Лена опустила глаза, ей кусок в горло не лез, было стыдно и не удобно перед этой чужой старушкой. Женщине казалось, что она как рентген, всех видит насквозь, уж очень у нее был взгляд жесткий и пронзительный. Лена только кивнула головой.
-Хорошо, девка, буду говорить при Даше, ты не смотри, что она мала, она уже все своим умишком понимает. И вот, что я тебе, Елена, скажу, а ты слушай. А там хочешь, обижайся на старуху, хочешь - нет, дело твое. Только что же ты за мать такая, которая только о себе думает? И что же за любовь такая, когда на мужской орган детей обменивают. Мне уже почти 80 лет, а я всякую жизнь повидала, и любовь видела всякую. Но, чтоб в кобелиной похоти обвинять дитя неразумное? А ты защитить ее от срама и насилия не подумала, это тебе ни разу не пришло в голову? Ты только свои переживания имела, а чтоб девку защитить, да учиться отправить, тебе и в голову не пришло.
Даша взглянула на Агашу и опустила глаза, она ни разу не слышала, чтобы старушка так ругалась, девочка вышла во двор, а то у Дарьи лицо со стыда пунцовым стало.
-Ты бы видела эту пичужку, сколько горя она выплакала, сколько стыда натерпелась.
-Простите,- женщина не смела глаза поднять со стыда.
-Да ты у нее, а не у меня, всю жизнь прощения просить будешь. Дашка давно простила тебя, только тебе до смерти будет казаться, что ничем не искупить грех этот, этот стыд, как тень будет всю жизнь стоять между вами. И за что вы, бабы, детей предаете, да души губите, за мужиков, да не один из них со дня сотворения мира не стоит ни одной детской слезинки. За детей надо бороться, для них жить, в них всю душу вкладывать, а не в то, чтоб ножошки пошире раздвинуть. Вот она – эта птичка, твое будущее, женщина, а где же твой кобель, что он не с тобой?
-Прогнала я его,- Лена утирала платочком слезы.
-Да за что же, позволь понять старухе?
-Баб стал в дом водить, вот и прогнала.
-Да, вот, значит, как, чужих теток пожалела, а за свою дочь не заступилась, вот какая цена тебе как матери. Вот заберешь ты ее домой, а как обратно он явится, будет в ногах валяться, прощения просить, и примешь. А Дашке-то, куда потом деваться, в петлю лезть? Ведь второй раз не перенесет ее душа изгольства. А то просто поспорите, и прогонишь, опять, это что, щенок - можно принять, можно выгнать. Душа это живая, драгоценная в глазах Божьих, никому не позволено об нее ноги вытирать, ни чужому, ни родному. Хотела я тебя, баба, наказать вместе с супружником твоим, да ради Дашки пожалела, чтоб ей не плакать о тебе. Вот, что я тебе еще скажу, не увезешь ты девку отсюда, если сама она того не захочет. Воля ее, да и если поедет, помни, коль обидишь девчонку чем, суд мой тебя скоро найдет, заговорила я ее. Коль обидит ее кто, чужой или родной, уж лучше было бы тому не родиться. Потому, как все святые от обидчика отвернутся, и все худое вернется по кругу к нему с умноженной силою. Вот где истина-то, когда говорят, что слово убить может. Вот тебе мой сказ, а сейчас поступай, как знаешь, на меня обиды не держи я отходчивая. Хочешь, гости у меня, хочешь - домой езжай, только более я к этой теме не вернусь. Хватит и с тебя позора. Пойду я к соседке схожу, а вы подумайте, поешьте, приду – объявите о своем решении, но помни, что я тебе сказала.
Старушка встала и пошла тихонько на крыльцо. А Елена осталась сидеть как пришитая, давно ее так никто не отчитывал. Да и права была старушка, возразить-то нечем, во всем права. Легко прогнать или уйти, хлопнув дверью, очень трудно начинать все сначала. А еще труднее признавать свои ошибки, свою неправоту. Аграфена вышла на крыльцо, девочка сидела на скамеечке, старушка улыбнулась, погладила Дашку по голове, - ты прости, дочка, так надо было, иди, зовет, поговорите, а я пойду у Аси посижу, потом приду.
Помочь сайту
Поздравления
