Квартира была безликой, как номер в дешевом отеле. Ничего лишнего: диван-кровать, стол, два стула, холодильник с глухим гулом, на подоконнике — запыленный кактус. Она находилась в типовой девятиэтажке на окраине Анастасьевска и использовалась для встреч, которые требовали отсутствия свидетелей. Воздух был спертым, пахло остывшим табачным дымом и одиночеством.
Тенгиз сидел за столом, положив на колени большие, спокойные руки. Он смотрел в окно на унылый двор-колодец, где на скамейке сидели две старухи и неподвижно, как изваяния, наблюдали за пустотой. Он ждал. Его терпение было одним из главных инструментов в арсенале.
Ровно в назначенное время раздался тихий, но уверенный стук в дверь — три коротких, один длинный. Тенгиз не двинулся с места. Через мгновение дверь открылась изнутри — ее уже ждали. В проеме возникла фигура в гражданском, но на нем был словно невидимый мундир. Военная выправка, короткая стрижка, пронзительный, оценивающий взгляд. Подполковник МВД Виктор Сергеевич Борисов.
Он вошел, кивком головы поприветствовав Тенгиза, и оглядел комнату быстрым, профессиональным взглядом, фиксируя все детали. Его лицо было правильным, даже красивым, но с некоторой одутловатостью, выдавшей любовь к хорошему коньяку и обильным ужинам. Одет он был в дорогой, но не кричащий спортивный костюм, на ногах — идеально чистые кроссовки.
— Тенгиз Мамукович, — его голос был ровным, деловым, без подобострастия, но с четко выверенным уважением.
Борисов молча устроился поудобнее. Он положил на стол ключи от машины и смартфон, составив их в аккуратную линию. Его поза выражала готовность к работе.
— Какие? — спросил он просто.
— Меня обманули. На четыреста тысяч евро. Продали фальшивку вместо картины.
Брови Борисова поползли вверх почти незаметно. Сумма была серьезной даже для его многолетней практики.
— Конкретнее? — попросил он, доставая блокнот и дорогую перьевую ручку. Он всегда делал пометки. Это помогало думать.
— Леонид Щукин купил для моей коллекции работу одного фламандского мастера. Оригинал, как он утверждал. Оказалось — высококачественная подделка. Автор — некий Николай Спичкин. Местный. Художник-реставратор.
Борисов аккуратно записал имя в блокнот: «Николай Спичкин. Реставратор».
— Щукин, я так понимаю, не в восторге? — уточнил он, не глядя на Тенгиза.
— Рвет и мечет. Хочет сам разобраться, по-бандитски. Но я не люблю самодеятельности. Шум, внимание… ненужные вопросы.
— Абсолютно верно, — Борисов отложил ручку. — Лишний шум ни к чему. Особенно с такими суммами. Это привлекает неправильное внимание. Что вы хотите получить на выходе?
— Деньги должны вернуться. И человек должен понять, что ошибаться дорого. Но… цивилизованно. Без лишней крови и криков.
Борисов медленно кивнул, его пальцы принялись барабанить по столешнице, отбивая немой ритм мыслительного процесса. Он смотрел в пустоту, прокручивая варианты.
— У нас есть возможность сыграть по правилам, — сказал он наконец. — Использовать систему. Это надежнее и тише.
Тенгиз молча жестом предложил продолжать.
— Пусть Щукин пишет заявление в правоохранительные органы. О мошенничестве. Но есть нюанс. Если он укажет реальную сумму — четыреста тысяч евро — это сразу же вызовет ажиотаж. Дело возьмут на карандаш на самом верху, возможно, подключат федералов. Этого нам не нужно.
— Поэтому, — Борисов снова взял ручку, — в заявлении мы указываем другую сумму. Значительно меньшую. Скажем, пятнадцать-двадцать тысяч евро. Достаточно, чтобы возбудить уголовное дело по серьезной статье, но недостаточно, чтобы это стало поводом для новостей в федеральных СМИ. Обычное мошенничество. Местного разлива.
Тенгиз слушал, не перебивая. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькал интерес.
— Дальше что? — спросил он.
— Дальше — работа системы. Я могу курировать это дело. Возбуждаем его. Объявляем Спичкина в розыск. Официально, по всем базам. Начинаем стандартную работу: опрашиваем коллег, знакомых, изучаем его связи, окружение, родственников. Наводим прожектор. Он будет как кролик перед удавом. А когда его найдут — а мы его найдем, — и доставят в отделение для дачи показаний… — Борисов сделал многозначительную паузу, — ну, тогда он официально окажется в наших руках. И дальше с ним можно будет работать без лишних глаз. Как с подозреваемым по уголовному делу. Все законно и тихо. Деньги изымем как вещественное доказательство.
В комнате повисла тишина. Тенгиз обдумывал план. Он был простым, элегантным и эффективным. Он использовал государственную машину в личных целях, что было идеальным решением.
— Щукин на это согласится? — поинтересовался Тенгиз. — Указать в заявлении смешную сумму? Для его самолюбия это удар.
— С ним я поговорю, — уверенно сказал Борисов. — Объясню, что это единственный способ вернуть все деньги и наказать наглеца без лишнего шума. Что это стратегический ход. Он не дурак, он поймет. Его самолюбие мы потешим потом.
Тенгиз медленно кивнул. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.
— Хороший план, Виктор. Очень практично. Мне нравится. Делай так.
— Я свяжусь со Щукиным сегодня же, — Борисов сделал последнюю пометку в блокноте и отложил его. — Заявление будет оформлено к вечеру. Завтра утром дело будет возбуждено. Я лично проконтролирую. Пока что о Спичкине мы знаем только имя и род занятий. Этого достаточно для начала. Всю остальную информацию — место жительства, связи, привычки — мы выясним в процессе оперативной разработки.
— Действуй, — Тенгиз поднялся, сигнализируя окончание встречи. — Держи меня в курсе.
Борисов встал, его лицо выражало деловую удовлетворенность. План был принят, механизм запущен.
— Будет сделано, Тенгиз Мамукович. Это вопрос служебного рвения.
Он вышел из квартиры, стараясь идти бесшумно. Тенгиз остался один. Он подошел к окну. Старухи на скамейке все так же сидели неподвижно. Он смотрел на них, но мысли его были далеко. Он представлял себе этого парня, Спичкина. Талантливого, самонадеянного глупца. Теперь он стал именем в блокноте, единицей в системе. Винтиком, который предстояло найти и выкрутить.
Внизу, во дворе, завелся двигатель неприметной иномарки. Борисов уезжал, чтобы привести в движение хорошо отлаженный механизм правосудия, который он порой использовал и в своих целях.
Охота началась. Тихая, законная и беспощадная. Пока что на всего лишь имя в записной книжке.
[Скрыть]Регистрационный номер 0543221 выдан для произведения:
Глава 4.
Квартира была безликой, как номер в дешевом отеле. Ничего лишнего: диван-кровать, стол, два стула, холодильник с глухим гулом, на подоконнике — запыленный кактус. Она находилась в типовой девятиэтажке на окраине Анастасьевска и использовалась для встреч, которые требовали отсутствия свидетелей. Воздух был спертым, пахло остывшим табачным дымом и одиночеством.
Тенгиз сидел за столом, положив на колени большие, спокойные руки. Он смотрел в окно на унылый двор-колодец, где на скамейке сидели две старухи и неподвижно, как изваяния, наблюдали за пустотой. Он ждал. Его терпение было одним из главных инструментов в арсенале.
Ровно в назначенное время раздался тихий, но уверенный стук в дверь — три коротких, один длинный. Тенгиз не двинулся с места. Через мгновение дверь открылась изнутри — ее уже ждали. В проеме возникла фигура в гражданском, но на нем был словно невидимый мундир. Военная выправка, короткая стрижка, пронзительный, оценивающий взгляд. Подполковник МВД Виктор Сергеевич Борисов.
Он вошел, кивком головы поприветствовав Тенгиза, и оглядел комнату быстрым, профессиональным взглядом, фиксируя все детали. Его лицо было правильным, даже красивым, но с некоторой одутловатостью, выдавшей любовь к хорошему коньяку и обильным ужинам. Одет он был в дорогой, но не кричащий спортивный костюм, на ногах — идеально чистые кроссовки.
— Тенгиз Мамукович, — его голос был ровным, деловым, без подобострастия, но с четко выверенным уважением.
Борисов молча устроился поудобнее. Он положил на стол ключи от машины и смартфон, составив их в аккуратную линию. Его поза выражала готовность к работе.
— Какие? — спросил он просто.
— Меня обманули. На четыреста тысяч евро. Продали фальшивку вместо картины.
Брови Борисова поползли вверх почти незаметно. Сумма была серьезной даже для его многолетней практики.
— Конкретнее? — попросил он, доставая блокнот и дорогую перьевую ручку. Он всегда делал пометки. Это помогало думать.
— Леонид Щукин купил для моей коллекции работу одного фламандского мастера. Оригинал, как он утверждал. Оказалось — высококачественная подделка. Автор — некий Николай Спичкин. Местный. Художник-реставратор.
Борисов аккуратно записал имя в блокнот: «Николай Спичкин. Реставратор».
— Щукин, я так понимаю, не в восторге? — уточнил он, не глядя на Тенгиза.
— Рвет и мечет. Хочет сам разобраться, по-бандитски. Но я не люблю самодеятельности. Шум, внимание… ненужные вопросы.
— Абсолютно верно, — Борисов отложил ручку. — Лишний шум ни к чему. Особенно с такими суммами. Это привлекает неправильное внимание. Что вы хотите получить на выходе?
— Деньги должны вернуться. И человек должен понять, что ошибаться дорого. Но… цивилизованно. Без лишней крови и криков.
Борисов медленно кивнул, его пальцы принялись барабанить по столешнице, отбивая немой ритм мыслительного процесса. Он смотрел в пустоту, прокручивая варианты.
— У нас есть возможность сыграть по правилам, — сказал он наконец. — Использовать систему. Это надежнее и тише.
Тенгиз молча жестом предложил продолжать.
— Пусть Щукин пишет заявление в правоохранительные органы. О мошенничестве. Но есть нюанс. Если он укажет реальную сумму — четыреста тысяч евро — это сразу же вызовет ажиотаж. Дело возьмут на карандаш на самом верху, возможно, подключат федералов. Этого нам не нужно.
— Поэтому, — Борисов снова взял ручку, — в заявлении мы указываем другую сумму. Значительно меньшую. Скажем, пятнадцать-двадцать тысяч евро. Достаточно, чтобы возбудить уголовное дело по серьезной статье, но недостаточно, чтобы это стало поводом для новостей в федеральных СМИ. Обычное мошенничество. Местного разлива.
Тенгиз слушал, не перебивая. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькал интерес.
— Дальше что? — спросил он.
— Дальше — работа системы. Я могу курировать это дело. Возбуждаем его. Объявляем Спичкина в розыск. Официально, по всем базам. Начинаем стандартную работу: опрашиваем коллег, знакомых, изучаем его связи, окружение, родственников. Наводим прожектор. Он будет как кролик перед удавом. А когда его найдут — а мы его найдем, — и доставят в отделение для дачи показаний… — Борисов сделал многозначительную паузу, — ну, тогда он официально окажется в наших руках. И дальше с ним можно будет работать без лишних глаз. Как с подозреваемым по уголовному делу. Все законно и тихо. Деньги изымем как вещественное доказательство.
В комнате повисла тишина. Тенгиз обдумывал план. Он был простым, элегантным и эффективным. Он использовал государственную машину в личных целях, что было идеальным решением.
— Щукин на это согласится? — поинтересовался Тенгиз. — Указать в заявлении смешную сумму? Для его самолюбия это удар.
— С ним я поговорю, — уверенно сказал Борисов. — Объясню, что это единственный способ вернуть все деньги и наказать наглеца без лишнего шума. Что это стратегический ход. Он не дурак, он поймет. Его самолюбие мы потешим потом.
Тенгиз медленно кивнул. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.
— Хороший план, Виктор. Очень практично. Мне нравится. Делай так.
— Я свяжусь со Щукиным сегодня же, — Борисов сделал последнюю пометку в блокноте и отложил его. — Заявление будет оформлено к вечеру. Завтра утром дело будет возбуждено. Я лично проконтролирую. Пока что о Спичкине мы знаем только имя и род занятий. Этого достаточно для начала. Всю остальную информацию — место жительства, связи, привычки — мы выясним в процессе оперативной разработки.
— Действуй, — Тенгиз поднялся, сигнализируя окончание встречи. — Держи меня в курсе.
Борисов встал, его лицо выражало деловую удовлетворенность. План был принят, механизм запущен.
— Будет сделано, Тенгиз Мамукович. Это вопрос служебного рвения.
Он вышел из квартиры, стараясь идти бесшумно. Тенгиз остался один. Он подошел к окну. Старухи на скамейке все так же сидели неподвижно. Он смотрел на них, но мысли его были далеко. Он представлял себе этого парня, Спичкина. Талантливого, самонадеянного глупца. Теперь он стал именем в блокноте, единицей в системе. Винтиком, который предстояло найти и выкрутить.
Внизу, во дворе, завелся двигатель неприметной иномарки. Борисов уезжал, чтобы привести в движение хорошо отлаженный механизм правосудия, который он порой использовал и в своих целях.
Охота началась. Тихая, законная и беспощадная. Пока что на всего лишь имя в записной книжке.