Агаша. Часть 17.

-Так у тебя совсем не кого нет?- поинтересовался Борис.
Дарья хотела что-то ответить, но Анна опередила ее,- вам какая разница, раз бабушка приняла ее в семью, значит так надо.
- Солнышко, а вдруг Даша меня соблазнит,- и так по детски скорчил рожу.
Дарья чуть кофе не захлебнулась, а Борька рассмеялся.
-А вот этого, придурок, я тебе настоятельно не советую.
-Прекратите оба,- спор оборвала Тоня,- нашли время для брачных игр. Ты бы лучше дала что-нибудь девчонке переодеться,- она обратилась к Анне.
Дашка невольно посмотрела на свои потертые брючки и старую блузку, сменившую белый цвет на застиранный серый. И так стало неловко, как будто ее сквозь строй прогнали, где каждый пнул и плюнул. Анна улыбнулась, схватила Дарью за руку и потащила в свою комнату, вернее их с Борисом спальню.
-Ты на них не обращай внимания, они хорошие, просто день для знакомства, скажем не тот, и Тонька привыкла говорить, что думает. Но она добрая, хоть и жесткая, говорю же, вся в Агашу.
В комнате Анька вытащила джинсы теплые черного цвета,- померь.
-Да не надо, я так, зачем.
-Так, быстро надевай,- следом за джинсами на кровать полетел джемпер из ангоры, ярко зеленого болотного цвета.
-Я постираю, потом и верну,- было жутко неудобно.
-Конечно, постираешь, не будешь же носить грязное,- Аня улыбалась,- ты такая смешная, я все равно после родов в них не влезаю, а тебе идет зеленый цвет.
Анна еще нашла девочке новые носочки махровые, темно синего, почти черного цвета. Даша посмотрела на свои шитые перешитые.
-Платок, еще нужен платок,- девушка порылась в ящике шифоньера и выудила оттуда гипюровую косынку,- на, а свои вещи можешь сложить пока здесь на стуле, а лучше выкинь, когда оденешься, выходи.
Гостья осталась одна. Правда, завтра или уже сегодня народа будет много, чтоб Агаша не краснела за меня. Переодевшись и сложив свои вещи в стопочку на стул, Даша надела на голову косынку и вышла в большую комнату. Там стоял симпатичный молодой поп в черной рясе с расшитым поясом и золотым крестом на груди. Он читал молитвы по книжке, то пел, то читал, слова не все были понятны. На гроб был привинчен подсвечник с тремя свечами в изголовье покойной Лизы, и они горели. На комоде в углу стояла фотография Лизы с черной ленточкой в уголке и возле нее тоже горела свечка, но одна и поменьше. Даша догадалась, что поп – это, наверно, отец Алексей знакомый большого брата, который ходил по комнате и читал молитвы то, вставая в ногах гроба, то в голове. Все молча сидели вдоль комнаты, кто на стуле, кто на табурете, Дарья тоже села на свободный табурет. Женщины плакали молча, роняя и утирая слезы, никто рыданиями не прерывал голос священника. Елизавета, наверно, была при жизни красивой, как и на фото, сейчас на ней не было никаких следов рака или гноя. Только цвет кожи был пожелтевший, а так, будто она спала. И лишь мерзкий запах выдавал, что жизнь из человека ушла и тело тлеет. В белом шелковом платке на голове и венчиком на лбу, как положено, укрытая белым гипюровым полотном, нарядная и строгая. Только губы на ее бледном лице выделялись розовым пятном. Легкие кремовые тени, глаза подведены и ресницы накрашены. В целом смотрелось нормально и даже завораживало. Даше снова показалось, что Лиза просто спит, если б только не этот запах гниения. Отец Алексей перестал ходить, поставил себе стул в изголовье гроба и сел, продолжая читать по книге. Сколько так прошло времени, никто не считал и не замечал. Через какое-то время пришел Ефим, позвал Бориса в коридор. Они о чем-то поговорили и Боря, одевшись, ушел. А большой брат сел тихонько на стул рядом с Агашей. Для Дашки время тянулось очень медленно, девушка встала и вышла на кухню. Подошла к окну, там во дворе дети катались с горки, форточка была открыта, и было слышно, как они смеялись и галдели. Один мальчик специально подтолкнул девочку, и она свалилась кубарем с горки вместе со своими санками. Остальные дети смеялись. Тогда эта девочка с психом швырнула санки, сложила демонстративно руки на груди и надув щеки, пошла, видимо домой. Смешно, Даша невольно улыбнулась. В другой стороне двора какая-то женщина очень пьяная, она еле стояла на ногах, ругалась с девушкой, наверно, дочкой. Дарья слышала, как девушка обвиняла женщину: - довольна, «синяк», нажралась опять, и пошла ты…, я видеть тебя не хочу. И как в ответ на свои слова, девушка повернулась и пошла в другую сторону. А женщина кричала ей в след: - Настя, вернись, вернись, Настька. Потом, поняв, что осталась одна на улице, падая и шатаясь, поплелась к крайнему подъезду. Печально, подумала Даша, если бы у меня еще и мать пила, я бы точно в петлю залезла.