ГлавнаяПрозаКрупные формыПовести → Dress код (Глава 3)

Dress код (Глава 3)

15 ноября 2012 - Игорь Коркин



        День прошёл в плодотворном труде. Отыскав в хозяйстве покойного предшественника «когти», я нашёл порыв в линии и восстановил питание на объекте. Зажёгся свет в окнах, раздались радостные голоса жителей. Даже лай собак стал не таким заунывным. Заиграла гармонь, запела Зыкина – русская глубинка ожила, расцвела своими вечерними красками после хмурого зимнего дня.
К семи вечера обстановка в доме убитой Анастасии не изменилась – мрачный дом с нетерпением ждал нового хозяина и с радостью растворил ему незапертые двери. Вспомнился недавний рассказ завхоза. Вдобавок ко всему при свете «сотки» на полу в спальне обнаружились пятна бурого цвета. Значит, Поликарп не врал. Я бросил постельное бельё на кровать, принёс дров из сарая и затопил печь. Сырые дрова долго не разгорались. Солярка из обнаруженной в сенях канистры сделала своё дело – поленья занялись, выпуская внутрь дома клубы едкого дыма. Я с трудом открыл окна, и, боясь возможного пожара, кинулся в поисках воды. Как оказалось, у соседского колодца был сторож: крупная лайка белого окраса с недоверием обнюхала меня и улеглась на пороге дома. После третьей попытки нехитрый механизм глубокого колодца выдал треть ведра, намертво соединённого с массивной цепью. Пришлось вступить в переговоры со сторожем. Собака отворила дверь лапой, загнула хвост кольцом за спину и юркнула в дом.
- Мы всегда рады гостям! – хозяйка, молодая худощавая блондинка, открыла дверь, загадочно изучая вечернего визитёра.
Хотелось запутаться в её шикарных кудрявых волосах, утонуть в зелёных глазах, слиться в поцелуе с пухлыми губами. Язык застрял во рту, но алтайская красавица с точностью определила нерешительный настрой вечернего визитёра:
- Так понравилась, что не можешь подобрать слов?
- Есть кто-то из взрослых?
- Двадцати двух лет хватит для взрослого? У тебя такой вид, как будто с пожара.
- Да, да, с пожара.
- В сердце?
Да, в сердце занялся огонь, готовый перерости в пламя. Вот тебе и готовая жемчужина глянцевых журналов и мировых подиумов. А сколько их, красавиц русской глубинки, никогда не увидят глаза жюри, почитателей красоты и гармонии, сколько их сгинет под топорами конвоиров и сгорит от самогонки? Не сочетались в одном человеке хладнокровие, уверенность, колкий недетский юмор и неземная красота. Мне ничего не оставалось, как кивнуть и опустить глаза:
- Да, в сердце
- Так тебе потушить его?
- Мне бы ведро….
- Скромное желание. Раз пожарной машины нет, придётся помочь.
Так как брандейместеры не знали о существовании данного населённого пункта, соседка спокойно зашла в дом и просто открыла заслонку. Дым улетучился, как мартовский снег на юге. Соседка растопила печь, умело орудуя кочергой:
- Не переживай, - не боги горшки обжигают, - научишься не только печь топить, но и добывать пищу в лесу.

Вот так и познакомились адвокат-электрик Вадим и бывшая зэчка Любава. Сосед-погорелец, в основном, слушал местную красавицу, а она, не теряя чувства юмора, продолжала веселить нового знакомого:
- Значит, говоришь, не знал про заслонку?
- Не знал.
- Разве в Москве нет домов с печным отоплением?
- Наверное, есть… как такие красавицы попадают сюда?
- Вот что, красавец, было бы неплохо помыться с дороги да с пожара, а то прокоптился, как свиной окорок.
- Помыться? Неплохо бы. А где душ?
Новая волна смеха взорвала жилище:
- Ну, электрик, с тобой не соскучишься, ты тут посиди, а я похозяйничаю. У меня колодец, а у тебя баня с дровами– вот так и живём. Через часок заходи.
Я вспомнил о телефоне и достал его, чтобы засечь время. Гаджет требовал подзарядки. Вся информация сохранились, и я машинально кликнул номер телефона Камилы. В трубке послышался зуммер вызова.
- Что это, игрушка для ребёнка? – удивлённо поинтересовалась Любава.
- Это сотовый телефон.
Девушка вырвала гаджет, прислонила к уху и рассмеялась:
- Смотри-ка, гудит, как настоящий. Эх, чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало. Придумают же!

Через часок, когда я зашёл в предбанник, запах сухих берёзовых поленьев забил дыхание, сквозь щели в полу пар обжёг ноги.
- Ну, вот, погорелец, всё готово – раздевайся и лезь на верхний полок, грейся, - Любава деловито положила руки на бёдра, развязывая расписной платок.
Я открыл дверь, надеясь на дополнительный предбанник, но лесная фея схватила за шиворот и засмеялась:
- Ты что, в одежде собираешься париться? Не дрейфь, электрик, это не газовая печь - не сгублю.
Я пулей разделся, зашёл в парилку и устроился наверху. Через минуту пожаловала Любава. Девушка, ничуть не стесняясь наготы, отрегулировала свет в керосинке, плеснула половину ковшика воды на камни и уселась рядом. Струя горячего воздуха обожгла тело, затрудняя дыхание. Я закрыл нос рукой, одновременно пытаясь укротить внезапную страсть.
- Владик, как ты думаешь, что здесь не так?
Я слегка обнял её, надеясь на взаимность.
- Нет, твои мозги работают не в том направлении. Хорошо, я дам наколку: недостаточное освещение.
- Так нет проблем – проведём свет…
- Умничка! А за это полагается….
- Бонус!
Девушка спустилась на первый полок и развернулась ко мне лицом, поигрывая полными грудями:
- Загадками говорите, сударь. За это полагается награда. Ложись-ка на полок.
И понёсся берёзовый веничек по просторам продрогшего тела, забираясь в каждую клеточку, распаривая каждую косточку, согревая каждый хрящик. Кровь заиграла, закипела и успокоилась, тело размякло в блаженной истоме, сбросило груз и взлетело ввысь с необычайной лёгкостью. Ведро холодной воды закалило его, как сталь, сделало бодрым и податливым, стойким и гибким. Я перебазировался на нижний ярус, одарив заботливую соседку благодарным взглядом:
- Спасибо, Любава, никогда не забуду твою доброту.
- Нет, дорогой, спасибом не обойдёшься, - девушка поддала пару и улеглась на верхний полок, выставив напоказ аппетитные ягодицы, - теперь твоя очередь ублажать даму.
Я ударил несколько раз веником по спине, боясь не поранить нежную кожу.
- Э, дорогой, так не пойдёт – бей сильнее, резче, не жалей меня.
Через минуту её спина вспотела, ягодицы раскраснелись, лениво покачиваясь под каждым ударом веника.
- Прекрасно, теперь сменим пластинку, - она перевернулась, слегка расставив ноги.
Я окончательно потерял контроль над собой, чувство стыда улетучилось вместе со стоградусным паром. Она искоса взглянула на возбуждённую красоту и слегка улыбнулась:
- Что же ты ждёшь – делай своё дело.
Я положил веник и перебазировался на третью полку, пытаясь устроиться между её ног.
- Вадик, мы не супруги – даже и не думай об этом - работай веником!
Веник щадил прекрасное тело соседки, перебираясь от груди к животику, а оттуда – к рыжему лобку. Закончился берёзовый процесс, как и мой, ведром холодной воды.
- Теперь мы квиты, - благодарно простонала Любава, - приглашаю на ужин.

Интерьер соседского дома напоминал комнату охотника в краеведческом музее: стены украшали головы лося, волка, архара, медведя и двух кабанов. Я просунул руку в волчью пасть, проверяя остроту клыков:
- Твоих рук дело?
Хозяйка рассмеялась, ставя чугунок на печку:
- Это дом деда Потапыча, моего наставника. Он научил меня премудростям охоты и рыбалки, но, к сожалению, этим летом погиб.
Дверь скрипнула. В комнату забежала собака и растянулась у ног хозяйки. Любава в ответ потрепала пса за холку и кинула пару поленьев в печь:
- Потерпи, Белый, сейчас будем ужинать.
Не прошло и часа, как раскрепощённая в бане девушка превратилась в строгую не по годам хозяйку в цветастом байковом халате. Суровый климат требует собранности и не прощает ошибок: дети быстро взрослеют, взрослые мудреют, а старики становятся провидцами.
- Любава, как погиб твой наставник?
- Ранним июльским утром Белый взял кабаний след, мы увлеклись погоней и не заметили медведя. Топтыгин напал быстро и неожиданно, Потапыч упал и выронил оружие. Пока я схватила ружьё и произвела два выстрела, хищник оторвал ему руку и вскрыл яремную артерию. Потапыч умер от потери крови.
Хозяйка разложила куски мяса на большом блюде и налила в пиалы супа.
- Это кочо – алтайское народное блюдо, а это после баньки, - на столе появилась бутылка с белой жидкостью.
- Молоко?
Девушка наполнила два стограммовых стакана до краёв:
- Нет, это арака – самогон из молока.
Я залпом опустошил спиртное, с аппетитом съел два куска мяса и запил бульоном:
- Как вкусно! Это говядина?
- Нет, мясо горного барана. Кстати, завтра у тебя выходной?
- Вроде бы. Два дня – суббота и воскресенье.
- Прекрасно! Не хочешь сходить со мной на охоту?
Кусок мяса застрял в горле:
- Ты умеешь охотиться?
- Зубы не заговаривай - идёшь или нет?
- Конечно, иду.

Спиртное вмиг усвоилось в голодном желудке, разлилось по венам и артериям, ударило в голову:
- Любава, так ты и не ответила, как попала сюда. Не поверю, что ты совершила преступление.
Настроение хозяйки вмиг сменилось на грусть - она сникла, опустив голову, как одуванчик на ветру, но тот час выпрямилась в струнку, готовая преодолеть бурю:
- Как раз мы и жили в городском доме с печным отоплением. Счастливо жили, пока семейный очаг не разрушили. В булочной украли коробку конфет, а показали на меня. Якобы какая-то женщина видела меня с воровкой. Дело спешно слепили, передали в прокуратуру, а судья даже не учла наличие у меня двухлетнего ребёнка. Я освободилась на полгода раньше и сразу кинулась домой, но из квартиры меня выписали, а Колю передали на воспитание в приёмную семью. На работу никто не брал. Сына не нашла, но удалось узнать фамилию приёмных родителей. Я сразу её запомнила, потому что таких фамилий раньше не встречала. После двух месяцев напрасных скитаний пришлось, как и многим, возвращаться в места, поневоле ставших родными. Поселилась в полуразрушенной избе, но Потапыч помог всем необходимым. Земля ему пухом.

Казалось, Любава заплачет, зарыдает, стукнет кулачками по столу. Всего несколько предложений, а в них целая жизнь. Сколько их таких, со сломанными судьбами без вины осужденных? Семейная трагедия. Не слишком ли часто звучат эти слова в лексиконе народа, которому досталась такая нелёгкая доля? Ссылка, каторга, тюрьма, следственный изолятор, зона – сколько таких мест на территории великого государства? И в каждом своя жизнь, свои законы, не прописанные ни в какой Конституции. Законы, не имеющие ничего общего с правами человека и действующие выборочно, в зависимости от положения в социальной среде и толщины кошелька.

Она смотрела прямо в глаза, словно читала мои мысли и заранее соглашалась с каждой, едва заметно кивая головой. Я бережно обнял её, пытаясь хоть как-то облегчить женское горе:
- Любава, в каком месте случилась трагедия?
- Дело в том, что на нашем роде висит заклятие. При Иване четвёртом, когда появились первые суды, наш родственник в угоду боярам осудил невиновного к десяти годам каторги. В неволе человек умер, а перед кончиной предрёк всему нашему роду мучения, сбывающиеся через каждые сорок лет. Моего отца репрессировали в тридцатом и продержали в лагерях вплоть до пятидесятого года. Деда арестовала царская охранка в восемьсот девяностом за связь с революционерами, хотя ничего общего он с ними не имел. Кто-то оклеветал его. Дед умер в ссылке, но перед смертью рассказал о подобном несчастье, постигшем его предков. Я попала под государственный пресс в семидесятом, то есть, ровно через сорок лет после отца – заклятие каждый раз настигает нас с невероятной точностью – год в год.
- Но разве нельзя ничего сделать?
Девушка глубоко вздохнула и направилась к выходу:
- В течение пяти веков мы пытались что-либо доказать, но неизменно меч правосудия обрушивался на наши головы. Ладно, будем прощаться – завтра на охоту. Мы с Белым зайдём за тобой в четвёртом часу утра, так что, будь готов.
- Зачем так рано?
- К рассвету нам надо спуститься в низовье Юмы – горной реки.
Я немного постоял на пороге, рассматривая крупные, как перл, звёзды, и по скрипучей снежной тропинке засеменил к своему дому.
















  
 

© Copyright: Игорь Коркин, 2012

Регистрационный номер №0093508

от 15 ноября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0093508 выдан для произведения:



        День прошёл в плодотворном труде. Отыскав в хозяйстве покойного предшественника «когти», я нашёл порыв в линии и восстановил питание на объекте. Зажёгся свет в окнах, раздались радостные голоса жителей. Даже лай собак стал не таким заунывным. Заиграла гармонь, запела Зыкина – русская глубинка ожила, расцвела своими вечерними красками после хмурого зимнего дня.
К семи вечера обстановка в доме убитой Анастасии не изменилась – мрачный дом с нетерпением ждал нового хозяина и с радостью растворил ему незапертые двери. Вспомнился недавний рассказ завхоза. Вдобавок ко всему при свете «сотки» на полу в спальне обнаружились пятна бурого цвета. Значит, Поликарп не врал. Я бросил постельное бельё на кровать, принёс дров из сарая и затопил печь. Сырые дрова долго не разгорались. Солярка из обнаруженной в сенях канистры сделала своё дело – поленья занялись, выпуская внутрь дома клубы едкого дыма. Я с трудом открыл окна, и, боясь возможного пожара, кинулся в поисках воды. Как оказалось, у соседского колодца был сторож: крупная лайка белого окраса с недоверием обнюхала меня и улеглась на пороге дома. После третьей попытки нехитрый механизм глубокого колодца выдал треть ведра, намертво соединённого с массивной цепью. Пришлось вступить в переговоры со сторожем. Собака отворила дверь лапой, загнула хвост кольцом за спину и юркнула в дом.
- Мы всегда рады гостям! – хозяйка, молодая худощавая блондинка, открыла дверь, загадочно изучая вечернего визитёра.
Хотелось запутаться в её шикарных кудрявых волосах, утонуть в зелёных глазах, слиться в поцелуе с пухлыми губами. Язык застрял во рту, но алтайская красавица с точностью определила нерешительный настрой вечернего визитёра:
- Так понравилась, что не можешь подобрать слов?
- Есть кто-то из взрослых?
- Двадцати двух лет хватит для взрослого? У тебя такой вид, как будто с пожара.
- Да, да, с пожара.
- В сердце?
Да, в сердце занялся огонь, готовый перерости в пламя. Вот тебе и готовая жемчужина глянцевых журналов и мировых подиумов. А сколько их, красавиц русской глубинки, никогда не увидят глаза жюри, почитателей красоты и гармонии, сколько их сгинет под топорами конвоиров и сгорит от самогонки? Не сочетались в одном человеке хладнокровие, уверенность, колкий недетский юмор и неземная красота. Мне ничего не оставалось, как кивнуть и опустить глаза:
- Да, в сердце
- Так тебе потушить его?
- Мне бы ведро….
- Скромное желание. Раз пожарной машины нет, придётся помочь.
Так как брандейместеры не знали о существовании данного населённого пункта, соседка спокойно зашла в дом и просто открыла заслонку. Дым улетучился, как мартовский снег на юге. Соседка растопила печь, умело орудуя кочергой:
- Не переживай, - не боги горшки обжигают, - научишься не только печь топить, но и добывать пищу в лесу.

Вот так и познакомились адвокат-электрик Вадим и бывшая зэчка Любава. Сосед-погорелец, в основном, слушал местную красавицу, а она, не теряя чувства юмора, продолжала веселить нового знакомого:
- Значит, говоришь, не знал про заслонку?
- Не знал.
- Разве в Москве нет домов с печным отоплением?
- Наверное, есть… как такие красавицы попадают сюда?
- Вот что, красавец, было бы неплохо помыться с дороги да с пожара, а то прокоптился, как свиной окорок.
- Помыться? Неплохо бы. А где душ?
Новая волна смеха взорвала жилище:
- Ну, электрик, с тобой не соскучишься, ты тут посиди, а я похозяйничаю. У меня колодец, а у тебя баня с дровами– вот так и живём. Через часок заходи.
Я вспомнил о телефоне и достал его, чтобы засечь время. Гаджет требовал подзарядки. Вся информация сохранились, и я машинально кликнул номер телефона Камилы. В трубке послышался зуммер вызова.
- Что это, игрушка для ребёнка? – удивлённо поинтересовалась Любава.
- Это сотовый телефон.
Девушка вырвала гаджет, прислонила к уху и рассмеялась:
- Смотри-ка, гудит, как настоящий. Эх, чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало. Придумают же!

Через часок, когда я зашёл в предбанник, запах сухих берёзовых поленьев забил дыхание, сквозь щели в полу пар обжёг ноги.
- Ну, вот, погорелец, всё готово – раздевайся и лезь на верхний полок, грейся, - Любава деловито положила руки на бёдра, развязывая расписной платок.
Я открыл дверь, надеясь на дополнительный предбанник, но лесная фея схватила за шиворот и засмеялась:
- Ты что, в одежде собираешься париться? Не дрейфь, электрик, это не газовая печь - не сгублю.
Я пулей разделся, зашёл в парилку и устроился наверху. Через минуту пожаловала Любава. Девушка, ничуть не стесняясь наготы, отрегулировала свет в керосинке, плеснула половину ковшика воды на камни и уселась рядом. Струя горячего воздуха обожгла тело, затрудняя дыхание. Я закрыл нос рукой, одновременно пытаясь укротить внезапную страсть.
- Владик, как ты думаешь, что здесь не так?
Я слегка обнял её, надеясь на взаимность.
- Нет, твои мозги работают не в том направлении. Хорошо, я дам наколку: недостаточное освещение.
- Так нет проблем – проведём свет…
- Умничка! А за это полагается….
- Бонус!
Девушка спустилась на первый полок и развернулась ко мне лицом, поигрывая полными грудями:
- Загадками говорите, сударь. За это полагается награда. Ложись-ка на полок.
И понёсся берёзовый веничек по просторам продрогшего тела, забираясь в каждую клеточку, распаривая каждую косточку, согревая каждый хрящик. Кровь заиграла, закипела и успокоилась, тело размякло в блаженной истоме, сбросило груз и взлетело ввысь с необычайной лёгкостью. Ведро холодной воды закалило его, как сталь, сделало бодрым и податливым, стойким и гибким. Я перебазировался на нижний ярус, одарив заботливую соседку благодарным взглядом:
- Спасибо, Любава, никогда не забуду твою доброту.
- Нет, дорогой, спасибом не обойдёшься, - девушка поддала пару и улеглась на верхний полок, выставив напоказ аппетитные ягодицы, - теперь твоя очередь ублажать даму.
Я ударил несколько раз веником по спине, боясь не поранить нежную кожу.
- Э, дорогой, так не пойдёт – бей сильнее, резче, не жалей меня.
Через минуту её спина вспотела, ягодицы раскраснелись, лениво покачиваясь под каждым ударом веника.
- Прекрасно, теперь сменим пластинку, - она перевернулась, слегка расставив ноги.
Я окончательно потерял контроль над собой, чувство стыда улетучилось вместе со стоградусным паром. Она искоса взглянула на возбуждённую красоту и слегка улыбнулась:
- Что же ты ждёшь – делай своё дело.
Я положил веник и перебазировался на третью полку, пытаясь устроиться между её ног.
- Вадик, мы не супруги – даже и не думай об этом - работай веником!
Веник щадил прекрасное тело соседки, перебираясь от груди к животику, а оттуда – к рыжему лобку. Закончился берёзовый процесс, как и мой, ведром холодной воды.
- Теперь мы квиты, - благодарно простонала Любава, - приглашаю на ужин.

Интерьер соседского дома напоминал комнату охотника в краеведческом музее: стены украшали головы лося, волка, архара, медведя и двух кабанов. Я просунул руку в волчью пасть, проверяя остроту клыков:
- Твоих рук дело?
Хозяйка рассмеялась, ставя чугунок на печку:
- Это дом деда Потапыча, моего наставника. Он научил меня премудростям охоты и рыбалки, но, к сожалению, этим летом погиб.
Дверь скрипнула. В комнату забежала собака и растянулась у ног хозяйки. Любава в ответ потрепала пса за холку и кинула пару поленьев в печь:
- Потерпи, Белый, сейчас будем ужинать.
Не прошло и часа, как раскрепощённая в бане девушка превратилась в строгую не по годам хозяйку в цветастом байковом халате. Суровый климат требует собранности и не прощает ошибок: дети быстро взрослеют, взрослые мудреют, а старики становятся провидцами.
- Любава, как погиб твой наставник?
- Ранним июльским утром Белый взял кабаний след, мы увлеклись погоней и не заметили медведя. Топтыгин напал быстро и неожиданно, Потапыч упал и выронил оружие. Пока я схватила ружьё и произвела два выстрела, хищник оторвал ему руку и вскрыл яремную артерию. Потапыч умер от потери крови.
Хозяйка разложила куски мяса на большом блюде и налила в пиалы супа.
- Это кочо – алтайское народное блюдо, а это после баньки, - на столе появилась бутылка с белой жидкостью.
- Молоко?
Девушка наполнила два стограммовых стакана до краёв:
- Нет, это арака – самогон из молока.
Я залпом опустошил спиртное, с аппетитом съел два куска мяса и запил бульоном:
- Как вкусно! Это говядина?
- Нет, мясо горного барана. Кстати, завтра у тебя выходной?
- Вроде бы. Два дня – суббота и воскресенье.
- Прекрасно! Не хочешь сходить со мной на охоту?
Кусок мяса застрял в горле:
- Ты умеешь охотиться?
- Зубы не заговаривай - идёшь или нет?
- Конечно, иду.

Спиртное вмиг усвоилось в голодном желудке, разлилось по венам и артериям, ударило в голову:
- Любава, так ты и не ответила, как попала сюда. Не поверю, что ты совершила преступление.
Настроение хозяйки вмиг сменилось на грусть - она сникла, опустив голову, как одуванчик на ветру, но тот час выпрямилась в струнку, готовая преодолеть бурю:
- Как раз мы и жили в городском доме с печным отоплением. Счастливо жили, пока семейный очаг не разрушили. В булочной украли коробку конфет, а показали на меня. Якобы какая-то женщина видела меня с воровкой. Дело спешно слепили, передали в прокуратуру, а судья даже не учла наличие у меня двухлетнего ребёнка. Я освободилась на полгода раньше и сразу кинулась домой, но из квартиры меня выписали, а Колю передали на воспитание в приёмную семью. На работу никто не брал. Сына не нашла, но удалось узнать фамилию приёмных родителей. Я сразу её запомнила, потому что таких фамилий раньше не встречала. После двух месяцев напрасных скитаний пришлось, как и многим, возвращаться в места, поневоле ставших родными. Поселилась в полуразрушенной избе, но Потапыч помог всем необходимым. Земля ему пухом.

Казалось, Любава заплачет, зарыдает, стукнет кулачками по столу. Всего несколько предложений, а в них целая жизнь. Сколько их таких, со сломанными судьбами без вины осужденных? Семейная трагедия. Не слишком ли часто звучат эти слова в лексиконе народа, которому досталась такая нелёгкая доля? Ссылка, каторга, тюрьма, следственный изолятор, зона – сколько таких мест на территории великого государства? И в каждом своя жизнь, свои законы, не прописанные ни в какой Конституции. Законы, не имеющие ничего общего с правами человека и действующие выборочно, в зависимости от положения в социальной среде и толщины кошелька.

Она смотрела прямо в глаза, словно читала мои мысли и заранее соглашалась с каждой, едва заметно кивая головой. Я бережно обнял её, пытаясь хоть как-то облегчить женское горе:
- Любава, в каком месте случилась трагедия?
- Дело в том, что на нашем роде висит заклятие. При Иване четвёртом, когда появились первые суды, наш родственник в угоду боярам осудил невиновного к десяти годам каторги. В неволе человек умер, а перед кончиной предрёк всему нашему роду мучения, сбывающиеся через каждые сорок лет. Моего отца репрессировали в тридцатом и продержали в лагерях вплоть до пятидесятого года. Деда арестовала царская охранка в восемьсот девяностом за связь с революционерами, хотя ничего общего он с ними не имел. Кто-то оклеветал его. Дед умер в ссылке, но перед смертью рассказал о подобном несчастье, постигшем его предков. Я попала под государственный пресс в семидесятом, то есть, ровно через сорок лет после отца – заклятие каждый раз настигает нас с невероятной точностью – год в год.
- Но разве нельзя ничего сделать?
Девушка глубоко вздохнула и направилась к выходу:
- В течение пяти веков мы пытались что-либо доказать, но неизменно меч правосудия обрушивался на наши головы. Ладно, будем прощаться – завтра на охоту. Мы с Белым зайдём за тобой в четвёртом часу утра, так что, будь готов.
- Зачем так рано?
- К рассвету нам надо спуститься в низовье Юмы – горной реки.
Я немного постоял на пороге, рассматривая крупные, как перл, звёзды, и по скрипучей снежной тропинке засеменил к своему дому.
















  
 

 
Рейтинг: +1 809 просмотров
Комментарии (1)
Людмила Пименова # 2 декабря 2012 в 01:40 0
А может они не вкурсе что происходит на большой земле? 625530bdc4096c98467b2e0537a7c9cd