Помочь сайту
Поздравления
Голубые глаза любимых. ч.2
28 июня 2015 -
Орхидея Мира
- Что, ж, может, замучил вас я своей историей? Скажите, может уже и не надо дальше?
- Нет, Родион Иванович, мы слушаем. Очень интересно, что дальше будет. Гаша – то как?
Я уже не постеснялась его жену, которой на свете нету, назвать Гашей, внезапно, все эти люди стали близкими, все их проблемы – моими. Так близка стала это голубоглазая девочка в парандже, с обожженными ступнями. Я помню, как на море жжется песок на пляже, так ты сразу – в воду. А в пустыне какая вода?
И еще, прямо спросить неудобно, - если ему в 1915 году – семнадцать было, то, сколько же ему сейчас - то? Может, у меня с арифметикой что-то не так? Ведь, невероятное что-то!
Глотнули мы опять коньячка, закусили без аппетита, интересно, что дальше.
Проехал я уже треть пути, а упрямица моя - прошла. Сидела спереди меня – бестелесная девчушка. У нас, всего – то, шесть годков разницы, а я – с бородой, да уже - мужик, семейный. Но, не поверите, никогда такого с женкой не было, чтоб сидеть рядом, просто, не обниматься даже, а такое чувство, что сама сладость идет.
Всю дорогу, все пять километров эта сладость не уходила, как в сказке был. И она - как без памяти была, тоже. Дышала только. А я вдыхал запах ее макушки и счастлив был, как дурак. И мира вокруг не видел. Если бы басмач какой из-за колючки, - сразил бы запросто. Только сейчас понимаю, что не могло быть ничего опасного, т.к. Дае была со мной и любовь была, Это - как грамота охранная, не подступится никто.
Написал я Гаше. Рассказал, как есть: что и не думал, не смотрел по сторонам. Мол, люблю, сердцем – с тобой, а ее теперь бросить не могу. Совета спросил. Мудрая она у меня, много понимает про жизнь. Отправил листок, стал приговора ждать. Дае, оказалась запасливой девахой. У нее, на груди – мешочек висел. Спрашиваю, что это. Она показывает, а там драгоценности и золото – мужнины подарки и деньги. Так что новая женка - побогаче прежней оказалось, не прогадал я, - много всего припасла. Смех один: за богатством – не рвался, а само и пришло.
Ответила мне Гаша. Ох и ругала же она меня., ох ругала. Извергом, садистом обзывала. Как я мог, говорит, так девченку мучить, скотина я последняя. Девченка-то полюбила, искренне. Может, в прошлой жизни вместе с тобой была, может, связаны вы так. Что ж делать, дескать, вместе будем. Людям – то, что сказать? Но, все устроится, как-то. Главное, береги себя и ее. А мне, пишет, спокойней , если она за тобой ухаживать и заботится будет, да от беды убережет. Уж не одна я стараться буду! Передавала поклоны новой супружнице моей, здоровья и деток желала, все – наши, говорит, будут..
Как вам письмо такое? Живи и удивляйся на жизнь. Дае понемногу училась говорить на русском. Назвал я ее Дашкой. Разулыбалась. Совсем по-виду - русская девченка, - волосы – русые, глаза- голубые.
Родом откуда, не знает. Выросла – во дворце. Оказывается, эмир бухарский учился в Санкт-Петербурге, знал русский, И Дашка тоже знала несколько слов.
Война продолжалась, убивали мы басмачей понемногу, комнату нам с Дашкой дали, жили как надо. Через пару лет командование предложило мне остаться в Ташкенте, помогать жизнь налаживать. Съездил я в станицу, к Гаше, посоветоваться. И Дашка со мной упросилась. Я тоже хотел, чтобы поехала, познакомилась. Хоть и с пузом, а поехала. Оставил я ее в районе, у партийца одного, сам – домой, в Сиротинскую, на разведку.
Обнялись с Гашей. Плачет. Где,- говорит,- разлучница моя. Соскучилась, - мочи нет, денечки считала за тобой. Мамку уже схоронили тогда. Не застал я ее. Мир праху ее. Сына и дочку - Нюшу обнял. Лешка – пять лет уж пацану, мужик! Мамкин помощник.
Спрашиваю, как познакомить – то вас с Дашкой. Она говорит, сюда – не вези. С пузом, сразу все поймут. Надо мне ехать. Скажу, что с ребятами к врачу надо. Так и решили, переночевали и поехали. До вокзала – на попутке, а там недолго поездом.
Дашка у партийца – в отдельной комнате, как королева. Вышла, увидела нас, расцветилась. Кланяется, руки тянет. Гаша – к ней. Обнялись мои женки. Вот – смех, а обе – мои. И, кто лучше – не скажу, не смогу и выбрать. Как две руки мои, - какая лучше, скажешь? Вот, то-то и оно! Учудила судьба.
Дашка – к детям. Нюшку – на руки, не выпускает. Гаша говорит,- тяжело, бережись! А она, - ничего, я крепкая. Я с партийцем договорился, что переночуем. Он не спрашивал, не допытывался, кто – кому. Поужинали все вместе, с его семьей. Мы с собой дыни дивные навезли, да еще и сушеных, и урюка. Здесь такого не было, - удивили.
Ночевали скромно, не думайте ничего. Мальцов на кровати уложили, а сами на полу. Я - между женками, но все прилично. Наши души были в единении и это больше, чем телом, это точно, поверьте.
Как хотел я Дашку в станицу привезти, да пожить недельку одной семьей, чтоб спокойно, без спеха, чтоб я – на работу, а женки мои – по хозяйству, да каждый – свое делает, да лад сплошной у них. Видел, что поладили непритворно, что лопочут между собой о своем, бабьем. Гашка – учит молодую, что делать, как бабы рожают. Про то, как кормить, да, много всякого разного, мужику не нужного..
Повез я Гашку обратно, сырость не прощанье развезли такую, что самому впору зарыдать. Как разрезали женок моих!
Гаша всю дорогу плакать порывалась: ну, почему у нас так, почему нельзя, чтоб вместе быть?
Вернулись мы с Дашкой в Ташкент, родила она мне вскоре сына, - Петра. Здоровый, крепкий пацаненок уродился, лицом – похож, как с меня слизали. Стали жить, сына ростить. Про обстановку вокруг – не буду. Всякое было, времена – то какие, страшные. Знаю одно, одному ежели б жить – горше было б в сто раз. А так, с девченками моими, с детьми – все пережить можно.
Гаша письма писала, приезжала к нам, с детьми, - трое уж у нас с нею. Еще родили Александра. Когда оказия какая, - гостинцы слал, деньги. Не жировали, но хватало.
Потом и мы ездили, получилось, с Дашкой и товарищем моим, вроде как – по делу, а вышло, что в родной станице погостили, по хозяйству много сделал – накопилось. Так, братка, спасибо, помогал, люди. Вот мы и хату достроили, миром. Справили новоселье, погуляли, вернулся на службу…
В саду стемнело медленно, Я включила свет:
- Может пойдем в дом, а то сейчас комары налетят, мошки всякие.
- Но, вы, ребятки, не заговорил я вас, уж спите, поди. Не выходит быстро – то. Вся жизнь, как ни крути. Да пора мне, и честь знать.
- А, знаете что,- подал голос мой задумчивый скульптор, оставайтесь у нас. Переночуйте. Мы еще сейчас, в доме посидим, поужинаем, как следует, историю вашу дослушать хочется. Необычная ситуация, наши женщины иначе на соперниц реагируют. Что же там у вас дальше было? Ведь, война потом, вы же воевали, наверное.
- Воевал, было дело.
Мы перебрались в дом, в нашу столовую, отделанную деревом, с камином, где и решили пожарить немного мяса. Мужчины взяли мясо и огонь – на себя. Я сделала пару салатов. Отварила молодую картошку с чесноком, сливочным маслом и зеленью, сервировала стол, а тут уже и мясо – на подходе. Побежала за соусом, мой скульптор – гурман, без специального соуса мясо не ест, - приучила. Сели ужинать.
Родион Иванович с удовольствием ел, мы – тоже наслаждались ароматным, нежным, свежим продуктом. В нашем камине мясо получается совершенно особенным. На мангале – совсем другой вкус, - традиционный, шашлычный. А в камине муж жарит на решетке. Стэйки вышли сочные, с румяной корочкой. Гость откровенно наслаждался.
- Так я и поселюсь у вас, - прикормили. То – пирог, то- вкуснотища такая, не выгоните теперь.
- Ничего, у нас грядок много, - я засмеялась и рассказала мужу про то, как начал свой визит наш казак.
- Так будете вспоминать теперь, когда урожай пойдет. У меня рука – легкая.
Пока ели, наш гость не продолжал свой рассказ, говорили про Палыча, как их судьба еще во время войны свела: вместе с матерью и сестрой семилетний Палыч жил в соседнем доме, в Ташкенте. Их эвакуировали из Пушкина Так получилось, что сдружились дети. Четвертый ребенок Даши – сын Максим, оказался старше Палыча всего на год. Они до сих пор поддерживают отношения, - дружат, как говорят,- домами.
- Вот ведь как вышло – то, жизнь свою рассказывать приходится. Не думал я, что…
- Родион Иванович,- мой скульптор перебил гостя, предположив, что услышит докоры в свой адрес,- давайте сразу, сейчас поставим точки над и. Я сделаю памятник. Мы вместе подумаем, какой он должен быть. Я понял, что надо мне что- то понять новое в жизни, в деле моем. Видимо, так меня учат и я не буду сопротивляться. Но, историю вашу хочу дослушать до конца.
- Да, да, Родион Иванович, мне тоже интересно, просто я все время переживаю, что вам приходится все вспоминать и проживать заново, это же тяжело, наверное. Но, если правда, то мы же ничего про то время и не знаем. Предвоенные годы – еще так- сяк, что-то по книгам, что-то по фильмам. А двадцатые – вообще давняя история, уже никого из близких нету, чтоб рассказали. Так что мы – ваши должники, если разобраться.
Вы скажите, ведь, наверное, награды у вас есть, правда? Да и не про награды речь, Про то расскажите, как жилось –то тогда. Что вы делали целый день, как служили, что ели. О чем думали, когда просыпались? Одним словом, чем жили?
***
- Ох, ты, матушка, задачи ставишь! Это мне у вас и правда, поселиться надо. Кормежка подходяща, может и подумаю. С чего начать –то? Про награды та спросила…
Главных – две у меня награды, нет, -три. Про первую, Георгия крест – забыл, Но это еще от полковника получил, при царе. А Орден Красного знамени получил в 1931 году. Сказать, за что, так и не поверите.
- Ну, уж не томите,.- муж налил по рюмочке.
- За поход в Афганистан.
- Как это, в Афганистан? Когда, в 30-х?
- Именно, в тридцатом годе, С Примаковым, басмачей добивали окончательно. Серьезная была битва, долгая. Без помощи не обошлось. Коня одного потерял.
- Это какого, дончака, или того, что у эмира из конюшни взяли?
- Да, нет, дончака моего еще при Фрунзе не стало, в бою, шальной пулей. Пал дончак, боевой был коняка, добрый. Эмирский вороной, видно, арабских кровей был. Для боя мало годился. Красавец, ход мягкий, ровный. Но капризный, для походов не шел, - много воды надо, часто кормить. Тут целая наука Для парада – самое то. А я себе другого коняку подобрал, да, чего греха таить, - у басмача отобрал. Вот, с ним и в поход пошел, только, поменять пришлось, убили коняку. Вертался на другом уже.
- Да, я и не знал, что в Афгане тогда наши воевали.
- Ой, а что мы, вообще знаем по истории. А то, что знаем, оказывается, все вранье, заново узнавать приходится. То, за что в школе двойки получали, теперь никому не нужно. Родион Иванович, а вторая «главная» какая?
- Награда, что ли? Так звезда золотая, - герой я, вишь как.
- Герой Советского Союза?
- Да, как ни крути, а герой. И орден Ленина к звезде, тоже есть
- Ничего себе, вот это гость! А почему не носите звезду –то?
- Носил иногда. Так, - обязывает. Все внимание – на тебя. Ну, раньше так было. А сейчас, не хочу. Разные люди, очень разные, есть, что и оскорбить могут. Не хочу..
Мы помолчали. Невесело помолчали, удрученно, стыдно, виновато. Представить себе, что обесценилось даже это?! Как страшно!
- А, когда и за что дали? В войну, наверное?
- Да, в войну, но в тылу, В Ташкенте. Вы, наверное, знаете, сколько разных заводов, организаций, даже киностудий эвакуировали в Ташкент?
Я тогда работал в городском комитете, руководил размещением. Конечно, не один, несколько товарищей работало вместе со мной. Но именно мне было поручено размещение Авиазавода из Москвы, из Химок. И производство, и люди – за все отвечал я, перед партией. Родиной, перед совестью своей.
В партию вступил перед походом в Афганистан. Туда – только партейных брали и комсомольцев. Я никогда в политику не лез – не мое это дело. А тут, понимал, что поход этот- необходимость. Уже с басмачами – мочи не было терпеть их выходки. Ведь сволочи, резали, издевались, детей убивали – хуже курдов гадили. И было понятно, что кормят их из-за границы, из Англии. И пока с корнем не вырвешь,- конца не будет.
Надо сказать, что после того похода, как и думалось, настала мирная жизнь. Партия направила меня подучиться малость, на руководителя. Почитай, год учился, в Москве. Курсы работников управления. После этого определили мне мирную профессию, при городском комитете. Так, работал.
- А дети, жены?
- Так, и они при мне, а как же. Дашка мне Егорку в двадцать шестом родила, а двадцать восьмом – дочку, Ульяшу. А уж в тридцать третьем – Максимку. Все Дашкины живы, слава Богу. Петрушу, первенца нашего еле уберег,- сбегал на фронт, поймали! Ему восемнадцать выходило в декабре сорок первого. А он в июле – побег. Но далеко не успел. Так я, как завод самолетный начал размещать, в конце ноября, то пристроил его сначала строить, а, потом уж он на сварщика выучился. Самый дефицит тогда был, - сварщик. И бронь была ему, и мне тоже. Правда, я тоже рвался на фронт,- душа просила. Но, кавалерия уж не та, война другая стала и уже не так зудело – на войну. Понимал, что и здесь свое дело честно выполняю.
Считай, на летном поле выстроили сборочный цех. А первый самолет выпустили уже через два с половиной месяца. Работали по 18 часов. Нет, положено было - 12. Но, люди, полуголодные, тощие, а работали на износ. Пайка хлеба, суп в столовке, пустой, с тремя макарошками, а работать надо. Наградили тогда завод, ну и меня, стало быть. До сих пор не знаю, как удалось, - работали!
- А Гашины дети?
- Лешки, первенца нашего, нету. Военлетом был, авиашколу в Энгельсе закончил. Лейтенант Алексей Пресняков. В сорок втором, над Доном, на таран пошел. С ним еще четверо пацанов – весь экипаж штурмового Ил-4. В похоронке написали – геройски погиб, наградили посмертно. А уж после войны узнали, что они « сгорели над целью» А ране, про таран – ни слова. Задание было – переправу уничтожить. Считай, над домом родным, да над рекой и смертушку принял.
Родион Иванович вздохнул. – страшно сынов терять, пусть и за родину, а своих, родных.
- А я только про Гастелло знаю.
- Ой, наверное, таких героев много было. Народ – то у нас какой! А Гаша, как же?
- Гаша тогда, когда Мишка погиб, уж с нами , в Ташкенте была. Из Сиротинской удалось забрать их. Это недалеко от Сталинграда, - Волгоград уж теперь.. А какие бои там были, сами знаете.
Так, почитай, четыре года с лишком вместе, семьей прожили. Тесно. Голодно, а вместе и в счастии. Правда, времени мало было, и уставали так, что и глаза порой не видели, а души, все-одно, вместе. Знаете, кормились чем. Пацаны научились черепах ловить и змей. Но змей, правда только Егор мог. Его наш сосед, Саид научил. Этот с детства знал, кого можно есть и как поймать. Тоже наука. Хуже было моих баб заставить это съесть. Ведь умом понимаш, мясо и есть – мясо. А, все – одно, гады! Но, я бы сейчас, змейку навернул!
- Значит, стэйки наши хуже?- я засмеялась.
--Ну, сама знаешь, не о том я. Тамошний народ много от змей хорошего видел. И от голода и от болезни змея спасает. Только знать надо, как.
- Так, что же там у нее кушать – то. Они- же маленькие.
- Один раз Егор притащил чудище, мы четыре дня ели. Как убил, вот вопрос. Отважный парень.
- Так, есть в кого!
***
Вдруг, оборвав наш удивительный разговор, в доме погас свет. Такие происшествия всегда вызывают мое смятение. Чувствовать себя нормально я могу только, когда вокруг меня все работает как надо.
- Ну, вот, как нельзя кстати! – констатировал муж, - пойду проверю пробки.
- Знаете, это у нас бывает, видимо, у кого-то коротнуло. Сейчас включат, у нас хорошая подстанция.
В камине уютно горело, спокойный огонь вызывал умиротворение. Родион Иванович смотрел на пляшущие язычки, задумавшись. Вдруг, как бы вернувшись, спросил:
- Хорошо живете – то? Миритесь?
- Миримся. Как хорошо вы сказали. Именно миримся.
- Вижу, ладите. Он не злой у тебя и не дурак, видно.
Я засмеялась,- тоже хорошо сказали. Вообще, так вы интересно говорите, речь не местная, слова новые для нас, непривычные. Да и вечер сегодня, необычный, прямо скажем. История ваша, как из другой жизни.
- Так и есть, из другой,- из моей, дочка. Как думаш, сделат, как надо?
- Он уже пообещал, сделает. Он у меня талантливый, только не любит, когда торопят. Тут же образ нужен, а он прийти должен, сам, понимаете?
- Да, как тут не понять, образ только есть у меня, знаю, как надо. Сделал бы только.
Свет включился одновременно с появлением мужа,- он принес зажженные свечи. Красота! Камин, свечи, мужчины, коньяк – романтика. Чудесный вечер.
Решили выпить чаю, я удалилась на кухню, обдумывая удивительную историю чужой, такой большой жизни. Ох, непростой старик у нас в гостях. Да и не старик он вовсе! Хотя, наверное, ему уже лет сто. Разве так бывает? Больше шестидесяти и не дашь.
Я заварила настоящий, китайский, зеленый, с магнолией чай, достала свою любимую «Рафаэллу» , сняла с полки парадные, белые с золотом чашки из тончайшего фарфора и вернулась в гостиную. Мужчины говорили о Сталине. Ничего себе темка, да на ночь.
- А что, Сталин? Вот ты как думаш, когда вокруг война, разруха, брат на брата идет, как страной руководить? Мы - люди маленькие, мозги такой не имели, чтоб за всю страну думать. Ругать его, конечно, можно. Всех правителей, опосля, ругают.. Но, так тебе скажу, при нем жизнь была. Работал - получил. Украл – посадили. И правильно!
- Да, я не спорю, мы, конечно, много не знаем, только про лагеря, да про пытки в НКВД, да про то, как кулаков выселяли, как люди вымирали семьями от голода.. Это все как объяснить, как он мог допустить все это, ведь страна была из сидельцев.
- Ты не горячись, не надо. Бесполезное это дело. До войны я тоже много не понимал, да и понять не мог. Потом уж, задумываться начал, что делается, осмысливал.
Тогда же узнал я от человека одного, сибиряка, что завещание есть, которое Сталин написал. И в нем про то, что он никогда не был революционером.
Всю жизнь свою посвятил борьбе с мировым сионизмом. И имя его - Иосиф, как маскировка, что-ли, обман такой, чтоб думали, что свой, - грузинский еврей. Это имя многих с толку сбило. И что нельзя строить коммунизм, неправильно это, и про то, что лучше царя для России нет правителя. Что он всегда преклонялся перед русскими царями. Только не о Романовых речь. Эти дел наделали, что до революции дело дошло. Про других говорил, какие были до них, - Дадоны ильТархуны, как их там, вишь, не знаем ничего.
- Так и узнать ведь негде. Где это завещание?
- А пес его знает, где. Но, еще скажу. Читал я после этого том его сочинений и помню, что много правильного написано. И что во время коллективизации был указ, не трогать середняка.
Да, ведь когда кулаков ссылать-то начали, то Сталин- то не правил!!! Троцкисты управляли, хоть Троцкий и за границу убег, а Рыков, Бухарин, да и все ленинцы – на съездах голосовали.
Ни в коем случае нельзя было трогать середняка. Сталин делал упор на него, у кого семья большая, все трудятся на земле, без наемников, своим трудом. Таким помогать надо было, а не ссылать.
А, что сделали? И кто? Опять же, - жидомасоны из НКВД. Они на местах – то правили. Сначала забирали кулаков, потом середняков, потом забрали тех, кто забирал, - тоже сослали. А людишки,- что ж, тоже подлые попадались. Мстили друг дружке, доносили. Сколько честных зазря сгубили. Так и кто ж в деревнях – то остался – немощь, лентяи и старухи столетние.
А еще, это уж недавно совсем, дочка моя по службе своей в городе Нарыме оказалась, в Сибири. В музей случайно зашла и книгу там увидала – Сергея Красильникова. А там все документы приведены, что касалось переселенцев. Оказывается, местная власть должна была и продуктами на год обеспечить и, если надо, то и на второй. Жилье теплое построить, медобслуживание обеспечить, даже ружья для охоты должны были давать. А делали все это? Кто об этом слышал? Специально скрывают, чтоб выгоду свою иметь. Нам их планы до конца никогда понятны не будут. Одно знаю, - жить надо умом своим, не дать им головы наши задурить.
А, все одно, народ не сломали. Только вот еще что. Тот человек, сибиряк, много мне тогда умного говорил. Он сказал, что Сталин знал то, что другим – не дано. Когда в ссылке был, в Сибири, в том же Нарыме, то там открылось ему что-то древнее, от предков наших. То, чем людьми управляют. Он знал, что для народа лучше, главнее. И сумел же страну поднять, на такой верх, что боялись нас! Что невозможно было сломить дух народа!
Знал, как можно поднять, восстановить страну, которая в разрухе, где нет ни одного завода, никто не хочет работать, а только грабить. Ведь после революции, да разбоя большевитского все либо на митингах орали, либо разбойничали. Попробуй таким народом, управь. Каждый норовил стащить, что плохо лежит. А воровали как!
НКВД богатело, а всякие начальники, как тащили! Вот и ставил их Сталин на пять лет. Освоился, начал красть – враг, к стенке, или – на отсидку. Не знаем мы, что Дзержинский-то, в кабинете у Сталина кончился, когда Йосиф его к стенке припер. Ведь, подлец, миллионов семьдесят золотом в Швейцарию вывез! Кто об этом знает?
- Как это? Дзержинский?
- И не только Феликс «Мундович»/ Памятник вору и палачу на Старой площади стоит. Вся ленинская старая гвардия, по пятьдесят и больше тысяч золотом из России вывозили. И, кто они были –то ? Все, поголовно – сионисты. А Троцкий, так миллионами крал! Что ж с ними надо было делать? Сажал, казнил и правильно! И тут уж, конечно, может и попал кто зря,- волной смело, как говорят. Шла война и внешняя,- холодная и внутренняя. А еще, про масонов что слышали, нет?
- О, это еще та тема! Думаю, что мы и не разберемся.
- Конечно, мудрено разобраться, никто ж не расскажет. Вот, к примеру взять дело с хлопком. Сталин же понимал, небось, что кругом – враги. Что война – точно будет. Готовил нацию. Значит армию одевать и учить надо. Во что одевать? Где брать хлопок? Его только в Америке, в одном каком-то штате ростили, и узбеки старались. Только мало его делали в Узбекистане,- воды не было.
А Сталин знал, откуда - уж неведомо, что есть древние, хорезмские каналы еще с 13 века. Они песком были засыпаны. Он хотел, чтобы их отрыли и восстановили. Какой-то умник, еще при царе воду налаживал, настоял, чтобы новые русла проложить. И проложили. С лица он – чистый масон, как Карамзин, помните такого, что историю русскую насочинял за деньги. А, что вышло –то? Позор один. Что с каналом, что – с историей. Вранье одно!.
- Как это, Родион Иванович? Мы же знаем, что хлопок растет, земли орошаются, ну, это я слышала, когда еще в школе училась, когда Союз еще был.
- Верно, растет, только мало и не там. Если хотите, могу рассказать.
- Вы же говорили о масонах.
- Так это и есть их подлые дела. Кто враги-то были. Троцкисты, они же и есть масоны. Эта же зараза, она, как я теперь понимаю, везде. Тот случай просто известный мне, потому что на глазах было, да и писали потом про море Аральское, что загубили его каналом этим.
Ведь, что произошло. Сталину доказали, что лучше рыть новое русло и пустить воду вглубь части Каракума. Только, паразиты, сознательно, не обложили правильно это русло. Вода и ушла, со временем. Соль поднялась и теперь, место гиблое, - солончак. И море Аральское - мертвое. Вот так навредили.
Сталин их потом – к стенке. А они смеются – мол, все одно, наша взяла. Нет там степей, земли нет.
Древние, хорезмские каналы были плитами специальными обложены. Каждая подгонялась под размер. Трудились люди, для себя, чтоб вода была. А вода, что? Жизнь!
- Да, Родион Иванович, страшные вещи рассказываете. Не боитесь вот так, посторонним, можно сказать людям. Вдруг и мы – масоны окажемся.
- Отбоялся уж давно. Все одно, жизнь – на исходе. Один я остался, знаю, что конец скоро, чувствую. Да и сам знаю, пора..
- Ну, зачем так говорить. Ведь дети, внуки, правнуки, они же любят Вас, ценят, семья же. Живите ею.
- Да, семья, а все одно, один. Ушли мои женки и мне скоро в дорогу. Но, не будем. Простите старика
А все ж, главное скажу. Надо понять одно, Сталин поднял страну, люди трудились за идею, вдохновлялись ею, созидали свою жизнь. Цель была высокой. Русскому народу мало надо, он – не зверь. Ему, главное, созидать, творить. В творческом подходе к труду, в развитии сознания, личности и есть смысл для народа. В творческом труде наш человек может работать за копейку, и жить на работе. Клич был такой, - делай всяк, что ты лучше всего можешь, твори. Тебе помогут. Сталин сумел вдохновить на труд,- его заслуга. И заводы заработали.
- А ведь никому из капиталистов не выгодно было, чтоб Советская страна развивалась, был бы огромный сырьевой придаток, так, Родион Иванович?
- Так, милая, конечно, зубы как точили, да и сейчас точат, хоть уж многого добились. Но, когда Сталин разоблачил воров –то, да потребовал русское золото, что Троцкий, да Каменев, да Бухарин вывезли,- отказались вернуть, так решили, что техникой будут возвращать и пошли в Россию тракторы первые, станки и прочие нужные для производства средства.
Ведь никакой промышленности в стране не было,- разруха. И только за первую пятилетку – сотворили и металлургию, и электростанции, и текстиль, да, много всего, с большим размахом, сталинским.
А вы знаете, общался я с теми, кто сидел в ГУЛАГЕ. Не раз говорил. Есть разница. Видно, знал Сталин, что психика меняется у людей за восемь-девять лет. Они признавали вину, соглашались, что правильно, хоть и жестоко, а, видно, нельзя было иначе. То, что иэдевались там, - было дело. Были нормы и на питание нормальное, и на одежду… Не уследишь за всеми. Но, все одно,- не нам судить!
Продолжение - http://parnasse.ru/prose/large/tale/golubye-glaza-lyubimyh-chast-3.html
Рейтинг: +4
328 просмотров
Комментарии (4)
| Серов Владимир # 28 июня 2015 в 20:56 0 | ||
|
| Орхидея Мира # 29 июня 2015 в 17:19 +1 | ||
|
| Денис Маркелов # 9 июля 2015 в 17:28 0 | ||
|
| Валерий Куракулов # 11 июля 2015 в 10:31 0 | ||
|
Новые произведения
