Ч. 2. , гл. 10. ВИРусс как мутация
25 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
На подходе к Сыртинке по проложенному перпендикулярно через поле пшеницы асфальту меня встречают ураганные ветра, завывающие как живые. Они задувают одновременно с разных сторон, сбивая с ног, как заколдованные. Я всегда бреду одна в темноте под звёздами по нескончаемой линии до деревни, невольно глядя в небо с надеждой и мольбой, возвращаясь в избранное. Это Армен хотел для меня необитаемого острова с книгами, и я согласилась, что это полезно. Но очень тоскливо.
Как это несправедливо: из огня да в полымя. Нет, не так: сначала «жар тела», когда Светило требует от меня всей женской раскованности и раскомплексованности, а затем в духе прежних революционных заявлений следует неотвратимое: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» (Маяковский). Судьба окатывает холодной водой, чтобы очнулась! Вот с этим зловещим вердиктом ничего одной не поделать, а Его Величество где-то там, без права переписки. Что, интересно, он сделает с моим письмом, которое совсем вскоре в сомнамбулической горячке отправлю к нему с вложением, о котором Его Светлость мне напомнит годы спустя. В нём между типично классических строк: «Вообрази, я тут одна, никто меня не понимает…» (Пушкин) к чему-то перо волнистого попугайчика цвета абсолютного аквамарина. Позже сама догадаюсь, что это ассоциация про Синюю Птицу, но тогда это всё ненавязчиво спонтанно, так как неосознанно. Я буду его очень ждать тут, на краю света, безнадёжно и пылко, совершенно обречённо и напрасно.
От всех женских неудач на первые выходные кидаюсь к маме, прошу поговорить со мною откровенно, но мама так не умеет – все взрослые сговорились валять со мною дурака! Маме хочется только поскорее свернуть беседу на тему, которая не принята в семье к обсуждению. Зачем женщине после пятидесяти жеманится перед родной дочерью? Сначала мы пугаемся терминов: «Не знаю, что такое «коитус»! Заменяю синонимом, но мама противится разговору в любой абстрактной и конкретной форме, строго отчитывая меня за … «разврат»! В итоге и вовсе кричит на меня, что вот она в браке прожила полжизни и не требует никакого придуманного проститутками «оргазма», и оттого, что она не знает, что это такое, она вовсе не становится «неполноценной» женщиной! И я осознаю, что вступила непрошено в запретную личную её зону. Мама защищает и отца от меня, продолжая всё в том же духе, что её муж вовсе не значит, что «неумелый» мужчина, просто «приличные люди не того ищут в браке, они заняты воспитанием настоящих граждан (так про своих детей и сказала!) и далее следует беллетристика из Асадова: «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне!»
Приходится успокаивать маму, демонстрируя согласие на всё сказанное ею в сердцах.
А мне надо было всего-то и узнать, почему это для меня прелюдии оборачиваются дополнительным стрессом, и в то время, как любимый мужчина прикладывает невероятные усилия к нелюбимой женщине, чтобы она «кончила», её охватывает парализация книзу, а чем больше стараний, тем фригиднее становлюсь! Явно, что этот сценарий не маме комментировать. Она, видимо, считает меня ребёнком, а не равной собеседницей.
Как-то раз лет в пять услышала разговор мамы и её мамы, моей бабуси, про папу, явно не предназначавшийся для детских ушей. Речь шла о командировках по всей социалистической части мира и непременных мужских изменах в связи с тем. Обе женщины возмущались одинаково: «Покуда верная жена растит пару детей, её муж кое - чем кое - где «трясёт»! И обе на вырвавшийся крик при мне как свидетеле зашикали, но я всё необходимое поняла сразу: папа в семье имитирует страстную любовь к маме. При случае, он рвётся на свободу, как вот теперь Светило, «себя показать, людей посмотреть». Армен бы буквочку не пропустил в афористичном. В противовес страстной лихорадки со Светилом Армен был само спокойствие: организовывал долгие объятия, демонстрирующие надёжность, на руках меня таскал – убаюкивал, утешал, словом, учитывал в рабочем моменте специфику восприятия пациентки. Да, сплошная клиника. Как там Алёша написал о решении не быть «сексопатологом», а стать нейрохирургом? «Все романы начинаются в голове, развиваются в голове и заканчиваются в ней же!» Но головы хотя бы операбельны! Понимаю!
Чего это я хочу от физической любви со Светилом, которая опять вся уже в прошлом? Он же напрямую предлагал Лермонтовскими словами: «Делись со мною тем, что знаешь, и благодарен буду я, но ты мне душу предлагаешь! На кой мне чёрт душа твоя?!» Здесь, разумеется, все оскорблённые женщины станут плакать, но я же не все! Я сильная, умная (здесь Светило всегда скромно замечает «не дура»), обучаемая. Пусть и не столь хороша, как ему надо! Во мне есть привязанность, но вдруг это всё – только телесное? Вдруг пройдёт? Я уже в Перми решила, что если забеременею, то рожу ребёнка. Но может, это не из-за него, а из-за себя – своего материнского инстинкта? Что во мне от «самки», а что от человека? У меня в крови вирус любви. Он сложился из наших аббревиатур как ВИРусс, в нём есть по половинке друг от друга, но опасен он только для меня, а мужчине как его носителю он и не заметен даже. Мне нужно много работать, чтобы всё, чем живёт душа, ушло далеко-далеко, на задний план! Герой моего романа точно не захочет никаких будущих встреч со мной. Кто же сам согласится на потрясение от встречи с буйно эмоциональной? Зачем ему чужое сумасшествие? Нужно взять себя в руки, когда душой пренебрегли, а про тело говорят так: «Ты думаешь, я с тобой из-за возраста? Да у меня пятнадцатилетние путаны в очередь стоят!» Нисколько не сомневаюсь в таковой крутизне!
Правда, последние встречи со Светилом отличались его джентльменским поведением, меня же скрыто тревожила возможность «пьяного зачатия», а он пропагандировал высокую эротику как полноценный представитель «Эврики», не иначе.
Все «Эвриканцы» не прочь иметь коллективные мозги своей аудитории, а как же! «Поять» - понять – «поиметь». Это прямо по Ломоносову, Светило на этом настаивает. Но для меня эта миссия «взрывателей», когда «сносит крышу», лишь театральная условность, я в это играю понарошку, ведь даже и «Развивающее обучение» - не суть, а игротехнический способ зарабатывания денег в данной реальности. Что-что, а мой релятивизм – вещь здравая! Для меня из всего пережитого важен только главный координатор: «Но ты вздыхаешь, что же делать, Детка, ведь он не нам одним необходим!» (Долина) Начинается внутренняя драматизация, Слава Богу! Я уже не монолитна!
А Его Величеству могу словами песенки просьбу переслать: «Не люби мне мозги!» Он внушил мне несколько своих «перевёртышей». Переиначил Экзюпери: это не «мы в ответственности за тех, кого приручили», это прирученный должен разобраться, что ему с этим теперь делать! Это он сам выбрал – приручиться, а в его привязанности и заключался риск! И ещё – Светило – неуловимый. Если в данной системе координат мы о чём–то договариваемся как сообщники, то это ничего не значит для другой ситуации, в ней он всё определяет уже совсем иначе и снова неуязвим и безответственен. Этот анекдот он рассказал для меня, но это о нём самом: «раздосадованный мужчина кусает «тело» нераспознанной им как резиновой женщины, чтобы та не молчала, а та издаёт «Пш-ш-ш!» и вылетает в раскрытое окно».
Да уж, «улетел, но обещал вернуться»!
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138371 выдан для произведения:
На подходе к Сыртинке по проложенному перпендикулярно через поле пшеницы асфальту меня встречают ураганные ветра, завывающие как живые. Они задувают одновременно с разных сторон, сбивая с ног, как заколдованные. Я всегда бреду одна в темноте под звёздами по нескончаемой линии до деревни, невольно глядя в небо с надеждой и мольбой, возвращаясь в избранное. Это Армен хотел для меня необитаемого острова с книгами, и я согласилась, что это полезно. Но очень тоскливо.
Как это несправедливо: из огня да в полымя. Нет, не так: сначала «жар тела», когда Светило требует от меня всей женской раскованности и раскомплексованности, а затем в духе прежних революционных заявлений следует неотвратимое: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» (Маяковский). Судьба окатывает холодной водой, чтобы очнулась! Вот с этим зловещим вердиктом ничего одной не поделать, а Его Величество где-то там, без права переписки. Что, интересно, он сделает с моим письмом, которое совсем вскоре в сомнамбулической горячке отправлю к нему с вложением, о котором Его Светлость мне напомнит годы спустя. В нём между типично классических строк: «Вообрази, я тут одна, никто меня не понимает…» (Пушкин) к чему-то перо волнистого попугайчика цвета абсолютного аквамарина. Позже сама догадаюсь, что это ассоциация про Синюю Птицу, но тогда это всё ненавязчиво спонтанно, так как неосознанно. Я буду его очень ждать тут, на краю света, безнадёжно и пылко, совершенно обречённо и напрасно.
От всех женских неудач на первые выходные кидаюсь к маме, прошу поговорить со мною откровенно, но мама так не умеет – все взрослые сговорились валять со мною дурака! Маме хочется только поскорее свернуть беседу на тему, которая не принята в семье к обсуждению. Зачем женщине после пятидесяти жеманится перед родной дочерью? Сначала мы пугаемся терминов: «Не знаю, что такое «коитус»! Заменяю синонимом, но мама противится разговору в любой абстрактной и конкретной форме, строго отчитывая меня за … «разврат»! В итоге и вовсе кричит на меня, что вот она в браке прожила полжизни и не требует никакого придуманного проститутками «оргазма», и оттого, что она не знает, что это такое, она вовсе не становится «неполноценной» женщиной! И я осознаю, что вступила непрошено в запретную личную её зону. Мама защищает и отца от меня, продолжая всё в том же духе, что её муж вовсе не значит, что «неумелый» мужчина, просто «приличные люди не того ищут в браке, они заняты воспитанием настоящих граждан (так про своих детей и сказала!) и далее следует беллетристика из Асадова: «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне!»
Приходится успокаивать маму, демонстрируя согласие на всё сказанное ею в сердцах.
А мне надо было всего-то и узнать, почему это для меня прелюдии оборачиваются дополнительным стрессом, и в то время, как любимый мужчина прикладывает невероятные усилия к нелюбимой женщине, чтобы она «кончила», её охватывает парализация книзу, а чем больше стараний, тем фригиднее становлюсь! Явно, что этот сценарий не маме комментировать. Она, видимо, считает меня ребёнком, а не равной собеседницей.
Как-то раз лет в пять услышала разговор мамы и её мамы, моей бабуси, про папу, явно не предназначавшийся для детских ушей. Речь шла о командировках по всей социалистической части мира и непременных мужских изменах в связи с тем. Обе женщины возмущались одинаково: «Покуда верная жена растит пару детей, её муж кое - чем кое - где «трясёт»! И обе на вырвавшийся крик при мне как свидетеле зашикали, но я всё необходимое поняла сразу: папа в семье имитирует страстную любовь к маме. При случае, он рвётся на свободу, как вот теперь Светило, «себя показать, людей посмотреть». Армен бы буквочку не пропустил в афористичном. В противовес страстной лихорадки со Светилом Армен был само спокойствие: организовывал долгие объятия, демонстрирующие надёжность, на руках меня таскал – убаюкивал, утешал, словом, учитывал в рабочем моменте специфику восприятия пациентки. Да, сплошная клиника. Как там Алёша написал о решении не быть «сексопатологом», а стать нейрохирургом? «Все романы начинаются в голове, развиваются в голове и заканчиваются в ней же!» Но головы хотя бы операбельны! Понимаю!
Чего это я хочу от физической любви со Светилом, которая опять вся уже в прошлом? Он же напрямую предлагал Лермонтовскими словами: «Делись со мною тем, что знаешь, и благодарен буду я, но ты мне душу предлагаешь! На кой мне чёрт душа твоя?!» Здесь, разумеется, все оскорблённые женщины станут плакать, но я же не все! Я сильная, умная (здесь Светило всегда скромно замечает «не дура»), обучаемая. Пусть и не столь хороша, как ему надо! Во мне есть привязанность, но вдруг это всё – только телесное? Вдруг пройдёт? Я уже в Перми решила, что если забеременею, то рожу ребёнка. Но может, это не из-за него, а из-за себя – своего материнского инстинкта? Что во мне от «самки», а что от человека? У меня в крови вирус любви. Он сложился из наших аббревиатур как ВИРусс, в нём есть по половинке друг от друга, но опасен он только для меня, а мужчине как его носителю он и не заметен даже. Мне нужно много работать, чтобы всё, чем живёт душа, ушло далеко-далеко, на задний план! Герой моего романа точно не захочет никаких будущих встреч со мной. Кто же сам согласится на потрясение от встречи с буйно эмоциональной? Зачем ему чужое сумасшествие? Нужно взять себя в руки, когда душой пренебрегли, а про тело говорят так: «Ты думаешь, я с тобой из-за возраста? Да у меня пятнадцатилетние путаны в очередь стоят!» Нисколько не сомневаюсь в таковой крутизне!
Правда, последние встречи со Светилом отличались его джентльменским поведением, меня же скрыто тревожила возможность «пьяного зачатия», а он пропагандировал высокую эротику как полноценный представитель «Эврики», не иначе.
Все «Эвриканцы» не прочь иметь коллективные мозги своей аудитории, а как же! «Поять» - понять – «поиметь». Это прямо по Ломоносову, Светило на этом настаивает. Но для меня эта миссия «взрывателей», когда «сносит крышу», лишь театральная условность, я в это играю понарошку, ведь даже и «Развивающее обучение» - не суть, а игротехнический способ зарабатывания денег в данной реальности. Что-что, а мой релятивизм – вещь здравая! Для меня из всего пережитого важен только главный координатор: «Но ты вздыхаешь, что же делать, Детка, ведь он не нам одним необходим!» (Долина) Начинается внутренняя драматизация, Слава Богу! Я уже не монолитна!
А Его Величеству могу словами песенки просьбу переслать: «Не люби мне мозги!» Он внушил мне несколько своих «перевёртышей». Переиначил Экзюпери: это не «мы в ответственности за тех, кого приручили», это прирученный должен разобраться, что ему с этим теперь делать! Это он сам выбрал – приручиться, а в его привязанности и заключался риск! И ещё – Светило – неуловимый. Если в данной системе координат мы о чём–то договариваемся как сообщники, то это ничего не значит для другой ситуации, в ней он всё определяет уже совсем иначе и снова неуязвим и безответственен. Этот анекдот он рассказал для меня, но это о нём самом: «раздосадованный мужчина кусает «тело» нераспознанной им как резиновой женщины, чтобы та не молчала, а та издаёт «Пш-ш-ш!» и вылетает в раскрытое окно».
Да уж, «улетел, но обещал вернуться»!
На подходе к Сыртинке по проложенному перпендикулярно через поле пшеницы асфальту меня встречают ураганные ветра, завывающие как живые. Они задувают одновременно с разных сторон, сбивая с ног, как заколдованные. Я всегда бреду одна в темноте под звёздами по нескончаемой линии до деревни, невольно глядя в небо с надеждой и мольбой, возвращаясь в избранное. Это Армен хотел для меня необитаемого острова с книгами, и я согласилась, что это полезно. Но очень тоскливо.
Как это несправедливо: из огня да в полымя. Нет, не так: сначала «жар тела», когда Светило требует от меня всей женской раскованности и раскомплексованности, а затем в духе прежних революционных заявлений следует неотвратимое: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» (Маяковский). Судьба окатывает холодной водой, чтобы очнулась! Вот с этим зловещим вердиктом ничего одной не поделать, а Его Величество где-то там, без права переписки. Что, интересно, он сделает с моим письмом, которое совсем вскоре в сомнамбулической горячке отправлю к нему с вложением, о котором Его Светлость мне напомнит годы спустя. В нём между типично классических строк: «Вообрази, я тут одна, никто меня не понимает…» (Пушкин) к чему-то перо волнистого попугайчика цвета абсолютного аквамарина. Позже сама догадаюсь, что это ассоциация про Синюю Птицу, но тогда это всё ненавязчиво спонтанно, так как неосознанно. Я буду его очень ждать тут, на краю света, безнадёжно и пылко, совершенно обречённо и напрасно.
От всех женских неудач на первые выходные кидаюсь к маме, прошу поговорить со мною откровенно, но мама так не умеет – все взрослые сговорились валять со мною дурака! Маме хочется только поскорее свернуть беседу на тему, которая не принята в семье к обсуждению. Зачем женщине после пятидесяти жеманится перед родной дочерью? Сначала мы пугаемся терминов: «Не знаю, что такое «коитус»! Заменяю синонимом, но мама противится разговору в любой абстрактной и конкретной форме, строго отчитывая меня за … «разврат»! В итоге и вовсе кричит на меня, что вот она в браке прожила полжизни и не требует никакого придуманного проститутками «оргазма», и оттого, что она не знает, что это такое, она вовсе не становится «неполноценной» женщиной! И я осознаю, что вступила непрошено в запретную личную её зону. Мама защищает и отца от меня, продолжая всё в том же духе, что её муж вовсе не значит, что «неумелый» мужчина, просто «приличные люди не того ищут в браке, они заняты воспитанием настоящих граждан (так про своих детей и сказала!) и далее следует беллетристика из Асадова: «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне!»
Приходится успокаивать маму, демонстрируя согласие на всё сказанное ею в сердцах.
А мне надо было всего-то и узнать, почему это для меня прелюдии оборачиваются дополнительным стрессом, и в то время, как любимый мужчина прикладывает невероятные усилия к нелюбимой женщине, чтобы она «кончила», её охватывает парализация книзу, а чем больше стараний, тем фригиднее становлюсь! Явно, что этот сценарий не маме комментировать. Она, видимо, считает меня ребёнком, а не равной собеседницей.
Как-то раз лет в пять услышала разговор мамы и её мамы, моей бабуси, про папу, явно не предназначавшийся для детских ушей. Речь шла о командировках по всей социалистической части мира и непременных мужских изменах в связи с тем. Обе женщины возмущались одинаково: «Покуда верная жена растит пару детей, её муж кое - чем кое - где «трясёт»! И обе на вырвавшийся крик при мне как свидетеле зашикали, но я всё необходимое поняла сразу: папа в семье имитирует страстную любовь к маме. При случае, он рвётся на свободу, как вот теперь Светило, «себя показать, людей посмотреть». Армен бы буквочку не пропустил в афористичном. В противовес страстной лихорадки со Светилом Армен был само спокойствие: организовывал долгие объятия, демонстрирующие надёжность, на руках меня таскал – убаюкивал, утешал, словом, учитывал в рабочем моменте специфику восприятия пациентки. Да, сплошная клиника. Как там Алёша написал о решении не быть «сексопатологом», а стать нейрохирургом? «Все романы начинаются в голове, развиваются в голове и заканчиваются в ней же!» Но головы хотя бы операбельны! Понимаю!
Чего это я хочу от физической любви со Светилом, которая опять вся уже в прошлом? Он же напрямую предлагал Лермонтовскими словами: «Делись со мною тем, что знаешь, и благодарен буду я, но ты мне душу предлагаешь! На кой мне чёрт душа твоя?!» Здесь, разумеется, все оскорблённые женщины станут плакать, но я же не все! Я сильная, умная (здесь Светило всегда скромно замечает «не дура»), обучаемая. Пусть и не столь хороша, как ему надо! Во мне есть привязанность, но вдруг это всё – только телесное? Вдруг пройдёт? Я уже в Перми решила, что если забеременею, то рожу ребёнка. Но может, это не из-за него, а из-за себя – своего материнского инстинкта? Что во мне от «самки», а что от человека? У меня в крови вирус любви. Он сложился из наших аббревиатур как ВИРусс, в нём есть по половинке друг от друга, но опасен он только для меня, а мужчине как его носителю он и не заметен даже. Мне нужно много работать, чтобы всё, чем живёт душа, ушло далеко-далеко, на задний план! Герой моего романа точно не захочет никаких будущих встреч со мной. Кто же сам согласится на потрясение от встречи с буйно эмоциональной? Зачем ему чужое сумасшествие? Нужно взять себя в руки, когда душой пренебрегли, а про тело говорят так: «Ты думаешь, я с тобой из-за возраста? Да у меня пятнадцатилетние путаны в очередь стоят!» Нисколько не сомневаюсь в таковой крутизне!
Правда, последние встречи со Светилом отличались его джентльменским поведением, меня же скрыто тревожила возможность «пьяного зачатия», а он пропагандировал высокую эротику как полноценный представитель «Эврики», не иначе.
Все «Эвриканцы» не прочь иметь коллективные мозги своей аудитории, а как же! «Поять» - понять – «поиметь». Это прямо по Ломоносову, Светило на этом настаивает. Но для меня эта миссия «взрывателей», когда «сносит крышу», лишь театральная условность, я в это играю понарошку, ведь даже и «Развивающее обучение» - не суть, а игротехнический способ зарабатывания денег в данной реальности. Что-что, а мой релятивизм – вещь здравая! Для меня из всего пережитого важен только главный координатор: «Но ты вздыхаешь, что же делать, Детка, ведь он не нам одним необходим!» (Долина) Начинается внутренняя драматизация, Слава Богу! Я уже не монолитна!
А Его Величеству могу словами песенки просьбу переслать: «Не люби мне мозги!» Он внушил мне несколько своих «перевёртышей». Переиначил Экзюпери: это не «мы в ответственности за тех, кого приручили», это прирученный должен разобраться, что ему с этим теперь делать! Это он сам выбрал – приручиться, а в его привязанности и заключался риск! И ещё – Светило – неуловимый. Если в данной системе координат мы о чём–то договариваемся как сообщники, то это ничего не значит для другой ситуации, в ней он всё определяет уже совсем иначе и снова неуязвим и безответственен. Этот анекдот он рассказал для меня, но это о нём самом: «раздосадованный мужчина кусает «тело» нераспознанной им как резиновой женщины, чтобы та не молчала, а та издаёт «Пш-ш-ш!» и вылетает в раскрытое окно».
Да уж, «улетел, но обещал вернуться»!
Рейтинг: 0
276 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения