и стоит жить!..

 

             

                  И  стоит  жить!..

    

                                   (Записки спинальника)

 

    Снится страшный сон: солнечный зимний лес, я в кузове машины укладываю сосновые ветки, поскользнувшись, падаю и проваливаюсь по горло в землю...

Просыпаюсь от ужаса. Тяжесть во всем теле. Во рту пересохло. Хочу повернуться, но тело не слушается,  словно что-то огромное и тяжелое держит меня в своих железных объятьях. Открываю глаза - напротив, со стены, уставился на меня лиловый глаз телекамеры.

  - Тьфу ты, артист хренов, - закрываю глаза и вновь открываю, - всё то же.

Слабый свет высвечивал высокий потолок. Я скосил глаза налево: тумбочка, на ней настольная лампа, горящая вполнакала, справа от меня - капельница, за ней пустая кровать и дальше огромное во всю стену окно. Больничная палата? Но что со мной? Как я сюда попал? Почему не могу пошевелить ни рукой, ни ногой? Очень хочется пить... Закрываю глаза, пытаюсь вспомнить, что со мной...

    Ага! Поездка в лес на заготовку сосновых веток для подшефного совхоза... Падение с машины - это реальность, а не сон! Черт! Мог сидеть дома - был на больничном. Поддался на уговоры главного инженера. Но что со мной?

Всхлипнула дверь палаты. Открываю глаза - в палату осторожно со шприцем в руках входит девушка в белом халате.

- Добрый вечер, ночь или утро, миледи!..

- Ой, как я испугалась...

- Почему? Я же не Верлиока.

- Вы трое суток без сознания. Пойду, позову доктора.

- Подождите. Я очень хочу пить. Но не могу пошевелиться. Что со мной?

- Вы парализованы, у Вас перелом шейных позвонков.

- ...?!

            Так началась моя новая жизнь. Каждый день приносил свои новые сюрпризы. Тело становилось одной сплошной болью, хотелось выть и кричать.                        

            Но однажды в палату положили деда девяностолетнего с ожогами первой и второй степени, которые покрывали его тело на семьдесят процентов. Тело старика было сплошной раной. Он прожил в палате, находясь в полном сознании, три дня, и я ни разу не слышал, ни одного стона. Могучий старик! Рядом с ним всегда была маленькая, хрупкая старушка, его жена, верная спутница большой жизни. Он жалел ее!

- Машенька, милая! Все мы смертны, вот и мой час пришел. Одна моя печаль - как же ты останешься без меня, родная моя?

Сколько нежности, тепла и заботы было в этой седой паре. Поведение старика, его сила и мужество, с каким он переносил адские боли, заставило меня, тридцатилетнего, задуматься о себе и своей дальнейшей жизни. Сделать переоценку своих возможностей и собрать себя в один кулак.

        А тут, как назло, температура поднялась и стала зашкаливать за сорок два. Меня то трясло, то сжигало в адском огне. На третий день я попросил медсестру:

- Катюша, сделай какой-нибудь укольчик, чтоб подольше избавиться от температуры, что-нибудь поэффективнее. Неужели нет ничего?

Через несколько минут мне вкатили укол, от которого температура резко поползла вниз. Мне стало так хорошо...

Очнулся я от какого-то шума, - вокруг меня суетились врачи и медсестры. В ногах стояла капельница. Лица врачей были сосредоточены. Рядом стоял какой-то аппарат, а к моему носу тянулись прозрачные шланги. В углу у окна стояла мама, в глазах ее было полно слез.

       Все в порядке, мама, все в порядке.

       Вот те крест - ей-богу, не брешу –

       Юрка подыграет на двухрядке –

       К маю вам цыганочку спляшу...

  Эти строки я написал спустя двадцать лет, а тогда просто улыбнулся маме. Я не понимал, что творилось вокруг. Как потом выяснилось - Катюша, по своей инициативе ввела двойную дозу лекарства, температуру, конечно, сбила резко, но сердце не вынесло этого перепада температур и...

   Парализованный организм переставал слушаться окончательно. Первым отказались работать кишечник и почки, потом начались пролежни на всю спину. Вот от этого и была температура. На следующий день приехал профессор урологии Корнев, фронтовой друг моего тестя. Он, осмотрев меня, прописал уколы, которых нет ни в одном справочнике фармакологии. Их тут же приготовили в местной аптеке. Лечащий врач отказался вводить в вену этот препарат. Тогда Николай Иванович сам сделал мне первый укол.

- Это мое детище (так он говорил о препарате), я им с войны пользуюсь и спас не одну тысячу жизней, а то, что нигде не значится - долгая история.

  Десять уколов спасли мне жизнь. Плюс ко всему на полгода был привязан к системе Монро. Э-э, да что говорить, – жив, да и только! Мало ли чего потом преподнесла еще судьба.

  Как-то вечером ко мне в палату впорхнула красивая медсестричка. Я знал ее - она раньше работала в санатории, на территории которого я проживал и которым руководил мой тесть. Увидев меня, она остановилась, и на глазах выступили слезы.

- Я сейчас работаю здесь, в этой больнице. Знала, что ты здесь, но боялась зайти.

Мы проболтали с ней почти целый вечер.

- Знаешь, Влад, почему я ушла с "Сосновой горки"? Из-за тебя. Не перебивай! Видеть тебя каждый день, знать, что ты принадлежишь другой... это было сверх моих сил. И сейчас я пришла сказать - я тебя люблю! Давай я заберу тебя к себе. Я знаю твою жену - она тебя бросит...

- Ирина, ты очень красивая и очень хорошая женщина, но пойми меня: кроме жены у меня еще есть дочка. Да и почему ты так решила? Я скоро встану на ноги. И опять буду самый здоровый из всех мужиков...

- Влад, милый, я очень хочу того же, но жизнь... Врачи говорят, что, возможно, ты будешь ходить, но таким, как был, уже не будешь, мне все равно, каким ты будешь, лишь бы был рядом со мной... Помнишь, когда у тебя болела дочка, ты по вечерам привозил ее к нам на процедуры? Ты тогда много мне рассказывал о художниках-передвижниках, о подводном мире наших озер, об охоте на лис загоном, которой вы занимались со свояком. О том, что на концерты и спектакли ездили в областной центр на электричке, а туда полтора часа езды. Ты рассказывал о жизни интересной, а у меня... Работа, дом, ребенок, пьяный муж... Во мне тогда что-то перевернулось, я поняла, что жить можно по-другому. А ты... ты был чужой муж, шел к своей жене и отдавал ей свою любовь. Я не могла больше так. Уволилась с санатория и устроилась сюда. Я часто видела тебя в городе, но подойти не осмеливалась. Сейчас я свободна - с мужем мы разошлись. Живем с сыном в двухкомнатной квартире в центре, недалеко от вашего треста. Соглашайся...

- Ирина, ты прости меня, но я люблю свою жену, дочку, и я им нужен. Понимаешь?

- Время покажет. Не сердись на меня  -  дурочка я, наверно… Можно, я иногда буду к тебе заходить?

- Пожалуйста, я буду рад.

На следующий день жена, войдя в палату, остановилась и пристально посмотрела на меня, потом подошла, поцеловала:

- Здравствуй, родной!

- Привет, что это ты так меня разглядывала?

- Ты же знаешь, я тебя никогда и ни к кому не ревновала, а сейчас иду по коридору, впереди идут какие-то две замухрышки и говорят о тебе.

- Почему ты решила, что обо мне?

- Да вот, мол, в третьей палате лежит красавец-мужчина, а вокруг него медсестры вьются. Вот я и посмотрела на этого красавца. Ты знаешь, раньше я как-то не обращала внимания, а сейчас посмотрела... Лежит молодой мужчина во всю кровать, рост, плечи и вдобавок полуголый, как Аполлон, в набедренной повязке. И знаешь, у меня екнуло сердце, - неужели это мой муж, как я этого раньше не видела, что на тебя пялятся эти бесстыдные девицы. Кстати, что это за медсестрицы увиваются вокруг тебя? - спросила она, смеясь, - вот я с ними разберусь...

- Чижик, чем больше медсестер будет виться вокруг меня, тем спокойнее тебе - я всегда буду под присмотром и тебе не надо переживать - как он там. Тем более уйти налево не смогу, - ноги не ходят, да и эти капельницы мешают. Рассказывай, как там дочка, как ты готовишься к сессии. Ты смотри, учись на отлично, а то в угол поставлю. Как свояки, на охоту не ездили?

- Дома все в порядке. Иришка рвется к тебе, но врачи запретили приводить, не знаю, почему

- Как я хочу ее видеть!..

День за днем, неделя за неделей монотонно, не спеша, ползут. Боли нестерпимее и злее  тело  беспомощное грызут.

  Чтобы не стонать и не ныть, я применил маленькую хитрость - начал петь. Репертуар мой был обширен, недаром, был участником самодеятельности в клубе, да и так очень любил петь. Мама, конечно, все понимала, но старалась мне подыгрывать. И когда комок подступал к горлу, выходила из палаты и давала волю слезам где-нибудь в уединении. Я понимал, почему у нее после выхода в коридор были красные глаза, и в этот момент старался рассказать что-нибудь веселое. Так мы старались скрыть друг от друга и свою боль, и свои слезы.

И еще один случай заставил меня посмотреть на жизнь другими глазами. Однажды вечером тайно от врачей привели мою маленькую дочку. Она долго гладила мои бесчувственные руки и спрашивала:

- Папа, а когда мы пойдем кататься на лыжах, а то маме все время некогда. Дед Мороз, которого ты вылепил на дворе, начал таять, а белочку и собачку - мальчишки сломали. Ты сделаешь новых? Хватит болеть, мне без тебя скучно. Давай я тебе зарядку сделаю. Раз, два, раз, два, раз... - сгибала и разгибала мою руку.

Что можно сказать в ответ? Только одно:

- Я очень постараюсь, родная...

  В этой палате долго не задерживались - сюда клали совсем безнадежных, то есть умирать, но я здесь научился ценить жизнь такой, какая она есть. После двух клинических смертей вновь открывая глаза на окружающий тебя мир, понимаешь, как он прекрасен. Мысленно заставляя работать упрямые мышцы, я всеми силами старался выкарабкаться, выйти из этой палаты живым. И это мне удалось. Через полтора месяца борьбы меня перевели в областную больницу. Ура, будем жить!

Снова новая палата - нейрохирургия. Сколько новых судеб людских... Палата, в которой предстояло провести долгие месяцы лечения, находилась на первом этаже, моя кровать у окна, выходившего в парк. На улице шумел апрель. В раскрытое окно палаты залетали запахи весны. Все, что я мог видеть, - это вершины деревьев. В кронах старых тополей и лип галдели прилетавшие с юга птицы, делясь своими впечатлениями с зимовавшими здесь воробьями и воронами. Эх, как хотелось встать, потянуться и выпрыгнуть в окно...

  Кроме меня все сопалатники свободное время от процедур проводили на улице. Однажды рано утром мне преподнесли банку березового сока. Как и где умудрились набрать, не знаю, но всю банку отдали мне. Ребята понимали мое состояние и всячески старались поддержать, кто как мог - анекдоты, смешные истории, да я и сам не отставал от них. Чего-чего, а уж анекдотов я знал превеликое множество, да и интересного в жизни успел посмотреть. Рыбацкие и охотничьи байки, истории, происходившие в турпоходах, дополнялись какими-нибудь смешными выдуманными сюжетами.

  Самый заводной и веселый был Виктор. Когда он начинал что-либо рассказывать, хохот стоял такой, что прибегала дежурная медсестра и, сделав сердитый вид, просила вести себя потише. Медсестры в свободное время тоже заходили к нам послушать нашу трепотню и сами хохотали до слез. Хотя в палате находились самые тяжелобольные в отделении, она была самой веселой, словно специально подобранной. У Виктора, как и у остальных, была опухоль головного мозга и, чтобы глушить головные боли, он старался своими историями отвлечься сам и других отвлечь от тяжелых дум. Вот с ним и произошел курьезный случай.

После операции, очнувшись от наркоза, уж очень захотелось ему курить. Послеоперационная палата находилась в другом конце коридора. И вот он, совершенно голый, не считая бинтов на голове, направляется по коридору в поисках сигарет, а это было в три часа ночи. Дежурная медсестра дремала, наклонив свою белокурую головку на стол. Услышав шлепающие шаги по коридору, она подняла голову и вскрикнула, - прямо на нее из темноты надвигается двухметровая фигура обнаженного мужчины. Привидение! Говорящее!

- Эллочка, дай закурить...

   Потом, рассказывая об этом, она хохотала от души, а в тот момент потеряла сознание, и Виктору пришлось приводить ее в чувство при помощи нашатыря.

Смешные ситуации вплотную сплетались с трагедией. После операции на головной мозг некоторые пациенты нашей палаты лишались дара речи или получали паралич. Человеку кажется, что он изъясняется понятно и ясно, но на самом же деле речь напоминала, скорее всего, звуки, похожие на те, которые издают некоторые животные.

...Николай Иванович что-то долго пытался втолковать жене, но, чем больше он старался, тем больше начинал нервничать, и от этого все пронзительнее получались издаваемые им звуки. Наконец, не выдержав, произносит тираду из отборного "трехэтажного" русского выражения чувств. В палате воцарилась мертвая тишина, а потом разразился хохот, подобный артиллерийскому залпу. Николай Иванович удивленно смотрел на всех, потом до него, видимо, дошел смысл происходящего, и смущенная улыбка широко расползлась по его лицу.

В конце мая из военного госпиталя к нам в палату перевели полковника. Молодой, красивый, он молча лежал на кровати, и наш треп его нисколько не интересовал. Его готовили к срочной операции. Своими путями мы узнали, что у него рак головного мозга. До операции так и не смогли мы его растормошить, на наши старания он почти не реагировал.

- Не наш человек! - сказал Виктор. Но мы, к счастью, ошиблись, вынося свои приговор. Операция прошла успешно, только левую сторону немного парализовало. Вот тут и раскрылся характер нашего полковника. Александр Попов, так его звали, начал изматывать себя тренировками, разрабатывая ногу и руку. Он часами маршировал по коридору, сжимая и разжимая ручной эспандер. Да и человеком он оказался очень общительным и веселым. На ходу выдавал экспромты в стихах, которые появлялись у него по любому поводу:

                - Спасая простынь и честь мундира -

Попов подался до сортира!

   Генералы от медицины - нянечки - боялись его острого языка и старались не попасть лишний раз под его эпиграммы, которыми очень метко характеризовал их Александр. По вечерам он читал нам свои стихи. Лирик в душе, он был и первоклассным сатириком. Если бы кто-нибудь посторонний слышал его, то уж точно, по тем временам, не миновать ему психушки. Это были очень смелые высказывания в сторону властей.

Однажды он спросил меня:

- А ты не пробовал писать стихи? Мне кажется, у тебя должно получиться.

- Как? У меня же руки не работают...

- Но голова же работает и притом, я вижу, не плохо. Просто лежи и сочиняй, тебе легче будет справиться со своим состоянием. Потом, когда все нормализуется, запишешь в тетрадь. Да ты еще книги выпустишь! - вдохновлял он меня. – Я верю в тебя. Я много повидал людей и редко ошибаюсь в них.

- Я никогда не думал об этом, но попытка - не пытка, может, время быстрее пойдет.

Сначала ничего не получалось, мысли путались, но постепенно начали зарождаться какие-то строчки, похожие на стихи. Время и впрямь побежало быстрей, теперь, оставаясь один в палате, я весь уходил в сочинительство, перемежая с мысленными тренировками рук, ног и тела.

  Однажды я заметил, что правая рука шевельнулась.

- Не может быть.

Снова попробовал, кажется, повернул чуть-чуть. Еще и еще раз. Точно - шевелится.

- Так, успокоился, отдохни... Я сам не верил себе.

- Мама, посмотри, пожалуйста, мне кажется, рука зашевелилась.

- Да, сынок, есть немного, - со слезами на глазах сказала мама.

- Ура!!! Шевелится, рука шевелится! У моей кровати столпились мои сопалатники. Просили показать, как это происходит - за три месяца первое мое движение. Поздравляли. На следующий день врач сказал:

- Хочешь ходить? Пора вставать на ноги, но сначала надо научиться сидеть. С завтрашнего дня начнем, пожалуй, помаленьку.

     ...Ну, сейчас с судьбою я поспорю!

  Кто сказал, не буду долго жить?

                                                  Я еще поеду скоро к морю —

        Жизнь глотками буду пить и пить...

 

Жизнь начинаешь ценить, когда она, отвернувшись, уходит, и тогда начинаешь цепляться за нее всем своим существом, каждой своей клеточкой организма. После первой операции начался остемелит, грозивший заражением крови. И снова смерть в мои стучалась двери. Нужных лекарств в больнице не было, и надежда была только на чудо. И оно свершилось: словно Иван-царевич на сером волке, в палате появился мой друг Валерка Глухов. Он прилетел проведать свою маму, от нее и узнал про меня. Валерка - летчик первого класса, работал на северных маршрутах в Архангельске. Он среди ночи прорвался в палату.

- Потерпи, дружище, сколько можешь, я утром улетаю. Два, три дня, и я из-под земли достану это долбаное лекарство. Только продержись.

Не знаю, что помогло - вера в дружбу, или чудо свершилось, но я выдержал, и на третий день, сияющий друг, появился в палате с огромной коробкой из-под сигарет, набитой доверху различными лекарствами.

Крепкий организм вытянул, и жизнь снова распахнула свои теплые объятья, закружила, понесла по своим просторам. Еще две операции и...

...Доктора себя не подвели —

вскоре без апломба и оваций

 всунули под мышки костыли.

                      Первый шаг! Как трудно и как страшно,

   не упасть, а именно шагнуть...

         На своих ногах дрожу бумажных –

                                                    я отсюда начинаю путь...

   Из больницы мама временно забрала меня к себе. В кровь, сдирая подмышки, учился ходить на костылях. Но жизнь, хотя и прекрасна, но не может обойтись без новых сюрпризов. Однажды, когда я находился один дома, принесли телеграмму:

- Домой не возвращайся, я полюбила другого, прости, если можешь.

Состояние, как у Наполеона после Ватерлоо. Я лег на кровать. Взгляд поймал ружье, висевшее на стене... В памяти всплыли слова, сказанные врачом моей маме:

- Он не сможет даже застрелиться...

К чему он это сказал? Интересно, а смогу ль? Я снял ружье... Снять-то снял, а вот повесить назад сил не хватило - руки еще были достаточно слабы. Вернулась мама... - ружья я больше не видел.

   А жизнь, сделав свое черное дело, снова улыбалась мне, как ни в чем не бывало, и подарила мне путевку в санаторий. В Крым!

   Больше всего я любил путешествовать на поездах. И первая поездка к морю в санаторий осуществлялась на этом виде транспорта. Колеса под вагоном вели беспрерывный диалог:

- В Крым?

- В Крым!

- К морю?

- К морю!

  За окнами проплыли Уральские горы, Саратов, Краснодар... И вот станция Кавказ - дальше пролив и Крым! Сколько повидала эта земля: эллины, скифы, позже татары и турки. Место паломничества музыкантов, поэтов, художников и писателей... Состав погрузили на паром. Слева Черное, справа Азовское моря. Чайки, словно приветствуя меня, носились над проливом с громким криком. Странное ощущение побыть между двумя морями и не замочить ноги.

Санаторий Бурденко находился в городе Саки, в живописном парке-дендрарии. Весна уже вовсю властвовала над полуостровом. Дурманящий аромат сирени и белой акации переплетался с запахом цветущих каштанов и соленым запахом с моря. К моему разочарованию, до моря было далековато - мне не добраться, но меня поселили на пятый этаж, и окна палаты выходили на его сторону. В палате на четырех человек никого не было, но было видно, что не хватало только меня, - одна кровать была не разобрана. Зашедшая няня помогла разобраться с вещами.

- Меня зовут Галина, как мне Вас называть?

- Просто Влад. А где остальные жители палаты?

- Они на встрече с профессором, вам это предстоит завтра. Вам повезло - они всего третий день здесь, значит, и уезжать вам почти в одно время, да и по возрасту, вы почти будете одинаковы. А сейчас отдыхайте. Обед в два часа. Вам принесут в палату.

   Итак, мне предстояло провести здесь пятьдесят дней. До обеда оставалось три часа. Я прилег отдохнуть с дороги, сказались усталость и волнение - я задремал. Разбудил меня громкий смех в коридоре. В палату вкатились на колясках двое мужчин, третью коляску толкала впереди себя женщина.

- Нашего полку прибыло!

- Здравствуйте, - сказал я, поднимаясь, - меня зовут Влад.

- Костя.

- Слава.

- Борис.

- Я - Мария Федоровна. Вы "шейник"? Значит, я буду возить Вас на процедуры. И она вышла из палаты.

- Ну, коль все в сборе, вечером делаем прописку и знакомимся ближе, - хитро прищурившись, сказал Слава, - Скидываемся по пятерке с носа. Пару, думаю, хватит, остальное на закусь. Возражений нет? Возражений нет, принято единогласно. Ну, вам с Костей обед в палату, а нам с Борей пора в столовую.

После обеда мне привели моего "рысака" - огромную и громоздкую, как танк, инвалидную коляску. Она раскладывалась, и на ней можно было лежать в полный рост.

- Нуте-с, молодой человек, едемте на медосмотр, - сказала Федоровна.

Мы спустились на второй этаж. Медосмотр - это кардиограмма, антропологические замеры. Если мой рост остался прежним, то в весе за время болезни я потерял тридцать килограммов, а объем легких уменьшился на четыре тысячи единиц. Из атлетически сложенного мужчины я превратился в скелет, обтянутый кожей.

- Вот когда наберете свой вес, тогда пойдете своими ногами, - сказал лечащий врач. - Спецдиета и тренажерный зал, грязи и бассейн, - вот что нужно хотя бы раз в год.

На ужин с палаты никто не пошел. Соорудили импровизированный столик в огромной лоджии. Солнце стояло еще довольно высоко, и его весенние ласковые лучи проникали в каждую пору тела. Полоса моря играла отблесками его лучей и уходила за горизонт, меняя свой цвет. Ветерок доносил с озера под нашими окнами запах гниющих морских водорослей, но это нисколько не портило вида, открывающегося с лоджии. Мы расположились вокруг, вернее, около нашего стола.

- Начнем знакомство, - начал Борис. - Бывший мореман дальнего плаванья, ходил на рыбацких сейнерах. Травме четыре года, холост, тридцать девять лет, Мурманск.

- Полковник, работник министерства обороны, - продолжил Костя, - сорок лет, женат, травме восемь месяцев, Москва.

- Полярник, радист, тридцать шесть лет, холост, травме пять лет, москвич, - представился Слава.

- У меня прозаическая профессия - электрометрист, занимался подзем металл защитой, тридцать два года, холост, травме третий год, сейчас живу в Рудном.

Официальная часть была закончена. Мы просидели до одиннадцати часов. Рассказывали о себе, травили анекдоты. Вот что я узнал о своих новых знакомых.

Костя - спортивного, высокого роста, серьезный, видимо, армейская служба наложила отпечаток на его характер. С отличием окончив академию, был оставлен при генеральном штабе. Травму получил по глупости, или, как он сам говорил: "Судьба такой". Прокопавшись на даче у тещи целый день, вечером с сыном спустились к речке искупаться. Долго ныряли, кувыркались, а, когда сын позвал домой, решил нырнуть последний раз (и это именно последний), вынырнул уже на госпитальной кровати. Ему предстояла операция по возвращению из санатория. Пальцы рук совершенно не слушались его, и Борису приходилось подносить ему и выпить, и закусить, но это никого не смущало. Я и сам находился чуть в лучшем положении.

   Борис - подтянутый, моложавый красавец с ухоженной русой бородкой. Избороздил немало морей и океанов, побывал и в южном полушарии, пересекая не раз экватор. Там-то, в южном полушарии, и настигла его беда. Внезапно налетевший шторм разбросал флотилию сейнеров, ведущих лов тунца. Сейнер Бориса потерял ход, двигатель чихнул и заглох, завести его никак не удавалось. Тем временем штормовой ветер нес судно на скалы. На помощь пришли рыбаки другого сейнера. Они кинули трос, но он, натянувшись, как струна, лопнул. И свободный конец троса перебил позвоночник Борису. Сейнер, в конечном счете, спасли, а вот Борис...

Вячеслав, или, как он просил себя называть, Слава, худощавый брюнет. Пышные курчавые волосы и черная, как смоль, борода делали его похожим на цыгана. Он был первоклассным радистом и механиком. Провел зимовку в Антарктиде и пять в Арктике, на Диксоне. А травмировался, как он говорил, по-глупому - полез в скалы за яйцами чаек и сорвался. Нашли его на вторые сутки. Он полз в сторону зимовки.

- Хотя была уже весна, замерз бы к черту, если б не двигался. Руки в кровь - ноги не помощники. Очень хотелось жить, ребята...

Мы выпили и долго сидели молча, каждый думал о своем.

- Мужчины, пора делать отбой, - это ночная медсестра, - уже одиннадцать часов.

Пришли няни, - Костя самостоятельно еще не мог перебраться в постель. Так прошел мой первый день в санатории.

После собеседования с профессором начались будни. День был расписан по минутам, свободным оставалось время только после ужина и до отбоя. С утра все население санатория (а его ни много, ни мало четыреста человек) приходило в движение. На корпус приходилось четыре лифта, которые сновали вниз и вверх целый день. В кабину лифта входило две коляски. Многие больные ходили своими ногами и спускались и поднимались по пандусу или по лестнице. Санаторий походил на растревоженный муравейник.

   Мы с сопалатниками виделись только на обеде и после ужина. Я с утра спешил на грязи или в бассейн, а у ребят эти процедуры были в другое время.

Грязи! Бассейн! Описывать свои ощущения я не буду. Бассейн был наполнен концентрированной морской водой. Вода выталкивала тело, как пробку, очень удобно вновь учиться плавать и ходить. После грязей и бассейна тело становилось легким, невесомым. Дальше мой путь лежал на "электрический стул" в прямом и переносном смысле. Ноги и руки опутывались проводами, и включался пульсирующий ток, от которого мои руки и ноги сами приходили в движение. Электростимуляция возвращала жизненный тонус моим мышцам. Следующий этап - тренажерный зал. Здесь меня ждало еще одно разочарование. Мое тело могло справиться с ничтожно малыми грузами, а раньше штанга, двухпудовки... Но это дело наживное, главное - не пищать! Массаж, миатон и т.д. и т.п. После обеда и небольшого отдыха снова "труба звала на подвиг".

В этом же корпусе были и библиотека, и кинозал. Нам с Костей трудно было добираться до него, а просить постоянно кого-нибудь докатить было неудобно. Слава и Борис из солидарности редко уходили по вечерам, и мы все свободное время проводили на балконе.

   Народ бывалый, и по вечерам в лоджии нашей палаты открывался клуб любителей путешествий. Разговоры о приключениях переплетались с байками и анекдотами. Мои новые друзья были прекрасными рассказчиками, - и бросало нас с побережья Тихого океана в Атлантику, с Антарктиды в Арктику.

- Было это...

Начинался очередной рассказ...

Долина гейзеров Камчатки, там начинал свою службу Костя, встречала нас запахами преисподней - кипящая пульпа, столбы кипящей воды, вырывающиеся из недр с ревом... Костя так это преподносил, что нам казалось: вот-вот, из озера под нами вырвется столб воды и пара...

   Валы волн бросали наше суденышко, как щепку, то, опуская в пучину клокочущего моря до самого дна, то поднимали высоко в небо под самые тучи, низвергающие потоки воды и молний. То штиль выравнивал океан до зеркального блеска, и невозможно было определить, где кончается вода и начинается небо. Дельфины и акулы, киты и гигантские кальмары... Конечно, не обходилось без преувеличения, но, глядя на Бориса, начинал верить всему, о чем он говорил.

Из царства воды нас бросало в вечные снега Арктики и Антарктики. Морозы под семьдесят и ураганные ветры Антарктиды, и любопытные пингвины, похожие на маленьких человечков, сменялись полярными ночами Арктики. Вместе со Славой мы три дня выдерживали осаду белого медведя, заблокировав двери зимовки чем попало. Это нас спасал вертолет от зверя, решившего попробовать на вкус наше мясо и кости. Это нас заносила пурга вместе с крышей. И это нам полярная ночь дарила сказочный фейерверк северного сияния.

   Я уводил своих друзей на озера южного и среднего Урала. Рассказывал о Заилийском Алатау, о степях и полупустынях Средней Азии. Купался с ними в теплых прудах Алма-Аты вместе с водяными змейками, которые, как катерки, проносились рядом. Бродил по таежным тропам с ружьем, лазил по болотам за клюквой и морошкой. О встрече с огромным лосем, который целый день продержал меня за изгородью катодной станции на трассе в лесу...

   В нашей мужской компании иногда появлялась Галина, работающая няней, когда работала в ночную смену. Судьба этой женщины была чем-то схожей с нашей. Галина была моей ровесницей. Красоту этой женщины, как внешнюю, так и внутреннюю, трудно описать словами, - ее нужно видеть. До санатория Галина работала искусствоведом в музее Пушкина в Москве. Была замужем за молодым, но талантливым ученым. Однажды он уехал на Байконур... Авария. Его привезли обожженного, с переломом позвоночника. После операции и заживления ожогов Галина, бросив любимую работу, привезла его в Саки. Купила домик и устроилась работать няней в санатории, чтоб вылечить своего любимого. Он прожил пять лет. Галина, похоронив мужа, осталась жить здесь, помогал в нелегкой судьбе попавшим в беду людям. С приходом Галины разговор переключался на искусство. Она знала все, ну, почти все о художниках, поэтах, музыкантах и писателях. Она говорила о космосе, словно о расстановке мебели в своей квартире, то, что знала от мужа. Это была необыкновенная женщина, и мы тайно все были влюблены в нее.

Пятьдесят дней пролетели, как одна неделя - пришло время расстаться. Мы решили уезжать в один день, благо, рейсы самолетов совпали по времени. На прощанье обменялись адресами. Судьба распорядилась так, что встретиться нам больше не удалось, но переписка длилась очень долго.

   Следующую путевку я получил на следующий год в январе. Погода в Крыму была мерзкой - то снег, то дождь, а то туман затягивал надолго всю окрестность. Ко всему прочему, в палате были жители, озабоченные вином и картами, после ванн и грязей на другие процедуры никто из них не ходил, а сразу принимались за свое излюбленное занятие. Финансово обеспеченные, они все мерили на деньги и проигрывали и выигрывали без сожаления. В палате я находился редко, только за тем, чтоб переодеться или ночью. К тому времени я свободно передвигался на коляске и обходился без чужой помощи. Все свободное время пропадал в библиотеке под пальмой. В углу огромного коридора у окна стояла в большой кадке пальма, метра три высотой, а окно смотрело на море. Вот этот угол я и облюбовал.

Прошло двадцать дней моего пребывания в санатории и одиночестве. И судьба снова подарила мне встречу...

   Однажды, ох, уж эти однажды, направляясь в свой излюбленный уголок, я столкнулся с мерзким поступком одного молодого "человека". Что-то громко доказывая девушке, он размахнулся и ударил ее по лицу, размахнулся второй раз... Я со всего хода врезался своей коляской в его коляску, прижав его к стене, и второй удар достался мне. Девушка тем временем юркнула к себе в палату, а разгоряченный парень, к тому же пьяный, еще пару раз врезал мне по лицу. Ответить ему тем же я не мог, - руки мои и сейчас ограничены в движении. Из соседней палаты вырулил парень очень внушительного вида. Он коротким точным ударом нокаутировал хулигана, а тут на шум подоспели медсестры и няни.

   Сидя под пальмой, я медленно приходил в себя. Солнце тонуло в море, и сумерки превращались в ночь. Задумавшись, я что-то чертил в блокноте.

- Спасибо Вам!

   Развернувшись, я увидел ту девушку. Передо мной стояла красавица Кавказа с огромными черными глазами. Губы цвета спелой вишни смущенно улыбались.

- Что вы, не за что, - только и смог ответить я.

- Девчонки нашей палаты приглашают Вас к нам на чай.

- А Вы?

- Я - первая, - смутившись, сказала она. - Мы знаем. Вас зовут Влад, а меня Массара, я - чеченка.

- Знаете, как-то неудобно...

- Там будут и ребята - отличные друзья! В палате находились трое девчат и двое парней.

- Лена Мухина (та самая - чемпионка мира по художественной гимнастике).

- Снежана Бойкова (болгарка, певица из Пловдива).

- Хелена Ольшевская (полька, балерина из Кракова).

- Виктор (серебряный призер чемпионата Европы по боксу из Махачкалы).

- Володя (шахтер из Донецка).

Красивые и молодые и все бывшие – травма позвоночника всех уравняла. Виктор - это тот парень, который помог мне два часа назад. Из всех присутствующих только Володя и Массара могли обходиться без коляски. Через некоторое время в палату вошел еще один парень.

- Стоян Бойков - брат Снежаночки, - представили мне его, - он сопровождает свою сестру по всем санаториям. Кстати, - все зарубежные друзья свободно и почти без акцента говорили по-русски.

   Разговор в палате, естественно, крутился вокруг спорта и культуры. Володя писал стихи, оказалось, что и Стоян тоже поэт, и у него в Болгарии выпущено два сборника. Они наперебой читали стихи, как свои, так и классиков. Стоян, прочитав свои, тут же переводил их на русский. Я скрыл, что тоже пытаюсь писать. Время неумолимо приближалось к отбою, а уходить не хотелось, но...

С этого вечера мы почти все время проводили вместе - концерты, кино. А после отбоя все уединялись по парам во все укромные уголки корпуса. Массара была на десять лет младше меня. Дитя гор, она старалась наверстать упущенное.

Через два дня ко мне подкатили два парня-чеченца.

- Привет, - сказал один из них, - я - Магомет, это Азамат. Ты можешь встречаться с Массарой, мы тебе доверяем, ты не обидишь ее.

Я хотел взорваться, но ребята смотрели на меня дружелюбно. Вечером я рассказал об этом Массаре. Она обрадовалась.

- Меня всегда опекают наши из тех, кто находится в санатории, шагу без ихнего согласия не сделаешь, надоело. А ты им понравился. Здорово!

Ей было четырнадцать лет, когда заряд дроби, опалив волосы, пролетел мимо, но одна дробинка все-таки попала в позвоночник, соседский парнишка, балуясь с ружьем, нажал на спусковой крючок, а оно было заряжено. Сначала детские санатории, потом Сакский санаторий. Постепенно начала ходить, а сейчас и работать бухгалтером в больнице. На мой вопрос, почему не выходит замуж, она ответила:

- Влад, это, может быть, у вас русских все просто, а у нас в горном кишлаке кому я нужна - инвалид.

- Но ведь ты такая красивая!

- Что толку с красоты, у нас ценят здоровье, и наши мужчины не похожи на тебя. У нас женщина на втором месте. Почему ты не мусульманин, я б с тобой на край света... но ты христианин.

- Я вообще не верующий.

- Но ты русский, и меня не поймут мои родители, а если что, то и проклянут. И кто знает, как повернется жизнь. Давай встречаться в санатории. Будем писать друг Другу. Как тебе дадут путевку, так я сразу возьму себе.

Через десять дней после нашего знакомства она уезжала, уезжал и Володя, а через день и Виктор. Последний день перед отъездом устроили маленькую вечернику. Девчонки плакали.

- Снежана, я тебя оставляю присматривать за Владом, не оставляйте его в одиночестве. И приглядывай за ним, чтоб не охмурял других девчонок.

Настроение у всех было хуже некуда, но никто не хотел показаться слабеньким - пытались шутить и рассказывать анекдоты. Расходились нехотя. Всю ночь мы проведи с Массарой без сна. А утром я проводил ее.

Снежана и Стоян после отъезда Массары всегда были рядом. Даже на грязи поменяли время, чтоб ездить туда вместе и вообще на все процедуры. Я не большой ценитель классической музыки, но однажды они затащили на концерт филармонии.

- Ты что, Влад, это ж настоящая музыка. Идем, ты останешься доволен.

Зал был заполнен на четверть. (На эстраду - заполнялся полностью, даже не было свободных мест.) Сначала я сидел ради приличия, потом музыка захватила меня. Особенно меня пронял скрипач. Скрипка в его руках творила со мной что-то непонятное, заставляя мою душу то смеяться, то плакать. Казалось, что зал был очень мал для чувств, охвативших меня. Я был во власти этого маленького скрипача.

- Ну как? - спросила Снежана после концерта.

- Не спрашивай!

   Всему приходит конец, - пришел конец и моей путевке. Я уезжал, а друзьям еще предстояло прожить сорок дней, у них было по две путевки.

На следующий год мне путевку дали в мае. Я написал Массаре, но ответа не получил. Что сделаешь. Из Симферополя я доехал на такси. Машина остановилась у самых дверей санатория. Но что это? У входа стояла Массара и широко улыбалась.

- Я тебя уже два часа стою, жду. Узнала, когда прилетает самолет, и вышла на улицу. Ты не сердись, что не ответила на письмо, - хотела сделать сюрприз. Знаешь, а вчера уехал Витя, я застала его три дня.

   Вот это поистине сюрприз. Вдобавок около нее стоял телохранитель Азамат. Мы поздоровались с ним, как старые друзья.

- Влад, если что надо, нас четверо на первом этаже, а сейчас извини, мне надо в бассейн, приходи вечером к нам в гости, есть приличный коньячок, - и он укатил на процедуры.

   Я пошел (на костылях) на регистрацию. Массара осталась ждать в холле. Оформляясь, я попросился на пятый этаж, где бывал раньше, и была Массара. Потом мы поднялись на лифте к себе на этаж, где мне определили ту палату, в которой я был первый раз. Палата Массары была рядом. Соседи по палате уезжали через два-три дня. За день до меня на моей кровати, как выяснилось, спал Славка-полярник. Это сказала Галина, заправляя мне постель, она сегодня дежурила в день.

- Влад, ты помнишь медсестру Шурочку? Славка увез ее с собой.

- Как?

- Женился.

- Ну Славка, ну молодец! Значит, жизнь продолжается.

- А ты, я нижу, тоже роман закрутил. Это серьезно?

- Знаешь, Галинка, мы разных вероисповеданий, - ушел я от ответа. - Скорее, это просто дружба между народами, и дальше дружбы у нас ничего не может быть в будущем. Она может выйти замуж за узбека, татарина, турка, но только не русского, хотя я и вообще не верующий.

   Разложив все свои вещи по местам, я выскользнул в коридор, где меня уже дожидалась Массара.

- Слушай, Влад, поехали в город, я  тебе классную коляску приготовила, легкая на ходу - ты на ней свободно можешь передвигаться. Поехали...

- Ну, а потом поскитаемся по парку. Весна. Весна выдалась поздняя, и парк еще благоухал своим цветением. Все-таки первые числа мая, - у нас еще только начали проклевываться почки, а здесь... Городишко небольшой, но все предусмотрено для жизни инвалидов. Заезды в магазины, кафе, кинотеатр, - все поддерживалось в надлежащем виде. И жители городка очень внимательно относились к людям на колясках, всячески стараясь помочь. Дорога вела немного вверх, и я с трудом крутил колеса. Вдруг коляска пошла сама. Я даже растерялся. Оглянувшись, я увидел, что меня подталкивает какой-то старичок.

- Сиди, сиди и отдохни, - мне по пути, - улыбаясь, проговорил он.

В городе, сделав ряд покупок, мы пробыли недолго. Обратно дорога вела под уклон, и коляска катилась сама по себе. В парке мы просидели почти до отбоя. В письмах всего не опишешь, и мы делились впечатлениями прожитого года. Рассказать было что. Я похвастался, что мои стихи начали печатать в газете, а она... Она сказала, что ее сватают, и она скоро выйдет замуж. Вот так! Выходит, конечно, не по любви, но что поделать, - так хотят родители.

- А Азамат в курсе? Как он на это посмотрит?

- Да Азамат сам спинальник и меня прекрасно понимает, поэтому и приглашает тебя в гости. Он отличный друг и понимающий товарищ. И ко всему он любит меня, как сестру.

   Все шло, как всегда. Вечерами мы пропадали в парке, уединившись в каком-нибудь укромном уголке. Прошло десять дней. Массаре пришла телеграмма, чтоб она срочно вылетала домой, что-то произошло с ее родственником. И она улетела.

В палате уже были новые соседи. Я стал свободен, и мы ближе познакомились и стали друзьями. Сначала Евгений - колоритная фигура - огромного роста, с мощным торсом и огромной силой воли человек. Красив, как Аполлон. Мягкие русые волосы вились из кольца в кольцо. Молодой парень, бывший лейтенант пограничных войск, получивший ранение в позвоночник, - он почти не имел свободного времени, занимаясь в тренажерном зале.

- Я буду ходить, - говорил он, - буду, что бы мне это ни стоило.

Надежды почти не было - порыв спинного мозга, но Женька не хотел в это верить. Я поражался его мужеству, его упорству. Это был Человек с большой буквы.

Дмитрий - веселый, разбитной парень, музыкант и композитор из Сибири - он мало уделял внимание тренировкам, - у него был такой же диагноз, как у Жени. На заработок музыканта трудно прокормить семью, и Димка ушел в шахту. Проработал почти год. Однажды из-под земли его вынесли, сам он уже не мог ходить. Обвал похоронил несколько человек, живой остался только он.

   Игорь - весельчак и... плясун, он приехал лечиться от импотенции - последствие простуды позвоночника. Осенью, катаясь на коньках, четверо ребятишек провалились под лед. Игорь их вытащил всех, но цена за подвиг оказалась для него трагичной.

   Все мои соседи по палате оказались музыкально одаренными. Женя привез с собой гитару. В клубе нашлись балалайка и баян. Все обладали и неплохим голосом. Вначале мы пели в палате, так, негромко, для себя, а потом стали концертировать в лоджии. После нескольких таких концертов заметили, что на других лоджиях собирается народ, а потом стали нам аплодировать. Репертуар наш был приличный — от народных песен, романсов до современных бардовских песен.

- Влад, напиши слова для песни о санатории, а я сделаю музыку, - сказал Дмитрий.

Через два дня песня-гимн спинальников была готова. И мы свои концерты начинали и заканчивали этой песней.

  Как-то я стоял, ожидая своей очереди на массаж, что-то черкая в блокноте, с которым никогда не расставался. Подошла Галина.

- Я за тобой наблюдаю третий год, но неудобно спросить, - что это у тебя за блокнот, что ты там пишешь?

- Да так, разрабатываю руку.

- Можно посмотреть?

Она взяла блокнот и стала перелистывать страницы.

- Так ты пишешь стихи? А ты раньше занимался этим?

- Нет.

- А рисованием?

- Тоже нет.

- Влад, я тебе точно говорю, - тебе надо серьезно заняться рисованием. Ты здорово ловишь движение.

- Какой рисунок с моими-то парализованными руками - ни точности линий не могу сделать, ничего не получается.

- Получится, - это я говорю тебе, поверь, я редко ошибаюсь, только работай, не бросай.

Дата окончания моего лечения стремительно приближалась. Что-то мне подсказывало, что я здесь последний раз. Но время не остановишь. Друзей прибавилось, и мой блокнот был почти весь исписан адресами, а вначале был совершенно пуст.

            Когда наполнит сердце грусть —

                                                      за письма старые берусь,

                                                       и тесно в комнате моей

     от всех собравшихся друзей...

            Прощай, Крым! Ты будешь мне вспоминаться и сниться всю жизнь…

Двадцать пятого декабря, через год, я приехал в Сергиевские Минводы. Санаторий этот находился под Самарой, в небольшом районном городке Серноводске. Я приехал туда как раз на открытие нового корпуса для спинальных больных. Корпус небольшой, уютный, вмещал всего шестьдесят человек. Удобно и продуманно скомпонованы и расположение палат, и процедурные кабинеты. Что интересно — здесь тоже была пальма у окна, только поменьше, и окно выходило в сторону озера за лесом. В палате со мной были два представителя Средней Азии - один узбек, другой таджик. Ребята молодые. Один студент (он и после травмы продолжал учиться в университете), второй из Афганистана. По вечерам ребята рассказывали о себе и своей родине - Узбекистане и Таджикистане. И вообще, в этот заезд было много нас из Казахстана, Кавказа и Средней Азии.

   Здесь я познакомился с очень интересным человеком Александром Родионовым из Караганды. Никогда не унывающий, он всем хотел помочь, всех тормошил, не давая скучать. Он много рассказывал о путешествиях на машине с друзьями, такими же, как он. Где только ни побывали они с друзьями. Собрав команду из нескольких машин, пускались по дорогам бывшего Союза. Исколесив за лето не одну тысячу километров, осенью возвращались домой. Зимой ремонт машин, лечение - кто в реабилитационном центре, кто в санатории. А летом снова в путь. Вот это жизнь!

Здесь были и такие, что сломались после травмы, их уже ничего не интересовало, и они обречено ждали смерти. Что удивительно - их было больше, этих обреченных. Уставшие от такой жизни, они удивленно смотрели и слушали Александра.

- Разве можно так жить? - читалось в их глазах.

В один из вечеров, когда я сидел в одиночестве под пальмой, ко мне подошла молодая и очень красивая женщина. Конечно, я ее давно видел, но внимания не обращал, в смысле, никаких намерений у меня не было. Нам было неплохо и в чисто мужской компании.

- Добрый вечер! Я могу присоединиться к Вам?

- Пожалуйста. Место не куплено.

- Я часто вижу, что Вы сидите здесь один и что-то пишете.

- Да так, балуюсь немножко, разрабатываю руку. Кстати, меня зовут Влад.

- А меня - Любовь Петровна. Я посмотрел на нее внимательней -моложе меня на несколько лет, а форсу-то, форсу. Нда-а-а! Штучка! Наши глаза встретились. В ее глазах было столько усталости и еще чего-то такого, что у меня пропало желание сказать что-либо заковыристое, чтоб не обидеть ее. Мы познакомились и стали встречаться в свободное время. Когда путевка подходила к концу, она предложила:

- Влад, я живу с дочерью в отдельной квартире, хочешь остаться здесь, в Самаре? Здесь можно брать курсовку в санаторий чаще. У нас в поселке квартиру можно получить быстро.

- Надо подумать.

   Так и остался я в Самаре, вернее, в Прибрежном. Поселок небольшой, компактный. Дома от трех и до двенадцати этажей. До Волги около пяти километров. У Любы была своя машина, и она водила ее мастерски. Мне было завидно, да и слова о путешествиях, зароненные в мою душу Александром, не выходили у меня из головы. И я решил попробовать свои силы и пройти комиссию и сдать на права управления автомобилем. Медицинское освидетельствование я прошел с трудом - руки. И если левая рука прошла испытание, то правая оставляла желать лучшего, но все-таки я выжал и ею нужные двадцать единиц. Предстояло пройти курсы. И я стал ждать своей очереди.

У моей подружки было много родни, и все лето мы проводили в поездках, разъезжая по области. Иногда на дороге, где нет ГАИ, я садился за руль, ну да по прямой трассе и дурак проедет, а Самара... Через год пришел вызов на курсы. Нужно было ехать в Сызрань. Люба сама отвезла меня туда.

     Сам город мне почти не запомнился, когда сидишь за рулем первый раз, то больше запоминается дорога, а то и вообще ничего не помнишь. Поэтому, сказать чего-либо определенного, я не могу. Единственное, что могу сказать, что город на Волге, старинный, старинный с кривыми улочками, грязными после дождя, правда есть и новая Сызрань – многоэтажная, но мы редко выезжали туда. Больше запомнился дом инвалидов, на территории которого и находились наши курсы. Это был образцовый дом инвалидов, куда обычно в советское время возили выше поставленных чинов и зарубежные делегации. Главный корпус трехэтажный, в виде большой буквы П, рядом одноэтажный, современно оформленный (туда не водили делегаций). Строился еще один большой корпус. Вокруг ухоженный любовно, очень большой сад. В главном корпусе широкие коридоры с цветами в огромных кадках. В просторных холлах – мягкие кожаные кресла и большие цветные телевизоры. Все это создавало иллюзию счастливой и беззаботной жизни его обитателей. Если бы не одно но - за каждым человеком стояла судьба, а может и трагедия.

   Нас было тридцать человек приехавших на прохождение курсов, в возрасте от двадцати до восьмидесяти лет. Ветераны войны и молодые ребята, оставшиеся без ног волею случая. Мне повезло: народ подобрался отзывчивый и веселый. Никто не жаловался на свою судьбу, все старались бороться со своим недугом. Я один был с травмой позвоночника и, зная как мне трудно, все, в силу своих возможностей, старались помочь. Притом делая это как-то незаметно. Я был благодарен за это. У меня не было коляски, передвигался на костылях, и они, чтобы облегчить мою жизнь, у администрации попросили ее для меня. Попросили открыть запасной выход: откуда я мог свободно, без посторонней помощи, выходить на улицу. А ведь их положение  было не многим лучше моего – ходить на протезах и, притом, жить полной жизнью… Мы часто видим прихрамывающих людей, с палочкой и без, но часто ли мы задумываемся, а что за этим? Как после трудового дня он приходит домой, снимает протез с натруженной за день культи… и это изо дня в день. Правильно говорят – беда у каждого за плечами ходит – утром выходишь –  здоров, а что дальше…

   Там на курсах я подружился с тремя не сломленными судьбой людьми. Один жил в моей комнате, а двое других напротив. Мы часто проводили вместе свободное время, занимаясь правилами уличного движения, да и просто болтая о жизни.

Женька, живший со мной в одной комнате, молодой парень, повидал за свою короткую жизнь много. Он прошел ад Афганистана, но остался цел и невредим, награжденный государственными наградами. Беда подстерегла его уже в мирное время,  купил себе мотоцикл.

- Знаете, что обидно, - рассказывал он, - то, что в первый же день, когда я решился прокатиться, меня зацепил пьяный тракторист. Ногу спасти не удалось. Сделали протез. Инвалид в мои-то двадцать три года! Что делать? Спиться и жить на пособие государства (травма-то бытовая)? Ну, нет! И решил я снова сесть на комбайн! А, что? Люди без ног самолеты водят. Летчика из меня не получится, а комбайн водить умею, с детства на комбайне. С трудом давалось, но сейчас в колхозе я один из лучших.

   О войне Женька говорить не любил, уводил разговор в другую сторону или говорил очень мало. Но часами мог говорить о природе Афганистана, словно он там собирал цветочки и любовался красотами гор, а ведь мог бы порассказать, как ни как имел орден и медаль за отвагу. Но еще больше любил говорить о своем селе, о широких полях в волнах спелой пшеницы. Год назад он поступил на заочное отделение в институт.

- Получите машины, приезжайте ко мне в гости, увидите, в каком месте я живу, и позавидуете. Это я вам точно говорю!

Из соседей выделялся Виктор Васильевич. Высокий красавец, на таких женщины обращают особое внимание. Он был старше меня лет на десять-пятнадцать. Всегда строго подтянутый, ему бы быть военным, вежливый со всеми он выглядел моложе своих лет. Он работал в конструкторском бюро инженером на «Электрощите». Страстный рыбак и охотник.

- В тот злополучный день я решил ехать на рыбалку на мотоцикле, не хотелось трепать машину по бездорожью. Выехал на Сызранскую трассу. Смотрю, на встречу мне движется на большой скорости КАМАЗ. Что-то екнуло под ложечкой. Я по дури сбросил скорость. Вдруг у него отрывается колесо и летит на меня. Мне б скорость прибавить, а я, как завороженный, смотрю на это чертово колесо,..  а оно словно специально выбрало именно меня. В общем, на этом закончилась моя рыбалка, не начавшись.

   Виктор жил в самой Самаре и знал ее досконально. С ним было интересно говорить о музыке, искусстве, об истории города и вообще истории. Мне было бы интересно узнать: чего он не знает? Я многого не знал  из того, что знал Виктор.

Второй Евгений – Евгений Семенович, тоже ходячая энциклопедия, так его все называли, человек вообще необычной судьбы. В семнадцать лет он стал узником сталинских лагерей, и покатилась жизнь, пока сам не сказал себе: стоп!

- Мне было тогда шестнадцать лет, жил в небольшом городке, достопримечательностью которого был небольшой спиртзавод и узловая станция. Пацанами мы любили пропадать на станции, наблюдая за проходящими поездами. Во время войны, рано повзрослевшие, прибегали сюда встречать воинские эшелоны, уходящие на фронт, и везущие оттуда раненых и разбитую немецкую технику. С разбитой техники снимали то, что могло пригодиться в хозяйстве. Иной раз удавалось найти и стоящие вещи. Вот на этой станции и подстерегала меня судьба. Эшелон с техникой поставили рядом с цистернами со спиртом. Мы, с другом, залезли в разбитый танк. Не знаю, каким путем, но с танка не был снят пулемет. Я, рассматривая его, нажал на гашетку. В стволе был единственный патрон, и выстрел… Правильно говорят: пуля-дура. Патрон – зажигательный и пуля попадает в цистерну со спиртом. Видели бы вы, что тут началось. Короче, мы едва живые оттуда ушли. А потом нас нашли. Суд – пятнадцать лет за особо опасное преступление. Ну, ладно, виноват, но все же… Отсидел, вышел. На одной пересадочной станции, в зале ожидания поднял кем-то оброненный кошелек. Пока рассматривал его, скрутили – говорят, украл. А когда увидели мои документы, разговаривать, вообще не стали. Суд – пять лет. Кажется, можно сломаться, озлобиться на всех, но подумал – это власть, а люди при чем? Отсидел. Куда податься? Родные умерли. Решил поехать к тетке в деревню. Приехал, а тетка тоже представилась месяц назад. Поселился в ее доме, работаю плотником. Да и тут подкралась беда – сказались колымские рудники – ноги стали болеть, а потом одна совсем перестала сгибаться. Дали группу инвалидности, да разве на них проживешь? Вот и работаю потихоньку. А мотоколясочка, она мне мои ножки и заменит. Знаете, что мне не дало сломаться? книги. Сначала читал художественную литературу, но уж слишком все надумано, жизнь то другая. Вот и пристрастился к научной публицистической литературе. У нас в деревне меня чудаком зовут: я почти все деньги трачу на книги.

   Вот с этими товарищами мне предстояло прожить полтора месяца. Занятия проводились с восьми утра и до пяти вечера, с перерывом на обед. И если через неделю я мог ответить на любой билет, то практика вождения давалась мне с трудом. Все-таки великое дело – здоровые руки! Вдобавок инструктор мне попался молодой и боязливый – на крутых поворотах он хватался за руль, тем больше заставляя меня волноваться. Со временем я освоился и стал водить машину спокойно и уверенно.

   В доме инвалидов жил один лилипут – Мишаня. Видимо жители местные ему надоели, и он чаще бывал у нас. Ему было сорок четыре года. Всю свою сознательную жизнь он провел здесь, в Сызрани. Сначала детдом, а потом здесь. Мишаня был веселым и не обидчивым малым. Он сам любил подшучивать, заглядывая под подол проходящим женщинам, но и не обижался, когда шутили над ним. Однажды его в саду за его проделки две новеньких няни раздели, – сняли с него штаны и трусы и забросили их на дерево. Мишаня не мог достать. Он бежал голый по аллее и кричал:

- Вот, дуры, а? Вот, дуры! Я же пошутил.

   Однажды после занятий Мишаня не пришел к нам, как обычно. А на ужине нам рассказали, что у него нашлись два брата и сестра. Во время войны дом, где жила их семья, разбомбило. Мать погибла под руинами, а дети, в том числе и Мишаня, остались живы. Только его взрывной волной контузило. Братья и сестра нормальные, высокие, а вот на него, видимо, оказала влияние контузия. Они искали его сразу же после войны, но нашли только через сорок два года. Через несколько дней Мишаня зашел к нам попрощаться. Кажется, счастливее его не было никого на белом свете. Мы от всей души желали ему счастья во вновь обретенной семье.

Однажды, прогуливаясь по аллее сада, я увидел молодого парня на коляске что-то рисующего. Я подъехал поближе и рассмотрел его. Худощавый, лет двадцати трех, с орденом «Красной Звезды» на лацкане костюма.

По движению и худобе рук я определил – тоже «шейник»!

- Извините, пожалуйста, я могу посмотреть, как вы рисуете? Я тоже немного занимаюсь этим. Здорово у Вас получается.

   В рисунках карандашом чувствовалось, что когда-то он занимался этим профессионально. Мы познакомились, парня звали Сашей. Да, раньше он окончил училище и был профессиональным художником-оформителем. Но страна «позвала на подвиг» бросив молодого парнишку в Афганистан. Когда с ним это случилось, у мамы не выдержало сердце. Потом отец женился на другой, и Саша стал не нужен в доме, правда отец приезжает к нему каждую неделю.

- Да, и я сам не хочу жить там, где чужая женщина хозяйничает, а дом и все, что в нем напоминает мне маму. Мы были с ней как друзья, очень хорошие друзья. Я очень любил свою маму. И видеть другого человека в ее роли?!

- Сашенька, любимый, - из-за поворота аллейки появилась женщина лет тридцати, - прости, родной, немного задержалась.

Я посмотрел на Сашу, – он покраснел до корней волос.

- Иди, Таня, гуляй пока. Видишь, я с человеком разговариваю.

Женщина послушно развернулась и скрылась за поворотом.

- Татьяна с умственным отклонением, влюбилась в меня и сейчас не успею глаза открыть – она уже тут, как тут. Сначала орал на нее, а потом понял и стал нежно просить и тогда она все, что угодно может сделать. Вот сейчас она сидит там за кустами, и Бог знает, что у нее на уме. Извини меня, но мне и впрямь пора прилечь – устал, да и кое-куда надо. Танюшка!

Из-за кустов тот час вышла Таня. На лице ее сияла счастливая улыбка.

- Что, милый, пошли домой?

И она бережно покатила Сашину коляску к корпусу, обходя каждый камень и выбоину в асфальте.

- Дай Бог им хоть немного счастья, - подумал я, - и за Сашей уход, и девчонка будет чувствовать себя счастливой женщиной, правда, то ли мамой, то ли женой, какая разница. Потом, мы часто виделись в саду. Я рассказывал Саше о санаториях, о том, что успел увидеть, пока был здоров, да, и потом, после травмы, я много успел поездить и повстречаться с интересными людьми. Ведь Саша никогда не сможет нигде побывать. Может быть, он и побывает в Серноводске, но не дальше.

Проходили дни за днями, приближалось окончание курсов. К этому времени я уже свободно держался за рулем машины, не терялся на перекрестках и свободно мог ездить задним ходом. Экзамены и по теории и по вождению я сдал на «отлично». Мы последний раз собрались всей группой вместе, пригласили кое-кого из местных обитателей и устроили небольшую вечеринку по случаю окончания учебы. Большого веселья не получилось, – грустно было прощаться, за полтора месяца мы сдружились почти со всеми.

      Полтора месяца пролетели незаметно. Сдав экзамены на отлично, я вернулся. Вот здесь меня ждали три сюрприза: первый - мне дали квартиру, второй - вызов на получение машины и третий - к моей подружке вернулся блудный муж...

Что ж, как говорится, что ни делается, все делается к лучшему. А с другой стороны, я был очень рад и за себя, и за подругу - она же его очень любила. Мы остались друзьями, а потом подружились и с ее мужем.

   Дом, где я получил квартиру, был в одиннадцать этажей, а моя квартира была на пятом. Ко мне на новоселье приехал братишка, у него был отпуск. Он помог мне обустроиться, выделив энную сумму на приобретение мебели и гаража. Братишка, первоклассный водитель-профессионал, помог мне с машиной - пролазил все вдоль и поперек, затянул и протянул, что нужно. Намотав со мной пятьсот километров, он сказал:

- Ну вот, вроде бы все. Следить будешь, машина прослужит верно и долго. А может, все-таки поедем домой?

- Нет, Серж, попробую, на что я гожусь. Не смогу - вернусь.

   На том и расстались. А через месяц я уже снова был в санатории. Грязи, ванны, тренировки... Время пролетело, не успел заметить. И конечно, новые друзья. В кабинете трудотерапии, я обнаружил выжигатель. С материалом проблем не было. Выжигание - это тот же рисунок карандашом, только требующий большего внимания и терпения, здесь не сотрешь неточной линии. Я и увлекся этим занятием. Друзья в магазине покупали разделочные доски из фанеры, и я все свободное время проводил за работой. Это так захватило меня. По просьбе друзей я выжигал иконы, пейзажи и жанровые картины. Мои работы разлетелись по всему белому свету. Их можно найти и в ближнем, и в дальнем зарубежье (бывая после этого еще несколько раз, я раздарил более ста пятидесяти работ). А побывав в Прибалтике, я подарил свои работы друзьям, которые сейчас живут в Германии, Польше, Швеции и Финляндии. Время, проведенное в санатории, закончилось, и я вернулся в свою пустую квартиру.

   Домой я вернулся почти под Новый год. Никого не предупредив из друзей, я решил провести праздник один. Заказал продукты на дом и, позвонив маме, я отключил телефон - хотелось побыть одному. Новый год есть Новый год! Я накрыл на стол, приготовив гуся с яблоками и черносливом, поставил бутылку сухого вина, что можно было достать в магазине и сел, уставившись в телевизор. Это был мой первый Новый год, не считая тех, которые провел в больнице, который я встречал один.

Было уже одиннадцать часов, когда кто-то настойчиво стал звонить в дверь, сопровождая пинками. Пришлось открыть. На пороге стояли двое соседей по подъезду.

- А мы видели, что ты вернулся из санатория. Почему один? Ну-ка, пошли к нам

- Ребята, извините, но я хотел побыть один...

- Какие глупости. Собирайся.

- Лифт уже не работает, и мне трудно подниматься на одиннадцатый этаж.

- Тогда, если не возражаешь, мы с компанией спустимся к тебе. Ты что! Встречать Новый год одному! Коля, вперед, тащите все сюда. Кстати, я - Татьяна, а это мой муж - Николай.

- Я - Влад.

- Так, стол есть, стульев маловато - принесем. Не закрывайся, - взяла бразды правления на себя Татьяна. - И не возражай - бесполезно.

Так состоялось мое знакомство с Силаевыми, которое перевернуло всю мою жизнь. Без четверти двенадцать за моим столом сидело десять человек. Это был лучший Новый год в моей жизни. Мои новые друзья вели себя со мной на равных, и я не чувствовал себя инвалидом - изгоем общества. Вскоре появились две гитары. Мои друзья оказались все мастерами туризма. Часть песен я знал, но были и новые, земля не стоит на месте, и все течет, все меняется. Некоторые песни не знали они. Ночь пролетела так, словно и не начиналась.

Прошла зима. В мае Силаевы пригласили к себе на дачу. Большой деревенский дом со всеми удобствами (у Николая золотые руки), приусадебный участок, двадцать пять соток.

- Здесь жили родители мои, - сказала Татьяна, - в сейчас здесь устроили дачу. Неплохая получилась?

Половина участка была выделена под сад, половина - огород. Чего тут только не было: груши, яблоки, сливы, вишни, но особой гордостью хозяев был виноградник.

- Здесь около ста кустов пяти сортов, - похвалилась Татьяна. - В этом году весь виноградник пустим на вино. Мне дали рецепт приготовления из наших сортов.

- Привет, соседи, - из-за забора показалась лохматая голова, - как перезимовали?

- А, Иван, заходи. Где ты пропадал?

- Э-э, страна большая, цыгану на месте не сидится.

- Тебе не стыдно, - напустилась на него Татьяна, - оставил Марину одну с тремя детьми, а сам гуляет.

- Ну, Танюша, хватит ворчать, как старая бабка, ты же знаешь меня, я не лодырь, а был я на заработках. Не ужель Марина не сказала? Коля, вы на выходные? У вас гость? Знакомьте. Сегодня вечерком посидим немножко? Есть что отметить.

Не дожидаясь ответа, он так же внезапно исчез. От дачи до Волги, вернее, до одного залива было метров пятьдесят. На поляне, недалеко от воды, был вкопан стол, а рядом выложен из кирпича очаг для костра. Вокруг него стояли добротно сработанные из пеньков топчаны.

   Вечером, нарубив дров, Николай разжег костер и мангал. Татьяна расстелила клеенку и стала накрывать на стол. Мне принесли кресло из дома. Вскоре к нам присоединилась компания цыган. Я сидел чуть в стороне и наблюдал за происходящим. Все были давно знакомы. Разговор крутился на бытовые темы. Солнце неуклонно стремилось спрятаться за Жигулевские горы. Стол уже был накрыт. Запах жареного мяса терзал не только нос, но и желудок.

- Ну, все, подтягивайтесь к столу, - позвала Татьяна. Я встал, и мое кресло придвинули к столу. Шумно, со смехом усаживались за стол. Я впервые был в такой компании. Иван принес целый бочонок своего вина. Все цыгане занимались коммерцией в Тольятти, а здесь, в деревне, жили их семьи. Застолье получилось что надо. Шутки, подковырки, и никто не обижался. Наполнив желудки, все отодвинулись от стола и сели, окружив костер. Тут же появились гитары. Солнце уже полностью ушло за горы. По лицам прыгали блики костра. Зазвенели струны... И тут я услышал "Зорька Витька". Но кто запевал... - Татьяна! Я слыхал эту песню по радио и телевизору, но здесь она звучала совсем по-другому. И когда подхватили остальные, у меня мороз пошел по коже. Выразить словами у меня не хватит таланта. Песни звучали одна за другой. Я сидел ошарашенный и притихший. Чувствовалось, что Татьяна и Николай уже давно вошли в этот коллектив и были своими. За песнями и легендами, рассказами о нечистой силе ночь пролетела, как одно мгновение. Потом было еще много таких встреч, но эта, первая, стоит закрыть глаза, и все вновь встает передо мной. Я вновь слышу голоса и вижу одухотворенные лица моих друзей.

- Влад, ты слышал про Грушинский фестиваль? Через неделю будут приезжать ребята, можно рассчитывать на твою квартиру? - однажды спросил Николай. - В этот раз обещают приехать на неделю раньше наши друзья. Места и у нас, конечно, хватит, но так было бы свободнее.

- О чем может быть речь!

   У меня остановились на время четверо. Чтоб не стеснять меня, все мужского рода. Компания подобралась - почти одногодки, конечно, я был старше всех, но разница с младшим в семь лет. Так я познакомился еще с одними друзьями Силаевых.

После фестиваля Олег Рязанцсв предложил:

- Слушайте, други. А не пройти ли нам кругосветку? Время у нас еще есть, в запасе полторы недели отпуска, так что подумайте.

Началась дискуссия. Я в ней, естественно, участия не принимал, а тихонько встал и спустился в свою квартиру. Прошло некоторое время. Вся компания ввалилась ко мне.

- Ты что слинял? - напустился на меня Николай. - Что, думаешь, тебя это не касается? Ошибаешься. Олег специально предложил этот маршрут. Пойдем на пяти катерах.

- Шутишь! Там шесть километров нужно тащить катера на себе, а тут еще и я.

- Это не проблема. У тебя же коляска складывается? Ну вот, и проблема решена. Возьмем с собой, а там, где сможешь сам, где не сможешь, протолкнем. Ну, как, согласен?

- Слов нет, но, сколько продлится наше путешествие, у меня могут возникнуть кой-какие проблемы.

- Не боись, с нами не пропадешь. В общем, вперед и с песней.

Кругосветка - это туристический маршрут. В районе Самары Волга делает петлю, и в районе старинного села Переволоки русло сближается до пяти, шести километров. Это один из любимых водных маршрутов самарцев, правда, они предпочитают на байдарках или на лодках, а кто и под парусом. По преданию, Стенька Разин, двигаясь на Москву, чтоб обмануть самарских воевод, доплыв до этого перешейка, перетаскивал свои челны несколько раз и проходил тем же маршрутом, тем самым, создавая иллюзию огромности своего войска. Пройти по этим местам и предлагалось мне, только на моторных лодках,

Большинство из ребят были из Самары. Через два дня на пристани стояли готовыми пять катеров. Я привез свою коляску, ее тоже принайтовили к катеру, Машину поставили у сторожа во дворе и... Погода, словно понимая всю важность этого предприятия для меня, была прекрасная. За время всего путешествия не было ни дождя, ни сильного ветра.

                               Над рекой нависли горы

                               под названьем Жигули -

                               здесь когда-то Стеньки воры

                               думских дьяков провели...

Само собой пришло в голову. На первом привале я напел Песню о кругосветке своим друзьям. Весело потрескивал костер, пахло наваристой ухой. По палатке плясали тени.

- Вот еще одна:

                             Снова над палаткой тихо дремлют ели,

                             пляшут по палатке отблески костра.

                             Посмотри на небо - звездные капели

                             не дадут уснуть нам до самого утра...

Олег тут же подхватил на гитаре.

- Слушай, Влад, это, правда, ты написал сегодня?

- Пока не написал, а сочинил. Потом надо будет поработать и закончить.

- Да брось ты, готовая песня. Больше ничего и не нужно, все остальное будет лишним. А я думала, - как пишут песни? Неужели все так просто? - то ли спросила, то ли сказала, ни к кому не обращаясь, Татьяна.

- Да вы посмотрите на небо! - тихо произнесла Света. - Смотрите, сколько падает звезд - настоящий звездопад. Ой, ребята, как здорово! Почему-то никогда не замечала этой красоты.

- Только успевай загадывать желание. Вот если бы только все сбывались, - вступила в разговор Наташа, - ох, и назагадывала бы я...

- Интересно, интересно, что бы ты загадала?

- Да уж есть что.

   Разговор стих. Все сидели, глядя в бездонье космоса, - видно было, что загадывать на счастье у каждого было что.

Утром снова в путь. Вот и Переволоки. Николай и Слава пошли искать знакомого шофера с КАМАЗом. Все было распределено. Мужская часть занимается катерами, а женская помогает мне преодолеть участок суши. Мы с девчатами прибыли первыми. К вечеру катера уже стояли на воде, но мы решили заночевать здесь же. Девчата купили в селе свежей картошки и молока, а у знакомой бабушки - хлеба своей выпечки. Палатки не стали раскладывать. Погода ничего не предвещала плохого. А утром снова в путь. Куйбышевское водохранилище встретило нас небольшой волной. Описывать все красоты, которые встретились в пути, не хватит и книги. Спуститься из водохранилища вниз по реке мы смогли через шлюзы, пристроившись к сухогрузу, естественно, снабдив кое-кого бутылкой водки за каждый катер. Вот и пристань, вот и пролетели пять дней нашего путешествия.

Ребята разъехались, оставив в памяти теплоту человеческих отношений и подарив мне незабываемое путешествие. Начались будни. Стирка, уборка, готовка... Конечно, были и просветы - поездки на рыбалку и на дачу к друзьям. С первыми заморозками я ставил машину в гараж. Мало ли что могло случиться на дороге, на дороге ладно, а где-нибудь на глухой лесной дорожке или где-нибудь на берегу. Друзья застеклили мне лоджию, и я устроил себе там небольшую мастерскую, где занимался выжиганием или возился с соседскими бытовыми приборами, которые пришли в негодность, а я возвращал вторую жизнь.

- Слышь, Влад, а кто у тебя делает уборку? - однажды спросила Татьяна. - Ты что, просишь бабу Машу постирать или помыть полы? У тебя постоянно чистота, я и то не всегда дома успеваю.

- Я не Рокфеллер, чтоб нанимать  «рабсилу». Конечно, сам.

- А как?

- На коляске, ничего сложного нет в этом. Ты же знаешь - я самый здоровый из всех мужиков! Вот продукты мне приносит спецслужба, - заказываю по телефону. Иной раз и сам езжу.

- А мне все было неудобно тебя спросить, а предложить свою помощь, - я боялась тебя обидеть, ведь ты такой самостоятельный.

- Все в порядке, когда надо будет, не беспокойся, попрошу.

Время не надо торопить, - оно само по себе летит со скоростью нашей жизни. Зиму сменяет весна, а там лето, осень...

Однажды летом на даче у Николая я наблюдал, как он возился с принадлежностями для подводной охоты, он очень любил это занятие. Заметив, как я смотрю на его приготовления, он спросил:

- А ты не хотел бы попробовать сам? Ты ж говорил, что занимался этим.

- Во-первых, я нырял без акваланга, а во-вторых, ну и шуточки у тебя.

- Неужто ты струсил? Сложностей обращения с аквалангом нет, не в море-океане, я тебя быстро научу.

- Причем здесь сложности, я когда-то занимался в школе юных моряков в детстве и с аквалангом знаком. Просто ты, видно, решил поиздеваться. - обиделся я, - таким образом?

- Было б надо издеваться над тобой. Поставим в воду табуретку, сядешь, наденем тебе ласты и акваланг и... а я на лодке буду тебя страховать. Только не увлекайся, и я тебя в любой момент вытащу. Ну что - рискнешь?

- А, где наша не пропадала!.. Представьте мои ощущения - инвалид, приговоренный врачами к полной неподвижности - подводой в акваланге... Вода в заливе чистая, видимость отличная. Такая вода встречалась мне в озерах Урала и Заилийского Алатау. Конечно, это не пейзажи из программы Кусто, но для меня... Вон кинулась врассыпную стайка мелкой рыбешки, - это крупный судак охотится. Вон в илистом дне ковыряется севрюжка. По песчаному дну медленно ползет рак... Я пробыл под водой почти двадцать минут. Николай упорно вытащил меня за шнур, привязанный к моему поясу- Хватит для первого раза.

   Для меня прогулка оказалась последней. Вода в Волге - не ванна - достаточно прохладна, и я получил пневмонию. Татьяна ругала Николая, а виноват был, конечно, я. Провалялся в постели я недели две. Друзья не покидали меня ни на один день. В моей квартире постоянно было много гостей то из Самары, то еще откуда-нибудь. С друзьями мы объездили все окрестные леса, мотались на рыбалку под Сызрань. Побывали в Жигулях за орехами, правда, собирали они, а я сторожил машины и мотоцикл. Я намотал на колеса своей машины десятки тысяч километров.

      Я уже ложился спать, когда зазвонил телефон. Межгород!

- Привет, Влад! Не спишь?

Звонил из Тольятти Сергей, Мы с ним часто встречались в санатории, да и просто, после санатория перезванивались и изредка встречались у него с друзьями.

- Мы тут с ребятами собрались сделать вылазку на природу с ночевой. Ты к нам не присоединишься?

- Кто поедет?

- Ну, я с женой, Виктор с семьей, Николай с другом, он здоровый парень, на трех машинах. И ты подруливай. Можешь кого-нибудь взять с собой. Ну, как, согласен?

- А куда?

- Есть одно замечательное место. Народу там почти не бывает, так, изредка рыбаки, притом обычный рабочий день, так, что будем только своей компанией. Бери удочку, а все остальное купим здесь.

- Договорились. Когда подъехать?

- Да, часам к двенадцати чтоб выехать из дому.

- Хорошо, ждите, я буду. До встречи.

- Пока.

Утро выдалось превосходное. В семь часов я выгнал машину из гаража. Залил из канистры бензин в бак. Пустую канистру положил в багажник, по дороге дозаправлюсь и возьму в запас.

- Здоров был, сосед! Куда собрался?

- К друзьям в Тольятти. Меня тут сутки не будет, поглядывай за квартирой.

- Куда она убежит? Слышь, Влад, а ты какой дорогой туда ездишь?

- Как какой! По Ульяновской, перед мостом направо и …

- А, что не через Комсомольск и старый город?

- А это как?

- Проезжай под мост и на Сызранскую трассу. На третьем перекрестке свернешь направо и до старого города, а там налево все время. Выедешь на дорогу, она будет одна вдоль берега. Она и короче и идет по лесу.

- Спасибо, Василий!

- Счастливого отдыха!

   Июньское раннее солнце уже довольно сильно припекало, когда я выехал на трассу. Дорога, несмотря на раннее время, походила на калейдоскоп и была довольно оживленной. Машины шли в обоих направлениях. Торопиться было некуда, времени у меня было достаточно. Я держал среднюю скорость, и меня с шумом обгоняли вечно спешащие КАМАЗы и Жигулята. Стайка спортсменов-велосипедистов усердно нажимала на педали, соревнуясь со временем. Минут через двадцать я, проехав мост, свернул на Сызрань. Проехал два перекрестка и, как посоветовал сосед, свернул на третьем перекрестке направо. Дорога проходила по окраине Комсомольска и уходила узкой асфальтовой полосой в лес. Насколько было видно лазу – ни одной попутной или встречной машины не было. Странно. Но, я все-таки поехал по этой дороге. Ну, да, вот и старый город. Раньше он назывался Ставрополь на Волге, а сейчас Тольятти или, как все говорили – старый город. Проехав его, я выехал на дорогу, шедшую по берегу.

В одном месте дорога довольно близко подходила к обрыву. Что-то знакомое показалось мне это место. Я свернул с дороги, насколько это было возможно, подъехал к краю обрыва. Ну, точно! Вон там, внизу, тридцать лет назад мы разбили палатки…

   Шестая школа, в Рудном, для своих учеников устраивала туристические походы каждое лето. Наш класс для поездки собирал металлолом. Кой - какие деньги выделяли шефы и родители. Путевка нам досталась в Куйбышев. Но бродить две недели по городу… Два или три дня пробыв в Самаре, мы сели  на теплоход и отправились в Жигулевск. А потом по берегу Волги двинулись вверх по течению. Да, вот на этой поляне и был наш лагерь. Я стоял на краю обрыва и вспоминал. Многое выветрилось из памяти, но кое-что хранилось.  А вон и утес, на который мы карабкались на перегонки. Да, я тогда на каких-то два-три метра смог опередить Степанову, кажется, ее звали Нина. Вот чертенок была, любому пацану не уступала. А вон там я поймал селедку, она изредка заходит в Волгу с Каспия. А там… А там… Сколько воспоминаний! Эх, где сейчас все и был ли кто-нибудь из них здесь, помнят ли? Я простоял часа полтора, не заметив, чуть не забыв, куда я еду.

Но пора ехать дальше. Дорога, как я и вспоминал, вскоре пошла по сосновому бору. Запах расплавленной смолы ароматом вливался в легкие. Надо будет назад ехать этим же путем, и постоять здесь немножко.

Когда я подъехал к дому Сергея, все уже были на месте.

- Привет!

- Привет, а мы ждали тебя через час, еще не все готово.

- Слушайте ребята, а не захватить ли нам с собой Галку, что-то она последнее время совсем скисла, - то ли спросил, то ли предложил Виктор.

Его жена утвердительно кивнула:

- Была я у нее на прошлой неделе, мать говорит, она стала в рюмку заглядывать…

- О чем разговор, место в машинах есть, если она согласна, – нет проблем.

- Жалко девчонку – такая молодая. Пойду, позвоню, а ты, Влад, с Санькой смотайтесь за ней. Саша поможет ее вынести. У тебя багажник есть с собой?

- Если больше никого не будет, коляску положим на заднее сиденье, а она сядет спереди.

Галка жила на другом конце города и пока мы доехали, она была готова к поездке. Галка! Галка! Красавица, бывшая стюардесса, белые (не крашенные) густые волосы до пояса и глаза! Какие глаза! Помню, я написал тогда в санатории:

                        Колдунья дня и фея ночи

                        Ты виновата в том одна,

                        Что за твои бесовьи очи

                        Пьют яд с улыбкою до дна…

  Она спустилась  по пандусу и подъехала к машине. Ловко перепрыгнула с коляски в машину. Саша сложил коляску и положил на заднее сиденье, сам пристроился рядом.

- Привет! Сколько лет сколько зим?!

- Почти три. А ты нисколько не меняешься. Все такая же! А говорят, захандрила немного.

- А ерунда. Словно ты никогда не хандришь.

- Некогда хандрить – весь в делах и заботах. Лето!

Когда мы подъехали к ребятам, уже все было готово, и мы тронулись в путь. Через полтора-два часа мы были на месте. Длинная песчаная коса соединяла небольшой островок с берегом. Скорее полуостров, чем остров, зарос тальником. Близко к воде с берега росли огромных размеров ракиты и дубы. Место, что надо!

- Я еще был здоров, когда нашел этот пляжик, а потом часто приезжаем сюда, здесь редко кто бывает, потому-то и чисто. Как моя находка? – Сергей с гордостью посмотрел на всех, ожидая похвалы.

- Место так, среднее. На Таити пляжи так пляжи. Кстати вы не были на Таити? Жаль! Я тоже не была, - подковырнула его Галка.

- Сначала – дело: дрова, палатка, а потом будем купаться, - взяла бразды правления в свои руки Наталья, - это относится к тем, кто крепко стоит на ногах. Сережа с Виктором – палатки, а Николай с Сашей – дрова.

   У Виктора не было обеих ног, но руки у него, как у штангиста, когда никто не видел посторонний, он ходил на руках, балансируя телом. Сергей свободно передвигался на коляске по любой местности, тоже благодаря своим мощным рукам. Николай ходил с палочкой, но мог иногда обходиться и без нее, а Саша полностью здоровый парень, лет двадцати пяти, просто Колин сосед и друг. Наталья – жена Сергея, Надежда – Виктора и их сынишка, тринадцатилетний Олег. Галка и я. Вот такая компания собралась на берегу Волги.

Когда лагерь был готов к ночевке, все отправились в воду. Вода на мелководье за день нагрелась градусов до сорока, а в самом заливе была прохладнее. Глубина не превышала полутора метров и изумительно чистая. Я зашел в воду чуть выше колена и, откинув костыли к берегу, опустился на дно. Галка и Сергей заехали прямо на колясках и тоже плюхнулись в воду. Мы бултыхались, как дети, с визгом и хохотом. Устав, выбрались на прибрежный песок.

- Влад, поплыли на островок – там песок чище, - позвала Галка.

Туда было метров пятьдесят. Переплыв, мы улеглись на песок, оставив ноги в воде. Солнце утратило уже свою дневную силу, но песок был очень горяч.

- Ты доволен поездкой?

- Да ведь все только начинается.

- Ты сразу согласился?

- Конечно.

- Ты знаешь, а ведь эту поездку предложила Наталье я и позвонить тебе просила. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг захотела тебя увидеть. Мне кажется, мы видимся с тобой в последний раз…

- Ты, что, подружка, умирать собралась?

- Нет, Влад, мне просто приснился сон, что ты скоро отсюда уедешь навсегда, куда-то далеко-далеко, и я даже не смогу тебе позвонить… А почему ты не женишься, я б пошла за тебя…

- Галочка, я тебе уже об этом говорил, какой из меня жених для тебя. Я старше тебя на двадцать лет, пойми ты это. Вот если бы я был полностью здоровым человеком, а ты, такая как есть, не задумываясь, взял бы замуж. Не знаю у вас в Тольятти мужики слепые что ли?

- Да не слепые, Влад, а все хотят только одно. Тебе, наверно, сказали, что я захандрила, стала поддавать, да? Это правда. Я и на улицу перестала выходить. Бывшие подружки все замужем, имеют детей, а я – кукла говорящая, с которой можно поиграть и бросить, как надоест. Больно, понимаешь.

- Я тебя очень понимаю. Если б мне было хотя бы лет тридцать, а то дочь моя младше тебя на пять лет. Да, кстати, я уже дед…

- Я слышала об этом от Сергея, хотела позвонить, поздравить… А ты помнишь нашу последнюю встречу в санатории? Почему ты тогда отверг всех девчонок. Ведь я знаю, что тебе нравлюсь, и не без ответа, а ты предпочел мужскую компанию и просидел всю путевку на балконе. Хорошо хоть по вечерам приглашали на чай. Кстати откуда у вас всегда были коробки шоколадных конфет?

- Мать у Юрки работает на кондитерской, в Самаре.

- А-а-а.

- Эй, на палубе, давай сюда, пора перекусить, - позвали с берега.

- Давай не пойдем, а … - тихо сказала Галка.

- Не удобно.

Импровизированный стол уже был накрыт. На костре кипел чайник. Когда успели. Мы переплыли на берег. Галка, сев в коляску, помогла встать на ноги мне. Все кроме нас уже находились у костра.

- Кто пиво, кто вино?

- Я – ничего!

- Да, ты, что, Галк?!

- Не хочу.

- Тогда пьем за тебя!

- Спасибо!

   Разговор крутился на бытовые темы. Болтали, как говорится, ни о чем и обо всем. Галка была веселой и разговаривала со всеми, совсем не замечая меня. Я сидел, думая о своем. Солнце уже зашло, но было еще светло, и пламя гаснувшего костра слабо плясало на лицах моих друзей. Взгляд мой упал на Галку. Она вроде смеялась и шутила, но в глазах ее была какая-то грусть. У меня сами собой сложились строки.

- Влад, прочти, пожалуйста, свое последнее стихотворение, самое последнее, - вдруг попросила она.

   У меня мороз пробежал по коже: «да она что – колдунья?» Все замолчали.

                                                          У тебя голубые глаза –

         Отраженная неба частица.

      Отчего бисеринкой слеза

                На твоих задрожала ресницах?

       Отчего поселилась печаль

                      В твоем сердце злодейка-кручина?

                    Ты, поверь, но мне искренне жаль

        Если я оказался причиной.

- Спасибо, Влад!

   Разговор переключился на поэзию. Сразу же Сергей оседлал своего любимого конька – Есенин, его страсть и произведения которого он знал наизусть всего. Он знал много и о Блоке и о Маяковском. Кажется это совершенно разные поэты, но Сергей мог часами говорить о них и приводить выдержки из стихов. В знании поэзии ему не было равных, хотя сам он не писал стихов.

Разговор затягивался и мог продолжаться до утра, но Надежда прервала:

-Разболтались. Спать пора, а то завтра не встанете рано на рыбалку. Девочки в палатку, мальчики по машинам.

   Все стали устраиваться на ночлег. Откинув сиденье, я еще долго сидел, уставившись на звездное небо, но потом сон все-таки свалил меня. Я лег и уснул. Когда я проснулся, небо затянули тучи, и посыпал мелкий дождь. Рыбалка явно срывалась – мокнуть под дождем мне, почему-то, не хотелось. Такое настроение было видно не только у меня. Наталья, выглянув из палатки, снова спряталась туда. В машинах тоже началось оживление. Открыв двери, мы переговаривались, не решаясь выйти под дождь.

-Подождем немного, может, закончится…

-Вряд ли, все небо затянуло. И откуда взялось, ведь ложились спать - небо было чистое, да и прогноз на сегодня дождя не обещал.

   Прождали до десяти часов: дождь то прекращался, то начинался снова. Решили сворачиваться. Собрали палатку. Убрали за собой мусор.

Когда приехали в город, дождь кончился. Ветер начал разгонять тучи.

-Я ж говорила, вам подождем, а вы не поверили, - обижено начала Наталья, она была заядлым рыбаком.

Мы распрощались с друзьями. Я отвез Галку домой. Она всю дорогу молчала.

-Прощай, Влад, мы больше не увидимся. Давай поцелуемся на прощанье, как тогда в санатории…

  До самого дому у меня не выходили ее слова из головы.

Через месяц я сломал ногу и за мной приехал братишка. До сих пор я не могу понять: как Галка могла почувствовать мой отъезд. Как она узнала про то мое стихотворение? Мимо моего окна ходит девушка, так сильно похожая на нее – те же волосы, та же стройная фигура… А может я просто хочу, чтобы кто-то походил на нее?

© Copyright: Владимир Труфакин, 2012

Регистрационный номер №0049529

от 21 мая 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0049529 выдан для произведения:

             

                  И  стоит  жить!..

    

                                   (Записки спинальника)

 

    Снится страшный сон: солнечный зимний лес, я в кузове машины укладываю сосновые ветки, поскользнувшись, падаю и проваливаюсь по горло в землю...

Просыпаюсь от ужаса. Тяжесть во всем теле. Во рту пересохло. Хочу повернуться, но тело не слушается,  словно что-то огромное и тяжелое держит меня в своих железных объятьях. Открываю глаза - напротив, со стены, уставился на меня лиловый глаз телекамеры.

  - Тьфу ты, артист хренов, - закрываю глаза и вновь открываю, - всё то же.

Слабый свет высвечивал высокий потолок. Я скосил глаза налево: тумбочка, на ней настольная лампа, горящая вполнакала, справа от меня - капельница, за ней пустая кровать и дальше огромное во всю стену окно. Больничная палата? Но что со мной? Как я сюда попал? Почему не могу пошевелить ни рукой, ни ногой? Очень хочется пить... Закрываю глаза, пытаюсь вспомнить, что со мной...

    Ага! Поездка в лес на заготовку сосновых веток для подшефного совхоза... Падение с машины - это реальность, а не сон! Черт! Мог сидеть дома - был на больничном. Поддался на уговоры главного инженера. Но что со мной?

Всхлипнула дверь палаты. Открываю глаза - в палату осторожно со шприцем в руках входит девушка в белом халате.

- Добрый вечер, ночь или утро, миледи!..

- Ой, как я испугалась...

- Почему? Я же не Верлиока.

- Вы трое суток без сознания. Пойду, позову доктора.

- Подождите. Я очень хочу пить. Но не могу пошевелиться. Что со мной?

- Вы парализованы, у Вас перелом шейных позвонков.

- ...?!

            Так началась моя новая жизнь. Каждый день приносил свои новые сюрпризы. Тело становилось одной сплошной болью, хотелось выть и кричать.                        

            Но однажды в палату положили деда девяностолетнего с ожогами первой и второй степени, которые покрывали его тело на семьдесят процентов. Тело старика было сплошной раной. Он прожил в палате, находясь в полном сознании, три дня, и я ни разу не слышал, ни одного стона. Могучий старик! Рядом с ним всегда была маленькая, хрупкая старушка, его жена, верная спутница большой жизни. Он жалел ее!

- Машенька, милая! Все мы смертны, вот и мой час пришел. Одна моя печаль - как же ты останешься без меня, родная моя?

Сколько нежности, тепла и заботы было в этой седой паре. Поведение старика, его сила и мужество, с каким он переносил адские боли, заставило меня, тридцатилетнего, задуматься о себе и своей дальнейшей жизни. Сделать переоценку своих возможностей и собрать себя в один кулак.

        А тут, как назло, температура поднялась и стала зашкаливать за сорок два. Меня то трясло, то сжигало в адском огне. На третий день я попросил медсестру:

- Катюша, сделай какой-нибудь укольчик, чтоб подольше избавиться от температуры, что-нибудь поэффективнее. Неужели нет ничего?

Через несколько минут мне вкатили укол, от которого температура резко поползла вниз. Мне стало так хорошо...

Очнулся я от какого-то шума, - вокруг меня суетились врачи и медсестры. В ногах стояла капельница. Лица врачей были сосредоточены. Рядом стоял какой-то аппарат, а к моему носу тянулись прозрачные шланги. В углу у окна стояла мама, в глазах ее было полно слез.

       Все в порядке, мама, все в порядке.

       Вот те крест - ей-богу, не брешу –

       Юрка подыграет на двухрядке –

       К маю вам цыганочку спляшу...

  Эти строки я написал спустя двадцать лет, а тогда просто улыбнулся маме. Я не понимал, что творилось вокруг. Как потом выяснилось - Катюша, по своей инициативе ввела двойную дозу лекарства, температуру, конечно, сбила резко, но сердце не вынесло этого перепада температур и...

   Парализованный организм переставал слушаться окончательно. Первым отказались работать кишечник и почки, потом начались пролежни на всю спину. Вот от этого и была температура. На следующий день приехал профессор урологии Корнев, фронтовой друг моего тестя. Он, осмотрев меня, прописал уколы, которых нет ни в одном справочнике фармакологии. Их тут же приготовили в местной аптеке. Лечащий врач отказался вводить в вену этот препарат. Тогда Николай Иванович сам сделал мне первый укол.

- Это мое детище (так он говорил о препарате), я им с войны пользуюсь и спас не одну тысячу жизней, а то, что нигде не значится - долгая история.

  Десять уколов спасли мне жизнь. Плюс ко всему на полгода был привязан к системе Монро. Э-э, да что говорить, – жив, да и только! Мало ли чего потом преподнесла еще судьба.

  Как-то вечером ко мне в палату впорхнула красивая медсестричка. Я знал ее - она раньше работала в санатории, на территории которого я проживал и которым руководил мой тесть. Увидев меня, она остановилась, и на глазах выступили слезы.

- Я сейчас работаю здесь, в этой больнице. Знала, что ты здесь, но боялась зайти.

Мы проболтали с ней почти целый вечер.

- Знаешь, Влад, почему я ушла с "Сосновой горки"? Из-за тебя. Не перебивай! Видеть тебя каждый день, знать, что ты принадлежишь другой... это было сверх моих сил. И сейчас я пришла сказать - я тебя люблю! Давай я заберу тебя к себе. Я знаю твою жену - она тебя бросит...

- Ирина, ты очень красивая и очень хорошая женщина, но пойми меня: кроме жены у меня еще есть дочка. Да и почему ты так решила? Я скоро встану на ноги. И опять буду самый здоровый из всех мужиков...

- Влад, милый, я очень хочу того же, но жизнь... Врачи говорят, что, возможно, ты будешь ходить, но таким, как был, уже не будешь, мне все равно, каким ты будешь, лишь бы был рядом со мной... Помнишь, когда у тебя болела дочка, ты по вечерам привозил ее к нам на процедуры? Ты тогда много мне рассказывал о художниках-передвижниках, о подводном мире наших озер, об охоте на лис загоном, которой вы занимались со свояком. О том, что на концерты и спектакли ездили в областной центр на электричке, а туда полтора часа езды. Ты рассказывал о жизни интересной, а у меня... Работа, дом, ребенок, пьяный муж... Во мне тогда что-то перевернулось, я поняла, что жить можно по-другому. А ты... ты был чужой муж, шел к своей жене и отдавал ей свою любовь. Я не могла больше так. Уволилась с санатория и устроилась сюда. Я часто видела тебя в городе, но подойти не осмеливалась. Сейчас я свободна - с мужем мы разошлись. Живем с сыном в двухкомнатной квартире в центре, недалеко от вашего треста. Соглашайся...

- Ирина, ты прости меня, но я люблю свою жену, дочку, и я им нужен. Понимаешь?

- Время покажет. Не сердись на меня  -  дурочка я, наверно… Можно, я иногда буду к тебе заходить?

- Пожалуйста, я буду рад.

На следующий день жена, войдя в палату, остановилась и пристально посмотрела на меня, потом подошла, поцеловала:

- Здравствуй, родной!

- Привет, что это ты так меня разглядывала?

- Ты же знаешь, я тебя никогда и ни к кому не ревновала, а сейчас иду по коридору, впереди идут какие-то две замухрышки и говорят о тебе.

- Почему ты решила, что обо мне?

- Да вот, мол, в третьей палате лежит красавец-мужчина, а вокруг него медсестры вьются. Вот я и посмотрела на этого красавца. Ты знаешь, раньше я как-то не обращала внимания, а сейчас посмотрела... Лежит молодой мужчина во всю кровать, рост, плечи и вдобавок полуголый, как Аполлон, в набедренной повязке. И знаешь, у меня екнуло сердце, - неужели это мой муж, как я этого раньше не видела, что на тебя пялятся эти бесстыдные девицы. Кстати, что это за медсестрицы увиваются вокруг тебя? - спросила она, смеясь, - вот я с ними разберусь...

- Чижик, чем больше медсестер будет виться вокруг меня, тем спокойнее тебе - я всегда буду под присмотром и тебе не надо переживать - как он там. Тем более уйти налево не смогу, - ноги не ходят, да и эти капельницы мешают. Рассказывай, как там дочка, как ты готовишься к сессии. Ты смотри, учись на отлично, а то в угол поставлю. Как свояки, на охоту не ездили?

- Дома все в порядке. Иришка рвется к тебе, но врачи запретили приводить, не знаю, почему

- Как я хочу ее видеть!..

День за днем, неделя за неделей монотонно, не спеша, ползут. Боли нестерпимее и злее  тело  беспомощное грызут.

  Чтобы не стонать и не ныть, я применил маленькую хитрость - начал петь. Репертуар мой был обширен, недаром, был участником самодеятельности в клубе, да и так очень любил петь. Мама, конечно, все понимала, но старалась мне подыгрывать. И когда комок подступал к горлу, выходила из палаты и давала волю слезам где-нибудь в уединении. Я понимал, почему у нее после выхода в коридор были красные глаза, и в этот момент старался рассказать что-нибудь веселое. Так мы старались скрыть друг от друга и свою боль, и свои слезы.

И еще один случай заставил меня посмотреть на жизнь другими глазами. Однажды вечером тайно от врачей привели мою маленькую дочку. Она долго гладила мои бесчувственные руки и спрашивала:

- Папа, а когда мы пойдем кататься на лыжах, а то маме все время некогда. Дед Мороз, которого ты вылепил на дворе, начал таять, а белочку и собачку - мальчишки сломали. Ты сделаешь новых? Хватит болеть, мне без тебя скучно. Давай я тебе зарядку сделаю. Раз, два, раз, два, раз... - сгибала и разгибала мою руку.

Что можно сказать в ответ? Только одно:

- Я очень постараюсь, родная...

  В этой палате долго не задерживались - сюда клали совсем безнадежных, то есть умирать, но я здесь научился ценить жизнь такой, какая она есть. После двух клинических смертей вновь открывая глаза на окружающий тебя мир, понимаешь, как он прекрасен. Мысленно заставляя работать упрямые мышцы, я всеми силами старался выкарабкаться, выйти из этой палаты живым. И это мне удалось. Через полтора месяца борьбы меня перевели в областную больницу. Ура, будем жить!

Снова новая палата - нейрохирургия. Сколько новых судеб людских... Палата, в которой предстояло провести долгие месяцы лечения, находилась на первом этаже, моя кровать у окна, выходившего в парк. На улице шумел апрель. В раскрытое окно палаты залетали запахи весны. Все, что я мог видеть, - это вершины деревьев. В кронах старых тополей и лип галдели прилетавшие с юга птицы, делясь своими впечатлениями с зимовавшими здесь воробьями и воронами. Эх, как хотелось встать, потянуться и выпрыгнуть в окно...

  Кроме меня все сопалатники свободное время от процедур проводили на улице. Однажды рано утром мне преподнесли банку березового сока. Как и где умудрились набрать, не знаю, но всю банку отдали мне. Ребята понимали мое состояние и всячески старались поддержать, кто как мог - анекдоты, смешные истории, да я и сам не отставал от них. Чего-чего, а уж анекдотов я знал превеликое множество, да и интересного в жизни успел посмотреть. Рыбацкие и охотничьи байки, истории, происходившие в турпоходах, дополнялись какими-нибудь смешными выдуманными сюжетами.

  Самый заводной и веселый был Виктор. Когда он начинал что-либо рассказывать, хохот стоял такой, что прибегала дежурная медсестра и, сделав сердитый вид, просила вести себя потише. Медсестры в свободное время тоже заходили к нам послушать нашу трепотню и сами хохотали до слез. Хотя в палате находились самые тяжелобольные в отделении, она была самой веселой, словно специально подобранной. У Виктора, как и у остальных, была опухоль головного мозга и, чтобы глушить головные боли, он старался своими историями отвлечься сам и других отвлечь от тяжелых дум. Вот с ним и произошел курьезный случай.

После операции, очнувшись от наркоза, уж очень захотелось ему курить. Послеоперационная палата находилась в другом конце коридора. И вот он, совершенно голый, не считая бинтов на голове, направляется по коридору в поисках сигарет, а это было в три часа ночи. Дежурная медсестра дремала, наклонив свою белокурую головку на стол. Услышав шлепающие шаги по коридору, она подняла голову и вскрикнула, - прямо на нее из темноты надвигается двухметровая фигура обнаженного мужчины. Привидение! Говорящее!

- Эллочка, дай закурить...

   Потом, рассказывая об этом, она хохотала от души, а в тот момент потеряла сознание, и Виктору пришлось приводить ее в чувство при помощи нашатыря.

Смешные ситуации вплотную сплетались с трагедией. После операции на головной мозг некоторые пациенты нашей палаты лишались дара речи или получали паралич. Человеку кажется, что он изъясняется понятно и ясно, но на самом же деле речь напоминала, скорее всего, звуки, похожие на те, которые издают некоторые животные.

...Николай Иванович что-то долго пытался втолковать жене, но, чем больше он старался, тем больше начинал нервничать, и от этого все пронзительнее получались издаваемые им звуки. Наконец, не выдержав, произносит тираду из отборного "трехэтажного" русского выражения чувств. В палате воцарилась мертвая тишина, а потом разразился хохот, подобный артиллерийскому залпу. Николай Иванович удивленно смотрел на всех, потом до него, видимо, дошел смысл происходящего, и смущенная улыбка широко расползлась по его лицу.

В конце мая из военного госпиталя к нам в палату перевели полковника. Молодой, красивый, он молча лежал на кровати, и наш треп его нисколько не интересовал. Его готовили к срочной операции. Своими путями мы узнали, что у него рак головного мозга. До операции так и не смогли мы его растормошить, на наши старания он почти не реагировал.

- Не наш человек! - сказал Виктор. Но мы, к счастью, ошиблись, вынося свои приговор. Операция прошла успешно, только левую сторону немного парализовало. Вот тут и раскрылся характер нашего полковника. Александр Попов, так его звали, начал изматывать себя тренировками, разрабатывая ногу и руку. Он часами маршировал по коридору, сжимая и разжимая ручной эспандер. Да и человеком он оказался очень общительным и веселым. На ходу выдавал экспромты в стихах, которые появлялись у него по любому поводу:

                - Спасая простынь и честь мундира -

Попов подался до сортира!

   Генералы от медицины - нянечки - боялись его острого языка и старались не попасть лишний раз под его эпиграммы, которыми очень метко характеризовал их Александр. По вечерам он читал нам свои стихи. Лирик в душе, он был и первоклассным сатириком. Если бы кто-нибудь посторонний слышал его, то уж точно, по тем временам, не миновать ему психушки. Это были очень смелые высказывания в сторону властей.

Однажды он спросил меня:

- А ты не пробовал писать стихи? Мне кажется, у тебя должно получиться.

- Как? У меня же руки не работают...

- Но голова же работает и притом, я вижу, не плохо. Просто лежи и сочиняй, тебе легче будет справиться со своим состоянием. Потом, когда все нормализуется, запишешь в тетрадь. Да ты еще книги выпустишь! - вдохновлял он меня. – Я верю в тебя. Я много повидал людей и редко ошибаюсь в них.

- Я никогда не думал об этом, но попытка - не пытка, может, время быстрее пойдет.

Сначала ничего не получалось, мысли путались, но постепенно начали зарождаться какие-то строчки, похожие на стихи. Время и впрямь побежало быстрей, теперь, оставаясь один в палате, я весь уходил в сочинительство, перемежая с мысленными тренировками рук, ног и тела.

  Однажды я заметил, что правая рука шевельнулась.

- Не может быть.

Снова попробовал, кажется, повернул чуть-чуть. Еще и еще раз. Точно - шевелится.

- Так, успокоился, отдохни... Я сам не верил себе.

- Мама, посмотри, пожалуйста, мне кажется, рука зашевелилась.

- Да, сынок, есть немного, - со слезами на глазах сказала мама.

- Ура!!! Шевелится, рука шевелится! У моей кровати столпились мои сопалатники. Просили показать, как это происходит - за три месяца первое мое движение. Поздравляли. На следующий день врач сказал:

- Хочешь ходить? Пора вставать на ноги, но сначала надо научиться сидеть. С завтрашнего дня начнем, пожалуй, помаленьку.

     ...Ну, сейчас с судьбою я поспорю!

  Кто сказал, не буду долго жить?

                                                  Я еще поеду скоро к морю —

        Жизнь глотками буду пить и пить...

 

Жизнь начинаешь ценить, когда она, отвернувшись, уходит, и тогда начинаешь цепляться за нее всем своим существом, каждой своей клеточкой организма. После первой операции начался остемелит, грозивший заражением крови. И снова смерть в мои стучалась двери. Нужных лекарств в больнице не было, и надежда была только на чудо. И оно свершилось: словно Иван-царевич на сером волке, в палате появился мой друг Валерка Глухов. Он прилетел проведать свою маму, от нее и узнал про меня. Валерка - летчик первого класса, работал на северных маршрутах в Архангельске. Он среди ночи прорвался в палату.

- Потерпи, дружище, сколько можешь, я утром улетаю. Два, три дня, и я из-под земли достану это долбаное лекарство. Только продержись.

Не знаю, что помогло - вера в дружбу, или чудо свершилось, но я выдержал, и на третий день, сияющий друг, появился в палате с огромной коробкой из-под сигарет, набитой доверху различными лекарствами.

Крепкий организм вытянул, и жизнь снова распахнула свои теплые объятья, закружила, понесла по своим просторам. Еще две операции и...

...Доктора себя не подвели —

вскоре без апломба и оваций

 всунули под мышки костыли.

                      Первый шаг! Как трудно и как страшно,

   не упасть, а именно шагнуть...

         На своих ногах дрожу бумажных –

                                                    я отсюда начинаю путь...

   Из больницы мама временно забрала меня к себе. В кровь, сдирая подмышки, учился ходить на костылях. Но жизнь, хотя и прекрасна, но не может обойтись без новых сюрпризов. Однажды, когда я находился один дома, принесли телеграмму:

- Домой не возвращайся, я полюбила другого, прости, если можешь.

Состояние, как у Наполеона после Ватерлоо. Я лег на кровать. Взгляд поймал ружье, висевшее на стене... В памяти всплыли слова, сказанные врачом моей маме:

- Он не сможет даже застрелиться...

К чему он это сказал? Интересно, а смогу ль? Я снял ружье... Снять-то снял, а вот повесить назад сил не хватило - руки еще были достаточно слабы. Вернулась мама... - ружья я больше не видел.

   А жизнь, сделав свое черное дело, снова улыбалась мне, как ни в чем не бывало, и подарила мне путевку в санаторий. В Крым!

   Больше всего я любил путешествовать на поездах. И первая поездка к морю в санаторий осуществлялась на этом виде транспорта. Колеса под вагоном вели беспрерывный диалог:

- В Крым?

- В Крым!

- К морю?

- К морю!

  За окнами проплыли Уральские горы, Саратов, Краснодар... И вот станция Кавказ - дальше пролив и Крым! Сколько повидала эта земля: эллины, скифы, позже татары и турки. Место паломничества музыкантов, поэтов, художников и писателей... Состав погрузили на паром. Слева Черное, справа Азовское моря. Чайки, словно приветствуя меня, носились над проливом с громким криком. Странное ощущение побыть между двумя морями и не замочить ноги.

Санаторий Бурденко находился в городе Саки, в живописном парке-дендрарии. Весна уже вовсю властвовала над полуостровом. Дурманящий аромат сирени и белой акации переплетался с запахом цветущих каштанов и соленым запахом с моря. К моему разочарованию, до моря было далековато - мне не добраться, но меня поселили на пятый этаж, и окна палаты выходили на его сторону. В палате на четырех человек никого не было, но было видно, что не хватало только меня, - одна кровать была не разобрана. Зашедшая няня помогла разобраться с вещами.

- Меня зовут Галина, как мне Вас называть?

- Просто Влад. А где остальные жители палаты?

- Они на встрече с профессором, вам это предстоит завтра. Вам повезло - они всего третий день здесь, значит, и уезжать вам почти в одно время, да и по возрасту, вы почти будете одинаковы. А сейчас отдыхайте. Обед в два часа. Вам принесут в палату.

   Итак, мне предстояло провести здесь пятьдесят дней. До обеда оставалось три часа. Я прилег отдохнуть с дороги, сказались усталость и волнение - я задремал. Разбудил меня громкий смех в коридоре. В палату вкатились на колясках двое мужчин, третью коляску толкала впереди себя женщина.

- Нашего полку прибыло!

- Здравствуйте, - сказал я, поднимаясь, - меня зовут Влад.

- Костя.

- Слава.

- Борис.

- Я - Мария Федоровна. Вы "шейник"? Значит, я буду возить Вас на процедуры. И она вышла из палаты.

- Ну, коль все в сборе, вечером делаем прописку и знакомимся ближе, - хитро прищурившись, сказал Слава, - Скидываемся по пятерке с носа. Пару, думаю, хватит, остальное на закусь. Возражений нет? Возражений нет, принято единогласно. Ну, вам с Костей обед в палату, а нам с Борей пора в столовую.

После обеда мне привели моего "рысака" - огромную и громоздкую, как танк, инвалидную коляску. Она раскладывалась, и на ней можно было лежать в полный рост.

- Нуте-с, молодой человек, едемте на медосмотр, - сказала Федоровна.

Мы спустились на второй этаж. Медосмотр - это кардиограмма, антропологические замеры. Если мой рост остался прежним, то в весе за время болезни я потерял тридцать килограммов, а объем легких уменьшился на четыре тысячи единиц. Из атлетически сложенного мужчины я превратился в скелет, обтянутый кожей.

- Вот когда наберете свой вес, тогда пойдете своими ногами, - сказал лечащий врач. - Спецдиета и тренажерный зал, грязи и бассейн, - вот что нужно хотя бы раз в год.

На ужин с палаты никто не пошел. Соорудили импровизированный столик в огромной лоджии. Солнце стояло еще довольно высоко, и его весенние ласковые лучи проникали в каждую пору тела. Полоса моря играла отблесками его лучей и уходила за горизонт, меняя свой цвет. Ветерок доносил с озера под нашими окнами запах гниющих морских водорослей, но это нисколько не портило вида, открывающегося с лоджии. Мы расположились вокруг, вернее, около нашего стола.

- Начнем знакомство, - начал Борис. - Бывший мореман дальнего плаванья, ходил на рыбацких сейнерах. Травме четыре года, холост, тридцать девять лет, Мурманск.

- Полковник, работник министерства обороны, - продолжил Костя, - сорок лет, женат, травме восемь месяцев, Москва.

- Полярник, радист, тридцать шесть лет, холост, травме пять лет, москвич, - представился Слава.

- У меня прозаическая профессия - электрометрист, занимался подзем металл защитой, тридцать два года, холост, травме третий год, сейчас живу в Рудном.

Официальная часть была закончена. Мы просидели до одиннадцати часов. Рассказывали о себе, травили анекдоты. Вот что я узнал о своих новых знакомых.

Костя - спортивного, высокого роста, серьезный, видимо, армейская служба наложила отпечаток на его характер. С отличием окончив академию, был оставлен при генеральном штабе. Травму получил по глупости, или, как он сам говорил: "Судьба такой". Прокопавшись на даче у тещи целый день, вечером с сыном спустились к речке искупаться. Долго ныряли, кувыркались, а, когда сын позвал домой, решил нырнуть последний раз (и это именно последний), вынырнул уже на госпитальной кровати. Ему предстояла операция по возвращению из санатория. Пальцы рук совершенно не слушались его, и Борису приходилось подносить ему и выпить, и закусить, но это никого не смущало. Я и сам находился чуть в лучшем положении.

   Борис - подтянутый, моложавый красавец с ухоженной русой бородкой. Избороздил немало морей и океанов, побывал и в южном полушарии, пересекая не раз экватор. Там-то, в южном полушарии, и настигла его беда. Внезапно налетевший шторм разбросал флотилию сейнеров, ведущих лов тунца. Сейнер Бориса потерял ход, двигатель чихнул и заглох, завести его никак не удавалось. Тем временем штормовой ветер нес судно на скалы. На помощь пришли рыбаки другого сейнера. Они кинули трос, но он, натянувшись, как струна, лопнул. И свободный конец троса перебил позвоночник Борису. Сейнер, в конечном счете, спасли, а вот Борис...

Вячеслав, или, как он просил себя называть, Слава, худощавый брюнет. Пышные курчавые волосы и черная, как смоль, борода делали его похожим на цыгана. Он был первоклассным радистом и механиком. Провел зимовку в Антарктиде и пять в Арктике, на Диксоне. А травмировался, как он говорил, по-глупому - полез в скалы за яйцами чаек и сорвался. Нашли его на вторые сутки. Он полз в сторону зимовки.

- Хотя была уже весна, замерз бы к черту, если б не двигался. Руки в кровь - ноги не помощники. Очень хотелось жить, ребята...

Мы выпили и долго сидели молча, каждый думал о своем.

- Мужчины, пора делать отбой, - это ночная медсестра, - уже одиннадцать часов.

Пришли няни, - Костя самостоятельно еще не мог перебраться в постель. Так прошел мой первый день в санатории.

После собеседования с профессором начались будни. День был расписан по минутам, свободным оставалось время только после ужина и до отбоя. С утра все население санатория (а его ни много, ни мало четыреста человек) приходило в движение. На корпус приходилось четыре лифта, которые сновали вниз и вверх целый день. В кабину лифта входило две коляски. Многие больные ходили своими ногами и спускались и поднимались по пандусу или по лестнице. Санаторий походил на растревоженный муравейник.

   Мы с сопалатниками виделись только на обеде и после ужина. Я с утра спешил на грязи или в бассейн, а у ребят эти процедуры были в другое время.

Грязи! Бассейн! Описывать свои ощущения я не буду. Бассейн был наполнен концентрированной морской водой. Вода выталкивала тело, как пробку, очень удобно вновь учиться плавать и ходить. После грязей и бассейна тело становилось легким, невесомым. Дальше мой путь лежал на "электрический стул" в прямом и переносном смысле. Ноги и руки опутывались проводами, и включался пульсирующий ток, от которого мои руки и ноги сами приходили в движение. Электростимуляция возвращала жизненный тонус моим мышцам. Следующий этап - тренажерный зал. Здесь меня ждало еще одно разочарование. Мое тело могло справиться с ничтожно малыми грузами, а раньше штанга, двухпудовки... Но это дело наживное, главное - не пищать! Массаж, миатон и т.д. и т.п. После обеда и небольшого отдыха снова "труба звала на подвиг".

В этом же корпусе были и библиотека, и кинозал. Нам с Костей трудно было добираться до него, а просить постоянно кого-нибудь докатить было неудобно. Слава и Борис из солидарности редко уходили по вечерам, и мы все свободное время проводили на балконе.

   Народ бывалый, и по вечерам в лоджии нашей палаты открывался клуб любителей путешествий. Разговоры о приключениях переплетались с байками и анекдотами. Мои новые друзья были прекрасными рассказчиками, - и бросало нас с побережья Тихого океана в Атлантику, с Антарктиды в Арктику.

- Было это...

Начинался очередной рассказ...

Долина гейзеров Камчатки, там начинал свою службу Костя, встречала нас запахами преисподней - кипящая пульпа, столбы кипящей воды, вырывающиеся из недр с ревом... Костя так это преподносил, что нам казалось: вот-вот, из озера под нами вырвется столб воды и пара...

   Валы волн бросали наше суденышко, как щепку, то, опуская в пучину клокочущего моря до самого дна, то поднимали высоко в небо под самые тучи, низвергающие потоки воды и молний. То штиль выравнивал океан до зеркального блеска, и невозможно было определить, где кончается вода и начинается небо. Дельфины и акулы, киты и гигантские кальмары... Конечно, не обходилось без преувеличения, но, глядя на Бориса, начинал верить всему, о чем он говорил.

Из царства воды нас бросало в вечные снега Арктики и Антарктики. Морозы под семьдесят и ураганные ветры Антарктиды, и любопытные пингвины, похожие на маленьких человечков, сменялись полярными ночами Арктики. Вместе со Славой мы три дня выдерживали осаду белого медведя, заблокировав двери зимовки чем попало. Это нас спасал вертолет от зверя, решившего попробовать на вкус наше мясо и кости. Это нас заносила пурга вместе с крышей. И это нам полярная ночь дарила сказочный фейерверк северного сияния.

   Я уводил своих друзей на озера южного и среднего Урала. Рассказывал о Заилийском Алатау, о степях и полупустынях Средней Азии. Купался с ними в теплых прудах Алма-Аты вместе с водяными змейками, которые, как катерки, проносились рядом. Бродил по таежным тропам с ружьем, лазил по болотам за клюквой и морошкой. О встрече с огромным лосем, который целый день продержал меня за изгородью катодной станции на трассе в лесу...

   В нашей мужской компании иногда появлялась Галина, работающая няней, когда работала в ночную смену. Судьба этой женщины была чем-то схожей с нашей. Галина была моей ровесницей. Красоту этой женщины, как внешнюю, так и внутреннюю, трудно описать словами, - ее нужно видеть. До санатория Галина работала искусствоведом в музее Пушкина в Москве. Была замужем за молодым, но талантливым ученым. Однажды он уехал на Байконур... Авария. Его привезли обожженного, с переломом позвоночника. После операции и заживления ожогов Галина, бросив любимую работу, привезла его в Саки. Купила домик и устроилась работать няней в санатории, чтоб вылечить своего любимого. Он прожил пять лет. Галина, похоронив мужа, осталась жить здесь, помогал в нелегкой судьбе попавшим в беду людям. С приходом Галины разговор переключался на искусство. Она знала все, ну, почти все о художниках, поэтах, музыкантах и писателях. Она говорила о космосе, словно о расстановке мебели в своей квартире, то, что знала от мужа. Это была необыкновенная женщина, и мы тайно все были влюблены в нее.

Пятьдесят дней пролетели, как одна неделя - пришло время расстаться. Мы решили уезжать в один день, благо, рейсы самолетов совпали по времени. На прощанье обменялись адресами. Судьба распорядилась так, что встретиться нам больше не удалось, но переписка длилась очень долго.

   Следующую путевку я получил на следующий год в январе. Погода в Крыму была мерзкой - то снег, то дождь, а то туман затягивал надолго всю окрестность. Ко всему прочему, в палате были жители, озабоченные вином и картами, после ванн и грязей на другие процедуры никто из них не ходил, а сразу принимались за свое излюбленное занятие. Финансово обеспеченные, они все мерили на деньги и проигрывали и выигрывали без сожаления. В палате я находился редко, только за тем, чтоб переодеться или ночью. К тому времени я свободно передвигался на коляске и обходился без чужой помощи. Все свободное время пропадал в библиотеке под пальмой. В углу огромного коридора у окна стояла в большой кадке пальма, метра три высотой, а окно смотрело на море. Вот этот угол я и облюбовал.

Прошло двадцать дней моего пребывания в санатории и одиночестве. И судьба снова подарила мне встречу...

   Однажды, ох, уж эти однажды, направляясь в свой излюбленный уголок, я столкнулся с мерзким поступком одного молодого "человека". Что-то громко доказывая девушке, он размахнулся и ударил ее по лицу, размахнулся второй раз... Я со всего хода врезался своей коляской в его коляску, прижав его к стене, и второй удар достался мне. Девушка тем временем юркнула к себе в палату, а разгоряченный парень, к тому же пьяный, еще пару раз врезал мне по лицу. Ответить ему тем же я не мог, - руки мои и сейчас ограничены в движении. Из соседней палаты вырулил парень очень внушительного вида. Он коротким точным ударом нокаутировал хулигана, а тут на шум подоспели медсестры и няни.

   Сидя под пальмой, я медленно приходил в себя. Солнце тонуло в море, и сумерки превращались в ночь. Задумавшись, я что-то чертил в блокноте.

- Спасибо Вам!

   Развернувшись, я увидел ту девушку. Передо мной стояла красавица Кавказа с огромными черными глазами. Губы цвета спелой вишни смущенно улыбались.

- Что вы, не за что, - только и смог ответить я.

- Девчонки нашей палаты приглашают Вас к нам на чай.

- А Вы?

- Я - первая, - смутившись, сказала она. - Мы знаем. Вас зовут Влад, а меня Массара, я - чеченка.

- Знаете, как-то неудобно...

- Там будут и ребята - отличные друзья! В палате находились трое девчат и двое парней.

- Лена Мухина (та самая - чемпионка мира по художественной гимнастике).

- Снежана Бойкова (болгарка, певица из Пловдива).

- Хелена Ольшевская (полька, балерина из Кракова).

- Виктор (серебряный призер чемпионата Европы по боксу из Махачкалы).

- Володя (шахтер из Донецка).

Красивые и молодые и все бывшие – травма позвоночника всех уравняла. Виктор - это тот парень, который помог мне два часа назад. Из всех присутствующих только Володя и Массара могли обходиться без коляски. Через некоторое время в палату вошел еще один парень.

- Стоян Бойков - брат Снежаночки, - представили мне его, - он сопровождает свою сестру по всем санаториям. Кстати, - все зарубежные друзья свободно и почти без акцента говорили по-русски.

   Разговор в палате, естественно, крутился вокруг спорта и культуры. Володя писал стихи, оказалось, что и Стоян тоже поэт, и у него в Болгарии выпущено два сборника. Они наперебой читали стихи, как свои, так и классиков. Стоян, прочитав свои, тут же переводил их на русский. Я скрыл, что тоже пытаюсь писать. Время неумолимо приближалось к отбою, а уходить не хотелось, но...

С этого вечера мы почти все время проводили вместе - концерты, кино. А после отбоя все уединялись по парам во все укромные уголки корпуса. Массара была на десять лет младше меня. Дитя гор, она старалась наверстать упущенное.

Через два дня ко мне подкатили два парня-чеченца.

- Привет, - сказал один из них, - я - Магомет, это Азамат. Ты можешь встречаться с Массарой, мы тебе доверяем, ты не обидишь ее.

Я хотел взорваться, но ребята смотрели на меня дружелюбно. Вечером я рассказал об этом Массаре. Она обрадовалась.

- Меня всегда опекают наши из тех, кто находится в санатории, шагу без ихнего согласия не сделаешь, надоело. А ты им понравился. Здорово!

Ей было четырнадцать лет, когда заряд дроби, опалив волосы, пролетел мимо, но одна дробинка все-таки попала в позвоночник, соседский парнишка, балуясь с ружьем, нажал на спусковой крючок, а оно было заряжено. Сначала детские санатории, потом Сакский санаторий. Постепенно начала ходить, а сейчас и работать бухгалтером в больнице. На мой вопрос, почему не выходит замуж, она ответила:

- Влад, это, может быть, у вас русских все просто, а у нас в горном кишлаке кому я нужна - инвалид.

- Но ведь ты такая красивая!

- Что толку с красоты, у нас ценят здоровье, и наши мужчины не похожи на тебя. У нас женщина на втором месте. Почему ты не мусульманин, я б с тобой на край света... но ты христианин.

- Я вообще не верующий.

- Но ты русский, и меня не поймут мои родители, а если что, то и проклянут. И кто знает, как повернется жизнь. Давай встречаться в санатории. Будем писать друг Другу. Как тебе дадут путевку, так я сразу возьму себе.

Через десять дней после нашего знакомства она уезжала, уезжал и Володя, а через день и Виктор. Последний день перед отъездом устроили маленькую вечернику. Девчонки плакали.

- Снежана, я тебя оставляю присматривать за Владом, не оставляйте его в одиночестве. И приглядывай за ним, чтоб не охмурял других девчонок.

Настроение у всех было хуже некуда, но никто не хотел показаться слабеньким - пытались шутить и рассказывать анекдоты. Расходились нехотя. Всю ночь мы проведи с Массарой без сна. А утром я проводил ее.

Снежана и Стоян после отъезда Массары всегда были рядом. Даже на грязи поменяли время, чтоб ездить туда вместе и вообще на все процедуры. Я не большой ценитель классической музыки, но однажды они затащили на концерт филармонии.

- Ты что, Влад, это ж настоящая музыка. Идем, ты останешься доволен.

Зал был заполнен на четверть. (На эстраду - заполнялся полностью, даже не было свободных мест.) Сначала я сидел ради приличия, потом музыка захватила меня. Особенно меня пронял скрипач. Скрипка в его руках творила со мной что-то непонятное, заставляя мою душу то смеяться, то плакать. Казалось, что зал был очень мал для чувств, охвативших меня. Я был во власти этого маленького скрипача.

- Ну как? - спросила Снежана после концерта.

- Не спрашивай!

   Всему приходит конец, - пришел конец и моей путевке. Я уезжал, а друзьям еще предстояло прожить сорок дней, у них было по две путевки.

На следующий год мне путевку дали в мае. Я написал Массаре, но ответа не получил. Что сделаешь. Из Симферополя я доехал на такси. Машина остановилась у самых дверей санатория. Но что это? У входа стояла Массара и широко улыбалась.

- Я тебя уже два часа стою, жду. Узнала, когда прилетает самолет, и вышла на улицу. Ты не сердись, что не ответила на письмо, - хотела сделать сюрприз. Знаешь, а вчера уехал Витя, я застала его три дня.

   Вот это поистине сюрприз. Вдобавок около нее стоял телохранитель Азамат. Мы поздоровались с ним, как старые друзья.

- Влад, если что надо, нас четверо на первом этаже, а сейчас извини, мне надо в бассейн, приходи вечером к нам в гости, есть приличный коньячок, - и он укатил на процедуры.

   Я пошел (на костылях) на регистрацию. Массара осталась ждать в холле. Оформляясь, я попросился на пятый этаж, где бывал раньше, и была Массара. Потом мы поднялись на лифте к себе на этаж, где мне определили ту палату, в которой я был первый раз. Палата Массары была рядом. Соседи по палате уезжали через два-три дня. За день до меня на моей кровати, как выяснилось, спал Славка-полярник. Это сказала Галина, заправляя мне постель, она сегодня дежурила в день.

- Влад, ты помнишь медсестру Шурочку? Славка увез ее с собой.

- Как?

- Женился.

- Ну Славка, ну молодец! Значит, жизнь продолжается.

- А ты, я нижу, тоже роман закрутил. Это серьезно?

- Знаешь, Галинка, мы разных вероисповеданий, - ушел я от ответа. - Скорее, это просто дружба между народами, и дальше дружбы у нас ничего не может быть в будущем. Она может выйти замуж за узбека, татарина, турка, но только не русского, хотя я и вообще не верующий.

   Разложив все свои вещи по местам, я выскользнул в коридор, где меня уже дожидалась Массара.

- Слушай, Влад, поехали в город, я  тебе классную коляску приготовила, легкая на ходу - ты на ней свободно можешь передвигаться. Поехали...

- Ну, а потом поскитаемся по парку. Весна. Весна выдалась поздняя, и парк еще благоухал своим цветением. Все-таки первые числа мая, - у нас еще только начали проклевываться почки, а здесь... Городишко небольшой, но все предусмотрено для жизни инвалидов. Заезды в магазины, кафе, кинотеатр, - все поддерживалось в надлежащем виде. И жители городка очень внимательно относились к людям на колясках, всячески стараясь помочь. Дорога вела немного вверх, и я с трудом крутил колеса. Вдруг коляска пошла сама. Я даже растерялся. Оглянувшись, я увидел, что меня подталкивает какой-то старичок.

- Сиди, сиди и отдохни, - мне по пути, - улыбаясь, проговорил он.

В городе, сделав ряд покупок, мы пробыли недолго. Обратно дорога вела под уклон, и коляска катилась сама по себе. В парке мы просидели почти до отбоя. В письмах всего не опишешь, и мы делились впечатлениями прожитого года. Рассказать было что. Я похвастался, что мои стихи начали печатать в газете, а она... Она сказала, что ее сватают, и она скоро выйдет замуж. Вот так! Выходит, конечно, не по любви, но что поделать, - так хотят родители.

- А Азамат в курсе? Как он на это посмотрит?

- Да Азамат сам спинальник и меня прекрасно понимает, поэтому и приглашает тебя в гости. Он отличный друг и понимающий товарищ. И ко всему он любит меня, как сестру.

   Все шло, как всегда. Вечерами мы пропадали в парке, уединившись в каком-нибудь укромном уголке. Прошло десять дней. Массаре пришла телеграмма, чтоб она срочно вылетала домой, что-то произошло с ее родственником. И она улетела.

В палате уже были новые соседи. Я стал свободен, и мы ближе познакомились и стали друзьями. Сначала Евгений - колоритная фигура - огромного роста, с мощным торсом и огромной силой воли человек. Красив, как Аполлон. Мягкие русые волосы вились из кольца в кольцо. Молодой парень, бывший лейтенант пограничных войск, получивший ранение в позвоночник, - он почти не имел свободного времени, занимаясь в тренажерном зале.

- Я буду ходить, - говорил он, - буду, что бы мне это ни стоило.

Надежды почти не было - порыв спинного мозга, но Женька не хотел в это верить. Я поражался его мужеству, его упорству. Это был Человек с большой буквы.

Дмитрий - веселый, разбитной парень, музыкант и композитор из Сибири - он мало уделял внимание тренировкам, - у него был такой же диагноз, как у Жени. На заработок музыканта трудно прокормить семью, и Димка ушел в шахту. Проработал почти год. Однажды из-под земли его вынесли, сам он уже не мог ходить. Обвал похоронил несколько человек, живой остался только он.

   Игорь - весельчак и... плясун, он приехал лечиться от импотенции - последствие простуды позвоночника. Осенью, катаясь на коньках, четверо ребятишек провалились под лед. Игорь их вытащил всех, но цена за подвиг оказалась для него трагичной.

   Все мои соседи по палате оказались музыкально одаренными. Женя привез с собой гитару. В клубе нашлись балалайка и баян. Все обладали и неплохим голосом. Вначале мы пели в палате, так, негромко, для себя, а потом стали концертировать в лоджии. После нескольких таких концертов заметили, что на других лоджиях собирается народ, а потом стали нам аплодировать. Репертуар наш был приличный — от народных песен, романсов до современных бардовских песен.

- Влад, напиши слова для песни о санатории, а я сделаю музыку, - сказал Дмитрий.

Через два дня песня-гимн спинальников была готова. И мы свои концерты начинали и заканчивали этой песней.

  Как-то я стоял, ожидая своей очереди на массаж, что-то черкая в блокноте, с которым никогда не расставался. Подошла Галина.

- Я за тобой наблюдаю третий год, но неудобно спросить, - что это у тебя за блокнот, что ты там пишешь?

- Да так, разрабатываю руку.

- Можно посмотреть?

Она взяла блокнот и стала перелистывать страницы.

- Так ты пишешь стихи? А ты раньше занимался этим?

- Нет.

- А рисованием?

- Тоже нет.

- Влад, я тебе точно говорю, - тебе надо серьезно заняться рисованием. Ты здорово ловишь движение.

- Какой рисунок с моими-то парализованными руками - ни точности линий не могу сделать, ничего не получается.

- Получится, - это я говорю тебе, поверь, я редко ошибаюсь, только работай, не бросай.

Дата окончания моего лечения стремительно приближалась. Что-то мне подсказывало, что я здесь последний раз. Но время не остановишь. Друзей прибавилось, и мой блокнот был почти весь исписан адресами, а вначале был совершенно пуст.

            Когда наполнит сердце грусть —

                                                      за письма старые берусь,

                                                       и тесно в комнате моей

     от всех собравшихся друзей...

            Прощай, Крым! Ты будешь мне вспоминаться и сниться всю жизнь…

Двадцать пятого декабря, через год, я приехал в Сергиевские Минводы. Санаторий этот находился под Самарой, в небольшом районном городке Серноводске. Я приехал туда как раз на открытие нового корпуса для спинальных больных. Корпус небольшой, уютный, вмещал всего шестьдесят человек. Удобно и продуманно скомпонованы и расположение палат, и процедурные кабинеты. Что интересно — здесь тоже была пальма у окна, только поменьше, и окно выходило в сторону озера за лесом. В палате со мной были два представителя Средней Азии - один узбек, другой таджик. Ребята молодые. Один студент (он и после травмы продолжал учиться в университете), второй из Афганистана. По вечерам ребята рассказывали о себе и своей родине - Узбекистане и Таджикистане. И вообще, в этот заезд было много нас из Казахстана, Кавказа и Средней Азии.

   Здесь я познакомился с очень интересным человеком Александром Родионовым из Караганды. Никогда не унывающий, он всем хотел помочь, всех тормошил, не давая скучать. Он много рассказывал о путешествиях на машине с друзьями, такими же, как он. Где только ни побывали они с друзьями. Собрав команду из нескольких машин, пускались по дорогам бывшего Союза. Исколесив за лето не одну тысячу километров, осенью возвращались домой. Зимой ремонт машин, лечение - кто в реабилитационном центре, кто в санатории. А летом снова в путь. Вот это жизнь!

Здесь были и такие, что сломались после травмы, их уже ничего не интересовало, и они обречено ждали смерти. Что удивительно - их было больше, этих обреченных. Уставшие от такой жизни, они удивленно смотрели и слушали Александра.

- Разве можно так жить? - читалось в их глазах.

В один из вечеров, когда я сидел в одиночестве под пальмой, ко мне подошла молодая и очень красивая женщина. Конечно, я ее давно видел, но внимания не обращал, в смысле, никаких намерений у меня не было. Нам было неплохо и в чисто мужской компании.

- Добрый вечер! Я могу присоединиться к Вам?

- Пожалуйста. Место не куплено.

- Я часто вижу, что Вы сидите здесь один и что-то пишете.

- Да так, балуюсь немножко, разрабатываю руку. Кстати, меня зовут Влад.

- А меня - Любовь Петровна. Я посмотрел на нее внимательней -моложе меня на несколько лет, а форсу-то, форсу. Нда-а-а! Штучка! Наши глаза встретились. В ее глазах было столько усталости и еще чего-то такого, что у меня пропало желание сказать что-либо заковыристое, чтоб не обидеть ее. Мы познакомились и стали встречаться в свободное время. Когда путевка подходила к концу, она предложила:

- Влад, я живу с дочерью в отдельной квартире, хочешь остаться здесь, в Самаре? Здесь можно брать курсовку в санаторий чаще. У нас в поселке квартиру можно получить быстро.

- Надо подумать.

   Так и остался я в Самаре, вернее, в Прибрежном. Поселок небольшой, компактный. Дома от трех и до двенадцати этажей. До Волги около пяти километров. У Любы была своя машина, и она водила ее мастерски. Мне было завидно, да и слова о путешествиях, зароненные в мою душу Александром, не выходили у меня из головы. И я решил попробовать свои силы и пройти комиссию и сдать на права управления автомобилем. Медицинское освидетельствование я прошел с трудом - руки. И если левая рука прошла испытание, то правая оставляла желать лучшего, но все-таки я выжал и ею нужные двадцать единиц. Предстояло пройти курсы. И я стал ждать своей очереди.

У моей подружки было много родни, и все лето мы проводили в поездках, разъезжая по области. Иногда на дороге, где нет ГАИ, я садился за руль, ну да по прямой трассе и дурак проедет, а Самара... Через год пришел вызов на курсы. Нужно было ехать в Сызрань. Люба сама отвезла меня туда.

     Сам город мне почти не запомнился, когда сидишь за рулем первый раз, то больше запоминается дорога, а то и вообще ничего не помнишь. Поэтому, сказать чего-либо определенного, я не могу. Единственное, что могу сказать, что город на Волге, старинный, старинный с кривыми улочками, грязными после дождя, правда есть и новая Сызрань – многоэтажная, но мы редко выезжали туда. Больше запомнился дом инвалидов, на территории которого и находились наши курсы. Это был образцовый дом инвалидов, куда обычно в советское время возили выше поставленных чинов и зарубежные делегации. Главный корпус трехэтажный, в виде большой буквы П, рядом одноэтажный, современно оформленный (туда не водили делегаций). Строился еще один большой корпус. Вокруг ухоженный любовно, очень большой сад. В главном корпусе широкие коридоры с цветами в огромных кадках. В просторных холлах – мягкие кожаные кресла и большие цветные телевизоры. Все это создавало иллюзию счастливой и беззаботной жизни его обитателей. Если бы не одно но - за каждым человеком стояла судьба, а может и трагедия.

   Нас было тридцать человек приехавших на прохождение курсов, в возрасте от двадцати до восьмидесяти лет. Ветераны войны и молодые ребята, оставшиеся без ног волею случая. Мне повезло: народ подобрался отзывчивый и веселый. Никто не жаловался на свою судьбу, все старались бороться со своим недугом. Я один был с травмой позвоночника и, зная как мне трудно, все, в силу своих возможностей, старались помочь. Притом делая это как-то незаметно. Я был благодарен за это. У меня не было коляски, передвигался на костылях, и они, чтобы облегчить мою жизнь, у администрации попросили ее для меня. Попросили открыть запасной выход: откуда я мог свободно, без посторонней помощи, выходить на улицу. А ведь их положение  было не многим лучше моего – ходить на протезах и, притом, жить полной жизнью… Мы часто видим прихрамывающих людей, с палочкой и без, но часто ли мы задумываемся, а что за этим? Как после трудового дня он приходит домой, снимает протез с натруженной за день культи… и это изо дня в день. Правильно говорят – беда у каждого за плечами ходит – утром выходишь –  здоров, а что дальше…

   Там на курсах я подружился с тремя не сломленными судьбой людьми. Один жил в моей комнате, а двое других напротив. Мы часто проводили вместе свободное время, занимаясь правилами уличного движения, да и просто болтая о жизни.

Женька, живший со мной в одной комнате, молодой парень, повидал за свою короткую жизнь много. Он прошел ад Афганистана, но остался цел и невредим, награжденный государственными наградами. Беда подстерегла его уже в мирное время,  купил себе мотоцикл.

- Знаете, что обидно, - рассказывал он, - то, что в первый же день, когда я решился прокатиться, меня зацепил пьяный тракторист. Ногу спасти не удалось. Сделали протез. Инвалид в мои-то двадцать три года! Что делать? Спиться и жить на пособие государства (травма-то бытовая)? Ну, нет! И решил я снова сесть на комбайн! А, что? Люди без ног самолеты водят. Летчика из меня не получится, а комбайн водить умею, с детства на комбайне. С трудом давалось, но сейчас в колхозе я один из лучших.

   О войне Женька говорить не любил, уводил разговор в другую сторону или говорил очень мало. Но часами мог говорить о природе Афганистана, словно он там собирал цветочки и любовался красотами гор, а ведь мог бы порассказать, как ни как имел орден и медаль за отвагу. Но еще больше любил говорить о своем селе, о широких полях в волнах спелой пшеницы. Год назад он поступил на заочное отделение в институт.

- Получите машины, приезжайте ко мне в гости, увидите, в каком месте я живу, и позавидуете. Это я вам точно говорю!

Из соседей выделялся Виктор Васильевич. Высокий красавец, на таких женщины обращают особое внимание. Он был старше меня лет на десять-пятнадцать. Всегда строго подтянутый, ему бы быть военным, вежливый со всеми он выглядел моложе своих лет. Он работал в конструкторском бюро инженером на «Электрощите». Страстный рыбак и охотник.

- В тот злополучный день я решил ехать на рыбалку на мотоцикле, не хотелось трепать машину по бездорожью. Выехал на Сызранскую трассу. Смотрю, на встречу мне движется на большой скорости КАМАЗ. Что-то екнуло под ложечкой. Я по дури сбросил скорость. Вдруг у него отрывается колесо и летит на меня. Мне б скорость прибавить, а я, как завороженный, смотрю на это чертово колесо,..  а оно словно специально выбрало именно меня. В общем, на этом закончилась моя рыбалка, не начавшись.

   Виктор жил в самой Самаре и знал ее досконально. С ним было интересно говорить о музыке, искусстве, об истории города и вообще истории. Мне было бы интересно узнать: чего он не знает? Я многого не знал  из того, что знал Виктор.

Второй Евгений – Евгений Семенович, тоже ходячая энциклопедия, так его все называли, человек вообще необычной судьбы. В семнадцать лет он стал узником сталинских лагерей, и покатилась жизнь, пока сам не сказал себе: стоп!

- Мне было тогда шестнадцать лет, жил в небольшом городке, достопримечательностью которого был небольшой спиртзавод и узловая станция. Пацанами мы любили пропадать на станции, наблюдая за проходящими поездами. Во время войны, рано повзрослевшие, прибегали сюда встречать воинские эшелоны, уходящие на фронт, и везущие оттуда раненых и разбитую немецкую технику. С разбитой техники снимали то, что могло пригодиться в хозяйстве. Иной раз удавалось найти и стоящие вещи. Вот на этой станции и подстерегала меня судьба. Эшелон с техникой поставили рядом с цистернами со спиртом. Мы, с другом, залезли в разбитый танк. Не знаю, каким путем, но с танка не был снят пулемет. Я, рассматривая его, нажал на гашетку. В стволе был единственный патрон, и выстрел… Правильно говорят: пуля-дура. Патрон – зажигательный и пуля попадает в цистерну со спиртом. Видели бы вы, что тут началось. Короче, мы едва живые оттуда ушли. А потом нас нашли. Суд – пятнадцать лет за особо опасное преступление. Ну, ладно, виноват, но все же… Отсидел, вышел. На одной пересадочной станции, в зале ожидания поднял кем-то оброненный кошелек. Пока рассматривал его, скрутили – говорят, украл. А когда увидели мои документы, разговаривать, вообще не стали. Суд – пять лет. Кажется, можно сломаться, озлобиться на всех, но подумал – это власть, а люди при чем? Отсидел. Куда податься? Родные умерли. Решил поехать к тетке в деревню. Приехал, а тетка тоже представилась месяц назад. Поселился в ее доме, работаю плотником. Да и тут подкралась беда – сказались колымские рудники – ноги стали болеть, а потом одна совсем перестала сгибаться. Дали группу инвалидности, да разве на них проживешь? Вот и работаю потихоньку. А мотоколясочка, она мне мои ножки и заменит. Знаете, что мне не дало сломаться? книги. Сначала читал художественную литературу, но уж слишком все надумано, жизнь то другая. Вот и пристрастился к научной публицистической литературе. У нас в деревне меня чудаком зовут: я почти все деньги трачу на книги.

   Вот с этими товарищами мне предстояло прожить полтора месяца. Занятия проводились с восьми утра и до пяти вечера, с перерывом на обед. И если через неделю я мог ответить на любой билет, то практика вождения давалась мне с трудом. Все-таки великое дело – здоровые руки! Вдобавок инструктор мне попался молодой и боязливый – на крутых поворотах он хватался за руль, тем больше заставляя меня волноваться. Со временем я освоился и стал водить машину спокойно и уверенно.

   В доме инвалидов жил один лилипут – Мишаня. Видимо жители местные ему надоели, и он чаще бывал у нас. Ему было сорок четыре года. Всю свою сознательную жизнь он провел здесь, в Сызрани. Сначала детдом, а потом здесь. Мишаня был веселым и не обидчивым малым. Он сам любил подшучивать, заглядывая под подол проходящим женщинам, но и не обижался, когда шутили над ним. Однажды его в саду за его проделки две новеньких няни раздели, – сняли с него штаны и трусы и забросили их на дерево. Мишаня не мог достать. Он бежал голый по аллее и кричал:

- Вот, дуры, а? Вот, дуры! Я же пошутил.

   Однажды после занятий Мишаня не пришел к нам, как обычно. А на ужине нам рассказали, что у него нашлись два брата и сестра. Во время войны дом, где жила их семья, разбомбило. Мать погибла под руинами, а дети, в том числе и Мишаня, остались живы. Только его взрывной волной контузило. Братья и сестра нормальные, высокие, а вот на него, видимо, оказала влияние контузия. Они искали его сразу же после войны, но нашли только через сорок два года. Через несколько дней Мишаня зашел к нам попрощаться. Кажется, счастливее его не было никого на белом свете. Мы от всей души желали ему счастья во вновь обретенной семье.

Однажды, прогуливаясь по аллее сада, я увидел молодого парня на коляске что-то рисующего. Я подъехал поближе и рассмотрел его. Худощавый, лет двадцати трех, с орденом «Красной Звезды» на лацкане костюма.

По движению и худобе рук я определил – тоже «шейник»!

- Извините, пожалуйста, я могу посмотреть, как вы рисуете? Я тоже немного занимаюсь этим. Здорово у Вас получается.

   В рисунках карандашом чувствовалось, что когда-то он занимался этим профессионально. Мы познакомились, парня звали Сашей. Да, раньше он окончил училище и был профессиональным художником-оформителем. Но страна «позвала на подвиг» бросив молодого парнишку в Афганистан. Когда с ним это случилось, у мамы не выдержало сердце. Потом отец женился на другой, и Саша стал не нужен в доме, правда отец приезжает к нему каждую неделю.

- Да, и я сам не хочу жить там, где чужая женщина хозяйничает, а дом и все, что в нем напоминает мне маму. Мы были с ней как друзья, очень хорошие друзья. Я очень любил свою маму. И видеть другого человека в ее роли?!

- Сашенька, любимый, - из-за поворота аллейки появилась женщина лет тридцати, - прости, родной, немного задержалась.

Я посмотрел на Сашу, – он покраснел до корней волос.

- Иди, Таня, гуляй пока. Видишь, я с человеком разговариваю.

Женщина послушно развернулась и скрылась за поворотом.

- Татьяна с умственным отклонением, влюбилась в меня и сейчас не успею глаза открыть – она уже тут, как тут. Сначала орал на нее, а потом понял и стал нежно просить и тогда она все, что угодно может сделать. Вот сейчас она сидит там за кустами, и Бог знает, что у нее на уме. Извини меня, но мне и впрямь пора прилечь – устал, да и кое-куда надо. Танюшка!

Из-за кустов тот час вышла Таня. На лице ее сияла счастливая улыбка.

- Что, милый, пошли домой?

И она бережно покатила Сашину коляску к корпусу, обходя каждый камень и выбоину в асфальте.

- Дай Бог им хоть немного счастья, - подумал я, - и за Сашей уход, и девчонка будет чувствовать себя счастливой женщиной, правда, то ли мамой, то ли женой, какая разница. Потом, мы часто виделись в саду. Я рассказывал Саше о санаториях, о том, что успел увидеть, пока был здоров, да, и потом, после травмы, я много успел поездить и повстречаться с интересными людьми. Ведь Саша никогда не сможет нигде побывать. Может быть, он и побывает в Серноводске, но не дальше.

Проходили дни за днями, приближалось окончание курсов. К этому времени я уже свободно держался за рулем машины, не терялся на перекрестках и свободно мог ездить задним ходом. Экзамены и по теории и по вождению я сдал на «отлично». Мы последний раз собрались всей группой вместе, пригласили кое-кого из местных обитателей и устроили небольшую вечеринку по случаю окончания учебы. Большого веселья не получилось, – грустно было прощаться, за полтора месяца мы сдружились почти со всеми.

      Полтора месяца пролетели незаметно. Сдав экзамены на отлично, я вернулся. Вот здесь меня ждали три сюрприза: первый - мне дали квартиру, второй - вызов на получение машины и третий - к моей подружке вернулся блудный муж...

Что ж, как говорится, что ни делается, все делается к лучшему. А с другой стороны, я был очень рад и за себя, и за подругу - она же его очень любила. Мы остались друзьями, а потом подружились и с ее мужем.

   Дом, где я получил квартиру, был в одиннадцать этажей, а моя квартира была на пятом. Ко мне на новоселье приехал братишка, у него был отпуск. Он помог мне обустроиться, выделив энную сумму на приобретение мебели и гаража. Братишка, первоклассный водитель-профессионал, помог мне с машиной - пролазил все вдоль и поперек, затянул и протянул, что нужно. Намотав со мной пятьсот километров, он сказал:

- Ну вот, вроде бы все. Следить будешь, машина прослужит верно и долго. А может, все-таки поедем домой?

- Нет, Серж, попробую, на что я гожусь. Не смогу - вернусь.

   На том и расстались. А через месяц я уже снова был в санатории. Грязи, ванны, тренировки... Время пролетело, не успел заметить. И конечно, новые друзья. В кабинете трудотерапии, я обнаружил выжигатель. С материалом проблем не было. Выжигание - это тот же рисунок карандашом, только требующий большего внимания и терпения, здесь не сотрешь неточной линии. Я и увлекся этим занятием. Друзья в магазине покупали разделочные доски из фанеры, и я все свободное время проводил за работой. Это так захватило меня. По просьбе друзей я выжигал иконы, пейзажи и жанровые картины. Мои работы разлетелись по всему белому свету. Их можно найти и в ближнем, и в дальнем зарубежье (бывая после этого еще несколько раз, я раздарил более ста пятидесяти работ). А побывав в Прибалтике, я подарил свои работы друзьям, которые сейчас живут в Германии, Польше, Швеции и Финляндии. Время, проведенное в санатории, закончилось, и я вернулся в свою пустую квартиру.

   Домой я вернулся почти под Новый год. Никого не предупредив из друзей, я решил провести праздник один. Заказал продукты на дом и, позвонив маме, я отключил телефон - хотелось побыть одному. Новый год есть Новый год! Я накрыл на стол, приготовив гуся с яблоками и черносливом, поставил бутылку сухого вина, что можно было достать в магазине и сел, уставившись в телевизор. Это был мой первый Новый год, не считая тех, которые провел в больнице, который я встречал один.

Было уже одиннадцать часов, когда кто-то настойчиво стал звонить в дверь, сопровождая пинками. Пришлось открыть. На пороге стояли двое соседей по подъезду.

- А мы видели, что ты вернулся из санатория. Почему один? Ну-ка, пошли к нам

- Ребята, извините, но я хотел побыть один...

- Какие глупости. Собирайся.

- Лифт уже не работает, и мне трудно подниматься на одиннадцатый этаж.

- Тогда, если не возражаешь, мы с компанией спустимся к тебе. Ты что! Встречать Новый год одному! Коля, вперед, тащите все сюда. Кстати, я - Татьяна, а это мой муж - Николай.

- Я - Влад.

- Так, стол есть, стульев маловато - принесем. Не закрывайся, - взяла бразды правления на себя Татьяна. - И не возражай - бесполезно.

Так состоялось мое знакомство с Силаевыми, которое перевернуло всю мою жизнь. Без четверти двенадцать за моим столом сидело десять человек. Это был лучший Новый год в моей жизни. Мои новые друзья вели себя со мной на равных, и я не чувствовал себя инвалидом - изгоем общества. Вскоре появились две гитары. Мои друзья оказались все мастерами туризма. Часть песен я знал, но были и новые, земля не стоит на месте, и все течет, все меняется. Некоторые песни не знали они. Ночь пролетела так, словно и не начиналась.

Прошла зима. В мае Силаевы пригласили к себе на дачу. Большой деревенский дом со всеми удобствами (у Николая золотые руки), приусадебный участок, двадцать пять соток.

- Здесь жили родители мои, - сказала Татьяна, - в сейчас здесь устроили дачу. Неплохая получилась?

Половина участка была выделена под сад, половина - огород. Чего тут только не было: груши, яблоки, сливы, вишни, но особой гордостью хозяев был виноградник.

- Здесь около ста кустов пяти сортов, - похвалилась Татьяна. - В этом году весь виноградник пустим на вино. Мне дали рецепт приготовления из наших сортов.

- Привет, соседи, - из-за забора показалась лохматая голова, - как перезимовали?

- А, Иван, заходи. Где ты пропадал?

- Э-э, страна большая, цыгану на месте не сидится.

- Тебе не стыдно, - напустилась на него Татьяна, - оставил Марину одну с тремя детьми, а сам гуляет.

- Ну, Танюша, хватит ворчать, как старая бабка, ты же знаешь меня, я не лодырь, а был я на заработках. Не ужель Марина не сказала? Коля, вы на выходные? У вас гость? Знакомьте. Сегодня вечерком посидим немножко? Есть что отметить.

Не дожидаясь ответа, он так же внезапно исчез. От дачи до Волги, вернее, до одного залива было метров пятьдесят. На поляне, недалеко от воды, был вкопан стол, а рядом выложен из кирпича очаг для костра. Вокруг него стояли добротно сработанные из пеньков топчаны.

   Вечером, нарубив дров, Николай разжег костер и мангал. Татьяна расстелила клеенку и стала накрывать на стол. Мне принесли кресло из дома. Вскоре к нам присоединилась компания цыган. Я сидел чуть в стороне и наблюдал за происходящим. Все были давно знакомы. Разговор крутился на бытовые темы. Солнце неуклонно стремилось спрятаться за Жигулевские горы. Стол уже был накрыт. Запах жареного мяса терзал не только нос, но и желудок.

- Ну, все, подтягивайтесь к столу, - позвала Татьяна. Я встал, и мое кресло придвинули к столу. Шумно, со смехом усаживались за стол. Я впервые был в такой компании. Иван принес целый бочонок своего вина. Все цыгане занимались коммерцией в Тольятти, а здесь, в деревне, жили их семьи. Застолье получилось что надо. Шутки, подковырки, и никто не обижался. Наполнив желудки, все отодвинулись от стола и сели, окружив костер. Тут же появились гитары. Солнце уже полностью ушло за горы. По лицам прыгали блики костра. Зазвенели струны... И тут я услышал "Зорька Витька". Но кто запевал... - Татьяна! Я слыхал эту песню по радио и телевизору, но здесь она звучала совсем по-другому. И когда подхватили остальные, у меня мороз пошел по коже. Выразить словами у меня не хватит таланта. Песни звучали одна за другой. Я сидел ошарашенный и притихший. Чувствовалось, что Татьяна и Николай уже давно вошли в этот коллектив и были своими. За песнями и легендами, рассказами о нечистой силе ночь пролетела, как одно мгновение. Потом было еще много таких встреч, но эта, первая, стоит закрыть глаза, и все вновь встает передо мной. Я вновь слышу голоса и вижу одухотворенные лица моих друзей.

- Влад, ты слышал про Грушинский фестиваль? Через неделю будут приезжать ребята, можно рассчитывать на твою квартиру? - однажды спросил Николай. - В этот раз обещают приехать на неделю раньше наши друзья. Места и у нас, конечно, хватит, но так было бы свободнее.

- О чем может быть речь!

   У меня остановились на время четверо. Чтоб не стеснять меня, все мужского рода. Компания подобралась - почти одногодки, конечно, я был старше всех, но разница с младшим в семь лет. Так я познакомился еще с одними друзьями Силаевых.

После фестиваля Олег Рязанцсв предложил:

- Слушайте, други. А не пройти ли нам кругосветку? Время у нас еще есть, в запасе полторы недели отпуска, так что подумайте.

Началась дискуссия. Я в ней, естественно, участия не принимал, а тихонько встал и спустился в свою квартиру. Прошло некоторое время. Вся компания ввалилась ко мне.

- Ты что слинял? - напустился на меня Николай. - Что, думаешь, тебя это не касается? Ошибаешься. Олег специально предложил этот маршрут. Пойдем на пяти катерах.

- Шутишь! Там шесть километров нужно тащить катера на себе, а тут еще и я.

- Это не проблема. У тебя же коляска складывается? Ну вот, и проблема решена. Возьмем с собой, а там, где сможешь сам, где не сможешь, протолкнем. Ну, как, согласен?

- Слов нет, но, сколько продлится наше путешествие, у меня могут возникнуть кой-какие проблемы.

- Не боись, с нами не пропадешь. В общем, вперед и с песней.

Кругосветка - это туристический маршрут. В районе Самары Волга делает петлю, и в районе старинного села Переволоки русло сближается до пяти, шести километров. Это один из любимых водных маршрутов самарцев, правда, они предпочитают на байдарках или на лодках, а кто и под парусом. По преданию, Стенька Разин, двигаясь на Москву, чтоб обмануть самарских воевод, доплыв до этого перешейка, перетаскивал свои челны несколько раз и проходил тем же маршрутом, тем самым, создавая иллюзию огромности своего войска. Пройти по этим местам и предлагалось мне, только на моторных лодках,

Большинство из ребят были из Самары. Через два дня на пристани стояли готовыми пять катеров. Я привез свою коляску, ее тоже принайтовили к катеру, Машину поставили у сторожа во дворе и... Погода, словно понимая всю важность этого предприятия для меня, была прекрасная. За время всего путешествия не было ни дождя, ни сильного ветра.

                               Над рекой нависли горы

                               под названьем Жигули -

                               здесь когда-то Стеньки воры

                               думских дьяков провели...

Само собой пришло в голову. На первом привале я напел Песню о кругосветке своим друзьям. Весело потрескивал костер, пахло наваристой ухой. По палатке плясали тени.

- Вот еще одна:

                             Снова над палаткой тихо дремлют ели,

                             пляшут по палатке отблески костра.

                             Посмотри на небо - звездные капели

                             не дадут уснуть нам до самого утра...

Олег тут же подхватил на гитаре.

- Слушай, Влад, это, правда, ты написал сегодня?

- Пока не написал, а сочинил. Потом надо будет поработать и закончить.

- Да брось ты, готовая песня. Больше ничего и не нужно, все остальное будет лишним. А я думала, - как пишут песни? Неужели все так просто? - то ли спросила, то ли сказала, ни к кому не обращаясь, Татьяна.

- Да вы посмотрите на небо! - тихо произнесла Света. - Смотрите, сколько падает звезд - настоящий звездопад. Ой, ребята, как здорово! Почему-то никогда не замечала этой красоты.

- Только успевай загадывать желание. Вот если бы только все сбывались, - вступила в разговор Наташа, - ох, и назагадывала бы я...

- Интересно, интересно, что бы ты загадала?

- Да уж есть что.

   Разговор стих. Все сидели, глядя в бездонье космоса, - видно было, что загадывать на счастье у каждого было что.

Утром снова в путь. Вот и Переволоки. Николай и Слава пошли искать знакомого шофера с КАМАЗом. Все было распределено. Мужская часть занимается катерами, а женская помогает мне преодолеть участок суши. Мы с девчатами прибыли первыми. К вечеру катера уже стояли на воде, но мы решили заночевать здесь же. Девчата купили в селе свежей картошки и молока, а у знакомой бабушки - хлеба своей выпечки. Палатки не стали раскладывать. Погода ничего не предвещала плохого. А утром снова в путь. Куйбышевское водохранилище встретило нас небольшой волной. Описывать все красоты, которые встретились в пути, не хватит и книги. Спуститься из водохранилища вниз по реке мы смогли через шлюзы, пристроившись к сухогрузу, естественно, снабдив кое-кого бутылкой водки за каждый катер. Вот и пристань, вот и пролетели пять дней нашего путешествия.

Ребята разъехались, оставив в памяти теплоту человеческих отношений и подарив мне незабываемое путешествие. Начались будни. Стирка, уборка, готовка... Конечно, были и просветы - поездки на рыбалку и на дачу к друзьям. С первыми заморозками я ставил машину в гараж. Мало ли что могло случиться на дороге, на дороге ладно, а где-нибудь на глухой лесной дорожке или где-нибудь на берегу. Друзья застеклили мне лоджию, и я устроил себе там небольшую мастерскую, где занимался выжиганием или возился с соседскими бытовыми приборами, которые пришли в негодность, а я возвращал вторую жизнь.

- Слышь, Влад, а кто у тебя делает уборку? - однажды спросила Татьяна. - Ты что, просишь бабу Машу постирать или помыть полы? У тебя постоянно чистота, я и то не всегда дома успеваю.

- Я не Рокфеллер, чтоб нанимать  «рабсилу». Конечно, сам.

- А как?

- На коляске, ничего сложного нет в этом. Ты же знаешь - я самый здоровый из всех мужиков! Вот продукты мне приносит спецслужба, - заказываю по телефону. Иной раз и сам езжу.

- А мне все было неудобно тебя спросить, а предложить свою помощь, - я боялась тебя обидеть, ведь ты такой самостоятельный.

- Все в порядке, когда надо будет, не беспокойся, попрошу.

Время не надо торопить, - оно само по себе летит со скоростью нашей жизни. Зиму сменяет весна, а там лето, осень...

Однажды летом на даче у Николая я наблюдал, как он возился с принадлежностями для подводной охоты, он очень любил это занятие. Заметив, как я смотрю на его приготовления, он спросил:

- А ты не хотел бы попробовать сам? Ты ж говорил, что занимался этим.

- Во-первых, я нырял без акваланга, а во-вторых, ну и шуточки у тебя.

- Неужто ты струсил? Сложностей обращения с аквалангом нет, не в море-океане, я тебя быстро научу.

- Причем здесь сложности, я когда-то занимался в школе юных моряков в детстве и с аквалангом знаком. Просто ты, видно, решил поиздеваться. - обиделся я, - таким образом?

- Было б надо издеваться над тобой. Поставим в воду табуретку, сядешь, наденем тебе ласты и акваланг и... а я на лодке буду тебя страховать. Только не увлекайся, и я тебя в любой момент вытащу. Ну что - рискнешь?

- А, где наша не пропадала!.. Представьте мои ощущения - инвалид, приговоренный врачами к полной неподвижности - подводой в акваланге... Вода в заливе чистая, видимость отличная. Такая вода встречалась мне в озерах Урала и Заилийского Алатау. Конечно, это не пейзажи из программы Кусто, но для меня... Вон кинулась врассыпную стайка мелкой рыбешки, - это крупный судак охотится. Вон в илистом дне ковыряется севрюжка. По песчаному дну медленно ползет рак... Я пробыл под водой почти двадцать минут. Николай упорно вытащил меня за шнур, привязанный к моему поясу- Хватит для первого раза.

   Для меня прогулка оказалась последней. Вода в Волге - не ванна - достаточно прохладна, и я получил пневмонию. Татьяна ругала Николая, а виноват был, конечно, я. Провалялся в постели я недели две. Друзья не покидали меня ни на один день. В моей квартире постоянно было много гостей то из Самары, то еще откуда-нибудь. С друзьями мы объездили все окрестные леса, мотались на рыбалку под Сызрань. Побывали в Жигулях за орехами, правда, собирали они, а я сторожил машины и мотоцикл. Я намотал на колеса своей машины десятки тысяч километров.

      Я уже ложился спать, когда зазвонил телефон. Межгород!

- Привет, Влад! Не спишь?

Звонил из Тольятти Сергей, Мы с ним часто встречались в санатории, да и просто, после санатория перезванивались и изредка встречались у него с друзьями.

- Мы тут с ребятами собрались сделать вылазку на природу с ночевой. Ты к нам не присоединишься?

- Кто поедет?

- Ну, я с женой, Виктор с семьей, Николай с другом, он здоровый парень, на трех машинах. И ты подруливай. Можешь кого-нибудь взять с собой. Ну, как, согласен?

- А куда?

- Есть одно замечательное место. Народу там почти не бывает, так, изредка рыбаки, притом обычный рабочий день, так, что будем только своей компанией. Бери удочку, а все остальное купим здесь.

- Договорились. Когда подъехать?

- Да, часам к двенадцати чтоб выехать из дому.

- Хорошо, ждите, я буду. До встречи.

- Пока.

Утро выдалось превосходное. В семь часов я выгнал машину из гаража. Залил из канистры бензин в бак. Пустую канистру положил в багажник, по дороге дозаправлюсь и возьму в запас.

- Здоров был, сосед! Куда собрался?

- К друзьям в Тольятти. Меня тут сутки не будет, поглядывай за квартирой.

- Куда она убежит? Слышь, Влад, а ты какой дорогой туда ездишь?

- Как какой! По Ульяновской, перед мостом направо и …

- А, что не через Комсомольск и старый город?

- А это как?

- Проезжай под мост и на Сызранскую трассу. На третьем перекрестке свернешь направо и до старого города, а там налево все время. Выедешь на дорогу, она будет одна вдоль берега. Она и короче и идет по лесу.

- Спасибо, Василий!

- Счастливого отдыха!

   Июньское раннее солнце уже довольно сильно припекало, когда я выехал на трассу. Дорога, несмотря на раннее время, походила на калейдоскоп и была довольно оживленной. Машины шли в обоих направлениях. Торопиться было некуда, времени у меня было достаточно. Я держал среднюю скорость, и меня с шумом обгоняли вечно спешащие КАМАЗы и Жигулята. Стайка спортсменов-велосипедистов усердно нажимала на педали, соревнуясь со временем. Минут через двадцать я, проехав мост, свернул на Сызрань. Проехал два перекрестка и, как посоветовал сосед, свернул на третьем перекрестке направо. Дорога проходила по окраине Комсомольска и уходила узкой асфальтовой полосой в лес. Насколько было видно лазу – ни одной попутной или встречной машины не было. Странно. Но, я все-таки поехал по этой дороге. Ну, да, вот и старый город. Раньше он назывался Ставрополь на Волге, а сейчас Тольятти или, как все говорили – старый город. Проехав его, я выехал на дорогу, шедшую по берегу.

В одном месте дорога довольно близко подходила к обрыву. Что-то знакомое показалось мне это место. Я свернул с дороги, насколько это было возможно, подъехал к краю обрыва. Ну, точно! Вон там, внизу, тридцать лет назад мы разбили палатки…

   Шестая школа, в Рудном, для своих учеников устраивала туристические походы каждое лето. Наш класс для поездки собирал металлолом. Кой - какие деньги выделяли шефы и родители. Путевка нам досталась в Куйбышев. Но бродить две недели по городу… Два или три дня пробыв в Самаре, мы сели  на теплоход и отправились в Жигулевск. А потом по берегу Волги двинулись вверх по течению. Да, вот на этой поляне и был наш лагерь. Я стоял на краю обрыва и вспоминал. Многое выветрилось из памяти, но кое-что хранилось.  А вон и утес, на который мы карабкались на перегонки. Да, я тогда на каких-то два-три метра смог опередить Степанову, кажется, ее звали Нина. Вот чертенок была, любому пацану не уступала. А вон там я поймал селедку, она изредка заходит в Волгу с Каспия. А там… А там… Сколько воспоминаний! Эх, где сейчас все и был ли кто-нибудь из них здесь, помнят ли? Я простоял часа полтора, не заметив, чуть не забыв, куда я еду.

Но пора ехать дальше. Дорога, как я и вспоминал, вскоре пошла по сосновому бору. Запах расплавленной смолы ароматом вливался в легкие. Надо будет назад ехать этим же путем, и постоять здесь немножко.

Когда я подъехал к дому Сергея, все уже были на месте.

- Привет!

- Привет, а мы ждали тебя через час, еще не все готово.

- Слушайте ребята, а не захватить ли нам с собой Галку, что-то она последнее время совсем скисла, - то ли спросил, то ли предложил Виктор.

Его жена утвердительно кивнула:

- Была я у нее на прошлой неделе, мать говорит, она стала в рюмку заглядывать…

- О чем разговор, место в машинах есть, если она согласна, – нет проблем.

- Жалко девчонку – такая молодая. Пойду, позвоню, а ты, Влад, с Санькой смотайтесь за ней. Саша поможет ее вынести. У тебя багажник есть с собой?

- Если больше никого не будет, коляску положим на заднее сиденье, а она сядет спереди.

Галка жила на другом конце города и пока мы доехали, она была готова к поездке. Галка! Галка! Красавица, бывшая стюардесса, белые (не крашенные) густые волосы до пояса и глаза! Какие глаза! Помню, я написал тогда в санатории:

                        Колдунья дня и фея ночи

                        Ты виновата в том одна,

                        Что за твои бесовьи очи

                        Пьют яд с улыбкою до дна…

  Она спустилась  по пандусу и подъехала к машине. Ловко перепрыгнула с коляски в машину. Саша сложил коляску и положил на заднее сиденье, сам пристроился рядом.

- Привет! Сколько лет сколько зим?!

- Почти три. А ты нисколько не меняешься. Все такая же! А говорят, захандрила немного.

- А ерунда. Словно ты никогда не хандришь.

- Некогда хандрить – весь в делах и заботах. Лето!

Когда мы подъехали к ребятам, уже все было готово, и мы тронулись в путь. Через полтора-два часа мы были на месте. Длинная песчаная коса соединяла небольшой островок с берегом. Скорее полуостров, чем остров, зарос тальником. Близко к воде с берега росли огромных размеров ракиты и дубы. Место, что надо!

- Я еще был здоров, когда нашел этот пляжик, а потом часто приезжаем сюда, здесь редко кто бывает, потому-то и чисто. Как моя находка? – Сергей с гордостью посмотрел на всех, ожидая похвалы.

- Место так, среднее. На Таити пляжи так пляжи. Кстати вы не были на Таити? Жаль! Я тоже не была, - подковырнула его Галка.

- Сначала – дело: дрова, палатка, а потом будем купаться, - взяла бразды правления в свои руки Наталья, - это относится к тем, кто крепко стоит на ногах. Сережа с Виктором – палатки, а Николай с Сашей – дрова.

   У Виктора не было обеих ног, но руки у него, как у штангиста, когда никто не видел посторонний, он ходил на руках, балансируя телом. Сергей свободно передвигался на коляске по любой местности, тоже благодаря своим мощным рукам. Николай ходил с палочкой, но мог иногда обходиться и без нее, а Саша полностью здоровый парень, лет двадцати пяти, просто Колин сосед и друг. Наталья – жена Сергея, Надежда – Виктора и их сынишка, тринадцатилетний Олег. Галка и я. Вот такая компания собралась на берегу Волги.

Когда лагерь был готов к ночевке, все отправились в воду. Вода на мелководье за день нагрелась градусов до сорока, а в самом заливе была прохладнее. Глубина не превышала полутора метров и изумительно чистая. Я зашел в воду чуть выше колена и, откинув костыли к берегу, опустился на дно. Галка и Сергей заехали прямо на колясках и тоже плюхнулись в воду. Мы бултыхались, как дети, с визгом и хохотом. Устав, выбрались на прибрежный песок.

- Влад, поплыли на островок – там песок чище, - позвала Галка.

Туда было метров пятьдесят. Переплыв, мы улеглись на песок, оставив ноги в воде. Солнце утратило уже свою дневную силу, но песок был очень горяч.

- Ты доволен поездкой?

- Да ведь все только начинается.

- Ты сразу согласился?

- Конечно.

- Ты знаешь, а ведь эту поездку предложила Наталье я и позвонить тебе просила. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг захотела тебя увидеть. Мне кажется, мы видимся с тобой в последний раз…

- Ты, что, подружка, умирать собралась?

- Нет, Влад, мне просто приснился сон, что ты скоро отсюда уедешь навсегда, куда-то далеко-далеко, и я даже не смогу тебе позвонить… А почему ты не женишься, я б пошла за тебя…

- Галочка, я тебе уже об этом говорил, какой из меня жених для тебя. Я старше тебя на двадцать лет, пойми ты это. Вот если бы я был полностью здоровым человеком, а ты, такая как есть, не задумываясь, взял бы замуж. Не знаю у вас в Тольятти мужики слепые что ли?

- Да не слепые, Влад, а все хотят только одно. Тебе, наверно, сказали, что я захандрила, стала поддавать, да? Это правда. Я и на улицу перестала выходить. Бывшие подружки все замужем, имеют детей, а я – кукла говорящая, с которой можно поиграть и бросить, как надоест. Больно, понимаешь.

- Я тебя очень понимаю. Если б мне было хотя бы лет тридцать, а то дочь моя младше тебя на пять лет. Да, кстати, я уже дед…

- Я слышала об этом от Сергея, хотела позвонить, поздравить… А ты помнишь нашу последнюю встречу в санатории? Почему ты тогда отверг всех девчонок. Ведь я знаю, что тебе нравлюсь, и не без ответа, а ты предпочел мужскую компанию и просидел всю путевку на балконе. Хорошо хоть по вечерам приглашали на чай. Кстати откуда у вас всегда были коробки шоколадных конфет?

- Мать у Юрки работает на кондитерской, в Самаре.

- А-а-а.

- Эй, на палубе, давай сюда, пора перекусить, - позвали с берега.

- Давай не пойдем, а … - тихо сказала Галка.

- Не удобно.

Импровизированный стол уже был накрыт. На костре кипел чайник. Когда успели. Мы переплыли на берег. Галка, сев в коляску, помогла встать на ноги мне. Все кроме нас уже находились у костра.

- Кто пиво, кто вино?

- Я – ничего!

- Да, ты, что, Галк?!

- Не хочу.

- Тогда пьем за тебя!

- Спасибо!

   Разговор крутился на бытовые темы. Болтали, как говорится, ни о чем и обо всем. Галка была веселой и разговаривала со всеми, совсем не замечая меня. Я сидел, думая о своем. Солнце уже зашло, но было еще светло, и пламя гаснувшего костра слабо плясало на лицах моих друзей. Взгляд мой упал на Галку. Она вроде смеялась и шутила, но в глазах ее была какая-то грусть. У меня сами собой сложились строки.

- Влад, прочти, пожалуйста, свое последнее стихотворение, самое последнее, - вдруг попросила она.

   У меня мороз пробежал по коже: «да она что – колдунья?» Все замолчали.

                                                          У тебя голубые глаза –

         Отраженная неба частица.

      Отчего бисеринкой слеза

                На твоих задрожала ресницах?

       Отчего поселилась печаль

                      В твоем сердце злодейка-кручина?

                    Ты, поверь, но мне искренне жаль

        Если я оказался причиной.

- Спасибо, Влад!

   Разговор переключился на поэзию. Сразу же Сергей оседлал своего любимого конька – Есенин, его страсть и произведения которого он знал наизусть всего. Он знал много и о Блоке и о Маяковском. Кажется это совершенно разные поэты, но Сергей мог часами говорить о них и приводить выдержки из стихов. В знании поэзии ему не было равных, хотя сам он не писал стихов.

Разговор затягивался и мог продолжаться до утра, но Надежда прервала:

-Разболтались. Спать пора, а то завтра не встанете рано на рыбалку. Девочки в палатку, мальчики по машинам.

   Все стали устраиваться на ночлег. Откинув сиденье, я еще долго сидел, уставившись на звездное небо, но потом сон все-таки свалил меня. Я лег и уснул. Когда я проснулся, небо затянули тучи, и посыпал мелкий дождь. Рыбалка явно срывалась – мокнуть под дождем мне, почему-то, не хотелось. Такое настроение было видно не только у меня. Наталья, выглянув из палатки, снова спряталась туда. В машинах тоже началось оживление. Открыв двери, мы переговаривались, не решаясь выйти под дождь.

-Подождем немного, может, закончится…

-Вряд ли, все небо затянуло. И откуда взялось, ведь ложились спать - небо было чистое, да и прогноз на сегодня дождя не обещал.

   Прождали до десяти часов: дождь то прекращался, то начинался снова. Решили сворачиваться. Собрали палатку. Убрали за собой мусор.

Когда приехали в город, дождь кончился. Ветер начал разгонять тучи.

-Я ж говорила, вам подождем, а вы не поверили, - обижено начала Наталья, она была заядлым рыбаком.

Мы распрощались с друзьями. Я отвез Галку домой. Она всю дорогу молчала.

-Прощай, Влад, мы больше не увидимся. Давай поцелуемся на прощанье, как тогда в санатории…

  До самого дому у меня не выходили ее слова из головы.

Через месяц я сломал ногу и за мной приехал братишка. До сих пор я не могу понять: как Галка могла почувствовать мой отъезд. Как она узнала про то мое стихотворение? Мимо моего окна ходит девушка, так сильно похожая на нее – те же волосы, та же стройная фигура… А может я просто хочу, чтобы кто-то походил на нее?

 

МАКСИМ ГРИГОРЬЕВИЧ