Кн. 3, часть 8, гл. 8 В поисках монстра

В этой главе я хотела собрать коллекцию "неправильных" учителей с "выдающимися" проступками, но пока  материал копился с годами преподавания, я решила, что не стоит об этом, что тогда повествование будет похоже на длинную сплетню. Если честно, то всю эту ситуацию с доносами на других можно описать формулами пословиц: "В чужом глазу соринку видит, а в своём бревна не замечает". И шире -  Библейским "Кто без греха, пусть первым бросит камень".

Мне  было важно дописать несколько новелл - воспоминаний, но электронный носитель взбунтовался, текст не сохранился несколько раз подряд, но я скрупулёзно восстанавливала содержание главы, и оно видоизменялось. В итоге некоторые фрагменты всё же выпали и были утрачены бесповоротно. Это странно. Но так уж вышло. Размещаю оставшееся.

Летом не хочется думать о неприятном, потому что школа осталась  пустой до сентября, обижаться не на кого, даже те коллеги, кто обычно прессуют, остались за спиной. Свежих событий не накопилось. Разве что мою пальму в кабинете засушили до последнего листочка, мотивируя ЕГЭ. Это был последний цветок от меня  школе. Его экзотика должна была ассоциироваться со мной, редкостной и одинокой.  (Лермонтовские мотивы). Но для кого-то я остаюсь врагом, чуждым элементом и монстром, со мной продолжают бороться. Ответить взаимностью я не могу, потому что и впредь собираюсь отыскивать урода не вовне, а внутри. Ведь собственный  монстр обитает в каждом, и враг человеку - он сам.  Уже скоро новый учебный год, а я всё ещё не отошла от предыдущего с его давящей тяжестью. Я мечтала описать один день из своей жизни и принять участие в конкурсе по этой теме на "Педсовете", но ни клочка времени на хобби не выкроилось, так как всё сделанное превысило допустимое. Далее должно последовать "например". Вот оно.
Школьные будни особенно тяжело дались мне в конце мая - нагрузка выдалась на редкость нелепая, больше не ради заработка, а как ответ на вызов - "а такое вести сможешь"?  Прежде к привычному профильному "русский язык и литература" присоединилась с сентября 14 года "история" в шестых классах, потому что те, буйные, во вторую смену никто не брал. А потом уже к концу февраля появились в моём расписании уроки музыки. Это совсем неожиданное предложение  мне от администрации, не денежное, потому что "замена" оплачивается кое-как: за десять часов уроков в неделю по новому предмету за  месяц набегает четыре тысячи, но и эти копейки в семье не лишние, да и не специалист я, чтобы капризничать. Часы  учебной нагрузки подбирались к сорока в неделю. Всё это при бездарном расписании от "блатного" завуча "первого года обучения" с раннего утра и до поздна, с окнами по три - четыре пустых урока, когда не знаешь, куда себя деть, ведь своего кабинета нет, а прятаться с проверками тетрадок в учительскую - идея не из лучших, потому что туда часто устремляется на чаепитие "свой круг" директорской тусовки, известно, что во всех школах она состоит из завучей, завхоза, врача и секретарей, а простые смертные в неё не входят, что обидно, но факт. Мешать всей честной  компании приватно  радоваться жизни и хвалиться домашними заготовками в виде салатов из баночек - контейнеров или соленьями-вареньями было не в моих  правилах и интересах, я вынужденно уезжала на пару часов домой, теряя на лишнюю дорогу деньги и время, иногда отсиживалась в пиццерии неподалёку в гордом одиночестве. И там меня  настигало полное уныние на тему: "У меня нет и не может быть друзей!" И я представляла сразу, что ВИРа не отыскать уже даже  и в виртуале, для меня нет и Алеси, и даже Лариса, которая была всегда,  реально отсутствует. Тогда вторгались самые тяжёлые воспоминания,например, как на тренинге "бадди" Зинаида Б., разрывая со мной навсегда, заявляла: "Светка, ты достала своей несостоятельностью!" Потом усилием воли я прекращала "грузиться" и радовалась, что у меня есть дети, муж, и это близкие. А их надо было содержать и кормить, всех, включая мужа. А для этого работать сверх меры и не покладая рук.
  Но на перегрузки уставшее тело к концу года отреагировало незамедлительно, и моё рабочее давление подскочило на рекордную высоту до звона в ушах.  Терапевт всё никак не давала мне допуска к работе. И я усиленно обследовалась и пила лекарства по рецептам, что не нарушало трудовой обыденности.
Брести вечерами  после уроков второй смены под всё так же аномально раскалённым майским солнцем со смуглой девушкой - фанаткой по имени Гузель, для кого я стала "любимый историчкой" под разговоры о быте её домашних, это испытание было не самым приятным, учитывая, что на трамвай денег временами  по-прежнему не хватало. Но я мужественно держалась, а Гузель шагала рядом из солидарности все пять остановок.
 Я  всё же честно относилась к своим профессиональным обязанностям. И готовилась к каждому уроку (включая "музыку") вполне серьёзно и с энтузиазмом изобретала разные формы. Пятиклашкам понравилось, например, давать концерты: их не ограничивали в репертуаре, но заявки на листочках они для порядка и утверждения мной должны были подготовить заранее и сдать до начала урока.
  А с первоклашками весь май  мы включали патриотичные видео о Великой Отечественной войне, это были удачные  клипы на новые военные песни, особенно нам с детьми  нравились "Закаты алые". Без слёз ни слушать , ни смотреть у нас с малышами не получалось, я так и проходила весь май без косметики, иначе бы растёкшаяся тушь была на  зарёванном лице повсеместно.
 Подъём патриотизма в стране в связи с событиями на Украине был небывалым - на майские праздники мы вышли с мужем и на демонстрацию, и на парад. Обступили наших ветеранов, как драгоценные реликты, и в восторженной толпе земляков я даже не мечтала с  древними "дедами"  сфотографироваться, достаточно было стоять поодаль и смотреть на них, живых, во все глаза как на небывалое чудо. К ним подходили люди из толпы, дарили гвоздики и благодарили. Эмоции били вперехлёст, как при раскаянии в Храме,это что-то сродни катарсису, слёз сдержать было нельзя, а показать их  - стыдно. Поэтому я утыкалась мужу в плечо.
 Мы были едины с Толиком, держались за руки, несли  гелиевые шарики в триколор по цвету. Эти "детские" по сути своей марши  в исполнении взрослых должны были показать  солидарность россиян с Крымом, который успеет стать "нашим", с Севастополем, где живут "свои", все те, кто когда-то за него стояли насмерть. Ничего не изменилось: "красный смех" войны носился и теперь  в воздухе безумием ненависти неофашистов к этому зыбкому миру с беззащитными шариками, оставшимися ещё музейно-хрупкими ветеранами и  сладко спящими после компьютерных ночных  игр  родными детьми. 
Муж вскоре попадёт в эпицентр войны, вести с Украины станут круглосуточной сводкой с места событий, оценка действий правительства поляризует окружающих, и мне будет дико казаться, как  это  знакомые "пятидесятники" смеют  теперь не любить президента? Как можно быть заодно с теми, кто станет бомбить города с беспомощными жителями,  звать таких, как мы сейчас - с георгиевскими ленточками -  "Колорадами"?  Но война неизбежно  разводила людей по разные стороны баррикад. И муж стал настоящий новобранец, хоть и виртуальный, он ушёл с головой в тему "События на Украине", увяз в ней по уши, сражался с "бендеровцами" на полях Интернета, и докричаться до него мы с детьми не могли -   так далеко он был отсюда. Я даже обвиняла его в том, что так проще - глобальное уводит от конкретных проблем безденежья в семье. Иногда муж агрессивно накидывался на меня: "Клянусь, я не буду есть продуктов, купленных на твои деньги!" Это очень смешно, потому что дома всё - на "мои" деньги, на чьи же ещё? Иногда люди доброй воли - старшенькие - спасали семейное положение и вкладывались в бюджет.  Они же привычно и примиряюще вздыхали по поводу беспомощного старшего мужчины в семье: "Если уж, мам,  совсем ничего не может, то и отстань, ну, какой с него спрос?" И мне приходилось для самоуважения искать в муже какие-то другие достоинства, кроме добычи "мамонтов".  Муж стал наиболее агрессивным именно теперь, чем за всю жизнь и довольно бесцеремонным.  Но мы с ним всё-таки уже 18 лет вместе. В конце-то концов, с ним точно можно идти, если не в разведку, то на парад, что я и делаю...
Я не была на майских шествиях народа со студенчества, прошло уже лет тридцать с той поры, и воспоминания услужливо  отбросили меня  в советское время. Я видела себя маленькой девочкой четырёх-пяти лет, которой "деданя", как я звала своего дедушку Михаила по материнской линии, купил скатанный из золоток увесистый шар на резиночке,  и тот приятной тяжестью детской собственности пружинил от асфальта и обратно, ударяясь о тыльную сторону ладони по пальцам. Шар драгоценно блестел и был украшен узором - орнаментом из ломаных линий. Мы шли с деданей туда, где было много взрослых, и я  до сих пор это чувствую, как все они были высокими относительно меня, а я макушкой еле доставала полу дедушкиного чёрного пальто. Оно было по тогдашней моде из дорогого и добротного драпа с каракулевым воротником. Ещё мне запомнился наш с ним другой поход, когда очень рано расцвела груша, и мы несли на демонстрацию ветки с крупными розовыми грушевыми бутонами, а у всех других к веточкам были проволочками прикручены искусственные бумажные цветы.
 Как-то раз мне пришлось "спалить" деданю перед "бабусей", которая поинтересовалась у внучки, куда её муж спрятал  праздничную "чекушку".  Я не хотела, чтобы деданя пил - бабуся пряталась на время его запоя у дочери, моей мамы, боялась его пьяного, поэтому  я была с ней заодно, когда та вылила водку, припасённую по случаю Первомая. Дедушка Миша в сердцах пригрозил мне, что не возьмёт больше предателя на парад, и я очень боялась  не попасть на первомайскую демонстрацию.
   Позже, лет в одиннадцать,  я гордилась, как выглядит дедушка где-то после  своих шестидесяти, он напоминал мне Бунина, потому что любил лоск, был подтянут в одежде на выход и опрятен. Для работы в огороде, куда он отправлялся спозаранок, годилась униформа - фуфайка зимой, старые мужские пиджаки летом. Бабуся и деданя часто говорили, что "на земле беден только ленивый". Прямо по пословице: "Кто рано встаёт, тому Бог даёт!" И вспоминали свой раскулаченный Донгуз  да лучшие времена молодости, влюблённости и счастья.
Деданя, как известно,  был крепкий  хозяйственник, всюду устраивал порядок, всё умел делать своими руками, с утра до вечера трудился на земле, от работы не бегал и на диване не лежал. Пил он редко, но с охотой и по два-три раза в год уходил в запой.  За этот период он дичал, обрастал щетиной, болезнь Паркинсона  становилась зримой. Мне запомнилось, как после очередного  выпадения с бутылкой из жизни дедушка умилённо смотрел на моё  вечернее выступление  в кругу семьи и просил спеть "Улыбку", и я старательно пела для него: "От улыбки станет всем теплей", а дедушка хлопал в ладоши и, смущённый, хвалил меня.
 Я помню его, читающим русские народные сказки, книга была большая, мне нравилось, что старая и чёрно-белая с очень красивыми графическими художественными "Горынычами", Иванами - царевичами то на коне, то на Сером  волке. Чтобы меня развлечь, деданя рисовал череду птичек,  прямо в книге сказок на полях, это было ему не свойственно - заниматься вот так хоть чем-то с ребёнком, поэтому и запомнилось, какие именно птички вылетали из-под карандаша: череда одинаковых уточек.    
Со строгим старшим мужчиной в семье - моим дедом по материнской линии - связаны редкие воспоминания из совсем раннего детства. Вот я выбегаю в огород сразу же после  вечернего июльского дождя. От земли парит, клубы пара молочного цвета, небо насыщенно - серое, всё вокруг мокрое, но вот пробивается яркое солнце, краски сгущаются - ярко блестят капли на огромных для маленькой девочки  огуречных листьях, которые свисают из парника вместе с плетьми в завитках и с  жёлтыми цветами. Вдали ясно слышен пугающий грохот проходящего поезда. Я не успеваю придумать, на что это похоже, кажется, на прошедшую грозу, как дедушка уже выходит убирать созревшие огурцы -  гремит ведром - дождь переждал - и снова за дело.
 Однажды деданя после вечерней работы в саду забыл погасить ночник, и на побеленый розовый дом рядом с грядкой ночной сиреневой фиалки отовсюду слетелись ночные же  бабочки, особенно красивы были редкие "медведки" с "красным подвоем" крыльев и причудливой леопардовой чёрно-белой расцветкой.  У меня в четыре года от  всего этого великолепия замирало  восторженно сердце. Кстати, вскоре с бабочками было и ещё приключение: как-то я отправилась целенаправленно на охоту за ними с сачком и  прокралась вдоль забора до незнакомого переулка, где цвели диковинные высокие мальвы, или "собачьи розы", как их почему-то называли. На  эти небывалые цветы или на какие-то совсем другие, этого уж не знаю, слетались бабочки. Да не какие-то там "крапивницы" или "лимонницы" с "капустницами",  которых я и сама умела выводить из гусениц в банках с натянутой на горлышко марлей, а редчайшие  по окраске - "павлиний глаз"! Их расцветка напоминала узор  на восточной ткани из панбархата. Яркая точка и расходящиеся от неё круги ультрамарина с рыжими, красными, жёлтыми  сполохами на крылышках. Бабочек было так много, что поверить, как так они свободно летают по чудесному переулку наяву, не было никакой возможности. Мне не нужен был  даже сачок, я никого не собиралась ловить, только смотреть на этот красочный мир, привстав на цыпочки и заглядывая в бесхитростные колокольчики  разноцветных  простоватых мальв. Бабочки охотно замирали на цветках, подставляя свои крылышки близко-близко, прямо  под глаза, чтобы хорошенько дать себя рассмотреть. В довершение  этого праздника прилетела парочка  огромных махаонов, жёлтых, в траурной рамке с  рубиновой точкой на каждом вытянутом, как у меченосца, "хвосте". Они покружились в воздухе прямо перед моим носом, сделав меня окончательно счастливой всем подсмотренным  здесь нежданно-негаданно. Я просто так же тихонько ушла из бабочкиного переулка, как пришла туда, не нарушая ничего своим присутствием и бережно унесла с собой это  красочное воспоминание.


Иногда именно такие подарки были мне уготованы жизнью. Эти свидания с бабочками, кстати, по эмоциям отдалённо напоминали моменты влюблённости: живость интереса и восторг созерцания. Даже его одного, без обладания этой свободной ценностью. Ну и сравнение вышло: ВИР и бабочки из раннего детства - что за аналогия? А она самая правдивая., отмечая про себя, что это запомнится, что это - здорово!Возможно, опасалась, что во всё это сложно поверить. Или мне представлялось, что другим это не может быть интересным настолько, подобно тому, как никто бы не стал выслушивать правила детских игр, для взрослых бессмысленных. Деданя вряд ли стал бы в это вникать. У него хватало забот и хлопот и без бабочек. Например, он развешивал консервные баночки с квасом по деревьям, чтобы устраивать ловушки вредителям, но неизвестно, помогало ли это? По-моему, только привлекало насекомых.
Я, пожалуй, слишком увлеклась летописью своего детства, какая-нибудь глава так и должна звучать "Детство Блондинки", но мне это целиком скучновато пока что. А вот "фрагментами" - самый раз.

Эпизодически  в своих буднях я всё ещё сбивалась на какие-нибудь красивости - развёрнутые метафоры, посвящённые ВИРу, но одна вещь в Интернете стала живой картинкой типа холодного душа: ВИР в одном выложенном ролике, как обычно, фильтровал круг избранных, развивая идеи (выборочно и например) вокруг "Бинардика" Федосеева. Мне пришлось дистанционно познакомиться и с учёным - новатором и рационализатором ещё в СССР, выслушивая его суждения о том, о сём, вплоть до личности Сталина, и потратить вечер по следам ВИРа с коллегами на "Ю-Тубе"... Всё одно и то же. 25 лет прошло - "чужих не надо, иных не пустим". Я было разозлилась на всегдашний снобизм ВИРа, который  в ролике сетовал на техническую погрешность и ворчливо приговаривал, что если такой сбой, то это "не работа"... Блондинке было всё-таки лень вникать в содержание на все сто... Она оставила взрослых дяденек развлекаться с их "процессами" и "деятельностными подходами"   уже почти в досаде и бессилии. Ей нечем общаться со Светилом. Как бы она к нему не относилась, это настоящее будет казаться ему всё более эфемерным и не подлинным. А она никак не поймёт, всерьёз ли человек занят, вот, хотя бы, к примеру, "Бинардиком" вместо неё. ВИР онлайн выглядел глубоким старцем: густая белая борода спускалась ему на грудь, он силился разглядеть, в чём суть поломки, с трудом привставал, ворча, со стула и снова грузно опускался за стол, тягостно вздыхая в монитор. Блондинке было совершенно очевидно, что ВИР готов умереть по инерции именно так, как живёт теперь, и ей не было ни малейшего места в этом мире абстрактных научных идей, хотя она в душе и поаплодировала ему и компании  умных физиков. Ей ничего не оставалось, как идти себе восвояси подальше, ещё дальше и совсем далеко.
Блондинка, устав брести бесцельно и тупо, садилась на воображаемую скамейку где-нибудь в безлюдном парке с горстью успокоительных семечек  и медитировала с именем ВИРа, разбираясь, куда денется её так и  невостребованное чувство к нему. ВИР считает, что это просто - всё переадресовать детям - вместо мужчины главной заботой Блондинки становятся близнецы - и он (ура!) совершенно свободен.  А Блондинка так совсем не могла. Для неё это был бы "инцест", "свальный грех".
ВИРу этого не понять, а для неё эти две вещи разделены  и "разведены" навсегда. В её душе всходило только солнце имени ВИРа, и она поклонялась ему, почти не думая при этом ни о чём или придумывая женские глупости между восторгом и негодованием. Это было очень похоже на сон, состоящий то ли из образов, то ли  из слов, которые ночью имеют смысл, а наутро смотрятся абсурдной абракадаброй.
"Свет  солнца. Солнечный свет.  Это двойная тавтология, ведь в словосочетании достаточно одного "Солнца". От ВИРа не исходит любви.  Любви нет, есть "корпускулы", "волны", в которых всем тепло, купаешься в них прямо в  воздухе, подставляешь лицо Светилу, чтобы лучи едва тронули кожу, не обжигая коснулись прищуренных глаз, солнечными зайчиками игриво разбежались по обнажённому телу. Но это лишь воспоминание о ласке, те мгновения, которые для него с тобой обратились  в "ничто", а для тебя с ним  почему-то - в "счастье". Если пристально смотреть на Величество и упорствовать лет семь вот так, как Блондинка, Солнце испепелит тебя, обожжёт и оставит на память  призрак зелёного диска, не закатного в твоих глазах. Это иссушит твои слёзы изнутри, ведь в твоё сознание явился  тот, кто не пожалеет, а покарает. А последним впечатлением будет вспышка гнева Светила, стоившая тебе временного затмения рассудка и потери способности воспринимать мир, кроме ВИРа". Понимая всю абсурдность привязанности к тому, кого больше нет, ведь я общаюсь  с ретроспективой, каким-то образом ВИРа, который был тому назад лет 25, Блондинке очень хочется избавить объект любви от своего присутствия даже физически. ВИР смутно чувствует, как "что-то"  от меня всё-таки есть: "Маячит красная точка в окне"... Но это рассматривает скорее как досадную помеху: "Встретить (и нарваться на...!) такую вот "Светочку"... У Блондинки вместе с семечками заканчивается и терпение. Она не способна столь долго размышлять над проблемой: если уходит она, то предательство ли это по отношению к ВИРу? Если рассмотреть  трезво, то получается, что любви ВИР к Блондинке не питал вовсе. Никогда. И он не слишком заметит, как и когда-то, отсутствие Блондинки в своей жизни с детьми или без них. Если размышлять дальше, то детей никаких нет - язык не повернётся назвать заматерелых двадцатиДВУХгодовалых увальней "детьми", они уже давно "дядьки", не дети же! ВИР им ничего не должен, как и всегда, и в них ничего не забыл. Найдём оптимистичное: поранить ВИРа своим отсутствием на старости лет мне не удастся, потому что для него нет во мне никакой ценности, а была бы, я не писала бы ночами бесконечную эту терапевтическую книгу, перебирая бессмысленные песчинки истёкшего времени. 
А ещё я думала о финале, что Блондинка никогда ни с кем не расстанется, а "прощание" - это уловка. Блондинка сохранила все имеющиеся ценности и собирается тащить ненаглядного своего ВИРа в новую жизнь хоть бы и  против  его на то барской воли. И при этом я нахваливаю себя: "Я такая верная, преданная". А он иронично распевает при этом какой-нибудь потешный куплет о круговороте событий и моей к нему осточертевшей привязанности: "У попа была собака, он её любил..."
В реальности меня очень вывели из себя близнецы (оставляю их провокации без подробностей), состояние перманентной работы с чужими детьми в ответственности, рассказы напарницы о жизни воспитанников детского дома, где "всё, как в маленькой настоящей тюрьме", её нескончаемые женские истерики, когда окружающих она то целует, то проклинает. Мне удалось продержаться ещё одно лето, о котором может быть и расскажу... Меня пригласили на свадьбу в качестве тамады в октябре.  Я не знаю, что ждёт меня в школе в новом учебном году. У меня есть планы стать хорошей матерью: готовить горячие обеды, отдать младших в секции, бальные танцы, лепку из глины, разгрузить для этого себя, чтобы тупо за гроши не продавать всё свободное время...  Я хочу стать красивой женщиной, хотя с возрастом без харизмы это утопично... 
Мне не нравятся именинные загулы старших. Я знать не хочу, что вся молодёжь "делает это". И не хочу слышать "есть в кого..." Мой дедушка Миша умер от водки, ему было около  семидесяти пяти, врачи ему запретили  уходить в запой, но он собрался, и там его "накрыло": больше он не вернулся в себя и до самой скоропостижной смерти оставался страшным трясущимся стариком, уже совсем не похожим на лощёного  барина Бунина, тихо просиживающим сутки на диване с безумным взглядом  и пугающей седой щетиной. Возможно, с ним случился инсульт, что-то из сосудистых заболеваний. Когда "деданю" хоронили, я была подростком, и к чувству потери добавлялось острое сожаление, что именно с ним всё так произошло... Очень жаль до сих пор...