Ч. 1, гл 2. Богу Богово
24 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
Шла зима, и для меня в лицее всё складывалось со студентами успешно, потому что под «филологический комментарий» при желании можно было подвести всё, что угодно. С моими -то азартом и надрывом! Мне как раз только и жилось литературой, и творческие полёты в экстазе между мной и подругами звались «танцуем балет». Так нами определялось возвышенное и миссионерское преподавание. Одна из близких по духу по распределению сослана в уездный городишко Троицк. Другая доучивается на заочном и собирается к лету покорить Москву - театральную. Я уже знаю, что составлю ей компанию, если не повешусь или не уйду в монастырь. Эти два противоположных варианта и составляют полюса моих внутренних забот. Меня удерживает от первого осознание, что добровольный уход из жизни не прост технически, не конструктивен и для выяснения отношений. И это будет означать, что я дала депрессии сломать себя об коленку. Ещё это значит «повесить смерть» на кого-то крайнего. На моих глазах любимый преподаватель в ночь поседел, когда суицидом окончилась тайная безответная любовь к нему девушки – студентки. Я не хочу быть причиной страданий никому, кто во мне видит «дорогого себе человека», сколь я не ошибалась бы на сей счёт, кто-то всегда был привязан наверняка. В последнюю очередь вспоминала, что самоубийцы идут прямиком в ад, так как плевком в лицо Богу возвращают Его бесценный дар – жизнь. По маловерию это тогда почти не пугало. А ныне это единственное и достаточное для аргумента против. Уход от житейской суеты в тихую обитель – это слабость вытерпеть удары судьбы, капитуляция перед неизбежными трудностями и попытка сохранить инерцию любым путём, чтобы не взрослеть. А вот духовный подвиг – это ещё надо как-то на себя примерить. Это не про меня.
Отец, полный тревоги за состояние дочери, («Ах, ты, бедная моя труба – дурочка»!) , взял меня в поездку по «Золотому кольцу» , где нам под видом культурно- просветительской программы предстояло побывать и в действующих монастырях тоже. Для папы это был возможный пролог к будущему крещению на последнем году жизни, а для меня очень значимый судьбоносный разговор.
Ощущения от Ярославля как от литературного музея Некрасова. Углич пронизан утратой и скорбит по невинноубиенному царевичу Дмитрию. Весь город, как плетёная корзинка с детскими игрушечными дворцами из дерева – замысловатый резной деревянный трансформер. В Ростове Великом самый вкусный монастырский квас на меду – никогда ничего вкуснее не пила. Здесь состоялся мой важный разговор с настоятелем монастыря, правда, мужского, но для теоретической разведки и это подошло. Он был седой, как лунь. Вот задумалась сейчас, почему «лунь»? Толи полинявший и серебристый, толи от «Луны», множество прошедших «лун». Меня встретили про него зловещими таинственными легендами, что священника в раннесоветские времена пытали и даже выжгли крест на спине, но сам батюшка сказал, что судьба его вполне заурядна и никаких особенных подвигов, кроме смирения гордыни, он за собой не знает. В стенах монастыря чередование цветов грязно-белого, небесного и чисто – золотого создают особый фон инаковости всего и вся. И я была готова к любым переменам.
За всё время нашей беседы Владыка не назидал и не поучал, за что ему благодарна, а задал лишь один вопрос: «Что бы я хотела взять с собой сюда из прежней мирской жизни?» Почему-то сразу нашлась, что мне жаль будет расстаться со светскими книгами, которые так увлечённо читаю по списку значимого для меня человека. На что собеседник высказал мнение , что я слишком живая и мне не следует уходить от мира, а предстоит среди близких преумножать любовь, смиряя страсти и борясь с соблазнами. К тому же выяснилось, что на тот момент я ещё даже не прошла таинства Крещения, и всё моё стремление к монастырской идиллии было расценено как бегство от тупиковой действительности: «Господи, прости меня, молодую!» (Вероника Долина), а не спасение одной лишь верой. Мои религиозные убеждения и впрямь основывались на формально-ритуальном следовании за верой бабуси, которая не умела облечь её в слова. Но тем надёжнее инстинктивнее было моё подражание православной христианке. Такой путь вёл меня к Храму.
Не могу утверждать, что я предчувствовала встречу с Его Величеством именно теперь. Но как бы ему для равновесия и не возникнуть? Причём, абсолютно сказочным методом. С одной стороны, муки души и поиск покоя, а с другой – жажда земных страстей, и надо всем – водительство судьбы «свыше», вряд ли слепое, как принято определять её вмешательство.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138176 выдан для произведения:
Шла зима, и для меня в лицее всё складывалось со студентами успешно, потому что под «филологический комментарий» при желании можно было подвести всё, что угодно. С моими -то азартом и надрывом! Мне как раз только и жилось литературой, и творческие полёты в экстазе между мной и подругами звались «танцуем балет». Так нами определялось возвышенное и миссионерское преподавание. Одна из близких по духу по распределению сослана в уездный городишко Троицк. Другая доучивается на заочном и собирается к лету покорить Москву - театральную. Я уже знаю, что составлю ей компанию, если не повешусь или не уйду в монастырь. Эти два противоположных варианта и составляют полюса моих внутренних забот. Меня удерживает от первого осознание, что добровольный уход из жизни не прост технически, не конструктивен и для выяснения отношений. И это будет означать, что я дала депрессии сломать себя об коленку. Ещё это значит «повесить смерть» на кого-то крайнего. На моих глазах любимый преподаватель в ночь поседел, когда суицидом окончилась тайная безответная любовь к нему девушки – студентки. Я не хочу быть причиной страданий никому, кто во мне видит «дорогого себе человека», сколь я не ошибалась бы на сей счёт, кто-то всегда был привязан наверняка. В последнюю очередь вспоминала, что самоубийцы идут прямиком в ад, так как плевком в лицо Богу возвращают Его бесценный дар – жизнь. По маловерию это тогда почти не пугало. А ныне это единственное и достаточное для аргумента против. Уход от житейской суеты в тихую обитель – это слабость вытерпеть удары судьбы, капитуляция перед неизбежными трудностями и попытка сохранить инерцию любым путём, чтобы не взрослеть. А вот духовный подвиг – это ещё надо как-то на себя примерить. Это не про меня.
Отец, полный тревоги за состояние дочери, («Ах, ты, бедная моя труба – дурочка»!) , взял меня в поездку по «Золотому кольцу» , где нам под видом культурно- просветительской программы предстояло побывать и в действующих монастырях тоже. Для папы это был возможный пролог к будущему крещению на последнем году жизни, а для меня очень значимый судьбоносный разговор.
Ощущения от Ярославля как от литературного музея Некрасова. Углич пронизан утратой и скорбит по невинноубиенному царевичу Дмитрию. Весь город, как плетёная корзинка с детскими игрушечными дворцами из дерева – замысловатый резной деревянный трансформер. В Ростове Великом самый вкусный монастырский квас на меду – никогда ничего вкуснее не пила. Здесь состоялся мой важный разговор с настоятелем монастыря, правда, мужского, но для теоретической разведки и это подошло. Он был седой, как лунь. Вот задумалась сейчас, почему «лунь»? Толи полинявший и серебристый, толи от «Луны», множество прошедших «лун». Меня встретили про него зловещими таинственными легендами, что священника в раннесоветские времена пытали и даже выжгли крест на спине, но сам батюшка сказал, что судьба его вполне заурядна и никаких особенных подвигов, кроме смирения гордыни, он за собой не знает. В стенах монастыря чередование цветов грязно-белого, небесного и чисто – золотого создают особый фон инаковости всего и вся. И я была готова к любым переменам.
За всё время нашей беседы Владыка не назидал и не поучал, за что ему благодарна, а задал лишь один вопрос: «Что бы я хотела взять с собой сюда из прежней мирской жизни?» Почему-то сразу нашлась, что мне жаль будет расстаться со светскими книгами, которые так увлечённо читаю по списку значимого для меня человека. На что собеседник высказал мнение , что я слишком живая и мне не следует уходить от мира, а предстоит среди близких преумножать любовь, смиряя страсти и борясь с соблазнами. К тому же выяснилось, что на тот момент я ещё даже не прошла таинства Крещения, и всё моё стремление к монастырской идиллии было расценено как бегство от тупиковой действительности: «Господи, прости меня, молодую!» (Вероника Долина), а не спасение одной лишь верой. Мои религиозные убеждения и впрямь основывались на формально-ритуальном следовании за верой бабуси, которая не умела облечь её в слова. Но тем надёжнее инстинктивнее было моё подражание православной христианке. Такой путь вёл меня к Храму.
Не могу утверждать, что я предчувствовала встречу с Его Величеством именно теперь. Но как бы ему для равновесия и не возникнуть? Причём, абсолютно сказочным методом. С одной стороны, муки души и поиск покоя, а с другой – жажда земных страстей, и надо всем – водительство судьбы «свыше», вряд ли слепое, как принято определять её вмешательство.
Шла зима, и для меня в лицее всё складывалось со студентами успешно, потому что под «филологический комментарий» при желании можно было подвести всё, что угодно. С моими -то азартом и надрывом! Мне как раз только и жилось литературой, и творческие полёты в экстазе между мной и подругами звались «танцуем балет». Так нами определялось возвышенное и миссионерское преподавание. Одна из близких по духу по распределению сослана в уездный городишко Троицк. Другая доучивается на заочном и собирается к лету покорить Москву - театральную. Я уже знаю, что составлю ей компанию, если не повешусь или не уйду в монастырь. Эти два противоположных варианта и составляют полюса моих внутренних забот. Меня удерживает от первого осознание, что добровольный уход из жизни не прост технически, не конструктивен и для выяснения отношений. И это будет означать, что я дала депрессии сломать себя об коленку. Ещё это значит «повесить смерть» на кого-то крайнего. На моих глазах любимый преподаватель в ночь поседел, когда суицидом окончилась тайная безответная любовь к нему девушки – студентки. Я не хочу быть причиной страданий никому, кто во мне видит «дорогого себе человека», сколь я не ошибалась бы на сей счёт, кто-то всегда был привязан наверняка. В последнюю очередь вспоминала, что самоубийцы идут прямиком в ад, так как плевком в лицо Богу возвращают Его бесценный дар – жизнь. По маловерию это тогда почти не пугало. А ныне это единственное и достаточное для аргумента против. Уход от житейской суеты в тихую обитель – это слабость вытерпеть удары судьбы, капитуляция перед неизбежными трудностями и попытка сохранить инерцию любым путём, чтобы не взрослеть. А вот духовный подвиг – это ещё надо как-то на себя примерить. Это не про меня.
Отец, полный тревоги за состояние дочери, («Ах, ты, бедная моя труба – дурочка»!) , взял меня в поездку по «Золотому кольцу» , где нам под видом культурно- просветительской программы предстояло побывать и в действующих монастырях тоже. Для папы это был возможный пролог к будущему крещению на последнем году жизни, а для меня очень значимый судьбоносный разговор.
Ощущения от Ярославля как от литературного музея Некрасова. Углич пронизан утратой и скорбит по невинноубиенному царевичу Дмитрию. Весь город, как плетёная корзинка с детскими игрушечными дворцами из дерева – замысловатый резной деревянный трансформер. В Ростове Великом самый вкусный монастырский квас на меду – никогда ничего вкуснее не пила. Здесь состоялся мой важный разговор с настоятелем монастыря, правда, мужского, но для теоретической разведки и это подошло. Он был седой, как лунь. Вот задумалась сейчас, почему «лунь»? Толи полинявший и серебристый, толи от «Луны», множество прошедших «лун». Меня встретили про него зловещими таинственными легендами, что священника в раннесоветские времена пытали и даже выжгли крест на спине, но сам батюшка сказал, что судьба его вполне заурядна и никаких особенных подвигов, кроме смирения гордыни, он за собой не знает. В стенах монастыря чередование цветов грязно-белого, небесного и чисто – золотого создают особый фон инаковости всего и вся. И я была готова к любым переменам.
За всё время нашей беседы Владыка не назидал и не поучал, за что ему благодарна, а задал лишь один вопрос: «Что бы я хотела взять с собой сюда из прежней мирской жизни?» Почему-то сразу нашлась, что мне жаль будет расстаться со светскими книгами, которые так увлечённо читаю по списку значимого для меня человека. На что собеседник высказал мнение , что я слишком живая и мне не следует уходить от мира, а предстоит среди близких преумножать любовь, смиряя страсти и борясь с соблазнами. К тому же выяснилось, что на тот момент я ещё даже не прошла таинства Крещения, и всё моё стремление к монастырской идиллии было расценено как бегство от тупиковой действительности: «Господи, прости меня, молодую!» (Вероника Долина), а не спасение одной лишь верой. Мои религиозные убеждения и впрямь основывались на формально-ритуальном следовании за верой бабуси, которая не умела облечь её в слова. Но тем надёжнее инстинктивнее было моё подражание православной христианке. Такой путь вёл меня к Храму.
Не могу утверждать, что я предчувствовала встречу с Его Величеством именно теперь. Но как бы ему для равновесия и не возникнуть? Причём, абсолютно сказочным методом. С одной стороны, муки души и поиск покоя, а с другой – жажда земных страстей, и надо всем – водительство судьбы «свыше», вряд ли слепое, как принято определять её вмешательство.
Рейтинг: 0
320 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения