Книга 3 часть 9 гл. 7 "Ещё ангел"

Самое забавное – заставить ревновать посторонних к себе, став невольно причиной супружеских раздоров. Нет ничего смешнее, чем неудовольствие по моему поводу беременной супруги старшего воспитателя на отряде. Это означает невероятное – меня всё ещё воспринимают «женщиной», хотя я давно уже согласна со своей  Ларисой, что «вне категорий» как бабушка-старушка. Мы сговорились, что прощание наше в конце смены пройдёт с накрытым столом, который организуют мужчины, а за посиделки отвечаем мы. Образовалась вполне  сплочённая компания, где самое ценное, что  ситуативно все мы уже перешли на «ты». Вечер не был лишён откровений – разговоров по душам. Назрело. И  сопротивляться нашему желанию провести последнюю ночь  на отряде своим рабочим составом  было бесполезно – все упрямо вели к скромному застолью, где чай был всё-таки гвоздь программы.
 Вспоминались трогательные моменты: вот Ольга Васильевна приболела, и мы всю ночь говорим   о местном «ЛИТО»  с  ней, укутанной в два одеяла, о поэзии, и я сомневаюсь, что ей так уж это интересно. Но выходит, что надо, и я, поймав свой конёк (Стерн), заливаюсь соловьём. Вот наши разговоры с Павлом о творчестве, я так хочу отдать в танцы к нему своего Глебушку, он идеально подходит, потому что худенький и гибкий,  но «младший подросток» сопротивляется   из-за предположительного мнения братцев – разбойничков: и они его точно засмеют, дикари! А вот и почётные гости – Лёшик, с которым я «дружу», он тут подкармливает всех бесхозных собак и их щенков в округе, как на работу ходит. Даёт мне прочесть кучу психологических новинок, а занят резьбой по дереву, настоящий народный умелец, ведёт кружки по выпиливанию и выжиганию. Лёша учился на ювелира, закончил «Худграф» вместе с Ольгой Васильевной в 2011 году, мы с ним мило болтаем, когда он работает на отряде по расписанию в любую погоду, а стоят дожди и холода, словно бы начало октября, а не конец июня. Вместе с ним появляется постоянно «квасящий» Михаил (Фёдорович),  знаменитый и заслуженный экс-тренер по художественной гимнастике, ему бы цены не было, если бы он от работы не уклонялся и не исчезал со своего отряда в самый неподходящий момент, вспомнив о заначке. Я бы с ним не пошла в разведку, это точно, но что-то привлекательное в нём всё равно оставалось – профессионализм не пропьёшь.  Хоть он и любил крепко выразиться не по делу, а от души, заставляя молодёжь  то и дело шикать на себя, а Ольгу Васильевну – верещать: «Не надо! Не надо!» - и затыкать уши. Недавно она прекрасно  интеллигентно провела   брифинг  с иностранцами – волонтёрами, где Юра был переводчиком. Всё вышло по-настоящему и очень серьёзно с чаепитием и главное – конфетами для всех участников, сладости мы закупили добровольно, а больше всех вложилась в это сама Ольга – её была идея культурного обмена.  И детям, и студентам – носителям  английского языка -  всё очень понравилось. Но нашим дружным коллективом не все были довольны, хотя за красоту и «видность» Павла Михайловича,  нас начальство всячески выделяло – мы были обласканы властью, а из-за Паши – любимчика и мне перепал луч славы.
Зарина была против, что её супруг напьётся пива на рабочем месте в нашей компании напоследок, но это было смешно – полторушка на  шестерых, а Лёшик наши планы засветил ненамеренно, волнуясь за  нехватку времени, отпущенное  на исполнение желаний: собраться и  уединиться после отбоя.  Он то и дело на линейке закрытия теребил Павла, что уже пора закупить всё к столу, вот и «спалил» его перед женой.    Когда волнения всех сторон улеглись, всё прошло вполне невинно и не затянуто по времени – на завтра был день отъезда – самый  ответственный день по организации. Но тут мы все были спецы.
Чем я занималась на смене, помимо прямых обязанностей отвечать за режим и быть в отряде круглосуточно? У меня появился «бзик» что-то делать своими руками – рукодельничать.  Я и лепила с отрядом, и раскрашивала деревянные фигурки, была на бумагопластике,  ваяла простейшие предметы из глины без обжига, потом «сосватала»  Наиле Асхатовне  своего Глеба в кружок «керамики» в городе. Я взяла подробные консультации у Марины Николаевны, которая применяет разные техники на одном листке – и пластилин, и рисунок, и аппликацию. Мы с ней  беседовали часы напролёт, потому что меня всё это захватывало, а дети в отряде занимались коллективными тематическими панно: то это был «Космос», то сказочный лес, то чудесный  сад.  А  я всё больше лепила  объёмных рыб на листке картона. Моя душа пела и была в полном восторге. Я придумывала, как всем этим украсить обшарпанную детскую, брала уроки дизайна, но так и не посмела – не осилила объёмов и сделала простой качественный ремонт, наняв профессионалов. Но это уже  иная история про  ремонт. А тогда Марина Николаевна подарила мне все «незавершонки» детей, которые не разобрали свои авторские работы, и я пока не распорядилась всеми этими сокровищами – мне просто нравится. Я лепила иллюстрации к своей книге – бабочек-медведок, богомола,  и  моё сердце замирало в творческом  
экстазе. (Попрошу Василису сфоткать начатое).
Пересменок длился менее суток – и вот уже новый отряд! И я  преодолеваю глухое неудовольствие от новизны ситуации. И правда, смена не была гладкой, но стала познавательной.   Надо было бы дома скачать материалы о Сочи и победе наших спортсменов  – шли викторины по теме, но я успела только с постирушками на всех, без интеллектуальных запросов.  А теперь мне не нравились условия «Самоцветов»: «Мне надо, чтобы Вы оставались здесь» (Татьяна Абдуловна) И измученная М.М.  устало произнесла надо мной очевидное: «Вы приехали…» Она таяла на глазах и взглядывала недоверчивым оленёнком на  былое окружение, которое  прежде пело ей дифирамбы, а теперь кривилось, чувствуя над её головой сгустившиеся тучи. Все и всегда боятся тут одиозной Бруевой, которая зам. самого Президента по Верхнеуральскому округу, но одноклассница моей знакомой Оли Рудь. Ей пугают. Существуют легенды, что она все двери открывает ногами,  с детства была этакой Салтычихой, властной и зажиточной, даже пепел стряхивает в яйцо Фаберже, но это злые языки так говорят.  Мы сталкивались несколько раз – начальник, как обычно: огромная, громкая, устрашающая. Мечет гром и молнии,  чаще орёт на подчинённых, запугивает, при  одном её имени начинаются авралы, но деловая, может замутить денежный проект, поэтому процветает. И «Отдых» её, несмотря на смехотворные зарплаты педсостава, не сдувается, а, наоборот.  Много показухи, но это и всюду так.   Перед  визитом вышестоящих в два дня под навесы  прямо на деревья прикрепили телевизоры, которые свинтили по всем дачам – и такие Потёмкинские деревни – абсолютная норма – надо же пыль в глаза высоким чинам пустить. Я не возмущаюсь, а всё понимаю: никто никого не уважает, а разводят друг друга, как лохов. И по всей стране. У нас-то масштабы маленькие – не особо развернёшься. Юрты построили – мы их с Юрой обошли, дурачась, оборжали, потому что целый спектакль был написан под кипучую деятельность на ровном месте. Но я не государственный  человек и не понимаю пользу от натяжных шатров для науки. Блондинки не хватает размаха и предприимчивости Остапа Бендера. Итак, воздух периодически сотрясали именем   «Егоровна»  – и все простые смертные кидались беспрекословно выполнять  поручения. Я научилась на эти неизбежные стрессы дышать ровно. Если наедут, то собираю чемоданы – детей в охапку – и прости-прощай.  Добавлю, что путь в Карагайку мне заказан, а как хорошо было бы просто  приехать отдыхающими с детьми, но это нереально. Моих денег не хватит и на неделю. А потом на какие загорать оставшийся отпуск? Так что – работать и благодарить, что не увольняют. И на том спасибо.  Ладно, помечтали – и «будя», как любил приговаривать папа.  Хорошо быть большим начальником, однако. И плохо маленьким  человеком, как я. Особенно в материальном аспекте.
В отряде несколько детей попались со странностями, ближайший вечер был испоганен стриптизом за деньги: глупый и бесстыжий «Казбек» по просьбе «Пельменя» крутил за сто обещанных рублей  крохотным писюном перед взрослыми девушками в девичьей палате.  Как за этими поступками уследить, если внешне дети вполне нормальные, но чудить начинают за родительской спиной незамедлительно. Самое удивительное, что и прежде  такое бывало.  Например, с виду приличная старшеклассница Рита  из отряда подростков вдруг по дороге домой нежданно-негаданно отдаёт себя в руки парней, и те начинают её тискать, а вырвать её из рук молодёжи  не получается всеми усилиями взрослых в автобусе, она просто,  раскинув руки,  снова и снова укладывается им  на колени.    Как воспитатель я должна об этом информировать маму?  А по-моему, поздно.
Здесь мы вызвали к «Пельменю», кого следует, после бурных обсуждений, меня срочно командировали  к начальству – не прошло и недели на отряде. Оказалось, по другому поводу.   Потребовалось срочно умощнять  другой отряд,   прибывших «Уйцев», районные дети от души  похулиганили и поразбивали все фонари на аллее «Любви», а каждый светящийся из 12 шаров стоил под тысячу, не меньше. И тут началась просто «песня». Молодая вожатая сразу же уехала  от них  подальше под предлогом  подхваченной инфекции,  в город с вещами, и даже мои нервы не выдержали: я взяла пару выходных подряд, потому что эти дети были  слишком противны поначалу. И со вторым воспитателем Тамарой  И.  «на старом» отряде мир никак нас не брал, она постоянно была ко мне в претензии и устраивала со мной перепалки в столовой из-за «детских» порций и наших, «взрослых»,  без всех мелких радостей: ни салатиков, ни сладостей, ни фруктов. Всегда у детей это оставалось лишним на столах, но «Тамара  – мне – не пара»  следила бдительно именно за моей тарелкой и отбирала всё неположенное, при этом разносила по другим  всё сэкономленное на мне и  хлебосольно предлагала всем угощение слащавым голосом. Зачем ей это было надо? За диету мою боролась, не иначе.
Итак, я покинула свой,  чужой и чуждый мне отряд, ожидая в душе, что меня обменяют на более подходящую Тамаре  Ивановне Павлову Настю, которая появилась как высокопоставленный гость инкогнито, не заявляясь на былую славу и власть в качестве главной вожатой, но оставаясь в неясном чине –  дополнительного «ещё воспитателя».  
Дни дома пролетели, как терапия, не запомнились совсем, если бы не покупка Вани – новенькая «Ауди» вместо квартиры, ещё совсем не обкатанная ждала меня в непогоду увезти поздним вечером назад в «Абзачку» на работу, которая, как известно, «в лес  не убежит», потому что именно в нём и находится. Лил мелкий частый  дождь, путь был размыт, лужи разрезались на две грязных мокрых стены скоростью. Ваня гнал, мы с Инной только вскрикивали, когда казалось, что вот-вот – и машина, разогнавшись, взлетит над шоссе, потеряв сцепку с мокрой дорогой,  асфальт под колёсами скрежетал, как нож по стеклу, а Ваня не обращал на наш писк никакого внимания.  Он только что получил свеженькие права и «быковал». А   чем больше я пыталась увещевать его, тем бесцеремоннее он вёл машину по вечерней  трассе.
Что касается его «девушки» Инны, то для меня это милое создание, влюблённое в Ваньку и глядящее ему в рот. Я всё ждала подвоха: когда же Ваня как бандит с большой дороги, бросит  «свою девочку». Прошло два года, моя бдительность притупилась, я почти поверила, что Иван может поступить с дамой, как  порядочный человек – и не тут-то было. Очередной нож в мамино сердце – внезапное бегство из Челябинска  сына в январе.  Там ему всё надоело «как в лагере», «не заставляй жить с Инной насильно», «она мне не подходит по характеру»,  потому что «всё контролирует». 
Появился формальный повод её бросить, раньше совсем было не за что – искусственно придумал «вину»… Надо ли говорить, что эта серия называется « Злой «Р» –  мой враг», и я смотрю её как ужастик, и мне больно Инниными слезами и недоумением, даже акцент с себя сместился…
 Я не спала ночь, и у меня крутились в мозгу   то обвинения, то  самобичевание попеременно,  всё на ту же тему, что не судьба, что  своего Ангела – хранителя  эти двое  изгнали прочь, что будущие дети скорбно остались невоплощёнными, что вместо созидания настало разрушение, маниакальное, жестокое.  Я корчилась от боли, представляя себя брошенной, то на месте Инны, то на своём собственном. 
И я упрашиваю Ваню Р., не рвать резко, не причинять боли просто уходом, объясниться и смягчить удар бегства и предательства. Зачем этот гад нас познакомил на Новый год «с родителями»,  и мы с  Толиком уже шутили про себя, что у нас новые родственники, есть сватья Дина? У меня навязчивый штамп в голове: «Не смей обижать сироту!» У Инны папа умер рано, совсем молодым. И эти дни были для меня тяжёлыми и безнадёжными.
К счастью, изнурительные для старшего сына беседы со мной даром не пропали: нагулявшись в мужской самоволочке, просидев ночи напролёт в компаниях друзей  за покером и  побывав личным таксистом у родной мамы, Иван, наконец, собрал вещи и вместо обещанного съёма однокомнатной холостяцкой квартиры вдруг укатил обратно.  Туда, откуда  сорвался всего неделю назад. Я это сопроводила комментарием в первый же день по приезду: «Через три дня тебе нужна будет женщина, и ты захочешь вернуться к Инне… »  Я ошиблась на пару дней – через недельку  в разлуке сын стал шумно вздыхать и не обрывать уже столь резко  разговоры о «бывшей», даже отца – ВИРа приплёл: «Он к тебе не вернулся, потому что уже тогда был стар,  и ему так не нужна была никакая женщина». За маму сынок заступился. Тут я выдохнула, перестала сожалеть о разрыве отношений  и «замотивировалась»  активнее воплощать давнюю мечту. Это, конечно, романтика: «Я  снова мама  «детдомовских» детей».  Пока я там волонтёр – я много времени провожу в компании «подшефных мальчишек». Я бы хотела им быть и «спонсором», как полагается, но доходы не те – хватает на мелочёвку: торты ко дню Рождения, конфеты на подарки к Новому году, пицца на младших… Конструкторы, солдатики, машинки – дорогая мелочь  сердцу настоящего пацана.
А что в моей жизни не романтика? Всё, что я создаю, никак не прописывается в материальный мир, особенно моя любовь. Но она есть. Я её чувствую, пусть не столь остро и с изрядной долей самоосуждения от слабовольности – словами ВИРа: я просто «должна контролировать эмоции». Только – то. И я это делаю. Я загоняю ВИРа в логику и держу его там до поры до времени. Но контрабанда снов! Это что-то! На днях мы с ним опять гуляли за ручку, комплекс вины у меня был прежний. Как  и вес – около шестидесяти – на двадцать с хвостиком, а не на полтинник без пяти минут. На ВИРе был строгий деловой костюм,  и он в нём  рассекал людскую толпу Москвы ледоколом – атомоходом, не меньше, а я трусила, сбиваясь с шага,  чуть позади. Вот это – пара!
Именно от отчаяния не знаешь, чего тебе надо: толи смеяться, толи плакать, а лучше – всё одновременно. Женское!
Я возвращаюсь в лагерь героиней, призванной прикрыть зияющую дыру собой при бегстве сотрудников из «Самоцветов». Всё сложилось успешно, Тамара  И. нашла в Павловой Насте пару, а меня отправили к Анжелике. Имя с «ангельской»  составляющей меня настораживает. Свежа ещё память о двух «богачках», большой и  маленькой, нанявшей меня в няни, что нельзя назвать «удачей» для меня. На той стороне в сонме «ангелов»  (по имени) укрывались прагматичные, состоятельные, деловые. Я их опасалась и побаивалась.   Они надо мной глумятся. Мало ли что им  теперь взбредёт в голову! Мы по разные стороны экономической  преграды, как классовый  их враг  говорю. 
Вот и Анжелика  -  безупречная блондинка  - нравится всем, она не  прикидывается красоткой, не подделывается, как я  под то, что в обществе занимает определённую нишу: истинные блондинки не трудятся, за них всё делают мужики, белоголовые созданы для радостей, это надо понимать. Я вижу, что именно Анжелика – полноценный представитель этих небожителей. Мои ассоциации – все из эротической прозы про «Анжелику», типа «Анжелика и король», чего я никогда не читала, но знаю, что там – квинтэссенция всех женских романов с  непременными поцелуями,  беспрерывным  обольщением, ожиданием «ну, когда же это произойдёт» - и многими сценами нелепой разрядки этого  волнительного напряжения.  У  книжной Анжелики не было тела  бывшего мастера  спорта по художественной гимнастике. На  моей знакомой, худенькой и хрупкой куколке,  спортивный импортный – преимпортный  костюм в голубых тонах и обтяжечку, рюкзачок с пандой за плечами и маленький сын Саша, обманчиво напоминающий сразу всех Шуриков – очкариков, беззащитных и застенчивых, но это видимость. Малый агрессивный до жестокости и подлый, но это если рассекретить, а так: обычный потеющий малыш, играющий в войну, марширующий и орущий команды: «На базу!» и  «Так надо!» Мою Шурочку он стал прессовать довольно скоро – больно и безжалостно, «на уничтожение»,  и я выставила свой упреждающий щит проницательности: «Вижу тебя, молодой человек насквозь, кто ты есть». Впрочем, и сама Анжелика  на всё это смотрела точно такими же глазами, объясняя, что такая степень агрессии – полная норма. Но у меня в памяти осталась череда коварных нападений на мою Шурочку со спины, когда наедине  этот вояка пытался её завалить и расправится, я была  во всеоружии, но  Саша прорывался в своих мелких подлостях - пинков под коленку, плевков наедине,  тычках кулаком - под прикрытием раннего детства. Мама укладывала его спать, как младенчика, и он накручивал её волосы на палец, чтобы уснуть. А мне грозил, съедая мои конфеты  и косясь на мамин ремень: «Ты мне не друг больше! Я не дружу с тобой!» А ярче всего Саша проявлялся в преследовании щенков, он пинал  только самых слабых из них, брал на руки, чтобы кинуть с высоты.  Лёшик, который в собаках души не чаял, старался всех спасти  от Саши  и унести подальше  с глаз гадёныша, но когда тому удавалось довести жертву до визга, а за животное все  начинали заступаться со стороны, Саша грозил: «Заберу с собой на базу – и там убью». И по Шурочке я в этом нисколько не сомневалась.   Он  внешне был просто «хороший мальчик» в импортных вещах, которого мама высаживала ещё на горшок, поэтому часто  мне казалось, что в отношении его это моя материнская паранойя. Но Шурочку с ним нельзя было оставлять наедине, и я старалась предельно дистанцировать  свою наивную и открытую малышку, которая не понимала, почему  это ненавистью отвечают на любовь. 
Анжелика меня терпела, она даже не теряла дружелюбия, улыбка озаряла её лицо на всякий случай всегда, как это принято, к примеру, у насквозь предсказуемых американцев. Это дань ситуации – мы же сотрудники, в одной лодке, значит. Анжелика  всё же не была  совсем искусственной и фальшивой,  даже неискренней, скорее, она была искренней не до конца, а все  «маленькие женские хитрости»  и показная доброжелательность  – не секрет для меня. Я проницательна. Система воспитания и мировоззрения  Анжелики, как выяснилось, в целом сильно от моих  отличались, но это не помешало нам быть  откровенными, когда речь заходила о мужчинах и детях. Сходство тоже имелось. 
Но и различия  - явно  не в мою пользу.  Самым впечатляющим было именно желание встречаемых Анжеликой мужчин   во всём проявиться «настоящими». Они влюблялись – и сразу женились, они исполняли все прихоти, и  - о, чудо! – полностью обеспечивали свою избранницу не  только всем необходимым – но и всей той  избыточной роскошью, которую порядочная женщина никогда не потребует от своего мужчины. Это акты жертвоприношения абсолютно добровольны.  И не касаются одного лишь материального. 
Меня  сразу же  рассказанное  Анжеликой  на тему: «мужчина – женщина»  повергло  в  глубочайшее уныние!  Она говорила о сказочных небылицах, как о само  собой разумеющихся  вещах. «Мой первый муж умер, но вся его родня мне с ребёнком помогали, помогают и будут помогать». «Мой второй ребёнок родился во втором браке по безумной любви, даже страсти…  Мы с его отцом прожили  двенадцать лет в Испании, где у него бизнес, мы объездили весь мир; он полностью обеспечивает своего наследника и сейчас, а заодно и всю мою семью, всех  детей и родственников, вот сейчас мои мама, старшая дочь с мужем у него гостят в Испании на всём готовом – а это лучшие курорты. Самолёт в оба конца тоже оплачены им.» «Мой третий рождён уже в сорок и не в браке, но отец ребёнка младше на десять лет, он Фээсбэшник со связями, он охраняет сына, а за рождение мне подарил два миллиона налички.» И всё это говорится так непринуждённо, как будто между прочим! Потому что она, Анжелика, этого достойна – у неё тело  богини и маленький вес – 53 кг! Не сто с лишним!     Ещё бы! Какая уж тут зависть, если с кем-то поступают именно, как в дамских романах – благородно. И более чем.  Это не зависть – это недоумение. Шоковое. В это трудно поверить, а Анжелика говорит, что возле меня просто не было ни одного «мужика» ни разу и  утверждающе закатывает  глаза.
Её  первый ребёнок Кристина родилась  давным – давно в браке от молодого Олега В., за которым все мои ровесницы бегали в комсомольском лагере – я оттуда запомнила фамилию.  Теперь она выгодно и удачно в Москве, замужем. Все дети Анжелики защищены от этого мира и его потрясений всеми её былыми отношениями, всякий из отцов мог бы и один прокормить семейство, а у Анжелики – тройной запас, включая родственников бывшего мужа,  – и все пашут на неё одну. И  она утверждает, что это они делают бескорыстно из любви  к ближнему, а она ни с кем из них уже не находится  даже в интимной связи. Анжелика остроумна и мила – она обещает мне поддержку – отдых в загородном доме, одёжку на Глеба из «Акулы» от своих учеников (она репетитор по математике), она  строит перспективы, но я чувствую, что общаться не выйдет, «нутром чую». Мы гадаем с Лёшиком, всё ли правда, всё ли «хлестаковщина» - и только руками разводим! Диву даёмся.  Потом я выясняю для себя некоторые детали: она проворна, мелкой птичкой выхватывает для себя  добычу -  забирает себе подарок Лёшика  для меня – тот подогнал мне книги, зная мою любовь к литературе.  Но я довольна методичками, которые  тут никому не нужны, кроме  меня. 
Но это – редкое проявление, Анжелика сдержана, мне приятно её общество – она легка на подъём и остроумна. 
И мы «тянем» разбитных «уйцев» на себе, сплачивая коллектив, пока однажды с утра они нам не кажутся такими уж непереносимыми. И от них не тошнит больше.  Смена перевалила за половину!
Потом я ещё услышу пару сплетен про Анжелику, все на тему: «Хочешь жить – умей вертеться!» Но тут я её сторонник в борьбе за выживание. Да и  Сашу она всё же по любви родила к ребёнку, когда уже «за сорок» - это общее.
Все истории Анжелики начинаются одинаково: "И вот на Крите появляется киприот, нет, грек, в общем, Стилиано... Как моя дочь хотела быть Сти-ли-а-но! Какая женская фамилия! Мы должны были пожениться, и директор Лицея меня было уже отсюда проводил... Но что-то пошло не так. Сорвалось. А какие он дарил мне подарки!" - и пока Анжелика щебетала, я мрачнела всё больше - не из зависти, от ощущения, что со мной точно всё не так! 
Раз Анжелика прикрикнула на сына, которого кто-то в отряде угостил печенькой: "Не смей брать чужого! Ты что, совсем не имеешь собственного достоинства?" Этот окрик и мне  адресовался,  и неприятный холодок прокрался между лопатками. А я тут всё ношусь со своим: "Всем миром..." "Пятёрки" ставлю ученикам  за принесённые игрушки и вещи, распределяю по нуждающимся, пишу в дневниках: "Дело милосердия"... Два разных подхода.
Анжелика стала ещё одним ангелом из моей коллекции так фактически названных.
Кто-то из детей отряда для меня в туалете приготовил растяжку на туалетной бумаге: "Сука" с моими полными ФИО, чтобы я точно знала, кого конфликтующая сторона имеет в виду. Я сказала позже девушке, предположительно автору послания, что она не разбирается в людях. Зато мои оппоненты разбираются в ангелах - Анжелика в них не вызывала вопросов и агрессии. Она была красива и молода.
Она хотела со мной посмотреть динозавров в "Динопарке", но не случилось. А когда я всё же осмелела - и не для себя, а для детдомовских детей напомнила ей про обещанные вещички, Анжелика тактично отказала, сославшись на занятость. Ангел пролетел мимо. 

© Copyright: Cdtnf Шербан, 2015

Регистрационный номер №0273120

от 22 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0273120 выдан для произведения:
Самое забавное – заставить ревновать посторонних к себе, став невольно причиной супружеских раздоров. Нет ничего смешнее, чем неудовольствие по моему поводу беременной супруги старшего воспитателя на отряде. Это означает невероятное – меня всё ещё воспринимают «женщиной», хотя я давно уже согласна со своей  Ларисой, что «вне категорий» как бабушка-старушка. Мы сговорились, что прощание наше в конце смены пройдёт с накрытым столом, который организуют мужчины, а за посиделки отвечаем мы. Образовалась вполне  сплочённая компания, где самое ценное, что  ситуативно все мы уже перешли на «ты». Вечер не был лишён откровений – разговоров по душам. Назрело. И  сопротивляться нашему желанию провести последнюю ночь  на отряде своим рабочим составом  было бесполезно – все упрямо вели к скромному застолью, где чай был всё-таки гвоздь программы.
 Вспоминались трогательные моменты: вот Ольга Васильевна приболела, и мы всю ночь говорим   о местном «ЛИТО»  с  ней, укутанной в два одеяла, о поэзии, и я сомневаюсь, что ей так уж это интересно. Но выходит, что надо, и я, поймав свой конёк (Стерн), заливаюсь соловьём. Вот наши разговоры с Павлом о творчестве, я так хочу отдать в танцы к нему своего Глебушку, он идеально подходит, потому что худенький и гибкий,  но «младший подросток» сопротивляется   из-за предположительного мнения братцев – разбойничков: и они его точно засмеют, дикари! А вот и почётные гости – Лёшик, с которым я «дружу», он тут подкармливает всех бесхозных собак и их щенков в округе, как на работу ходит. Даёт мне прочесть кучу психологических новинок, а занят резьбой по дереву, настоящий народный умелец, ведёт кружки по выпиливанию и выжиганию. Лёша учился на ювелира, закончил «Худграф» вместе с Ольгой Васильевной в 2011 году, мы с ним мило болтаем, когда он работает на отряде по расписанию в любую погоду, а стоят дожди и холода, словно бы начало октября, а не конец июня. Вместе с ним появляется постоянно «квасящий» Михаил (Фёдорович),  знаменитый и заслуженный экс-тренер по художественной гимнастике, ему бы цены не было, если бы он от работы не уклонялся и не исчезал со своего отряда в самый неподходящий момент, вспомнив о заначке. Я бы с ним не пошла в разведку, это точно, но что-то привлекательное в нём всё равно оставалось – профессионализм не пропьёшь.  Хоть он и любил крепко выразиться не по делу, а от души, заставляя молодёжь  то и дело шикать на себя, а Ольгу Васильевну – верещать: «Не надо! Не надо!» - и затыкать уши. Недавно она прекрасно  интеллигентно провела   брифинг  с иностранцами – волонтёрами, где Юра был переводчиком. Всё вышло по-настоящему и очень серьёзно с чаепитием и главное – конфетами для всех участников, сладости мы закупили добровольно, а больше всех вложилась в это сама Ольга – её была идея культурного обмена.  И детям, и студентам – носителям  английского языка -  всё очень понравилось. Но нашим дружным коллективом не все были довольны, хотя за красоту и «видность» Павла Михайловича,  нас начальство всячески выделяло – мы были обласканы властью, а из-за Паши – любимчика и мне перепал луч славы.
Зарина была против, что её супруг напьётся пива на рабочем месте в нашей компании напоследок, но это было смешно – полторушка на  шестерых, а Лёшик наши планы засветил ненамеренно, волнуясь за  нехватку времени, отпущенное  на исполнение желаний: собраться и  уединиться после отбоя.  Он то и дело на линейке закрытия теребил Павла, что уже пора закупить всё к столу, вот и «спалил» его перед женой.    Когда волнения всех сторон улеглись, всё прошло вполне невинно и не затянуто по времени – на завтра был день отъезда – самый  ответственный день по организации. Но тут мы все были спецы.
Чем я занималась на смене, помимо прямых обязанностей отвечать за режим и быть в отряде круглосуточно? У меня появился «бзик» что-то делать своими руками – рукодельничать.  Я и лепила с отрядом, и раскрашивала деревянные фигурки, была на бумагопластике,  ваяла простейшие предметы из глины без обжига, потом «сосватала»  Наиле Асхатовне  своего Глеба в кружок «керамики» в городе. Я взяла подробные консультации у Марины Николаевны, которая применяет разные техники на одном листке – и пластилин, и рисунок, и аппликацию. Мы с ней  беседовали часы напролёт, потому что меня всё это захватывало, а дети в отряде занимались коллективными тематическими панно: то это был «Космос», то сказочный лес, то чудесный  сад.  А  я всё больше лепила  объёмных рыб на листке картона. Моя душа пела и была в полном восторге. Я придумывала, как всем этим украсить обшарпанную детскую, брала уроки дизайна, но так и не посмела – не осилила объёмов и сделала простой качественный ремонт, наняв профессионалов. Но это уже  иная история про  ремонт. А тогда Марина Николаевна подарила мне все «незавершонки» детей, которые не разобрали свои авторские работы, и я пока не распорядилась всеми этими сокровищами – мне просто нравится. Я лепила иллюстрации к своей книге – бабочек-медведок, богомола,  и  моё сердце замирало в творческом  
экстазе. (Попрошу Василису сфоткать начатое).
Пересменок длился менее суток – и вот уже новый отряд! И я  преодолеваю глухое неудовольствие от новизны ситуации. И правда, смена не была гладкой, но стала познавательной.   Надо было бы дома скачать материалы о Сочи и победе наших спортсменов  – шли викторины по теме, но я успела только с постирушками на всех, без интеллектуальных запросов.  А теперь мне не нравились условия «Самоцветов»: «Мне надо, чтобы Вы оставались здесь» (Татьяна Абдуловна) И измученная М.М.  устало произнесла надо мной очевидное: «Вы приехали…» Она таяла на глазах и взглядывала недоверчивым оленёнком на  былое окружение, которое  прежде пело ей дифирамбы, а теперь кривилось, чувствуя над её головой сгустившиеся тучи. Все и всегда боятся тут одиозной Бруевой, которая зам. самого Президента по Верхнеуральскому округу, но одноклассница моей знакомой Оли Рудь. Ей пугают. Существуют легенды, что она все двери открывает ногами,  с детства была этакой Салтычихой, властной и зажиточной, даже пепел стряхивает в яйцо Фаберже, но это злые языки так говорят.  Мы сталкивались несколько раз – начальник, как обычно: огромная, громкая, устрашающая. Мечет гром и молнии,  чаще орёт на подчинённых, запугивает, при  одном её имени начинаются авралы, но деловая, может замутить денежный проект, поэтому процветает. И «Отдых» её, несмотря на смехотворные зарплаты педсостава, не сдувается, а, наоборот.  Много показухи, но это и всюду так.   Перед  визитом вышестоящих в два дня под навесы  прямо на деревья прикрепили телевизоры, которые свинтили по всем дачам – и такие Потёмкинские деревни – абсолютная норма – надо же пыль в глаза высоким чинам пустить. Я не возмущаюсь, а всё понимаю: никто никого не уважает, а разводят друг друга, как лохов. И по всей стране. У нас-то масштабы маленькие – не особо развернёшься. Юрты построили – мы их с Юрой обошли, дурачась, оборжали, потому что целый спектакль был написан под кипучую деятельность на ровном месте. Но я не государственный  человек и не понимаю пользу от натяжных шатров для науки. Блондинки не хватает размаха и предприимчивости Остапа Бендера. Итак, воздух периодически сотрясали именем   «Егоровна»  – и все простые смертные кидались беспрекословно выполнять  поручения. Я научилась на эти неизбежные стрессы дышать ровно. Если наедут, то собираю чемоданы – детей в охапку – и прости-прощай.  Добавлю, что путь в Карагайку мне заказан, а как хорошо было бы просто  приехать отдыхающими с детьми, но это нереально. Моих денег не хватит и на неделю. А потом на какие загорать оставшийся отпуск? Так что – работать и благодарить, что не увольняют. И на том спасибо.  Ладно, помечтали – и «будя», как любил приговаривать папа.  Хорошо быть большим начальником, однако. И плохо маленьким  человеком, как я. Особенно в материальном аспекте.
В отряде несколько детей попались со странностями, ближайший вечер был испоганен стриптизом за деньги: глупый и бесстыжий «Казбек» по просьбе «Пельменя» крутил за сто обещанных рублей  крохотным писюном перед взрослыми девушками в девичьей палате.  Как за этими поступками уследить, если внешне дети вполне нормальные, но чудить начинают за родительской спиной незамедлительно. Самое удивительное, что и прежде  такое бывало.  Например, с виду приличная старшеклассница Рита  из отряда подростков вдруг по дороге домой нежданно-негаданно отдаёт себя в руки парней, и те начинают её тискать, а вырвать её из рук молодёжи  не получается всеми усилиями взрослых в автобусе, она просто,  раскинув руки,  снова и снова укладывается им  на колени.    Как воспитатель я должна об этом информировать маму?  А по-моему, поздно.
Здесь мы вызвали к «Пельменю», кого следует, после бурных обсуждений, меня срочно командировали  к начальству – не прошло и недели на отряде. Оказалось, по другому поводу.   Потребовалось срочно умощнять  другой отряд,   прибывших «Уйцев», районные дети от души  похулиганили и поразбивали все фонари на аллее «Любви», а каждый светящийся из 12 шаров стоил под тысячу, не меньше. И тут началась просто «песня». Молодая вожатая сразу же уехала  от них  подальше под предлогом  подхваченной инфекции,  в город с вещами, и даже мои нервы не выдержали: я взяла пару выходных подряд, потому что эти дети были  слишком противны поначалу. И со вторым воспитателем Тамарой  И.  «на старом» отряде мир никак нас не брал, она постоянно была ко мне в претензии и устраивала со мной перепалки в столовой из-за «детских» порций и наших, «взрослых»,  без всех мелких радостей: ни салатиков, ни сладостей, ни фруктов. Всегда у детей это оставалось лишним на столах, но «Тамара  – мне – не пара»  следила бдительно именно за моей тарелкой и отбирала всё неположенное, при этом разносила по другим  всё сэкономленное на мне и  хлебосольно предлагала всем угощение слащавым голосом. Зачем ей это было надо? За диету мою боролась, не иначе.
Итак, я покинула свой,  чужой и чуждый мне отряд, ожидая в душе, что меня обменяют на более подходящую Тамаре  Ивановне Павлову Настю, которая появилась как высокопоставленный гость инкогнито, не заявляясь на былую славу и власть в качестве главной вожатой, но оставаясь в неясном чине –  дополнительного «ещё воспитателя».  
Дни дома пролетели, как терапия, не запомнились совсем, если бы не покупка Вани – новенькая «Ауди» вместо квартиры, ещё совсем не обкатанная ждала меня в непогоду увезти поздним вечером назад в «Абзачку» на работу, которая, как известно, «в лес  не убежит», потому что именно в нём и находится. Лил мелкий частый  дождь, путь был размыт, лужи разрезались на две грязных мокрых стены скоростью. Ваня гнал, мы с Инной только вскрикивали, когда казалось, что вот-вот – и машина, разогнавшись, взлетит над шоссе, потеряв сцепку с мокрой дорогой,  асфальт под колёсами скрежетал, как нож по стеклу, а Ваня не обращал на наш писк никакого внимания.  Он только что получил свеженькие права и «быковал». А   чем больше я пыталась увещевать его, тем бесцеремоннее он вёл машину по вечерней  трассе.
Что касается его «девушки» Инны, то для меня это милое создание, влюблённое в Ваньку и глядящее ему в рот. Я всё ждала подвоха: когда же Ваня как бандит с большой дороги, бросит  «свою девочку». Прошло два года, моя бдительность притупилась, я почти поверила, что Иван может поступить с дамой, как  порядочный человек – и не тут-то было. Очередной нож в мамино сердце – внезапное бегство из Челябинска  сына в январе.  Там ему всё надоело «как в лагере», «не заставляй жить с Инной насильно», «она мне не подходит по характеру»,  потому что «всё контролирует». 
Появился формальный повод её бросить, раньше совсем было не за что – искусственно придумал «вину»… Надо ли говорить, что эта серия называется « Злой «Р» –  мой враг», и я смотрю её как ужастик, и мне больно Инниными слезами и недоумением, даже акцент с себя сместился…
 Я не спала ночь, и у меня крутились в мозгу   то обвинения, то  самобичевание попеременно,  всё на ту же тему, что не судьба, что  своего Ангела – хранителя  эти двое  изгнали прочь, что будущие дети скорбно остались невоплощёнными, что вместо созидания настало разрушение, маниакальное, жестокое.  Я корчилась от боли, представляя себя брошенной, то на месте Инны, то на своём собственном. 
И я упрашиваю Ваню Р., не рвать резко, не причинять боли просто уходом, объясниться и смягчить удар бегства и предательства. Зачем этот гад нас познакомил на Новый год «с родителями»,  и мы с  Толиком уже шутили про себя, что у нас новые родственники, есть сватья Дина? У меня навязчивый штамп в голове: «Не смей обижать сироту!» У Инны папа умер рано, совсем молодым. И эти дни были для меня тяжёлыми и безнадёжными.
К счастью, изнурительные для старшего сына беседы со мной даром не пропали: нагулявшись в мужской самоволочке, просидев ночи напролёт в компаниях друзей  за покером и  побывав личным таксистом у родной мамы, Иван, наконец, собрал вещи и вместо обещанного съёма однокомнатной холостяцкой квартиры вдруг укатил обратно.  Туда, откуда  сорвался всего неделю назад. Я это сопроводила комментарием в первый же день по приезду: «Через три дня тебе нужна будет женщина, и ты захочешь вернуться к Инне… »  Я ошиблась на пару дней – через недельку  в разлуке сын стал шумно вздыхать и не обрывать уже столь резко  разговоры о «бывшей», даже отца – ВИРа приплёл: «Он к тебе не вернулся, потому что уже тогда был стар,  и ему так не нужна была никакая женщина». За маму сынок заступился. Тут я выдохнула, перестала сожалеть о разрыве отношений  и «замотивировалась»  активнее воплощать давнюю мечту. Это, конечно, романтика: «Я  снова мама  «детдомовских» детей».  Пока я там волонтёр – я много времени провожу в компании «подшефных мальчишек». Я бы хотела им быть и «спонсором», как полагается, но доходы не те – хватает на мелочёвку: торты ко дню Рождения, конфеты на подарки к Новому году, пицца на младших… Конструкторы, солдатики, машинки – дорогая мелочь  сердцу настоящего пацана.
А что в моей жизни не романтика? Всё, что я создаю, никак не прописывается в материальный мир, особенно моя любовь. Но она есть. Я её чувствую, пусть не столь остро и с изрядной долей самоосуждения от слабовольности – словами ВИРа: я просто «должна контролировать эмоции». Только – то. И я это делаю. Я загоняю ВИРа в логику и держу его там до поры до времени. Но контрабанда снов! Это что-то! На днях мы с ним опять гуляли за ручку, комплекс вины у меня был прежний. Как  и вес – около шестидесяти – на двадцать с хвостиком, а не на полтинник без пяти минут. На ВИРе был строгий деловой костюм,  и он в нём  рассекал людскую толпу Москвы ледоколом – атомоходом, не меньше, а я трусила, сбиваясь с шага,  чуть позади. Вот это – пара!
Именно от отчаяния не знаешь, чего тебе надо: толи смеяться, толи плакать, а лучше – всё одновременно. Женское!
Я возвращаюсь в лагерь героиней, призванной прикрыть зияющую дыру собой при бегстве сотрудников из «Самоцветов». Всё сложилось успешно, Тамара  И. нашла в Павловой Насте пару, а меня отправили к Анжелике. Имя с «ангельской»  составляющей меня настораживает. Свежа ещё память о двух «богачках», большой и  маленькой, нанявшей меня в няни, что нельзя назвать «удачей» для меня. На той стороне в сонме «ангелов»  (по имени) укрывались прагматичные, состоятельные, деловые. Я их опасалась и побаивалась.   Они надо мной глумятся. Мало ли что им  теперь взбредёт в голову! Мы по разные стороны экономической  преграды, как классовый  их враг  говорю. 
Вот и Анжелика  -  безупречная блондинка  - нравится всем, она не  прикидывается красоткой, не подделывается, как я  под то, что в обществе занимает определённую нишу: истинные блондинки не трудятся, за них всё делают мужики, белоголовые созданы для радостей, это надо понимать. Я вижу, что именно Анжелика – полноценный представитель этих небожителей. Мои ассоциации – все из эротической прозы про «Анжелику», типа «Анжелика и король», чего я никогда не читала, но знаю, что там – квинтэссенция всех женских романов с  непременными поцелуями,  беспрерывным  обольщением, ожиданием «ну, когда же это произойдёт» - и многими сценами нелепой разрядки этого  волнительного напряжения.  У  книжной Анжелики не было тела  бывшего мастера  спорта по художественной гимнастике. На  моей знакомой, худенькой и хрупкой куколке,  спортивный импортный – преимпортный  костюм в голубых тонах и обтяжечку, рюкзачок с пандой за плечами и маленький сын Саша, обманчиво напоминающий сразу всех Шуриков – очкариков, беззащитных и застенчивых, но это видимость. Малый агрессивный до жестокости и подлый, но это если рассекретить, а так: обычный потеющий малыш, играющий в войну, марширующий и орущий команды: «На базу!» и  «Так надо!» Мою Шурочку он стал прессовать довольно скоро – больно и безжалостно, «на уничтожение»,  и я выставила свой упреждающий щит проницательности: «Вижу тебя, молодой человек насквозь, кто ты есть». Впрочем, и сама Анжелика  на всё это смотрела точно такими же глазами, объясняя, что такая степень агрессии – полная норма. Но у меня в памяти осталась череда коварных нападений на мою Шурочку со спины, когда наедине  этот вояка пытался её завалить и расправится, я была  во всеоружии, но  Саша прорывался в своих мелких подлостях - пинков под коленку, плевков наедине,  тычках кулаком - под прикрытием раннего детства. Мама укладывала его спать, как младенчика, и он накручивал её волосы на палец, чтобы уснуть. А мне грозил, съедая мои конфеты  и косясь на мамин ремень: «Ты мне не друг больше! Я не дружу с тобой!» А ярче всего Саша проявлялся в преследовании щенков, он пинал  только самых слабых из них, брал на руки, чтобы кинуть с высоты.  Лёшик, который в собаках души не чаял, старался всех спасти  от Саши  и унести подальше  с глаз гадёныша, но когда тому удавалось довести жертву до визга, а за животное все  начинали заступаться со стороны, Саша грозил: «Заберу с собой на базу – и там убью». И по Шурочке я в этом нисколько не сомневалась.   Он  внешне был просто «хороший мальчик» в импортных вещах, которого мама высаживала ещё на горшок, поэтому часто  мне казалось, что в отношении его это моя материнская паранойя. Но Шурочку с ним нельзя было оставлять наедине, и я старалась предельно дистанцировать  свою наивную и открытую малышку, которая не понимала, почему  это ненавистью отвечают на любовь. 
Анжелика меня терпела, она даже не теряла дружелюбия, улыбка озаряла её лицо на всякий случай всегда, как это принято, к примеру, у насквозь предсказуемых американцев. Это дань ситуации – мы же сотрудники, в одной лодке, значит. Анжелика  всё же не была  совсем искусственной и фальшивой,  даже неискренней, скорее, она была искренней не до конца, а все  «маленькие женские хитрости»  и показная доброжелательность  – не секрет для меня. Я проницательна. Система воспитания и мировоззрения  Анжелики, как выяснилось, в целом сильно от моих  отличались, но это не помешало нам быть  откровенными, когда речь заходила о мужчинах и детях. Сходство тоже имелось. 
Но и различия  - явно  не в мою пользу.  Самым впечатляющим было именно желание встречаемых Анжеликой мужчин   во всём проявиться «настоящими». Они влюблялись – и сразу женились, они исполняли все прихоти, и  - о, чудо! – полностью обеспечивали свою избранницу не  только всем необходимым – но и всей той  избыточной роскошью, которую порядочная женщина никогда не потребует от своего мужчины. Это акты жертвоприношения абсолютно добровольны.  И не касаются одного лишь материального. 
Меня  сразу же  рассказанное  Анжеликой  на тему: «мужчина – женщина»  повергло  в  глубочайшее уныние!  Она говорила о сказочных небылицах, как о само  собой разумеющихся  вещах. «Мой первый муж умер, но вся его родня мне с ребёнком помогали, помогают и будут помогать». «Мой второй ребёнок родился во втором браке по безумной любви, даже страсти…  Мы с его отцом прожили  двенадцать лет в Испании, где у него бизнес, мы объездили весь мир; он полностью обеспечивает своего наследника и сейчас, а заодно и всю мою семью, всех  детей и родственников, вот сейчас мои мама, старшая дочь с мужем у него гостят в Испании на всём готовом – а это лучшие курорты. Самолёт в оба конца тоже оплачены им.» «Мой третий рождён уже в сорок и не в браке, но отец ребёнка младше на десять лет, он Фээсбэшник со связями, он охраняет сына, а за рождение мне подарил два миллиона налички.» И всё это говорится так непринуждённо, как будто между прочим! Потому что она, Анжелика, этого достойна – у неё тело  богини и маленький вес – 53 кг! Не сто с лишним!     Ещё бы! Какая уж тут зависть, если с кем-то поступают именно, как в дамских романах – благородно. И более чем.  Это не зависть – это недоумение. Шоковое. В это трудно поверить, а Анжелика говорит, что возле меня просто не было ни одного «мужика» ни разу и  утверждающе закатывает  глаза.
Её  первый ребёнок Кристина родилась  давным – давно в браке от молодого Олега В., за которым все мои ровесницы бегали в комсомольском лагере – я оттуда запомнила фамилию.  Теперь она выгодно и удачно в Москве, замужем. Все дети Анжелики защищены от этого мира и его потрясений всеми её былыми отношениями, всякий из отцов мог бы и один прокормить семейство, а у Анжелики – тройной запас, включая родственников бывшего мужа,  – и все пашут на неё одну. И  она утверждает, что это они делают бескорыстно из любви  к ближнему, а она ни с кем из них уже не находится  даже в интимной связи. Анжелика остроумна и мила – она обещает мне поддержку – отдых в загородном доме, одёжку на Глеба из «Акулы» от своих учеников (она репетитор по математике), она  строит перспективы, но я чувствую, что общаться не выйдет, «нутром чую». Мы гадаем с Лёшиком, всё ли правда, всё ли «хлестаковщина» - и только руками разводим! Диву даёмся.  Потом я выясняю для себя некоторые детали: она проворна, мелкой птичкой выхватывает для себя  добычу -  забирает себе подарок Лёшика  для меня – тот подогнал мне книги, зная мою любовь к литературе.  Но я довольна методичками, которые  тут никому не нужны, кроме  меня. 
Но это – редкое проявление, Анжелика сдержана, мне приятно её общество – она легка на подъём и остроумна. 
И мы «тянем» разбитных «уйцев» на себе, сплачивая коллектив, пока однажды с утра они нам не кажутся такими уж непереносимыми. И от них не тошнит больше.  Смена перевалила за половину!
Потом я ещё услышу пару сплетен про Анжелику, все на тему: «Хочешь жить – умей вертеться!» Но тут я её сторонник в борьбе за выживание. Да и  Сашу она всё же по любви родила к ребёнку, когда уже «за сорок» - это общее.
Все истории Анжелики начинаются одинаково: "И вот на Крите появляется киприот, нет, грек, в общем, Стилиано... Как моя дочь хотела быть Сти-ли-а-но! Какая женская фамилия! Мы должны были пожениться, и директор Лицея меня было уже отсюда проводил... Но что-то пошло не так. Сорвалось. А какие он дарил мне подарки!" - и пока Анжелика щебетала, я мрачнела всё больше - не из зависти, от ощущения, что со мной точно всё не так! 
Раз Анжелика прикрикнула на сына, которого кто-то в отряде угостил печенькой: "Не смей брать чужого! Ты что, совсем не имеешь собственного достоинства?" Этот окрик и мне  адресовался,  и неприятный холодок прокрался между лопатками. А я тут всё ношусь со своим: "Всем миром..." "Пятёрки" ставлю ученикам  за принесённые игрушки и вещи, распределяю по нуждающимся, пишу в дневниках: "Дело милосердия"... Два разных подхода.
Анжелика стала ещё одним ангелом из моей коллекции так фактически названных.
Кто-то из детей отряда для меня в туалете приготовил растяжку на туалетной бумаге: "Сука" с моими полными ФИО, чтобы я точно знала, кого конфликтующая сторона имеет в виду. Я сказала позже девушке, предположительно автору послания, что она не разбирается в людях. Зато мои оппоненты разбираются в ангелах - Анжелика в них не вызывала вопросов и агрессии. Она была красива и молода.
Она хотела со мной посмотреть динозавров в "Динопарке", но не случилось. А когда я всё же осмелела - и не для себя, а для детдомовских детей напомнила ей про обещанные вещички, Анжелика тактично отказала, сославшись на занятость. Ангел пролетел мимо. 

 

Книга 3 часть 9 гл. 8: " Были бы деньги"

Книга 3, часть 9, гл. 6 "Ген предательства"