И война идёт...

«И война идет…»

            Из Оренбурга ехали на поезде.  Это было недолго, но канительно и неудобно. Ехать-то было всего ничего, двести километров, но Мишка умудрился простудиться. При его здоровье (тьфу-тьфу!), да в середине лета! Температура 39°. Хорошо еще, что Лидия ехала не одна, то есть не вдвоем с ребенком, а с группой коллег. Все с семьями, с вещами. Их почти всем отделом перевели на другой завод. На вокзале у поезда их встретил представитель завкома, а на площади их ждали две машины, грузовик для вещей и старенький автобус для сотрудников и членов их семей.

            Поселили их всех вместе в большом деревянном доме практически на окраине города. Это был район частных домов с маленькими палисадничками, небольшими садиками, огородами. До завода, понятное дело, нужно было ходить пешком. Спасибо, что недалеко!

            В другое время Лидия назвала бы такой дом бараком, но во время войны не приходится выбирать. Дом был построен углом, в виде буквы «Г». Два этажа. На крыше трубы. Два входа: посередине вертикальной и горизонтальной частей буквы «Г». Потом выяснилось, что есть еще один вход, с внутреннего угла дома, со двора, где рубили дрова, сушили белье, куда выходили покурить или поиграть в домино мужчины, куда выпускали поиграть маленьких детей.

            Лидии досталась небольшая, метров пятнадцать, комната во втором этаже, в самом конце коридора. В комнате стояли две кровати, шкаф, стол со стульями и тумбочка. А в углу, отсекая от комнаты  треугольник площади, располагался камин. И не просто печное устройство, а печное устройство, выложенное изразцами. Похоже, прошлый хозяин этой комнаты сложил его сам, потому что в остальных комнатах дома были простые  печки из гофрированного металла, а кое – кого что-то вроде буржуйки.  На первом и на втором этаже было по кухне. Лидия вскипятила воды в чайнике, напоила сына чаем и уложила его спать. Он моментально заснул и проснулся только на следующий день. Забавно, но все признаки простуды полностью исчезли.

            Следующие дни были заняты устройством на работе, оформлением документов, получением продовольственных карточек. Создание уюта в доме было в этом списке на последнем месте. Но Лидия могла быть немного спокойнее, чем просто одинокая женщина с ребенком, мать-одиночка, между прочим. Ее Мишка был настоящим сокровищем. В свои двенадцать лет он был совершенно самостоятельным мужчиной. Его можно было отправить в любой магазин, в аптеку. За два года жизни в эвакуации он научился работать в огороде, копать картошку, кое-что сварить на кухне, мог постирать и вымыть пол. И, между прочим, ни разу не потерял ни деньги, ни карточки.

            Не будем повторять, что в войну было тяжело с продуктами. Местные жители, особенно окраинных районов, почти все имели огороды, которые кормили их семьи. Конечно, что-то можно было купить в магазинах, но это было дорого. Местные продавали овощи со своих огородов, это тоже было дорого. Была какая-то комиссия, которая во главе с управдомом и представителем завкома скоро пришла к вновь приехавшим сотрудникам и выделила им участки земли под огороды. У Лидии никогда в жизни не было огорода, и вот, пожалуйста. Была, конечно, закуплена рассада и какие-то семена, и на огороде был посеян лук, морковка, репа. Старшим по огороду был Мишка. Ничего более серьезного в это лето уже не вырастет, так им объяснили. А вот на будущий год нужно обязательно посадить картошку… 

            Лидия как лучшая чертежница КБ сразу же была загружена работой. Конечно, рабочий день длился очень долго, домой она приходила поздно и уставшая, но дома ее ждал Мишка и горячий чайник. И, когда она, напившись чаю, садилась на Мишкину кровать, он пристраивался ей под руку, и они, иногда даже не зажигая света, сидели, обнявшись, и говорили, говорили. Потом Мишка засыпал или добровольно укладывался спать, а она варила что-нибудь на завтрашний день или тихонько шила, загородив от сына лампочку, или читала.

            В их комнате была радиоточка. В углу у двери на маленьком кронштейне висела черная тарелка репродуктора. За несколько минут до шести утра включался метроном. Радио начинало тикать. Лидия просыпалась и, наскоро проглотив что-нибудь на завтрак, торопилась на работу. На заводе была столовая для сотрудников, что было серьезной помощью людям, помогающим фронту и страдающим от войны. Ей сказали, что со следующего месяца в эту столовую можно будет ходить и Мишке.

            Иногда по вечерам они с Мишкой слушали по радио какой-нибудь концерт по заявкам или спектакль (это называлось «театр у микрофона»). Здесь же по радио они услышали о грандиозном танковом сражении в степи под Курском, о том, которое после будет называться Курской битвой. В те далекие годы  население страны было не слишком  информировано о поражениях на фронте, а вот по поводу побед, даже самых маленьких, на заводе, в доме, где они жили, и, конечно, в городе и во всей стране было такое народное ликование, словно все плохое уже осталось позади. Словно позади уже была вся большая и жестокая война, и вот-вот вернутся домой все те, кого эта война вырвала из привычной жизни и из семьи.

            Лидия радовалась вместе со всеми. Но, в отличие от многих других, она никого не ждала с фронта. К ней никто не должен был вернуться. Их было только двое на всем белом свете: она и Мишка.

            Лидия никогда не была замужем. В 1930 году, когда она училась в институте, у нее был роман со старшекурсником. Он знал, что у Лидии будет ребенок, уехал на практику на полгода, а когда вернулся, был уже совсем другим человеком. Ни она, ни ребенок, который родился без него, его не интересовали. Как он сказал Лидии, «его сердце билось теперь для другой женщины». Лидия оставила институт и через пару месяцев, оставляя малыша своей матери, пошла работать чертежницей в конструкторское бюро машиностроительного завода. Очень скоро она стала лучшей чертежницей КБ, получала всяческие премии и награды.

            Мишка рос крепким, здоровым и умным. И тут подло, исподтишка, началась война.

            Ленинград начали обстреливать. Родители погибли во время бомбежки. Лидия с сыном была эвакуирована с заводом на Урал. А теперь вот переехала на новое место работы.

            Радиорепродуктор висел не только в ее комнате, но и в кухне их дома. Там, около своей керосинки, Лидия услышала по радио об освобождении от немцев городов Орел и Белгород.  Это было необычное сообщение, потому что в честь этой победы был произведен первый салют. И салют они тоже прослушали по радио.

            Кухня в доме была чем-то вроде кают-компании на корабле. Там читали письма с фронта, пересказывали сплетни, обменивались новостями, воспитывали детей. Пожилая дама, мать одной из коллег Лидии, вязала, сидя на кухне. В их сообществе были две пожилые женщины, они были умны и доброжелательны. Они помогали не только своим дочерям или невесткам, а всем работающим женщинам. С ними можно было оставить ребенка, или попросить присмотреть за кипящим супом,  или снять сохнущее белье, если начнется дождь. Кроме заводских  в этом большом доме было также три семьи эвакуированных из Ленинграда. Они приехали сюда в сорок втором году после первой блокадной зимы. Одна из тех двух пожилых женщин приехала сюда с восьмилетней внучкой. Другие члены семьи остались в Ленинграде. Она рассказывала, что, когда ее внучка пошла в школу, то директор школы собрала детей и учителей и расспросила маленькую ленинградку о том, что происходило в ту первую блокадную зиму в городе и в ее семье.  Девочка была еще слишком мала, чтобы рассказать об этом так, как следовало бы, тогда директор школы стала задавать ей вопросы, и малышка отвечала. Слушая этот рассказ, многие плакали. И директор школы обняла девочку и тоже заплакала. Ленинградцев уважали.

            Лидия ежедневно проводила много часов в КБ, стоя за кульманом или сидя за столом со справочником или с чертежами. Она была лучшей чертежницей  везде, где работала. Говорили, что у нее легкая рука.  Она выполняла чертежи не только быстро, но и изящно, если только возможно такое сравнение. А уж то, что она сама была необыкновенно изящна, понял бы даже слепой! У нее были густые длинные волосы, которые она заплетала в красивую косу или завязывала в узел. Волосы были необыкновенного цвета, они были, несомненно, черными, но отливали  то пепельным, то перламутровым оттенком.  Глаза тоже, разумеется, были черными. Но она совсем не выглядела какой-нибудь смуглой Эсмеральдой. Более того, у нее была довольно светлая кожа.

            Лидия была очень красивой женщиной. При всех тяготах военного времени, при плохом питании и заботах о сыне она сохраняла свежий вид и привлекательную внешность. А еще она обладала бесценными женскими умениями, полезными даже для мирного времени, а уж для военного…  Она умела шить. Досадно, что есть женщины, которые не понимают этого. Жизненные обстоятельства могут измениться, а умения остаются всегда.

            Одеваться роскошно она никогда не могла, да это и не одобрялось и до войны, а уж во время войны вызвало бы открытое неодобрение. Но те простенькие блузочки и платья, которые она себе шила, на ее стройной фигурке выглядели так, словно вышли из рук дорогого портного. Даже сейчас, когда в тылу женщин было гораздо больше, чем мужчин, а мужчины, кстати, даже самые ничтожные теперь высоко ценились, ее везде провожали взглядом.

            Жизнь была распределена на часы работы, недолгий сон и общение с сыном. Последним Лидия очень дорожила. Ежевечерние разговоры они с сыном называли «мои университеты». Где бы они ни жили, Лидия сразу же записывала Мишку в библиотеку. Читал он необыкновенно много, учился всегда прекрасно. Мальчик он был большой и крепенький, весь в папу, не к ночи будь помянут! А еще Мишка занимался спортом. Кажется, всеми видами сразу.

            Приближался сентябрь, Мишку нужно было отдавать в школу. Лидия записала его в седьмой класс. Кроме Мишки в их доме были еще два мальчика, которые будут учиться в той же школе, одного из них, маленького, Мишка уже давно взял под свою опеку. Лидия совсем не боялась этого нового учебного года и новой школы. Если бы она знала, как ошибалась!

            С первого же учебного дня у сына появились проблемы. Чистенький, аккуратно одетый новенький, да еще и отличник, оказался вовсе не тютей, как кое-кому хотелось бы. Оказывается, он мог прекрасно постоять за себя, что и продемонстрировал желающим проверить его на первой же неделе учебного года! А кроме неприятия новенького, кстати, детишки могли бы обойтись без этого греха, класс-то был сборный, в городе было много эвакуированных, возникла еще одна проблема.

Когда Мишка родился, и стало ясно, что отца у него не будет, Лидия записала его на свою фамилию и дала ему отчество по своему отцу. И стал он Михаилом Игоревичем Смирновым. А в новом классе уже был мальчик по фамилии Смирнов. И не просто Смирнов, а Игоревич. Мальчишки оказались тезками во всем, кроме имени: Михаил и Дмитрий Игоревичи Смирновы, родившиеся 15 января 1930 года (потом выяснилось, что в одном и том же роддоме), оказались в одном и том же седьмом классе. Более того, они были одного роста, а светлые волосы у обоих были подстрижены ежиком.

            Говорят, что обычно девочки не терпят таких вот внезапно появившихся близнецов. Ревнуют, что ли? Но тут у мальчишек стало твориться что-то невообразимое. Мишка-то был парнем доброжелательным, считал себя компанейским мужиком, единственным защитником матери. Он лишь ответил на неправильную, по его мнению, реакцию одноклассника.  А одноклассник, вышеупомянутый Дмитрий Игоревич Смирнов, в некотором смысле привык к признанию собственной неповторимости. Был он единственным сыном главного инженера завода генерала Смирнова. Мальчик весьма неадекватно реагировал на ставшую традиционной в классе шутку: «Смирнов, смотри, твой брат пришел!»  Пару раз на эту тему пошутили учителя, подначили приятели, и через неделю все кончилось дракой. Первой дракой.

            Определение «эвакуированные» в детском лексиконе превратилось в довольно обидное слово «ковырнутые». Вот этим словом Мишку и обозвали. Разумеется, он не мог не возмутиться.

            В драке победил Мишка. Иначе и быть не могло. Его соперника подняли, поставили на ноги, сдули пыль, которую он собрал, валяясь на полу, а Мишку вызвали к директору. На следующий день туда же была вызвана  Лидия. Директор сделал ей выговор, долго читал нотацию Мишке, а завуч очень неосмотрительно упомянула «прочерк» в Мишкиной метрике. Напрасно она это сделала. Лидия уже давно научилась кусаться. Она потом сожалела о своей несдержанности, но тут же после упоминания о Мишкиной «незаконности» выдала завучу, что прочерки скоро отменят, а дети останутся. У кого они есть, конечно. Никто из педагогов не обратил внимания на тот факт, что не Мишка был зачинщиком драки.

            Прошел еще месяц. Состоялась еще одна драка, но, отличие от первой, очень серьезная. Мишка избил своего однофамильца. Это было уже очень плохо. К делу была привлечена милиция. Скандал был невероятный. Милиция грозила судом.

            Вечером Лидия в горестном недоумении сидела на кухне, окруженная соседками, жалели ее и  давали какие-то советы. Вошла  еще одна из соседок с кастрюлей в руках, нашла глазами Лидию:

            - Там у твоей двери мужик какой-то стучится.

            Лидия пошла к себе. У дверей ее комнаты действительно стоял высокий мужчина.

            - Вы ко мне?

            - Если вы Смирнова, то к вам.

В интонации, с которой он это произнес, был вызов. Но этим Лидию было не испугать.

- Смирнова Лидия Игоревна, с вашего позволения.

Лидия впустила его в комнату, включила свет, указала ему на один из стульев около стола.

- Тогда уж и я представлюсь полностью: Игорь Иванович Смирнов. Отец пострадавшего.

Она намеренно не предложила ему снять пальто, а он, словно не заметив этого, расстегнул плащ, но не стал снимать,  сел на указанный стул. Теперь он говорил с совсем другой интонацией и во все глаза смотрел на Лидию.

Их разговор продолжался долго, постепенно приближаясь к обычной беседе знакомых людей. А потом, совершенно неожиданно, гость попросил напоить его чаем. Лидия вышла на кухню. У нее дрожали руки. Соседки уже знали, кто к ней пришел. У ворот стояла машина, любопытные  женщины сбегали и поговорили с шофером. Соседки кинулись к Лидии с расспросами. Одна, схватив Лидию за руку, сказала шепотом:  - Лидочка, да дай ты ему, что он хочет!

Они пили чай ни с чем, был только сахар. Лидия уже понимала, что гроза миновала. Гость уехал около одиннадцати, на прощание успокоив Лидию, сказав, что все дело он закроет.

- Ничего не бойтесь. С Митькой я поговорю. Меня бы вообще устроило, если бы мальчишки подружились. Моему  Митьке есть чему поучиться у вашего сына. Ну, а мы с вами будем теперь встречаться на заводе.

Смирнов уехал. Лидия без сил сидела за столом перед чашками, из которых они пили чай. Вошел Мишка. Он весь вечер просидел в комнате у соседей и теперь просто хотел спать.

На другой день с утра Смирнов позвонил и в школу и в милицию и действительно погасил конфликт. Мог, многое мог генерал Смирнов.

Лидия же встретилась с ним на следующий же день в заводской столовой, куда, как ей показалось, Смирнов зашел просто, чтобы поздороваться с ней.

А он действительно зашел в столовую во время обеда чертежников, чтобы только посмотреть на женщину, которая неожиданно ему понравилась. Он вошел в столовую, уже зная, что она там. Интересно, как она выглядит в официальной обстановке?

Выглядела она потрясающе! Вместо косы ее волосы уложены в красивый узел, а вместо домашнего платья белая блузка с мелкими застроченными складочками. Она стояла в очереди перед раздачей, разговаривала с двумя женщинами. Смирнов подошел, поздоровался, назвав ее по имени-отчеству. Разговоры вокруг стихли. Кто-то стал с ним здороваться, он механически кивал. Он задал ей пару незначащих вопросов, сказал: «Всего хорошего, увидимся» и  вернулся к себе.

Вечером он провел беседу с сыном. Митька был удивлен, что отец не защищает его, а требует объяснений.

После смерти матери Митька был единственным, для чего Смирнов жил. Он не баловал его, нет. Но нашлись другие люди, которые с успехом делали это вредное дело.  Хозяйство  у них вела почти что родственница, бывшая Митькина няня, Агаша, души не чаявшая в Митьке и все ему спускавшая и прощавшая. После скандала, связанного с этой дракой, Агаша рвала и метала. Она в разговорах с соседками говорила, что «посадят теперь хулигана». Пыталась на ту же тему говорить и со Смирновым, но он решительно сказал:

- Агаша, да ты с ума сошла! Мальчишки подрались, а ты про суд говоришь. Знаешь, сколько я в детстве дрался? Из тюрьмы бы не вылезал!

К слову сказать,  и Митька был недоволен шумом вокруг всей этой истории. Сначала-то ему было приятно, что за него заступились, а потом он стал как-то иначе смотреть на свой конфликт с Мишкой.  Мишка-то сам решал свои проблемы, без  помощи папы или директора школы. Да и парень он вроде ничего, самостоятельный. Похоже, ничего не боится. Тут есть над чем подумать.

Агаша была удивлена реакцией генерала. Она полагала, что любящий отец тоже, как и она, жаждет крови. Но, как говорится, мир – маленькая деревня. Скоро соседки открыли Агаше причину необычного отношения генерала к обидчику сына: генерал «положил глаз» на мать этого хулигана. Наверное, она сама перед ним хвостом крутит? Ничего удивительного, у нее ребенок неизвестно от кого. Вот такие-то и растят хулиганов! Вариантов объяснений, предложенных соседками, было много. Логическим продолжением этих разговоров было бы, наверно, предположение, что Лидия по ночам летает на метле, а под своими роскошными (черными!) волосами прячет рожки…

Агаша даже ходила потихоньку посмотреть на Лидию. Рогов не обнаружила. А Лидия-то удивлялась, что это за незнакомая пожилая женщина сидела в столовой за соседним столиком и не сводила с нее глаз.

Наступила холодная осень.

На заводе готовились праздновать двадцать шестую годовщину Октябрьской революции. Как всегда торжественное заседание, потом концерт, приехали хорошие артисты.

Незадолго до ноябрьских праздников генерал Смирнов вызвал к себе в кабинет чертежницу Смирнову с чертежами, которые она выполняла. Лидия поправила прическу и пошла к генералу. Уже в его кабинете ей показалось, что проверка чертежей только предлог. Смирнов очень поверхностно посмотрел чертежи, попросил обратить внимание на один из узлов и перевел разговор на мирные рельсы. Он предложил Лидии выпить чаю здесь, у него в кабинете. Он же пил чай у нее дома! Только в отличие от пустого чая дома у Лидии, у него на большой тарелке лежали бутерброды с колбасой. Смирнов заговорил о детях, сразу же сняв ее настороженность, а в конце чаепития он пригласил Лидию пойти с ним на заводское празднование. Лидия потом, вернувшись к себе, сама удивлялась тому, что согласилась. Вернее, не столько тому, что согласилась, сколько тому, как согласилась

Накануне праздника Лидия сказала Мишке:

- Знаешь, меня пригласили пойти на торжественное заседание и концерт.

- Здорово! А кто?

Лидия помолчала немного: – Главный инженер.

Теперь помолчал Мишка: – Пойдешь?

- А ты что скажешь?

- Говорят, что он стоящий мужик.

- Ты-то откуда знаешь?

- Все говорят. Мам, ты иди на концерт. Ты и так у меня только работаешь. Или на заводе, или на кухне. А я тут у Виктора Ивановича побуду. Мы чаю попьем, в шахматы поиграем.

На праздник Лидия приготовилась тщательнейшим образом. Из шкафа вышли на свет божий черное шелковое платье, лакированные туфли и сумочка. На шею она надела нитку жемчуга, а на палец свою единственную драгоценность, колечко с изумрудом. Мишка заворожено смотрел на мать.

- Мам, какая ты у меня красивая!

Смирнов приехал минута в минуту в назначенное время. Он был в темно-сером пальто, раздеваться не стал. У него в руках был пакет, который Смирнов, войдя, положил на стол.

- Что это?

- Это вам с сыном к празднику.

На ее попытки что-то возразить он только отмахнулся. Лидия поблагодарила и переложила пакет на тумбочку. Она надела на ноги ботики, накинула на голову шаль. Смирнов подал ей пальто. Они вышли из комнаты, прошли по коридору, спустились вниз к машине, ожидавшей генерала. Лидия чувствовала на своей спине взгляды соседок, которые украдкой смотрели ей вслед.

- Лидия Игоревна, познакомьтесь, пожалуйста, это Василий Иванович, мой водитель.

Усатый шофер улыбнулся ей.

Завод, оказывается, был гораздо ближе, чем она считала, когда ходила пешком. Среди приглашенных на торжественный вечер прошло изумление, когда увидели, с кем приехал главный инженер. Когда в гардеробе Лидия сняла шаль и пальто и сдала гардеробщице ботики, на них со Смирновым были направлены все взоры. Смирнов был в парадном генеральском мундире. В этом году советские военные снова стали носить погоны. Так, под руку с Лидией, Смирнов вошел в зал. Здесь их догнал директор завода с женой. Церемония знакомства, рукопожатия, улыбки. Скоро к ним присоединились и другие руководители завода. Лидия видела, что к ней все испытывают известный интерес, она держалась скромно, очень достойно и была сдержана.  Две дамы, жена директора и еще чья-то жена, почти демонстративно выражали неудовольствие от знакомства. Если кто-то это и заметил, то не подал виду. Смирнов держал Лидию под локоть чуть впереди себя, давая понять, что она здесь не случайно.

Скоро началось торжественное заседание. Перед его началом Смирнов сам отвел Лидию в зал и усадил в первом ряду. Он отправился в президиум вместе с директором завода и другими руководителями, а Лидия осталась одна в первом ряду партера рядом с женой директора, которая демонстративно не обращала на нее внимание.

Торжественная часть продолжалась около часа. Выступающие говорили и о революции и, естественно, о войне. Зал им аплодировал. Наверное, для всех это были минуты счастья.

Смирнов, сидевший в президиуме, время от времени смотрел на Лидию. Он честно признавался себе, что, если бы не люди в зале, смотревшие на него, он вовсе не отводил бы глаз от Лидии. Когда окончилась торжественная часть, в кабинете у заведующего клубом они выпили по бокалу вина и вернулись в зал. Перерыв кончился, начался концерт. Смирнов и Лидия сидели, конечно, рядом, пару раз он прислонился к ее плечу и взял за руку.

Было еще и третье отделение праздника. В буфете были заказаны столики, а в соседнем зале были танцы. Смирнов и Лидия некоторое время посидели вместе с заводским начальством, дважды выходили в зал потанцевать.

Около полуночи они всей компанией поднялись из-за стола и вышли из клуба на воздух. Было холодно. На чистом черном небе сверкали яркие звезды. Директор предложил всем поехать к нему домой и продолжить празднование, но Лидия попросила отвезти ее домой.

Все поехали к директору, а Смирнов повез Лидию домой. На крыльце ее дома он поблагодарил Лидию за чудесный вечер и поцеловал ей руку. Пожелал спокойной ночи и уехал.

Наступила зима. Сразу выпало очень много снега. Вокруг дома, на улице, во дворе для детей было раздолье. Для малышей была маленькая горка во дворе дома Лидии. Недалеко, на соседней улице, на пустыре, ребята постарше залили водой  крышу заброшенного погреба, подправили, сделали ступеньки, чтобы подниматься наверх. Красота!

Это развлечение сыграло важную роль в судьбе всех Смирновых сразу. Кататься на эту горку ходили разные подростки. Для таких, как Мишка, это было развлечение и возможность продемонстрировать, что он тоже, как взрослые, может прокатиться, да еще и сделать какой-нибудь переворот, и не упасть. Но приходили туда и другие подростки, и парни постарше, для которых это место было полигоном для демонстрации своей силы и власти над улицей. Днем горка принадлежала детям, а чем позже, тем больше старших появлялось на этом месте.

В тот знаменательный день на горке катались несколько ребят из Мишкиной школы, в том числе Митька Смирнов, хотя жил он далеко от этой улицы.   Мишка пришел попозже, сделав все домашние дела. Кого-то он там перещеголял, с лихостью спрыгивая с ледяной дорожки. Началась сперва словесная перепалка, потом Мишкиных одноклассников стали толкать, делать опасные движения около них на льду. Несколько благоразумных мальчиков спешно покинули это место. А четверо, в том числе, естественно, Мишка и Митька, остались. Не могли они показать, что их можно испугать. Для порядка они прокатились еще несколько раз и медленно направились прочь от горки. Один еще и закурил для поддержания образа парня, которому все нипочем. Далеко отойти они не успели, на них набросились, двоих сразу же сбили с ног.

Противников было больше, и они были старше. Конечно, они накостыляли всем четверым. Но главное было впереди. В драке те парни пустили в ход нож. Наиболее вероятной жертвой стал бы Митька. И тут Мишка с успехом применил свои навыки (в значительной степени теоретические) рукопашного боя.

Как говорится, удача была на нашей стороне. Те Митькины и Мишкины одноклассники, которые ушли с горки до начала потасовки, сообразили позвать на помощь взрослых.

Когда к горке подбегал водитель Митькиного отца, а с ним еще какой-то военный, расклад сил был таким: на снегу, воя, держась за руку, валялся один из нападавших, тот, что был с ножом, а все остальные бойцы были составляли сложную акробатическую композицию, именуемую в просторечии «куча мала».

Враги пустились наутек, оставив на снегу поверженного собрата. Тот военный,  который прибежал с шофером, наклонился посмотреть, что там с пострадавшим. Выяснилось, что защищая Митьку от ножа, Мишка стал выворачивать хулигану руку и умудрился сломать ее.  Шофер отвез хулигана в милицию, а военный проводил мальчишек по домам.

Дома Митька с восторгом рассказывал, во-первых, как «мы им дали», а во-вторых, о том,  Мишка «знает приемчики».  Только Агаша проворчала по этому поводу, что, если бы Митька не пошел бы кататься вместе с этим хулиганом, то ничего и не было бы.

А у Лидии в этот период были свои волнения. Она и еще несколько чертежниц должны были срочно выполнить чертежи для нового изделия. Работали только что не круглосуточно. Когда же эта экстренная работа была закончена, главный инженер устроил для чертежниц чаепитие у себя в кабинете. Кроме чертежниц позвали их начальника отдела, а больше никого. К чаю пришла Агаша, принесла испеченные дома пирожки с капустой. Поварихой она была знатной!

Во время этого чаепития, улучив момент, Смирнов пригласил Лидию в кино. И вот в ближайший выходной он ждал Лидию у входа в кинотеатр, находящийся на главной улице города. Она ужасно боялась опоздать. А он заранее взял билеты и боялся, что она не придет. Но, по правде говоря, это были приятные волнения, потому что и она знала, что не опоздает, и что он в любом случае будет ее ждать, и он знал, что она конечно, придет. Просто так им было приятнее.

После сеанса, а смотрели они довоенный еще фильм «Трактористы», они  немного погуляли по улицам. Немного, немного, потому что было ветрено, сыпал неприятный острый снег. Пешком дошли до дома Лидии. Она думала, позвать его выпить чаю или нет. Решила не звать. Они несколько минут поговорили на крыльце о сыновьях. Кажется, мальчишки все-таки подружились. Перед уходом Смирнов спросил, не хотела бы Лидия пойти в театр. В театр? А это возможно?  Оказывается, в город приехал на гастроли хороший московский театр. Привезли пьесы Островского. Если Лидия согласна, он возьмет билеты. Ну разве она могла отказаться?

Как странно развивались отношения у людей в середине ХХ века! Смирнов и Лидия испытывали друг к другу очень сильные и искренние чувства. Их внуки удивятся, что можно при таких обстоятельствах долго-долго называть друг друга «на Вы» и по имени-отчеству.

- Так пойдем в театр, Лидия Игоревна?

- С удовольствием, Игорь Иванович.

И они пошли в театр. И даже на два спектакля. Смотрели «Грозу» (как же без нее!) и «Без вины виноватые».

На заводе  уже не было новостью, что у главного инженера роман с чертежницей, поэтому те знакомые, которые встретили их в фойе театра, уже могли сэкономить эмоции, не переглядываться, не всматриваться в их лица. Генерал Смирнов давно считался завидным женихом. Было несколько женщин, пытавшихся прибрать его к рукам, но они не смогли преодолеть даже первого рубежа обороны. А эта смогла! Кстати, а что это у них фамилии совпадают? Все ли тут чисто? И мальчишки у них, говорят, в один  день родились…

При всех скудностях военного времени Лидия сумела в первое и во второе посещение театра выглядеть по-разному. Костюмчик один и тот же, а блузки разные.

Когда они возвращались после «Грозы», Смирнов предложил Лидии перейти «на ты». Так что внуки уже могут одобрить поведение предков.

Но внуков пока еще не предвидится, а дети уже есть и живут своей жизнью. Митька то оставался надолго дома у Мишки, делали вместе уроки, то, к неудовольствию Агаши, притаскивал Мишку к себе домой. В классе уже никто и не подумал бы пошутить над Митькой, как прежде. Теперь он сам гордился тем, что у них с Мишкой так много общего.

В городе расчищали от снега только несколько главных улиц. Остальные были засыпаны снегом, которого было очень много, и только узкая дорожка посередине улицы была не расчищена, а скорее, притоптана, примята. Если бы не редкие автомобили, то была бы только узенькая тропочка для пешеходов. Чем ближе к центру города и чем ближе к заводу, тем более оживленным становилось движение, машин и людей было все больше и больше. Каждое утро в темноте, сейчас, зимой, и только летом на свету, Лидия, иногда  не до конца проснувшаяся, спешит на завод. Нужно пройти через проходную, а потом еще по территории, и войти в отдельно стоящее здание, где размещалось конструкторское бюро, чертежный отдел, комната, где сидели копировщицы и еще что-то. Только там и отмечалось время прихода на службу. Опаздывать было нельзя. Время военное!

Сейчас холодно. На ногах у Лидии валенки. Когда дни не слишком холодные, она надевает ботики, но это было только осенью. Под черным пальто, которое не очень-то и греет, у нее надета вязаная кофта, а поверх пальто большой тоже вязаный  шерстяной платок серого цвета. Ну, понятное дело, варежки. Она уже давно поняла, что чем быстрее идет, тем теплее, вернее, тем менее холодно. Та из чертежниц, которая первой приходит в отдел, сразу же включает главное богатство чертежного отдела, электрический чайник,  чтобы все пришедшие отогревались. Ведь все ходили на службу пешком.

В чертежном отделе всегда было включено радио. Вместе и порадоваться, и поплакать в случае чего. А когда передавали концерт по заявкам фронтовиков или, наоборот, для фронтовиков, это был просто именинный подарок. Почти все сотрудницы чертежного отдела или женами, или матерями, или дочерьми людей, воюющих сейчас на фронте. Была даже одна теща. Еще в отделе были двое мужчин, один из которых и был начальником отдела.

Хоть у всех были равные права, особого мира в отделе не было. Они все трепыхались, несмотря на войну, они еще думали, что им есть что делить. Была одна вздорная особа из старых сотрудниц, которая почему-то решила, что в обязанность входит воспитывать молодых чертежниц. А тут такой лакомый кусочек: молодая незамужняя женщина, да еще и с ребенком. А где у нас папаша? А из каких он был? А уж за спиной посудачить сам бог велел.

Когда же достоянием общественности стали отношения Лидии с главным инженером, первое, что сказала эта моралистка, было «приехала сюда хвостом крутить». Ожидали, что из этих отношений ничего не выйдет – опять разочарование. Лидия уже давно научилась в разговоре с неприятными ей людьми, если разговора не избежать, смотреть не в глаза, а куда-то в переносицу. Или в область третьего глаза. Она никогда ни с кем не ссорилась. Мало ли кто ее не любит!

Когда Смирнов в первый раз пригласил Лидию с Мишкой (!) к себе на воскресный обед, Лидии пришлось прибегнуть к своим приемам. Агаша, поджав губы, отказалась от ее помощи. Мальчишки были заняты друг другом. Смирнов, покачав головой, взял Лидию за руку и увлек ее каким-то разговором. Лидия отвечала ему, почти не вникая в смысл разговора. Ее, если честно говорить, обидела реакция Агаши. Поэтому она упустила момент, когда Смирнов сменил тему разговора. О чем это он? Ах да, скоро Новый год. Ну конечно, она с удовольствием пойдет на празднование Нового года в заводоуправление.

- С удовольствием на празднование или с удовольствием со мной?

- С вами. С тобой, то есть.

Смирнов быстро наклонился и поцеловал ее. Лидия не успела никак отреагировать, потому что в кабинет вошла Агаша, по-прежнему с поджатыми губами, и, церемонно сложив под грудью руки, пригласила к столу. Да и как, собственно, Лидия должна была отреагировать? Смирнов ей нравился.

Они вышли в столовую. Смирнов громко крикнул в сторону комнаты сына: - Мужики, за стол!

За столом Митька и Мишка сидели рядом и ни на кого, кроме друг друга, внимания не обращали. Они еще вполголоса договаривали что-то свое.

Лидия знала, что Смирнов, как и все люди его положения, получает спецпаек, но никогда не задерживалась на этой мысли. А вот Мишка, увидев, что Агаша наливает ему в тарелку суп явно с мясом, растерялся. Чтобы снять смущение мальчика, Смирнов обратился к нему с вопросом, давно ли он стал заниматься рукопашным боем. Мишка, польщенный интересом к его занятиям, стал рассказывать, что давным-давно (для Мишкиной истории) они с мамой (взгляд Смирнова на Лидию) нашли на книжном развале, в Ленинграде еще, книжку. По этой книжке с картинками он и выучился.  (А книжка, между прочим, была издана еще до революции и до первой мировой войны: «Русский рукопашный бой»)

- А мне покажешь? – заинтересовался Смирнов.

- И мне, и мне! – Это уже Митька.

Обсудили спортивную тему, поговорили о положении на фронте. Была еще одна заинтересовавшая присутствующих тема: возрождение военных училищ для мальчиков. Сухопутное называлось Суворовским, а морское Нахимовским. В училище будут принимать мальчиков, чьи родители погибли на фронте. Таким образом, дети получат образование и военную специальность. Форму будут носить.

Агаша внесла чайник. К чаю она специально испекла печенье. И за чаем взяла реванш. Зазвонил телефон. Смирнов ушел в кабинет, его не было минут двадцать. В его отсутствие Агаша развлекала гостью. За эти двадцать минут Лидия узнала, что Машенька это печенье делала гораздо лучше, но сейчас с продуктами сложно. Машенька вообще была замечательной хозяйкой, все ее любили и уважали. А уж Игорь на нее надышаться не мог! Она бы рассуждала еще долго, но вернулся Смирнов. Он, кажется, услышал последние слова Агаши, потому что многозначительно на нее посмотрел, и она заспешила на кухню.

- Лидочка, я не ожидал, что задержусь у телефона так долго. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя испортилось настроение из-за Агашиной болтовни.

- Игорь, мы взрослые люди, и я все понимаю.

Он схватил ее за руку: - Ничего ты не понимаешь! Я тебя люблю и никому не позволю отнять тебя у меня!

Хотелось бы посмотреть на того, кто осмелится что-нибудь у него отнять!  Итак, между ними состоялось объяснение. Они оба имели за плечами жизненный опыт и каждый свою историю. Если уж они нашли друг друга, то нельзя отказываться от всего, что дадут им эти отношения. Смирнов умел говорить очень убедительно.

На Новогодний праздник Лидия пошла уже как почти законная спутница Смирнова.

Радио транслирует бой Кремлевских курантов. С последним ударом все начинают поздравлять друг друга, чокаясь бокалами с шампанским. Оказывается, в мире еще существует шампанское! А Лидия совсем об этом забыла.

Смирнов привез ее домой только под утро и, пользуясь тем, что Мишка находится в его квартире, остался у Лидии. Беспокоясь, она говорила, что ведь увидят соседи.

- И соседи люди, и я человек. Какое им дело, если ты выходишь за меня замуж?

- Я выхожу за тебя замуж?

- Конечно. Ты разве забыла? Я сделал тебе предложение между салатом и горячим блюдом. А ты ответила согласием.

- Между вторым и десертом?

И он остался ночевать  у Лидии,  а машину отпустил, велев заехать за ним (или за ними?) завтра.

Утром соседи очень быстро раскусили, что у Лидии гость, и  что Мишки нет дома. Но у нее были хорошие отношения почти со всеми соседями, кроме одной ненормальной и пьющей Кузнецовой. Но и та, хотя присутствовала в кухне при утреннем разговоре, когда Лидия готовила завтрак, почему-то промолчала. Наверно, чувствовала себя не в форме после празднования Нового года.

Позже, когда они уже обедали дома у Смирнова, дети рассказали, что теперь, с этого же дня, гимном СССР будет не «Интернационал», а другой гимн, специально для этого написанный. Мальчишкам особенно понравилось, что стихи гимна были сочинены самим Сергеем Михалковым.

В связи с этим хотелось бы рассказать одну полузабавную-полугрустную историю. В описываемый период времени служил у одного военачальника в шоферах один страстный охотник.  Отношения между шоферами и теми, кого они возят, нередко бывают довольно дружескими, порою даже почти родственными. И вот в качестве подарка на Новый 1944 год отпустил военачальник своего шофера поохотиться. Грустно, что я не помню, где это происходило. А спросить теперь не у кого…

Отпустили охотника еще 31 декабря, и до 2 или 3 января он был свободен. А первого января заловили охотника в лесу не то пограничники, не то смершевцы.

- Кто такой?

- Вот такой-то, воинская часть номер такой-то, вот отпускной документ.

- А что в лесу делаешь?

- Отпустили поохотиться.

- Кто отпустил?

Не знаю, можно ли было называть имена командиров воинских частей. Или такой вопрос не задавали. Ну, конечно, пару раз по морде дали. Как же без этого? Документы смотрели и так, и сяк. Какие уж там скрепки были, не знаю (привет, Богомолов!), только вдруг одного из дознавателей осенило:

- А какой у нас гимн, знаешь?

- Знаю.

- Пой!

Охотник, ушедший из части до наступления Нового года, понятия не имел о новом гимне.

От расстрела как шпиона, проникшего с враждебной целью на советскую территорию, охотника спасло совершенно случайное появление  его собственного начальника, который начал беспокоиться, не случилось ли чего с его шофером. Он зашел к особистам своей же части спросить, не слышали ли они чего-нибудь.

Начало 1944 года отличалось от предыдущих лет большим оптимизмом. Военные успехи Советской Армии вызывали у людей все бòльшие надежды. Теперь все жили с ожиданием. Когда? Когда же, наконец? Фронт необратимо отодвигался на запад. В январе была снята блокада Ленинграда.

Директор завода и главный инженер уехали в Москву. В командировку. Перед отъездом Смирнов долго сидел дома у Лидии. Мишка деликатно ушел к соседу. Итогом разговора стало решение пожениться. Смирнов настойчиво убеждал Лидию, что их жизнь будет счастливой, что у мальчишек будут, наконец, оба родителя, и, кто знает, может, у Митьки и Мишки появится еще один братик или даже сестричка. И Лидия совсем не должна беспокоиться, ее Мишка всегда будет для Смирнова родным сыном, и ей не нужно бояться Агаши.

На следующий день после этого разговора Лидия с мальчишками провожали Смирнова на аэродроме. Кроме них были, разумеется, представители завода, была также жена директора с детьми. Странная женщина. Не нравится тебе Лидия, ну и держи при себе свои эмоции! При мужчинах она еще как-то сдерживается, но как только они остаются вдвоем, она просто пренебрежительно отворачивается. Мишка даже удивленно посмотрел на мать, почему она позволяет?

Самолеты еще не рассматривались как обычное средство транспорта. На самолетах летали те, кто  срочно потребовался высшему руководству. Лидия знала, что они везут в Москву отчет о работе завода, о дальнейших планах и материалы по новому изделию.

Командировка Смирнова продлилась гораздо дольше, чем он рассчитывал. Несколько дней они провели в Москве, в наркомате обороны. Долгие доклады, обсуждения, консультации. В целом работа по проектированию нового изделия была оценена положительно. В первый же образовавшийся свободный вечер Смирнов отправился в ювелирный магазин и купил Лидии кольцо и серьги с бриллиантами. Уже было можно. К этому уже относились иначе. Заслужили.  Вернувшись в гостиницу «Москва», где они с директором занимали вдвоем один номер, Смирнов достал из кармана синий бархатный футляр, открыл и показал директору. Тот все понял, одобрил, но грустно улыбнулся.

- Счастливые вы, молодые.

- Константин Ильич, да разве вы – старый?

- Не старый годами. Да только я не о том. Знаешь, у меня два года назад тоже был роман. Тоже с чертежницей. Служебный роман. Я совсем тогда голову потерял. Собрался разводиться. А Марина моя в партком побежала. Ну, они мне устроили Варфоломеевскую ночь. С чертежницей моей побеседовали. Собрала она вещи и уехала. Куда, не знаю. Так все и кончилось. А ты, Игорь, счастливый. Ты сильнее меня. Все у тебя хорошо будет. И пацаны у вас одинаковые, будто братья.

- Константин Ильич, вы знаете, они родились в одном роддоме в один и тот же день.

- Это судьба.

После Москвы их отправили в Ленинград. Еще не было окончательно решено, вернется ли завод на прежнее место, или останется на Урале, а в Ленинграде будет строиться новый, но  Смирнов должен стать директором завода после возвращения в Ленинград.

На Урал Смирнов вернулся уже в марте. Заезжали еще в Оренбург. После возвращения свободного времени у него не было совсем. Тем более ценными были те немногие часы, которые они с Лидией могли провести вместе.  И что им все злые языки! Раньше Лидия их не замечала, а теперь просто смеялась над «доброжелателями».

Оказывается, в обком партии было отправлено письмо, в котором кто-то, проливая слезы на страницы, вырванные из тетради в клеточку, просил избавить руководителей завода от предприимчивых особ, желающих пристроиться на теплое местечко.  И что вы думаете? На завод прибыл инструктор обкома, беседовал и со Смирновым, и с сотрудниками администрации. И с чертежницами, между прочим. Инструктор вмешивался совершенно не в свои дела, впрочем, в те далекие годы, да и позже, в годы совсем не такие далекие, это считалось нормальным явлением.  Посещает ли чертежница Смирнова политзанятия? Не допускала ли высказываний, порочащих руководство завода? Он так и не сказал Смирнову, кто написал письмо, но Игорь и сам догадался.

Однажды вечером, уже совсем поздно, ему позвонили по телефону из больницы. У директора завода инфаркт. Игорь, сломя голову, кинулся в больницу. В палату его не пустили. Константин Ильич был в сознании, это по его просьбе вызвали  Смирнова. Врач только открыл дверь и показал  ему директора, лежащего в кровати с капельницей у изголовья. Игорь успел махнуть ему рукой. Дверь закрылась.

Выходя в коридор, Игорь столкнулся с женой директора. Она не ответила на приветствие. Ее лицо было заплакано, а под глазом наплывал большой синяк.  Игорь понял, что она все никак не могла успокоиться и написала донос. Видимо инструктор обкома открыл директору, что автором письма была его жена. Константин Ильич сначала устроил жене скандал, а потом его сердце не выдержало потрясения. Врачи сказали, что инфаркт очень тяжелый.

Несколько следующих дней  Игорь почти не  появлялся дома и не виделся с Лидией. Заместитель главного инженера рассказал потом Лидии, что Игорь так гневно, с таким ледяным негодованием поговорил с инструктором, что тот в минуту убрался с завода. Его же потом и обвинили в произошедшем с директором несчастье.

Прошло еще несколько дней. Исполняющим обязанности директора завода  Москва назначила теперешнего заместителя директора. Забегая вперед, надо сказать, что судьба  наказала ревнивую жену. Константин Ильич так и не оправился после инфаркта. Выйдя из больницы, он не смог больше работать, все время болел и через год умер. Его вдова, в жизни не проработавшая ни дня, вынуждена была пойти работать, она должна была поднимать детей. Завод, конечно, подыскал ей работу, что-то административно-архивное. И теперь для нее большой проблемой стало возвращение в Ленинград. (Бойтесь ваших молитв, ибо молитвы ваши будут услышаны).

Началась весна, а с ней пришли новые заботы. В конце апреля Смирнов и Лидия должны были расписаться. Именно этим словом в те годы называли то, о чем сейчас говорят «торжественно зарегистрировать брак».

Они очень долго думали, какими словами сказать об этом мальчикам. Пока они размышляли, мальчики решили этот вопрос сами. Митька и Мишка пошли записываться в библиотеку педагогического института, только там, как они выяснили, была нужная им книга по истории России. Мальчики, поскольку были несовершеннолетними,  должны были заполнить все графы анкеты, которую перед ними положили. Переглянувшись, они оба указали данные Смирнова и Лидии как родителей. Через пару дней из библиотеки позвонили Смирнову на завод, сообщили о желании сыновей пользоваться институтской библиотекой и спросили, не возражают ли против этого он сам и его супруга. Смирнов насторожился и попросил уточнить. Из библиотеки уточнили: дети указали имена папы и мамы. Вот они и позвонили, чтобы проверить.

Вечером за ужином Смирнов, улыбаясь, спросил у мальчиков, что за книга им потребовалась. Лидия почувствовала какой-то подтекст в этом разговоре и насторожилась, внимательно посмотрела на Игоря и мальчиков. Она сразу почувствовал какое-то напряжение у мальчишек, но не опасное.

- Видишь, Лидочка, мы с тобой думали, как решить наши проблемы, а они их давно решили, - Игорь взял ее за руку. -  Они в библиотеке записали нас с тобой как родителей. Раскроем и мы наши карты. Ребята, мы с Лидией решили пожениться. Так что теперь можете на законных основаниях считать нас родителями.

Единственной, кто не выразила по этому поводу радости, была Агаша. Но Лидия уже не нуждалась в ее одобрении.

Они прикидывали, как получше организовать совместную жизнь. Мальчишки, естественно, размещаются в Митькиной комнате, площадь позволяет. Другая комната у Агаши. Самая большая – столовая. Остается кабинет Игоря, это и будет их комнатой.

В конце апреля районный ЗАГС выдал Смирнову и Лидии документальное подтверждение того, что теперь они действительно являются семьей. Сразу же они начали оформлять документы для усыновления мальчиков.

Лидия сшила себе нарядное платье, первое за все военные годы. Серое, шелковое. Она была необыкновенно красивой. Никакой, конечно, фаты, только цветок в волосах. Митька и Мишка поначалу ходили с торжественными физиономиями. Настоящие пажи на княжеской церемонии. Только потом развеселились. Квартира Смирнова еле-еле вместила гостей.

Теперь Лидия навсегда переехала из своего общежития в квартиру к Смирнову. Чтобы не обиделись соседи, они с Игорем устроили в общежитии ужин. Та кухня, что была на первом этаже, была большей по площади. Там они и накрыли стол.  К Лидии все хорошо относились. Соседки искренне радовались за нее. Некоторые плакали. Песни пели. Мишкин товарищ, шестидесятилетний инвалид Виктор Иванович, принес патефон.

«Женские танцы – жалкое зрелище, - подумал Смирнов, - но пусть танцуют, у них и так в жизни мало радости».

- Лидочка, Игорь Иванович, мы вам желаем счастья больше, чем вы можете вместить!

- А куда же мы денем то, что не вмещается?

- Сыновьям своим передадите.

Наступил май, главным событием которого стала высадка союзников на севере Франции, в Нормандии. Второй фронт!

Прошел год с тех пор, как Лидия и Мишка переехали в этот город. А ведь их могли перевести в другое место! И она никогда бы не встретила Игоря…  И у Мишки с Митькой не было бы друг друга…

Единственный раз в своей жизни Лидия была на курорте еще до рождения Мишки. После не довелось ни разу. А в это лето несколько раз Василий Иванович (помните? шофер Игоря!) возил их в воскресенье куда-то на реку Миасс. Мальчишки вдоволь поплескались в воде, Лидия и Игорь поплавали и позагорали. Устроили даже маленький пикник. Лидия уже давно поняла, что Василий Иванович выполнял при главном инженере не только шоферские функции. Интересно, в каком звании был симпатичный усач? Конечно, он был охранником. (И только?) Как бы там ни было, его присутствие гарантировало спокойствие и некую безопасность. Игорь сказал, что «Вася – хороший мужик».

На работе некоторые женщины стали по-другому относиться к Лидии. Кое-кто не упускал случая уколоть ее тем, что она теперь на работу не пешком приходит, а, как барыня, приезжает на машине. Хотя это было совсем не каждый день. Когда исполняющий обязанности директора  был, наконец, назначен директором, одна язва сказала:

- Эх, Лидочка, не того мужика ты выбрала. Была бы теперь директоршей!

- Нонна Яковлевна, выпейте валерьяночки! Вы даже побледнели!

Но это все ерунда! Самое главное, что дома ее ждало счастье. А ведь она после рождения Мишки втайне вздыхала и грустила, когда видела мужчин, которые возились со своими детьми, были с ними ласковы и внимательны. А уж о том, чтобы кто-то был внимателен и ласков с ней, она просто не думала.

Игорь был просто чудом. Главной заботой Лидии было, чтобы он думал то же самое о ней.

С приходом осени стало чувствоваться улучшение снабжения. Это объяснялось тем, что были освобождены территории Белоруссии, Украины, Ставрополье, Краснодар, самые плодородные и урожайные земли. Вообще казалось, что сама природа помогает теперь  Советскому Союзу.

Игорь сказал, что жить в этом городе им осталось не больше года. Вот вернутся они в Ленинград, и все пойдет по-старому. Вернее, все будет хорошо.

Потом новые известия. Советская Армия перешла линию государственной границы и двигалась теперь по территории соседних стран. Все знакомые говорили, что письма с фронта стали веселее и увереннее.  Сейчас можно сколько угодно осуждать знаменитую фразу «Жить стало лучше, жить стало веселей», но письма с фронта всегда были  своеобразным барометром.  Они действительно  стали веселее и увереннее, все чувствовали, что  ситуация на фронтах безвозвратно изменилась, и что впереди нас ждет победа. Вся наша земля была освобождена от захватчиков. Теперь предстояло привести ее в порядок, выбросить мусор и дочиста вымыть окна. И в отремонтированном чистом доме счастливо жить, растить детей и любить друг друга.

В Москву из эмиграции вернулся знаменитый эстрадный артист и певец Вертинский. В прежние годы пластинки с его песнями, бог знает, какой контрабандой занесенные в Советский Союз, тайком крутились на патефонах.  Говорили, что теперь многие вернутся, теперь Советская Россия стала  такой силой, с которой нужно считаться. Не пропали мы, выстояли!

Была и еще одна новость, придающая уверенность в своих силах, но новость насмешливая. Сначала они услышали об этом по радио, а потом увидели в кинохронике.

По главным улицам через всю Москву провели огромную немецких пленных: генералов, за которыми адъютанты несли портпледы, офицеров, солдат. Они шли и шли нескончаемой колонной несколько часов по Москве, а вдоль мостовой на тротуарах стояли москвичи, смотрели из окон домов и с балконов на тех, кто пришел завоевать их землю и превратить их в рабов. Смотрели женщины, чьи мужья скоро вернутся домой, и те, чьи мужья и сыновья не вернутся уже никогда.

Немцев было тысяч пятьдесят. Они шли через всю Москву несколько часов. Хотели попасть в Москву? Попали!

Когда эта длинная колонна заканчивалась, следом за немцами ехали поливальные машины и мыли мостовую.

Лидия ходила смотреть эту хронику дважды, с мужем и с сыновьями. А мальчишки вообще несколько раз.

Мишка и Митька вступили в Комсомол. Это было событие, которое долго занимало семью. Мальчишки подробно рассказывали дома о своих волнениях на всех стадиях своего вступления. Теперь, когда все прошло успешно, приколов комсомольские значки к одинаковым курточкам, сшитым Лидией (росли страшно быстро!), братья рвались в бой. Они тут же получили свое первое комсомольское поручение, одно на двоих, и дома больше их не видели.

Но эта новость была совсем не такой важной, как казалось мальчишкам. Главной новостью осени, вернее, уже начавшейся зимы, стала другая: Лидия ждала ребенка. Все получилось так, как хотел Смирнов, у Митьки и Мишки появится братик или даже сестричка. Смирнов был необыкновенно рад. Из своего совершенно загруженного и перегруженного дня, в котором уже давно было не 24, а, по меньшей мере, 36 часов,  он выделял время, чтобы гулять с Лидией по улицам, в парке.

Потом наступил долгожданный 1945 год. Все уже понимали, что война неизбежно должна окончиться в этом году. В феврале в Крыму, в Ялте, состоялась конференция глав государств-членов антигитлеровской коалиции. В газетах были напечатаны фотографии: на фоне дворцового фасада и крымских пальм на садовой скамейке сидят  Сталин и Черчилль, а рядом с ними в кресле президент Рузвельт. Они решали, как будет устроен мир после войны. Где будут проходить границы, имеется в виду. И было также решено создать новую международную организацию для решения возможных в будущем различных споров мирным путем. И, кто знает, может быть, пока еще не родившийся член семьи  Смирновых вырастет, выучит разные иностранные языки, станет переводчиком или дипломатом и сможет представлять свою страну в этой новой организации.

Война закончилась. Был взят Берлин. Был подписан Акт о капитуляции Германии. А 8 мая Лидия родила девочку.

Когда она с малышкой вернулась домой, Смирнов долго убеждал ее, что они просто должны назвать дочку Викторией. Во-первых, это очень красивое имя, а во-вторых, имеет символическое значение, недаром же она родилась в победные дни. Когда стали рассматривать фотографии, сделанные на крыльце роддома, где он, улыбающийся до ушей, держал на руках конвертик с кружевным одеяльцем, счастливый Смирнов сказал, что подписью к этой серии фотографий может стать фраза «Вышел с победой!»

А уже летом, через два месяца семейство Смирновых (по русским меркам даже многочисленное) вернулось в Ленинград. Смирнов был назначен директором этого своего восстанавливающегося завода. Они поселились в старом доме на Международном проспекте, но скоро-скоро переедут в новый, пока еще строящийся неподалеку дом. В этой части города вдоль проспекта строились новые дома. На некоторых стройках работали пленные немцы, между прочим, здания ими построенные, стоят до сих пор. Там, где заканчивался Международный проспект, начинался новый, уходящий на юг, прямой, как стрела, получивший название проспект Сталина.

Лидия иногда катает дочку в колясочке по проспекту, там, где есть ровные участки на тротуарах, ведь эта часть города была сильно разрушена. Она не работает на заводе, она – мать троих детей и занимается домом и детьми. Митька и Мишка учатся уже в девятом классе. Агаша постепенно меняет свое отношение к Лидии. Жизнь действительно налаживается.

Прошел один год. На день рождения маленькой Вики Смирновы позвали друзей. Именинницу одели в красное платьице с круглым воротничком.  Один из гостей, муж Лидиной подруги, морской офицер, подержал малышку на руках, а потом поставил на пол, она ухватилась ручками за его указательные пальцы и сделала первый самостоятельный шаг.

Это была моя бабушка.

Она и рассказала мне всю эту историю, а ей, в свою очередь, рассказали ее мама и папа, и ее братья, мои дедушка Миша и дедушка Митя.