Помочь сайту
Поздравления
Чуйский тракт Глава 4
14 марта 2014 -
Виктор Кочетков
- Не пришибли бы… - подумалось.
Он остановился на обочине, метрах в двадцати. Из иномарки вылезли трое амбалов, и не спеша двинулись к нему.
Душа ушла в пятки, Гена приготовился к самому худшему…
Один, видимо главный, открыл водительскую дверь. Остальные двое куда-то делись.
- Здорово, мужик! – коротко стриженая харя с перебитым носом легко прыгнула на подножку, с любопытством заглянула в кузов.
- Пустой, что ли? – веселые шальные глаза смотрели недоверчиво.
- Пустой… - у Гены пересохло в горле. Он растерянно сжался за баранкой, безуспешно пытаясь унять предательскую дрожь.
- Куда путь держишь?
- В Горно-Алтайск. К родственникам… - зачем-то добавил Геннадий.
- К родственникам? На Зиле? – бандит добродушно смеялся, глядя в белые от ужаса глаза Геннадия. – Врешь мужик.
- Попросили… - Гена понял, что сморозил глупость, и панические мысли испуганно заметались, ища правдоподобного объяснения.
Раздалось тихое шипение, и он почувствовал, как медленно оседает вниз кабина.
- Золотники выкрутили, – сразу догадался.
Двое подошли к первому, подали ему что-то, и встали рядом, наблюдая, как ерзает по сиденью водитель.
- Как же ты, на спущенных колесах… Ай-я-яй… Запасные ниппеля есть? – Громила с сочувственной усмешкой смотрел на объятого безотчетным страхом водителя.
- Нету…- еле слышно промямлил Гена.
- А ты у нас купи, – лиходей разжал огромный кулак. На широкой ладони лежали два крошечных ниппеля-золотника.
- Недорого отдам – миллион за пару.
Гена дрожащими руками достал бумажник.
- Вот, все что есть. Восемьсот тридцать тысяч – это на обратную дорогу, на бензин.
- Откуда ты, мужик? – бандит забрал деньги, заглянул во все отделы бумажника.
- Из Новосибирска…
- Ладно, дядя, как-нибудь доберешься. Держи, – сунул ему золотники.
- Спасибо, – пропищал обрадованный Гена.
- На здоровье! – со смехом троица двинулась к своему автомобилю.
Мотор яростно взревел, и разбойники с большой дороги умчались.
Трасса все время оставалась пустынной, ни одной машины не проскочило.
Геннадий сидел, радуясь, что так легко отделался. В кузове лежала запасная канистра, и он надеялся добраться до города без дозаправки.
Вышел из машины, вкрутил на место золотники и, вручную, насосом, больше часа качал спущенные колеса. Было уже за полночь, когда он, наконец, тронулся дальше.
Поразмыслил, что приедет только под утро, и придется будить гостеприимных хозяев. Было неудобно, да и чувствовалась какая-то нервозная усталость. День получился тяжелым; еще и на бандитов нарвался. Он решил свернуть где-нибудь поблизости в лесок, переночевать там, а с утра уже ехать дальше. Повернул на узкую асфальтовую дорогу, уходящую в глубину ночного леса. Проехав с километр, свет фар выхватил из кромешного мрака стоящий на обочине указатель:
Коттеджный поселок
СОЛНЕЧНЫЙ МЫС 4км.
Проезд запрещен.
Геннадий проехал еще немного, свернул в лес, и метров через сто остановился на опушке, окруженной густым ельником. Заглушив мотор, включил в кабине тусклое освещение. Перекусил на сон грядущий, выпил горячего еще, чая из термоса, и стал укладываться спать. Потушил свет и, накрывшись телогрейкой, попытался уснуть.
Ворочался с боку на бок, стараясь найти удобное положение. Ничего не получалось. В черном ночном лесу страшно кричали дурными голосами неведомые птицы. Все время казалось, что вокруг машины кто-то бродит, с любопытством заглядывая в окна кабины. Один раз почудилось, будто некто большой, сильный, почесался спиной о задний борт, качнув грузовик и тихо топая, осторожно удалился в чащу.
Поднялся ветер, деревья скрипели, раскачиваясь и издавая жалобные стоны. Временами с высоких ветвей срывались сосновые шишки и оглушительно скрежетали, падая на металлическую крышу и барабаня в пустой деревянный кузов. В довершении ко всему, пошел дождь. Капли мелкой дробью рассыпались, ударяясь о ветровое стекло, и шуршащими змейками сползали вниз. Несколько раз по дороге проезжали автомобили, неверным мерцающим светом выхватывая куски лесного массива и создавая длинные бегущие тени.
Гена лежал, сжавшись, накрыв голову фуфайкой и пугаясь близкого шума моторов. Ему казалось, будто это бандиты прочесывают лес, чтобы свести с ним счеты.
Сильно похолодало и он начал замерзать, дрожа всем телом. Помнил, что бензина мало, поэтому двигатель не заводил и печку не включал, экономя горючее. Наконец забылся чутким, тревожным сном. Когда открыл глаза, в кабине стоял серый полумрак. Часы показывали восемь утра.
Тело затекло, Геннадий сильно замерз. Выскочил до ветру, побежал, махая руками, чуть согреваясь на бегу. Дождь так и не прекратился. Небо затянуло тяжелыми низкими тучами. Холодный злой ветер свободно гулял меж высоких стволов. Почва под ногами пропиталась влагой. Остро пахло сыростью и грибами. Гена отбежал подальше и сел в густом кустарнике, услышав нарастающий звук идущего на скорости автомобиля.
Внезапно барабанные перепонки будто лопнули, разорванные близкими автоматными очередями. С полминуты, показавшихся ему вечностью, поливали раскаленным свинцом. Визжащие пули, отскакивая, стремительным рикошетом уносились в разных направлениях.
Не успев застегнуть брюки, Гена вмиг распластался на мокрой земле, судорожно вжимаясь в жухлую траву. Казалось, стреляли прямо в него, стараясь нашпиговать железом его немолодое уже, тело. В дикой панике от первобытного ужаса, он лежал, вздрагивая и судорожно подергиваясь от входящих в него, смертельно жалящих укусов. Так ему казалось. Хотелось кричать от безумного отчаяния, но он лишь скрипел зубами, сжимая непослушные челюсти.
Неожиданно пальба прекратилась, и лес оглушила тонко звенящая тишина. Раздался громкий шум взревевшего мотора, быстро удаляющийся и совсем скоро исчезнувший вдалеке. Лишь шуршание дождя и мокрая одежда напоминали ему, что это случилось не во сне. Долго лежал, осознавая произошедшее, не веря, что остался жив. Нестерпимо хотелось вскочить и как можно быстрее бежать от этого страшного места.
Но любопытство все же, победило инстинкт самосохранения. Крадучись и низко пригибаясь к земле, чутко прислушиваясь к посторонним звукам, он рысцой потрусил к близкой дороге. Выглянув из-за мокрых деревьев замер, увидев жуткое зрелище.
Большой темно-синий джип стоял посередине дороги, весь изрешеченный, изорванный множеством пулевых отверстий. На передних сидениях, уронив на грудь головы, сидели два человека.
Какая-то странная необоримая сила притягивала Геннадия к месту происшествия. Он подошел совсем близко.
Оба были мертвы.
Больше в машине никого не было. Из одетых бронежилетов клочьями торчал желтый кевлар. Одна пуля попала водителю прямо в лоб. Жидкая струйка крови еще сочилась из смертельной раны. Пассажиру же, пуля вошла в шею. Он сидел, весь залитый собственной кровью, сжимая в руке бесполезный пистолет. Из открытой кожаной барсетки выпала на распахнутую крышку бардачка, внушительная пачка стодолларовых купюр и несколько крупных рублевых банкнот.
Гена с ужасом смотрел на все это, не владея собой и совершенно оторопев от страха. Рука сама потянулась в открытое окно пассажирской двери. Схватив деньги, нервно оглянувшись по сторонам, опрометью кинулся к своему Зилу. Завел двигатель, и тут же, не тратя времени на прогревание, врубил первую передачу.
С жуткой пробуксовкой, выбрасывая из-под колес куски сырой земли, рванул на асфальт. Объехав мертвый джип, на максимальной скорости понесся вперед. Выйдя на трассу, повернул, и в сильнейшем нервном возбуждении притопил газ. Летел километров пятьдесят, пока не кончился бензин. Остановился, пытаясь привести в порядок мысли. Немного успокоившись, налил в бак из запасной канистры, и уже медленнее тронулся в путь. Увидев автозаправочную станцию, наполнил полный бак, рассчитавшись деньгами убитого.
Скоро Геннадий обнаружил, что по запарке, выезжая из леса, повернул в обратную сторону и, проехав уже около сотни километров, теперь направляется в Новосибирск.
- Может это и к лучшему, – думал он, глядя на толстую пачку денег.
Пересчитав, Гена поразился – там было двенадцать с половиной тысяч американских долларов.
- Вот Зинка обрадуется! Эх, заживем… - его особо не мучил вопрос, что это за деньги.
- Наконец и мне повезло, – он радостно улыбался, стараясь не думать о произошедшем чуть ли, не у него на глазах заказном, видимо, убийстве.
Темное осеннее небо, почти касаясь земли набухшими тучами, изливало искрящиеся брызгами потоки воды. Дождь все усиливался, проливаясь отвесной стеной. Дворники не справлялись, мотаясь туда-сюда по ветровому стеклу.
Потемнело, и Гена сбавив скорость, включил дальний свет.
Метрах в трехстах впереди, он увидел стоящую на обочине, заливаемую холодными, злыми струями, одинокую согбенную старческую фигуру, устало опирающуюся на выставленную клюку.
Притормозив и открыв дверь, в сплошной пелене дождя, Геннадий увидел горбатую седую старуху лет восьмидесяти. Темное, изрезанное глубокими морщинами лицо, и крючковатый нос, делали ее похожей на сказочную Бабу-Ягу. Но смотревшие разумно и живо, яркие синие глаза, совершенно сбивали с толку.
- Давай бабка, лезь быстрее, замерзнешь, – он с удивлением наблюдал как старуха, ловко помогая себе клюкой, споро взобралась на дерматиновое сиденье и захлопнула дверь.
- Куда тебя везти, бабуся? – тронувшись, Гена включил печку на полную мощность, видя, как трясется промокшая до нитки пассажирка, прижимая к себе полупустую холщовую сумку.
Старуха повернула к нему беззубое лицо, и уколов ясным взглядом произнесла удивительно чистым спокойным голосом:
- В Верхний Погост еду, сынок. Довезешь бабушку? Тут недалеко…
- Ну, раз по пути, доставлю, куда скажешь, – настроение было хорошее. Гена покрутил приемник, нашел музыкальную волну и добавил громкости. – Доедем с ветерком!
Через несколько километров из сплошной стены проливного дождя возник дорожный указатель:
Верхний Погост 28км.
Старуха сидела молча, видимо разомлев от тепла работающей печки.
Геннадий внимательно следил за дорогой, скрывающейся за плотной пеленой дождя, изредка поглядывая на попутчицу.
"- На ведьму похожа. В детстве бы обязательно напугался", – он прибавил скорость.
- Ты не колдунья ли? – пошутил улыбаясь.
- Колдунья! – глубокие глаза пронзительно смотрели в лицо.
Гена побледнел, во рту пересохло.
- Не бойся, голубь сизокрылый… Кваску, не хочешь ли? – она достала из сумки бутылку с бумажной пробкой.
– Испей, сделай милость… - протянула ему напиток.
Геннадий машинально взял, вытащил пробку и жадно прильнул к горлышку. Квас оказался очень резкий, кисловато-сладкий на вкус, приятно пахнущий какими-то лечебными травами.
- Спасибо тебе, бабушка… – выпил больше половины.
- Здоровья, – кротко откликнулась старуха.
Минут через десять бабка показала трясущейся рукой на уходящее вправо грунтовое шоссе.
- Туда надо свернуть…
Послушно съехав с асфальта, машина затряслась по ухабам, скользя юзом по раскисшей глине. Дождь все не прекращался. Совсем потемнело, и спустился густой туман. Лишь очертания стоящего по обеим сторонам соснового леса, угадывались сплошным призрачным видением. Геннадий почти не видел дороги, медленно пробираясь по огромным лужам.
- Ну и завезла ты меня бабка! – В довершении ко всему глаза часто слипались, невыносимо хотелось спать. Он осоловело клевал носом, невидящим взглядом всматриваясь в еле зримые контуры обочины, тщетно стараясь удержать машину на середине дороги.
- Скоро приедем, – успокоила старуха.
Гена повернул голову и обомлел. На месте древней горбуньи, прямо, сидела молодая девушка, внимательно смотря вперед. Нежный профиль, высокая грудь, решительное выражение лица – все это было смутно знакомо ему. Помотал головой, стряхивая дрему, и оторопел, отгоняя наваждение – на него опять смотрело отвратительное лицо Бабы-Яги с вылезшим одиноким клыком.
- Опоила ведьма… - он крутил руль, пытаясь удержать сползающий в кювет грузовик.
Увидел идущие впереди красные габаритные огни, и держался за ними уже увереннее.
- Когда же приедем?
- Скоро уже, – бабка произнесла слова очень убедительно, и Гена успокоился. – Приедем, отдохнешь с дороги, поужинаешь…
Геннадий вспомнил, что ничего не ел со вчерашней ночи.
Вдруг начало сильно болтать. Машина пробиралась по сплошным ухабам и кочкам. Кромешный туман поглотил все вокруг. Свет фар терялся, прыгая в зловещем сумраке. Огоньки впереди пропали. Проехав наощупь еще минут пятнадцать, Зил остановился сам собой, заглохнув перегретым мотором.
- Все бабка, приехали. Вылезай, – он вышел, открыл дверь и помог странной пассажирке спуститься на землю, поразившись невесомости ее тела.
- Близко уже, – старуха быстро зашагала по скользкой тропинке. Геннадий поддерживал ее за руку, но казалось, будто она совершенно не нуждалась в помощи, и твердо шла по знакомой, видимо, дороге. Создавалось впечатление, что это старуха ведет его за собой. Шли, проворно переступая какие-то низкие земляные насыпи, обходя провалившиеся ямы, оступаясь прямо в грязь и разбрызгивая лужи.
Дождь утих, туман стал медленно рассеиваться. В серой ускользающей полутьме Геннадий с ужасом осмотрелся. Они двигались прямо по заброшенному мокрому кладбищу, и могильные холмы непрерывно вырастали перед ними. Развалившиеся деревянные памятники и перекошенные кресты угрюмо смотрели им вслед. Казалось, в зарослях чертополоха кто-то прятался, внимательно следя за непрошеными гостями.
Но вот вышли к краю погоста, и еле заметной тропой пробирались сквозь обступившие мрачные деревья. Неожиданно, совсем рядом, раздался леденящий душу пронзительный вой. У Гены подогнулись колени, в животе все опустилось. Внезапно возникшая из тумана серая лохматая волчья стая окружила; сверкая зелеными глазами, злобно рычала, ощерив крепкие клыки.
Но бабка громко шикнула на них, погрозив клюкой.
Вожак, узнав, просительно заскулил и, размахивая во все стороны хвостом, пригнувшись, на полусогнутых лапах подполз к ведьме. Та потрепала его по торчащим ушам. Волк полностью обнюхал содрогнувшегося от страха Геннадия и, задрав морду, угрожающе залаял, глядя прямо в глаза и громко клацая зубами.
Бабка замахнулась клюкой, и лютый зверь, поджав хвост, отбежал прочь. Стая нехотя расступилась, и они двинулись дальше.
Через короткое время вышли на широкую лесную поляну.
Стояло с десяток черных, обугленных деревянных домов, пугающих пустыми выбитыми окнами и треснувшими трубами. Повсюду валялись поваленные заборы, закопченные осколки стекла и множество глиняных черепков от битой посуды. Рваные клочья тумана носились над самой землей, приотворяя тонко скрипящие покосившиеся двери, забивались под прохудившиеся дырявые крыши и, завывая выбитыми стеклами чердаков, терялись в мутной мгле.
- Ну, вот и пришли, – старуха завела его во двор большого дома с забитыми истлевшими ставнями.
Нырнули в застонавшую дверь и оказались в довольно просторном темном помещении. Бабка запалила лампаду, и все осветилось неярким бледным ореолом.
- Куда меня занесло? Ничего себе!.. – Геннадий вертел головой, пытаясь рассмотреть комнату.
В центре стоял длинный стол, по бокам которого шли узкие деревянные лавки и несколько высоких стульев с гнутыми спинками. Колдунья подошла к находящейся в дальнем углу печке и, открыв дверцу, зачиркала отсыревшими спичками, пытаясь зажечь дрова. Наконец пламя загудело, повеяло теплом. От печки шел жар, и стены начали парить, прогреваясь и потрескивая. Над столом низко висело большое тележное колесо с дюжиной подсвечников. Старуха ловко взобралась на колченогий табурет и свечи загорелись, освещая ярким светом заброшенную обстановку крестьянской избы. Вдоль бревенчатых стен стояли низкие скамьи, накрытые чем-то, похожим на звериные шкуры. Видимо на них спали, накрываясь лоскутными одеялами, валяющимися тут же. По углам свисала густая паутина, на стенах висели дуги, хомуты, подковы и прочая лошадиная утварь.
Над дверями, повергая в суеверный трепет, прибит рогатый козлиный череп с оскаленными в жуткой улыбке зубами.
Гена смотрел на все это, находясь в подавленном состоянии, совершенно не понимая, что ему делать дальше. Старуха вышла на двор и долго не появлялась. Он стоял на струганном полу, наблюдая игру огня в печи.
Вернулась бабка. Покопавшись в старинном комоде, подала Геннадию стопку белья:
- Сходи касатик в баньку, погрейся. А уж после я тебя накормлю… - глаза сверкнули из-под седых бровей.
Гене стало очень страшно.
- Ну, иди уже, чего стоишь-то? – ведьма ткнула его сухим кулачком в спину, и он обреченно зашагал на улицу.
Осеннее ненастье утопило все вокруг. Ледяной ветер, пробирался под одежду, с темного непроницаемого неба срывались тяжелые капли. Где-то далеко слышался зловещий волчий вой, переходящий в одну душераздирающую высокую ноту. Редкие полуразвалившиеся избы стояли тревожными призраками, молчаливо черневшими на фоне клубящихся туч.
Он почуял знакомый запах березового дыма и вошел в низкую баню, стоявшую в самом конце двора.
В предбаннике тускло горела керосиновая лампада. Затянутое пылью и паутиной окошко запотело от идущего из-под щелей двери тепла.
Гена разделся, проверив, на месте ли деньги, и успокоив себя мыслями о будущем, взяв лампу, вошел в парилку. Слева стояла раскаленная печь, огонь яростно бушевал внутри, давая стойкий жар. Внизу - ведра с холодной водой, а на плите - большой бак с кипятком. Возле стены находился невысокий полок и железная шайка, возле которой лежали куски мыла.
Сел на пол, спасаясь от нестерпимого жара, чувствуя, как истомленное тело прогревается, расслабляясь и раскрываясь, принимая тепло. Сорвал висящий под самым потолком сухой дубовый веник, налил кипятка, запарил, предвкушая радость. Он любил париться. Дома сам выстроил баню, и раз в неделю хлестался как одурелый, несколько часов кряду.
Напряжение отпустило, мысли потекли гладко.
- И чего это я испугался? Обычная старуха. Живет тут, наверное, одна, родные все умерли давно, а соседи разъехались. Здесь даже электричества нет!
Он стал мыться, тщательно намыливаясь и обливаясь теплой водой, готовясь до изнеможения исхлестать себя веником.
Услышал, как негромко хлопнула дверь.
- Сюда идет, карга! Чего ей надо? – подумал с неудовольствием.
Дверь в парную распахнулась. На пороге, в слабом неровном свете керосиновой лампы, вся в клубах горячего пара стояла… молодая, высокая женщина с распущенными по плечам черными волосами, одетая лишь в длинную тонкую исподницу. Глаза пронизывающе жгли синим пламенем, будто просвечивая насквозь. Красивое смуглое лицо горело матовым отливом. Стройное сильное тело угадывалось под белой рубахой. Решительный взгляд и властный изгиб ярко-красных губ, непостижимо подчиняли, парализуя волю и смиряя непокорность.
У Гены мгновенно ослабли ноги. Он пугливо осел на подогнувшихся коленях, мешком опустившись на низкий полок.
Девушка, не смущаясь, подошла и твердыми руками легонько толкнула его в плечо. Гена безвольно распластался на полке, совсем забыв про стыд и видя как она, взяв распаренный веник, сначала медленно, едва касаясь листьями, потом все настойчивее, крепче, стремительным вихрем проносится по всему телу. Закрыв глаза он в расслабленном изнеможении ощущал, как бесконечно долго, все сильней и сильней, все жестче, до боли, до исступления, еще и еще, и еще раз, до потери сознания, до обморока, до беспамятства, гибкие тугие ветви хлещут и хлещут его, пропаривая, прожигая каждую клетку, каждый потаенный уголок.
Когда показалось, будто жизнь оставила его навсегда, она остановилась. Поддала жару, плеснув на каменку горячей водой. Похлопала пахнущей лесными соками ладонью по лицу, приказывая перевернуться. И все повторилось вновь. Опять он умирал и воскресал, не ощущая своего тела, и в то же время, чувствуя неизъяснимую усладу от забористых резких ударов. Он не помнил, сколько длилось это нескончаемое блаженство.
Очнулся, когда в парной уже никого не было. Кое-как спустился на пол, облился водой, и распаренный, красный, выполз, в прохладный предбанник.
Тело горело и ликовало, приняв столь необычную по силе очистительную встряску. Посидел немного, приходя в себя. Затем натянул сухое чистое белье, которое ему дала старуха. Мысль совсем не работала. Словно заново родившись, на разомлевших непослушных ногах, неспешно побрел в дом.
Рейтинг: 0
383 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
