Новое рабство
4 сентября 2016 -
Александр Данилов
Глава 13. Новое рабство
Смотрю, как они обходят меня со всех сторон, и понимаю, что влип. Даю знак русскому казаку, стоявшему в сторонке, чтобы он уходил – и тот растворился в толпе прохожих. Без всякого волнения сажусь в машину, и мы тронулись. Ехали долго, наверное, километров сорок. Повернули в степь. Они вытащили меня из машины, перевязали руки и ноги, рот заклеили скотчем и затолкали в багажник. Бывало, останавливались, давали мне размяться, в туалет сходить, попить воды, покушать, и опять – в багажник. Привезли меня в Калмыкию. Не знаю, где я там находился. Пас на лошади овец, а чтобы я не убежал, пристегивали меня к седлу. Лошадь у них была приучена. Как только удалялся от пастбища, она тут же разворачивалась и несла меня к хозяину. Один раз хотел убежать. Лошадь меня, прикованного к ней цепями, понесла.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегалься? Предупреждаль мы тебя? Даем тебе лёпату. Рой себе могиль.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятиль. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могиль. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева её не проверяли.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегалься? Предупреждаль мы тебя? Даем тебе лёпату. Рой себе могиль.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятиль. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могиль. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева её не проверяли.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0353509 выдан для произведения:
Глава 13. Новое рабство
Смотрю, как они обходят меня со всех сторон, и понимаю, что влип. Даю знак русскому казаку, стоявшему в сторонке, чтобы он уходил – и тот растворился в толпе прохожих. Без всякого волнения сажусь в машину, и мы тронулись. Ехали долго, наверное, километров сорок. Повернули в степь. Они вытащили меня из машины, перевязали руки и ноги, рот заклеили скотчем и затолкали в багажник. Бывало, останавливались, давали мне размяться, в туалет сходить, попить воды, покушать, и опять – в багажник. Привезли меня в Калмыкию. Не знаю, где я там находился. Пас на лошади овец, а чтобы я не убежал, пристегивали меня к седлу. Лошадь у них была приучена. Как только удалялся от пастбища, она тут же разворачивалась и несла меня к хозяину. Один раз хотел убежать. Лошадь меня, прикованного к ней цепями, понесла.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегался? Предупреждали мы тебя. Даем тебе лепату. Рой себе могилю.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятили. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могилю. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева ее не проверяли.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегался? Предупреждали мы тебя. Даем тебе лепату. Рой себе могилю.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятили. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могилю. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева ее не проверяли.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегался? Предупреждали мы тебя. Даем тебе лепату. Рой себе могилю.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятили. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могилю. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева ее не проверяли.
– Ти чьто? Хотель убежать? – спросил меня хозяин.
– Да вот решил покататься.
– Ти нам не мудри! Эта лешадь необычная. Ти на ней никогда далеко не уедешь.
Сильно избили меня. Лошадь отобрали. И пас я овец уже не на лошади, а на своих ногах. Стояла ужасная жара. Мошкара тучей зависала в раскаленном воздухе, проникала во все щели и дыры в одежде и ужасно щикотала глаза, нос и уши. Нам давали на целый день фляжку тухлой воды, и воду эту мы не пили, а просто мочили ею губы. Отара овец растягивалась на полтора километра. Я обвязывался консервными банками, гремел ими, кричал, чтобы овцы далеко не расходились. А там волки, перебравшиеся во время Чеченской войны в Калмыкию, таскали моих ягнят. Я, возвращаясь на базу, говорил об этом хозяину и оправдывался:
– Как я могу догнать их? Нет у меня лошади.
Эти волки приходили еще ночью под утро. У нас были на привязи три кавказские овчарки. Если они, бывало, залают, я выбегал и начинал орать и греметь банками, а если, бывало, проспишь, волки знали, что собаки на привязи, залетали в середину загона и начинали душить овец. Штук восемь задушат и убегают. Я ночевал у отары, а там комаров – ужас! Я кизяк раскладывал и дымом спасался от комаров. И вот овцы скучатся, и от них веет жаром, как от печки. Я лежу всего лишь в десяти метрах. И тут еще комары! И не могу всю ночь спать. А утром в шесть часов снова надо их гнать и бегать за ними целый день.
Нервы мои были на пределе. Убежал я и во второй раз. И снова меня настигли. А там у калмыков и дагестанцев – мафия. Меня снова издубасили, привязали к лошади и волоком тащили тридцать километров. Я бился об кочки и потерял сознание. Когда же очнулся, они, обкуренные, вышли ко мне и хохочут:
– Ну, чьто!? Добегался? Предупреждали мы тебя. Даем тебе лепату. Рой себе могилю.
Я могилу выкопал себе по пояс.
Они говорят:
– Ты чьто так маля выкопаль? Не хочешь чьто ли по-мусульмански?
– Мне хватит и так. Нет больше сил копать.
Они нацелят на меня двустволки, потом снова нальют себе водки, выпьют и похохочут. Так они проделывали несколько раз. В конце они выстрелили поверх головы и говорят:
– Ми за тебя четыре тысячи заплятили. Ты еще не отработаль эти деньги. Убежишь еще раз – мы тебя живьем зароем в могилю. Поняль?
Как-то раз все дагестанцы уехали на какой-то праздник. Остался один только охранник. Да и тот напился в стельку. Я сел на лошадь и пустился вскачь. И поскакал не к себе на восток, а на юг, чтобы замести следы. Одна из кавказских овчарок сорвалась и побежала за мною следом. Эти люди, калмыки и дагестанцы, – дети степей. У них опыт следопытов. Я несколько километров проскакал, слезаю с лошади, приложился к земле и слышу топот копыт. Думаю, погоня. Проснулся, быть может, охранник, поднял людей и за мною. Я повернул на север. Немного проскакал и повернул на восток. Отпустил свою лошадь, нашел камыши, и пошел по лиману. Вышел на Астраханскую область. Потом на Волгоградскую. Меня спасло то, что у меня был паспорт при себе, который спрятал я в своей одежде, к счастью, хозяева ее не проверяли.
Рейтинг: +2
357 просмотров
Комментарии (1)
Марта Шаула # 4 сентября 2016 в 21:43 0 | ||
|
Новые произведения