Ч. 1. , гл. 4. материализация желаний
24 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
Кажется, в Ростове Великом нам с отцом выдался свободный вечер, и мы решили поужинать в ресторанчике гостиницы. Я тщательно готовилась к выходу – папа был такой холёный в костюме при галстуке, и мне удалось создать удивительно удачный фиалково-розовый макияж на лице. Убив на свою довольную рожицу массу времени, добилась почти профессионального преображения, и, полюбив себя в зеркале, захотела продемонстрировать свой рукотворный имидж хоть кому-то ещё. Папа запросто мог оборвать восторги замечанием, что женщине надлежит думать о том, что в голове, а не о том, что на ней, но его привычное ворчание не мешало при этом ему поощряюще мной любоваться. И хотя папа был прижимист и не расположен кутить, наш выход в свет был им задуман именно для «дочери под прикрытием», чтобы та не опасалась атакующих мужчин, но могла показать себя во всей красе и повысить самооценку.
Меня саму в женском облике всегда поражал столь быстрый переход от скорбного лика к глянцевому образу.
И вот я беру белоснежные брючки с цветными кармашками, вставленными аппликацией по спецзаказу хозяйки, которая намерена ими украсить филейную часть там, где они как раз находятся, и выхожу в коридор – найти место для глажки.
А теперь внимание: главный кадр! Маэстро, туш! Утюг занесён над штаниной, голубой халатик с драконами почти в натуральную величину, наброшен на свежевыкупанное прямо из душа тело без ничего, разукрашенная головка помнит про себя, что она нежна и прекрасна – и вот я вижу … его! Светило, как и полагается, восходит в свите эвриканцев. Его Величество первым делает шаг ко мне, чтобы поприветствовать поцелуем в лоб.
Всё это случилось моментально. Моё сердце выпрыгнуло куда-то в горло, потом упало – ушло в пятки, наконец, забилось так, что, казалось, снаружи его слышно без стетоскопа.
Слова не значили ровным счётом ничего. Всё, что было не с нами, не имело смысла. Во мне совсем не было женской расчётливости, один щенячий восторг. Кстати, плохо скрываемый.
Светило вызвал меня на свидание. Это был диванчик в ресторане. Явилась туда, обмирая, при параде, но с папой. Его Светлость заметно померк: «А зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен!» Отец стойко оставался свидетелем наших посиделок, наблюдая с балкона, как здоровый и крепкий чужой мужчина, выяснив, что потенциальная партнёрша при папе в роли послушной дочери, не сразу, но убрал от меня коготки и лапки. Главное, исторические смотрины будущих деда и отца состоялись. Перед самой смертью папы, им двоим удастся найти какой-никакой общий язык, беседуя по телефону. Для меня звонок «оттуда» значил, как будто «Кремль на проводе», а папа, по своему обыкновению, застраивал даже Его Величество, и тот терпел и относился к авторитарному тону с пониманием, комментируя потом для меня, что мой отец «замечательный человек».
А тогда папа не устраивал дознания – чай, не маленький, но пару раз возмутился на тему: «Почему этот сноб так на тебя смотрел?» Я парировала, как надлежало, что-то невнятное про высокомерие заносчивых москвичей, склонных предъявлять свои права на всё, что в поле их зрения находится. Успокоенный папа ещё раз утвердился в том, что как коммунист хорошо сделал, что не поехал жить в столицу, потому как в Москве нормальным ребёнка не вырастишь и не воспитаешь – слишком вокруг соблазны велики.
Мы с папой уехали наутро, а Светило продолжил свои звёздные восхождения.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138179 выдан для произведения:
Кажется, в Ростове Великом нам с отцом выдался свободный вечер, и мы решили поужинать в ресторанчике гостиницы. Я тщательно готовилась к выходу – папа был такой холёный в костюме при галстуке, и мне удалось создать удивительно удачный фиалково-розовый макияж на лице. Убив на свою довольную рожицу массу времени, добилась почти профессионального преображения, и, полюбив себя в зеркале, захотела продемонстрировать свой рукотворный имидж хоть кому-то ещё. Папа запросто мог оборвать восторги замечанием, что женщине надлежит думать о том, что в голове, а не о том, что на ней, но его привычное ворчание не мешало при этом ему поощряюще мной любоваться. И хотя папа был прижимист и не расположен кутить, наш выход в свет был им задуман именно для «дочери под прикрытием», чтобы та не опасалась атакующих мужчин, но могла показать себя во всей красе и повысить самооценку.
Меня саму в женском облике всегда поражал столь быстрый переход от скорбного лика к глянцевому образу.
И вот я беру белоснежные брючки с цветными кармашками, вставленными аппликацией по спецзаказу хозяйки, которая намерена ими украсить филейную часть там, где они как раз находятся, и выхожу в коридор – найти место для глажки.
А теперь внимание: главный кадр! Маэстро, туш! Утюг занесён над штаниной, голубой халатик с драконами почти в натуральную величину, наброшен на свежевыкупанное прямо из душа тело без ничего, разукрашенная головка помнит про себя, что она нежна и прекрасна – и вот я вижу … его! Светило, как и полагается, восходит в свите эвриканцев. Его Величество первым делает шаг ко мне, чтобы поприветствовать поцелуем в лоб.
Всё это случилось моментально. Моё сердце выпрыгнуло куда-то в горло, потом упало – ушло в пятки, наконец, забилось так, что, казалось, снаружи его слышно без стетоскопа.
Слова не значили ровным счётом ничего. Всё, что было не с нами, не имело смысла. Во мне совсем не было женской расчётливости, один щенячий восторг. Кстати, плохо скрываемый.
Светило вызвал меня на свидание. Это был диванчик в ресторане. Явилась туда, обмирая, при параде, но с папой. Его Светлость заметно померк: «А зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен!» Отец стойко оставался свидетелем наших посиделок, наблюдая с балкона, как здоровый и крепкий чужой мужчина, выяснив, что потенциальная партнёрша при папе в роли послушной дочери, не сразу, но убрал от меня коготки и лапки. Главное, исторические смотрины будущих деда и отца состоялись. Перед самой смертью папы, им двоим удастся найти какой-никакой общий язык, беседуя по телефону. Для меня звонок «оттуда» значил, как будто «Кремль на проводе», а папа, по своему обыкновению, застраивал даже Его Величество, и тот терпел и относился к авторитарному тону с пониманием, комментируя потом для меня, что мой отец «замечательный человек».
А тогда папа не устраивал дознания – чай, не маленький, но пару раз возмутился на тему: «Почему этот сноб так на тебя смотрел?» Я парировала, как надлежало, что-то невнятное про высокомерие заносчивых москвичей, склонных предъявлять свои права на всё, что в поле их зрения находится. Успокоенный папа ещё раз утвердился в том, что как коммунист хорошо сделал, что не поехал жить в столицу, потому как в Москве нормальным ребёнка не вырастишь и не воспитаешь – слишком вокруг соблазны велики.
Мы с папой уехали наутро, а Светило продолжил свои звёздные восхождения.
Кажется, в Ростове Великом нам с отцом выдался свободный вечер, и мы решили поужинать в ресторанчике гостиницы. Я тщательно готовилась к выходу – папа был такой холёный в костюме при галстуке, и мне удалось создать удивительно удачный фиалково-розовый макияж на лице. Убив на свою довольную рожицу массу времени, добилась почти профессионального преображения, и, полюбив себя в зеркале, захотела продемонстрировать свой рукотворный имидж хоть кому-то ещё. Папа запросто мог оборвать восторги замечанием, что женщине надлежит думать о том, что в голове, а не о том, что на ней, но его привычное ворчание не мешало при этом ему поощряюще мной любоваться. И хотя папа был прижимист и не расположен кутить, наш выход в свет был им задуман именно для «дочери под прикрытием», чтобы та не опасалась атакующих мужчин, но могла показать себя во всей красе и повысить самооценку.
Меня саму в женском облике всегда поражал столь быстрый переход от скорбного лика к глянцевому образу.
И вот я беру белоснежные брючки с цветными кармашками, вставленными аппликацией по спецзаказу хозяйки, которая намерена ими украсить филейную часть там, где они как раз находятся, и выхожу в коридор – найти место для глажки.
А теперь внимание: главный кадр! Маэстро, туш! Утюг занесён над штаниной, голубой халатик с драконами почти в натуральную величину, наброшен на свежевыкупанное прямо из душа тело без ничего, разукрашенная головка помнит про себя, что она нежна и прекрасна – и вот я вижу … его! Светило, как и полагается, восходит в свите эвриканцев. Его Величество первым делает шаг ко мне, чтобы поприветствовать поцелуем в лоб.
Всё это случилось моментально. Моё сердце выпрыгнуло куда-то в горло, потом упало – ушло в пятки, наконец, забилось так, что, казалось, снаружи его слышно без стетоскопа.
Слова не значили ровным счётом ничего. Всё, что было не с нами, не имело смысла. Во мне совсем не было женской расчётливости, один щенячий восторг. Кстати, плохо скрываемый.
Светило вызвал меня на свидание. Это был диванчик в ресторане. Явилась туда, обмирая, при параде, но с папой. Его Светлость заметно померк: «А зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен!» Отец стойко оставался свидетелем наших посиделок, наблюдая с балкона, как здоровый и крепкий чужой мужчина, выяснив, что потенциальная партнёрша при папе в роли послушной дочери, не сразу, но убрал от меня коготки и лапки. Главное, исторические смотрины будущих деда и отца состоялись. Перед самой смертью папы, им двоим удастся найти какой-никакой общий язык, беседуя по телефону. Для меня звонок «оттуда» значил, как будто «Кремль на проводе», а папа, по своему обыкновению, застраивал даже Его Величество, и тот терпел и относился к авторитарному тону с пониманием, комментируя потом для меня, что мой отец «замечательный человек».
А тогда папа не устраивал дознания – чай, не маленький, но пару раз возмутился на тему: «Почему этот сноб так на тебя смотрел?» Я парировала, как надлежало, что-то невнятное про высокомерие заносчивых москвичей, склонных предъявлять свои права на всё, что в поле их зрения находится. Успокоенный папа ещё раз утвердился в том, что как коммунист хорошо сделал, что не поехал жить в столицу, потому как в Москве нормальным ребёнка не вырастишь и не воспитаешь – слишком вокруг соблазны велики.
Мы с папой уехали наутро, а Светило продолжил свои звёздные восхождения.
Рейтинг: 0
343 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!