Город Мёртвых

ГОРОД МЁРТВЫХ
 
Qualis vita, et mors ita.
Какова жизнь, такова и смерть.
 
1. Почти как живой
 
Они с детства твердили нам: неживые здесь. Умертвия ходят среди живых и делают вид, что так и надо. Это ужасно! Они говорили, что всё очень плохо, хуже и быть не может. И что же делать с этой проклятой нежитью? Жечь напалмом, конечно. Но дело даже не в том, что носить напалм в кармане чрезвычайно неудобно, а в том, что выследить неживых куда как сложнее, чем ликвидировать. Да и зачем?
Я много раз задавал себе этот вопрос. Ну какой такой вред миру приносит нежить, что её требуется истреблять всеми возможными способами? Проще говоря: зачем мне такая работа?
Рассмотрим ситуацию логически. Существует замкнутая и вполне самодостаточная экосистема, в которой нежить занимает свою, строго определённую ячейку. Да, я понимаю, похищать жизненную силу у ничего не подозревающих сограждан – это, по меньшей мере, неприлично, но это происходит по правилам, по законам мироздания, существующим тысячи лет. По законам физики, если угодно. Энергия никогда никуда не исчезает, она переходит из одной формы в другую, от одного объекта к другому. Энергия курсирует между материей и информацией, давая в конечном итоге жизнь как таковую. И смерть – это не отсутствие жизни, но её разновидность. Это подобно нулю, который, обозначая отсутствие цифры, сам всё же является цифрой, с которой очень даже запросто можно проводить арифметические действия. Впрочем, это уже философия, для более подробного ознакомления рекомендую пройти соответствующий университетский курс. Я же не буду морочить голову себе и людям, а перейду сразу к главному.
 
Вот идёшь ты по городу, и тут на тебя с девятого этажа падает рояль. Представьте себе – рояль! И кому пришло в голову кидаться тяжёлыми предметами с такой высоты? Ума не приложу. Так вот, рояль этот самый. В конечной точке своего пути он находит тебя, то есть, меня. И впечатывает в асфальт, давая перед смертью потрясающую возможность почувствовать себя частью дорожного покрытия.
В такой-то момент, когда ощущения всего становятся совершенно плоскими, как лист бумаги, перед взором затухающего сознания, тоже, кстати, изрядно приплюснутого, проматывается киноплёнка с кратким содержанием моей жизни. Несите поп-корн и кока-колу, мы тут кино смотрим.
Я никогда не боялся смерти. Напротив, смерть боялась меня. Меня обучили искусству охоты на неживых.
Они с детства твердили нам: неживые здесь. И я об этом не забыл. Будучи лет восьми от роду, я сбежал откуда-то, и уже не помню, как затесался в тайное общество «Жизнь». Для прикрытия они ещё газету издавали с аналогичным названием. И сейчас, кажется, издают. Мы, мальчики и девочки, собирались в типографии, и там корифеи борьбы с умертвиями читали нам долгие лекции об истреблении живых мертвецов. Нам рассказывали, как вычислять нежить и как, собственно, её уничтожать. Нас учили ломать сервера и приготовлять коктейль Молотова в домашних условиях. Нас даже учили колдовать. После ликбеза началась работа, и куда меня с этой работой только ни заносило – то в морге отыгрывал роль покойничка [замёрз жутко], то в сумасшедшем доме выявлял неживые тенденции среди невменяемого элемента, то месяцами зависал во Всемирной Паутине, проводя хакерские атаки на ресурсы, отдающие мертвечиной. Идиотизм как таковой.
Под конец меня откомандировали в этот скучный город и бросили на произвол судьбы, мол, истребляй нежить по мере своих сил, и будет тебе щастье. Проблема заключалась в том, что за годы работы я так и не встретил ни одного ожившего мертвеца, хотя старательно искал встречи с ними. Иногда мне даже приходилось убивать под чутким руководством начальства – разумеется, не вручную, а тонкими хакерскими методами, – но все мои клиенты были тёплыми и живыми, и на нежить нисколько не похожими. Со временем я плюнул на это дело, пошёл работать на завод, и из всего курса промывания мозгов оставил в уме только одно: неживые здесь.
И зачем всё это? Затем, чтобы в конечном итоге меня прихлопнуло неуправляемым роялем на улице Ленина. Прощайте, друзья, которых нет, меня звали Миша Крышкин и мне было 24 года.
 
Помню, электрический ток пронзил тело, больно так, ужас. Мышцы напряглись до каменной консистенции, в груди что-то щёлкнуло, в мозгах что-то замкнуло, и включилось сознание. Оно заработало в аварийном режиме. Я приоткрыл глаза. И первое умозрительное понимание, которое пришло в голову – я плоский и двумерный, нахожусь в привязанном состоянии, и надо мной светит лампочка. Потом мышцы расслабились, и я услышал чей-то гнусавый голос:
- Давай ещё разряд.
И был ещё разряд. В этой точке континуума прошлое закончилось, и за ним без промедления последовало настоящее, а я из плоскости перешёл в объём. В этот же момент границы сознания как-то так заметно расширились вглубь, вширь и вкось, но текущее положение моих дел от этого не прояснилось.
- Разряд!
Боже, как больно. Надо срочно приходить в себя, иначе мне эти реаниматологи всю нервную систему сожгут к чёртовой матери.
- Послушайте... - заговорил я, но вместо голоса ерунда какая-то вышла.
- Внимательнейшим образом слушаем, - любезно отозвался гнусавый.
Я не знал, как справиться с голосом. Вместо него из груди моей выходил какой-то жуткий скрип, похожий на тот, что издают ржавые двери при открывании. Пытаясь привести речевой аппарат в надлежащее состояние, я медленно оглядел всё, что было вокруг меня. Реанимация, это я угадал – десять баллов Гриффиндору! Врачей двое – гнусавый этот, широкоплечий и лысый, и его ассистентка, страшная, как моя жизнь. В руках у неё были эти самые штуковины, которые разряд дают. Не знаю, как они называются.
- Послушайте, - снова заговорил я, - если вы... ещё раз стукнете меня током... я за себя не отвечаю.
Ассистентка пожала плечами, а лысый доктор улыбнулся на всю комнату.
- Совершенно верно, - ласково ответил он, - ты за себя в данный момент не отвечаешь. При всём желании у тебя это ну никак не получится. Разряд!
- Нет-нет-нет! – запротестовал я. – Не надо, пожалуйста. Я ведь уже живой.
- Живой... – загадочно ухмыльнулся доктор.
Тут очень кстати пришлась внезапная идея осмотреть себя, насколько это возможно. И я сразу же понял, что для живого выгляжу плоховато. Моя грудная клетка была вскрыта, я видел свои рёбра и слабо пульсирующие внутренности, от которых во все стороны тянулись провода; та ещё картиночка. Полностью раздробленные ноги пребывали в плачевном состоянии, видимо, центр тяжести рояля пришёлся на них. И был я весь синий-синий, как экран смерти. Видок не самый лучший, прямо скажем. Хоронили бы в закрытом гробу.
- Ты почти как живой, - подал голос доктор.
Тоже мне, чудеса отечественной реанимации...
- Не понял.
- Ладно, у тебя ещё будет время поразмыслить над этим, а пока что нам с тобой, Наташа, надо собрать этот конструктор, - кивнул врач ассистентке.
И последний электрический разряд поверг меня в полнейшую отключку. А самое главное, я так ничего и не понял.
 
Через неопределённый промежуток времени я проснулся в обыкновенной больничной палате. Всё вокруг было настолько обыкновенно, что я решил: непонятная история в реанимации мне попросту приснилась. Правда, я очень скоро в этом усомнился. Вслед за проснувшимися чувствами и сознанием проснулась и моя боль. Всё тело ломило вдоль и поперёк, даже дышать было больно. В копилку моих сомнений добавилось и то, что грудь мою пересекал уродливый шрам, а ноги были туго перебинтованы под надетыми на меня жёлтыми штанами от пижамы. Чёрт знает что такое...
Если требуется объяснить, почему я так пофигистично относился к тому, что со мной происходило, то объяснение это простое, и я его уже отметил. Я нисколько не страшился смерти и всего, что с ней связано, жизнь пугала меня значительно сильнее. И теперь я размышлял о том, что придётся возвращаться к этой унылой жизни и снова тянуть на плечах собственное никчёмное существование. Тянуть неизвестно куда и непонятно зачем.
Мои размышления прервала медсестра, появившаяся в палате внезапно и напористо, как немецкий танк. Это была грузная женщина бальзаковского возраста с чёрными волосами, заплетёнными в тугую косу. Походка у медсестры была размашистая, и, когда она шагала по палате, коса хлопала её по спине. Женщина в белом халате по очереди обошла всех больных, подробно расспрашивая о самочувствии тех, кто мог говорить, хотя очевидно было, что собственное самочувствие волнует её куда больше, чем чьё-либо ещё. Я лежал возле окна, и моя очередь на её пути была последней.
- Вы пришли в себя, - заговорила она сладким, но поспешным голосом, добравшись до моей досадной кушетки. – Это очень хорошо. Как вы себя чувствуете?
- Ммм... болит всё, - промямлил я; голос мой едва меня слушался и воздух свистел между зубами.
- Это ничего, сейчас я сделаю вам укол, и станет лучше.
После того, как мне в мягкое место вонзили иглу и ввели через неё обезболивающее, я решил хоть немного прояснить обстановку.
- Скажите, где я нахожусь? И что со мной произошло?
- Вы находитесь в городской Больнице Скорой Медицинской Помощи №2. А произошла с вами странная история, - медсестра сдавленно захихикала. – На вас рояль откуда-то свалился. Хи-хи, рояль! Ой, простите. Врачи вас еле-еле с того света вытащили. Клиническая смерть. Но дела ваши идут на поправку, вы быстро восстанавливаетесь. Как оно, ещё болит?
- Да. Что-то не действует ваш укол.
- Странно... ладно, подождите здесь, сейчас я доктора позову.
- Подожду, уговорили, - пошутил я.
Но медсестра не оценила моего чувства юмора и вышла из палаты с каменным лицом. Только за дверью я снова услышал дурацкое «хи-хи». Да, чёрт возьми, я понимаю, что не каждый день рояли людям на головы падают, но то, что я редкостный неудачник, ещё не повод надо мною смеяться! Ну что за люди!
Вскоре явился доктор, и я его сразу же признал – это был гнусавый лысик с квадратными плечами, которого я уже видел в реанимации, когда бредил. От доктора шёл сильный запах женских духов. Очень интересно.
- Здравствуйте, Мишутка, - вежливо произнёс он носоглоткой. – Я вижу заметные улучшения в вашей... клинической картине. Как дела?
- Да вот, - говорю, - мне обезболивающее укололи, а всё тело как болело, так и болит.
- Это вполне объяснимо.
- Объясните.
- Да ты не поймёшь этого. В общем, друг дорогой, клиническая симптоматика у тебя особая.
Действительно, ничего я не понял. Вообще, что-то тут было не так. С формальной точки зрения всё выглядело более чем естественно и логично, но на уровне ощущений чувствовался какой-то подвох. Мне никак не удавалось понять, в чём дело. Ощущения от собственного тела, от трёхмерного пространства вокруг и от слов доктора были какие-то странные. Но в чём именно странность? Этого я не мог объяснить даже самому себе, не то чтобы упрекнуть доктора во лжи и хамском поведении.
- Ладно... тогда уколите мне снотворное. Я готов проспать хоть неделю, но чтоб ничего не болело, когда я проснусь.
- Снотворное, боюсь, тоже не подействует. А боль скоро утихнет сама, просто не обращай на неё внимания.
Что-то я не то говорю, - подумал я. – Цепляюсь к мелочам. И ещё подвох какой-то себе выдумываю. Нет никакого подвоха. Просто человек – я – только что отошёл от клинической смерти, вот мне и мерещится сдуру всякая чертовщина.
- Хорошо, я постараюсь. Спасибо вам, доктор. Вы спасли мне жизнь.
- Ой ли! – на лице врача снова появилась подозрительная улыбочка, которую я уже видел в реанимации.
Нет, всё-таки тут определённо не без подвоха. Ну, ничего. Я ещё во всём этом разберусь, я ещё выясню, в чём тут дело.
- Хорошо, могу я хотя бы сходить в туалет?
- Может, уточку принести? – с глупым видом поинтересовался доктор.
Я даже возмутился немного.
- Какую нахрен уточку?! Мне гражданское самосознание не позволяет в уточку! Мне в туалет надо.
- Ну, иди, если можешь. Прямо и сразу же дверь направо.
Я кое-как приподнялся на локтях и опустил ноги на пол. Пол подо мной весь запульсировал и начал раскачиваться в разные стороны. Координация движений была практически равна нулю. И ещё я ощутил страшную гравитацию со всех сторон. Меня притягивали стены, пол, потолок, кровати больных и даже холодильник в углу. Казалось, силы притяжения вот-вот разорвут меня на части. Ну, ничего-ничего, - думаю, - я сильный, я справлюсь. Невероятным усилием мне удалось встать на ноги. Первый шаг дался с трудом. Второй был легче. Третий ещё легче. Только континуум перед глазами дрейфовал, а так – ничего, терпимо. И первое определение подвоха, который терзал мой разум, пришло моментально – слишком уж хорошо я шагаю для человека, которому ноги раздробило. Слишком уж хорошо я себя чувствую после того, как мне развинтили грудную клетку. Впрочем, медсестра говорила, что я быстро восстанавливаюсь, так что тут всё относительно.
Прихрамывая на правую ногу, я доплёлся до туалета. В туалете было зеркало, и то, что я в нём увидел, мне совершенно не понравилось. Но пофигизм быстро взял верх. Плевать на то, что под глазами чёрные круги, как у медведя панда, плевать, что щёки втянулись, как у распоследнего дистрофика, плевать, что длинные тёмные волосы мои теперь напоминают мочалку и щетина торчит в разные стороны, на всё плевать, главное, что живой.
Если живой, конечно.
Вернувшись в палату, доктора я там не обнаружил – он предусмотрительно смылся, очевидно, предполагая, что я потребую от него разъяснений по поводу туманных намёков. Он навестил меня только через две недели, которые я провёл, валяясь на кровати и лениво поплёвывая в потолок – с периодическими заходами в столовую-тошниловку и ночными размышлениями о своей непростой судьбе.
 
- Вот, - врач протянул мне пакет с какими-то тряпками. – Твои друзья передали одежду для тебя. В общем-то, можешь собираться, мы тебя выписываем. Друзья ждут тебя у выхода из больницы.
Факт моей столь скорой выписки меня не смутил – через две недели я уже чувствовал себя отлично, только хромота с правой стороны осталась, и ходить было больно. Меня смутило другое.
- Какие ещё друзья? – удивился я. – У меня нет друзей.
- Значит, будут, - добродушно улыбнулся доктор и подмигнул. – Собирайся давай, хорош валяться. Я тебе ещё вот, костыль принёс, а то ты хромаешь.
Спасибочки. И где администрация больницы выкопала такого обалдуя?..
В пакете оказались синие спортивные штаны и ворсистый пиджак на три размера больше моего. Для полноты эффекта к этому наряду прилагалась тельняшка. Когда я натянул на себя всё это барахло, вид у меня был более чем идиотский. Доктор едва смех сдержал, когда вручал мне деревянную трость, больше похожую на черенок от лопаты. Господи, Господи, - помышлял я, - надеюсь, этот маразм когда-нибудь кончится, дай мне только выйти из этой проклятой больницы и до дома добраться. А что я буду делать, когда доберусь-то? На работу надо будет звонить, объясняться, если, конечно, меня ещё не уволили... при этих мыслях полнейшее уныние овладело мною.
Врач заботливо проводил меня до самого выхода, и уже в дверях вручил мне мой паспорт. Я вспомнил, что в день встречи с роялем он был при мне, я, кажется, в банк за кредитом шёл. А на кой чёрт мне понадобился кредит? Хоть убей, не помню.
- Спасибо на том, что хотя бы документы вернули, - я попытался изобразить на лице благодарность.
- Да не за что. Нельзя же, в самом деле, человеку без документов. Ну, бывай, Мишутка. Земля квадратная, за углом встретимся.
Мы пожали руки, и я решительно вышел на улицу. Взору моему представился ноябрь во всей его красе. Холодно и грязно. Замерзающие прохожие жались к тёплым стенам больницы и искоса поглядывали на мой несуразный прикид. Вообще, события вокруг меня становились всё больше похожи на театр абсурда, и внутри меня царило всеобщее непонимание.
Возле самой больницы, чуть левее выхода, стояла большая красная «Тойота» с выпученными фарами. Эти фары меня развеселили, и я впервые за последние две недели радостно улыбнулся. Я даже остановился, чтобы посозерцать этот нелепый автомобиль. Честное слово, не машина, а недоразумение. А кто же за рулём?
А за рулём сидела тощая блондинка в солнечных очках на пол-лица. Я внимательно посмотрел на блондинку сквозь тонированное стекло, блондинка – на меня. А потом она приоткрыла дверь и поманила меня изящной рукой.
- Эй, лич! Поди сюда!
- Простите? – удивился я. – Какой такой лич?
- Ну, ты же лич, нэ?
- Простите, я не знаю никакого лича... Линча знаю...
- Да ты же лич-утёнок! – засмеялась блондинка, обнажив ровные белые зубы. – Дурак! Сюда иди!
- Может, я, конечно, и лич-утёнок, но дураком себя не считаю, так что попрошу не обзываться! – крикнул я, ощущая внутри себя нарастающую злобу.
- Да иди ж ты сюда, оболтус! Не бойся, не съем! Садись в машину.
И в этот момент моё терпение лопнуло, лопнуло окончательно и бесповоротно. Я рывком открыл пассажирскую дверь и плюхнулся на сиденье, чуть не разбив тростью дверное стекло.
- Мне надоел этот цирк! – зашумел я. – Сначала мерзавец-доктор, потом какая-то непонятная «клиническая симптоматика», а теперь вот крашеная дура в солнечных очках среди зимы, да ещё и обзывается! Это что, заговор? Вы все заодно! Чего вы от меня хотите? Я не-по-ни-ма-ю!!!
- Да успокойся, утёнок, - по-прежнему улыбалась блондинка во все свои лошадиные зубы. – Выходит, я буду первым человеком, который откроет тебе страшную тайну: сдох ты к чёртовой бабушке! Коньки отбросил. Получил травмы, несовместимые с жизнью. А наш доктор тебя воскресил. Так что ты теперь нежить. Оживший мертвец. Ещё вопросы есть?
При этих словах в голове моей всё смешалось, и я пулей вылетел из машины.
 
- Ну зачем ты туда залез? – спросила блондинка в очках, так и сияя белозубым весельем.
От её смеха мне хотелось удавиться.
- Мне тут нравится, - признался я.
- Слезай уже, альпинист хренов.
- Не-а. Мне тут нравится. Я останусь.
Зарисовочка вот какая получилась: выпрыгнув из машины и моментально забыв о своей болезненной хромоте, я стремглав помчался куда глаза глядят. Глаза мои глядели друг на друга, ноги бежали по отдельности, каждая в свою сторону, а трость я вообще где-то потерял. Убежал я недалеко: вскоре передо мной оказался двухметровый серый забор, и я, недолго думая, полез на него. Было слишком поздно, когда я обнаружил, что забор оснащён колючей проволокой. Как мне удалось туда залезть – сам не понял. Немного покукарекав на этом заборе, я запутался в колючей проволоке и повис на ней попой кверху. К счастью своему, моя хрупкая светловолосая преследовательница на деле оказалась не такой уж и хрупкой. Она в два счёта сдёрнула меня с забора и вместе с обрывком проволоки потащила обратно в машину. В её руках я чувствовал себя практически невесомым. Усадила она меня на переднее пассажирское сиденье и назидательно погрозила пальцем:
- Если ты надумаешь ещё что-нибудь выкинуть, поедешь в багажнике, утёнок.
Блондинка завела машину, и некоторое время мы ехали молча. Я пытался осмыслить текущее положение вещей, и вся эта нелепая история показалась мне интересной. Ведь не каждый день люди и события говорят тебе о том, что ты... хмм... изменился – причём неизвестно, в какую сторону. Если всё это правда, то передо мной открылось что-то принципиально новое. Не могу сказать, что я люблю крутые повороты судьбы, но...
Глядя на проносящиеся мимо меня здания и автомобили, я начал понемногу привыкать к своему новому мироощущению. Реальность вокруг меня сделалась как будто пластилиновой, объекты воспринимались не только зрением и слухом, но каким-то дополнительным и очень сильным чувством. Это было что-то вроде осязания. Когда я смотрел на какой-либо предмет, я всем телом ощущал его геометрическую форму, фактуру его поверхности, температуру, твёрдость, химическую структуру вещества...
- Меня, кстати, Даша зовут, - по-прежнему улыбаясь, доложила блондинка.
- Куда мы едем? – тихим голосом спросил я.
- К друзьям.
- Что-то ты путаешь, Даша. Мои друзья – холодильник и телевизор, а с людьми я предпочитаю не вступать ни в какие отношения.
- О, полный порядок. Насчёт людей не беспокойся, они для тебя теперь не более чем еда. А мы не очень-то и люди.
- Нелюди, значит? И что? У вас есть какая-то организация?
- Примерно так, утёночек.
- А мне выдадут членский билет?
- Да. Ты теперь наш. Слушай, в мои обязанности не входит проводить среди тебя разъяснительную работу, так что давай доедем до базы, и там тебе всё обрисуют в подробностях, океюшки?
- Океюшки, - подмигнул я Даше.
То, как блондинка Даша вела автомобиль, не вписывается ни в какие нормы безопасности, морали и этики. Это был просто анекдотический случай: она одновременно крутила руль, красила губы и трепалась с кем-то по мобильному телефону, причём на чистейшей латыни. Машину кидало из стороны в сторону, а скоростной режим был такой, что ещё пару часов подобных разъездов, и мне в этом мире уже ничего не страшно. Один раз я даже воскликнул в сердцах:
- Куда едешь, дура, там же столб!
- Сам дурак, - вежливо отозвалась Даша.
- Хорошо, я дурак, ладно! Но если мы разобьёмся?!
- Не разобьёмся.
Наш экстремальный автопробег закончился в историческом центре города. Этот исторический центр носил не менее историческое название «собачий угол» и представлял собой унылую череду помоек, гаражей и заброшенных зданий дореволюционной постройки. Некоторые из них выглядели ещё более-менее крепко, а иные были почти полностью разрушены. Даша остановила машину у кирпичного здания, сохранившегося где-то наполовину, и сказала мне:
- Выходи.
Я вышел, а затем и Даша вышла, совсем не дамским манером захлопнув дверь и поставив свой драндулет на сигнализацию. Она взяла меня за руку и молча повела вглубь здания. Интересно, и что же в этом здании можно найти, кроме мусорной свалки? – раздумывал я. Точно, мусорная свалка была тут как тут. А рядом с ней вертелся типчик с удивительно тупой физиономией. Он держал в руке гаечный ключ и что-то подкручивал на здоровенной ржавой трубе, с неизвестной целью торчащей из кучи мусора. За его спиной был тёмный проход куда-то в подвал. Завидев нас с Дашей, типчик вытаращил мутные глаза и проговорил грубым голосом:
- Вы кто? Никого пущать не велено!
- Свои, Димон, свои. У нас тут экскурсия...
- А, ну, проходите тады. Но ежели чего, я за последствия не отвечаю.
Димон вернулся к своей трубе. Я шёпотом спросил у Даши:
- Это что за крендель?
- Так это Димон, сторож наш. Зомби.
- Зомби? – удивлённо переспросил я.
- Ага, зомби.
Удивительное рядом.
- А ты тоже зомби?
- Вообще-то нет. Я вампир.
Тут я вспомнил кое-что из обучающих программ общества «Жизнь». Про вампиров нам рассказывали отдельно, эти уроки я в своё время неплохо усвоил, так что решил обескуражить блондиночку своими глубокими познаниями в данной теме.
- Вампир! Что-то клыков я у тебя не вижу. И, по-моему, сейчас светит солнце. Что-то тут неправильно.
- Всё тут правильно, - лениво отозвалась Даша. – Я – вампир, а ты – дурак набитый. Проходи давай.
И она пинками погнала меня в подвальную часть здания, из которой несло сыростью и каким-то дерьмом.
 
 
2. Скандалы, интриги, расследования
 
Когда общество «Жизнь» отправило меня к чертям на кулички, я, приехав в этот город, совершенно случайно нашёл себе спасенье. Я не помню, как её звали. Мы познакомились вот при каких обстоятельствах: я сидел на лавочке и пил просроченный кефир, а она проходила мимо. То есть, наоборот. Она сидела на лавочке, а я шёл мимо, попивая кефирчик не первой свежести. Вы знаете, как правильно пить кефир? Не знаете? Очень жаль. Обязательно как-нибудь расскажу. Если вспомню.
Это было летом. На ней было откровенное серое платье с блёстками, и она плакала, стуча по лавочке сотовым телефоном. Её русые волосы медленно выгорали под палящим солнцем. Мне вдруг стало очень жалко эту хрупкую девушку, остервенело стучащую мобильником по крашеной древесине. Я подошёл к ней и, изобразив дружескую улыбку, вежливо спросил:
- С вами всё в порядке?
- Отвали, урод! – вспыхнула она и запустила в меня дамской сумочкой.
Я увернулся и, подсев рядом, предложил:
- А хотите кефира?
Ближе к вечеру водка кончилась. Потом мы гуляли под звёздами возле общественного туалета, и выяснилось, что живём практически по соседству, так, что даже можем видеть окна друг друга; потом мы пошли ко мне домой пить чай, а потом... потом её долго тошнило у меня в ванной, так что мне пришлось напоить её желудочной микстурой и уложить спать на своём разбитом диване. Сам я лёг под столом. Утром она сказала, что я замечательный, и мы встречались с ней почти год. Иногда я рассказывал ей о живых мертвецах, и она слушала меня с широко распахнутыми глазами, украдкой вертя пальцем у виска. По вечерам мы зажигали свет в своих квартирах. Я мог курить на балконе и видеть её окна, размышляя о том, что в этом тёмном и мёртвом городе, где по улицам бродят упыри с гнилыми мозгами, есть живой человек – я – и есть ещё один живой человек, который сейчас стоит у окна и думает обо мне...
Ну а через год она нашла себе высокого широкоплечего коммуниста и уехала с ним в Москву, напоследок сказав мне:
- Ты – маленький скучный мужчинка.
К чему я всё это вспомнил? Да просто вдруг кефирчика захотелось...
Ступеням, ведущим вниз, конца-края не было. Уже пропали запахи отбросов и последние лучи света, а мы всё спускались и спускались, по очереди освещая путь зажигалкой. Без костыля мне и по ровной поверхности ходить было невмоготу, а по лестнице тем более.
- Долго ещё? – жалобно спросил я.
- Почти пришли.
Вскоре мы с Дашей оказались у массивной железной двери, на которой белой краской был жирно намалёван череп с костями. Говорящая картиночка, - подумал я, - видимо, мы на месте. Даша постучала в дверь ногой, и нам открыла хмурая старуха в оранжевом комбинезоне. Ни слова не сказав, она впустила нас, и перед моими глазами раскинулся целый подземный город. Я не знаю, смогу ли я его правильно описать. Он выглядел как канализационные катакомбы, но катакомбы эти были освещены яркими прямоугольными лампами, и вокруг, насколько хватало глаз, наблюдалась удивительная чистота. По центральному коридору-проспекту текла вода, но не как попало, а по заботливо сооруженному кем-то каналу, который тут и там разделяли на сегменты металлические мосты. Сводчатые стены были опутаны электропроводкой, увешаны выключателями и какими-то датчиками, назначения которых я так и не определил. Повсюду мелькали двери и коридоры, ведущие... куда? Чёрт его знает. Со всех сторон раздавались оживлённые голоса, где-то играла музыка, и мне казалось, что я попал в альтернативную реальность, лишь по какой-то странной случайности напоминающую гигантский бункер.
- Ну вот, - заговорила Даша, когда я начал привыкать к обстановке, - это Андерграунд, местная база нежити. Надеюсь, ты запомнил, как сюда попасть.
- Надо же – подземное царство! Но кто и когда всё это построил?
- Вообще-то, катакомбы под городом – это историческое наследие, но о них мало кто знает. А лет семьдесят назад, когда мы, неживые, собрались здесь в достаточном количестве, было решено переоборудовать катакомбы под базу для всех нас. К тому времени уже назрела необходимость объединяться и помогать друг другу. К тому же, все вокруг строили коммунизм, вот и мы решили организовать что-то вроде коммуны.
- Ёлки-палки... это потрясающе! Вот уж не подумал бы, что у нас такое есть.
- Понимаешь, даже неживому человеку нужно, чтобы было куда пойти. Сюда ты можешь приходить в любое время и оставаться сколько угодно. Здесь все свои.
- То есть, все вокруг – ожившие мертвецы?
- Да.
- Я только вот о чём подумал: что будет со всем этим хозяйством, если в нашем городе надумают строить метро?
Блондиночка рассмеялась.
- Да ничего не будет, утёнок. Метро у нас строят уже лет тридцать, но пока что даже ни одной ямки не выкопали. А знаешь, почему? А потому, что в «Метрострое» все наши, сидят там и распиливают финансирование, а больше ничего не делают. Откуда, по-твоему, у нас деньги на всё это?..
Даша вела меня по коридорам, комментируя каждого встречного. Кто-то был вампиром, кто-то зомби, кто-то упырём, а кто-то, как и я, носил загадочное звание «лич». Это были люди разного возраста и телосложения, но все они были приветливы и настроены в высшей степени дружелюбно – не то что прохожие на улицах. Они здоровались со мной и с Дашей, и душевные приветствия их были наполнены искренностью. Честное слово, в тайном обществе нам описывали нежить совсем по-другому.
Кроме того, Даша попутно рассказывала, где что находится. В Андерграунде были всевозможные конторы, мастерские, службы связи, медицинские центры, имелись даже библиотека и компьютерный отдел.
Мы остановились перед дверью с вывеской «Регистрация».
- Вот и всё, утёнок. Пришли. На этом моя задача выполнена, и я передаю тебя в заботливые руки Кощея. Удачки!
Даша открыла передо мной дверь, развернулась на 90 градусов и зашагала прочь. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока её силуэт не растворился в лабиринте коридоров.
- Ну, чего стоим, кого ждём? – окликнул меня насмешливый голос из кабинета, и я нерешительно зашёл внутрь.
 
Передо мной сидел высокий худощавый старик с коротко подстриженными седыми волосами и милейшей эспаньолкой. Глаза у него были светло-голубые, почти бесцветные, а тонкие плотно сжатые губы изображали кривую, но добродушную улыбку. Рядом стоял ещё один стол, за которым расположилась барышня арабской национальности, страшная, как ядерная война. Низкорослая и стриженая практически «под ноль», она смотрела на меня большими чёрными глазами из-под сросшихся над переносицей густых бровей. Перед ней стоял компьютер, и она прямо на клавиатуре раскладывала очень красивые гадательные карты.
- Рад видеть тебя, утёнок. Я Кощей, - приятным голосом сказал старик и кивнул на арабку, - а это Мусфира, но все здесь зовут её Мухой. Тебя как звать?
- Миша, - нехотя ответил я.
- Муха, ты записываешь?
Мусфира молча кивнула и застучала пальцами по клавиатуре.
- Вот и чудненько. Мы тебя зарегистрировали.
- Как? Уже? А разве вас не интересуют мой домашний адрес, место работы и политические взгляды?
- Муха уже всё про тебя знает, - отмахнулся Кощей. – Собственно говоря, у неё работа такая. Она ж ведьма.
Я внимательно посмотрел на ведьму по кличке Муха. Господи, до чего ж страшная! Рожа как у обезьяны.
- Ты и сам не Аполлон, - вдруг сказала Муха до того хриплым голосом, что мурашки по спине пробежали.
- Я ведь предупреждал... – вставил Кощей.
Тут у него зазвонил телефон, и он, сделав неопределённый жест рукой, выскочил в дверь. Из коридора было слышно, как он говорит с кем-то на классической латыни.
Я обратился к Мухе:
- Подожди, подожди... ты умеешь читать мысли?
- Да, - захрипела она. – Но тут и читать не надо. Все утята, глядя на меня, думают одно и то же.
- Что значит «утята»?
- Новички.
- Понятно... тебя зовут Мусфира, да? Это, кажется, арабское имя... ты мусульманка?
- Да, - кивнула Муха. - Я из тех стран, где все женщины носят паранджу, а все мужчины носят оружие. Аллах Акбар!
Глаза Мусфиры загорелись дьявольским фанатизмом, и мне от этого стало не по себе. Словно огонь обжёг меня, даже отодвинуться пришлось. Подумав, я снова пошёл в атаку:
- А ты почему паранджу не носишь?
- Не хочу.
- А зря. Тебе с твоей рожей только в парандже и ходить.
- Заткнись.
- Нет, ну серьёзно: на тебя глядючи, я не могу не согласиться с тем, что человек произошёл от обезьяны...
- Заткнись, - повторила она. – С таким уровнем интеллекта, как у тебя, лучше жевать, чем говорить. Карты мне сообщили, что ты дурак, но я не думала, что до такой степени.
- А что за карты у тебя?
- Не твоё дело.
Тут в дверях появился Кощей с кожаным портфелем в руках и жестом позвал меня за собой. Я вышел из кабинета обратно в коридор.
- Ты бы поменьше трепался с Мухой, - доброжелательно порекомендовал он.
- Почему?
- Ей больно разговаривать.
- Да? А в чём дело-то?
- Ну, в своё время она состояла в какой-то вахаббитской секте. Однажды её там заподозрили в обмане и с целью доказательства преданности радикальным исламским течениям предложили выпить серной кислоты. Она и выпила.
- А... так вот почему у неё с голосом беда... а куда мы идём, Кощей? И это, может, кто-нибудь тут всё-таки соизволит рассказать мне, что мне теперь делать?
- Я всё тебе расскажу. Но сперва надо завершить трансформацию.
- Транс... что?
- Скажем так, обряд превращения тебя в нежить как таковую.
- Мне сказали, я уже превратился... и как это вообще происходит?
Кощей вздохнул и начал целую лекцию.
- В нежить людей превращают некроманты. Доктор, который реанимировал тебя в больнице, является одним из них. Сам видишь, внешне всё выглядит чисто: реаниматолог просто делает свою работу и не даёт тебе умереть. А на самом деле, ты действительно умираешь, а потом тебя воскрешают. Шрам на твоей груди говорит о том, что воскрешать тебя пришлось долго и тщательно. Предугадывая твои вопросы: да, многие некроманты работают не на кладбищах, а в больницах, но некоторые из них сами не знают, кто они такие. Они воскрешают, не думая – технический прогресс на современном этапе этому способствует. Изрядный процент клинических смертей заканчивается реинкарнацией, а не реанимацией, улавливаешь? Тебе повезло: ты попал к некроманту, который знает себя и нас, поэтому ты здесь и твоя трансформация будет завершена надлежащим образом. Но немалое число воскрешённых не знают, что с ними произошло, и продолжают думать, что они живы. Мы называем их полумёртвыми. Некоторые из полумёртвых со временем сами начинают понимать, кем они стали, и сами завершают трансформацию, но им приходится на порядок труднее. Мы помогаем им как можем, но их и выловить непросто, и объяснить ситуацию им непросто – многие начисто отказываются верить в то, что они умерли. Повторюсь, тебе повезло, и поэтому ты здесь.
Тогда я спросил Кощея:
- А в чём заключается трансформация? Это больно?
- Не очень, - подмигнул мой наставник. – Да и боль теперь для тебя ничего не значит.
- И всё-таки, трансформация? Меня заставят выпить крови вампира и принять сатанизм?
- Балбес ты! – рассмеялся Кощей. – Кровь вампира используется в других целях. А сатанизм тут вообще ни при чём.
- Ну как же? – не сдавался я. – Ведь я теперь нежить, дьявольское чудовище...
- Никакое ты не чудовище, а просто часть экосистемы. Если мы существуем, значит, нас тоже создал Бог, мы тоже его творения. Дьявол не умеет создавать. Видишь ли, смерть приходит ко всем людям независимо от их религиозных взглядов, так что ты можешь быть хоть кришнаитом, это твоё личное дело. Итак, трансформация, - наконец-то перешёл Кощей к главному. – Теперь ты мёртв, поздравляю.
Он вытащил из своего портфеля жёлтую резиновую уточку и торжественно вручил её мне.
- Всё, - произнёс он.
- Что – всё?
- Совсем всё. Твоя трансформация завершена.
- Но как же это, ведь... ведь ничего не было? И при чём тут резиновая утка?
- И очень даже просто. Когда ты взял в руки эту милую игрушку, в неё перешли остатки того, что когда-то было твоей жизнью. Теперь в тебе жизни нет, а есть она только в утке. Впрочем, в утке её тоже нет. Разве только символически. В принципе, ты можешь её выкинуть. А можешь оставить себе. Посмотришь на неё лет через двести, и вспомнишь, что когда-то ты тоже был живым.
- Мда-а... а я-то думал...
- На самом деле, - продолжал Кощей, - трансформацию нельзя вот так взять и завершить. Это длительный процесс. Ты ведь наверняка уже почувствовал какие-то изменения в себе.
- Да. Я как-то по-новому ощущаю мир вокруг себя. И ещё на меня лекарства не действуют.
- Всё это происходит потому, что изменился химический состав тебя. И он ещё долго будет меняться. Изменится структура твоей крови, изменится принцип работы нервной системы, да и всего организма в целом. Я тебе обязательно обо всём этом расскажу. Если хочешь, прямо сейчас.
- Валяй, - небрежно согласился я.
- Тогда пойдём в аудиторию. Здесь нам спокойно поговорить не дадут.
Мы с Кощеем медленно шли по центральному проспекту, если этот сводчатый коридор можно так назвать. Он был достаточно широким и очень хорошо освещённым, по нему туда-сюда сновали мои новые собратья-мертвецы. Кощей пытался объяснить мне, кто такие личи, пока у него не зазвонил телефон, и он, жестом остановив меня, отошёл в сторонку.
- Что? – говорил он в трубку своему неведомому собеседнику. – Горгулья? Какая ещё, к чёртовой матери, горгулья? Что? Что она там натворила? Да пусть они засунут эту горгулью себе в... – и Кощей перешёл на латынь.
Пока он трепался, я увлечённо разглядывал бодрый силуэт, двигавшийся по проспекту навстречу мне. Когда силуэт в достаточной степени приблизился, я разглядел странного вида девушку. Она была жилистая, крепкого, даже спортивного телосложения, почти белые волосы её были очень коротко острижены, а вместо бровей над глазами расположились две симметричных татуировки в виде причудливо извивающихся змей. А глаза... её глаза были жёлтыми, как лимон, и в них с трудом удавалось разглядеть крошечные подвижные зрачки. Выглядела девушка лет на двадцать. Одета она была в камуфляжные штаны и обтягивающую чёрную майку без рукавов, её руки украшали многочисленные стильные браслеты, а под мышкой она держала ноутбук. Подойдя ко мне, девушка внимательно меня оглядела и сделала вывод:
- Свежее пополнение в семействе утячьих.
Я галантно поклонился, делая вид, что её слова меня совершенно не обидели.
- Утёночек, ну ты хоть крякни что-нибудь. Имя своё прокрякать сможешь?
Ну, я и прокрякал:
- Миша. Миша Крышкин.
Девушка со змеиными глазами протянула мне сильную руку, и я с трепетом пожал её.
- Ульяна Гадюкина, - представилась она. – Можно просто Гадюка. Ты, я смотрю, без дела тут стоишь. Есть у меня к тебе предложение...
Но предложение загадочной Гадюки мне не суждено было выслушать. Наш разговор прервал Кощей, самым бесцеремонным образом отпихнув от меня мою новую знакомую.
- Иди, иди, Гадючело, - недовольно проговорил он. – Иди в свой серпентарий или куда ты там шла. Мне тут ещё разъяснительную работу провести надо. Тебе нечем заняться? Мне вот доложили, что в городском парке возникли проблемы с горгульями...
- А... тогда ладно. Пойду посмотрю, чего там эти птеродактили творят. До свиданья, утёнок, - и ласково помахав мне ручкой, Гадюка скрылась в неизвестном направлении.
- Кто она? – спросил я у Кощея.
- Гадюка? Оборотень. Человек-змея. Змея живая, человек мёртвый. Знаешь, это отчасти входит в программу моих объяснений. У нас со змеями много общего. Потом расскажу. Пока что тебе следует знать, что от таких личностей, как Гадюка, тебе лучше держаться подальше.
- Это почему ещё?
- Да это неуёмное Гадючело уже наверняка собралось втянуть тебя в какое-то сомнительное дело. Ты гляди, она втянет – глазом не успеешь моргнуть.
Я отрицательно качнул головой.
- Это у неё вряд ли получится. Я – личность не вовлекающаяся.
- Ты в этом так уверен? – с усмешкой спросил Кощей.
- Ну, себя-то я знаю.
- Зато ты Гадюку не знаешь. А мне, в отличие от тебя, её «тонкая натура» хорошо известна.
Мы остановились перед дверью с номером 103. Кощей достал из кармана ключи, отпер дверь, и мы очутились в просторной тускло освещённой комнате, в которой наличествовали стол и две табуретки. Кощей сел на одну из них и вежливым жестом пригласил меня сесть напротив, что я и сделал.
 
- Есть ещё одна серьёзная вещь, - сказал Кощей. – По-настоящему серьёзная. Разговоры говорить могут все кому не лень, трансформация – это вообще дань формализму, а вот Договор Крови – это важно. Поскольку ты – лич, а значит, в тебе есть магическая сила, ты, как и всякий бессмертный маг, должен подписать этот Договор.
- Договор? – удивился я, глядя в глаза Кощея, сделавшиеся отчего-то очень серьёзными. - Договор Крови? То есть... то есть, получается, я должен заключить сделку с Дьяволом и продать свою бессмертную душу? Я правильно понимаю?
Кощей устало подкатил глаза к небу. Точнее, к потолку.
- Совершенно неправильно. Опять ты скатываешься в религиозные дебри. Бог, Дьявол... вот дался тебе этот Дьявол... чтоб ты знал, Бог есть в каждом из нас, и Дьявол есть в каждом из нас, и во мне, и в тебе, и, судя по твоему виду, я могу заключить, что никакого дискомфорта от пребывания в тебе Дьявола ты не ощущаешь. Дьявол – это маленькая корысть и эгоисть, которая радостно потирает ручки у тебя внутри каждый раз, когда ты делаешь кому-нибудь подлянку, вот и всё, что есть Дьявол, никаких чертей с вилами тут и близко нет. Душа? Я склонен думать, что нет никакой бессмертной души, а есть только пустая болтовня священников, используемая ими для наглого шантажа. Душа... что такое душа? Скажи мне, великий ты наш специалист по религиям.
- Я не специалист по религиям, - поспешил отпереться я.
- Тогда не говори о том, чего не знаешь! – строго прикрикнул Кощей. – Ты маг, и ты должен подписать Договор. Я тоже маг и я тоже его подписывал, и, как видишь, ничего страшного со мной не случилось. Это никакая не сделка с Дьяволом, а только договор на использование магической силы.
- А если я не собираюсь ею пользоваться? – я продолжал отпираться. – Если я вообще хочу свалить отсюда, вернуться обратно на свой завод и забыть это гнусное место и всех вас к ядрене-фене?
- Мишутка-Мишутка... – задумчиво проговорил Кощей. – Какой же ты всё-таки болван! Сейчас у всей этой вашей прогрессивной молодёжи мода на индивидуализм. Моя хата с краю, ничего не знаю. Каждый сам по себе, каждый сам за себя, каждый уникален, каждый хочет быть героем-одиночкой, ну просто Суперменом каким-то. Насмотрелись вы, ребята, голливудских боевиков, в которых герой-победитель всегда один и воюет против всех. А не кажется ли тебе, что такую логику насильно вдалбливают в пустые человеческие головы, чтобы разобщить людей и сделать их беспомощными? И не приходило ли тебе на ум, что спасение – в единстве, товариществе и взаимовыручке? Вот возьми ту же Гадюку. Она выросла при коммунизме. И она прекрасно понимает то, чего не хочешь понять ты. Без нас ты долго не продержишься. И, бьюсь об заклад, сюда ты будешь возвращаться ещё много раз. Но самое главное, магия – это единственная сила, способная поддерживать твоё существование. Она будет наполнять тебя против твоей воли, и если ты не будешь знать, что тебе с нею делать, последствия могут быть катастрофические. Договор всего лишь регулирует твои отношения с тем, что можно условно назвать магической силой. Видишь ли, маг – это не какая-нибудь там выдающаяся личность, способная по щелчку пальцев материализовать предметы из воздуха. Чушь! Не бывает такого. Маг – это личность, которая живёт строго по неписаным законам мироздания, живёт в согласии с силами, которые управляют пространственно-временным континуумом, и умеет с ними взаимодействовать. Чтобы жить в согласии с этими силами, их надо понять. Это доступно далеко не каждому. Поэтому далеко не каждый может стать магом. Договор Крови – это документ, удостоверяющий то, что ты усвоил правила игры и согласился с ними. Когда ты подпишешь этот документ, силы, управляющие нашим существованием, станут доступны тебе, и ты сможешь вступить с ними в продуктивное сотрудничество. Но, как ты понимаешь, ничто не даётся просто так. Со своей стороны ты отдаёшь высшим силам часть своей жизни. Или часть своего тела. Или ещё что-то, что для тебя очень важно. Но я рекомендую отдать часть жизни. Ты не просто маг, ты – очень и очень мёртвый маг, и жизни в тебе не больше, чем в табуретке, на которой я сижу. Вот и отдай часть жизни – всё равно ты ею уже не сможешь воспользоваться никогда. В подобных случаях лучше всего отдавать именно то, что тебе не принадлежит. Кроме того, по секрету тебе скажу, у тебя и выбора-то нет. Договор Крови тобою уже давно подписан, и подпись эта зафиксирована на твоём теле. Вот прямо возле шеи, между ключицами, - Кощей внимательно следил за тем, как я ощупываю старый уродливый шрам на своём горле. – Ага, именно здесь. Но не следует нарушать правила документооборота, так что бумажку иметь положено. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!
И Кощей вынул из портфеля разлинованный лист бумаги под заглавием «Договор Крови».
- Это какая-то особая бумага? – поинтересовался я. – Особые чернила?
- Нет. Бумага обычная, для ксерокса, ну а чернила... чем тебя не устраивает обыкновенный лазерный принтер? Или шариковая ручка? – говорил Кощей, вслед за бланком договора извлекая на свет ручку. Он положил бланк и ручку на стол и сказал: - Пиши.
- А что писать-то?
- Что хочешь. Форма Договора – свободная. Не переживай, я твой бред читать не собираюсь. То, что написано тобою в Договоре, должно быть известно только тебе.
Я задумался над тем, что же мне такое сочинить. Почему-то нужная мысль сразу пришла в голову. Как будто я всю жизнь только и занимался тем, что подписывал подобные соглашения. Я быстро нацарапал ручкой две простых фразы, и раз уж Кощей сказал, что они должны остаться тайной, то пускай так оно и будет.
- Написал, - доложил ему я. – Кощей, слушай, а если ты действительно маг... ты продемонстрируешь мне свою магию?
- Продемонстрирую. Когда надо будет.
- Ладно, я написал уже всё, что я об этом твоём Договоре думаю. Что дальше?
Кощей положил передо мной ещё один пустой бланк, ничем не отличающийся от предыдущего.
- Ещё раз пиши.
- Зачем? – не понял я.
Кощей вздохнул. По его виду я понял, что мои вопросы так его достали, что он готов был убить меня на месте. И, наверное, убил бы, не будь я уже мёртв.
- Тебе вообще что-нибудь известно о правилах ведения документации? Договор составляется в двух экземплярах.
Я изобразил на лице глубочайшее понимание его слов и заполнил второй бланк. Закончив, я сказал:
- Признаться, я думал, что Договор кровью писать надо.
Кощей ничего на это не ответил. Он достал из того же своего замечательного портфеля складной ножик и задумчиво взвесил его в руке.
- Бумага, принтеры, чернила... – заговорил он. – Это всё вполне допустимо. И даже правильно. Но ты отчасти прав: Договор действительно надо подписать кровью.
И мой наставник с улыбочкой вручил мне нож. Я повертел его в руках. Таким только консервные банки открывать.
- Кровью? Моей? – переспросил я.
- Только в обморок не падай, - усмехнулся Кощей. – Ну не похож ты на сентиментальную дамочку, которой делается плохо от вида крови. Подписывай уже, нечего обезьяну водить.
Тут уже я взял инициативу в свои руки.
- Во-первых, - сказал я, - такое дело не терпит спешки. С документами, которые ты подписываешь собственной кровью, надо быть внимательным. А во-вторых, дядя, что-то вы, как мне кажется, оказываете на меня психологическое давление, что являет собою наглое попрание Конституции. Я ведь могу и заяву на тебя накатать.
- Какой же ты придурок... – вздохнул Кощей. – Я тут с ним нянькаюсь, как мама с дитятком, а он ещё и хамит. Форменный детский сад. Да ты радоваться должен, что тебе всё в рот положили да ещё и разжевали!
Попытка перехвата инициативы не удалась. Делать было нечего, так что я выдвинул лезвие ножа и сделал тонкий надрез у себя на запястье. Осторожно собрав на кончик лезвия выступившие капельки собственной драгоценной крови, я кое-как изобразил закорючки на обоих экземплярах Договора.
- А почему именно кровью? – робко поинтересовался я.
- Потому, что кровь – это жидкость, сочетающая в себе все четыре элемента мироздания – воду, огонь, землю и воздух. Подписываясь кровью, ты закрепляешь свои слова силой этих четырёх элементов. Кроме того, кровь содержит всю генетическую информацию о своём владельце. И, когда кровь твоя проливается на Договор, высшие силы получают полные сведения о том, кто именно с ними связался.
Бумага, пропитавшаяся кровью, слегка покоробилась.
- Любезный мой друг Кощей, не могли бы вы предоставить мне пластырь?
- Пока нет, - покачал головой Кощей. – Ведь ещё должна быть печать.
Ты смотри, сюрприз за сюрпризом...
- Печать?
- Ну а как без печати-то? – и Кощей как-то странно мне подмигнул. – Договор двусторонний. От физического лица – подпись. От юридического – печать. А поскольку силы, с которыми ты связываешь своё существование, и так присутствуют в тебе, то и печать ты поставишь сам, опять же, кровью. Только эту печать ещё надо изготовить. Ты хотел удостовериться, маг ли я? Что ж... хочешь увидеть немного магии?
Не дожидаясь моего ответа, Кощей встал из-за стола, с загадочным видом фокусника поводил в воздухе руками, пробормотал что-то себе под нос, кажется, снова на латыни, сделал странный жест, и в углу комнаты с самым невозмутимым видом материализовался компактный фрезерный станок. У меня, признаться, даже челюсть отвисла. Не веря глазам своим, я подошёл к станку и осторожно его потрогал, будучи уверенным, что это всего лишь иллюзия или голограмма какая-нибудь. Нет. Станок был самый настоящий. Глядя на него, я смутно ощутил, что ещё парочка подобных фокусов, и меня прямо отсюда увезут в сумасшедший дом.
Кощей подошёл ко мне и вложил в мою ладонь небольшую металлическую пластину.
- Вот тебе заготовка, - сказал он. – Можешь делать себе печать. Помочь или сам справишься?
- Обижаешь, - недовольно бросил я, пытаясь восстановить ход мыслей. – Я фрезерный станок знаю лучше, чем свой домашний адрес. Но какой должна быть эта печать?
- Какой угодно. Хоть в виде портрета Адольфа Гитлера.
- Хм... а можно... можно рамку с надписью «Уплочено»?
- Вполне.
Я закрепил заготовку на столе станка, включил фрезу и приступил к изготовлению печати. Сталь, из которой была сделана заготовка, оказалась достаточно мягкой, и сверло шло по ней как по маслу. Ещё никогда фрезеровка не давалась мне столь хорошо и при этом никогда не вызывала в грешной душе моей столь смешанные чувства. Меня, например, очень сильно волновал вопрос: а будет ли печать, сделанная с помощью наколдованного из воздуха станка, иметь юридическую силу? Мать вашу, о чём я думаю...
Когда печать была готова, я приложил её, ещё тёплую, к запястью своей левой руки, из которой вполне бодро продолжала сочиться кровь. И оба экземпляра договора вскоре украсились багровой надписью «УПЛОЧЕНО». После этого Кощей помог мне залепить рану пластырем.
- А что, - решился спросить я, - на Договоре разве не ставится дата?
- Нет, - ответил Кощей. – Договор не имеет даты заключения и не имеет срока действия. И последнее, - в его руках появился коробок спичек. – Один экземпляр Договора ты оставляешь себе. Второй отправляешь туда, - и он неопределённо ткнул пальцем в потолок.
- Хм... по-моему, если я его сожгу, дым из этого подполья вряд ли когда-нибудь долетит до небес.
- Здесь хорошая вентиляция.
Как и сказал Кощей, я сжёг один из экземпляров, а второй сложил гармошкой и отправил себе в карман. Я очень надеялся, что на этом всё же закончится идиотская кинокомедия, в которой я исполняю роль третьего трупа справа. Кощей тоже на это надеялся, так что, когда формальности с документацией были утрясены, он сам предложил мне выйти и отдышаться. Я сказочно обрадовался такому предложению, но, перед тем, как выйти в коридор, спросил:
- Кощей... ты говорил, что маги не могут создавать предметы из ничего.
- Говорил, - кивнул мой наставник.
- Но как ты сделал этот станок? Это ведь иллюзия, верно?
- Станок настоящий, - ответил Кощей. – Он уже чёрт знает сколько времени тут стоит. А иллюзия – это лишь то, что до нужного момента скрывало его наличие от твоих глаз.
И я вышел в коридор, будучи окончательно сбитым с толку.
 
 
3. Ликбез
 
Лучше б я не выходил, ибо увиденное мною в коридоре снова натолкнуло меня на вопрос: а не показаться ли мне психиатру?
По проспекту шествовала Гадюка в сопровождении парочки увальней, и они втроём волокли по полу опутанное стальными цепями существо, отчаянно пытавшееся сопротивляться. Затрудняюсь сказать, кого мне это существо напоминало. Оно было каменно-серого цвета, с мощными кожистыми крыльями, когтистыми лапами и невероятно уродливой головой, вид которой напомнил мне кадры одного жутковатого фильма про злобных инопланетян. Существо, кажется, было ранено – за ним тянулась полоска крови, причём кровь эта была болотно-зелёного цвета.
- Что это за тварь? – с безопасного расстояния спросил я у Гадюки.
- А, утёнок... – улыбнулась Гадюка и ласково пнула неведомое создание. – Ты про это?
- Ага. Что это такое? Или кто?
- Да так, ерунда, экспонат, сбежавший из паноптикума.
- Это горгулья? – выдвинул я робкое предположение.
Гадюка внимательно на меня поглядела и ответила:
- Это – вопиющий пример глупых шуток наших вампиров, но если тебе удобно, ты можешь называть это горгульей. Видишь ли, у вампиров имеются выраженные проблемы с чувством юмора. Горгулья, мирно пасущаяся на лужайке городского сквера! Очень смешно. Наша служба дегоргулизации уже задолбалась мотаться по таким вызовам.
- Горгулья... настоящая горгулья в центре города? – не поверил я, глядя на жуткого вида создание, бьющееся на полу. – Но ведь это же, наверное, опасно? Она могла кого-нибудь убить!
Неожиданно выросший за моей спиной Кощей положил тонкую сухую руку мне на плечо. Я невольно вздрогнул. Не каждый день тебе на плечо кладёт руку сама Смерть...
- Горгульи не опасны, - сообщил мне Кощей. – На вид они, конечно, страшненькие, но вреда от них никакого. Исключительно мирные и совершенно безобидные создания.
Я поглядел на Кощея. Он стоял и смотрел на горгулью с доброй улыбкой.
- А если, скажем, эту тварь увидел бы кто-нибудь из живых людей? Спалили бы всю контору!
- Ты знаешь, если парочку граждан с галлюцинациями на месяцок засунут в дурдом, а какой-нибудь местный алкаш дядя Вася решит бросить пить, от человечества не убудет. Да и потом, Миша, вот ты лич, у тебя в задатках полно магических способностей. Неужели ты не воспользовался бы ими, чтобы вытравить из сознания людей память о встрече со сверхъестественным существом?
Я подумал и согласился. Действительно, магия же есть. Боже, какая бредятина. Мне срочно нужны таблетки от психозов.
Горгулья снова попыталась освободиться от цепей, и один из ребят, состоящих в таинственной службе дегоргулизации, злобно ударил её ногой. Горгулья закричала. Её голос был близок к ультразвуку, и я заложил руками уши, с сочувствием глядя на мистическую тварь. Я вдруг понял, что тварь эта была глубоко несчастна. Миролюбивую горгулью, которая никакого зла не сделала, ранили, заковали в цепи и как следует отпинали. А ведь она совершенно ни в чём не виновата. Бедная зверушка...
- Пожалуйста, не бейте её, - сказал я, когда горгулья притихла. – Ей же больно.
- Расслабься, эти твари не чувствуют боли, - успокоила меня Гадюка. – Они сделаны из преобразованного камня. Где ты видел у камня болевые рецепторы?
- А почему же тогда она кричала? – спросил я.
- Да обидно ей, вот и всё.
Гадюка и её товарищи потащили горгулью дальше. По-видимому, надо было вернуть её обратно в паноптикум. Следом за ними появилась недовольная уборщица со шваброй, и, негромко ругаясь, принялась вытирать с пола кровь. Мы с Кощеем вернулись в аудиторию №103 и снова уселись за стол друг напротив друга.
 
Кощей пощёлкал узловатыми пальцами и начал свою речь:
- Я проведу для тебя общий курс разъяснений. Потом, если захочешь, ты сможешь задать мне свои вопросы. Идёт?
Я молча кивнул.
- Хорошо. Итак, смерть. Все процессы человеческой жизнедеятельности основаны на стремлении к ничегонеделанию. Можно сказать, что ничегонеделание является целью существования как таковой. Состояние абсолютного ничегонеделания называется смерть. Такой вот смысл жизни, основная её цель. Но частенько у людей бывает так: цель достигнута, отлично, а дальше что? Ответа нет. А знаешь, почему? Потому, что люди неправильно понимают свою цель, неверно понимают явление смерти. Смерть – это не точка. Смерть – это процесс, а не результат. Смерть – это не отсутствие жизни, а её разновидность. Скажем так, если жизнь, как считают некоторые специалисты, это форма существования белковых тел, то и смерть – тоже форма существования белковых тел. Только несколько иная. Ты сам это всё поймёшь и ощутишь на себе.
Тебе, наверное, интересно, чем же именно отличается мёртвый от живого. Много чем. У двух форм существования, именуемых жизнью и смертью, масса различий, однако они становятся видны не сразу. После обращения живого в нежить их трудно определить, они проявляются позже. Ты, например, заметил только, что на тебя перестали действовать лекарства. На самом деле, они на тебя действуют, только немного не так, как на живых. Снотворные не смогут тебя усыпить, потому что... ну как того, кто уже умер, ещё и усыпить? Сон мёртвых отличается от сна живых. Обезболивающие не снимут твою боль, потому что на самом деле никакой боли мертвец не чувствует, а только не успевший ещё привыкнуть к такой форме существования мозг будет настойчиво далдычить тебе о том, что если тебя укололи булавкой, то тебе должно быть больно. Читал про условные рефлексы Павлова? Они какое-то время ещё будут действовать. Потом алгоритмы работы твоего сознания перестроятся. Надо будет привыкнуть. Работа всей нервной системы изменится, ты перестанешь чувствовать боль, холод, жар и щекотку, ты потеряешь обоняние и вкус. Вернее, не потеряешь, но они сильно изменятся. Что же до лекарств, то их действие на тебя может оказаться весьма неожиданным. У каждого неживого это строго индивидуально, и я бы рекомендовал тебе посоветоваться на эту тему с нашими медиками – если, конечно, будет желание.
Дело в том, что вместе с сознанием перестроится и тело. Как я уже говорил, это довольно длительный процесс, он продолжается не день и не два, а несколько лет. У тебя изменится состав крови и протоплазмы. Твоя кровь, например, по своему составу будет идеальна. Твой обмен веществ станет очень быстрым, так что на тебя перестанут действовать яды и наркотики – они будут просто моментально выводиться из организма. Это, кстати, относится и к таким веществам, как алкоголь и никотин. Ты будешь быстро пьянеть и столь же быстро трезветь, а что касается курева... курящему умертвию, чтобы поддерживать уровень никотина в крови, придётся курить каждые десять минут.
Это что касается метаболизма. А вот жизненные процессы, напротив, замедлятся. Какой бы пример привести... ну, вот это очень хорошо заметно у женщин. Их менструальный цикл после смерти начинает становиться всё длиннее и длиннее, пока, наконец, не станет настолько длинным, что попросту остановится. У тебя будут замедляться процессы роста волос и ногтей, пищеварительные процессы, и вместе с ними замедлится, а потом и вовсе остановится процесс старения. Видишь ли, в процессе генерации новых клеток в организме концы цепочек ДНК потихоньку распадаются. Это и вызывает старение. У тебя новые клетки генерироваться перестанут, а значит, и хвосты генетических молекул останутся в целости и сохранности.
При всём при том, отсутствие генерации нового нисколько не повлияет на регенерацию старого, так что со временем раны, порезы или какие-нибудь там язвы желудка начнут заживать на тебе, что называется, как на собаке. Твой организм обретёт постоянную структуру, и в случае каких-то нарушений будет снова и снова эту структуру восстанавливать. Но того, что ты сейчас называешь бессмертием, тебе это не даст. Тебя всё ещё можно уничтожить, только это будет называться не смерть, а аннигиляция. Если выстрел из дробовика размажет твою голову по стенке, то никакая регенерация тебе не поможет, хотя, по секрету скажу, такие случаи могут быть исправимы. Если тебя растворят в серной кислоте или сожгут напалмом – это всё, крышка, капут. Так что я бы не советовал тебе разгуливать в центре ядерного взрыва.
Что ещё... я говорил тебе, что мы очень близки к змеям. Это важно. Змеи – хладнокровные животные, их температура тела напрямую зависит от окружающей среды, а их жизнь напрямую зависит от температуры тела. У нас точно так же. Если ты ещё не почувствовал, то совсем скоро начнёшь чувствовать странный холодок у себя под кожей, он будет сопровождать тебя в любую погоду, и зимой, и жарким летом. Потому что этот холод не снаружи, а внутри тебя. Тебе нельзя замерзать. Переохлаждение – это для неживых неприемлемо, в холоде мы быстро скисаем и впадаем в спячку. Поэтому тебе следует внимательно следить за метеорологическими сводками и тепло одеваться. В лютую зиму ты можешь и не почувствовать мороза, поскольку нервные окончания тоже изменят свою работу, однако последствия от переохлаждения будут самые неприятные.
Но всё то, что я тебе сейчас рассказал, это мелочи, сопутствующие обстоятельства. То главное, что отличает живого от неживого – это неспособность мертвецов генерировать жизненную энергию. В этом вся суть нашего существования. Живые поддерживают своё существование за счёт энергии, которая генерируется внутри них самих. Нежить же собственной жизненной силы не имеет, и может существовать лишь за счёт энергии, похищенной у живых. Это можно назвать энергетическим вампиризмом, хотя правильнее будет сказать «экспроприация». Без этого, увы, никак. Ты, приятель, умер, и жизни в тебе нет. Соответственно, всё, что наполняет жизнью тех, кто ещё не умер, тебе не нужно. Пища живых, воздух живых, любовь живых – всё это для тебя теперь ничто. Единственная твоя отрада, единственный твой долбаный наркотик – это жизненная энергия, которую тебе у живых придётся каждый день экспроприировать. Эта энергия нужна тебе для поддержания собственного существования, а также для использования магии. Поэтому тебе придётся постоянно контактировать с живыми – это, например, причина того, что никто из нас надолго не задерживается в Андерграунде, потому что живых здесь нет. Здесь, правда, есть энергогенераторы. Знаешь ли, современные технологии значительно облегчают наше существование. Во времена энергетического голода ты сможешь получать энергию даже из обыкновенных батареек, но энергия эта – суррогат, и долго ты на таком пайке не продержишься. Нужна энергия живых людей – та энергия, которая заставляет биться их сердца, и которая тебе тоже нужна для сердцебиения. Большую часть времени пополнение твоих энергетических запасов будет происходить автоматически, как только рядом с тобой будут появляться живые люди. Если ты гуманист – не переживай, они от этого нисколько не пострадают. У них энергия генерируется бешеными темпами, а ты будешь брать у них совсем немного, и они этого даже не заметят. Проблемы могут быть только тогда, когда тебе нужно много энергии, например, для магии или для восстановления после попадания в серьёзные неприятности, а большого числа людей поблизости нет. В этом случае тебе уже придётся контролировать процесс похищения энергии у драгоценных сограждан, чтобы им не навредить. Кроме того – и это очень серьёзно – кроме того, бывают критические ситуации. Когда тебе срочно нужна энергия в больших количествах, и энергетический голод доводит тебя до такого состояния, что ты начинаешь бесконтрольно высасывать жизнь из всего, что движется. Для окружающих это опасно. Старайся не доводить свой организм до такого состояния. От этого либо будут сильно страдать окружающие тебя люди и животные, а иногда даже растения, либо к тебе начнёт поступать энергия, несовместимая с тобою лично. Практика показывает, что если набраться неподходящей энергии, она принесёт объективную пользу, но тебе от неё будет очень плохо, и морально, и физически, и в итоге КПД окажется маловат.
Есть ещё один нюанс, который может основательно навредить людям. Оживших мертвецов считают злобными тварями, но, по правде говоря, нежить не может быть злой сама по себе. Неживой отличается от живого по сути лишь тем, что он умер, а смерть в равной степени постигает как злых людей, так и добрых. Проклятие смерти неспособно изменить характер человека, напротив, оно подтверждает и усиливает его. Само же это проклятие заключается в том, что за спиной всякого неживого стоит смерть как таковая. И если неживым она не доставляет дискомфорта, то живые здорово от неё страдают – но, повторюсь, от личных качеств неживого это не зависит. Энергии смерти, окружающие неживого, находятся в постоянном конфликте с энергиями жизни. Поэтому неживым бывает трудно находиться рядом с живыми, как и живым с нежитью. Всё зависит от того, чья энергетика в данном случае сильнее. Живые далеко не всегда осознают свою силу, нежить же её осознаёт вполне и успешно ею пользуется, так что в конфликте чаще побеждает смерть – даже если неживой не желает зла живому. Превосходство смерти выражается в том, что рядом с нежитью живые теряют силы, здоровье, настроение, на них постоянно сыплются неудачи и прочие неприятности. Неживой, находящийся в обществе живых, должен это учитывать, и если он не хочет навредить ближнему своей энергетикой, ему следует строго её контролировать, а ещё лучше – отдалить от себя ближнего на безопасное расстояние или отдалиться самому. Именно поэтому большую часть времени неживые существуют уединённо.
Подводя итог, хочу сказать о еде. Еда смертных тебе не нужна, но тебе можно и даже нужно иногда что-нибудь есть, чтобы пищеварительная система не пришла в негодность. Она ещё может тебе понадобиться. Кроме того, некоторая пища будет, как ни странно, приносить тебе пользу. Я говорю о животной пище – это мясо, рыба, всякие там кальмары. Для понимания этого придётся быть настоящим индейцем. Дело в том, что, поедая мясо, ты забираешь себе часть силы того живого существа, которым это мясо когда-то было. То есть, из мяса ты получаешь небольшое количество жизненной энергии. Вот, собственно, и всё. Надеюсь, мои объяснения были тебе понятны.
 
Когда Кощей замолчал, я был в каком-то оцепенении от его слов. И именно в этот момент я почувствовал то, о чём он говорил – лёгкий озноб по всему телу. Я поплотнее закутался в свой идиотский пиджак, размышляя над его словами. Это всё было бы интересно и познавательно, как бредни шизофреника, если бы это не касалось меня лично. Впрочем, я не мог сказать, что изложенная Кощеем суть вещей меня пугала. Нет. Для меня это было просто непривычно, но, справедливо решив, что со временем привыкну, я задал Кощею вот какой вопрос:
- Ты, как я понимаю, рассказывал мне о личах. А какие ещё бывают виды нежити? Чем от меня отличаются вампиры или, например, оборотень по имени Гадюка?
- Охотно расскажу, - улыбнулся Кощей и снова погрузился в просветительскую [или протемнительскую?] работу. – Для начала я расскажу тебе о вампирах и оборотнях, так как они идут несколько особняком.
Вампир – это существо немного иной природы, чем мы. Вампирами становятся не в результате смерти, а в результате действия проклятия вампиризма. По сути, вампиризм – это никакое не проклятие, а всего-навсего вирус. Болезнь, передающаяся через кровь. Передача вампирической эссенции на кончике наркоманской иглы – самый распространённый способ стать вампиром в наше время. Вирус вампиризма, попадая в организм человека, перестраивает его до такого состояния, что человек, по сути, умирает – так же, как и мы с тобой. Но продолжает существовать и успешно функционировать. Как тебе известно, вампиры пьют кровь – она нужна им для поддержания собственного существования так же, как нам жизненная энергия. Принцип абсолютно одинаковый. Кровь вампира – очень ценная вещь. Она используется нами в самых разных целях. Ну, что ещё... вампиры боятся солнечного света, потому что он их разрушает, да и с серебром у них непростые отношения.
- Тогда почему вампирша Даша, которая привела меня сюда, спокойно разгуливала по городу средь бела дня? И почему у неё не было клыков?
- Я же тебе говорил, что технологии современной цивилизации и достижения прогресса здорово нам помогают. Солнцезащитный крем, контактные линзы, тёмные очки, тонировочная плёнка – всё это частенько используется вампирами для маскировки и защиты. Конечно, никакой крем не даст вампиру стопроцентной защиты от прямых солнечных лучей, как и не защитит от обгорания кожу зазевавшегося пляжника, но, как ты наверняка заметил, сегодня на улице пасмурно, яркого солнца нет, и вампиры в такую погоду чувствуют себя совершенно спокойно. Ну а клыки – вообще ерунда. Клыки вампиров прикрывает от ненужных взглядов простейшая зрительная иллюзия, сделанная для них нами, личами.
Далее. Оборотни. Оборотень – это существо двойственной природы. По сути, это мёртвый человек, жизнь которого заключена в животном – как правило, именно в том животном, которое его и убило. 7-го мая 1949-го года известная тебе Ульяна Гадюкина в гордом одиночестве разгуливала по лесу, где её покусала ядовитая змея. В конце весны укусы гадюк смертельны. В том бы лесу Ульяна и осталась навсегда, если б каким-то способом, до конца не ясным даже ей самой, не умудрилась связать свою угасающую жизнь с укусившей её змеёй. Так мёртвый человек и живая змея стали единым целым, и одно существо умеет принимать форму другого. Оборотень превращается не просто в какое-то там условное животное, а в совершенно конкретный организм, существующий на нашей планете в единственном экземпляре. Впрочем, это не всегда живой организм в привычном тебе понимании. Есть у нас тут один кадр, которого прикончили, по пьяни треснув табуреткой по голове, так он в эту же табуретку свою жизнь и засунул. Так что, если оборотней-волков называют вервольфами, то среди нас тебе может встретиться вертабурет.
- Человек-табуретка? – удивился я.
- Именно так. Пользы от его перевоплощений, конечно, немного, хотя, если надо что-нибудь подслушать, то умение изобразить из себя мирно стоящую в углу табуретку может быть весьма полезным. Правда, этот вертабурет утверждает, что ему очень не нравится, когда на нём сидят.
- И что же, если бы я сумел связать свою жизнь с убившим меня роялем, из меня бы получился человек-рояль?
- Возможно. Но тебе ума не хватило распорядиться своей жизнью, и ты просто её лишился. Думаю, оно и к лучшему – нам тут только роялей в кустах не хватало. Следует сказать, что оборотни не нуждаются в энергии живых людей, для них главное – накормить своё второе «я», накормить зверя, в котором заключена их жизнь. Ты бы изрядно удивился, если б узнал, что Ульяна Гадюкина питается мышами и лягушками. Что предпочитает кушать табуретка – я и сам не знаю.
Едем дальше. Природа личей тебе уже известна. Это мёртвые маги. Упыри – это те же личи, только без магических способностей. Очень сильные умертвия, существующие по известным тебе правилам. Таковых среди нас большинство. Зомби – тоже умертвия, причём смерть их вызвана органическими поражениями мозга – инсультом, например. Из-за этого мозги у них практически не работают, хотя тело функционирует так же, как и у нас с тобой. Лишившись собственных мозгов, зомби жадно пожирают чужие. Достаточно тупые ребята, но себе на уме, хоть и ума у них – кот наплакал. Кто ещё? Гулли... гулли – это продукт творчества вампиров и личей. Нам с вампирами часто нужны помощники, вот мы и делаем себе гуллей с помощью хитрых манипуляций с неживой кровью. Гулли не являются вампирами, да и от нас с тобой они достаточно далеки, они даже ближе к живым, но всё-таки они не живы. Особенность каждого гулля в том, что он несамостоятелен, у него нет собственной воли, зато всегда есть вампир- или лич-хозяин, и между гуллем и его хозяином существует сильная ментальная связь. Те двое ребят, которые вместе с Гадюкой тащили по коридору эту несчастную горгулью, как раз таки были гуллями. Гулли сильнее обычных людей, но слабее вампиров, и существуют в нашем мире они недолго. Ну а некроманты – это обычные живые люди с хорошими способностями, они воскрешают таких, как ты или я, и за это с нашей стороны получают вкусные плюшки. Вот, собственно, и всё.
- А привидения и вурдалаки? – спросил я.
- Привидений не существует, а вурдалак – это вообще жреческая профессия. Ну, ещё будут вопросы? – и Кощей выразительно изобразил на лице усталость.
- У меня остался только один вопрос. Точнее, просьба. Ты – мёртвый маг и я – мёртвый маг. Но я совершенно ничего в этом не смыслю. Расскажи мне про магию.
- Что ж, - вздохнул Кощей, - магия. Магия состоит из нескольких разделов, или, если тебе угодно, ступеней. Первая ступень магии – это считывание информации. Это ступень, с которой всё начинается, и на ней же многие останавливаются. Например, известная тебе ведьма Муха – всё знает, а делать ничего не хочет. Как ты уже заметил, у тебя изменилось восприятие пространства. Ты начал считывать информацию с предметов – от них к тебе приходят знания о том, из чего они сделаны, как они сделаны, что они видели, что они помнят. При должном уровне подготовки ты сможешь узнать что угодно откуда угодно, и любая стена с удовольствием расскажет тебе больше, чем живой человек под самыми страшными пытками.
Вторая ступень магии – это уже работа с полученной информацией. Генерирование информации и управление ею. Когда мы впервые зашли в эту комнату, я сформировал сильный информационный блок, состоящий в неистинной зрительной информации о том, что здесь ничего нет, кроме стола и табуреток, и засунул этот блок тебе в голову. Когда я его снял, ты увидел стоящий в углу станок. Это произошло потому, что ты ещё пользуешься глазами так, как привык ими пользоваться при жизни. Когда ты научишься использовать «внутреннее зрение», подобным фокусом тебя уже провести не смогут.
- Внутреннее зрение? – осведомился я. - И что, для этого надо как-то по-хитрому глаза настроить?
- Глаза? Можешь выбросить их на помойку. Органы чувств тебе больше не нужны. Вскоре ты научишься видеть не глазами, а непосредственно мозгом, и все остальные сенсорные функции тоже будет выполнять твой мозг.
Но вернёмся к нашим баранам. Когда ты научишься считывать информацию и управлять ею, ты сможешь применять энергию для преобразования пространственно-временного континуума. Возвращаясь к первой ступени, следует сказать, что вся информация, которую ты сможешь считывать, связана воедино тем, что называют информационным полем Земли или ноосферой. Ноосфера так же соединена с твоим подсознанием, и все те сведения, которые есть в ноосфере, по умолчанию доступны тебе. Поэтому, когда ты считываешь информацию с предмета или события, ты, по сути, считываешь её из собственной головы. В ноосфере содержатся данные о прошлом, настоящем и будущем, хотя делить время на составляющее несколько неразумно, потому что время – это единая структура. Все эти данные представлены в ноосфере в виде точно просчитанных вероятностей тех или иных событий, и магия – это работа с вероятностями. Сознание мага должно сопоставлять и анализировать данные из ноосферы, после чего перетасовывать их оптимальным способом. По идее, тут нужен точный расчёт, но я в математике ноль полный, так что этого тебе объяснить не смогу, Мусфира расскажет лучше. Я только объясню принцип.
Приведу простой пример с бутылкой водки. Если хочется выпить, а выпить нечего, ты не сможешь наколдовать себе бутылку водки в холодильнике. Откуда она там возьмётся? Вероятность нулевая. Надо понимать разницу между практической магией и чушью. Поэтому тебе всё-таки придётся идти в магазин.
И вот тут начинаются вероятности. В магазине может быть водка, а может не быть. Если в свои 24 ты выглядишь на 17, у тебя могут потребовать паспорт, а могут и не потребовать. В магазине может быть большая очередь, что не есть комильфо, но может и не быть. Наконец, магазин может быть попросту закрыт. Твоя первоочередная задача – обмозговать вероятности возможных препятствий между тобою и водкой. Есть, конечно, и другие факторы. Например, на пути в магазин тебя может сбить машина, и тогда уже до водки ты доберёшься не скоро. Тут всё зависит от ситуации.
Ну а дальше ты обнуляешь ненужные вероятности любым известным тебе способом. Я обычно щёлкаю пальцами на каждую вероятность плюс один. В результате я иду в магазин и спокойно покупаю там водку. Есть ещё другой вариант. Всегда остаётся фактор неизвестности, и если мы что-то не учли, события могут сложиться по-другому. На этот случай у нас есть «+1». События всегда складываются в нашу пользу, и у нас всегда всё получается легко и просто.
Есть, правда, ещё одна тонкость. Это правильный выбор времени для чтения заклинания. Бесполезно колдовать, стоя перед закрытой дверью магазина, вряд ли она тут же откроется. Бесполезно обнулять уже собравшуюся очередь из тридцати человек. То есть, её теоретически можно разогнать в два счёта, но для этого надо уметь воздействовать на чужую волю, а это уже не каждому дано. Так что настраивать вероятности надо заранее. Понятно, что проводимый магический ритуал – в моём случае это щелчок пальцами – не просто формальность, а серьёзное дело, во время которого я концентрируюсь и направляю свою энергию в нужное русло. Заклинания разной мощности требуют разных затрат энергии и разного уровня способностей мага. Живому магу проще в том смысле, что энергия для всех этих дел генерируется внутри него самого, а неживому ещё надо где-то эту энергию добыть. Достаточно сильный маг с мощным энергетическим потенциалом может извлечь из информационного поля и преобразовать в действительность самую ничтожную вероятность из всех, которые там есть. С любой ненулевой вероятностью можно работать.
Но высший пилотаж в том, чтобы работать с вероятностью равной нулю. Это могут единицы. И то я подозреваю, что, на самом деле, вероятность, с которой они работают, всё-таки ненулевая, ведь в нашем мире возможно абсолютно всё.
- А вот горгулья? Это какая разновидность магии?
- Горгульи, големы, ожившие скелеты и прочая нечисть – это не магия, а алхимия. Преобразование веществ. В данном случае – преобразование относительно неживой материи в относительно живую. Одно из свойств вампирской крови. На этом я, пожалуй, и закончу свой рассказ. Мне вскоре надо будет кое-куда выдвинуться. Напоследок скажу, что с твоей стороны было бы очень глупо пересказывать всё это кому-нибудь из живых. Если живые узнают о нашем существовании, нам всем очень быстро настанет крышка, - сказав это, Кощей устало положил руки на стол.
- Да, да... – кивнул я. – Мне и самому домой хочется. Я тоже устал и должен как следует обо всём этом подумать.
- Тогда зайди к Мухе в Регистратуру, у неё для тебя кое-что есть.
Кощей покинул меня, и я отправился к Мухе. Нужный кабинет я нашёл не сразу – всё-таки в этих катакомбах заблудиться – как два байта переслать. Но всё же я не заблудился. Мусфира выдала мне старенький и побитый жизнью сотовый телефон в комплекте с зарядным устройством – на тот случай, если мне понадобится связаться с кем-нибудь из базы. В записной книжке уже были странного вида семизначные номера Регистратуры и Кощея.
- А можно мне номер Гадюки? – робко спросил я.
Мусфира хрипло ответила:
- С удовольствием бы дала, но она не носит телефона.
Я поблагодарил её, положил мобильник в карман и вежливо поинтересовался, как мне попасть во внешний мир. Муха заботливо проводила меня к выходу, из которого я по уже знакомой мне лестнице выбрался наверх и медленно побрёл домой.
 
 
4. Innervision
 
Сказать, что мне было плохо, - это не сказать ничего. Мне было настолько плохо, что я бы с удовольствием бросился под машину, если бы в сложившейся ситуации от этого хоть что-нибудь изменилось. Настроение у меня было паршивое, а самочувствие – и того хуже. Во-первых, мне было холодно, а тот глупый наряд, в котором я весь день щеголял, был слишком лёгким для ноябрьской погоды. Во-вторых, у меня по-прежнему болела правая нога. В-третьих, я ощущал во всём теле такую страшную усталость, что едва мог идти. Я шатался на ходу, и весь мой вид наверняка повергал прохожих в изумление. А если бы мне встретился милиционер и захотел бы проверить мои карманы, он бы изумился ещё больше, обнаружив при мне паспорт, резиновую уточку, допотопный сотовый телефон, стальную печать в виде надписи «Уплочено», ключи от квартиры [где деньги лежат] и смятый в гармошку несуразный документ, подписанный кровью. О том, куда меня отвёл бы милиционер – в отделение или в психбольницу – я старался не думать.
Впрочем, даже если бы я и решил о чём-нибудь таком подумать, у меня бы это вряд ли получилось. Содержимое моей головы представляло собою полнейший винегрет. Договор на использование магической силы, невидимый фрезерный станок и экспроприация жизненной энергии вертелись вокруг силуэта алхимической горгульи, оживлённой с помощью крови вампира, рядом приплясывал оборотень-коммунист, которого более чем полвека назад искусала змея, мимо проезжала блондинка на «Тойоте», с ног до головы вымазанная солнцезащитным кремом, продвинутые бессмертные маги разговаривали со стенами, а завершалась вся эта композиция человеком-табуреткой, утверждающим, что табуретки – очень депрессивные создания, поскольку всё, что они в своей жизни видят, - это жопа.
Растирая рукой замерзающую шею, я снова наткнулся пальцами на свой старый шрам. Этот шрам некоторые люди называют «меткой смерти». Я получил его много лет назад, когда лежал в реанимации с тяжёлым отравлением – естественно, пачку таблеток я перед этим проглотил не от хорошей жизни, а по заданию общества охотников на нежить. Дело в том, что моё отравленное тело тогда пребывало в настолько плачевном состоянии, что даже не хотело дышать, и врачам пришлось вставить мне резиновый шланг в трахею, чтобы восстановить дыхание. Полученные таким образом шрамы у людей, прошедших через реанимацию, бывают довольно часто. Интересно, почему Кощей счёл этот шрам моей подписью под Договором Крови? Может быть, шрам свидетельствует как раз о том, что когда-то я, пытаясь покончить с собой, действительно отдал часть жизни и вступил в сотрудничество с высшими силами? Бог ты мой, настолько высококачественного бреда в моей голове давно не водилось.
Размышляя об этом, я всё шёл и шёл, а люди шли мне навстречу, впрочем, предпочитая обходить стороной. Идти было далеко, а у меня даже денег на проезд при себе не имелось. Шутки ради я попытался материализовать у себя в кармане червонец, но материализовалась там только крепко сжатая фига. Серые люди, серые здания, серый асфальт и серые автомобили проплывали мимо меня с равнодушным пессимизмом. Да и мне нерадостно было. Смерть состоялась, цель достигнута, а структура моего бесцельного существования от этого никак не изменилась. Вот я иду по улице, измеряя шагами время. А куда я иду? Домой. И что я там буду делать? Или что я буду делать в других местах? Зачем вообще где-то что-то делать? Зачем жить? Зачем умирать? Так надо? Кому надо? И для чего?
Слишком много вопросов.
 
Моя квартира встретила меня сквозняками и приветливым слоем пыли на столах и стульях. Отопительный сезон не успел ещё добраться до дома, в котором я жил. На моей жилплощади поселилось запустение, и во всех комнатах было холодно, темно и никак. Этого наглого постояльца требовалось срочно выгнать. Первым делом я зажёг везде свет, плотно закрыл окна, включил телевизор и, придя на кухню, инсталлировал на газовую плиту свой старый раздолбанный чайник. Пока в нём нагревалась вода, я наконец-то снял опротивевший мне клоунский костюм, быстренько принял горячий душ, и по завершении водных процедур завернулся в тёплый халат. Начал согреваться. Вскоре и кипяток подоспел, и я заварил себе чай из пакетика. Нахлобучил туда сахара побольше, уселся перед телевизором и сделал первый глоток.
Странная вещь. Я не ощутил вкуса чая. Совсем не ощутил, как будто пил не чай с большим количеством сахара, а чистейшую дистиллированную воду. Я вернулся на кухню и разболтал в той же чашке ещё один пакетик. Когда заварка потемнела вдвое, я снова попробовал свой напиток. Никакого вкуса. После нескольких манипуляций с чайными пакетиками и кипятком у меня получился ядрёный чифирь. Но его вкус на деле оказался настолько слабым, что напоминал какие-то помои. Я принялся ворошить полки со своим хозяйством. Нашёл соль, острый перец, тимьян какой-то. Высыпал это всё в чашку и как следует размешал. От такого сочетания приправ меня должно было вывернуть в приступе тошноты, но нет, вкус напитка не изменился. И я снова пришёл к выводу, что всё это мне не приснилось, и что Кощей рассказал всё как есть. Мои вкусовые рецепторы изменили свою работу. Теперь я не чувствовал вкуса. Хорошо это или плохо? Затрудняюсь сказать.
Угнездившись в кресле и похлёбывая своё колдовское зелье, сваренное из подручных ингредиентов, я уставился в телевизор, по которому транслировали какую-то автомобильную передачу. Показывали гонки разбитых тачек в невероятной грязи, говорили, что это самый дешёвый вид автомобильного спорта. У машин не было ни фар, ни зеркал – ничего, просто бесформенные металлические коробки на колёсах, но эти коробки всё же ездили. Причём ездили по каким-то странным правилам, согласно которым не только можно, но и нужно было толкать и подрезать соперников по гонке. Довольно занятное развлечение, я бы тоже поучаствовал.
Когда за окном совсем стемнело, я решил вытряхнуть из карманов выданного мне пиджака своё нехитрое имущество. Договор, печать и паспорт я засунул в ящик стола, резиновую уточку монументально водрузил на телевизор, а телефон мне захотелось разобрать, чтобы выяснить, к какому же сотовому оператору подключены мертвецы с семизначными номерами. Сим-карты в телефоне вообще не оказалось. Шокировало ли это меня? Нет. Моя голова была так плотно забита информацией, что сведения об отсутствии сим-карты в телефоне уже просто никуда не помещались. Я устало прислонился к стене, и, кажется, мне удалось считать с неё информацию. Стена недвусмысленно сказала мне: «Перестань думать о всякой чепухе и иди спать».
Стена была умна. Умнее меня, это точно. Следуя её совету, я растянулся на диване и накрылся одеялом по самые ноздри. Я был настолько утомлён, что должен был заснуть за считанные секунды. Но сон не торопился осчастливить меня своим приходом. Усталость и ломота в теле, напротив, здорово мешали расслабиться, в голове гудел рой разъярённых ос, но главным образом заснуть мне не давало то обстоятельство, что сосед справа по известным всем и каждому законам мироздания принялся сверлить стену прямо у меня над ухом. Я поглядел на часы. Без десяти полночь. И чего этому козлу не спится в такое время?
Я заложил уши, но легче от этого не стало. Ночная пытка дрелью, по-видимому, прекращаться не собиралась, и никакого спасения от неё не было. Хоть иди и укладывай спать этого соседа так, чтоб он уже никогда не проснулся. Чувствуя приближающееся отчаяние, я взял со стола сотовый, выбрал в списке номеров Кощея и отправил вызов, полный надежд. Через несколько секунд Кощей с готовностью отозвался:
- Да, Мишутка?
- Кощей, - устало проговорил я. – Мне плохо. Мне очень-очень плохо, и я не могу заснуть. А тут ещё сволочной сосед вздумал стену сверлить. Что мне делать?
- Тебе плохо оттого, что твои энергетические запасы приблизительно равны нулю. Пойди и пообщайся с соседом. Уговори его приостановить ремонтные работы, а главное, вытяни из него немного жизненной энергии. Это у тебя должно легко получиться – судя по звукам, я могу сделать вывод, что энергия из твоего соседа бьёт ключом. Такую бы энергию – да в народное хозяйство! – и старый бессмертный маг, кажется, рассмеялся.
- Это точно. Спасибо, Кощей, я попробую.
Через несколько секунд я уже стучался в дверь соседа. Он открыл мне с недовольным видом.
- Чего тебе? – спросил сосед и дыхнул на меня таким перегаром, как будто у него в желудке располагалось самогонное озеро.
- Дядь Коль... – заговорил я и отчего-то принялся сверлить глазами грудную клетку моего ночного мучителя. – Николай Сергеевич. Дорогой ты наш и любимый, - я продолжал тянуть слова, чтобы как можно дольше находиться рядом с источником энергии, - всенародно уважаемый и всеми признанный. От лица трудового коллектива нашего многоэтажного жилого дома типа «говнярка» я очень прошу тебя прекратить строительную деятельность в твоей квартире, ибо время позднее, людям отдыхать надо, чтобы завтра со свежими силами приступить к нелёгкому труду на благо Отечества, а ты, крыса такая, спать не даёшь!
Я чувствовал, как через линию моего взгляда, направленного на грудь соседа, как через открытый канал прямо ко мне поступает энергия, тёплая и приятная, нежная и успокаивающая, мягкая и пушистая, и слегка отдающая этиловым спиртом. В этот момент мне было до того хорошо, что я готов был расцеловать эту пьяную сволочь в пижаме. Неужели получилось?
Дядя Коля даже не знал, что ответить на мою бурную речь. Пока он думал, я закрыл дверь перед самым его носом и вернулся к себе. Клянусь всеми известными мне старыми вениками, я чувствовал себя так прекрасно, как никогда в жизни. Хозяйничавшие в теле боль и усталость моментально самоликвидировались, мысли прояснились, настроение поднялось и странный озноб исчез, а мышцы наполнились теплом и лёгкостью. Это была эйфория, с которой не сравнится даже эйфория опиоидных анальгетиков. Да, прав был Кощей, жизненная энергия – это наркотик, пожалуй, самый совершенный наркотик во Вселенной. Как же глупы живые люди, которые этого не понимают. И как же несправедливо устроен мир, если для того, чтобы понять вкус жизни, спервоначалу надо умереть.
Впрочем, если последний пункт меня и смущал, то не долго. Окрепшие ноги сами понесли меня в сторону дивана, и через пару минут я уже спал ангельским сном.
 
Я проснулся ещё до восхода солнца, проснулся бодрым и довольным. Информация в моей голове устаканилась и обрела чёткую структуру, теперь всё было разложено по полочкам, всё было просто и понятно. Единственная моя проблема заключалась в том, что у меня закончился чай, и, хоть я уже почти не ощущал его вкуса, привычка постоянно хлебать древний китайский напиток заставила меня одеться и отправиться в ближайший продуктовый магазин. Перед этим я, вспомнив объяснения Кощея, пощёлкал пальцами, прикидывая в уме все возможные на моём пути неприятности. Может быть, магия действительно подействовала, может быть, это было просто совпадение [ну откуда в магазине очередь в шесть часов утра?], но всё у меня получилось легко и просто, и вскоре я уже шел домой, неся под мышкой коробку с чаем.
В рассеивающихся утренних сумерках я разглядел, что в подворотне лицом вниз валялся человек, издалека похожий на мешок с дерьмом. Наверняка, ещё один алконавт, - решил я. Но, когда я проходил мимо, обитатель подворотни простонал слабым голосом:
- Эй... помогите...
Добрый ли я человек? Отзывчивый ли? Не знаю. Трудно сказать, каким я был при жизни. Наверное, самым обычным. Мог и по голове кому-нибудь настучать, просто так, со зла, а мог и помочь какому-нибудь страждущему – тоже просто так. Я думаю, это нормально. И я также думаю, что если тебя просят о помощи в тот момент, когда ты ничем не занят, то можно эту помощь и предоставить.
Я подошёл к человеку и помог ему кое-как приподняться. Усадил его, облокотив на стену, и всмотрелся в его достаточно молодое лицо. Под левым глазом у него расплывался очень симпатичный синяк, а из носа шла кровь.
- Что с тобой случилось, приятель? – спросил я, вытирая с его физиономии кровь его же собственным галстуком.
- Меня ограбили, - тихо проговорил человек. – На меня напали хулиганы и ограбили. Всё забрали, даже документы.
- Сочувствую, - и я склонил голову набок. – Как тебя звать?
- Борис. Слушай... меня сильно избили... мобилу забрали тоже... не мог бы ты вызвать скорую? Или милицию там какую-нибудь...
Я вытащил из кармана свой доисторический мобильник и набрал нужный номер. Неприятный женский голос из динамика сообщил мне, что набранного номера не существует. Я попробовал ещё несколько возможных комбинаций из нулей и тройки, но женщина-робот твердила одно и то же. И до меня дошло, что звонить в скорую с телефона без сим-карты – довольно глупое занятие.
- Мобильник накрылся, - доложил я Борису.
- Чёрт... эдак я сейчас и сдохну здесь...
- Не сдохнешь, - уверенно сказал я.
Кровь продолжала идти из носа моего нового знакомого. И вот, хотите верьте, хотите – нет, я вдруг ощутил, как неведомая сила управляет мною. То есть, не то чтобы управляет, а даёт что-то вроде настойчивых рекомендаций. Причём даёт их изнутри. Мне пришла в голову неожиданная мысля о том, что если я положу свои пальцы на нос ограбленного гражданина, я ему как-то помогу. Что я и сделал. Я чувствовал, как боль из сломанного носа жертвы уличных хулиганов перетекает в мои пальцы, а когда я убрал руку, кровотечение остановилось. Правда, пальцы мои как будто закоченели и с трудом двигались. Борис ничего не понял, и, пока он продолжал находиться в состоянии непонимания, я уже известным мне способом успел залечить ещё парочку полученных им шишек. Руки после этого разболелись страшно, и мне пришлось какое-то время потратить на то, чтобы привести их в пригодное к труду и обороне состояние. 
- Как ты это сделал? – удивился Борис.
- Не знаю, - я неопределённо пожал плечами. – Оно как-то само получилось.
Борис, похоже, мне не поверил, хотя то, что я сказал ему, было чистейшей правдой. Вот уж действительно, хочешь сбить человека с толку – скажи ему правду. В неё всё равно никто не поверит.
Как бы там ни было, мой случайный приятель почувствовал себя значительно лучше и даже сумел подняться на ноги. Я помог ему дойти до автобусной остановки, дал денег на проезд и усадил в автобус. Так и не осознав, с кем он повстречался и какая сила ему помогла, Борис поблагодарил меня за помощь и уехал восвояси, а я пошёл домой.
Дома я заварил свежеприобретённый чай и набрал Кощея.
- К твоим услугам, - ответил лич.
- Слушай, тут такое дело... я не знаю, что это было, но, кажется, Договор Крови действует.
- А ты думал, не будет действовать? – ехидно спросил Кощей. – Ну, рассказывай, что ты там уже натворил.
- Да ничего, в общем-то... я вылечил человека. Я могу лечить руками.
- Что ж, как я и подозревал, в тебе светлая сила. Ты можешь творить добро и при этом оставаться совершенно безнаказанным. Но смотри, не делай никому волшебных гадостей, иначе так по лбу откатит, что мало не покажется.
Я не понял его слов и переспросил:
- Откатит?
- Именно. Видишь ли, любое перенаправление энергии в пространственно-временном континууме вызывает откат. Это своеобразное сопротивление континуума. Континуум имеет некоторую упругость и всегда стремится восстановить свою форму, поэтому все действия мага вызывают ответные противодействия. Как в физике. Откаты от светлых сил для тебя безопасны, хотя и могут вызвать определённые трудности, а вот если ты вздумаешь связаться с тёмной стороной силы, тебя откатит по полной. Так что советую тебе этого не делать. Мало того, что по башке получишь, так ещё и толку будет ноль.
- Тёмная сторона силы? – удивился я. – Джедайство какое-то. А как же мой внутренний Дьявол?
- Контролируй его, - сказал Кощей, и голос его наполнился чем-то стальным. – Контролируй его и днём, и ночью. Дьявол тоже может тебе пригодиться, но к нему надо знать подход. Хотя... знаешь что?
- Что?
- Пока ты там серьёзно не набедокурил, тебе придётся многому научиться. Сегодня же и начнём.
И мой наставник повесил трубку.
 
Как оказалось, Кощеем ко мне был приставлен учитель – немолодой лич по имени Савелий. Он заявился ко мне вечером того же дня. Согласно обучающей программе школы молодых бойцов, сначала я должен был усвоить теорию, и Савелий принялся снабжать меня книгами. Он приносил математические справочники по теории вероятностей, учебники латинского языка, трактаты на магические и околомагические темы, естественнонаучные энциклопедии для общего развития и руководства по изучению алхимии в домашних условиях. Не могу сказать, что я по жизни отличался особыми умственными способностями, но обучение давалось мне достаточно легко. Когда теоретический курс был пройден, началась практика, и город, в котором я прожил много лет, сделался гигантским полигоном для магических испытаний.
Сначала я учился считывать информацию и использовать внутреннее зрение. Савелий заставлял меня ходить с закрытыми глазами и определять конфигурацию находящихся поблизости предметов. Он учил меня извлекать информацию из стен, припаркованных автомобилей и мусорных баков. И я, надо сказать, достиг в этом определённого успеха. Глядя внутренним зрением на мусорный контейнер, я мог определить, какие предметы в нём содержатся, как давно их туда выбросили, кто именно выбросил и почему. Прикоснувшись ладонью к стене какого-нибудь кирпичного дома, я мог узнать, например, что напротив этой стены несколько лет назад КамАЗ столкнулся с трамваем. Когда я общался с автомобилем, тот рассказывал мне всю информацию о своём владельце, вплоть до того, какого цвета бельё этот самый владелец предпочитает. Абсолютно все предметы материального мира были наполнены информацией, и они охотно ею делились, стоило только их об этом попросить.
Потом меня начали учить искусству управления данными. Свой первый информационный поток я запомнил надолго. Я сформировал систему данных и направил её на случайного прохожего, который, поглядев на меня, тут же пустился наутёк с громким криком: «Медведь на улице!!!» Лич Савелий от смеха чуть не свалился в канаву. Потом стало получаться. Я создавал иллюзии, преобразовывая зрительную информацию о предметах и явлениях, я делал предметы невидимыми, я глушил звуки и, наоборот, искусственно создавал их. Я вытворял такие фокусы, которым позавидовал бы даже Дэвид Коперфильд.
А после этого началось самое интересное. Я начал работать с вероятностями. Это было трудно, и поначалу у меня выходила полнейшая ерунда. Например, требовалось перестроить едущий по проспекту автомобиль в крайний правый ряд, но вместо этого автомобиль выезжал на встречную полосу и создавал аварийную ситуацию, виновником которой, по сути, был я. Требовалось вычислить вероятность падения кирпича с крыши в канализационный люк и преобразовать эту вероятность в стопроцентную, но в результате падал не кирпич, а почему-то унитаз, и не в канализационный люк, а прямёхонько на крышу припаркованного поблизости «Хаммера». Ошибки не были катастрофическими, но если бы владелец «Хаммера» узнал, кто именно расквасил его машину, он бы меня, наверное, в открытый космос запустил. С ноги. Но вскоре и эту технику я начал осваивать. Сначала получались достаточно простые вещи – остановить лифт в шахте многоэтажного дома или сломать каблук на туфельке какой-нибудь девицы, потом начало удаваться и что-то более сложное. Я научился предотвращать автомобильные аварии и знакомить друг с другом случайных людей, я заставлял преступников оставлять улики, чтобы милиции было проще их найти, я ронял на головы людям кошельки с деньгами и останавливал развитие вирусов гриппа в организмах граждан, умудрившихся оный грипп подхватить.
Научился я и взаимодействовать со своим внутренним Дьяволом. Это было нужно для того, чтобы подчинять людей своей воле. Дело в том, что Дьявол есть внутри у каждого человека, и одна из задач мага – надоумить своего внутреннего чёртика вступить в диалог с внутренним чёртиком подчиняемого индивида. Чёртик мага должен объяснить чёртику жертвы, что если его владелец выполнит волю мага, то будет ему от этого чрезвычайно много пользы, а уж чёртики так устроены, что они всегда договариваются, после чего чёртик жертвы успешно убалтывает своего хозяина сделать то, что приказывает ему маг. Этим я тоже овладел. С трудом, правда.
Я мог всё и в то же время ничего. Савелий объяснил мне, что я могу делать других людей счастливыми или несчастными, но я ничего не смогу сделать со своей судьбой. Я не смогу вернуть себе ту часть жизни, которую отдал, подписывая Договор Крови. И поэтому я никогда не буду счастлив. Но, чтобы сильно по этому поводу не расстраиваться, Савелий посоветовал мне задуматься о том, а нужна ли мне эта часть жизни вообще. Поразмыслив над этим, я пришёл к выводу, что мне откровенно наплевать.
За всё это время моя телефонная книжка пополнилась номерами изрядного количества личей, упырей, оборотней и вампиров. С завода меня, конечно же, уволили к свиньям, но совсем скоро я устроился работать фрезеровщиком пластмассы в одну частную лавочку, и финансовые поступления в мой карман возобновились. Посмертное существование вошло в размеренное русло, я знал, что мне делать, как мне это делать и зачем. Я был всем доволен. Только терзания об утерянной жизни приходили ко мне по ночам, но вскоре я научился гнать их от себя, и никаких проблем моё парадоксальное существование мне больше не доставляло. Хоть я сам и чувствовал иногда, что я почему-то несчастен, мне приносило немалое утешение то, что я мог действовать на благо живым и не очень живым людям. В этом мире я не болтался просто так, я совершенно точно знал, что я полезен, и это было для меня самым главным.
 
 
5. В лапах жизни
 
Насвистывая в уме весёлую песенку, я направлялся к Андерграунду. Яркое, но холодное зимнее солнце освещало мой путь, поигрывая лучами на кристалликах льда и снега. Я ощущал, как от прохожих ко мне тянутся тоненькие потоки жизненной энергии, совершенно незаметные для них, но столь важные для меня. Возле газетного киоска стоял упырь и покупал журналы порнографического содержания. Я весело ему подмигнул. Настроение у меня было самое благодушное.
И каково же было моё удивление, когда, подойдя ко входу в Андерграунд, я обнаружил, что никакого входа на привычном месте нет. Была гладкая стена. Вот, что называется, приплыли. Я набрал номер Регистратуры, и мне ответила Мусфира.
- Муха, я чего-то не понял. Почему вход на базу закрыт?
- Потому что за тобой следят, Мишутка, - недовольным голосом сказала Муха. – Нельзя допустить, чтоб ты привёл к нам хвост.
- Чего???
- А того. Следят за тобой твои бывшие приятели из общества «Жизнь». Не удивлюсь, если твою квартиру уже поставили на прослушку. 
- Да это бред какой-то! – воскликнул я, озираясь по сторонам в поисках преследователей.
- Вовсе даже и не бред. Я была вчера в Аналитическом Отделе. Тамошние ребята выяснили, что в последнее время общество «Жизнь» развило в нашем городе кипучую деятельность. Раньше эти придурки не доставляли особых хлопот, но теперь, согласно нашим данным, они начали кое до чего докапываться. Это может быть опасно, так что будь осторожен.
На этом наш разговор и закончился. Я внимательно посмотрел налево и заметил какую-то тень, которая, впрочем, тут же исчезла за гаражами. Чтобы вывести наблюдателя из боеспособного состояния, я с ближайшей крыши уронил на него здоровенную сосульку. Я не убил его – незыблемые постулаты светлой силы запрещали мне убивать с помощью магии [руками можно] – но длительную путёвку в травматологию я ему обеспечил. Обдумав слова Мухи, я помчался домой.
Как выяснилось, поздно пить «Боржоми», ежели печень уже отказала. В моей квартире прямо на кресле перед телевизором развалился мой старый знакомый – начальник местного отделения общества «Жизнь» Пётр Гальянов. Двое его ребят внушительной наружности копались в моём имуществе. Ничего особо важного найти они, конечно, не могли – всё спрятано так, что комар носа не подточит – но сам факт неприятен.
- Миша Крышкин, - задумчиво произнёс Гальянов, глядя на меня в упор. – Давненько мы с тобой не виделись. Как твои успехи?
- У меня всё в порядке, - ответил я, пятясь задом к двери, однако дверь предусмотрительно перегородил своим могучим телом двухметровый верзила.
- А вот мне кажется, Мишенька, что всё ни в каком не в порядке. Ты стал как-то отдаляться от коллектива. И уклоняться от исполнения служебных обязанностей.
Я с подозрением на него поглядел и спросил:
- Ты на что намекаешь?
- А вот на что, - сказал Гальянов, подошёл ко мне и коснулся моей руки. – Твоя кожа стала холодной, а глаза потускнели. Расскажи-ка, как дошёл ты до жизни такой. Или правильнее будет сказать – до смерти?
- Не собираюсь я тебе ничего рассказывать, - сердито бросил я.
- Ещё как расскажешь, - ухмыльнулся мой бывший начальник, и тот парень, что стоял позади, с такой силой треснул меня чем-то тяжёлым по голове, что перед глазами потемнело, и я потерял сознание ещё до того, как упал на пол.
 
Чувства возвращались ко мне медленно, со скрипом и стоном. В голове всё гудело так, что мозг разрывался на части. Когда сознание кое-как восстановилось, я огляделся по сторонам и обнаружил, что сижу на каком-то сломанном стуле, руки мои крепко связаны за спиной, а вокруг меня – тёмное, сырое и крайне несимпатичное помещение подвального типа. На значительном расстоянии от меня была дверь, из-под которой пробивалась довольно широкая полоска света. Дверь выглядела хлипкой, и я бы, наверное, смог её вынести, не будь я привязан к удобному предмету мебели – впрочем, удобному ровно до тех пор, пока к нему не подведут электричество.
Я настроил внутреннее зрение на режим видения в темноте и ещё раз осмотрелся. Кроме меня в помещении присутствовали две табуретки. С них я и решил начать сбор данных. Ничего путного из этого не вышло. Первая табуретка продемонстрировала мне различные задницы, принадлежащие неизвестно кому, а вторая вообще ничего не сообщила. Это было довольно странно, ну да ладно, с табуретками я решил разобраться потом. Повернув голову направо, я начал считывать информацию со стены.
Как долго я тут нахожусь? Двенадцать часов. Неслабо же меня по башке стукнули. Что обычно происходило в этой комнате? Здесь извлекали информацию из людей. Вляпался, ничего не скажешь. Как именно извлекали? Били ногами и тяжёлыми предметами. Что ж, это не так уж и страшно. Из каких именно людей – живых или мёртвых? Живых. Ну, по крайней мере, ни одного моего собрата здесь не было. Значит, отвечать мне придётся только за себя.
Вскоре, как будто почуяв моё пробуждение, явились четверо – три мордоворота под руководством всё того же Гальянова. Одного из мордоворотов я знал – это был мой давний сопитоха по кличке Свияга. Большой любитель крепких напитков, я вам скажу. Двое других были мне неизвестны.
Гальянов зажёг свет, дважды обошёл вокруг меня, а затем уселся на одну из табуреток, которая под его весом подозрительно скрипнула. Я прикинул вероятность того, что эта табуретка прямо сейчас под ним развалится, и довёл эту вероятность до значения в сто процентов. Но табуретка разваливаться отказалась – она самым наглым образом сопротивлялась моему энергетическому воздействию, и я даже почувствовал лёгкий откат. Да что ж это такое, табуретки у них заговоренные, что ли?
Гальянов начал без лишних предисловий. Он строго на меня посмотрел и не менее строго произнёс:
- Рассказывай.
- Чего рассказывать-то? – удивлённо спросил я, размышляя о том, какую бы ещё подлянку ему сделать.
- Ладно, давай по порядку. Тебе нет смысла скрывать то, что ты теперь один из них. Рассказывай, кто у вас главный.
- В смысле? – я сделал вид, что не понял вопроса.
- Ну, лидер ваш кто?
- Лидер? А зачем он нам? Это живым требуется с утра до вечера соблюдать субординацию, а у нас другие понятия.
- По понятиям живете, стало быть?
- Стало быть, не-живём.
Начальник подал условный знак Свияге, и тот, забыв о нашей с ним былой дружбе, с размаху зарядил мне по носу.
- Ты – позорный ренегат! – зашумел Гальянов. – Ты перешёл на сторону врага. За это тебе придётся ответить по закону. По закону мира живых людей, а не по вашим заупокойным понятиям.
И начался допрос с пристрастием. Честно сказать, раньше меня никогда с пристрастием не допрашивали. В морду подносили, бывало, но чтоб так... и это в наш-то век гуманизма! Форменное Гестапо.
А самым странным здесь было вот что. Я наивно полагал, что смогу нести этим болванам какой угодно бред, и был уверен, что они его схавают, потому что ещё полгода назад им о действительном положении вещей не было известно ровным счётом ничего. Но оказалось, что теперь они кое-что знали. Они знали о существовании Андерграунда, о мистической личности Кощея и даже о том, что некоторые из неживых обладают магическими способностями. Конечно, сведения их были туманными и хаотичными, но всё это намекало на то, что мою квартиру действительно прослушивали. И при таком раскладе болваном себя чувствовал уже я.
К счастью, им не было известно о том, что бессмертные не чувствуют боли. Меня били руками, ногами, железными прутьями и разнообразным сельхозинвентарём, и относился я к этому весьма пофигистично, стараясь не думать, что б я чувствовал, будь я живым. Они думали, что если мне надавать тумаков, я им всё расскажу. Да, ребята, всё правильно сделали. Где-то через пару часов весь пол в подвале окрасился моей чистой, ценной кровью, кровь заливала мои глаза и рот, но толку от всего этого для моих истязателей не было никакого. Только когда Свияга ни с того ни с сего выдвинул предположение, что упырь вроде меня может иметь сниженную болевую чувствительность, Гальянов призадумался.
Допрос на какое-то время был приостановлен, и я получил возможность ещё немного подумать о том, что бы я мог в сложившейся ситуации предпринять. Как назло, никаких подходящих вероятностей в обозримом будущем не нашлось. Вероятность появления доброго волшебника на голубом вертолёте, который вытащит меня из этой дыры, была не то что нулевой, а даже отрицательной. Гальянов тем временем посовещался со своими помощничками, и вскоре один из мутных ребят приволок откуда-то канистру с концентрированной жидкостью для автомобильного аккумулятора.
Вот это было уже серьёзно. Кислота противопоказана мёртвым так же, как и живым. Кислота нас уничтожает, она разрушает наши тела. Даже в незначительном количестве кислота способна полностью уничтожить тело бессмертного, и в конечном итоге получится то, что называется полной аннигиляцией. Без возможности восстановления. Это, как у нас говорят, крышка. И как мой бывший начальник, чёрт его дери, до этого додумался?
Гальянов открутил от канистры крышку и задумчиво проговорил:
- Я вот думаю, что серная кислота может подействовать на тебя несколько эффективнее, чем кулаки моих воинов света. Не так ли, Миша? Я всерьёз рассчитываю на то, что применение химического оружия позволит мне получить... более точные ответы.
Я злобно на него поглядел. Тогда он помахал перед моим носом бутылкой с неизвестной жидкостью.
- Здесь находится щёлочь, способная нейтрализовать серную кислоту. Если будешь вести себя прилично, ты её получишь.
Мне силой разжали челюсти и влили в рот кислоту. Я незамедлительно плюнул ею в первого попавшегося воина добра и света, и тот в спешном порядке удалился. Отмываться побежал. Исходя из этого, я заключил, что никакой нейтрализующей щёлочи на самом деле нет, и передо мной только один путь – путь в никуда. Процедура вливания повторилась, но на сей раз мне сразу же плотно зажали губы и ноздри, и, повинуясь какому-то крайне вредному рефлексу, кислоту я всё-таки проглотил. Крышка, капут, каюк и кирдык начали медленно распространяться по моему телу. Ситуация приобрела катастрофический размах.
Боли и жжения я не чувствовал. Но ничего хорошего в этом не было. Я ощущал нечто куда более серьёзное. Я чувствовал, как моё бессмертное тело разрушается изнутри, как кислота пожирает меня, клетку за клеткой, и мои внутренности медленно, но верно превращаются в компот. Я чувствовал, как я исчезаю. В висках стучалась только одна мысль, а точнее, извечный русский вопрос: что делать?
Что, мать вашу, делать?!
Я и сделать-то ничего не мог. Сконструировать иллюзию и притвориться крокодилом? А смысл? Настоящим крокодилом я всё равно не стану, а энергию потрачу почём зря. Да и кислота из моих внутренностей от этого не испарится. Мне оставалось только со всей доступной мне мощностью экспроприации вытягивать из присутствующих жизненную энергию, которая, впрочем, тут же тратилась на борьбу с разрушительным действием кислоты.
Где-то вдалеке зазвонил телефон, и Гальянов ушёл отвечать на звонок, оставив со мной трёх своих бойцов. И тут мне показалось... или не показалось? В общем, боковым зрением я уловил, что табуретка, на которой он прежде сидел, как будто бы мне подмигнула. Если кто-нибудь когда-нибудь попросит меня описать, как выглядит подмигивающая табуретка, я, наверное, сделать этого не смогу. Но странная галлюцинация вдруг натолкнула меня на совершенно дикую мысль. Я тихонечко прошептал:
- Вертабурет? Вертабурет? Сделай что-нибудь...
Табуретка ещё раз подмигнула, словно намекая: «Подожди немного, сейчас всё будет сделано в лучшем виде».
Кислота тем временем основательно взялась за мой желудок. Я с поразительной точностью знал всё, что происходило внутри меня. И мне это до такой степени не нравилось, что я, не выдержав, закричал:
- Вертабурет! Выручай!
В ту же секунду я увидел, как сквозь щель под дверью в помещение, где меня изничтожали, просочилась маленькая тёмная змея. Гадюка?
Змея впилась в ногу одного из могучих парней, а за спиной второго подмигивающая табуретка непостижимым образом исчезла, и на её месте возник низкорослый, плотно сложенный человек с круглым румяным лицом. Он лёгким и стремительным движением свернул шею тому, кто был к нему ближе всех. Этим несчастным оказался пьяница Свияга. Тем временем змея, разобравшись с первым противником, взялась за второго, ловко скользнув вверх по его телу и вцепившись зубами в горло.
В считанные секунды с троицей крепких ребят было покончено, и Гадюка обратилась в человеческую форму. Вертабурет уже развязывал мне руки.
- Почему только теперь? – спросил я остатками голоса, пока кислота полностью не уничтожила мои голосовые связки. – Почему не раньше?
- Гадюка запаздывала, - виновато сказал человек-табуретка. – Без неё я начать не мог.
Структура моего организма нарушилась под действием кислоты, и тело значительно ослабло. Вся энергия уходила на бесполезные попытки восстановить разрушенные ткани. Я не мог идти, так что двум оборотням пришлось на себе вытаскивать меня из подвала. Я из последних сил говорил:
- Там ещё... ещё один... главный...
- С главным потом разберёмся, - проворчал вертабурет. – Ты лучше помолчи, тебе нельзя разговаривать.
Оборотни выволокли меня, совершенно измученного, на улицу и уложили на сиденье автомобиля, за рулём которого нас ждал не кто иной, как сам Кощей. Темень вокруг была непроглядная, и мы тронулись в путь, не зажигая фар. Кощей знал, что меня надо как можно быстрее доставить в Андерграунд, а я радовался тому, что меня всё-таки спасли. Убиться веником, накрыться тазиком. Меня спасли змея и табуретка.
До базы мы доехали за несколько минут, показавшихся мне чуть ли не вечностью. Осыпая друг друга руганью и проклятьями, мои друзья кое-как дотащили меня по лестнице до двери, а когда оказались внутри, то просто бегом помчались. Меня трясло и выламывало по синусоиде, из горла моего шла кровь, смешанная с кислотой. Мне не было больно, но всё же чувствовал я себя в высшей степени отвратительно. В медицинском кабинете меня сразу же уложили на стол, и доктор-упырь зажёг надо мной лампу. На неё невозможно было смотреть, поскольку её невыносимо яркий свет выжигал сетчатку глаз, но больше взгляд ни за что не мог зацепиться, и я смотрел на лампу. Доктор перетянул мою руку жгутом и что-то мне вколол. Через полминуты я почувствовал, что теряю сознание. Последним, что я запомнил, был резкий голос врача:
- Кровь вампира! Много! Срочно!
 
Когда я начал отходить от наркоза, лампа над моей головой погасла, и я смог открыть глаза. Человек, известный при жизни как Миша Крышкин, раздетый до пояса, лежал на всё том же столе, а на груди и животе у Миши Крышкина присутствовали свежие шрамы. Некоторое время я наблюдал за тем, как они постепенно затягивались соединительной тканью. Потом я перевёл взгляд на доктора, расхаживающего взад-вперёд с деловитым видом.
- Док, я всё ещё здесь? – неуверенно пробормотал я.
И мне стало удивительно хорошо оттого, что голос мой практически не изменился. А то я боялся, что после взаимодействия с кислотой стану хрипеть, как ведьма Муха.
- А где ж тебе ещё быть, - пробурчал доктор, склонившись надо мной. – В нигиль ты всегда успеешь. Но, по секрету тебе скажу, шансы твои были – пятьдесят на пятьдесят. Ты, парень, в серьёзную переделку попал. Советую тебе больше так не делать.
- Постараюсь... – согласился я, обводя взглядом медицинский кабинет.
Кроме меня и доктора здесь присутствовали Кощей и развалившийся на кушетке неопределённого возраста вампир, которого я где-то когда-то мельком видел. Локтевые сгибы обеих рук вампира были заклеены пластырем. Вид у него был утомлённый.
Доктор решил вдаться в подробности:
- Мне пришлось тебя выпотрошить и прополоскать вампирской кровью, а после собрать заново. Правда, у меня остались лишние детали, - и доктор продемонстрировал мне стеклянную банку, в которой бултыхалась какая-то бесформенная мерзость. – Твоя селезёнка отныне будет жить в этой прелестной склянке с формалином.
Подойдя ко мне, слово взял Кощей:
- Вот, Миша, познакомься – перед тобой изображает из себя умирающую лягушку Эдик Раздолбаев, тот самый вампир, который помог привести тебя в надлежащий вид.
Вампир Эдик Раздолбаев приветливо кивнул мне светловолосой головой.
- С меня причитается, - сказал я вампиру. – В какие сроки я обязан вернуть долг?
- Миша, разве ты забыл? – нахмурился Кощей. – Нет у нас никаких долговых обязательств. Мы помогаем друг другу на общественных началах. Эдик безо всякой задней мысли вызвался помочь, когда узнал, что кровь нужна для лича, которого едва не сожгли кислотой доблестные борцы с нежитью.
- Что ж, тогда прими мою благодарность, Эдик Раздолбаев.
- Попрошу не называть меня этим дурацким именем, - обиженно сказал вампир. – Мне больше нравится, когда меня называют Эдвард. «Сумерки» смотрел?
- Нет, - отмахнулся от его глупостей я и перевёл взгляд на Кощея. – Слушай, Кощей. Куда живой человек попадает после смерти – это всем давно известно. А куда после аннигиляции попадает умертвие?
- Коемуждо по вере его, - философски сказал Кощей. – Ты, например, веришь во что-нибудь?
- Теперь, кажется, уже ни во что, - с тоской признался я.
- Вот в ничто ты и попадёшь. В пустоту. В нигиль.
- Это прискорбно...
- Это нормально. Многие из нас так долго обитают в этом мире и такого тут насмотрелись, что, как и ты, ни во что уже не верят. Так что бесконечная пустота ждёт практически каждого из нас. Когда мы все соберёмся в этой пустоте, мы обязательно придумаем, как организовать там профсоюз.
На это мне нечего было сказать. У Кощея действительно имелись выраженные организаторские способности. Настолько выраженные, что иногда они из него так и выпирали во все стороны.
- А сколько же тебе лет, Кощей? – спросил я.
Старый лич зажмурил правый глаз, а левым принялся нашаривать ответ где-то под собственной лобной костью.
- Четыреста двадцать семь, - наконец, ответил он.
Соврал, наверное.
- Ты сможешь просуществовать ещё дольше, - снова заговорил Кощей, - если не будешь искать себе приключения на одно место. Твоё счастье, что Гадюка и Табуреткин тебя вытащили из этой передряги.
- И что теперь будет?
- А будет много чего. Аналитический Отдел уже взял в разработку то место, где тебя держали. Это здание одной частной типографии. Надо будет устроить тамошним обитателям показательное выступление. Мне тут любопытнейшая информация из Москвы пришла... это твоё общество «Жизнь» начало основательно до нас докапываться. По-видимому, в их ряды влились особого рода специалисты, которые привнесли с собой множество методов скрытого наблюдения. Во многих городах против этих ребят уже прошли акции возмездия. В Москве вот-вот накроют их головной офис. Нам тоже придётся поработать в этом направлении.
- Терроризм и массовые расстрелы? – поинтересовался я. – А можно я тоже поучаствую в... акции возмездия?
- Ты, приятель, уже отличился. Так что тебе самое время идти домой и наводить порядок в своей квартире. Не забудь подзарядиться энергией по дороге, а то на ходу свалишься.
 
В квартире моей был полнейший разгром. Я кое-как собрал разбросанные по полу бумажки, вернул мебель в надлежащее положение и принялся искать по углам подслушивающие устройства. Несколько таких штуковин я действительно нашёл и яростно растоптал. Потом я углубился в ремонт телевизора. За этим занятием я в полнейшем умиротворении провёл целых три дня, пока в мою дверь не постучали. Открыв, я обнаружил на пороге Гадюку.
- Здравствуй, Миша, - сдержанно улыбнулась она, и по выражению змеиных глаз я определил, что на уме у неё какое-то нехорошее дело.
- Привет, Гадючело. Заходи.
Девушка-змея прошлась по моей квартире, внимательно изучая обстановку. Я проводил её на кухню и вскипятил чай. Насколько мне было известно, змеи равнодушны к чаю, но иных напитков у меня сроду не водилось.
- Я должен поблагодарить тебя за то, что вы с Табуреткиным меня выручили, - наконец-то заговорил я. – Не знаю, правда, где мне найти Табуреткина и поблагодарить его лично.
- Табуреткина ты отблагодарил уже тем, что дал наводку на этого Гальянова. Когда мы до него доберёмся, вертабурет, чую, оторвётся на нём от души. Гальянову придётся вымаливать у табуретки прощение за то, что он на ней сидел.
Я даже рассмеялся.
- Да уж, мне известно, что Табуреткин этого не любит...
- Ладно, это всё лирика. Я к тебе по делу пришла.
- И какое же у тебя ко мне дело?
Гадюка быстро посвятила меня в свои планы. По её сведениям, в тайном архиве городской библиотеки [и почему я раньше не знал о его существовании?] находилась одна очень старая и крайне информативная книга о приготовлении ядов и колдовских зелий. Я так и не понял, на кой чёрт Гадюке сдался этот пыльный фолиант. Гадюка очень хотела заполучить колдовскую книгу, но, понятное дело, вот так вот взять и попросить она не могла – всё равно ей бы не дали. Поэтому она решила проникнуть в хранилище и по-тихому добыть эту книгу, и я должен был ей в этом помочь. Я уже полностью восстановился после своих недавних приключений, так что вполне мог ей посодействовать.
Через три с половиной часа, когда начали сгущаться сумерки, мы с Гадюкой уже мчались по улице, унося ноги от разъярённой толпы. За нами гнались охранники, толстые библиотекарши, милиционеры и простые граждане, привлечённые криком «Держи вора!» Что может быть циничнее, чем ограбление библиотеки? Только ограбление библиотеки группой лиц по предварительному сговору – то есть, именно то, что мы с Гадюкой и совершили. Означенный поступок моментально вызвал некислый общественный резонанс.
Гадюка держала под мышкой заветную книженцию, преследующие нас люди, сами того не ведая, наполняли нас энергией для дальнейшего движения в ускоренном темпе, и мы с Гадюкой вприпрыжку неслись по асфальту, обгоняя друг друга. И всё бы ничего, если б кто-то из наших преследователей не додумался запустить в Гадюку ножом. Тот гордый россиянин, который это сделал, был, по-видимому, неплохо обучен метанию ножей. Холодная сталь вонзилась аккурат под лопатку моей спутницы. Гадюка тут же обернулась змеёй, и нож, по инерции завершая траекторию полёта, пригвоздил её к случайно подвернувшейся скамейке. Раненная змея забилась в страшных конвульсиях. Книга полетела на землю.
- Сгинь, нечистая сила! – закричала одна из библиотекарш и принялась истово креститься.
- Змея, змея! – шумели в толпе.
Вот это в мои планы уже никак не входило. Подхватив одной рукой книгу, а второй – змею, я побежал дальше. Змея обвила мои плечи.
Я мчался, куда глаза глядят, судорожно соображая о том, как мне теперь разрешать эту неприятную ситуацию. Народ продолжал гнаться за мной. Вот что тут прикажешь делать? Уронить на всю эту толпу дерево, обрушить стену здания или организовать им массовый суицид? Это могло кого-нибудь убить, а я не должен был убивать. Кстати, я так и не понял, почему. Никто не растолковал мне, по какой причине светлая сила запрещает своему адепту совершать магические убийства. Просто был необъяснимый категорический запрет. Нельзя, и всё тут.
Дерево я всё-таки вывернул из земли и опрокинул, но не на людей, а прямо перед ними. Это должно было ненадолго их задержать. Потом я перегородил им дорогу некстати сломавшимся грузовиком-длинномером. Потом развалил трансформаторную будку, сломал четыре фонарных столба, натравил на толпу свору собак, ещё что-то сколдовал, и почувствовал, что мои запасы энергии иссякают. На полном ходу похищая жизнь у всех, кого встречал на пути, я бежал и бежал, думая, что же мне делать. Я не мог убить преследующих меня людей, я не мог даже основательно им навредить – последнее не относилось к числу запрещённых приёмов, но могло вызвать сильнейший откат, который, возможно, меня самого размазал бы по стенке. Мне пришла в голову мысль только как-нибудь осчастливить этих людей, осчастливить настолько, чтобы они забыли обо мне, о змее и об этой треклятой книге.
Моя мысль повернула меня направо, и, пробежав ещё несколько кварталов, я увидел перед собой здание одного из крупнейших городских банков. Что ж... будем считать, что это – как раз то, что мне нужно.
Я не знал, хватит ли мне энергии и времени, чтобы сотворить то, что я задумал. Времени оставалось несколько секунд. Я понимал, что если я не успею, люди растопчут меня вместе с моей несчастной соучастницей преступления. Я бросил книгу на тротуар и вышел на середину улицы. Машины недовольно мне сигналили, но я не обращал на них внимания. Это надо было видеть: растрёпанный человек со змеёй на плечах стоит на разделительной полосе проезжей части и гипнотизирует здание банка, направив в его сторону дрожащие руки, вымазанные змеиной кровью. Ограбление по-русски, едрыть твою в качель.
Сильные энергетические потоки проходили сквозь меня и устремлялись на верхний этаж здания. От столь мощного напряжения мне свело руки, мои пальцы заклинило в растопыренном положении, моё тело согнуло в непонятную загогулину. Я стиснул зубы и зажмурился. Я перекачивал, возможно, самое большое во всей моей истории количество энергии. Мой внутренний Дьявол тоже включился в работу. Он бесновался в груди и орал что-то на своём дьявольском языке в окна верхнего этажа банка. Внутренним зрением я увидел, как внутри банка заметались люди, как вверх-вниз начали ездить служебные лифты.
Я упал на четвереньки и впился пальцами в асфальт. Я готов был грызть этот асфальт зубами, чтобы направить энергию в нужную сторону – хоть через воздух, хоть через землю, хоть через мусорный бак, притаившийся за углом. Энергетические запасы стремительно сходили на нет, а толпа преследователей была уже совсем близко. Окончательно выбившись из сил, я почувствовал, как тело моё ослабло, и уткнулся носом в дорожную разметку.
На какой-то момент всё стихло. Я с трудом приподнял голову и поглядел прямо перед собой. Возле самого моего носа медленно спланировала и легла на асфальт стодолларовая бумажка. Тогда я устремил свой взгляд ввысь. Из окон верхнего этажа банка на грешную землю обрушился денежный дождь.
Власть денег взяла своё, и люди забыли обо мне. Смеясь, прыгая и толкаясь, они принялись хватать летящие с небес купюры. Мне в тот момент уже было всё равно, как сотрудники банка будут решать проблему, которую я для них создал. Последствия такого колоссального выброса денег в атмосферу пускай расхлёбывают сами.
 Используя остатки энергии, я для прикрытия создал несколько зрительных иллюзий, и, взяв книгу, поспешил убраться подальше. Не пройдя и квартала, я наткнулся на весело подмигивающий мне фарами автомобиль, за рулём которого сидел мой задушевный приятель – вампир Эдик Раздолбаев. Мы с Гадюкой и книгой ввалились в салон, и Эдик, покрутив пальцем у виска, тактично заметил:
- Ну вы и клоуны. А ведь говорили же тебе, Миша, что эта змеюка обязательно тебя во что-нибудь втянет...
Вампир уверенно вёл машину в неизвестном мне направлении.
- Куда мы едем? – спросил я у него.
- К ветеринару, - ответил Эдик, бросив сердитый взгляд на раненную змею.
 
- Вы – два самых безмозглых нарушителя общественного порядка за всю историю человечества! – отчитывал нас Кощей, измеряя поспешными шагами пространство специально предназначенного для таких случаев Кабинета Разбора Полётов. – Вы – два сказочных, нет, два эпических, два космических идиота! Вы – просто... – Кощей не находил нужных слов.
Гадюка с самым невозмутимым видом жевала сушёную лягушку. Васька слушает да ест.
Кощей продолжал нас воспитывать:
- Вы отличились так, что если б мне не удалось срочно вызвать на место происшествия бригаду личей-оперативников, сегодня весь город стоял бы на ушах! Зачем, ну зачем вам понадобилась эта идиотская книга? Она же только для растопки годится! Зачем, чёрт вас обоих дери, вы разнесли в щепки целых три квартала? Зачем было устраивать эту клоунаду с деньгами?!
Лягушачья лапка застряла у Гадюки в зубах.
- И вы хоть понимаете, в какое опасное время вы всё это устроили? У нас на носу операция возмездия, к нам высокие гости из Москвы вот-вот нагрянут, а вы... – и, снова не находя нужных слов, Кощей махнул на нас рукой как на совершенно безнадёжный случай.
Гости из Москвы? – подумал я. – Вот это интересно.
- Какие ещё гости? - с осторожностью спросил я у Кощея.
- К нам через недельку-другую тетрарх приезжает. Решил собственными глазами посмотреть на то, что у нас тут творится. А тут вы двое с этой безобразной выходкой...
- Тетрарх из Москвы? – снова поинтересовался я. – Это какой-то большой начальник?
- Нет, не начальник. Начальников у нас нет. Тетрарх – это просто очень уважаемая персона, мудрый старейшина, ветеран мира бессмертных. Но по сравнению с тобой, Миша, это настолько важная шишка, что ты можешь считать его начальником.
Когда мы с Гадюкой окончательно вывели Кощея из себя нашей [заранее оговоренной] невозмутимостью, он выгнал нас из Кабинета. В коридоре я поинтересовался у Гадюки насчёт тетрархов. Она объяснила мне, что каждые одиннадцать лет в мире мёртвых проводятся всенародные выборы тетрархов, составляющих Кабинет Старейшин. Всего этих тетрархов четверо – вампир, лич, оборотень и упырь. По одному от каждого неживого народца, кроме зомби и гуллей – всё равно у них для этого мозгов недостаточно. Кабинет следит за порядком в городах, координирует действия обитателей мира мёртвых, помогает им, защищает их и выполняет ещё множество полезных функций. И если уж один из тетрархов засобирался к нам, значит, московских старейшин очень заинтересовало происходящее в нашем убогом городе.
После этого я пошёл домой. Кощей заблаговременно решил отодвинуть меня подальше от назревающих серьёзных дел, чтобы я ещё какой-нибудь глупой выходкой не испортил всю картину. То же самое касалось и Гадюки. Следующим утром первая диверсионная группа упырей приступила к началу акции возмездия.
 
 
6. Смерть – Connecting People
 
Карательная операция продолжалась несколько дней. Мне казалось, что весь Город Мёртвых отчаянно мстил за одного-единственного лича, оставшегося без селезёнки. Мои собратья технично расправлялись с почётными и понечётными членами тайного общества «Жизнь», и сводки новостей вскоре запестрели сообщениями о том, что бандиты из неизвестной группировки жестоко убивают ничего не подозревающих граждан. Правды не знал никто, а правда эта заключалась в том, что означенные граждане очень даже много чего подозревали. Что ж, как оказалось, поговорка «Меньше знаешь – крепче спишь» не имела ничего общего с реальной действительностью. Крепче всех навсегда засыпали именно те, кто слишком много знал.
Частную типографию вместе с подвалом, в котором меня мариновали бойцы невидимого фронта, два бригадных подряда гуллей разгромили и сожгли дотла. Всех, находившихся там, хладнокровно перебили. Впрочем, не всех. Гальянова изловили отдельно, затолкали в багажник и в слегка помятом состоянии доставили в Андерграунд.
Несколько раз я просился, чтоб меня пустили к нему поговорить. Очень уж мне хотелось посмотреть в его бесстыжие глаза. Но меня всё время посылали в символическом направлении, мотивируя отказ тем, что сейчас некогда, идёт допрос и вообще «не мешайте работать». Как я выяснил, руководил допросом мой добрый друг Табуреткин. Я не сомневался, что он отделает руководителя городского филиала общества «Жизнь» по полной программе. Иногда, бесцельно блуждая по коридорам Андерграунда, я слышал сдавленные крики своего бывшего начальника.
Мне не было жалко Гальянова, но не было и радостно оттого, что его настигло возмездие. Мне было наплевать. Наверное, глубокими бессонными ночами я иногда ощущал себя несчастным как раз из-за того, что, лишившись жизни, лишился и всех тех чувств, которые испытывают живые люди – любви, ненависти, удивления, страха, жалости, много чего ещё, в том числе и способности упиваться страданиями своих врагов.
На допросах Гальянов сдавал своих людей одного за другим, и по несколько раз на дню вампирский спецназ выдвигался в город, чтобы совершить очередное убийство. Когда сдавать уже было некого, Гальянова оставили в покое, заперев его в одной из крошечных комнат в глубине подземных лабиринтов. Череда бессмысленных убийств в городе прекратилась. Ответ на вопрос «Что это было?» остался тайной как для милиции, так и для простых людей, которые ко всему этому не имели никакого отношения.
 
Спустившись как-то раз в Андерграунд, я обнаружил, что во всех коридорах и кабинетах царит страшная суматоха. Оборотни, личи и вампиры носились туда-сюда с невероятными кучами каких-то срочных дел. Уборщицы наводили в Андерграунде чистоту. Возле Регистратуры двое упырей-электриков чинили лампу на потолке.
- Что за шумиха? – спросил я у Мухи, зайдя в Регистратуру.
- Тетрарх приехал, - коротко прохрипела ведьма и спешно куда-то убежала.
Вот оно что...
Несколько часов я слонялся по коридорам, всячески помогая ремонтникам и уборщицам, пока меня не окликнул хорошо знакомый голос Кощея:
- Миша!
Я обернулся. Кощей жестом позвал меня за собой.
- Чего надо? – спросил я, приблизившись к нему.
- Тетрарх хочет тебя видеть. Пойдём. Он ждёт тебя в Зале Заседаний.
Как оказалось, тетрарху меня ждать надоело, и он со своей свитой выдвинулся навстречу мне. Его величественную фигуру я заметил ещё издалека. Когда я подошёл к группе московских гостей, тетрарх протянул мне тонкую руку и представился:
- Валента Квантовски, тетрарх Города Мёртвых.
Я с уважением принял рукопожатие.
Тетрарх представлял собой высокого, тонкокостного, изящно сложенного вампира. Его правильной формы череп был абсолютно лыс, а благородное узкое лицо украшали хищные усы и маленькая острая бородка. Он был в идеально выглаженном чёрном костюме, ослепительно белой рубашке и при галстуке. Всем своим видом тетрарх походил бы на заурядного делягу, если бы на поясе у него не висели очень красивые ножны, в которых покоился длинный смертоносный меч. Настоящий рыцарь смерти, наткнись я на такого в тёмном переулке, решил бы, что встретился с Сатаной. В свите тетрарха были двое сильнейших личей, древний упырь и несколько гуллей, которые несли за ним его шляпу и пальто. Внутреннее зрение сообщило мне, что гулли принадлежат тетрарху.
Кощей представил меня высокому гостю и кратко расписал перед ним мои способности и боевые заслуги, в том числе те, к которым я ни малейшего отношения не имел.
- Вы тут славно поработали, все вы. И ты, Миша, тоже. Мне говорили, что ты помог вывести Город Мёртвых на начальника местного общества борцов с нежитью, и из-за этого даже лишился селезёнки, - властным, но мягким голосом произнёс тетрарх, сверля меня бесцветными глазами существа, умершего много веков назад.
- Было такое, - я с готовностью кивнул.
- Я хотел бы взглянуть на этого начальника.
Кощей повёл меня, тетрарха и всю его свиту к двери, за которой держали Гальянова. Когда нужная дверь была найдена и открыта, моему взору представилось жалкое зрелище. На полу невыносимо загаженной комнаты в луже собственной крови лежал истощённый, сломанный и переломанный человек, который уже наверняка не понимал, кто он, где он и как он до такого докатился. Он был избит так, что на нём живого места не удавалось найти. Руки и ноги его были перетянуты тонкими цепями – точно такими же, какими опутывают пойманных горгулий. Внутренним зрением я увидел, что из моего бывшего начальника выкачали почти всю энергию – остатков едва хватало на поддержание его дыхания и пульса. А на его шее я различил посиневшие следы от укусов. Видимо, местные вампиры не упустили шанса полакомиться свежей кровью.
Тетрарх медленно наклонился к руководителю отдела тайного общества «Жизнь» и взял его за плечо. В тот же миг Гальянов весь затрясся и кожа его начала краснеть. Казалось, что кровь закипает в его жилах, и он глухо стонал, стиснув зубы.
- Что это? – удивлённо спросил я.
Кощей зашептал мне на ухо:
- Это называется тауматургия. Магия крови. Колдовская дисциплина, доступная только вампирам. С кровью они могут проделывать страшные вещи.
Вскоре Гальянов уже не стонал и даже не кричал – он истошно вопил от немыслимой боли, раздирающей его тело. Откуда только силы взялись? Кровь текла у него из носа, из глаз, из ушей...
- Прекратите, - сказал я тетрарху. – Не надо. Он не заслуживает таких мучений.
Тетрарх отступил от своей жертвы, оставив её трепыхаться на полу.
- Что ж, возможно, ты и прав, - согласился древний вампир и, вынув из ножен меч, передал его мне. – Тогда убей его сам.
Я внимательнейшим образом рассмотрел меч, принимая решение, и сказал, глядя прямо в глаза высокому гостю из Москвы:
- Знаете, я мог бы убить какого-нибудь гражданина, нападающего на меня с ножом или пистолетом в руках, но я не могу хладнокровно прикончить связанного и избитого человека, который оказался в таком положении исключительно из-за собственной глупости.
- Ты мудр, - похвалил меня тетрарх. – Маги светлой силы всегда разумны. Но ты же прекрасно понимаешь, что оставить его вот так нельзя. Каким будет твоё решение проблемы?
Решение моё было готово через какую-нибудь секунду.
- Я сделаю его своим гуллем, - уверенно ответил я.
- Что ж, надеюсь, ты знаешь, как это правильно делается.
Кощей подал мне неизвестно откуда взявшийся стакан. Остро заточенным мечом тетрарха я вскрыл артерию на левой руке, собрал в стакан свою мёртвую кровь и насильно влил её в почти уже не сопротивляющегося руководителя отдела – точно так же, как мне в глотку недавно вливали кислоту. Я обрёк своего врага отныне быть моим надёжным другом и верным помощником. Теперь идейному борцу с нежитью предстояло в эту нежить перевоплотиться и стать частью мира мёртвых.
Я был уверен, что мир мёртвых приютит его так же, как приютил меня. Мир мёртвых не радостен, но и не жесток, мир мёртвых справедлив и объективен – ровно в той же степени, что и мир живых. Различаются только некоторые особенности наведения порядка на Руси.
 
16-XII-13

© Copyright: Антон Марченко, 2015

Регистрационный номер №0304217

от 21 августа 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0304217 выдан для произведения: ГОРОД МЁРТВЫХ
 
Qualis vita, et mors ita.
Какова жизнь, такова и смерть.
 
1. Почти как живой
 
Они с детства твердили нам: неживые здесь. Умертвия ходят среди живых и делают вид, что так и надо. Это ужасно! Они говорили, что всё очень плохо, хуже и быть не может. И что же делать с этой проклятой нежитью? Жечь напалмом, конечно. Но дело даже не в том, что носить напалм в кармане чрезвычайно неудобно, а в том, что выследить неживых куда как сложнее, чем ликвидировать. Да и зачем?
Я много раз задавал себе этот вопрос. Ну какой такой вред миру приносит нежить, что её требуется истреблять всеми возможными способами? Проще говоря: зачем мне такая работа?
Рассмотрим ситуацию логически. Существует замкнутая и вполне самодостаточная экосистема, в которой нежить занимает свою, строго определённую ячейку. Да, я понимаю, похищать жизненную силу у ничего не подозревающих сограждан – это, по меньшей мере, неприлично, но это происходит по правилам, по законам мироздания, существующим тысячи лет. По законам физики, если угодно. Энергия никогда никуда не исчезает, она переходит из одной формы в другую, от одного объекта к другому. Энергия курсирует между материей и информацией, давая в конечном итоге жизнь как таковую. И смерть – это не отсутствие жизни, но её разновидность. Это подобно нулю, который, обозначая отсутствие цифры, сам всё же является цифрой, с которой очень даже запросто можно проводить арифметические действия. Впрочем, это уже философия, для более подробного ознакомления рекомендую пройти соответствующий университетский курс. Я же не буду морочить голову себе и людям, а перейду сразу к главному.
 
Вот идёшь ты по городу, и тут на тебя с девятого этажа падает рояль. Представьте себе – рояль! И кому пришло в голову кидаться тяжёлыми предметами с такой высоты? Ума не приложу. Так вот, рояль этот самый. В конечной точке своего пути он находит тебя, то есть, меня. И впечатывает в асфальт, давая перед смертью потрясающую возможность почувствовать себя частью дорожного покрытия.
В такой-то момент, когда ощущения всего становятся совершенно плоскими, как лист бумаги, перед взором затухающего сознания, тоже, кстати, изрядно приплюснутого, проматывается киноплёнка с кратким содержанием моей жизни. Несите поп-корн и кока-колу, мы тут кино смотрим.
Я никогда не боялся смерти. Напротив, смерть боялась меня. Меня обучили искусству охоты на неживых.
Они с детства твердили нам: неживые здесь. И я об этом не забыл. Будучи лет восьми от роду, я сбежал откуда-то, и уже не помню, как затесался в тайное общество «Жизнь». Для прикрытия они ещё газету издавали с аналогичным названием. И сейчас, кажется, издают. Мы, мальчики и девочки, собирались в типографии, и там корифеи борьбы с умертвиями читали нам долгие лекции об истреблении живых мертвецов. Нам рассказывали, как вычислять нежить и как, собственно, её уничтожать. Нас учили ломать сервера и приготовлять коктейль Молотова в домашних условиях. Нас даже учили колдовать. После ликбеза началась работа, и куда меня с этой работой только ни заносило – то в морге отыгрывал роль покойничка [замёрз жутко], то в сумасшедшем доме выявлял неживые тенденции среди невменяемого элемента, то месяцами зависал во Всемирной Паутине, проводя хакерские атаки на ресурсы, отдающие мертвечиной. Идиотизм как таковой.
Под конец меня откомандировали в этот скучный город и бросили на произвол судьбы, мол, истребляй нежить по мере своих сил, и будет тебе щастье. Проблема заключалась в том, что за годы работы я так и не встретил ни одного ожившего мертвеца, хотя старательно искал встречи с ними. Иногда мне даже приходилось убивать под чутким руководством начальства – разумеется, не вручную, а тонкими хакерскими методами, – но все мои клиенты были тёплыми и живыми, и на нежить нисколько не похожими. Со временем я плюнул на это дело, пошёл работать на завод, и из всего курса промывания мозгов оставил в уме только одно: неживые здесь.
И зачем всё это? Затем, чтобы в конечном итоге меня прихлопнуло неуправляемым роялем на улице Ленина. Прощайте, друзья, которых нет, меня звали Миша Крышкин и мне было 24 года.
 
Помню, электрический ток пронзил тело, больно так, ужас. Мышцы напряглись до каменной консистенции, в груди что-то щёлкнуло, в мозгах что-то замкнуло, и включилось сознание. Оно заработало в аварийном режиме. Я приоткрыл глаза. И первое умозрительное понимание, которое пришло в голову – я плоский и двумерный, нахожусь в привязанном состоянии, и надо мной светит лампочка. Потом мышцы расслабились, и я услышал чей-то гнусавый голос:
- Давай ещё разряд.
И был ещё разряд. В этой точке континуума прошлое закончилось, и за ним без промедления последовало настоящее, а я из плоскости перешёл в объём. В этот же момент границы сознания как-то так заметно расширились вглубь, вширь и вкось, но текущее положение моих дел от этого не прояснилось.
- Разряд!
Боже, как больно. Надо срочно приходить в себя, иначе мне эти реаниматологи всю нервную систему сожгут к чёртовой матери.
- Послушайте... - заговорил я, но вместо голоса ерунда какая-то вышла.
- Внимательнейшим образом слушаем, - любезно отозвался гнусавый.
Я не знал, как справиться с голосом. Вместо него из груди моей выходил какой-то жуткий скрип, похожий на тот, что издают ржавые двери при открывании. Пытаясь привести речевой аппарат в надлежащее состояние, я медленно оглядел всё, что было вокруг меня. Реанимация, это я угадал – десять баллов Гриффиндору! Врачей двое – гнусавый этот, широкоплечий и лысый, и его ассистентка, страшная, как моя жизнь. В руках у неё были эти самые штуковины, которые разряд дают. Не знаю, как они называются.
- Послушайте, - снова заговорил я, - если вы... ещё раз стукнете меня током... я за себя не отвечаю.
Ассистентка пожала плечами, а лысый доктор улыбнулся на всю комнату.
- Совершенно верно, - ласково ответил он, - ты за себя в данный момент не отвечаешь. При всём желании у тебя это ну никак не получится. Разряд!
- Нет-нет-нет! – запротестовал я. – Не надо, пожалуйста. Я ведь уже живой.
- Живой... – загадочно ухмыльнулся доктор.
Тут очень кстати пришлась внезапная идея осмотреть себя, насколько это возможно. И я сразу же понял, что для живого выгляжу плоховато. Моя грудная клетка была вскрыта, я видел свои рёбра и слабо пульсирующие внутренности, от которых во все стороны тянулись провода; та ещё картиночка. Полностью раздробленные ноги пребывали в плачевном состоянии, видимо, центр тяжести рояля пришёлся на них. И был я весь синий-синий, как экран смерти. Видок не самый лучший, прямо скажем. Хоронили бы в закрытом гробу.
- Ты почти как живой, - подал голос доктор.
Тоже мне, чудеса отечественной реанимации...
- Не понял.
- Ладно, у тебя ещё будет время поразмыслить над этим, а пока что нам с тобой, Наташа, надо собрать этот конструктор, - кивнул врач ассистентке.
И последний электрический разряд поверг меня в полнейшую отключку. А самое главное, я так ничего и не понял.
 
Через неопределённый промежуток времени я проснулся в обыкновенной больничной палате. Всё вокруг было настолько обыкновенно, что я решил: непонятная история в реанимации мне попросту приснилась. Правда, я очень скоро в этом усомнился. Вслед за проснувшимися чувствами и сознанием проснулась и моя боль. Всё тело ломило вдоль и поперёк, даже дышать было больно. В копилку моих сомнений добавилось и то, что грудь мою пересекал уродливый шрам, а ноги были туго перебинтованы под надетыми на меня жёлтыми штанами от пижамы. Чёрт знает что такое...
Если требуется объяснить, почему я так пофигистично относился к тому, что со мной происходило, то объяснение это простое, и я его уже отметил. Я нисколько не страшился смерти и всего, что с ней связано, жизнь пугала меня значительно сильнее. И теперь я размышлял о том, что придётся возвращаться к этой унылой жизни и снова тянуть на плечах собственное никчёмное существование. Тянуть неизвестно куда и непонятно зачем.
Мои размышления прервала медсестра, появившаяся в палате внезапно и напористо, как немецкий танк. Это была грузная женщина бальзаковского возраста с чёрными волосами, заплетёнными в тугую косу. Походка у медсестры была размашистая, и, когда она шагала по палате, коса хлопала её по спине. Женщина в белом халате по очереди обошла всех больных, подробно расспрашивая о самочувствии тех, кто мог говорить, хотя очевидно было, что собственное самочувствие волнует её куда больше, чем чьё-либо ещё. Я лежал возле окна, и моя очередь на её пути была последней.
- Вы пришли в себя, - заговорила она сладким, но поспешным голосом, добравшись до моей досадной кушетки. – Это очень хорошо. Как вы себя чувствуете?
- Ммм... болит всё, - промямлил я; голос мой едва меня слушался, и воздух свистел между зубами.
- Это ничего, сейчас я сделаю вам укол, и станет лучше.
После того, как мне в мягкое место вонзили иглу и ввели через неё обезболивающее, я решил хоть немного прояснить обстановку.
- Скажите, где я нахожусь? И что со мной произошло?
- Вы находитесь в городской Больнице Скорой Медицинской Помощи №2. А произошла с вами странная история, - медсестра сдавленно захихикала. – На вас рояль откуда-то свалился. Хи-хи, рояль! Ой, простите. Врачи вас еле-еле с того света вытащили. Клиническая смерть. Но дела ваши идут на поправку, вы быстро восстанавливаетесь. Как оно, ещё болит?
- Да. Что-то не действует ваш укол.
- Странно... ладно, подождите здесь, сейчас я доктора позову.
- Подожду, уговорили, - пошутил я.
Но медсестра не оценила моего чувства юмора и вышла из палаты с каменным лицом. Только за дверью я снова услышал дурацкое «хи-хи». Да, чёрт возьми, я понимаю, что не каждый день рояли людям на головы падают, но то, что я редкостный неудачник, ещё не повод надо мною смеяться! Ну что за люди!
Вскоре явился доктор, и я его сразу же признал – это был гнусавый лысик с квадратными плечами, которого я уже видел в реанимации, когда бредил. От доктора шёл сильный запах женских духов. Очень интересно.
- Здравствуйте, Мишутка, - вежливо произнёс он носоглоткой. – Я вижу заметные улучшения в вашей... клинической картине. Как дела?
- Да вот, - говорю, - мне обезболивающее укололи, а всё тело как болело, так и болит.
- Это вполне объяснимо.
- Объясните.
- Да ты не поймёшь этого. В общем, друг дорогой, клиническая симптоматика у тебя особая.
Действительно, ничего я не понял. Вообще, что-то тут было не так. С формальной точки зрения всё выглядело более чем естественно и логично, но на уровне ощущений чувствовался какой-то подвох. Мне никак не удавалось понять, в чём дело. Ощущения от собственного тела, от трёхмерного пространства вокруг и от слов доктора были какие-то странные. Но в чём именно странность? Этого я не мог объяснить даже самому себе, не то чтобы упрекнуть доктора во лжи и хамском поведении.
- Ладно... тогда уколите мне снотворное. Я готов проспать хоть неделю, но чтоб ничего не болело, когда я проснусь.
- Снотворное, боюсь, тоже не подействует. А боль скоро утихнет сама, просто не обращайте на неё внимания.
Что-то я не то говорю, - подумал я. – Цепляюсь к мелочам. И ещё подвох какой-то себе выдумываю. Нет никакого подвоха. Просто человек – я – только что отошёл от клинической смерти, вот мне и мерещится сдуру всякая чертовщина.
- Хорошо, я постараюсь. Спасибо вам, доктор. Вы спасли мне жизнь.
- Ой ли! – на лице врача снова появилась подозрительная улыбочка, которую я уже видел в реанимации.
Нет, всё-таки тут определённо не без подвоха. Ну, ничего. Я ещё во всём этом разберусь, я ещё выясню, в чём тут дело.
- Хорошо, могу я хотя бы сходить в туалет?
- Может, уточку принести? – с глупым видом поинтересовался доктор.
Я даже возмутился немного.
- Какую нахрен уточку?! Мне гражданское самосознание не позволяет в уточку! Мне в туалет надо.
- Ну, иди, если можешь. Прямо и сразу же дверь направо.
Я кое-как приподнялся на локтях и опустил ноги на пол. Пол подо мной весь запульсировал и начал раскачиваться в разные стороны. Координация движений была практически равна нулю. И ещё я ощутил страшную гравитацию со всех сторон. Меня притягивали стены, пол, потолок, кровати больных и даже холодильник в углу. Казалось, силы притяжения вот-вот разорвут меня на части. Ну, ничего-ничего, - думаю, - я сильный, я справлюсь. Невероятным усилием мне удалось встать на ноги. Первый шаг дался с трудом. Второй был легче. Третий ещё легче. Только континуум перед глазами дрейфовал, а так – ничего, терпимо. И первое определение подвоха, который терзал мой разум, пришло моментально – слишком уж хорошо я шагаю для человека, которому ноги раздробило. Слишком уж хорошо я себя чувствую после того, как мне развинтили грудную клетку. Впрочем, медсестра говорила, что я быстро восстанавливаюсь, так что тут всё относительно.
Прихрамывая на правую ногу, я доплёлся до туалета. В туалете было зеркало, и то, что я в нём увидел, мне совершенно не понравилось. Но пофигизм быстро взял верх. Плевать на то, что под глазами чёрные круги, как у медведя панда, плевать, что щёки втянулись, как у распоследнего дистрофика, плевать, что длинные тёмные волосы мои теперь напоминают мочалку и щетина торчит в разные стороны, на всё плевать, главное, что живой.
Если живой, конечно.
Вернувшись в палату, доктора я там не обнаружил – он предусмотрительно смылся, очевидно, предполагая, что я потребую от него разъяснений по поводу туманных намёков. Он навестил меня только через две недели, которые я провёл, валяясь на кровати и лениво поплёвывая в потолок – с периодическими заходами в столовую-тошниловку и ночными размышлениями о своей непростой судьбе.
 
- Вот, - врач протянул мне пакет с какими-то тряпками. – Твои друзья передали одежду для тебя. В общем-то, можешь собираться, мы тебя выписываем. Друзья ждут тебя у выхода из больницы.
Факт моей столь скорой выписки меня не смутил – через две недели я уже чувствовал себя отлично, только хромота с правой стороны осталась, и ходить было больно. Меня смутило другое.
- Какие ещё друзья? – удивился я. – У меня нет друзей.
- Значит, будут, - добродушно улыбнулся доктор и подмигнул. – Собирайся давай, хорош валяться. Я тебе ещё вот, костыль принёс, а то ты хромаешь.
Спасибочки. И где администрация больницы выкопала такого обалдуя?..
В пакете оказались синие спортивные штаны и ворсистый пиджак на три размера больше моего. Для полноты эффекта к этому наряду прилагалась тельняшка. Когда я натянул на себя всё это барахло, вид у меня был более чем идиотский. Доктор едва смех сдержал, когда вручал мне деревянную трость, больше похожую на черенок от лопаты. Господи, Господи, - помышлял я, - надеюсь, этот маразм когда-нибудь кончится, дай мне только выйти из этой проклятой больницы и до дома добраться. А что я буду делать, когда доберусь-то? На работу надо будет звонить, объясняться, если, конечно, меня ещё не уволили... при этих мыслях полнейшее уныние овладело мною.
Врач заботливо проводил меня до самого выхода, и уже в дверях вручил мне мой паспорт. Я вспомнил, что в день встречи с роялем он был при мне, я, кажется, в банк за кредитом шёл. А на кой чёрт мне понадобился кредит? Хоть убей, не помню.
- Спасибо на том, что хотя бы документы вернули, - я попытался изобразить на лице благодарность.
- Да не за что. Нельзя же, в самом деле, человеку без документов. Ну, бывай, Мишутка. Земля квадратная, за углом встретимся.
Мы пожали руки, и я решительно вышел на улицу. Взору моему представился ноябрь во всей его красе. Холодно и грязно. Замерзающие прохожие жались к тёплым стенам больницы и искоса поглядывали на мой несуразный прикид. Вообще, события вокруг меня становились всё больше похожи на театр абсурда, и внутри меня царило всеобщее непонимание.
Возле самой больницы, чуть левее выхода, стояла большая красная «Тойота» с выпученными фарами. Эти фары меня развеселили, и я впервые за последние две недели радостно улыбнулся. Я даже остановился, чтобы посозерцать этот нелепый автомобиль. Честное слово, не машина, а недоразумение. А кто же за рулём?
А за рулём сидела тощая блондинка в солнечных очках на пол-лица. Я внимательно посмотрел на блондинку сквозь тонированное стекло, блондинка – на меня. А потом она приоткрыла дверь и поманила меня изящной рукой.
- Эй, лич! Поди сюда!
- Простите? – удивился я. – Какой такой лич?
- Ну, ты же лич, нэ?
- Простите, я не знаю никакого лича... Линча знаю...
- Да ты же лич-утёнок! – засмеялась блондинка, обнажив ровные белые зубы. – Дурак! Сюда иди!
- Может, я, конечно, и лич-утёнок, но дураком себя не считаю, так что попрошу не обзываться! – крикнул я, ощущая внутри себя нарастающую злобу.
- Да иди ж ты сюда, оболтус! Не бойся, не съем! Садись в машину.
И в этот момент моё терпение лопнуло, лопнуло окончательно и бесповоротно. Я рывком открыл пассажирскую дверь и плюхнулся на сиденье, чуть не разбив тростью дверное стекло.
- Мне надоел этот цирк! – зашумел я. – Сначала мерзавец-доктор, потом какая-то непонятная «клиническая симптоматика», а теперь вот крашеная дура в солнечных очках среди зимы, да ещё и обзывается! Это что, заговор? Вы все заодно! Чего вы от меня хотите? Я не-по-ни-ма-ю!!!
- Да успокойся, утёнок, - по-прежнему улыбалась блондинка во все свои лошадиные зубы. – Выходит, я буду первым человеком, который откроет тебе страшную тайну: сдох ты к чёртовой бабушке! Коньки отбросил. Получил травмы, несовместимые с жизнью. А наш доктор тебя воскресил. Так что ты теперь нежить. Оживший мертвец. Ещё вопросы есть?
При этих словах в голове моей всё смешалось, и я пулей вылетел из машины.
 
- Ну зачем ты туда залез? – спросила блондинка в очках, так и сияя белозубым весельем.
От её смеха мне хотелось удавиться.
- Мне тут нравится, - признался я.
- Слезай уже, альпинист хренов.
- Не-а. Мне тут нравится. Я останусь.
Зарисовочка вот какая получилась: выпрыгнув из машины и моментально забыв о своей болезненной хромоте, я стремглав помчался куда глаза глядят. Глаза мои глядели друг на друга, ноги бежали по отдельности, каждая в свою сторону, а трость я вообще где-то потерял. Убежал я недалеко: вскоре передо мной оказался двухметровый серый забор, и я, недолго думая, полез на него. Было слишком поздно, когда я обнаружил, что забор оснащён колючей проволокой. Как мне удалось туда залезть – сам не понял. Немного покукарекав на этом заборе, я запутался в колючей проволоке и повис на ней попой кверху. К счастью своему, моя хрупкая светловолосая преследовательница на деле оказалась не такой уж и хрупкой. Она в два счёта сдёрнула меня с забора и вместе с обрывком проволоки потащила обратно в машину. В её руках я чувствовал себя практически невесомым. Усадила она меня на переднее пассажирское сиденье и назидательно погрозила пальцем:
- Если ты надумаешь ещё что-нибудь выкинуть, поедешь в багажнике, утёнок.
Блондинка завела машину, и некоторое время мы ехали молча. Я пытался осмыслить текущее положение вещей, и вся эта нелепая история показалась мне интересной. Ведь не каждый день люди и события говорят тебе о том, что ты... хмм... изменился – причём неизвестно, в какую сторону. Если всё это правда, то передо мной открылось что-то принципиально новое. Не могу сказать, что я люблю крутые повороты судьбы, но...
Глядя на проносящиеся мимо меня здания и автомобили, я начал понемногу привыкать к своему новому мироощущению. Реальность вокруг меня сделалась как будто пластилиновой, объекты воспринимались не только зрением и слухом, но каким-то дополнительным и очень сильным чувством. Это было что-то вроде осязания. Когда я смотрел на какой-либо предмет, я всем телом ощущал его геометрическую форму, фактуру его поверхности, температуру, твёрдость, химическую структуру вещества...
- Меня, кстати, Даша зовут, - по-прежнему улыбаясь, доложила блондинка.
- Куда мы едем? – тихим голосом спросил я.
- К друзьям.
- Что-то ты путаешь, Даша. Мои друзья – холодильник и телевизор, а с людьми я предпочитаю не вступать ни в какие отношения.
- О, полный порядок. Насчёт людей не беспокойся, они для тебя теперь не более чем еда. А мы не очень-то и люди.
- Нелюди, значит? И что? У вас есть какая-то организация?
- Примерно так, утёночек.
- А мне выдадут членский билет?
- Да. Ты теперь наш. Слушай, в мои обязанности не входит проводить среди тебя разъяснительную работу, так что давай доедем до базы, и там тебе всё обрисуют в подробностях, океюшки?
- Океюшки, - подмигнул я Даше.
То, как блондинка Даша вела автомобиль, не вписывается ни в какие нормы безопасности, морали и этики. Это был просто анекдотический случай: она одновременно крутила руль, красила губы и трепалась с кем-то по мобильному телефону, причём на чистейшей латыни. Машину кидало из стороны в сторону, а скоростной режим был такой, что ещё пару часов подобных разъездов, и мне в жизни уже ничего не страшно. Один раз я даже воскликнул в сердцах:
- Куда едешь, дура, там же столб!
- Сам дурак, - вежливо отозвалась Даша.
- Хорошо, я дурак, ладно! Но если мы разобьёмся?!
- Не разобьёмся.
Наш экстремальный автопробег закончился в историческом центре города. Этот исторический центр носил не менее историческое название «собачий угол» и представлял собой унылую череду помоек, гаражей и заброшенных зданий дореволюционной постройки. Некоторые из них выглядели ещё более-менее крепко, а иные были почти полностью разрушены. Даша остановила машину у кирпичного здания, сохранившегося где-то наполовину, и сказала мне:
- Выходи.
Я вышел, а затем и Даша вышла, совсем не дамским манером захлопнув дверь и поставив свой драндулет на сигнализацию. Она взяла меня за руку и молча повела вглубь здания. Интересно, и что же в этом здании можно найти, кроме мусорной свалки? – раздумывал я. Точно, мусорная свалка была тут как тут. А рядом с ней вертелся типчик с удивительно тупой физиономией. Он держал в руке гаечный ключ и что-то подкручивал на здоровенной ржавой трубе, с неизвестной целью торчащей из кучи мусора. За его спиной был тёмный проход куда-то в подвал. Завидев нас с Дашей, типчик вытаращил мутные глаза и проговорил грубым голосом:
- Вы кто? Никого пущать не велено!
- Свои, Димон, свои. У нас тут экскурсия...
- А, ну, проходите тады. Но ежели чего, я за последствия не отвечаю.
Димон вернулся к своей трубе. Я шёпотом спросил у Даши:
- Это что за крендель?
- Так это Димон, сторож наш. Зомби.
- Зомби? – удивлённо переспросил я.
- Ага, зомби.
Удивительное рядом.
- А ты тоже зомби?
- Вообще-то нет. Я вампир.
Тут я вспомнил кое-что из обучающих программ общества «Жизнь». Про вампиров нам рассказывали отдельно, эти уроки я в своё время неплохо усвоил, так что решил обескуражить блондиночку своими глубокими познаниями в данной теме.
- Вампир! Что-то клыков я у тебя не вижу. И, по-моему, сейчас светит солнце. Что-то тут неправильно.
- Всё тут правильно, - лениво отозвалась Даша. – Я – вампир, а ты – дурак набитый. Проходи давай.
И она пинками погнала меня в подвальную часть здания, из которой несло сыростью и каким-то дерьмом.
 
 
2. Скандалы, интриги, расследования
 
Когда общество «Жизнь» отправило меня к чертям на кулички, я, приехав в этот город, совершенно случайно нашёл себе спасенье. Я не помню, как её звали. Мы познакомились вот при каких обстоятельствах: я сидел на лавочке и пил просроченный кефир, а она проходила мимо. То есть, наоборот. Она сидела на лавочке, а я шёл мимо, попивая кефирчик не первой свежести. Вы знаете, как правильно пить кефир? Не знаете? Очень жаль. Обязательно как-нибудь расскажу. Если вспомню.
Это было летом. На ней было откровенное серое платье с блёстками, и она плакала, стуча по лавочке сотовым телефоном. Её русые волосы медленно выгорали под палящим солнцем. Мне вдруг стало очень жалко эту хрупкую девушку, остервенело стучащую мобильником по крашеной древесине. Я подошёл к ней и, изобразив дружескую улыбку, вежливо спросил:
- С вами всё в порядке?
- Отвали, урод! – вспыхнула она и запустила в меня дамской сумочкой.
Я увернулся и, подсев рядом, предложил:
- А хотите кефира?
Ближе к вечеру водка кончилась. Потом мы гуляли под звёздами возле общественного туалета, и выяснилось, что живём практически по соседству, так, что даже можем видеть окна друг друга; потом мы пошли ко мне домой пить чай, а потом... потом её долго тошнило у меня в ванной, так что мне пришлось напоить её желудочной микстурой и уложить спать на своём разбитом диване. Сам я лёг под столом. Утром она сказала, что я замечательный, и мы встречались с ней почти год. Иногда я рассказывал ей о живых мертвецах, и она слушала меня с широко распахнутыми глазами, украдкой вертя пальцем у виска. По вечерам мы зажигали свет в своих квартирах. Я мог курить на балконе и видеть её окна, размышляя о том, что в этом тёмном и мёртвом городе, где по улицам бродят упыри с гнилыми мозгами, есть живой человек – я – и есть ещё один живой человек, который сейчас стоит у окна и думает обо мне...
Ну а через год она нашла себе высокого широкоплечего коммуниста и уехала с ним в Москву, напоследок сказав мне:
- Ты – маленький скучный мужчинка.
К чему я всё это вспомнил? Да просто вдруг кефирчика захотелось...
Ступеням, ведущим вниз, конца-края не было. Уже пропали запахи отбросов и последние лучи света, а мы всё спускались и спускались, по очереди освещая путь зажигалкой. Без костыля мне и по ровной поверхности ходить было невмоготу, а по лестнице тем более.
- Долго ещё? – жалобно спросил я.
- Почти пришли.
Вскоре мы с Дашей оказались у массивной железной двери, на которой белой краской был жирно намалёван череп с костями. Говорящая картиночка, - подумал я, - видимо, мы на месте. Даша постучала в дверь ногой, и нам открыла хмурая старуха в оранжевом комбинезоне. Ни слова не сказав, она впустила нас, и перед моими глазами раскинулся целый подземный город. Я не знаю, смогу ли я его правильно описать. Он выглядел как канализационные катакомбы, но катакомбы эти были освещены яркими прямоугольными лампами, и вокруг, насколько хватало глаз, наблюдалась удивительная чистота. По центральному коридору-проспекту текла вода, но не как попало, а по заботливо сооруженному кем-то каналу, который тут и там разделяли на сегменты металлические мосты. Сводчатые стены были опутаны электропроводкой, увешаны выключателями и какими-то датчиками, назначения которых я так и не определил. Повсюду мелькали двери и коридоры, ведущие... куда? Чёрт его знает. Со всех сторон раздавались оживлённые голоса, где-то играла музыка, и мне казалось, что я попал в альтернативную реальность, лишь по какой-то странной случайности напоминающую гигантский бункер.
- Ну вот, - заговорила Даша, когда я начал привыкать к обстановке, - это Андерграунд, местная база нежити. Надеюсь, ты запомнил, как сюда попасть.
- Надо же – подземное царство! Но кто и когда всё это построил?
- Вообще-то, катакомбы под городом – это историческое наследие, но о них мало кто знает. А лет семьдесят назад, когда мы, неживые, собрались здесь в достаточном количестве, было решено переоборудовать катакомбы под базу для всех нас. К тому времени уже назрела необходимость объединяться и помогать друг другу. К тому же, все вокруг строили коммунизм, вот и мы решили организовать что-то вроде коммуны.
- Блин... это потрясающе! Вот уж не подумал бы, что у нас такое есть.
- Понимаешь, даже неживому человеку нужно, чтобы было куда пойти. Сюда ты можешь приходить в любое время и оставаться сколько угодно. Здесь все свои.
- То есть, все вокруг – ожившие мертвецы?
- Да.
- Я только вот о чём подумал: что будет со всем этим хозяйством, если в нашем городе надумают строить метро?
Блондиночка рассмеялась.
- Да ничего не будет, утёнок. Метро у нас строят уже лет тридцать, но пока что даже ни одной ямки не выкопали. А знаешь, почему? А потому, что в «Метрострое» все наши, сидят там и распиливают финансирование, а больше ничего не делают. Откуда, по-твоему, у нас деньги на всё это?..
Даша вела меня по коридорам, комментируя каждого встречного. Кто-то был вампиром, кто-то зомби, кто-то упырём, а кто-то, как и я, носил загадочное звание «лич». Это были люди разного возраста и телосложения, но все они были приветливы и настроены в высшей степени дружелюбно – не то что прохожие на улицах. Они здоровались со мной и с Дашей, и душевные приветствия их были наполнены искренностью. Честное слово, в тайном обществе нам описывали нежить совсем по-другому.
Кроме того, Даша попутно рассказывала, где что находится. В Андерграунде были всевозможные конторы, мастерские, службы связи, медицинские центры, имелись даже библиотека и компьютерный отдел.
Мы остановились перед дверью с вывеской «Регистрация».
- Вот и всё, утёнок. Пришли. На этом моя задача выполнена, и я передаю тебя в заботливые руки Кощея. Удачки!
Даша открыла передо мной дверь, развернулась на 90 градусов и зашагала прочь. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока её силуэт не растворился в лабиринте коридоров.
- Ну, чего стоим, кого ждём? – окликнул меня насмешливый голос из кабинета, и я нерешительно зашёл внутрь.
 
Передо мной сидел худой высокий старик с коротко подстриженными седыми волосами и милейшей эспаньолкой. Глаза у него были светло-голубые, почти бесцветные, а тонкие плотно сжатые губы изображали кривую, но добродушную улыбку. Рядом стоял ещё один стол, за которым расположилась барышня арабской национальности, страшная, как ядерная война. Низкорослая и стриженая практически «под ноль», она смотрела на меня большими чёрными глазами из-под сросшихся над переносицей густых бровей. Перед ней стоял компьютер, и она прямо на клавиатуре раскладывала очень красивые гадательные карты.
- Рад видеть тебя, утёнок. Я Кощей, - приятным голосом сказал старик и кивнул на арабку, - а это Мусфира, но все здесь зовут её Мухой. Тебя как звать?
- Миша, - нехотя ответил я.
- Муха, ты записываешь?
Мусфира молча кивнула и застучала пальцами по клавиатуре.
- Вот и чудненько. Мы тебя зарегистрировали.
- Как? Уже? А разве вас не интересуют мой домашний адрес, место работы и политические взгляды?
- Муха уже всё про тебя знает, - отмахнулся Кощей. – Собственно говоря, у неё работа такая. Она ж ведьма.
Я внимательно посмотрел на ведьму по кличке Муха. Господи, до чего ж страшная! Рожа как у обезьяны.
- Ты и сам не Аполлон, - вдруг сказала Муха до того хриплым голосом, что мурашки по спине пробежали.
- Я ведь предупреждал... – вставил Кощей.
Тут у него зазвонил телефон, и он, сделав неопределённый жест рукой, выскочил в дверь. Из коридора было слышно, как он говорит с кем-то на классической латыни.
Я снова обратился к Мухе:
- Подожди, подожди... ты умеешь читать мысли?
- Да, - захрипела она. – Но тут и читать не надо. Все утята, глядя на меня, думают одно и то же.
- Что значит «утята»?
- Новички.
- Понятно... тебя зовут Мусфира, да? Это, кажется, арабское имя... ты мусульманка?
- Да, - кивнула Муха. - Я из тех стран, где все женщины носят паранджу, а все мужчины носят оружие. Аллах акбар!
Глаза Мусфиры загорелись дьявольским фанатизмом, и мне от этого стало не по себе. Словно огонь обжёг меня, даже отодвинуться пришлось. Подумав, я снова пошёл в атаку:
- А ты почему паранджу не носишь?
- Не хочу.
- А зря. Тебе с твоей рожей только в парандже и ходить.
- Заткнись.
- Нет, ну серьёзно: на тебя глядючи, я не могу не согласиться с тем, что человек произошёл от обезьяны...
- Заткнись, - повторила она. – С таким уровнем интеллекта, как у тебя, лучше жевать, чем говорить. Карты мне сообщили, что ты дурак, но я не думала, что до такой степени.
- А что за карты у тебя?
- Не твоё дело.
Тут в дверях появился Кощей с кожаным портфелем в руках и жестом позвал меня за собой. Я вышел из кабинета обратно в коридор.
- Ты бы поменьше трепался с Мухой, - доброжелательно порекомендовал он.
- Почему?
- Ей больно разговаривать.
- Да? А в чём дело-то?
- Ну, в своё время она состояла в какой-то вахаббитской секте. Однажды её там заподозрили в обмане и с целью доказательства преданности радикальным исламским течениям предложили выпить серной кислоты. Она и выпила.
- А... так вот почему у неё с голосом беда... а куда мы идём, Кощей? И это, может, кто-нибудь тут всё-таки соизволит рассказать мне, что мне теперь делать?
- Я всё тебе расскажу. Но сперва надо завершить трансформацию.
- Транс... что?
- Скажем так, обряд превращения тебя в нежить как таковую.
- Мне сказали, я уже превратился... и как это вообще происходит?
Кощей вздохнул и начал целую лекцию.
- В нежить людей превращают некроманты. Доктор, который реанимировал тебя в больнице, является одним из них. Сам видишь, внешне всё выглядит чисто: реаниматолог просто делает свою работу и не даёт тебе умереть. А на самом деле, ты действительно умираешь, а потом тебя воскрешают. Шрам на твоей груди говорит о том, что воскрешать тебя пришлось долго и тщательно. Предугадывая твои вопросы: да, многие некроманты работают не на кладбищах, а в больницах, но некоторые из них сами не знают, кто они такие. Они воскрешают, не думая – технический прогресс на современном этапе этому способствует. Изрядный процент клинических смертей заканчивается реинкарнацией, а не реанимацией, улавливаешь? Тебе повезло: ты попал к некроманту, который знает себя и нас, поэтому ты здесь и твоя трансформация будет завершена надлежащим образом. Но немалое число воскрешённых не знают, что с ними произошло, и продолжают думать, что они живы. Мы называем их полумёртвыми. Некоторые из полумёртвых со временем сами начинают понимать, кем они стали, и сами завершают трансформацию, но им приходится на порядок труднее. Мы помогаем им как можем, но их и выловить непросто, и объяснить ситуацию им непросто – многие начисто отказываются верить в то, что они умерли. Повторюсь, тебе повезло, и поэтому ты здесь.
Тогда я спросил Кощея:
- А в чём заключается трансформация? Это больно?
- Не очень, - подмигнул мой наставник. – Да и боль теперь для тебя ничего не значит.
- И всё-таки, трансформация? Меня заставят выпить крови вампира и принять сатанизм?
- Балбес ты! – рассмеялся Кощей. – Кровь вампира используется в других целях. А сатанизм тут вообще ни при чём.
- Ну как же? – не сдавался я. – Ведь я теперь нежить, дьявольское чудовище...
- Никакое ты не чудовище, а просто часть экосистемы. Если мы существуем, значит, нас тоже создал Бог, мы тоже его творения. Дьявол не умеет создавать. Видишь ли, смерть приходит ко всем людям независимо от их религиозных взглядов, так что ты можешь быть хоть кришнаитом, это твоё личное дело. Итак, трансформация, - наконец-то перешёл Кощей к главному. – Теперь ты мёртв, поздравляю.
Он вытащил из своего портфеля жёлтую резиновую уточку и торжественно вручил её мне.
- Всё.
- Что – всё?
- Совсем всё. Твоя трансформация завершена.
- Но как же это, ведь... ведь ничего не было? И причём тут резиновая утка?
- И очень даже просто. Когда ты взял в руки эту милую игрушку, в неё перешли остатки того, что когда-то было твоей жизнью. Теперь в тебе жизни нет, а есть она только в утке. Впрочем, в утке её тоже нет. Разве только символически. В принципе, ты можешь её выкинуть. А можешь оставить себе. Посмотришь на неё лет через двести, и вспомнишь, что когда-то ты тоже был живым.
- Мда-а... а я-то думал...
- На самом деле, - продолжал Кощей, - трансформацию нельзя вот так взять и завершить. Это длительный процесс. Ты ведь наверняка уже почувствовал какие-то изменения в себе.
- Да. Я как-то по-новому ощущаю мир вокруг себя. И ещё на меня лекарства не действуют.
- Всё это происходит потому, что изменился химический состав тебя. И он ещё долго будет меняться. Изменится структура твоей крови, изменится принцип работы нервной системы, да и всего организма в целом. Я тебе обязательно обо всём этом расскажу. Если хочешь, прямо сейчас.
- Валяй, - небрежно согласился я.
- Тогда пойдём в аудиторию. Здесь нам спокойно поговорить не дадут.
Мы с Кощеем медленно шли по центральному проспекту, если этот сводчатый коридор можно так назвать. Он был достаточно широким и очень хорошо освещённым, по нему туда-сюда сновали мои новые собратья-мертвецы. Кощей пытался объяснить мне, кто такие личи, пока у него не зазвонил телефон, и он, жестом остановив меня, отошёл в сторонку.
- Что? – говорил он в трубку своему неведомому собеседнику. – Горгулья? Какая ещё, к чёртовой матери, горгулья? Что? Что она там натворила? Да пусть они засунут эту горгулью себе в... – и Кощей перешёл на латынь.
Пока он трепался, я увлечённо разглядывал бодрый силуэт, двигавшийся по проспекту навстречу мне. Когда силуэт в достаточной степени приблизился, я разглядел странного вида девушку. Она была жилистая, крепкого, даже спортивного телосложения, почти белые волосы её были очень коротко острижены, а вместо бровей над глазами расположились две симметричных татуировки в виде причудливо извивающихся змей. А глаза... её глаза были жёлтыми, как лимон, и в них с трудом удавалось разглядеть крошечные подвижные зрачки. Выглядела девушка лет на двадцать. Одета она была в камуфляжные штаны и обтягивающую чёрную майку без рукавов, её руки украшали многочисленные стильные браслеты, а под мышкой она держала ноутбук. Подойдя ко мне, девушка внимательно меня оглядела и сделала вывод:
- Свежее пополнение в семействе утячьих.
Я галантно поклонился, делая вид, что её слова меня совершенно не обидели.
- Утёночек, ну ты хоть крякни что-нибудь. Имя своё прокрякать сможешь?
Ну, я и прокрякал:
- Миша. Миша Крышкин.
Девушка со змеиными глазами протянула мне сильную руку, и я с трепетом пожал её.
- Ульяна Гадюкина, - представилась она. – Можно просто Гадюка. Ты, я смотрю, без дела тут стоишь. Есть у меня к тебе предложение...
Но предложение загадочной Гадюки мне не суждено было выслушать. Наш разговор прервал Кощей, самым бесцеремонным образом отпихнув от меня мою новую знакомую.
- Иди, иди, Гадючело, - недовольно проговорил он. – Иди в свой серпентарий или куда ты там шла. Мне тут ещё разъяснительную работу провести надо. Тебе нечем заняться? Мне вот доложили, что в городском парке возникли проблемы с горгульями...
- А... тогда ладно. Пойду посмотрю, чего там эти птеродактили творят. До свиданья, утёнок, - и ласково помахав мне ручкой, Гадюка скрылась в неизвестном направлении.
- Кто она? – спросил я у Кощея.
- Гадюка? Оборотень. Человек-змея. Змея живая, человек мёртвый. Знаешь, это отчасти входит в программу моих объяснений. У нас со змеями много общего. Потом расскажу. Пока что тебе следует знать, что от таких личностей, как Гадюка, тебе лучше держаться подальше.
- Это почему ещё?
- Да это неуёмное Гадючело уже наверняка собралось втянуть тебя в какое-то сомнительное дело. Ты гляди, она втянет – глазом не успеешь моргнуть.
Я отрицательно качнул головой.
- Это у неё вряд ли получится. Я – личность не вовлекающаяся.
- Ты в этом так уверен? – с усмешкой спросил Кощей.
- Ну, себя-то я знаю.
- Зато ты Гадюку не знаешь. А мне, в отличие от тебя, её «тонкая натура» хорошо известна.
Мы остановились перед дверью с номером 103. Кощей достал из кармана ключи, отпер дверь, и мы очутились в просторной тускло освещённой комнате, в которой наличествовали стол и две табуретки. Кощей сел на одну из них и вежливым жестом пригласил меня сесть напротив, что я и сделал.
 
- Есть ещё одна серьёзная вещь, - сказал Кощей. – По-настоящему серьёзная. Разговоры говорить могут все кому не лень, трансформация – это вообще дань формализму, а вот Договор Крови – это важно. Поскольку ты – лич, а значит, в тебе есть магическая сила, ты, как и всякий бессмертный маг, должен подписать этот Договор.
- Договор? – удивился я, глядя в глаза Кощея, сделавшиеся отчего-то очень серьёзными. - Договор Крови? То есть... то есть, получается, я должен заключить сделку с Дьяволом и продать свою бессмертную душу? Я правильно понимаю?
Кощей устало подкатил глаза к небу. Точнее, к потолку.
- Совершенно неправильно. Опять ты скатываешься в религиозные дебри. Бог, Дьявол... вот дался тебе этот Дьявол... чтоб ты знал, Бог есть в каждом из нас, и Дьявол есть в каждом из нас, и во мне, и в тебе, и, судя по твоему виду, я могу заключить, что никакого дискомфорта от пребывания в тебе Дьявола ты не ощущаешь. Дьявол – это маленькая корысть и эгоисть, которая радостно потирает ручки у тебя внутри каждый раз, когда ты делаешь кому-нибудь подлянку, вот и всё, что есть Дьявол, никаких чертей с вилами тут и близко нет. Душа? Я склонен думать, что нет никакой бессмертной души, а есть только пустая болтовня священников, используемая ими для наглого шантажа. Душа... что такое душа? Скажи мне, великий ты наш специалист по религиям.
- Я не специалист по религиям, - поспешил отпереться я.
- Тогда не говори о том, чего не знаешь! – строго прикрикнул Кощей. – Ты маг, и ты должен подписать Договор. Я тоже маг и я тоже его подписывал, и, как видишь, ничего страшного со мной не случилось. Это никакая не сделка с Дьяволом, а только договор на использование магической силы.
- А если я не собираюсь ею пользоваться? – я продолжал отпираться. – Если я вообще хочу свалить отсюда, вернуться обратно на свой завод и забыть это гнусное место и всех вас к ядрене-фене?
- Мишутка-Мишутка... – задумчиво проговорил Кощей. – Какой же ты всё-таки болван! Сейчас у всей этой вашей прогрессивной молодёжи мода на индивидуализм. Моя хата с краю, ничего не знаю. Каждый сам по себе, каждый сам за себя, каждый уникален, каждый хочет быть героем-одиночкой, ну просто Суперменом каким-то. Насмотрелись вы, ребята, голливудских боевиков, в которых герой-победитель всегда один и воюет против всех. А не кажется ли тебе, что такую логику насильно вдалбливают в пустые человеческие головы, чтобы разобщить людей и сделать их беспомощными? И не приходило ли тебе на ум, что спасение – в единстве, товариществе и взаимовыручке? Вот возьми ту же Гадюку. Она выросла при коммунизме. И она прекрасно понимает то, чего не хочешь понять ты. Без нас ты долго не продержишься. И, бьюсь об заклад, сюда ты будешь возвращаться ещё много раз. Но самое главное, магия – это единственная сила, способная поддерживать твоё существование. Она будет наполнять тебя против твоей воли, и если ты не будешь знать, что тебе с нею делать, последствия могут быть катастрофические. Договор всего лишь регулирует твои отношения с тем, что можно условно назвать магической силой. Видишь ли, маг – это не какая-нибудь там выдающаяся личность, способная по щелчку пальцев материализовать предметы из воздуха. Чушь! Не бывает такого. Маг – это личность, которая живёт строго по неписаным законам мироздания, живёт в согласии с силами, которые управляют пространственно-временным континуумом, и умеет с ними взаимодействовать. Чтобы жить в согласии с этими силами, их надо понять. Это доступно далеко не каждому. Поэтому далеко не каждый может стать магом. Договор Крови – это документ, удостоверяющий то, что ты усвоил правила игры и согласился с ними. Когда ты подпишешь этот документ, силы, управляющие нашим существованием, станут доступны тебе, и ты сможешь вступить с ними в продкутивное сотрудничество. Но, как ты понимаешь, ничто не даётся просто так. Со своей стороны ты отдаёшь высшим силам часть своей жизни. Или часть своего тела. Или ещё что-то, что для тебя очень важно. Но я рекомендую отдать часть жизни. Ты не просто маг, ты – очень и очень мёртвый маг, и жизни в тебе не больше, чем в табуретке, на которой я сижу. Вот и отдай часть жизни – всё равно ты ею уже не сможешь воспользоваться никогда. В подобных случаях лучше всего отдавать именно то, что тебе не принадлежит. Кроме того, по секрету тебе скажу, у тебя и выбора-то нет. Договор Крови тобою уже давно подписан, и подпись эта зафиксирована на твоём теле. Вот прямо возле шеи, между ключицами, - Кощей внимательно следил за тем, как я ощупываю старый уродливый шрам на своём горле. – Ага, именно здесь. Но не следует нарушать правила документооборота, так что бумажку иметь положено. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!
И Кощей вынул из портфеля разлинованный лист бумаги под заглавием «Договор Крови».
- Это какая-то особая бумага? – поинтересовался я. – Особые чернила?
- Нет. Бумага обычная, для ксерокса, ну а чернила... чем тебя не устраивает обыкновенный лазерный принтер? Или шариковая ручка? – говорил Кощей, вслед за бланком договора извлекая на свет ручку. Он положил бланк и ручку на стол и сказал: - Пиши.
- А что писать-то?
- Что хочешь. Форма договора – свободная. Не переживай, я твой бред читать не собираюсь. То, что написано тобою в Договоре, должно быть известно только тебе.
Я задумался над тем, что же мне такое сочинить. Почему-то нужная мысль сразу пришла в голову. Как будто я всю жизнь только и занимался тем, что подписывал подобные соглашения. Я быстро нацарапал ручкой две простых фразы, и раз уж Кощей сказал, что они должны остаться тайной, то пускай так оно и будет.
- Написал, - доложил ему я. – Кощей, слушай, а если ты действительно маг... ты продемонстрируешь мне свою магию?
- Продемонстрирую. Когда надо будет.
- Ладно, я написал уже всё, что я об этом твоём Договоре думаю. Что дальше?
Кощей положил передо мной ещё один пустой бланк, ничем не отличающийся от предыдущего.
- Ещё раз пиши.
- Зачем? – не понял я.
Кощей вздохнул. По его виду я понял, что мои вопросы так его достали, что он уже готов был убить меня на месте. И, наверное, убил бы, не будь я уже мёртв.
- Тебе вообще что-нибудь известно о правилах ведения документации? Договор составляется в двух экземплярах.
Я изобразил на лице глубочайшее понимание его слов и заполнил второй бланк. Закончив, я сказал:
- Признаться, я думал, что Договор кровью писать надо.
Кощей ничего на это не ответил. Он достал из того же своего замечательного портфеля складной ножик и задумчиво взвесил его в руке.
- Бумага, принтеры, чернила... – заговорил он. – Это всё вполне допустимо. И даже правильно. Но ты отчасти прав: Договор действительно надо подписать кровью.
И мой наставник с улыбочкой вручил мне нож. Я повертел его в руках. Таким только консервные банки открывать.
- Кровью? Моей? – переспросил я.
- Только в обморок не падай, - усмехнулся Кощей. – Ну не похож ты на сентиментальную дамочку, которой делается плохо от вида крови. Подписывай уже, нечего обезьяну водить.
Тут уже я взял инициативу в свои руки.
- Во-первых, - сказал я, - такое дело не терпит спешки. С документами, которые ты подписываешь собственной кровью, надо быть внимательным. А во-вторых, дядя, что-то вы, как мне кажется, оказываете на меня психологическое давление, что являет собою наглое попрание Конституции. Я ведь могу и заяву на тебя накатать.
- Какой же ты придурок... – вздохнул Кощей. – Я тут с ним нянькаюсь, как мама с дитятком, а он ещё и хамит. Форменный детский сад. Да ты радоваться должен, что тебе всё в рот положили да ещё и разжевали!
Попытка перехвата инициативы не удалась. Делать было нечего, так что я выдвинул лезвие ножа и сделал тонкий надрез у себя на запястье. Осторожно собрав на кончик лезвия выступившие капельки собственной драгоценной крови, я кое-как изобразил закорючки на обоих экземплярах Договора.
- А почему именно кровью? – робко поинтересовался я.
- Потому, что кровь – это жидкость, сочетающая в себе все четыре элемента мироздания – воду, огонь, землю и воздух. Подписываясь кровью, ты закрепляешь свои слова силой этих четырёх элементов. Кроме того, кровь содержит всю генетическую информацию о своём владельце. И, когда кровь твоя проливается на Договор, высшие силы получают полные сведения о том, кто именно с ними связался.
Бумага, пропитавшаяся кровью, слегка покоробилась.
- Любезный мой друг Кощей, не могли бы вы предоставить мне пластырь?
- Пока нет, - покачал головой Кощей. – Ведь ещё должна быть печать.
Ты смотри, сюрприз за сюрпризом...
- Печать?
- Ну а как без печати-то? – и Кощей как-то странно мне подмигнул. – Договор двусторонний. От физического лица – подпись. От юридического – печать. А поскольку силы, с которыми ты связываешь своё существование, и так присутствуют в тебе, то и печать ты поставишь сам, опять же, кровью. Только эту печать ещё надо изготовить. Ты хотел удостовериться, маг ли я? Что ж... хочешь увидеть немного магии?
Не дожидаясь моего ответа, Кощей встал из-за стола, с загадочным видом фокусника поводил в воздухе руками, пробормотал что-то себе под нос, кажется, снова на латыни, сделал странный жест, и в углу комнаты с самым невозмутимым видом материализовался компактный фрезерный станок. У меня, признаться, даже челюсть отвисла. Не веря глазам своим, я подошёл к станку и осторожно его потрогал, будучи уверенным, что это всего лишь иллюзия или голограмма какая-нибудь. Нет. Станок был самый настоящий. Глядя на него, я смутно ощутил, что ещё парочка подобных фокусов, и меня прямо отсюда увезут в сумасшедший дом.
Кощей подошёл ко мне и вложил в мою ладонь небольшую металлическую пластину.
- Вот тебе заготовка, - сказал он. – Можешь делать себе печать. Помочь или сам справишься?
- Обижаешь, - недовольно бросил я, пытаясь восстановить ход мыслей. – Я фрезерный станок знаю лучше, чем свой домашний адрес. Но какой должна быть эта печать?
- Какой угодно. Хоть в виде портрета Адольфа Гитлера.
- Хм... а можно... можно рамку с надписью «Уплочено»?
- Вполне.
Я закрепил заготовку на столе станка, включил фрезу и приступил к изготовлению печати. Сталь, из которой была сделана заготовка, оказалась достаточно мягкой, и сверло шло по ней, как по маслу. Ещё никогда фрезеровка не давалась мне столь хорошо и при этом никогда не вызывала в грешной душе моей столь смешанные чувства. Меня, например, очень сильно волновал вопрос: а будет ли печать, сделанная с помощью наколдованного из воздуха станка, иметь юридическую силу? Мать вашу, о чём я думаю...
Когда печать была готова, я приложил её, ещё тёплую, к запястью своей левой руки, из которой вполне бодро продолжала сочиться кровь. И оба экземпляра договора вскоре украсились багровой надписью «УПЛОЧЕНО». После этого Кощей помог мне залепить рану пластырем.
- А что, - решился спросить я, - на Договоре разве не ставится дата?
- Нет, - ответил Кощей. – Договор не имеет даты заключения и не имеет срока действия. И последнее, - в его руках появился коробок спичек. – Один экземпляр Договора ты оставляешь себе. Второй отправляешь туда, - и он неопределённо ткнул пальцем в потолок.
- Хм... по-моему, если я его сожгу, дым из этого подполья вряд ли когда-нибудь долетит до небес.
- Здесь хорошая вентиляция.
Как и сказал Кощей, я сжёг один из экземпляров, а второй сложил гармошкой и отправил себе в карман. Я очень надеялся, что на этом всё же закончится идиотская кинокомедия, в которой я исполняю роль третьего трупа справа. Кощей тоже на это надеялся, так что, когда формальности с документацией были утрясены, он сам предложил мне выйти и отдышаться. Я сказочно обрадовался такому предложению, но, перед тем, как выйти в коридор, спросил:
- Кощей... ты говорил, что маги не могут создавать предметы из ничего.
- Говорил, - кивнул мой наставник.
- Но как ты сделал этот станок? Это ведь иллюзия, верно?
- Станок настоящий, - ответил Кощей. – Он уже чёрт знает сколько времени тут стоит. А иллюзия – это лишь то, что до нужного момента скрывало его наличие от твоих глаз.
И я вышел в коридор, будучи окончательно сбитым с толку.
 
 
3. Ликбез
 
Лучше б я не выходил, ибо увиденное мною в коридоре снова натолкнуло меня на вопрос: а не показаться ли мне психиатру?
По проспекту шествовала Гадюка в сопровождении парочки увальней, и они втроём волокли по полу опутанное стальными цепями существо, отчаянно пытавшееся сопротивляться. Затрудняюсь сказать, кого мне это существо напоминало. Оно было каменно-серого цвета, с мощными кожистыми крыльями, когтистыми лапами и невероятно уродливой головой, вид которой напомнил мне кадры одного жутковатого фильма про злобных инопланетян. Существо, кажется, было ранено – за ним тянулась полоска крови, причём кровь эта была болотно-зелёного цвета.
- Что это за тварь? – с безопасного расстояния спросил я у Гадюки.
- А, утёнок... – улыбнулась Гадюка и ласково пнула неведомое создание. – Ты про это?
- Ага. Что это такое? Или кто?
- Да так, ерунда, экспонат, сбежавший из паноптикума.
- Это горгулья? – выдвинул я робкое предположение.
Гадюка внимательно на меня поглядела и ответила:
- Это – вопиющий пример глупых шуток наших вампиров, но если тебе удобно, ты можешь называть это горгульей. Видишь ли, у вампиров имеются выраженные проблемы с чувством юмора. Горгулья, мирно пасущаяся на лужайке городского сквера! Очень смешно. Наша служба дегоргулизации уже задолбалась мотаться по таким вызовам.
- Горгулья... настоящая горгулья в центре города? – не поверил я, глядя на жуткого вида создание, бьющееся на полу. – Но ведь это же, наверное, опасно? Она могла кого-нибудь убить!
Неожиданно выросший за моей спиной Кощей положил тонкую сухую руку мне на плечо. Я невольно вздрогнул. Не каждый день тебе на плечо кладёт руку сама Смерть...
- Горгульи не опасны, - сообщил мне Кощей. – На вид они, конечно, страшненькие, но вреда от них никакого. Исключительно мирные и совершенно безобидные создания.
Я поглядел на Кощея. Он стоял и смотрел на горгулью с доброй улыбкой.
- А если, скажем, эту тварь увидел бы кто-нибудь из живых людей? Спалили бы всю контору!
- Ты знаешь, если парочку граждан с галлюцинациями на месяцок засунут в дурдом, а какой-нибудь местный алкаш дядя Вася решит бросить пить, от человечества не убудет. Да и потом, Миша, вот ты лич, у тебя в задатках полно магических способностей. Неужели ты не воспользовался бы ими, чтобы вытравить из сознания людей память о встрече со сверхъестественным существом?
Я подумал и согласился. Действительно, магия же есть. Боже, какая бредятина. Мне срочно нужны таблетки от психозов.
Горгулья снова попыталась освободиться от цепей, и один из ребят, состоящих в таинственной службе дегоргулизации, злобно ударил её ногой. Горгулья закричала. Её голос был близок к ультразвуку, и я заложил руками уши, с сочувствием глядя на мистическую тварь. Я вдруг понял, что тварь эта была глубоко несчастна. Миролюбивую горгулью, которая никакого зла не сделала, ранили, заковали в цепи и как следует отпинали. А ведь она совершенно ни в чём не виновата. Бедная зверушка...
- Пожалуйста, не бейте её, - сказал я, когда горгулья притихла. – Ей же больно.
- Расслабься, эти твари не чувствуют боли, - успокоила меня Гадюка. – Они сделаны из преобразованного камня. Где ты видел у камня болевые рецепторы?
- А почему же тогда она кричала? – спросил я.
- Да обидно ей, вот и всё.
Гадюка и её товарищи потащили горгулью дальше. По-видимому, надо было вернуть её обратно в паноптикум. Следом за ними появилась недовольная уборщица со шваброй, и, негромко ругаясь, принялась вытирать с пола кровь. Мы с Кощеем вернулись в аудиторию №103 и снова уселись за стол друг напротив друга.
 
Кощей пощёлкал узловатыми пальцами и начал свою речь:
- Я проведу для тебя общий курс разъяснений. Потом, если захочешь, ты сможешь задать мне свои вопросы. Идёт?
Я молча кивнул.
- Хорошо. Итак, смерть. Все процессы человеческой жизнедеятельности основаны на стремлении к ничегонеделанию. Можно сказать, что ничегонеделание является целью существования как таковой. Состояние абсолютного ничегонеделания называется смерть. Такой вот смысл жизни, основная её цель. Но частенько у людей бывает так: цель достигнута, отлично, а дальше что? Ответа нет. А знаешь, почему? Потому, что люди неправильно понимают свою цель, неверно понимают явление смерти. Смерть – это не точка. Смерть – это процесс, а не результат. Смерть – это не отсутствие жизни, а её разновидность. Скажем так, если жизнь, как считают некоторые специалисты, это форма существования белковых тел, то и смерть – тоже форма существования белковых тел. Только несколько иная. Ты сам это всё поймёшь и ощутишь на себе.
Тебе, наверное, интересно, чем же именно отличается мёртвый от живого. Много чем. У двух форм существования, именуемых жизнью и смертью, масса различий, однако они становятся видны не сразу. После обращения живого в нежить их трудно определить, они проявляются позже. Ты, например, заметил только, что на тебя перестали действовать лекарства. На самом деле, они на тебя действуют, только немного не так, как на живых. Снотворные не смогут тебя усыпить, потому что... ну как того, кто уже умер, ещё и усыпить? Сон мёртвых отличается от сна живых. Обезболивающие не снимут твою боль, потому что на самом деле никакой боли мертвец не чувствует, а только не успевший ещё привыкнуть к такой форме существования мозг будет настойчиво далдычить тебе о том, что если тебя укололи булавкой, то тебе должно быть больно. Читал про условные рефлексы Павлова? Они какое-то время ещё будут действовать. Потом алгоритмы работы твоего сознания перестроятся. Надо будет привыкнуть. Работа всей нервной системы изменится, ты перестанешь чувствовать боль, холод, жар и щекотку, ты потеряешь обоняние и вкус. Вернее, не потеряешь, но они сильно изменятся. Что же до лекарств, то их действие на тебя может оказаться весьма неожиданным. У каждого неживого это строго индивидуально, и я бы рекомендовал тебе посоветоваться на эту тему с нашими медиками – если, конечно, будет желание.
Дело в том, что вместе с сознанием перестроится и тело. Как я уже говорил, это довольно длительный процесс, он продолжается не день и не два, а несколько лет. У тебя изменится состав крови и протоплазмы. Твоя кровь, например, по своему составу будет идеальна. Твой обмен веществ станет очень быстрым, так что на тебя перестанут действовать яды и наркотики – они будут просто моментально выводиться из организма. Это, кстати, относится и к таким веществам, как алкоголь и никотин. Ты будешь быстро пьянеть и столь же быстро трезветь, а что касается курева... курящему умертвию, чтобы поддерживать уровень никотина в крови, придётся курить каждые десять минут.
Это что касается метаболизма. А вот жизненные процессы, напротив, замедлятся. Какой бы пример привести... ну, вот это очень хорошо заметно у женщин. Их менструальный цикл после смерти начинает становиться всё длиннее и длиннее, пока, наконец, не станет настолько длинным, что попросту остановится. У тебя будут замедляться процессы роста волос и ногтей, пищеварительные процессы, и вместе с ними замедлится, а потом и вовсе остановится процесс старения. Видишь ли, в процессе генерации новых клеток в организме концы цепочек ДНК потихоньку распадаются. Это и вызывает старение. У тебя новые клетки генерироваться перестанут, а значит, и хвосты генетических молекул останутся в целости и сохранности.
При всём при том, отсутствие генерации нового нисколько не повлияет на регенерацию старого, так что со временем раны, порезы или какие-нибудь там язвы желудка начнут заживать на тебе, что называется, как на собаке. Твой организм обретёт постоянную структуру, и в случае каких-то нарушений будет снова и снова эту структуру восстанавливать. Но того, что ты сейчас называешь бессмертием, тебе это не даст. Тебя всё ещё можно уничтожить, только это будет называться не смерть, а аннигиляция. Если выстрел из дробовика размажет твою голову по стенке, то никакая регенерация тебе не поможет, хотя, по секрету скажу, такие случаи могут быть исправимы. Если тебя растворят в серной кислоте или сожгут напалмом – это всё, крышка, капут. Так что я бы не советовал тебе разгуливать в центре ядерного взрыва.
Что ещё... я говорил тебе, что мы очень близки к змеям. Это важно. Змеи – хладнокровные животные, их температура тела напрямую зависит от окружающей среды, а их жизнь напрямую зависит от температуры тела. У нас точно так же. Если ты ещё не почувствовал, то совсем скоро начнёшь чувствовать странный холодок у себя под кожей, он будет сопровождать тебя в любую погоду, и зимой, и жарким летом. Потому что этот холод не снаружи, а внутри тебя. Тебе нельзя замерзать. Переохлаждение – это для неживых неприемлемо, в холоде мы быстро скисаем и впадаем в спячку. Поэтому тебе следует внимательно следить за метеорологическими сводками и тепло одеваться. В лютую зиму ты можешь и не почувствовать мороза, поскольку нервные окончания тоже изменят свою работу, однако последствия от переохлаждения будут самые неприятные.
Но всё то, что я тебе сейчас рассказал, это мелочи, сопутствующие обстоятельства. То главное, что отличает живого от неживого – это неспособность мертвецов генерировать жизненную энергию. В этом вся суть нашего существования. Живые поддерживают своё существование за счёт энергии, которая генерируется внутри них самих. Нежить же собственной жизненной силы не имеет, и может существовать лишь за счёт энергии, похищенной у живых. Это можно назвать энергетическим вампиризмом, хотя правильнее будет сказать «экспроприация». Без этого, увы, никак. Ты, приятель, умер, и жизни в тебе нет. Соответственно, всё, что наполняет жизнью тех, кто ещё не умер, тебе не нужно. Пища живых, воздух живых, любовь живых – всё это для тебя теперь ничто. Единственная твоя отрада, единственный твой долбаный наркотик – это жизненная энергия, которую тебе у живых придётся каждый день экспроприировать. Эта энергия нужна тебе для поддержания собственного существования, а также для использования магии. Поэтому тебе придётся постоянно контактировать с живыми – это, например, причина того, что никто из нас надолго не задерживается в Андерграунде, потому что живых здесь нет. Здесь, правда, есть энергогенераторы. Знаешь ли, современные технологии значительно облегчают наше существование. Во времена энергетического голода ты сможешь получать энергию даже из обыкновенных батареек, но энергия эта – суррогат, и долго ты на таком пайке не продержишься. Нужна энергия живых людей – та энергия, которая заставляет биться их сердца, и которая тебе тоже нужна для сердцебиения. Большую часть времени пополнение твоих энергетических запасов будет происходить автоматически, как только рядом с тобой будут появляться живые люди. Если ты гуманист – не переживай, они от этого нисколько не пострадают. У них энергия генерируется бешеными темпами, а ты будешь брать у них совсем немного, и они этого даже не заметят. Проблемы могут быть только тогда, когда тебе нужно много энергии, например, для магии или для восстановления после попадания в серьёзные неприятности, а большого числа людей поблизости нет. В этом случае тебе уже придётся контролировать процесс похищения энергии у драгоценных сограждан, чтобы им не навредить. Кроме того – и это очень серьёзно – кроме того, бывают критические ситуации. Когда тебе срочно нужна энергия в больших количествах, и энергетический голод доводит тебя до такого состояния, что ты начинаешь бесконтрольно высасывать жизнь из всего, что движется. Для окружающих это опасно. Старайся не доводить свой организм до такого состояния. От этого либо будут сильно страдать окружающие тебя люди и животные, а иногда даже растения, либо к тебе начнёт поступать энергия, несовместимая с тобою лично. Практика показывает, что если набраться неподходящей энергии, она принесёт объективную пользу, но тебе от неё будет очень плохо, и морально, и физически, и в итоге КПД окажется маловат.
Есть ещё один нюанс, который может основательно навредить людям. Оживших мертвецов считают злобными тварями, но, по правде говоря, нежить не может быть злой сама по себе. Неживой отличается от живого по сути лишь тем, что он умер, а смерть в равной степени постигает как злых людей, так и добрых. Проклятие смерти неспособно изменить характер человека, напротив, оно подтверждает и усиливает его. Само же это проклятие заключается в том, что за спиной всякого неживого стоит смерть как таковая. И если неживым она не доставляет дискомфорта, то живые здорово от неё страдают – но, повторюсь, от личных качеств неживого это не зависит. Энергии смерти, окружающие неживого, находятся в постоянном конфликте с энергиями жизни. Поэтому неживым бывает трудно находиться рядом с живыми, как и живым с нежитью. Всё зависит от того, чья энергетика в данном случае сильнее. Живые далеко не всегда осознают свою силу, нежить же её осознаёт вполне и успешно ею пользуется, так что в конфликте чаще побеждает смерть – даже если неживой не желает зла живому. Превосходство смерти выражается в том, что рядом с нежитью живые теряют силы, здоровье, настроение, на них постоянно сыплются неудачи и прочие неприятности. Неживой, находящийся в обществе живых, должен это учитывать, и если он не хочет навредить ближнему своей энергетикой, ему следует строго её контролировать, а ещё лучше – отдалить от себя ближнего на безопасное расстояние или отдалиться самому. Именно поэтому большую часть времени неживые существуют уединённо.
Подводя итог, хочу сказать о еде. Еда смертных тебе не нужна, но тебе можно и даже нужно иногда что-нибудь есть, чтобы пищеварительная система не пришла в негодность. Она ещё может тебе понадобиться. Кроме того, некоторая пища будет, как ни странно, приносить тебе пользу. Я говорю о животной пище – это мясо, рыба, всякие там кальмары. Для понимания этого придётся быть настоящим индейцем. Дело в том, что, поедая мясо, ты забираешь себе часть силы того живого существа, которым это мясо когда-то было. То есть, из мяса ты получаешь небольшое количество жизненной энергии. Вот, собственно, и всё. Надеюсь, мои объяснения были тебе понятны.
 
Когда Кощей замолчал, я был в каком-то оцепенении от его слов. И именно в этот момент я почувствовал то, о чём он говорил – лёгкий озноб по всему телу. Я поплотнее закутался в свой идиотский пиджак, размышляя над его словами. Это всё было бы интересно и познавательно, как бредни шизофреника, если бы это не касалось меня лично. Впрочем, я не мог сказать, что изложенная Кощеем суть вещей меня пугала. Нет. Для меня это было просто непривычно, но, справедливо решив, что со временем привыкну, я задал Кощею вот какой вопрос:
- Ты, как я понимаю, рассказывал мне о личах. А какие ещё бывают виды нежити? Чем от меня отличаются вампиры или, например, оборотень по имени Гадюка?
- Охотно расскажу, - улыбнулся Кощей и снова погрузился в просветительскую [или протемнительскую?] работу. – Для начала я расскажу тебе о вампирах и оборотнях, так как они идут несколько особняком.
Вампир – это существо немного иной природы, чем мы. Вампирами становятся не в результате смерти, а в результате действия проклятия вампиризма. По сути, вампиризм – это никакое не проклятие, а всего-навсего вирус. Болезнь, передающаяся через кровь. Передача вампирической эссенции на кончике наркоманской иглы – самый распространённый способ стать вампиром в наше время. Вирус вампиризма, попадая в организм человека, перестраивает его до такого состояния, что человек, по сути, умирает – так же, как и мы с тобой. Но продолжает существовать и успешно функционировать. Как тебе известно, вампиры пьют кровь – она нужна им для поддержания собственного существования так же, как нам жизненная энергия. Принцип абсолютно одинаковый. Кровь вампира – очень ценная вещь. Она используется нами в самых разных целях. Ну, что ещё... вампиры боятся солнечного света, потому что он их разрушает, да и с серебром у них непростые отношения.
- Тогда почему вампирша Даша, которая привела меня сюда, спокойно разгуливала по городу средь бела дня? И почему у неё не было клыков?
- Я же тебе говорил, что технологии современной цивилизации и достижения прогресса здорово нам помогают. Солнцезащитный крем, контактные линзы, тёмные очки, тонировочная плёнка – всё это частенько используется вампирами для маскировки и защиты. Конечно, никакой крем не даст вампиру стопроцентной защиты от прямых солнечных лучей, как и не защитит от обгорания кожу зазевавшегося пляжника, но, как ты наверняка заметил, сегодня на улице пасмурно, яркого солнца нет, и вампиры в такую погоду чувствуют себя совершенно спокойно. Ну а клыки – вообще ерунда. Клыки вампиров прикрывает от ненужных взглядов простейшая зрительная иллюзия, сделанная для них нами, личами.
Далее. Оборотни. Оборотень – это существо двойственной природы. По сути, это мёртвый человек, жизнь которого заключена в животном – как правило, именно в том животном, которое его и убило. 7-го мая 1949-го года известная тебе Ульяна Гадюкина в гордом одиночестве разгуливала по лесу, где её покусала ядовитая змея. В конце весны укусы гадюк смертельны. В том бы лесу Ульяна и осталась навсегда, если б каким-то способом, до конца не ясным даже ей самой, не умудрилась связать свою угасающую жизнь с укусившей её змеёй. Так мёртвый человек и живая змея стали единым целым, и одно существо умеет принимать форму другого. Оборотень превращается не просто в какое-то там условное животное, а в совершенно конкретный организм, существующий на нашей планете в единственном экземпляре. Впрочем, это не всегда живой организм в привычном тебе понимании. Есть у нас тут один кадр, которого прикончили, по пьяни треснув табуреткой по голове, так он в эту же табуретку свою жизнь и засунул. Так что, если оборотней-волков называют вервольфами, то среди нас тебе может встретиться вертабурет.
- Человек-табуретка? – удивился я.
- Именно так. Пользы от его перевоплощений, конечно, немного, хотя, если надо что-нибудь подслушать, то умение изобразить из себя мирно стоящую в углу табуретку может быть весьма полезным. Правда, этот вертабурет утверждает, что ему очень не нравится, когда на нём сидят.
- И что же, если бы я сумел связать свою жизнь с убившим меня роялем, из меня бы получился человек-рояль?
- Возможно. Но тебе ума не хватило распорядиться своей жизнью, и ты просто её лишился. Думаю, оно и к лучшему – нам тут только роялей в кустах не хватало. Следует сказать, что оборотни не нуждаются в энергии живых людей, для них главное – накормить своё второе «я», накормить зверя, в котором заключена их жизнь. Ты бы изрядно удивился, если б узнал, что Ульяна Гадюкина питается мышами и лягушками. Что предпочитает кушать табуретка – я и сам не знаю.
Едем дальше. Природа личей тебе уже известна. Это мёртвые маги. Упыри – это те же личи, только без магических способностей. Очень сильные умертвия, существующие по известным тебе правилам. Таковых среди нас большинство. Зомби – тоже умертвия, причём смерть их вызвана органическими поражениями мозга – инсультом, например. Из-за этого мозги у них практически не работают, хотя тело функционирует так же, как и у нас с тобой. Лишившись собственных мозгов, зомби жадно пожирают чужие. Достаточно тупые ребята, но себе на уме, хоть и ума у них – кот наплакал. Кто ещё? Гулли... гулли – это продукт творчества вампиров и личей. Нам с вампирами часто нужны помощники, вот мы и делаем себе гуллей с помощью хитрых манипуляций с неживой кровью. Гулли не являются вампирами, да и от нас с тобой они достаточно далеки, они даже ближе к живым, но всё-таки они не живы. Особенность каждого гулля в том, что он несамостоятелен, у него нет собственной воли, зато всегда есть вампир- или лич-хозяин, и между гуллем и его хозяином существует сильная ментальная связь. Те двое ребят, которые вместе с Гадюкой тащили по коридору эту несчастную горгулью, как раз таки были гуллями. Гулли сильнее обычных людей, но слабее вампиров, и существуют в нашем мире они недолго. Ну а некроманты – это обычные живые люди с хорошими способностями, они воскрешают таких, как ты или я, и за это с нашей стороны получают вкусные плюшки. Вот, собственно, и всё.
- А привидения и вурдалаки? – спросил я.
- Привидений не существует, а вурдалак – это вообще жреческая профессия. Ну, ещё будут вопросы? – и Кощей выразительно изобразил на лице усталость.
- У меня остался только один вопрос. Точнее, просьба. Ты – мёртвый маг и я – мёртвый маг. Но я совершенно ничего в этом не смыслю. Расскажи мне про магию.
- Что ж, - вздохнул Кощей, - магия. Магия состоит из нескольких разделов, или, если тебе угодно, ступеней. Первая ступень магии – это считывание информации. Это ступень, с которой всё начинается, и на ней же многие останавливаются. Например, известная тебе ведьма Муха – всё знает, а делать ничего не хочет. Как ты уже заметил, у тебя изменилось восприятие пространства. Ты начал считывать информацию с предметов – от них к тебе приходят знания о том, из чего они сделаны, как они сделаны, что они видели, что они помнят. При должном уровне подготовки ты сможешь узнать что угодно откуда угодно, и любая стена с удовольствием расскажет тебе больше, чем живой человек под самыми страшными пытками.
Вторая ступень магии – это уже работа с полученной информацией. Генерирование информации и управление ею. Когда мы впервые зашли в эту комнату, я сформировал сильный информационный блок, состоящий в неистинной зрительной информации о том, что здесь ничего нет, кроме стола и табуреток, и засунул этот блок тебе в голову. Когда я его снял, ты увидел стоящий в углу станок. Это произошло потому, что ты ещё пользуешься глазами так, как привык ими пользоваться при жизни. Когда ты научишься использовать «внутреннее зрение», подобным фокусом тебя уже провести не смогут.
- Внутреннее зрение? – осведомился я. - И что, для этого надо как-то по-хитрому глаза настроить?
- Глаза? Можешь выбросить их на помойку. Органы чувств тебе больше не нужны. Вскоре ты научишься видеть не глазами, а непосредственно мозгом, и все остальные сенсорные функции тоже будет выполнять твой мозг.
Но вернёмся к нашим баранам. Когда ты научишься считывать информацию и управлять ею, ты сможешь применять энергию для преобразования пространственно-временного континуума. Возвращаясь к первой ступени, следует сказать, что вся информация, которую ты сможешь считывать, связана воедино тем, что называют информационным полем Земли или ноосферой. Ноосфера так же соединена с твоим подсознанием, и все те сведения, которые есть в ноосфере, по умолчанию доступны тебе. Поэтому, когда ты считываешь информацию с предмета или события, ты, по сути, считываешь её из собственной головы. В ноосфере содержатся данные о прошлом, настоящем и будущем, хотя делить время на составляющее несколько неразумно, потому что время – это единая структура. Все эти данные представлены в ноосфере в виде точно просчитанных вероятностей тех или иных событий, и магия – это работа с вероятностями. Сознание мага должно сопоставлять и анализировать данные из ноосферы, после чего перетасовывать их оптимальным способом. По идее, тут нужен точный расчёт, но я в математике ноль полный, так что этого тебе объяснить не смогу, Мусфира расскажет лучше. Я только объясню принцип.
Приведу простой пример с бутылкой водки. Если хочется выпить, а выпить нечего, ты не сможешь наколдовать себе бутылку водки в холодильнике. Откуда она там возьмётся? Вероятность нулевая. Надо понимать разницу между практической магией и чушью. Поэтому тебе всё-таки придётся идти в магазин.
И вот тут начинаются вероятности. В магазине может быть водка, а может не быть. Если в свои 24 ты выглядишь на 17, у тебя могут потребовать паспорт, а могут и не потребовать. В магазине может быть большая очередь, что не есть комильфо, но может и не быть. Наконец, магазин может быть попросту закрыт. Твоя первоочередная задача – обмозговать вероятности возможных препятствий между тобою и водкой. Есть, конечно, и другие факторы. Например, на пути в магазин тебя может сбить машина, и тогда уже до водки ты доберёшься не скоро. Тут всё зависит от ситуации.
Ну а дальше ты обнуляешь ненужные вероятности любым известным тебе способом. Я обычно щёлкаю пальцами на каждую вероятность плюс один. В результате я иду в магазин и спокойно покупаю там водку. Есть ещё другой вариант. Всегда остаётся фактор неизвестности, и если мы что-то не учли, события могут сложиться по-другому. На этот случай у нас есть «+1». События всегда складываются в нашу пользу, и у нас всегда всё получается легко и просто.
Есть, правда, ещё одна тонкость. Это правильный выбор времени для чтения заклинания. Бесполезно колдовать, стоя перед закрытой дверью магазина, вряд ли она тут же откроется. Бесполезно обнулять уже собравшуюся очередь из тридцати человек. То есть, её теоретически можно разогнать в два счёта, но для этого надо уметь воздействовать на чужую волю, а это уже не каждому дано. Так что настраивать вероятности надо заранее. Понятно, что проводимый магический ритуал – в моём случае это щелчок пальцами – не просто формальность, а серьёзное дело, во время которого я концентрируюсь и направляю свою энергию в нужное русло. Заклинания разной мощности требуют разных затрат энергии и разного уровня способностей мага. Живому магу проще в том смысле, что энергия для всех этих дел генерируется внутри него самого, а неживому ещё надо где-то эту энергию добыть. Достаточно сильный маг с мощным энергетическим потенциалом может извлечь из информационного поля и преобразовать в действительность самую ничтожную вероятность из всех, которые там есть. С любой ненулевой вероятностью можно работать.
Но высший пилотаж в том, чтобы работать с вероятностью равной нулю. Это могут единицы. И то я подозреваю, что, на самом деле, вероятность, с которой они работают, всё-таки ненулевая, ведь в нашем мире возможно абсолютно всё.
- А вот горгулья? Это какая разновидность магии?
- Горгульи, големы, ожившие скелеты и прочая нечисть – это не магия, а алхимия. Преобразование веществ. В данном случае – преобразование относительно неживой материи в относительно живую. Одно из свойств вампирской крови. На этом я, пожалуй, и закончу свой рассказ. Мне вскоре надо будет кое-куда выдвинуться. Напоследок скажу, что с твоей стороны было бы очень глупо пересказывать всё это кому-нибудь из живых. Если живые узнают о нашем существовании, нам всем очень быстро настанет крышка, - сказав это, Кощей устало положил руки на стол.
- Да, да... – кивнул я. – Мне и самому домой хочется. Я тоже устал и должен как следует обо всём этом подумать.
- Тогда зайди к Мухе в Регистратуру, у неё для тебя кое-что есть.
Кощей покинул меня, и я отправился к Мухе. Нужный кабинет я нашёл не сразу – всё-таки в этих катакомбах заблудиться – как два байта переслать. Но всё же я не заблудился. Мусфира выдала мне старенький и побитый жизнью сотовый телефон в комплекте с зарядным устройством – на тот случай, если мне понадобится связаться с кем-нибудь из базы. В записной книжке уже были странного вида семизначные номера Регистратуры и Кощея.
- А можно мне номер Гадюки? – робко спросил я.
Мусфира хрипло ответила:
- С удовольствием бы дала, но она не носит телефона.
Я поблагодарил её, положил мобильник в карман и вежливо поинтересовался, как мне попасть во внешний мир. Муха заботливо проводила меня к выходу, из которого я по уже знакомой мне лестнице выбрался наверх и медленно побрёл домой.
 
 
4. Innervision
 
Сказать, что мне было плохо, - это не сказать ничего. Мне было настолько плохо, что я бы с удовольствием бросился под машину, если бы в сложившейся ситуации от этого хоть что-нибудь изменилось. Настроение у меня было паршивое, а самочувствие – и того хуже. Во-первых, мне было холодно, а тот глупый наряд, в котором я весь день щеголял, был слишком лёгким для ноябрьской погоды. Во-вторых, у меня по-прежнему болела правая нога. В-третьих, я ощущал во всём теле такую страшную усталость, что едва мог идти. Я шатался на ходу, и весь мой вид наверняка повергал прохожих в изумление. А если бы мне встретился милиционер и захотел бы проверить мои карманы, он бы изумился ещё больше, обнаружив при мне паспорт, резиновую уточку, допотопный сотовый телефон, стальную печать в виде надписи «Уплочено», ключи от квартиры [где деньги лежат] и смятый в гармошку несуразный документ, подписанный кровью. О том, куда меня отвёл бы милиционер – в отделение или в психбольницу – я старался не думать.
Впрочем, даже если бы я и решил о чём-нибудь таком подумать, у меня бы это вряд ли получилось. Содержимое моей головы представляло собою полнейший винегрет. Договор на использование магической силы, невидимый фрезерный станок и экспроприация жизненной энергии вертелись вокруг силуэта алхимической горгульи, оживлённой с помощью крови вампира, рядом приплясывал оборотень-коммунист, которого более чем полвека назад искусала змея, мимо проезжала блондинка на «Тойоте», с ног до головы вымазанная солнцезащитным кремом, продвинутые бессмертные маги разговаривали со стенами, а завершалась вся эта композиция человеком-табуреткой, утверждающим, что табуретки – очень депрессивные создания, поскольку всё, что они в своей жизни видят, - это жопа.
Растирая рукой замерзающую шею, я снова наткнулся пальцами на свой старый шрам. Этот шрам некоторые люди называют «меткой смерти». Я получил его много лет назад, когда лежал в реанимации с тяжёлым отравлением – естественно, пачку таблеток я перед этим проглотил не от хорошей жизни, а по заданию общества охотников на нежить. Дело в том, что моё отравленное тело тогда пребывало в настолько плачевном состоянии, что даже не хотело дышать, и врачам пришлось вставить мне резиновый шланг в трахею, чтобы восстановить дыхание. Полученные таким образом шрамы у людей, прошедших через реанимацию, бывают довольно часто. Интересно, почему Кощей счёл этот шрам моей подписью под Договором Крови? Может быть, шрам свидетельствует как раз о том, что когда-то я, пытаясь покончить с собой, действительно отдал часть жизни и вступил в сотрудничество с высшими силами? Бог ты мой, настолько высококачественного бреда в моей голове давно не водилось.
Размышляя об этом, я всё шёл и шёл, а люди шли мне навстречу, впрочем, предпочитая обходить стороной. Идти было далеко, а у меня даже денег на проезд при себе не имелось. Шутки ради я попытался материализовать у себя в кармане червонец, но материализовалась там только крепко сжатая фига. Серые люди, серые здания, серый асфальт и серые автомобили проплывали мимо меня с равнодушным пессимизмом. Да и мне нерадостно было. Смерть состоялась, цель достигнута, а структура моего бесцельного существования от этого никак не изменилась. Вот я иду по улице, измеряя шагами время. А куда я иду? Домой. И что я там буду делать? Или что я буду делать в других местах? Зачем вообще где-то что-то делать? Зачем жить? Зачем умирать? Так надо? Кому надо? И для чего?
Слишком много вопросов.
 
Моя квартира встретила меня сквозняками и приветливым слоем пыли на столах и стульях. Отопительный сезон не успел ещё добраться до дома, в котором я жил. На моей жилплощади поселилось запустение, и во всех комнатах было холодно, темно и никак. Этого наглого постояльца требовалось срочно выгнать. Первым делом я зажёг везде свет, плотно закрыл окна, включил телевизор и, придя на кухню, инсталлировал на газовую плиту свой старый раздолбанный чайник. Пока в нём нагревалась вода, я наконец-то снял опротивевший мне клоунский костюм, быстренько принял горячий душ, и по завершении водных процедур завернулся в тёплый халат. Начал согреваться. Вскоре и кипяток подоспел, и я заварил себе чай из пакетика. Нахлобучил туда сахара побольше, уселся перед телевизором и сделал первый глоток.
Странная вещь. Я не ощутил вкуса чая. Совсем не ощутил, как будто пил не чай с большим количеством сахара, а чистейшую дистиллированную воду. Я вернулся на кухню и разболтал в той же чашке ещё один пакетик. Когда заварка потемнела вдвое, я снова попробовал свой напиток. Никакого вкуса. После нескольких манипуляций с чайными пакетиками и кипятком у меня получился ядрёный чифирь. Но его вкус на деле оказался настолько слабым, что напоминал какие-то помои. Я принялся ворошить полки со своим хозяйством. Нашёл соль, острый перец, тимьян какой-то. Высыпал это всё в чашку и как следует размешал. От такого сочетания приправ меня должно было вывернуть в приступе тошноты, но нет, вкус напитка не изменился. И я снова пришёл к выводу, что всё это мне не приснилось, и что Кощей рассказал всё как есть. Мои вкусовые рецепторы изменили свою работу. Теперь я не чувствовал вкуса. Хорошо это или плохо? Затрудняюсь сказать.
Угнездившись в кресле и похлёбывая своё колдовское зелье, сваренное из подручных ингредиентов, я уставился в телевизор, по которому транслировали какую-то автомобильную передачу. Показывали гонки разбитых тачек в невероятной грязи, говорили, что это самый дешёвый вид автомобильного спорта. У машин не было ни фар, ни зеркал – ничего, просто бесформенные металлические коробки на колёсах, но эти коробки всё же ездили. Причём ездили по каким-то странным правилам, согласно которым не только можно, но и нужно было толкать и подрезать соперников по гонке. Довольно занятное развлечение, я бы тоже поучаствовал.
Когда за окном совсем стемнело, я решил вытряхнуть из карманов выданного мне пиджака своё нехитрое имущество. Договор, печать и паспорт я засунул в ящик стола, резиновую уточку монументально водрузил на телевизор, а телефон мне захотелось разобрать, чтобы выяснить, к какому же сотовому оператору подключены мертвецы с семизначными номерами. Сим-карты в телефоне вообще не оказалось. Шокировало ли это меня? Нет. Моя голова была так плотно забита информацией, что сведения об отсутствии сим-карты в телефоне уже просто никуда не помещались. Я устало прислонился к стене, и, кажется, мне удалось считать с неё информацию. Стена недвусмысленно сказала мне: «Перестань думать о всякой чепухе и иди спать».
Стена была умна. Умнее меня, это точно. Следуя её совету, я растянулся на диване и накрылся одеялом по самые ноздри. Я был настолько утомлён, что должен был заснуть за считанные секунды. Но сон не торопился осчастливить меня своим приходом. Усталость и ломота в теле, напротив, здорово мешали расслабиться, в голове гудел рой разъярённых ос, но главным образом заснуть мне не давало то обстоятельство, что сосед справа по известным всем и каждому законам мироздания принялся сверлить стену прямо у меня над ухом. Я поглядел на часы. Без десяти полночь. И чего этому козлу не спится в такое время?
Я заложил уши, но легче от этого не стало. Ночная пытка дрелью, по-видимому, прекращаться не собиралась, и никакого спасения от неё не было. Хоть иди и укладывай спать этого соседа так, чтоб он уже никогда не проснулся. Чувствуя приближающееся отчаяние, я взял со стола сотовый, выбрал в списке номеров Кощея и отправил вызов, полный надежд. Через несколько секунд Кощей с готовностью отозвался:
- Да, Мишутка?
- Кощей, - устало проговорил я. – Мне плохо. Мне очень-очень плохо, и я не могу заснуть. А тут ещё сволочной сосед вздумал стену сверлить. Что мне делать?
- Тебе плохо оттого, что твои энергетические запасы приблизительно равны нулю. Пойди и пообщайся с соседом. Уговори его приостановить ремонтные работы, а главное, вытяни из него немного жизненной энергии. Это у тебя должно легко получиться – судя по звукам, я могу сделать вывод, что энергия из твоего соседа бьёт ключом. Такую бы энергию – да в народное хозяйство! – и старый бессмертный маг, кажется, рассмеялся.
- Это точно. Спасибо, Кощей, я попробую.
Через несколько секунд я уже стучался в дверь соседа. Он открыл мне с недовольным видом.
- Чего тебе? – спросил сосед и дыхнул на меня таким перегаром, как будто у него в желудке располагалось самогонное озеро.
- Дядь Коль... – заговорил я и отчего-то принялся сверлить глазами грудную клетку моего ночного мучителя. – Николай Сергеевич. Дорогой ты наш и любимый, - я продолжал тянуть слова, чтобы как можно дольше находиться рядом с источником энергии, - всенародно уважаемый и всеми признанный. От лица трудового коллектива нашего многоэтажного жилого дома типа «говнярка» я очень прошу тебя прекратить строительную деятельность в твоей квартире, ибо время позднее, людям отдыхать надо, чтобы завтра со свежими силами приступить к нелёгкому труду на благо Отечества, а ты, крыса такая, спать не даёшь!
Я чувствовал, как через линию моего взгляда, направленного на грудь соседа, как через открытый канал прямо ко мне поступает энергия, тёплая и приятная, нежная и успокаивающая, мягкая и пушистая, и слегка отдающая этиловым спиртом. В этот момент мне было до того хорошо, что я готов был расцеловать эту пьяную сволочь в пижаме. Неужели получилось?
Дядя Коля даже не знал, что ответить на мою бурную речь. Пока он думал, я закрыл дверь перед самым его носом и вернулся к себе. Клянусь всеми известными мне старыми вениками, я чувствовал себя так прекрасно, как никогда в жизни. Хозяйничавшие в теле боль и усталость моментально самоликвидировались, мысли прояснились, настроение поднялось и странный озноб исчез, а мышцы наполнились теплом и лёгкостью. Это была эйфория, с которой не сравнится даже эйфория опиоидных анальгетиков. Да, прав был Кощей, жизненная энергия – это наркотик, пожалуй, самый совершенный наркотик во Вселенной. Как же глупы живые люди, которые этого не понимают. И как же несправедливо устроен мир, если для того, чтобы понять вкус жизни, спервоначалу надо умереть.
Впрочем, если последний пункт меня и смущал, то не долго. Окрепшие ноги сами понесли меня в сторону дивана, и через пару минут я уже спал ангельским сном.
 
Я проснулся ещё до восхода солнца, проснулся бодрым и довольным. Информация в моей голове устаканилась и обрела чёткую структуру, теперь всё было разложено по полочкам, всё было просто и понятно. Единственная моя проблема заключалась в том, что у меня закончился чай, и, хоть я уже почти не ощущал его вкуса, привычка постоянно хлебать древний китайский напиток заставила меня одеться и отправиться в ближайший продуктовый магазин. Перед этим я, вспомнив объяснения Кощея, пощёлкал пальцами, прикидывая в уме все возможные на моём пути неприятности. Может быть, магия действительно подействовала, может быть, это было просто совпадение [ну откуда в магазине очередь в шесть часов утра?], но всё у меня получилось легко и просто, и вскоре я уже шел домой, неся под мышкой коробку с чаем.
В рассеивающихся утренних сумерках я разглядел, что в подворотне лицом вниз валялся человек, издалека похожий на мешок с дерьмом. Наверняка, ещё один алконавт, - решил я. Но, когда я проходил мимо, обитатель подворотни простонал слабым голосом:
- Эй... помогите...
Добрый ли я человек? Отзывчивый ли? Не знаю. Трудно сказать, каким я был при жизни. Наверное, самым обычным. Мог и по голове кому-нибудь настучать, просто так, со зла, а мог и помочь какому-нибудь страждущему – тоже просто так. Я думаю, это нормально. И я также думаю, что если тебя просят о помощи в тот момент, когда ты ничем не занят, то можно эту помощь и предоставить.
Я подошёл к человеку и помог ему кое-как приподняться. Усадил его, облокотив на стену, и всмотрелся в его достаточно молодое лицо. Под левым глазом у него расплывался очень симпатичный синяк, а из носа шла кровь.
- Что с тобой случилось, приятель? – спросил я, вытирая с его физиономии кровь его же собственным галстуком.
- Меня ограбили, - тихо проговорил человек. – На меня напали хулиганы и ограбили. Всё забрали, даже документы.
- Сочувствую, - и я склонил голову набок. – Как тебя звать?
- Борис. Слушай... меня сильно избили... мобилу забрали тоже... не мог бы ты вызвать скорую? Или милицию там какую-нибудь...
Я вытащил из кармана свой доисторический мобильник и набрал нужный номер. Неприятный женский голос из динамика сообщил мне, что набранного номера не существует. Я попробовал ещё несколько возможных комбинаций из нулей и тройки, но женщина-робот твердила одно и то же. И до меня дошло, что звонить в скорую с телефона без сим-карты – довольно глупое занятие.
- Мобильник накрылся, - доложил я Борису.
- Чёрт... эдак я сейчас и сдохну здесь...
- Не сдохнешь, - уверенно сказал я.
Кровь продолжала идти из носа моего нового знакомого. И вот, хотите верьте, хотите – нет, я вдруг ощутил, как неведомая сила управляет мною. То есть, не то чтобы управляет, а даёт что-то вроде настойчивых рекомендаций. Причём даёт их изнутри. Мне пришла в голову неожиданная мысля о том, что если я положу свои пальцы на нос ограбленного гражданина, я ему как-то помогу. Что я и сделал. Я чувствовал, как боль из сломанного носа жертвы уличных хулиганов перетекает в мои пальцы, а когда я убрал руку, кровотечение остановилось. Правда, пальцы мои как будто закоченели и с трудом двигались. Борис ничего не понял, и, пока он продолжал находиться в состоянии непонимания, я уже известным мне способом успел залечить ещё парочку полученных им шишек. Руки после этого разболелись страшно, и мне пришлось какое-то время потратить на то, чтобы привести их в пригодное к труду и обороне состояние. 
- Как ты это сделал? – удивился Борис.
- Не знаю, - я неопределённо пожал плечами. – Оно как-то само получилось.
Борис, похоже, мне не поверил, хотя то, что я сказал ему, было чистейшей правдой. Вот уж действительно, хочешь сбить человека с толку – скажи ему правду. В неё всё равно никто не поверит.
Как бы там ни было, мой случайный приятель почувствовал себя значительно лучше и даже сумел подняться на ноги. Я помог ему дойти до автобусной остановки, дал денег на проезд и усадил в автобус. Так и не осознав, с кем он повстречался и какая сила ему помогла, Борис поблагодарил меня за помощь и уехал восвояси, а я пошёл домой.
Дома я заварил свежеприобретённый чай и набрал Кощея.
- К твоим услугам, - ответил лич.
- Слушай, тут такое дело... я не знаю, что это было, но, кажется, Договор Крови действует.
- А ты думал, не будет действовать? – ехидно спросил Кощей. – Ну, рассказывай, что ты там уже натворил.
- Да ничего, в общем-то... я вылечил человека. Я могу лечить руками.
- Что ж, как я и подозревал, в тебе светлая сила. Ты можешь творить добро и при этом оставаться совершенно безнаказанным. Но смотри, не делай никому волшебных гадостей, иначе так по лбу откатит, что мало не покажется.
Я не понял его слов и переспросил:
- Откатит?
- Именно. Видишь ли, любое перенаправление энергии в пространственно-временном континууме вызывает откат. Это своеобразное сопротивление континуума. Континуум имеет некоторую упругость и всегда стремится восстановить свою форму, поэтому все действия мага вызывают ответные противодействия. Как в физике. Откаты от светлых сил для тебя безопасны, хотя и могут вызвать определённые трудности, а вот если ты вздумаешь связаться с тёмной стороной силы, тебя откатит по полной. Так что советую тебе этого не делать. Мало того, что по башке получишь, так ещё и толку будет ноль.
- Тёмная сторона силы? – удивился я. – Джедайство какое-то. А как же мой внутренний Дьявол?
- Контролируй его, - сказал Кощей, и голос его наполнился чем-то стальным. – Контролируй его и днём, и ночью. Дьявол тоже может тебе пригодиться, но к нему надо знать подход. Хотя... знаешь что?
- Что?
- Пока ты там серьёзно не набедокурил, тебе придётся многому научиться. Сегодня же и начнём.
И мой наставник повесил трубку.
 
Как оказалось, Кощеем ко мне был приставлен учитель – немолодой лич по имени Савелий. Он заявился ко мне вечером того же дня. Согласно обучающей программе школы молодых бойцов, сначала я должен был усвоить теорию, и Савелий принялся снабжать меня книгами. Он приносил математические справочники по теории вероятностей, учебники латинского языка, трактаты на магические и околомагические темы, естественнонаучные энциклопедии для общего развития и руководства по изучению алхимии в домашних условиях. Не могу сказать, что я по жизни отличался особыми умственными способностями, но обучение давалось мне достаточно легко. Когда теоретический курс был пройден, началась практика, и город, в котором я прожил много лет, сделался гигантским полигоном для магических испытаний.
Сначала я учился считывать информацию и использовать внутреннее зрение. Савелий заставлял меня ходить с закрытыми глазами и определять конфигурацию находящихся поблизости предметов. Он учил меня извлекать информацию из стен, припаркованных автомобилей и мусорных баков. И я, надо сказать, достиг в этом определённого успеха. Глядя внутренним зрением на мусорный контейнер, я мог определить, какие предметы в нём содержатся, как давно их туда выбросили, кто именно выбросил и почему. Прикоснувшись ладонью к стене какого-нибудь кирпичного дома, я мог узнать, например, что напротив этой стены несколько лет назад КамАЗ столкнулся с трамваем. Когда я общался с автомобилем, тот рассказывал мне всю информацию о своём владельце, вплоть до того, какого цвета бельё этот самый владелец предпочитает. Абсолютно все предметы материального мира были наполнены информацией, и они охотно ею делились, стоило только их об этом попросить.
Потом меня начали учить искусству управления данными. Свой первый информационный поток я запомнил надолго. Я сформировал систему данных и направил её на случайного прохожего, который, поглядев на меня, тут же пустился наутёк с громким криком: «Медведь на улице!!!» Лич Савелий от смеха чуть не свалился в канаву. Потом стало получаться. Я создавал иллюзии, преобразовывая зрительную информацию о предметах и явлениях, я делал предметы невидимыми, я глушил звуки и, наоборот, искусственно создавал их. Я вытворял такие фокусы, которым позавидовал бы даже Дэвид Коперфильд.
А после этого началось самое интересное. Я начал работать с вероятностями. Это было трудно, и поначалу у меня выходила полнейшая ерунда. Например, требовалось перестроить едущий по проспекту автомобиль в крайний правый ряд, но вместо этого автомобиль выезжал на встречную полосу и создавал аварийную ситуацию, виновником которой, по сути, был я. Требовалось вычислить вероятность падения кирпича с крыши в канализационный люк и преобразовать эту вероятность в стопроцентную, но в результате падал не кирпич, а почему-то унитаз, и не в канализационный люк, а прямёхонько на крышу припаркованного поблизости «Хаммера». Ошибки не были катастрофическими, но если бы владелец «Хаммера» узнал, кто именно расквасил его машину, он бы меня, наверное, в открытый космос запустил. С ноги. Но вскоре и эту технику я начал осваивать. Сначала получались достаточно простые вещи – остановить лифт в шахте многоэтажного дома или сломать каблук на туфельке какой-нибудь девицы, потом начало удаваться и что-то более сложное. Я научился предотвращать автомобильные аварии и знакомить друг с другом случайных людей, я заставлял преступников оставлять улики, чтобы милиции было проще их найти, я ронял на головы людям кошельки с деньгами и останавливал развитие вирусов гриппа в организмах граждан, умудрившихся оный грипп подхватить.
Научился я и взаимодействовать со своим внутренним Дьяволом. Это было нужно для того, чтобы подчинять людей своей воле. Дело в том, что Дьявол есть внутри у каждого человека, и одна из задач мага – надоумить своего внутреннего чёртика вступить в диалог с внутренним чёртиком подчиняемого индивида. Чёртик мага должен объяснить чёртику жертвы, что если его владелец выполнит волю мага, то будет ему от этого чрезвычайно много пользы, а уж чёртики так устроены, что они всегда договариваются, после чего чёртик жертвы успешно убалтывает своего хозяина сделать то, что приказывает ему маг. Этим я тоже овладел. С трудом, правда.
Я мог всё и в то же время ничего. Савелий объяснил мне, что я могу делать других людей счастливыми или несчастными, но я ничего не смогу сделать со своей судьбой. Я не смогу вернуть себе ту часть жизни, которую отдал, подписывая Договор Крови. И поэтому я никогда не буду счастлив. Но, чтобы сильно по этому поводу не расстраиваться, Савелий посоветовал мне задуматься о том, а нужна ли мне эта часть жизни вообще. Поразмыслив над этим, я пришёл к выводу, что мне откровенно наплевать.
За всё это время моя телефонная книжка пополнилась номерами изрядного количества личей, упырей, оборотней и вампиров. С завода меня, конечно же, уволили к свиньям, но совсем скоро я устроился работать фрезеровщиком пластмассы в одну частную лавочку, и финансовые поступления в мой карман возобновились. Посмертное существование вошло в размеренное русло, я знал, что мне делать, как мне это делать и зачем. Я был всем доволен. Только терзания об утерянной жизни приходили ко мне по ночам, но вскоре я научился гнать их от себя, и никаких проблем моё парадоксальное существование мне больше не доставляло. Хоть я сам и чувствовал иногда, что я почему-то несчастен, мне приносило немалое утешение то, что я мог действовать на благо живым и не очень живым людям. В этом мире я не болтался просто так, я совершенно точно знал, что я полезен, и это было для меня самым главным.
 
 
5. В лапах жизни
 
Насвистывая в уме весёлую песенку, я направлялся к Андерграунду. Яркое, но холодное зимнее солнце освещало мой путь, поигрывая лучами на кристалликах льда и снега. Я ощущал, как от прохожих ко мне тянутся тоненькие потоки жизненной энергии, совершенно незаметные для них, но столь важные для меня. Возле газетного киоска стоял упырь и покупал журналы порнографического содержания. Я весело ему подмигнул. Настроение у меня было самое благодушное.
И каково же было моё удивление, когда, подойдя ко входу в Андерграунд, я обнаружил, что никакого входа на привычном месте нет. Была гладкая стена. Вот, что называется, приплыли. Я набрал номер Регистратуры, и мне ответила Мусфира.
- Муха, я чего-то не понял. Почему вход на базу закрыт?
- Потому что за тобой следят, Мишутка, - недовольным голосом сказала Муха. – Нельзя допустить, чтоб ты привёл к нам хвост.
- Чего???
- А того. Следят за тобой твои бывшие приятели из общества «Жизнь». Не удивлюсь, если твою квартиру уже поставили на прослушку. 
- Да это бред какой-то! – воскликнул я, озираясь по сторонам в поисках преследователей.
- Вовсе даже и не бред. Я была вчера в Аналитическом Отделе. Тамошние ребята выяснили, что в последнее время общество «Жизнь» развило в нашем городе кипучую деятельность. Раньше эти придурки не доставляли особых хлопот, но теперь, согласно нашим данным, они начали кое до чего докапываться. Это может быть опасно, так что будь осторожен.
На этом наш разговор и закончился. Я внимательно посмотрел налево и заметил какую-то тень, которая, впрочем, тут же исчезла за гаражами. Чтобы вывести наблюдателя из боеспособного состояния, я с ближайшей крыши уронил на него здоровенную сосульку. Я не убил его – незыблемые постулаты светлой силы запрещали мне убивать с помощью магии [руками можно] – но длительную путёвку в травматологию я ему обеспечил. Обдумав слова Мухи, я помчался домой.
Как выяснилось, поздно пить «Боржоми», ежели печень уже отказала. В моей квартире прямо на кресле перед телевизором развалился мой старый знакомый – начальник местного отделения общества «Жизнь» Пётр Гальянов. Двое его ребят внушительной наружности копались в моём имуществе. Ничего особо важного найти они, конечно, не могли – всё спрятано так, что комар носа не подточит – но сам факт неприятен.
- Миша Крышкин, - задумчиво произнёс Гальянов, глядя на меня в упор. – Давненько мы с тобой не виделись. Как твои успехи?
- У меня всё в порядке, - ответил я, пятясь задом к двери, однако дверь предусмотрительно перегородил своим могучим телом двухметровый верзила.
- А вот мне кажется, Мишенька, что всё ни в каком не в порядке. Ты стал как-то отдаляться от коллектива. И уклоняться от исполнения служебных обязанностей.
Я с подозрением на него поглядел и спросил:
- Ты на что намекаешь?
- А вот на что, - сказал Гальянов, подошёл ко мне коснулся моей руки. – Твоя кожа стала холодной, а глаза потускнели. Расскажи-ка, как дошёл ты до жизни такой. Или правильнее будет сказать – до смерти?
- Не собираюсь я тебе ничего рассказывать, - сердито бросил я.
- Ещё как расскажешь, - ухмыльнулся мой бывший начальник, и тот парень, что стоял позади, с такой силой треснул меня чем-то тяжёлым по голове, что перед глазами потемнело, и я потерял сознание ещё до того, как упал на пол.
 
Чувства возвращались ко мне медленно, со скрипом и стоном. В голове всё гудело так, что мозг разрывался на части. Когда сознание кое-как восстановилось, я огляделся по сторонам и обнаружил, что сижу на каком-то сломанном стуле, руки мои крепко связаны за спиной, а вокруг меня – тёмное, сырое и крайне несимпатичное помещение подвального типа. На значительном расстоянии от меня была дверь, из-под которой пробивалась довольно широкая полоска света. Дверь выглядела хлипкой, и я бы, наверное, смог её вынести, не будь я привязан к удобному предмету мебели – впрочем, удобному ровно до тех пор, пока к нему не подведут электричество.
Я настроил внутреннее зрение на режим видения в темноте и ещё раз осмотрелся. Кроме меня в помещении присутствовали две табуретки. С них я и решил начать сбор данных. Ничего путного из этого не вышло. Первая табуретка продемонстрировала мне различные задницы, принадлежащие неизвестно кому, а вторая вообще ничего не сообщила. Это было довольно странно, ну да ладно, с табуретками я решил разобраться потом. Повернув голову направо, я начал считывать информацию со стены.
Как долго я тут нахожусь? Двенадцать часов. Неслабо же меня по башке стукнули. Что обычно происходило в этой комнате? Здесь извлекали информацию из людей. Вляпался, ничего не скажешь. Как именно извлекали? Били ногами и тяжёлыми предметами. Что ж, это не так уж и страшно. Из каких именно людей – живых или мёртвых? Живых. Ну, по крайней мере, ни одного моего собрата здесь не было. Значит, отвечать мне придётся только за себя.
Вскоре, как будто почуяв моё пробуждение, явились четверо – три мордоворота под руководством всё того же Гальянова. Одного из мордоворотов я знал – это был мой давний сопитоха по кличке Свияга. Большой любитель крепких напитков, я вам скажу. Двое других были мне неизвестны.
Гальянов зажёг свет, дважды обошёл вокруг меня, а затем уселся на одну из табуреток, которая под его весом подозрительно скрипнула. Я прикинул вероятность того, что эта табуретка прямо сейчас под ним развалится, и довёл эту вероятность до значения в сто процентов. Но табуретка разваливаться отказалась – она самым наглым образом сопротивлялась моему энергетическому воздействию, и я даже почувствовал лёгкий откат. Да что ж это такое, табуретки у них заговоренные, что ли?
Гальянов начал без лишних предисловий. Он строго на меня посмотрел и не менее строго произнёс:
- Рассказывай.
- Чего рассказывать-то? – удивлённо спросил я, размышляя о том, какую бы ещё подлянку ему сделать.
- Ладно, давай по порядку. Тебе нет смысла скрывать то, что ты теперь один из них. Рассказывай, кто у вас главный.
- В смысле? – я сделал вид, что не понял вопроса.
- Ну, лидер ваш кто?
- Лидер? А зачем он нам? Это живым требуется с утра до вечера соблюдать субординацию, а у нас другие понятия.
- По понятиям живете, стало быть?
- Стало быть, не-живём.
Начальник подал условный знак Свияге, и тот, забыв о нашей с ним былой дружбе, с размаху зарядил мне по носу.
- Ты – позорный ренегат! – зашумел Гальянов. – Ты перешёл на сторону врага. За это тебе придётся ответить по закону. По закону мира живых людей, а не по вашим заупокойным понятиям.
И начался допрос с пристрастием. Честно сказать, раньше меня никогда с пристрастием не допрашивали. В морду подносили, бывало, но чтоб так... и это в наш-то век гуманизма! Форменное Гестапо.
А самым странным здесь было вот что. Я наивно полагал, что смогу нести этим болванам какой угодно бред, и был уверен, что они его схавают, потому что ещё полгода назад им о действительном положении вещей не было известно ровным счётом ничего. Но оказалось, что теперь они кое-что знали. Они знали о существовании Андерграунда, о мистической личности Кощея и даже о том, что некоторые из неживых обладают магическими способностями. Конечно, сведения их были туманными и хаотичными, но всё это намекало на то, что мою квартиру действительно прослушивали. И при таком раскладе болваном себя чувствовал уже я.
К счастью, им не было известно о том, что бессмертные не чувствуют боли. Меня били руками, ногами, железными прутьями и разнообразным сельхозинвентарём, и относился я к этому весьма пофигистично, стараясь не думать, что б я чувствовал, будь я живым. Они думали, что если мне надавать тумаков, я им всё расскажу. Да, ребята, всё правильно сделали. Где-то через пару часов весь пол в подвале окрасился моей чистой, ценной кровью, кровь заливала мои глаза и рот, но толку от всего этого для моих истязателей не было никакого. Только когда Свияга ни с того ни с сего выдвинул предположение, что упырь вроде меня может иметь сниженную болевую чувствительность, Гальянов призадумался.
Допрос на какое-то время был приостановлен, и я получил возможность ещё немного подумать о том, что бы я мог в сложившейся ситуации предпринять. Как назло, никаких подходящих вероятностей в обозримом будущем не нашлось. Вероятность появления доброго волшебника на голубом вертолёте, который вытащит меня из этой дыры, была не то что нулевой, а даже отрицательной. Гальянов тем временем посовещался со своими помощничками, и вскоре один из мутных ребят приволок откуда-то канистру с концентрированной жидкостью для автомобильного аккумулятора.
Вот это было уже серьёзно. Кислота противопоказана мёртвым так же, как и живым. Кислота нас уничтожает, она разрушает наши тела. Даже в незначительном количестве кислота способна полностью уничтожить тело бессмертного, и в конечном итоге получится то, что называется полной аннигиляцией. Без возможности восстановления. Это, как у нас говорят, крышка. И как мой бывший начальник, чёрт его дери, до этого додумался?
Гальянов открутил от канистры крышку и задумчиво проговорил:
- Я вот думаю, что серная кислота может подействовать на тебя несколько эффективнее, чем кулаки моих воинов света. Не так ли, Миша? Я всерьёз рассчитываю на то, что применение химического оружия позволит мне получить... более точные ответы.
Я злобно на него поглядел. Тогда он помахал перед моим носом бутылкой с неизвестной жидкостью.
- Здесь находится щёлочь, способная нейтрализовать серную кислоту. Если будешь вести себя прилично, ты её получишь.
Мне силой разжали челюсти и влили в рот кислоту. Я незамедлительно плюнул ею в первого попавшегося воина добра и света, и тот в спешном порядке удалился. Отмываться побежал. Исходя из этого, я заключил, что никакой нейтрализующей щёлочи на самом деле нет, и передо мной только один путь – путь в никуда. Процедура вливания повторилась, но на сей раз мне сразу же плотно зажали губы и ноздри, и, повинуясь какому-то крайне вредному рефлексу, кислоту я всё-таки проглотил. Крышка, капут, каюк и кирдык начали медленно распространяться по моему телу. Ситуация приобрела катастрофический размах.
Боли и жжения я не чувствовал. Но ничего хорошего в этом не было. Я ощущал нечто куда более серьёзное. Я чувствовал, как моё бессмертное тело разрушается изнутри, как кислота пожирает меня, клетку за клеткой, и мои внутренности медленно, но верно превращаются в компот. Я чувствовал, как я исчезаю. В висках стучалась только одна мысль, а точнее, извечный русский вопрос: что делать?
Что, мать вашу, делать?!
Я и сделать-то ничего не мог. Сконструировать иллюзию и притвориться крокодилом? А смысл? Настоящим крокодилом я всё равно не стану, а энергию потрачу почём зря. Да и кислота из моих внутренностей от этого не испарится. Мне оставалось только со всей доступной мне мощностью экспроприации вытягивать из присутствующих жизненную энергию, которая, впрочем, тут же тратилась на борьбу с разрушительным действием кислоты.
Где-то вдалеке зазвонил телефон, и Гальянов ушёл отвечать на звонок, оставив со мной трёх своих бойцов. И тут мне показалось... или не показалось? В общем, боковым зрением я уловил, что табуретка, на которой он прежде сидел, как будто бы мне подмигнула. Если кто-нибудь когда-нибудь попросит меня описать, как выглядит подмигивающая табуретка, я, наверное, сделать этого не смогу. Но странная галлюцинация вдруг натолкнула меня на совершенно дикую мысль. Я тихонечко прошептал:
- Вертабурет? Вертабурет? Сделай что-нибудь...
Табуретка ещё раз подмигнула, словно намекая: «Подожди немного, сейчас всё будет сделано в лучшем виде».
Кислота тем временем основательно взялась за мой желудок. Я с поразительной точностью знал всё, что происходило внутри меня. И мне это до такой степени не нравилось, что я, не выдержав, закричал:
- Вертабурет! Выручай!
В ту же секунду я увидел, как сквозь щель под дверью в помещение, где меня изничтожали, просочилась маленькая тёмная змея. Гадюка?
Змея впилась в ногу одного из могучих парней, а за спиной второго подмигивающая табуретка непостижимым образом исчезла, и на её месте возник низкорослый, плотно сложенный человек с круглым румяным лицом. Он лёгким и стремительным движением свернул шею тому, кто был к нему ближе всех. Этим несчастным оказался пьяница Свияга. Тем временем змея, разобравшись с первым противником, взялась за второго, ловко скользнув вверх по его телу и вцепившись зубами в горло.
В считанные секунды с троицей крепких ребят было покончено, и Гадюка обратилась в человеческую форму. Вертабурет уже развязывал мне руки.
- Почему только теперь? – спросил я остатками голоса, пока кислота полностью не уничтожила мои голосовые связки. – Почему не раньше?
- Гадюка запаздывала, - виновато сказал человек-табуретка. – Без неё я начать не мог.
Структура моего организма нарушилась под действием кислоты, и тело значительно ослабло. Вся энергия уходила на бесполезные попытки восстановить разрушенные ткани. Я не мог идти, так что двум оборотням пришлось на себе вытаскивать меня из подвала. Я из последних сил говорил:
- Там ещё... ещё один... главный...
- С главным потом разберёмся, - проворчал вертабурет. – Ты лучше помолчи, тебе нельзя разговаривать.
Оборотни выволокли меня, совершенно измученного, на улицу и уложили на сиденье автомобиля, за рулём которого нас ждал ни кто иной, как сам Кощей. Темень вокруг была непроглядная, и мы тронулись в путь, не зажигая фар. Кощей знал, что меня надо как можно быстрее доставить в Андерграунд, а я радовался тому, что меня всё-таки спасли. Убиться веником, накрыться тазиком. Меня спасли змея и табуретка.
До базы мы доехали за несколько минут, показавшихся мне чуть ли не вечностью. Осыпая друг друга руганью и проклятьями, мои друзья кое-как дотащили меня по лестнице до двери, а когда оказались внутри, то просто бегом помчались. Меня трясло и выламывало по синусоиде, из горла моего шла кровь, смешанная с кислотой. Мне не было больно, но всё же чувствовал я себя в высшей степени отвратительно. В медицинском кабинете меня сразу же уложили на стол, и доктор-упырь зажёг надо мной лампу. На неё невозможно было смотреть, поскольку её невыносимо яркий свет выжигал сетчатку глаз, но больше взгляд ни за что не мог зацепиться, и я смотрел на лампу. Доктор перетянул мою руку жгутом и что-то мне вколол. Через полминуты я почувствовал, что теряю сознание. Последним, что я запомнил, был резкий голос врача:
- Кровь вампира! Много! Срочно!
 
Когда я начал отходить от наркоза, лампа над моей головой погасла, и я смог открыть глаза. Человек, известный при жизни как Миша Крышкин, раздетый до пояса, лежал на всё том же столе, а на груди и животе у Миши Крышкина присутствовали свежие шрамы. Некоторое время я наблюдал за тем, как они постепенно затягивались соединительной тканью. Потом я перевёл взгляд на доктора, расхаживающего взад-вперёд с деловитым видом.
- Док, я всё ещё здесь? – неуверенно пробормотал я.
И мне стало удивительно хорошо оттого, что голос мой практически не изменился. А то я боялся, что после взаимодействия с кислотой стану хрипеть, как ведьма Муха.
- А где ж тебе ещё быть, - пробурчал доктор, склонившись надо мной. – В нигиль ты всегда успеешь. Но, по секрету тебе скажу, шансы твои были – пятьдесят на пятьдесят. Ты, парень, в серьёзную переделку попал. Советую тебе больше так не делать.
- Постараюсь... – согласился я, обводя взглядом медицинский кабинет.
Кроме меня и доктора здесь присутствовали Кощей и развалившийся на кушетке неопределённого возраста вампир, которого я где-то когда-то мельком видел. Локтевые сгибы обеих рук вампира были заклеены пластырем. Вид у него был утомлённый.
Доктор решил вдаться в подробности:
- Мне пришлось тебя выпотрошить и прополоскать вампирской кровью, а после собрать заново. Правда, у меня остались лишние детали, - и доктор продемонстрировал мне стеклянную банку, в которой бултыхалась какая-то бесформенная мерзость. – Твоя селезёнка отныне будет жить в этой прелестной склянке с формалином.
Подойдя ко мне, слово взял Кощей:
- Вот, Миша, познакомься – перед тобой изображает из себя умирающую лягушку Эдик Раздолбаев, тот самый вампир, который помог привести тебя в надлежащий вид.
Вампир Эдик Раздолбаев приветливо кивнул мне светловолосой головой.
- С меня причитается, - сказал я вампиру. – В какие сроки я обязан вернуть долг?
- Миша, разве ты забыл? – нахмурился Кощей. – Нет у нас никаких долговых обязательств. Мы помогаем друг другу на общественных началах. Эдик безо всякой задней мысли вызвался помочь, когда узнал, что кровь нужна для лича, которого едва не сожгли кислотой доблестные борцы с нежитью.
- Что ж, тогда прими мою благодарность, Эдик Раздолбаев.
- Попрошу не называть меня этим дурацким именем, - обиженно сказал вампир. – Мне больше нравится, когда меня называют Эдвард. «Сумерки» смотрел?
- Нет, - отмахнулся я и перевёл взгляд на Кощея. – Слушай, Кощей. Куда живой человек попадает после смерти – это всем давно известно. А куда после аннигиляции попадает умертвие?
- Коемуждо по вере его, - философски сказал Кощей. – Ты, например, веришь во что-нибудь?
- Теперь, кажется, уже ни во что, - с тоской признался я.
- Вот в ничто ты и попадёшь. В пустоту. В нигиль.
- Это прискорбно...
- Это нормально. Многие из нас так долго обитают в этом мире, и такого тут насмотрелись, что, как и ты, ни во что уже не верят. Так что бесконечная пустота ждёт практически каждого из нас. Когда мы все соберёмся в этой пустоте, мы обязательно придумаем, как организовать там профсоюз.
На это мне нечего было сказать. У Кощея действительно имелись выраженные организаторские способности. Настолько выраженные, что иногда они из него так и выпирали во все стороны.
- А сколько же тебе лет, Кощей? – спросил я.
Старый лич зажмурил правый глаз, а левым принялся нашаривать ответ где-то под собственной лобной костью.
- Четыреста двадцать семь, - наконец, ответил он.
Соврал, наверное.
- Ты сможешь просуществовать ещё дольше, - снова заговорил Кощей, - если не будешь искать себе приключения на одно место. Твоё счастье, что Гадюка и Табуреткин тебя вытащили из этой передряги.
- И что теперь будет?
- А будет много чего. Аналитический Отдел уже взял в разработку то место, где тебя держали. Это здание одной частной типографии. Надо будет устроить тамошним обитателям показательное выступление. Мне тут любопытнейшая информация из Москвы пришла... это твоё общество «Жизнь» начало основательно до нас докапываться. По-видимому, в их ряды влились особого рода специалисты, которые привнесли с собой множество методов скрытого наблюдения. Во многих городах против этих ребят уже прошли акции возмездия. В Москве вот-вот накроют их головной офис. Нам тоже придётся поработать в этом направлении.
- Терроризм и массовые расстрелы? – поинтересовался я. – А можно я тоже поучаствую в... акции возмездия?
- Ты, приятель, уже отличился. Так что тебе самое время идти домой и наводить порядок в своей квартире. Не забудь подзарядиться энергией по дороге, а то на ходу свалишься.
 
В квартире моей был полнейший разгром. Я кое-как собрал разбросанные по полу бумажки, вернул мебель в надлежащее положение и принялся искать по углам подслушивающие устройства. Несколько таких штуковин я действительно нашёл и яростно растоптал. Потом я углубился в ремонт телевизора. За этим занятием я в полнейшем умиротворении провёл целых три дня, пока в мою дверь не постучали. Открыв, я обнаружил на пороге Гадюку.
- Здравствуй, Миша, - сдержанно улыбнулась она, и по выражению змеиных глаз я определил, что на уме у неё какое-то нехорошее дело.
- Привет, Гадючело. Заходи.
Девушка-змея прошлась по моей квартире, внимательно изучая обстановку. Я проводил её на кухню и вскипятил чай. Насколько мне было известно, змеи равнодушны к чаю, но иных напитков у меня сроду не водилось.
- Я должен поблагодарить тебя за то, что вы с Табуреткиным меня выручили, - наконец-то заговорил я. – Не знаю, правда, где мне найти Табуреткина и поблагодарить его лично.
- Табуреткина ты отблагодарил уже тем, что дал наводку на этого Гальянова. Когда мы до него доберёмся, вертабурет, чую, оторвётся на нём от души. Гальянову придётся вымаливать у табуретки прощение за то, что он на ней сидел.
Я даже рассмеялся.
- Да уж, мне известно, что Табуреткин этого не любит...
- Ладно, это всё лирика. Я к тебе по делу пришла.
- И какое же у тебя ко мне дело?
Гадюка быстро посвятила меня в свои планы. По её сведениям, в тайном архиве городской библиотеки [и почему я раньше не знал о его существовании?] находилась одна очень старая и крайне информативная книга о приготовлении ядов и колдовских зелий. Я так и не понял, на кой чёрт Гадюке сдался этот пыльный фолиант. Гадюка очень хотела заполучить колдовскую книгу, но, понятное дело, вот так вот взять и попросить она не могла – всё равно ей бы не дали. Поэтому она решила проникнуть в хранилище и по-тихому добыть эту книгу, и я должен был ей в этом помочь. Я уже полностью восстановился после своих недавних приключений, так что вполне мог ей посодействовать.
Через три с половиной часа, когда начали сгущаться сумерки, мы с Гадюкой уже мчались по улице, унося ноги от разъярённой толпы. За нами гнались охранники, толстые библиотекарши, милиционеры и простые граждане, привлечённые криком «Держи вора!» Что может быть циничнее, чем ограбление библиотеки? Только ограбление библиотеки группой лиц по предварительному сговору – то есть, именно то, что мы с Гадюкой и совершили. Означенный поступок моментально вызвал некислый общественный резонанс.
Гадюка держала под мышкой заветную книженцию, преследующие нас люди, сами того не ведая, наполняли нас энергией для дальнейшего движения в ускоренном темпе, и мы с Гадюкой вприпрыжку неслись по асфальту, обгоняя друг друга. И всё бы ничего, если б кто-то из наших преследователей не додумался запустить в Гадюку ножом. Тот гордый россиянин, который это сделал, был, по-видимому, неплохо обучен метанию ножей. Холодная сталь вонзилась аккурат под лопатку моей спутницы. Гадюка тут же обернулась змеёй, и нож, по инерции завершая траекторию полёта, пригвоздил её к случайно подвернувшейся скамейке. Раненная змея забилась в страшных конвульсиях. Книга полетела на землю.
- Сгинь, нечистая сила! – закричала одна из библиотекарш и принялась истово креститься.
- Змея, змея! – шумели в толпе.
Вот это в мои планы уже никак не входило. Подхватив одной рукой книгу, а второй – змею, я побежал дальше. Змея обвила мои плечи.
Я мчался, куда глаза глядят, судорожно соображая о том, как мне теперь разрешать эту неприятную ситуацию. Народ продолжал гнаться за мной. Вот что тут прикажешь делать? Уронить на всю эту толпу дерево, обрушить стену здания или организовать им массовый суицид? Это могло кого-нибудь убить, а я не должен был убивать. Кстати, я так и не понял, почему. Никто не растолковал мне, по какой причине светлая сила запрещает своему адепту совершать магические убийства. Просто был необъяснимый категорический запрет. Нельзя, и всё тут.
Дерево я всё-таки вывернул из земли и опрокинул, но не на людей, а прямо перед ними. Это должно было ненадолго их задержать. Потом я перегородил им дорогу некстати сломавшимся грузовиком-длинномером. Потом развалил трансформаторную будку, сломал четыре фонарных столба, натравил на толпу свору собак, ещё что-то сколдовал, и почувствовал, что мои запасы энергии иссякают. На полном ходу похищая жизнь у всех, кого встречал на пути, я бежал и бежал, думая, что же мне делать. Я не мог убить преследующих меня людей, я не мог даже основательно им навредить – последнее не относилось к числу запрещённых приёмов, но могло вызвать сильнейший откат, который, возможно, меня самого размазал бы по стенке. Мне пришла в голову мысль только как-нибудь осчастливить этих людей, осчастливить настолько, чтобы они забыли обо мне, о змее и об этой треклятой книге.
Моя мысль повернула меня направо, и, пробежав ещё несколько кварталов, я увидел перед собой здание одного из крупнейших городских банков. Что ж... будем считать, что это – как раз то, что мне нужно.
Я не знал, хватит ли мне энергии и времени, чтобы сотворить то, что я задумал. Времени оставалось несколько секунд. Я понимал, что если я не успею, люди растопчут меня вместе с моей несчастной соучастницей преступления. Я бросил книгу на тротуар и вышел на середину улицы. Машины недовольно мне сигналили, но я не обращал на них внимания. Это надо было видеть: растрёпанный человек со змеёй на плечах стоит на разделительной полосе проезжей части и гипнотизирует здание банка, направив в его сторону дрожащие руки, вымазанные змеиной кровью. Ограбление по-русски, едрыть твою в качель.
Сильные энергетические потоки проходили сквозь меня и устремлялись на верхний этаж здания. От столь мощного напряжения мне свело руки, мои пальцы заклинило в растопыренном положении, моё тело согнуло в непонятную загогулину. Я стиснул зубы и зажмурился. Я перекачивал, возможно, самое большое во всей моей истории количество энергии. Мой внутренний Дьявол тоже включился в работу. Он бесновался в груди и орал что-то на своём дьявольском языке в окна верхнего этажа банка. Внутренним зрением я увидел, как внутри банка заметались люди, как вверх-вниз начали ездить служебные лифты.
Я упал на четвереньки и впился пальцами в асфальт. Я готов был грызть этот асфальт зубами, чтобы направить энергию в нужную сторону – хоть через воздух, хоть через землю, хоть через мусорный бак, притаившийся за углом. Энергетические запасы стремительно сходили на нет, а толпа преследователей была уже совсем близко. Окончательно выбившись из сил, я почувствовал, как тело моё ослабло, и уткнулся носом в дорожную разметку.
На какой-то момент всё стихло. Я с трудом приподнял голову и поглядел прямо перед собой. Возле самого моего носа медленно спланировала и легла на асфальт стодолларовая бумажка. Тогда я устремил свой взгляд ввысь. Из окон верхнего этажа банка на грешную землю обрушился денежный дождь.
Власть денег взяла своё, и люди забыли обо мне. Смеясь, прыгая и толкаясь, они принялись хватать летящие с небес купюры. Мне в тот момент уже было всё равно, как сотрудники банка будут решать проблему, которую я для них создал. Последствия такого колоссального выброса денег в атмосферу пускай расхлёбывают сами.
 Используя остатки энергии, я для прикрытия создал несколько зрительных иллюзий, и, взяв книгу, поспешил убраться подальше. Не пройдя и квартала, я наткнулся на весело подмигивающий мне фарами автомобиль, за рулём которого сидел мой задушевный приятель – вампир Эдик Раздолбаев. Мы с Гадюкой и книгой ввалились в салон, и Эдик, покрутив пальцем у виска, тактично заметил:
- Ну вы и клоуны. А ведь говорили же тебе, Миша, что эта змеюка обязательно тебя во что-нибудь втянет...
Вампир уверенно вёл машину в неизвестном мне направлении.
- Куда мы едем? – спросил я у него.
- К ветеринару, - ответил Эдик, бросив сердитый взгляд на раненную змею.
 
- Вы – два самых безмозглых нарушителя общественного порядка за всю историю человечества! – отчитывал нас Кощей, измеряя поспешными шагами пространство специально предназначенного для таких случаев Кабинета Разбора Полётов. – Вы – два сказочных, нет, два эпических, два космических идиота! Вы – просто... – Кощей не находил нужных слов.
Гадюка с самым невозмутимым видом жевала сушёную лягушку. Васька слушает да ест.
Кощей продолжал нас воспитывать:
- Вы отличились так, что если б мне не удалось срочно вызвать на место происшествия бригаду личей-оперативников, сегодня весь город стоял бы на ушах! Зачем, ну зачем вам понадобилась эта идиотская книга? Она же только для растопки годится! Зачем, чёрт вас обоих дери, вы разнесли в щепки целых три квартала? Зачем было устраивать эту клоунаду с деньгами?!
Лягушачья лапка застряла у Гадюки в зубах.
- И вы хоть понимаете, в какое опасное время вы всё это устроили? У нас на носу операция возмездия, к нам высокие гости из Москвы вот-вот нагрянут, а вы... – и, снова не находя нужных слов, Кощей махнул на нас рукой как на совершенно безнадёжный случай.
Гости из Москвы? – подумал я. – Вот это интересно.
- Какие ещё гости? - с осторожностью спросил я у Кощея.
- К нам через недельку-другую тетрарх приезжает. Решил собственными глазами посмотреть на то, что у нас тут творится. А тут вы двое с этой безобразной выходкой...
- Тетрарх из Москвы? – снова поинтересовался я. – Это какой-то большой начальник?
- Нет, не начальник. Начальников у нас нет. Тетрарх – это просто очень уважаемая персона, мудрый старейшина, ветеран мира бессмертных. Но по сравнению с тобой, Миша, это настолько важная шишка, что ты можешь считать его начальником.
Когда мы с Гадюкой окончательно вывели Кощея из себя нашей [заранее оговоренной] невозмутимостью, он выгнал нас из Кабинета. В коридоре я поинтересовался у Гадюки насчёт тетрархов. Она объяснила мне, что каждые одиннадцать лет в мире мёртвых проводятся всенародные выборы тетрархов, составляющих Кабинет Старейшин. Всего этих тетрархов четверо – вампир, лич, оборотень и упырь. По одному от каждого неживого народца, кроме зомби и гуллей – всё равно у них для этого мозгов недостаточно. Кабинет следит за порядком в городах, координирует действия обитателей мира мёртвых, помогает им, защищает их и выполняет ещё множество полезных функций. И если уж один из тетрархов засобирался к нам, значит, московских старейшин очень заинтересовало происходящее в нашем убогом городе.
После этого я пошёл домой. Кощей заблаговременно решил отодвинуть меня подальше от назревающих серьёзных дел, чтобы я ещё какой-нибудь глупой выходкой не испортил всю картину. То же самое касалось и Гадюки. Следующим утром первая диверсионная группа упырей приступила к началу акции возмездия.
 
 
6. Смерть – Connecting People
 
Карательная операция продолжалась несколько дней. Мне казалось, что весь Город Мёртвых отчаянно мстил за одного-единственного лича, оставшегося без селезёнки. Мои собратья технично расправлялись с почётными и понечётными членами тайного общества «Жизнь», и сводки новостей вскоре запестрели сообщениями о том, что бандиты из неизвестной группировки жестоко убивают ничего не подозревающих граждан. Правды не знал никто, а правда эта заключалась в том, что означенные граждане очень даже много чего подозревали. Что ж, как оказалось, поговорка «Меньше знаешь – крепче спишь» не имела ничего общего с реальной действительностью. Крепче всех навсегда засыпали именно те, кто слишком много знал.
Частную типографию вместе с подвалом, в котором меня мариновали бойцы невидимого фронта, два бригадных подряда гуллей разгромили и сожгли дотла. Всех, находившихся там, хладнокровно перебили. Впрочем, не всех. Гальянова изловили отдельно, затолкали в багажник и в слегка помятом состоянии доставили в Андерграунд.
Несколько раз я просился, чтоб меня пустили к нему поговорить. Очень уж мне хотелось посмотреть в его бесстыжие глаза. Но меня всё время посылали в символическом направлении, мотивируя отказ тем, что сейчас некогда, идёт допрос и вообще «не мешайте работать». Как я выяснил, руководил допросом мой добрый друг Табуреткин. Я не сомневался, что он отделает руководителя городского филиала общества «Жизнь» по полной программе. Иногда, бесцельно блуждая по коридорам Андерграунда, я слышал сдавленные крики своего бывшего начальника.
Мне не было жалко Гальянова, но не было и радостно оттого, что его настигло возмездие. Мне было наплевать. Наверное, глубокими бессонными ночами я иногда ощущал себя несчастным как раз из-за того, что, лишившись жизни, лишился и всех тех чувств, которые испытывают живые люди – любви, ненависти, удивления, страха, жалости, много чего ещё, в том числе и способности упиваться страданиями своих врагов.
На допросах Гальянов сдавал своих людей одного за другим, и по несколько раз на дню вампирский спецназ выдвигался в город, чтобы совершить очередное убийство. Когда сдавать уже было некого, Гальянова оставили в покое, заперев его в одной из крошечных комнат в глубине подземных лабиринтов. Череда бессмысленных убийств в городе прекратилась. Ответ на вопрос «Что это было?» остался тайной как для милиции, так и для простых людей, которые ко всему этому не имели никакого отношения.
 
Спустившись как-то раз в Андерграунд, я обнаружил, что во всех коридорах и кабинетах царит страшная суматоха. Оборотни, личи и вампиры носились туда-сюда с невероятными кучами каких-то срочных дел. Уборщицы наводили в Андерграунде чистоту. Возле Регистратуры двое упырей-электриков чинили лампу на потолке.
- Что за шумиха? – спросил я у Мухи, зайдя в Регистратуру.
- Тетрарх приехал, - коротко прохрипела ведьма и спешно куда-то убежала.
Вот оно что...
Несколько часов я слонялся по коридорам, всячески помогая ремонтникам и уборщицам, пока меня не окликнул хорошо знакомый голос Кощея:
- Миша!
Я обернулся. Кощей жестом позвал меня за собой.
- Чего надо? – спросил я, приблизившись к нему.
- Тетрарх хочет тебя видеть. Пойдём. Он ждёт тебя в Зале Заседаний.
Как оказалось, тетрарху меня ждать надоело, и он со своей свитой выдвинулся навстречу мне. Его величественную фигуру я заметил ещё издалека. Когда я подошёл к группе московских гостей, тетрарх протянул мне тонкую руку и представился:
- Валента Квантовски, тетрарх Города Мёртвых.
Я с уважением принял рукопожатие.
Тетрарх представлял собой высокого, тонкокостного, изящно сложенного вампира. Его правильной формы череп был абсолютно лыс, а благородное узкое лицо украшали хищные усы и маленькая острая бородка. Он был в идеально выглаженном чёрном костюме, ослепительно белой рубашке и при галстуке. Всем своим видом тетрарх походил бы на заурядного делягу, если бы на поясе у него не висели очень красивые ножны, в которых покоился длинный смертоносный меч. Настоящий рыцарь смерти, наткнись я на такого в тёмном переулке, решил бы, что встретился с Сатаной. В свите тетрарха были двое сильнейших личей, древний упырь и несколько гуллей, которые несли за ним его шляпу и пальто. Внутреннее зрение сообщило мне, что гулли принадлежат тетрарху.
Кощей представил меня высокому гостю и кратко расписал перед ним мои способности и боевые заслуги, в том числе те, к которым я ни малейшего отношения не имел.
- Вы тут славно поработали, все вы. И ты, Миша, тоже. Мне говорили, что ты помог вывести Город Мёртвых на начальника местного общества борцов с нежитью, и из-за этого даже лишился селезёнки, - властным, но мягким голосом произнёс тетрарх, сверля меня бесцветными глазами существа, умершего много веков назад.
- Было такое, - я с готовностью кивнул.
- Я хотел бы взглянуть на этого начальника.
Кощей повёл меня, тетрарха и всю его свиту к двери, за которой держали Гальянова. Когда нужная дверь была найдена и открыта, моему взору представилось жалкое зрелище. На полу невыносимо загаженной комнаты в луже собственной крови лежал истощённый, сломанный и переломанный человек, который уже наверняка не понимал, кто он, где он и как он до такого докатился. Он был избит так, что на нём живого места не удавалось найти. Руки и ноги его были перетянуты тонкими цепями – точно такими же, какими опутывают пойманных горгулий. Внутренним зрением я увидел, что из моего бывшего начальника выкачали почти всю энергию – остатков едва хватало на поддержание его дыхания и пульса. А на его шее я различил посиневшие следы от укусов. Видимо, местные вампиры не упустили шанса полакомиться свежей кровью.
Тетрарх медленно наклонился к руководителю отдела тайного общества «Жизнь» и взял его за плечо. В тот же миг Гальянов весь затрясся и кожа его начала краснеть. Казалось, что кровь закипает в его жилах, и он глухо стонал, стиснув зубы.
- Что это? – удивлённо спросил я.
Кощей зашептал мне на ухо:
- Это называется тауматургия. Магия крови. Колдовская дисциплина, доступная только вампирам. С кровью они могут проделывать страшные вещи.
Вскоре Гальянов уже не стонал и даже не кричал – он истошно вопил от немыслимой боли, раздирающей его тело. Откуда только силы взялись? Кровь текла у него из носа, из глаз, из ушей...
- Прекратите, - сказал я тетрарху. – Не надо. Он не заслуживает таких мучений.
Тетрарх отступил от своей жертвы, оставив её трепыхаться на полу.
- Что ж, возможно, ты и прав, - согласился древний вампир и, вынув из ножен меч, передал его мне. – Тогда убей его сам.
Я внимательнейшим образом рассмотрел меч, принимая решение, и сказал, глядя прямо в глаза высокому гостю из Москвы:
- Знаете, я мог бы убить какого-нибудь гражданина, нападающего на меня с ножом или пистолетом в руках, но я не могу хладнокровно прикончить связанного и избитого человека, который оказался в таком положении исключительно из-за собственной глупости.
- Ты мудр, - похвалил меня тетрарх. – Маги светлой силы всегда разумны. Но ты же прекрасно понимаешь, что оставить его вот так нельзя. Каким будет твоё решение проблемы?
Решение моё было готово через какую-нибудь секунду.
- Я сделаю его своим гуллем, - уверенно ответил я.
- Что ж, надеюсь, ты знаешь, как это правильно делается.
Кощей подал мне неизвестно откуда взявшийся стакан. Остро заточенным мечом тетрарха я вскрыл артерию на левой руке, собрал в стакан свою мёртвую кровь и насильно влил её в почти уже не сопротивляющегося руководителя отдела – точно так же, как мне в глотку недавно вливали кислоту. Я обрёк своего врага отныне быть моим надёжным другом и верным помощником. Теперь идейному борцу с нежитью предстояло в эту нежить перевоплотиться и стать частью мира мёртвых.
Я был уверен, что мир мёртвых приютит его так же, как приютил меня. Мир мёртвых не радостен, но и не жесток, мир мёртвых справедлив и объективен – ровно в той же степени, что и мир живых. Различаются только некоторые особенности наведения порядка на Руси.
 
16-XII-13
 

 

Бык на тачке 3.0

Досадная галлюцинация