй, далекий план, и мы отдались потоку чувств.

– Папуля, мама такой шикарный завтрак приготовила! – не выдержав, похвасталась Настя.

– Настя, тебе нельзя доверять никаких секретов – с укором заметила Наташа.

– Мамуля, пусть папа знает, как мы его ждали. А ты подарки нам привез?

– Конечно!

Дома действительно был накрыт праздничный стол. Дети отгуливали последние дни каникул, поэтому никто никуда не торопился.

– Что у вас нового? – после того как были розданы подарки, и я вкратце рассказал о своей поездке, поинтересовался у Наташи.

– У нас все по-старому, тебя ждем, работаем.

– Папа, а мама за все время пока тебя не было, ни разу голоса не повысила! – похвасталась Эля.

– Эля, зачем ты.

– А что, пусть папа знает, что мы работаем над собой. Даже Настя борется со своими бздыками.

– Потому что ты мне не грубишь! – вставила Настя.

– Мы все работаем над улучшением отношений в нашей семье – рассуждала Эля.

– Молодцы! Крики и эмоции, это все неправильно, ведь мы с вами умные люди и сами должны создавать условия для комфортного существования. Зачем самим себе усложнять и без того нелегкую повседневную жизнь? Эля, а как у тебя с учебой?

– Отлично. Ты ведь обещал, что если я десятый класс закончу на отлично, то купишь ноутбук.

– Было такое дело.

– Первое полугодие я вытянула, должна вытянуть и второе. Трудно, но мы боремся, фамилия обязывает!

– А у тебя, Настя, в учебе все также, проблемы?

Для Насти это был не из приятных вопросов.

– Папа, я стараюсь, но у меня не получается. Нужно ходить на дополнительные занятия, а ты не пускаешь.

– Я первый раз об этом слышу. Как это я не пускаю тебя на дополнительные занятия?

– Но ведь у нас нет денег. Я у мамы спрашивала, она ответила, что пока нужно подождать.

Я с удивлением посмотрел на жену.

– А чего я про это не знаю?

– Олег, ты сам говорил, что у нас проблемы с деньгами, зачем я буду лишний раз надоедать тебе своими просьбами.

– Но ведь это детям нужно! – я не понимал жену. – Если ребенок отстает, можно походить месяц-два на дополнительные занятия, подтянуть его, ведь потом сложнее будет.

– Это ты сейчас так говоришь, а когда я один раз заикнулась на эту тему, ты мне наговорил такого, что я решила больше с этими вопросами к тебе не обращаться.

– Но тогда этот вопрос стоял по-другому – неприятная волна раздражения захлестнула меня. Я с трудом сдерживался. – Я понимаю, что проще сделать папу крайним, и все свалить с больной головы на здоровую, но насколько я помню, разговор заходил только о том, что Насте тяжело дается учеба и что в этом ей нужно помочь. Конкретно о том, что нужны дополнительные занятия по какому-то предмету, речи не было. Я действительно тогда возмутился, и сказал, что это ваша с бабушкой вина в том, что Эля уже с четвертого класса самостоятельно решала уроки, а Настя до сих пор надеется на ваши подсказки; сама не хочет думать, а бежит к вам за решением. Мое мнение, что если бы вы ей меньше помогали, то она или бы на двойки скатилась, и мы понимали, что проблема в ее лени и в нежелании учиться, или же взялась за ум, и не отставала в учебе от Эли.

– Ты неправ, Элеоноре мы тоже долго помогали решать уроки.

– Мама не надо, уже в четвертом классе я решала все сама, потому что знала, что за каждую тройку меня ждет порка от папы.

– Я знаю одно, что Настю вы с бабушкой разбаловали. На отлично учатся те, у кого есть желание и кто стремится к этому, а откуда у Насти появится желание, если она не понимает многих предметов?

– Она с пяти лет пошла в школу, ей тяжелее, чем одноклассникам.

– Ну и что! Проблема, повторяю, не в том, во сколько Настя пошла в школу, а в том, что вы мешаете ей понять урок, новый материал.

– Папа я не понимаю ни физику, ни химию!

– Как ребенок может понять урок, если он заранее знает, что домашние задания в любом случае за него решат или бабушка, или мама?

– Мы не решаем, она сама решает.

– Мама не надо! – вставила Эля. – Вы бьетесь с ней, бьетесь, а потом сами решаете, лишь бы отвязаться от нее. Вам всегда ее жалко.

– И я не один раз видел, что Настя сидит, думает о своем, а ты не понятно кому объясняешь. Помощь ребенку заключается не в том, чтобы решить за него домашнее задание, а в том, чтобы заставить ребенка выполнить его. Мне родители редко помогали делать уроки, и я считаю, что в этом они были правы. Но я знал, что до тех пор, пока не будут сделаны уроки, мне запрещено чтение книг, телевизор, и это заставляло меня искать решение задач. То есть я был поставлен в такие условия, которые стимулировали меня к выполнению домашних заданий. И кроме всего этого, я знал, что если вдруг получу плохую оценку, то меня ждет жестокое наказание. Все это и заставляло меня учиться. Наташа, в этом вопросе у нас с тобой полное непонимание: ты жалеешь ребенка и тем самым делаешь ей плохо, а я стараюсь, пусть через жесткость, но принести ей пользу. Она сама должна решать уроки, а не надеется на помощь со стороны.

– Если ты такой грамотный, бери и занимайся с ребенком! – Наташа сидела уже красная, взведенная.

– А ты тогда возьми на себя бизнес и финансовые вопросы семьи.

– Я у тебя всегда во всем виновата! – только сейчас я заметил, что кризис у Наташи близок, и попытался спасти обстановку.

– Речь не идет о том, что кто-то кого-то винит, мы говорим о том, что ребенку нужно помочь, но по-другому, ни в коем случае не решая за него его же проблемы – я замолчал, чувствуя, что уже договорился. Эйфория счастья от долгожданной встречи улетучилась, и на ее месте осталась напряженная атмосфера непонимания, которая давила, резала нервы. Чтобы выйти из нее, отвлечься, я, выбрал всегда находящийся под рукой спасительный вариант – Спасибо за теплый прием, но мне пора ехать на работу. Кто со мной?

Детвора не захотела со мной расставаться, и мы втроем поехали в «Колумб». До самого вечера я решал организационные вопросы, стараясь меньше думать о предстоящем вечере.

57

Вечером, я заехал проведать маму. Дети давно уже были дома, делали уроки, мне же возвращаться домой не хотелось.

– Как твоя голова, болит часто? – был первый вопрос мамы. Она знала, что значит головная боль, поэтому всегда сочувствовала мне.

– Часто, но терплю, разве у меня есть другой выбор?

– Ты бы поберег себя.

– Мама, ты сама учила, что отдыхать будем на том свете, а пока живы, должны трудиться. Отец до последних дней у меня работал, с больным сердцем, но молча, упорно, никогда этого не забуду!

Мама была сильным человеком. Сейчас я понимаю, что характером она была сильнее отца, поэтому достойно встретила его смерть и свое одиночество. Она большую часть своей жизни прожила с ним и кроме отца никого из мужчин видеть не хотела.

– Как твои успехи в Киеве?

– Все хорошо. В Киеве даже очень хорошо, а здесь проблемы с Наташей: ругаемся, не находим общий язык.

– Ты не говори глупостей, она твоя жена и очень хороший человек. Ты береги ее – для мамы это была больная тема. В ее роду никогда не было разводов.

– А ты считаешь нормальным, что я нахожу любые поводы, лишь бы оттянуть время возвращения домой? Я и сейчас боюсь возвращаться домой, потому что не знаю, какой прием меня ожидает. Устал: на работе проблемы, приходишь домой, там тоже нет покоя. Весь день на нервах, так и загнуться можно.

– А ты думаешь, мне было легко с твоим отцом? Так он в двадцать девать лет женился, казалось бы, уже нагулялся, успокоился. Где там, все вы мужики одинаковы. Только тебя на женщин тянет, как его отца, покойного деда Федю, а твоего папу к друзьям тянуло, без них и дня прожить не мог. Но я терпела, знала, что он вам нужен. У меня даже мыслей не было о разводе, потому что видела, что пережила твоя бабушка, а моя мама, пока дедушку Гришу вернула! И как нам было тяжело без отца!

– А правда, что бабушка забрала дедушку у его любовницы?

– Тогда трудные времена были: война, голод. Нас война разъединила: дедушка уехал на фронт, а мы в эвакуацию, в Сибирь. Потом он попал в плен, после освобождения, снова на фронт, так мы и потеряли друг друга. У мамы нас уже трое было: старшему, Толе, семь, Вите, три, а мне только год. Война окончилась, папа нас не нашел, уехал с фронтовой подругой, а мамины усилия увенчались успехом. Она нашла его, взяла Толю и поехала к нему. Надо отдать должное, твой дедушка выбрал детей, не остался с молодой и бездетной вдовой, поехал с мамой, забрал нас и мы все вернулись на Украину. Вот что значит ответственность перед детьми! А что было бы с нами, если бы дедушка не вернулся? Смогла бы нас бабушка троих воспитать и поставить на ноги? Поэтому не греши сынок, Бог все видит! Дети, это святое!

– Мама, я и сам знаю, что кроме меня мои дети никому не нужны, но ведь никто и не говорит о том, что их нужно бросать. Наоборот, я хочу создать им более нормальные условия для развития, показать, что и без крика, в кругу любви и взаимопонимания возможно существование и развитие семейных отношений!

– Ты глупости говоришь! Как могут дети расти без мамы? Ты взрослый, умный, кандидат наук, а тешишь себя нелепыми мыслями. Неужели ты думаешь, что твоей молодой девушке нужны будут твои дети? Если у вас родится свой ребенок, чего не допусти, Господи, она, как и любая другая мать, будет думать, прежде всего, о нем, и твои девочки для нее сразу отойдут на второй план. Подумай о них, как они будут жить, видя, как мачеха пестует своего родного ребенка, и как с какой холодностью относится к ним. Ведь это травма души на всю жизнь!

Сынок, не лишай их материнской любви, и сам не думай уходить: перебесись, отдохни, и возвращайся в семью!

– К скандалам и крикам?

– А ты уступи, попытайся понять ее, ведь ты как бык, упрешься на своем и с места не сдвинешься. А она ведь женщина, она тоже хочет, чтобы к ней прислушивались, чтобы с ее мнением считались. Окружи ее вниманием, заботой, лаской, нам всем этого хочется, и ты увидишь, сколько она отдаст тебе взамен!

– Мама, тебе только книги писать, а я думаю, в кого я пошел.

– Ты не шути, не уходи от разговора. Ты хозяин в семье, и если не можешь создать нормальный климат в семье, то причина не в ком-то другом, а в тебе самом. Это ты довел жену до такого состояния. Я помню ее совершенно другой: тихой, приветливой, спокойной. И знаю тебя, как ты грубостью, бессердечием, можешь вывести любого человека из себя. То, что Наташа с трудом себя контролирует, это твоя вина, дело твоих рук. Как довел ее до этого, так теперь и лечи.

– Теща на твоем месте уже давно бы настояла на нашем разводе, а ты мне все семья, семья…. А как у других матерей сыновья по нескольку раз разводятся, женятся, дети у них от разных жен, и живут, причем некоторые нормально живут.

– Ты в память об отце не делай этого, пусть ему там спится спокойно. Не гневи его, он бы никогда не допустил такого. Я не хочу слышать о других семьях, у нас своя семья, со своими порядками, традициями, нравами. Я тебе свое мнение сказала: я знаю, и буду знать только твою законную жену, Наташу, а все остальные для меня, авантюристки и бляди, ко мне их можешь не приводить, не приму. И тебя, если бросишь семью, тоже знать не хочу: лучше умереть, к деду уйти, чем видеть такой позор.

– Мама, ты всегда меня поддерживала в трудную минуту, спасибо.

– Не расстраивай меня, сынок. Хочешь моей смерти, так и скажи, но ходить, теребить мне душу, не надо. Сам видел, кого брал, мы тебе своего мнения не навязывали, ты у нас за Наташу не спрашивал, поэтому терпи, мирись, но живи совместно. Дети, семья – это самое святое, что есть у человека в жизни.

– Ладно, мама, спокойной ночи, поеду к семье.

– Вот и правильно, езжай к жене, к детям и о глупостях не думай. Все нормализуется, было бы только желание.

– А вот его то, наверное, уже и нет…

– А ты найди, во имя детей, во имя нас с отцом.

58

Чувствуя себя изгоем в кругу близких для меня людей, я без особого желания возвращался домой. Против Оли был настроен Ткаченко, мама, сестра, Сережа. Все, кто был дорог мне, близок, даже не видя ее, уже отказали ей в своей поддержке. Но почему? Я попытался поставить себя на их место: ведь по большому счету, мне были дороги они, а не их близкие, знакомые. Неужели проблема, действительно во мне? Неужели в этой ситуации что-то остается за полем моего внимания? Какое-то внутреннее раздражение зрело во мне, приумножалось. Чем больше близких для меня людей отказывались стать на мою точку зрения, принять мои отношения с Олей, тем с большими усилиями я искал оправдания своего общения с Олей, тем ближе мне она становилась. Я чувствовал, что многое из моего поведения с Олей строится на нелогической основе, и понимал, что, возможно, делаю это на зло близким, дорогим для меня людям.

Дома все уже спали. Я разделся и лег рядом с Наташей: притворяется она или действительно спит? Этот вопрос как кол стал передо мной и мешал заснуть. Накручивая себя изнутри, я задавал одни и те же вопросы: «Почему проблемы в наших отношениях волнуют только меня? Неужели только мне нужно думать о будущем наших детей, о перспективах семейных отношений? Как другие мужчины решаются на кардинальный шаг смены семьи? Неужели они тоже проходят через такие сомнения, негативное восприятие близких?»

«Спит Наташа или притворяется?» – этот вопрос преследовал меня, раздражал. Я ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, прислушивался к ее дыханию, пытаясь определить, ждала она меня или заснула. Поведение каждого человека опирается на устоявшуюся систему взглядов, определенные принципы. Одним из таких принципов для меня была верность семье и семейным идеалам. Я не мог сказать, что Наташа не соответствовала этим идеалам, скорее Оля меньше под них подходила. Но Наташа не могла создать главное, что я ценил в семье и считал неотъемлемой ее частью – покой. Семья, с моей точки зрения, это крепость, в которой каждый человек должен чувствовать себя защищенным, умиротворенным, расслабленным. Внешняя жизнь, повседневный образ существования – это постоянные стрессы, борьба, страдания. И отдохнуть от этого, расслабиться, сбросить с себя защитные одежды можно только в семье, в кругу людей, которым доверяешь. Именно поэтому, с моей точки зрения, семья необходима каждому человеку, так как без нее он быстро сжигает себя изнутри. Без своей крепости, семьи, человек живет в постоянном напряжении, на износе, что гораздо быстрее сокращает годы его жизни.

В последнее время, практически не загружая себя, не надрываясь, я, тем не менее, все больше стал чувствовать внутреннюю усталость, вялость, упадок сил. Мой темп жизни в сравнении с прошлыми годами сильно спал, но вместо облегчения, вместо того, чтобы накопить и восстановить силы, я чувствовал, что словно выдыхаюсь, бреду на ватных ногах, доживая последние часы. Но одновременно знал и другое, что во мне еще были силы, что внутри еще клокочет энергия и что причина моей усталости не в том, что я уже выдохся, исчерпал себя в этой жизни, а в неопределенности, которая сложилась вокруг моей семьи. Я просто не мог полноценно отдохнуть, расслабиться и набраться сил. Для меня семья превратилась в еще более раздражительный, негативный фактор, чем повседневная жизнь. В семье я уставал больше, чем борясь с жизненными проблемами. И этот семейный дискомфорт негативом окутывал мое повседневное существование.

Я начал задумываться о необходимости перемен. И вдруг желание что-то исправить, наладить, натолкнулось на неприятие со стороны близкого окружения. Близкие, не понимая глубины моих внутренних проблем, не видя моих страданий и сомнений, не разобравшись в ситуации, а судя лишь по эпизодическим мыслям и событиям, наложили «вето» на любые радикальные изменения. Я, по большому счету, попал в зависимость от своего близкого окружения: для того чтобы что-то изменить в своей жизни, я должен был определиться с семьей, но сделать этого не мог, потому что наталкивался на еще большее неприятие со стороны родителей и друзей. Меня обложили со всех сторон: конфликтную обстановку в семье я не мог исправить под давлением возникновения не менее болезненного для меня конфликта с близкими и дорогими для меня людьми. Из двух зол я должен был выбирать менее худшее.

Меня все больше раздражало сопение Наташи: она действительно спала, это было очевидно. Факт мирного сна жены на фоне моих внутренних терзаний еще больше возбуждал мои мысли. Зачем я так глубоко копаю, терзаю себя сомнениями? Если это нужно только мне, то меня вполне устраивала неопределенность: есть Оля, общаясь с которой я мог реально расслабиться, и есть семья. Пусть остается все, как есть, без изменений и определенности…

59

На следующее утро я выехал в Киев: там мне было комфортно и спокойно, а здесь, в Лозовой, я находился на грани эмоционального срыва и не хотел нарушать и без того хрупкий мир в нашей семье.

Практически весь январь и февраль я провел в Киеве. Мне было хорошо, уютно, спокойно. Я убегал от конфликтов с женой, прятался от необходимости расставить все точки над «и», пользовался моментом и жил полноценной жизнью, хотя предчувствовал, что это не надолго. Но я до последнего оттягивал момент выяснения отношений….

За эти два месяца я мало сделал: в бизнесе назрели проблемы, которые требовали решения, но для этого нужно было определенное время пожить в Лозовой, а я не хотел этого; в творчестве подготовка к защите диссертации двигалась своим чередом, и я не мог ускорить ее; нового ничего не писал. Я паразитировал, довольствуясь комфортом и той суетой, которая происходила вокруг меня. Все это время я наблюдал: за Олей, Наташей, поведением близких для меня людей. Я успел за два месяца разочароваться в Оле как в партнере по бизнесу: она старалась, выполняла все, что я ей говорил, но ее не воспринимали как серьезного человека. Она привыкла обманывать по мелочам, и эта привычка сыграла с ней злую шутку: теперь, когда она говорила правду, ей никто не верил, считали, что она фантазирует, преувеличивает свои возможности. Поэтому все темы, которые она приносила, и которые я мог решить, на самом деле оказывались пустышками. Мы не только не заработали на них денег, но нажили определенные проблемы, так как люди, к которым я обращался и которые для меня решали эти вопросы, хотели денег, а те, для кого мы решили эти вопросы, прятались от Оли и не верили, что в решении вопроса есть ее заслуга.

Пока я пытался наладить с Олей бизнес-партнерство, Наташа в этом плане меня все больше и больше радовала. Она перестала преследовать меня своими претензиями, выяснением отношений в телефонном режиме, отдалась больше работе, и соответственно, результаты ее труда стали для меня более очевидными. Она сильно удивила меня подарком на день рождения: за пятьсот гривен купила мне ручку «Паркер». Такого дорогого и приятного подарка я не получал за все тридцать девять лет жизни. При этом я учитывал, что Наташа зарабатывала всего шестьсот гривен в месяц, и я только мог догадываться, сколько времени она себе отказывала, накапливая нужную для подарка сумму. Оля подарила безвкусную и бесполезную вещь, чем меня сильно, очередной раз, разочаровала.

За эти два месяца я с большим интересом наблюдал за поведением Сережи. Он не скрывал своего негативного отношения к Оле:

– Ты бойся меня, ты мне сильно не нравишься – открыто заявил он Оле.

Оля поначалу попыталась настроить меня против него, но для меня этот человек входил в очень близкий круг, и мое отношение к нему не могло измениться. Несмотря на многие неприятности, которые я перенес по Сережиной вине в ранние периоды нашего знакомства, я очень многое взял от него и научился. Впоследствии Сережа финансово помог мне в организации бизнеса, и я ему за это был благодарен.

Я со стороны наблюдал за игрой Сережи, который провоцировал Олю, заставлял ее все чаще ошибаться. Он не верил в ее искренность, и пытался доказать мне ее двуличие.

– Олег, несмотря на то, что ты дорос почти до профессора, в жизненных вопросах ты дилетант: обмануть тебя, втереться в доверие – раз плюнуть. Ты разве не видишь, что она аферистка, что она играет, рассчитывая по максимуму использовать выпавший ей шанс в жизни?

– Ты говоришь глупости, какой я для нее шанс? Тем, что кормлю бесплатно, и она живет у меня? Так сейчас большинство продуктов ее мама передает, а жить она может на квартире, которую сняла, ведь она и вещи туда перевезла.

– Она хочет разлучить тебя с семьей, дурачок! Кормежка и квартира на данном этапе ей совсем не нужны. Это потом, когда ты как слепой теленок за ручку пойдешь с ней в ЗАГС, или если она вдруг забеременеет от тебя, тогда тебе предъявят полный расчет за пользование молодым телом. Олег, это стерва, и ты зря смеешься над моими словами.

– Сережа, я не знаю, откуда ты взял, что у меня в планах свадьба с ней. Мы с Наташей венчаны, и как бы у нас не сложились отношения, второй раз надевать свадебный костюм у меня нет желания. Позориться в ЗАГС я не пойду. И насчет ребенка ты перегнул, у нас таких мыслей не возникало.

– Я смотрю на тебя, слушаю, и все больше убеждаюсь в том, что она тебя околдовала. Ты словно слепой щенок не видишь всего того, что вокруг тебя происходит. Твои «я не думаю», «мы не планируем» – такой наивный детский лепет, что даже противно слушать. Кто тебя будет спрашивать? Тебя поставят перед фактом, и все, точка. Я уверен, что она посещает разных шаманок и пользуется их услугами: чем больше ты мне пытаешься доказать ее исключительность, тем крепче во мне уверенность, что без сверхъестественных сил здесь не обходится.

– Сережа, я не верю в эти бредни: шаманы, колдуны, предсказательницы. Это ты на этом повернут, а для меня это простое одурманивание народа с использованием примитивных знаний в области современной психологии, нейрофизиологии и космологии. Я этим вопросом косвенно занимаюсь на научной основе, и скажу тебе, что частично магия имеет под собой научную составляющую, но в основном, в том виде, который используется по отношению к людям, это чистой воды шарлатанство.

– Олег, мы уже не один раз спорили с тобой по этому вопросу, но ты мне так и не смог объяснить, что если магия шарлатанство, то откуда предсказатель из Житомира мог знать о моих проблемах в отношениях с Таней?

– Я не присутствовал при разговоре, но уверен, что он вопросами вывел тебя на разговор и без конкретики, ее ты сам додумал, изложил некоторые аспекты твоей жизни. Или же есть второе объяснение – ему кто-то предварительно дал информацию о тебе, ведь ты у нас парень видный, помочь тебе принять ту или иную точку зрения многие хотят.

– Но ведь я этого монаха первый раз в жизни видел.

– Но мы же туда по чьей-то рекомендации ехали?

– А как объяснить ломку, которая преследовала меня, когда я решил расстаться с Таней? Ведь ты знаешь, сколько у меня было женщин, я всегда с ними легко расставался. Но как только соберусь бросить Таню, у меня такие боли в желудке начинаются, что днями с горшка не встаю, разве это не наговор? Олег, с этим шутить не нужно!

– Сережа, я не хочу спорить и что-то доказывать, но по отношению к Оле, ты даже не представляешь, насколько я трезв в оценке. Я замечаю мелочи, на которые месяц назад не обращал внимания. Поэтому спасибо тебе за усилия нас развести, но дело в том, что сходиться-то с нею я не собираюсь. Мне удобно, комфортно, этим я и довольствуюсь, а будущего с ней не вижу, точно так же, наверное, как и будущего с Наташей. Ты пойми меня, я впервые получил возможность жить полноценной жизнью с женщиной и при этом не загрузить себя обязательствами. Мы живем с Олей и радуемся сосуществованию. При этом ты сам видишь, что радуюсь все-таки больше я, а ей нелегко со мной, бедная живет в состоянии постоянного стресса. Но за это я и уважаю ее, в чем-то даже потакаю ей, так как понимаю, насколько ей тяжело со мной. Ты ведь тоже балуешь Таню, особенно когда на тебя находит лирическое настроение, и ты вспоминаешь, сколько гадостей ей сделал?

– Ты не сравнивай свою Олю с Таней. Мы с Таней вместе больше восьми лет и я знал ее голой и босой, в драных джинсах, а твоя Оля лицемерка, корыстная, нечестная, и я докажу тебе это.

– Буду очень благодарен. Только прошу, больше такта; не наезжай на нее так сильно, ведь все-таки это моя девушка.

60

В середине февраля Сережа пригласил нас с Олей в модный киевский ночной клуб «ДискоРадиоХол».

– Посмотрим на твою избранницу со стороны.

Оля была рада неожиданному приглашению. Мы с ней такого рода мероприятия не посещали, так как, с одной стороны, они стоили немалых денег, а с другой, я не любил ночные тусовки.

– Что это Сережа расщедрился? – Оле трудно было понять ход мыслей моего товарища, я же был уверен, что все это он затеял не зря. – Может, у него изменилось мнение обо мне? Может, наконец, смирился с моим присутствием? – Оля быстро одевалась, рассуждая сама с собой. – Ты же меня всегда перед ним защищаешь?

– Ты разве не видишь? Когда последний раз он тебя обижал?

– Ты прав, в последнее время он стал более тактичен. Может, я ему начала нравиться?

– У него и спросишь, откуда мне знать?

– Спрошу. Я так рада, Олег, мы с тобой давно никуда не выходили, все дома сидим.

– Зато как много ты сделала для своей диссертации: две статьи написала, первый раздел закончила.

– Спасибо тебе мой золотой, это все благодаря тебе.

Надо отдать должное, Оля оделась быстро. Она не относилась к категории женщин, которым было вечно нечего одеть, или нужно больше часа, чтобы привести себя в порядок. В этом плане она мне нравилась: десять-пятнадцать минут, и она была готова. Мне не хотелось ее расстраивать тем, что Сережа предложил взять ее с собой буквально в последние полчаса, руководствуясь малопонятными для меня соображениями. Мы планировали сходить на дискотеку втроем: Сережа, я и Вова, но в последнюю минуту Сережа перезвонил и предложил взять Олю. Я не стал по телефону выяснять причины обновления планов, но вечер предстоял интересный.

Модная тусовка в понимании молодежи начала третьего тысячелетия представляла собой толпу полуобнаженных барышень, с максимальным эффектом выставляющих на показ свои немногочисленные достоинства; такую же многочисленную толпу мужчин, выбирающих себе напарниц; шквала звуков, который в моем понимании тяжело было назвать музыкой; разъедающего глаза сигаретного дыма и вызванной, главным образом, алкоголем и легкими наркотиками, показательной атмосферы раскрепощенности. Разговаривать было практически невозможно – чтобы услышать друг друга, нужно было кричать в самое ухо. С Сережей мы редко посещали такого рода мероприятия, так как не любили ни запаха сигаретного дыма, ни громкой музыки. Для Оли, и это я видел в ее глазах, это была родная атмосфера, в которой она чувствовала себя как рыба в воде. За все время нашего общения мы второй раз посещали с ней такого рода мероприятия, но я впервые обнаружил, что ей этого не хватало. Она как рыба жадно хватала ртом воздух родной стихии и не могла им насладиться.

– Пойдем танцевать! – прокричала она мне на ухо, едва мы только расселись за нашим столиком.

– Иди сама, я не танцую – прокричал я ей в ответ. Оля не дискутировала: одарив меня улыбкой, она скрылась в массе танцующих.

Я не наблюдал за ней: в полумраке, под яркими вспышками прожекторов, мне было трудно различить ее в топе. Танцующая масса людей представляла собой единый движущийся организм, неделимый на составляющие. Это была безликая, целостная, вязкая масса, колыхающаяся, пульсирующая под давлением звуков.

– Ты свою красавицу видишь? – прокричал мне Сережа.

– Нет, а что?

– Она как у себя дома, понаблюдай за ней.

Я с трудом выделил тело Оли из массы танцующих. С закрытыми глазами, расслабленная, полностью отдавшаяся власти музыки, со своей искривленной улыбкой на лице, она, если присмотреться внимательно, выделялась на общем фоне. Ее не интересовали мужчины, как многих присутствующих барышень, она не старалась произвести впечатление на окружающих, что было заметно у других, она выделялась своей естественностью. По ней было видно, что она в родной стихии. Ее не волновало окружение, не мешала теснота, плотная масса движущихся тел. Топчась на месте, она отдавалась музыке в душе, и движения у нее шли из подсознания.

– Она как наркоманка – заметил Сережа, так же пристально наблюдая за ней.

И в этом сравнении было что-то похожее: так естественно и непринужденно мог вести себя человек или обкуренный, или под действием наркотических средств. Другие играли, и эта игра была заметна и объяснима. Она же жила в каком-то своем мирке, иногда даже оторванном от музыки, от ее ритма, и это уже было непонятно.

– Посмотри, какие рядом с ней красавицы танцуют. – Сережа указал на двух девушек, привлекательной наружности.

– Сходи, потанцуй, познакомишься.

– Вову послать надо, он лучше танцует.

– Нет, пацаны, я еще не настолько пьян.

Минут через десять подошла Оля.

– Неплохо танцуешь – сделал ей комплимент Вова.

– Спасибо, следующий раз с тобой пойду.

– Согласен.

– Оля, Сереже понравились вон те две девушки, познакомишь нас? – спросил я у нее.

– Легко. – Она не задумываясь, направилась к ним. Через несколько минут общения, мы увидели, как они втроем двинулись к нашему столику.

– Во дает! – восхитился Вова.

– Готовься Сережа, твоих красавиц ведут.

Сережа явно не рассчитывал на такой поворот событий. Оля подвела к нам двух девушек и представила нас:

– Это мой муж – указала она на меня – Это брат, а это его друг – представила она Сережу и Вову. – Танечка, ты очень понравилась Сереже, он сам стеснительный, поэтому попросил меня познакомить вас. – Оля говорила непринужденно, улыбаясь, довольная своей игрой. Сережа сидел красный, видимо испытывая неловкость от создавшейся ситуации.

– Сережа, приглашай девушек к столу! – пришел к нему на помощь Вова. – Танюша, проходи, присаживайся. Классно танцуешь! – Приходилось кричать, перекрикивая музыку, но никто не испытывал от этого каких-то неудобств.

Таня со своей подругой присели за наш столик, и мы вшестером попытались вновь войти в русло непринужденности и раскрепощенности. Сережа быстро оправился от неожиданной услуги Оли, обменялся с Таней телефонами, договорился о встрече, и практически сразу потерял к ней интерес.

– Вова, бери девчонок, Олю, идите, танцуйте, вас не хватает в этом зале, – лишь бы отделаться от них предложил Сережа. Но компания с удовольствием подхватила этот призыв и дружно двинулась на танцпол. Мы остались вдвоем.

– Как тебе Танюша? – спросил я.

– Неплохая. Твоя Оля быстро сориентировалась.

– Старается, хочет тебе понравиться.

– Не получится. Не нравится она мне, и хочешь ты этого или нет, но я с ней буду бороться. Я выведу ее на чистую воду, потом благодарить будешь.

– Докажи свою правоту, за благодарностями не станется.

Я видел, как Сережа весь вечер пристально наблюдал за Олей. Не осталось это без внимания и у Оли. Она со своей стороны старалась понравиться ему, выполнить любую его просьбу, угадать любое желание.

– Олег говорил, что у тебя подруги красивые есть, это правда? – спросил у нее Сережа, когда она уставшая и запыхавшаяся очередной раз присела за наш столик.

– Да, есть, он видел: Аня, Света, Жанна. Олег, скажи, они, правда, прикольные?

– Неплохие.

– Почему ты их в Киев не приглашаешь?

– Анька была у меня недавно, когда я квартиру снимала. А сейчас куда я их приглашу? Олег не любит, когда много народу в квартире, еле меня терпит.

– А они настоящие красавицы или как ты?

Оля не обиделась:

– Настоящие, особенно одна, Вика зовут. Она актриса, в Киеве в театральном институте училась, сейчас работает в Донецком театре, тебе обязательно понравится.

– Так приглашай ее, может, Вову женим.

– А как же ты?

– Мне много не надо, ты же знаешь мой принцип: все лучшее близким.

– Боюсь, она Вове только неприятности доставит: у нее характер стервозный, цену себе знает, задешево не отдастся.

– А почему ты нас недооцениваешь? Ты только посмотри на Вову: вылитое лицо торговой марки «Валентино». Просто еще не востребован.

– Я приглашу, но где она жить будет?

– У вас с Олегом.

– Мне она не нужна, я с Олиным присутствием еле смирился, куда мне еще ее подруги?!

– Малыш, не капризничай, втроем на диванчике разместитесь, покувыркаетесь.

– Сережа, я против, мне соперницы не нужны.

– Оленька, что такое, боишься своего любимого потерять?

– Конечно, он мне слишком дорого обошелся. Сколько я с ним здоровья потеряла!

– Тогда поселим Вику у Вовы, согласен?

– Не нужно мне никого селить, мне одному хорошо живется!

– Видишь, Сережа, она никому не нужна: жить негде, перспектив никаких, чем я ее смогу сюда завлечь? А она, кстати, сейчас близко дружит с моей сестрой. Если Лена узнает, что Вика едет в Киев, то обязательно с ней напросится.

– Так пусть едут вдвоем. Надеюсь, твоя сестра на тебя не сильно похожа?

Оля рассмеялась:

– Нет, в семье одна я только страшилка. Моя сестра красавица, во всяком случае, так считают окружающие. Хочешь, фотку покажу? – Оля быстро достала телефон и нашла фотографию сестры – Вот она.

– Неплохая – Сережа улыбнулся – Когда познакомишь?

– Так тебя с кем знакомить, с сестрой или с Викой? Ты определись, пожалуйста.

– Знакомь с обеими, а там разберемся.

– Тебе же старушки нравятся, вот и бери сестру – вставил Вова.

– Вовчик, ты ошибаешься, моя сестра выглядит не по своим годам, и уж на старушку никак не похожа. Она следит за собой: дорогие крема, массажи, пластические операции. Она в вашем вкусе: большая грудь, талия, выделяющаяся попка, томность движений. Но я с ней сейчас не общаюсь: она на десять лет старше и считает, что я во всем должна ее слушать. Сколько себя помню, она всегда надо мной издевалась. Хотите, прикол из своего прошлого расскажу? Я когда маленькая была, постоянно болела, и врачи посоветовали родителям каждый вечер по часу со мной гулять, для укрепления здоровья. Когда мама с папой уходили в гости, они естественно, заставляли Лену гулять со мной. Родители только за порог, к Лене подружки придут, друзья, она с ними в комнате закроется, а меня на стул возле окна поставит, форточку откроит и говорит: «дыши глубже, тебе же гулять надо!» Вот так я с Леной и гуляла по часу, два. Родители возвращаются, спрашивают у меня: «Ты гуляла с Леной?», я обманывать не умела, отвечала, что гуляла. Они Лену похвалят, еще шоколадку подарят. Вот примерно так у нас складывались отношения с сестрой.

– Неплохо тебя выгуливали – заметил Вова.

– А еще помню, родители заставят Лену убрать в доме, она естественно на меня это все переложит, а если я вдруг стану отказываться, она снимет с меня колготки и трусы и за дверь квартиры выставит. Я стеснительная была, плачу, на все соглашаюсь. Но она еще подержит меня за дверью, и если не в настроении, пригрозит Ванюшу по телефону вызвать.

– Кто такой Ванюша?

– Соседский мальчик, с которым мы в детский садик вместе ходили. Я как представлю этот позор, квартиру выдраивала до блеска. В платье, без трусов и колготок, вымывала в квартире каждый уголок. А Лена в это время телевизор смотрела, и иногда указания давала. Трусы и колготки мне отдавала только тогда, когда я все уберу. Иногда по два-три часа я уборкой занималась. Родители вернутся, Лену за старание похвалят, мне в пример приведут, и гулять отпустят, а я после этого за уроки садилась. Так что, Сережа, с Леной у нас отношения сложные.

– Оля, то, что у тебя было трудное детство, по тебе видно, но я тебя прошу, неужели приезд Вики и Лены нельзя организовать? Ты же хочешь, чтобы между нами был мир, и чтобы теперь уже я без трусиков и колготок не выставлял тебя за дверь, пока ты не выполнишь мою просьбу?

Оля задумалась.

– Их приезд организовать можно, но только через Вику. Лена со мной не станет разговаривать. Она когда слышит мой голос, срывается до истерики: кричит, ругается матом.

– А она послушается Вику?

– Думаю да. Ей интересно, что у меня здесь, с кем живу, чего добилась…

– Оля, это же другое дело, ты настоящий Клондайк! – Сережа от удовольствия потер руки. – Значит, договорились, звони Вике!

Не ожидая такого напора, Оля возмутилась:

– Ты что, сейчас поздно. Почти полночь!

– А что, твоя актриса рано ложится спать?

– Не рано, но она с парнем живет, при нем Вика разговаривать не станет. С ней нужно днем поговорить, когда она на работе.

– Так звоним завтра?

– Хорошо, только ты с ними без грубостей, ведь это моя сестра и подруга.

– Разве я похож на грубияна?

– Мне Олег рассказывал о некоторых твоих выходках. Мы к такому не привыкли.

– Я буду сама нежность. И к тому же это твоя злодейка-сестра и бывшая, насколько я понял, предавшая тебя подруга. Ты будешь отомщена!

– Сережа, это конечно приятно, если вы их поставите на место. Я когда маленькая была, иногда во сне видела, как сказочный принц мстит за меня, но сейчас не знаю, наверное, уже не хочу этого.

– Оля, обидчиков нужно наказывать, ты же не «лошица», чтобы терпеть издевательства. Сейчас пришло время сказать и Лене и Вике, что зря вы со мной плохо обращались, получайте!

– Сережа, может не надо? – слабо сопротивлялась Оля.

– Все будет нормально, ты меня еще поблагодаришь!

Оля была готова исполнить любое желание Сережи, но я видел, его это еще больше раздражало. Он играл с ней. Мне показалось, что как только он узнал о возможности познакомиться с ее сестрой, что-то в нем изменилось, он как-то подобрался, повеселел, как будто нашел для себя что-то важное и необходимое.

Сережа не досидел до конца дискотеки: часа через два он собрался и уехал. Через час уехали и мы. Всю дорогу Оля молчала, только перед домом спросила:

– Ему опять что-то не понравилось?

– Не знаю – попытался уклониться я от ответа. – Во всяком случае, знакомство с твоей сестрой ему пришлось явно по душе.

– Он ей ничего плохого не сделает? Вы оба такие странные, непредсказуемые и жестокие, с вами нужно постоянно контролировать себя, не расслабляться. Один Вова у вас нормальный: он простой и предсказуемый.

– Это ты все надумала.

– Я по себе вижу: за время знакомства с тобой я на десять килограмм похудела, и знаешь почему, от нервов. Ни с одним мужчиной я так не нервничала, как с тобой.

– Я думаю проблема в глистах.

– Ты мне об этом говорил, я проверялась, все нормально. А вот жить с тобой – это сплошной стресс. Я никогда столько в жизни не плакала, как с тобой. Вот сестре подарок подготовила!

– Сама говоришь, что у вас проблемы в отношениях; думаю, Сережа, поставит на место и Вику, и Лену.

– Сережа, как танк, но думаю, ему нелегко придется: Лена столько мужчин поломала, и каких мужчин! Как мне их жалко было, и как я ее за это ненавидела!

– Вот и померяются силами, понаблюдаем.

– Но почему же он все же раньше нас уехал? Насколько я знаю, Сережа никогда не бросал вас одних. Я видела, Вова сильно удивился его отъезду.

– Он спешил домой, а ты только в раж входила, поэтому не захотел портить тебе вечер.

– Ты говоришь неправду, это он из-за меня уехал. Он что-то хотел от меня, но потом передумал, или я его сестрой отвлекла… Не знаю…

Я промолчал, хотя знал, чем ближе для меня становилась Оля, тем более опасного врага она в нем пробуждала. И я не сомневался, что пройдет немного времени, и я стану перед выбором – или он, или она. И как я понимал, что и здесь выбор будет явно не в ее пользу.

61

Еще не было и десяти часов утра, как Сережа без предупреждения приехал ко мне домой.

– О, а где твоя жена? – удивился он, не увидев Олю

– Моя жена в Лозовой, делами занимается и воспитанием детей.

– Я за киевскую спрашиваю.

– Оля в академии, должна подъехать, а шансы стать моей женой у нее нулевые. А ты чего так рано приехал, не спится?

– Какой сон, нужно встречу с сестрой организовывать! А почему она в академии, если сегодня четверг? Насколько я помню, она посещает ее по средам и пятницам?

– Ты хорошо осведомлен, но сегодня ей нужно было отвезти статью. Да ты садись, она скоро вернется.

Я первым начал разговор о вчерашнем вечере в «ДискоРадиоХоле».

– Как тебе знакомство с Таней?

– С какой Таней?

– С которой Оля познакомила.

– С тем ужасом? Когда она подошла, я рассмотрел, что у нее толстые ноги, и один из верхних зубов выщербленный. Таких крокодилов мне не нужно.

– Указал бы на любую другую, Оля вчера в ударе была.

– Твоя звезда старалась, видел, но меня больше интересует ее сестра. Это то, что мне надо, через нее я узнаю все о твоей избраннице: о ее парнях, прошлом образе жизни.

– Оля говорила, что сестра сучка редкостная, мужиков ломает, как ты женский пол.

– Олег, не смеши, ты сомневаешься во мне? Ты думаешь, что какая-то донецкая пенсионерка сможет мне что-то навязать? Может, поспорим на время: я ставлю сто долларов, что к концу первого дня она будет исполнять любое мое желание.

– Нет, спорить с тобой я не буду: ты всегда выиграешь. Но насколько я понял, ее сестра в твоем вкусе: за тридцать лет, фигуристая, третий размер груди. Может, у тебя к ней пробудятся чувства…

– Да, на день-два, пока не узнаю все про твою Олю. Если они действительно в ссоре, я сумею на этом сыграть. Я за твоей избранницей вчера специально весь вечер наблюдал, но так и не смог понять, чем она тебя взяла? Ведь на что не посмотри, нет ничего стоящего: задница большая, целлюлитная; на лицо страшная; тощая; без сисек; еще додумалась, в зуб камень вставила. Ты ее правильно назвал – крокодилом, ничего примечательного.

– Я тебе уже говорил, что для меня внешний вид никогда не был важным критерием оценки. Она умна, а все остальное дополняет. В отличие от тебя, я мало смотрю на внешние данные, как правило, они обманчивы. Вспомни красавиц, которые прошли через тебя, хоть кто-то из них тебя впечатлил? Нет, а Таня впечатлила, потому что у нее помимо внешних данных с интеллектом в порядке.

– Твой идеал – умная уродина?

– Это крайность. Я знал женщин, которые за счет ума так компенсировали природные недостатки, что выглядели гораздо лучше гламурных девчонок. Красота временна, если она не будет дополнена умом, то каждый из нас столкнется с проблемой общения. Ведь живут не с красотой, не с внешними данными, а сосуществуют психики, внутренние миры людей. Книги надо читать, Вася.

– Не буду спорить с тобой философ, хотя, судя по твоей жене, ты выбирал женщину все-таки по внешнему виду. Но ответь на другой вопрос, в каком месте у Оли расположен ум? Ведь у нее голова такая маленькая, что в ней двум извилинам невозможно развернуться. Я послушал ее рассуждения, это же лепет сумасшедшего! Детский сад!

Мы помолчали.

– Олег, ты не обижайся, но ты вслушайся в ее разговоры: они пусты и поверхностны. Она говорит только то, что ты от нее хочешь услышать, а где же ее личная позиция, своя точка зрения? Выходит, она или лукавит, или же глупа как пробка.

– В последнее время, действительно, отдельные ее взгляды меня начали разочаровывать. Поначалу я сильно не присматривался и не прислушивался к ней, но сейчас, когда отношения стали ближе, кое-что даже шокирует.

– Олег, ты извини меня за настойчивость – перебил Сережа – Я знаю твою жену, знаю, сколько лет вы с ней прожили вместе, и поверь мне, твоя Оля, это ни что иное, как плод твоей больной фантазии. Чтобы ты мне сейчас не говорил, я уверен, что причина твоих семейных проблем, той же идеализации Оли, заключается только в одном: ты вплотную приблизился к переходному возрасту. Олег, ты мужчина сороковник, кремлевский мечтатель, который уже расстался с молодостью, но еще не смирился со старостью. Ты цепляешься за жизнь, за молодость, но все это агония. Еще лет пять назад, ты бы прошел мимо Оли, отметив только ее уродство, а сейчас она красавица для тебя только по одной причине, что ей двадцать четыре года, а тебе сорок! Олег, трезво взгляни на нее – это же ужас! Ты в ее жизни – это единственный шанс: ни внешнего вида, ни ума, ни фигуры – набор костей и целлюлита. Только в сорок лет можно влюбиться в уродину.

– Тебе со стороны виднее, но знаешь, чем она еще берет – терпением. Ты даже себе представить не можешь, через что она проходит, лишь бы остаться рядом. Я ее до такой степени унижаю, до какой никого в жизни не унижал. Самому стыдно становится. Она выполняет любой мой каприз, любую прихоть. Ей не позавидуешь. Каждый день что-то новое придумываю, и откуда у меня такие бредовые садистские фантазии проснулись? Но она терпит. И как терпит: без слез, высказываний, скандалов! Это так непривычно, ново! Ожидаешь любую реакцию, только не эту, кажется, что у нее терпение безгранично. Но как только приходит понимание своей неучтивости и жестокости, как только возвращаешься в нормальное человеческое состояние, которое позволяет взглянуть на себя со стороны, так поверь, становится стыдно за свое поведение до такой степени, что готов горы ради нее свернуть, жениться, зачать ребенка, все, лишь бы простила и забыла мои поступки.

Я тебе скажу одно, не хочу вдаваться в детали, они слишком интимны, но все, что прошла твоя Таня, прежде чем ты успокоился, это ничто, в сравнении с теми фантазиями, которые находят на меня под старость.

– Ты говоришь о сексе?

– Обо всем. Секс мелочь, для современных женщин в сексе нет ничего удивительного и жестокого, здесь они ко всему привычные.

– А о каких жестокостях ты говоришь?

– Прежде всего, о моральных. Когда человек говорит, что ему это не нравится делать, но ты заставляешь его это сделать, и он делает. Мелочь? Но если это не один эпизод, а постоянное поведение: ты отыскиваешь у человека больные места, его слабо залеченные душевные раны, другие мелкие, но неприятные для него эпизоды, все это выносишь в повседневную жизнь и заставляешь вновь и вновь повторять, проживать. День превращается для человека в сплошной стресс: он сталкивается с тем, от чего ранее старательно пытался уйти, забыть, отказаться. Ты видишь его боль и еще больше разжигаешь ее, подбрасывая новых углей, новых неприятных для него событий. В эти моменты просыпается жажда насилия. Страдание вызывает уже не жалость, а желание принести еще большее страдание. Ты словно палач, исследуешь пределы человеческого терпения, и чем оно продолжительнее, тем больше ты усиливаешь боль. В больном подсознании ты ожидаешь услышать мольбу о прощении, слезы, унижения, но когда взамен получаешь покорную улыбку, испуг и непонимание «за что?», когда встречаешь во взгляде любовь и покорность, и что самое болезненное – прощение тебя, это доводит до безумия. Ты теряешь контроль над собой, все человеческое тебя покидает, и ты превращаешься в нелюдя. Ненависть застилает глаза и разум, хотя, казалось бы, откуда ей взяться: тобою дышат, тебя ждут и прощают? Но лучше бы тоже ненавидели, это понятней и логичней. Поэтому ненависть рождается, по-видимому, из нелогичности поведения, необъяснимости такого емкого и безграничного терпения. Ты наслаждаешься страданиями близкого человека, превращаешь его жизнь в ад, а сам превращаешься в Бога, который вершит судьбу близкого: покарать или помиловать. И чем больше терпения проявляет близкий, тем больше ты его караешь. Это сумасшествие.

Оно со временем проходит и взамен приходит всепоглощающий стыд и желание все исправить, залечить нанесенные раны и то страдание, которое ей принес. Наверное, поэтому она мне так дорога. Я как вспомню свои поступки, всю ту боль, которую ей нанес и ее глаза – добрые, всепонимающие и всепрощающие, – так готов выполнить любое ее желание, исполнить любую просьбу, лишь бы получить прощение, лишь бы увидеть в ее глазах счастье. От одной крайности бросаешься в другую. Какое-то наваждение. Нет постоянства, уверенности в будущем. Сегодня с ней хорошо, я удовлетворен, сыт, доволен, она сияет счастьем и спокойствием, я вижу это, но вдруг, в какой-то момент, какая-то мелочь – слово, действие, звонок жены, – и декорации меняются. Я вхожу в новый мир – мир ненависти. Такая буря негодования, жестокости и насилия вдруг поднимается внутри, что за считанные минуты, мирок счастья и благополучия сметается на корню, и я с той же улыбкой, с тем же добродушием стараюсь довести ее до безумия, до слез и истерики, и в этом нахожу наслаждение. Не понимаю себя. Я знаю, за такое поведение, прямая дорога в ад, но я не хочу туда попасть.

– Лирика. Малыш, ты романтик.

– Возможно, в твоем поведении тоже проявляются такие моменты. Ты находишь слабое место в человеке и давишь на него, наслаждаясь его страданиями. Но это неправильно, я думаю, это наказуемо. Не зря говорят, что не делай людям того, чего не желаешь, чтобы делали по отношению к тебе. Я в молодости смеялся, когда мне говорили, что та боль, которую приносишь людям, обязательно вернется к тебе или к твоим детям. Сейчас, достигнув сорокалетия, я с этим соглашаюсь. Мне многое вернулось из того, что я сделал плохого. Хорошо, что хорошего у меня было больше.

– Если бы так было на самом деле, то у нас все политики и крупные бизнесмены были бы несчастными. Вся их жизнь – это обман, кидки, насилие. – Сережа пренебрежительно махнул рукой. – Я знаю десятки людей, которые живут и процветают, но при этом их процветание основано на слезах тысячей! Они всю жизнь обманывали, кидали, подставляли людей, и при этом чувствуют себя уверенно и спокойно. Для них жизнь прекрасна, чего не скажешь об их жертвах. Поэтому, ожидать наказания за свои поступки нужно только от людей, но не от судьбы, это факт.

– Их время пожинать посеянное еще придет. Значит еще не время.

– А когда это время наступит? Поверь мне, они проживут долго и счастливо, а позиция «Бог накажет», это позиция слабых и неудачников. Включай телевизор, лучше музыку послушаем. Ты иногда как проповедник, как начнешь причитать, противно слушать.

Все оставшееся время мы молча смотрели телевизор.

62

Вскоре пришла Оля.

– Наконец-то, а то твой муж меня своими проповедями чуть до болей в голове не довел. Что ты с ним сделала? Раньше был нормальным человеком, а сейчас такое рассказывает, что трудно поверить, что это тот Олег, которого я уже больше пяти лет знаю.

– Ничего я с ним не делала. – Оля с удивлением посмотрела на меня. – Может, он просто полюбил меня и начал изменяться в лучшую сторону?

– Конечно, он тут до твоего прихода рассказывал мне, как на него находят такие минуты, в которые он готов выполнить любое твое желание. Удивляюсь, как ты еще не воспользовалась таким шансом. Я бы на твоем месте уже давно захотел свадьбы и детей.

– Я первый раз слышу о таких возможностях, спасибо, теперь буду иметь в виду. А ты почему сегодня так рано проснулся, насколько я знаю, раньше двенадцати тебе бесполезно звонить?

– Работать надо, вас контролировать. Смотри, Олега совсем испортила, нельзя тебе доверять моего малыша. Я думал, вы здесь делом занимаетесь, мальчика делаете, а вы все гуляете, о глупостях рассуждаете.

– Я в академии была, трудилась, Олег расслабиться не дает, заставляет работать над диссертацией. А насчет того, что я его испортила, это не правда. Наоборот, он в последнее время хорошим становится, добрым, не то, что раньше.

– Теленочком стает. А как же мальчик? Ты что не знаешь, что твой суженный всю жизнь о сыне мечтал, Святославчике?

– Знаю, он мне говорил.

– Так, в чем же дело, почему мечту любимого не воплощаешь в жизнь? Он же исправляется, а ты, почему навстречу не идешь?

– Ты у него спроси, я всегда готова.

– Профессор, ты почему филонишь? Оленька готова, дело за тобой.

– У меня две дочери растут, хватит. Оле тоже дети не нужны, ей еще замуж выходить.

– Так я за тебя буду выходить любимый, ты что, забыл?

– Это фантазии.

– Оля, а ты сильно хочешь, чтобы Олег на тебе женился?

– Конечно, я люблю его, и у него наконец-то что-то похожее на чувства проснулось. Во всяком случае, он не так издевается надо мной, как раньше.

– Он мне признавался, что все чаще у него проскальзывает мысль жениться на тебе, ведь было такое, Олег?

– Был другой контекст.

– Но ведь говорил?

– Говорил.

– Вот видишь, Оля, парень созрел, не теряй времени. Меньше хождений по академиям, лишних движений, бери быка за рога! А там, смотри, может и у меня с твоей сестрой что-то получится. Две свадьбы в один день, родственниками станем, осчастливим твою маму.

– Да, два таких жениха! Мама вас не выдержит. Одного кое-как, но двоих, ей просто здоровья не хватит.

– Хватит, так что, Вике звоним?

– Так вот зачем ты приехал! Я думала, ты меня захотел увидеть, поговорить.

– И это тоже. Вот позвоним Вике, договоримся, сойдемся с твоей сестрой и будем друг к другу в гости ездить. Так звоним?

– Хорошо, только с твоего телефона, у тебя безлимитный. И про сестру я говорить не буду, это странным покажется. Ты сам пригласи Вику с подругой, уверена, она согласится. Сама побоится приехать, а с Леной приедет, они всегда в последнее время вместе ездят.

– Так про Лену не говорить?

– Не надо, у Вики кроме Лены подруг нет. Если она согласится приехать с подругой, то это только с Леной.

– Понял. На, звони.

Оля набрала номер.

– Привет, Вика, это Оля. Я в Киеве. Вчера отдыхала в «ДискоРадиоХоле». У меня все хорошо, если любимый согласится, замуж выйду. Да, киевлянин, богатый, философ. Завидуешь? Думаю, не стоит, не так все легко и просто. Он старше меня почти на пятнадцать лет, своеобразный, но тебе звоню по другому поводу, у моего жениха друзья есть, они приглашают тебя в Киев. Я им показывала твою фотографию, ты им очень понравилась. Им здесь скучно, хотят вместе провести время, познакомится с тобой, зовут их Сережа и Вова. Молодые, лет по двадцать пять, но богатые. У Сережи «Мерседес» самый дорогой, квартира в центре Киева, холостой, у Вовы тоже квартира в центре, какая машина не знаю. Сережа рядом, хочет с тобой поговорить, дать трубку? Даю. – Оля передала Сереже трубку.

– Привет красавица. Видел твою фотографию, Оля показывала, ты мне очень понравилась. Приезжай, познакомимся. Почему, в Киеве тоже есть красивые девчонки, но я не знаю их, стеснительный очень. Жену себе ищу, Оля обещала в этом вопросе помочь. Она мне рассказывала, что ты тоже одинока, ищешь доброго, отзывчивого, порядочного мужчину. Это я. Дорогу в Киев мы вам оплатим. На самолете хотите? Хорошо, нет вопросов, вылетаешь сегодня? А чего тянуть? Возьми подругу, для Вовы. Гостиницу мы вам тоже оплатим, все накладные расходы возьмем на себя. Отдохнете в Киеве, посмотрим друг на друга, может что-то у нас и получится. А почему сегодня не можете? Давай завтра. В пятницу? Хорошо, давай в пятницу. Ты Оле все свои пожелания выскажи, мы их однозначно одобрим. У тебя же есть подруги? Лена? Так ты Лену возьмешь? А это кто? Оля знает? Хорошо, бери Лену. Познакомишься как раз с Олиным женихом, нашим другом Олежкой. Он очень сексуальный и, несмотря на свои сорок, довольно неплохо сохранился. Я не исключаю, что он тоже передумает, и выберет кого-то из вас, в этом плане он не постоянен.

– Не надо нам таких пожеланий, – вставила Оля.

– Оля возражает, но все в ваших руках. Сегодня мы заказываем гостиницу, а в пятницу ждем вас, о деталях договаривайтесь с Олей, или если хочешь, напрямую звони мне, это с моего номера телефона тебе звонят, он у тебя высветился. Все, до встречи. – Сережа отключил телефон. – Малыш, вопрос решен. Оля, ты ей попозже перезвони, она переговорит с твоей сестрой, но думаю, что проблем не будет. Как все хорошо сложилось! Ты права, она сразу предложила твою сестру. Повторяю, все расходы беру на себя, поэтому за деньги пусть не волнуются, соглашайся на все. Мы их встретим по высшему уровню.

– Сережа, я уверена, что ты удивил ее: на нее так много сразу никто не тратил.

– Мелочи, главное, чтобы они не разочаровали меня.

– Вика красивая, сестра тоже в самом расцвете, так что ты останешься довольным.

Я понял, что Оля не совсем правильно поняла слова Сережи. Впервые, если я не ошибался, Сережу не интересовали женщины как женщины, его больше интересовала та информация, которую он мог получить у Олиной сестры, а с его организаторскими и финансовыми возможностями, как я знал, это не составляло большого труда.

Сережа практически сразу после разговора с Викой уехал, но звонил через каждые полчаса, до тех пор, пока из Донецка не пришло подтверждение, что Лена и Вика уже заказали билеты на самолет, и в пятницу в обед прилетают в аэропорт «Борисполь».

63

– А тебе не жалко сестру с Викой, я уверен, им здесь не легко придется? – спросил я у Оли, как только вопрос с их приездом окончательно решился.

– Я думала над этим. Зная вас, и особенно Сережу, мне конечно немного страшно за сестру, но с другой стороны, честно, я всю жизнь мечтала отомстить ей за обиды, которые перенесла от нее в детстве. Я никогда не думала, что у меня появится такой шанс. Сколько помню, Лена всегда опережала меня в организации жизни, к тому же мама всегда была на ее стороне.

– Но ты младше и слабее!

– Мама рассуждает по-другому: я умна и сама устроюсь в жизни, а у Лены проблемы с умом и здоровьем, поэтому ей надо помогать. Мои болезни никогда не брались в расчет, потому что я мало жаловалась, терпела, даже если болела, поэтому для мамы я всегда была здорова. А Лена ничего не скрывала, ей всегда было плохо. Она давила на мамину жалость и всегда под это выманивала у нее деньги. А я маму жалела, думала, если еще и я буду о чем-то просить, то она совсем надорвется. Я видела, как она старалась ради нас: одалживала, брала кредиты, с утра до вечера работала. Лена воспринимала это как должное, она даже с отцом перестала общаться после того, как тот отказал ей в деньгах на операцию по увеличению груди. У него действительно не было денег, папа в этом плане невезучий. Но Лена заявила, что, типа: «Я твоя дочь, мне твое материальное положение не интересно, если нет денег, продавай машину». А отец всего год, как купил старенькие «Жигули»; его это возмутило, и он послал ее на три буквы. После этого они вообще перестали видеться. А мама помогла ей: где-то достала денег, Лена сделала грудь и сейчас, мотивируя тем, что появились какие-то побочные осложнения, каждый год вымучивает у мамы деньги на отдых в Турции. У нее это называется лечением, а я уверена, что там у нее кто-то есть, вот она и летает туда.

– А чего маме об этом не сказала?

– Говорила, но как всегда оказалась виновата. Я думаю, что у них с мамой просто негласный договор: Лена не забирает у нее сына, Славу, а мама денежно ее поощряет. За три года мама привыкла к Славе, они вместе спят, ходят по ее подругам. Мне кажется, с ним мама скрашивает свое одиночество. А я во всем плохая, хотя каждый год сажаю и убираю семейный огород, решаю ее проблемы, и во всем стараюсь быть послушной. Я понимаю, что пока у мамы Славик, всегда буду на втором месте после Лены. Может, когда у меня родится ребенок, мама изменит свое отношение ко мне, но пока наши шансы с Леной не равны.

Поэтому жалеть мне сестру не за что, так, одно название, сестра. Я знаю, что в тяжелую минуту она обязательно рядом окажется, чтобы добить, дотолкать в могилу. Когда она с мужем развелась и узнала, что я продолжаю с ним общаться, и помогаю организовывать встречи с сыном, она пригрозила меня убить при встрече, а матери запретила меня в дом пускать. И представляешь, я месяца два не ездила к маме. Мама очень просила, чтобы я не появлялась, пока Лена не успокоится. И я вынуждена была ждать, пока мама не выпросит у Лены прощения и разрешения посещать мне мой собственный дом.

– Странные у вас отношения в семье.

– Это еще не все. Например, я не могу присутствовать на семейных праздниках, когда там Лена. Когда подходит поминальный день, и собираются все наши родственники, я не могу приехать, если Лена вдруг захочет посетить наше семейное собрание. Хорошо, что она редко изъявляет такое желание, потому что уже успела со всеми переругаться. Но если ей все же вздумается приехать к дедушке и бабушке, то мама под различными предлогами удерживает меня на расстоянии, потому что боится, что если я с Леной встречусь, то та побьет меня, или зарежет.

– Прямо таки зарежет, – не поверил я.

– Зарежет, она сможет. Я уже второй поминальный день пропускаю. Приезжаю из Киева, сижу в Донецке и жду от мамы звонка. Как только Лена уезжает, мне мама звонит, и я приезжаю к ней, прошу у папы машину, и с мамой повторно проезжаем по могилкам наших родственников.

– А ты не боишься, что с учетом ваших отношений с сестрой, Лена расскажет Сереже много гадостей про тебя и это повлияет на наши с тобой отношения?

– Я думала над этим… Понимаю, что ты сам довольно странный и принципы, которых ты придерживаешься, с моей точки зрения, не правильны, но видно, у меня такая доля общаться со странными людьми: мама, Лена, теперь ты. Для меня твое прошлое никогда не было существенным, потому что это было до меня, до нашей с тобой встречи. Ты же придаешь прошлому большое значение, и как я заметила, тебе лучше из него ничего не рассказывать. Ты все запоминаешь, делаешь какие-то свои выводы, главным образом неправильные, и меня этим постоянно укоряешь. Получается, что язык – это мой враг. Но как бы то ни было, мне нечего стыдится за свое прошлое, а тем более бояться его. Были ошибки, заблуждения, поступки, которых, возможно, сейчас не совершила бы, но, с другой стороны, были и чувства, победы, достижения, то, чем я горжусь, и что сделало меня такой, какой ты меня видишь, ценишь, и, возможно, любишь. С Леной мы давно не общались, больше года я вообще ее не видела. Общих знакомых у нас мало, поэтому она ничего важного не сможет рассказать, разве что придумать что-то. К тому же, все важное, с моей точки зрения, ты уже знаешь, я не скрываю ничего из своего прошлого.

Вика более болтлива, мы с ней долго дружили, но я знаю – из того, что тебя заденет, а именно из моей личной жизни, она тоже важного ничего не расскажет, разве что повторит то, что ты сам от меня слышал. Мне боятся нечего, мое прошлое – это самое заурядное прошлое девушки из провинции.

– Ты считаешь, что их рассказы о твоем прошлом не смогут разрушить наших с тобой отношений? – переспросил я, не удовлетворенный ее ответом.

– Олег, ты говоришь странные вещи. Мы с тобой живем полноценной семейной жизнью почти полгода. Ты большую часть времени проводишь со мной, чем с женой, и при этом допускаешь возможность того, что люди, с которыми я не общалась довольно долго, могут как-то повлиять на наши с тобой отношения? Я считаю, что ты уже сам изучил меня достаточно глубоко, и знаешь меня больше, чем они. Я знаю, все это время ты экспериментировал надо мной, делал то, что не позволял себе с другими, включая и свою жену. Я все разрешала, сознательно через это все прошла, вытерпела, выстрадала, потому что видела, что для тебя это важно, что это в своем роде проверка моей стойкости, искренности, порядочности. И вот, после всего этого мне нужно бояться приезда бывшей подруги и сестры, которая обещала убить меня, если только встретит? Когда же ты поверишь в меня, когда перестанешь оглядываться и бояться слуха или сплетни в мой адрес? Ведь так жить невозможно…

– Оля, ты знаешь мое отношение к прошлому. Лично я от тебя ничего не скрывал, всегда был искренен, даже во вред себе. Я считаю, что партнеры, люди, претендующие на близость, должны знать друг о друге все важное из прошлой жизни, потому что в этом основа их доверия друг к другу. Полная открытость, кристальная чистота в отношениях пресекают возможность возникновения сомнений. Именно поэтому я и спрашиваю тебя, насколько ты была искренна со мной? Если я от чужих людей вдруг узнаю, что ты попыталась что-то утаить, то это однозначно повлияет на прочность наших отношений. Лучше все неприятное услышать от тебя, чем от кого-то постороннего.

– Олег, в моем прошлом нет ничего такого, чтобы ты разочаровался во мне. Я не проститутка, не бандитка, а самая заурядная девушка. Хотя, конечно, придраться можно ко всему, особенно с твоим характером. Ты постоянно накручиваешь себя, делаешь из мухи слона. С такими требованиями, как у тебя, я не знаю, как ты выбрал жену. Это должна быть целка-пионерка, не выходящая из дому, не смотрящая телевизор, отрешенная полностью от внешнего мира.

– Не говори глупостей.

– А это не глупости. Если проанализировать твои требования к женщинам, то, с одной стороны, женщина должна остаться во всем наивной и невинной, но с другой стороны, быть лидером по натуре и добиться весомых результатов в жизни. Но разве такое возможно? Для того, чтобы чего-то добиться в жизни, достигнуть определенных высот в социальном, материальном или духовном плане, человек должен быть активен: искать, совершать, пробовать, проверять. Обязательно будут ошибки, поражения, заблуждения, неоправданные поступки, но ведь это жизнь, это жизненный опыт, который и формирует «Я» человека. Ошибки стимулируют человека к анализу своих поступков, что делает его жизнь более осмысленной и прогнозируемой. Понимание собственных ошибок приносит гораздо больше пользы, чем чтение десятка книг, или просмотр сотен фильмов. Это, кстати, твои слова, ты сам меня учил этому…

– А если окажется, что до меня твой список мужчин будет исчисляться десятками?

– Олег, у тебя фобия по этому вопросу. Я не знаю, откуда ты взял, но ты совершенно не понимаешь женщин. Женщины не измеряют свои отношения тем, переспали они с мужчиной или нет. Для женщины важны чувства…

– Вот и я об этом: если окажется, что ты у меня слишком «чувствительная» женщина?

– Такого не будет.

– Сестра и Вика это подтвердят?

– Они не смогут сказать обратного. Конечно, я знаю Сережу, если он их заинтересует, или будет давить на них, они могут придумать многое, сам знаешь, грязью можно облить даже святых. Но ты, надеюсь, не настолько ослеплен, чтобы не отличить фантазию от реальной жизни. Я еще раз повторяю, мне нечего боятся их приезда. Даже при всем при том, что моя сестра, возможно, будет наговаривать на меня, завидуя моему знакомству с тобой и с Сережей, я твердо знаю, что она не расскажет ничего такого, что расстроит наши с тобой отношения. Я слишком часто ошибалась в начале нашего знакомства, чтобы повторить те же ошибки. Ты до сих пор попрекаешь меня, как ты говоришь, «мелкими обманами», поэтому новую пищу для твоих претензий и фантазий я не дам.

– Это единственное, что я хотел от тебя услышать. Наши отношения прошли через многие испытания, и не хотелось бы начинать все сначала.

– Любимый, все будет хорошо. Только обещай мне одно: все, что тебе расскажет Сережа обо мне, скажи мне. Дай мне шанс признаться или же отвергнуть сказанное против меня сестрой или Викой, хорошо? Не замыкайся в себе, как ты это делаешь, выноси на обсуждение проблему, как сам меня учил, договорились?

– Договорились.

64

Вечером, неожиданно для нас обоих, Оле перезвонили с банка и сообщили, что она может приехать подписать бумаги и получить кредит, что все необходимые согласования уже получены.

– Любимый, поедем? Я без тебя не поеду.

Я растерялся. Вопрос о кредите сначала активно обсуждался, но потом возникли определенные трудности с его получением, процедура затянулась, и я о нем подзабыл. И вот, неожиданно был поставлен перед фактом.

– Я думал, что этот вопрос уже снят с повестки дня.

– Но я же тебе пообещала. Любимый, теперь ты выполни свое обещание, научи меня правильно организовать и вести бизнес.

– А какую сумму получать?

– Тридцать пять тысяч долларов.

– Неплохо, и куда ты планируешь ее потратить?

– Как ты скажешь, в этом вопросе я полностью доверяюсь тебе. Мама, правда, хочет, чтобы я дала ей деньги на покупку и ремонт квартиры под офис, но у меня такого желания нет. Я хочу сама научиться работать с деньгами, хочу построить свой бизнес. Кроме того, ты говорил, что машину можно купить, а у меня мечта с детства, собственная машина. У нас все получится, правда?

– Получится, куда тебя денешь – я в уме прикидывал, куда можно вложить эти деньги, чтобы не только выплачивать проценты по кредиту, но и задействовать Олю, поднатаскать ее в вопросах организации собственного дела, при этом, естественно, до минимума сократив степень риска. – Губеша, отказываться от денег, естественно, нет смысла, столько сил и труда потрачено. По маме сама решай, если не хочешь давать ей денег, нужно еще раз подумать, куда вложить. Насколько я помню, интересных вариантов с покупкой или арендой магазинов мы так и не встретили, а машину тебе действительно нужно взять. Ты какую хочешь?

– А ты какую посоветуешь?

– Я бы посоветовал что-нибудь из российских машин, «девяносто девятую» модель Жигулей, или «Калину». До Донецка расстояния не близкие, километраж накручивается большой, соответственно, если купить иномарку, то выплывут большие затраты на обслуживание. Российские автомобили в обслуживании на порядок дешевле, а в надежности мало уступают европейским.

– Но в них не уютно, все гремит, скрепит.

– Комфорт в автомобилях стоит дорого. Комфортабельные автомобили для работы нужно брать тогда, когда ты можешь себе позволить выбрасывать лишние деньги на техобслуживание, а мы начинаем с нуля. Мне кажется, здесь надо каждую копейку экономить.

– Любимый, я не буду спорить. Давай поедем, получим деньги, проедемся по салонам, съездим на рынок, и может нам удастся выбрать что-то среднее, между комфортабельным, надежным и дешевым автомобилем.

– Давай попробуем, хотя подобного я не представляю.

– Может сегодня и выедем? Вечером будем в Донецке, переночуем у мамы.

– Оля, что-то у меня мало желания после всего услышанного, ночевать у твоей мамы.

– Давай у папы заночуем, он не откажет. Он добрый и хороший.

– Если папа не откажет, тогда выезжаем.

– Я тогда созваниваюсь со всеми, а ты готовь машину.

Мы собрались быстро, и примерно через час выехали в Донецк. Дорога была дальняя и сложная: шел снег, сильный мороз делал дорогу скользкой и опасной. Мы добирались до Донецка больше десяти часов. Ехали по очереди, меняясь по мере усталости.

Всю дорогу я пытался сообразить, куда пристроить деньги. Несмотря на финансовую поддержку от Сережи, в последнее время у меня появились проблемы в бизнесе. Потянувшись за стремительно растущей в цене коммерческой недвижимостью, я развернул строительство практически четырех торговых объектов одновременно и, неподрасчитав своих финансовых возможностей, впервые столкнулся с нехваткой наличных денег. Все, что у меня было, и все, что я зарабатывал, поглощала стройка. По большому счету, все финансовые проблемы можно было решить, продав один из строящихся объектов, которые сами по себе дорожали с каждым месяцем, но я тянул до последнего, надеясь вылезти из тупиковой ситуации, запустив хотя бы один из них. Олю я не посвящал в свои финансовые проблемы, эти вопросы мы обсуждали только с женой, которая в последние месяцы активно взялась помогать мне в бизнесе. И если раньше от ее помощи были только проблемы, то сейчас, когда она взяла на себя функции представителя нашего бизнеса в различных государственных учреждениях, взвалила на себя решение проблем по стройке, я немного освободился и все силы сконцентрировал на поиске дополнительных финансовых вливаний. Деньгами дополнительно обещал помочь Сережа, были варианты кредитования в Лозовой, и вот неожиданно появилась возможность решить временные финансовые трудности за счет Олиных денег. Я просчитывал разные варианты их вложения: можно было вложить их в новые магазины и в новую фуру с вещами, чтобы расширить торговлю секондом, но, как я уже понял, зима не лучшее время для развития этого направления в торговле. С другой стороны, достроив один из торговых объектов, я разгружал остальные направления своего бизнеса, и освободившиеся деньги мог перебросить на ту же торговлю, которую обещал организовать Оле. Чем дольше мы ехали в Донецк, тем больше я склонялся к мысли, что для меня это одно из лучших решений. Я убивал двух зайцев: решал свои проблемы и ни в чем не подводил Олю.

– Что ты все молчишь и молчишь? – прервала мои размышления Оля. Она сидела за рулем и заметила, что я не сплю, а просто сижу с закрытыми глазами. – Меня на сон тянет, поговори со мной.

– Может мне за руль сесть?

– Нет, ты просто поговори со мною.

– Хорошо, только о чем?

– Мы эти деньги, как и планировали, вложим в фуру с одеждой? Я ведь правильно тебя поняла?

– Да, – я не стал ее разубеждать.

– Мы всю сумму сразу снимем или нет, ведь ты говорил, что фура стоит только пятнадцать тысяч долларов?

– Всю не стоит снимать, снимем только эти пятнадцать.

– А когда мы мне машину купим?

– Вернемся в Киев, проедем по автосалонам, выберем, а потом снимем деньги и купим. Зачем раньше времени снимать, чтобы шли проценты?

– Ты хитрый, правильно рассуждаешь.

– Зачем разбрасываться деньгами? Увидишь, они не легко достаются, хотя зарабатывать все же можно.

– Хочешь, я тебе что-нибудь про Лену расскажу и про наши с ней отношения? – неожиданно спросила Оля.

– Расскажи.

– Я еду и вспоминаю, когда маленькая была, я один раз увидела, как папа ремнем наказывает Лену, та кричит, рыдает. Я так испугалась, что после этого случая делала все, чтобы только не быть наказанной. Я училась на отлично, ходила в музыкальную школу по классу скрипки, и еще на танцевальный. День был расписан по минутам: приходила со школы, брала скрипку и шла в музыкальную школу. Сразу после музыкальной школы проходила мимо дома, клала скрипку и брала вещи на танцевальный. После танцевального приходила домой и делала уроки. Уставала сильно, но терпела, все успевала, потому что знала, если вдруг где-то что-то не получится, буду наказана как Лена, а этого я боялась больше всего. Отдохнуть я могла только в субботу и в воскресение, но именно в эти дни я вплотную сталкивалась с Леной. Выходные родители редко проводили дома: ходили по друзьям, куда-то уезжали, а меня всегда оставляли на Лену. Лена уже замуж вышла, когда я перешла во второй класс, с Игорем, первым мужем у нас жили. Он был спортсмен, боксер, бандит и очень любил собак. Они завели бультерьера, это тогда модно было: накачанный парень, худенькая девушка и бультерьер на поводку. Я их собаку больше всего боялась: она как посмотрит на меня красными безумными глазами, так я и немею, стою словно околдованная. Мама их ругала за собаку, но Лена с Игорем уперлись, ни в какую. Когда родители дома, они ее у себя в комнате закрывали, чтобы собака меня не пугала, но как только те уезжали на выходные, Лена с Игорем начинали меня приучать к Бастеру, так звали бультерьера. Они приучали меня к Бастеру по-разному. Один раз я проснулась оттого, что начала задыхаться. Открываю глаза, и представляешь, со мной, на моей кровати, лежит Бастер, положив голову прямо мне на грудь. Трудно передать ощущения, которые я испытала в первые секунды. Скажу одно, от страха я описалась. Я лежала больше получаса с закрытыми глазами, боясь пошевельнуться: задыхалась, но терпела. Я освободилась от этого кошмара только тогда, когда Бастер услышал, что скрипнула дверь в Лениной комнате, вскочил и выбежал в коридор, только тогда меня словно прорвало: я рыдала, захлебывалась в истерике больше часа. И знаешь, как меня сестра успокоила? Видя, что мне ничего не помогает, она снова позвала Бастера и пригрозила, что если я не замолчу, она прикажет ему меня съесть. И это подействовало. Я увидела глаза Бастера, увидела взгляд сестры, и поняла, что так оно и будет. После этого Лена заставила меня постирать свою постель, которую я описала, ночную рубашку и пошла с Игорем гулять.

– Веселая у тебя жизнь была. Так ты к Бастеру привыкла?

– Нет, они через полгода сняли в соседнем доме квартиру и переехали туда. Для меня настали золотые дни: я не видела ни Лену, ни собаку.

– Так Слава – это сын Игоря?

– Нет, у них детей не было. Игорь по молодости, когда ходил в качалку, пил какие-то таблетки для роста мышц, и у него с деторождением были проблемы. Они прожили шесть лет, но Лена так и не забеременела.

– А почему развелись, она изменять стала?

– Да нет, раньше за Леной я блуда не замечала. А развелись они после того, как он инвалидом стал. Я тебе говорила, что он бандитом был, причем каким-то начальником, «бригадиром». И вот однажды, когда он вечером с Леной возвращался домой, их окружили две машины, выскочило человек восемь и прямо на ее глазах его забили до полусмерти. Он пролежал в больнице больше трех месяцев: ему поломали все, что только можно было поломать. Выжил чудом, но как только вышел из больницы, Лена сразу с ним развелась. Она уже работала в милиции, и видимо, или шок от увиденного, либо другие соображения, но больше она с ним не встречалась.

– А ты его видишь?

– Он уехал из города к родителям в село. Изредка я его встречала на базаре, он сильно изменился: еле ходит, поседел, но ко мне не стал подходить, сделал вид, что не заметил.

– Так что в трудную минуту на помощь сестры надеяться нечего?

– Получается так. Она после того случая сильно изменилась. До этого у нее были проблемы с добротой и пониманием, но после случившегося с Игорем, она словно озверела. Она родителей доставать стала. Мама ее жалела, понимала, что ей пришлось пережить. Может, с ней тоже те бандиты что-то сделали, но мне про это никто не рассказывал. Одно стало заметно, что если до этой ситуации, Лену хоть как-то ставили на место и держали в рамках, то после случившегося ей разрешалось все: она могла на маму наорать, вытянуть деньги с ее кошелька и уйти к себе на квартиру, могла папу матом послать, все сходило с рук. Я же старалась вообще ей на глаза не попадаться, то меня хоть родители защищали, теперь же, как я поняла, вообще осталась беззащитна.

– А как она с нынешним мужем познакомилась?

– Они вместе работали. Она больше года ни с кем не встречалась, а потом появился Сережа: он женатый был, причем не первый раз, начальником розыска у нас в милиции работал. Помню, как только они начали встречаться, Лена примчится с работы, нас с мамой подорвет, чтобы мы то блинчики, то пирожки приготовили, мы часа два на кухне в мыле трудимся, все сделаем, она нас потом выгонит из дому, и встречает его как примерная домохозяйка. Она этими пирожками его и взяла. Он поражался ее работоспособности: как можно успевать на работе и еще дома, по хозяйству. Когда Сережа узнал, что это мы с мамой пирожки готовили, чуть с ума не сошел, но было поздно, они уже расписались. Надо отдать Лене должное, что когда она чего-то хочет, она этого добивается. По трупам идет, но своего добьется. У меня такого нет, всегда жалко людей, хочется миром разойтись, по-хорошему сделать, может, поэтому меня все обижают. Я словно родилась с табличкой «лох».

– Доброта спасет мир. Возможно, благодаря тому, что ты добрая, у тебя и в жизни больше радостей, чем у нее.

– Да я бы не сказала, – Оля с грустью улыбнулась. – Лена, сколько помню, всегда живет в свое удовольствие, не надрывается. Я когда приезжаю к маме, открываю шифоньер Лены и просто умираю от зависти: в нем висит все, о чем мечтает любая женщина. Ты знаешь, насколько я равнодушна к вещам, но то, что есть у Лены я, честно, об этом даже не мечтаю. И ей это все поклонники подарили.

– Что же у нее есть такого, о чем мечтают женщины: шуба норковая?

– Да, белая норковая шуба, длинная дубленка, длинный кожаный плащ, красное пальто, и куча других мелочей, которые стоят очень приличные деньги. Она умеет построить отношения таким образом, что мужчины, если они хотят с ней встречаться, дарят ей дорогие вещи, потому что, как она говорит, она дорогая женщина.

– Ты этому завидуешь?

– Нет, конечно. Менять себя на дорогие подарки, это не по мне, но сам факт наличия этих вещей зависть вызывает. Мне такие подарки никто не делал.

– Ты мне рассказывала, что у тебя много друзей из мужчин, а у Лены с этим проблема. Я еще не до конца представляю себе эту ситуацию, но как мужчина могу заметить, что если бы ты вела себя как Лена, то у тебя тоже не было бы друзей мужчин. Когда мужчину разводят на дорогие подарки, он четко осознает, что происходит обмен: дорогая вещь на дорогое тело. В основном это разовые сделки, потому что тело, как правило, оказывается самым обыкновенным, а шубы, кожаные плащи – это действительно дорогие вещи. Мужчина разочаровывается, убеждается в обмане. Добившись тела, он жалеет о подарке: обыкновенное тело за дорогую вещь – это неравнозначная сделка.

– Но я знаю много примеров, когда женщину просто задаривают дорогими подарками: женщина превращается для мужчины в праздник, и он, в свою очередь, тоже делает ее жизнь праздником!

– Возможно, но это происходит тогда, когда от этой женщины мужчина получает то, что никогда не получал от других женщин. Для таких женщин, действительно, ничего не жалко. Это как мечта…

– А я для тебя праздник?

– Ты для меня суровые будни: из-за тебя у меня столько головняков в жизни появилось.

– А зачем мы тогда встречаемся?

– Сам не знаю.

– Ты меня расстраиваешь: я закладываю свою квартиру, посвящаю тебе полгода своей жизни, надеясь, что наконец-то стала тебе небезразлична, а оказывается, что вместо праздника я для тебя суровые будни! Выходит, я опять ошиблась в своем выборе?

– Ты набралась бесценного жизненного опыта, – попытался пошутить я.

– Действительно бесценного. – Оля отвернулась и больше со мной не разговаривала.

65

Весь следующий день в Донецке мы потратили на оформление документов по кредиту. Мне еще раз невольно пришлось столкнуться с ее мамой, и я взглянул на нее иными глазами. У родителей нас тоже было двое: я и младшая сестра, но никогда я не ощущал разницы в их отношении к нам. Мы были для них равны, и это, как я теперь понимаю, оказалось важным как для формирования наших отношений с сестрой, так и в отношении к самим родителям. Впервые с такой проблемой я столкнулся у Наташи. Я до сих пор не могу ей простить ее неравнозначное отношение к нашим дочерям, выделение Насти на фоне Эли. Этот факт она пыталась навязать и мне, но я знал одно, что детей нельзя делить, они обе мои, и независимо от того, как ведут себя, каких результатов добиваются в жизни, и как относятся ко мне, мое отношение к ним должно быть равнозначным. У родителей не должно быть любимчиков, это очень негативно скажется в дальнейшем, когда дети начнут самостоятельную жизнь и выйдут из-под родительской опеки.

Мама Оли в своей семье эту грань нарушила и в глубине души, даже плохо ее зная, я уже не мог относиться к ней с уважением. Я не мог понять, как можно одну дочку выделять на фоне другой? Для меня это было диким и невозможным. Я жалел Олю и изначально уже был настроен против ее сестры.

– Олег, вы же Олю не обманете? – мама Оли попыталась навязать мне разговор, но я демонстративно отвернулся. Возможно, моим недостатком всегда было то, что я не мог заставить себя общаться с людьми, к которым испытывал антипатию. Это часто вредило мне, но я ничего не мог с собой поделать. – Может, вы мне поможете? – не отставала она. – Я просила Олю дать мне деньги на ремонт квартиры под офис, но она категорически отказала. Я бы и проценты платила. Ведь сколько я ей помогала и помогаю сейчас, не узнаю ее, ведь по большому счету, квартира то моя, я ее купила. Повлияйте на нее, пожалуйста, помогите мне решить этот вопрос.

– Вы извините меня, но это Олины деньги, я к ним никакого отношения не имею.

– Но она во всем слушает вас, я утратила контроль над нею. Она мне ответила, что все деньги распределены, и она их вложит туда, куда скажите вы. А вдруг вы прогорите?

– Я могу вам обещать одно, что пока Оля рядом со мной, ей боятся нечего, тем более за судьбу своих денег.

– Но вы понимаете, что она рискует своей квартирой? Мне много труда стоило купить эту квартиру.

– Я все понимаю, только причем здесь я? – перебил я ее.

– Вы должны понять, что мы не настолько богаты, как вы. У Оли ничего своего нет, кроме этой квартиры. Я не понимаю, зачем она так рискует? А если она решилась взять кредит, то ей нужно помочь определить деньги, ведь она такая доверчивая и неопытная.

– Я считаю, что ваша дочь довольно умная девушка. Она сама грамотно распорядится своими деньгами, а если надо, то попросит вас или меня, и мы поможем ей, подскажем, посоветуем.

– Но она мне сказала, что большая часть суммы уйдет на проплату какой-то большой машины с вещами.

– Да, это так.

– А вы сумеете продать эти вещи? Выгодна ли сейчас торговля вещами?

– Но ведь у меня получается, я-то живу за что-то.

– У вас все налажено, а Оля только начинает вникать. Вдруг что-то не сработает, как вы будете выплачивать проценты?

– Вы не переживайте, в любом случае, проценты будут выплачены вовремя. Оля доверилась мне, поэтому не зависимо от того, будет получаться торговля или нет, проценты будут выплачиваться вовремя. Если надо, я внесу свои деньги, подстрахую ее. А насчет моего влияния на Олю в вопросе распределения кредитных денег, вы ошибаетесь: она сама принимала решения, я лишь предлагал варианты.

– Но неужели вы думаете, что если Оля даст мне деньги на ремонт офиса, то она что-то потеряет?

– Не думаю, просто в вашем варианте Оля ничего и не приобретет. А все эти кредитные дела мы с ней затеяли только для того, чтобы она научилась вести бизнес, приобрела опыт в организации различных коммерческих схем. Я считаю, что, несмотря на сложные условия ведения бизнеса в нашем государстве, она, работая в этом направлении, приобретет для себя бесценный опыт, который всегда пригодится ей, независимо от того, выберет она работу в милиции или в коммерческих структурах. Поэтому, я считаю, что Оля сделала правильный выбор, так как с минимальной степенью риска приобретет важные для себя навыки в общении с людьми, и в организации бизнес-проектов.

– Но ведь в бизнесе столько риска. Почему она должна рисковать своими деньгами?

– Когда рискуют своим, люди более осторожны и бережливей, ведь ставки слишком высоки – например, в случае с Олей, это потеря квартиры. Но ведь в бизнесе и результаты очевидней. А что она достигнет в милиции? Сделает карьеру? А дальше? Милиционеры с трудом дотягивают до сорока лет и выходят на пенсию беспомощными и неподготовленными к самостоятельной жизни. Служба в милиции меняет психологию сотрудников и, как правило, они могут только забирать и выпрашивать, а как заработать, да еще в рамках закона, – для них это темный лес. Неужели вы хотите, чтобы ваша дочь оказалась такой же беспомощной перед жизнью, как и вы?

– А почему я беспомощная?

– А разве вы себя уверенно чувствуете на пенсии без удостоверения и тех привилегий, к которым привыкли в милиции?

– Не совсем конечно, но у меня хорошая пенсия.

– Если у Оли в порядке с головой, как она об этом постоянно заявляет, то пенсия ей не понадобится. Мне в свое время умные люди сказали, что хорошая пенсия – это то, что ты успел заработать и отложить на черный день. А жить в сорок лет на то, что вы называете пенсией, я считаю, не характеризует человека как умного и реализовавшего себя в жизни.

– Зато в нашем случае мы ничем не рискуем. А что касается поступка Оли, я вам скажу одно: я неоднократно убеждалась, Оля всегда найдет себе проблемы в жизни и потом бежит ко мне: помоги, мама. Я никогда ей не отказывала, всегда помогала, но в этот раз, я ей так и сказала, что помощи от меня пусть не ждет. Хватит, мне надоело. Пока у нее все хорошо, мама не нужна, как только она попадает в очередную неприятность, то вспоминает о маме, мама становится любимой и незаменимой. Я очень хочу, чтобы у вас все получилось, но уверена в обратном – это не для моей Оли. Я придерживаюсь других взглядов и считаю, что Оле нужно найти умного, перспективного молодого человека, за спиной которого она жила бы припеваючи, а не тянуть лямку на себя, набираться не нужного для женщины опыта. Оля должна стать второй, незаменимой половиной своего мужа. Это мужское дело зарабатывать деньги, а женщина предназначена для другого, например, для любви, чувств, красоты.

– Оля мне не рассказывала о ваших взглядах. Нечто подобное в ее поведении первое время прослеживалось, но я не знал, что это ваше влияние. По этому поводу честно скажу, я считаю, то, о чем вы говорите – это проявление психологии попрошайки. Вы не обижайтесь, это не в ваш адрес, но я считаю, что если женщина изначально отдает себя мужчине, ожидая от него материальных поощрений, то это неудачница, глупая и пустая женщина, ценность которой минимальна. Любой нормальный мужчина сразу задаст себе вопрос, если сегодня она продается за такую сумму, то где гарантия, что завтра она не продастся кому-то другому за большую сумму? О каких крепких семейных узах можно думать с этой женщиной? Тело в обмен на деньги – это проституция, а не семья.

Я видел, что мои слова задели ее, но сдержать себя не мог: она раздражала меня и выводила из терпения. Все остальное время мы простояли молча. Она даже не возразила мне, хотя я видел, что ей хотелось многое мне сказать. Эта продолжительная пауза не только отдалила нас, возвела стену непонимания, но я почувствовал, что между нами прошла почти открытая волна неприязни. Я вышел на улицу и долго прохаживался вдоль банка, готовый терпеть холод, но только не присутствие ее мамы. Вечером, перед самым закрытием банка, Оля передала мне в руки пятнадцать тысяч долларов и сказала:

– Любимый, вот возьми, я сделала все, что ты говорил.

Я был тронут до глубины души. Ее мама с проблемами и идиотскими мыслями отошла на второй план и тут же забылась, а на первый план выступило понимание того, что такого предела терпения и преданности, как у Оли, я на своем жизненном пути еще не встречал. По большому счету, Оля отдала в мои руки не только себя, но и единственное материальное, что у нее было – квартиру в Донецке. Она отказалась от мамы, меньше стала общаться с подругами, кроме меня у нее никого и ничего не осталось. И это ко многому обязывало. Я обнял ее за плечи и улыбнулся:

– Ну что Губеня, поедем гужбенить?

– Давай, это последнее, что у меня осталось.

– Но ведь еще на счету остались деньги.

– Да, еще и они. Может тебе их сразу отдать, чтобы потом не возвращаться? Все отдать и остаться ни с чем.

– Отдать, забыться, пропить за неделю, а потом новая жизнь, правда, романтично?

– Ага, зачем квартира, работа? Живут же бомжи, и я проживу.

– Не печалься, все будет на должном уровне.

– Мама не хочет, чтобы мы на ночь выезжали, предлагает, чтобы мы у нее заночевали.

– Губеша, у нее я останавливаться не хочу. Если ты хочешь остаться, то я согласен ночевать только у твоего папы. Классный мужик! Накупим им подарки, и заночуем если надо.

– Мама обидится. Она как узнала, что мы эту ночь ночевали у папы, чуть не разорвала меня. Давай тогда ей не признаваться, скажем, что поедем в Лозовую, а сами у отца заночуем?

– Ты опять меня на обман толкаешь? Ты же знаешь, я терпеть не могу эти мелкие обманы, от которых все равно нет никакого толку, а одни неприятности. Они обязательно когда-то обнаружатся, и красней за них как пацан. Давай тогда действительно ехать, доедем, никуда не денемся. В Лозовую заедем, покушаем, я деньги в бухгалтерию завезу, и в Киев попрем.

– Хорошо милый, как скажешь. Я тоже не хочу здесь оставаться, мама меня своим офисом достанет. Тогда я с ней попрощаюсь и вернусь.

– Если можно, я с тобой не пойду. Передашь, что я машину прогреваю, или что-то другое придумай, но что-то у меня пропало желание с ней общаться.

– Хорошо, оставайся.

Оля ушла прощаться с мамой, а я остался в машине. Поступок Оли внушал уважение. Я тоже часто бывал слишком доверчив, иногда даже на грани фола, но это доверие всегда шло от души, и я не контролировал его, осуществлял на каком-то интуитивном уровне. Бывало, и ошибался, зарабатывал проблемы на ровном месте, но в основном жалеть не приходилось, все было искренне и добровольно. Но в случае с Олей я впервые сталкивался с фактом, когда девушка полностью вверяла себя в мои руки, полагаясь только на мою порядочность. Если бы я был подлецом и негодяем, то легко мог обмануть ее, и оставить ни с чем. Кроме того, я понимал, что Олины деньги снимали с меня значительную головную боль в организации собственного бизнеса. Теперь я мог спокойно завершить стройку одного из объектов и более уверенно смотреть в свое будущее. Выходит, и здесь я был ей обязан. Слишком плотно я влип в обязательства, а ведь для меня это было важным, принципиальным.

Оля села в машину.

– Все, поехали, с мамой попрощалась. Она, конечно, обиделась, но пути назад нет. Ты же меня не бросишь?

– Губеша, я впервые чувствую себя должником. Обычно я всегда авансирую, здесь же ты меня загнала в такие долги, что не знаю, когда с тобой рассчитаюсь. Я понимаю, что ты мне отдала практически все и уважаю тебя за этот шаг. Это ко многому обязывает, поэтому, за свое будущее не волнуйся, все у нас будет как в лучших домах Парижа.

– Я очень этого хочу, и готова отдать за это все, что у меня есть.

– А у тебя еще что-то осталось? – пошутил я.

– Нет, кроме тебя уже больше ничего не осталось.

– Тогда поехали, голодранка.

66

Как раз к утру, мы подъехали к Лозовой. Я не заезжал домой, чтобы не встречаться с Наташей. Заехал только на базу, передал маме деньги:

– Сынок, а ты дома был? – мама с тревогой посмотрела на меня.

– Мама, я проездом.

– У тебя хоть все нормально, я переживаю за тебя? Отца не стало, ты у нас один остался, на тебя вся надежда.

– Мама, борюсь.

– А с кем это ты приехал?

– Моя девушка, Оля.

– Сынок, не греши. У тебя две прекрасные дочки, красавица жена, а ты с чужими женщинами катаешься.

– Мама, это чужая женщина, заложила квартиру в Донецке и все деньги отдала мне на развитие бизнеса. Это ее деньги. Ты уверена, что Наташа так бы поступила?

– Сынок, не обижай жену, она отдала тебе больше: лучшие свои годы. Бедненькая старается здесь, работает, все, что ты говоришь, делает. Ей очень хочется помочь тебе, ведь ты у нее тоже один: почти семнадцать лет прожить вместе, это же не шутка!

– Мама, оставь нравоучения, и без того на душе тошно. Хоть с бизнесом разобрался. Деньги отдашь в бухгалтерию, там уже знают, как с ними поступить.

– Пусть тебя хранит Бог, – я не дослушал ее, поцеловал, и пошел к машине. На душе стало тоскливо и неприятно. Я чувствовал, что запутываюсь в отношениях все больше и больше: Оля отдавала мне последнее, жена на удивление полнее втягивалась в бизнес, и результаты ее труда становились заметней. Почему запретили многоженство?

– Это твоя мама? – спросила Оля, как только я сел за руль.

– Да.

– Хорошая, добрая. Она ничего про меня не спрашивала?

– Спрашивала.

– А ты что?

– Сказал правду, что ты та женщина, которая ради меня заложила квартиру в Донецке, и деньги отдала мне.

– А она что?

– Ничего, переварит, потом лучше к тебе начнет относиться. Поехали в Киев?

– А кушать будем, я так сильно проголодалась? К тому же, ты мне много рассказывал, но так и не показал еще свой «Колумб», хочется самой посмотреть.

– Оля, всему придет свое время. Покушаем лучше на трассе, у нас в «Колумбе» сейчас много народу.

– Ты боишься меня показать?

– Не говори глупостей.

– Хорошо, но я надеюсь, что когда-нибудь придет и мое время посидеть у тебя в заведении?

– Обязательно придет.

– Тогда, любимый, я потерплю, поехали.

Я уезжал из Лозовой уже с другим, подавленным настроением. Да, Оля отдала деньги, сама того не понимая, помогла мне решить небольшие проблемы в бизнесе, но это первый случай, когда я приезжал в родной город и не заезжал домой к жене и детям. И это было так непривычно и болезненно, что я впервые почувствовал, насколько дорог мне мой прошлый мир. Несмотря на осадок от семейных проблем, от непонимания и постоянных выяснений отношений с женой, тот мир стал неотъемлемой частью моей жизни. И чем больше я настраивал себя на разрыв с ним, тем четче понимал, что разрываю отношения со своей жизнью. Тяжело менять устоявшееся в сорок лет, возможно, хочется, но сама мысль о смене собственноручно созданного образа жизни вызывала не только внутреннюю тревогу, но и состояние депрессии и тоски.

Я возвращался в Киев не испытывая ни малейшей радости от того, что наши отношения с Олей стали теснее. Ее шаг обязывал меня к другому поведению, к ответным действиям, но я уже не готов был их делать, не хотел! Они не только усложняли отношения с близкими для меня людьми, но и приближали время выбора, а в глубине души я не готов был выбирать. Мне было хорошо и с Олей, и с семьей, но это «хорошо» было равнозначно, и что самое интересное, равноудалено от моего внутреннего состояния. А внутри я был пуст, безволен и не определен. Я сам не знал, чего хочу. В одном только был уверен – сейчас я не хочу определенности. Меня устраивала неопределенность, двойственность, но только не окончательный выбор, потому что в глубине души я знал, что ни один вариант в его теперешнем состоянии меня не устраивает. Меня не устраивала Оля, потому что я не доверял ей, и не был уверен, что ее мир мог когда-нибудь стать близок мне. Даже сейчас, когда она отдала мне последнее, заложив свою квартиру в Донецке, я продолжал ей не верить, потому что в памяти всплывали тысячи примеров ее мелких обманов. Я допускал, что и эти, внушительные для меня шаги, возможно, сделаны с каким-то умыслом. Это была паранойя, но паранойя, основанная на ее поведении. Меня не устраивала и жена, потому что я панически боялся возврата к неустойчивым, эмоциональным отношениям в семье. Я видел, как она работает над собой, заставляет себя исправляться, сдерживать неуправляемые порывы эмоций, но я не был уверен, что она справится со своей эмоциональностью до конца, а полумеры меня не устраивали. Я готов был ждать, терпеть, жить в двух мирах, но только не выбирать один из них сейчас и в таком виде. Если бы выбор стал прямо сейчас, то, безусловно, я бы выбрал уже более известный мне мир семьи, но для меня это означало возврат к эмоциям и скандалам, а я уже не хотел этого. Я узнал, что в отношениях с женщинами существует и другой, более близкий для меня мир – мир взаимопонимания. При том взаимопонимание не в том понимании, когда жена говорит, что ты не понимаешь меня, соответственно, я не могу понять тебя, а в том, когда понимание начинается с себя, когда ты начинаешь понимать человека, видя, насколько он ломает, перестраивает себя, стараясь понять тебя. Именно это понимание заставляет отказаться от своих принципов и делать шаги навстречу, и именно этого понимания я никогда не встречал у Наташи, зато оно было у Оли.

Я запутался окончательно, и как всегда в такие минуты пустил все на самотек. Как выведет судьба, так оно и будет! Другого пути я просто не знал.

67

– Здравствуй, мое солнышко! – голос жены звучал в трубке телефона нежно и ласково. – Я соскучилась за тобой, ты когда планируешь приехать домой?

– Не знаю Наташа, в Киеве работы много – очередной раз соврал я ей. Как ненавидел я себя в эти минуты!

– Мы с девочками за тобой скучаем, они постоянно спрашивают меня, когда папа приедет. Я им объясняю, что папа работает, для нас старается, они понимают, взрослые уже.

– Наташа, что у нас по «Колумбу», все успеваешь?

Я постарался перевести разговор в рабочее русло: слишком неуютно себя чувствовал, когда человек, на котором старался поставить крест, заставлял меня возвращаться в уже подзабытый мир чувственности.

Мой вопрос осадил Наташу. В трубке возникла пауза и потом, я чувствовал, как она заставила себя успокоиться, но голос выдал ее. С совершенно другими интонациями она ответила:

– Успеваю. Ты не один?

Я действительно был не один. На кухне копошилась Оля, готовя для меня завтрак. День только начинался.

– Один.

– Ты опять обманываешь меня – в ее голосе начали прослеживаться нотки раздражения. – Я чувствую, когда ты один, а когда у тебя кто-то есть.

– Наташа, не выдумывай, ты лучше расскажи, какая выручка в «Колумбе»?

– Олег, не уходи от разговора, кто у тебя, женщина?

Этот допрос с утра пробудил раздражение:

– У тебя опять паранойя, мы может, отойдем от твоих бредовых предположений и сконцентрируемся на работе?

– Олег, я отвечу на все твои вопросы, только повтори: я люблю тебя солнышко!

– Тебе что, делать нечего?

– Олег, повтори, пожалуйста, то, о чем я попросила.

Я почувствовал себя как зверь, загнанный в угол. Я мог иногда соврать, уйти от вопроса, но необходимость обратиться к жене с ласковыми словами в присутствии Оли была выше моих сил. Я не мог этого сделать, поэтому, не ответив, отключил телефон.

Через минуту Наташа снова меня набрала. Ее голос звучал холодно, без интонаций:

– Выручка в «Колумбе» две тысячи двести. За вычетом зарплаты и налогов наличными у меня остается тысяча девятьсот гривен. Какие дальнейшие распоряжения?

Я попытался смягчить ситуацию.

– Отдашь в бухгалтерию пятьсот гривен, они знают, что с ними делать, остальные деньги пусть останутся у тебя и, Наташа, я прошу тебя, отбрось свои подозрения, не превращай утро в кошмар, ведь ты же исправляешься.

– Олег, я не люблю, когда мне врут, а ты заврался, и сам об этом прекрасно знаешь. Я чувствую, что ты больше трех месяцев живешь не сам, что у тебя кто-то появился, и мне больно это знать и с этим мириться.

– Наташа, не надумывай глупостей!

– Давай я завтра к тебе приеду, ведь мы не виделись уже больше четырех недель!

– А кто «Колумбом» заниматься будет, на кого бизнес оставить?

– Лена подстрахует, я договорюсь.

– Наташа, не нужно этих экспериментов, я в воскресение собираюсь домой, зачем лишние затраты?

– Ты выкручиваешься. Я в Киеве не была уже больше года, ты не хочешь, чтобы я к тебе приезжала?

– Но сейчас это не нужно! Я через несколько дней буду в Лозовой.

В трубке возникла пауза.

– Хорошо, я не буду тебе мешать. Ты всегда делал то, что хотел делать, пусть это будет на твоей совести. Но передай той, кто у тебя сейчас гремит на кухне тарелками, что в жизни все возвращается: то, что она делает мне, наверняка, со временем кто-то сделает ей. Бог на свете есть, и он накажет ее за то, что она забирает отца у детей.

Я не успел ответить, Наташа бросила трубку. На душе снова стало мерзко и пакостно.

– Милый, иди кушать – раздался из кухни голос Оли, и тоска на сердце еще больше усилилась. Как все запутанно и сложно, и как выбраться из создавшейся ситуации, в которую я сам себя загнал?

68

Лену и Вику Сережа встречал без меня, вдвоем с Вовой. До глубокого вечера я так и не дождался от них звонка. Я видел, как волнуется Оля, хотя она всячески пыталась это скрыть.

С Сережей мы встретились на следующий день в обед.

– Узнал, что хотел? – Первым не выдержал я.

– Твоя Оля обманщица, я в этом очередной раз убедился. Лена многое рассказала: оказывается, у твоей Оли был мужчина твоих годов, они встречались с ним лет пять, потом он ее бросил. Лена говорит, что Оля непорядочная и много болтает лишнего. Парень был не дурак, не захотел делить свою судьбу с дурой, хотя у них дело дошло почти до свадьбы. После него Оля пошла по рукам, то с одним встречалась, то с другим. Лена говорит, что Оля чем-то болеет, скорее венерическим, ты не замечал?

– Сережа, это сплетни.

– Не думаю, сегодня сам у нее спросишь.

– Тебе она понравилась?

– Страшная и дурная. Корчит из себя непонятно что, я ей чуть по морде в машине не врезал, Вова остановил. Но потом угомонилась, стала как шелковая.

– Поимел ее?

– Она умнее Оли, с ней проблем не было. Так ты хочешь с ней встретиться?

– Почему бы и нет.

– Скажу одно, в сравнении с Олей она красавица. Ты выбрал опять не то, что нужно.

– Значит такова моя судьба, а как вторая, актриса, у Вовы с ней тоже прошло все по плану?

– Малыш, ты в нас сомневался? Актриса ночевала у Вовы. Назвать ее красавицей нельзя, хотя далеко не уродина. Во всяком случае, Оля на их фоне не идет ни в какое сравнение. Чтоб ты понимал, все они – провинциальные барышни, жаждущие вырваться в столицу и ради этого готовые на все: от постели до подлости, я имею в виду и твою Олю. На мой взгляд, из всех троих Оля самая страшная, глупая и хитрая.

– Давай не будем о больном, ты знаешь, я не люблю обсуждать людей за их спинами. Я вижу, что тебе не нравится Оля, но пока не услышу фактов, говорить о ее непорядочности и хитрости не буду.

– Олег, это вопрос времени. Ты расспроси при встрече сестру, прозреешь.

– Ради того, чтобы тебе понравиться, многие готовы утверждать то, чего никогда не видели и не слышали.

– Они ее знают годами, а не месяцами, как ты.

– Лена обещала ее при встрече убить, потому что Оля взяла сторону ее бывшего мужа.

– Она мне рассказывала об этом, только твоя Оля трахалась с ним, а Лена об этом узнала.

– Я слышал их разговоры по телефону, они друзья и он признателен ей за то, что она помогает видеться ему с сыном, которого твоя Лена показывает ему только за деньги. Он нормальный мужик, а Лена актриса и эксцентричная барышня, изменяющая ему с молодыми мужиками.

– Это Оля выгораживает себя. Лена после развода полностью отдалась воспитанию ребенка и ни с кем не встречается.

– Это она тебе такое сказала? – я рассмеялся – После развода с мужем твоя Лена начала встречаться с парнем, младшем ее на десять лет, а сына отдала маме и видится с ним только по субботам и воскресеньям. Это я сам видел! Вот фантазерка! Сережа, тебя разводят по полной программе. Я так понимаю, Лена играет роль преданной, верной жены, образцовой матери, которую бросил развратник муж – это как раз то, что тебе нравится. Сережа, она очень хочет тебе понравиться!

– У Вовы расспросишь, как они себя вели. В сравнении с твоей Олей, они скромны и невинны.

– Сережа, они одурачили тебя! То, что тебе рассказали, это неправда, потому что я сам, собственными глазами видел обратное.

Сережа растерялся.

– Это тебе Оля голову задурила! – я почувствовал, что Сережа растерялся и пытается найти опору для своих рассуждений, но я уже не верил ему. Я убедился, что ничего стоящего и интересного из прошлой жизни Оли он не узнал.

69

Мы заехали за Вовой.

– Как твое впечатление от общения с донецкими девчонками? – спросил я у Вовы, как только он сел в машину.

– Ничего, неплохие. Не такие красавицы, как расписывала их Оля, но и не страшные. – Вова был такого же высокого роста, как и Сережа, почти под два метра, хорошо сложенный, красивый, двадцатипятилетний молодой человек.

– А Сережа мне сказал, что они дуры. – Я знал, что Сережа на ровном месте любил все запутать, исказить, напридумывать, и чтобы докопаться до правды приходилось сравнивать и сопоставлять события. Вова в этом плане был честен, говорил все, как было на самом деле.

– Неправда, нормальные девчонки, поначалу попытались показать характер, но потом выпили, поняли, что с нами такие номера не проходят, и все прошло нормально.

– Сильно против Оли были настроены?

– Наоборот, они вообще уходили от разговора о ней. Но ты знаешь Сережу, если он себе что-то в голову вобьет, то пока не добьется своего, не отстанет. Он Лену просто достал, такого ей наговорил, я не знаю, откуда он это взял, что та и краснела, и бледнела, и не рада была, что приехала. Сережа рассказал, что Оля хочет ей отомстить за какие-то обиды, что она в Киеве наговорила про Лену гадостей. Чтобы ты понимал, весь вечер мы говорили об Оле и о том, какая она плохая и как настроена против сестры и подруги.

– Я такого не говорил – возмутился Сережа.

– Малыш, зачем мне обманывать? Мы все знаем, зачем ты затеял этот приезд и знакомство. Ты на каждую из них тратишь не меньше пятисот долларов в день, потому что тебе хочется стравить сестер и накопать компромата против Оли. Это твое право, хотя я считаю, что это не нужно делать.

– Я обещал Олегу доказать, что его Оля аферистка и обманщица, и докажу это, сколько бы мне это не стоило.

– Чего ты так против Оли взъелся? Нормальная девчонка, старается тебе понравиться, с девушками знакомит. Лучше бы пользовался открывшимися возможностями и купался в любви как кот в масле.

– Не надо мне ее девчонок, сам, если надо, познакомлюсь, а она гулящая и лицемерка.

Я перебил их:

– Вова, а как Лена реагировала на Сережины интриги?

– Терпела долго, если не ошибаюсь, только под вечер она впервые о ней что-то стала говорить, а Вика вообще молчала. Но чтобы она сказала что-то веское и запоминающееся, такого не было. Обычное, заурядное: прошлую любовь, чувства, вспомнила некоторых ее поклонников, но как без этого, ведь Оле двадцать четыре года! Ей что, девственницей жить, ждать Олега? И она же не знала, что ее ждет такое счастье. Девчонка искала свое место в жизни, ошибалась, что-то находила. Я считаю, что все нормально и она мало чем отличается от любой другой своей сверстницы. Во всяком случае, Вика в сравнении с Олей более раскрепощенная и, я бы так сказал, вульгарная. Она сразу предложила жить вместе, рассказала о своем желании остаться в Киеве, удачно выйти замуж, и заметьте, это при всем при том, что я знал ее от силы три часа. Так что Оля – это не самый худший вариант.

– Олег, кого ты слушаешь? Вова напился и ничего не помнит…

– Я все помню…

– Что ты помнишь? – перебил его Сережа, повысив голос – Мы с Леной в дальнем углу сидели, и ты ничего не мог слышать. А потом я тебя домой отвез и ты со своей прошмандовкой остался у себя, а мы уехали, так что ты можешь знать? Что, не было такого?

– Было, но при мне они об Оле плохого не говорили.

– Мне Лена это один на один рассказала.

– Может быть. – Вова уходил от разговора, видя, что Сережа начал заводиться. Из опыта мы знали, что с ним бесполезно спорить, он вывернется, найдет любые предлоги, но виновным себя никогда не признает, а вносить лишнюю напряженность в отношения по такому малозначащему поводу Вова явно не хотел.

Чтобы снять напряжение в машине, я перевел разговор:

– А внешне Лена не плохая?

– Нормальная: грудь, как Сереже нравится, размера третьего, талия, задница. Оля, действительно, пострашнее. Но она ведет себя как-то не так: зашифрованная какая-то, каждое слово цедит, растягивает. Олька в этом плане мне больше нравится: простецкая, открытая, без замудренностей. Я тебе скажу, что если бы не Вика, я бы себя не сильно комфортно чувствовал в ее присутствии. Сереже то все равно, он быстро ее под себя подмял и гнул свою линию, а так, без интереса, с ней трудно общаться.

– Что ты все у Вовы расспрашиваешь, сейчас сам все увидишь. Я им звонил, они нас уже возле гостиницы ждут.

– Номера дорогие сняли?

– Не очень, по триста долларов.

– Они довольны?

– Я думаю, хотя запросы у них не из скромных. Балованные девчонки, или, возможно, претворяются…

– Чушки. Ты видел как они на мой «Мерседес» посмотрели? Для них это все впервые и ново. Твоя актриса не знала даже как дверку открыть.

– Я думаю, что она ждала, когда ты ей сам откроешь – заметил Вова.

– Разогналась. Представляешь, мы с Вовой сели в машину, а те дуры стоят возле дверей, ждут чего-то, пока Вова изнутри им дверь не открыл, тогда сели. И где они на мою голову взялись?

– Сам вызвал, интриг захотелось.

Мы подъехали к гостинице, но внизу нас никто не ждал.

– Где они? – оглядываясь по сторонам, спросил я.

– Должны ждать, может в холле стоят? – Сережа набрал номер на телефоне – Ну где вы? Мы уже внизу. Хорошо, ждем, – и уже обращаясь к нам, бросил, – Сейчас выходят, марафет наводят.

Я внутренне готовился к встрече. О Лене я много слышал, и в моем представлении она выглядела хищницей, снимающей мужчин ради своей выгоды. Мне очень хотелось провести параллели между сестрами, чтобы лучше разобраться в Оле. Стервозность в Лене была объяснима, так как прослеживались корни. Я видел здесь прямое влияние мамы, которая выгнала мужа, как только тот лишился прибыльной работы. Но в кого пошла тогда Оля? В отца? Хотелось бы, о нем у меня сложилось самое хорошее впечатление: открытый, простой, искренний. Но хотелось еще раз проверить и убедиться в своей правоте, так как за Олей, и именно в ее неискренности, я часто видел влияние мамы. Может сравнение с сестрой поможет мне установить, что в Оли больше: от отца или от матери?

Лена с Викой долго не выходили. Это было так непривычно, что каждый из нас внутренне собрался. С кем бы мы не встречались, но пунктуальность являлась необходимым условием наших встреч.

– Что-то долго они марафетятся – не выдержал даже всегда флегматичный и уравновешенный Вова.

– Дуры конченные, может, уедем?

– Тебе же их еще назад в Донецк отправлять.

– Пошли они! Сами доедут.

– Некрасиво малыш. – Вова не приветствовал такой поворот событий.

– Выходит, зря деньги потратил, компромата-то и нет – съехидничал я.

Сережа снова набрал их по телефону:

– Сколько вас ждать? Мы уже полчаса стоим. Давай быстрее, а то мы уедем, – он с раздражением отключился. – Лена волосы досушивает, уже бегут.

– Так долго мы никого не ждали, – подлил я масло в огонь.

– Чего только ради твоих родственников не сделаешь, – с неохотой отозвался Сережа.

– Особенно когда от них чего-то ожидаешь.

– А что мне от них надо?

– Гадостей на Олю.

– Не гадостей, а фактов!

– Вон они, – первый заметил Вова.

Я констатировал, что объективным был больше Вова, чем Сережа. И Вика и Лена были не красавицы, но довольно симпатичные дамы. Они сели в машину, и Сережа сразу тронулся с места.

– Мальчики, извините, но вы сами на час раньше приехали. Мы договаривались на три часа, а вы приехали в два.

– Я же предупредил, когда выезжали, – недовольно буркнул Сережа.

– Но Лена только вышла из ванны.

– Сережа, я и так с мокрой головой выскочила, досушить не успела.

– Вы бы нас хоть познакомили – произнесла Лена.

– Я будущий твой родственник, Олег – пошутил я. – Ты, как я понял Лена, а ты Вика.

Лена внимательно посмотрела на меня. Мы сидели с ней рядом на заднем сидении.

– Много слышал о тебе, – продолжил я, не дождавшись от нее ответа.

– Наверное, плохого? Судя по вчерашнему разговору с Сережей, обо мне здесь знают только плохое.

– Не всегда, хорошее тоже. – Я обратил внимание на то, что у нее не было желания разговаривать со мной при свидетелях, поэтому замолчал. Ни Сережа, ни Вова не проронили ни слова.

– А куда мы едем, можно поинтересоваться? – спросила Вика.

– За город, покушаем, – ответил Сережа, и всю дорогу больше никто не разговаривал. Я чувствовал напряжение и какой-то дискомфорт в машине, но одному развлекать компанию не хотел. Единственное, внимательно рассмотрев Лену, у меня почему-то пропало всякое желание раскрывать семейные тайны и вообще что-либо выяснять об Оле.

70

Сережа привез нас в загородный ресторан.

– Вы действительно сегодня ничего не ели? – спросил я у Лены.

– Мы только недавно встали.

– Долго спите, – философски констатировал Вова.

– Мы же на отдыхе, в гостях.

В ресторане мы сели на открытой площадке, сделали заказ. Как только официант отошел от столика, Сережа начал плести интриги:

– Лена, Олег собирается жениться на твоей сестре, они любят друг друга, но прежде чем принять окончательно решение он захотел познакомиться с тобой.

Такого поворота события не ожидал никто.

– Сережа шутит, честно говоря, из всего того, что он сказал, у меня было только одно желание – познакомиться с тобой, – я попытался сгладить его выходку.

– Не юли, ты сам знаешь, зачем мы сюда приехали. Лена, дело в том, что все мои попытки раскрыть ему глаза на Олю он встречает в штыки. Он мне не верит, поэтому я предлагаю послушать людей, которые знают ее гораздо лучше, чем мы. Итак, первое, Лена, Олег не даст соврать, но перед тем, как созвониться с тобой, Оля попросила меня проучить тебя и наговорила про тебя всяких гадостей.

Примерно такой разговор с Олей был на самом деле, и отрицать этот факт было бессмысленно, я знал, что это еще больше заведет Сережу и вечер может неприятно закончиться. Я попытался перевести разговор на менее опасную тему:

– Сережа, это их внутренние семейные дела и обсуждать этот вопрос в широкой компании не совсем правильно.

Но видно слова Сережи задели Лену.

– Мне безразлично, что обо мне говорила Оля, но я надеюсь, что может хоть сегодняшний вечер пройдет без разговоров о нашей семье. Я пресытилась ими еще вчера.

– Лена, меня обвиняют в обмане, – Сережа завелся, и его трудно было остановить. – Твоя сестра Оля, например, утверждает, что это не муж тебя бросил, а ты его, потому что у тебя появился любовник и муж тебя с ним застал.

У меня перехватило дыхание. Я видел, как покраснела Лена, и с каким беспокойством заерзала на своем кресле Вика. У меня уже не было сомнений в том, что Сережа сейчас выдаст все, что узнал от меня утром, когда я попытался защитить репутацию Оли.

– Я скажу больше, твоя сестра заявляет, что ты непорядочная мать, которая отдала своего ребенка своей маме, а сама наслаждаешься жизнью с любовником, который моложе тебя на десять лет. Мне интересно, кто меня обманывает: ты или Оля?

– Может, поговорим о чем-то другом? – пришла на помощь Вика.

– Для меня этот вопрос важный. Я убеждаю Олега, что его Оля аферистка и обманщица, и привожу ему свои доводы, он утверждает, что я заблуждаюсь, защищает ее и ссылается на ее слова. Лена, ты же не обманываешь меня?

Я видел, с каким трудом Лене удается сохранить самообладание. Она сидела красная, в глазах просматривался нехороший блеск, а руки мелко дрожали. С трудом овладевая интонациями голоса, она отчеканила:

– Если сегодняшняя встреча – это повод выяснить отношения, то не хватает еще одного участника. Чтобы определить, кто из нас лжец, нужно было пригласить мою сестру и поставить вопросы нам обеим, а не мне одной.

– Я не хочу ее видеть, – с раздражением произнес Сергей.

– Тогда в любом случае, мои слова не могут восприниматься однозначно, потому что за моей спиной она станет утверждать обратное. Чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу, что вы, Олег, сделали не совсем правильный выбор: не вы первый доверяетесь человеку, которому доверять опасно. Я не хочу разубеждать вас в вашем решении жениться на моей сестре, это ваше личное право, но будьте всегда начеку. Вы всегда можете оказаться в такой ситуации, в которой, благодаря Оле, я оказалась сейчас.

– Серега, мы приехали отдыхать, а не выяснять отношения, – вставил Вова. – Пускай Олег сам разбирается.

– Сережа, мне это не интересно, такие вопросы обсуждаются не в этом кругу, – снова заявил я.

Все выступили против Сережи. Он это видел, и уступил.

– Мне не нравится, когда непонятно кто выставляет меня обманщиком.

– Сережа, никто тебя в обмане не обвинял, ты снова сам себя накрутил! – но Вовину петицию прервал вошедший официант. Все замолчали, и пока официант расставлял приборы, напряжение в комнате заметно поубавилось. Успокоился Сережа, немного в себя пришла и Лена. Как только официант вышел, разговор возобновился, но уже в более спокойных тонах.

– Если вас Олег, интересует моя сестра, я вам могу рассказать все, что о ней знаю и думаю.

– Лена, я ценю ваше мнение, но Сережа несколько преувеличил, я не планирую жениться на вашей сестре, потому что женат и у меня двое детей. Поэтому все эти разборки не столько по существу, сколько повод развлечься от скучной киевской жизни.

– Ничего себе у вас развлечения, – с недовольством заметила Вика.

– У богатых свои заморочки, привыкай, если хочешь понравиться Вове, – попытался я пошутить.

– Так, меня сюда не впутывайте, мне и одному хорошо живется.

– Вика, а правда, что у тебя была бурная киевская жизнь? – спросил Сережа у Вики.

– С чего ты взял?

– Оля рассказывала. Говорит, что ты пользовалась успехом у мужчин, пока здесь училась.

– Я не знаю, что вам рассказывала Оля, но у меня здесь был парень, который трагически погиб, и после него я практически ни с кем не встречалась. Было много знакомых, я актриса, хорошо пела, но это была работа, и совершенно не связано с моей личной жизнью. Оля часто мне завидовала, особенно успехам у мужчин. Ее волновало то, что я произвожу сильное впечатление на ее поклонников, из-за этого мы и поругались. Она собственница, но с ее внешними данными тяжело удержать мужчину возле себя.

– В этом ты права, – оживился Сергей. – Я Олегу не один раз говорил, что такого шанса, как он, у Оли никогда не было. Когда я впервые ее увидел, то подумал, что Олег разыгрывает нас, таких крокодилов среди наших знакомых никогда не было.

– Сережа, зачем ты так, – попытался остановить я его.

– А что, у тебя был кто-то хуже Оли? Ты правду говори, не надо прикрываться деликатностью, манерами. Если мы будем здесь любезничать, никогда правду не узнаем. А я считаю, и об этом говорил и тебе, и твоей Оле, что, такого как ты, судьба ей больше никогда не подарит. И она это понимает, поэтому возвела вокруг тебя стену лжи и обмана. Но я пообещал, что выведу ее на чистую воду, потому что на сто процентов уверен, что Вика и Лена говорят правду: Оля завистлива, коварна и хитра. Это она захотела, чтобы мы с Вовой проучили ее сестру, которую она ненавидит, и бывшую подругу, которую, как я понял, она всегда ревновала к своим избранникам. Но почему мы должны следовать ее сценарию? Мне и Лена, и Вика понравились, вот смотрю я на них, и вижу, что они совсем не похожи на тех, кого нам так живописно описала Оля.

– Мы не монстры?

– Она вас не монстрами выставляла, а проститутками, которые готовы на все, лишь бы зацепиться за богатого мужчину. – Сережа резал, как по живому. Я видел, как переглянулась Лена с Викой, и как на их лицах застыли натянутые улыбки. – Видишь, Олег, все не так, как преподносила твоя Оля!

Сережа наконец-то высказался, и разговор, к облегчению всех, зашел на нейтральные темы. После загородного ресторана мы поехали в «Ультрамарин», развлекательный комплекс, где я увидел, насколько страстным игроком оказалась Лена. Все свои жетоны она потратила на одном автомате, пока не выиграла приз. Лена, несмотря на медленную речь и жеманные манеры, была активна, страстна, упорна. Она мало походила на флегматичную, всегда уравновешенную и рассудительную Олю. Они не только не были похожи внешне, но и разительно отличались характерами. Лена была спокойна, но за этим спокойствием чувствовалась страстная и активная натура. Это спокойствие напоминало спокойствие льва перед прыжком на жертву. Оля тоже всегда была спокойна, но за ее спокойствием просматривалась сонливость, меланхоличность, равнодушие. Наблюдая, как Лена упорно пытается выиграть на автомате приз, я не мог представить на ее месте Олю. Оля была упорна, но это упорство проявлялось эпизодично и только в ответственные минуты жизни, когда она понимала его важность и необходимость. В мелочах, во второстепенных эпизодах, Оля была менее последовательна, словно не желая напрягаться и растрачивать свою настойчивость по мелочам. Но, что самое важное, я обнаружил, что характером Лена была больше похожа на меня, особенно, это проявилось когда Сережа задел ее за явно больные места насчет любовника и сына. А именно, Лена хотя и ушла от ответа, потому что знала, что отвергнуть Олины обвинения значило еще больше запутаться во лжи, но на ее лице можно было прочитать все то негодование, возможно, ненависть, которые она испытала, оказавшись в неловкой ситуации по вине своей сестры. Это говорило о прямолинейности и вспыльчивости характера. Я тоже был таким. Оля, в отличие от нас, была более хладнокровна и хитра. На ее лице никогда нельзя было прочесть, что она думает и как воспринимает ту или иную ситуацию. Я уже не один раз обманывался в своих предположениях по поводу ее заключений. Чем больше мы были знакомы с Олей, тем она больше открывала мне свои взгляды на те или иные события из нашей начальной жизни, и я убеждался, что мое первое впечатление всегда было ошибочным. Оля думала иначе, чем это следовало из ее поведения, а это мне не нравилось, потому что больно уж походило на лицемерие. В этом плане я всегда приветствовал прямолинейность, которая с моей точки зрения характеризовала открытость человека, его искренность и доступность.

После «Ультрамарина» Сережа развез нас по домам, при этом меня первого. В целом я остался доволен знакомством с Леной, мы весело провели последние часы нашей встречи, и расставаясь я уже не чувствовал к ней никакой вражды. За всю вторую половину дня, которую мы провели вместе, я практически ни разу не вспомнил об Оле, хотя она несколько раз звонила по телефону. При Лене я не хотел с ней разговаривать, а, видя ее настойчивость, вообще отключил звук на телефоне.

71

Открыв дверь своей квартиры, я увидел, с каким нетерпением ждала меня Оля.

– Что случилось, почему ты мне не отвечал? – накинулась она на меня с порога. Это было так необычно для всегда флегматичной и уравновешенной Оли, что я опешил:

– С твоей сестрой знакомился.

– Так что нельзя было на мои звонки ответить?

– Я не хотел при Лене с тобой разговаривать, зачем ей слушать наши разговоры?

– Все равно так нельзя поступать, я уже не знала, что и подумать.

После первого всплеска эмоций, Оля немного упокоилась.

– И как тебе моя сестра?

– Понравилась, мы с ней на игровых автоматах сражались, в отличие от тебя она азартная.

– Весело ты проводил время, а я здесь в неведении сидела, ждала тебя, волновалась. Думала, может, что-то случилось.

– А что может случиться?

– Олег, так нельзя, ты сам меня учил всегда брать трубку и не морозиться на звонки. Я тебе набирала шесть раз, а ты игнорировал мой вызов, ты считаешь это нормальным?

– Оля, но ты же знаешь, где я был и с кем. Не мог же я при твоей сестре обсуждать ее поведение. Я тебе попытался это объяснить, но ты стояла на своем: расскажи да объясни, поэтому я и отключил звук на телефоне.

– Может, ты с ней сексом занимался? – я впервые видел Олю такой возбужденной.

– Если ты не забыла, нас было пятеро. Твоя сестра любит групповушки? Ты мне об это не говорила.

– Моей сестре нравится все, что может мне доставить боль и страдание.

– Оля, скандалы в твоем исполнении мы еще не проходили. Из-за чего такое волнение?

– Как не завестись, если я сижу здесь как дура и гадаю, что тебе наговорили, что ты даже трубку перестал брать? Ведь ты раньше так не поступал. Думаешь, мне приятно сидеть и ждать решения своей участи? Ты странный человек и от тебя можно ожидать любого поворота событий. Я уже вещи начала складывать, думаю, может, уже очередь моя пришла…

– Оля, мы же с тобой договорились, что если бы я что-то услышал для себя важное, то вынес это на обсуждение, а так, разговора о тебе практически не было. Сережа попытался накалить страсти, сыграть на ваших разногласиях, но ничего не получилось. Все были против выяснений отношений, и мы разговаривали о ваших семейных делах не больше пяти минут. Все остальное время мы отдыхали, кушали, смотрели кино.

– Весело вам, а я как идиотка в четырех стенах чуть с ума не сошла. Олег, я снова хочу курить. – Оля подошла к окну и закурила. Я не стал спорить, видя, насколько она не в себе.

– Губешка, ты же сама сказала, что тебе нечего бояться, так чего же ты волновалась?

– Сестра меня ненавидит и от нее можно ожидать всего. Я не удивлюсь, если в один прекрасный момент она убьет меня из-за угла.

– Я бы не сказал, что у нее сумасшедшая ненависть к тебе. Она считает, что ты ей всегда завидовала, и поэтому ваши отношения такие неровные….

– Я завидовала? – снова повысив голос, переспросила Оля – Да это ее всегда раздражало и удивляло, что, несмотря на мое уродство, все ее мужчины на меня западали. Она считает себя неписанной красавицей и не понимает, как такая страшилка как я может добиться уважения у мужчин. Она думала, что я с ними со всеми спала, а я была просто в дружеских отношениях. Это она, как только познакомится с мужчиной, сразу тянет его в постель, а потом начинает на деньги раскручивать, вот мужчины от нее и шарахаются. «Я завидую», – это же надо придумать…

– Губошлепова, все хорошо, но ты меня своим курением расстраиваешь. Мы же договорились, что ты бросаешь курить.

– Золотой мой, – Оля попыталась улыбнуться, – сегодня тяжелый день, прости, я больше не буду. Вот покурила, успокоилась и обещаю, это последняя сигарета. Казалось и волноваться не за что, но ты у меня такой непредсказуемый, что я честно, боялась потерять тебя.

– Да все было нормально. К тому же, куда теперь тебя деть без квартиры и денег?

Но Оля не отреагировала на шутку:

– А что, и вчера они обо мне ничего плохого не говорили? – не докурив, она выбросила сигарету и закрыла окно.

– Вова рассказывал, что у них вообще не было желания обсуждать тебя. Это Сережины интриги, но я думаю, что они закончились ничем, зря только деньги потратил. Я видел, он и сам расстроился, думаю, что завтра их в Киеве не будет. Так что гордись, Вася, ты свою красавицу сестричку оставила в дураках: она приехала, ее поимели и отправили назад ни с чем, а ты осталась здесь, с нами, да с еще более укрепившимся авторитетом. Думаю твоей Лене с ее амбициями этот факт будет тяжело переварить.

– Для ее гордости это сильный удар; я уверена, это отразится на маме.

– Они кстати с мамой похожи. Я не говорил тебе, но мне твоя мама не сильно понравилась: не искренна она. Отец молодец, простой. Пусть в его квартире не такой ремонт как у твоей мамы, но с ним приятней общаться, нет подтекста. А мама играла: борщи, молоко – это все наигранно и неискренно, думаю, что и Лена такая. Хотя многое из того, о чем ты про нее рассказывала, я не заметил.

– Это она не успела раскрыть себя.

– Возможно, но для меня главное, чтобы в тебе оказалось меньше маминых генов. Ты и так любительница приврать, но если обнаружится, что ты ведешь какую-то свою игру, как считает Сережа, для тебя это плохо закончится.

– Олег, с мамой у нас сложные отношения. Я не могу ее осуждать, потому что она нас с Леной одна на ноги поставила, но мне кажется, ее такой сделала сама жизнь и служба в милиции. Неискренность, зашифрованность, обман на ровном месте – это следствия борьбы за существование, которую она вела почти на протяжении всей своей жизни. Понятно, я видела ее игру по отношению к другим, кое-что взяла для себя, но сейчас, общаясь с тобой, я понимаю, что это неправильно. До встречи с тобой, честно признаюсь, я считала, что без хитрости нельзя прожить, что открытость человека – это признак лоховства, наивности, поэтому я много обманывала.

– Губошлепова, запомни: неискренность порождает такую же неискренность. Обман всегда обнаруживается и к человеку теряется всякое уважение. У него нет будущего, потому что те, кого он обманул, будут ждать своего шанса ответить тем же. Безусловно, иногда искренность оборачивается против тебя, но в большинстве своем она играет важную роль в жизни: тебе начинают доверять, берут в команду, и ты добиваешься гораздо большего, чем тот, кто интригует и играет. Признаюсь, все, чего я добился за свою жизнь, это благодаря искренности и тем принципам, которые ты так осуждаешь. Искренность, это в своем роде аванс, ты ожидаешь от человека такого же шага. И если вдруг то, что ты рассказал ему, чем поделился в момент общения, всплывет в другом месте, при других обстоятельствах, то это равносильно обнаружению лицемерия того, кому доверился. Значит, не выдержал он испытания, значит, этот человек – подлец и мерзавец. Поэтому, с одной стороны, искренностью ты закладываешь отношения на будущее, с другой – проверяешь внутренние качества человека, с которым общаешься, его порядочность и искренность по отношению к тебе.

– А если то, что ты ему рассказал, обернется против тебя?

– От таких случаев никто не застрахован. Для этого открываться перед новым знакомым нужно постепенно, по мере того, как сама узнаешь его и убедишься во встречном желании общаться с тобой. Как только почувствуешь неискренность в отношениях, нежелание общаться, нужно остановиться: значит этим отношениям уже достаточно глубины. Нельзя навязывать постороннему того, чего он не хочет или не готов взять. Навязываемая искренность вызывает только раздражение. Многим она просто не нужна, поэтому нужно вовремя остановиться, прочувствовать, насколько глубоко твой партнер готов строить с тобой отношения.

– Это все так сложно.

– А ты считаешь, что лучше притворяться, лицемерить, копить в себе недовольство, чтобы в один прекрасный момент все выплеснуть и порвать отношения? Я никогда не коплю в себе негатив по отношению к человеку: высказал, излил накопившееся и дальше работаю с ним без напряга и задних мыслей. А когда начинаешь прятать свое истинное отношение, это все разъедает изнутри, мешает объективной оценке поступков, и в один прекрасный момент, казалось бы, мелочи, но накопленные и умноженные в несколько раз, приводят к большим проблемам. У меня отец такой был, царство небесное, все в себе носил. Я уже и забыл про нашу стычку, а он помнит, копит, носится с ней. Сложно было с ним, но он мне многое дал и помог в жизни.

– А моя мама говорила, что никогда нельзя быть открытой для других, никто не должен знать твоего истинного отношения к человеку. От нее правду редко можно услышать. И я долгое время считала такое поведение нормальным.

– Поэтому твоя мама одна. В жизни можно обмануть один, от силы два раза, а что потом? Понятно, людей много, но и молва о тебе растет быстро. Год-два, и с тобой будут общаться только такие же лицемеры, как и ты. Я считаю, что это ненормально. Пусть ты не нравишься, пусть твоя правда болезненна, но ты искренен и, соответственно, прогнозируем. Можно предсказать твою реакцию, тебе можно довериться, и самое главное, с тобой можно строить отношения. А как строить отношения на обмане и недоверии? Например, от тебя я столько обмана услышал, что сейчас, по мере того, как он обнаруживается, что-то серьезное налаживать с тобой просто страшно. У меня в подсознании теперь постоянно тлеет мысль, может твое нынешнее поведение тоже обман, который обнаружится позже?

– Но мы же говорили с тобой, что я изменяюсь…

– Я помню, но мы говорим об отношениях, построенных на обмане. Никто из нас не думал, что твой трехдневный ночлег у меня превратится в продолжительную почти полноценную семейную связь. Я понимаю, ты вела себя со мной, как с любым другим временным явлением. Я тоже не думал о серьезности наших отношений, но при этом вел себя как всегда: не юлил перед тобой, не обманывал. И в результате, почти через четыре месяца я каждый день ловлю тебя на обмане, а ты не можешь мне предъявить ни одной претензии. И получается, что я как лох был искренен с тобой, а ты в первые месяцы просто имела меня. Вот и задумывайся, а что дальше? Может, ты продолжаешь иметь меня?

– Любимый, что ты опять заладил о своем. Все, что было в прошлом должно забыться. Знаешь присказку: «Кто прошлое помянет, тому глаз вон»? А ты меня постоянно моим прошлым укоряешь, это же не правильно. Сейчас все по-другому, и я, что главное, осознаю свои ошибки и стараюсь их исправить.

– Время покажет.

– Сам увидишь, на меня можно положиться. Ты же продолжаешь дружбу с Сережей, хотя он много раз тебя обманывал.

– Сережа – это совершенно другая тема: он обманывал, но он и помогал.

– Тогда ты противоречишь сам себе. Ты говоришь, что нельзя строить полноценных отношений с человеком, который обманывает, а сам продолжаешь дружить с Сережей, выходит, тебе это выгодно?

Я улыбнулся:

– Выгоды не сильно много, больше проблем. Но мне интересно с ним, у Сережи я беру то, чего не могу взять у окружающих.

– Что именно?

– Масштаб мышления, современные взгляды на жизнь, возможность интриговать на грани фола. Это все для меня ново и интересно и, на мой взгляд, это окупает те сложности и неприятности, которые косвенно доставляет мне общение с ним.

– Я думаю, ты не объективен по отношению к нему. Если бы ты относился к нему с таким подозрением, как ко мне, то увидел бы многое неприятное и неприемлемое для тебя.

– Оля, оставим этот разговор. Я не обсуждаю людей за их спинами.

– Но сестру вы вызвали для того, чтобы с ней обсудить мое прошлое…

– Правильно, но ты об этом знала. Кроме того, я передал тебе весь разговор с Леной.

– Хорошо любимый, твоего Сережу я трогать больше не буду, хотя на сто процентов уверена, что все твои сомнения по поводу меня, вызваны фантазиями Сережи и его нежеланием мириться с моим присутствием.

– Но, несмотря на его старания, ты ведь рядом…

– А сколько мне это стоит сил и здоровья?

– Думаешь, мне легко. Одно радует, что ты дала слово больше не курить. Спасибо Лене…

– Давай больше о ней не будем, я сегодня из-за нее чуть не умерла.

– В этом случае многие бы вздохнули с облегчением.

– Не дождетесь, я еще вас переживу.

72

Весь следующий день я провел в университете. С Олей мы встретились только вечером. Она дождалась, когда я переоденусь, и потом попросила:

– Олег, я хочу поговорить с тобой, давай сядем.

– Давай, – улыбнулся я, не подозревая, о чем пойдет речь.

– Олег, мы вчера с тобой разговаривали об искренности, открытости друг перед другом. Ты говорил красивые слова, о том, что искренностью и доверием проверяются отношения и порядочность людей. Только ответь, как мне теперь вести себя, после того как я обнаружила, что все из того, о чем я тебе рассказываю, доверяю, ты передаешь Сереже, а тот не сильно разбираясь, передает это дальше? Как мне относиться к тебе, когда я узнаю, что наши семейные тайны, которыми я поделилась только с тобой, теперь на устах не только посторонних людей в Киеве, но и в Донецке?

– Ты о чем? – не понял я.

– О том, что как я могу быть искренна с тобой, если ты обсуждаешь меня с Сережей за моей спиной? А может, не только с ним? Возможно, так принято у богатых, входить в доверие к людям, узнавать их семейные тайны, слабости, а потом все это обсасывать, смеяться над слабостями, интриговать? Я на себе убеждаюсь, что мама все-таки кое в чем права: искренность делает человека беззащитным. Его могут в любой момент оскорбить, унизить, причинить боль.

Я был обескуражен таким началом.

– Оля, я не знаю, о чем ты говоришь, но Сереже о наших отношениях я мало рассказываю. Ты сама знаешь, как он к тебе относится, поэтому давать пищу его больному воображению все равно, что самого себя подставить.

– Тогда откуда он узнал, что ребенок Лены живет с моей мамой, и что она встречается с молодым парнем?

Я почувствовал себя неловко.

– Извини, я действительно ему об этом сказал, но это произошло, когда он начал обливать тебя грязью и восхвалять Лену. Чтобы расставить все на свои места, я вынужден был рассказать некоторые подробности из жизни Лены, чтобы он не сильно ей доверял.

– Олег, я не знаю, при каких обстоятельствах ты ему рассказал наши семейные тайны, но Лена вчера вечером такой скандал закатила маме по телефону, что та всю ночь не спала, и чуть инфаркт не получила. Ведь я же открылась только тебе, не твоему Сереже! Я тебе говорила, что Лена может любого до крайней черты довести, а сейчас она угрожает маме забрать ребенка, в котором та души не чает. Ты понимаешь, что ты наделал?

– Оля, извини, – мне было сильно неудобно. – Но мне было неприятно, когда Сережа расписывал Лену девственной, обиженной мужем, примерной мамой, хотя я знал, что это неправда. Вот я и раскрыл действительное положение вещей.

– Но зачем ему твоя правда? Ты же знал, что ему нельзя ничего говорить, он все это перевернет, и в совершенно ином виде преподнесет другим!

– Знал, но в тот момент желание защитить тебя, расставить все на свои места, оказалось сильнее.

– Олег, ты даже не представляешь, что ты натворил. Лена сейчас злая, как мегера, от нее можно ожидать любых поступков. Мама во всем винит меня, а я просто не знаю, что мне дальше делать?

– Губеша, прости, моя вина, хотел, как лучше. Но если бы ситуация повторилась, повел бы себя так же. Я тебе просто не стал говорить, но я как услышал рассказы Сережи о том, какая Лена примерная, а ты сучка, так расстроился, что все, что знал, выложил, пытаясь доказать обратное. Я тебя защищал.

– Олег, он тебя специально спровоцировал, а потом сыграл на наших с сестрой отношениях. Я представляю Лену, когда она услышала о себе правду.

Мне было очень неприятно. Я знал, что Сереже нельзя было доверять конфиденциальную информацию, что он любит стравливать людей, со стороны наблюдая за их реакцией, но я никогда не думал, что это коснется и меня. Я больше всех знал о Сережиных делах и проблемах, он доверял мне больше, чем кому-либо другому, я видел это, и отвечал тем же. Я надеялся, что такое обоюдное доверие защитит меня от его интриг, но просчитался. И что самое печальное, я знал, что это еще только половина пути, что интрига еще не завершена и мне предстоит расхлебывать большие проблемы.

– Олег, что мне теперь делать? – Оля выглядела растерянной и обиженной.

– Губеша, в этой ситуации, признаюсь, я неправ. Но с другой стороны, ты мне ответь, как я должен был поступить, услышав в твой адрес лживые обвинения? Смолчать? Насколько я понимаю, приезд Лены, это в своем роде испытание тебя на порядочность, честность, открытость. Это важно и для меня, и для моих друзей, поэтому жертвы однозначно должны были быть: или ты, или твоя сестра, ведь это законы жизни. Я боролся, и буду бороться, чтобы жертвой оказалась твоя сестра; их, кстати, уже отправили в Донецк. Можно только догадываться о степени ее разочарования, потому что, несмотря на все усилия Сережи, она увидела наше отношение к тебе, например, как Вова за тебя заступился, как я ушел от семейных разборок. Безусловно, ей неприятно признать этот факт, но для меня главное, чтобы ты осталась чиста. Послушав Лену, я убедился в твоей искренности, а это для меня важнее, чем претензии твоей мамы. А маме объясни, что у нас не было другого выхода, потому что Лена первая начала говорить гадости в твой адрес, а я вынужден был стать на твою защиту.

– Это легко сказать. Лена знает больные места мамы, и теперь не даст ей покоя.

– Это ваши семейные дела, а для меня интересна только ты и твоя репутация.

– Олег, я боюсь. Лена непредсказуема в своих действиях, мама теперь против меня, я осталась одна, и не знаю чего ожидать.

– Оля, разберемся, если что, вали все на меня. Если надо, пусть твоя мама звонит мне, я объясню ей, почему это произошло и кто в этом виноват.

– Зря я затеяла этот приезд сестры.

– Что сделано, то сделано, теперь нужно разгребать случившееся, ведь не мы первыми начали. На нашей стороне правда, поэтому нам нечего бояться.

73

На следующий день в обед мне позвонила Олина мама. Я ждал ее звонка, но когда услышал знакомый голос, волна неприязни вновь охватила меня. И хотя я чувствовал за собой вину, сама необходимость выслушивать от нее претензии выводила меня из себя.

– Олег, что у вас там происходит? Почему какие-то малолетки, твои друзья, обсуждают наши семейные вопросы, суют нос туда, куда их не приглашали?

– Вы не шумите, лучше разберитесь, а потом возмущайтесь.

– В чем мне разбираться? Откуда твой Сережа знает о том, с кем живет моя старшая дочь, с кем встречается, где живет ее ребенок? Об этом знала только Оля, и я считаю, что она там вообще с ума сошла, если рассказывает об этом первым встречным.

– С умом у Оли все нормально, а Сереже стало известно о некоторых деталях жизни Лены после того, как она попыталась облить грязью Олю, представить ее в виде проститутки и обманщицы.

– Даже если так и было, Оля не имела права ввязываться в эти грязные разборки. Мы сами разберемся, кто и о чем говорил, вас никто не просил выступать адвокатом.

– Пока Оля живет со мной, я ее никому в обиду не дам. Если ее сестра приезжает и рассказывает моим друзьям о том, что Оле верить нельзя, потому что она непорядочна и нечестна, то я должен разобраться, кто же прав: если Оля, то Оля ответит, если сестра, то пусть сама отвечает за свои слова.

– Это вы пригласили Лену в Киев! Зачем вы это сделали? Вам скучно живется, поиграться захотели?

– Я Лену не приглашал.

– Какая разница, ее пригласил ваш Сережа.

– Сережа пригласил Вику, Лена сама с ней напросилась. Если бы Лена не начала фантазировать и наговаривать на Олю, все обошлось бы, а так я вынужден был поставить все на свои места.

– Вы взрослый мужчина, педагог, верующий человек, а ведете себя как интриган! Я не понимаю, как можно чужим людям участвовать в выяснении отношений между двумя сестрами?

– Вы подбирайте слова! Еще нужно разобраться кто из нас больше интриган, вы или я!

– Извините, возможно, я не так выразилась, но вы поймите мое состояние: ко мне звонит старшая дочь, в слезах, в истерике, угрожает забрать Славу, обвиняет в предательстве и коварстве. Я не знаю, что происходит, ведь я ни в чем не виновата!

Я слышал неподдельную растерянность в ее голосе, и несколько сбавил обороты:

– Мне самому неприятен этот момент, но я повторяю, что это была вынужденная мера, для того чтобы разобраться, кто из них двоих обманывает: Оля или Лена. Оказалось, что Лена.

В трубке послышалась минутная пауза, потом началось заново.

– Олег, я давно хотела с вами поговорить по поводу ваших отношений с моей дочерью. Я догадываюсь, что вы настраиваете ее против меня, но не могу понять, зачем вы это делаете? Что я вам сделала плохого? Я помогла Оле взять кредит, вы завладели ее деньгами, что я считаю недопустимым, что вы еще от нас хотите?

– О чем вы говорите, как я настраиваю ее против вас?

– Не перебивайте меня, выслушайте, ведь вы же воспитанный человек. Пусть я в некоторых моментах неправа, пусть чего-то не понимаю, но это моя дочь, и если вы ее бросите, то она вернется ко мне, и я вынуждена буду ее принять, потому что желаю ей только добра. Я знаю, что у вас с моей дочерью ничего не получится, ваша связь с ней временна: у вас семья, дети, которых вы любите. Как только ваши отношения с женой нормализуются, вы бросите Олю, я это знаю, чувствую, и уверенна, что вы уже готовитесь к разрыву отношений с ней, потому что все, что можно было взять у моей дурочки, вы уже взяли. Но зачем вы морочите ей голову, зачем накаляете страсти внутри нашей семьи, стравливаете сестер, втягиваете меня в конфликт, вы можете мне ответить?

Я растерялся. Такого поворота в разговоре я не ожидал.

– Во-первых, я не знаю, с чего вы взяли, что у нас с Олей должно что-то получиться? Это вам Оля такое сказала?

– Она живет с вами больше полугода, вы собираетесь с ней делать ребенка, вы взяли ее деньги, что другое я могу думать?

– О каком ребенке идет речь?

– Оля мне говорила, что вы хотите от нее ребенка.

Я был поражен.

– Если у нас и был об этом разговор, то только в шутку. Я ни дня не думал о серьезности отношений с вашей дочерью. Мне она нравится, у нас с ней нормальные отношения, но не больше. Я считаю, что в качестве мужа вашей дочери не гожусь, она, правда, придерживается другого мнения, но это ее право, я перед ней в этом плане чист. Что касается взятых денег, то она знает, куда что потрачено. Она живет с этих денег, и ответьте мне, пожалуйста, когда последний раз она просила у вас взаймы? Оля учится жить самостоятельно, и независимо от наших отношений, эти деньги будут работать только на нее.

– Это красивые слова и не больше.

– А что вы хотели увидеть за две недели? Новую квартиру в Киеве, «Мерседес» у вашего порога? Если вы считаете, что я такой непорядочный, то почему поощряли ее знакомство со мной? Вы имели и имеете на нее огромное влияние, почему же сразу не запретили ей со мной общаться? Не связано ли это с вашими финансовыми интересами? Может, вы рассчитывали, что я, зная ваше влияние на дочь, озолочу вас, или надеялись из кредитных денег купить себе офис, а не получив ни копейки, в корне изменили свое мнение обо мне?

– Олег, вы думайте, прежде чем говорите!

– Я думаю, просто начинаю вспоминать, как Оля первое время мне всячески намекала о трудностях, с которыми вы столкнулись после увольнения из милиции: то вам квартира под офис нужна, то ремонт в квартире, то помочь решить вопрос с экзаменом в адвокатуру.

– А вы довольны, прихватив Олины деньги?

– Да Бог с вами, я хочу помочь вашей дочери стать на ноги, не попрошайничать у мужиков, отдаваясь им за деньги, а зарабатывать самостоятельно, не завися ни от вас, ни от меня, ни от кого другого! Я себя и без ваших денег прекрасно чувствовал. И вообще, чего вы мне звоните, что хотите?

– Я хочу, что бы вы оставили мою дочь в покое, и забыли о нашей семье раз и навсегда.

– Договорились, только это решение должно быть обоюдным. Я не могу выгнать вашу дочь со своей квартиры, мотивируя свое решение тем, что вы мне сказали. Скажите все это дочери, пусть она выбирает, я приму любое ее решение. А мне больше не звоните, у меня нет желания общаться с вами. – Я отключил телефон, но еще долго не мог успокоиться. Из того, что мне наговорили, я был согласен только с тем, что втянулся в Сережину интригу и рассказал ему то, что в принципе не должен был рассказывать. Но с другой стороны, я был вынужден это сделать, для того чтобы защитить Олю.

74

Вечером мы договорились с Олей проехаться по автосалонам, посмотреть ей автомобиль. Я заехал за ней в академию, Оля вышла расстроенная и поникшая.

– Мама звонила? – спросил я, но по глазам понял, что так оно и было.

– Она сказала, чтобы я с тобой не общалась. – Оля тяжело вздохнула. – Везде и во всем я снова виновата.

– Так что делать будем?

Оля внимательно посмотрела на меня:

– Машину поедем выбирать, а ты что предлагаешь?

– Я думал, что надо следовать советам мамы.

– Олег, прошу, не начинай, и без того на душе тяжело. Она мне такого наговорила: и что я променяла ее на первого встречного, и что неблагодарная дочь, и что жадная.

– А жадная почему?

– Потому что деньги не дала на покупку и ремонт офиса. Я растерялась, чего она от меня хочет?

– Оля, ты взрослая девушка, сама определяй свою судьбу. Будешь следовать чьим-то указаниям, никогда ничего в жизни не добьешься.

– Я один раз уже не послушала ее, так в такие неприятности попала, что если бы не мама, наверное, и с милиции выгнали бы.

– Я про это ничего не слышал.

– Это из личного, тебе страшно о нем рассказывать, потому что слишком болезненно ты его воспринимаешь.

– Если начала, так закончи.

– Был у меня мужчина, мы с ним больше полугода встречались. Я от него только хорошее видела, он все для меня делал. Но маме он почему-то изначально не понравился: она пилила меня день за днем, пока я в один прекрасный момент не перестала с ней вообще разговаривать. Она звонит, а я трубку не беру, мама потом и звонить перестала. А потом его арестовали, он оказался квартирным вором. У меня жил, многое из краденного мне дарил, а я думала, что это все от чистого сердца. Естественно, у меня начались неприятности по работе, хорошо мама заступилась, подсуетилась, а так бы, наверное, и меня как свидетельницу к уголовному делу привлекли.

– И что дальше?

– Не знаю, я его больше не видела. Наверное, посадили, ему грозил приличный срок.

– Веселая у тебя жизнь.

– Веселая, – согласилась Оля. – Вот и сейчас, не послушаю маму, а ты возьмешь и бросишь меня. Потеряю и деньги, и квартиру, и полгода нелегкой борьбы за тебя. Ведь может такое произойти? Может. Ты непредсказуемый: сегодня один, завтра другой. Я такой несчастной себя чувствую… – я увидел, как на ее глазах выступили слезы.

– Васюнь, не плачь, прорвемся. Никто тебя не бросит, наоборот разбогатеешь, на красивой машине приедешь к себе, заставишь всех краснеть от зависти.

– Ты только не говори маме, что машину мы купили за кредитные деньги.

– У меня вообще с ней нет желания общаться.

Мы заехали в три салона. Оле однозначно не понравились российские машины, но зато восхищение вызвал маленький «Шевролет».

– Вот это моя мечта: маленькая, с коробкой автомат, кондиционером, давай ее купим!

– Но она почти в два раза дороже «Калины».

– Любимый, мне «Калина» не нравится: драндулет на колесах.

– Давай завтра на автомобильный рынок съездим и потом решим.

– Хорошо.

Мне хотелось выполнить любое ее желание, лишь бы отвлечь от грустных мыслей, которые, как я видел, ее одолевали.

На следующий день мы купили ей двухгодичный «Фольксваген Поло», черный, тюнингованный. Он стоил еще дороже, чем «Шевролет», но, безусловно, смотрелся шикарно.

– Это мой маленький лупатенький «мерседесик» – гладя его по крыльям, нежно ворковала Ольга. – У тебя большой лупатый «Мерседес», а у меня маленькая лупатенькая девочка.

Мы потратили целый день, но вечером Оля получила блатные номера «5588». Я видел, ее счастью не было предела!

– Еще одна моя мечта воплощена в жизнь! Спасибо тебе, любимый.

75

На следующий день я выехал в Лозовую. Я обещал жене, поэтому оставил Олю одну наслаждаться счастьем от покупки машины. Я уже проехал Лубны, когда позвонил Сережа:

– Привет, Ромео, как ты?

– Весело, благодаря тебе веселюсь каждый день.

– А я при чем?

– Я уже давно не был в центре твоих интриг, думал меня минёт такая чаша, но ошибся. Все, что ты рассказал Лене, та передала маме, так что я сейчас нахожусь в центре семейного скандала.

– Так у тебя праздник, ты на устах у всех?

– Спасибо, теперь я знаю, кому можно рассказать секрет, чтобы на следующий день об этом знал весь Киев. Честно скажу, не сильно уютно себя чувствовать, когда обливают грязью, обвиняют во всех грехах, и при этом знаешь, что тебя подставил близкий товарищ.

– Это была не моя инициатива приглашать сестру и Вику. Оля захотела свести какие-то свои счеты, пусть теперь и разгребает!

– Не возражаю, только разгребать приходится мне, а я-то здесь причем?

– Ромео, машину купил Джульетте? – Сережа попытался перевести разговор на другую тему.

– Купили.

– «Шевролет»?

– «Фольксваген Поло». В тот же вечер поставили на учет, теперь у нее блатные номера «5588».

– Кто же ей такие номера дал?

– У нее знакомый в управлении МВД, позвонил в МРЕО, там все без очереди быстро и качественно сделали.

– Много у нее знакомых, серьезная девчонка.

В его словах я почувствовал подвох.

– Такие номера левым не дают.

– А как у нее со здоровьем, еще не беременная?

– Глупости говоришь, ей еще замуж выходить, пусть мужу рожает, у меня своих хватает.

– Вот муж то расстроится, когда узнает, что ему жена бездетная досталась.

– А с чего ты взял, что она бездетная?

– Ромео, ты по уши влюблен и не замечаешь очевидного. Я понимаю, что стал для тебя самым плохим человеком, потому что мешаю наслаждаться вашим семейным счастьем, но малыш, ты же меня знаешь, я докопаюсь до истины. Я ничего не хочу утверждать, но как мне сказала Лена, твоя Оля бездетна. Ей в детстве сделали сложную операцию по-женски, а она, дура, еще в молодости сделала пару абортов, тем самым окончательно лишив себя надежды стать матерью. Так что ты можешь презервативами не пользоваться, предохраняться не надо, до тебя уже проверенно.

– Ты умеешь поднять настроение – у меня даже во рту пересохло. Сережа знал мои больные места.

– Малыш, да ты не расстраивайся, тебе наоборот лучше, она наверняка уже не сможет привязать тебя ребенком. Бабы хитрые, забеременеют, и потом шантажируют, а тебе в этом плане повезло. Ты в дороге осторожней, трасса скользкая?

– Нормальная.

– Ну, удачи тебе, звони.

Он не успел положить трубку, как я набирал Оле.

– Доброе утро, если оно доброе, – я с трудом сдерживал бешенство. Меня очередной раз провели как лоха.

– Здравствуй, любимый – Оля явно только проснулась. Я терпеть не мог, когда люди долго спали, у меня это ассоциировалось с паразитизмом. Это еще больше подлило масло в огонь.

– А почему ты мне не рассказала, что ты два раза делала аборт? Мы же договаривались с тобой, я ничего не должен узнавать от посторонних!

В ответ – тишина.

– Оля, ты делала аборты?

В трубке я услышал всхлипы:

– Тебе Сережа сказал?

– Да, а ему твоя Лена. Почему я все узнаю последним?

– Я не хотела об этом говорить, один аборт я действительно делала, когда только начала встречаться со своим первым парнем.

– Так почему ты мне об этом не сказала? – все мосты были сожжены. Я все-таки надеялся, что Сережа вновь ошибется, но на этот раз он нашел действительно болезненную для меня информацию.

– Олег, мне больно, я устала и так больше не могу. – Оля отключила телефон.

Я начал ей набирать, чтобы до конца закончить эту тему, чтобы добить, излить ту боль, которая выжигала меня изнутри, но Оля не только положила трубку, а полностью отключила телефон. С ней не было связи, и это меня окончательно вывело из себя.

Я ехал за рулем, но пелена бешенства застилала глаза. Кто она такая, чтобы отключать телефон и не разговаривать со мной? Это я должен был отключить телефон, так как очередной раз поймал ее на неискренности, лжи. Я не успел спросить ее за проблемы с материнством, но если факт аборта она подтвердила, значит и матерью она не сможет стать. Этот момент меня меньше всего тревожил, но до боли неприятен был новый обман. Почему она не рассказала о своих проблемах со здоровьем? Почему вновь лукавство? А если бы у меня действительно возникли мысли о женитьбе, то я бы взял бездетную жену, до меня сделавшую несколько абортов? Это немыслимо?!

Я не замечал километры, мелькающие населенные пункты. В голове творился хаос, а сердце словно зажали в тиски: оно еле билось, с трудом проталкивая кипящую, но ставшую чрезмерно вязкой кровь. Не хотелось жить. Как я мог поверить этой женщине? Как я мог допустить, пусть в мыслях, но возможность поменять ее, лицемерку, обманщицу, потаскуху, на Наташу, на свою преданную, вечно любящую и ждущую меня супругу? Пусть с Наташей сейчас все плохо, но как жить с такими постоянными стрессами? Я заметил, что наши отношения с Наташей начали тяготить меня после того, как обнаружилось, что вошедшие в систему скандалы стали задевать меня, выводить из равновесия. Но то состояние, в котором я находился сейчас, после услышанного об абортах, было гораздо хуже, болезненней, чем все те неприятности, которые доставляла мне Наташа. И зачем мне это нужно?

Я не думал ни о ее деньгах, ни о том, сколько ей пришлось выстрадать, думал только о том, насколько глубоко она меня разочаровала. На первый взгляд, это мелочь – не признаться в ранее сделанных абортах, но если рассмотреть этот вопрос под другим углом, то за ним открывается глубина лицемерия, определенный расчет, скрытые от меня подводные течения. Возможно, она подумала, что это слишком конфиденциальная информация, которая не сможет до меня дойти, но просчиталась, недооценив стараний Сережи? Но тогда возникает другой закономерный вопрос, а сколько еще в ее биографии осталось скрытых от меня пятен? И насколько эти пятна болезненны для моего восприятия? Я хорошо помнил, как она заверяла меня перед приездом Лены, что основное из своей биографии мне рассказала. Выходит, обманула, понадеялась на тактичность сестры? Но ведь сестра много то и не знала, а если то единичное и эпизодическое, что она знает, столь существенно, то можно только представить масштабы прошлой разгульной жизни Оли!

Я медленно сходил с ума от подозрений. Моя богатая фантазия в своих картинах доходила до невероятных комбинаций. Чего я только не надумывал?!

– Хватит! – вслух приказал себе, чтобы пресечь полубредовую игру мыслей. – Возьми себя в руки, теленок!

Нельзя сказать, что внушение помогло сразу, но сдвиг в сторону успокоения пошел. Я задал себе все тот же вопрос: «А зачем мне это надо?», и, не найдя на него ответа, внутренне улыбнулся – пора ставить жирную точку.

Я помнил, что это уже не первая моя попытка поставить точку в наших отношениях, и к своему стыду, тут же себе признался, что с каждым разом это становилось все труднее сделать: как в болоте, я все глубже увязал в чувствах. Но на этот раз я не мог найти оправданий ее поступку, возможно, даже не хотел. Теперь я был твердо уверен в том, что такие стрессы будут преследовать меня постоянно, и не сомневался, что склонность к обманам Оля впитала с молоком матери, поэтому надежд на исправление практически нет. Оставалось или смириться с этим, признав свою слабость, или же разорвать отношения, доказав свою силу.

Я попытался отвлечься, забыть о ней, вычеркнуть из памяти. Я разгонял мысли о ней и ее поступке, заставлял себя сконцентрироваться на предстоящей встрече с семьей. Нельзя сказать, что у меня это получилось. Во всяком случае, я добился главного, более трезво еще раз проанализировал наши отношения с Олей. Эйфория от ее вливания денег в мой бизнес прошла. Я разъединил эти события: в первом случае она лукавила со мной, играла, во втором она действительно заложила квартиру и доверила мне свои деньги, но я знал, что она была уверена во мне и руководствовалась не столько чувствами, сколько расчетом. Оля всегда мечтала стать независимой в материальном плане…

76

В семье многое изменилось, это было видно невооруженным глазом. Я провел в Лозовой больше трех дней и за все время не услышал ни одного повышенного тона. Я поинтересовался у Эли:

– Это в честь моего приезда такой праздник?

– Папа, мы сейчас стараемся всегда так вести. Если кто-то повысит голос, мы ему указываем на это и тон сразу сбавляется. Мы работаем, папа, над твоими пожеланиями.

Жена тоже не донимала меня своими ревностями, несмотря на то, что не один раз мне приходилось придумывать глупые поводы, чтобы удалиться и поговорить с Олей один на один. Оля перезвонила на следующий день. Сославшись на болезнь, она заговорила о второстепенном, старательно обходя стороной больную для меня тему. Я тоже не акцентировал на ней внимание, отложив выяснение отношений на более позднее время.

За эти три дня я многое успел сделать в плане организации бизнеса. Я очередной раз убедился в работоспособности своей жены, в ее вкладе в развитие нашего бизнеса. Наташа к моему приезду решила многие важные вопросы, на которых я уже давно поставил крест. Она начала восстанавливать наш положительный имидж во властных структурах города, своим обаянием, терпением, выдержкой нашла решение спорных вопросов. Во мне впервые проснулось уважение к своей жене как к организатору, лидеру, как к партнеру. Я вынужден был констатировать, что недооценивал ее способности. Долгое время я искал партнеров на стороне, когда в принципе Наташа справлялась с работой ничуть не хуже, чем те, кому я платил немалые деньги, при этом достигнутый результат не всегда оправдывал вложения.

– Чего же ты раньше скрывала свои потенциалы? – спросил я у нее, когда мы остались вдвоем. Дети уже спали.

– Ты меня никогда не замечал как руководителя.

– А как можно было увидеть в тебе руководителя, если ты постоянно находилась на грани нервного срыва. Эмоциональность для руководителя – это плохая черта.

– Эмоциональной меня сделал ты.

– Наташа, мы это уже проходили: все беды от меня.

– Олег, я не обвиняю тебя, только хочу сказать, что однажды, когда ты все чаще и дольше стал задерживаться в Киеве, я поняла, что может настать такой момент, когда ты возьмешь и бросишь меня. Я знаю, что детей ты никогда не оставишь, но как быть мне, что будет со мной, когда тебя не окажется рядом? И я поняла, что мне нужно учиться владеть собой, готовиться к одиночеству, а для этого я должна стать сильной женщиной, терпеливой, упорной и последовательной. Я неорганизованна, забывчива, эмоциональна – ты мне об этом не раз говорил, и в один прекрасный момент, проанализировав твои слова, я поняла, что в состоянии исправиться, что все те недостатки, на которые ты мне не раз указывал, второстепенны и следуют не из моего характера, а из того образа жизни, который я вела. Ведь я всегда была за твоей спиной, ты никогда не учил меня, не посвящал в свои проблемы. Ты жил своей жизнью, варился в собственном соку, боролся, достигал определенных вершин. Ты не делился трудностями, проблемами, свои победы и достижения ты тоже праздновал с другими: друзьями, коллегами, партнерами. А я все это время жила детьми и тобой… Поэтому естественно, прошло время, и я стала для тебя неинтересна, глупа. Откуда мне было научиться современным взглядам на жизнь, светским манерам поведения, видению бизнеса, ведь у меня не было ни учителей, ни опыта, ни соответствующей среды общения? Тебе не о чем было со мной разговаривать, но какие темы я могла тебе предложить, если ты много читал, общался с интересными людьми, был в курсе последних новостей политики, бизнеса, культуры? Я пыталась навязать тебе разговоры о проблемах семьи, детей, но сама чувствовала, как это мелко и неинтересно для тебя с твоими масштабами взглядов, мыслей. Поверь, я дошла до того, что стала стыдиться своей безграмотности и незначительности. Я боялась сделать лишний шаг, проявить малейшую инициативу, потому что боялась ошибиться, оступиться, лишний раз вызвать твое неудовольствие. Я вспоминала, какой была в школе: уверенная в себе, всегда в первых рядах, без страха и оглядки бралась за решение любых вопросов, и какой стала под твоим влиянием и прессингом: забитая, дикая, в себе неуверенная. У меня было только одно оправдание своей отсталости: я любила тебя, отдалась тебе и детям полностью, до капли, и всегда считала, что моя жизнь – это уже твоя жизнь, пользуйся ею, направляй по своему усмотрению. И когда ты захотел, чтобы я сидела дома – я была уверена, что мне так и нужно делать; когда потом у нас начались проблемы с деньгами, и я почувствовала, что стала для тебя обузой, то пошла работать и с удовольствием вносила свою скромную лепту в бюджет нашей семьи – я была счастлива, что помогаю тебе. Все семнадцать лет нашей совместной жизни я не жила для себя: только для тебя и детей, и в этом видела свое предназначение. Я готова была пойти на любую работу, лишь бы ты только оценил мой вклад в семью, только бы увидел во мне свою половину. Но ты всегда видел других, отмечал достижения Инны, Юры, Лены, Люды, чужих для меня людей. Может, действительно они значили для тебя многое, но ведь я так старалась… И в последнее время, когда наши отношения подошли к предельной черте, я посмотрела на себя в зеркало и вдруг увидела, что действительно обезличилась, потеряла свое лицо, свое «Я», и стала жалкой тенью той женщины, которую ты знал в первые годы нашей жизни. И я решила взяться за себя, потому что почувствовала определенно и до боли в сердце: у меня не осталась выбора. Гадать – бросишь ты меня или не бросишь – очень страшно, я не представляю свою жизнь без тебя, но это не значит, что ты должен меня терпеть, тянуть по жизни как старый чемодан, который и выбросить жалко, и ходить с ним уже стыдно. Я отчетливо поняла, что с тобой или без тебя, но я должна доказать себе, что я еще жива, что могу добиться чего-то в жизни, завоевать уважение людей, положение в обществе. Олег, я уже не хочу быть просто твоей женой, потому что поняла, что быть «просто» – это не надежно. Можно в один прекрасный момент остаться одной, без мужа, детей, друзей и работы, и тогда останется только одно – наложить на себя руки. У меня проскальзывали такие мысли, и я еле спаслась от них. Я должна была найти себя в жизни, потому что заметила, что даже дети меня перестали уважать.

Знаешь, с чего мы начали: со спокойных тонов по утрам. Ты в последнее время часто повторял, что не можешь ночевать дома, потому что каждое утро у нас в семье начинается с криков. Я не верила твоим словам, считала, что ты придираешься, находишь оправдание своей тяге к одиночеству, к той жизни, которая наладилась у тебя в Киеве, но однажды утром я прислушалась и вдруг поняла, как ты прав: как глубоко в меня въелась склонность к повышенным тонам. Я заметила, что почти разучилась говорить спокойно, тихо, рассудительно; я действительно не замечала, как я кричала!

Я собрала девочек, и мы договорились исправить ситуацию. Сейчас, если кто-то из них повышает голос, я подсказываю им, если вдруг сорвусь я, то они ставят меня на место. Я решила исправить эту въевшуюся в меня и в детей привычку. Мы неделю за неделей отрабатываем наше утро. Тяжело давались первые дни, потом нам самим понравилось говорить, а не кричать, общаться, а не выяснять отношения. Сейчас я поставила перед собой другую цель, знаешь какую?

– Какую?

– Ни в коем случае не повышать голос в общении с тобой. Я тебе говорю об этом для того, чтобы ты не заводился сам, а если вдруг обнаружишь, что я повысила голос, предупреди меня и я исправлюсь. Ведь я люблю тебя, мое солнышко, ты моя жизнь и ты моя судьба.

– Ты надеешься, что сможешь победить своего демона?

– Я уверена в этом, потому что у меня нет выбора. Как представлю, что могу остаться одна во всем мире, такой страх находит, что готова и под пытки пойти, лишь бы доказать тебе, что я смогу быть полезной для тебя и для нашей семьи. Семнадцать лет я жила тобой и всем тем, что ты мне давал, открывал для меня. Теперь я готова помогать тебе в достижении твоих целей. Я уверена, что во мне хватит сил и терпения, только ты мне подсказывай и направляй, хорошо?

Мне понравилась ее рассудительность, аргументация, тон.

– Хорошо, моя золотая. Я сам часто анализирую причины наших с тобой конфликтов, и могу выделить четыре основные. Первая причина – это мои редкие посещения. Я понимаю, как тебе одиноко, тяжело, какие мысли одолевают, но поверь, так надо. Мы уже обсуждали этот вопрос, но повторюсь: мне хочется взять от Киева максимум, чтобы и нам лучше жилось, и детям проще было начинать свою жизнь, поэтому здесь я пока не могу ничего исправить, прошу, потерпи до лучших времен. Вторая причина – это наши с тобой разговоры по телефону, когда ты пытаешься навязать мне или выяснения отношений, ревность, претензии, или же свои чувства. Я тебе уже объяснял, что очень часто я нахожусь не сам, например, с Сережей и Вовой, и ты сама понимаешь, говорить при них о наших семейных проблемах мне просто не под силу, именно поэтому я немногословен, сдержан, и часто обрываю твои возвышенные порывы на полутоне. Ты же, вместо того, чтобы понять это, надумываешь бог знает что, и в результате мы с тобой ругаемся. Давай договоримся, что по телефону будем говорить только о работе, потому что я мало значения придаю словам, а ты, наоборот, делаешь на них ставку.

– Хорошо, я не буду больше проявлять свою чувствительность по телефону. Просто иногда я так скучаю по тебе, что не могу себя сдержать.

– Третья причина – твои отчеты по «Колумбу». От твоих неаккуратных записей и неправильных подсчетов сходит с ума вся бухгалтерия. Я, безусловно, ценю твои заслуги в урегулировании многих спорных вопросов по фирме, но что касается подсчетов, чтобы избежать заложенных здесь конфликтов, я предлагаю передать эти полномочия третьему человеку, который будет заниматься исключительно арифметикой. На тебе же останется организаторская часть по «Колумбу».

– Олежка, я тебя об этом давно просила. Я просто не успеваю записывать, трачу деньги, а потом до глубокой ночи сижу, вспоминаю, что и куда потратила.

– Но ведь я же учил тебя, что прежде чем выдать или потратить деньги, сделай запись в черновике, иначе запутаешься сама и людей запутаешь. Сама знаешь, сколько потом проблем возникает в бухгалтерии…

– Знаю, стараюсь, но все равно забываю. Согласна, пусть другие занимаются подсчетами, а я займусь более полезным для семьи, тем, что у меня получается.

– Хорошо, я подумаю, кого поставить на твое место. Дальше, четвертая причина – это твоя эмоциональность, постоянная агрессивность, возбудимость, склонность к выяснению отношений. Ты вечно в подозрениях, в какой-то своей детективной игре, интриге, ты видишь в событиях то, что никто кроме тебя не видит. Это напоминает паранойю и выводит меня из состояния равновесия за считанные минуты. Мы об этом много говорили, но, как я понял, ты за эту проблему взялась сама. На мой взгляд, она самая страшная. Здесь я мало чем могу тебе помочь, потому что я и так всячески стараюсь избегать конфликтных ситуаций, но твое больное воображение воспринимает мои действия в совершенно ином контексте. Тебе кажется, что я избегаю тебя, не договариваю тебе что-то, скрываю, но поверь, за всем моим поведением скрыто одно желание: сохранить семью; до минимума сократить точки неприятия, избежать тех ситуаций, которые вызывают в тебе агрессию и истерию. Наташа, я уверен, как только мы устраним эти четыре причины, наша жизнь станет сплошным праздником. Ты со мной согласна?

– Я буду очень сильно стараться, мое солнышко. Только ты мне помоги, наберись терпения и объясни, подскажи, а не так как ты обычно заводишься и сразу начинаешь возмущаться. Я согласна, что во многом сама виновата, но только ты тоже не заводись в ответ, перетерпи, смолчи, а то ты у меня такой нервный стал, на себя не похожий. А это меня еще больше заводит, я тогда вообще с ума схожу …

– Хорошо, я тоже над собой поработаю – согласился я.

Я впервые не хотел уезжать из Лозовой. К Оле тянуло, но тянуло как к повинности, к необходимости что-то определять и решать. Я понимал, что она ждет от меня решений по деньгам, организации ее бизнеса, но всего этого делать и не хотелось, потому что понимал, это еще больше свяжет нас, ограничит меня в праве выбора.

Но я обещал Сереже, мы запланировали на двадцать третье февраля целый ряд мероприятий, поэтому я с неохотой простился с семьей и выехал в Киев. Мой прошлый мир снова становился реальностью, снова нес положительные эмоции и радость. И это возрождение, с одной стороны, воодушевляло, вдохновляло на новые свершения, но с другой стороны, все усложняло и запутывало. Я не мог оторваться от прошлого, и не мог определиться с будущим, глупо суетился в настоящем, понимая его неопределенность и подвешенность.

77

Встреча с Олей в Киеве началась с выяснений отношений. Я хотел услышать ее аргументацию своего поведения.

– Ты не брала трубку целый день, это правильно? Ведь я задал нормальный вопрос, хотел уточнить информацию, которую услышал от Сережи.

– Олег извини, может, я была и неправа, но у меня уже нет сил. Каждый день одно и тоже: Сережа тебе что-то говорит про меня, ты выясняешь, уточняешь, а когда же жить? Когда я смогу возвращаться домой без страха встретить твое хмурое лицо? Неужели эти выяснения будут продолжаться всю жизнь? Сколько можно объяснять, оправдываться, доказывать? Ты посмотри на свое прошлое. Ты даже сейчас, несмотря на все, что я сделала для тебя, продолжаешь делить меня с другой женщиной! И я терплю, молчу, потому что понимаю тебя! Так ты тоже пойми меня, ведь когда мы с тобой встретились, мне было не шестнадцать лет, а двадцать четыре! Я пять лет жила самостоятельной, взрослой жизнью вдали от родителей. Так неужели ты думаешь, что я должна была все это время быть одна? И если бы я была одна, неужели смогла бы тебе понравиться? Ты представляешь, во что бы я превратилась, если бы изолировала себя, отгородилась от жизни?

Да, я сделала аборт, это мой первый и последний аборт в жизни. Меня врачи предупреждали, что его нельзя делать, что у меня в детстве была сложная операция, поэтому вопрос с материнством находился и так в подвешенном состоянии. Мой первый парень, с которым я встречалась пять лет, был тоже против аборта; предлагал расписаться, создать семью. Но я уже чувствовала, что наши отношения исчерпали себя, и не захотела связывать себя ребенком. Я приняла осознанное решение сделать аборт, это последнее, что меня с ним связывало.

Ты должен понимать, какое значение для женщины имеет этот шаг, и не задавать такие вопросы в телефонном режиме. Мне было очень больно. Я как вспомню о ребенке, чью жизнь прервала, так руки на себя наложить хочется. Возможно, это был первый и единственный шанс в моей жизни, и больше детей у меня не будет…. Не знаю. Но пойми, своим вопросом ты причинил мне такую боль, что я весь день проплакала, ни с кем не хотела говорить.

– Неужели об этом нельзя было рассказать раньше? – я чувствовал себя неловко, в душе признавая за ней правоту.

– Как я могла тебе сказать? Как ты представляешь рассказ женщины о том, что она сделала аборт? От тебя жена делала аборты? Ты всем об этом рассказываешь? А насчет операции, которую мне сделали в детстве, я тебе говорила, и о проблемах зачатия не один раз намекала, и об аборте бы рассказала, только всему свое время.

Как с тобой все сложно. Олег, я не могу больше так жить! Постоянные подозрения, недоверие, интриги вокруг меня. Я хочу нормальной, спокойной семейной жизни, хочу приходить домой и наслаждаться близостью с тобой, радостью общения, ведь ты такой умный, много знаешь, интересно рассказываешь о жизни. Иногда я готова дышать тобой, петь для тебя, сочинять музыку и посвящать ее тебе. Я пьяна тобою и это состояние возносит меня в невесомость. Я становлюсь ветром, музой, воздухом, которым ты дышишь. Но иногда, когда ты надеваешь на себя маску неприступности, жесткости, я словно трезвею: пелена волшебного состояния слетает с глаз, и я не понимаю, что делаю здесь, зачем мне нужны такие страдания, постоянные стрессы, борьба не за жизнь, а на смерть, и главное, будет ли этому когда-нибудь конец? – У нее на глазах появились слезы, и мне до боли в сердце стало жаль ее. Вот так и я запутался, с кем я: с ней или с семьей? До чего же сложна и непредсказуема жизнь.

Я обнял ее за плечи:

– Это нужно было обсудить, но ни в коем случае не отключать на целый день телефон.

– А ты думаешь, у нас бы получился разговор по телефону? Ты же знаешь себя: стоит тебе что-либо напридумывать, вбить себе в голову, тебя невозможно переубедить. Я заметила, что в таких случаях тебе просто нужно дать время успокоиться, чтобы ты трезво осмыслил ситуацию, и понял свою ошибку, ведь ты у меня умный и грамотный.

С ней невозможно было не согласиться.

78

Весь следующий день я готовил документацию по защите диссертации, а вечером Оля пригласила сходить на Московский цирк на воде:

– Я много слышала о нем, пойдем, сходим, – упрашивала она меня.

– Оля, завтра двадцать третье февраля, праздник, у нас с Сережей до поздней ночи мероприятия намечаются, нужно выспаться.

– Золотой мой, сделай для меня праздник, я завтра тем же отблагодарю.

– Твой праздник будет восьмого марта.

– Я тебя очень прошу, поверь мне хоть раз.

– Ты представляешь, как мы, взрослые дядьки и тетки, будем смотреться в цирке на фоне маленьких детей? Позору не оберешься!

– Это не то, что ты думаешь! Это лазерное шоу, современная музыка, серьезная постановка номеров. Если это то, о чем мне рассказывали, то ты не пожалеешь.

– А если не то?

– Просто посмотрим цирк.

Вечером мы планировали встречаться с Сережей, поэтому желания идти в цирк не было никакого.

– А вдруг билетов не будет?

– Тогда уйдем. Пойдем, сходим, узнаем.

Мы по подземному переходу перешли от универмага «Украина» к цирку. Народу толпилось тьма.

– Билетов сто процентов не будет – заверил я, но про себя удивился обилию взрослых. Неужели Оля права, и представление стоит посмотреть?

В кассе билетов не оказалось, как нам сообщили, они были распроданы на неделю вперед, но мы купили у перекупщиков. Радости Оли не было пределов.

– Я всю жизнь мечтала сходить на это представление. Вот увидишь, ты будешь поражен. Смотри, сколько взрослых. Это не детское шоу, это настоящее представление!

Я сам видел, что организация был серьезная. Да и публика была не та, которая ходит с детьми на малоинтересные, наивные, рассчитанные для маленьких детей цирковые представления. Мы как-то семьей ходили на такое представление в Днепропетровске: для меня это были вычеркнутые из жизни полтора часа времени. Но детям понравилось.

Когда началось представление, я действительно был поражен богатством спецэффектов, профессионализмом исполнителей и масштабом постановки. Представление превзошло все мои ожидания. Полтора часа прошли как одна минута. Я пришел в себя только тогда, когда в зале зажегся свет и объявили об окончании представления. Это было великолепно! Трудно подобрать слова, чтобы передать те чувства, которые я испытал как зритель, наблюдая, как под игру лазерного шоу работают на воде, под водой и над водой артисты цирка: акробаты, жонглеры, клоуны, эквилибристы. Все слаженно, гармонично, красиво.

– Ну, как тебе, не жалеешь?

– Спасибо тебе, Оля, удивила.

– Мне давно о нем рассказывали. Он приезжал и к нам в Донецк, но достать билеты было нереально, ты сам видел, что они творят!

– Супер, молодцы. Если бы все с таким профессионализмом относились к своей работе, Украина давно бы вышла на Европейские рынки.

– Для меня главное, чтобы ты остался довольным.

– Угодила, вопросов нет.

Мы прошли к машине.

– Золотой мой, я знаю, что тебе это не нравится, но у нас сегодня вечеринка в академии, поздравляем преподавателей, мне обязательно нужно присутствовать.

– Ты же не допоздна?

– Не знаю, мы собираемся на кафедре, накрываем нашим преподавателям стол, а потом планируется поход в один из близлежащих ресторанов.

– Дело нужное, что тут такого. Ты только четко определись, до которого часа задержишься? Сейчас уже почти 20.00.

– До часу ночи я вернусь железно.

– Хорошо, только не позже. Я думаю, мы с Сережей сегодня не долго будем, вернусь рано, так что не задерживайся.

– Золотой мой, как я тебя люблю! – Оля обняла меня за шею и поцеловала. – Я тогда поеду?

– Оля, только не позже часу, чтобы я мог лечь спать. Если позже, в квартиру не попадешь, я тебя сторожить не собираюсь.

– Я постараюсь вернуться к двенадцати. До двенадцати потерпишь?

– Потерплю.

Оля села на маршрутку, а я вернулся домой. Ничто не предвещало грозы. С Сережей мы так и не встретились, он остался дома отсыпаться перед завтрашним мероприятием, но зато я весь вечер посвятил творчеству: устранил замечания по автореферату, закончил целый ряд документов по докторской диссертации, поговорил с женой и детьми, посмотрел отличный фильм и только потом вдруг с удивлением обнаружил, что на часах было уже начало первого. Такой поворот событий меня быстро расстроил: я терпеть не мог, когда нарушались договоренности. Во всяком случае, есть телефон, по которому можно всегда перезвонить и предупредить о возникших проблемах. Я скрепя сердце набрал Олю, но ее телефон был отключен.

Хорошее настроение улетучилось в момент. Меня совершенно не волновало, с кем она проводит время, или что делает, меня взбесила ее непунктуальность, пренебрежение договоренностями. Как всегда в последнее время от состояния умиротворенности и благодушия, я резко перешел в состояние эмоционального возбуждения, бешенства. Кровь хлынула к голове и запульсировала в висках. Соизмеряя внутреннее состояние, я вдруг обнаружил, что сегодняшний обман Оли задел меня сильнее, чем новость о ее абортах. Сколько это будет продолжаться? Сколько еще о мою гордость будут вытирать ноги? Возмущение достигло критических отметок, и я впервые ощутил состояние, близкое к ненависти: я ненавидел ее! Один за другим обрушивались удары на тот строящийся внутренний замок, в котором я видел себя и Олю, и за считанные минуты от него остались одни руины… Моя гордость была задета. Мне казалось, что Оля просто издевается надо мной: не успели мы прожить и забыть ситуацию с ее неискренностью по аборту, как она обманывает меня в элементарном. А что будет дальше? Что ожидает меня, если я вдруг уйду из семьи и буду жить с ней? Господи, зачем я все это затеял?

Я впервые растерялся и не знал, как себя вести. Допустим, придет она, устроит скандал, а дальше? Раз простил, второй, третий, а потом она вовсе на голову сядет? С другой стороны, не пустить ее в квартиру, выгнать на улицу глубокой ночью было как-то не сильно красиво. И хотя у нее есть своя квартира, нужно дать время, чтобы она собрала остаток вещей и переехала туда. А мне где быть и что делать все это время? Крайняя внутренняя эмоциональность мешала сосредоточиться и выбрать из всех вариантов достойный. Я знал одно, что не должен с ней встречаться. Каждая встреча, скандал и примирение, это шаг назад, в бездну самоуничтожения, а я и так слишком далеко зашел, многое ей разрешил, во многом открылся, сблизился. Как тяжело теперь от этого всего отказываться, стирать из памяти, загонять в глубины подсознания и пытаться очернить, забыть. Но, видимо, время разрыва наших отношений неумолимо приближалось. Я вдруг обнаружил, что не только не хотел с ней встречаться, мне страшно было встречаться с ней: возникшая из ниоткуда ненависть стерла границы поведения, и я не видел в ней человека, а лишь ничтожество, к которому применимы совершенно иные критерии оценок и действий. Разве мог человек вызвать такую ненависть? Но разве по-человечески до такой степени унизить близкого?

И вдруг впервые меня потянуло домой, к Наташе. Мне нестерпимо захотелось уехать туда, где меня ждали, где, несмотря на мою непоследовательность в поведении, измену, неискренность, в меня верили и любили. Я практически не колебался и не раздумывал: как раньше, во время конфликтов с женой меня тянуло к Ольге, в Киев, и я за считанные минуты собирался и уезжал, так и сейчас, подустав от выяснений отношений с Олей, я быстро собрал вещи и в час ночи выехал в Лозовую. На улице шел сильнейший снегопад, и температура достигала почти двадцать градусов мороза. Дизельный двигатель «Мерседеса» еле завелся. Хорошо, что в Киеве оперативно работает снегоуборочная техника; я практически не ощутил последствий снегопада, только на трассе, когда увидел медленно движущиеся колонны машин, я понял, в какую погоду выехал. Но ни капли сомнения не прокралось в мои действия. Несмотря на непогоду, на внутреннюю усталость, я чувствовал облегчение и умиротворение: уставший, голодный, душевно опустошенный, сквозь снегопад и заносы я пробирался к своему солнцу, теплу и уюту. Я возвращался в семью…

В десять минут второго мне первый раз позвонила Оля. Я не брал трубку, потому что отношения с ней медленно отходили в прошлое, а сейчас я не хотел общаться со своим прошлым. Через несколько минут пришло сообщение: «Ты где? Я дома. У меня села батарея, зарядку забыла дома». Все просто и ясно, но решение уже принято. В душу прокрались сомнения, но я был слишком уставшим и расстроенным, чтобы хвататься за них как за спасательный круг. Я знал одно, что никогда в жизни из-за женщины, в канун праздника и в лютую непогоду, не уезжал из дому. И этот факт был настолько весок и принципиален для меня, что я понял, мне никогда его не забыть. Это как ругательства тещи в мой адрес в первые месяцы нашей совместной семейной жизни: их я запомнил на всю жизнь. Оле двадцать третье февраля я тоже никогда не смогу простить, это я знал наверняка.

79

До первого марта я находился в Лозовой, в кругу семьи, решая вопросы по бизнесу и частично работая над диссертацией. Внутреннее решение разорвать отношения с Олей положительно сказалось на развитии семейных отношений. Я больше времени проводил с детьми, с Наташей. Они устроили мне шикарный праздник на 23 февраля, надарив мелких, но приятных подарков. Положительных эмоций было много. За это время я мало думал об Ольге. Нельзя сказать, что забыть ее было легко: состояние внутренней депрессии чувствовалось. В отдельные минуты к ней так сильно тянуло, что я с трудом справлялся с желанием перезвонить ей. Чтобы отрезать все пути для своей слабости, я стер из памяти телефона ее номер. Я не знал его наизусть, поэтому теперь уже точно не мог позвонить первым, и это успокаивало, обнадеживало. Первые дни, словно околдованный, я не мог привыкнуть к мысли о том, что больше не увижу ее. В мыслях творился чудовищный хаос, сконцентрироваться на чем-то одном, на той же работе или на семейных проблемах, было нереально. В мозгу словно кто-то посторонний выжег: «Я должен ее увидеть». Мне не было знакомо такое состояние, и это пугало. Единственное, за что я держался, что помогало противостоять желанию вернуться в Киев, было ее поведение 23 февраля. Я вдолбил себе в голову, и каждый раз, как только слабость подступала, повторял: «Ее не изменить, она обманщица, лицемерка, и такое тебя ждет постоянно». И это сдерживало, останавливало и частично успокаивало. Я понимал правильность своего поступка, все сомнения, оправдания ее поведения разбивались о железную логику факта. Невольно я искал общения с людьми, которые бы поддержали меня в моей правоте, в моем выборе. Первым это был Игорь Ткаченко. За неделю я встречался с ним дважды, и его прямолинейный, безапелляционный скептицизм словно возрождал меня к жизни.

– Ты все мечешься, ищешь приключений? – его добродушная ворчливость успокаивала и умиротворяла.

– Наверное, уже нет, конец, устал от неопределенности.

– Олег, я перестал тебя узнавать, ты ведешь себя как женщина, которая вступила в полосу климакса. Поверь мне, лучшего, чем твоя жена, тебе в жизни уже не встретить. Все, забудь, ты свое отгулял, и выбора у тебя больше нет.

– Это и пугает. Раньше знал, что если вдруг что-то не так, не по-моему, могу развернуться и уйти; уверен был, лучшее всегда смогу найти, а сейчас страшит обратное: лучшего не найду и, соответственно, уйти, наверное, тоже не смогу.

– Так что здесь плохого? Остепенись, остановись, наслаждайся жизнью!

– Ты думаешь, когда человек останавливается в потоке жизни, наслаждение возможно?

– А как иначе?

– Я всегда был уверен, что наслаждение возможно только в полете, в движении, когда ты свободен, легок на подъем. Я всегда думал, что только независимость, внутренняя свобода дает ощущение счастья: ты делаешь то, что хочешь делать, общаешься с теми, с кем хочешь общаться. А когда твой полет прерван, когда ты вынужден остановиться, искать компромиссы, то и счастье исчезает. Ты вынужден делать то, что не всегда хочешь делать, и общаться с теми, с кем у тебя мало желания общаться…

– Ты философ, и в этом твоя проблема. Ты потерял связь с реальностью, поэтому не понимаешь главного: счастье человека в постоянстве! Как можно быть счастливым, когда меняются события; когда ты заводишь новые знакомства и они неустойчивы, не всегда оправданы и приятны? Поиск, товарищ философ, – это риск нарваться на неприятности, встрять в непредвиденную жизненную проблему, обмануться в надеждах, разочароваться в желаемом. А разве это хорошо? Конечно, плохо. А когда жизнь устойчива, когда ты знаешь, что тебя ждет завтра и послезавтра, тогда ты можешь прогнозировать свое поведение, свою деятельность, ты защищен от неприятных сюрпризов, страданий, ошибок, твоя жизнь – это расписание поезда! Только в этом случае можно расслабиться и наслаждаться пробегающими за окном комфортабельного купе пейзажами.

– Но ведь это все приедается, переходит в подсознание, и ты не осознаешь течение жизни. Она, действительно, мелькает как пейзажи за окном скорого поезда, лишь редкими эпизодами запечатляясь в памяти. Но ведь на всю жизнь слишком мало таких запомнившихся эпизодов, и сама жизнь от этого скучна и монотонна. Ты вспомни, когда долго смотришь за окно, тянет на сон: все слишком быстротечно и однообразно. А как можно жить в полудремоте?

– Но ведь, если я не ошибаюсь, тебе Оля понравилась именно за то, что ее жизнь проходит, словно в полудремоте, как ты выражаешься. Ты мне недавно по телефону выдавал, что тебе не хватает тишины и спокойствия, что тебе нужен полустанок, забытый Богом и людьми, чтобы ты там предавался своим мыслям и наслаждался тишиной и спокойствием. Ты определись, чего ты хочешь от жизни, а потом ищи.

– Трудно определиться: с одной стороны, хочется буянить, сворачивать горы, чтобы заявить о себе, оставить след в этой жизни, но с другой стороны, уже сказывается усталость от жизни, хочется тишины, полумрака, полусонных соседей, довольных корочкой хлеба и стаканом воды по утрам.

– Так ты насытился своей Олей?

– Возможно, насытился; не по мне новая жизнь. Или разница в возрасте сказывается, или мы характерами разные, или слишком требовательным я стал к сорока годам, но что-то не получается у нас. С одной стороны все просто, искренно, прогнозируемо, с другой – из мелочей рождаются непреодолимые сложности. До нее я не испытывал таких сильных эмоциональных порывов, доводящих до безумия, и это пугает. Я чувствую, что становлюсь неуравновешенным, эмоциональным, что мне труднее контролировать себя.

– Это чувства, Олег.

– Возможно, хотя я говорил тебе, что это совсем не то, что я испытал к Насте, когда она упала на заднем сидении джипа. Вот то были чувства. Там за секунду передо мной разинулась жизнь и я увидел бездну: пугающую и страшащую. Я не знал, что буду делать без Насти и готов был броситься в бездну, отдать свою жизнь, лишь бы жила она. С Олей таких ощущений нет.

– Ты путаешь отцовские чувства и чувства, всколыхнувшие зрелого мужчину.

– Мне кажется, чувства схожи. Нет разницы в тех ощущениях, которые испытывает женщина, теряя любимого мужа или единственного ребенка: боль одна, ощущения похожи.

– А ты представь теперь другую картину: ты делаешь выбор, уходишь из семьи, живешь с Олей, и в один прекрасный момент, лет так через десять, обнаруживаешь, что у твоей молодой жены любовник, который дает ей то, чего ты уже не в состоянии, в силу своего возраста, ей дать. Ты представляешь, какие ощущения тебя переполнят?

– Я знаю, ты умеешь поддержать друга в трудную минуту, но именно это меня и останавливает. В преданности жены я уверен: мы столько прожили вместе, через такое количество проблем прошли, что в старости мне будет кому подать еду в постель. В Оле этой уверенности нет, хотя она первый человек, которая отдала все, чтобы остаться возле меня. Даже квартиру свою заложила и отдала мне деньги! Но в глубине души я не могу сказать, что в трудную минуту она не отвернется, не вымутит назад своих денег, и не распрощается со мной. Ей нужен сильный человек, от неудачника она отвернется сразу и без сожаления. Но шаг с квартирой, безусловно, подкупает.

– Меня бы это, наоборот, еще больше насторожило. Судя по твоим рассказам, она ведь не настолько глупа, чтобы совершать безрассудные поступки?

– На мой взгляд, с умом у нее все в порядке, хотя Сережа утверждает обратное.

– Значит, за этим шагом скрыт элементарный расчет.

– Какой?

– Я думаю, она просчитала тебя, убедилась в незыблемости твоих принципов, и с уверенностью в том, что ты этот шаг не только оценишь, но и никогда не забудешь, еще больше привязала тебя к себе. Насколько я знаю, ты со своей правильностью никогда не допустишь, чтобы женщина могла что-то потерять, отдавшись тебе полностью.

– Ты слишком меркантилен.

– Я не разбираюсь в твоих ученых словечках, но то, что я реалист и прагматик, это верно.

– Люди не всегда понимают и отдают отчет сделанному. Ты не должен забывать, что не все такие практичные, как ты и я. Есть еще и чувственная сторона, о которой ты никогда не знал и, наверное, не узнаешь, а я под старость начал потихоньку для себя открывать. И вот с этой стороны, когда ты что-то чувствуешь к человеку, то совершаешь алогичные действия, действия непредсказуемые и сумасбродные. Твое поведение иррационально, ты делаешь то, чего ни один человек в здравом уме не сделал бы. Со стороны такое поведение кажется хаотичным, безумным, дурацким, но там, где чувства, там разум спит и не контролирует поступки. Я думаю, что когда Оля отдавала мне кредитные деньги, она даже не задумывалась над последствиями своего шага: у человека ко мне чувства, и для нее главное не деньги, а как я отвечаю на ее чувства, насколько крепче становятся наши отношения. Она, можно сказать, сознательно идет на жертву, открывает душу и сердце, становится полностью беззащитной, и это, безусловно, подкупает, заставляет отвечать тем же.

– Олег, в последнее время, когда я тебя слушаю, у меня все чаще возникает мысль: а не сошел ли ты с ума? Не зачитался ли ты своих мудреных книг и не потерял ли связь с реальностью? Ты представь, что было бы с мужским полом, если бы он рассуждал как ты? Женщина сама по себе чувственна, мужчина – более трезв и рационален. Это две полярные величины, которые, соединяясь, образуют целое, гармоничное начало. Я считаю, что твоя Наташа – это подарок тебе от Бога: она эмоциональна, чувственна, несколько поверхностна, но это именно то, чего нет у тебя, и что тебе, дураку, в принципе и нужно. Вы вдвоем – это гармония, это то, что в жизни многие из людей так и не находят. А ты ищешь непонятно что, и находишь Олю, у которой за так называемой чувственностью скрыта расчетливость, лицемерие, корыстность. Все это ты принимаешь за чистую монету и на этой основе пытаешься соорудить нечто гармоничное и целое, замок из дерьма и шпал. Но поверь мне – все, что ты делаешь, это игра твоего воображения и не более. В действительности и ты, и Оля, это два одинаковых полюса: вы оба расчетливы, эгоистичны, жестоки, и твоя иллюзия временна. Ты просчитываешь ее и видишь в ее поведении чувственность, она просчитывает тебя, подыгрывает тебе, и видит в твоем лице дурака, которого, несмотря на все философские регалии, можно легко обставить. Однажды ты откроешь глаза, трезво проанализируешь ситуацию, и твой, как тебе кажется, хрустальный, но на самом деле уродливый домик лопнет как мыльный пузырь, и ты поймешь свою ошибку. Однополярные миры отталкиваются, а не притягиваются. Проснись, философ, открой глаза и скинь наваждение.

– Возможно, ты прав, но как комфортно я себя чувствую с Олей, как в сказке!

– Как это комфортно?

– Уютно, безопасно, расслабленно. Впервые мое поведение и желания просчитывались, и я не успевал о чем-то подумать, как это все воплощалось в жизнь. Действительно, как в сказке: «по щучьему велению, по моему хотению»… Чтобы тебе было понятней, приведу такой пример, возвращаюсь я в Киев из Переяслава, с лекций, уставший, голодный, и мечтаю о молоке с печеньем, о жареной рыбке с пюрешкой. Замечтался так, что чуть слюной не подавился. Приезжаю домой, Оля открывает дверь, а это все уже на столе стоит, плюс горячая ванна набрана, и еще мои любимые конфеты «Ромашка» на столе лежат. А для сравнения, я с женой шестнадцать лет живу, до сих пор не добился, чтобы в холодильнике всегда молоко стояло. У нее на все одна причина, нет денег, хотя вся касса от «Колумба» у нее хранится, и я уже двадцать раз повторял, что если надо, возьми оттуда деньги, и на меня запиши. Я это воспринимаю как элементарное неуважение к себе. А с Олей, пусть это все и за мои деньги куплено, но человек не пожалел времени, организовал, все предусмотрел, вот это и есть комфортная жизнь!

– Пюре, конфеты… Тебе уже о вечном думать надо, а ты такими мелочами наслаждаешься…

– Я и о вечном тоже думаю. А с другой стороны, из чего наша жизнь состоит: из таких же мелочей!

– Вот насладился и хватит, нет в жизни постоянного праздника. Праздник ощущается только тогда, когда ты устаешь от будней. Вечный праздник превращается в будни и уже не доставляет радости. Олег, Оля была твоим маленьким праздником, который продержался только по одной причине – ты подходишь к сорокалетию! Случись это раньше или позже, она прошла бы незаметно, как и все остальные. Оля – это кризис твоего возраста, плод твоей раздваивающейся фантазии: ты одной ногой еще там, в молодости, в куражах, в свободном полете, неугасаемых порывах, а другой ногой уже в старости, ближе к «гладиаторам», к тем, кто только гладит и ничего больше сделать не может. Ты уже становишься не столь востребованным как мужчина, не таким легким на подъем, более капризным в мелочах; тебе начинают нравиться девушки, которым ты в отцы годишься; их интересы и ценности коренным образом не совпадают с твоими. И от всего этого ты теряешь уверенность в себе. Ты хочешь делать то, что уже не вписывается в рамки морали и нравственности нашего поколения, и это тебя пугает. Перед тобой впервые стали запреты, которые ты не можешь перешагнуть даже, несмотря на весь твой пофигизм и нигилизм. Поэтому уймись и наслаждайся тем, что у тебя уже есть, чтобы не испытать еще больших разочарований.

– Мне об этом уже Сережа говорил, но я с тобой не согласен, ведь другие-то перешагивают! Юра Земецкий и в сорок лет встречался с семнадцатилетними студентками, иногда старшеклассницами, общался с ними, находил общий язык.

– То был Юра, у него были совершенно другие интересы в жизни. А ты, как и я, когда видим молодую красивую девушку, понимаем, что она ровесница нашим дочерям, что жить с ней половой жизнью как-то дико и аморально, поэтому изначально теряется мотив знакомства с нею.

– Игорь, мне кажется, это ты от жизни отстал: сейчас, наоборот, модно, когда встречаются зрелый мужчина и юная студентка. У меня есть знакомый, у которого вторая жена моложе его дочери от первого брака, и ничего, живет, грозится на третью, еще моложе поменять. Выходит, человек не испытывает неудобств, кризиса переходного периода?

– Откуда ты знаешь? Может такое количество женщин за такой короткий промежуток времени – это и есть попытка самоутверждения в жизни. Я не знаю твоего знакомого, но что касается Юры, ты же сам видел, какими ненормальными были последние месяцы его жизни. Его словно прорвало: каждый день новая девушка, и одна младше другой! Каждый день новое тело. А ведь Юра не дурак был, значит, что-то гложило его, что-то волновало, беспокоило. Не исключено, что именно это теперь мучает и тебя.

– Вы как спелись: все, кто мне близок и дорог, говорите одними словами.

– Мы спасаем твою заблудшую душу. Возвращайся на землю, в семью, а когда твоя болезнь пройдет, выставишь бутылку коньяка за то, что я с тобой часами сижу и наставляю на путь истинный.

– А может, ты мне судьбу ломаешь? Ты представь состояние пятидесятилетнего мужчины, который каждый вечер ложиться в постель со своей ровесницей женой и видит в ней свое отражение: морщинистое лицо, дряблую кожу, складки на теле, как у шарпея, слышит отдышку, запах гнили изо рта! Ты представляешь его состояние? А представь себя на его месте, ведь это все равно, что сразу в гроб! А нам осталось до пятидесяти всего десять лет! И это совершенно другие десять лет, чем, например от двадцати до тридцати, или от тридцати до сорока лет: слишком они скоротечны, молниеносны.

– Но ведь живут же люди…

– Живут, но как живут! В пятьдесят лет мужчина – это еще огонь, вулкан: он многого добился, и оставшиеся десятилетия хочет отдохнуть, насладиться жизнью. Но с кем: с уже постаревшей женой? Но ведь одно дело узнавать себя каждый день в ее теле, в ее образе, и жить с мыслью, что уже все потеряно, прошло, и ты упустил свой шанс; совершенно другое дело, когда рядом молодое тело, пусть с пустой головой, но свежее, дышащее жизнью и силой. От него заряжаешься энергией, желанием жить, творить, сворачивать горы! И мне кажется, в этом возрасте не так страшны измены, потому что ты берешь у женщины не ее душу, а одно тело. А это не так болезненно, потому что взамен ты получаешь гораздо большее – неугасаемое желание жить!

– А как же женщины? Получается, ты как вампир высасываешь у них молодость, бросаешь, и идешь к следующей жертве?

– Получается так.

– Ты страшные вещи говоришь. Во-первых, посмотри на себя с позиций молодой подружки. Кто ты для нее: «папенька», старое, морщинистое, жирное тело, к которому не испытываешь никаких чувств, а только презрение, корысть и желание близкой смерти? Ты представляешь, как она будет издеваться над тобой, и как это будет выглядеть со стороны? А во-вторых, если бы так было на самом деле, то наше общество многое бы потеряло и, прежде всего, чувство материнства.

– А причем здесь материнство?

– Женщины перестали бы воспитывать дочерей, потому что понимали бы, что воспитывают своих конкурентов, как ты говоришь, молодое тело. Дико все это…

– Я не говорю, что мне это нравится, я только пытаюсь объяснить поведение современного поколения. Ведь это не мои мысли, не мое желание, это уже реалии современной жизни: чем старше становишься, тем больше тянет к общению с молодыми. Не хотел бы я оказаться на месте женщины…

– Мне кажется, ты ошибаешься. Ты хоть раз видел благополучную семейную пару с разницей в возрасте в пятнадцать лет и больше? Ведь у них совершенно разные интересы, это представители двух разных поколений, наконец, у них физиология разная: через десять лет мужчина уже импотент, а женщина только достигнет бальзаковского возраста. Ты же ученый, должен знать, что после сорока лет половая активность у мужчин снижается, а у женщин, наоборот поднимается. Ты хочешь под старость рогоносцем стать?

– Не хочу.

– Так тогда наливай и не морочь мне голову!

Мы выпили: я молоко, Игорь коньяк, закусили. Но сомнения не отпускали, оставались еще вопросы, и хотелось выговориться, послушать и себя и Игоря со стороны. Я снова возобновил разговор:

– Ты мне ответь, неужели тебя не тянуло что-то изменить в своей жизни, как-то разнообразить ее? Ведь годы уходят: дети взрослеют, покидают нас, начинают самостоятельную жизнь, а что нам делать-то? Раньше мы жили для детей, по ходу достигали каких-то своих целей, горели, к чему-то стремились, но все лучшее все-таки посвящали детям. А что ожидает нас завтра, когда мы станем для них неинтересны, когда у них появятся свои семьи, свои интересы, и мы отойдем на далекий второй, возможно, третий план? Может, поэтому те, кто перешагнул отметку в сорок, пятьдесят лет жизни, и связываются с молодыми барышнями, берут их в жены, в любовницы, чтобы как-то привязать себя к жизни, обрести ориентиры, цели, внутренний огонь? Ты что по этому поводу думаешь?

– Я думаю, что когда человек в таком возрасте пытается начать что-то сначала, с чистого листа, это к хорошему не приведет. Возможно, в твоих рассуждениях и есть доля истины, но лично я буду жить для своих внуков. Чем выбирать молодую жену, менять быт, образ жизни, лучше сосредоточиться на внуках, отдавая им то, что, возможно, мы не успели отдать детям. Молодая жена, даже если допустить, что у тебя много денег, и она будет предана тебе, – это риск оставить своих детей сиротами. Ты же не будешь жить вечно: если тебе пятьдесят, жене двадцать, то когда ты в шестьдесят пять умрешь, твоему ребенку от второго брака исполнится только пятнадцать. А что значит в пятнадцать лет стать свидетелем смерти своего отца?! Я думаю, что даже вы, ученые, не сможете сказать, что будет потом с его внутренним миром, и как это скажется на его дальнейшей жизни. Не думаю я, что в нашем возрасте нужно что-то менять, в любом случае это отразится как на нас самих, так и на наших детях.

– Консерватор ты.

– А ты думаешь иначе?

– Не знаю. С одной стороны, действительно, в новой семье слишком много риска и неопределенности, страха перед обманом, изменой, возможным одиночеством, но с другой стороны, если человека что-то не устраивает в настоящем, я думаю, что стоит рисковать и начинать все сначала. В любом случае, худшего не будет, а вероятность того, что найдешь лучшее, все же остается.

– Нет, конечно, если настоящее ужасно, то его необходимо заменить, но если оно терпимо, есть варианты компромиссов, то нужно оставаться и не рисковать, потому что новые отношения принесут еще больше неопределенности и конфликтов. Я думаю, что у людей за сорок, ближе к пятидесяти, срабатывают какие-то внутренние предохранители, которые усложняют выбор радикальных решений. В этот промежуток развестись практически нереально, потому что в памяти всплывают тысячи «но». Здесь и нежелание попасть в глупое положение, быть обманутым, стать рогоносцем, клоуном в глазах близкого окружения, и нравственные терзания, связанные с дальнейшей жизнью жены, отношением к этому шагу детей, внуков, и многое другое. Все эти «но» практически лишают выбора, и ты продолжаешь идти, как и шел, не меняя судьбу, не искушая себя.

– Выходит, мы обречены?

– Почему обречены, наоборот, застрахованы от глупых шагов, неразумного выбора. Что касается твоей ситуации, скажу одно, что если ты над этим думаешь, сомневаешься в чем-то, сто пудов – Оля не твой вариант. Я уверен, что если бы ты в ней нашел что-то действительно интересное для себя, или с Наташей у тебя было все так плохо, то ты бы здесь не жевал сопли, а уже давно поставил нас всех перед фактом. А так не морочь ни себе, ни другим голову, занимайся бизнесом, пиши свои книги, и наслаждайся тем, что у тебя есть. Чем больше я тебя слушаю, тем больше убеждаюсь, что все у тебя останется по старому. Вы, философы, всегда воду наколобродите, пену взобьете, шуму наделаете, а на месте как стояли, так и останетесь стоять. Наливай, а то за твоими разговорами никак охмелеть не могу, что пьешь, что телевизор смотришь, одинаково.

80

В начале марта я ответил на очередной звонок Оли. После долгих размышлений я заставил себя это сделать, так как, несмотря на все мое нежелание с ней общаться, нас связывали деньги: она поверила мне, доверила свои деньги и, прервав личное общение, я должен был работать с ней в бизнесе. Кроме того, она жила в моей квартире, и хотя у меня сейчас не было необходимости ездить в Киев, этот вопрос тоже нужно было решать.

– Привет Оля, ты где, в Киеве?

– Привет Олег, еще в Киеве, но собираюсь завтра выезжать в Донецк.

– Надо встретиться.

– Да, надо встретиться.

– Давай в Днепропетровске.

– У Люды?

– Можно у Люды, хотя я планировал где-то по дороге.

– Как скажешь, давай по дороге.

– У Люды удобней, тогда до завтра. До одиннадцати успеешь?

– Постараюсь, раньше выеду.

– Повнимательней будь на дороге.

– Хорошо, до встречи.

Я отключил телефон и впервые почувствовал, как сильно бьется сердце. Разговор дался тяжело, показательное спокойствие удалось с трудом: я очередной раз понял, насколько тяжелым оказалось для меня это случайное знакомство в поезде, как близко этого человека я пустил в свое сердце. Эксперимент на пробуждение чувственности зашел слишком далеко. Нельзя так глубоко пускать в свое сердце людей. Даже зная об их слабостях, просчетах, эпизодах неуважения к себе, очень тяжело с ними расставаться.

Я поймал себя на мысли, что мой мозг очередной раз ищет оправдания ее поступку, и задал себе вопрос: а сама встреча с Олей, аргументы в пользу этой встречи, не являются проявлением слабости? Я попытался вслушаться в себя и понять – может 23 февраля, как заклинание, уже не действует, утратило свою актуальность? Но вроде бы все было в порядке…

Вечером я предупредил Наташу, что завтра утром уезжаю в Днепропетровск по делам, и заметил, как на ее лице промелькнула тень:

– Ты вернешься? – с тревогой спросила она, хотя тут же постаралась эту тревогу в голосе скрыть.

– Да, я туда и обратно, нужно документы по защите докторской диссертации сдать. – В наши отношения вновь возвращался обман, и мне самому было неприятно. Я с трудом сохранял естественность в поведении.

– Я тебя буду ждать, возвращайся – она обняла меня и поцеловала. В ее словах чувствовался подтекст, но я сделал вид, что не замечаю его, ответил на поцелуй и уехал решать текущие вопросы по бизнесу.

Вечером в семье все было без изменений. Наташа только поинтересовалась:

– А ты с Людой встречаться будешь?

– Да, может у нее придется распечатать листы.

– Привет передавай.

– Хорошо.

81

На следующий день в начале одиннадцатого я уже въезжал в Днепропетровск. Люда попросила отвезти ее к родителям в Лозовую и, чтобы не терять времени, я заехал сначала за ней и ребенком, а лишь потом поехал на встречу с Олей. Сколько впоследствии я не спрашивал себя, зачем взял на встречу с Олей Люду, я так и не мог ответить. Видимо, это была судьба. Я доверял Люде, как, впрочем, и всем людям, которые меня окружали. Я глубоко уважал ее брата, знал его только с хорошей стороны и думал, что сестра похожа на него, что от нее нельзя ожидать неприятностей. У меня даже мыслей не было, что она в состоянии вести двойную игру, интриговать против меня, проявить по отношению ко мне подлость. Я оказывал ей протеже, симпатизировал ей, строил по поводу ее карьеры определенные планы. Мне не нравились многие ее взгляды на жизнь, но я объяснял это ее жизненной неопытностью и спецификой в воспитании: все-таки с пятнадцати лет жить вдали от родителей полноценной семейной жизнью, это что-то значило. Я надеялся, что ее искаженные взгляды на жизнь не столь запущены и возможно исправление, но я никогда не мог подумать, что подлость и лицемерие так прочно вошли в ее сущность, что, приспосабливаясь к жизни, она настолько озлобилась внутренне, что любое радостное событие, не касающееся ее, вызывало в ней жгучую ревность и желание разрушения. Она таила в глубинах своей души ненависть к счастью других, обретала себя в интригах и проблемах, которые доставляла окружающим людям. В этом она немного походила на Сережу, только Сережа усложнял жизнь другим людям не со зла, а от скуки, а она это делала сознательно, со злобой, с нечеловеческой жестокостью. Ее интриги обнаружатся позже, но факт остается фактом, я взял Люду на встречу с Олей, и пока мы ждали Олю на трассе, я не таясь поделился с ней своими планами по поводу отношений с Олей.

– Устал я от неопределенностей, хочу порвать с Олей, – не понимая, какую благоприятную почву я создаю для ее больных фантазий, разоткровенничался перед Людой в машине.

– Но ведь она тебя любит.

– Люда, у меня семья, дети, а Оля молода, амбициозна, ее мир совершенно другой, чем мой. Правильно мои знакомые говорили, что мы представители разных поколений: мировоззрение, интересы, ценности, жизненные ориентиры – все у нас отличается. Я слишком близко воспринимаю ее обманы, непунктуальность, проявления неискренности. Да и ты сама в свое время говорила, что не пара она мне.

– Но вы вместе около полугода, неужели не нашли точек соприкосновения?

– Их много. С Олей в этом плане проще, чем с Наташей: Наташа эмоциональна и не дружит с логикой, а Оля просчитывает свое поведение, прислушивается к замечаниям, и главное, исправляет ошибки. Таких ощущений жизненного комфорта как с Олей, я не испытывал никогда в жизни. Оля умеет удивлять, она изучила и использует мои сильные и слабые стороны. Помнишь, когда однажды я оставил тебе ключи от киевской квартиры, и, вернувшись на следующий день с конференции голодным, уставшим, с головной болью, открыл холодильник, зная, что он пустой, но вместо стакана с холодной водой обнаружил фаршированную щуку, жареную рыбу, гречку с грибами и кучу других вкусняшек, которые ты мне наготовила, я в это мгновение испытал такой кайф, такую к тебе благодарность, что готов был отдаться, несмотря на то, что ты мне не сильно нравишься. Вот примерно такие ощущения, только гораздо чаще, я испытываю с Олей. С ней не скучно. Я сам, как ты заметила, легкий на подъем, прозябать в однообразном существовании – это не мое. Оля хоть и сонлива, инертна, но когда заведется, напряжет свои булки, умеет разнообразить монотонную жизнь, а это в отношениях между мужчиной и женщиной важно.

– Но Наташа у тебя тоже интересная женщина! Я восхищаюсь ею как матерью двух прекрасных дочек и как женщиной, которая красива, умна и обаятельна.

– Я тоже считаю, что жена у меня прекрасна. У нас отношения испортились по двум причинам: ее повышенная эмоциональность и отсутствие логики в поведении. Возможно, я предъявляю к ней завышенные требования, но мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной была женщина умная, рассудительная. Для меня внешние данные не столь важны, в сравнении с внутренними возможностями, ведь человек живет не с внешностью, а с внутренним миром партнера. А вот внутренний мир супруги требует незначительного совершенства.

– Помоги ей достичь нужных для тебя стандартов.

– Люда, сколько я над этим бился, ты даже представить себе не можешь! Я за эти семнадцать лет столько звезд сумел зажечь, а вот с женой не получается: не воспринимает она меня как педагога, слишком болезненно реагирует на каждое замечание, отказывается следовать советам. В принципе, ее понять можно: мы начинали жизненный путь с равных условий, но она зациклилась на детях, а мои поиски в духовном и материальном развитии позволили совершенствоваться дальше. Я общался с умными людьми, практиковал, искал, ошибался, и в один прекрасный момент обнаружилось, что с женой и говорить-то не о чем. Отдавшись воспитанию детей, она так и осталась на том уровне, с которого мы начинали наше общение. Естественно, я попытался ей подсказать, направить, чему-то научить. При мне она окончила университет, в котором я преподавал, я попытался стимулировать ее на более качественное общение с другими людьми, но она замкнулась в себе, не признала моего авторитета, и все свела к тому, что воспитание детей важнее, чем внутренний рост. На все мои замечания, аргументацию, она отвечала только эмоциональными бредовыми отговорками. Но дети через пять-шесть лет нас покинут, начнут самостоятельную жизнь, а как нам жить дальше?

– Неужели она этого не понимает?

– Уже понимает, уже задает и себе, и мне этот вопрос, но ведь сколько времени потеряно и насколько я оторвался от нее!

Оля опаздывала.

– Так ты решил с Олей порвать?

– У нас останутся только отношения в бизнесе. Я все больше склоняюсь к тому, что бизнес с чувствами путать нельзя, поэтому, что касается денег, то мы будем продолжать работать вместе, но вот с остальным нужно завязывать.

– А Оля об этом знает?

– Догадывается, мы неделю не общались.

– Жалко ее, она ведь так тебя любит.

– Чувства приходят и уходят, а насчет искренности чувств Оли, еще нужно подумать. Меня все близкие, особенно те, кто ее знает, в один голос уверяют, что у нее чувства наиграны и неискренни. Мне самому об этом тяжело судить, но говорят люди, которым я доверяю. А ты, что скажешь по этому поводу?

Люда задумалась.

– Оля современная девушка, она мне очень нравится. Но насколько я знаю современных девушек, они действительно руководствуются не чувствами, а выгодой. Чувства переменчивы и ими сыт не будешь, а вот расчет, например, богатый взрослый мужчина, да еще с перспективой – это ближе к теме.

– Так ты тоже считаешь, что Оля неискренна?

– Почему неискренна, у нее все искренно. Когда делаешь выбор, когда понимаешь, что этого человека нельзя упустить, потому что это твой шанс к красивой и материально обеспеченной жизни, то все чувства искренни. Человек настраивается, внушает себе определенные правила поведения и никакой игры здесь нет. Но ты сам рассуди, с вашей разницей в годах и в материальном состоянии, какие могут быть чувства?

– А чего же ты раньше об этом не говорила?

– Я всегда была уверена, что ты сам играешь. Ты умный, хладнокровный, эгоистичный, кто бы мог подумать, что тебя можно провести на таких мелочах. Мне всегда было жалко Олю, потому что была уверена, что ты попользуешься ею, поиграешь и бросишь, как обычно делают мужчины твоего уровня.

– Какой там уровень…

– Все равно: бизнес, квартира в Киеве, «Мерседес»…

– Люда, это все атрибутика…

– Но очень важная для современной молодежи. Для многих это вершина счастья, за которую они готовы продаться с потрохами.

– Для тебя это тоже вершина счастья, ведь вы с Олей ровесницы?

– У меня это все есть: своя квартира, машину чуть позже куплю, бизнес отец наладил. Для меня это уже не мечта, а реальность, и к тому же, я уже привыкла жить одна. Если надо, я любого мужчину себе заполучу, но пока мне нужно вырастить сына, поставить его на ноги.

– Смотрю на тебя, и благодарю Бога, что таких женщин, как ты мало. Ничего святого. Это же надо, использовать мужчину как донора, осеменителя, и еще радоваться конечному результату. А как же материнство, женственность, чувственность? Куда это все уходит? Наверное, старею я, пенсионерок нужно выбирать для совместной жизни, а не молодежь. С вами жизнь превратится в сплошной стресс.

82

Олину машину я заметил первым.

– Ты посиди в машине, я поговорю с ней – попросил я Люду, вышел из «Мерседеса» и стал у обочины. Оля заметила меня, подъехала и остановилась. Я сел в ее «Фольксваген».

– Привет – первой поздоровалась она – Я так сильно за тобой скучала – и, обняв меня за шею, прижалась головой к моей груди.

Я растерялся: прокручивая события нашей встречи, представлял многое, только не это. Я знал Олю, ее флегматичный и нескандальный характер, но чтобы вот так открыто показать свои чувства после моего поведения, это было для меня неожиданно. Весь мой настрой, стена отчужденности, которую я возводил за время нашей разлуки, рухнули как карточный домик. Я с трудом овладел собой. Нас действительно с ней что-то связывало: или чувства, или колдовство, или эмоции. В очередной раз я констатировал, что когда ее нет рядом, мне спокойней: я контролировал себя, организовывал полноценный, размеренный образ жизни, но как только она появлялась, из глубин подсознания пробуждались эмоции: я становился импульсивным, неуравновешенным, буйным. Кроме всего этого, наверное, я становился слепым, потому что не видел ее игры, о которой мне все в один голос говорили. С Олей я расслаблялся, потому что такой нежности, чувственности, нескрываемой женской слабости я давно не встречал у женщин. Жена со своей природной женственностью в последнее время замыкалась в себе, старалась показать себя сильной, самостоятельной, лидером, но это было так наигранно и неестественно, что вызывало только жалость, а иногда раздражение. А искренняя беззащитность Оли вызывала желание защитить ее, закрыть своей грудью. Я вырос на исторических романах, и образ Оли у меня во многом ассоциировался с нежными, красивыми, но беззащитными образами персонажей Дюма, Гюго, Скотта, когда мужчины умирали за прекрасных дам, когда во имя женщин совершали подвиги, а сам образ женщины был чист, наполнен чувствительностью, женственностью, слабостью и недоступностью. Женщина была возведена на пьедестал, и это манило, заставляло вершить великие дела, чтобы возвыситься над остальными, доказать, что ты лучший, достойный ее. Женщина была недоступна, и ее требовалось завоевать, и сам факт завоевания женщины стимулировал у мужчин развитие лучших качеств, их духовное и физическое совершенство. Обнимая Олю, я практически сразу забыл о своем решении разорвать с ней отношения, о событиях 23 февраля, обо всем том, что я надумал за прошедшую неделю.

– А ты за мной хоть немного скучал, нервомотатель мой? – не отрываясь от моей груди, тихо спросила она.

– Скучал, но боролся, – признался я.

– Глупышка, как ты все умеешь перевернуть, – она оторвалась и посмотрела мне в глаза. По ее щекам текли слезы. – Не обращай внимания, слишком близким ты стал для меня.

Я готов был умереть за нее. Вот так берутся крепости, совершаются преступления. Я никогда не думал, что женщина сможет так глубоко войти в мое сердце и, наверное, в мой разум. В эти минуты смешно вообще было говорить о разуме, потому что его не стало: он словно отключился, затерялся в бушующих потоках эмоций. Я не мог думать, анализировать, что-то предпринимать, я заранее был согласен на все. Как переполненный чувствами теленок, я готов был следовать за ней хоть на край света и исполнять любые ее желания, и мне было глубоко безразлично, что про это подумают другие.

– Губеша, зачем ты мне хамишь, зачем испытываешь мое терпение?

– Золотой мой, ведь я тебе все объяснила, это такая мелочь! Я в час была дома, как мы договорились. Ты бы знал, как я летела домой, мне и секунды не хотелось там оставаться! Все только входили в раж, а я дождалась удобной минуты и убежала. Я бы и раньше ушла, но меня посадили возле заведующего кафедрой, и он меня никуда не отпускал. Я убежала от них, как только он пошел танцевать. Чего ты у меня такой дурешка?

Мы смотрели друг на друга не в силах оторваться. Где-то в полуспящем сознании бродила мысль о том, что она некрасивая, неискренняя, обманщица, но сила подсознания заглушала все негативное и трезвое. Из глубин подсознания, где рождаются чувства и эмоции, шла такая волна позитива, такая тяга близости с ней, желание обладать ею, что я с трудом справлялся, чтобы не показать свои чувства и желания, чтобы хоть немного сохранить достоинство.

– Так ты не будешь больше нарушать своих слов? – я пытался сохранить свое лицо, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.

– Дурешка, я люблю тебя, и прошу только об одном, не накручивай себя, не превращай муху в слона, не замыкайся в себе, а поговори со мной, откройся, я все тебе объясню. Олег, как сложно с тобой, ты меня сведешь с ума!

– Ты сама первая начинаешь.

– Я боюсь сделать что-то лишнее, боюсь своей тени, потому что переживаю, а вдруг тебе что-то не понравится. Ты расшатал мою нервную систему до такой степени, что я не могу спать: даже ночами прокручиваю свое поведение, чтобы не разрушить хрупкую гармонию в наших отношениях. Где твоя хладнокровность и уравновешенность? Золотой мой, ты стал непостоянен и я боюсь твоих эмоций: сегодня они положительны, ты переполнен счастьем, радуешь меня и себя, но завтра, ни с того ни с сего, ты вдруг уезжаешь, неделю не звонишь, не отвечаешь на мои звонки. Ведь как мы хорошо накануне отдохнули вечером, прекрасно провели время в цирке, и что случилось? Я не опоздала, вовремя была дома. Да, я виновата, что села батарея телефона, но теперь я обязательно буду брать с собой зарядку. Но это же такая мелочь!

– Из мелочей рождаются большие проблемы.

– Знаю, знаю, выучила, ты мне об этом постоянно твердишь. Но ведь невозможно предусмотреть все мелочи. И представь, как страшно жить с мыслью, что не сегодня, так завтра из-за какой-то мелочи я могу потерять тебя. Я отдала тебе все, ты для меня стал ближе матери, и пустяк, мелкий просчет может нас разлучить. А что мне дальше делать, как жить без тебя?

– Губеша, ты не противоречь мне, не спорь со мной, делай то, что обещаешь, и все у нас будет нормально.

– А что я неправильно сделала?

– Ты говорила, что вернешься к двенадцати.

– Но я не смогла. Я тебе объяснила, что он сидел рядом и не отпускал никого. Как я могла встать и уйти?

– Можно было позвонить, предупредить.

– Я хотела, но телефон сел. Ты даже не представляешь, как после этого мне было сидеть и улыбаться. Я предчувствовала, что ты мне начнешь звонить, и уже заранее опасалась твоей реакции. Но меня успокаивала мысль, что мы договорились до часу, а время у меня еще оставалось.

– Ладно, не будем ворошить прошлое, надо жить будущим.

– Олег, ты хотя бы извинись за свое поведение. Что я только не думала, что только не представляла себе за эту неделю: сама, в чужой квартире, без денег, ни у кого не спросишь совета. Ты не отвечаешь на звонки, уехал ночью, в мороз, думала, может, что в дороге случилось? Ты даже не представляешь, как тяжело мне далась эта неделя. Посмотри, что ты из меня сделал: я похудела килограмм на семь, у меня денег даже на продукты не было. Я доела весь тот черный хлеб, который ты забыл своей собаке взять, на дорогу заняла у однокурсника. Разве так можно поступать?

– Губеша, я об этом как-то и не думал. Извини, все исправим, – я обнял ее и поцеловал.

– Ты больше не будешь так поступать со мной, не будешь бросать меня?

– Если ты не будешь меня расстраивать, то не буду.

– Ты опять о своем?

– Губеша, забудем о грустном, давай думать о хорошем: на носу ваш женский праздник, хочешь приехать в «Колумб», у нас дискотека седьмого и восьмого марта будет?

– А как Наташа, она меня съест живьем, если узнает?

– Решим. Остановишься у Люды, посидите в кафе, потанцуете, посмотришь на организацию. Я очень хочу услышать твое мнение о «Колумбе».

– Я бы очень хотела, но не опасно ли это?

– Расслабься, я все устрою. Пошли ко мне в машину, а то Люда совсем замерзнет.

Мы перешли в «Мерседес».

– Люда, я хочу пригласить Олю в «Колумб» на восьмое марта, ты пойдешь с ней?

– Ты что, а Наташа?

– Она Олю не знает, а ты скажешь, что это твоя подруга. Я вам столик закажу, можно Костю с женой пригласить, отдохнете, потанцуете, у тебя заночуете, а утром мы с ней в Киев уедем.

– А назад в Днепропетровск меня отвезете?

– Отвезем.

– Тогда можно попробовать, а Наташа точно Олю не знает?

– Не знает. Если ты ей не скажешь, то она ни о чем не догадается.

– Хорошо, – Люда ответила неуверенно, и чтобы убедить ее, окончательно перетянуть на свою сторону, я предложил, – А если хочешь, Оля сейчас едет в Донецк, езжай с ней, отдохнешь у нее, а потом в Лозовую вместе вернетесь. Оля, для тебя это не накладно?

– Конечно, пусть едет. У мамы места хватит, спать есть где, познакомлю тебя со своими подругами.

– Олег, я же с ребенком.

– Ну и что, нянек там хватает, а денег я дам, – я загорелся этой мыслью, и смог зажечь их. Мне хотелось исправить свое поведение, как-то развлечь Олю. Я думал, что Люда на моей стороне и сможет оправдать мое поведение перед Олей, что в ее лице я имею человека, который будет всегда держать мою сторону и везде представлять мои интересы. – Восьмого марта после обеда выедете, вечером будете в Лозовой. Столик я закажу, с Костей, чтобы вам скучно не было, договорюсь. Потанцуете, отдохнете, а утром выедем: завезем Люду в Днепропетровск, а сами поедем в Киев, нормально?

– Я согласна, – Оля посмотрела на Люду.

– Я тоже согласна. Оля, а тебя мама не отругает за непрошенных гостей? – спросила Люда.

– Мы ей сейчас позвоним и предупредим. У тебя для ребенка все есть?

– Да, остальное у вас в аптеке докупим.

– Вот и договорились. Езжайте только осторожней – мы попрощались, и я с совершенно другими мыслями вернулся в Лозовую.

83

До восьмого марта оставалось несколько дней, и за это время я практически не думал об Оле. Работы было много, я уезжал рано утром, приезжал поздно вечером, поэтому как-то оправдывать себя, или укорять, просто не было времени. Я только отчетливей обнаружил, что как только Ольги не было рядом, я чувствовал себя иначе: спокойней и рассудительней. Обстановка в семье, над которой каждый из нас работал, благоприятствовала тому, чтобы я не отвлекался на выяснение отношений, не раздражался. Наташа, видимо, что-то интуитивно предчувствуя, только один раз спросила: «Может, я тебе чем-то могу помочь?», но я сделал вид, что не понял ее вопроса, и она сразу отступила. Утром, восьмого марта, я устроил своим девочкам праздник и, наслаждаясь их радостью, впервые за это время задумался о своем и их будущем. Раздвоение надоело, неопределенность в отношениях стала вызывать раздражение и, видя, как радуются жена и дети подаркам, праздничному настроению, я вновь отчетливо понял, что никогда не смогу их бросить. Не знаю, как рассуждают другие мужчины, но одно время практически решив расстаться с Наташей, теперь я благодарил Бога за то, что он дал мне мудрости не рубить все с плеча. Я очередной раз убедился, что радикальные решения нужно принимать без спешки, осторожно, двадцать раз отмеривая и взвешивая. Принимая решение уходить или не уходить из семьи, я руководствовался не чувствами, в этом вопросе отношения с Олей имели лишь косвенное влияние. На мое отношение к семье главное влияние оказывало состояние Наташи, ее желание сохранить или разрушить нашу семью. И если в конце прошлого года я был убежден, что у нас не будет совместного будущего, потому что Наташа полностью отстранилась от вопроса сохранения семьи, любые мои попытки достучаться до ее понимания, что-то исправить, наладить, наталкивались на эмоциональный отпор, то сейчас ситуация в корне изменилась. Практически поставив крест на отношениях с Наташей, я вдруг обнаружил, что жизнь налаживается, что она начала работать над собой, изменяться, вошла в бизнес и добилась конкретных, ощутимых для меня результатов. Я обнаружил, что, начиная с января месяца, накопилось огромное количество фактов, которые вновь пробудили уважение к ней, вернули надежду на воскрешение отношений, возрождение семьи в близком для меня понимании. И после этого открытия я впервые почувствовал, с какой легкостью готов отказаться от своего решения, поменять его, насколько близка мне семья и все что с нею связано. Чем больше я убеждался в серьезности намерений Наташи исправиться, сохранить семью, тем чаще приходил к ней на помощь и задавал вопрос, а что же делать с Олей? Чем комфортней и уютней я чувствовал себя в кругу семьи, тем больше придирался к поведению Оли и к тем ошибкам, которые, на мой взгляд, осложняли наши с ней отношения.

В преддверии восьмого марта я вдруг отчетливо обнаружил, что картина моих отношений с Олей и Наташей разительно поменялась: я себя стал гораздо уютней чувствовать в кругу семьи, а общение с Олей стало напрягать и вызывать раздражение. И если бы не мои эксперименты с чувственностью, с ускоренным развитием отношений с нею, я бы наверняка уже расставил все точки над «и». Но, видимо, слишком глубоко я пустил Олю в сердце, потому что принимать окончательное решение по отношению к ней, мне было трудно и, наверное, больно. Какая-то нечеловеческая жалость переполняла меня, сковывала действия и поступки. Я вспоминал все то, что она перетерпела от меня, все те радости, которые она доставила мне, когда отношения в семье были не терпимы для меня. Оля стала для меня спасительным островом в момент, когда я потерял надежду сохранить семью, и мало того, своим отношением ко мне, своим поведением она заставила меня во многом пересмотреть взгляды на отношение к женщинам, и, в первую очередь, на поведение жены. Я знал одно – благодаря Оле я больше стал понимать Наташу, ее претензии, глубину чувств, и то, что я все-таки должен был что-то отдавать ей взамен, а не просто пользоваться и наслаждаться.

Но я знал и другое, что по мере того, как наши отношения с Наташей возрождались, шансов у Оли не оставалось никаких. Открыв для меня мир женщины, Оля своими руками поставила крест на нашем совместном будущем, потому что с женой меня связывало самое важное, наверное, для каждого человека – дети. Надежда на возрождение отношений с женой сохраняла возможность не травмировать детей разводом, остаться для них отцом, который действительно всегда рядом и оказывает такое же влияние на формирование их внутреннего мира, как и мама. Как специалист в области психологии, я знал, что только при обоюдном влиянии отца и мамы на формирующуюся психику ребенка можно говорить о ее гармоничном развитии. Именно по этой причине я до последнего боролся за сохранение нашей семьи.

Ожидая Олю в гости в Лозовую, я хотел еще раз, в непосредственной близости сравнить их с Наташей, при этом в глубине души понимая, что Оля проиграет Наташе по всем статьям. Возможно, я и настаивал на ее приезде с тайным умыслом еще раз убедиться в несравнимости этих двух женщин: Наташа была моей жизнью, равно воспринимаемой как на уровне чувств, так и на уровне разума, а отношения с Олей были как праздник, в который окунулся, забылся, и который остался в подсознании, а в повседневной жизни ты живешь уже совсем другим: реальным и действительно близким. Отношения с Олей процветали до тех пор, пока зрели проблемы в семье, но как только отношения в семье нормализовались, Олино присутствие в моей жизни стало обременительно и нежеланно. Единственно, хотелось расстаться с нею по возможности красиво, все-таки один период времени она слишком много для меня значила.

84

На восьмое марта я все подготовил: заказал столик, объяснил ситуацию Косте и попросил, чтобы он подстраховал меня.

– Авантюрист ты, философ – только и заметил он.

– Ситуация под контролем, это для меня нужно, поможешь?

– Куда тебя деть, помогу, конечно.

Жене я объяснил, что столик на вечер заказала Люда с подругами и Костя с женой. Наташа ничего не ответила. Я ждал этой встречи без особого волнения, так как в принципе, по большому счету, все уже было решено. Пока Оля с Людой проводили время в Донецке, я еще раз убедился в желании Наташи вернуть в нашу семью мир и спокойствие, наслаждался радостью детей, когда мы вечерами обсуждали их школьные успехи, и вся эта здоровая семейная атмосфера еще больше отрезвляла меня: я понимал, что лучшего мне, наверное, уже не найти. Я ловил себя на мысли, что, предав семью и ее идеалы один раз, создам прецедент для второго и третьего раза, что этот поиск «идеальной» семьи войдет в привычку и моя жизнь превратится в череду встреч и расставаний, ведь можно всегда найти оправдание разводу и придраться к партнеру по жизни. Мне были знакомы тысячи примеров, когда мужчины женились по три-четыре раза, имели трех-четырех детей от разных жен, но для меня с моим воспитанием, с теми взглядами, которые заложили в мою психику родители, это было дико и неприемлемо. Я считал, что постоянство в семейных отношениях – это гарантия спокойной старости: будет, кому лекарства в постель подать, закрыть глаза в последнюю минуту жизни. Меня до глубины души впечатлил случай, когда отца моего друга, который за несколько лет до смерти развелся с женой, нашли мертвым в квартире спустя два или три дня, и то, по запаху разложившегося тела. Молодость хороша тем, что ты не знаешь чувства одиночества, всегда можешь найти партнера, сожительницу. Чем старше становишься, тем проблема одиночества актуальней: уже не так легко с кем-то наладить отношения, под кого-то подстроиться, смириться с присутствием постороннего; появляется больше комплексов, принципов, через которые тяжелее переступить. Поэтому, чем старше человек становится, тем больше начинает ценить близких людей, легче прощает им слабости и ошибки. И как пример – отношения моих родителей, которые прожили душа в душу и дружно прошли через все испытания в жизни. Я ни разу не слышал, как ругался матом отец, не видел, как они скандалят с мамой, и самое главное, я видел последние дни отца, когда мы всей семьей находились возле него, и глаза закрыли практически все – я приехал спустя десять минут после того, как он умер на глазах у мамы и сестры. У себя дома, в окружении всей семьи умерли дедушка, бабушка, отец, так хотелось умереть и мне. Не в больнице, в кругу чужих людей, а именно дома, в последние минуты жизни, наслаждаясь близостью дорогих людей, тех, кто продолжит род, династию…

Все эти мысли и примеры бродили в голове и не оставляли никакого шанса развитию отношений с Олей. Мало того, они ограждали семейные отношения своеобразным табу, делали их неприкосновенными, священными. Даст ли другая семья возможность умереть с чувством выполненного долга? Не скажется ли предательство по отношению к первой семье на будущей жизни? Ведь все возвращается – это я проверил на себе…

Я понимал, что проблема моей нерешительности не столько в слабости позиций Наташи или Оли, сколько в моем воспитании, во мне самом. Я считал, что мои семейные отношения в том виде, в котором они были до недавнего времени, уже не могли меня удовлетворить, они не вызывали во мне ассоциаций с семейным очагом, теплотой, необходимостью посвящать себя семье. Нужно было что-то менять и менять радикально. Но одновременно, я понимал, что реорганизация семейных отношений не обязательно должна быть связана с разводом, она зависит, прежде всего, от меня и от жены, и возможна в рамках уже сложившихся отношений, без нанесения травмы психике детей. Я не был уверен, что семейные отношения с новой женой будут лучше нынешних отношений. Жена, в моем понимании, должна быть сконцентрирована на интересах семьи, на гармоничном развитии внутрисемейных отношений, на поднятии ее внешнего статуса. Жена – это преданность, искренность, нежность, ласка, покой, женственность, материнство, постоянная готовность отстоять интересы семьи. Наташа к этим требованиям подходила гораздо больше, чем Оля. Меня в ней устраивало все, кроме эмоциональности, неуравновешенности, открытого желания идти на конфликт. Но сейчас, когда она решительно взялась за себя, попросила у всех членов семьи помощи и стала реально бороться с проявлениями своей неуравновешенности, уважение к ней как к женщине, матери, возродилось и перевесило все сомнения в ее пользу. Кроме этого, я увидел, что и в бизнесе, как партнер, Наташа добилась впечатляющих результатов, а это уже было близко к моей мечте, встретить женщину, с которой бы я мог полноценно общаться и одновременно переложить на нее часть обязанностей по ведению бизнеса, больше сконцентрировавшись на своих научных исследованиях.

В глубине души я открыл еще одну причину, по которой пригласил Олю в Лозовую: мне хотелось увидеть ее поведение в критической ситуации. В критические моменты жизни человек раскрывает глубины своего характера, а в данной ситуации рисковали мы все трое: я, Наташа, Оля, потому что ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля. Но вот здесь-то я и хотел понаблюдать за Олей. Я знал людей, которые в переломные моменты жизни преображались до неузнаваемости: спортсмены, физически здоровые мужчины ломались на уровне психики и превращались в хлюпиков, паникеров и истеричек, а хлюпики по внешнему виду показывали примеры стойкости и несгибаемости, лидерские качества, достойно преодолевая проблемы и неурядицы. Я подозревал, что Оля слаба не только здоровьем, но и внутренне, на уровне психики. Если в жене я был уверен: в трудные минуты она собиралась и вела себя достойно, не паникуя, без суеты, то насчет Оли я почему-то был уверен в обратном. Отдельные ее заявления, хитрость, мелкие обманы указывали на неустойчивость ее внутреннего мира, на патологический страх перед наказанием, ошибкой. А жизнь научила избегать слабых людей: в тяжелую минуту они всегда предадут и бросят.

Весь вечер я находился в состоянии отрешенности, как режиссер, за разворачивающимися событиями наблюдал со стороны, не участвуя в них и не проявляя к ним своего интереса. Я хотел оставаться объективным, непредвзятым, чтобы вынести окончательный вердикт. Оля как всегда опаздывала, и я переживал, что она вообще побоится приехать. Но наконец-то около пяти вечера она перезвонила, и сказала, что выезжает из Донецка. Дорога при хорошей погоде не должна была занять больше трех часов.

– Олег, Наташа меня не убьет, если узнает? – был первый вопрос Оли перед тем, как окончательно решиться выехать из Донецка – Может, мы это все зря затеяли?

– Оля, я отвечаю за твою безопасность. Ты же знаешь, если я сказал, значит, так оно и будет.

– Хорошо, я выезжаю.

– Как Люда, не сильно была в обузу?

– Нет, терпимо. Ты сам этого хотел.

– Я думал, тебе веселее с ней будет.

– А я думала, что тебе ее нужно было развлечь.

– Значит, мы не поняли друг друга. У вас ничего не случилось?

– Нет, а что?

– Мне не нравятся твои интонации в голосе.

– Олег, все нормально.

В ее голосе я почувствовал что-то новое, для себя неприятное: не было восхищения от общения со мной, не было чувств, волнения. Ее голос звучал сухо, пренебрежительно, отстраненно. Я отметил это, но не придал значения, потому что жил уже предстоящим вечером.

85

Я сидел в кафе за барной стойкой, когда вошла Оля и Люда. Кости с женой еще не было, а Наташа отъехала на закупку. Я посмотрел на Олю как на обычную посетительницу: в коротких шортах, открытой кофте, сапогах на высоком каблуке, Оля своим не по сезону нарядом выделялась. На улице еще лежал снег и, несмотря на начало весны, стояли приличные морозы. Я не мог сказать, что внешне Оля чем-то была примечательна: даже открытый наряд, подчеркивающий ее немногочисленные достоинства, не делал ее привлекательной. Большие губы с искривленной улыбкой, распущенные пышные волосы на маленькой голове, плюс тощая фигура с маленькой грудью, худые ноги и большая задница, совсем поганили картину. Я поймал себя на мысли, что раньше на эту пару никогда бы не обратил внимание. Люда своей тощей, плоской фигурой дополняла сложившийся негатив. Они обе на фоне уже присутствующих в «Колумбе» девушек блекли и выделялись разве что не по сезону открытыми нарядами.

Я не спешил подходить к ним, наблюдая, как их встретил и проводил за столик официант, как они обе ведут себя. На мгновение я представил себе, что Оля – моя жена, и как ее воспримут в том же коллективе «Колумба». Сравнение с Наташей явно было не в ее пользу. Наташа любила красиво одеться, но ее наряды не были столь откровенны и вызывающи. Что-то в одежде Оли мне показалось даже вульгарным, чересчур откровенным и неестественным. Так одеваются проститутки: ярко и дорого, но совершенно безвкусно. Понимание этого факта неприятно поразило: я мог простить безвкусицу в одежде Люде, она мне была безразлична, но вульгарный наряд Оли мне был неприятен. Как я и предполагал, Оля изначально проигрывала Наташе.

Им уже накрыли стол, прежде чем я решился подойти к ним. В «Колумбе» все места были заняты, много было знакомых, и я ловил себя на мысли, что мне стыдно подходить к их столику, так как и наряды, и поведение этих явно не лозовских девушек выходили за рамки общепринятых канонов и не внушали сильного доверия. Оля старалась выглядеть раскованной, веселой, но это старание было наглядным, придавало их поведению неестественный, даже вульгарный характер.

– Привет, – я присел на свободный стул.

– Наташа здесь? – первое, о чем спросила Люда.

– Нет, но сейчас приедет.

– А Кости почему нет?

– Я звонил ему, он уже выезжает.

Оля улыбалась, осматривалась.

– А у тебя здесь классно, мне нравится.

– Вот и хорошо, отдыхайте.

– А нам можно все что угодно заказывать?

– Конечно, официанты предупреждены, все за мой счет.

– Вот клево, сейчас так напьемся.

– Оля, держи себя в руках, – Люда строго посмотрела на нее.

– Люда, пусть Оля расслабляется, завтра машину все равно я поведу. Ваш праздник, веселитесь.

– Вон, Наташа приехала. – Люда первая увидела жену. – Сюда идет.

Я видел, как у нее от испуга затряслись руки.

– Люда, не суетись, все будет нормально.

Наташа подошла к нашему столику и поздоровалась с Людой.

– Здравствуй Люда, сто лет тебя не видела, как твой малыш?

– Привет, Наташенька, я тоже за тобой скучала. Ты выглядишь потрясающе, а сын в машине спит, хочешь, покажу?

– Конечно.

– Пошли, Оля дай ключи от машины, – она взяла ключи и первая побежала на выход. Я заметил пристальный взгляд жены в сторону Оли, но это длилось мгновение. Наташа развернулась и пошла за Людой.

– Олег, ты видел, как она посмотрела на меня, – как только Наташа вышла с тревогой спросила Оля. – Она меня узнала.

– Глупости, она не знает тебя.

– Не знаю, но сегодня что-то произойдет.

– Оля, расслабляйся, я обещаю, что все пройдет без эксцессов.

– Я напьюсь, лишь бы не видеть этого кошмара, до сих пор не могу забыть твой рассказ, как она на ножах дралась с соседкой.

– Оля, не паникуй, ты сильная женщина.

– Сильная, но я не буду из-за тебя драться с твоей женой.

– До этого дело не дойдет, обещаю.

– Попроси, чтобы мартини быстрее принесли, я должна скорее напиться.

В это время к столику подошел Костя с женой. Я познакомил их с Олей.

– А Люда где? – спросил он.

– Пошла Наташе показывать сына. Они в Олиной машине.

Я отошел от их столика и снова сел за барную стойку, с тревогой ожидая возвращения жены. Краем глаза я наблюдал за тем, как на Олин столик поставили бутылку мартини, и как Оля за несколько минут практически одна выпила несколько бокалов. Костя не пил, его жена только пригубила, Оля наливала полные бокалы и выпивала их до дна. Это вторая ситуация за вечер, которая неприятно поразила меня: до сегодняшнего вечера я не разу не видел Олю пьяной. В моем присутствии она не пила и никогда не заводила разговоров о выпивке.

Наташи с Людой подозрительно долго не было. Я с беспокойством вышел на улицу. Олин «Фольксваген» стоял заведенный, что творилось внутри, не было видно, так как стекла были плотно затонированы. Я не стал подходить к машине, зашел в кафе и прождал еще минут десять. Наташа с Людой так и не появились. Я начал переживать. Такое же переживание я заметил на лице у Оли, хотя она всячески пыталась его скрыть. Но потому, как быстро опустошалась литровая бутылка мартини, я понял, что Оля не в своей тарелке. Я снова вышел на улицу, подошел к «Фольксвагену» и открыл дверцу.

– У вас все нормально? – спросил я у Люды.

– Да, я кормила ребенка.

– Наташа, пошли, тебя повара зовут – соврал я, лишь бы вытянуть Наташу в кафе.

– Сейчас иду, – в голосе жены я не уловил тревожных ноток.

Я закрыл дверцу и вернулся в кафе. Оля уже танцевала. Не знаю, может, сегодня был особый день, и я был не в духе, но на фоне других мне не понравилось, как она танцует. В своем вульгарном наряде ее ритмичные движения задницей выглядели еще более вульгарными и непристойными: никакой пластики, смысла, чувства движения. Рядом с ней танцевала одна из наших постоянных клиенток, так вот ее танец вдохновлял, был наполнен эмоциями и энергией. В нем чувствовался смысл, желание отдаться, оторваться от реальности мира. Оля просто двигалась, бессмысленно, тупо, незажигательно. Она явно проиграет Наташе, потому что Наташа танцует всегда с душой и чувствами.

Мои рассуждения прервала Наташа, которая пронеслась мимо меня на кухню, и не успел я сориентироваться, как она стояла уже рядом со мной.

– Тебе нравится, как танцует эта сука? – зло прошипела она.

– Успокойся, что на тебя нашло?

– Ты с нее глаз не сводишь, – впервые ко мне в сердце прокралась тревога: я знал, что может случиться, если Наташа впадет в состояние буйства.

– У тебя галлюцинации, иди, работой займись.

– Я только и делаю, что занимаюсь работой.

Она вновь зашла на кухню, а я подошел к столику и отозвал Люду.

– У вас все нормально?

– Не нормально, надо срочно увозить Олю. Ты видишь, как она напивается, я боюсь, что не услежу за ней.

– Брось, пусть напивается, это ваш праздник.

– Олег, это не шутки.

– Наташа о чем-то догадывается?

– Она ни о чем не догадывается, но я хочу домой.

– Тебя отвезти домой?

– Я без Оли не поеду.

– Ты думаешь, она захочет уезжать?

– Не захочет, но ее надо заставить, – суетливость Люды не привлекла моего внимания. Я уже заметил, что в ответственные моменты она всегда суетилась. Мы сели за столик и Люда начала что-то взволнованно шептать Оле. Та только улыбнулась и, посмотрев на меня, громко ответила:

– Я приехала сюда отдыхать и никуда уезжать не собираюсь.

Немного успокоенный Людой, я вновь вернулся за барную стойку. Спокойствие вернулось ко мне. Со мной поздоровался один из знакомых и попросил отвезти его домой. Мне неудобно было отказать, и я уехал из кафе минут на двадцать. Когда вернулся, Наташи не было видно, и я присел за столик к Оле. Костя сидел один, все остальные вышли танцевать.

– Как отдыхается?

– Неплохо, спасибо тебе. Ты видел, как Наташа с твоей Олей вытанцовывали?

– Нет, а что?

– Такое вытворяли, что остальные только наблюдали. Одна возле другой! Наташа молодец, красиво танцует.

Подошла Люда:

– Олег, надо их срочно развозить. Твоя Наташа, что-то подозревает, ты бы видел, как они танцевали вдвоем. Я думал, они подерутся.

– С чего ты взяла?

– Они не уступали друг другу ни в чем!

– Люда, не суетись, если ты ничего не сказала Наташе, то нам не о чем беспокоится.

– Олег, я ей ничего не говорила, но я боюсь эксцессов: твоя Наташа ее убьет, я чувствую это.

Волнение Люды передалось и мне. Я уже был сыт сравнениями, устал и хотел домой.

– Хорошо, мы сейчас с Наташей уедем, а вы оставайтесь, отдыхайте.

– Так будет лучше.

Я попрощался со всеми и позвал Наташу. Наташа, внешне спокойная вышла из кухни и, не говоря ни слова, последовала за мной. Мы приехали домой, и практически сразу легли спать. Все было как всегда. Я заснул сразу и спал крепким здоровым сном без сновидений.

86

На следующий день я дозвонился до Оли только часов в одиннадцать. До этого времени телефон у нее был отключен. Я успел разузнать у Люды, что гуляли они до часу ночи, Оля изрядно напилась, и сейчас спит у них дома. Люда с отцом уже с утра были на рынке.

– Оля, как себя чувствуешь? – задал я первый вопрос, как только услышал ее голос. У самого на душе было неприятно, я понимал, что напиваются только от слабости. Вчерашний вечер полностью остался за Наташей.

– Плохо, голова болит.

– Зачем тогда напивалась?

– Я не напивалась, просто расслабилась. Я так давно этого не делала.

– Как тебе «Колумб»?

– Понравился.

– Как организация? Видела, как официанты работают?

– Все хорошо, музыка прикольная. – Оля разговаривала через силу, выдавая односложные фразы.

– В котором часу будем выезжать в Киев? Главное не поздно, чтобы меньше по темноте ехать.

– Давай выедем в час.

– А ты успеешь себя в порядок привести?

– Успею, я только дождусь Люду, покушаем, и сразу за тобой заеду.

– Хорошо, в час я тебя жду.

До часу я читал. Вещи еще с вечера были собраны, и мне оставалось только ждать. У меня в Киеве накопилось много дел по докторской диссертации, и в перерывах между чтением я думал только о них. Оля и Наташа отошли на второй план, и о них я практически не вспоминал. И вообще, как только я разобрался, какое место каждая из них занимает в моей жизни, я внутренне успокоился и этот вопрос меня больше не беспокоил. Меня радовало, что отношения с женой восстанавливались быстро и в полном объеме, и на этом фоне общение с Олей меня все меньше занимало.

В час дня я перезвонил Оле, но она не брала трубку. Я звонил ей ровно полчаса с интервалом в пять минут: телефон был включен, но на звонки никто не отвечал. Я сидел в кабинете, как говорится на чемоданах, и не знал, что делать. У меня над дверью в кабинет висели две иконы, и я мысленно спросил у Бога: «Сколько еще это будет продолжаться?». Необязательность Оли как всегда в последнее время задела больно. В памяти всплыли сотни подобных примеров, разговоров на эту тему, выяснений отношений и обещаний Оли более серьезно относится к своим словам, но сегодняшний пример очередной раз доказал лживость ее обещаний. Ее невозможно исправить, а жизнь, построенная на обмане – это сумасшествие.

Я хотел отключить свой телефон, чтобы поставить окончательную точку в наших отношениях. Бог с теми деньгами, я их отдам; с квартиры она съедет, это не такая большая проблема, но главное, я вернусь к прежней уравновешенной жизни. Главное, что прекратятся эти вводные, не поддающиеся анализу и прогнозированию. Но почему она не отвечает на мои звонки? Я перезвонил Люде, но та ответила, что Оля как минимум минут сорок назад выехала за мной ко мне. Заблудиться в Лозовой немыслимо, потерять телефон – невероятно. Чудеса!

Я с трудом сдерживал разворачивающуюся в душе бурю. Ровно в половину второго, смотря на иконы, я дал себе слово, что если Оля не перезвонит мне в течение десяти минут, то отключаю телефон и прекращаю с ней любое общение. Я знал себя – это будет окончательное решение.

Оля перезвонила через пять минут:

– Куда мне подъезжать, я рядом.

– Ты видела, сколько раз я тебе звонил?

– Видела, но я не могла взять трубку, потому что разговаривала.

– С кем?

– Я стояла возле вашей милиции, знакомых встретила.

– Ты что, с ума сошла, тяжело было поднять трубку и сказать, что занята, перезвонишь позже?

– Да, я не могла этого сделать.

– Похмельный синдром сказывается? – моему терпению подходил конец.

– Не начинай, прошу. Куда мне подъезжать?

Я ей рассказал и через пять минут мы встретились. У меня не было желания с ней разговаривать, по всей видимости, она испытывала тоже. Я смотрел на ее опухшее лицо и в который раз удивлялся себе: такой уродины среди моих знакомых никогда не было. И тут же во мне заговорила злость: «И эта уродина испытывает мое терпение? Почему я прощаю ее поступки, что в ней особенного? Ум? Но где он, в чем проявляется?»

Мы подъехали к дому Люды, не произнеся ни слова. Я заметил, что Оля уже довольно свободно ориентируется в Лозовой.

– Я сейчас вещи заберу и спущусь. – Оля неуверенной походкой вышла из машины. Через несколько минут спустилась Люда с вещами.

– Олег, я тебя прошу, сядь за руль, Оля себя плохо чувствует.

– Я вижу. Сильно вчера напилась?

– Ей очень плохо, ты на нее старайся меньше обращать внимания.

– Хорошо.

Словно подливая масло в огонь, я на мгновение представил себя рядом с пьяницей женой и от отвращения даже передернуло. На Олю я не мог смотреть.

Мы выехали из Лозовой через десять минут.

– Я так и не покушала, можно где-то горячего перекусить? – сиплым голосом спросила Оля.

– В Павлограде перекусим.

– А это скоро?

– Через час.

– Я за это время умру.

– Думаю, многие с облегчением вздохнут.

– Хорошо, тогда назло вам, потерплю.

В дороге она несколько раз пыталась заговорить со мной, но я на разговоры не шел, отвечал односложно и, в конце концов, она отстала. Перед Павлоградом она заснула, и назло ей я не стал останавливаться. Так молча, мы доехали до Днепропетровска. Только перед Людиным домом она открыла глаза и с удивлением спросила:

– Мы в Павлограде?

– Да.

– Кушать будем?

– Да.

Но когда она узнала дом Люды и поняла, что я издеваюсь над ней, тихо произнесла:

– Ты в своем репертуаре, ни стыда, ни совести.

Я надеялся, что Люда пригласит Олю и покормит ее, но Люда забрала вещи и ребенка и попрощалась с нами.

Отъезжая от ее дома, я с удивлением спросил у Оли:

– А вы не поругались? Что это она нас в квартиру не пригласила, не покормила, это на нее не похоже?

– К твоему сведению, она меня и утром не покормила.

– Не может быть. Я ей с утра звонил, она сказала, что с отцом на рынке покупают продукты вам на завтрак.

– Олег, я тебя обманывать не буду. С утра мне предложили чай и один бутерброд с маслом, это и был весь завтрак. В Донецке моя мама каждое утро вставала раньше всех, варила борщи, вторые блюда, лишь бы угодить гостье, а здесь даже в хлебе отказали.

– Странно…

– Она странная девушка, я это сама заметила.

– Наверное, ты ей чем-то не понравилась.

– Наверное. – Оля хитро как-то улыбнулась и снова легла спать. – Я посплю, ты не возражаешь?

– Спи.

– Хорошо, когда устанешь, буди, я сяду за руль.

87

В Киев мы добрались быстро. Я удивлялся, но за всю дорогу Наташа ни разу не перезвонила. Оля практически все время проспала, поэтому все пять часов езды мне никто не мешал думать. А думал я все о том же…. За последние недели я внутренне созрел для разрыва с Олей, но сделать окончательный шаг и вернуться к семье мне мешали два важных для меня момента: первый, это Олины деньги, которые работали в моем бизнесе, и которые мне не очень хотелось вытягивать из оборота; и второй, разрыв с Олей по моей инициативе выглядел с моей точки зрения не совсем красивым поступком, так как реально Оля многое теряла после расставания. Как в свое время разрыв с Наташей я расценивал как предательство по отношению к жене, так уже сейчас нечто подобное я испытывал и по отношению к Ольге. Мне было жаль ее, я понимал, что не оправдал возлагающихся на меня надежд, что многие из ее планов будут разрушены, но что самое неприятное, все это произойдет на фоне восстановления отношений в семье. Получалось, что необходимость в Оле была изначально временна, на период кризиса в семейных отношениях, и весь тот негатив, который она вынесла от меня в первые месяцы нашего знакомства, все те шаги, которые предприняла для укрепления наших отношений, изначально не имели смысла, потому что не шли ни в какое сравнение с тем влиянием, которое оказывала на меня семья.

Оля в моих глазах уже выглядела жертвой, и мое отношение к ней было, как к жертве: осторожное, тактичное, уступчивое, милосердное. Вспоминая ее поведение в «Колумбе», внешний вид, желание быстрее напиться, я понимал, что, возможно, действительно одно время я сильно идеализировал ее, хотя тут же нашел себе оправдание: мне хотелось из этого страшненького недоразумения слепить нечто для себя необходимое, душевное. Я попытался понять, что дал ей за эти неполные полгода знакомства, ведь я не просто все это время наслаждался комфортом, которым она меня окружила, а влиял на нее, перестраивал, лепил по своему подобию. Я составил своеобразный перечень добрых дел, которые в той или иной степени, возможно, скрасят мой уход. Во-первых, она бросила курить. Этот вопрос в последнее время стал для меня принципиальным, и я добился от нее сначала обещания бросить курить, а потом со всей тщательностью контролировал выполнение этого обещания. В конце концов, произошло то, на что она сама даже не рассчитывала: после пяти лет курения, она утратила всякий интерес к сигаретам. Во-вторых, я сделал ее повседневное существование более осмысленным и насыщенным. Это заключалось, прежде всего, и в отношении к каждому часу своей жизни, и в понимании целей жизни, смысла своего индивидуального существования. Оля стала меньше спать, а больше бодрствовать; она впервые поняла, что те дела, которые можно сделать сегодня, нельзя откладывать назавтра, потому что завтра можно сделать что-то новое, более полезное для себя и своей жизни. Я заметил, что если в первые месяцы нашей совместной жизни Оля подчинялась моим требованиям скорее как к беспрекословному исполнению прихоти самодура, преследуя какие-то свои цели, то в последние месяцы, особенно когда она сама убедилась в продуктивности такого образа жизни, она стала более осмысленно это все воспринимать и планировать последующие дни более тщательно, с увеличением загруженности. Ей понравилось с каждым днем констатировать количество маленьких побед и достижений, на которые ранее уходили месяцы, а иногда просто не доходили руки. За несколько месяцев нашего знакомства она выполнила двухлетний план своей аспирантуры, написав три статьи, первый раздел диссертации, и сдав два кандидатских минимума. В-третьих, Оля пересмотрела свой круг общения. Меня изначально раздражали ее пустые, но продолжительные разговоры по телефону с непонятными персонажами. Я не понимал, как можно часами говорить ни о чем с человеком, которого знаешь два или три дня? После нескольких бурных объяснений Оля пообещала исправиться. И если поначалу обещание было инертным и неосмысленным, то после того, как Оля сама убедилась в необязательности своих отдельных «друзей», она тщательно подчистила список своих знакомых и в начале февраля похвасталась, что список телефонных номеров в ее мобилке сократился на сто номеров. Это было ее решение, я в нем не принимал участия, но в одном был уверен, что на своих знакомых она стала смотреть, с одной стороны, более рационально и без особых надежд, с другой стороны, изменился критерий их оценки. Если раньше «другом» мог стать любой, с кем она только познакомилась и провела вечер, то после нашего знакомства в категорию «друзей» попадали люди, которые не только что-то хотели от нее, но и в свою очередь что-то отдавали ей. В человеческих отношениях это важная составляющая: мы все хотим, чтобы нам делали как можно больше, при этом взамен не рассчитывали на нашу помощь. Лично я с такими людьми старался меньше контактировать, а сближался только с теми, которые рассматривали человеческие отношения как отрезок с двумя концами: с одной стороны я, с другой они, и соответственно, Оля не один раз в этом убеждалась, что, несмотря на то, что в памяти моего телефона было не больше ста номеров, я решал такие вопросы, за которые никто из ее пятисот «друзей» даже не брался. В-четвертых, благодаря мне Оля окунулась в среду, в которой впервые предстала в новом для себя образе: не королевы, обласканной толпами поклонников, а как «крокодильчик», «страшилка», Васька, и вообще, нежеланный человек, которого практически все мое окружение, включая поначалу и меня самого, терпело только ради развлечения. И что самое интересное, несмотря на изначальный негативный прием, она сумела в этой среде закрепиться и показать, что все же внешние данные не столь важны в сравнении с внутренним желанием. Мы не один раз разговаривали с ней на эту тему, и я понял, какими болезненными для ее самолюбия были первые месяцы нашего знакомства, когда я, не стесняясь, тыкал ей хотя бы тем, что она в моей жизни была самой некрасивой девушкой. Я своего мнения так и не изменил, но для нее факт того, что ее открыто относят к «дурнушкам», был чудовищно обидным, но одновременно и поучительным: она более реально, приземлено стала смотреть на свой внешний вид. В-пятых, Оля существенно подкорректировала критерии самооценки, которые, как в последствии она сама убедилась, были значительно завышены. Этот вопрос, на мой взгляд, особенно болезненно прошел для нее. Она до последних дней не верила, что те оценки, которые я давал ей изначально, объективны, надеялась, что я шутил, или чересчур усугублял ситуацию. Она постоянно интересовалась у меня, не изменил ли я своего мнения по этому вопросу, но мне постоянно приходилось ее разочаровывать. На самом деле, с каждым последующим месяцем я убеждался, что Сережа был более прав, чем я, оценивая ее внутренние качества. Я признавал свое заблуждение в оценке ее умственных способностей, и даже душевных качеств, но об этом предпочитал помалкивать, чтобы совсем ее не расстраивать. По большому счету в этом вопросе ей и так пришлось многое переосмыслить. В-шестых, со мной она побывала в самых дорогих заведениях Киева, купила себе машину, подкорректировала свои деловые качества. Эти материальные цели для нее были важны как определенные этапы, и я видел, какое внутреннее удовлетворение она испытывала от этих маленьких для себя побед.

Этот перечень можно было продолжать, но для меня стало понятным, что я не только брал необходимое для себя: покой, заботу, ласку, т.е., то, чего мне не хватало в период семейного кризиса, но и многое отдавал Оле взамен. Этот вопрос для меня был важен, так как я не хотел остаться в ее памяти как человек, который воспользовался ее наивностью и доверчивостью. Я не хотел уподобляться современной молодежи, для которой обман на доверии послужил бы предметом гордости, потому что само понятие «доверие» у нового поколения имеет иной, более ироничный смысл и более узкие границы применения. Когда я понял, сколько Оля выстрадала, лишь бы остаться рядом, мне захотелось хоть частично отблагодарить ее, потому что в моем понимании доверие должно порождать доверие. И пусть я не смог ответить ей чувствами, но я ответил тем, чем мог, например, объяснил некоторые аспекты современной жизни, показал теневую сторону человеческих отношений, раскрыл различие в понимании дружбы наших поколений. Я приблизил ее к реальной жизни, из мира повседневной суеты и беготни, решения мелких делишек, я вывел ее на глубину и окунул в реальность. В сорок лет я повидал больше, чем она в двадцать четыре, поэтому имел полное право учить ее, причем по многим вопросам. И может, Ткаченко был прав, когда говорил, что учителей ей и без меня хватало, но потому, как она воспринимала информацию и вела себя, как изменяла свое поведение и суждение, я мог надеяться, что именно такого учителя у нее и не было. И возможно, мое влияние, те положительные изменения, которые произошли с ней за месяцы нашего знакомства, хоть немного скрасят наше расставание. Я не хотел, чтобы она вспоминала обо мне только плохое, до последних минут надеялся, что она станет еще одним плюсом в моей жизни.

88

Мы приехали в Киев часов в одиннадцать вечера. На удивление я не чувствовал усталости, был бодр и полон энергии. Я припарковал машину на стоянке, взял свои вещи и направился к дому. Оля свои вещи брать не стала:

– А чего ты вещи не взяла? – в дороге я успокоился и практически простил ее за слабость в Лозовой.

– Завтра возьму, кое-что надо все равно на квартиру отвезти.

Мы зашли в мою квартиру, сняли верхнюю одежду.

– Ты первая купаешься? – спросил я у Оли.

– Олег, я не буду купаться, нам надо с тобой поговорить.

Я с удивлением взглянул на нее.

– Что опять случилось?

– Ничего страшного, но я решила, что нам пора расстаться.

Разговор приобретал для меня интересный и неожиданный характер.

– Сегодня я разговаривала с твоей женой.

– С Наташей? – задал я идиотский вопрос.

– Да, с Наташей.

– Это тогда, когда я не мог до тебя дозвониться?

– Да, именно тогда. Мы разговаривали с ней больше часу, и я услышала для себя много нового и интересного.

Меня начала брать злость: опять интриги, кулуарные выяснения отношений, да еще к этому подключили жену.

– А почему ты мне об этом не сказала?

– Я хотела, чтобы мы этот вопрос решили вдвоем, в спокойной обстановке, без Люды. К тому же тебе все равно нужно было ехать в Киев.

– И о чем же вы разговаривали?

– О многом. Мне больно и неприятно об этом вспоминать, но Наташа сказала, что вы не собираетесь разводиться, что у меня нет с тобой будущего, потому что все равно ты детей никогда не бросишь, и что, самое главное, она будет за тебя бороться. Олег, я не хочу за тебя бороться, я привыкла, чтобы мужчины боролись за меня. Бороться за мужчину – это не женское дело. Я понимаю Наташу, у нее двое детей, семнадцать лет отданной тебе жизни, а у меня всего этого нет, поэтому и смысла держаться за тебя у меня тоже нет. Я хочу другого, чтобы мужчина дышал и жил мной, чтобы только я и мои дети были для него воздухом и смыслом жизни. А тебя все равно будет тянуть к своим детям.

– А мое мнение тебе не интересно?

– Наверное, уже нет. Ты даже не представляешь, сколько важных для меня событий произошло за последние дни. Люда с мамой каждую минуту надоедали своими рассуждениями о невозможности нашей с тобой совместной жизни, потом Наташа меня обрадовала тем, что будет бороться за тебя до последних своих сил. Ты мне ответь, пожалуйста, а, правда, что для тебя отношения со мной – это не более, чем эксперимент, ты просто хотел пройти этапы пробуждения своей чувственности, для того чтобы написать очередную книгу?

– Кто тебе об этом сказал?

– Неважно. Ответь мне, пожалуйста, откровенно, неужели полгода я для тебя ничего не значила, так, подопытный кролик, с которым ты игрался, наслаждался, собирая материал для новой книги?

– Оля, во-первых, я никогда не скрывал своего отношения к тебе. Мне очень неприятно, когда меня обсуждают за моей спиной, играют со мной, лицемерят, но я по отношению к тебе никогда не вел двойной игры. Если ты помнишь, когда наши отношения только формировались, я тебе сразу сказал, что у нас нет с тобой будущего: у меня семья, дети, и я вырос на идеалах семьи. Ты мне ответила, что пройдет время, я узнаю тебя лучше, и потом сам определюсь, с кем я. Я никогда не говорил тебе, о том, что собираюсь жениться на тебе: для меня это очень важный и принципиальный вопрос. Мало того, я вряд ли второй раз вообще женюсь. С Наташей мы венчались, а все, что связано с Богом, для меня священно. Но, с другой стороны, ты первая женщина, с которой я действительно познал нечто похожее на чувство; ты первая женщина, ради которой, возможно, я ушел бы из семьи.

– Но это смешно, Олег. Я посвятила тебе полгода своей жизни, прошла через унижения, издевательства, и все для того, чтобы быть всего лишь женщиной, «с которой ты познал нечто похожее на чувство», и ради которой, возможно, «ты бы ушел из семьи»?

– Оля, нам тяжело друг друга понять. Мне сорок лет, и я не отношусь к людям, которые принимают скоропостижные решения, особенно в выборе человека, который, возможно, будет последним, кто закроет мне глаза после смерти. Я должен быть уверенным в этом человеке, в его надежности, преданности. Возможно, ты общалась в среде, где этот вопрос не стоял столь принципиально. Возможно, твои мужчины после месяца знакомства с тобой бросали семьи и бежали к тебе, в твои объятья, но в моем понимании это не мужчины, а проститутки. Я уверен, что пройдет немного времени, они встретят другую, лучше тебя, и с такой же легкостью бросят тебя и побегут за ней. После той – следующая, и так до самой смерти. Только умирать они будут в одиночестве, или с человеком, который вот так же легко, как и они, забудет о нем, и станет жить с другим. А я не могу и не хочу так жить и умирать. Я вырос в другой среде и видел иные отношения между мужчиной и женщиной. Одна моя бабушка похоронила деда и тридцать лет прожила одна; вторая прожила одна двадцать лет после смерти моего второго деда, и вопрос о замещении, поиске другого мужчины даже не рассматривался. Они сходились на всю жизнь и посвящали друг другу свои жизни. Возможно, сейчас это не актуально и не модно, но в нашем роду был только один развод, и то, через время они сошлись. Я не хочу нарушать традиций, а если все же и придется, то это первый и последний раз, как исключение, вынужденная мера.

– А как же я?

– Повторяю, ты первая и, наверное, единственная женщина, из-за которой я бы мог бросить семью. До тебя у меня и мыслей таких не было, этот вопрос даже не рассматривался. Но когда я встретил тебя и стал, как ты правильно заметила, экспериментировать, когда я увидел твое терпение, с которым ты преодолевала мои унижения, грубость и неуважение к тебе, когда я на себе прочувствовал, что значить жить с умной, исправляющей ошибки и понимающей женщиной, тогда эксперимент перешел в новое состояние – ты стала для меня жизнью. Ты сама видела, как душа в душу мы прожили январь и февраль, обратила внимание, как изменилось мое отношение к тебе, и как я все больше стал отдаляться от семьи. И вот в момент, когда я готов был сделать этот решающий для себя шаг, нарушить семейные традиции, ты сломалась и начала совершать такие поступки, которые отрезвили меня, оттолкнули, заставили засомневаться в правильности выбора. Я не хочу ошибиться и боюсь ошибки. Для меня это, возможно, последняя ошибка, и ее результат – одинокая старость. Я не боюсь одиночества, ты знаешь сама, что значат для меня шумные, бестолковые и бесполезные компании, но я должен быть примером для своих детей. Они должны знать, что мой выбор, мой уход из семьи – это была не ошибка, а действительно шаг к лучшему, более возвышенному и совершенному. Иначе, зачем мне было разрушать семью? Семья для человека главное. У современной молодежи и так отношение к семье иное, чем у нашего поколения. Но хотят они или нет, но семья это опора для более качественной реализации психики. Проблемы на работе, в общении ничто не значат и легко преодолеваются, если у человека крепкая семья, которая помогает ему удержаться, выстоять в борьбе, не сломаться. Все свои свершения, в большинстве своем, человек делает или во имя семьи, или благодаря ей. Как бы мы с Наташей не ругались, как бы плохо иногда я о ней не думал, но я знаю одно – все мои начинания, пусть она их и не одобряла, не приветствовала, но она мне не мешала их делать. Мой переезд из Москвы в Лозовую, мои постоянные разъезды, поиски, ошибки она сносила терпеливо и достойно. Я знал, что в любой момент могу вернуться к семье, к ней, что за моей спиной не творятся интриги, не совершаются измены. Я был уверен, что меня ждут, обогреют, накормят, удовлетворят как мужчину, и я отдохнувший, восстановленный морально и физически могу вновь идти и творить, реализовывать себя в жизни, а мне большего и не надо. Волки возвращаются в свою нору, залечивают раны и вновь идут на охоту. А с тобой, Оля, не в обиду будет сказано, как можно творить великие дела, если приходится постоянно оглядываться назад, перепроверять, не соврала ли ты, не чкурнула бог знает куда, и кто этот новый Вася, который названивает тебе, и с которым ты так мило беседуешь? И не в ревности здесь дело, а в уверенности в своем тыле. Пусть это сотрудник, коллега по работе, но зачем мне это выяснять? Есть время работы, есть границы работы, в них и общайтесь. А когда женщина дома, в кругу семьи, лишние звонки не нужны, они вызывают подозрения и неуверенность в семейных отношениях. – Я замолчал. Мы сидели друг напротив друга на диване и смотрели в разные стороны. Каждый чувствовал, что наступают последние минуты нашего общения. – И согласись, ничего нового я тебе не сказал. Обо всем этом мы не раз с тобой говорили, и я не лукавил, не играл с тобой. Были моменты, когда я готов был отдать за тебя жизнь, так ты мне была дорога, но моментами я жалел о том, что трачу на тебя время, с тоской вспоминал о семье и возвращался к ней.

– Я видела это. Ты легко, ни с того ни с сего собирал вещи и, не объясняя причины, уезжал в Лозовую.

– Иногда я возвращался в семью, чтобы понять, не ошибаюсь ли я, общаясь с тобой, но иногда, действительно, чтобы отдохнуть от тебя. Для меня не легко вычеркнуть семнадцать лет совестной жизни и, особенно, забыть детей.

– Я понимала, что ты никогда не забудешь детей, видела, что ты не тот человек, который легко расстается со своим прошлым, но я готова была их принять, с ними сойтись, стать для них близким человеком.

– Оля, это не то. Детям нужна мама…

– Но ты сам говорил, что Эля с удовольствием бросит Лозовую, Наташу и приедет жить с тобой.

– Ты считаешь это нормальным шагом?

– Но если ей здесь будет лучше, она взрослый ребенок, почему бы и нет?

– Я уже не один раз замечал, что условия, в которых подросток воспитывался, однозначно сказываются на его мировосприятии. То, что ты считаешь нормальным, для меня, который вырос в полноценной семье с отцом и матерью, совсем не нормально. И ты, и Наташа росли в семьях, в которых был один родитель, и в ваших рассуждениях просматривается допустимость воспитания ребенка без отца или матери. Но я считаю, что это ошибка. Правильное воспитание – это гармоничные отношения между родителями и ребенком, когда ребенок воспринимает не только сами отношения между родителями, но и испытывает влияние как отца, так и матери. Это и есть гармония в воспитании, в этом и заключено качественное формирование психики. Все иные варианты сами по себе уже деструктивны и патологичны.

– Сколько детей, воспитанных одним родителем, достигли вершин в жизни!

– Бесспорно, потому что это сказывается не столько на реализации человеком своих внутренних возможностей, сколько на качестве его общения с близкими людьми. Я заметил, что люди, воспитанные одним родителем, легко разрывают уже сложившиеся близкие отношения. Между терпением, возможно, отказом от некоторых своих принципов, они выбирают разрыв отношений. Они считают, что раз их вырастили в одиночестве, то и они смогут это сделать. Такие люди стремятся к гармонии с противоположным полом, но редко ее обретают. Они не понимают причины, почему другие живут вместе, а у них это не получается. А причина как раз и заключена в том, что иногда нужно жертвовать собой, своими интересами для того, чтобы сохранить семью. И в этом самопожертвовании, возможно, и скрыто то счастье, которое навсегда запечатлеется в памяти детей и в дальнейшем послужит для них спасательной нитью в трудных жизненных ситуациях, когда они предстанут перед выбором: жить или разводиться со своей второй половиной.

– Выходит, у меня изначально не было шансов занять место Наташи?

– В принципе, да. Правда, было одно «но», мне одно время казалось, что общение с тобой – это значительный шаг вперед в сравнении с теми отношениями, которые сложились между мной и Наташей. Одно время мне казалось, что семейные отношения, которые я могу с тобой наладить – это новый уровень совершенства, который я никогда не достигну с Наташей. Но потом ты начала совершать по отношению ко мне поступки, которые никогда бы не сделала Наташа, и иллюзия прошла.

– Можно узнать, что это за поступки?

– Я тебе не один раз о них говорил – это мелкие обманы, неприятные для меня общения, неискренность и многое другое, которое само по себе мелкое, незначительное, но сильно меня задевающее именно мелочью и незначительностью. Ведь, по большому счету, в тебе много положительного, и ты женщина, которая может осчастливить любого мужчину, даже состоявшегося. Я вижу это по себе: за сорок лет меня никто не смог так зацепить, как ты. Но люди состоявшиеся всегда обращают внимание на мелочи, потому что часто за мелочами скрывается истинное лицо человека. А мелочами, честно, ты меня просто достала.

Минуты две мы сидели молча, переваривая услышанное.

– Оля, во всей этой ситуации мне хочется выяснить роль Люды. У тебя проскользнуло, что Люда с мамой были против продолжения наших с тобой отношений…

– Я не хочу об этом говорить.

– Видишь, и здесь ты ведешь себя так, что я сомневаюсь в твоей порядочности. Мне не интересно, что говорила тебе Люда или мама, мне важно знать, как человек, который зависит от меня, которому я доверял, впустил в свою семью, может интриговать против меня? Я хочу разобраться, чем это вызвано?

– Люда всегда была против наших с тобой отношений. Она считала, что ты мне не пара, что я достойна лучшего мужчины, и, как я поняла, в этом она была права. Я не знаю, о чем они разговаривали с моей мамой, но знаю, что вдвоем они просидели до пяти утра и после той ночи стали чуть ли не близкими подругами. Она сказала, что ты не крутой бизнесмен, самый заурядный коммерсант, что ты никогда не бросишь Наташу, потому что твое слово в семье ничего не значит, а что если ты даже и уйдешь из семьи, то у тебя ничего не останется, потому что весь бизнес ведет Наташа.

– И ты этому поверила?

– Олег, я не знаю чему верить, ты мне говоришь одно, на самом деле все по-другому. Мне Наташа тоже сказала, что ты ее никогда не бросишь, потому что полностью зависишь от нее.

– Оля, Наташу понять можно, она знает, за что борется, но вот чтобы Люда такое говорила, у меня просто нет слов, – я действительно почувствовал, как пробуждается во мне бешенство. – О том, что я великий бизнесмен, разве шла когда-либо речь? Сколько раз я повторял тебе, что бизнес для меня только хобби, средство к достижению более высоких вершин в творчестве?

– Люда сказала, что ты сам ничего не значишь, а все, что у тебя есть, это все благодаря Сереже, связями которого ты пользуешься.

– Бред, – я с трудом владел собой.

– Еще Люда сказала, что все это время ты хладнокровно обманывал меня для того, чтобы собрать материал для своей очередной книги, а когда увидел, насколько ты дорог мне, решил еще развести и на деньги. – Оля говорила монотонно, находясь в каком-то отрешенном, коматозном состоянии, а я уже начал понимать, что все это время был не режиссером, а марионеткой в игре своей аспирантки.

– Но зачем она это делала, что плохого я ей сделал?

– Люда рассказала, что когда однажды она ночевала у тебя в Киеве, ты ее домогался, но она тебе отказала; что ты любишь ее, и наши с тобой отношения – это месть за ее отказ.

– Надеюсь, она не утверждала, что ее ребенок от меня?

– Нет, но она сказала, что ты очень хотел, чтобы она родила тебе мальчика.

– Больная. Это она Наташе про тебя рассказала?

– Да. Она хотела, чтобы мы познакомились, поговорили. Она настояла, чтобы мы встретились с Наташей на следующий день. Люда дала мне номер мобильного телефона Наташи, предварительно договорившись с ней о месте и времени встречи.

– И как ты повелась на ее игру? Неужели у тебя не хватило ума вынести все на обсуждение, чтобы на все вопросы, если надо, я ответил в присутствии всех: Наташи, Люды, тебя. Если вы обсуждаете меня за моей спиной и приходите к общему выводу о моей слабости, несостоятельности, то вызовите меня на разговор, задайте вопросы, смотря мне в глаза. Что за цирк вы устроили?

– Олег, я ничего не хочу. Я знаю одно, что отдала тебе все, но у меня по-прежнему нет никаких шансов остаться рядом с тобой.

– Да о каких шансах можно говорить, когда тебя полусумасшедшая аспирантка втягивает в свою игру, вы вдвоем затеваете за моей спиной интригу, подключаете жену, и за меня решаете мою судьбу? Как после этого можно доверять тебе? Все вопросы, которые возникали по тебе, все сомнения, которые пытался заложить в наши отношения Сережа, я всегда обсуждал с тобой. Я никогда не решал их за твоей спиной, а говорил в лоб, искренне. Возможно, это было неприятно для тебя, но я не лукавил, не вел двойной игры, а что делаешь ты? Ты идешь на поводу у Люды, ты встречаешься за моей спиной с моей женой, врешь мне, играешь, ставишь в дурацкое положение, и после всего этого говоришь о планах на будущее? А если вместо Люды попадется кто-то другой, поумнее, и вопрос будет более значимый, то меня снова будет ожидать роль марионетки, потому что, видите ли, ты устала от выяснений отношений?

– Олег, Люда настояла на встрече с Наташей. Она сказала, что Наташа умная и рассудительная женщина, и что она давно про меня знает и хочет со мной познакомиться.

– А если бы Наташа тебя прибила?

– Мне было все равно, я так устала… – Оля выглядела уставшая и замученная. На ее глазах появились слезы. – Что мне теперь делать? Кому верить?

– Люде, – у меня не было жалости к ней. Я впервые за долгое время оказался в такой идиотской ситуации.

Мы долго сидели молча. Я с трудом обретал спокойствие потому что, только успокоившись можно принять правильное решение. То, что меня выставили в дураках, это понятно, принято, но то, что последние дни я жил по сценарию своей аспирантки, для меня было не допустимо. Все, что происходит, происходит к лучшему: разрыв отношений с Олей, если он назрел, это мне на пользу, но чтобы разрыв проходил вот так, по сценарию, я допустить не мог.

– Оля, то, что произошло, нужно осмыслить на свежую голову. Если ты считаешь, что наши отношения исчерпали себя, то пусть будет по-твоему, но давай об этом поговорим завтра. Оставайся, ложись на соседний диван, никто тебя трогать не будет, но в таком виде тебе ехать нельзя. Завтра мы все обдумает и решим.

– Олег, я не хочу оставаться, мне так больно… – она с трудом сдерживала рыдания. Я представлял, в каком состоянии сейчас находится Наташа: одно дело догадываться об измене мужа, другое – познакомиться с его любовницей и выслушать ее признания. Сука, Люда, тебе обязательно вернется за сделанное.

– Оля, я тебя понимаю, но давай больше не делать глупостей, не жить по ролям, которые расписала за нас Люда. Роль марионетки меня совсем не прельщает – я обнял ее, и она, уже не сдерживая слез, разрыдалась на моей груди.

– Олег, ты точно не стал жить со мной, чтобы забыть ее? – сквозь рыдания, заикаясь, не владея голосом, спросила Оля.

– А мы это сейчас у Люды спросим. Ты в одном права, что когда начинаются разборки, нужно чтобы в них участвовали все стороны, доверять никому нельзя. Правда, это все нужно делать смотря в глаза друг друга, тогда это еще более интересней становится, – я был сильно зол на Люду.

– Олег, может не надо, поздно уже. Она еще ребенка грудью кормит, вдруг молоко пропадет?

– Она же ни тебя, ни Наташу не пожалела, почему мы ее должны жалеть? – я отстранил Олю и набрал номер телефона Люды. Она долго не брала трубку, но, наконец, ответила. Я включил функцию «Громкая связь»:

– Привет Люда, не спишь?

– Нет, только прилегла.

– Знаешь, более обстоятельно мы поговорим с тобой, когда я больше разгребусь в том дерьме, в которое ты меня окунула, но сейчас я хочу задать тебе только два вопроса. Первый, ты сказала Оле, что я влюбился в тебя и хотел переспать с тобой, но ты мне отказала, разве такое было? – я с трудом сдерживал волнение, чтобы не показать возмущение. Я знал, что у нас еще будет время поговорить с ней более обстоятельно.

Люда долго не отвечала, я даже начал бояться, что она отключится и не станет со мной разговаривать. Но, видимо, она сумела взять себя в руки:

– Я такого не говорила Оле.

Я видел, что Оля порывалась что-то сказать, но быстро закрыл ей рот рукой.

– Выходит, Оля врет?

– Оля взрослая девочка, – подбирая каждое слово, медленно отвечала Люда, – пусть сама разбирается в своих чувствах, не вмешивая меня. Она мне очень нравится, я всегда готова ей помочь, но третий, как ты знаешь, в этих ситуациях всегда лишний.

– Выходит, я не домогался тебя и чувств к тебе не проявлял?

– Это Оля тебе такое сказала?

– Да, Оля.

– А где она сейчас?

Проигнорировав ее вопрос, я продолжил:

– А теперь второй вопрос: что я тебе сделал такого плохого, что ты интригуешь против меня?

Видно, Люда не ожидала ни моего звонка, ни моих вопросов. Интриганы всегда стараются оставаться в тени, и очень плохо себя чувствуют на свету, когда их тоже вытягивают для выяснения отношений. Люда снова долго не отвечала, собиралась с мыслями.

– Не знаю, с чего ты взял, что я плохо к тебе отношусь. Ты мне помог с аспирантурой, всегда был рад встречам со мной, я не понимаю, чем вызван твой вопрос?

– И интриг вокруг меня ты никаких не плела?

– Тебе Наташа что-то рассказала?

– А что мне Наташа должна рассказать?

– Олег, я не понимаю, о чем ты говоришь! Ты пьян? Уже поздно, мне нужно кормить ребенка.

– Спасибо, Люда, ты знаешь, что я не пью, но сейчас я действительно пьян, и знаешь от чего? От того, что в очередной раз обнаружил, что совершенно не разбираюсь в людях. Пусть тебе вернется то, что испытали люди, которым ты сделала больно, – я отключил телефон и посмотрел на Олю. Комментарии были излишни.

– Олег, она обманывает, это она все затеяла.

– Оля, я тебе верю. Мне больно от другого, что тебя вот так легко можно провести. Из-за тебя и меня оставили в дураках, и кто, Люда?!

– Олег, я думала, что так будет лучше, что расставятся все точки над «и».

– Точки над «и» могут расставиться только в одном случае, когда вопрос решается не за спиной, не с третьим, посторонним человеком, а собираются все участники, и вопрос выносится на обсуждение. А интрига только усугубляет события, запутывает все и приводит к неверным решениям. Ты рассказала о наших отношениях Наташе, ты раскрыла нашу связь перед Людой, ты выставила наши отношения на обсуждение людям, которым они совсем не интересны. Это так неприятно и мерзко, что невозможно передать словами.

– Прости, я хотела сделать как лучше…

– Давай спать, утро вечера мудренее…

89

Утром события продолжали раскручиваться с поразительной быстротой. Разбудил меня звонок Олиной мамы.

– Олег, это Олина мама вам звонит.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, я хотела попросить вас как можно быстрее вернуть назад деньги, которые вам дала Оля.

– А почему мне Оля об этом не говорит, а вы? – я с удивлением наблюдал за реакцией Оли. Обычно сонная, она, поняв, что звонит ее мама, вскочила с соседнего дивана и знаками интенсивно начала показывать, что ее рядом нет.

– Оля не хочет с вами больше встречаться, она попросила меня сообщить вам об этом. Ее же с вами рядом нет?

– Нет, – соврал я, хотя как мне хотелось сказать обратное!

– Вот видите, все стало на свои места, как я и говорила, – в ее голосе послышалось торжество. – Так вы когда вернете нам деньги?

– Постараюсь быстрее.

– Конкретней, когда? – настаивала она.

– «Мерседес» продам и вам отдам.

– Хорошо, и я бы хотела попросить вас, не звоните моей дочери и не ищите с ней встречи. Вы сумели задурить ей голову, и мне стоило большого труда раскрыть ей глаза на вашу сущность. Пока я жива, она не будет с вами говорить, иначе она мне не дочь.

– Хорошо, – ответил я и отключил телефон. На душе было тяжело и мерзко.

– Золотой мой, что она тебе сказала? Ты такой расстроенный…

– Сказала, чтобы я деньги твои вернул.

– Ты пойми, они вдвоем с Людой замучили меня этими деньгами. Люда как узнала, что я заложила квартиру и тебе отдала деньги, места себе не могла найти. Она сказала, что ты обманываешь меня, что больше никогда не видать мне этих денег. Я боюсь Олег, если с тобой вдруг что-то случится, то я потеряю квартиру…

– Понимаю, Оля, я отдам тебе деньги.

– Я не тороплю тебя, когда получится, тогда и отдашь, ведь ты же встречаешься со мной не ради денег?

– Нет, конечно, но ты ведь знаешь, деньги в бизнесе, они только вложены, и сразу вытянуть их будет проблематично.

– Олег, это очень важно для меня! Мама не слезет с меня, пока ты не вернешь долг.

– Хорошо, Оля я тебе все отдам. Только твоя мама еще сказала, что ты обещала ей не встречаться со мной, иначе, ты для нее не дочь, как это расценивать?

– А мы ей ничего не будем говорить. Пойми, Олег, ты мне больше недели не звонил, потом Люда рассказала про тебя такого, что я растерялась. Мама со своей стороны давит, тут я задумалась, действительно, все мы люди, тебя вдруг заклинит, ты развернешься, уйдешь, а мне куда? Квартиры нет, мама против того, чтобы я с тобой встречалась, к кому мне идти?

– Но ведь все мои близкие, друзья тоже были против того, чтобы я с тобой общался, но я общаюсь.

– Ты другое дело, у тебя все есть, ты самостоятельный…

– Вчера ты говорила мне, что Люда и моя жена в один голос утверждали, что я беспомощный и на иждивении.

– Олег, но ведь мы обнаружили, что Люда обманывала меня…

– Оля, я смотрю на тебя и задаю вопрос, который часто слышал от Сережи: «Где твой ум?». Почему-то раньше я считал тебя умной, рассудительной, толковой; в этом все сомневались, но я убеждал себя, что они плохо тебя знают. Но теперь я сам вижу, как ошибался! Ты понимаешь, что ты мне говоришь? Вчера ты встретилась с моей женой и обсуждала с ней мои достоинства и недостатки, и все только потому, что Люда убедила тебя в моей несостоятельности; минуту назад ты предложила мне жить с тобой, но так, чтобы твоя мама об этом не знала; сейчас заявляешь, что ты ошибалась во вчерашних своих выводах… Ты замечаешь алогичность своего поведения? Может, ты ошибаешься, встречаясь со мной?

– Олег, не переворачивай… Да, я виновата, поверила Люде, но я люблю тебя…

– При этом обещаешь маме не встречаться со мной?

– А если у нас с тобой не сложатся отношения, куда мне потом идти?

– Так может, тебе не стоило разрывать отношения с предшествующим поклонником, встречаться пока с нами двоими, так, на всякий случай?

– Но ты же с женой продолжаешь встречаться? Ты всегда можешь к ней вернуться, и я знаю, что если у нас с тобой отношения не сложатся, то ты обязательно вернешься к ней…

– Это так, но я никогда не скрывал своего отношения к Наташе и семье!

– Олег, не заводись: я виновата, ошиблась в том, что не разобралась в ситуации; давай потянем время, разберемся, наладим все заново, ведь по большому счету ничего страшного не произошло…

– Оля, а каких еще сюрпризов мне от тебя ожидать?

– Олег, я исправлюсь, ты сам говорил, что на ошибках учатся.

– Я подумаю, – я посмотрел на часы, и увидел, что опаздываю: на десять часов мне нужно было идти, сдавать документы по защите диссертации. Стараясь не замечать Оли, я умылся, оделся.

– Ты кушать будешь?

– Нет, спасибо, – я немного засомневался, но потом все-таки взял свою дорожную сумку.

– А зачем ты сумку берешь?

– Оля, мне надо все хорошо обдумать. Я уеду на время, послушаю, что расскажет Наташа, а потом приму решение.

– Не уезжай, не оставляй меня одну, пожалуйста!

– Мне надо все обдумать, решить вопрос по деньгам. Не скучай – я открыл дверь и вышел. Для себя я уже решил больше не встречаться с ней. Даже если Наташа не примет меня, все равно, Оля – это мое прошлое. Меня уже ничего с ней не связывало, в душе словно все выгорело. На улице я вдруг почувствовал такой прилив сил, что готов был бежать к «Мерседесу»: наконец-то все определилось, все стало на свои места, и я возвращаюсь туда, где за меня готовы бороться, где меня всегда ждут и ценят. И даже если мне не простят измены, я буду рядом с семьей, с детьми, потому что во всем, что случилось, была только моя вина: не рассмотрел, не поверил близким, понадеялся на чувства. Но чувства, действительно, всегда слепы…

 

Майданутые Том 1 Раскол (Украина 2013 года). Кн.1 Братья

Сумасшедшая: первооснова жизни и смерти