Обманчивый свет тоннеля. Гл. 5-6

 
      ГЛАВА   5
 
      Сергей обомлел и опешил от неожиданности: перед ним на пороге стоял толстячок чуть повыше его ростом, в  темных, как у кота Базилио, очках. Густая черная борода украшена бисером на ниточках, привязанных к дужкам очков. Перуанское пончо до колен. Какой-то амулет на груди – в полутёмной прихожей и не разглядеть, что за амулет. Коричневые просторные брюки с мотней, как у пакистанца, босые ноги в тапочках.
      - Проходите, - красивым баритоном произнёс мужчина.
      Серёжка с трудом протиснулся во внутрь: за дверью стоял табурет, заваленный какими-то вещами и мешал двери распахнуться.
      - Разувайтесь.
      Сергей стянул туфли, пошевелил скукоженными пальцами.
      - Так, теперь смотрите мне в глаза.
      Целитель приподнял черные очки, как солнцезащитный козырёк в машине. Под ними оказались обыкновенные, прозрачные.  Глаза Очукашина поморгали, уставились на пациента. И в прихожей установилась пахнувшая пылью тишина. Сергей даже начал непроизвольно задерживать дыхание.
      Через минуту у Юрия Андреевича непроизвольно дёрнулась левая щека и уголок рта. Раздалось еле слышное причмокивание. Он протянул к Сергею ладонь, положил её  тому на лоб.
      - Продолжайте смотреть мне в глаза.
      Затем  передвинул  ладонь ему на затылок. И вновь  минуты три молчали, глядя друг на друга.  Юрий Андреевич периодически подмигивал, дёргал щекой, причмокивал. А Серёжка всё это время пытался сосредоточиться и хоть что-нибудь почувствовать в себе: страх, расслабуху, тепло, холод… Ни хрена не было. Никаких ощущений. Были отчего-то неприятно от прикосновений  ладони  этого бородача (хотя ладонь была сухая и тёплая), да назойливо бил в нос запах пыли. 
      Но целитель как-то неожиданно махнул ладонью перед его лицом и облегченно вздохнул.
      - Фу-у, снял я с вас  синдром  постдепрессионный. Кое-как, но снял!..  Да-а, запущено как всё… Идёмте в комнату.
      Сергей продирался следом за ним по захламлённой длинной прихожей, с испугом и интересом озираясь по сторонам. Всё – и стены, и шкафы, и люстра, и этажерки – всё было увешено иконами, фотографиями, амулетами, магнитиками, цепочками, чётками, статуэтками…  В полутемном пространстве это выглядело нелепо, пугающе, по-кафски. И пока они шли до ещё более темной комнаты, Сергей всё время спотыкался о тапочки – порванные, стоптанные до последней издыхающей стадии – которые устилали весь проход.
      - Как в коммуналке 30-х, - подумалось Сергею. – Велосипеда на стене не хватает. А, может, ремонт делает?.. Или переезжает?..  Вместе с "клиникой".
      Комната же представляла собой совсем уж странное зрелище. В середине стояла разобранная тахта, застеленная поверх белья потрёпанной накидкой. И на ней лежал закрытый ноутбук. Вокруг (чуть в отдалении) стояли два допотопных холодильника, шкаф, несколько этажерок, письменный стол, табуреты, стулья… Стены и углы самой комнаты терялись в темноте, и непонятно было: есть ли здесь ещё комнаты?.. И везде – вещи, вещи, вещи… Книги стопками, три кассетных магнитофона с грудой компакт-кассет и дисков, наушники, перевязанные узлы, баулы. И амулеты, амулеты, амулеты. Видимо, что бы сохранить антураж  таинственности и колдовства. И дурдома.
      Тридцативаттная лампа свисала с бра на длинном проводе и, казалось, наоборот – сгущала темноту. 
      Очукашин уселся на тахту, подогнув под себя левую ногу. Пончо распахнулось на боках, обнажая полные, в складках бока.
      - Садитесь на стул, - опять, в чуть приказном порядке предложил он.
      Сергей присел на краешек. Затем поёрзал и уселся основательно: кто его знает, сколько ещё с этим мракобесом общаться придётся?.. А общаться, почему-то, захотелось. Интерес вдруг появился. Несмотря на брезгливость: в метре маячили  чужие голые ступни. Даже амбре какое-то почудилось.
       - Да вы успокойтесь, Сергей. Негатив я уже снял. Успокойтесь, успокойтесь. – И вдруг хохотнул коротко. Сергей посмотрел на него недоуменно. – Я, вот, поражаюсь, - продолжил целитель. - …как все алкоголики похожи друг на друга: и в Америке, и в России, и в Европе… Худые иссушенные лица… в морщинах… желтые… И тоска в глазах. Даже у этого, ковбоя «Мальборо»… И все вы, будто ковбои. Или индейцы. Здесь недавно песенку слышал по радио.  «Настоящему индейцу везде нифтяг», - пропел он фальшиво.
      - Ништяк, - поправил его про себя Сергей. – Господи! Дремучий какой… Песенке уж лет двадцать – тридцать…
      - И, вот, вы пьёте её, пьёте… А что пьёте – и сами не знаете. Что это такое – спирт? Продукт перегонки! Пе-ре-гон-ки! Он и у нас, в организме присутствует, но в виде составляющих различных аминокислот. У вас какое, извините, образование? Ну, значит, вы меня поймёте. Так вот, а в нашем организме он как появляется? Правильно! Тоже перегонкой! Но из чего, вот что самое интересное?!  Из дерьма нашего! Из дерьма!  Вы в курсе, как население нашего Крайнего Севера спивается, а? Уму непостижимо! И, вы думаете, водкой? Как бы не так! Трупами! Трупами! Ни людей, ни животных не хоронят! Выбрасывают на окраине, ждут, когда начнется гниение, а затем продукты этого гниения сливают на морозе по железным прутьям! Спирт, есессено, не замерзает и стекает в емкость, а твёрдая, так сказать, субстанция замерзает на пруту.  Да этими прутьями все стойбища утыканы, будто зоны колючкой! Вот что вы пьёте! Дерьмо своё! Кал свой, гной свой!
      Голос Очукашина креп и повышался от слова к слову.
      А Сергею вдруг почудилось: у Ромодановского он, у Фёдора Юрьевича в Приказе… И впереди – дыба, не меньше, свят, свят, свят!  А это – кликуша, юродивый перед ним беснуется. Кто ж ещё нести такое может? Кафтан бы ему ещё брусничный… Да пену у рта… Бред сивой кобылы! Сергея передёрнуло, но он продолжал сидеть.
      - А эта античная Греция? А этот древний Рим, а? Развалились! Из-за пьянки! Всё коту под хвост! Дошло до того, что рабы управляли Римом!  Спились все в своих оргиях! А рабам запрещено было!  Посмотришь сейчас на ихние кладбища – кто на почётном месте лежит? Рабы!  «Я, раб патриция такого то, повар (или еще кто там!)…» И памятник – конфетка! Произведение искусств! Плебей, а – на почёте! А у этих консулов  да центурионов – холмик на задворках! Если ещё сохранился… А вы говорите мне: целебный напиток… Я доступно излагаю?
      Сергей кашлянул в кулачок, ответил сухо: - Вполне.
      - Ну, пойдём дальше. Эпоха Ренессанса. Эпоха гениев, надо же!.. Расцвет прекрасного! Чушь собачья!  Повальное пьянство! Свальный грех! Да что я вам говорю – сами всё знаете! – Сергей машинально кивнул головой. – До чего дошло: монахи и священнослужители спивались! Парадокс! Церковь – и в матинушку!.. – Частое чмоканье. – Да и эти… гении ваши… Горстка! И все гомики! И это – «эпоха»?! Не смешите меня! А всё водка, водка проклятущая! Вернее, вино тогдашнее.  А потом это всё, само собой, перетекло в «Серебряный век». Да ещё морфинисты добавились! Богема хренова…
      Сергей понемногу привык к темноте и неторопливо осматривался. Бубнёж лекаря, конечно, слышал, но так, вторым эшелоном, как Штирлиц пастора Шлага.
      Помещение напомнило ему лавку антиквара. Нет, даже не так: лавку старьёвщика. «Клоповничек»  такой. Слишком уж непривлекательные допотопные вещи окружали его. Не тянули на ценности и старину. Будто на «хазе» у перекупщика ворованное  хранится.  Срачь вселенский.
      - … смотрите на меня, - прорезалось в сознании.
      Очукашин вытянул пред собой пятерню, замер. Через некоторое время  переместил её себе за голову.
      Сергей чуть не прыснул: пятерня чудилась в тусклом свете нелепой, сдвинутой набок  короной. В данный момент «коза» смотрелась  бы более кстати.
      И вновь пассы пред собой, сбоку, сзади… Становилось скучно. Сергей чувствовал, что дело идёт к концу. И лихорадочно пытался что-нибудь решить насчет денег. Жалко было отдавать такую сумму за бездарный мини-спектакль. С другой стороны – чужие деньги, Володькины. Хотя и повиснут долгом на его, Сережкиной, душе. А не отдашь «целителю» - Вовка обидится. Сразу поймёт, что не кодировали, ещё к кому-нибудь потащит, от него ж не отвязаться. А если и Вовке не отдать… Да нет, что -то ты не то городишь… Чёрт с ним, с этим Очукашкиным-Стакашкиным, пусть подавится! А Вовке скажу: «всё путём». Он, видимо, так надеется и переживает…
      - Всё, - сказал, наконец, Андрей Юрьевич. – Фу-у, кое-как… Я вам сейчас и виноотворот сделал, и серое покрывало алкоголизма снял. Вот, хорошо бы вы ещё на пару сеансов пришли. Вам надо подкорку чистить и защиту поставить от зависимости. Ко мне все на чистку возвращаются. И главный прокурор, и председатель областного суда, и из мэрии… А что вы хотите? Эти люди в первую очередь за качеством  гонятся, правильно? За качеством! – Он нашарил тапочки, поднялся.
      - Я очень рад, Сергей, что вы пришли. Не волнуйтесь, всё будет хорошо, это я вам гарантирую. Всё «нифтяг» будет, - попробовал он снова пошутить. – Идемте.
      Сергей обулся, подал целителю конверт.
      - На тумбочку положите, - попросил тот. – И давайте обнимемся на прощание. Это будет заключительная стадия лечения на сегодняшнем сеансе.
      Юрий Андреевич обнял его крестом, прижал к себе, похлопал ладошками по позвоночнику: снизу вверх, сверху вниз… Затем поменял руки. Затем ещё раз.
      - Ну, вот, по православному… Всё!  Удачи вам!
      Сергей вышел на ярко освещенную лестничную площадку и чуть ли не бегом начал спускаться вниз: очень хотелось свежего воздуха и курева. Но когда на крыльце полез за сигаретами, то с удивлением заметил: указательный и средний пальцы  на левой ладони были скрещены. И, видимо, с самого начала «лечения».
 
      …Володька дремал в машине и, когда хлопнула дверца, испуганно вздрогнул. Сергей молча приоткрыл окно, закурил.
      - Ну?.. Чего молчишь? Рассказывай!
      - Деньги я отдал. – Дым попал Сергею в глаз, он утёр слезу ладошкой.
      - Да не о деньгах я! Лечение - то как? Поможет?
      - Конечно,  поможет, Вов. Время, кстати, сколько? Долго я там был?
      - Полтора часа.
      - Ни хрена себе! Поможет! Хороший целитель!
      - Да ты расскажи путём! «Поможет, поможет»… Заладил, как попка!
      - Ну, - Сергей немного замялся. -  расспрашивал он меня: сколько за день потребляю да часто ли пью?.. Предложил на определенной дозе тормознуться. Раньше поллитра была плюс полторашка пива. Сейчас, говорит, только стакан водки. Или два стакана вина. Или одна полторашка пива. И то – по хорошим поводам. Что за поводы он имел ввиду – я, честно говоря, вникать не стал. И всё это без кодировки, ласково так, одним разговором.
      Владимир недоверчиво смотрел на друга. Что-то хотел сказать, затем передумал. Набрал номер на сотовом.
      - Юрий Андреевич? Это Владимир Иванович. У меня вопрос: нам повторные встречи нужны? – Долго выслушивал ответ. – Хорошо. До свидания.
      К этому времени Сергей расстегнулся, вывернул все карманы наизнанку. И на куртке, и на брюках.
      - Ты чего? Идиот? – Вовка покраснел, глаза забегали.
      - При чём здесь «идиот»? Я ж вижу: не веришь мне. Думаешь: был я там или не был? Был. Полечился. Деньги отдал, - спокойно ответил Сергей, заправился. – Чего я, не понимаю, что ли? Сумма большая. Сразу-то я, конечно, отдать не смогу, но частями, в течение  года потяну…
      - Заткнись, - тихо попросил Володька.
      - Нет, правда, не смогу сразу! Как только…
      - Заткнись! – Вовка продолжал краснеть.
      - Это ты заткнись! – заорал  в ответ Сергей. – Что ты со мной так?! Как с паскудой!.. Э-эх, друг ещё…
      Он вышел из машины, громко хлопнув дверью.
 
 
      ГЛАВА   6
 
      Он уже вторую неделю калымил на своей «девятке».
      Тогда, после ссоры с Володькой, он пришел домой, не раздеваясь, рухнул на диван и проспал почти сутки, до 15-00   следующего дня.
      Проснулся и, ещё не открывая глаз, почувствовал, как  противно пахнет и от постели, и от него. Лежалым, старческим…
      Долго мылся  под душем. Затем сменил постель.
      Было ещё светло.
      - Попробуй машину раскочегарить, - приказал сам себе. – Тебе жить надо на что-то. И долги отдавать.
      Спустился во двор и с трудом открыл прихваченную морозом дверцу машины. Покойницкая, натуральная покойницкая… Холод и синева. С замиранием сердца повернул ключ зажигания.   Ага, литров пятнадцать бензина осталось! Фу-у, уже слава богу! Повернул  ключ дальше. Двигатель зашумел,  зашелся, будто собака в лае. Потом всё быстрей и быстрей – и «схватился», резко взвыв! Ничего, ничего, родной, поработай пока так, а то заглохнешь.
      Серёжка чуть было не расплакался  от счастья. Месяц к машине не подходил, месяц!..  А она, вон, вишь как…  Как к человеку к тебе отнеслась. Давай, милая, давай! Спасибо тебе.
      И, пока ещё окончательно не стемнело, съездил осторожно в гараж, поменял резину  на «зимнюю».
 
      Трудно поначалу далась ему эта работёнка. Он и не предполагал, что так плохо знает родной город, особенно окраины.  А про расценки уж и говорить нечего! Когда у него спрашивали: «Сколько?», он каменел лицом и, не глядя в глаза, отвечал: «Сколько не жалко». Некоторых эта неконкретность отпугивала. Они хлопали дверцей и ждали следующего «извозчика».
      Приходилось колесить по улицам в надежде на попутчиков. Стоять и выжидать на «прикормленных» местах не получилось: всё давно уже было занято и чужаков в эти кормушки не пускали. Но и того, что он зарабатывал, разъезжая по городу, хватало и на бензин, и на житие, и даже что-то понемногу откладывалось.
      Самое главное – работа не мешала творчеству.   Застопорилось что-то с писаниной – он садился за руль. Пришло что-то конкретное и интересное в голову – он катил домой.
      Давно уже не было ему так хорошо и сладостно. И опять захотелось жить, и жить, и жить…
      Единственное, что угнетало его время от времени – это необязательное общение с клиентами. Разные попадались пассажиры. Кто-то молчал с наслаждением  всю дорогу. Кто-то просил выключить  звучащую в салоне музыку и включить другую. Кто-то разглагольствовал, как в моноспектакле, не ожидая ответа. Но были и такие, что требовали диалога.
      Сергей, замкнутый и стеснительный с детства, тушевался, бурчал  что-то в ответ, краснел лицом. И сам же поражался себе: - Ты же писатель! Общайся! Это же твои будущие наработки! Расспрашивай, расспрашивай, не варись в одних своих фантазиях! Жизнь - то настоящая – вот она, на соседнем сиденье!
     Но жуть как трудно было себя пересилить. Разговорчивым он был лишь среди друзей и родных. А здесь… Ну, что ему ответить этому потрёпанному мужику с кейсом? Что и вправду жизнь дерьмо? Так не дерьмо жизнь. Наоборот – прекрасна она. И эта миловидная женщина не права: детишки всегда лучше нас. Просто, другой жизнью живут, непонятной нам.  А ты, сынок, прежде, чем шлюхами всех баб обзывать, про мамку свою лучше вспомни. Она-то у тебя из какой категории? Может, после этого в мозгах просветлеет, а то: «бросила, сучка, перед самой свадьбой, на богатенького запала… Все они такие!»  Разные они все. Как и мы, мужики.
      Он молча возражал или соглашался с попутчиками и слушал, слушал, слушал…  Иногда бывало, что, высадив клиента, он доставал из «бардачка» ручку с блокнотом и записывал интересную фразу или сюжет. Двумя-тремя словами, так, что порой и дома не мог расшифровать и вспомнить, к чему это относится и с какого бодуна он это записывал: «столб на раскоряку -  через месяц в Анапе – комп. мышь…». Больной. На всю голову.
 
      Вовка появился через месяц. До этого ни он, ни Сергей не звонили друг другу, характер выдерживали.
      Появился под вечер, в заснеженном пуховике, раскрасневшийся лицом, как пасхальное яичко.
      - Привет. – Он выжидательно стоял перед  дверью.
      -Чего  торчишь? Заходи. – Сергей пропустил его в прихожую. – Заходи, ужинать будем.
      Вовка, шумный, объемный, мерил шагами кухню и потирал озябшие ладони.
      - О, как у тебя чистенько стало! Уютненько… Мать честная, - обомлел он. – Аквариум завел? – спросил, увидев у телевизора пузатую круглую емкость.
      - Завел. Для пары макроподов,  – Сергей накрывал на стол. – Дюже они мне нравятся.
      - Чем? Ни красоты, ни цвета.
      - Угу. А как нерест – красивее их нет. Будто расцветают. Как гадкие утята. Тебе с майонезом? Или сметаны?
      - А чего у тебя? Борщец?  Сметану давай.
      Вовка сходил в прихожую, притащил  бутылку водки.
      - Будем?
      - Ну, если тебе хочется… давай, составлю компанию.
      Друг внимательно и недоверчиво посмотрел на него, ничего не ответил, вздохнул и уселся за стол.
      А Сергею и впрямь было без разницы: выпить-не выпить.
      После тогдашней «кодировки» у бородача-мракобеса, он шел пустынными улицами домой, а в башке крутилось только одно: - Серый, если не ты, то кто же?.. Если не ты, то кто?.. Кто?!
      И лишь однажды за этот месяц позволил себе выпить. Неделю назад.
      Неделю назад  наконец-то прозвонилась издатель Ольга Сергеевна.
      - Сергей, ну, где вы пропали?! – с возмущением проговорили ему из трубки. Ни здрасьте вам, ни до свидания. Сразу в карьер. – Не звоните, не приезжаете…
      - Да, слушаю, - коротко ответил  он, будто и не слышал  напористых вопросов. Говорить было неприятно. И в то же время внутри все сжалось от волнения, и хотелось продолжать, и услышать что-то ожидаемое… ожидаемое много лет.  И он услышал:
      - Сергей, это  Ольга Сергеевна, проснитесь!  У меня хорошая новость для вас:  мне нужна подборка ваших рассказов и повестей. Будем книжечку делать страниц на двести пятьдесят. Это примерно сто двадцать-сто тридцать страниц на компьютере.  Но высылайте больше, что-то отметется. Желательно и печатный вариант, и электронный, на флешке. Когда сможете? Мне хотелось бы поскорее закончить с ней и разослать на конкурсы. Они почти все к февралю заканчиваются, так что поторопитесь!
      Сергей долго молчал. В горле стоял комок – не вздохнуть, не проглотить. На том конце провода терпеливо ждали.
      - У меня нет денег на книгу, - проговорил он, наконец.
      - Не надо денег! – с раздражением ответила Ольга Сергеевна. – Кто у вас про деньги спрашивает?!  Напечатаем за наш счет на конкурсы. Вам только художнику за работу над обложкой да корректору заплатить надо будет. Но это потом, потом всё обсудим.  Выбирайте и приносите побыстрее свои опусы, нам надо успеть! Когда сможете?
      - Завтра, - выдавил он из себя. – После обеда.
      - Всё. Ждём. До встречи.
      Гудки.
      Он некоторое время сидел на диване, сгорбившись, свесив обессиленные руки на колени, и тупо глядел на блестевшую дешевым стеклом на солнце пепельницу.
      Затем тяжело поднялся и достал из холодильника бутылку. Затем также неторопливо рюмку из шкафа. Вскипятил чайник, заварил кофе. Отнёс всё в комнату, к компьютеру. Вернулся, оглядел   кухню. Пепельница, сигареты, зажигалка. Вспомнил. Вновь залез в холодильник, достал соленые огурцы, порезал и опять всё отнёс в комнату. И так, под рюмочки, до полуночи правил свои  произведения, компоновал, исправлял, как мог,  орфографию и обороты,  менял названия, очередность и так далее. Когда всё закончил, бутылка была пуста. Но никакого хмеля он не ощущал. Чуть-чуть  сбилась координация, но голова была ясной и трезвой. Он ещё покормил перед сном рыбок и завалился спать: душ и всё прочее – завтра. Спать, спать…
      На следующий день он отнёс рукописи в издательство. Редактора не было. Флешку приняла секретарь Инна. Сергей извинился, что нет бумажного варианта.
      - Ничего, я сделаю на принтере, - успокоила его Инна. – Там страниц сто пятьдесят? С вас сто пятьдесят рублей.
      Он неловко зашарил по карманам в поисках денег. Инна терпеливо ждала.
      - Вот, пожалуйста. – Он протянул две смятые сторублёвки и, не прощаясь, вышел.
      И странно: выпить опять не хотелось. Он зашел в киоск и купил мороженное, хотя на улице было за минус десять.
 
      - …Давай, составлю компанию, - повторил он.
 
 

© Copyright: Владимир Потапов, 2018

Регистрационный номер №0433324

от 4 декабря 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0433324 выдан для произведения:  
      ГЛАВА   5
 
      Сергей обомлел и опешил от неожиданности: перед ним на пороге стоял толстячок чуть повыше его ростом, в  темных, как у кота Базилио, очках. Густая черная борода украшена бисером на ниточках, привязанных к дужкам очков. Перуанское пончо до колен. Какой-то амулет на груди – в полутёмной прихожей и не разглядеть, что за амулет. Коричневые просторные брюки с мотней, как у пакистанца, босые ноги в тапочках.
      - Проходите, - красивым баритоном произнёс мужчина.
      Серёжка с трудом протиснулся во внутрь: за дверью стоял табурет, заваленный какими-то вещами и мешал двери распахнуться.
      - Разувайтесь.
      Сергей стянул туфли, пошевелил скукоженными пальцами.
      - Так, теперь смотрите мне в глаза.
      Целитель приподнял черные очки, как солнцезащитный козырёк в машине. Под ними оказались обыкновенные, прозрачные.  Глаза Очукашина поморгали, уставились на пациента. И в прихожей установилась пахнувшая пылью тишина. Сергей даже начал непроизвольно задерживать дыхание.
      Через минуту у Юрия Андреевича непроизвольно дёрнулась левая щека и уголок рта. Раздалось еле слышное причмокивание. Он протянул к Сергею ладонь, положил её  тому на лоб.
      - Продолжайте смотреть мне в глаза.
      Затем  передвинул  ладонь ему на затылок. И вновь  минуты три молчали, глядя друг на друга.  Юрий Андреевич периодически подмигивал, дёргал щекой, причмокивал. А Серёжка всё это время пытался сосредоточиться и хоть что-нибудь почувствовать в себе: страх, расслабуху, тепло, холод… Ни хрена не было. Никаких ощущений. Были отчего-то неприятно от прикосновений  ладони  этого бородача (хотя ладонь была сухая и тёплая), да назойливо бил в нос запах пыли. 
      Но целитель как-то неожиданно махнул ладонью перед его лицом и облегченно вздохнул.
      - Фу-у, снял я с вас  синдром  постдепрессионный. Кое-как, но снял!..  Да-а, запущено как всё… Идёмте в комнату.
      Сергей продирался следом за ним по захламлённой длинной прихожей, с испугом и интересом озираясь по сторонам. Всё – и стены, и шкафы, и люстра, и этажерки – всё было увешено иконами, фотографиями, амулетами, магнитиками, цепочками, чётками, статуэтками…  В полутемном пространстве это выглядело нелепо, пугающе, по-кафски. И пока они шли до ещё более темной комнаты, Сергей всё время спотыкался о тапочки – порванные, стоптанные до последней издыхающей стадии – которые устилали весь проход.
      - Как в коммуналке 30-х, - подумалось Сергею. – Велосипеда на стене не хватает. А, может, ремонт делает?.. Или переезжает?..  Вместе с "клиникой".
      Комната же представляла собой совсем уж странное зрелище. В середине стояла разобранная тахта, застеленная поверх белья потрёпанной накидкой. И на ней лежал закрытый ноутбук. Вокруг (чуть в отдалении) стояли два допотопных холодильника, шкаф, несколько этажерок, письменный стол, табуреты, стулья… Стены и углы самой комнаты терялись в темноте, и непонятно было: есть ли здесь ещё комнаты?.. И везде – вещи, вещи, вещи… Книги стопками, три кассетных магнитофона с грудой компакт-кассет и дисков, наушники, перевязанные узлы, баулы. И амулеты, амулеты, амулеты. Видимо, что бы сохранить антураж  таинственности и колдовства. И дурдома.
      Тридцативаттная лампа свисала с бра на длинном проводе и, казалось, наоборот – сгущала темноту. 
      Очукашин уселся на тахту, подогнув под себя левую ногу. Пончо распахнулось на боках, обнажая полные, в складках бока.
      - Садитесь на стул, - опять, в чуть приказном порядке предложил он.
      Сергей присел на краешек. Затем поёрзал и уселся основательно: кто его знает, сколько ещё с этим мракобесом общаться придётся?.. А общаться, почему-то, захотелось. Интерес вдруг появился. Несмотря на брезгливость: в метре маячили  чужие голые ступни. Даже амбре какое-то почудилось.
       - Да вы успокойтесь, Сергей. Негатив я уже снял. Успокойтесь, успокойтесь. – И вдруг хохотнул коротко. Сергей посмотрел на него недоуменно. – Я, вот, поражаюсь, - продолжил целитель. - …как все алкоголики похожи друг на друга: и в Америке, и в России, и в Европе… Худые иссушенные лица… в морщинах… желтые… И тоска в глазах. Даже у этого, ковбоя «Мальборо»… И все вы, будто ковбои. Или индейцы. Здесь недавно песенку слышал по радио.  «Настоящему индейцу везде нифтяг», - пропел он фальшиво.
      - Ништяк, - поправил его про себя Сергей. – Господи! Дремучий какой… Песенке уж лет двадцать – тридцать…
      - И, вот, вы пьёте её, пьёте… А что пьёте – и сами не знаете. Что это такое – спирт? Продукт перегонки! Пе-ре-гон-ки! Он и у нас, в организме присутствует, но в виде составляющих различных аминокислот. У вас какое, извините, образование? Ну, значит, вы меня поймёте. Так вот, а в нашем организме он как появляется? Правильно! Тоже перегонкой! Но из чего, вот что самое интересное?!  Из дерьма нашего! Из дерьма!  Вы в курсе, как население нашего Крайнего Севера спивается, а? Уму непостижимо! И, вы думаете, водкой? Как бы не так! Трупами! Трупами! Ни людей, ни животных не хоронят! Выбрасывают на окраине, ждут, когда начнется гниение, а затем продукты этого гниения сливают на морозе по железным прутьям! Спирт, есессено, не замерзает и стекает в емкость, а твёрдая, так сказать, субстанция замерзает на пруту.  Да этими прутьями все стойбища утыканы, будто зоны колючкой! Вот что вы пьёте! Дерьмо своё! Кал свой, гной свой!
      Голос Очукашина креп и повышался от слова к слову.
      А Сергею вдруг почудилось: у Ромодановского он, у Фёдора Юрьевича в Приказе… И впереди – дыба, не меньше, свят, свят, свят!  А это – кликуша, юродивый перед ним беснуется. Кто ж ещё нести такое может? Кафтан бы ему ещё брусничный… Да пену у рта… Бред сивой кобылы! Сергея передёрнуло, но он продолжал сидеть.
      - А эта античная Греция? А этот древний Рим, а? Развалились! Из-за пьянки! Всё коту под хвост! Дошло до того, что рабы управляли Римом!  Спились все в своих оргиях! А рабам запрещено было!  Посмотришь сейчас на ихние кладбища – кто на почётном месте лежит? Рабы!  «Я, раб патриция такого то, повар (или еще кто там!)…» И памятник – конфетка! Произведение искусств! Плебей, а – на почёте! А у этих консулов  да центурионов – холмик на задворках! Если ещё сохранился… А вы говорите мне: целебный напиток… Я доступно излагаю?
      Сергей кашлянул в кулачок, ответил сухо: - Вполне.
      - Ну, пойдём дальше. Эпоха Ренессанса. Эпоха гениев, надо же!.. Расцвет прекрасного! Чушь собачья!  Повальное пьянство! Свальный грех! Да что я вам говорю – сами всё знаете! – Сергей машинально кивнул головой. – До чего дошло: монахи и священнослужители спивались! Парадокс! Церковь – и в матинушку!.. – Частое чмоканье. – Да и эти… гении ваши… Горстка! И все гомики! И это – «эпоха»?! Не смешите меня! А всё водка, водка проклятущая! Вернее, вино тогдашнее.  А потом это всё, само собой, перетекло в «Серебряный век». Да ещё морфинисты добавились! Богема хренова…
      Сергей понемногу привык к темноте и неторопливо осматривался. Бубнёж лекаря, конечно, слышал, но так, вторым эшелоном, как Штирлиц пастора Шлага.
      Помещение напомнило ему лавку антиквара. Нет, даже не так: лавку старьёвщика. «Клоповничек»  такой. Слишком уж непривлекательные допотопные вещи окружали его. Не тянули на ценности и старину. Будто на «хазе» у перекупщика ворованное  хранится.  Срачь вселенский.
      - … смотрите на меня, - прорезалось в сознании.
      Очукашин вытянул пред собой пятерню, замер. Через некоторое время  переместил её себе за голову.
      Сергей чуть не прыснул: пятерня чудилась в тусклом свете нелепой, сдвинутой набок  короной. В данный момент «коза» смотрелась  бы более кстати.
      И вновь пассы пред собой, сбоку, сзади… Становилось скучно. Сергей чувствовал, что дело идёт к концу. И лихорадочно пытался что-нибудь решить насчет денег. Жалко было отдавать такую сумму за бездарный мини-спектакль. С другой стороны – чужие деньги, Володькины. Хотя и повиснут долгом на его, Сережкиной, душе. А не отдашь «целителю» - Вовка обидится. Сразу поймёт, что не кодировали, ещё к кому-нибудь потащит, от него ж не отвязаться. А если и Вовке не отдать… Да нет, что -то ты не то городишь… Чёрт с ним, с этим Очукашкиным-Стакашкиным, пусть подавится! А Вовке скажу: «всё путём». Он, видимо, так надеется и переживает…
      - Всё, - сказал, наконец, Андрей Юрьевич. – Фу-у, кое-как… Я вам сейчас и виноотворот сделал, и серое покрывало алкоголизма снял. Вот, хорошо бы вы ещё на пару сеансов пришли. Вам надо подкорку чистить и защиту поставить от зависимости. Ко мне все на чистку возвращаются. И главный прокурор, и председатель областного суда, и из мэрии… А что вы хотите? Эти люди в первую очередь за качеством  гонятся, правильно? За качеством! – Он нашарил тапочки, поднялся.
      - Я очень рад, Сергей, что вы пришли. Не волнуйтесь, всё будет хорошо, это я вам гарантирую. Всё «нифтяг» будет, - попробовал он снова пошутить. – Идемте.
      Сергей обулся, подал целителю конверт.
      - На тумбочку положите, - попросил тот. – И давайте обнимемся на прощание. Это будет заключительная стадия лечения на сегодняшнем сеансе.
      Юрий Андреевич обнял его крестом, прижал к себе, похлопал ладошками по позвоночнику: снизу вверх, сверху вниз… Затем поменял руки. Затем ещё раз.
      - Ну, вот, по православному… Всё!  Удачи вам!
      Сергей вышел на ярко освещенную лестничную площадку и чуть ли не бегом начал спускаться вниз: очень хотелось свежего воздуха и курева. Но когда на крыльце полез за сигаретами, то с удивлением заметил: указательный и средний пальцы  на левой ладони были скрещены. И, видимо, с самого начала «лечения».
 
      …Володька дремал в машине и, когда хлопнула дверца, испуганно вздрогнул. Сергей молча приоткрыл окно, закурил.
      - Ну?.. Чего молчишь? Рассказывай!
      - Деньги я отдал. – Дым попал Сергею в глаз, он утёр слезу ладошкой.
      - Да не о деньгах я! Лечение - то как? Поможет?
      - Конечно,  поможет, Вов. Время, кстати, сколько? Долго я там был?
      - Полтора часа.
      - Ни хрена себе! Поможет! Хороший целитель!
      - Да ты расскажи путём! «Поможет, поможет»… Заладил, как попка!
      - Ну, - Сергей немного замялся. -  расспрашивал он меня: сколько за день потребляю да часто ли пью?.. Предложил на определенной дозе тормознуться. Раньше поллитра была плюс полторашка пива. Сейчас, говорит, только стакан водки. Или два стакана вина. Или одна полторашка пива. И то – по хорошим поводам. Что за поводы он имел ввиду – я, честно говоря, вникать не стал. И всё это без кодировки, ласково так, одним разговором.
      Владимир недоверчиво смотрел на друга. Что-то хотел сказать, затем передумал. Набрал номер на сотовом.
      - Юрий Андреевич? Это Владимир Иванович. У меня вопрос: нам повторные встречи нужны? – Долго выслушивал ответ. – Хорошо. До свидания.
      К этому времени Сергей расстегнулся, вывернул все карманы наизнанку. И на куртке, и на брюках.
      - Ты чего? Идиот? – Вовка покраснел, глаза забегали.
      - При чём здесь «идиот»? Я ж вижу: не веришь мне. Думаешь: был я там или не был? Был. Полечился. Деньги отдал, - спокойно ответил Сергей, заправился. – Чего я, не понимаю, что ли? Сумма большая. Сразу-то я, конечно, отдать не смогу, но частями, в течение  года потяну…
      - Заткнись, - тихо попросил Володька.
      - Нет, правда, не смогу сразу! Как только…
      - Заткнись! – Вовка продолжал краснеть.
      - Это ты заткнись! – заорал  в ответ Сергей. – Что ты со мной так?! Как с паскудой!.. Э-эх, друг ещё…
      Он вышел из машины, громко хлопнув дверью.
 
 
      ГЛАВА   6
 
      Он уже вторую неделю калымил на своей «девятке».
      Тогда, после ссоры с Володькой, он пришел домой, не раздеваясь, рухнул на диван и проспал почти сутки, до 15-00   следующего дня.
      Проснулся и, ещё не открывая глаз, почувствовал, как  противно пахнет и от постели, и от него. Лежалым, старческим…
      Долго мылся  под душем. Затем сменил постель.
      Было ещё светло.
      - Попробуй машину раскочегарить, - приказал сам себе. – Тебе жить надо на что-то. И долги отдавать.
      Спустился во двор и с трудом открыл прихваченную морозом дверцу машины. Покойницкая, натуральная покойницкая… Холод и синева. С замиранием сердца повернул ключ зажигания.   Ага, литров пятнадцать бензина осталось! Фу-у, уже слава богу! Повернул  ключ дальше. Двигатель зашумел,  зашелся, будто собака в лае. Потом всё быстрей и быстрей – и «схватился», резко взвыв! Ничего, ничего, родной, поработай пока так, а то заглохнешь.
      Серёжка чуть было не расплакался  от счастья. Месяц к машине не подходил, месяц!..  А она, вон, вишь как…  Как к человеку к тебе отнеслась. Давай, милая, давай! Спасибо тебе.
      И, пока ещё окончательно не стемнело, съездил осторожно в гараж, поменял резину  на «зимнюю».
 
      Трудно поначалу далась ему эта работёнка. Он и не предполагал, что так плохо знает родной город, особенно окраины.  А про расценки уж и говорить нечего! Когда у него спрашивали: «Сколько?», он каменел лицом и, не глядя в глаза, отвечал: «Сколько не жалко». Некоторых эта неконкретность отпугивала. Они хлопали дверцей и ждали следующего «извозчика».
      Приходилось колесить по улицам в надежде на попутчиков. Стоять и выжидать на «прикормленных» местах не получилось: всё давно уже было занято и чужаков в эти кормушки не пускали. Но и того, что он зарабатывал, разъезжая по городу, хватало и на бензин, и на житие, и даже что-то понемногу откладывалось.
      Самое главное – работа не мешала творчеству.   Застопорилось что-то с писаниной – он садился за руль. Пришло что-то конкретное и интересное в голову – он катил домой.
      Давно уже не было ему так хорошо и сладостно. И опять захотелось жить, и жить, и жить…
      Единственное, что угнетало его время от времени – это необязательное общение с клиентами. Разные попадались пассажиры. Кто-то молчал с наслаждением  всю дорогу. Кто-то просил выключить  звучащую в салоне музыку и включить другую. Кто-то разглагольствовал, как в моноспектакле, не ожидая ответа. Но были и такие, что требовали диалога.
      Сергей, замкнутый и стеснительный с детства, тушевался, бурчал  что-то в ответ, краснел лицом. И сам же поражался себе: - Ты же писатель! Общайся! Это же твои будущие наработки! Расспрашивай, расспрашивай, не варись в одних своих фантазиях! Жизнь - то настоящая – вот она, на соседнем сиденье!
     Но жуть как трудно было себя пересилить. Разговорчивым он был лишь среди друзей и родных. А здесь… Ну, что ему ответить этому потрёпанному мужику с кейсом? Что и вправду жизнь дерьмо? Так не дерьмо жизнь. Наоборот – прекрасна она. И эта миловидная женщина не права: детишки всегда лучше нас. Просто, другой жизнью живут, непонятной нам.  А ты, сынок, прежде, чем шлюхами всех баб обзывать, про мамку свою лучше вспомни. Она-то у тебя из какой категории? Может, после этого в мозгах просветлеет, а то: «бросила, сучка, перед самой свадьбой, на богатенького запала… Все они такие!»  Разные они все. Как и мы, мужики.
      Он молча возражал или соглашался с попутчиками и слушал, слушал, слушал…  Иногда бывало, что, высадив клиента, он доставал из «бардачка» ручку с блокнотом и записывал интересную фразу или сюжет. Двумя-тремя словами, так, что порой и дома не мог расшифровать и вспомнить, к чему это относится и с какого бодуна он это записывал: «столб на раскоряку -  через месяц в Анапе – комп. мышь…». Больной. На всю голову.
 
      Вовка появился через месяц. До этого ни он, ни Сергей не звонили друг другу, характер выдерживали.
      Появился под вечер, в заснеженном пуховике, раскрасневшийся лицом, как пасхальное яичко.
      - Привет. – Он выжидательно стоял перед  дверью.
      -Чего  торчишь? Заходи. – Сергей пропустил его в прихожую. – Заходи, ужинать будем.
      Вовка, шумный, объемный, мерил шагами кухню и потирал озябшие ладони.
      - О, как у тебя чистенько стало! Уютненько… Мать честная, - обомлел он. – Аквариум завел? – спросил, увидев у телевизора пузатую круглую емкость.
      - Завел. Для пары макроподов,  – Сергей накрывал на стол. – Дюже они мне нравятся.
      - Чем? Ни красоты, ни цвета.
      - Угу. А как нерест – красивее их нет. Будто расцветают. Как гадкие утята. Тебе с майонезом? Или сметаны?
      - А чего у тебя? Борщец?  Сметану давай.
      Вовка сходил в прихожую, притащил  бутылку водки.
      - Будем?
      - Ну, если тебе хочется… давай, составлю компанию.
      Друг внимательно и недоверчиво посмотрел на него, ничего не ответил, вздохнул и уселся за стол.
      А Сергею и впрямь было без разницы: выпить-не выпить.
      После тогдашней «кодировки» у бородача-мракобеса, он шел пустынными улицами домой, а в башке крутилось только одно: - Серый, если не ты, то кто же?.. Если не ты, то кто?.. Кто?!
      И лишь однажды за этот месяц позволил себе выпить. Неделю назад.
      Неделю назад  наконец-то прозвонилась издатель Ольга Сергеевна.
      - Сергей, ну, где вы пропали?! – с возмущением проговорили ему из трубки. Ни здрасьте вам, ни до свидания. Сразу в карьер. – Не звоните, не приезжаете…
      - Да, слушаю, - коротко ответил  он, будто и не слышал  напористых вопросов. Говорить было неприятно. И в то же время внутри все сжалось от волнения, и хотелось продолжать, и услышать что-то ожидаемое… ожидаемое много лет.  И он услышал:
      - Сергей, это  Ольга Сергеевна, проснитесь!  У меня хорошая новость для вас:  мне нужна подборка ваших рассказов и повестей. Будем книжечку делать страниц на двести пятьдесят. Это примерно сто двадцать-сто тридцать страниц на компьютере.  Но высылайте больше, что-то отметется. Желательно и печатный вариант, и электронный, на флешке. Когда сможете? Мне хотелось бы поскорее закончить с ней и разослать на конкурсы. Они почти все к февралю заканчиваются, так что поторопитесь!
      Сергей долго молчал. В горле стоял комок – не вздохнуть, не проглотить. На том конце провода терпеливо ждали.
      - У меня нет денег на книгу, - проговорил он, наконец.
      - Не надо денег! – с раздражением ответила Ольга Сергеевна. – Кто у вас про деньги спрашивает?!  Напечатаем за наш счет на конкурсы. Вам только художнику за работу над обложкой да корректору заплатить надо будет. Но это потом, потом всё обсудим.  Выбирайте и приносите побыстрее свои опусы, нам надо успеть! Когда сможете?
      - Завтра, - выдавил он из себя. – После обеда.
      - Всё. Ждём. До встречи.
      Гудки.
      Он некоторое время сидел на диване, сгорбившись, свесив обессиленные руки на колени, и тупо глядел на блестевшую дешевым стеклом на солнце пепельницу.
      Затем тяжело поднялся и достал из холодильника бутылку. Затем также неторопливо рюмку из шкафа. Вскипятил чайник, заварил кофе. Отнёс всё в комнату, к компьютеру. Вернулся, оглядел   кухню. Пепельница, сигареты, зажигалка. Вспомнил. Вновь залез в холодильник, достал соленые огурцы, порезал и опять всё отнёс в комнату. И так, под рюмочки, до полуночи правил свои  произведения, компоновал, исправлял, как мог,  орфографию и обороты,  менял названия, очередность и так далее. Когда всё закончил, бутылка была пуста. Но никакого хмеля он не ощущал. Чуть-чуть  сбилась координация, но голова была ясной и трезвой. Он ещё покормил перед сном рыбок и завалился спать: душ и всё прочее – завтра. Спать, спать…
      На следующий день он отнёс рукописи в издательство. Редактора не было. Флешку приняла секретарь Инна. Сергей извинился, что нет бумажного варианта.
      - Ничего, я сделаю на принтере, - успокоила его Инна. – Там страниц сто пятьдесят? С вас сто пятьдесят рублей.
      Он неловко зашарил по карманам в поисках денег. Инна терпеливо ждала.
      - Вот, пожалуйста. – Он протянул две смятые сторублёвки и, не прощаясь, вышел.
      И странно: выпить опять не хотелось. Он зашел в киоск и купил мороженное, хотя на улице было за минус десять.
 
      - …Давай, составлю компанию, - повторил он.
 
 

 

Обманчивый свет тоннеля, гл.7-8

Обманчивый свет тоннеля. Гл. 3-4