Солнечный свет, пробивавшийся сквозь пыльное окно мастерской, уже не казался Николаю таким дружелюбным. Он резал глаза, выхватывая из полумрака знакомые предметы: кисти, тюбики красок, незаконченные этюды на стенах. Все это вдруг стало выглядеть бутафорским, ненастоящим, как декорации к спектаклю, который внезапно стал стремительно катиться к финалу.
Тревога, которую он пытался загнать глубоко внутрь, больше не была смутным предчувствием. Она кристаллизовалась в неприятный, тяжелый ком в желудке. После разговора с отчимом наступило отрезвление. Кто-то уже наверняка интересовался им. Кто-то с профессиональной хваткой. Это означало, что игра началась, и он даже не знал правил.
Он не мог сидеть сложа руки. Временный паралич от страха сменился лихорадочной активностью. Ему нужна была информация. Он начал звонить. Сначала — коллегам-искусствоведам, с которыми иногда пересекался на вернисажах. Разговор вёл осторожно, под предлогом общего интереса: «Слышал, Леонид Щукин активно скупает старых мастеров, не знаешь, кто его консультирует? Интересно же, какой вкус у нашего нового Медичи».
Ответы были уклончивыми, но общая картина проступала. «Щукин? Да он сам-то в искусстве не шибко разбирается, деньги есть, а вкус — на любителя». «Слышал, он больше для галочки покупает, а настоящая коллекция не его». И самое главное, от Шурика, самого болтливого и опустившегося критика, вечно сидевшего в долгах:
- Да брось, Коля, Щукин — это просто фасад. Все знают, что за ним Тенгиз стоит. Вор в законе, старый кавказский волк. Ему картины нужны не для эстетики, а для отмыва бабла и понтов. Лучше с такими не связываться.
Тенгиз. Имя прозвучало как удар гонга в тишине. Оно было известным в городском фольклоре среди определенного круга лиц, мифическим существом, о котором шептались, но которого мало кто видел. Человек из легенд, вне закона, с большой властью и ресурсами. И он обманул именно его. Не Щукина. Его.
Следующий звонок был в спортивный зал, где он когда-то тренировался. Разговор с бывшим тренером, а ныне владельцем клуба, был более прямолинейным.
— Юра, ты в курсе дел здешних? Слышал про Тенгиза?
В трубке повисло тяжелое молчание.
— Коль, — голос тренера стал низким и серьезным. — Это не наши игры. Ты куда влип?
— Так, просто спросил. Интересует меня один человек.
— Забей. Лучше не знать. Это не бандиты с района, это система. У них свои правила. С ними не спорят. Ты мне лучше скажи, ты как? Потренироваться не хочешь?
— Пока нет. Спасибо, Юр.
Он положил трубку. Руки у него слегка подрагивали. Легенда обрела плоть и кровь. Теперь у противника было имя. Имя, которое обещало проблемы.
Николай вышел на улицу, глотнул теплого, спертого воздуха. Ему нужно было двигаться, думать. Он зашел в ближайший магазин, купил сигарет, хотя давно бросил. Первая затяжка вызвала головокружение и тошноту. Он стоял, прислонившись к стене, и курил, наблюдая за жизнью, которая текла мимо него, словно ничего не произошло.
Вернувшись в мастерскую, он решил проверить почту. Заглянул в старый, ржавый ящик у входа в подъезд. Среди рекламных листовок и квитанций лежала повестка. Сердце его упало.
Он заперся в мастерской, внимательно прочитал ее. Это был вызов на допрос в отделение полиции в качестве свидетеля. Фамилия следователя, время, кабинет.
В качестве свидетеля. Это было ловко. Гениально и цинично. Это значило, что они уже все продумали. Что это не просто бандитский разборок, а спланированная операция с привлечением системы. Его не просто убьют в темном переулке. Его заключат в СИЗО, откуда его уже «законно» передадут в руки людей Тенгиза. Возможно он «случайно» повесится в камере. Или даст признательные показания и исчезнет в системе ФСИН.
Проблемы, наконец, накрыли его с головой. Он метался по мастерской, лихорадочно ища выход. Ему нужно было бежать. Но куда? В аэропорту его уже ждали бы. На вокзале — тоже. Отчим? Они, возможно, уже были у него. Они придут снова.
И тут он вспомнил про Сергея. Его друг, тот самый, что дал ему пистолет, уехал на неделю в Турцию, на международные соревнования по смешанным единоборствам. Ключи от своей квартиры он оставил Николаю на всякий случай — попросил поливать цветы. Это было идеальное временное убежище. Никто не знал про их связь. Сергей был из другого мира — мира спорта, а не искусства.
Он схватил рюкзак, накидал в него самое необходимое: немного одежды, паспорт, все наличные, что остались. Оставил мастерскую как есть, с незаконченными работами и дорогими красками. Он выглянул в окно, убедился, что во дворе никого подозрительного нет, и быстро, почти бегом, двинулся к дому Сергея.
Квартира друга была такой же, как и ее хозяин — аскетичной, чистой, функциональной. Никаких излишеств. Диван, тренажеры в углу, плазма на стене, холодильник, забитый куриной грудкой и творогом. Пахло спортивным ковром и средством для мытья полов.
Николай заперся на все замки, подошел к окну и отодвинул край шторы. Улица была пустынна. Он включил телевизор, чтобы заглушить давящую тишину, и упал на диван.
Телевизор бубнил что-то о политике, но он не слышал. В голове стучала только одна мысль: «Меня найдут. Очень скоро найдут». Он ощущал себя как загнанный зверь. Бежать было некуда. Сдаваться — самоубийство.
И тогда его взгляд упал на книжную полку Сергея. Среди спортивных журналов и монографий по биологии, анатомии, диетологии стояла потрепанная книга — «Полет над гнездом кукушки» Кена Кизи. Он взял ее в руки, перелистал. История о человеке, который симулировал безумие, чтобы избежать тюрьмы.
В его голове что-то щелкнуло. План начал складываться по кирпичику сам собой. Это было абсурдно, отчаянно, безумно. Но это был отличный шанс.
Он начал обдумывать план. Холодный, аналитический ум художника, способный на подделку стиля великого мастера, теперь обратился на подделку собственного разума. Это была бы его самая сложная и самая важная работа.
Он не мог просто кричать и рвать на себе волосы. Это быстро раскусят. Нужна была система, убедительная картина психического расстройства. Он вспомнил одного знакомого художника, который сошел с ума от наркотиков. Тот не был буйным. Он был отрешенным, жил в своем мире, разговаривал с невидимыми собеседниками, был одержим идеей заговора.
Николай начал делать заметки в блокноте, который нашел на столе.
1. Дезориентация во времени и пространстве. Не узнавать знакомых? Слишком рискованно.
2. Бредовые идеи. Преследование. Идея, что картины оживают, говорят со мной.
3. Кататония? Слишком сложно симулировать.
4. Агрессия? Возможно, но может привести к тяжелым лекарствам.
Лучше — аутизм, уход в себя, игнорирование внешних стимулов, кроме каких-то специфических.
Он понимал, что его будут проверять квалифицированные психиатры. Нужно было вести себя последовательно. Он должен был «стать» сумасшедшим, поверить в это самому, по крайней мере, на время допросов.
Он встал и начал медленно ходить по комнате, репетируя. Он говорил сам с собой, шепотом, потом громче. Смотрел в пустоту, как будто видя там что-то. Пытался вызвать в себе настоящий страх, паранойю. Он думал о Тенгизе, о его холодных глазах, о людях в форме, которые работают на него. Это не было сложно. Страх был настоящим. Ему нужно было лишь направить его в нужное русло, дать ему форму безумия.
Он подошел к зеркалу в прихожей и посмотрел на свое отражение. Для правдоподобия необходимо будет изможденное лицо, запавшие глаза, вздернутые плечи. Вот тогда он будет выглядеть как пациент психушки. Оставалось только решиться и начать.
Он нашел в ванной ножницы и небрежно отрезал прядь волос. Потом еще одну. Он сделал это неровно, асимметрично, как это мог бы сделать настоящий психически больной человек. Он резкими движениями смял свою одежду, намеренно запачкал руки в пыли за диваном.
Его план был прост и гениален. Когда его задержат, то отвезут в отделение. Там он начнет вести себя неадекватно. Его в скором времени отправят на судебно-психиатрическую экспертизу. В больнице он будет в относительной безопасности. Там до него будет сложнее добраться и бандитам, и коррумпированным мусорам. Это даст ему время. время придумать следующий ход.
Это было противоречивое решение. Но другого не находилось. Он смотрел в свое отражение в зеркале и шептал одно и то же, репетируя свою новую роль:
— Они в картинах… Они смотрят на меня… Ван Рисселберг сказал… он сказал мне бежать…
Звучало это бредово и жутко. Однако идеально.
Он отправил Сереге смс: «Цветы полил. Задержусь на пару дней, если ничего. Спасибо».
Потом выключил телефон, вынул сим-карту и сломал ее.
Теперь он был полностью один. Один со своим страхом и своим безумным планом. Он лег на диван, уставившись в потолок, и продолжал шептать свои бредовые формулы, вживаясь в роль. За окном сгущались сумерки. Охотники вышли на тропу, а их добыча готовилась встретить их, надев маску сумасшествия.
Помочь сайту
Поздравления
