Ч. 7, гл. 5 Француз в пяти актах

Так, по нашему с мужем мнению, могла бы называться пьеса о новичке, появившемся  на моей работе в школе 12 февраля 1996 года. 
«Француз», потому что внешне очень похож, и попал сразу же после Москвы с её аспирантурой в Академии РАН в обычный класс, учителем французского языка. Мы увиделись с ним  впервые  только 17 марта,  в день моего Рождения,  после знаменательно глупой фразы в Небеса: «Всё забери, но пошли мне любовь»,  и то мельком, ведь это же он позвал меня  с ходу  в Москву. 
 А до того заочно с подругой и коллегой обсуждалось  внезапное появление в стенах школы новенького, свободного и по-нездешнему тоскующего молодого человека, которого просто выносило в коридор из учительской на перемене.
Видно было, что он мечется и не находит себе места. Без меня в школе хватало незамужних и одиноких девушек и дам, поэтому обсуждения мужского  статуса носили чисто теоретический  характер: «Ну, что делать аспиранту  здесь после Москвы, если он «настоящий полковник?» Сам себя он презентовал «профессором».
Моя одинокая коллега  информировала всех о том, что «француз» разведён, и его старшему сыну 15 лет, при несложной арифметике мы решили, что тогда ему самому где-то тридцать пять. Угадали. Я узнала, что коллектив подсуетился связать  новичка за праздники со всеми потенциальными невестами – 23 февраля «француз» провожал целый цветник из местных дурочек, 8 марта уже избирательно ту, что не против. Проживает коллега со старенькой мамой в одном квартале с моей близкой подругой – мир тесен!
Моя история с ним  не началась бы вообще, если бы Юле А.  этот вариант судьбы подошёл или понравился, и я допытывалась неоднократно, как ей «француз»? На что неизменно следовал ответ: «Я отношусь к нему, как к мебели!»
Тем временем стало очевидным, что в своих проявлениях с новеньким мы похожи: оба могли легко и непринуждённо рассказывать о себе всё,  из того, что  многие считают сокровенным и недопустимым.  Между нами возникла сначала молчаливая симпатия. Мы только изредка переглядывались, наконец, мужчина решил официально представиться:
- Как Вас зовут?
- Светлана Станиславовна!
- Можете звать меня «Тольчик!»
Это было вызовом и одновременно рассмешило меня, мужчина всё же на восемь лет был старше.
«Тольчик» на переменках успевал наплести столько всего ненормированного  и ненормативного в учительской, например, про нудистские пляжи или попытку самоубийства из-за красавицы – молдаванки посредством прыжка с  московской высотки, что многие при его появлении демонстративно удалялись подальше, а мне эти  его  рассказы нравились.  От них веяло «экшен», а не тухлым местным болотцем.
Я даже сочла нужным рассказать маме, что рядом появился мужчина, который сразу же позвал меня с собой в Москву, на что мама трезво и здраво ответила: «Это он так пошутил!» Да я и сама так думала…
Вскоре мы выяснили, что вот только в январе «француз»  развёлся и дал страшную клятву никогда не жениться, а на свободе от всех своих подруг – таких же аспиранток, того же возраста, что и сам,  для кого рождение ребёнка было последним шансом,  в ходе дружеского и партнёрского секса произвёл детей: Рома и Аня остались в прежней семье, другая Аня родилась в Москве, а сын Сергей аж в Абакане. О прочих единокровных  история умалчивала, но не исключено, что от  беспорядочной близости, с кем только придётся, у этого мужчины есть на стороне и другие киндер-сюрпризы… Он гордился тем, что Казанова, что у него «нет трудных женщин», а для его партнёрш не существует возраста.  Особенно он радовался, что в его коллекцию попала даже глубокая старушка, которая «просто хотела», чего, по его мнению, абсолютно для секса достаточно. Ещё он утверждал, что «любил»  всех своих женщин, что обаятелен и добр, вот только нищий. Всю одежду от плавочек с носками до куртки и шапочки ему подарили друзья и сердобольные тётушки. На «французе», кстати,  был абсолютно презентабельный дорогой костюм и тоненький галстук по моде на неизменно белой рубашке.
В Москве  все многочисленные попытки заработать на жизнь вовсе не увенчались успехом. Продажа кожаных курток  и  куриных яиц стала в убыток, разгрузка вагонов  привела к  истощению сил. «Француз» освоил только практику займов – набрать по-приятельски  в долг, стараясь ничего потом  никому не отдавать.   Жена из-за «широкой спины» неудачника  рано  и откровенно начала  искать запасные варианты, вырастив мужу ветвистые рога и цинично признавшись в изменах, потому что не дорожила отношениями   с пожизненно бедным.    Я не была никакой её соперницей, потому что не уводила из семьи того, кто и так никому там  не нужен, поэтому бывшая была со мной даже дружелюбна в откровениях: «Передаю тебе мужа с рук на руки, он прекрасный мужчина, отец  и любовник, но совсем никакой «добытчик», и этот единственный недостаток стоит всех его достоинств!»  Ей так надоело быть бедной! Как я её понимаю теперь! Она нашла себе фермера, и он обеспечивал все её запросы и двоих детей.
А нам  она пожелала  поскорее развестись, но это к делу сейчас не относится.
«Француз» в Москве при  классовом  распаде общества ещё обладал каким-то авторитетом в  «своём» общежитии, в основном, из-за мужских подвигов и талантов и фанатичного увлечения наукой. Даже после окончания учёбы, жить там поначалу у друзей и женщин «прокатывало».  Он голодал ради «Ленинки», пропадал в спецхранах и конспектировал по нащупанному следу всё, относящееся к «Фестскому диску», который дешифровал ещё юношей интуитивно и в разрез с официальной наукой, а позже подведя железную аргументацию под свою версию – и даже определив стихотворный размер.
Сразу надо оговориться, что профессионализм «француза» как «дешифровщика древних рукописей» никто не ставил под сомнение. Просто Союза уже не существовало, заказа на такой вид деятельности – увы, тоже, а молодой учёный, отыскав свою нишу, зарылся в тексты, ушёл с головой туда, куда его никто не просил и потерялся для всего официального сообщества уже навсегда. Ну, кому нужны «линейное письмо «В», рукописи индейцев майя, древнеегипетский?  А был он известным в своих кругах полиглотом, свободно говорящим на немецком, французском, испанском, итальянском, турецком, греческом. Освоить новый язык для него и теперь не проблема, достаточно на какое-то непродолжительное время погрузиться в языковую среду.  Его ещё помнят великие академики, но недоумевают: «Он что же, так и не защитился?! А такой талант был!» Талант был, но перешёл в непризнанные гении. Самое основное в таком изучении отрасли – невозможность результата и признания, наука-хобби – не существует, разве что в одинарной голове гения, изобретающего  философский камень или «перпетуум – мобиле», вот только не в физике, а в лингвистике. 
«Француз» заносчив, с годами это сделалось невыносимым, потому что желчи поднакопилось изрядное количество. Он всё ворчит, что так и не нашлось приличного спонсора, готового вложить миллионы просто в него «на жизнь», чтобы в это самое время настоящему учёному мужу  не думать о хлебе насущном, а только писать  монографию.  Труд всей жизни, который устно и в черновиках  уже вот как тридцать пять лет существует то как плод больного воображения по типу «Игр разума» Огюста Неша, то как вынашиваемая будущая «нетленка», благодаря чему фамилия Шербан   станет в один  ряд с Майклом Вентрисом  и великими лингвистами современности. 
А меня купило, когда «француз» сказал, что умеет моё имя писать по-микенски.  Ещё он был обаятелен, несчастен и проницателен. И он писал приличные стихи. И еле выдерживал идиотизм уроков.
И он мне нравился открытостью и ранимостью, я смотрелась в него, как в зеркало, понимая, что он абсолютно подобен мне самой, только «мальчик».
Его либидо угадывалось и приятно грело  на расстоянии где-то в области живота. Он мог бы зарабатывать как жигало или  «мальчиком по вызову» - от пожилых  неудовлетворённых тёток отбою бы не было, но он решил неправильно влюбиться, совсем не в ту!
Весь мужской  ущербно-малочисленный школьный коллектив предупреждал «француза», что я ему совсем не пара. Часто я заставала обрывки шипения вслед: «У неё же дети! Не вздумай! Не связывайся с этой!»
А между нами не было по-прежнему совсем ничего, но мы считали себя друзьями накануне неотвратимого  служебного романа.
Мне психфак показал, что дальнейшее пребывание рядом с Виктором – Драконом бесперспективно. Тема моего убийства – ритуального расчленения им за грехи навязчиво возвращалась. Недавно мы интеллектуально смотрели вдвоём  Пьера Пазолини, когда  в его кругах ада дошло до пыток, я зажмурила глаза, закрыла уши, а Виктор задышал глубоко и ровно: «Я готов так расправиться с тобой». Если бы это не был фильм об узаконенных  зверствах  маньяков, всё бы ничего, но опасность для меня не прекращалась в обществе Дракона никогда и без того. 
Странно, что мужчины, обладающие мной,  в подарок себе от меня выбирают моё полнейшее исчезновение. Под пытками, как обиженный жизнью Дракон,  или по - тихому, как Светило. Лучший подарок для Его Величества – моя полнейшая аннигиляция с концами. Думаете, любящий муж не кричит мне: «Чтоб ты сдохла!» Ошибаетесь… 
Моя жизненная стратегия исчезновения из чужой жизни на этом основании правильна, но я не столь сильна, чтобы выдержать её принципы до конца.
Где-то в начале марта я решила тайно похитить на платочки – батики  себе и маме к празднику деньги Виктора из его кармана, воровство бы никогда не вскрылось, но мне сделалось настолько тошно, я не испытала ни малейшей радости от покупки такой ценой и вскоре нашла способ подложить деньги незаметно обратно. После чего решилась вслух попросить у Виктора тот же самый подарок, но тут по дому заметались синие молнии: Дракон «нарывался» своими вопросами «Кто ты мне такая?!» Предчувствуя скорое наше расставание  и зная, что добровольно денег от него мне не дождаться, я подала в суд на алименты, и судья  по гражданским  делам Максимова была целиком на моей стороне: «Сколько на своём веку я перевидала сучек с претензиями к бывшим, но никогда не встречала такого цинизма от мужчины, чтобы он в открытую заявлял: «Буду  использовать, а платить не буду!» Я Вам соболезную, не пора ли избавиться от него?» Этот вопрос носился в воздухе.
Практика покажет, что алиментов Виктор платить не станет, из мужской солидарности  ему дадут справки, что он нигде не работает, и мои иски обернутся копеечными компенсациями.
Зато бесплатное питание на молочной кухне мне не выпишут на основании того, что мужчина в семье – «чепист» - частный предприниматель. Заведующая поликлиникой Александра Александровна так и скажет, презрительно сквасив на меня мину: «Что Вы тут прибедняетесь? Вон как Ваши сыновья всегда одеты!» Это был заслуженный комплимент мне одной…
Так что  не пропадём мы и без Виктора! Это главный вывод на фоне моего социального страха про детей – сироток. Но «французу» -то я сказала вполне серьёзно: «Своим детям я боюсь поменять даже детский садик, чтобы их не травмировать, не то, что отца… 
Сыновья – это главное, ради чего я живу,  и что у меня есть. Просто и без пафоса!»
Чтобы «француз» стал настоящим, я предложила ему роль на французском в своём спектакле с детьми в «Маленьком  Принце» Экзюпери. Мы ставили с одиннадцатым этот спектакль к  выпускному, Лисёнка играла любимая ученица Марина, Принца – отличница Лена Г. В остальных ролях были задействованы все парни класса.
Коллега обрадовался – ему и играть ничего не придётся – его самолёт тоже потерпел крушение в «пустыне Сахара». Полное соответствие роли.