Мой личный Маугли-69.
28 октября 2015 -
Татьяна Французова
На следующее утро Лавиния сообщила, что срочно собранный Комитет по исполнению траурных обрядов назначил дату похорон: через три дня. И всё это время Мирасса должна была пребывать в пучине горя и траура. К слову сказать, Наима златовласка так и не видела, новость сообщил ей какой-то придворный. Мы поняли это так, что до самого погребения принца теперь никто не увидит, потому что его присутствие требовалось на целой уйме каких-то мероприятий, имевших одно название: заседание Комитета такого-то. И шли эти заседания подряд, не оставляя бедному наследнику ни одной свободной минуты, до самой ночи. Видимо, на них решались проблемы передачи власти, перераспределения полномочий, доходов и прочая и прочая. Короче говоря, мирассцам было не до нас.
Эдору пришлось сидеть, фигурально выражаясь, кусая локти от нетерпения и жесточайшей нехватки информации. Дважды ему удалось передать сообщения Вигору через экстренную императорскую связь, и один раз – получить ответ, ободряющий, но ничего не проясняющий. Эскулап докладывал, что расследование тихо движется, несмотря на активное негласное сопротивление Скросса, пытающегося историю замять. ГИО-команда, со своей стороны, делала всё, чтобы наши тайны так и остались покрытыми мраком. По крайней мере, чтобы Динора никак и никогда не смогли связать с некоей законсервированной базой на окраине Кольца…
Я искренне желала всем, кто на Второй разгребал эти проблемы, преуспеть в трудах, и очень переживала, что ничем не могу помочь им. Оказаться, по сути, запертыми, даже в таком комфортабельном месте, как дом Эдора на пляже, было непривычно и досадно. Не спасал и визор, потому что по всем программам шли бесконечные унылые репортажи о том, как люди, бесконечными же серыми потоками (серыми – потому что именно этот цвет считался траурным на Мирассе) медленно текли по улицам городов к местным храмам, чтобы помолиться за усопшего. Или толпами стояли на площадях, слушая мрачных ораторов, надрывно прославлявших почившего императора.
Я честно попыталась несколько раз послушать, чем же запомнилось правление Робера Восьмого, но перечисляемые благодеяния меня как-то не впечатлили. Ну, достроил дамбу около какого-то города; проложил дорогу в горах (кстати, через территорию наших полосатых друзей, туземцев-миролюбцев); ещё пару раз лично пилотировал какую-то станцию слежения, позволяющую координировать все защитные системы планеты (видимо, к идее возможного вторжения из Содружества переселенцев, жаждущих поселиться в мирасском раю, здесь относились весьма серьёзно). Посадил… проложил… исправил… помог… В-общем, ничего действительно выдающегося не совершал. У меня создалось впечатление, что отец Наима был заурядным правителем и довольно скучным человеком. Кстати, о строительстве курорта не упомянули ни разу, - видимо, те, кто составляли хвалебные речи, не определились, считать ли сие деяние достижением императора, или наоборот…
Но жители искренне переживали, я лично видела не одного и не двух человек, проливавших слёзы, от этого особенно остро ощущала себя здесь чужачкой. Поскольку слуг отпустили до окончания траура, мы были предоставлены сами себе. В чём-то это было даже хорошо: без чужих глаз и ушей мы легче и быстрее смирились со своим положением. Эдор принялся гонять Маугли по основным этапам истории Содружества, особенно напирая на борьбу за соблюдение прав всех граждан. Вайятху в ответ учил стратега каким-то своим приёмам управления местной живностью. Больше всех досталось местным бабочкам, которых то вызывали, то прогоняли, то заставляли выписывать в воздухе какие-то немыслимые фигуры, то приказывали садиться на предметы или конечности экспериментаторов.
Вообще-то, было очень забавно наблюдать за страданиями мачо, облепленного разноцветными насекомыми и пытающегося заставить их взлететь, не прибегая к грубой силе. Не сказать, чтобы эти попытки были успешными, но стратег упорствовал. В конце концов, он убедил себя что «чувствует какую-то связь» с бедными мотыльками, и на этом все успокоились.
Вообще, установившаяся атмосфера живо напомнила мне те дни, когда мы втроём собирались в нашем лесном домике. Оказывается, это было счастливое время, особенно по сравнению с тем, что происходило сейчас. Мучимая ностальгией, я даже решилась спросить Эдора, не жалеет ли он, что связался с Линной.
- Я не имею привычки жалеть о сделанном, Жужелица. Главным образом, потому что предварительно подолгу всё обдумываю и взвешиваю. Поэтому – нет, не жалею, - ответил стратег. – Брак с Линной был моей целью, которой я успешно добился, чему до сих пор радуюсь.
Такой подход, безусловно, заслуживал уважения, поэтому я, со спокойной совестью, переключилась на Маугли, которому как раз требовалось моё внимание.
После того, как Проводник развёл весьма бурную деятельность, устанавливая контакты с Мирассой, мне нужно было выяснить, как это повлияло на лягушонка. Оказалось – никак. Мои подозрения, что вторая ипостась Вайятху закрыла доступ на «свою территорию», оказались верными. Маугли ничего не помнил ни о наших сеансах связи, ни о сексе со сменой реальности. На вопрос, может ли он достучаться до Проводника, лягушонок, подумав, ответил, что может. Но только если его альтер эго этого захочет. И вообще, уже некоторое время они существовали как-то отдельно, почти не общаясь. Точнее, Маугли-то специально не закрывался, а вот его второе «я» - да. Теперь, в лучшем случае, Вайятху удавалось почувствовать появление Проводника, а в худшем, если лягушонок, например, спал, то для него вообще всё, совершаемое хищником, оставалось тайной за семью печатями.
Обдумав то, что рассказал мне гуманоид, я пришла к выводу, что ситуацию можно исправить только внешним воздействием. Полное разделение половинок личности Вайятху грозило ему в дальнейшем серьёзными проблемами с психикой, значит, надо было опять использовать установки. Не хотелось, конечно, этого делать, но мне всё равно предстояло хотя бы ещё один раз, но вмешаться в психику Маугли, снимая все искусственно заданные привязки и правила. Видимо, нужно было обдумать и вопрос «общежития» его половинок… Но Вайятху я ничего этого говорить не стала, предпочитая не тревожить раньше времени. Да и давать лишнюю информацию к размышлению Проводнику не хотелось: поскольку Маугли от него не закрывался, вторая ипостась по-прежнему имела полный доступ ко всем его воспоминаниям, а, значит, могла узнать о моих планах и даже попытаться помешать им.
Впрочем, всё это имело значение только в том случае, если мы узнаем, кто виноват в гибели ГИО-пилота, и сможем остановить его или их. Если нет… Дальше думать не хотелось. Хотелось дать себе передышку, и заняться решением каких-нибудь не столь глобальных проблем, - как стратег, который очень мудро предпочитал не терять времени даром даже в сложившихся обстоятельствах, если уж не мог никак повлиять на них.
После заката я, Эдор и Вайятху пошли погулять, в нарушение местных правил, предписывавших всяческие ущемления привычного образа жизни. Поразмыслив, мы решили, что, поскольку мирассцами ещё не являемся, то и соблюдать все принятые нормы не обязаны. Заодно, делая вид, что интересуемся ходом строительства, обошли пустующий комплекс курорта (строители, естественно, тоже были отпущены горевать), и побывали около потайной комнаты. Лично постояли на люке, ведущем туда, и убедились, что увидеть его невооружённым глазом невозможно. Заинтригованный стратег, использовав свои шпионские штучки, насобирал всевозможных проб, и выяснил потрясающую вещь: щели закрывал специальный самовосстанавливающийся состав, по виду неотличимый от напольного покрытия.
Но, если мачо эта новость привела в технологический восторг, меня она расстроила, поскольку лишний раз напомнила, что мы находимся на планете, где пятьсот лет бесконтрольно работали генетики и порождённые ими специалисты, не скованные ни законами, ни моральными нормами. Впрочем, комната по-прежнему была абсолютно пуста, и мы временно оставили всё как есть, решив продолжать наблюдения.
Я хотела оставить камеру или жучок где-нибудь рядом, но Эдор не согласился. По его мнению, комнату должны были начать использовать не ранее, чем курорт начнёт действовать, а до этого было ещё далеко. У меня имелись собственные аргументы против этой гипотезы, но, зная упрямство стратега, я не стала их выкладывать. В конце концов, эта загадка, действительно, могла подождать.
Ещё я узнала у Эдора, что именно так заинтересовало его в своё время в моём рассказе о приютах. Оказалось, ГИО-красавчик, во время второго, а то и первого визита на Мирассу обратил внимание на странную нелепость, как ему показалось. Нелепость состояла именно в специфическом, только Мирассе свойственном, отношении к попавшим в приют детям. Когда я напомнила ему об этой всеобщей боязни брошенных детей, он не поленился провести осторожные изыскания, и выяснил, что до определённого момента никаких таких верований в плохую карму сирот не существовало. Это суеверие появилось как-то вдруг, вскоре после того, как Лемир Грасс самочинно объявил себя императором.
Особых, запоминающихся событий на тот момент зафиксировано не было, за исключением внезапного ареста одного из ближайших сподвижников императора, а именно, того самого аристократа самого высокого ранга, лорда Артлета, и его семьи. Собственно, всё началось с его семьи. Трёх младших отпрысков этого самого лорда, вроде, долго пытались пристроить к каким-нибудь родственникам, хотя бы дальним, а упомянутые родственники не менее долго и упорно отбивались от таких попыток. На тот момент сыновьям лорда было двенадцать, десять и пять лет. Почему-то от них, как от прокажённых, шарахалась вся родня, и это при том, что сестёр-близняшек почти сразу забрала одна бездетная пара.
Так и получилось, что старшие дети Артлета, в конце концов, были помещены в чуть ли не для них же созданный первый приют и… потерялись. Больше никто ничего о них не знал, как будто они растворились. Но именно с этого момента у мирассцев возникла стойкая неприязнь к осиротевшим детям, которых некому было забрать, или от которых отказались все родственники. Что за история, помимо официальной, могла быть связана с теми детьми, оставалось только догадываться, но то, что слухи о плохом влиянии «отказников» на судьбу тех, кто помогает им, были распущены агентами императора, Эдор не сомневался.
Когда я спросила, зачем это понадобилось самодержцу Мирассы, ГИО-стратег задумчиво пожал плечами и ответил:
- Почём нам знать, Жужелица? Мы можем только гадать… Да и гадания эти выглядят не слишком убедительными. Мне кажется, Грассу или его наследникам зачем-то нужно было скрыть исчезновение этих детей, а, заодно, отучить население слишком сильно интересоваться сиротами. Попали в приют – и пропали там. И никого не волнует, что происходит за дверями этих заведений, ведь никому не хочется разделять чужое горе…
- И что, по твоему, с ними может там статься? – просила я, чувствуя, как по спине забегали мурашки: уж очень многозначительным был тон у мачо.
- Да что угодно, Тэш. Что угодно. Это же Мирасса…
Я только вздохнула, потому что то же самое повторяла себе все эти дни: не удивляйся, это не Содружество.
За день до печального события нам, как особам, приглашённым родственниками императора, привезли приглашение-распоряжение (иначе это, пожалуй, нельзя было назвать) явиться на похороны. А заодно, доставили и траурные одеяния, представлявшие собой плащи-накидки с капюшонами, конечно, серого цвета. Отделка состояла из орнамента, вышитого чёрной нитью, с вкраплениями чёрных же камней. Мужские плащи от женских ничем не отличались, кроме размера. Примерив это скорбное великолепие, мы сочли, что вполне впишемся в толпу удручённых «высоких гостей», - именно к этой категории нас отнесли.
Это означало, что в первые ряды зрителей и участников процессии мы не попадём, во вторые – тоже, но третья очередь будет наша. По регламенту, которым нас тоже любезно снабдили, мы должны были присутствовать среди шествующих следом за катафалком. Или саркофагом. Или гробом - если последнее пристанище императора могло быть названо так прозаически. Как нам объясняла по вифону Лавиния, тело усопшего правителя помещали в специальный аппарат, позволявший хранить его сколько угодно долго. Зачем мирассцам потребовался склад тел их императоров, было не очень понятно, но я склонялась к мысли, что идея принадлежала первому из них, то бишь, Лемиру Грассу, и, значит, никем не обсуждалась и не оспаривалась. Слово первого из династии Грассов до сих пор имело силу непреложного закона.
Церемония была назначена на раннее утро. Всевидящий знает, зачем усопшему правителю понадобилось не давать выспаться своим подданным, но таково было его высочайшее желание, высказанное ещё при жизни. Возможно, отдавая его, самодержец пребывал в романтическом настроении и мечтал о погребении на восходе… Как бы то ни было, нам предстояло проснуться ни свет, ни заря, облачиться в выданные плащи и отбыть на специальном транспорте в имперскую столицу. В замке, том самом, где мы не так давно танцевали с Наимом, была назначена церемония прощания родственников и ближайших сподвижников, на которую посторонние не допускались. А вот потом тело должны были вывезти на главную площадь столицы, откуда траурная процессия сопровождала императора на его последнем пути, оканчивающемся у дверей специальной усыпальницы самодержцев, оборудованной в пещере.
Прикинув, сколько времени пройдёт, прежде чем мы похороним Робера, я приуныла. По всему выходило, что часом-двумя дело не обойдётся. Эдор посоветовал мне взять с собой Деону и слушать какой-нибудь детектив, сохраняя на лице приличествующее моменту выражение печали. Я пообещала так и поступить, но вообще меня накрыло настоящее обострение нелюбви ко всяким публичным мероприятиям, особенно траурным. Чуяло моё сердце, что ничего хорошего нас там не ждёт, но отвертеться не было никакой возможности. Единственным счастливчиком был Маугли, которого, как сопровождающего гостью, видимо, сочли маловажной персоной, и в приглашение не включили.
Накануне похорон мы разошлись спать пораньше, чтобы успеть выспаться, но я почему-то ужасно нервничала перед предстоящей церемонией, всё время представляя себе всякие ужасы, наподобие несчастного случая, когда вдруг ломается каблук, рвётся плащ или я спотыкаюсь и падаю в самый неподходящий момент…Короче, всё было, как всегда: в день похорон я встала невыспавшаяся и дёрганая. Сборы были недолгими, - всё приготовили заранее, чтобы утром не ошибиться в чём-то. Торопливо выпили по чашке кофе, помахали Маугли, которому я отчаянно завидовала, и флайер с пилотом доставил нас на главную площадь столицы.
Народу там было столько, что не только яблоку, - вишне некуда было свалиться, кроме как на чью-то макушку. Порадовало только то, что «высокие гости» были отделены от остальных скорбящих какой-то довольно хлипкой загородкой, и было нас не так уж много: тридцать три человека. Я знаю это точно, потому что потом, ожидая начала шествия, от скуки считала всё подряд.
Положенный нам по статусу транспорт оказался весьма своеобразной платформой с дверцами, довольно точно имитировавшей древний паланкин или специальные носилки с сидениями. Для полноты сходства окна-проёмы были занавешены лёгкой тканью, создававшей иллюзию того, что яркую Мирассу затянуло серой дымкой. Не удержавшись, я отдёрнула занавеску, - так хотя бы дышать было легче. Окрашено это сооружение было в приличествующий случаю матово-чёрный цвет, и передвигалось на антигравитационной подушке.
Пока я оглядывалась, дверь рядом со мной неожиданно открылась, и в наш паланкин полезли две фигуры, закутанные в щёгольские серые плащи с отделкой из чёрных алмазов (это я уже потом выяснила). Сначала я потеряла дар речи от такой бесцеремонности, а потом – от радости, когда выяснилось, что это были Лавиния и Эктор! Еле-еле сдержав вопли радости, я кусала губы, чтобы не слишком счастливо улыбаться. Эдор, просиявший одними глазами, спросил:
- Каким чудом вы здесь? И почему не с подопечными?
- Пока нельзя, - коротко ответствовал стратег номер два, быстро пожимая руку брату. – И не по чину нам… Так что, поедем с вами. Не возражаете?
- Да ты что! – шёпотом возопила я. – Мы просто счастливы, что вы будете с нами!
Оба они, и фаворит, и фаворитка, выглядели уставшими и напряжёнными. На наши тихие расспросы поведали, что весь дворец лихорадит, потому что идут большие изменения: мать Наима решила поломать традиции и взять на себя роль хозяйки двора, хотя обычно это было обязанностью одной из официальных подруг императора. Кроме того, семья наследника решила не церемониться и требовала перенаправить устоявшиеся финансовые потоки. Новоявленные императорские родичи замахнулись на денежное обеспечение, вдвое превышающее то, которое получала семья умершего правителя.
Выслушав последние придворные новости, я тихо присвистнула, а Эдор впал в задумчивость.
- Такое ощущение, что мать Наима подменили, - тихо, склоняясь к моему уху, рассказывала Лавиния. – То была разумной и терпеливой, а то вдруг как начала требовать себе всё самое лучшее из сокровищницы… Как будто Наим уже император.
- А разве ещё нет? – удивилась я.
- Пока не было коронации, он официально продолжает считаться наследником.
- А когда будет эта самая коронация?
- Через пару дней после похорон.
- Так быстро?!
- Ну… империя не должна оставаться без правителя.
- Что ж… Если императора замещают такие выжиги, как министры покойного папочки Наима, то лучше уж пусть его коронуют побыстрее, - задумчиво сказала я, исподтишка разглядывая толстую матрону в сером паланкине, стоявшем наискосок от нашего. Женщина привлекала к себе не только моё внимание, потому что весьма демонстративно выказывала вселенскую скорбь. В данный момент она, например, трубно высморкалась.
Проследив, как безутешная обитательница серого транспортного средства промокает глаза, уткнувшись всё в тот же платок, я невольно шмыгнула сама носом, и снова повернулась к Лавинии.
- Ну, последнее слово всё равно останется за новым императором, пусть он и разбирается со своими родственниками.
- Да он даже не в курсе того, что она вытворяет, - возразила златовласка, – его вообще сейчас вырвать из лап всех этих комитетов и кабинетов невозможно. Дела, понимаешь ли…
- А что говорит Кария? – спросила я у Эктора.
- А Кария молчит… пока. Но смотрит на происходящее с большим интересом. Как бы ни обернулись дела, она остаётся в выигрыше. Не поддержит её брат требования матери – принцесса как бы ни при чём. Она ведь ничего не просила. А если поддержит – ещё лучше! Кто же откажется от лишних денег? И при этом, опять же, - не она их выпрашивала.
- Удивительно взвешенная позиция.
- Угу, - скромно улыбнулся стратег номер два. – Мы старались…
Время шло, но ничего не происходило. Люди всё так же толпились, дыша в затылки друг другу, мы сидели, потихоньку проникаясь искренним отвращением и к чересчур ранним подъемам, и к бесполезному ничего неделанию. Над нами постоянно кружили несколько маленьких аппаратов, снимавших происходящее. На огромном виртуальном экране, протянувшемся вдоль линии крыш, можно было разглядеть то одни, то другие бледные лица, казавшиеся неживыми от серого отсвета на них. Несколько раз мелькали и наши палантины, а один раз, случайно подняв глаза, я с ужасом увидела на экране Эдора! Слава Всевидящему, красавчик сидел со вполне печальной физиономией, но буквально несколькими секундами ранее он смеялся. Правда, отвернувшись от людей, но разглядеть это всё равно было возможно. Проинформированные мною о возможной опасности, ГИО-изменённые замолчали и сделали грустные лица. С этого момента ждать стало ещё скучнее. Я уже была готова последовать совету Эдора и включить Деону, но тут, наконец, впереди началось какое-то движение. Взглянув на экран, я поняла, что тело императора, наконец-то, прибыло на площадь.
Конечно, процессия была ещё слишком далеко, но вездесущие аппараты делали своё дело: на экране появилось гигантское изображение мёртвого самодержца. По толпе тут же пронёсся не то стон, не то всхлип. Его везли в огромном саркофаге с прозрачной крышкой, так что правитель был виден целиком, от головы, увенчанной настоящей небольшой короной, до носков блестящих, словно полированных туфель, выглядывавших из-под какого-то ужасно церемониального одеяния, напоминавшего не то одеяло, не то меховой плед. Впрочем, оказалось, это была мантия.
- Каждый император имеет свою корону - копию самой первой, и собственную мантию. В них он коронуется, в них же его, когда приходит время, хоронят, - шепотом пояснила мне Лавиния.
- А если он уже успел передать полномочия следующему императору?
- Это неважно. Однажды коронованный остаётся императором, только с приставкой «экс».
- Понятно, - пробормотала я, пытаясь разглядеть тех, кто двигался за саркофагом. Приходилось напрягать зрение, потому что экран продолжал демонстрировать усопшего во всём его блеске. Если бы не неестественная неподвижность и восковая бледность, Робера можно было бы принять за спящего.
Наконец, саркофаг миновал первые ряды сбившихся в единую массу людей и медленно двинулся по оставленному для него пустому проходу. Теперь стало видно, что за ним, так же медленно, движутся паланкины, наподобие наших, только тёмно-синего цвета, с окнами, закрытыми синими же занавесками. Видимо, именно там находились родственники умершего императора. Я насчитала сорок палантинов и успела прийти в ужас, прикинув, сколько же времени они будут переползать одну только площадь. Дальнейшую дорогу к пещере не хотелось даже представлять.
Но всё оказалось не так страшно: достигнув черепашьим шагом середины площади, саркофаг остановился, видимо, чтобы дать возможность всем полюбоваться на своего покойного правителя в последний раз. Экран снова показал Робера во весь рост, и вся толпа, словно получив разрешение, тут же взвыла на разные голоса. Я ошарашенно смотрела вокруг, пытаясь побороть ощущение нереальности происходящего. Куда там древним плакальщицам! Такого количества искренне рыдающих людей не знал, вероятно, ни один правитель за всю историю человечества!
Постояв с минуту, агрегат двинулся снова и прямо к нам! Тут только я сообразила, что загородочки отделяли не нас от толпы, а обозначали тот самый проход, по которому двигался саркофаг. Наши паланкины, которые, видимо, управлялись откуда-то извне, вдруг задёргались сами по себе, выстраиваясь в ровную шеренгу вдоль означенных барьерчиков. Теперь стало понятно, что означала «высокая честь, оказанная нам, как гостям императорской семьи», как говорилось в приглашении: вся процессия должна была пройти непосредственно у нас перед носом, не далее, чем в пяти метрах!
Когда саркофаг приблизился, я ощутила что-то, вроде нервного озноба. Не знаю, чем он был вызван, но мне стало холодно. Сияющая хромированная громадина подползала, и плач становился всё громче, словно те, кто были ближе к гробу, старались перекричать всех остальных. Невозможно было расслышать даже тех, кто сидел рядом, - такая творилась какофония. Следом за саркофагом мимо поплыли паланкины. В самом первом, когда ветерок откинул в сторону вуаль занавески, я увидела усталого Наима с застывшим лицом, смотрящего куда-то сквозь людей вокруг. Честное слово, покойник в гробу выглядел куда счастливее своего живого сына!
Лавиния, которая тоже увидела своего подопечного, неосознанно сильно сжала мне руку, так что я зашипела от боли.
- Ох… прости, пожалуйста! – опомнившись, прокричала мне на ухо подруга. – Это вышло случайно!
- Да ничего страшного! – проорала я в ответ, морщась. Всё-таки сила у ГИО-измененных была невероятная… - Отчего принц такой?
Подруга пожала плечами.
- Наверное, замучили просьбами и требованиями!
- Он даже тебя не заметил!
- Да он вообще никого не замечал!
- Но я думала, он использует случай, чтобы хоть взглянуть на тебя!!
- Ему не до того! – грустно прокричала Лавиния, и мы замолчали.
Почему-то печальнее всего в происходящем было осознание того, как сильно, оказывается, принц не хотел становиться императором. И потом, много времени спустя, я вспоминала его именно таким: печальным, опустошённым, с застывшим взглядом в никуда…
Палантин Наима проплыл мимо, а следом за ним ещё два. Лавиния громко перечисляла тех, кто сидел внутри: мать принца и принцессы, её мужа и сестру. А потом мы увидели знакомый профиль Карии, живо разглядывавшей толпу вокруг. Она, в отличие от брата, прекрасно видела всех, и явно искала кого-то глазами. Увидев Эктора, подавшегося к окну, принцесса едва заметно кивнула ему, прижав на секунду кончики пальцев к губам. При этом глаза у неё сияли совершенно неподобающим образом. Стратег номер два изобразил почтительный поклон, и палантин Её высочества миновал нас.
Далее проследовали остальные родственники и друзья, потом наиболее влиятельные вельможи и придворные, а потом, повинуясь какому-то неслышному для нас сигналу, наш «экипаж», как и соседние, тоже пришёл в движение, и выплыл в проход, встраиваясь в длинную вереницу палантинов, сопровождающих саркофаг к месту погребения всех мирасских императоров.
О дальнейшей дороге можно сказать только одно: она была длинной и скучной. Скорость передвижения, хоть и возросла, но была очень далека от желаемой. Когда процессия покинула город, стало возможно хотя бы смотреть в окно на великолепные пейзажи. Но всё равно, когда мы добрались до конечного пункта, оказавшегося массивным низким утёсом, в котором, как мне сообщили, имелся широкий проход внутрь скалы, закрытый тяжёлыми двустворчатыми дверями, я хотела только одного: чтобы весь этот спектакль, наконец, закончился, и нас отпустили восвояси.
Собственно говоря, мое желание почти исполнилось: когда ворота открылись, и саркофаг величественно поплыл внутрь прохода, за ним последовал только палантин будущего императора. Вся остальная стая так и осталась снаружи. Створки захлопнулись, и наши несуразные экипажи начали разворачиваться.
- Это всё? Мы свободны? – нетерпеливо спросила я Лавинию.
- Вроде бы, да. По крайней мере, я не помню каких-то ещё обрядов, которые было бы необходимо выполнить.
- Значит, мы можем лететь домой?
- Думаю, что да.
- А вы с Эктором?
- Не знаю. Мне, как ты видишь, не удаётся пообщаться с Наимом, поэтому я не знаю точно, можно ли мне покидать резиденцию… Наверное, пока не стоит. По крайней мере, пока он сам не скажет мне, что я могу уйти.
- Хорошо. Тогда надо как-то доставить вас в ваши резиденции. Интересно, эта штука поддаётся управлению изнутри?..
Мы принялись обсуждать, как далеко можно зайти в попытках найти спрятанную панель управления палантином, и простят ли нам разорванную обивку или сломанное сидение, когда рядом с дверцей, прямо из воздуха материализовался императорский гвардеец в синем балахоне. Я отшатнулась от окна, а Эктор встревоженно нахмурился.
- Что случилось? – ничуть не удивившись, спросил он молчаливого стража.
Тот подал ему маленький розовый вифон.
Пока мы изумлённо таращились на стратега номер два, с улыбкой читавшего что-то на экране изящного аппаратика, Лавиния понятливо кивнула:
- Это от принцессы… Наверное, зовёт на свидание.
- Через гвардейца?!
- А какая разница? Тем более, что он всегда под рукой. А уж доставить письмо или вот, вифон, - это для него вообще элементарно.
Представив себе этого монстра в роли бога любви, я невольно захихикала.
- Простите, - Эктор обвёл нас заблестевшими глазами. – Кария соскучилась, и мы… в-общем, я должен покинуть вас.
- Конечно-конечно, - ответила я. – Лети… Раз уж гонца прислали… А на чём полетишь?
- Тут недалеко флайер.
- А, может, и Лави подкинешь?
- Конечно.
Так мы благополучно сплавили обоих фаворитов и остались вдвоём с Эдором в паланкине. Что бы вы ни думали, но больше всего мне хотелось спать. Часов десять подряд. И чтоб Маугли был рядом, тёплый и уютный… Если бы не долг перед ГИО-изменёнными, я бы ни за что не ввязалась по собственной воле в подобное мероприятие, поэтому чувствовала себя в некотором смысле подвижницей. А, раз так, спросила у мачо, хватит ли у него духу и дальше мучить меня, получила вполне ожидаемый ответ и улеглась прямо на сидение, положив голову на колени стратегу номер один. И, не успев даже дослушать его ворчание, уснула с чистой совестью человека, выполнившего и перевыполнившего план по облагодетельствованию своих ближних.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0314040 выдан для произведения:
На следующее утро Лавиния сообщила, что срочно собранный Комитет по исполнению траурных обрядов назначил дату похорон: через три дня. И всё это время Мирасса должна была пребывать в пучине горя и траура. К слову сказать, Наима златовласка так и не видела, новость сообщил ей какой-то придворный. Мы поняли это так, что до самого погребения принца теперь никто не увидит, потому что его присутствие требовалось на целой уйме каких-то мероприятий, имевших одно название: заседание Комитета такого-то. И шли эти заседания подряд, не оставляя бедному наследнику ни одной свободной минуты, до самой ночи. Видимо, на них решались проблемы передачи власти, перераспределения полномочий, доходов и прочая и прочая. Короче говоря, мирассцам было не до нас.
Эдору пришлось сидеть, фигурально выражаясь, кусая локти от нетерпения и жесточайшей нехватки информации. Дважды ему удалось передать сообщения Вигору через экстренную императорскую связь, и один раз – получить ответ, ободряющий, но ничего не проясняющий. Эскулап докладывал, что расследование тихо движется, несмотря на активное негласное сопротивление Скросса, пытающегося историю замять. ГИО-команда, со своей стороны, делала всё, чтобы наши тайны так и остались покрытыми мраком. По крайней мере, чтобы Динора никак и никогда не смогли связать с некоей законсервированной базой на окраине Кольца…
Я искренне желала всем, кто на Второй разгребал эти проблемы, преуспеть в трудах, и очень переживала, что ничем не могу помочь им. Оказаться, по сути, запертыми, даже в таком комфортабельном месте, как дом Эдора на пляже, было непривычно и досадно. Не спасал и визор, потому что по всем программам шли бесконечные унылые репортажи о том, как люди, бесконечными же серыми потоками (серыми – потому что именно этот цвет считался траурным на Мирассе) медленно текли по улицам городов к местным храмам, чтобы помолиться за усопшего. Или толпами стояли на площадях, слушая мрачных ораторов, надрывно прославлявших почившего императора.
Я честно попыталась несколько раз послушать, чем же запомнилось правление Робера Восьмого, но перечисляемые благодеяния меня как-то не впечатлили. Ну, достроил дамбу около какого-то города; проложил дорогу в горах (кстати, через территорию наших полосатых друзей, туземцев-миролюбцев); ещё пару раз лично пилотировал какую-то станцию слежения, позволяющую координировать все защитные системы планеты (видимо, к идее возможного вторжения из Содружества переселенцев, жаждущих поселиться в мирасском раю, здесь относились весьма серьёзно). Посадил… проложил… исправил… помог… В-общем, ничего действительно выдающегося не совершал. У меня создалось впечатление, что отец Наима был заурядным правителем и довольно скучным человеком. Кстати, о строительстве курорта не упомянули ни разу, - видимо, те, кто составляли хвалебные речи, не определились, считать ли сие деяние достижением императора, или наоборот…
Но жители искренне переживали, я лично видела не одного и не двух человек, проливавших слёзы, от этого особенно остро ощущала себя здесь чужачкой. Поскольку слуг отпустили до окончания траура, мы были предоставлены сами себе. В чём-то это было даже хорошо: без чужих глаз и ушей мы легче и быстрее смирились со своим положением. Эдор принялся гонять Маугли по основным этапам истории Содружества, особенно напирая на борьбу за соблюдение прав всех граждан. Вайятху в ответ учил стратега каким-то своим приёмам управления местной живностью. Больше всех досталось местным бабочкам, которых то вызывали, то прогоняли, то заставляли выписывать в воздухе какие-то немыслимые фигуры, то приказывали садиться на предметы или конечности экспериментаторов.
Вообще-то, было очень забавно наблюдать за страданиями мачо, облепленного разноцветными насекомыми и пытающегося заставить их взлететь, не прибегая к грубой силе. Не сказать, чтобы эти попытки были успешными, но стратег упорствовал. В конце концов, он убедил себя что «чувствует какую-то связь» с бедными мотыльками, и на этом все успокоились.
Вообще, установившаяся атмосфера живо напомнила мне те дни, когда мы втроём собирались в нашем лесном домике. Оказывается, это было счастливое время, особенно по сравнению с тем, что происходило сейчас. Мучимая ностальгией, я даже решилась спросить Эдора, не жалеет ли он, что связался с Линной.
- Я не имею привычки жалеть о сделанном, Жужелица. Главным образом, потому что предварительно подолгу всё обдумываю и взвешиваю. Поэтому – нет, не жалею, - ответил стратег. – Брак с Линной был моей целью, которой я успешно добился, чему до сих пор радуюсь.
Такой подход, безусловно, заслуживал уважения, поэтому я, со спокойной совестью, переключилась на Маугли, которому как раз требовалось моё внимание.
После того, как Проводник развёл весьма бурную деятельность, устанавливая контакты с Мирассой, мне нужно было выяснить, как это повлияло на лягушонка. Оказалось – никак. Мои подозрения, что вторая ипостась Вайятху закрыла доступ на «свою территорию», оказались верными. Маугли ничего не помнил ни о наших сеансах связи, ни о сексе со сменой реальности. На вопрос, может ли он достучаться до Проводника, лягушонок, подумав, ответил, что может. Но только если его альтер эго этого захочет. И вообще, уже некоторое время они существовали как-то отдельно, почти не общаясь. Точнее, Маугли-то специально не закрывался, а вот его второе «я» - да. Теперь, в лучшем случае, Вайятху удавалось почувствовать появление Проводника, а в худшем, если лягушонок, например, спал, то для него вообще всё, совершаемое хищником, оставалось тайной за семью печатями.
Обдумав то, что рассказал мне гуманоид, я пришла к выводу, что ситуацию можно исправить только внешним воздействием. Полное разделение половинок личности Вайятху грозило ему в дальнейшем серьёзными проблемами с психикой, значит, надо было опять использовать установки. Не хотелось, конечно, этого делать, но мне всё равно предстояло хотя бы ещё один раз, но вмешаться в психику Маугли, снимая все искусственно заданные привязки и правила. Видимо, нужно было обдумать и вопрос «общежития» его половинок… Но Вайятху я ничего этого говорить не стала, предпочитая не тревожить раньше времени. Да и давать лишнюю информацию к размышлению Проводнику не хотелось: поскольку Маугли от него не закрывался, вторая ипостась по-прежнему имела полный доступ ко всем его воспоминаниям, а, значит, могла узнать о моих планах и даже попытаться помешать им.
Впрочем, всё это имело значение только в том случае, если мы узнаем, кто виноват в гибели ГИО-пилота, и сможем остановить его или их. Если нет… Дальше думать не хотелось. Хотелось дать себе передышку, и заняться решением каких-нибудь не столь глобальных проблем, - как стратег, который очень мудро предпочитал не терять времени даром даже в сложившихся обстоятельствах, если уж не мог никак повлиять на них.
После заката я, Эдор и Вайятху пошли погулять, в нарушение местных правил, предписывавших всяческие ущемления привычного образа жизни. Поразмыслив, мы решили, что, поскольку мирассцами ещё не являемся, то и соблюдать все принятые нормы не обязаны. Заодно, делая вид, что интересуемся ходом строительства, обошли пустующий комплекс курорта (строители, естественно, тоже были отпущены горевать), и побывали около потайной комнаты. Лично постояли на люке, ведущем туда, и убедились, что увидеть его невооружённым глазом невозможно. Заинтригованный стратег, использовав свои шпионские штучки, насобирал всевозможных проб, и выяснил потрясающую вещь: щели закрывал специальный самовосстанавливающийся состав, по виду неотличимый от напольного покрытия.
Но, если мачо эта новость привела в технологический восторг, меня она расстроила, поскольку лишний раз напомнила, что мы находимся на планете, где пятьсот лет бесконтрольно работали генетики и порождённые ими специалисты, не скованные ни законами, ни моральными нормами. Впрочем, комната по-прежнему была абсолютно пуста, и мы временно оставили всё как есть, решив продолжать наблюдения.
Я хотела оставить камеру или жучок где-нибудь рядом, но Эдор не согласился. По его мнению, комнату должны были начать использовать не ранее, чем курорт начнёт действовать, а до этого было ещё далеко. У меня имелись собственные аргументы против этой гипотезы, но, зная упрямство стратега, я не стала их выкладывать. В конце концов, эта загадка, действительно, могла подождать.
Ещё я узнала у Эдора, что именно так заинтересовало его в своё время в моём рассказе о приютах. Оказалось, ГИО-красавчик, во время второго, а то и первого визита на Мирассу обратил внимание на странную нелепость, как ему показалось. Нелепость состояла именно в специфическом, только Мирассе свойственном, отношении к попавшим в приют детям. Когда я напомнила ему об этой всеобщей боязни брошенных детей, он не поленился провести осторожные изыскания, и выяснил, что до определённого момента никаких таких верований в плохую карму сирот не существовало. Это суеверие появилось как-то вдруг, вскоре после того, как Лемир Грасс самочинно объявил себя императором.
Особых, запоминающихся событий на тот момент зафиксировано не было, за исключением внезапного ареста одного из ближайших сподвижников императора, а именно, того самого аристократа самого высокого ранга, лорда Артлета, и его семьи. Собственно, всё началось с его семьи. Трёх младших отпрысков этого самого лорда, вроде, долго пытались пристроить к каким-нибудь родственникам, хотя бы дальним, а упомянутые родственники не менее долго и упорно отбивались от таких попыток. На тот момент сыновьям лорда было двенадцать, десять и пять лет. Почему-то от них, как от прокажённых, шарахалась вся родня, и это при том, что сестёр-близняшек почти сразу забрала одна бездетная пара.
Так и получилось, что старшие дети Артлета, в конце концов, были помещены в чуть ли не для них же созданный первый приют и… потерялись. Больше никто ничего о них не знал, как будто они растворились. Но именно с этого момента у мирассцев возникла стойкая неприязнь к осиротевшим детям, которых некому было забрать, или от которых отказались все родственники. Что за история, помимо официальной, могла быть связана с теми детьми, оставалось только догадываться, но то, что слухи о плохом влиянии «отказников» на судьбу тех, кто помогает им, были распущены агентами императора, Эдор не сомневался.
Когда я спросила, зачем это понадобилось самодержцу Мирассы, ГИО-стратег задумчиво пожал плечами и ответил:
- Почём нам знать, Жужелица? Мы можем только гадать… Да и гадания эти выглядят не слишком убедительными. Мне кажется, Грассу или его наследникам зачем-то нужно было скрыть исчезновение этих детей, а, заодно, отучить население слишком сильно интересоваться сиротами. Попали в приют – и пропали там. И никого не волнует, что происходит за дверями этих заведений, ведь никому не хочется разделять чужое горе…
- И что, по твоему, с ними может там статься? – просила я, чувствуя, как по спине забегали мурашки: уж очень многозначительным был тон у мачо.
- Да что угодно, Тэш. Что угодно. Это же Мирасса…
Я только вздохнула, потому что то же самое повторяла себе все эти дни: не удивляйся, это не Содружество.
За день до печального события нам, как особам, приглашённым родственниками императора, привезли приглашение-распоряжение (иначе это, пожалуй, нельзя было назвать) явиться на похороны. А заодно, доставили и траурные одеяния, представлявшие собой плащи-накидки с капюшонами, конечно, серого цвета. Отделка состояла из орнамента, вышитого чёрной нитью, с вкраплениями чёрных же камней. Мужские плащи от женских ничем не отличались, кроме размера. Примерив это скорбное великолепие, мы сочли, что вполне впишемся в толпу удручённых «высоких гостей», - именно к этой категории нас отнесли.
Это означало, что в первые ряды зрителей и участников процессии мы не попадём, во вторые – тоже, но третья очередь будет наша. По регламенту, которым нас тоже любезно снабдили, мы должны были присутствовать среди шествующих следом за катафалком. Или саркофагом. Или гробом - если последнее пристанище императора могло быть названо так прозаически. Как нам объясняла по вифону Лавиния, тело усопшего правителя помещали в специальный аппарат, позволявший хранить его сколько угодно долго. Зачем мирассцам потребовался склад тел их императоров, было не очень понятно, но я склонялась к мысли, что идея принадлежала первому из них, то бишь, Лемиру Грассу, и, значит, никем не обсуждалась и не оспаривалась. Слово первого из династии Грассов до сих пор имело силу непреложного закона.
Церемония была назначена на раннее утро. Всевидящий знает, зачем усопшему правителю понадобилось не давать выспаться своим подданным, но таково было его высочайшее желание, высказанное ещё при жизни. Возможно, отдавая его, самодержец пребывал в романтическом настроении и мечтал о погребении на восходе… Как бы то ни было, нам предстояло проснуться ни свет, ни заря, облачиться в выданные плащи и отбыть на специальном транспорте в имперскую столицу. В замке, том самом, где мы не так давно танцевали с Наимом, была назначена церемония прощания родственников и ближайших сподвижников, на которую посторонние не допускались. А вот потом тело должны были вывезти на главную площадь столицы, откуда траурная процессия сопровождала императора на его последнем пути, оканчивающемся у дверей специальной усыпальницы самодержцев, оборудованной в пещере.
Прикинув, сколько времени пройдёт, прежде чем мы похороним Робера, я приуныла. По всему выходило, что часом-двумя дело не обойдётся. Эдор посоветовал мне взять с собой Деону и слушать какой-нибудь детектив, сохраняя на лице приличествующее моменту выражение печали. Я пообещала так и поступить, но вообще меня накрыло настоящее обострение нелюбви ко всяким публичным мероприятиям, особенно траурным. Чуяло моё сердце, что ничего хорошего нас там не ждёт, но отвертеться не было никакой возможности. Единственным счастливчиком был Маугли, которого, как сопровождающего гостью, видимо, сочли маловажной персоной, и в приглашение не включили.
Накануне похорон мы разошлись спать пораньше, чтобы успеть выспаться, но я почему-то ужасно нервничала перед предстоящей церемонией, всё время представляя себе всякие ужасы, наподобие несчастного случая, когда вдруг ломается каблук, рвётся плащ или я спотыкаюсь и падаю в самый неподходящий момент…Короче, всё было, как всегда: в день похорон я встала невыспавшаяся и дёрганая. Сборы были недолгими, - всё приготовили заранее, чтобы утром не ошибиться в чём-то. Торопливо выпили по чашке кофе, помахали Маугли, которому я отчаянно завидовала, и флайер с пилотом доставил нас на главную площадь столицы.
Народу там было столько, что не только яблоку, - вишне некуда было свалиться, кроме как на чью-то макушку. Порадовало только то, что «высокие гости» были отделены от остальных скорбящих какой-то довольно хлипкой загородкой, и было нас не так уж много: тридцать три человека. Я знаю это точно, потому что потом, ожидая начала шествия, от скуки считала всё подряд.
Положенный нам по статусу транспорт оказался весьма своеобразной платформой с дверцами, довольно точно имитировавшей древний паланкин или специальные носилки с сидениями. Для полноты сходства окна-проёмы были занавешены лёгкой тканью, создававшей иллюзию того, что яркую Мирассу затянуло серой дымкой. Не удержавшись, я отдёрнула занавеску, - так хотя бы дышать было легче. Окрашено это сооружение было в приличествующий случаю матово-чёрный цвет, и передвигалось на антигравитационной подушке.
Пока я оглядывалась, дверь рядом со мной неожиданно открылась, и в наш паланкин полезли две фигуры, закутанные в щёгольские серые плащи с отделкой из чёрных алмазов (это я уже потом выяснила). Сначала я потеряла дар речи от такой бесцеремонности, а потом – от радости, когда выяснилось, что это были Лавиния и Эктор! Еле-еле сдержав вопли радости, я кусала губы, чтобы не слишком счастливо улыбаться. Эдор, просиявший одними глазами, спросил:
- Каким чудом вы здесь? И почему не с подопечными?
- Пока нельзя, - коротко ответствовал стратег номер два, быстро пожимая руку брату. – И не по чину нам… Так что, поедем с вами. Не возражаете?
- Да ты что! – шёпотом возопила я. – Мы просто счастливы, что вы будете с нами!
Оба они, и фаворит, и фаворитка, выглядели уставшими и напряжёнными. На наши тихие расспросы поведали, что весь дворец лихорадит, потому что идут большие изменения: мать Наима решила поломать традиции и взять на себя роль хозяйки двора, хотя обычно это было обязанностью одной из официальных подруг императора. Кроме того, семья наследника решила не церемониться и требовала перенаправить устоявшиеся финансовые потоки. Новоявленные императорские родичи замахнулись на денежное обеспечение, вдвое превышающее то, которое получала семья умершего правителя.
Выслушав последние придворные новости, я тихо присвистнула, а Эдор впал в задумчивость.
- Такое ощущение, что мать Наима подменили, - тихо, склоняясь к моему уху, рассказывала Лавиния. – То была разумной и терпеливой, а то вдруг как начала требовать себе всё самое лучшее из сокровищницы… Как будто Наим уже император.
- А разве ещё нет? – удивилась я.
- Пока не было коронации, он официально продолжает считаться наследником.
- А когда будет эта самая коронация?
- Через пару дней после похорон.
- Так быстро?!
- Ну… империя не должна оставаться без правителя.
- Что ж… Если императора замещают такие выжиги, как министры покойного папочки Наима, то лучше уж пусть его коронуют побыстрее, - задумчиво сказала я, исподтишка разглядывая толстую матрону в сером паланкине, стоявшем наискосок от нашего. Женщина привлекала к себе не только моё внимание, потому что весьма демонстративно выказывала вселенскую скорбь. В данный момент она, например, трубно высморкалась.
Проследив, как безутешная обитательница серого транспортного средства промокает глаза, уткнувшись всё в тот же платок, я невольно шмыгнула сама носом, и снова повернулась к Лавинии.
- Ну, последнее слово всё равно останется за новым императором, пусть он и разбирается со своими родственниками.
- Да он даже не в курсе того, что она вытворяет, - возразила златовласка, – его вообще сейчас вырвать из лап всех этих комитетов и кабинетов невозможно. Дела, понимаешь ли…
- А что говорит Кария? – спросила я у Эктора.
- А Кария молчит… пока. Но смотрит на происходящее с большим интересом. Как бы ни обернулись дела, она остаётся в выигрыше. Не поддержит её брат требования матери – принцесса как бы ни при чём. Она ведь ничего не просила. А если поддержит – ещё лучше! Кто же откажется от лишних денег? И при этом, опять же, - не она их выпрашивала.
- Удивительно взвешенная позиция.
- Угу, - скромно улыбнулся стратег номер два. – Мы старались…
Время шло, но ничего не происходило. Люди всё так же толпились, дыша в затылки друг другу, мы сидели, потихоньку проникаясь искренним отвращением и к чересчур ранним подъемам, и к бесполезному ничего неделанию. Над нами постоянно кружили несколько маленьких аппаратов, снимавших происходящее. На огромном виртуальном экране, протянувшемся вдоль линии крыш, можно было разглядеть то одни, то другие бледные лица, казавшиеся неживыми от серого отсвета на них. Несколько раз мелькали и наши палантины, а один раз, случайно подняв глаза, я с ужасом увидела на экране Эдора! Слава Всевидящему, красавчик сидел со вполне печальной физиономией, но буквально несколькими секундами ранее он смеялся. Правда, отвернувшись от людей, но разглядеть это всё равно было возможно. Проинформированные мною о возможной опасности, ГИО-изменённые замолчали и сделали грустные лица. С этого момента ждать стало ещё скучнее. Я уже была готова последовать совету Эдора и включить Деону, но тут, наконец, впереди началось какое-то движение. Взглянув на экран, я поняла, что тело императора, наконец-то, прибыло на площадь.
Конечно, процессия была ещё слишком далеко, но вездесущие аппараты делали своё дело: на экране появилось гигантское изображение мёртвого самодержца. По толпе тут же пронёсся не то стон, не то всхлип. Его везли в огромном саркофаге с прозрачной крышкой, так что правитель был виден целиком, от головы, увенчанной настоящей небольшой короной, до носков блестящих, словно полированных туфель, выглядывавших из-под какого-то ужасно церемониального одеяния, напоминавшего не то одеяло, не то меховой плед. Впрочем, оказалось, это была мантия.
- Каждый император имеет свою корону - копию самой первой, и собственную мантию. В них он коронуется, в них же его, когда приходит время, хоронят, - шепотом пояснила мне Лавиния.
- А если он уже успел передать полномочия следующему императору?
- Это неважно. Однажды коронованный остаётся императором, только с приставкой «экс».
- Понятно, - пробормотала я, пытаясь разглядеть тех, кто двигался за саркофагом. Приходилось напрягать зрение, потому что экран продолжал демонстрировать усопшего во всём его блеске. Если бы не неестественная неподвижность и восковая бледность, Робера можно было бы принять за спящего.
Наконец, саркофаг миновал первые ряды сбившихся в единую массу людей и медленно двинулся по оставленному для него пустому проходу. Теперь стало видно, что за ним, так же медленно, движутся паланкины, наподобие наших, только тёмно-синего цвета, с окнами, закрытыми синими же занавесками. Видимо, именно там находились родственники умершего императора. Я насчитала сорок палантинов и успела прийти в ужас, прикинув, сколько же времени они будут переползать одну только площадь. Дальнейшую дорогу к пещере не хотелось даже представлять.
Но всё оказалось не так страшно: достигнув черепашьим шагом середины площади, саркофаг остановился, видимо, чтобы дать возможность всем полюбоваться на своего покойного правителя в последний раз. Экран снова показал Робера во весь рост, и вся толпа, словно получив разрешение, тут же взвыла на разные голоса. Я ошарашенно смотрела вокруг, пытаясь побороть ощущение нереальности происходящего. Куда там древним плакальщицам! Такого количества искренне рыдающих людей не знал, вероятно, ни один правитель за всю историю человечества!
Постояв с минуту, агрегат двинулся снова и прямо к нам! Тут только я сообразила, что загородочки отделяли не нас от толпы, а обозначали тот самый проход, по которому двигался саркофаг. Наши паланкины, которые, видимо, управлялись откуда-то извне, вдруг задёргались сами по себе, выстраиваясь в ровную шеренгу вдоль означенных барьерчиков. Теперь стало понятно, что означала «высокая честь, оказанная нам, как гостям императорской семьи», как говорилось в приглашении: вся процессия должна была пройти непосредственно у нас перед носом, не далее, чем в пяти метрах!
Когда саркофаг приблизился, я ощутила что-то, вроде нервного озноба. Не знаю, чем он был вызван, но мне стало холодно. Сияющая хромированная громадина подползала, и плач становился всё громче, словно те, кто были ближе к гробу, старались перекричать всех остальных. Невозможно было расслышать даже тех, кто сидел рядом, - такая творилась какофония. Следом за саркофагом мимо поплыли паланкины. В самом первом, когда ветерок откинул в сторону вуаль занавески, я увидела усталого Наима с застывшим лицом, смотрящего куда-то сквозь людей вокруг. Честное слово, покойник в гробу выглядел куда счастливее своего живого сына!
Лавиния, которая тоже увидела своего подопечного, неосознанно сильно сжала мне руку, так что я зашипела от боли.
- Ох… прости, пожалуйста! – опомнившись, прокричала мне на ухо подруга. – Это вышло случайно!
- Да ничего страшного! – проорала я в ответ, морщась. Всё-таки сила у ГИО-измененных была невероятная… - Отчего принц такой?
Подруга пожала плечами.
- Наверное, замучили просьбами и требованиями!
- Он даже тебя не заметил!
- Да он вообще никого не замечал!
- Но я думала, он использует случай, чтобы хоть взглянуть на тебя!!
- Ему не до того! – грустно прокричала Лавиния, и мы замолчали.
Почему-то печальнее всего в происходящем было осознание того, как сильно, оказывается, принц не хотел становиться императором. И потом, много времени спустя, я вспоминала его именно таким: печальным, опустошённым, с застывшим взглядом в никуда…
Палантин Наима проплыл мимо, а следом за ним ещё два. Лавиния громко перечисляла тех, кто сидел внутри: мать принца и принцессы, её мужа и сестру. А потом мы увидели знакомый профиль Карии, живо разглядывавшей толпу вокруг. Она, в отличие от брата, прекрасно видела всех, и явно искала кого-то глазами. Увидев Эктора, подавшегося к окну, принцесса едва заметно кивнула ему, прижав на секунду кончики пальцев к губам. При этом глаза у неё сияли совершенно неподобающим образом. Стратег номер два изобразил почтительный поклон, и палантин Её высочества миновал нас.
Далее проследовали остальные родственники и друзья, потом наиболее влиятельные вельможи и придворные, а потом, повинуясь какому-то неслышному для нас сигналу, наш «экипаж», как и соседние, тоже пришёл в движение, и выплыл в проход, встраиваясь в длинную вереницу палантинов, сопровождающих саркофаг к месту погребения всех мирасских императоров.
О дальнейшей дороге можно сказать только одно: она была длинной и скучной. Скорость передвижения, хоть и возросла, но была очень далека от желаемой. Когда процессия покинула город, стало возможно хотя бы смотреть в окно на великолепные пейзажи. Но всё равно, когда мы добрались до конечного пункта, оказавшегося массивным низким утёсом, в котором, как мне сообщили, имелся широкий проход внутрь скалы, закрытый тяжёлыми двустворчатыми дверями, я хотела только одного: чтобы весь этот спектакль, наконец, закончился, и нас отпустили восвояси.
Собственно говоря, мое желание почти исполнилось: когда ворота открылись, и саркофаг величественно поплыл внутрь прохода, за ним последовал только палантин будущего императора. Вся остальная стая так и осталась снаружи. Створки захлопнулись, и наши несуразные экипажи начали разворачиваться.
- Это всё? Мы свободны? – нетерпеливо спросила я Лавинию.
- Вроде бы, да. По крайней мере, я не помню каких-то ещё обрядов, которые было бы необходимо выполнить.
- Значит, мы можем лететь домой?
- Думаю, что да.
- А вы с Эктором?
- Не знаю. Мне, как ты видишь, не удаётся пообщаться с Наимом, поэтому я не знаю точно, можно ли мне покидать резиденцию… Наверное, пока не стоит. По крайней мере, пока он сам не скажет мне, что я могу уйти.
- Хорошо. Тогда надо как-то доставить вас в ваши резиденции. Интересно, эта штука поддаётся управлению изнутри?..
Мы принялись обсуждать, как далеко можно зайти в попытках найти спрятанную панель управления палантином, и простят ли нам разорванную обивку или сломанное сидение, когда рядом с дверцей, прямо из воздуха материализовался императорский гвардеец в синем балахоне. Я отшатнулась от окна, а Эктор встревоженно нахмурился.
- Что случилось? – ничуть не удивившись, спросил он молчаливого стража.
Тот подал ему маленький розовый вифон.
Пока мы изумлённо таращились на стратега номер два, с улыбкой читавшего что-то на экране изящного аппаратика, Лавиния понятливо кивнула:
- Это от принцессы… Наверное, зовёт на свидание.
- Через гвардейца?!
- А какая разница? Тем более, что он всегда под рукой. А уж доставить письмо или вот, вифон, - это для него вообще элементарно.
Представив себе этого монстра в роли бога любви, я невольно захихикала.
- Простите, - Эктор обвёл нас заблестевшими глазами. – Кария соскучилась, и мы… в-общем, я должен покинуть вас.
- Конечно-конечно, - ответила я. – Лети… Раз уж гонца прислали… А на чём полетишь?
- Тут недалеко флайер.
- А, может, и Лави подкинешь?
- Конечно.
Так мы благополучно сплавили обоих фаворитов и остались вдвоём с Эдором в паланкине. Что бы вы ни думали, но больше всего мне хотелось спать. Часов десять подряд. И чтоб Маугли был рядом, тёплый и уютный… Если бы не долг перед ГИО-изменёнными, я бы ни за что не ввязалась по собственной воле в подобное мероприятие, поэтому чувствовала себя в некотором смысле подвижницей. А, раз так, спросила у мачо, хватит ли у него духу и дальше мучить меня, получила вполне ожидаемый ответ и улеглась прямо на сидение, положив голову на колени стратегу номер один. И, не успев даже дослушать его ворчание, уснула с чистой совестью человека, выполнившего и перевыполнившего план по облагодетельствованию своих ближних.
На следующее утро Лавиния сообщила, что срочно собранный Комитет по исполнению траурных обрядов назначил дату похорон: через три дня. И всё это время Мирасса должна была пребывать в пучине горя и траура. К слову сказать, Наима златовласка так и не видела, новость сообщил ей какой-то придворный. Мы поняли это так, что до самого погребения принца теперь никто не увидит, потому что его присутствие требовалось на целой уйме каких-то мероприятий, имевших одно название: заседание Комитета такого-то. И шли эти заседания подряд, не оставляя бедному наследнику ни одной свободной минуты, до самой ночи. Видимо, на них решались проблемы передачи власти, перераспределения полномочий, доходов и прочая и прочая. Короче говоря, мирассцам было не до нас.
Эдору пришлось сидеть, фигурально выражаясь, кусая локти от нетерпения и жесточайшей нехватки информации. Дважды ему удалось передать сообщения Вигору через экстренную императорскую связь, и один раз – получить ответ, ободряющий, но ничего не проясняющий. Эскулап докладывал, что расследование тихо движется, несмотря на активное негласное сопротивление Скросса, пытающегося историю замять. ГИО-команда, со своей стороны, делала всё, чтобы наши тайны так и остались покрытыми мраком. По крайней мере, чтобы Динора никак и никогда не смогли связать с некоей законсервированной базой на окраине Кольца…
Я искренне желала всем, кто на Второй разгребал эти проблемы, преуспеть в трудах, и очень переживала, что ничем не могу помочь им. Оказаться, по сути, запертыми, даже в таком комфортабельном месте, как дом Эдора на пляже, было непривычно и досадно. Не спасал и визор, потому что по всем программам шли бесконечные унылые репортажи о том, как люди, бесконечными же серыми потоками (серыми – потому что именно этот цвет считался траурным на Мирассе) медленно текли по улицам городов к местным храмам, чтобы помолиться за усопшего. Или толпами стояли на площадях, слушая мрачных ораторов, надрывно прославлявших почившего императора.
Я честно попыталась несколько раз послушать, чем же запомнилось правление Робера Восьмого, но перечисляемые благодеяния меня как-то не впечатлили. Ну, достроил дамбу около какого-то города; проложил дорогу в горах (кстати, через территорию наших полосатых друзей, туземцев-миролюбцев); ещё пару раз лично пилотировал какую-то станцию слежения, позволяющую координировать все защитные системы планеты (видимо, к идее возможного вторжения из Содружества переселенцев, жаждущих поселиться в мирасском раю, здесь относились весьма серьёзно). Посадил… проложил… исправил… помог… В-общем, ничего действительно выдающегося не совершал. У меня создалось впечатление, что отец Наима был заурядным правителем и довольно скучным человеком. Кстати, о строительстве курорта не упомянули ни разу, - видимо, те, кто составляли хвалебные речи, не определились, считать ли сие деяние достижением императора, или наоборот…
Но жители искренне переживали, я лично видела не одного и не двух человек, проливавших слёзы, от этого особенно остро ощущала себя здесь чужачкой. Поскольку слуг отпустили до окончания траура, мы были предоставлены сами себе. В чём-то это было даже хорошо: без чужих глаз и ушей мы легче и быстрее смирились со своим положением. Эдор принялся гонять Маугли по основным этапам истории Содружества, особенно напирая на борьбу за соблюдение прав всех граждан. Вайятху в ответ учил стратега каким-то своим приёмам управления местной живностью. Больше всех досталось местным бабочкам, которых то вызывали, то прогоняли, то заставляли выписывать в воздухе какие-то немыслимые фигуры, то приказывали садиться на предметы или конечности экспериментаторов.
Вообще-то, было очень забавно наблюдать за страданиями мачо, облепленного разноцветными насекомыми и пытающегося заставить их взлететь, не прибегая к грубой силе. Не сказать, чтобы эти попытки были успешными, но стратег упорствовал. В конце концов, он убедил себя что «чувствует какую-то связь» с бедными мотыльками, и на этом все успокоились.
Вообще, установившаяся атмосфера живо напомнила мне те дни, когда мы втроём собирались в нашем лесном домике. Оказывается, это было счастливое время, особенно по сравнению с тем, что происходило сейчас. Мучимая ностальгией, я даже решилась спросить Эдора, не жалеет ли он, что связался с Линной.
- Я не имею привычки жалеть о сделанном, Жужелица. Главным образом, потому что предварительно подолгу всё обдумываю и взвешиваю. Поэтому – нет, не жалею, - ответил стратег. – Брак с Линной был моей целью, которой я успешно добился, чему до сих пор радуюсь.
Такой подход, безусловно, заслуживал уважения, поэтому я, со спокойной совестью, переключилась на Маугли, которому как раз требовалось моё внимание.
После того, как Проводник развёл весьма бурную деятельность, устанавливая контакты с Мирассой, мне нужно было выяснить, как это повлияло на лягушонка. Оказалось – никак. Мои подозрения, что вторая ипостась Вайятху закрыла доступ на «свою территорию», оказались верными. Маугли ничего не помнил ни о наших сеансах связи, ни о сексе со сменой реальности. На вопрос, может ли он достучаться до Проводника, лягушонок, подумав, ответил, что может. Но только если его альтер эго этого захочет. И вообще, уже некоторое время они существовали как-то отдельно, почти не общаясь. Точнее, Маугли-то специально не закрывался, а вот его второе «я» - да. Теперь, в лучшем случае, Вайятху удавалось почувствовать появление Проводника, а в худшем, если лягушонок, например, спал, то для него вообще всё, совершаемое хищником, оставалось тайной за семью печатями.
Обдумав то, что рассказал мне гуманоид, я пришла к выводу, что ситуацию можно исправить только внешним воздействием. Полное разделение половинок личности Вайятху грозило ему в дальнейшем серьёзными проблемами с психикой, значит, надо было опять использовать установки. Не хотелось, конечно, этого делать, но мне всё равно предстояло хотя бы ещё один раз, но вмешаться в психику Маугли, снимая все искусственно заданные привязки и правила. Видимо, нужно было обдумать и вопрос «общежития» его половинок… Но Вайятху я ничего этого говорить не стала, предпочитая не тревожить раньше времени. Да и давать лишнюю информацию к размышлению Проводнику не хотелось: поскольку Маугли от него не закрывался, вторая ипостась по-прежнему имела полный доступ ко всем его воспоминаниям, а, значит, могла узнать о моих планах и даже попытаться помешать им.
Впрочем, всё это имело значение только в том случае, если мы узнаем, кто виноват в гибели ГИО-пилота, и сможем остановить его или их. Если нет… Дальше думать не хотелось. Хотелось дать себе передышку, и заняться решением каких-нибудь не столь глобальных проблем, - как стратег, который очень мудро предпочитал не терять времени даром даже в сложившихся обстоятельствах, если уж не мог никак повлиять на них.
После заката я, Эдор и Вайятху пошли погулять, в нарушение местных правил, предписывавших всяческие ущемления привычного образа жизни. Поразмыслив, мы решили, что, поскольку мирассцами ещё не являемся, то и соблюдать все принятые нормы не обязаны. Заодно, делая вид, что интересуемся ходом строительства, обошли пустующий комплекс курорта (строители, естественно, тоже были отпущены горевать), и побывали около потайной комнаты. Лично постояли на люке, ведущем туда, и убедились, что увидеть его невооружённым глазом невозможно. Заинтригованный стратег, использовав свои шпионские штучки, насобирал всевозможных проб, и выяснил потрясающую вещь: щели закрывал специальный самовосстанавливающийся состав, по виду неотличимый от напольного покрытия.
Но, если мачо эта новость привела в технологический восторг, меня она расстроила, поскольку лишний раз напомнила, что мы находимся на планете, где пятьсот лет бесконтрольно работали генетики и порождённые ими специалисты, не скованные ни законами, ни моральными нормами. Впрочем, комната по-прежнему была абсолютно пуста, и мы временно оставили всё как есть, решив продолжать наблюдения.
Я хотела оставить камеру или жучок где-нибудь рядом, но Эдор не согласился. По его мнению, комнату должны были начать использовать не ранее, чем курорт начнёт действовать, а до этого было ещё далеко. У меня имелись собственные аргументы против этой гипотезы, но, зная упрямство стратега, я не стала их выкладывать. В конце концов, эта загадка, действительно, могла подождать.
Ещё я узнала у Эдора, что именно так заинтересовало его в своё время в моём рассказе о приютах. Оказалось, ГИО-красавчик, во время второго, а то и первого визита на Мирассу обратил внимание на странную нелепость, как ему показалось. Нелепость состояла именно в специфическом, только Мирассе свойственном, отношении к попавшим в приют детям. Когда я напомнила ему об этой всеобщей боязни брошенных детей, он не поленился провести осторожные изыскания, и выяснил, что до определённого момента никаких таких верований в плохую карму сирот не существовало. Это суеверие появилось как-то вдруг, вскоре после того, как Лемир Грасс самочинно объявил себя императором.
Особых, запоминающихся событий на тот момент зафиксировано не было, за исключением внезапного ареста одного из ближайших сподвижников императора, а именно, того самого аристократа самого высокого ранга, лорда Артлета, и его семьи. Собственно, всё началось с его семьи. Трёх младших отпрысков этого самого лорда, вроде, долго пытались пристроить к каким-нибудь родственникам, хотя бы дальним, а упомянутые родственники не менее долго и упорно отбивались от таких попыток. На тот момент сыновьям лорда было двенадцать, десять и пять лет. Почему-то от них, как от прокажённых, шарахалась вся родня, и это при том, что сестёр-близняшек почти сразу забрала одна бездетная пара.
Так и получилось, что старшие дети Артлета, в конце концов, были помещены в чуть ли не для них же созданный первый приют и… потерялись. Больше никто ничего о них не знал, как будто они растворились. Но именно с этого момента у мирассцев возникла стойкая неприязнь к осиротевшим детям, которых некому было забрать, или от которых отказались все родственники. Что за история, помимо официальной, могла быть связана с теми детьми, оставалось только догадываться, но то, что слухи о плохом влиянии «отказников» на судьбу тех, кто помогает им, были распущены агентами императора, Эдор не сомневался.
Когда я спросила, зачем это понадобилось самодержцу Мирассы, ГИО-стратег задумчиво пожал плечами и ответил:
- Почём нам знать, Жужелица? Мы можем только гадать… Да и гадания эти выглядят не слишком убедительными. Мне кажется, Грассу или его наследникам зачем-то нужно было скрыть исчезновение этих детей, а, заодно, отучить население слишком сильно интересоваться сиротами. Попали в приют – и пропали там. И никого не волнует, что происходит за дверями этих заведений, ведь никому не хочется разделять чужое горе…
- И что, по твоему, с ними может там статься? – просила я, чувствуя, как по спине забегали мурашки: уж очень многозначительным был тон у мачо.
- Да что угодно, Тэш. Что угодно. Это же Мирасса…
Я только вздохнула, потому что то же самое повторяла себе все эти дни: не удивляйся, это не Содружество.
За день до печального события нам, как особам, приглашённым родственниками императора, привезли приглашение-распоряжение (иначе это, пожалуй, нельзя было назвать) явиться на похороны. А заодно, доставили и траурные одеяния, представлявшие собой плащи-накидки с капюшонами, конечно, серого цвета. Отделка состояла из орнамента, вышитого чёрной нитью, с вкраплениями чёрных же камней. Мужские плащи от женских ничем не отличались, кроме размера. Примерив это скорбное великолепие, мы сочли, что вполне впишемся в толпу удручённых «высоких гостей», - именно к этой категории нас отнесли.
Это означало, что в первые ряды зрителей и участников процессии мы не попадём, во вторые – тоже, но третья очередь будет наша. По регламенту, которым нас тоже любезно снабдили, мы должны были присутствовать среди шествующих следом за катафалком. Или саркофагом. Или гробом - если последнее пристанище императора могло быть названо так прозаически. Как нам объясняла по вифону Лавиния, тело усопшего правителя помещали в специальный аппарат, позволявший хранить его сколько угодно долго. Зачем мирассцам потребовался склад тел их императоров, было не очень понятно, но я склонялась к мысли, что идея принадлежала первому из них, то бишь, Лемиру Грассу, и, значит, никем не обсуждалась и не оспаривалась. Слово первого из династии Грассов до сих пор имело силу непреложного закона.
Церемония была назначена на раннее утро. Всевидящий знает, зачем усопшему правителю понадобилось не давать выспаться своим подданным, но таково было его высочайшее желание, высказанное ещё при жизни. Возможно, отдавая его, самодержец пребывал в романтическом настроении и мечтал о погребении на восходе… Как бы то ни было, нам предстояло проснуться ни свет, ни заря, облачиться в выданные плащи и отбыть на специальном транспорте в имперскую столицу. В замке, том самом, где мы не так давно танцевали с Наимом, была назначена церемония прощания родственников и ближайших сподвижников, на которую посторонние не допускались. А вот потом тело должны были вывезти на главную площадь столицы, откуда траурная процессия сопровождала императора на его последнем пути, оканчивающемся у дверей специальной усыпальницы самодержцев, оборудованной в пещере.
Прикинув, сколько времени пройдёт, прежде чем мы похороним Робера, я приуныла. По всему выходило, что часом-двумя дело не обойдётся. Эдор посоветовал мне взять с собой Деону и слушать какой-нибудь детектив, сохраняя на лице приличествующее моменту выражение печали. Я пообещала так и поступить, но вообще меня накрыло настоящее обострение нелюбви ко всяким публичным мероприятиям, особенно траурным. Чуяло моё сердце, что ничего хорошего нас там не ждёт, но отвертеться не было никакой возможности. Единственным счастливчиком был Маугли, которого, как сопровождающего гостью, видимо, сочли маловажной персоной, и в приглашение не включили.
Накануне похорон мы разошлись спать пораньше, чтобы успеть выспаться, но я почему-то ужасно нервничала перед предстоящей церемонией, всё время представляя себе всякие ужасы, наподобие несчастного случая, когда вдруг ломается каблук, рвётся плащ или я спотыкаюсь и падаю в самый неподходящий момент…Короче, всё было, как всегда: в день похорон я встала невыспавшаяся и дёрганая. Сборы были недолгими, - всё приготовили заранее, чтобы утром не ошибиться в чём-то. Торопливо выпили по чашке кофе, помахали Маугли, которому я отчаянно завидовала, и флайер с пилотом доставил нас на главную площадь столицы.
Народу там было столько, что не только яблоку, - вишне некуда было свалиться, кроме как на чью-то макушку. Порадовало только то, что «высокие гости» были отделены от остальных скорбящих какой-то довольно хлипкой загородкой, и было нас не так уж много: тридцать три человека. Я знаю это точно, потому что потом, ожидая начала шествия, от скуки считала всё подряд.
Положенный нам по статусу транспорт оказался весьма своеобразной платформой с дверцами, довольно точно имитировавшей древний паланкин или специальные носилки с сидениями. Для полноты сходства окна-проёмы были занавешены лёгкой тканью, создававшей иллюзию того, что яркую Мирассу затянуло серой дымкой. Не удержавшись, я отдёрнула занавеску, - так хотя бы дышать было легче. Окрашено это сооружение было в приличествующий случаю матово-чёрный цвет, и передвигалось на антигравитационной подушке.
Пока я оглядывалась, дверь рядом со мной неожиданно открылась, и в наш паланкин полезли две фигуры, закутанные в щёгольские серые плащи с отделкой из чёрных алмазов (это я уже потом выяснила). Сначала я потеряла дар речи от такой бесцеремонности, а потом – от радости, когда выяснилось, что это были Лавиния и Эктор! Еле-еле сдержав вопли радости, я кусала губы, чтобы не слишком счастливо улыбаться. Эдор, просиявший одними глазами, спросил:
- Каким чудом вы здесь? И почему не с подопечными?
- Пока нельзя, - коротко ответствовал стратег номер два, быстро пожимая руку брату. – И не по чину нам… Так что, поедем с вами. Не возражаете?
- Да ты что! – шёпотом возопила я. – Мы просто счастливы, что вы будете с нами!
Оба они, и фаворит, и фаворитка, выглядели уставшими и напряжёнными. На наши тихие расспросы поведали, что весь дворец лихорадит, потому что идут большие изменения: мать Наима решила поломать традиции и взять на себя роль хозяйки двора, хотя обычно это было обязанностью одной из официальных подруг императора. Кроме того, семья наследника решила не церемониться и требовала перенаправить устоявшиеся финансовые потоки. Новоявленные императорские родичи замахнулись на денежное обеспечение, вдвое превышающее то, которое получала семья умершего правителя.
Выслушав последние придворные новости, я тихо присвистнула, а Эдор впал в задумчивость.
- Такое ощущение, что мать Наима подменили, - тихо, склоняясь к моему уху, рассказывала Лавиния. – То была разумной и терпеливой, а то вдруг как начала требовать себе всё самое лучшее из сокровищницы… Как будто Наим уже император.
- А разве ещё нет? – удивилась я.
- Пока не было коронации, он официально продолжает считаться наследником.
- А когда будет эта самая коронация?
- Через пару дней после похорон.
- Так быстро?!
- Ну… империя не должна оставаться без правителя.
- Что ж… Если императора замещают такие выжиги, как министры покойного папочки Наима, то лучше уж пусть его коронуют побыстрее, - задумчиво сказала я, исподтишка разглядывая толстую матрону в сером паланкине, стоявшем наискосок от нашего. Женщина привлекала к себе не только моё внимание, потому что весьма демонстративно выказывала вселенскую скорбь. В данный момент она, например, трубно высморкалась.
Проследив, как безутешная обитательница серого транспортного средства промокает глаза, уткнувшись всё в тот же платок, я невольно шмыгнула сама носом, и снова повернулась к Лавинии.
- Ну, последнее слово всё равно останется за новым императором, пусть он и разбирается со своими родственниками.
- Да он даже не в курсе того, что она вытворяет, - возразила златовласка, – его вообще сейчас вырвать из лап всех этих комитетов и кабинетов невозможно. Дела, понимаешь ли…
- А что говорит Кария? – спросила я у Эктора.
- А Кария молчит… пока. Но смотрит на происходящее с большим интересом. Как бы ни обернулись дела, она остаётся в выигрыше. Не поддержит её брат требования матери – принцесса как бы ни при чём. Она ведь ничего не просила. А если поддержит – ещё лучше! Кто же откажется от лишних денег? И при этом, опять же, - не она их выпрашивала.
- Удивительно взвешенная позиция.
- Угу, - скромно улыбнулся стратег номер два. – Мы старались…
Время шло, но ничего не происходило. Люди всё так же толпились, дыша в затылки друг другу, мы сидели, потихоньку проникаясь искренним отвращением и к чересчур ранним подъемам, и к бесполезному ничего неделанию. Над нами постоянно кружили несколько маленьких аппаратов, снимавших происходящее. На огромном виртуальном экране, протянувшемся вдоль линии крыш, можно было разглядеть то одни, то другие бледные лица, казавшиеся неживыми от серого отсвета на них. Несколько раз мелькали и наши палантины, а один раз, случайно подняв глаза, я с ужасом увидела на экране Эдора! Слава Всевидящему, красавчик сидел со вполне печальной физиономией, но буквально несколькими секундами ранее он смеялся. Правда, отвернувшись от людей, но разглядеть это всё равно было возможно. Проинформированные мною о возможной опасности, ГИО-изменённые замолчали и сделали грустные лица. С этого момента ждать стало ещё скучнее. Я уже была готова последовать совету Эдора и включить Деону, но тут, наконец, впереди началось какое-то движение. Взглянув на экран, я поняла, что тело императора, наконец-то, прибыло на площадь.
Конечно, процессия была ещё слишком далеко, но вездесущие аппараты делали своё дело: на экране появилось гигантское изображение мёртвого самодержца. По толпе тут же пронёсся не то стон, не то всхлип. Его везли в огромном саркофаге с прозрачной крышкой, так что правитель был виден целиком, от головы, увенчанной настоящей небольшой короной, до носков блестящих, словно полированных туфель, выглядывавших из-под какого-то ужасно церемониального одеяния, напоминавшего не то одеяло, не то меховой плед. Впрочем, оказалось, это была мантия.
- Каждый император имеет свою корону - копию самой первой, и собственную мантию. В них он коронуется, в них же его, когда приходит время, хоронят, - шепотом пояснила мне Лавиния.
- А если он уже успел передать полномочия следующему императору?
- Это неважно. Однажды коронованный остаётся императором, только с приставкой «экс».
- Понятно, - пробормотала я, пытаясь разглядеть тех, кто двигался за саркофагом. Приходилось напрягать зрение, потому что экран продолжал демонстрировать усопшего во всём его блеске. Если бы не неестественная неподвижность и восковая бледность, Робера можно было бы принять за спящего.
Наконец, саркофаг миновал первые ряды сбившихся в единую массу людей и медленно двинулся по оставленному для него пустому проходу. Теперь стало видно, что за ним, так же медленно, движутся паланкины, наподобие наших, только тёмно-синего цвета, с окнами, закрытыми синими же занавесками. Видимо, именно там находились родственники умершего императора. Я насчитала сорок палантинов и успела прийти в ужас, прикинув, сколько же времени они будут переползать одну только площадь. Дальнейшую дорогу к пещере не хотелось даже представлять.
Но всё оказалось не так страшно: достигнув черепашьим шагом середины площади, саркофаг остановился, видимо, чтобы дать возможность всем полюбоваться на своего покойного правителя в последний раз. Экран снова показал Робера во весь рост, и вся толпа, словно получив разрешение, тут же взвыла на разные голоса. Я ошарашенно смотрела вокруг, пытаясь побороть ощущение нереальности происходящего. Куда там древним плакальщицам! Такого количества искренне рыдающих людей не знал, вероятно, ни один правитель за всю историю человечества!
Постояв с минуту, агрегат двинулся снова и прямо к нам! Тут только я сообразила, что загородочки отделяли не нас от толпы, а обозначали тот самый проход, по которому двигался саркофаг. Наши паланкины, которые, видимо, управлялись откуда-то извне, вдруг задёргались сами по себе, выстраиваясь в ровную шеренгу вдоль означенных барьерчиков. Теперь стало понятно, что означала «высокая честь, оказанная нам, как гостям императорской семьи», как говорилось в приглашении: вся процессия должна была пройти непосредственно у нас перед носом, не далее, чем в пяти метрах!
Когда саркофаг приблизился, я ощутила что-то, вроде нервного озноба. Не знаю, чем он был вызван, но мне стало холодно. Сияющая хромированная громадина подползала, и плач становился всё громче, словно те, кто были ближе к гробу, старались перекричать всех остальных. Невозможно было расслышать даже тех, кто сидел рядом, - такая творилась какофония. Следом за саркофагом мимо поплыли паланкины. В самом первом, когда ветерок откинул в сторону вуаль занавески, я увидела усталого Наима с застывшим лицом, смотрящего куда-то сквозь людей вокруг. Честное слово, покойник в гробу выглядел куда счастливее своего живого сына!
Лавиния, которая тоже увидела своего подопечного, неосознанно сильно сжала мне руку, так что я зашипела от боли.
- Ох… прости, пожалуйста! – опомнившись, прокричала мне на ухо подруга. – Это вышло случайно!
- Да ничего страшного! – проорала я в ответ, морщась. Всё-таки сила у ГИО-измененных была невероятная… - Отчего принц такой?
Подруга пожала плечами.
- Наверное, замучили просьбами и требованиями!
- Он даже тебя не заметил!
- Да он вообще никого не замечал!
- Но я думала, он использует случай, чтобы хоть взглянуть на тебя!!
- Ему не до того! – грустно прокричала Лавиния, и мы замолчали.
Почему-то печальнее всего в происходящем было осознание того, как сильно, оказывается, принц не хотел становиться императором. И потом, много времени спустя, я вспоминала его именно таким: печальным, опустошённым, с застывшим взглядом в никуда…
Палантин Наима проплыл мимо, а следом за ним ещё два. Лавиния громко перечисляла тех, кто сидел внутри: мать принца и принцессы, её мужа и сестру. А потом мы увидели знакомый профиль Карии, живо разглядывавшей толпу вокруг. Она, в отличие от брата, прекрасно видела всех, и явно искала кого-то глазами. Увидев Эктора, подавшегося к окну, принцесса едва заметно кивнула ему, прижав на секунду кончики пальцев к губам. При этом глаза у неё сияли совершенно неподобающим образом. Стратег номер два изобразил почтительный поклон, и палантин Её высочества миновал нас.
Далее проследовали остальные родственники и друзья, потом наиболее влиятельные вельможи и придворные, а потом, повинуясь какому-то неслышному для нас сигналу, наш «экипаж», как и соседние, тоже пришёл в движение, и выплыл в проход, встраиваясь в длинную вереницу палантинов, сопровождающих саркофаг к месту погребения всех мирасских императоров.
О дальнейшей дороге можно сказать только одно: она была длинной и скучной. Скорость передвижения, хоть и возросла, но была очень далека от желаемой. Когда процессия покинула город, стало возможно хотя бы смотреть в окно на великолепные пейзажи. Но всё равно, когда мы добрались до конечного пункта, оказавшегося массивным низким утёсом, в котором, как мне сообщили, имелся широкий проход внутрь скалы, закрытый тяжёлыми двустворчатыми дверями, я хотела только одного: чтобы весь этот спектакль, наконец, закончился, и нас отпустили восвояси.
Собственно говоря, мое желание почти исполнилось: когда ворота открылись, и саркофаг величественно поплыл внутрь прохода, за ним последовал только палантин будущего императора. Вся остальная стая так и осталась снаружи. Створки захлопнулись, и наши несуразные экипажи начали разворачиваться.
- Это всё? Мы свободны? – нетерпеливо спросила я Лавинию.
- Вроде бы, да. По крайней мере, я не помню каких-то ещё обрядов, которые было бы необходимо выполнить.
- Значит, мы можем лететь домой?
- Думаю, что да.
- А вы с Эктором?
- Не знаю. Мне, как ты видишь, не удаётся пообщаться с Наимом, поэтому я не знаю точно, можно ли мне покидать резиденцию… Наверное, пока не стоит. По крайней мере, пока он сам не скажет мне, что я могу уйти.
- Хорошо. Тогда надо как-то доставить вас в ваши резиденции. Интересно, эта штука поддаётся управлению изнутри?..
Мы принялись обсуждать, как далеко можно зайти в попытках найти спрятанную панель управления палантином, и простят ли нам разорванную обивку или сломанное сидение, когда рядом с дверцей, прямо из воздуха материализовался императорский гвардеец в синем балахоне. Я отшатнулась от окна, а Эктор встревоженно нахмурился.
- Что случилось? – ничуть не удивившись, спросил он молчаливого стража.
Тот подал ему маленький розовый вифон.
Пока мы изумлённо таращились на стратега номер два, с улыбкой читавшего что-то на экране изящного аппаратика, Лавиния понятливо кивнула:
- Это от принцессы… Наверное, зовёт на свидание.
- Через гвардейца?!
- А какая разница? Тем более, что он всегда под рукой. А уж доставить письмо или вот, вифон, - это для него вообще элементарно.
Представив себе этого монстра в роли бога любви, я невольно захихикала.
- Простите, - Эктор обвёл нас заблестевшими глазами. – Кария соскучилась, и мы… в-общем, я должен покинуть вас.
- Конечно-конечно, - ответила я. – Лети… Раз уж гонца прислали… А на чём полетишь?
- Тут недалеко флайер.
- А, может, и Лави подкинешь?
- Конечно.
Так мы благополучно сплавили обоих фаворитов и остались вдвоём с Эдором в паланкине. Что бы вы ни думали, но больше всего мне хотелось спать. Часов десять подряд. И чтоб Маугли был рядом, тёплый и уютный… Если бы не долг перед ГИО-изменёнными, я бы ни за что не ввязалась по собственной воле в подобное мероприятие, поэтому чувствовала себя в некотором смысле подвижницей. А, раз так, спросила у мачо, хватит ли у него духу и дальше мучить меня, получила вполне ожидаемый ответ и улеглась прямо на сидение, положив голову на колени стратегу номер один. И, не успев даже дослушать его ворчание, уснула с чистой совестью человека, выполнившего и перевыполнившего план по облагодетельствованию своих ближних.
Рейтинг: +3
533 просмотра
Комментарии (10)
Вероника Малышева # 29 октября 2015 в 12:12 +2 |
Татьяна Французова # 29 октября 2015 в 14:02 +2 |
Вероника Малышева # 29 октября 2015 в 12:14 +2 | ||
|
Татьяна Французова # 29 октября 2015 в 14:03 +2 | ||
|
Елена Разумова # 31 октября 2015 в 23:52 +2 | ||
|
Татьяна Французова # 1 ноября 2015 в 15:23 +1 | ||
|
Зинаида Левенко # 8 ноября 2015 в 00:49 +1 | ||
|
Татьяна Французова # 8 ноября 2015 в 18:59 0 | ||
|
Надежда Рыжих # 28 ноября 2015 в 17:36 +1 | ||
|
Татьяна Французова # 28 ноября 2015 в 19:50 0 | ||
|
Новые произведения