Маленький Лох-Несс-3

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

МАЛЕНЬКИЙ ЛОХ-НЕСС

Повесть

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О том, что не все большие дела людьми великими творятся,

а и от маленьких людишек бывает иногда какой-никакой прок

Родя Славкин был просто ошеломлен набросками высокого начальства. Какой размах! Но главным было другое: впервые в жизни ему самому предстояло в полную силу развернуться. Так и сказал Уткин, передавая ему свои «исторические записки»:

-  Ты уж, Родион Касьянович, не скромничай, любые, самые завиральные, идеи только приветствуются. Буду предельно откровенен с тобой, идея о Золотом Кольце с большим трудом пока пробивается, вот я и решил зайти с другого конца. Сделать, что можно, а уж там пусть приезжают, да и судят по готовенькому.

Уткин еще раз, как полководец перед сражением, внимательно обдумал каждый момент предстоящей битвы. Деньги. Деньги будут, и их ожидается достаточно. Торговый комплекс у панорамы, центр развлечений и досуга, растекающийся вдоль стен местного кремля, строительные подряды,  воскресающий разом из мертвых гостиничный бизнес, громадный оформительский кус. Всем найдется работа. Фирмы, фирмочки, Юрий Денисович так и видел, как их владельцы, которых он прекрасно знал, выстраиваются перед дверью его кабинета с конвертами в руках, а там денежки, хорошие денежки. Никому он лакомые кусочки просто так не отдаст, деньги ему самому в Москве ой как пригодятся.

И все-таки, не подведет ли кто, не разразится ли какой скандал? Ну, Борю Гридина, гниду эту, если он попробует опять что-то вроде достопамятной Бельгии сотворить, он просто в порошок сотрет. И так пришлось хорошего человека на пенсию отправить, расчистив для Бори место директора музыкального училища, хотя Гридин Шопена от Шуберта отличить не мог. Но бывают же такие, кто не может отличить Шопена от Шопенгауэра, и ничего, успешно этими самыми шопенгауэрами руководят. Скандал замят, во всем вроде как оказалась виновата Борина любовница, Люська Озерецковская, административная букашка, та еще стерва: хитро, обманув всех и вся, пролезла, израсходовала средства, начальника своего непосредственного подвела.

Что там еще? «Мастера культуры»? Трудятся, трудятся «мастера». Средства городом выделяются, расходуются, где-то и исчезают, конечно. Но здесь соображения больше профилактические: скоро, скоро пойдут настоящие средства, и уж тут никак нельзя допустить, чтобы они уходили в песок.

Строители строят, ремонтники ремонтируют. Если верить бумагам, то город от края до края, вдоль и поперек, жаль только не снизу доверху, по семь раз заасфальтирован, а места есть такие, что только на танке можно проехать, но зато есть и другие места, где хоть губернатор, хоть президент кати, ни одной колдобины не увидишь.

Медицина местная - и лекарств любых и оборудования наиновейшего сверх всякой меры. Как быть иначе? Ведь и самое высокое начальство в городе - такие же простые смертные. Ну не для всех, конечно, такая медицина. Врачи за все взятки дерут, но как иначе их удержать, такого класса врачей? Из главэскулапа местного, Ивана Ивановича Пандюрина, песок уже сыплется, а все еще на должности, но человек испытанный, а можно ли быть уверенным в молодых? Да, мрут люди, как мухи, но везде так. Разговорился он на юбилее каком-то с Женькой Ободиным, специалистом по черепно-мозговым травмам, в школе вместе учились, так тот ему прямо сказал:

-  Юр, ну что я могу сделать? Вот поступает ко мне в праздник десять человек, назовем их так - пострадавших, я твердо знаю, что будь у меня достаточно времени, хотя бы времени, я бы не всех десятерых, но восьмерых точно подлатал бы как надо, но даже времени у меня и того нет. За те крохи его, что у меня имеются, я могу только одному человеку вернуть здоровье, но девять остальных за это время копыта отбросят. Что ты сделаешь со мной на следующий день после такого варианта? Выгонишь. Вот я и леплю восемь-десять дураков. Жизнь в них долго еще потом будет теплиться, но пользы от таких «овощей»… разумей сам.

Бизнесмены? Ну, эти все под контролем. Принцип хорошо усвоили, что Бог делиться велел, ну а если по стене кого из них размажут или в подъезде монтировкой по башке стукнут, так за дело, с чего бы просто так? Нет, эти смышленые, все понимают, особенно, какой жирный им предстоит рвать на куски шмат. Ну, кто еще? Бандиты? Одна проблема - денег слишком много у них в руках накопилось. Во все щели лезут, туда порой, куда их совершенно не зовут. Магазины перелетают из рук в руки целыми улицами, заводы и те поделили, а что делать с купленной собственностью толком не знают, думают, что доход сам пойдет, люди будут работать на них, о себе не помышляя, как рабы. А не получается такой вот бандитский социализм. Денежки тают, на крови добытые, есть от чего не просто расстроиться, но даже и озвереть. Нет, блатарей местных Уткин никогда не боялся, не тот уровень. А вот денежками их грех было бы не воспользоваться.

Так и этак до глубокой ночи Уткин прикидывал, но все выходило: можно. Наконец он разродился знаменитой фразой (а как читатель, наверное, успел заметить, был Юрий Денисович человеком образованным) Гришки Отрепьева из «Бориса Годунова» Пушкина: «Но решено: заутра двину рать!»

Для снежного кома достаточно одного маленького снежочка, но крепенького, добросовестно слепленного, чтобы потом всю махину держал. Таким снежочком должны были стать средства, выделяемые из бюджета области. В следующем году славному Нижнекопьевску должно было исполниться ни мало, ни много, а 900 лет. Однако с обычным, формальным, кусочком к намеченным Уткиным планам нечего было и подступаться, нужны были большие, очень большие, средства. Областные мудрецы просили: половина на половину, однако сошлись в итоге на одной трети. Вот эту треть Уткин должен был вернуть уже вполне конкретным людям наличными деньгами - нормальная практика. Как сказал блаженный Августин: «Люби Бога и делай что угодно!» Вот так и здесь: «Расплатись, и потом хоть на голове ходи!»

Уткин приехал из области окрыленный. Не зря он три вечера подряд просидел со Славкиным над проектом в жарких спорах по каждому пункту. Картина действительно получалась ошеломляющей. Фонтан в самом центре города с чудищем-змием о шести головах. Из каждой головы струя льется, вечером с разноцветными подсветками, а внизу - сцены боя местного летописного эпического богатыря Еремы Золотаря с проклятой гидрой. Вот отрубает Ерема змию предпоследнюю, пятую, голову, вот бросается на выручку чудищу жена его одноглавая, но характером наипаскуднейшая. Ранен Ерема, совсем выбился из сил, но одолел он все-таки змиеву супружницу. И уползает чудище посрамленное. А вот и еще одна сцена: змий и старец Прокопий. Ни мечей, ни палиц, укротил настоятель вновь взбесившееся чудище всего только словом Божьим и крестным знамением.

-  Так что, там по легенде так и сказано было, что змий наш был о шести головах? - с досадой поморщился Юрий Денисович.

-  Нет, конечно, - смутился Родион. - Но, Юрий Денисович, это общая тенденция русских сказок. Сначала герою приходится сражаться со змеем о трех головах, потом должно быть потруднее задание.

-  Не понимаю, зачем нужны на одном туловище три головы? Это ведь как лебедь, рак и щука. Еще есть басня про квартет. Ну а если шесть голов, тут никаких Ерем не надо, любое чудище само сбрендит. Кстати, а что, был такой богатырь на самом деле в наших краях, или опять твои выдумки?

-  Был, конечно, - кивнул Родион, и не удержался все-таки от того, чтобы густо не покраснеть. Дело в том, что находясь на посту директора краеведческого музея, он изрядно прошелся по архивам и книжному фонду, все мало-мальски ценное изъяв и унеся домой. Только он один в городе обладал полной информацией о знаменитых земляках, рассчитывая в будущем на монополию по их биографиям. Однако с несколькими редкими книгами он, пожалуй, переборщил. Он черпал из них сведения, которые ничем не мог подтвердить. Пожалуй, следовало бы сейчас как можно скорее вернуть эти книги обратно. - Есть тому письменное подтверждение. Особо отличился он в битве с татарами при защите города, дальше следы его теряются, вроде как был он увезен вглубь Золотой Орды, что с ним потом стало, никому не известно. В книге той, монастырском отчете, намекается на какие-то предшествующие подвиги Еремы, в числе которых, уже по устным преданиям, которые я собираю более пятнадцати лет, есть и сказ о битве Еремы с чудищем-ящером. Конечно, нет никаких сведений о том, что чудовище то было шестиглавое, известно только, что спор их разрешился так называемой боевой ничьей: Ерема ящера не убил, но и тот больше голову (как я понимаю, единственную оставшуюся) не высовывал, народ нижнекопьевский не беспокоил. Что, собственно, всех устроило. Один только раз взбрыкнул, при святом Прокопии, но тот его быстренько в чувство привел. Ну а с тех пор разве что утащит в год сотню-другую ротозеев на дно, так ведь поди докажи, может, сами и утонули по пьяни. Опять же, профилактика - на то, мол, и щука в реке, чтобы карась не дремал.

-  А вот золотарь - это что, ассенизатор, что ли? - не унимался, гнул свое Юрий Денисович.

-  Собственно, у этого слова три значения, есть и такое, - тяжело вздохнул Славкин. - Конкретно что-то трудно утверждать, но скорее всего Ерема был не ювелиром и не чистильщиком выгребных ям, как вы изволили заметить, а позолотчиком. То бишь простым работягой.

-  Звучит двусмысленно. Так что будем делать? Может, лучше переименуем его в Ерему Богатыря?

-  Можно, - уклончиво ответил Родион. - Но лучше бы следовать исторической правде.

-  Ну, правду я хорошо помню. Еще после войны ездили по городу такие колымаги, на козлах сидели па-ху-учие человечки, а на котле сзади ведро непременно болталось, которым дерьмо доставали при чистке. Как я понимаю, это все "еремыши", потомки того богатыря? Не получится ли так, что ты подсунешь нам в качестве местного летописного героя говночиста?

Славкин угрюмо промолчал. В остальном обсуждение прошло довольно гладко.

-  Я тебя только предупреждаю, Родион Касьянович, - тихо пробормотал в заключение Уткин, - если хоть какие-то детали из этого проекта узнают со стороны, пощады не жди. Не твой кусок. А в остальном выбирай, есть для тебя два места, начальствуй сколько душе угодно: либо здесь же, при администрации, но уже по связям с общественностью, либо директором историко-мемориального комплекса.

-  Конечно, директором, - благодарно заерзал на стуле Славкин, буквально истекая угодничеством. - Я человек дела, а трепачей у вас и без меня пруд пруди.