Ч. 3. , гл 1. Мы выбираем, нас выбирают...
24 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
Все мои героини в своём триединстве не в
состоянии влюбить в себя Его Величество, все мы по нему тоскуем в отставке. В
этой своей отверженности, скорее всего, воображаемым Светилом, каждая ожидает встречи
с каким – нибудь его посыльным агентом, той самой «точкой В». Это будет
означать, что про нас вспомнили. Но Его
Величество последователен в
действиях: а зачем ему множить
шизофрению? То, о чём поёт моя любимая Вероника Долина, о чём пишет психолог
Ассаджиолли в нормальном обществе – не общепринятое: «Сто женщин, сто младенцев
есть во мне…» - это у профессионалов и зовётся «субличности». У меня их здесь пока только три, у каждой героини своё
лицо, как сейчас на «аватарке»: слева портрет молодой девушки, пока не знающей
близости с мужчиной, она – Стойкий оловянный солдатик и Ван-Шонховен
одновременно, верный паж и рыцарь, суть ВИРусс; потом улыбающаяся и загадочная «я»,
считающая себя центральной и главной умудрённой фигурой, а слева – печальная Мона,
ибо счастья женского в жизни – считанные минуты, самое забитое существо,
затравленное любящими, но не любимыи партнёрами, которые из эгоизма требуют от
неё ежедневными пытками клятв отречения от былой любви!
«Я» со своим ВИРуссом воевала
с попеременным успехом, но гармоничная Мона страдала больше других и в моём
трио за ненадобностью. Без любимого у Моны не наступит сексуальной разрядки, а
с любимым… тем более! Мона вынуждена отдавать себя безликой струе, и от воды
всё происходит не так, как в детстве, энергия вырывается сгустком боли – её любви не хотят, и это не справедливо! Всё, что
могло бы любого из смертных сделать счастливым,
просто гибнет понапрасну, и я рыдаю в
ванной от собственного бессилия это изменить. Сколько всех этих жестов отчаяния,
сотрясающих ни в чём не повинное тело! О, если бы только можно любить усилием
воли того, кого надо! И отменить любовь к тому, кого она есть! Выбор Его Величества в мои возлюбленные
был стремительным, но несчастливым, никто не смиловистился и не снизошёл, чтобы
это могло быть взаимным или хотя бы не столь унизительным для меня: врагу не
пожелаешь слышать «нет» в ответ на признание двадцать лет спустя, как, впрочем,
и ранее.
А с какого момента начались «сбои»?
Откуда «всё пошло не так»? Мне не хочется припоминать всё «от царя Гороха», исследовать всю физиологию с момента утраты невинности, но восстановить
механизм случившегося, не будучи «технарём», мне всё же необходимо. Именно
потому, что до сих пор произошедшее
не описано и не дифференцировано, оно
существует «кляком» в сознании, потянешь за ниточку из «омута памяти»,
разматывается весь клубок образов прошлого, втягивая в давнее повествование
привычными словами заезженной пластинки. А вот честного взгляда со стороны как
раз и не хватает, как у Ницше, которого я конспектировала в деревне под
настроение: «цинично и с непорочностью». Хорош «оксюморончик»!
Проще всего напиться
валерьянки или ещё чего покрепче и вместо
правдивого повествования уйти в фантазии вместо трудного разговора с
собой.
Что спасало во мраке уныния?
На книжной полочке в деревне у меня
стояла иконка. На ней был похожий на Дюреровского Христос в
терновом венце. Я оберегала именно это
изображение, всегда помня, что мне всей душой
жаль Бога.
Именно под этой иконой через 27 лет умрёт мой
папа, упав перед ней на колени, как Блудный
сын.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138107 выдан для произведения:
Все мои героини в своём триединстве не в
состоянии влюбить в себя Его Величество, все мы по нему тоскуем в отставке. В
этой своей отверженности, скорее всего, воображаемым Светилом, каждая ожидает встречи
с каким – нибудь его посыльным агентом, той самой «точкой В». Это будет
означать, что про нас вспомнили. Но Его
Величество последователен в
действиях: а зачем ему множить
шизофрению? То, о чём поёт моя любимая Вероника Долина, о чём пишет психолог
Ассаджиолли в нормальном обществе – не общепринятое: «Сто женщин, сто младенцев
есть во мне…» - это у профессионалов и зовётся «субличности». У меня их здесь пока только три, у каждой героини своё
лицо, как сейчас на «аватарке»: слева портрет молодой девушки, пока не знающей
близости с мужчиной, она – Стойкий оловянный солдатик и Ван-Шонховен
одновременно, верный паж и рыцарь, суть ВИРусс; потом улыбающаяся и загадочная «я»,
считающая себя центральной и главной умудрённой фигурой, а слева – печальная Мона,
ибо счастья женского в жизни – считанные минуты, самое забитое существо,
затравленное любящими, но не любимыи партнёрами, которые из эгоизма требуют от
неё ежедневными пытками клятв отречения от былой любви!
«Я» со своим ВИРуссом воевала
с попеременным успехом, но гармоничная Мона страдала больше других и в моём
трио за ненадобностью. Без любимого у Моны не наступит сексуальной разрядки, а
с любимым… тем более! Мона вынуждена отдавать себя безликой струе, и от воды
всё происходит не так, как в детстве, энергия вырывается сгустком боли – её любви не хотят, и это не справедливо! Всё, что
могло бы любого из смертных сделать счастливым,
просто гибнет понапрасну, и я рыдаю в
ванной от собственного бессилия это изменить. Сколько всех этих жестов отчаяния,
сотрясающих ни в чём не повинное тело! О, если бы только можно любить усилием
воли того, кого надо! И отменить любовь к тому, кого она есть! Выбор Его Величества в мои возлюбленные
был стремительным, но несчастливым, никто не смиловистился и не снизошёл, чтобы
это могло быть взаимным или хотя бы не столь унизительным для меня: врагу не
пожелаешь слышать «нет» в ответ на признание двадцать лет спустя, как, впрочем,
и ранее.
А с какого момента начались «сбои»?
Откуда «всё пошло не так»? Мне не хочется припоминать всё «от царя Гороха», исследовать всю физиологию с момента утраты невинности, но восстановить
механизм случившегося, не будучи «технарём», мне всё же необходимо. Именно
потому, что до сих пор произошедшее
не описано и не дифференцировано, оно
существует «кляком» в сознании, потянешь за ниточку из «омута памяти»,
разматывается весь клубок образов прошлого, втягивая в давнее повествование
привычными словами заезженной пластинки. А вот честного взгляда со стороны как
раз и не хватает, как у Ницше, которого я конспектировала в деревне под
настроение: «цинично и с непорочностью». Хорош «оксюморончик»!
Проще всего напиться
валерьянки или ещё чего покрепче и вместо
правдивого повествования уйти в фантазии вместо трудного разговора с
собой.
Что спасало во мраке уныния?
На книжной полочке в деревне у меня
стояла иконка. На ней был похожий на Дюреровского Христос в
терновом венце. Я оберегала именно это
изображение, всегда помня, что мне всей душой
жаль Бога.
Именно под этой иконой через 27 лет умрёт мой
папа, упав перед ней на колени, как Блудный
сын.
Все мои героини в своём триединстве не в
состоянии влюбить в себя Его Величество, все мы по нему тоскуем в отставке. В
этой своей отверженности, скорее всего, воображаемым Светилом, каждая ожидает встречи
с каким – нибудь его посыльным агентом, той самой «точкой В». Это будет
означать, что про нас вспомнили. Но Его
Величество последователен в
действиях: а зачем ему множить
шизофрению? То, о чём поёт моя любимая Вероника Долина, о чём пишет психолог
Ассаджиолли в нормальном обществе – не общепринятое: «Сто женщин, сто младенцев
есть во мне…» - это у профессионалов и зовётся «субличности». У меня их здесь пока только три, у каждой героини своё
лицо, как сейчас на «аватарке»: слева портрет молодой девушки, пока не знающей
близости с мужчиной, она – Стойкий оловянный солдатик и Ван-Шонховен
одновременно, верный паж и рыцарь, суть ВИРусс; потом улыбающаяся и загадочная «я»,
считающая себя центральной и главной умудрённой фигурой, а слева – печальная Мона,
ибо счастья женского в жизни – считанные минуты, самое забитое существо,
затравленное любящими, но не любимыи партнёрами, которые из эгоизма требуют от
неё ежедневными пытками клятв отречения от былой любви!
«Я» со своим ВИРуссом воевала
с попеременным успехом, но гармоничная Мона страдала больше других и в моём
трио за ненадобностью. Без любимого у Моны не наступит сексуальной разрядки, а
с любимым… тем более! Мона вынуждена отдавать себя безликой струе, и от воды
всё происходит не так, как в детстве, энергия вырывается сгустком боли – её любви не хотят, и это не справедливо! Всё, что
могло бы любого из смертных сделать счастливым,
просто гибнет понапрасну, и я рыдаю в
ванной от собственного бессилия это изменить. Сколько всех этих жестов отчаяния,
сотрясающих ни в чём не повинное тело! О, если бы только можно любить усилием
воли того, кого надо! И отменить любовь к тому, кого она есть! Выбор Его Величества в мои возлюбленные
был стремительным, но несчастливым, никто не смиловистился и не снизошёл, чтобы
это могло быть взаимным или хотя бы не столь унизительным для меня: врагу не
пожелаешь слышать «нет» в ответ на признание двадцать лет спустя, как, впрочем,
и ранее.
А с какого момента начались «сбои»?
Откуда «всё пошло не так»? Мне не хочется припоминать всё «от царя Гороха», исследовать всю физиологию с момента утраты невинности, но восстановить
механизм случившегося, не будучи «технарём», мне всё же необходимо. Именно
потому, что до сих пор произошедшее
не описано и не дифференцировано, оно
существует «кляком» в сознании, потянешь за ниточку из «омута памяти»,
разматывается весь клубок образов прошлого, втягивая в давнее повествование
привычными словами заезженной пластинки. А вот честного взгляда со стороны как
раз и не хватает, как у Ницше, которого я конспектировала в деревне под
настроение: «цинично и с непорочностью». Хорош «оксюморончик»!
Проще всего напиться
валерьянки или ещё чего покрепче и вместо
правдивого повествования уйти в фантазии вместо трудного разговора с
собой.
Что спасало во мраке уныния?
На книжной полочке в деревне у меня
стояла иконка. На ней был похожий на Дюреровского Христос в
терновом венце. Я оберегала именно это
изображение, всегда помня, что мне всей душой
жаль Бога.
Именно под этой иконой через 27 лет умрёт мой
папа, упав перед ней на колени, как Блудный
сын.
Рейтинг: 0
434 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения