Синяя «Лада-Гранта» медленно, будто нехотя, проползла по знакомым Николаю улочкам спального района. Каждый поворот, каждый подъезд отзывался в нем веером воспоминаний. Он оживленно оглядывался по сторонам. Ирина, чувствуя его напряжение, вела машину еще осторожнее, почти неслышно переключая передачи.
— Вот этот дом, — тихо сказал Николай, указывая на пятиэтажку из серого силикатного кирпича. — Слева от арки.
Она припарковалась в тени разросшейся старой липы, выключила двигатель. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском остывающего мотора и далекими детскими криками.
— Ты уверен? — спросила она, впервые за долгое время глядя на него прямо. В ее глазах читалась усталость, но и решимость.
— Все будет хорошо, — ответил он, распахивая дверь. В нос ему ударила пыль, тополиный пух и сладковатый дым откуда-то с мангалов.
Подъезд встретил их затхлым запахом старого линолеума и вареной капусты. Николай нажал на кнопку домофона. Секунда, другая — и в трубке раздался хриплый, узнаваемый кашель.
— Кто там?
— Это я, отец. Коля.
Молчание. Затем резкий, громкий щелчок замка. Они вошли внутрь.
Альберт открыл дверь сам. Он стоял на пороге в своих просторных стоптанных тапках и старом вязаном свитере, с неизменной потухшей трубкой в руке. Его лицо, испещренное морщинами, выразило не только радость, но и тяжелую, усталую тревогу. Его глаза, умные и пронзительные, мгновенно оценили Николая — его новую, чужую одежду, следы побоев, исхудавшее лицо — и перешли на Ирину, изучая ее с холодным, профессиональным любопытством.
В квартире было так же, как и всегда: полумрак, запах чая, старой бумаги и табака, бубнящий телевизор. Но атмосфера была несколько натянутой.
— Как ее зовут? — коротко спросил Альберт, кивая в сторону Ирины.
— Ирина. Она… помогла мне, — Николай искал слова, понимая, как это звучит.
— Помогла, — повторил Альберт без интонации. Его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на испачканной куртке, на твердом, несмотря на усталость, выражении глаз. — Ирина, значит. Садись, гостья. Чай будешь?
— Спасибо, — тихо сказала она, оставаясь стоять у двери, будто готовая в любой момент к бегству.
Николай прошел вглубь квартиры, в свою старую комнату, которая теперь служила Альберту комнатой-кладовкой. Отчим на всякий случай задернул занавеску. Николай молча наблюдал за ним, прислонившись к косяку.
Альберт плечом отодвинул старый шифоньер, взял нож и поддел им одну из половиц. Под ней оказалась аккуратно выдолбленная ниша. Сердце Николая заколотилось. Отчим запустил руку внутрь и вытащил кейс. Нетронутый, запыленный, целый.
Он поставил его на стол с глухим стуком. Спичкин не шелохнулся, лишь губы его плотно сжались.
— Отец, — Николай обернулся к нему. — Мне нужно проверить.
— Держи ключ, — глухо сказал Альберт. — у меня как в банке.
Николай взял ключ, вставил его в замки. Щелчки прозвучали оглушительно громко в тишине комнаты. Он откинул крышку.
Внутри, аккуратными стопками, лежали деньги. Евро. Те самые четыреста тысяч. Они пахли не только свободой, но и страхом и смертью. Николай перевел дух, еще раз, успокаивая нервы. Он провел рукой по верхним пачкам, ощущая шероховатость купюр. Они были настоящими.
Ирина, не выдержав, сделала шаг вперед и заглянула внутрь. Ее глаза расширились. Она никогда в жизни не видела столько денег. Это было богатство. И одновременно абстракция, материализованная опасность.
— Четыреста тысяч, — тихо произнес Николай, больше для себя, чем для них. — Четыреста тысяч евро.
Альберт тяжело вздохнул.
— Теперь ты понял, на что наступил, сынок? Это не просто деньги. Это может быть и гробик на двоих. А то и на троих, — он кивнул на Ирину.
— Она не при чем, — резко сказал Николай. — Она вытащила меня оттуда.
— Откуда «оттуда»? — голос Альберта стал жестче.
— От Тенгиза. Они меня нашли. Держали на даче. Допрашивали… — Николай замолчал, не в силах говорить об этом.
Альберт посмотрел на Ирину с новым, более пристальным интересом.
— И ты его оттуда… вытащила? Одна?
— Не одна, — она покачала головой, ее взгляд был прямым и честным. — Мы бежали вместе. Нам некуда было деваться.
Альберт медленно кивнул, его старый мозг, привыкший просчитывать риски и комбинации, работал на полную катушку.
— Значит, так. Теперь за вами идет охота по полной программе. И у вас в руках то, за что убивают. Прекрасно.
Он подошел к столу, захлопнул кейс с таким звонким щелчком, что оба вздрогнули.
— И что вы собираетесь делать с этим сокровищем? Купить себе остров?
— Я не знаю, — честно признался Николай. — Но я не могу их отдать. Не им. Это мой единственный шанс… наш единственный шанс.
— Шанс на что? — в голосе Альберта прозвучала горькая ирония. — На быструю смерть вместо медленной? Ладно. Делать нечего. Пока вы здесь, вы под моей крышей. Но имейте в виду, ненадолго. И чтобы никаких звонков, никакого лишнего шума. Понятно?
Они молча кивнули. На время в доме воцарилось хрупкое, напряженное перемирие.
***
В это же время в своем служебном кабинете подполковник Борисов вглядывался в мерцающий экран монитора. Перед ним была отсканированная и увеличенная старая фотография — мужчина и женщина за обеденным столом. Мужчина. Крупные черты, густые брови, упрямый подбородок. Лицо, будто виденное мельком в старых оперативных сводках.
Он запустил программу распознавания лиц, доступную лишь ограниченному кругу лиц в МВД. База данных гудела, прокручивая тысячи, миллионы лиц — от паспортных столов до архивных уголовных дел. Процесс шел мучительно медленно. Борисов нервно постукивал пальцем по столу, попивая остывший кофе.
Он чувствовал, что это его последняя карта. Если система даст сбой или человек окажется чистым, он упрется в глухую стену. А время работало против него. С каждым часом Тенгиз мог быть ближе к деньгам, или Спичкин мог быть найден мертвым, или оперативники из угро могли выйти на его след.
На экране мигнул желтый значок — «совпадений не найдено». Борисов выругался и ударил кулаком по столу. Чашка с остатками кофе подпрыгнула.
Он попробовал другой алгоритм, увеличил контрастность, убрал шумы. Снова запустил поиск. На этот раз программа проработала дольше, углубляясь в архивы многолетней давности. Борисов почти не дышал, впиваясь в экран.
И снова — желтый значок. «Совпадений не найдено».
Ярость и отчаяние охватили его. Он отшвырнул от себя чашку, и та разбилась о пол, оставив коричневое пятно. Он был так близок! Одна старая фотография, одно лицо… и ничего. Человек-призрак. Возможно, он уже мертв. Или никогда не был ни в каких базах.
Борисов откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. В ушах стоял звон. Его план, такой изящный и продуманный, рассыпался в прах. У него не было ни денег, ни зацепки, ни времени. Оставался только всесокрушающий страх разоблачения и понимание, что он в ловушке, из которой, похоже, не было выхода.
Он сидел так долго, в полной тишине, пока за окном не стемнело окончательно и город не зажег свои ночные огни, такие далекие и равнодушные к его личной трагедии. Его очередной рабочий день закончился. Он проигрывал. И проигрыш грозился стать окончательным.
Помочь сайту
Поздравления
